*Минздрав Фантлаба предупреждает читателя о содержании в данном отзыве опасного количества политоты и графоманских абзацев крамольной субъективщины! Берегите себя!*

«Не дай Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» (очень известный автор)

«Это же Ленин изобрел маркетинг ... Он нашел абсолютно уникальный способ продать людям Советскую власть; фабрики — рабочим, землю — крестьянам, мир — солдатам. Он предложил всем один товар — счастье» (один из самых странных фильмов «к столетию революции»)

Зайду издалека.

*Если кому не хочется этого «издалека», можно либо совсем не читать отзыв, либо перейти к двум последним абзацам*

Месяца с два назад в стенах одного из филиалов своего родного университета мне посчастливилось побывать на открытой лекции, чье название не могло меня не привлечь. А именно, содержание его говорило, что данное мероприятие расскажет о философии Русской (больше Октябрьского ее этапа) революции, ее предпосылках и творчестве Достоевского как зеркала революции большего, нежели чем Лев Николаевич, и в принципе его соображениях в собственных произведениях на тему грядущих перипетий нашей настрадавшейся Родины. Лекторами-организаторами на данном мероприятии выступило трое профессоров, с белеющей сединой в волосах и бородах, с лысинами и чрезвычайно басовитым и низким голосом единственной в этой троице женщины-достоевиста. Которая, сразу скажу, видимо, была еще и единственным форпостом среди этих двух мракобесных башен-близнецов, умудренной во всех планах. Особенно сохранения в черепной коробке всех положительных достижений советской школы. Вообще-мс, старички, за одним из которых явно значились качества великолепного лектора-оратора, пусть и с определенной, но не чрезмерной долей «православной державности» и «уникальной русской имперскости», и интересная мысль по поводу «языческого реликта» в русском бунтарском сознании, а за другим начавшаяся глухота, отрицание отречения царя, упоминание предсказаний о падении монархии в доме Романовых утверждали в своих речах примерно следующее (что характерно, забывая, что подать факты неплохо было б через призму взглядов и цитат Федора Михайловича): в Российской империи не было никакого угнетения по национальному и религиозному признаку, как и царской политики антисемитизма, выражавшейся в чертах оседлости и еврейских погромах *мои вопросы по этому поводу и не только заканчивались ответами по типу «прочитайте нужную литературу, молодой человек»*; разумеется, любой православный в славном царстве Святой Руси и ее владений был равен любому другому подданному царя, невзирая на его национальную и конфессиональную принадлежности; и, конечно, экспансия и реализация имперских амбиций царской России на протяжении веков имели лишь положительный и не в коем случае не агрессивный характер. А все эти ваши революции, страждущие евреи, голодные крестьяне, сожженные аулы периода кавказской экспансии — выдумки злостных, кровавых большевиков, финансировавшихся американскими евреями-сионистами, которые погубили русскую культуру и цивилизацию... Коль даже так и обстоят дела, то понять, что погубило адекватность, доказательность и логичность этих двух ученых дедушек родом из Советского Союза мне все равно тяжело.

А чуть ранее мне опять же «посчастливилось» (сразу отмечаю, что тут я проспорил) попасть на показ фильма, который я зарекся не смотреть — разумеется, «Матильда». Надо сказать, что шумиху (которая вполне могла быть добросовестно продуманной мощной и эффективной пиар-компанией) вокруг него как картины, порочащей святость Николая Второго, я понять так и не смог. Опуская тот факт, что, как и большинство дворянских мужчин до брачных отношений, будущий царь имел романтическую и сексуальную связь с представительницей такого вида искусств, как балет, нашего великомученника, дерьмового политика и последнего императора создатели фильма наоборот стараются всеми силами обелить. Даже в финале *да, спойлер* нашли способ простить его за Ходынку. Вот будущей жене-немке почему-то достается по полной — ее высмеивают и унижают более того, чем фрейлен того достойна. Но, забывая еще про целый ряд откровенных исторических глупостей и неточностей, мелких, в основном, но бросавшихся мне в глаза *упомянуть их тут означает усилить и без того тягостную громоздкость отзыва*, получилась довольно вялая и скучная картина...

...картина, снятая в столетие одних из самых тяжелых, кровавых, трудных, ужасающих, но, черт, самых интереснейших событий в русской истории, а уж поворотных так и вовсе для всего мира! И сняли в итоге фильмец про вялую любовную линию Николаюшки, которая взрывает общественное сознание, пятые точки думцев и кинотеатры с машинами. Правда, нужно быть честными, что к столетию же Великой Октябрьской социалистической революции создали и два масштабных телепроекта о предателе Ленине, и предателе Троцком. Но только вот называя Октябрь и Февраль — проплаченными постановками британских, американских, немецких, семитских или даже японских кураторов, а большевиков — агентами всех возможных иностранных спецслужб, предателями и служителями протокола сионских мудрецов *и доводя разговоры до красного террора, Гражданской войны, советского межвоенного и поствоенного бытия*, эти люди забывают о существовании такой науки, как история, и такой вещи, как здравый смысл. Конечно, увлекательно и здорово, наверное, *но не мне* говорить о великой РУССКОЙ цивилизованной империи, в которой была идиллия, экономический подъем и благоденствие, отсутствовал голод и пережитки крепостничества и сословной системы, об агенте германского Генштаба Ульянове-Ленине и сверхудачной операции свержения царя, а позже и Временного правительства *пусть первое проводили и вовсе без участия большевиков*, но, думаю, стоит вспомнить некоторые факты из отечественной и мировой истории. Например, про крепостничество, которое по сути дело было не феодальным правом, а рабовладельческим строем. Про то, как огромная аграрная империя с вкраплениями невольнонаемных мануфактур и заводов, самый конкурентноспособный товар которой был лес да пушнина, постоянно рвалась на Балканы и к Константинополю с проливами для пиршества в честь расчленения Османской империи. Ой, то есть для освобождения славянских братушек, которые о помощи и протекторате не просили *а некоторые, вроде болгар, и вовсе в мировых войнах выступали против своих освободителей*, и установления справедливого контроля над Царьградом да проливами византийскими наследниками. Правда, и то, и то в итоге заканчивалось каждый раз кровью русских солдат, политической и экономической блокадой объединенной Европы или же ее ведущих держав и поражением данного экспансионистского курса *который даже при своей реализации не факт, что привел бы императорскую Московию к благоденствию через обретенные проливы*. А при правлении Николая Первого данная великая идея фикс монархов России завела нашу по-настоящему, и тут уж без сарказма, великомученическую Родину в Нулевую Мировую Войну. И выходом из ее позорного поражения в светлое будущее *когда самая большая в мире армия не будет проигрывать даже в сумме меньшим человеческим силам* были лишь реформы либерального толка для создания прогрессивного общества и мощной экономики. Осознав данный путь, начав, но не доведя его до конца, Александр Второй вновь открыл дорогу реакции и консерватизму *а также революционному движению в России, которое достойно большего числа исторических фильмов и сериалов*. В итоге Российская империя вновь оказывается в океанах фронтовой крови за братьев-славян и турецкие проливы с усложнившемся после недоделанной крестьянской реформы наиострейшим земельным вопросом, голодом продовольственным и патронным.

Так что несколько столетий регрессивной или в лучшем случае никакой социальной политики, отсталости не то что промышленного, но и аграрного комплекса *при том же катастрофического*, плюс национальные притеснения, недальновидная внешняя политика привели огромную и исключительную империю Святой Руси к русскому бунту. Беспощадному, но далеко не бессмысленному. К всеобщему восстанию за переформатирование всего, поводом к которому стала кошмарная, позиционная, не кончавшаяся Первая Мировая война. И тут вопрос был уже не в том, получится ли остановить данную бурю Революции, и даже не в том, сможет ли аристократическое/буржуазное правительство вновь подчинить крестьянские толпы нормам Святейшего Синода и монархической идеологии. Вопрос заключался в том, кто из русских социалистов, наследников разных течений народничества, сможет правильно сагитировать народные массы, взять власть в свои руки и удержать ее. И так уж вышло, что это была партия большевиков. Ленин и сотоварищи, которые большевизировали Советы, смогли справиться с большей частью национальных сепаратистских движений, белым и черно-зеленым движением. Ну, и переформатировать общество, создав первую в мире систему массового в своей доступности и элитарного по начинке образования от яслей до университетов, завершить смертоубийственную для народа, экономики и вообще русского будущего войну, справиться с интервенцией, индустриализировать страну несколько раз, победить в новой мировой войне, провести аграрную реформу, электрофицировать страну и ввести ее в общемировую экономику. Правда, и забывать о неразумных депортациях целых народов, неудавшейся мировой революции, многотысячных невинных жертвах террора и чисток, которые были результатом когда *упомянул бы ужасающую неотвратимую необходимость, но...* политических интриг, когда бюрократической механистической бесчеловечности, а порой — логичным следствием-продолжением земельного вопроса и Революции, и, конечно, о новых имперских, ставших советскими, амбициях и замашках нельзя.

