Данная рубрика посвящена всем наиболее важным и интересным отечественным и зарубежным новостям, касающимся любых аспектов (в т.ч. в культуре, науке и социуме) фантастики и фантастической литературы, а также ее авторов и читателей.
Здесь ежедневно вы сможете находить свежую и актуальную информацию о встречах, конвентах, номинациях, премиях и наградах, фэндоме; о новых книгах и проектах; о каких-либо подробностях жизни и творчества писателей, издателей, художников, критиков, переводчиков — которые так или иначе связаны с научной фантастикой, фэнтези, хоррором и магическим реализмом; о юбилейных датах, радостных и печальных событиях.
Мой старый добрый фейсбучный френд, известный бард, журналист, радиоведущий и аудиобукер из Молдовы Олег Булгак пару дней назад написал небольшой пост, где, вкратце помянув моё ВУ, поинтересовался в воздух: а есть ли фанфики по произведениям Михаила Булгакова? Пост его, увы, был под "замком", однако поскольку на мою просьбу снять "замок" (чтобы я мог поставить ссылку на свои собственные — и довольно важные — комменты про ВУ, сделанные к его посту с подначки хорошего писателя Шамиля Идиатуллина) Олег так до сих пор и не отреагировал, то мне, увы, приходится воспользоваться копипастом (впрочем, Олег отреагировал на мою просьбу уже через пару дней, когда пришёл на работу):
Олег Булгак:
-- Все (ну, ладно, многие) знают великолепные (ну, ладно, некоторые отличные, другие просто хорошие) продолжения книг бр.Стругацких, тщательно собранные и опубликованные Андреем Чертковым во "Времени учеников" и ещё двухсборниках. Знают и менее удачные "продолжения" романов, которые выходили отдельными томами...
А вот фанфики по произведениям Михаила Булгакова не нашёл. Или всё же есть какие-то фанатские тексты? Просто интересно. 15 мая день рождения Мастера, вот и подумал...
Андрей Чертков -- Шамиль Идиатуллин -- Шамиль, ты как будто только что родился. Чтобы получить 4 сильных вещи на 5 сборников (а на самом деле их там больше — ты, например, забыл дебютный рассказ Тима Скоренко, повесть Дэна Клугера и тексты Романецкого, да и еще хорошие вещи там были), надо было раскочегарить на это "стрёмное" дело минимум полсотни авторов, дабы добиться от них десятка два более-менее пристойных рассказов, годных для публикации. Не говоря уж и о том, что, начиная сей проект, я, с одной стороны, неоправданно преувеличивал достоинства авторов из Семинара и из "четвертой волны" в целом, а с другой стороны — довольно поспешно преуменьшил сложность и каверзность данного жанра как такового — "вариации на темы АБС". Как постепенно выяснилось, это было совсем не так просто, как нам всем казалось на первый взгляд.
Шамиль Идиатуллин -- Андрей Чертков -- Я очень ждал этот сборник и очень обломался на первом же томе — но таки купил ещё два.
Упомянутые тобой тексты забыл, да. Что как бы намекает.
