Данная рубрика представляет собой «уголок страшного» на сайте FantLab. В первую очередь рубрика ориентируется на соответствующие книги и фильмы, но в поле ее зрения будет попадать все мрачное искусство: живопись, комиксы, игры, музыка и т.д.
Здесь планируются анонсы жанровых новинок, рецензии на мировые бестселлеры и произведения, которые известны лишь в узких кругах любителей ужасов. Вы сможете найти информацию об интересных проектах, конкурсах, новых именах и незаслуженно забытых авторах.
Приглашаем к сотрудничеству:
— писателей, работающих в данных направлениях;
— издательства, выпускающие соответствующие книги и журналы;
— рецензентов и авторов статей и материалов для нашей рубрики.
Обратите внимание на облако тегов: используйте выборку по соответствующему тегу.
Вышла она (судя по всему) в конце ноября и была представлена на Non-Fiction 25. Там я ее не увидел, но сотрудники издательства объяснили это тем, что она была в первый же день распродана. Скорее всего, так оно и есть.
Что я могу сказать? Я не могу быть, конечно, объективен в силу того, что принял непосредственное участие в ее создании, но книга мне понравилась. Прежде всего, идеей обратиться к «страшному» жанру на страницах российских журналов начала ХХ века – там потрясающее разнообразие текстов! Как известных авторов, так и незаслуженно (и заслуженно) забытых. Тем более, что издательство планирует продолжить это дело. За что ему честь и хвала. Нареканий почти нет. За исключением двух моментов. 1. Почему-то переозаглавили вступительную (мою) статью. 2. Бумага — хотелось бы побелее Но тут уж, что поделаешь? Главное — книга есть и книга получилась И, судя по всему, первый тираж уже разошелся.
В импринте fanzon вышел хоррор "Счастливая земля" от польского автора Лукаша Орбитовского.
Аннотация:
Четверо друзей собираются вместе в последний день лета, чтобы попрощаться с детством необычным образом — загадав желания в демоническом замке городка Рыкусмыку. Вот только готовы ли они к цене, которую им придется заплатить за исполнения мечты?
Спустя годы друзья юности снова собираются в родном городе. Связанные общей тайной, все это время они искали способ избавиться от жутких событий прошлого, последствия которых не оставляют их ни на минуту.
Отзывы на роман:
Щепан Твардох: «Это история о том, о чем должен быть каждый роман: о жизни и обо всем, что скрывается под ее поверхностью. Здесь можно найти таинственные смыслы в обычных вещах и обычное в невероятном».
Яцек Дукай: «Мир автора не нуждается в монстрах и преступлениях, чтобы застать читателя врасплох. В основе классического хоррора лежит искреннее сочувствие к ужасам и чудесам детства. Орбитовский постепенно извлекает из литературы ужасов голый кошмар человеческого существования».
Nowa Fantastyka: «Орбитовский придает удивительному роману ужасов форму великолепной современной прозы, сдобренной элементами детектива. Историю о том, как группа подростков прощается с юностью в подвалах дьявольского замка, он превращает в притчу о мучениях бесконечных влечений и аде исполнения желаний. В этом романе нет ничего обычного, но мы видим в нем наш мир с нашими проблемами».
Об авторе:
Лукаш Орбитовский — польский автор, один из ведущих литераторов, пишущих в жанрах мистики и ужасов.
Окончил философский факультет Ягеллонского университета, но еще до этого, за пару лет, уже выпустил свою первую книгу — сборник рассказов «Плохие Побережья», а дебютом в жанре фантастики стал рассказ «Дьявол на Ябол-Хилл».
Лукаш называет себя «Люком Скайуокером польской фантастики» и является автором таких романов как «Horror Show» (2006), «Tracę ciepło» (2007) и «Святой Вроцлав» (2009), повлиявших на новую волну польских произведений в жанре ужасов. Обладатель множества наград, таких как премия им. Януша А. Зайделя, Польская литературная награда в жанре хоррор имени Стефана Грабинского, премия им. Ежи Жулавского, SFinks, премии «Паспорт Политики».
