МРАЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ ЛАВКРАФТОВСКОГО КОСМИЦИЗМА МОЖЕТ ОБЪЯСНИТЬ СОСТОЯНИЕ МИРА. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ МЫ ЭТОГО ХОТИМ?
«The Call of the Void. The grim Philosophy of Lovecraft's Cosmicizm may explain the state of the World. Do we really want it to?» (2021).
.
Автор: Шон Раффман (Sean Ruffman) — американский писатель-фрилансер, поэт-лауреат, тёмный маг и мастер йоги, живущий в уединенной хижине в лесах Пенсильвании. Когда он не читает и не пишет, он много медитирует и общается с пришельцами с Сириуса из созвездия Большого Пса.
.
Давайте на мгновение задумаемся об ужасах нашего мира... Каждый год миллионы людей голодают. Сотни природных видов вымирают. Наша планета стала жертвой вырубки лесов, загрязнений окружающей среды и широкомасштабной войны, продолжающейся годами подряд, и конца этому не видно. Каждый день на огромных «фабричных» фермах уничтожается сто миллионов животных. По всему миру, про-фашистские эскадроны смерти не позволяют природным богатствам служить общественному благу.
.
* * *
Давайте на мгновение задумаемся об ужасах нашего мира... Каждый год миллионы людей голодают. Сотни природных видов вымирают. Наша планета стала жертвой вырубки лесов, загрязнений окружающей среды и широкомасштабной войны, продолжающейся годами подряд, и конца этому не видно. Каждый день на огромных «фабричных» фермах уничтожается сто миллионов животных. По всему миру, про-фашистские эскадроны смерти не позволяют природным богатствам служить общественному благу.
В воздухе клубится чёрный дым, густой от смерти и органического разложения, целые города окутаны его устрашающим мраком. Массы людей маршируют в знак протеста против своих предполагаемых лидеров — лидеров, наблюдающих за фатальным и систематическим извлечением человеческой энергии и добычей планетарных ресурсов. Они смотрят на эти страдания и ничего не делают — или, что ещё хуже, направляют свои беспощадные вооруженные силы, чтобы сломить народные массы. И, всё это, во имя своего Абстрактного Бога.
Это Космический Ужас, да, но не тот космический ужас, слетевший со страниц какого-нибудь писателя-фантаста начала XX века. Невыразимый Бог — это не лавкрафтовский Азатот, Йог-Сотот, или Ктулху. Это наш мир, и «боги», которым служат наши лидеры, — это бездушные системы, управляющие обществом, — Деньги, Капитал и Империализм.
В эпоху, столь необъяснимо жестокую, как нынешняя, стоит ли удивляться тому, что в общественное сознание вновь вернулся Космический Ужас — или что сравнение между Космическим Ужасом и нашим собственным сегодняшним положением стало настолько распространённым и привлекательным?
Но Космический Ужас — это больше, чем просто художественная фантастика и эстетика — в основе жанра лежит тёмная и нигилистическая философия, известная как Космицизм. Впервые созданное (как и само понятие "Космического Ужаса") американским писателем Говардом Филлипсом Лавкрафтом, Космицизм — это мировозрение, фокусирующееся на жалкой ничтожности человечества и ужасающем страхе, присущем нашим попыткам понять невообразимо огромную, кажущуюся безразличной вселенную вокруг нас. Это мировоззрение, вырастающее из сурового, деморализующего наблюдения: в космическом масштабе бессмысленность нашего существования практически бесконечна. Именно бессмысленность и наше неведение безбрежных просторов космоса — оставляет место для пугающих фантазий в жанре Космического Ужаса.
В рамках данной нигилистической философии и космических конструкций такие авторы, как Говард Ф. Лавкрафт, Роберт Э. Говард, Кларк Э. Смит и многие другие писатели, создали обширный пантеон древних внеземных сущностей, существование которых противоречит общим понятиям гуманизма и самой жизни на Земле. По сравнению с этими богоподобными существами человеческая жизнь и страдания не значат абсолютно ничего. Это мощный литературный символизм безжалостной бессмысленности бесконечной и безразличной Вселенной. Неслучайно истории Лавкрафта часто заканчиваются тем, что герои неспособны осмыслить невообразимые и бесчеловечные космические ужасы с которыми они сталкиваются, и перед ошеломляющим масштабом своей дилеммы, в конечном итоге, погружаются в глубокое и неизлечимое безумие.
С этой точке зрения, рассматриваемое сравнение между современным миром и космическим ужасом, кажется почти прямолинейным.
Взгляните на любого мирового лидера: вы смотрите на человека, баллотировавшегося на пост из-за искреннего сострадания к человеческой жизни? Или на пустой сосуд, ведомый тёмными силами — будь то экономическими или чисто идеологическими — со своими собственными нечеловеческими потребностями? (И, если уж на то пошло, кто из нас не чувствовал, как способность к пониманию достигает предела, сталкиваясь с холодной правдой и жёсткими механизмами работы наших мировых правительств и глобальных цепочек торговых поставок? Беглый взгляд на эксплуатацию, присущую глобальному капитализму, показывает нам, что мир, в котором мы живем, так же бесчеловечен, как и космический замысел Ктулху или Йог-Сотота и, по всей видимости, причиняет гораздо больше страданий, и в более непосредственных условиях).
В этом смысле трудно представить, что политические лидеры нашей планеты являются чем-то иным, кроме ревностных и истинных приверженцев Космицизма; их бессмысленное разрушение природного мира столь же страстно и нетерпеливо, как и у вымышленного Культа Ктулху. Подкреплённая полным пренебрежением к человеческой жизни и абсолютной сосредоточенностью на антигуманных силах, заслужившая их преданность, наша политическая сфера — это та область, где человеческая жизнь часто игнорируется и становится незаметной проблемой, такой, какой она могла бы быть перед лицом появившегося Старшего Бога, пришедшего заявить о своих правах на мир, как на свой собственный.
Для тех, кто у власти, кто усвоил такую неземную логику, насколько веской должна быть гуманитарная причина, чтобы положить конец нещадной эксплуатации, присущей глобальному капитализму? Как можно добиться прогресса, когда сильные мира сего и их боги, какова бы ни была причина, отказываются мириться даже с небольшим снижением прибыли?
Вы взираете на человека, баллотировавшегося на пост из-за искреннего сострадания к людям, или на пустой сосуд, ведомый тёмными силами? Заманчиво принять такую предпосылку для самих себя, что обрамление нашего мира — это чистый космический ужас и нигилизм. Но, к чему это нас приведёт?
Герои Лавкрафтианского космического ужаса остаются беспорядочно шатающимися и бессвязными, потому что они в буквальном смысле не могут представить себе космических божеств, отравляющих их мир. Вне всякого сомнения, это не наша судьба — мы не можем быть безумцами! Борьба заключается не в том, чтобы вообразить реальный масштаб или ужас врага. Мы можем изо всех сил пытаться искать путь к лучшему миру — гуманистическому миру, миру без капитализма, — но это не из-за нашей умопомрачительной неспособности понять противника. Мы прекрасно видим сумрачную тень, отбрасываемую на этот мир.
Скорее, наша задача состоит в том, чтобы найти решение и придумать свой путь движения вперёд — в преодолении того факта, что нам легче вообразить себе мир с Ктулху, чем мир без эксплуатации. В отличие от литературных со-братьев по Космическому Ужасу, мы можем представить своего недруга — и, в отличии от Непостижимого Ктулху, слишком хорошо знаем кто нам противостоит.