Андрей Чертков -- Шамиль Идиатуллин -- Дело в том, что эти три сборника из базового проекта ВУ-МБС-АСТ оказались прекрасным "доказательством от противного". Тут надо понимать, чего я ждал от авторов — а ждал я от них, сам того ещё не понимая, продолжения той славной традиции "ново-идейных сиквелов", которую наметили еще сами Братья Стругацкие. Заметьте — помимо отдельных повестей со своей изолированной литературной системой мира (идея — место действия — герои) — вроде "Отеля", "Пикника" и "Миллиарда" — АБС и в 70-е — 80-е годы всё-таки продолжали в новых условиях свой популярнейший цикл про Полдень, начатый еще в начале 60-х, еще при "оттепели", но при этом для каждого нового сиквела они придумывали по-прежнему весьма оригинальную и очень мощную идею, а также многие вспомогательные идеи и термины, обогащающие этот уже хорошо известный нам мир. Например, "Малыш" — это идея земного Маугли на планете с иным, совершенно нечеловеческим разумом, который спас человеческого детёныша после катастрофы звездолёта, а потом явно изучает и оберегает его, а прибывшие на эту планету земляне так и не понимают в итоге, что им делать с этим детёнышем, оказавшимся единственным и крайне ненадёжным посредником между двумя совершенно не похожими друг на друга цивилизациями? Или "Парень из преисподней" — юнец из инопланетного "гитлерюгенда" оказывается вдруг на Земле и должен либо освоиться с совершенно иными — коммуно-гуманистичными! — порядками и взглядами, либо уйти обратно на свою вечно воюющую планету, — и в результате он всё-таки возвращается обратно. Ну, а про "Жука в муравейнике" и "Волны гасят ветер" тут и вовсе речи нет — в первом случае это были прогрессоры, Комкон-2, подкидыши и детонаторы, а во втором случае — людены как дальнейшая ступень прогресса земного человечества. Вот ведь, собственно, о чём тут речь — я ждал от авторов "четвёртой волны" произведений в продолжение этой прекрасной АБС-традиции — хорошо знакомый мир Стругацких плюс совершенно новые оригинальные идеи и сюжеты. Но, увы, я этого практически так и не дождался, хотя поначалу я совершенно этого не понимал, ибо мне было вполне достаточно, чтобы это были просто приличные, публикабельные вещи, а не какая-нибудь безрадостная графомания. Но тут надо ещё иметь в виду, что хотя я придумал сей проект еще в 1991 году, я не сумел распропагандировать его настолько, чтобы в него включились все уже заметные авторы "четвертой волны" (то бишь писатели из Малеевского семинара). То есть, Ленинградский семинар я сумел окучить более-менее неплохо, хотя и с серьёзными пробелами (вроде тех же Столярова, Логинова, Щеголева и еще целого ряда заметных имён), а вот Московский семинар оказался практически полностью вне игры. Из Москвы я сумел привлечь лишь Молчанова-Скаландиса (в первый том) и Эдика Геворкяна (только во второй том и весьма своеобразно) — но только лишь потому, что я был с ними неплохо знаком лично и постоянно в это время общался; однако при этом в мой проект не включились самые видные авторы Московского семинара — Бабенко, Руденко, Покровский, Саломатов, Силецкий и некоторые другие. Также я не сумел "организовать" и многих видных региональных авторов "четвертой волны" — волгоградцев Лукиных (впрочем, Люба тогда уже болела, а Женя к сольной работе еще только присматривался), киевлянина Бориса Штерна, Юру Брайдера и Колю Чадовича из Минска, Женю Филенко из Перми, да и еще целый ряд заметных имён. По идее, этот проект вообще лучше всего было бы осуществить ударными методами еще в 1992-93 годах на базе одной только "Терры Фантастики", но таких возможностей у Ютанова тогда не было, да и я еще "не созрел", занятый то журнальными делами, то переводной фантастикой, а поэтому и пришлось ждать контакта с АСТ в 1995 году, благо под сурдинку "Времени учеников" удалось тогда пропихнуть в АСТ и целое новое собрание АБС — серию "Миры Братьев Стругацких", — которую, кстати, АСТшники поначалу совсем не хотели брать. Но вот "сиквелов с новыми идеями" у нас тогда так и не получилось — то ли я сам еще этого не понимал и не смог донести до потенциальных участников эту несложную мысль, то ли семинарско-малеевские авторы тоже не совсем поняли, чего же от них ждут, и пошли по более лёгкому пути.
Обращение к хозяину — Олег Булгак, ты либо сними "замок" с этого своего поста, чтобы я мог на него сослаться, — либо я сделаю копипаст своих комментариев к себе в блог. Раз уж меня раскрутили тут на такие неожиданные признания...)))
Шамиль Идиатуллин -- Андрей Чертков -- Интересно, кстати, повлияло ли ВУ на БМС? Или БНС личных/очных впечатлений хватило?
Андрей Чертков -- Шамиль Идиатуллин -- не понял, о чём ты? БМС или БНС?
Шамиль Идиатуллин -- Андрей Чертков -- не повлияло ли знакомство БНС с твоей антологией на описания в "Бессильных мира сего"?
Андрей Чертков -- Шамиль Идиатуллин -- А хрен его знает. Когда БНС написал первый роман С.Витицкого, я взял у него по этому поводу хорошо известное интервью (но ВУ тогда еще не существовало даже в проекте — это была лишь мимолётная, эфемерная идея), а вот когда он написал свой второй роман, БМС, то я с ним на эту тему уже не общался, поскольку я и сам был тогда уже как бы вне игры — занимался не книгами и фантастикой, а интернетом, кино и видео, — и это, кстати, были очень непростые для меня годы.