Именно в свете всего выше изложенного контекста, столетнего уже исторического вопроса, который в сознании масс под действиями пропагандистских инструментов так и не может устояться *продолжая барахтаться от крайности к крайности*, и может быть интересна первая публицистическая попытка Чайны Мьевилля. Первая его научно-популярная, историческая работа для широких, прежде всего западных, масс. Но, поверьте, и для русского *российского-постсоветского* человека она будет полезной в виде, скажем, краткого содержания событий 1917 года. Справочника с алфавитным, хронологическим указателем, изрядно приправленного довольно интересными маленькими фактами и подробностями (вроде первого съезда мусульманок России), которые вряд ли кардинально изменят ваши взгляды на те далекие события, но будут все равно полезны для широты зрения. Также данный труд позволит несколько уточнить и восстановить ваши знания Февраля и Октября, предпосылок данных этапов Русской революции и промежутка между ними. Несколько не мало интересных подробностей я для себя уж точно узнал.

Для меня новая книга, по сути роман Мьевиля — «Октябрь» — не просто то произведение, которое нужно было прочитать хотя бы из-за его автора. Это еще было и желание посмотреть на видение собственной истории со стороны западной, британской, левой и троцкистской, из замочной скважины фантастического гетто. И как человек, который считает, что знает историю своей страны и мира на должном уровне *да, я про себя* и некоторым образом ведет исследовательскую деятельность в рамках событий обозначенного периода, должен подвести следующий итог. А именно то, что несмотря на очень мелкие и редкие косяки (вроде того, что «отмена крепостного права — следствие крестьянских бунтов», хотя сие наоборот) Чайна смог создать последовательную, точную, интересную, хронологически и исторически достоверную летопись месяцев с января по октябрь 1917 года. С которой, если у кого будет на то желание, в качестве опять же справочника-путеводителя можно начать более детальное знакомство с Русской революцией и ее продолжением в виде Гражданской войны. Колебания народных масс, кочевание общественного мнения и поддержки от одной партии к другой, упоминание возможной сдачи Петрограда немцами, наиболее краткий и подробный исторический бэкграунд, составленный автором — упоминаются все важные факторы, события, фигуры и причины данного процесса; показаны в наиболее приемлемом объеме и красках для данного текстового масштаба и жанра. И пусть некоторые моменты в эпилоге отдают конъюктурной субъективщиной, последние, финальные строчки вышли отличными. А основное заключение данной работы верно, логично и не раз уже выведено различными специалистами и исследователями, но, видимо, в контексте нашей эпохи *памятники сепаратистам-коллаборационистам вроде атамана Краснова и отпевания любых жертв Гражданской войны, кроме падших от белого террора* должно прозвучать еще не один раз вновь. Большевики, именно большевики в ходе всех перипетий и препятствий тех лет смогли стать легальной властью над большей частью территорий павшей Российской империи *да и республики*, отбившись от кредиторов Антанты, империалистического невыгодного мира с Центральными державами *переиграв его* и своих внутренних оппонентов. А уж какой была цена, последствия семидесяти лет их самых разных «идейных наследников» — тема совершенно другая и еще более громоздкая. Скажу лишь напоследок, перефразируя для до сих пор верящих в «россию, которую мы потеряли» и немецких шпионов под личинами революционеров, что «народ не захочет, революция не вскочет».

PS. Менее массивные *надеюсь* отзывы по литературе, связанной с Гражданской войной и русскими революциями, впереди и не за горами ;)

PPS. Хоть, вроде бы, и защищаю власть Советскую *которую не только большевики устанавливали, мои дорогие*, большевиков, но более всего симпатизируют в разношерстной среде политических сил и течений начала двадцатого века мне не они. И, конечно, не безыдейные, пустые в плане предложений, лоскутные союзы белых. А «срединный путь», третья сила, если кому интересно...

PPPS. Кстати, если вам совсем надоел треп на тему красно-бело-зеленой России, кто и где накосячил, надоели откровенно пропагандистские и неаргументированные речи всяких там популязаторов-агитаторов, а хочется увидеть свежий, оригинальный, объективный и обоснованный взгляд на многострадальную русскую историю, советую полистать работы Александра Самойловича Ахиезера.

В последнее время стал ловить себя на мысли, что наших-то российских фантастов, да, не советских или даже российско-советских, я практически-то и не читал вовсе (хотя, снова нет, возьмем шире — современных, более-менее, русскоязычных писателей постсоветского пространства). В принципе, как и большинство, современная русская (российская-постсоветская) фантастика известна мне по Лукьяненко. Имеются в прочитанном еще по одному-двум романам от четы Дяченко, Громова, Зонис, Ешкилева, Тармашева да Ливадного... Вот и все, в принципе. Осознав, что подобная ситуация довольно печальна, что у много уважаемого С. Лукьяненко уже читать мне ничего не осталось и то, что, хотя бы по теории вероятности, в тонкой прослойке между потоками «попаданцев», «метро» и «сталкеров» должно быть что-то достойное прочтение, что-то, являющееся новой русской фантастикой, я стал судорожно искать книги, которые бы подходили под подобное описание. Выписав для себя целый ряд книг Лазарчука, а так же несколько новых нашумевших работ наших авторов, я, видимо, по велению Фатума, столкнулся и с этой, как мне показалось, недооцененной трилогией украинского (ну и что?) писателя Владимира Кузьменко «Древо Жизни» и вчера принялся за ее прочтение...

Прочитать целиком получилось лишь первую книгу романа-«эпопеи». Далее две трети второй части и всю третью я просто пролистал, не потеряв ни чуть в нити повествования и содержания в целом. И после прочтения помпезного пролога уважаемого автора, и после прочтения первого романа я все равно надеялся, что еще немного, и вот оно, начнется метафизическое, поэтическое и эпическое, обещанное Кузьменко. Но ничего подобного, разумеется, на электронных страницах этой трилогии я так и не увидел. Зато сколько всего другого «хорошего» я повстречал там... Хотя, что это я, в одну строку такой шедевр буду критиковать! Роман-событие ведь! Не, брат, списком пойдем!

1. Пафосность и нереалистичность диалогов. Какие это мытарства, читать переговоры друг с другом героев автора, особенно в первых и третьих частях «Древа...», где, так сказать, основная пафосная философичность собрана. Деревянные, плоские, понапиханные всем, чем только можно, кроме живости и реализма — вот то немногое, что можно о них сказать. Иногда слишком детские, иногда чрезмерно информативные (видимо, неизвестно было писателю Кузьменко, что все измышления героев, их монологи, а так же описания, технические и исторические подробности не нужно совать в обыденные диалоги), в основном они походят на разговоры героев дешевых боевиков и сериалов, а из-за своей скоротечности, которая создается еще и немыслимой динамики сюжета первой книги, становятся совсем уж нереальными и смешными, стоящими в стороне от литературности.

2. Сверхсветовая динамика повествования. Уже упоминал оную. Если насчет второй с третьей частей мне лично сложно что-то предъявить из-за моей беглости во время их прочтения, то про книгу номер один могу говорить уверенно. Главный герой не успевает проснуться черт-знает-где, как уже становится лидером сопротивления биологической цивилизации (выпало уже название ее из головы), находит там себе бабенку-другую, успевает стать ее частью, настроить ее против себя, а потом снова, и... Как-то так. Ну, не бывает так, в жизни. Даже в жизни фантастической. Ну, а если и есть такое, то подобное за вряд ли кто посчитает серьезной и интересной литературой.

3. Шаблонность что сюжета, что главного героя. Опять же, снова говорю о первой части «Древа...». Главный герой, Сергей Владимирович — типичный мастер на все руки, гений, коих свет не видывал, альфа-самец и просто первоклассный космический первопроходец, да еще и специалист по организации сплоченного и успешного сопротивления против зловредов, поминая Сергея Снегова, ну и просто порядочный семьянин. Да еще и скромный! «Сергей понимал, почему пользуется такой популярностью у женщин. Так уже заведено эволюцией, что их взгляд способен за человеком отыскать настоящего мужчину». Сильно! И таким же «сильным» выдался весь сюжет — без всяких интриг и загадок, зато с ясностью того, что произойдет в следующей главе.

4. Отсутствие новизны, новаций и инноваций для жанра. Абсолютно ничего нового в плане фантастических идей (да и вообще) в этом романе-трилогии Кузьменко читатель для себя не найдет. Виртуальная реальность? Фашистская диктатура будущего с ограничением рождаемости и искусственным деторождением? Проблема искусственного интеллекта? Нетехническая цивилизация? Матриархат? Все это уже не просто было до данного творения, но и повторялось и подавалось после своих родоначальников гораздо более лучше. Тут и Снегова можно вспомнить, и Гаррисона, и Хаксли, и много кого еще. Кстати, Азимова с его роботехническими законами автор упоминает. А вот с еще одним писателем и его упоминанием в тексте вышло поинтересней...