Орбитовский принимал участие в создании ролевой игры «Balemono», а также написал сценарий к фильму «Хардкор-44» режиссера Томека Багиньского. В настоящее время является сотрудником изданий «Gazeta Wyborcza» и «Nowa Fantastyka».
«Мы память, мы память, мы долгая память друг друга», или Индейская супергероиня
Майя Лопес, столь решительно порвавшая со своим «дядей» Фиском во время рождественской эпопеи Клинта Бартона («Соколиный глаз»), решает наведаться домой в Оклахому. Но не для возвращения к истокам, а чтобы заявить о своих планах перехвата контроля над империей Кингпина.
Все оказывается не так просто. Здешние земли – родина индейцев Чокто, полны ностальгии, воспоминаний, некогда близких людей. И мистических видений, связанных с предками Майи – «древним родом особенных женщин».
Вдобавок, Уильям Фиск оказывается живее всех живых, и аж никак не собирается оставлять в покое свою строптивую «племянницу».
Марвеловский паровоз, донедавна успешно приносивший компании популярность и прибыль, несколько забуксовал.
Четвертая фаза киновселенной Марвел уже вызывала некоторые вопросы. Затем пришло время пятой, а вопросы с претензиями множились и множились. И герои, заменившие старую гвардию, в подметки не годились предшественникам. И картинка приелась. И спецэффекты делались на «тяп-ляп». И сами постановщики, похоже, запутались и устали в непрерывном потоке картин.
Echo я смотреть не собирался. Майя аж никак не тянула на главную героиню собственного сериала, да и в шутке про повесточный апогей апофеоза, подаривший нам героиню – женщину из коренных народов, глухонемого инвалида без ноги (интересно, как у Майи с сексуальной ориентацией?) была лишь доля шутки.
Однако обещание вернуть народу монументального Фиска и Сорвиголову все же убедило дать проекту шанс. Благо всего 5 серий по примерно 35, максимум 40 минут.
Фиск действительно с нами, а вот Чарли Кокса мы увидим всего раз в короткой боевой сцене.
О героях позднее, пока об общей стилистике. Сериал, как и недавние Убийцы, пропитан индейским колоритом буквально с первых кадров.
Красочная легенда о появлении племени Чокто. Бабушка с дедушкой, как архетипичные представители аборигенов. Постоянные упоминания предков, которые заботятся о своих потомках. Частые видения и суперсилы, связанные с этими самыми предками. Путешествие на спортивное состязание тысячелетней давности. Пятиминутный кусок черно-белого вестерна в стилистике немого кино, где в главных героях отнюдь не ковбои. Роды в лесу. И как вишенка на торте – красочный индейский фестиваль Пау-вау с ярчайшими, эффектными индейскими нарядами, плясками, музыкой и парадом. Даже непременное казино имеется, правда, оно в сюжете не фигурирует, да и упоминается всего один раз.
Вторая фишка проекта – масса сцен без звука и множество общения на языке жестов. Поскольку главная героиня глухонемая – абсолютно логично. Сперва такие сцены идут довольно стеснительно с музычкой, а потом и уже безо всяких прикрас, без единого звука, с наочной демонстрацией восприятия мира глухим человеком. Впечатляет.
Жаль, как Майя может реагировать на появление противника за спиной в боевых сценах, нам так и не объяснили.
Еще одним небезынтересным моментом стало становление антигероя. Ведь Майю сложновато назвать положительным персонажем. Она обычный боевик преступного синдиката. Уже отнимавшая жизни. С детства, как нам показали, не выказывающая особых морально-этических чеснот. Лишенная возможности сглаживать ситуацию через общение. Усугубившая расклад изучением ударных боевых искусств. По большому счету, при таком воспитании никаких метаний с терзаниями и быть не должно. А должна вырасти настоящая матерая наследница криминальной империи. Хладнокровная убийца, лишающая жизни дядю не из-за абстрактной мести за отца, а чтобы занять его место.
Ладно, спишем на комиксный подход и влияние предков («когда мои предки спустятся с гор: будет беда, просто беда»). Видимо под этим самым влиянием из Майи получился вменяемый, сомневающийся, мыслящий человек, не желающий полного перехода на «темную сторону силы». Испытывающий некислое искушение. Бросающий вызов людям Фиска, но не очень представляющий зачем. Лелеющий детские обиды, использующий тех, кто его любит. Как все мы.