Юрий Сотник, популярный в третьей четверти прошлого века автор повестей и рассказов для подростков, неоднократно использовал в своём литературном творчестве элементы необычайного. Я, кстати, недавно писал о его фантастической повести «Эликсир Купрума Эса». Применение фантастического допущения помогало писателю обострить сюжет, наполнить его юмором и гротеском, рельефнее обозначить основную идею произведения, показать характеры и проблемы персонажей во всей красе.
Юрий Сотник. Просто ужас! — М.: Детская литература, 1965.
Советские писатели не чурались доводить до читателей свои творческие задумки, используя жанр пьесы. Как известно, основное средство передачи информации в пьесе — диалоги действующих лиц. Именно разговоры персонажей в пьесе раскрывают их характеры, мотивы и чувства, а поклонники Юрия Сотника знают, что с сочинением живых диалогов у этого писателя проблем никогда не было. Его перу принадлежат пьесы "Что натворила волшебница" (1955), "Старая керосинка" (1959), "Один страшный день" (1962), "Просто ужас!" (1965), "Петькина авантюра" (1973) и другие. В этом материале я хочу напомнить о пьесе Ю. Сотника со сказочными событиями и волшебными превращениями, которую он назвал "Просто ужас". Вышла она в издательстве "Детская литература" в 1965 году и примечательна тем, что была в СССР дважды экранизирована — в 1970-м и в 1982-м годах.
Рисунок Е. Медведева к пьесе Ю. Сотника "Просто ужас!" из сборника "Эликсир Купрума Эса" (1985).
Дискуссию о научной фантастике, начатую 3 сентября 1969 года в «Литературной газете» статьей Игоря БЕСТУЖЕВА-ЛАДЫ и выступлениями Николая ФЕДОРЕНКО, Алексея ЛЕОНОВА и Станислава АНТОНЮКА, а также выступлениями Константина БОРИНА, Петра РЕБИНДЕРА, В. АБАКУМОВА и Давида ФРАНК-КАМЕНЕЦКОГО продолжил профессор Захар ФАЙНБУРГ из Перми (впервые оцифрована на www.fandom.ru):
З. Файнбург, кандидат экономических наук: ИЛЛЮЗИЯ ПРОСТОТЫ
СОВРЕМЕННАЯ научная фантастика до сих пор кажется многим критикам крайне простой (если не примитивной), и, возможно, должно смениться еще не одно поколение литературоведов, пока научная фантастика займет свое место в учебниках.
Историческая инерция в каждом виде человеческой деятельности проявляется по-разному, и если первым автомобилям
настойчиво пытались придать форму извозчичьей пролетки, то научную фантастику пытаются судить по традиционным литературным канонам, ей не свойственным. Отсюда и иллюзия «простоты» научной фантастики.
Научную фантастику, например, упрекают в известной схематичности ее героев, в недостаточном психологизме. Но фантастика, как мне представляется, ориентирует читателя преимущественно на сопереживание с идеей, персонифицированной в герое, а не с самим героем. В то же время именно фантастичность ситуации и героя не только осложняет самую возможность развернутого показа психологии персонажей, но и делает их в какой-то мере загадочными. Действие становится едва ли не единственно доступной сферой реального проявления (и наблюдения) психологии героя. Далее. Научную фантастику часто упрекают в недостаточной строгости и точности деталей. Но, с одной стороны, именно детализация гипотетической, фантастической ситуации наиболее трудна в процессе ее образного воспроизведения. А с другой, – сопереживание с идеей вполне совместимо с известной «небрежностью», с известным безразличием к деталям. Что же здесь налицо: недостаточное мастерство авторов или органическое свойство метода? Этого мы пока не можем сказать уверенно.