5. Калька со Снегова или дань уважения советскому мэтру? Вот не уходит из головы этот вопрос, хоть убей, ибо вся первая книга — либо отсылки, либо параллельность мышления, извиняюсь, «заимствования» из романа-эпопеи Сергея Снегова «Люди как боги» (хоть тут можно не сомневаться в верности употребления слова «эпопея»). Ведь как думать иначе, вспоминая расу свистунов, у которых есть мозги-компьютеры, как у разрушителей и другие черты от них. Ну, или та же биологически направленная цивилизация с позабытым мною названием — не галакты ли это? А союз рас Галактики, который появляется в финальном романе трилогии? Не исключаю, что все это и вправду дань великому Мастеру и его Творению, которые отображаются еще и в имени главного героя, Сергей, и, как мне не правильно скорее всего кажется, в аббревиатуре СС — сверх-какие-то системы — не инициалы ли это Сергея Александровича? А так, кто ж его знает, может, и калька все это... Ну, а теперь последний и главный пункт(ик):

6. Псевдофилофичность, завернутая в пафосность невиданной доселе мощи... Уже в прологе Кузьменко доносит до нас, что тут, де, будет о поисках бессмертия для всех и для каждого, о его цене, борьбе Разума со Вселенной. Читатель, то бишь, я, сразу стал ожидать чего-то по-настоящему эпохального. И пусть допустил уже в самом предисловии автор ошибку фактическую (что Вселенная, оказывается, из Хаоса к упорядоченности движется, а не наоборот), но, подумалось мне, мало ли, не знал человек про сингулярность и т.д. Но никаких поисков и борьбы я не встретил в «Древе...». Зато нелитературности высшей пробы (нет, не подумайте, не об эротических сценах и более серьезных идет речь, которых, правда, даже на самом чернушном уровне не получилось подать, — тут я имел в виду все выше стоящие пункты) — хоть отбавляй с недофилософствованиями бытового уровня, которые и к основному писательскому посылу не приходят. И самое ж обидное, что если бы было хоть что-то отдаленное похожее на действительные рассуждения по заявленной тематике, хоть немного достойные внимания, можно было бы слегка и прикрыть глаза на все остальные минусы. Но нет того — зато есть моя любимая для полнейшего снижения и разнесения на прищепки псевдофилософия, пафосная и возвышенная, которая задает вопрос и говорит, что «ну, все и так ясно — ответа давать не буду, оставлю вот это только...». Последним зарубежным примером для меня была «Вера» Лава. Вот и в постоветской подобный же пример появился.

Так что, друзья, не тратьте время на эту чушь, шаблонную и скучную. Тот же «Агафонкин и время», который мне жутко не понравился некоторыми посылами и деталями, по многим перечисленным выше пунктам выигрывает с чрезвычайным перевесом у «Древа Жизни». Тем более превосходит сию работу украинского автора уже трижды упомянутая трилогия Снегова, которая достойна прочтения в большей степени, нежели всякие «древа» с «агафонкинами»...

Печатая этот комментарий, хотелось бы связать его со всем творчеством Клиффорда Саймака и сказать, какое место этот автор занимает для меня.

Саймак очень не обычный фантаст. Прошу заметить, что у него не встречается никаких циклов — ни дилогий, ни трилогий. Да, есть пара-тройка сопряженных рассказов, но на это его цикловое творчество заканчивается. Клиффорд не боится придумывать новые миры и вселенные со своими проблемами и пейзажами, в отличии от всех остальных фантастов. Нет, я не спорю, и с циклами есть сложности написания — постоянно привязывать одни произведения к другим, придумывать эти связки для хронологии и географии, но, согласитесь, единая вселенная все значительно упрощает (хотя Стругацкие со связками в хронологии вообще не мучились :) ).

Удивительно, что писатель не входит в так называемую «Тройку Мастеров» западных сай-фай писатель. Наверное, это связанно с тем, что Хайнлайн и Азимов являются более массовыми авторами и своими произведениями (в первом случае, с Робертом, довольно политизированными) воспитали американское общество. Точно так же и Кларк, которого у нас называли «новым Верном». Но, конечно, Саймак ни в коем случае не обделен — у него есть уйма премий и наград, и, разумеется, огромной любящей аудитории. Более того, он смог стать в Советской России одним из переводимых в больших тиражах «прогрессивным автором» вместе с Нортон, например, а это уж тем более о многом говорит.

Более того, он решился устами главного героя в «Почти как люди» сказать «Срочно, Белому Дому и Конгрессу — отмените права на частную собственность!», когда судьба Человечества могла стать довольно горькой из-за правил капитализма... Приписать положительному американскому герою такую коммунистическую фразу в порыве отчаяния!

А уж его произведения... Океан неординарных фантастических идей и сюжетов, где приемниками людей могут стать деревья, а инопланетная трава может создавать (!) время! Но идеями все не кончается — Клиффорд Саймак исследует все Человечество и Человека отдельно, утверждая, что его технологии и прогресс — не главное, сталкивая их двоих с инопланетными цивилизациями; главное — это способности человека к любви, сочувствию, милосердию, стремление к прекрасному, что именно эти наши навыки и способности стоит ценить, развивать и не терять в бесконечности пространств и времен.

Долго уже ничего не читал, ничего не писал, в том числе и о прочитанном. И вот, на днях решил снова заняться любимым делом. Тем более что уже как месяц, а то и все два обещал рассказать о романе Роберта Чарльза Уислона «The Harvest», то бишь «Жатва», «Урожай», «Сбор» и т.д. К слову, мне симпатичнее всего именно первый вариант перевода. Так вот, именно начатую уже довольно давно книжку Уилсона (и брошенную на второй же странице) я и решил прочесть. И, черт, как же вовремя и к месту она мне подвернулась!

Перед тем, как перейти к информации о сюжете и прочему, хотелось сказать, что не только ведь из-за фантастичности книг, интересного сюжета, пометки «мировой бестселлер, кто-то там рекомендует или вечная классика» мы начинаем читать любое произведение. Нет, конечно, все это может нас привести к нему, безусловно. И желание просто отдохнуть за книгой, посмеяться над хорошим, добротным или не очень юмором, или наоборот, подумать над вечными и тяжелыми проблемами мироздания и человечества — все это вместе взятое интересует нас во время прочтения рассказа или романа. Но ведь есть еще такая штука, как эмоциональное состояние. Самой книги, человека... Их тонкое взаимодействие, влияние друг на друга. Ведь иногда так необходимо, читая что-то, найти некие положительные и светлые эмоции, которые тебе так необходимы; простые, но правильные и верные ответы героев, которые иногда как будто бы списаны с тебя. Разговаривают с тобой, помогают... Такое у меня бывало при чтении Клиффорда Саймака — самых разных его произведений. Умел же старый-добрый Мастер даже из самых печальных своих финалов дарить читателю надежду на что-то лучшее. В общем, это я все к тому, что «Жатва» Уилсона — такая же хорошая книга. Здесь Роберт вновь показал свой социально-психологический подход, обрисовал очень человеческие и трудные ситуации, постарался дать на них правильные ответы. И они, его схожее со мной видение помогло мне в мой не самый лучший период жизни.

Итак, собственно, о романе. Перед нами довольно многоплановая, не «спиновская» книга Уилсона, где он решил уделить чуть меньше внимания фантастическому антуражу (еще меньше, чем обычно) и еще больше выйти на межличностные отношения, борьбу мнений по вечным и кардинально все меняющим вопросам человечества, то бишь уйти целиком и полностью в проблемы и эмоции людей. И в принципе, у него это вышло. Во всяком случае, хоть нам и предстают два раза за весь текст описания пришельцев (Путешественников по роману), как-то поговорить с ними у героев не получается. То есть, у некоторых это выходит, но инопланетяне тут действительно на втором, а то и третьем плане. Все внимание обращено на людей.

И что же такого случается с человеками, что за вечный и такой важный вопрос перед ними встал? Для начала стоит упомянуть, что «Жатва» — это произведение из категории, которую я обычно называю Необычный (Первый) Контакт. К ним я обычно причисляю «Ложную слепоту» Уоттса, «Рама» и «Конец Детства» Артура Кларка, «Пикник на обочине» Стругацких и самого Уилсона с его «Спином», то есть те произведения, где у людей происходит нестандартный, странный Контакт с инопланетным разумом, с неожиданными последствиями (или их отсутствием) и нешаблонными пришельцами. Тут у нас именно такой случай.

По сюжету романа к нам нежданно-негаданно заявляется инопланетный разум на луноподобном космическом корабле, «припарковавшемся» на околоземной орбите. Провисев в абсолютном молчании в подобном положении более года, герои «Жатвы» по медицинской части начинают находить в телах людей, болеющих неким «Тайским гриппом», странные образования, а после по всему земному шару прокатывается одно единое для каждого жителя нашей планеты (любого пола, возраста, нации и т.д.) сновидение с одним единственным вопросом: «хотите ли Вы жить?». И под этим вопросом имелась в виду жизнь вечная...

С этого происшествия и начинают разворачиваться основные события книги. Из-за случившегося персонажи работы Уилсона и все человечество оказалось разделенным на две неравные части: около 80% тех, кто сказал безусловное «да» и остальные, которые ответили категорическим «нет». Вторым вариантом ответа воспользовался и главный герой, доктор Мэтт Уилер — 50-летний практикующий врач, вдовец и отец своей единственной дочери, Рэйчел. Только она сама, его возлюбленная, Энни, и многие его друзья, коллеги, знакомые, соседи ответили бессмертию «да».

