Данная рубрика представляет собой «уголок страшного» на сайте FantLab. В первую очередь рубрика ориентируется на соответствующие книги и фильмы, но в поле ее зрения будет попадать все мрачное искусство: живопись, комиксы, игры, музыка и т.д.
Здесь планируются анонсы жанровых новинок, рецензии на мировые бестселлеры и произведения, которые известны лишь в узких кругах любителей ужасов. Вы сможете найти информацию об интересных проектах, конкурсах, новых именах и незаслуженно забытых авторах.
Приглашаем к сотрудничеству:
— писателей, работающих в данных направлениях;
— издательства, выпускающие соответствующие книги и журналы;
— рецензентов и авторов статей и материалов для нашей рубрики.
Обратите внимание на облако тегов: используйте выборку по соответствующему тегу.
При поверхностном – или развлечения ради – чтении повесть Стивена Кинга «1922» кажется способной лишь вызывать тоску и навязчивое дежавю у поклонников: совсем-де исписался наш старикан… Снова американское захолустье, поля кукурузы, семейные дрязги и шекспировские трагедии формата мценского уезда. Надоело! Но не спешите, ведь старики никуда не торопятся. Они припоминают, пересказывают, оценивают и дают истолкование всей прожитой ими жизни. Не уходите, сядьте рядом, потратьте полдня и выслушайте патриарха. Честное слово, не пожалеете!
На иное, более глубокое восприятие всё тех же и знакомых фанатам до жути событий должна настраивать уже сама композиция сюжета, сначала поместившая всё происходящее в кольцо глубоко личного письменного признания, своего рода дневника выгоревшего изнутри преступника, а следом тут же отзеркалившая его исповедь в «документальных» отчётах прессы. Авторское обращение – «Тем, кого это заинтересует» – в очередной раз доказывает то, что Стивен Кинг с возрастом не утратил ни чувство собственного достоинства, ни способность к автоиронии. Хотите верьте, хотите нет – дело ваше. Автор не собирается настаивать на верности ни одного из вариантов возможного истолкования концовки, поэтому думайте сами, дорогие читатели.
Главный герой – мелкий землевладелец из Небраски, возделывающий кукурузу, человек без высшего образования, что неудивительно, но цитирующий Библию, разносторонне начитанный и с поражающими для деревенщины литературными предпочтениями и даже вкусом, позволившими ему позднее работать в городской библиотеке. Интригует, не правда ли? Земледелец и в то же время летописец, писатель и богослов. Он напоминает гордого «святого грешника» в русской культурной традиции, который, единожды совершив преступление, раскаялся и принял наказание свыше, но не простил себя сам и не принял Прощение от Бога.
Время и место повести также выбраны с вполне определённым смыслом, и Стивен Кинг недвусмысленно указывает на это в самом тексте: «Говорят, этот кризис, в котором мы находимся, начался в Чёрную пятницу … , но жители таких штатов, как Канзас, Айова и Небраска знают, что он начался в 1923 году, когда зерновые культуры, которые пережили ужасные штормы той весной, были убиты засухой, которая последовала после, засухой, которая длилась в течение двух лет». Речь идёт о Великой депрессии в США. Таким образом, описанная здесь единичная семейная трагедия предвосхищает события, наложившие отпечаток на всю страну, и лишь открывает длиннейшую череду личных катастроф. Капля, в которой отражается океан.
«В лето Господне 1922-е от Рождества Христова…» – так могло быть названо и начато это произведение. «Чёртовы методисты», в семье которых вырос будущий Король Ужасов, до отделения от Англиканской церкви призывали лишь к возвращению учения во времена раннего христианства. Фермер Уилфред всего лишь хотел послушную жену и кусок земли побольше, чтобы честно работать на нём и передать затем его своему сыну, но патриархальная идиллия не удалась. Люди грешны по своей природе, зло сидит глубоко в каждом из нас и разрастается буйным цветом при каждой возможности, при первой же допущенной слабости. Очень сложно владеть свободой воли и не грешить, почти невозможно осознать наличие зла внутри себя и предотвратить преступление. Не смог этого и Уилфред. Как и всегда, большая и непоправимая беда начинается с малой уступки совести, с понятия «меньшего зла», и обязательно из благих побуждений.