Но, в этом тоже часть привлекательности и очарования Космического Ужаса: оно добавляет впечатляющего величия и тёмных чудес ужасающему, иррациональному и банальному кошмару жизни на Земле при современном капитализме. Обмен повседневных невзгод и страданий, таких как голод и нищета, на странных существ и гигантских непостижимых Древних Богов из-за пределов известной вселенной — это способ психологически справиться с жестокой реальностью. Однако, мы не должны упускать из виду разницу: в отличие от Лавкрафтианских аналогов, мы можем полностью представить себе зловещего бога, скрывающегося за кулисами и правящего нашим миром. Эта способность распознавать собственные страхи и взаимодействовать с ними, является достаточным доказательством того, что наша жизненная миссия не тщётна — и что путь вперёд может быть найден.
Мы не жертвы Космического Ужаса, в котором все мы родились. Мы не поддадимся Нигилизму — и Космицизму — когда столкнёмся с проблемой избавления этого мира от апатичных и равнодушных монстров Капитала.
Мыслить иначе — значит признать поражение и принять тот факт, что мы никогда не сможем заглянуть за Хребты Безумия и увидеть за горизонтом лучший мир. Признать, что мы не в силах победить своих абстрактных божеств и преодолеть организационные противоречия Капитализма — значит рухнуть под тяжестью собственного отчаяния и смириться с тем, что наших богов невозможно уничтожить, и это единственное, что когда-либо может с нами произойти.
Но такая судьба слишком чудовищна, чтобы её можно было себе вообразить...
«ДИНОЗАВРЫ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Г.Ф. ЛАВКРАФТА» (2018).
«Как Лавкрафт использовал в своих историях тему Древней Экосистемы Динозавров».
/Научно-популярные исследования Мифов Ктулху/.
.
Материал из англоязычного журнала «Лавкрафтианская Наука» (Journal Of Lovecraftian Science», 2018).
Автор: Фред С. Лубнов (Fred S. Lubnow) — доктор философии, спикер научно-информационного Эрмитаж Симпозиума — «Гримуары Лавкрафта: Восток и Запад».
_________________
* * *
После выхода в 2018-ом году фантастического фильма «Парк Юрского Периода — II», я решил внимательно рассмотреть мысли Лавкрафта о динозаврах, и подобных древних организмах из его странных фантастических историй.
В биографии известного исследователя С.Т. Джоши о Говарде Лавкрафте — «Я — Провидение: Жизнь и Времена Г.Ф. Лавкрафта» (2013), автор отметил, что в своём дневнике Лавкрафт упоминает о том, что 6-го октября 1925-го года он ходил в кинотеатр смотреть премьеру американского фильма «Затерянный Мир» (The Lost World) режиссера Гарри О. Хойта , снятого по мотивам одноимённого фантастического романа Артура Конан Дойля. В этой классической немой картине были представлены потрясающие спец-эффекты покадровой анимации, являвшиеся гениальными для того времени и актуальными даже сегодня. Эти спецэффекты были достигнуты благодаря усилиям их главного создателя Уиллиса О'Брайена, впоследствии также работавшего над известными кинофильмами «Кинг-Конг» (1933) и «Могучий Джо Янг» (1949). Созданные им динозавры заняли едва ли не бо́льшую часть экранного времени и стали главной причиной грандиозного успеха картины. В дальнейшем О'Брайен стал наставником другого знаменитого мастера спецэффектов Рэя Гаррихаузена, работавшего над эффектами в трилогии фильмов о Синдбаде; в фильме «Миллион лет до Нашей Эры» и в других популярных кинолентах. Сегодня было бы очень интересно услышать мнение Лавкрафта о фильме «Затерянный Мир», однако в своих письмах писатель коротко упоминает только о картине «Кинг-Конг», сказав, что в ней имелись «...хорошие механические эффекты» («Я — Провидение: Жизнь и Времена Г.Ф. Лавкрафта», С.Т, Джоши, 2013).
Кроме прочего, в 1919-ом году Лавкрафт написал в своей записной книжке («Общая Книга, 1919-1937: Записки и Эссе — Г.Ф. Лавкрафт», 1938) следующее утверждение: «Как динозавров когда-то превзошли млекопитающие, так и человека-млекопитающего когда-то превзойдут насекомые или птицы — это станет падением человека перед Новой Расой» (Сборник эссе. Том-5: философия, биография и альманах — Г.Ф. Лавкрафт, под ред. С.Т. Джоши, 2006). В отредактированном произведении Залии Бишоп «Курган» Лавкрафт цитирует, что «изменённый» главный герой Джордж Э. Лоутон, выйдя из кургана бессвязно бормотал различные фразы, в том числе: «...всегда внизу..., до появления каких-либо живых существ — старше чем динозавры...». В обоих случаях, Лавкрафт использует в тексте динозавров, как некий тип организмов-индикаторов, чтобы тем самым проиллюстрировать черезвычайно большие промежутки геологического времени, связанные с подъёмом или падением видов, и цивилизаций.
Считается, что нашему виду (современным людям — Homo Sapiens) не менее двухсот тысяч лет, хотя отдельные новые исследования, вышедшие в 2017-ом году показывают, основываясь на окаменелостях обнаруженных в Эфиопии, что возраст современного человека может достигать до 350-ти тысяч лет. В целом же, нашему роду «Homo», по оценкам учёных немногим более двух миллионов лет. В отличии от нас, динозавры, как считается, жили на Земле в промежутке примерно от 250-ти до 65-ти миллионов лет назад, по существу в Мезозойскую Эру («Динозавры: Краткое Введение», Д.Норман, 2005). Таким образом, в то время, когда наш человеческий род сформировался на планете немногим более двух миллионов лет (а с момента отделения предков современного человека от других приматов прошло ориентировочно всего около 6-7 миллионов лет), то динозавры, как группа (экосистема), уже жили приблизительно 177 миллионов лет назад. В то время, как мы считаем себя доминирующим организмом на Земле, с геологической точки зрения на этот раз динозавры были гораздо успешнее нас. Поэтому неудивительно, что Лавкрафт упоминал в своих произведениях динозавров как своего рода «геологическую метку времени».
Также Лавкрафт использовал динозавров, как средство передачи Космического Ужаса, связанного не с космическим пространством, а с геологическим временем; другими словами, время нашего существования — всего лишь мимолетная секунда в Великой Схеме истории Земли и Вселенной. Известный астрофизик и пионер экзо-биологии, давший толчок к созданию проекта по поиску внеземных цивилизаций «SETI» — американский учёный Карл Саган поместил этот геологический временной период в понятный для нас контекст одного календарного года. Если всю историю Вселенной масштабировать и условно сжать в один календарный год, где Большой Взрыв произошел бы в первую секунду полуночи 1-го января, а концом года был бы сегодняшний день, то с временнОй точки зрения наша Космическая Незначительность будет продемонстрирована ярче всего. Тогда, например, в развитии Вселенной вся история человечества ограничивалась бы всего только одной, самой последней минутой заключительного дня года, 31-го декабря! Что еще раз доказывает: в Космической Временной Шкале, люди — в буквальном смысле, это лишь Незначительная Вспышка.
Возвращаясь в своих художественных работах к динозаврам, Говард Лавкрафт несколько раз использует данные до-исторические организмы в качестве геологических индикаторов времени в романе «Хребты Безумия», где, как говорят Древние Боги, города существовали в Мезозойскую Эру, ещё со времён динозавров. Кроме того, по сравнению с древними существами динозавры были описаны как «... почти безмозглые объекты... ». Действительно, во времена Лавкрафта динозавры считались крупными, но глупыми древними рептилиями. Исследуя то, что было известно о динозаврах в научном мире времён жизни Лавкрафта, обнаруживается, что в отличие от большинства других областей науки и техники (например, интеграции генетики с эволюцией; теория относительности; квантовая механика и так далее), наука палеонтология в начале 20-го века находилась в застойной стагнации. В разных частях света всё ещё продолжали находить кости и окаменелости, но уже слишком в малом количестве для нормального развития этого типа научной дисциплины («Динозавры: Краткое Введение», Д. Норман, 2005). Только в конце 20-го века (в 1970-ые годы) ученые-палеонтологи обнаружили, что динозавры, оказывается не были безмозглыми животными, а имели достаточно высокий интеллект, многие из них обладали социальным поведением и, в определённом эволюционном смысле, некоторые из них всё ещё до сих пор существуют.