Дальше сюжет книги ведет нас к последующим событиям. Перед нами предстает меняющийся мир, где большая часть человечества постепенно перестает быть таковой. Они меняются, становятся другими. Это проявляется в поведении и внешнем виде. Бренные тела теперь значат для них мало, ведь их путь иной (ну, примерно такой, что описан у Саймака в «Магистрали Вечности»). И что им, что их смертным родным все труднее понимать друг друга, общаться и разговаривать. Уилер и другие ему подобные по всему миру сплачиваются в небольшие группки, которым все же помогают нормально жить в изменяющихся условиях климата Земли те же пришельцы и становящиеся чем-то большим люди. Или уже пост-люди. Или совсем не люди. Дальнейшее повествование сюжета будет все больше концентрироваться именно вокруг этих самых групп, в том числе самого Уилера и его новых друзей по несчастью. И это, конечно, хорошо, но вот хотелось бы чуть больше послушать представителей изменяющегося человечества, что иногда происходит — и Рэйчел, и Энни еще свое скажут. Тем не менее все равно маловато. Но это так, лишь моя мелкая придирка.

А в целом все получилось на очень добротном и качественном уровне. Разве что самого главного плюса «Жатвы» — эмоционального разбора происходящего на фоне глобального изменение (Апокалипсиса и вымирания человеческого вида, по сути), оказалось на деле маловато, что довольно странно, если брать объем книги (на треть побольше будет среднестатистического произведения Уилсона). Например, мы узнали о причинах выбора Уилера и полковника Тайлера. Ну, о Рэйчел и даже и Киндле можно догадаться, но вот остальные герои, те же Бет с Энни... Предпосылки и объяснения их выбора, их ответа отсутствуют. Разговоров, бесед между Мэттом и его дочерью, да и с Энни тоже маловато. Не всегда получается видеть его переживания, его глубинную внутреннюю борьбу между его принципами, личностью и характером и желанием остаться с родными, близкими ему людьми. Об этом противостоянии Уилсон напоминает лишь иногда. Видимо, читатель все должен понять из фразы Энни о том, что Мэтт по своей природе «коллекционер». Нет, на самом деле, красивая метафора и одна из лучших строк романа, но все равно, хотелось увидеть больше переживаний, больше. При том же от всех героев. По поводу авторской позиции насчет всего этого Контакта, катастрофической метаморфозы человечества, которая по сути его уничтожает в привычном виде, выборе большинства людей, его правильности или нет... По хитрому пошел Роберт Чарльз. Сложно сказать, на какой он именно стороне, хотя... (В этом плане Роберт Рид с его замечательным рассказом «Девочка-птичка» по честнее будет)

Лично для меня решение большей части человеческого население «Жатвы» хоть и понятно, но неприемлемо. Как и для доктора Уилера и его товарищей. Это попытка отказаться от проблем, уход от несовершенного мира, который человек и должен совершенствовать. Сам. Это бег не только от смерти, неизбежной в любом случае для всего в этой Вселенной, но и от человечности. Человечности в плане сущности нашего вида. Очень странной сущности, благодаря которой мы вознесли на один Олимп Христа и Гитлера, создали расизм и гуманизм, можем убивать и помогать, разрушать и строить; постоянно ошибаться, но и избегать новых ошибок. Мы странные, нелогичные, делающие боль друг другу существа, противоречивые, но этим и прекрасные, и вот так взять, и избавиться от всего этого что ради бессмертия и божественных возможностей от пришельцев в данном произведении, что ради возможности стать чем-то большим, открыть новые знания и ощущения в «Эхопраксии» Уоттса лично для меня неправильно. Технологическая Сингулярность, Контакт... Людьми мы должны оставаться и пытаться, хоть это и трудно, стать лучше в этой смертной, но такой чудесной форме, способной кроме ненависти еще и на любовь с состраданием.

Вот, примерно так. Как я понимаю, довольно непопулярный не то что у нас, но и на Западе, этот роман Уилсона (как и все остальные его труды) мне понравился. Не без своих огрехов, но прочитать стоит. Лично я об этом не пожалел и говорю автору спасибо, особенно потому, что это его произведение мне очень помогло. Чего стоит один только Уилер, такой же «коллекционер», как и я. Будем надеяться что и у него, и у вас, да и у меня все будет тоже в итоге хорошо.

Продолжая знакомиться с творчеством одного из моих любимых современных писателей-фантастов, Робертом Чарльзом Уилсоном, я завершил прочтение одного из самых его известных романов на ряду с переведенным у нас «Спином» под заглавием «Дарвиния».

В чем-то данная книга очень похожа на прошлые и последующие в библиографии автора работы. Тоже альтернативная история, тоже герой не совсем от мира сего, которому предназначено на свой мир повлиять, спасти его. Извечные вопросы о смерти и жизни, реальности и нереальности, критериев того и другого. Снова далекое грядущее, где Сингулярность пройдена миллиарды лет назад. Так что параллели и схожие моменты, сюжетные элементы и повороты можно заметить в самых разных книгах что самого Уилсона, что его коллег по писательскому цеху. Мне лично вспомнилось достаточно много имен и названий. И «Спин», и «Слепое озеро», и «Горящий рай», и «Вихрь». Из произведений других писателей в той или иной мере, в чем-то напомнили о себе, например, недавно прочитанная книга Леви Тидхара «Усама»; Филип Дик с его самыми известными работами на схожую тематику («Убик» да «Человек в...»); «Дождь Забвения» Аластера Рейнольдса; «Город в конце времен» Бира; и таки да, от «Гипериона» и его «Падения...» тоже что-то есть. И вот такая вот сборная солянка вышла далеко не вторичной, а по своему уникальной и впечатляющей, запоминающейся. Ведь Уилсон, как и другой мой любимый фантаст, Клиффорд Саймак, умело умеет комбинировать и совмещать различные фантастические элементы-допущения, создавая тем самым благодатный пейзаж для развития нового и интересного сюжета с живыми героями и глубинными смыслами.

В данной истории Земля начала двадцатого столетия, ее привычная для нас история, была искажена неким странным событием в 1912 году, прозванным Чудом. В результате этого «чуда» весь привычный мир евразийского и африканского континентов был стерт без всяких следов и остатков. Все города, их населения, державы и империи, фауна и флора — все пропало, испарилось в небытие. На месте же Старого Света возник Свет Новейший, наполненный необычной и опасной насекомоподобной фауной и удивительной по цветовой гамме и формам флорой. И в образовавшийся пустой мир, именуемый с некой усмешкой Дарвинией, после непродолжительного кризиса в Новом Свете прибыли волны переселенцев из уцелевшей Британской империи и Соединенных Штатов, издавших «Доктрину Вилсона». Разумеется, вместе с колонизаторами (некоторые из которых стали Партизанами — людьми, всеми силами старающимися овладеть и восстановить территории своих исчезнувших государств и империй) двинулись и ученые-исследователи, которым интересен животный и растительный дивный новый мир, объясняемый в Америке как божественное чудо. Или кара. Так или иначе без богов тут явно не обходится, ведь некоторых персонажей «Дарвинии» они открыто посещают. Правда, скорее всего они не принадлежат этому миру... При том же являются эти боги с деловыми предложениями, как, например, к провидцу Элиасу Вейлу из одной сюжетной линии. Но не этот бывший авантюрист станет главным действующим лицом романа, а обычный человек Гилфорд Лоу, который является членом экспедиции по исследованию районов Дарвинии. Представитель нового столетия и тысячелетия, но с обычными человеческими проблемами и мечтами, Гилфорд, увидевший Чудо в юном возрасте, всегда мечтал попасть на земли экзотической Дарвинии и участвовать в их изучении. Только он не представлял, как это желание и его реализация могут повлиять на весь мир и скрытые ткани бытия. Не по своей воле, Гилфорд Лоу и его семья окажутся в самом центре противостояния сил отнюдь не только земных. Сил, по сравнению с которыми земные войны — лишь жалкие искры от ударов двух камешков. Кто участвуют в этом конфликте? В чем цели конфликтующих сторон и при чем тут боги, являющиеся Вейлу? Какую роль во всем этом должен сыграть Гилфорд? Насколько он свободен в самостоятельном выборе в разворачивающемся водовороте событий? И что он именно выберет? На этот сплав сюжетных, философских и метафизических вопросов вы и можете получить ответы в замечательной книге Роберта Уилсона, которая понравится как его фанатам, так и людям, которые только будут знакомиться с его творчеством.

*Заранее прошу прощения, дорогие друзья, господа и товарищи, но в этом отзыве будет вновь обилие политоты, исторических споров с автором и т.д. А также определенная критика в адрес Вячеслава Рыбакова. Поэтому если и будете ставить мне минусы за данную «критическую работу», то только за последнее! Политоту придется принять*

Попросив прощения у всех, кто будет читать эту попытку социально-исторической рецензии, хочу сделать еще одно обращения. Хочу извиниться перед отечественным писателем-современником Юрием Арабовым. В другом критическом отзыве (https://fantlab.ru/work547852#response342099), уже на его роман, я обвинил авторское произведение в чрезмерной нереалистичности. В абсолютной невозможности описываемой альтернативности. Так вот, прошу за это милости и снисхождения ко мне. Юрий Арабов, ваш роман «Столкновение с бабочкой» — самая настоящая реалистическая проза, историческая публицистика и красивый худлит по сравнению с творящимся в книге Рыбакова «Гравилет «Цесаревич»«!