Зная о грядущей вскоре Великой депрессии, нельзя просто взять и ткнуть пальцем в одного из членов семьи Джеймс, назвав его и только его правым или виноватым, ведь по отдельности каждый из них является хорошим человеком. Уилфред мечтал о крепкой консервативной семье, живущей на своей земле, его жена Арлетт – о личной свободе и лавке дамского платья в городе, их сын Генри – о романтической любви с соседской дочкой. Сбылось бы хоть одно из этих мечтаний, войди семья в следующий год под знаком любви и понимания? Это остаётся неизвестным, ибо каждый позволил себе решить всё за другого и по-своему, дал волю внутреннему «Незнакомцу» и «Заговорщику» – своему личному дьяволу, собственной «тёмной половине». Сами вездесущие крысы – насколько они реальны в этой истории? Не вид ли это персонифицированного укора совести, «самоедства» циклических мыслей или, если хотите, божьей кары?
Откровение Иоанна Богослова закрепило в мировой культуре образ Апокалипсиса как нечто глобальное и всеобъемлющее, великое и великолепное, приходящее извне и накрывающее всех без исключения, подобно Потопу. Стивен Кинг в своей повести «1922» показал, что апокалипсис рождается в частном порядке, что он может возникнуть в каждой отдельной личности, в любой добропорядочной семье, что он должен сначала накопиться гноем и выплеснуться наружу, и лишь тогда сделать очередную попытку затопить весь мир. Запретные печати снимает отнюдь не Агнец, это делает человек перед тем, как стать преступником. Не поскачут всадники в небе, и не станут трубить ангелы. Будут мысли в голове, как крысы в стенах, будет цент за доллар, и каждый ручей будет бежать красный от крови после резни, что устроят наши мечтающие о любви и счастье дети, «влюблённые бандиты», Бонни и Клайд.
По традиции наименование «русская готика» применяется к мистическим произведениям отечественных писателей XIX — начала XX веков. Понятно, что «готикой», такой как у Анны Радклифф или Горация Уолпола, в большинстве таких текстов даже и не пахнет (чем ближе к нам — тем меньше и меньше «готики»), но традиция сложилась, и с нею приходится иметь дело. Как по мне, это вовсе неплохо, это лишь маркер, который позволяет довольно-таки чётко обрисовать круг текстов. Могу сравнить термины «русская готика» и «меч и магия» — и выяснится, что назначение обоих идентично. Но существуют читатели, резко не принимающие то или иное наименование (о протестах в адрес «русской готики», честно говоря, ещё слышать не доводилось).
Я попробовал составить десятку моих любимых повестей и рассказов русских писателей «золотого» и «серебряного» века литературы, в первую очередь имея в виду именно «страшность», чтоб продирало до мурашек! Попробовал — не получилось... Вышла только девятка, и пока что я к ней ничего добавить не могу, но не исключено, что в будущем наткнусь на что-нибудь не менее душещипательное.
Конечно, мнение об «ужасности» этой девятки — исключительно моё, по большей части давно сформированное и осмысленное. Сознаюсь, пару текстов я в список добавил за несколько иные достоинства, не всегда чётко соотносящиеся с «пугательным» эффектом. Тем не менее, и таким, не особенно «страшным» произведениям место нашлось — полагаю, в этом нет ничего страшного (простите за тавтологию).
Ну что ж, приступим...
9 место
Андрей Платонов «Мусорный ветер»
Мне как человеку, с отрочества знакомому с классикой русского рока, хотелось прочитать этот рассказ почти так же давно, как я услышал песню Армена Григоряна. Но вот знакомство с текстом Платонова случилось спустя много-много лет. Что же могу сказать о том, как мне понравился рассказ? — он мне не понравился. Но для меня это поистине страшное произведение. Сюрреализм, которым писатель щедро разбавил повествование, действительно пробирает до дрожи, от изображаемых диких и мерзких картин становится чуть ли не физически худо. А такого эффекта достичь весьма непросто! И хотя к «русской готике» «Мусорный ветер» причислить довольно-таки сложно — стилистика не та, сюжет тоже далёк от привычных, — тем не менее, он попадает в список. Будем считать это прощальным жестом страшно-мистической русской прозы (рассказ опубликован в 1934 году).