В рассказе Лавкрафта «Тень из Безвременья», главный персонаж Натаниэль Уингейт Пизли, находясь в далёком прошлом в теле адепта Великой Расы, вспоминает, как узнал: «... динозавров, птеродактилей, ихтиозавров, лабиринтодонтов, плезиозавров…». Единственная малознакомая группа в этом списке — это лабиринтодонты, представляющие собой вымерший под-класс земноводных, ведущих своё происхождение от рыб с лопастными плавниками, живших в древний Период Девона (4-ый период Палеозойской Эры, названный Эпохой Рыб, от 408-ми до 360-ти миллионов лет назад) и являющихся ключевыми предками всех существующих наземных позвоночных. Опять же, упоминание динозавров и других до-исторических животных помогает в правильном свете взглянуть на истории Лавкрафта относительно геологического времени.
Подводя итог, можно сделать вывод, что хотя динозавры и не были ни разу в центре внимания ни в одной из лавкрафтианских историй, иногда писатель использовал их в качестве индикаторных организмов для определения и описания гигантских промежутков геологического времени развития Земли. Однако те научные познания о до-исторических динозаврах, существовавшие в первой четверти 20-го века при жизни Лавкрафта, очень сильно отличались от того, что сегодня мы знаем об этих вымерших организмах древних экосистем. Лавкрафт был бы абсолютно поражён тем, что стало известно людям об этих существах в 21-ом веке. Это факт заставляет задуматься, что ещё нового смогут узнать и понять люди о динозаврах по прошествии пятидесяти, ста, или более лет, и будет ли когда-нибудь на нашей планете создан настоящий «Парк Юрского Периода»?
Первоначальная публикация в печатной версии американского журнала странной литературы и искусства «American Eldritch: Deus Ex Gothica» (Vol. 2, dec. 2016).
.
Автор-составитель: Аладдин Р. Коллар (Aladdin R. Collar) — американский иллюстратор и дизайнер графики, создатель фантастических комиксов и графических романов, издатель и редактор небольшого журнала странной фантастики «American Eldritch: Deus Ex Gothica». Создаёт медиа-контент для крупного американского консьерж-агентства развлечений компании «Wishing Well LLC» (Вирджиния). В 2013-ом году основал независимую издательскую группу «American Eldritch Press», на сегодняшний день опубликовавшую около 20-ти книг, в том числе несколько подробных антологий и переизданий странной и готической литературы, такой как «Боги Пеганы» Лорда Дансени и «Континентальные Пророчества» Уильяма Блейка, а также других классических, современных, документальных, публицистических, художественных произведений и поэзии, включая работы Г. Лавкрафта, Г. Уэллса, В. Скотта, М. Грегори, Д. Рассела, Д. Мейсфилда, поэтов — Байрона, Йейтса, Ногучи, Памелы Колмар Смит и Аликс Эгертон. В настоящее время Аладдин Коллар проживает в Балтиморе, штат Мэриленд (США).
.
ЗНАКИ ХТОДИАКА:
Ктулху (21 января — 19 февраля)
Дагон (20 февраля — 20 марта)
Шуб-Ниггурат (21 марта — 20 апреля)
Хастур (21 апреля — 21 мая)
Нуг и Йеб (22 мая — 21 июня)
Тсатоггуа (22 июня — 22 июля)
Ултура Йон (23 июля — 22 августа)
Гатаноа (23 августа — 23 сентября)
Йог-Сотот (24 сентября — 23 октября)
Йиг (24 октября — 22 ноября)
Ноденс (23 ноября — 21 декабря)
Ньярлатхотеп (22 декабря — 20 января)
______________________________
* * *
.
«Мудрость Хтодиака проистекает из представлений о гелио-центрических концепциях, основанных, в свою очередь, на древних гео-центрических принципах; по своей сути, представленный Хорроскоп служит гидом для лучшего понимания того, какой именно Древний бог (ежемесячно, на протяжении года) не обращает на Вас абсолютно никакого внимания. Часто сообщаемые людьми высказывания ужаса обычно содержат такие откровения, как: «Я лишь Пыль», «Надежды нет», «Человечество является Случайностью» или «Сейчас, как никогда, больше ничто не имеет значения». Пророческая сила Безграничного Ужаса в равной степени распространяется на всех, потому что все — одинаковы. Кратковременны, эгоистичны и жалки; и едва ли разумны. Вы были бы предсказуемы даже без помощи звёзд, которые, так уж случилось, предвидят каждое ваше действие. Но всё это, разумеется, только символически; здесь нечему учиться, и ничего невозможно обрести...».
* Данные рекомендации для каждого Знака достаточно универсальны, исходя из чего будет весьма полезно ознакомиться со всеми.
~•~
КТУЛХУ (21 января — 19 февраля): Ваши сновидения ничего не значат, не обращайте на них внимания, игнорируйте их. То не мертво, что может вечно лгать...
ДАГОН (20 февраля — 20 марта): Хотя Вы находите утешение в своих глубинах, Вы пропадёте, если не отважитесь выйти на мелководье. Не обращайте внимания на червей, они всегда ловушки.
ШУБ-НИГГУРАТ (Шеол-Нугганот; 21 марта — 20 апреля): Вас будут чтить, и восхвалять. Используйте своё положение, чтобы уничтожить других. Воспользуйтесь их неуверенностью в себе, для продвижения своих собственных планов.
ХАСТУР (21 апреля — 21 мая): Вы будете центром жизни тусовки, и также станете её смертью. Смеяться над собственными шутками — это нормально, даже если никто другой кроме Вас этого не делает. Последняя шутка не за горами, вырисовывается финальная кульминация.
НУГ и ЙЕБ (22 мая — 21 июня): Ваша двойственность разрывает Вас на части. Отпустите её. Станьте модульным. Ки́ллер — ночью, пастушо́к — утром. Разнообразное творчество соединяется и способствует примирению ложных двоичных бина́ров.
ТСАТОГГУА (22 июня — 22 июля): Обитатель Порога следит за Вами и не спускает с Вас глаз. Вы никогда не разглядите его за завесой, которую он стережёт, но Обитатель может быть поглощён. Поместите его внутрь себя.
УЛТУРА ЙОН (23 июля — 22 августа): Купайтесь в свете там, где Вы сможете его найти. Тьма безгранична и непроглядна, и тёплых лучей мало. Если чья-то рука должна накормить Вас, прикусите её достаточно сильно, чтобы Вы снова смогли поесть, когда потребуется.
ГАТАНОА (Гатанотоа; 23 августа — 23 сентября): Вам будут являться глупцы и дураки. Направляйте их, в их же естественном движении навстречу к Пыли. Терпение освободит Вас от оков внутренней тюрьмы.
ЙОГ-СОТОТ (24 сентября — 23 октября): Вы — Врата и Ключ. Помните об этом, и будьте внимательны к тому, что впускаете внутрь. Хаос и беспорядок будут мешать Вашим самым тщательно продуманным планам. Бросьте вызов энтропической системе хаотичности и неопределенности с помощью новизны.
ЙИГ (24 октября — 22 ноября): Самые яростные недоброжелатели будут корчиться у Ваших ног, когда Вы раскроете своё истинное «Я». Следите за своим влиянием на других; те, кто будет Вас окружать, станут самими собой.
НОДЕНС (23 ноября — 21 декабря): Не обращайте внимания на время и на следы разорительных разрушений, что последуют за Вами. Гонитесь за своими острыми ощущениями в наивысшие небесные Царства и в самые темнейшие надиры Хтонии.