Попробуем все же разобраться в этом. Литература, любая, отражает не само по себе изменение роли науки в жизни общества, не само по себе ее возросшее могущество и тем более не само по себе позитивное содержание науки. Ее предмет и смысл – изменение человеческого сознания, изменение сути и форм отражения мира и его преобразования человеком. История закономерно породила научное мировоззрение, и оно неизбежно должно было найти соответствующие формы выражения в художественном творчестве. В какой-то мере научное мировоззрение преобразует по своему образу и подобию традиционные художественные формы, в какой-то мере оно должно создавать и новые, специфические только для себя. Одной из таких специфических образных форм выражения научного мировоззрения как раз и является, по нашему мнению, научная фантастика. Поэтому не просто формальное присутствие более или менее строгого научного материала является решающим признаком научной фантастики, а научность и гипотетичность как способ мышления и основание воображения, как метод подхода к миру, обществу, к самому себе характеризуют ее специфику. Научный способ образного мышления о гипотетических вариантах человеческого существования и изменения человека отличает ее и от традиционной фантастики жюльверновского типа, и от произведений реалистических.
Современное состояние нашей советской научной фантастики характеризуется оживлением творчества в этой области художественной литературы. После выхода в свет «Туманности Андромеды» И. Ефремова, открывшей новую полосу в советской фантастике, появилась большая группа весьма интересных авторов, каждый из которых тяготеет к тому или иному направлению научной фантастики.
Одновременно с развитием самого творчества в научной фантастике развивалась и ее литературная критика. И вот тут-то выяснилось, чего нашей критике не хватает – исходного теоретического понимания специфического места научной фантастики в литературном процессе.
Трудно классифицировать все многообразие мнений в дискуссии вокруг сущности научной фантастики, однако две главные тенденции вырисовываются довольно отчетливо.
Одна группа литераторов и литературных критиков фактически сводит сущность научной фантастики лишь к применению нескольких специфических приемов чисто «технического» свойства. Такой подход сводит на нет все то новое в художественном творчестве, что возникает в современной фантастике. Традиционная (в стиле XIX века) утопия, обычный детектив или приключения, но перенесенные в космос, под воду (или землю) или на сколько-то лет вперед, фантастическое описание научного открытия или изобретения, наконец памфлет, где фантастика создает лишь формальный эффект гротеска, – вот привычный круг проблем этого направления в нашей фантастике.
Другое направление пытается развить внутреннюю специфику научной фантастики: освещение сложнейших социально-философских проблем современности.
Надо сказать, что в действительной практике обе эти тенденции не разделены китайской стеной. В какой-то мере членение на эти две тенденции есть и отражение генезиса современной фантастики; первая тенденция исторически предшествовала второй. И у большинства современных советских фантастов мы находим проявление и той, и другой тенденции, а иной раз даже их переплетение в одном произведении.
В последнее время из печати вышли различные по своей направленности, по своим литературным достоинствам произведения советских фантастов: «Час Быка» И. Ефремова; «Стажеры», «Второе нашествие марсиан», «Обитаемый остров» А. и Б. Стругацких; «Море Дирака» М. Емцева и Е. Парнова; «Очень далекий Тартесс» Е. Войскунского и И. Лукодьянова; «У меня девять жизней» А. Мирера. Каждого из названных авторов волнует какая-либо большая социальная, социально-психологическая, философская проблема: И. Ефремова – проблема мотивации поведения людей разных этнически культурных типов, разных эпох, разных идеологий: А. и Б. Стругацких – проблема сознательного выбора человеком своего места в общественном процессе; С. Гансовского – проблемы этического самосознания людей, оказавшихся в критической ситуации.
ТВОРЧЕСТВО А. и Б. Стругацких, равно как и дискуссии, им вызванные, пожалуй, наиболее отчетливо отражают сложное переплетение и борьбу мнений вокруг проблемы понимания сути и роли научной фантастики.
В сборнике «Шесть спичек», в повестях «Страна багровых туч», «Путь на Амальтею» и даже еще в «Возвращении» и «Стажерах» перед нами фантастика добротная, хорошо сработанная, но еще традиционная. Перед нами мир света, мужества, силы, разума, но мир, которому недостает внутреннего источника самодвижения.
Последние произведения Стругацких – и особенно «Попытка к бегству», «Трудно быть богом», «Второе нашествие марсиан» – представляют собой иную, социальную фантастику.
Научное мироощущение не нуждается для реализации своей деятельной сущности в иллюзиях – в этом его огромный шаг вперед по сравнению с мироощущением религиозным, его прогрессивность. Но в этом и его трагедия.