8 место
Осип Сенковский «Висящий гость»
Вот уже появляется один из рассказов, про которые я говорил выше: «Висящий гость» — не «ужасный». Да и вообще, это не хоррор, но триллер — напряжённый, наполненный довольно мрачной атмосферой, хоть и не без иронии. Сенковский вообще был литератор очень интересный — многое пробовал, многое ему удавалось (кое-что удавалось не ему лично, а каким-нибудь зарубежным писателям, а он потом издавал эти «удачи» как свои произведения). Разбойничья тема автору как-то не мила, о чём он честно заявляет в довольно обширном вступлении, но он отдаёт дань литературной моде — и получается блестяще! В XIX веке, думаю, второго такого триллера не найти, да и позднее, вероятно, тоже.
7 место
Александр Грин «Мат в три хода»
Ещё один рассказ, «страшность» которого может быть поставлена под сомнение. Здесь нет ужаса как такового, но есть его предощущение, переданное очень ярко и красочно. То есть «Мат в три хода» не проводит нас в комнату кошмаров, но оставляет на самом её пороге. Мы можем разве что попробовать заглянуть внутрь, однако там всюду клубится мрак, и не видно ни зги. А ведь это порой бывает ещё страшнее — так и не добраться до источника ужаса... В данном рассказе Грин в очередной раз показывает себя мастером мистической прозы.
6 место
Фёдор Сологуб «Собака»
Да, пожалуй, это мой самый любимый рассказ Сологуба. «Собака» завораживает и увлекает — тем более что произведение это, реалистическое вплоть до последних строк, в самом конце оборачивается сюрреалистическим кошмаром. И эта метаморфоза-то как раз и страшит больше всего: шаг от вполне обыденного, в общем, неблагополучия к инфернальному, непонятному и никак не объяснённому ужасу очень короток. Кто виноват и что делать? — совершенно неважно. Всё уже случилось, и от этого становится как-то жутко...
5 место
Николай Гоголь «Страшная месть»
А вот и самый классический текст из всей классики списка. Несмотря на большую популярность «Вия» как самого пугающего произведения Гоголя, я всё же отдаю предпочтение «Страшной мести». Очень ценю сцену свершения самого мщения — ведь она, на мой взгляд, поистине ужасна! Как мертвецы грызут мертвеца на дне глубочайшей пропасти — из года в год, из века в век!.. А сверху — сидит на коне своём застывший навечно мститель! Брр!..
4 место
Валерий Брюсов «Теперь, — когда я проснулся...»
Брюсов стал для меня одним из самых мощных открытий в русской не только «готике», но и фантастике. Есть у него замечательные мистические рассказы, первый среди которых для меня — «Теперь, — когда я проснулся...», история о сне и яви. Автор ведёт повествование от первого лица, от имени человека, овладевшего техникой управляемых сновидений. Интересен процесс освоения этих практик, интересны сами сны, которые генерирует себе герой, и интересен момент осознания, что сон и явь переплелись настолько, что он уже не может точно знать, спит или бодрствует. Отрезвляющий эффект совпадает с моментом пришествия волны ужаса.
3 место
Леонид Андреев «Красный смех»
Это произведение для меня — одно из самых страшных вообще, не только в русской литературе. Сюрреалистические кошмары, которые рисует Андреев, затрагивают потаённые глубины души, дотягиваются до подсознания. И ведь по прочтении «Красного смеха» осознаёшь, насколько ужасна, грязна, бесчестна, бесчеловечна война. Автор, безусловно, достигает своей цели: внушить читателю к ней отвращение. Рефрен «цветы и песни, цветы и песни» воспринимается на контрасте с основным содержанием текста как нечто омерзительное, чего от самого этого образа, казалось бы, никак ожидать нельзя.
2 место
Алексей Ремизов «Жертва»
Настоящая инфернальная жуть. Какой-то мистически-липкий текст, постепенно обволакивающий и погружающий в себя читателя. Уж на что иное, но на атмосферу Ремизов в «Жертве» не поскупился. Она уплотняется пошагово: сначала висит лёгкой, еле различимой дымкой, затем — обступает хлопьями тумана, а в итоге превращается в плотную стену, за которую не пробиться. Собственно, она и сама рассыпается, но не позже того, как в рассказе поставлена точка. Вроде бы всё здесь серьёзно и даже чопорно, но не дают покоя время от времени повторяющиеся слова: «вот было горе». Несмотря на их прямое значение, которое подтверждается контекстом, сам этот рефрен наводит на мысль, что ещё не всё в этом повествовании так беспросветно-кошмарно, а есть место хотя бы малой толике иронии, которая чуть-чуть разряжает обстановку. На мой взгляд, это добавляет произведению привлекательности.