НЬЯРЛАТХОТЕП (22 декабря — 20 января): Просто продолжай делать то, что ты делаешь, чёртов маньяк...
«H.P. Lovecraft and The Myth of the 20th Century».
.
Автор: Джозеф Ф. Моралес (Joseph F. Morales) — американский писатель и философ, автор многочисленных статей о Г.Ф. Лавкрафте и жанре фантастической литературы, изучал философию в Калифорнийском Университете в Ирвине, является участником Лавкрафтовского общественно-литературного объединения «Ассоциация Любительской Прессы» (EOD) С.Т. Джоши.
.
* * *
ЧАСТЬ-I: БОГ И АНТИ-БОГ.
.
Если у вас есть желание, поразмыслите о Божественном происхождении нашего Бытия:
«В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы». (Ветхий Завет, Книга Бытие, Глава 1, стих 1-4).
В представлении наших древних предков, Вселенная была относительно небольшим местом, а земля — центральной точкой, вокруг которой вращались все небесные тела. На земле, Человек был высшим среди всех живых существ. На Небесах правил гораздо более могущественный Бог, но даже он сделал человечество центром своего внимания и пообещал вечную жизнь тем, кто повинуется его заповедям.
Для многих это всё ещё та вселенная, в которой мы живём (за исключением того, что Земля понимается как центр интереса или важности, а не как физическое местоположение). Но задолго до начала XX столетия научный прогресс серьезно подорвал корни подобной веры. Астрономия и физика показали большую прогностическую ценность модели Кеплера, поместившей Солнце в центр Солнечной системы, в которой планеты перемещаются по эллиптическим орбитам. Само Солнце было низведено до уровня довольно средней звезды среди невообразимо огромного числа других, разделённых безграничными пространствами холодного и безлюдного космоса. Геология показала, что Земля на целые порядки древнее, чем это допускается библейскими историями.
Палеонтология установила существование длинного ряда разнообразных видов, появлявшихся через определенные интервалы времени, а не в единственном творении, как того требует Книга Бытия. Адам Смит предположил, что экономика может регулировать себя с помощью силы спроса и предложения, что позволит создать порядок, без навязывания сверху органами центральной власти. Дарвин применил аналогичное мышление, чтобы объяснить происхождение видов как вопрос мутации и естественного отбора, а не сознательного прогнозирования. Медицина давно превзошла Молитву как эффективное лекарство от болезней, а нейробиология, ещё в зачаточном состоянии уже показала как способности, традиционно приписываемые Духу, зависят от функционирования определённых неповреждённых участков серого пульпийного органа, называемого мозгом.
Конечно, логически ничто из этого не исключает возможности существования божественного существа, создавшего мир и принимающего центральное участие в наших делах. Но такое существо, если Оно существует, неизбежно становится еще более непостижимым, чем раньше; ибо, если человечество занимает центральное место в его плане, мы не можем понять, почему Он создал так много пустующего пространства вокруг нас, и так много других солнц, похожих на наше собственное. И если Он контролировал происхождение жизни, и человечество было его целью, трудно понять, почему Он растянул этот процесс на многие миллиарды лет.
Многие могут отмахнуться от подобных соображений из-за нашего собственного ограниченного понимания, по своей сути, неспособного полностью постичь пути и средства Создателя. Но для человека с научным образованием и рационалистическими наклонностями, каким несомненно являлся Говард Филлипс Лавкрафт, вывод был очевиден:
«Реальный образ космической энергии, включая то, что мы знаем как материю, имеет контур и природу, абсолютно невозможные для реализации человеческим мозгом; и чем больше мы узнаём о нём, тем больше понимаем это обстоятельство. Всё, что мы можем сказать, это то, что он не содержит видимого центрального принципа, настолько похожего на физический мозг земных млекопитающих, чтобы мы могли обоснованно приписать ему сугубо земное и биологическое явление, называемое сознательной целью; и что мы формируем, даже допуская самые радикальные релятивистские концепции, настолько незначительную и временную его часть... что все представления об особых отношениях, именах и судьбах, выраженные в человеческом поведении, обязательно должны являться рудиментарными мифами». (Г.Ф. Лавкрафт, письмо Фрэнку Белкнапу Лонгу, 20-го февраля 1929-го года; С.Т. Джоши, «Г.Ф. Лавкрафт: Жизнь»).
Но понимание, как известно, отличается от чувств, и Лавкрафт в конечном счёте являлся художником, а не учёным, несмотря на его первоначальные амбиции быть астрономом. Результатом стал его собственный миф, примером которого может служить описание первичной сущности Азатота:
«Это последнее аморфное пятно глубочайшего смятения, богохульствующее и пузырящееся в центре всей бесконечности — безграничный демон-султан Азатот, чьё имя никто не смеет произносить вслух, жадно жующий в немыслимых, неосвещённых покоях вне времени среди приглушенного, сводящего с ума стука мерзких барабанов и тонкого, монотонного воя проклятых флейт; под эти отвратительные удары и звуки труб медленно, неуклюже и нелепо танцуют гигантские внешние боги, слепые, безгласные, мрачные, безмозглые Иные Боги, чья душа и посланник — Ползучий Хаос Ньярлатхотеп». («Сомнабулический Поиск Неведомого Кадата», Г.Ф. Лавкрафт).
Более подробно данная концепция изложена Лавкрафтом в сонете из последовательного поэтического цикла «Грибы с Юггота»:
.
Сонет XXII. АЗАТОТ. (в переводе О. Мичковского).
***
Я вторгся с вездесущим бесом в паре
Из мира измерений — за Предел,
Туда, где нет ни времени, ни твари,
Но только Хаос, бледен и дебел.
Непризнанный ваятель мирозданья,
Он глухо и бессвязно бормотал
Какие-то чудные предсказанья
И сонм крылатых бестий заклинал.
*
В его когтях надрывно голосила
Бесформенная флейта в две дыры —
Не верилось, что в звуках этих сила,
Которой покоряются миры.
«Я есмь Его глашатай!», — дух съязвил
И божеству затрещину влепил.
.
Хотя Азатот представлен в достаточно смутной теистической форме, с личным именем и такими титулами, как «Султан демонов» и «Владыка всего», он является своего рода Анти-Богом. Это не значит, что Азатот — Дьявол. Скорее, он изображен как идиот, чьи бессмысленные упражнения на флейте случайно порождают целые вселенные. Лавкрафтовское описание Азатота использует наш детский образ Бога, отвечающего за всё, но затем автор разрушает этот образ, наделяя его самым существенным атрибутом механико-материалистического мировоззрения: полным отсутствием сознательной цели.
Конечно, хорошо известно, что Лавкрафт создал искусственную мифологию в качестве фона для своих рассказов, и в центре его сюжетов часто оказываются религиозные культисты, такие как «Секта Звёздной Мудрости» или «Эзотерический Орден Дагона». Август Дерлет запечатлел этот аспект творчества Лавкрафта в своем придуманном атмосферном названии «Мифы Ктулху». Впоследствии Дерлету вменяли в вину то, что он использовал это название скорее для обозначения совокупности всех историй, а не к предыстории их возникновения. Но мне нравится использование Дерлетом такого названия, потому что оно предвосхищает мой тезис, заключающийся в том, что рассказы Лавкрафта имеют реальную религиозную ценность для современных читателей.
Чтобы объяснить, что именно я имею в виду, необходимо сначала немного отвлечься и обсудить природу и функции мифа.
Примитивный Разум.