Образ создан неплохой, а вот исполнение подкачало. Майя изрядно деревянна, скована и однообразна. Что опять же понятно, Алаква Кокс не профессиональная актриса. Однако реальная глухота, отсутствие ноги и индейское происхождение показались постановщикам важнее, чем умения лицедея. А на курсы актерского мастерства Марвел почему-то денег зажал.
Зато хоть Фиск (Д`Онофрио), как я уже говорил, с нами (Фиск на больничной койке прямая аллюзия на Вейдера ). С одной стороны нам вновь приоткрывают лирическую сторону Амбала. Он у нас оказывается, вполне способен даже трон уступить любимой дочурке (впрочем, то, что Фиск на многое способен ради любимых, мы уже в курсе). С другой – здесь у Фиска проявляется все больше психопатических черт, и все меньше логических действий (чем ему переводчица могла угрожать?). Что несколько разочаровывает, ведь Фиск из Daredevil, безусловно психически ненормален, но запоминается в первую очередь ледяной изысканной вежливостью и буквально физически ощутимым чувством истекающей от него опасности. Мельчает Уилсон.
Кроме Фиска интересных персонажей в проекте негусто.
Сестра Майи Бонни (Джейкобс) запоминается приятной упитанностью. Ее дядя Генри (Спесер) невнятно мятущейся душой. Бабушка Чула (Кардинал) конкретной упертостью и единственной пронзительной сценой.
Разве что рукастый дедушка Скалли (Грин) выделяется иронией, хитринкой и иллюстрацией того, как коренные народы используют колорит своей культуры, чтобы срубить малехо денжат.
Экшена в наличии три с половиной сцены. Впрочем, достаточно напряженных и местами даже интересных. И костюм у Майи роскошный, даже Пантера обзавидуется.
Подарят нам размышления о мужском и женском пути воина с не самым ожидаемым выводом.
Все это, конечно, мило, но когда уже нам полноценно вернут Daredevilа?
Эрго. Спорная презентация первой индейской супергороини. Полно индейского колорита, в наличии любопытные «молчаливые» сцены. А вот к актерам вопросов хватает.
Сегодня мы говорим с Ангелиной Саратовцевой – лауреатом премии «Рукопись года» (2023) в жанре триллер за роман «Сказочник», который повествует об отношениях маньяка и жертвы. Книга написана на стыке нескольких направлений. Благодаря чему также попала в лонг-лист «Русского детектива» (2023), уже в номинации «Открытие года» Примечательно, что роман – первый из изданных автором. Что делает ее перспективным дебютантом в жанровой литературе.
Ангелина планирует написать еще одну книгу в цикле о Сказочнике. Сегодня автор расскажет нам о характере отношений маньяка и жертвы. Естественно ли женщине быть в роли добычи? Или такую роль ей навязали? Если да, то почему? И что за наши годы изменилось: почему слабый пол все чаще воспринимают как хищниц? Возможно, дамы опекают мужчин, дабы контролировать их. Есть ли тогда грань между гиперопекой и насилием? Если да, то почему порочное кольцо закрывается и наши женщины, опекая мужей и сыновей, так часто оказываются жертвами бытовой агрессии? Чего в этой опеке больше: желания служить или управлять сильным?
И вообще, насколько глубоко в каждом из нас скрывается желание быть маньяком или жертвой? Возможно, это заложено в человеческой природе, как размножение? Может ли быть так, что секс – один из факторов, порождающих сегодня насилие? Возможно, оно, как близость, случается по обоюдному согласию. Притягивает ли тогда жертва хищника сама? Способен ли хищник сделать что-то с ней, если она этого не хочет? Может быть, жертва в глубине души хочет стать частью мира, который принадлежит ее палачу…
Холодный: Здравствуйте, Ангелина.