1 место
Алексей К. Толстой «Семья вурдалака»
Первый среди лучших — рассказ о приключениях маркиза д'Юрфе в сербской деревушке. Толстой умело нагнетает атмосферу сгущающегося страха: то лицо, мелькающее за окном, то разговор деда с мальчиком, то повторение одних и тех же слов, но разными героями и в разных обстоятельствах — когда д'Юрфе общается со Зденкой... Очень много таких приятных «звоночков», когда читатель ощущает: вот-вот, ещё один шаг, скоро будет страх и ужас... Ну, и конечно, финальная погоня за главным героем и — особенно — роль в ней младенца. Аж дух захватывает! «Семья вурдалака» — настоящий, без скидок, хоррор, пожалуй что даже обогнавший своё время. Возможно, автор, написавший произведение в возрасте 21 года на французском языке, понимал это и не публиковал. Однако душещипательная (говорю без иронии) история пришла к читателям уже после смерти писателя. По моему мнению, это бесспорная вершина именно «ужасной», пугающей «готики» в русской литературе.
Недавно умер Клод Сеньоль, французский писатель, специалист по фольклору. Прожил он, между прочим, более века и скончался на сто втором году жизни!
Творчество его велико, но русскоязычный читатель имеет возможность ознакомиться только с небольшим количеством текстов. Из научных трудов Сеньоля переводилась монография «Сказания о Дьяволе», а из художественного наследия — только два раза переиздавались одни и те же произведения, сначала — в сборнике «Матагот» издательства «Энигма», затем — в книге «Оборотень» издательства «АСТ». Правда, ещё был томик сказок, но это уже тот самый фольклор, которым так интересовался Сеньоль; здесь он выступает не в качестве автора, а лишь в роли составителя.
Невесёлый это повод, чтобы вспомнить писателя, но тем не менее — вспоминаю. Сам читал только сборник «Оборотень», на который когда-то писал рецензию в журнал DARKER. Вот её-то я и представляю...
Клод Сеньоль
(25 июня 1917 — 13 июля 2018)
Оборотень (сборник)
Автор: Клод Сеньоль
Составитель сборника: не известен
Жанр: хоррор, мистика, готика
Издательство: АСТ
Серия: Классика литературы ужасов
Год издания: 2002
Похожие произведения:
антологии и сборники «готических» произведений конца XIX — начала XX вв.
Серию «Классика литературы ужасов» составили в основном произведения англоязычных писателей. Однако, если не брать в расчёт планировавшуюся, но так и не выпущенную антологию немецкой готики, всего одна книга представляет в серии творчество писателя, не имеющего отношения к американскому или английскому хоррору. Это — Клод Сеньоль, фигура достаточно известная не только в кругу французских авторов «ужасов». Скорее этот человек обрёл популярность как собиратель фольклора: недаром его именем даже названа премия в области изучения французского народного творчества.
Клод Сеньоль с ранних лет проявлял интерес к старинным легендам, что заметно и в его художественном творчестве. Сборник «Оборотень» представляет несколько рассказов и повестей французского писателя и фольклориста. Собственно, издание повторяет состав более ранней книги издательства «Энигма» под названием «Матагот». Отличаются они только порядком произведений и отсутствием в сборнике серии «Классика литературы ужасов» сопроводительной статьи.
Многие тексты Сеньоля похожи на литературно обработанные народные легенды и сказки, и в «Оборотне» таких немало. Но есть и вещи другого типа. В первую очередь отличается от прочих рассказ «Зеркало» — извечная тайна отражений. Женщина, бывшая некогда красавицей, пережила пластическую операцию; конечно, теперь она опасается того, что может увидеть в зеркале... По большей части Сеньоль пишет не о современности, его увлекают прошлые эпохи: в основном примерно конец XIX — начало XX века. События же рассказа «Зеркало», написанного в 1966 году, разворачиваются примерно в то же время.