В своем знаменитом эссе «Сверхъестественный Ужас в Литературе» Лавкрафт так отозвался о непрекращающейся привлекательности странных историй:
«... все условия дикой жизни на заре [цивилизации] так сильно способствовали возникновению ощущения сверхъестественного, что нам не приходиться удивляться той основательности, с которой сама наследственная сущность человека пропиталась религией и суевериями. Это насыщение, как очевидный научный факт, должно считаться практически постоянным, пока речь идёт о том, что касается подсознания и внутренних инстинктов; ибо, хотя область непознанного неуклонно сокращалась в течение тысячелетий, бесконечный резервуар тайн всё ещё наполняет огромную часть Внешнего Космоса, в то время как большой остаток крепко унаследованных ассоциаций цепляется за все объекты и процессы, некогда бывшие загадочными, насколько бы хорошо они сегодня не были объяснены. И более того, существует реальная физиологическая фиксация старых инстинктов в нашей нервной ткани, которая сделала бы их незаметно действующими, даже если сознательный разум был бы очищен от всех источников удивления».
Сравните сказанное с объяснением Джозефа Кэмпбелла, о сохраняющейся важности мифа в целом:
«Мифологические символы затрагивают и оживляют жизненные центры, недоступные словам разума или принуждения. Способы переживаний и мышления в мире света были запоздалыми, очень запоздалыми событиями в биологической предыстории нашего вида... Глаза открылись только после действовавшего на протяжении стольких миллионов веков первого принципа всего органического бытия («Теперь я съем тебя; теперь ты съешь меня!»), который не мог быть отменён тогда и до конца не отменён сегодня -- хотя наши глаза и то, что они видят, способны убедить нас сожалеть об этой чудовищной игре». («Творческая Мифология», Дж.Кэмпбелл).
Кэмпбелл и Лавкрафт могут показаться несовместимыми собеседниками. По темпераменту они, безусловно, были противоположностями: благодушный гуманизм Кэмпбелла и его благоговение перед трогательными аспектами человеческой мысли резко контрастируют со скептическим настроем и пессимизмом Лавкрафта в отношении человеческой природы. Однако различия не столь велики, как можно было бы предположить. Кэмпбелл, работая в области гуманитарных наук, был убеждённым сторонником научного метода и необходимости принимать научные открытия, и включать их в наше мировоззрение. А увлечение Лавкрафта мифами в детстве простиралось до реальной практики языческих культов; даже будучи взрослым, он читал классику сравнительной мифологии, такую как книга «Золотая Ветвь» Дж.Г. Фрейзера.
Говоря о Фрейзере, Кэмпбелл сказал о его работе следующее:
«Читая великолепную и справедливо заслуженную книгу «Золотая Ветвь» сэра Джеймса Г. Фрейзера, первое издание которой вышло в 1890-ом году, мы имеем дело с типичным писателем 19-го века, верившем, что мифологические суеверия будут окончательно опровергнуты наукой и навсегда оставлены в прошлом. Он видел основу мифа в магии, а основу магии — в психологии. Однако его психология, будучи по сути рациональной и недостаточно внимательной к глубоко обоснованным, иррациональным побуждениям нашей природы, предполагает, что если доказать неразумность обычая или веры, то вскоре они исчезнут. Насколько он ошибался, легко можно увидеть, просто указав на любого профессора философии, к примеру, играющего в боулинг: посмотрите, как он крутится и вертится от предвкушения неизвестности после того, как брошенный шар покинет его руку, чтобы достичь стоящих кеглей». (Джозеф Кэмпбелл, «Влияние Науки на Миф» из книги «Мифы, для Жизни»).
Но почему мифологическое или магическое мышление должно быть таким устойчивым среди современных образованных людей? Имеем ли мы дело с факультетом, являющимся простым атавизмом, нежели с тем, что когда-то было полезно, но теперь полезно не более, чем придаток? Или, возможно, мы имеем дело с благотворным, действительно важным и даже необходимым аспектом человеческого познания?
Организация Реальности.
В том же эссе Кэмпбелл продолжает характеризовать точку зрения Карла Густава Юнга на важность мифологии:
«Наше, ориентированное во-вне, сознание, обращённое к требованиям дня, может потерять контакт с [нашими] внутренними силами; и мифы, утверждает Юнг, при правильном прочтении, являются средством вернуть эту связь. На языке образов они рассказывают нам о силах психики, которые необходимо осознать и интегрировать в нашу жизнь, силах, всегда присущих человеческому духу, представляющих собой ту мудрость человеческого вида, благодаря которой человек пережил тысячелетия. Поэтому они никогда не были и никогда не смогут быть вытеснены научными открытиями, относящимися скорее к миру внешнему, нежели к глубинному, в который мы погружаемся во сне. Благодаря изучению мифов и диалогу, ведущемуся с этими внутренними силами через наши сновидения, мы можем научиться познавать и примириться с большим горизонтом нашего собственного более глубокого и мудрого внутреннего «Я». И, аналогично, общество, которое лелеет и поддерживает свои мифы, будет питаться из самых здоровых, самых богатых слоев человеческого духа». (Джозеф Кэмпбелл, «Влияние Науки на Миф", из книги «Мифы, для Жизни»).
Юнг не был тем, кого обычно принято называть научным мыслителем. Несомненно, ему было свойственно абсолютное доверие к психическим и оккультным явлениям, что показалось бы Лавкрафту ребячеством. Почему-то возникает сомнение, что Лавкрафт принял бы идею о том, что подсознание может быть мудрее нашего рационального, аналитического ума.
Однако, вам не обязательно заходить так далеко, как это сделал Юнг, чтобы увидеть в мифологическом мышлении нечто позитивное. Один из самых влиятельных авторов в области когнитивной науки Эдвард де Боно в своей книге «Механизм Разума» говорит следующее:
«Эти творческие и комбинирующие свойства поверхностной памяти приводят к созданию искусственного мира, являющегося производным от реального мира, но не параллельного ему. В этом искусственном мире информация организуется с большей ясностью и удобством. Если для этого не существует рамок, то она неизбежно эволюционирует. Возможно, потребуется создать специальные системы антропоморфных богов для организации информации о временах года, о погоде, о поведении сельскохозяйственных культур и т.д. Эти организующие схемы, существующие на поверхности памяти, и являются мифами. Мифы — это скорее даже необходимость, чем удобство».
Что ж, возможно, Эдвард де Боно немного выходит за рамки того, что было определённо установлено с помощью нейробиологии. Это область науки, которая каждый день приносит захватывающие открытия, но в настоящее время никто не может сказать, что у нас есть нечто большее, чем самые общие очертания того, как мо́згу удаётся создавать мир из каскада данных, постоянно поступающих в него. Недавняя книга по нейробиологии сновидений («Мозг Сновидения», автор Дж. Аллан Хобсон) почти полностью обходит вопрос о том, для чего же нужны сны, что на самом деле они выполняют для нас, делающее их достойными обладания. И всё же явление, столь почти универсальное для млекопитающих и требующее значительных затрат энергии, не могло бы возникнуть и развиться, если бы оно не обеспечивало какое-то существенное преимущество в нашем выживании.
Мифологическое мышление имеет очевидное родство со сновидениями, включающими сюжетные линии, полные фантастических элементов и отрывков из обычной реальности, но всё же таинственно наделёнными субъективными ощущениями смысла и значимости. Если позволите мне порассуждать, то мне кажется, что роль сновидений и мифов заключается в усвоении сознательных знаний и опыта на более глубоком уровне, где обитают наши инстинкты. Именно эти инстинкты фактически управляют нашим поведением, а знания, не усвоенные на этом уровне, как правило, не имеют значения для нашего повседневного поведения. Я предполагаю, что Мифы Лавкрафта выполняет для нас именно такую функцию, хотя сам Лавкрафт и не создавал их конкретно для этой цели.
.
____________________________________
ЧАСТЬ-II: САМОВОСПРОИЗВОДЯЩИЕСЯ МИФЫ.
.
И, снова «Бытие», о происхождении человечества:
«И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над зверями, и над птицами небесными, и над всяким скотом, и над всею землею, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». (Ветхий Завет, Книга Бытие, Глава 1, стих 26-28).