Итак, собственно, о самом романе и моем негодовании. Я первым делом постараюсь объяснить, почему в первом же абзаце был введен негативный критерий «нереалистичность». Речь же идет о фантастическом произведении, альтернативной истории, в конце-то концов! По какому такому праву я вменяю упреком фантастической литературе фантастичность же?! А я отвечу, что есть разница между нереалистичностью и фантастичностью. Для меня это две разные дефиниции. Постараюсь обрисовать их различие для меня. Вот есть научная фантастика. Некое абстрактное произведение в вакууме. Что мы от него ожидаем? Прежде всего, некое фантастическое допущение, которое вместе с тем будет реалистичным в сути самого придумываемого мира, его логики, и желательно нашей современной науке. Все-таки фантастика научная ж рассматривается. Но реалистичность должна быть и в других участках архитектоники литературного произведения. В действиях героях, их взаимоотношениях, психологии и т.д. В наличие здравого смысла, если он, конечно, не аннигилируется вездесущностью фантастического допущения. А в «Гравилете «Цесаревич»» именно реалистичность в перечисленном и отсутствует. Да и само фантастическое допущение чересчур нереалистично...

Я не собираюсь верить в такой мир. Казалось бы, какая великолепная утопия! Просто сказка, которая вот для всех прям. Рыбаков пытается угодить всем. Великодержавникам всех мастей, националистам, патриотам, коммунистам, даже в чем-то либералам. Ну, а как же не может быть прекрасной и блестящей вселенная, где войн от франко-прусской до Второй Мировой включительно и как минимум отродясь не было! А что уж говорить про всякие там революции что у нас, что у них. Вон, и Парижской коммуны не было! Про Февраль с Октябрем я вообще молчу. Все глянцево, мирно и красиво! Крестьяне не голодают, не бунтуют, помещиков не убивают, землю их не отбирают. Хотя, быть может, недоедают, но все же люди добрые! Добрые идиоты-терпилы, без всякой потенции к действиям. Абсолютно статичные полудурки, ни на что не способные. Тут, черт подери, мать вашу, большевики — милые белые кролики! Они ведь, оказывается, чуть ли не толстовцы с не-насилием или там, не знаю, буддисты. Не переживайте, никаких обобществлений и экспроприации средств производств! Ленин, миролюбивый бездейственный не-радикал, просто заявил о «обобществлении интересов» (это авторское, но что это, простите, за галиматья, ни писатель не объяснил, ни я не понял). И все вместе эти добряки-коммуняки создали свою религию, без блэкджека, но с патриархом! Вот серьезно, прямо вспоминается следующая цитата: «Коммунистическая идеология, она очень сродни христианству на самом деле – свобода, равенство, братство, справедливость – это все заложено в Священном Писании, это все там есть» (с). Только вот забывает не-товарищ писатель, что коммунизм (уточнять надо — большевизм, марксизм-ленинизм; это и есть коммунизм, о котором говорят все вокруг и, в основном, снаружи) — это если и религия, пусть, ладно, бог с этим, но религия действия! Не лоялизма и и царского лоббизма, не соглашательства и смирения. Смирение — это христианское. А коммунизм — это революционизм и борьба с устоявшимся режимом. Да, в итоге, коммунизм (ленинизм) стал соглашательством с ЦК КПСС, но изначально это ни коем образом не идеология смирения. Да толстовцы в таком случае, закидайте меня, вульгарного порнографа, гнилью, мужики с большими яйцами. Здоровски Церковь критикуют и говорят послать государство с призывом в армию на три прекрасные эвфемистичные буквы. В общем и целом, идеальная планета для слюнтяев. Зато какая замечательная Россия — империя, здраво-рациональный-человеколюбивый капитализм, отсутствие угнетения по религиозному и национальному признаку, альтруистичная аристократия и просвещенная монархия. И вообще держава наша впереди планеты всей. А теперь просто феерическое фантастическое допущение от автора! Почему все это так? Откуда такая утопия! Да потому что все люди в нашем мирке одурманены агрессией. Вот были бы не под влиянием этого опиата, все было бы по-другому. А революции только на деньги Рейхстага и Госдепа делаются! Народу не может нравиться власть, тем более помазанная самим Господом. И да, еще всему виной франко-прусская война и Парижская коммуна. Вот не было бы в дьявольской триады — зажили бы! Никакого крестьянского малоземелья, революционных настроений и расстрела царской семьи... Про изобретение в 19 веке мини-модели Солнечной системы я молчу.

А главные герои? Герой, точнее. Трубецкой этот. Князек-коммуняка. В России-матушке так все православненько и просто славненько, а он направо-налево трахается, изменяет своей жене с несколькими женщинами. В повествовании упоминаются именно несколько. Жена его прощает, продолжает любить, все ему позволяет. Классный мужик, что сказать. Доблесть и честь Российской галактической империи и религиозного коммунизма. Некоторые пассажи этого аристократа, например, его любовнице о самцах и самках, и вовсе убивают всю возможную симпатию к нему. Прочие герои же... А они вообще есть? Блеклые функции. Пустота. Как и вся книга. Вот серьезно, о чем «Гравилет «Цесаревич»»? Мы же литературоцентричная страна. У нас литература заменяет философию. Мы если и пишем фантастику, априори развлекательный книжный жанр, все равно о высоком через текст говорим, о великом, о вечном. Остросоциальном. А здесь? Вячеслав Рыбаков хотел показать, что наш мир — это экзистенциальная тюрьма? До него это делали, мы знаем. И не только в литературе обыкновенной, но и в нашем любимом литературном гетто, где с этим лучше всего справился Филип Дик. Но не вышло это даже вполовину у российского автора. Ибо описывает он по большей части утопию снаружи нашей адской тюрьмы. Да и при сопоставлении нашего «ада» и рыбаковской лучезарной «России, которую мы потеряли» для идиотов я выбираю наше мироздание. Не хочу я мир подобных слабаков. Может, нечто другое хотел писатель показать нам? Хм... Не-а, он просто написал про мир русских добряков без милитаризма, но с порядочным царизмом, где можно построить развитый социализм без индустриализации, коллективизации, Русской Революции и Гражданской войны. А мы — всего лишь испражнение этого рая. Но, смотря на главного героя, я лучше останусь в фекалиях имперской утопии.

Таким образом, простите, но я невзлюбил эту книжку. Мне было неинтересно и практически противно ее читать. Я постарался абстрагироваться от взглядов Рыбакова и даже в чем-то собственных. Просто смотрел на героев книги через призму нормальной истории и человеческого поведения. И увиденная мною калейдоскопная ахинея разочаровывает. Смело пропускайте этот гравилет. Расстрелять и даже не задумываться! Военно-революционный трибунал решений не меняет. Никакой жалости... И вообще, заскучал я, что-то, по «Столкновению с бабочкой». Видимо, когда-нибудь перечитаю.

Из рук вон плохо.

«Фоллер» Уилла Макинтоша, без всяких обиняков в сторону давеча незнакомого автора, максимально плохая и неумелая вещь. Безынтересная, скучная и непомерно затянутая. Но постараюсь высказать свое негодование, мягко говоря, по порядку.

Целую неделю я провел в интеллектуальном голоде — без книг. По определенным обстоятельствам. Даже дописал в своем своеобразном «изгнании» на обрывках блокнота главу для собственного творческого «произведения». А вернувшись сразу упал одновременно и в болото столь желанной сетевой прокрастинации, по которой тоже соскучился за несколько дней, и в неотложные дела. Но голод-то остался! И нагулявшись да напившись, я обрадовался, увидев у себя в руках книгу «Фоллер». Данный роман я давненько приметил в обозреваемых англоязычных новинках фантлаба. Необычная аннотация, доводящая вроде бы как историю с недурным потенциалом интересности и оригинальности. Даже не думал, что увижу ее на русском! И тут, на тебе, перевод в таком прекрасном издании, в такой хорошей серии и со столь привлекательной обложкой. Да-да, я порой забываю про правило «не суди по обложке» + «по аннотации». И при каждом подобном забытьи получаю по сусалам. Как и в этот раз.

С авторского же предисловия Макинтош погружает нас в чудную историю сего опуса. Мол, его первая литературная идея, долго им вынашиваемая и взращиваемая. Столько времени не мог ее вывести в свет, и вот, с помощью всяких-разных знакомых писателей и ученых, доведя ее до ума, таки издал эту книжку. Оно, конечно, понятно, почему для Уилла «Фоллер» столь важен не как просто идея и первый литературный эксперимент, заключенный навеки в столе. Первый опыт, как мы все знаем, самый важный, волнительный и незабываемый. Вот и решил Макинтош его увековечить. А, наверное, лучше б было оставить его в закромах того самого стола для писанины автора. Счастье любит тишину, ибо.