И герои произведений Стругацких никогда не забывают одновременно трагической и героической формулы: будущее создается тобой, но не для тебя. Это героизм постоянный, повседневный, наградой которому служат сознание выполненного долга и удовлетворенность выполненным долгом, а потому – высшая форма, высшая ступень героизма. Но вместе с тем это еще и трагедия, ибо персонаж действия никогда сам не пожнет плодов своего посева и нет у него иллюзий относительно самой возможности такой жатвы.
Саул, Антон-Румата Эсторский, Кандид, Максим знают много больше, чем могут, и при этом отчетливо понимают меру своих реальных сил, существующую пропасть между своими знаниями и своими возможностями. Это, однако, не останавливает их в борьбе с тем, что они считают злом, причем зло это совсем не абстрактно: у него вполне конкретно-историческая сущность. Буржуазность во всех ее проявлениях: в потреблении и в сознании, в образе жизни и в жизненных ценностях, в своих «крупнобуржуазных», а также и в мелкобуржуазных формах – вот их враг, с которым для них невозможны ни компромиссы, ни примирение.
Добро и зло в современной научной фантастике не отделены друг от друга непроходимой стеной, как это свойственно традиционной фантастике. Если бы в реальной жизни дело обстояло таким образом, бороться со злом было бы если и не легко, то во всяком случае просто. Однако вся трудность состоит именно в том, что истинные противоположности не только противоположны, но и едины, в том, что реальные жизненные противоречия всегда есть и противоположение, и единство добра и зла, старого и нового. Еще В. И. Ленин в ряде своих произведений (из них в данном случае особенно важно назвать «Детскую болезнь «левизны» в коммунизме») напоминал, что есть два фронта борьбы с буржуазностью: один – более очевидный – проходит там, где полосатые пограничные столбы делят мир, другой – более трудный и гораздо менее очевидный – пролегает внутри нас.
Иной раз требование идеологической адресности фантастики некоторые критики подменяют требованием буквальной географической, этнографической и т. п. адресности. Некоторые выступления нашей критики дают пример осмысления любой литературы в понятиях и нормах буквального правдоподобия, а не в системе понятий идеологии. Прототипы фантастики ищут не в широких социальных явлениях, процессах, не в обобщающих социальных идеях, а в данной, конкретной стране, в каких–то конкретных деталях, частностях. В целом же художественное творчество сводится к простому назиданию и элементарной дидактике, вместо того чтобы выяснить специфику идеологического воздействия художественной литературы.
Что же касается идейности, то стоит вспомнить о том, что фантастика отображает реальность в весьма специфической форме, воплощающей в образы гипотетические положения и ситуации. В «Улитке на склоне», во «Втором нашествии марсиан» предметом обличения является буржуазное сознание. Формы этого обличения не обычны, но для того перед нами и фантастика – новый вид литературы, – чтобы и здесь быть необычной. Что же касается, так сказать, «географии идей», то здесь у грамотного читателя не может быть и тени сомнения. Идейная сущность буржуазности создает здесь эффект адресности гораздо вернее, чем это дала бы любая научно строгая география, любая этнография.
Реалистичность художественной научной фантастики лежит отнюдь не в формальной реалистичности географии или хронологии. Ее реалистичность состоит в точном отражении человеческих и социальных проблем современных идейных позиций, в строго научном способе мышления. Однако осуществляется это в специфической художественной научно-фантастической форме.
Думаю, что не только упомянутые выше, но и другие упреки по адресу научной фантастики основаны именно на непонимании ее художественной специфики. Непримиримая категоричность очень многих оценок, относящихся к тем или иным направлениям в нашей фантастике (и, соответственно, к тем или иным писателям), тяготеет зачастую именно к отсутствию хотя бы какого-то первоначально необходимого круга научных, устоявшихся критериев оценки, более или менее применимых для всех.
Самое простое по своей кажущейся форме всегда в конце концов оказывается самым сложным...
ПЕРМЬ
«Литературная газета» № 38 от 17 сентября 1969 года, стр. 4.