Сравните это с историей Лавкрафта:
«Именно под водой, звездоголовые [Древние] впервые создали земных существ — сначала для пищи, а потом и для других целей, — создали давно им известными способами из доступных и подходящих субстанций... После того как звездоголовые Древние синтезировали достаточное количество простейших организмов для пищевых целей и развели сколько требовалось шогготов, они предоставили возможность прочим клеточным соединениям развиваться далее самим, превращаясь в растительные или животные организмы... Впрочем, виды, им чем-то не приглянувшиеся, безжалостно уничтожались. Эти позвоночные, а также бесконечное множество других форм жизни — животных и растительных, морских, наземных и воздушных — были продуктами неуправляемой эволюции, воздействующей на жизненные клетки, созданные Древними, но ускользнувшие за пределы их внимания. Им было позволено беспрепятственно развиваться, потому что они не вступали в конфликт с доминирующими существами. Нам было интересно увидеть в некоторых из самых последних и наиболее декадентских скульптурах неуклюжее примитивное млекопитающее, иногда используемое в пищу, а иногда в качестве забавного шута, жителями земли, чьи смутные обезьяньи и человеческие предсказания были безошибочны». («В Хребтах Безумия», Г.Ф. Лавкрафт).
В то время как первая из этих двух историй, явно более обнадеживает и льстит нашему чувству собственной значимости, последняя гораздо более актуальна для современного читателя. Имейте в виду, что мифологическое мышление склонно олицетворять и персонифицировать всё. Как такое мышление может выражать теорию о том, что мы были созданы чисто обезличенными силами? В этом случае Лавкрафт идёт несколько иным путём, чем в случае с мифом об Азатоте. Создатели, в данном случае, воспринимаются как сознательные, целенаправленные существа, а мы рассматриваемся как случайный побочный продукт их действий. И снова наша инстинктивная или, возможно, просто хорошо привитая склонность приписывать всё божественному правителю была использована как своего рода крючок, для привлечения примитивно чувствующих частей нашего разума; а затем это внимание было перенаправлено таким образом, который более соответствует научно-обоснованному мировоззрению.
Примечательно, что традиционное религиозное предположение о нашей центральной значимости для Мира и Бога, по-прежнему является руководящим допущением для большинства людей на планете. Как такое возможно?
«Миф возникает как способ соединения в удобную последовательную структуру отдельных фрагментов информации, получаемых из окружающей среды. Но как только миф утвердился, он становится способом взгляда на мир. Мир воспринимается через миф и поэтому имеет тенденцию усиливать его восприятие... Бегство от удобных мифов, организованных поверхностной памятью, происходит тогда, когда эти мифы вступают в конфликт с реальным опытом. Наука — это способ организации опыта специальным образом, чтобы он вступал в противоречивый конфликт с мифами и выявлял их. В процессе этого будут возникать новые мифы. Миф или гипотеза почти всегда переживают свою полезность и удерживают лучшую интерпретацию имеющейся информации, но это незначительное ограничение, небольшая цена, которую приходится платить за полезность системы мифов... Но есть мифы, которые не могут быть разрушены опытом. Это может произойти либо потому, что содержание мифа не поддается проверке обычным опытом, либо потому, что миф построен таким образом, что то, что должно его разрушить, превращается в его поддержку». (Эдвард де Боно, «Механизм Разума»).
Одна из сложностей состоит в том, что наукой в нашей культуре занимается только интеллектуальная элита, и их открытия для большинства людей являются скорее предметом постоянных слухов, чем личного опыта. Другая трудность в том, что наша религия долгое время была вопросом институционализированной веры, а не личных исследований и открытий, и что теологи уже давно посвятили себя защите своих убеждений от любых рациональных вопросов, как в знаменитой декларации историка Тертуллиана «Credo quia absurdum» («Верую, ибо абсурдно») — «Я верю в это просто потому, что это абсурдно».
Но самый важный момент заключается в том, что мифы нельзя разрушить, их можно только заменить. Как говорит Эдвард де Боно:
«Мифы не могут быть разрушены прямым вниманием, поскольку они являются организующим паттерном на поверхности памяти, и любое внимание к паттерну может только усилить его. Миф может быть разрушен только из-за невнимательности, позволяющей ему атрофироваться, чтобы могла возникнуть новая организующая модель. Невнимательность или пренебрежение обычно следуют тогда, когда миф изжил свою полезность». (Эдвард де Боно, «Механизм Разума»).
Беспокойство, которое многие ученые испытывают по поводу сегодняшней популярности псевдо-науки и суеверий, привела к организованным попыткам развенчания, таким как выход периодического издания «The Skeptical Inquirer» (Скептический Исследователь) и книги Карла Сагана «Мир, одержимый Демонами». Но, если де Боно прав, такие попытки только привлекают дополнительное внимание к тем самым мифам, которые они пытаются развеять. Гораздо большего, вероятно, удалось добиться с помощью таких презентаций, как телевизионный сериал Сагана «Космос», в котором современная космология представлена в терминах квази-религиозного благоговения; или с помощью простого создания убедительной фразы, вроде «Слепой Часовщик» Ричарда Докина, воплощающей абстрактную идею эволюции в последовательном целостном образе.
Следует отметить, что человеческая вера также может быть сильно поколеблена потусторонними авторитетами из другого мира. Современные авторы «нью-эйджеского» мышления, похоже, интуитивно поняли это, и часто приписывают свои идеи вымышленным персонажам, таким как «Дон Хуан» Карлоса Кастанеды, изображаемым представителями традиционных и эзотерических знаний. В популярной науке квинтэссенцией воплощения подобной роли является Стивен Хокинг, чей недуг отрезал его от большинства видов деятельности в обычной жизни и придал ему мистицизм израненного целителя или фигуру типа прорицателя. Этот психологический приём, наряду со значительными дарованиями физика и писателя, позволил ему оказать необычайно глубокое влияние на общественное сознание.
Лавкрафт, похоже, тоже наткнулся на этот принцип, и поэтому в его работах мы находим легендарные древние знания, приписываемые безумным провидцам, таким как Абдул Альхазред, автор раритетного и запрещенного «Некрономикона». В более поздних произведениях Мифологии Ктулху, созданных друзьями и поклонниками Лавкрафта, сам Лавкрафт часто выступает в этой роли, будучи изображённым как пророк, чья ранняя смерть была спровоцирована тёмными силами, просто потому что он слишком много знал.
Творческая Мифология.
Поскольку религиозные формы весьма устойчивы к изменениям, а научные — во многом обличены в сложные технические термины, возможно, в наше время именно творческий художник играет наиболее важную роль в создании новых мифов, помогающих нам усвоить меняющиеся знания о мире. Как говорит Джозеф Кэмпбелл в книге «Творческая Мифология»:
«... Совершенно новый тип НЕ-богословского откровения, огромного масштаба, большой глубины и бесконечного разнообразия, фактически стал духовным проводником и структурирующей силой цивилизации... В контексте традиционной мифологии символы представлены в социально-поддерживаемых ритуалах, посредством которых индивид должен пережить или притвориться, что испытал, определенные обстоятельства и чувство озарения. С другой стороны, в том, что я называю «творческой» мифологией, этот порядок обратный: у индивида существует собственный опыт — порядка, ужаса, красоты или даже обычного восторга, — которые он стремится передать с помощью знаков; и если его осознание и реализация были определенной глубины и важности, это сообщение будет иметь ценность и силу живого мифа — то есть, для тех кто получил и отреагировал на него самостоятельно, с признанием и без принуждения».