Но это исключение — единственное. Все остальные тексты представляют читателю «преданья старины глубокой». Пожалуй, «глубже» всего дело зашло в «Трактире в Ларзаке»: время действия — 20-е годы XIX века. История эта в сути своей простая: путник, пробиравшийся через плато Ларзак, остановился в старом трактире и... нашёл приключения себе на голову. Откуда же ему было знать, что это гостеприимное заведение никогда никого не отпускает просто так? Главная удача рассказа — атмосфера. Она не гнетущая, а скорее беспокойная и тревожная, и служит отличным фоном для изображения злоключений героя-рассказчика.
И вот, исключая вышеперечисленные вещи, все произведения в сборнике посвящены двум любимейшим Сеньолем темам: Оборотни и Дьявол. Причём существуют они бок о бок: в произведениях об оборотнях и их родственниках волках дьявольщина зачастую даёт о себе знать. Вообще, все или почти все ужасы в произведениях сборника «вдохновлены» Дьяволом. Везде он руку приложил! Будь то странный и неприятный на вид чёрный комодик из одноимённого рассказа, который внушает своему обладателю такие грёзы наяву, что впору и с ума сойти! Или будь то «тёмная сторона» живописи, с вдохновенным чувством показанная писателем в «Чупадоре». В самом деле, краска краске — рознь, и чтобы добиться успеха, в этом необходимо разбираться. Талантливый художник Чупадор создаёт просто удивительные шедевры, а уж он-то знает, какую краску использовать в работе!
Или рассказ с говорящим названием: «Дьявол в сабо». Прежний кузнец в маленькой французской деревушке повесился, и тогда же неизвестно откуда пришёл новый. Как он там чародействовал с железом, молотом и наковальней, простые люди могли только гадать. А между тем и про старого кузнеца ходила молва, что он заключил договор с дьяволом, так неужто новый?.. Даже подумать о таком страшно!
А что делать бедным французам, если их деревню осаждает волк-оборотень? Собрались мужики изловить его, да боязно — этой тварью может оказаться любой, твой друг или сосед! Но бороться с исчадием ада всё равно как-то надо... «Оборотень» примечателен тем, что в рассказе подана и точка зрения самого чудовища — Сеньоль в своём повествовании попеременно обращается то к охотникам, то к жертве. Повесть «Мари-волчица» несколько о другом, темы оборотничества она почти не касается. Главная героиня произведения — девушка, которую ещё в раннем детстве таинственный волчий пастырь наделил даром разговаривать с волками и излечивать нанесённые ими раны. Вот только он сразу предупредил родителей: дар этот будет у Мари до тех лишь пор, пока сам пастырь жив...
Мрачным колдовством пропитана история «Матагот». В надежде найти тишину и спокойствие, чтобы ничто не отвлекало от работы, некий писатель поселяется на ферме Ардьер. Он занимает комнаты дома, которым владеет колдун Кордасье. Конечно, такая завязка не просто так, и в одну из ночей писатель ввязывается в круговорот таинственных и страшных событий. Не всё здесь будет кристально ясно, но мрачной атмосферы для этого произведения автор не пожалел. Непонятная чертовщина творится и на страницах повести «Меченая». История главной героини, девушки Жанны, неразрывно связана с историей её отца, который однажды, осваивая новый участок, отсёк голову покоящейся в земле статуи. Древним было это изваяние — времён господства Рима, а то и раньше! Мужчина, решив нажиться на находке, взял голову с собой, и это стало первым звеном череды злоключений, которые отразились не только на нём, но даже на его дочери. Она родилась со шрамом на лбу, за что и получила прозвище Меченая, — и судьба её была предрешена...
Клод Сеньоль, кажется, хочет обмануть время. Писатель родился в 1917 году, его первые художественные публикации состоялись во второй половине 40-х годов. Но пишет он так, будто принадлежит к тому времени, к которому так любит обращаться — рубеж XIX и XX веков. А может, и того раньше! В этом состоит своеобразие его прозы, которая вряд ли кому покажется по-настоящему жуткой и пугающей. Но это компенсируется тем, откуда он черпал вдохновение для творчества — на страницах сборника «Оборотень» читатель будто в самом деле встречается с народными французскими легендами.