Прекрасный и неугомонный Сергей Соболев разместил в "Колонке коллекционера"насыщенный обложками и ссылками пост про мой давно почивший в бозе журнал "Интеркомъ". Ну а в комментах к этому посту неутомимый Алексей Караваев раскрутил меня на довольно пространный комментарий про одну давнюю, но весьма любопытную историю — каковой комментарий я счёл возможным скопипастить и к самому себе в Авторскую колонку в виде отдельного поста, заголовок которого смотрите выше.
paul_atrydes — вчера в 20:42
Третий и четвёртый номера брал в бумаге, после чего много разных книжек купил, которые там рецензировались. Буджолд про Майлза Форкосигана, например.
chert999 — вчера в 21:46
Так именно благодаря «Интеркому» в АСТ и подсели на Буджолд и на Симмонса — мне сам Науменко об этом говорил. А «Интеркомъ» он покупал в «Стожарах» у Каширина — ибо АСТ тогда еще не был издательским монстром...
paul_atrydes — вчера в 22:11
Получилось прям как «Утром в газете, вечером в куплете».
Karavaev — вчера в 23:04
Андрей, а не помните часом, почему у Александра Щербакова не пошел перевод "Гипериона"? Вроде ж собирался он. Или я путаю?
chert999 — вчера в 23:57
Да я уже довольно смутно помню, как всё это происходило по дням и по часам. И вообще, это была довольно мутная история, коих немало было в те "золотые времена", когда некоторым советским фэнам вдруг показалось, что теперь парадом командовать будут они, а вовсе не какой-то там Госкомиздат. И, как и во многих других подобных случаях, эта история тоже целиком завязана на нашего славного «фэна номер один»Бориса Завгороднего. Насколько я помню, пэйпербэк «Гипериона» ему прислал то ли сам Дэн Симмонс, то ли кто-то из его ближайших друзей. Ну, Боря и загорелся, пользуясь случаем, издать эту книжку на русском языке, — поэтому он сразу же начал подыскивать переводчика: ведь текст-то у Симмонса довольно сложный, не всякому он по зубам. Ну и кто-то навёл его на Щербакова, который как высококлассный переводчик тогда только-только проявился — и не без моей помощи, кстати (вспоминаем "Любовников" Филипа Жозе Фармера aka "Грех межзвёздный" и "Луну суровую хозяйку" Роберта Хайнлайна aka "Луна жёстко стелет" в моей тогдашней серии "Оверсан"). Так что Боря быстренько прискакал в Ленинград, нанёс дружеский визит Сан-Санычу и, всячески обаяв его, всучил ему вот эту вот книжку. Ну а Щербаков, просто растерявшись под таким бешеным Завгаровым натиском, довольно быстро перевёл кусочек из романа — Историю Поэта, и этот кусочек Завгар тут же переправил Ефиму Шуру в Минск (ссылка тут стоит на одну раннюю статью Ефима Шура, ибо отдельной страницы об этом прекрасном белорусском редакторе в базе Фантлаба, увы, пока еще нет), который напечатал его в ближайшем номере своего журнала «Фантакрим-Мега». Но вот тут-то и выяснилось, что никаких реальных прав на этот роман у Завгара-то и нет, а значит — издавать «Гиперион» просто некому. И слава богу, что публикация отрывка в журнале обошлась без каких-либо юридических последствий. Но нет худа без добра — Щербаков, сильно впечатлённый книгой Симмонса, написал рецензию на «Гиперион» для моего журнала «Интеркомъ», которую я тут же и напечатал — так же, как и чью-то (блин, забыл уже автора — но, кажется, это был Миша Коркин, который потом уехал в Америку)рецензию на романы Буджолд, которые тоже попали к нам, похоже, всё через того же Завгороднего. Ну а дальше все эти рецензии прочитал в моём журнале некто Николай Науменко, тогда еще просто фэн, и АСТ с его подачи (а деньги у них уже водились, в том числе и валюта) закупил права и на Буджолд, и на Симмонса, ну а Науменко сам взялся за перевод Симмонса, а потом сам же его издал и стал главным редактором АСТ. Примерно так же и в то же самое время мы с Николаем Ютановым вышли на литагента Джеймса Мэтлока, который совсем недавно обустроил свой офис в Питере, и через него купили права на 4 книги Уильяма Гибсона, на роман Брюса Стерлинга и на парочку романов моего американского друга Майкла Суэнвика. Имея все эти права, мы и смогли сыграть в очередную "командную игру" с АСТ (дополнительно к нашим «правам» на «Миры братьев Стругацких» и на перспективных русских фантастов вроде Лукина, Лукьяненко, Лазарчука, Успенского и многих других), благодаря чему и появилась в итоге серия киберпанка — «Нейромант» и его продолжения, «Схизматрица», «Вакуумные цветы» + «Путь Прилива».