До этого момента мы предлагали своего рода эстетическую теорию, которую можно было бы применить ко всей современной литературе. Теперь мы можем взять паузу и задаться вопросом, каковы особенности художественной литературы Лавкрафта, делающие её, по-моему мнению, центральной квинтэссенцией Мифа XX века. Характеристики, на мой взгляд, следующие:
* В центре внимания — доминирующая сила жизни начала XX века, заключающаяся в нашем постоянно углубляющемся понимании необъятности и странности Вселенной, а так же в постоянно уменьшающейся важности человека в общей системе вещей. Эта тема находит многократное выражение в фантастике Лавкрафта, в его эпических рассказах о цивилизациях и формах жизни, появлявшихся и исчезавших на протяжении разных геологических эпох. Что ещё более важно, его произведения расширяют наше сознание и направляют его в сторону Неизведанного. Это важно из-за главного принципа науки, на который редко обращают внимание. Мы способны осознавать существование неизвестных объектов тогда, когда они находятся прямо за границей известных нам знаний. Но по мере того, как увеличиваются контуры вещей известных, увеличивается и масштаб тех неизвестных вещей, лежащих сразу за гранью, постоянно дразня нас и пробуждая те чувства, которые Лавкрафт любил называть «ожиданием приключений» (чувством неизвестности).
* Способность выразить эту озабоченность так, чтобы она нашла глубокий резонансный отклик на инстинктивных, архетипических уровнях человеческого сознания. Произведения Лавкрафта редко читаются как простая аллегория. Каждое из его творений проникнуто образной и атмосферной живостью, воздействующей на психику подобно глубинной бомбе. Никто никогда прежде и никогда более не создавал столь странных существ, но в то же время несущих в себе неизбежную убежденность в истинном опыте.
* Безупречная структура. Несмотря на увлечение наукой, Лавкрафт в своём творчестве обращался к образцам девятнадцатого и восемнадцатого веков. Слишком легко он смог разглядеть дешёвое уродство Модернизма, весь порядок которого, ремесло и симметрия, приносятся в жертву цели казаться новым, отличным от других, модным или политически корректным. Он также не опустился до само-референтной замкнутости, лишающей жизненной силы значительную часть современной литературы. В своих построениях Лавкрафт подобен строителям прекрасной колониальной архитектуры, которой он так восхищался: он строит прочный фундамент и сочетает стиль с функциональностью, чтобы каждая часть могла участвовать в гармоничном и полезном целом.
* Коллективное авторство. Хотя некоторые утверждают, что Лавкрафт не пытался создать общую мифологию, факты, похоже, свидетельствуют об обратном. Он, безусловно, включал творения друзей в свои работы и помогал другим создавать произведения, в которых использовались его собственные концепции. Мифы представляются уникальным явлением в современной литературе, потому что много идей, заложенных в них, вышли за рамки контроля какого-либо конкретного автора. Трудно себе представить, к каким чудовищно затяжным судебным разбирательствам могло бы это привести, если бы наследие Лавкрафта спустя годы начало систематически навязывать своё право собственности на имена Ктулху, Альхазреда, и других персонажей. Одно из определений мифа — это история, пересказанная столькими авторами, что в итоге стала произведением целой культуры или сообщества, а не одного человека. В этом смысле мифы Лавкрафта разрослись до истинно мифологических масштабов, чем любое другое творение современности.
За Пределами.
Упомянув кое-что о мифических терминах в творчестве Лавкрафта, теперь остановимся на том, чтобы немного рассказать об ограничениях в его работах. Для начала отметим, что Джозеф Кэмпбелл и другие мыслители выделяют по меньшей мере четыре различные функции мифологии. Первые две функции хорошо рассмотрены в произведениях Лавкрафта:
Первая функция мифологии состоит в том, чтобы примирить бодрствующее сознание с «mysterium tremendum et fascinans» («тайной, завораживающей и внушающей благоговейный трепет») этой вселенной, такой, какая она есть. Вторая функция — дать полный интерпретационный образ того же самого, насколько это известно современному сознанию. (Джозеф Кэмпбелл, «Творческая Мифология»).
Однако, третья функция заключается в обеспечении и соблюдении морального порядка, понимания того, как мы должны вести себя в обществе. В фантастической литературе Лавкрафта об этой функции вообще ничего не говорится. Четвёртая функция мифологии, способствующая развитию личности в направлении состояния самоактуализации или реализации своего врожденного потенциала, тоже явно не развита в его произведениях.
Также можно подвергнуть сомнению тенденцию Лавкрафта в отношении к патологическому, и его склонность придавать пессимистическую окраску открытиям, не имеющим реального логического значения для системы человеческих ценностей. Относительно первой тенденции, Лавкрафт говорил следующее:
«Лишь немногие достаточно свободны от чар повседневной рутины, чтобы реагировать на звуки Извне; и рассказы об обычных чувствах и событиях, или об обычных сентиментальных искажениях таких чувств и событий всегда будут занимать первое место во вкусах большинства; возможно, это справедливо, поскольку эти обычные вещи составляют большую часть человеческого опыта».
Я думаю, что Лавкрафт, возможно, идёт дальше, чем ему нужно, подчёркивая ограниченность или привлекательность странного в художественной литературе. Макабрическая литература не нуждается в извинениях. Во всяком случае, эта форма искусства наиболее прямо обращается к главной загадке человеческого существования, из которой проистекает большая часть несостоятельных религиозных догм и философских переживаний XX века: тот факт, что мы, как животные, наиболее сильно мотивированы на выживание, но как мыслящие существа мы осознаем, что должны умереть. Ревенанты, вампиры и другие разновидности кошмарного, такие как одержимость Лавкрафта разложением, — всё это часть нашей встречи с собственной смертностью. Не всё искусство должно быть одержимо этим фактом, но самое сильное и самое правдивое искусство в значительной степени будет таким.
Пессимизм — совсем другая история. Ужас — это лишь одна из многих возможных эмоциональных реакций на современную научную космологию. Во время недавней поездки по Лавкрафтианским местам в Новой Англии у меня была возможность полежать ночью на Старом Погребальном Холме в Марблхеде, в окружении могильных надгробий, глядя вверх на непостижимо безграничный и далёкий пантеон звёзд. Если бы какой-либо опыт должен был заставить человека почувствовать себя маленьким и незначительным, пугающе потерянным в непознаваемой пустоте пространства и времени, то это должен был быть именно он. Но на меня это никак не повлияло. То, что значимость каким-то образом пропорциональна размеру или положению — жалкое заблуждение; как заметил Терренс МакКенна, мы сами являемся наиболее сложным и плотно организованным феноменом, когда-либо открытым нами в этом мире. То, что в такой безличной Вселенной появились сознательные существа, способные созерцать самих себя, несомненно, является удивительной вещью, скорее склонной внушать благоговение, чем страх. То, что мы можем постичь, хотя бы частично, это те качества порядка, пронизывающие и организующие Вселенную, которые являются величайшим мыслимым даром и своего рода магическим ключом к осознанию бессмертия.
Я назвал мифологию Лавкрафта — Мифом XX века. Новый тип понимания, основанный на открытиях принципов сложности и самоорганизующихся свойств материи, неизвестных во времена Лавкрафта и показывающих, что мы являемся неизбежной, а не случайной частью нашей вселенной, должен лечь в основу мифа XXI века. Будем надеяться, что это понимание найдет своих пророков хотя бы наполовину столь же красноречивых, как Говард Филлипс Лавкрафт, чтобы оживить его в каждом из нас.