В начале вашего романа есть показательная сцена. Героиня Маша просыпается в доме маньяка, который ее похитил, но ведет себя странно. Находясь в «логове» палача, девушка не ищет выхода. Наоборот, стоит перед зеркалом в ванной и думает, насколько она, как жертва, органично смотрится в интерьере дома-клетки. Что это: авторское желание посмаковать жанром? Или пример того, что жертва в глубине души хочет быть частью мира, который принадлежит ее палачу?
Ангелина Саратовцева: Когда меня зажали в технические рамки серии “на месте жертвы”, я первым делом стала думать, как из них вывернуться. Едва ли это было желание посмаковать жанром.
Маша, безусловно, хочет быть частью этого мира. Даже не так. Она есть часть этого мира по генотипу, фенотипу и гормональному фону. По жестам, мимике и стилю мышления. Она в своём праве. И этот герой не меняется на протяжении истории, он только раскрывается нам. Это Имаго.
Х: На презентации книги вы сказали, что личности героев для вас первичны, а сюжет вторичен. Как вы создаете характеры в своих произведениях? Они «всплывают» сами или вы методично конструируете их до цельного образа?
С: Под жертву можно замаскировать того кто не-родился-жертвой. [Поэтому] я могу написать и под заказ [сконструировать героя] Почему бы и нет. Но по доброй воле я выбираю тех героев, с которыми мне легче. Персонажей вроде Маши, Сказочника и Костика. Потому что я в состоянии их уважать и мне проще с ними работать.
Х: Работаете ли вы сознательно с конкретными архетипами?
С: Да. Я вообще по большей части работаю сознательно.
Х: Наиболее сложный, но показательный архетип романа – это образ Маши. Она первое время кажется незрелой, экзальтированной девочкой, которая боготворит далекого, таинственного мужчину. Маша восхищается им, даже когда объект желания становится ее мучителем. Но, сближаясь с ним, девушка взрослеет и раскрывает суть хладнокровной хищницы, которая способна стать женой своему палачу.
Прототип этой истории – архаичный сюжет об Аиде и Персефоне. Аид – мрачный владыка подземного царства, околдовывает невинную девушку Персефону, которая повелась на его чары, не зная мужчин. Оказавшись в подземном царстве, Персефона забывает свою прошлую жизнь, на время разрывает контакты с внешним миром и служит Аиду, постепенно становясь с ним единым целым. Со временем она осваивается в новой роли и превращается в полноценную супругу владыки тьмы. По сути, раскрепощается и обретает большую зрелость, чем ее сверстницы. В точности, как Маша, которая создает с маньяком семью и рожает ему ребенка. Знаете ли вы об этом мифе? Если да, использовали ли его намеренно? Или вдохновлялась другими, но похожими историями?
С: Знаю. Использовала намеренно. Больше вам скажу – материалы для питчинга (для гипотетической экранизации) были подготовлены еще до завершения редактуры книги. И среди референсов прямым текстом указано “Аид и Персефона”.
Х: Греческие архетипы – это не только о литературных сюжетах. Сюжеты могут быть вполне реальными. Так, по сценарию «Аид-Персефона» часто развиваются отношения маньяка и очарованной им жертвы. Как правило, мужчина в таких случаях играет роль хищника. Естественно ли тогда женщине быть в роли добычи? Или такую роль ей навязали? Если да, то почему?
С: Отвечу просто, даже не вдаваясь в азы эндокринной андрологии. Гендерные роли таковы: мужчина завоеватель. Так действует высокий уровень тестостерона. Замечали, что когда человек стареет, он меняется? У женщин борода проклевывается. У мужчин трансформируется тело. Очень обидно видеть пожилого бывшего идола (от которого лет сорок назад верещали стадионы девчонок), который теперь похож на старуху. Даже не на старика. Тестостерон. Делает агрессивным, делает достигатором. Если у женщины тестостерон относительно высок – она тоже будет вести себя так. Можно разными поведенческими моментами (или, скажем, гормональными препаратами) слегка качнуть себя в ту или другую сторону. Мне это печально – я фанат классических гендерных ролей. Но это выбор каждого.
Х: Мы коснулись темы ролей. Жертва и добыча — разные понятия?