4 апреляДом Гоголя приглашает на лекцию «Мистика в литературе. От Гоголя до современников». Начало — в 19:00.
Писатели и редакторы поговорят о развитии мистической литературы в стране, о влиянии суеверий и произведений Гоголя. Участники узнают, какую роль знаменитый писатель сыграл для нынешних собратьев по перу, чем отличаются страшилки века XIX и XXI. Организаторы обещают, что в Доме Гоголя будет царить мистическая атмосфера.
Издательство: New York: Atria Books, 2018 год, твёрдая обложка, 336 стр. ISBN: 1501125109, 978-1501125102
Аннотация: В завершающем романе трилогии Соединенные Штаты сражаются против Королевы пауков. Мир находится на грани апокалипсиса. Самое страшное, что эти пауки работают как одно целое. Среди правительства нет единого мнения: нужно ли убивать всех пауков или, согласно теории профессора Гайера, нужно убивать только Королев? Для президента Стефани Пилигрим ответ простой. Она уже зашла слишком далеко — более двух десятков американских городов были уничтожены тактическими ядерными боеголовками, страна разорвана на части и единственный ответ — верить в профессора Гайера. К сожалению, военные с этим не согласны. Пилигрим, Гайер и некоторые члены правительства встают перед другим вопрос: что опаснее, пауки или люди?
Издательство: New York: Tor Books, 2018 год, твёрдая обложка, 288 стр. ISBN: 1250064805, 978-1250064806
Аннотация: В будущем после ядерной конфронтации всё Северное полушарие погрузилось во тьму, уровень воды в Северной Атлантике поднялся, затопив часть территорий. Пятая часть Нью-Йорка оказалась под водой. Темнота и изоляция стали благодатной почвой для роста преступности. Но когда пылевые облака начинают рассеиваться — всё становится хуже, т.к. люди уже отвыкли от солнца и дневной свет может спровоцировать у населения приступы безумия. И как свидетельство будущей катастрофы на улицах города появляется серийный убийца, промышляющий в эти недолгие периоды дневного света. Город в панике. Полиция Манхэттена, пронизанная коррупцией и апатией, бездействует. И тогда мэр города нанимает Джона Филлипса, полицейского из маленького городка Пенсильвания, который только что в одиночку поймал серийного убийцу в своем районе. Молодой детектив начинает своё расследование среди соблазнов ночной жизни, с которыми никогда не сталкивался раньше. Но вскоре он понимает, что причины происходящего кроются гораздо глубже. Под угрозой оказывается не только его жизнь, но и судьба всего города.
Аннотация: После того, как Рейчел Купер потеряла руку после аварии, ей стали сниться кошмары, в которых она не может выбраться из дупла дерева. А затем пришли фантомные ощущения: она чувствовала ампутированной рукой листья и землю. Рейчел стало казаться, что она сходит с ума... А затем появляется странная женщина. Неизвестно кто она, но Рейчел подозревает, что она как-то связана с тайной «Мэри из дуба» — трупа, найденного в дупле дерева, и который так и не был опознан. Вокруг этого происшествия выросли три легенды: Мэри была нацистской шпионкой, проституткой или цыганской ведьмой. Рейчел отчаянно хочет узнать правду, но зло не дремлет. Ибо правило было нарушено, и Мэри находится в мире, где ей не место...
Издательство: New York & London: G.P. Putnam's Sons, 2018 год, твёрдая обложка, 384 стр. ISBN: 0735212511, 978-0735212510
Аннотация: Зло незримо, и оно повсюду.
Группа американских пионеров, известная как партия Доннера, отправляется на запад. Нехватка провизии, конфликты и таинственная смерть маленького мальчика приводят одиноких путешественников на грань безумия. Трагедии не избежать. Что-то или кто-то преследует их. Может, проклятие Тамсен Доннер (которая по мнению некоторых была ведьмой), или выбор маршрута через неизведанную местность, или просто невезение, но девяносто мужчин, женщин и детей отправились в одно из самых опасных приключений в американской истории.
По мере того как члены группы исчезают один за другим, выжившие задаются вопросом: действительно ли в горах кто-то есть... или, может, зло всегда было рядом.