Поэтический цикл «Грибы с Юггота» автора «космических ужасов» Говарда Филлипса Лавкрафта — это последовательность из 36-ти сонетов. Большая часть сонетов была написана в период с 27-го декабря 1929-го года, по 4-ое января 1930-го. В последствии, отдельные сонеты были добавлены дополнительно, и в середине 1930-х они появились в бульварных журналах «Fantasy Fan», «Weird Tales» и других жанровых изданиях. Впервые, последовательность всего цикла была полностью опубликована в 1943-ом году малым тиражом (1217 копий) в сборнике рассказов Лавкрафта «За стеной Сна» (изд-во «Аркхэм-Хаус»). Массовый тираж цикла состоялся только в 1971-ом году в сборнике «Грибы с Юггота и другие стихи" (изд-во «Рэндом-Хаус»). В 1977-ом году издательство «Некрономикон Пресс» ограниченным тиражом (475 копий) впервые выпустило полный цикл сонетов в исправленном и отредактированном виде под названием «Грибы с Юггота» (С.Т. Джоши, Дэвид Э. Шульц, «Энциклопедия Г.Ф. Лавкрафта», 2001). В 2017-ом году, нью-йоркское издательство «Гиппокампус Пресс» ограниченно переиздало аннотированное издание сонетов 1993-го года с иллюстрациями художника Джейсона Экхардта, сделанными к каждому стихотворению.
Справа:Изображение оригинальной обложки издания сонетов с иллюстрациями Джейсона Экхардта («Некрономикон Пресс», 1993).>>>
СТИЛЬ
Цикл сонетов «Грибы с Юггота» представляет собой заметный отход от так называемых «манерных» стихов, которые Лавкрафт писал прежде. Посылая в редакцию письмо с копией сонета №5 «Возвращение» (как раз предшествовавшего общей последовательности цикла и включённого в него позже), поэт отмечает, что это стихотворение «иллюстрирует мои попытки практиковать то, что я проповедую, относительно прямой и естественной дикции». Формы сонетов, использованные Лавкрафтом, колеблются между поэтической стилистикой Франческо Петрарки (1304-1374) и Уильяма Шекспира (1564-1616). Многократное использование Лавкрафтом «женской рифмы» (прим.,- «Женская рифма» или «женская клаузула» — разновидность рифмы, при которой ударение падает на предпоследний слог рифмующихся слов), также напоминает стихотворные формы английского поэта Альфреда Хаусмана (1859-1936), например, сонеты «Антарктос» (№15) и «Колокола» (№19). Кроме этого, Лавкрафтовской сонет «Гесперия» (№13) во многом повторяет тему стихотворения Хаусмана «В моём сердце воздух убивающий...» из поэтического цикла «Парень из Шропшира» (A Shropshire Lad XL), широко читавшегося во время Первой Мировой войны.
В критической литературе о Лавкрафте, высказывались различные мнения относительно того, образуют ли эти стихотворения непрерывный цикл, рассказывающий историю, или же каждый отдельный сонет дискретен (см. библиографические очерки Борема, Эллиса, Шульца, Воана и других). Филлип А. Эллис в своём эссе «Единство в разнообразии: Грибы с Юггота, как единое пространство» обсуждает эту проблему и предлагает собственное решение, озвученное в названии (статья Ф.А. Эллиса опубликована в «Ежегоднике Лавкрафта» №1, 2007). С.Т. Джоши считает, что помимо первых трёх сонетов «остальные стихи, которые Лавкрафт счёл подходящими для публикации независимо от вступительных стихотворений цикла, представляют собой прерывающиеся виньетки, касающиеся множества не связанных между собой странных тем, рассказанных как от первого, так и (по-видимому) от третьего лица. Совокупный кумулятивный эффект — это череда последовательно сменяющих друг друга образов сновидений» (С.Т.Джоши и Д.Э. Шульц, «Энциклопедия Г.Ф. Лавкрафта», 2001).
ТЕМЫ
Первые три стихотворения в последовательности цикла, рассказывают о человеке получившем древнюю книгу эзотерических знаний, которая, как представляется герою, позволяет путешествовать в параллельные реальности и загадочные пределы Вселенной. Более поздние стихотворения цикла в большей степени имеют дело с атмосферой космического ужаса или создают настроение отрешенности, оторванности от былого счастливого блаженства и не имеют сильной (сквозной) повествовательной линии, за редким исключением пары сонетов (например, сонеты номер 17 «Память» и 18 «Сады Йина»). Поскольку последовательность цикла начинается с того, что кажется «ключом» к »смутным видениям» других реальностей (сонет №3, «Ключ»), стоящих за повседневностью, можно утверждать что последующие стихи автора, хотя и несопоставимые сами по себе, подробно описывают последовательность таких видений, вызванных чтением указанной в начале цикла эзотерической книги. За одним или двумя исключениями — заключительными стихотворениями, начиная с сонета «Ожидание» (№28) и, далее, стремящихся объяснить обстоятельства отчуждения чувств рассказчика в настоящем. Данные сонеты являются не просто видениями, а служат комментариями к их источнику (этот вопрос обсуждается в книге Джима Муна «Грибы с Юггота — II: Путешествие по Югготу», 2010).
Справа:Обложка аннотированного издания сонетов с иллюстрациями Джейсона Экхардта («Гиппокампус Пресс», 2017).>>>
Описываемые в сонетах видения представляют собой различные темы примерно так же, как и в рассказах Лавкрафта. Есть ссылки на ночные кошмары автора в «Осознании» (сонет №4), мощном источнике для его более поздней беллетристики и стихотворном воплощении своих сновидений, связанных с поэтической манерой Лорда Дансени; с намёками на Древнюю Расу на Земле и кошмарных существ из Запредельного мира. О том, что эти темы часто взаимо-обогащали друг друга, свидетельствует сонет «Звёздный ветер» (№14), сам по себе являющийся стихотворным упражнением в стиле Дансенианского осознанного сна. Однако, через месяц после окончания своей поэтической серии сонетов «Грибы с Юггота», Лавкрафт приступил к работе над своим рассказом «Шепчущий во Тьме» (1931), где Юггот воссоздан как планета грибовидных существ, получивших название «Ми-го». В сонете грибы произрастают в месте под названием Юггот, а не на чужеродной планете; и в следующей строке Нейтон описывается как мир с богато цветущими континентами, а не потаённая луна Юггот, как в рассказе «Шепчущий во Тьме». Это хороший пример того, как Лавкрафт позволяет себе быть противоречивым и варьировать собственный авторский материал в соответствии с художественной потребностью момента, примером чего является разнообразие спорных ситуаций во всей последовательности поэтических сонетов (см. Дэвид Жоллоскей «Создание Реальной Фантастики: Анализ Лавкрафта», 2008). Или, как выразился в сонете «Звёздный ветер» сам Лавкрафт:
«Но всё, что в эту ночь приснится им,
Уже к утру развеется как дым!»
.
В дополнение к рассказу «Шепчущий во Тьме" цикл сонетов также ссылается на другие произведения Лавкрафта и вводит ряд идей, которые автор будет развивать в своих более поздних художественных историях:
Город Иннсмут из рассказа «Тень над Иннсмутом» (1931) упоминается в сонетах номер 8 («Порт») и 19 («Колокола»).
История, рассказанная в сонете XII («Наследник»), предвосхищает рассказ «Сны в ведьмином доме» (1932). Его описание фамильяра ведьмы, как «четырёхлапого существа с человеческим лицом», перекликается с описанием образа Брауна Дженкина, крысоподобного существа с человеческим лицом.
В сонете 15 («Антарктос») упоминается древний город из «Хребтов Безумия» (1931) и даётся намёк на Древних загадочных существ, населяющих его.
В сонете 20 («Ночные бестии») упоминаются как Ночные Призраки из «Сомнабулического поиска неведомого Кадата» (1926), так и Шогготы из «Хребтов Безумия» (1931).
Сонеты 21 и 22, соответственно, названы в честь и касаются Внешних богов — Ньярлатхотепа и Азатота.
Сонет 27 («Маяк») отсылает к Плато Ленг, упомянутому во многих работах Лавкрафта, а также к древнему таинственному плато из произведения Роберта Чемберса (1865-1933) «Король в Жёлтом» (1895).
облако тэгов