С: Можно быть жертвой и не быть добычей. Я недолюбливаю эти патологические роды межличностных отношений: жертва-агрессор-спасатель. Хотелось бы чтобы люди вынесли суть: это путь вникуда. У настоящей жертвы и настоящего тирана – нет будущего. Жертва сгорит. Тирану – невыгодно менять поведение. Проще найти новую жертву. Изъяны воспитания, особенно традиционно принятые в некоторых локациях, наделали жертв настолько много – что всем желающим тиранам хватит с горочкой.
Х:Роли нужны, чтобы общество держало себя в границах, пригодных для выживания. Но литература, как искусство, стремится выйти за любые рамки, пример чему – жанры хоррора и триллера. Они же — удобные инструменты в нарушении табу. Можно ли написать сильный хоррор и триллер, изменив привычные нам роли: сделав, например, жертвой мужчину, а женщину — палачом?
С: Это некомфортно. Любой специалист по контенту скажет: сделаем так и потеряем 5\6 аудитории. Потеряем, даже если представим главного героя светловолосым мужчиной, а не брюнетом, – потому, что темненький воспринимается более доминантным. Женщину хотят нежную, а мужчину сильного. Это так работает. Это база. И на ней стоит выживание популяции. Сейчас происходит некий шаляй-валяй в этом плане. Может потому, что вопрос выживания не стоит настолько остро?.. Не знаю.
Х: В последнее время такой шаляй-валяй (разрыв между принципами литературы и биологическими законами) развивается особенно сильно. Как показывает опыт, гендерные роли взаимозаменяемы, и тенденция к их смене начинается с того же искусства.
Так, в классическом триллере ранее палачом действительно представал мужчина, а жертвой был слабый пол. Но сегодня, как вы отметили, позиции изменились. Например, с выходом «Основного инстинкта» образ хищника в массовой культуре начала примерять женщина. В нашей реальности она, конечно, сохраняет роль заботливой жены. Однако теперь использует статус домашней хозяйки как властная мать, которая опекает мужа, дабы контролировать его. А сам мужчина живет в роли беспомощного инфантила, зависимого от опеки. Что тому причиной? И почему в современной культуре женщин все чаще воспринимают как хищниц?
С: Воспитание. Конкретно на нашей территории и стран СНГ в целом. Предположу, что причина в войнах, выкосивших огромное количество сильных мужчин. Из-за нехватки последних [со временем включилась] установка “не ссытся под себя – будет моим королем”. Это выращивание мужчин в гиперопеке, где он молодец просто по факту. Отсюда два относительно простых выхода для такого мужчины: в маменькины сынки, то есть в слабаки, жертвы. Или через преодоление удушающей любви – в тираны.
А какой выход у женщин? Когда абсолютное большинство мужчин в окружении “позвоночником не вышли”? Принять на себя мужскую гендерную роль и иметь кучу “живописных” последствий.
Опять же, это схема. Существенно упрощенная. И речь не идет ни об интеллекте, ни о каких-либо профессиональных навыках и соответствии должностям.
Х: О жертвах, маменькиных сынках и тиранах. Какая грань между самоотверженной заботой о мужчине и опекой над ним? Чего в этой опеке больше: желания служить или управлять им?
С: При отсутствии патологии и то и другое неуместно. Вот это всё – надо применять к ребёнку до того как он вырос. До сепарации. Опекать, служить, управлять. А в отношении взрослого мужчины – это жесть какая-то. На выходе будем иметь или чмо или чудовищное чмо. А хотелось бы – автономную единицу, которую есть за что уважать.
Насчет самоотверженной заботы… Забота – это нормально. Это взаимное явление. Но самоотверженная забота – нет, ведь у здорового человека в приоритете он сам. Так велит базовый инстинкт самосохранения. Если у кого-то иначе и другой человек приоритетен перед собой-любимым – не лишним будет обратиться к специалисту: скорее всего “самоотверженный” стоит на пути саморазрушения. Возможно, он вскоре бросится на случайно подвернувшуюся амбразуру, чтобы получить социальные доказательства своей значимости (в которую сам не верит). Если своя жизнь не в приоритете – скорее всего, имеет место низкая самооценка (низкая ценность своей жизни, и, кстати, в итоге – обесценивание чужой жизни тоже) – это люди слабые, простые в управлении, ими сам Бог велел манипулировать (шутка! или нет?). Это и есть жертвы.