Первое весеннее заседание Литературной студии имени Андрея Балабухи состоялось 26 марта 2025 года в Петербургском Доме писателя. Его темой был вечер короткого рассказа.
1 – Личный состав Студии 26 марта
По старой традиции наши заседания открывает «пятиминутка» хвастовства. На сей раз хвастались трое: Вадим Кузнецов, Алексей Шелегов и Татьяна Берцева. У всех троих вышли рассказы в альманахе «Полынья» (Выпуск 4. «Разрыв периметра»), изданный ИД «Полынья» (СПб.: 2025) (https://market.yandex.ru/product--razryv-...). У Кузнецова вышел в свет рассказ «Яйца Кощеевы», у Шелегова – рассказы «Бетти» и «Дубинушка», у Берцевой – рассказ «Рисовальщик». Татьяна Берцева вдобавок получила почетный диплом за лучший рассказ данного выпуска.
Затем участники заседания по очереди зачитали небольшие тексты, созданные в разных литературных направлениях. За каждым рассказом следовало короткое, но пламенное обсуждение с участием соруководителей студии (Елены Ворон и Леонида Смирнова).
Староста Студии Татьяна Берцева зачитала рассказ «Оборванная струна», Алексей Шелегов – отрывок повести без названия, Вадим Кузнецов – рассказ «Год дракона», Александр Конопацкий – рассказ «Половинка моя» и, наконец, Григорий Лебедев – рассказ «Не ходите готы на кладбище гулять».
4 – Татьяна Берцева; 5 – Алексей Шелегов; 6 – Вадим Кузнецов; 7 – Григорий Лебедев
На мой субъективный взгляд, на сей раз наиболее любопытным оказался рассказ Александра Конопатского. (По крайней мере, народ развеселился.) Мы решили его здесь опубликовать. Перед публикацией автор ощутимо переделал рассказ по результатам обсуждения и дал ему новое название «ОТ ПЕРЕСТАНОВКИ СЛАГАЕМЫХ…».
8 – Александр Конопатский
Я иду в костюме Адама с полотенцем на плече. Мне навстречу — она в костюме Евы. Поравнялись, улыбнулись друг другу и пошли дальше. Прямо как в Раю! Только я вдруг вспоминаю, что здесь – не Рай, а мужская душевая фитнес-клуба, и встаёт вопрос — почему здесь голая девушка ходит? Вдруг слышу, сзади кого-то режут. Оборачиваюсь и понимаю – не режут: просто девушка, с которой мы только что улыбались друг другу, кричит, как резаная, и показывает пальцем на меня. Но не просто на меня, а на самое дорогое, что есть у мужчины. Пока я пытаюсь понять, что происходит, откуда ни возьмись выкатывается клубок женщин. Кто в костюме Евы, кто полуодет, а кто и не поймёшь, то ли в скафандре, то ли фигура такая, но, главное, все меня маньяком обзывают и готовы на молекулы разорвать. А она, ну, крикунья эта, предлагает кастрировать маникюрными ножницами…
Мне её предложение очень не понравилось. Поэтому я быстренько подстраховался полотенцем и, прорвав окружение, выскочил из душевой. Захлопнул за собой дверь, глядь, а на ней написано: «ЖЕНСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ». И тут до меня дошло, что я, как последний лох, душевой ошибся! Ну, меня от этой двери, словно ветром сдуло. Добегаю до мужской раздевалки, влетаю в неё, падаю на скамейку и дух перевожу. А воображение рисует мне картины моей кастрации. Чем красочней рисует, тем меня дрожь сильнее колотит: налицо все признаки сильнейшего стресса, который надо срочно снять. Одеваюсь и – в бар, который через дорогу от фитнес-клуба.
Выпил две кружечки пива, мне полегчало, но организм кое-куда попросился. Иду в это «кое-куда», захожу и вижу, кого бы вы думали? Её вижу! Я из туалета, будто он заминирован, выскакиваю, думаю: «Да что же это такое со мной сегодня творится?» Но глянул на дверь и обнаруживаю, на ней, как и положено, буква «Му» нарисована! И меня осе-ня-ет – на этот раз не я, а эта, специалистка по кастрациям, мужское заведение с женским перепутала!