Итак, собственно, о «Фоллере«! Чересчур графомански растянутый текст с наличием полностью блеклых, не цепляющих и не вызывающих интереса/сочувствия/т.д. героев, которые по сути просто персонажи-функции. Я их имена уже успел забыть. К слову, «уже» в данном случае — через пять минут после прочтения книги. Искусственно растянутый всяко-разной водой сюжет для коротенькой повести не соизволит даже предоставить нам интригу. Может, она бы была, если Макинтош додумался на заигрываться с параллельным повествованием, сделав отрывистые флэшбеки и разбросав их равномерно по основной линии романа. Постоянные перевороты нарратива в прошлое с самой первой главы просто убивают всякую интригу при дальнейшем чтении. Может, конечно, это я просто стал чрезмерно опытным для таких вещей, насмотревшись уже всех возможных фильмов с неожиданными финалами и начитавшись соответствующих же книжек, а также не забыв курс логики из института. Да, такое возможно, но по мне так тут кичиться и чванствовать резона нет. Ибо «Фоллер» — недоработанная, однообразная, не впечатляющая, нудная и ненужная история с серыми персонажами. Даже засчет мира не получилось у Макинтоша выехать — мультсериал, который, если я не ошибаюсь, назывался «Охотники на драконов» гораздо интереснее, динамичнее, драматичнее и даже логичнее и поумнее будет. Ведь как смешно читать про российские беспилотники, бомбящие Соединенные Штаты, и наши же танки там, разносящие «этих пиндосов» в пух и прах. Что за аляповатый новый «Красный шторм»? А уж о физической подоплеке происходящего помалкиваю. Я захудалый гуманитарий, но чувствую тут ненаучность и непроработанность.

Итог таков — пропускайте «Фоллер» Макинтоша. Даже не раздумывайте. Серая и графоманская, утомляющая скукотища. Ни оригинальности, ни неожиданности в сюжете, ни динамики, ни персонажей, с которыми себя можно интерпретировать, сопереживать или хотя бы за которыми было возможно с интересом наблюдать. По всем статьям писатель пролетел, так еще и собственноручно, в самом начале романа, убил всякую интригу. Читать смысла не имеет никакого, даже на полнейшем безрыбье. В мире столько всего более прекрасного, особенно хороших книг и женщин, что на этой безвкусице не надо останавливаться.

К сожалению, последние две прочитанные мною вещи из раздела «жданное-долгожданное» сильно меня разочаровали.

Одной из этих книг и оказалась «Звезда Пандоры» Гамильтона.

С последним отзывом согласен полностью — до восьми не дотягивает. По-этому «семерка» и поставлена мною. Почему?

Я ожидал, конечно, разных сюжетных линий, да, но не настолько же отстоящих и мешающих друг другу, чтобы отталкивать читателя от желания читать дальше и регулярно сбивать с нити сюжета! Основная линия, казалось бы, миссия исследования двух странных звезд, описанная в аннотации на фантлабе, занимает от общего текста в лучшем случае где-то процентов 15-20! То есть, линия, которую позиционируют как главная, из-за которой, думаю, не только я, и ожидал я данный роман, встречается через существенные сегменты текста. Да и цепей повествования слишком много — стоило бы их разбросать по остальным романам цикла, а не запихивать такую кашу под одной обложкой. Может, по-этому и хотели товарищи из «ФКБ» издать «Звезду...» в двух частях.

Слишком много шума вокруг основных событий романа, которые и, видимо, должны начинать основу линии «Иуды» и далее трилогии «Пустоты» (книги эти я читать буду, ибо уже начал... Подсел, так сказать — надо уже узнать, чем все закончиться. Особенно на «Пустоту» поглядеть хочется), которые мешают нормально воспринимать книгу. Пролог, далеко отстоящий от сюжета книги, для меня является чем-то странным — события из него можно было впихнуть в роман как воспоминания главных героев! Ну, смотрится он как-то нелепо в начале произведения о другом...

Тем не менее, были интересны все линии событий. Нет, вру, три из них — о сильфенах, инопланетян из закрытой системы и корабле, их изучающем. Все политические интриги, суматоха вокруг Звездного Странника, пафосный быт неоаристократии периода звездно-червоточной империи... Все это было для меня лишним. Из-за этого чтение становилось неудобаемо; середина прошла еще более-менее, но конец был фактически пролистан. Вообщем, жду, конечно, продолжения, но Гамильтон не смог нормально оформить идеи своего первого романа из цикла о «Содружестве», не дав читателю порадоваться и получить удовольствие от прочтения. Нельзя так писать!

Прочитал этот роман так давно — первое прочитанное мною произведение Федора Достоевского.

Что же касается самих «Бесов», они мне очень понравились. Много героев с различными характерами и идеями, иногда полностью противоречащими друг другу, сложные отношения между ними. Очень хорошо описана сама эта предреволюционная ситуация в тогдашней России, которая, слава Судьбе или Богу, кому как нравится, не состоялась. Но, это политическо-историческая сторона романа, которая мне вполне понятна (так же хорошо мне была эта же сторона произведения в «Докторе Живаго», весь ужасный переходный процесс, ужасы Первой и Гражданской войн), а вот межличностные отношения, или, если точнее, некоторые внутренние стороны героев остались для меня не совсем ясными. Например, причины поведения Ставрогина, все причины, от которых он совершал такие парадоксальные и неясные поступки, включая и прививания двум его друзьям совершенно противоположных мнениях о Боге и Жизни, его псевдо-женитьба, любовные истории... Может, это объясняется тем, что Николай Ставрогин олицетворение индивидуалистической цивилизации в самом ее ужасном лике, или же, действительно, бесы?..

Роман следует прочесть, но и перечитать будет необходимо, уже позже.

Эх...

После отлично исполненной в качестве фантастического сюжета и динамики развития событий, переведенных в художественный контекст («Загадка трех тел»), и прекрасно прописанного и интересного главного героя, которому взаправду сопереживаешь и пытаешься его понять в море политико-научных интриг и заговоров («Темный лес»), читатель получает очень бледный, лоскутный и чересчур ни о чем роман Лю Цысиня «Вечная жизнь Смерти».

К команде переводчиков и редакторов sonate10 и г-н Н никаких претензий, скажу заранее. Как всегда грандиозная и абсолютно на общественных началах проделанная работа. Ребята вновь постарались, за что им и снова сердечное спасибо. «Предъявы» лишь к самому произведению.

Повторюсь, что после двух первых романов трилогии ожидал увидеть нечто другое. Когда в первом романе, «Загадке...», Лю пофантазировал на славу с виртуальной реальностью Трисоляриан, а во втором романе, в «Лесу...», выступил как хороший и добросовестный писатель, у которого появились настоящие, живые герои, которым действительно сопереживаешь (точнее, один герой — Ло Цзи; довольно запоминающийся персонаж-образ, спаситель мира от Конца Света, который вовсе не герой), то с данным, финальным романом автор, на мой взгляд, залажал. Не знаю, видимо, планировалось что-то вроде стэплдианы, эпоса вселенского размаха, космологического, я бы даже сказал, но что до «Первых и последних людей» и «Создателя звезд» Стэплдона, что до других романов с похожей разверткой хронологии сюжета, Цысиню еще далеко. А уж про количество откровенных глупостей всех подряд я просто молчу. Здесь идиоты это все — и люди, как все человечество, как и его правители, так и вроде бы не тупой главный герой прошлой книги цикла. И Трисоляриане. И другие пришельцы. И вообще ВСЕ. Как таковой строгой линии сюжета нет. «Вечная жизнь Смерти» и вправду более сборник обрывков из истории будущего и прошлого нашей Метагалактики, нежели единое повествование. Основное фантастическое допущение, которое отсылает нас к пану Лему, и смежные с ним фант-идеи хоть и интересны, но не особенно оригинальны. И все чересчур обрывисто и бегло подано. Про прорисовку главных, не то что второстепенных героев, в этой книге я также помалкиваю. В «Загадке трех тел», как бы ее не ругали за персонажей-функций, они были более живыми и интересными, нежели здесь. Тут мне на всех плевать. Трусы, идиоты, предатели, непонятно-чего-желающие-мечтатели. Про глупое выпиливание из сюжета Трисоляриса... Да, тоже молчу.

Итог. Чего вы можете ждать, прочитав первую и вторую книгу саги в третьей, заключительной? Историю совместной борьбы человечества и Трисоляриса, объединенного в единую силу, за «электрификацию» «темного леса»? Создание с помощью силы любви Галактического Братства, которое сможет устоять даже перед угрозой тепловой смерти Вселенной? Не ждите. Это пересказ каких-то глупых, нелогичных и неинтересных историй из N-ых веков далекого-далекого будущего, где остались одни космические идиоты, бродящие в «темном лесу» и осознающие, что их лес — лишь опавший лист более могучего древа из другого, уже ушедшего в лету небытия «темного леса» с большим количеством струнных фракталов (ох, как намудрил). Шкловский и Лем машут с улыбкой в сторонке. Так что, в принципе, на отличном «Темном лесе» можно остановиться в своем знакомстве с данной трилогией. На месте и писателя, и читателя я сделал бы именно так.

Поиски добротной новой российской фантастики постоянно меня куда-то ведут. В этот раз выбор пал на недурно прорекламированный роман в качественном издании Роберта Ибатуллина «Роза и Червь». К сожалению, я не могу сказать, что новооткрытое произведение — шедевр отечественной НФ или старт к возрождению таковой... Но обо всем по порядку.

Перед нами самиздатовская книжка, которая-таки сумела пробраться на бумагу более-менее крупного издательства, в очень приличной обложке да еще и с иллюстрациями. Редкость, да и только! И по восторженным отзывам, рекомендациям о самой книге Ибатуллина, которая, следуя из них, является чем-то совершенно новым и стоящим в российском книжном пространстве, переполненным попаданцами, сталкерами и жителями метрополитена, я принялся за «Розу и Червя». Но практически сразу принявшись за прочтение, стали всплывать многочисленные минусы этого произведения.