Х:Может ли у патологической заботы быть светлая сторона? Может ли быть так, что, например, у маньяков тяга к контролю над жертвой – это комплекс родителя, который желает опекать ребенка?
С: Комплекс родителя – это не светлая сторона ни при каких обстоятельствах. Отношения в здоровой паре – это отношения двух взрослых и никак иначе. Другое дело, что так называемая “милая агрессия” – когда котенок или человечек такой милый, что хочется сжать в объятиях до хруста, а то и не остановиться на этом, – это вариант нормы. Насколько мне известно, этот феномен – разновидность психической защиты от эмоционального перегруза.
Выбор раздавить или не раздавить – по-прежнему за нами. Этот импульс – не порок, не зло и не наказуем. А вот реализация... Поэтому я выбрала именно таких героев – Машу и Сказочника. Всё, что они делали – это осознанный выбор, каким бы он ни был. Не истерика, не психоз, не экзальтация. Это стратегия. Я бы сказала у них обоих – так называемый “макиавеллизм” (получить желаемое любой ценой) – приоритетная черта (или совокупность черт).
Х: Есть ли грань между гиперопекой и насилием? Почему наши женщины, опекая мужчин, так часто оказываются жертвами бытовой агрессии?
С: Ну, это ожидаемо. Потому, что не надо опекать взрослых людей, особенно мужчин. Не надо женщине подниматься “над” мужчиной, как и не надо вставать с ним в конкурентную позицию. Ну, хотя бы потому, что с учетом различий в анатомии, – понятно, кто победит. Опекающая женщина тут кормит свои комплексы, а мужчина естественно взбрыкивает и выходит из этой ситуации так, как “природа приказывает”. А все это решается очень просто. Зрелые люди должны создавать пары. А тем, кто пытается проигрывать детско-родительские сценарии и/или не способен противостоять спонтанно возникшему импульсу агрессии – им в идеале сначала подлечиться, а потом сходиться с таким же подлеченным партнером.
Х: Как бы сильно наше общество не подчинялось гендерным условностям, всегда есть исключение из правил. Например, бывает, что доминантная от природы личность (не важно, речь о женщине или мужчине) злоупотребляет полномочиями в доме или на работе. По сути, перегибает палку в отношении слабого и зависящего человека — так хищник превращается в палача. Как на это влияет сама жертва? Способна ли она в принципе на что-то влиять?
С: Из таких отношений надо выходить. С жертвами не надо связываться. Их надо лечить у специалистов – их в отличие от тиранов есть внятная перспектива исцелить, если самому человеку это нужно. Но чаще жертвам не нужно. “От природы доминантная личность”, когда пропадет гормональное очарование влюбленности – скорее всего, начнет “от природы не-доминантную личность” презирать. И при хорошем раскладе мирно отправится искать себе подходящего партнера. Итог: всё, что жертва может – уйти.
Х: Каков характер ролей «хищника» и «жертвы»? Он постоянный или ситуативный? К примеру, одна из таких ролей может быть постоянным пси-вектором, которому личность следует на протяжении многих лет (по сути, живет под конкретной маской). А может быть ситуативным, сложившимся под давлением обстоятельств, когда «человек со стержнем», прогнувшись под партнера в браке, становится безвольной амебой (оказался в роли жертвы здесь и сейчас — принял “правила игры”). Чего в этих ролях больше: постоянства или ситуативности?
С: Это очень индивидуально. О ситуативности. Любой конфликтолог скажет: прогиб – это не решение конфликта. “Долго на корточках не усидишь”, это касается всего – и бытового поведения и половой конституции и еще чертовой кучи вещей.
Я писала в качестве бреда о тех, для кого такие особенные черты характера – данность [считайте — постоянство]. Как цвет глаз и наличие чешуи на рептилиях. Где-то я намеренно сгустила краски для простоты восприятия, заострив особые качества героев – и назвала их между делом “другим биологическим видом”. Как, допустим, вампиров или инопланетян. Это мой авторский замысел. На самом деле, зла – не существует. Это упрощение. А дегуманизация людей и нарекание их иным биологическим видом в реальной жизни – плохой путь. Но в моей книге герои особенные. Я так решила.