Открываю дверь и торжественно вхожу обратно. А ей хоть бы что, стоит перед зеркалом, ноздри припудривает! На меня этак через плечико глянула и спрашивает: «Ну, что уставились, мужчина? Подумаешь, девушка туалетом ошиблась. Девушке и без ваших испепеляющих взоров, может быть, неловко!»
— И это всё? — возмущаюсь. – Часу не прошло, как вы за такую же ошибку хотели меня маникюрными ножницами кастрировать!
— Правда? — говорит. – Ну, извините, если напугала вас. Но в конце концов вы же – мужчина, представитель сильного пола…
— В этом не сомневайтесь, — киваю головой, — представитель, да ещё, какой! Поэтому ваши легковесные извинения мною не принимаются. Вы должны как следует ответить за угрозу нанесения мне принципиальных телесных повреждений!
— Вы что же в суд на меня подадите? — удивляется она.
— Это было бы для вас чересчур легко, — придвигаюсь к ней. — Вам придётся сейчас же поехать со мною в одно место, где нас ждёт ужин с шампанским и при свечах!
У неё от удивления даже икотка началась. Стоит, икает и смотрит как Красная Шапочка на Серого Волка, а потом гневно так:
— Вы что же, полагаете, что я так просто… с первым встречным, с которым у меня нет ничего общего, поеду в какое-то место?
— Ну, почему же нет ничего общего, — передразниваю её — Разве вы не обратили внимания на то, что мы оба очень рассеяны?
— Пожалуй… — подумав, соглашается она и даже хихикнула. А у самой уже взгляд смягчился, глазки зафосфорецировали, щёчки зарделись, и вдруг слышу: — Меня зовут Женя…
— Очень приятно, — отвечаю, — а меня – Антон.
— Видите ли, Антон, ваше предложение мне, конечно, очень лестно, но я, как порядочная женщина, должна вас кое о чём предупредить… возможно, после этого вы передумаете, приглашать меня на ужин.
— Я? Передумаю? — делаю грудь колесом, но внутри что-то ёкнуло.
— Дело в том, что пять лет назад, я уже состояла в браке…
— Ну и что? Я тоже состоял в браке! — радостно развожу руками.
— «ли, Антон, дело в том, что я тогда была мужчиной, — потупив глаза, сообщает она.
— Как, — вздрагиваю, — мужчиной?
— Да вот так!» — раздражённо отвечает и начинает объяснять: — Понимаете, будучи мужчиной, я хотел простого мужского счастья. Это когда приходишь домой «с мамонтом на плечах» и слышишь от жены, что у неё золотой муж. Однако мне, Антон, приходилось слышать совсем другое… То она бесилась, если я не подавал ей по утрам кофе в постель, то устраивала скандал из-за того, что я купил ей дублёнку не того бренда! А ещё она жаловалась, будто ей не хватает яркости оргастических ощущений! Представляете? В общем, всё это, в конце концов, натолкнуло меня на мысль, что быть женщиной гораздо комфортней. Однажды, когда моя благоверная спала, я ушёл, уехал в другой город, сделал себе несколько операций и вот, живу, пользуясь всеми преимуществами прекрасного пола, и всё у меня хорошо, если не считать, что иногда могу ошибиться дверью туалета. В остальном же всё в полном порядке. Осталось только устроить личную жизнь!»
Умолкла и смотрит, приговора ждёт. А что я могу сказать, если мне, словно кипятильник в мозг вставили!
— Так как теперь насчёт ужина? Не передумали? — интересуется.
Я подхожу к раковине, холодную воду включаю, голову под струю, чтобы «процессор» охладить. С минуту подержал, распрямляюсь и говорю:
— Ну, здравствуй, Евгений, муж мой драгоценный!
А у неё, то есть… у него… челюсть аж до пупка отвисла. Глядит он, то есть… она, то есть оно! Глядит и спрашивает:
— Ан-антониночка, ты, что ли?
— Нет, — отвечаю я, — Антон, муж твой, терминатор и супермен в одном флаконе! — Хватаю эту, что стала моей, а раньше была моим, взваливаю, как мамонта, на плечо, выношу из туалета и предупреждаю: — Теперь, Женечка, ты узнаешь, каким должен быть настоящий мужчина!
А она болтает ногами и радостно пищит в ответ:
— А ты, Антон, теперь мне покажешь, что такое яркость оргастических ощущений!
облако тэгов