Одним из самых основных изъянов у Ибатуллина стал простенький язык. Не на уровне Эллочки-людоедки, но до середины дотягивает с трудом. Правда, с какой-то стороны это и плюс, если брать быструю скорость чтения данной работы (менее дня ушло). Диалоги особенно подкачали. Иногда они смотрятся ну совсем нереалистичными и театральными. Самыми «лучшими» примерами подобных стали разговоры семейства Янгов (первое, перед отправкой Зары), переговоры лидера Иделистана и космиков (тоже из начала книги, там, где толковый мусульманский политик заявляет во всеуслышание, что «умные нам не нужны»; what is?!) и пересказ Мартовской революции для детей колоний Дуэта. Большего маразма даже для детей самых тоталитарных стран, вроде оруэлловских, регулярно переписывающих свою историю, сложно было придумать — так это уже двадцать пятый век, продолжение развития информационного общества. Нет, действительно Ибатуллин считает, что с помощью такой дерьмовой театрализованной пропаганды можно надурить человечество, практически с рождения живущего в мире доступной и различной информации? Но не все диалоги уж совсем из ряда вон. Попадаются и вполне вписывающиеся в авторский стиль, вроде разговоров Арлекина и гейммастера. По-моему, самые что ни на есть лучшие моменты «Розы и Червя«!

Другим крупным минусом, уже не относящемуся к стилистике, является будущее. Вроде бы и продуманное, по мне — уж совсем нереалистичное. И не поймите меня не правильно, но я, избалованный произведениями западных коллег Роберта, вырос на будущем если уж и без межзвездных сверхсветовых путешествий, то уж точно с ИИ, ИР и технологиями, выходящими за грани человеческого понимания. И тут не просто конец двадцать первого века или двадцать второй... Это, мать его, двадцать пятое столетие! А мир, кроме нескольких десятков автономных колоний в космосе и Роем светлячков, мало чем отличается от сегодняшних будней. И ладно, да, допустим, что человек за это время не изменится — также останутся все его регулярные дрязги на любой почве, но технологии... Технологии! Да они должны были такой толчок получить после Удара, ограничения ресурсов из-за потери Земли. А если уж и вспомнили о последнем, то не понимаю, почему на нее сразу же забили люди, владеющие технологиями проживания на постоянной основе в климате Венеры и под градом космической радиации? И почему, за столько-то веков, даже не начато терраформирование планет земной группы? Почему земной прогресс выглядит таким замороженным? Можно, конечно, в оправдание этому вспомнить отрывок из самой книги, где говорится о невозможности создания ИИ с самосознанием, но ведь упоминается в той же «Розе и Черве» момент с разумным телескопом до Удара, самостоятельно публиковавшем статьи. Да и опыт инопланетных братьев это опровергает, так что момент отсутствия настоящих ИскИнов не объяснен до конца. Или просто не продуман. Последнее, что меня смутило в мире будущего, стал поначалу интригующий анархополис Зеленый Мост. Вот, подумал я, оригинальность — подумал даже, что подобное политическое разнообразие будет распространяться и на колониальный мир. Ан-нет. Да и это якобы негосударственное образование на дело оказалось обыкновенной олигархической республикой с рабовладением, имущественными отношениями и так далее. До сих пор не понял, почему автору захотелось именовать этот явный олигополис анархополисом.

Следующий минус — герои. Действительно, у Ибатуллина не наблюдается одного какого-то главного персонажа. Но не наблюдается у него и живых, интересных героев. Нет, ну, некоторые из них интересны, но автор не раскрывает их до конца. А жаль. Из-за этого впечатление о «Розе и Черве» как о сыром тексте у меня только усилилось. Да еще и эта концовка, которую бы продлить чуть-чуть в плане хронологии сюжета...

Но и без плюсов не обошлось. Роман, все-таки, вышел не таким уж и плохим. Читался он с интересом, пусть и моменты в космической политике между колониями вышли скучноватыми. Понравились фантастические идеи автора. Во-первых, это момент религии. Уже не раз отмечалось, что исламскую часть у Роберта получилось вытянуть не плохо. И это так, но лично мне больше приглянулась секта реалистиков, или как их там. Очень продуманная деталь книги. И одна из лучших. Тема Контакта, устройства галактической цивилизации, их стремлений по отношению землян — все это тоже вышло на уровне, но по сути уже не ново. Правда, в данном случае мне вспоминались не переведенный недавно роман Лю Цысиня или похожий цикл Джона Райта, которые на Ибатуллина похожи лишь ожиданием скорого и опасного Контакта, а некоторые другие произведения. Например, Брин с «Возвышением», «Пламя над бездной» Винджа, заключительный роман «спиновского» цикла Роберта Уилсона, а также два других его романа — «Горящий рай» и «Слепое Озеро» и другие подобные западные романы.

Так что книжка получилась очень двоякой. Сыроватая в плане реализации, некоторые ее идеи, пусть и не совсем свежие, — должного уровня. Советовать читать или не читать данный роман не буду, ибо не знаю. Во всяком, издание меня очень порадовало, несмотря на ляп с датой отправки в печать. И с оцениванием сложно — роман тянет на промежуток от «семи» до «восьми»... Поставил бы «7,5», да нельзя. Поэтому семь честно заработанных баллов «Розе и Червю».

«В круге первом» Солженицына произведение спорное и крайне двоякое.

Врать, что мне роман не понравился будет глупым и нечестным заявлением. Герои далеко не картонные, сюжет напряженный и динамичный, тем персонажам, которым автор хочет (настаивает), чтобы мы сопереживали действительно сопереживаешь, во всех двух сюжетных линиях. И концовка вполне себя оправдала — все на уровне такого сильного литература и знатока русского языка, как А. Солженицын. События описываемые, тем более, имели место быть — те, кто знают, что не только Курчатов был отцом русской атомной бомбы, поймут.

Но вот полностью принять ту оценку, что дает автор всем происходящим событиям, я не могу. Солженицын заявляет, что все действия, сам факт того, что в СССР в итоге создали ядерное оружие был аморальным и опасным для всего разумного Человечества, ведь Советы — империя зла с целями на захват коммунизмом всего мира и т.д. А то, что для всей страны и мира, вообще-то, было необходимым появления атомных боеголовок не только у одной страны, Штатов, но и у еще кого-то, например Советов, автор как-то не упоминает. Конечно, да, можно понять всю ненависть, что небезосновательно бурлила в душе и сущности Солженицына во время его ссылки, а после и изгнания, но как можно отрицать сам факт того, что не появись у нас ядерного «зонтика», жизнь советского РОССИЙСКОГО народа была бы поставлена под реальную угрозу тотального уничтожения? Ведь планы стран-союзниц на Западе об ядерной бомбежке или в лучшем случае вторжения в пределы Советского Союза не вымысел, пусть они и не реализовались. Но не случилось всех этих страшных событий лишь благодаря пусть и не самому честному, но появлению у Советов ядерного оружия. Да, научный шпионаж и использование пленных немецких физиков-ядерщиков было, спорить сложно. А у Штатов какая история появления атомной бомбы? Случайно не сбежавшие евреи из Австрии и Германии от фашистов участвовали в Манхэттонском проекте? А не использовали ли в Америке пленных ученых из уничтоженного Рейха? Думаю, историю с Вернером фон Брауном знают многие. И да, разумеется, в начале 60-ых, при Карибском кризисе, мир был поставлен под угрозу глобальной катастрофы именно благодаря имевшемуся у СССР ядерному оружию. Но если бы оно и не появилось, то катастрофа эта бы произошла гораздо раньше, пусть и имела бы более локальный масштаб...

Таким образом получился у Солженицына читабельный и интересный роман, но с довольно однобоким авторским взглядом и оценкой, природу которой понять можно, но согласиться целиком и полностью — нет.

В принципе, «Войну с саламандрами» прочитал не так уж и давно. Но, не смотря на свою «древность написания», произведение Чапека обгоняет по уровню многие другие романы и повести, читанные мною в то же время.

У романа есть две стороны — социальная и научная. Обе замечательны. Научная у нас представлена в виде описания общества саламандр, их истории и биологии. Последнее, особенно способ размножения, меня просто поразил. Он настолько странен, парадоксален и абсурден, что идеально вписывается на страницы сатиры чешского писателя. Социальная же, на которой и закручен весь сюжет, не уступает научно-фантастическому элементу по силе и размаху; открытие туземцев, их порабощение, потом озарение «цивилизованных» стран и том, что «а погуманнее надобно относится к братьям нашим земноводно-разумным», борьба за свободу, милитаризация и борьба за свободу... Чего только нет и как все хорошо смешивается в единый литературный труд.

Концовка так же порадовала. Тут вновь и сатира с чертами сюрреализма (как и весь роман), и фантастика, и сарказм, и намек на то, что... Что в «Войне...» лично я не увидел романа с яркими антифашистскими лозунгами или предсказания о саламандровой роли Единой Европы аля Запада в жизни сегодняшнего мира. Для меня это жизнеописание человечества в целом. Наших пороков и желания эти пороки закрыть розовыми очками. Это взгляд на историю людей, ее ход до конечной точки, которая оказывается началом нового круга, ведь двигаемся мы по единому циклу, который от века к веку не меняется. Собственно, как и ошибки, которые мы допускаем. Вообщем-то, по Гегелю, помните? — «История учит человека тому, что история человеку ничему не учит».