Х: Роли хищника и жертвы формирует среда воспитания? Или они врожденные?
С: Насколько мне известно, преимущественно – воспитание. Однако при прочих равных из одних и тех же условий воспитания выходят очень разные личности. Так что врожденные наклонности (сколько каких будет нейромедиаторов, какой гормональный фон и уровень тревожности) – решат очень многое. А потом это спонтанное поведение закрепится в зависимости от реакции окружения. Одобрят? Подчинятся? Побьют? А если побьют – снова будешь пробовать?
Очень важно, знал ли ребенок, что его безусловно любят, принимают, что он в безопасности. Это потом решит очень много в нём-взрослом. И где был изъян – там и “выстрелит”.
Х: Вы затронули реакцию окружения. Если человек ведет себя как жертва, окружающие автоматически превращаются в хищников, принимая ее правила игры?
С: Мой опыт говорит – да. В абсолютном большинстве случаев. Но мы существа разумные. И вполне можем осознанно удержаться от травли жертвы. Но хотеть этого – вполне нормально. Агрессия – это именно поступок. Это не мысль. Можно сколько угодно думать что ты “ с удовольствием забил бы этого слабака ногами”. Но пока ты этого не делаешь – ты не злодей. Да и вообще “зло” – это серьёзное упрощение того, что происходит в разуме. Это просто ярлык.
Х: В тему о скрытом желании, намерении и поступке. Когда грань нарушается? Когда игра в охотника и добычу перестает быть игрой?
С: Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого. Когда хотя бы одного из игроков перестаёт устраивать игра – тогда и хватит. Плюс регламент действующего законодательства.
Х: Игры со сменой ролей, как правило, прочно связаны с темой секса. Поэтому также нужно учитывать биологическую составляющую. Отношения маньяка и добычи, как видно на примере Маши и Сказочника – это раскрытие женщины мужчиной через интимную связь (пусть даже насильственную). То есть, речь о все той же сексуальности. Могут ли отношения “хищник-жертва” обойтись без сексуального подтекста?
С: Без секса? Это скучно. Может и могут. Но кто про это будет читать? Я бы не стала.
Касательно моих героев – насилия не было. Была закономерная естественная связь. Есть акцент на том, что у Сказочника нет потомства – никто ему не подходит, как бы “не его биологический вид”. И вот он нашел представителя “своего” вида. И все получилось. Извращенная история о том, что, мол, вступайте в партнерские отношения только с тем, кто вам соответствует – и будет вам счастье. Эдакая семейная психология по Тиму Бартону.
Х: Говоря о биологическом виде, нужно учитывать, что мужчины, как вы сказали выше, – завоеватели. Поэтому часто они охотятся на других мужчин, дабы удовлетворить врожденную тягу к насилию (войне, ловле преступников т .п.). Так они служат обществу, и в этом нет ничего деструктивного. Напротив, деструктивное есть в охоте мужчины на женщину, там же присутствует и сексуальный подтекст. То есть, когда между охотником и добычей включается тема сексуальности, ситуация выходит из-под контроля. Секс – один из факторов, порождающих сегодня насилие?
С: Нет, я так не считаю. Классические гендерные роли таковы, что мужчина доминирует (берет) а женщина подчиняется (отдает). Таков технически и сам половой акт – один организм вторгается в другой. Секс не порождает насилие. Он нормален. Но чтобы им заниматься, мужчине – нужно иметь определенную меру агрессивности. Заявлять о себе. А если он не будет – здоровая самка не сочтет его перспективным для продолжения рода. Он будет транслировать ей, что его гены – не ценные, он слабак, и потомство и самку защитить не сможет. А значит, и “скрещиваться не стоит”.
Если речь о сексуальном насилии, то деструктивное поведение в охоте мужчины на женщину – это, скорее, про “ущербных” особей мужского пола (тоже своего рода ярлык, но тем не менее). Потому как, если самец “стоящий”, получить согласие самки не составляет проблемы. А если мужчину бракуют (он “не вывозит” конкурентную борьбу за самку с другими самцами), и «отбракованный» прибегает к насилию – это не продолжение доминантного поведения в современных реалиях. Наоборот, это анти-мужское поведение, про которое говорят что-то вроде “дно пробито”.
Мужчины конкурируют с мужчинами. Завоевывают – женщин (а не принуждают). А женщина либо соглашается, либо нет. А до кого это своевременно не доходит – даже в местах лишения свободы осужденным за половые преступления, как мне известно, всё популярно объясняют. Тоже своего рода “культурный код”.
Х: О завоевании женщин. Насколько здесь замешана наша первобытная, животная сущность? В романе вы подчеркиваете связь Сказочника и его брата с животным, рептильим естеством.
С: Насчет рептильного естества – тут больше не про секс, а про манеру думать. То есть, про норму морали и систему мер. “Ты не будешь пенять змее за то, что она тебя кусает”. Им тебя не жалко, и это их норма. Их эмпатия или подключается избирательно или не подключается вообще. Или они только изображают эмпатию. Рептилии здесь – чтобы показать систему морально-нравственных мер, в которой живут мои герои.
Х: Речь о конкретных героях или рептилии близок сам типаж хладнокровного охотника, который следит за жертвой ледяным, немигающим глазом?
С: Я говорю о своих героях. А все, что есть в книге кроме них – работает на них. Чтобы их оттенить и показать. Они не хотят кого-то убить, чтобы убить или потешить комплексы. Они вне этого всего. Это просто их природа. Порой убийство – эволюционно закрепленная выигрышная стратегия.
Х:Люди-рептилии, в числе которых и ставшая хищницей Маша, описаны вами весьма достоверно. Однако эти детали остаются фантастическими. Насколько фантастика или ее элементы важны для хоррора или триллера?
С: В жанре без них можно обойтись. Но мне так удобно. И вопрос остаётся подвешенным – это герой так видит в своей голове или воистину элементы фэнтези вошли в чат.
Х: Что такое – крепкий хоррор или триллер?
С: Это терапевтические жанры, которые дают читателям прожить желаемый спектр эмоций (по большей части страх, порой отчаяние), будучи физически в безопасности. Перепрожить травму или восполнить дефицит. Чем лучше в этом плане “отработал” текст – тем он более крепкий.
Для меня этот жанр был вызовом. Я хотела сделать триллер уютным. Я знаю, что со мной многие не согласны – но для меня “Сказочник” именно такой. Под него очень приятно свернуться кольцами и впасть в зимнюю спячку.
Пока в моей голове зреет отзыв на один из последних романов Стивена Кинга, я хочу обратить Ваше внимание на новинку, вышедшую из под пера писателя Константина Хотимченко, а именно на сборник пугающей малой прозы для детей и подростков, получивший название "Стрррашные рассказы".
Под обложкой этого богато иллюстрированного томика притаилась самая разная жуть, среди которой нашлось место призракам, вампирам, пришельцам и магическим куклам. В общем, скучать во время чтения явно не придется!
И поскольку лучше автора о его творении никто не расскажет, то вот что сам Константин говорит о книге:
Издательский дом "Проф-Пресс" предложил мне написать подростковые ужасы. Ранее я, в основном, создавал небольшие детективные истории и поэтому заинтересовался данной идеей, поскольку хотел попробовать что-то новое.
Как оказалось, есть в этом поджанре и свои сложности. Одна из них заключается в том, что надо напугать юных читателей, но при этом не перестараться и избежать рек крови, чрезмерной жестокости и анатомических подробностей. Считаю, что эта задача и была главным стимулом, заставлявшим меня писать. Своеобразным вызовом моему воображению.
Во время работы я часто вспоминал сериал "Байки из склепа", в котором грамотно сочетались хоррор и комедийные элементы. В итоге на свет родились 13 небольших рассказов, охватывающих весь спектр страхов от классических кровососов и приведений до немножко "избитых" проклятых зеркал.
Если книга Вас заинтересовала, то найти ее можно, например, на Wildberries.
К слову, "Стрррашные рассказы" — это только "первая ласточка" новой серии, поэтому среди прочего у Вас есть шанс поддержать столь крутое и интригующее начинание!