Прекрасный роман Артура Кларка, который можно поставить в один ряд с другими его известными работами, такими как «Город и Звезды», «Конец детства» и «Песни далекой звезды».

Этот роман хоть и не является инженерным пособием, как выразился автор в конце, но прославил идею российского (советского) гения, забытого в годах прошлого — Арцутанова (жаль, что Кларк не вспомнил о том, что идею «космического лифта-фуникулера» предвосхитил еще Циалковский, как и варианты космических поселений и Сфер Дайсона с Кольцами Нивена), и, благодаря этой работе, Западный мир узнал об этой астроинженерной концепции, которую инженеры НАСА пытаются воплотить уже в наше время. Возможно, что и ученые России, где зародилась идея каната от Земли к Звездам, возьмет на себя ведущую или вообще хоть какую-то роль в создании этого сооружения.

В «Фонтанах рая» есть интересные идеи о будущем Человечестве (кстати, это произведение автора может точнее всего попасть в грядущие временные рамки открытий и свершений), его встречи с цивилизацией «Звездного острова». Да, здесь снова встречаются несколько атеистические оценки автора к религии, а в «Песнях далекой звезды» они очень даже критичны, но Кларк никогда не был против веры истинной, так что я его в этом никогда не обвинял. Но, опять же, на мой взгляд, религия хоть и будет зависеть от биологии вида, но, в каких-то основах будет часто встречаться во Вселенной.

Но, прежде всего роман этот является историей отдельной личности по имени Вэн Морган, которая, возможно, есть в каждом из нас. От жажды славы к истинному умиротворению...

Роман читать стоит.

»- Вы считаете себя агрессивным писателем?»

»- Давайте зайдем с другой стороны ... Я работал редактором в газете N. И когда я заходил в комнату с книгами для рецензий, мне становилось физически плохо. Там стояли тома соцреализма. И я стал работать с ним. Я расчищал себе место. Потому что чтобы сделать что-то новое в языке, чтобы он был адекватен времени, которое наступило за крахом Совка, надо было обновить инструментарий. ... И я работал топором» (Владимир Сорокин, ТВ-программа «Апокриф»)

Я довольно часто рассуждаю (в том числе и на фантлабе) о постмодернистской литературе и вообще состоянии постмодерна, но в основном применительно к творчеству Виктора Пелевина. Конечно, и зарубежных писателей я не избегаю, но вот другой столп российского постмодернизма, Владимира Сорокина, довольно долго обходил стороной. Порой случайно, но в основном нарочито. Слишком много успел наслушаться об (пост)отце-основателе данного жанра «хорошего». Но месяца два назад, услышав его речь в записи передачи «Апокриф» («Постмодернизм как стиль жизни»), все-таки решился на прочтении хотя бы одной книжки Сорокина. Ибо не высказаться после его слов сталось невозможно. А уж после прочтения «Нормы» — так тем более.

Наверное, данный роман (или «роман», или антироман, или...) все же относится к постмодернизму. Даже безусловно относится — игра с формой, хаотический стиль повествования, разнообразие способов подачи текста и др имеются. Это все замечательно. Именно это активное взаимодействие с читателем в игровом формате с нарушением канонов, сводов догматики литературы меня впечатляет в постмодернистской прозе. Но вот только одно «но». Кроме этого экспериментирования и манифестации против конформизма лично мне в литературе интересны и смыслы. Конечно, одна из парадигм постмодернизма в литературе — это отсутствие зацикливания на содержании. Да-да, Пелевин частенько применяет к своим прекрасным талмудам «произведения без смыслов» или нечто похожее, но черт, постаравшись, самую малость постаравшись, можно найти целый смысловой Эверест в его работах. В причудливо и изворотливо извращенной форме «Нормы» Сорокина никакими смыслами и не пахнет.

Нет, я не согласен с существованием термина «дегенеративное искусство». С этим фашистским омерзительным определением, которое пытается делить творческое самовыражение на должное к жизни и должное к уничтожению. Это отвратительно и непозволительно, заниматься подобным словоблудием и введением относительно к какому-либо проявлению искусства «не-искусство». Но как выходки арт-группы «Война» не сочетаются в моей голове с понятием искусства же (даже с водоразделом культуры и контркультуры, с отведением эстетики от искусства), так и это первое хронологически творение Владимира Сорокина для меня подобным не является. Ведь как позерство и инсталляции «Войны» по сути своей лишь политические заявления (которые мало что меняют, но приносят Имя своим «творцам»), так и «Норма» является чем-то подобным. Просто взгляните на цитату, приведенную выше из интервью с автором. Где борьба с пафосом? Сам Владимир Сорокин в этой же телепередаче заявляет, что это основная цель постмодернизма. Но разве он ее исполняет? Ради интереса взгляните на это и любое иное его выступление. Каждое его слова, вся манера говорения (как мне кажется, все же искусственная) с постоянными причмокиваниями, общее поведение и содержание фраз — разве это не пафос? Ах, да, это же постирония. Только, по-моему, мы слишком запутались в иронизированиях и их родственниках с «пост-«'ами. И эту невнятность понятий используют такие, как Сорокин, которые «топором» боролись с «Совком». «Топором», видимо, это вездесущей ни к селу ни к городу нецензурной бранью, абсолютной бессодержательностью повествования, всяческим отсутствием сюжета и регулярными упоминаниями штампов о злобных чикистах-гэбэшниках, которым лишь бы кого-нибудь посадить.

Это уже так надоело, так вездесуще, так... Пошло? Пафосно? По-моему, постмодернистская борьба с пафосностью стала новым пафосом. Иронично (или постиронично), но к этой же мысли пришел другой писатель упомянутой ТВ-программы. Деконструкции и борьба со смыслами стали новой догматикой, новой нормой. Той самой, которую так яростно, но до невозможности неуклюже, скучно и неубедительно высмеивал Владимир Сорокин. Серьезно, «Норма», если мы даже забудем про сюжет, про смысловую нагрузку, даже в плане игры с формой, задействования читателя — неудачная вещь. Меня не завлекли приемы писателя. Не вызвали ни толики интереса. Разве что стихотворная часть романа приглянулась. В остальном же возникает впечатление, что «Норма» — пошлый в своей напыщенной анти-пафосности политический памфлет, который ни какой из возможных функций культуры или контркультуры не выполняет. Это идеологический выпад, но не более. Притом не впечатляющий. И у меня есть ответ, почему. Дело не в том, что Сорокин — плохой писатель. Даже в «Норме» мелькают моменты, в которых видится определенная небесталанность. И умение писать в принципе. По эротическим зарисовкам можно как минимум назвать Сорокина неплохим порнографом. Но он направляет свои творческие фибры не в постмодернизм искусства, а в постмодернизм политики. Гниющего болота, которого искусство не должно касаться. Оно ведь вне политики, не так ли? Искусство может говорить о политике, о правильном и плохом, но не должно являться политическим образованием. Именно поэтому антисоветские выпады Пелевина — искусство, а антисоветчина Сорокина... Лишь политика.

И как всегда перед началом отзыва на какое-либо произведение, чей перевод сделан «переводчиком из народа» (нужно избавляться от слова «любительский» — подобные бывают получше некоторых переводов в коммерческих изданиях), выражаю свою благодарность его автору — Voyual. Надеюсь, что его силы и старания раскроют для читателя всю трилогию «Ортогональной Вселенной».

Итак, начать хочется с того, что я — не технарь. Чистой воды гуманитарий. Потомственный, сказал бы даже. Не без интереса к физике, но лишь к ее теоретической части, без всех ее многочисленных формул и констант. К самой ее популяризируемой части, я бы сказал. Мне нравится красота различных космологических теорий устройства нашего и, возможно, иных мирозданий, но без углубления в их математическую доказательную суть. Но, как бы это не было странно, для моего разумения одинаково легко даются для понимания и работы из жанра «твердой» фантастики Уоттса без сложных, путанных для языка физических терминов и замудренных для их объяснения предложений, и подобные им по жанровой характеристике произведения Грега Игана. И в чем-то последние мне даже больше нравятся, чем книги Питера Уоттса. Первая причина и объяснение этому, безусловно, оптимистичность в работах Игана. Вера в человечество, которое, даже перейдя в иные плоскости существования, не теряет человечности во всех ее проявлениях. Второй, даже более важный фактор, определяющий лично для меня большую симпатию к творчеству Игана, нежели Уоттса, это материал автора. Материал сложный для понимания обычного среднего человека вроде меня, который он тем не менее способен изложить человеческим языком в интересных сюжетных хитросплетениях со всеми фантастическими красками. Да, не обходится без проявления формул. Да, иногда некоторые моменты приходится еще раз пробегать глазами и перечитывать. Но это не умоляет того факта, что Грег Иган действительно способен понятно и красочно изложить разные любопытные научные модели и концепции современной физики в своих произведениях. И сложность выбираемых идей для изложения шла по нарастающей, пока не дошла до этого романа — «Заводной ракеты».

Итак, перед нами не просто какой-то фантастический мир с иными социальными, политическими устройствами, иной биологией и культурой. Перед нами мир с другой физикой, основанной на римановой геометрии. То есть довольно простой по своей формулировке идее: «а что, если рассматривать время на подобие пространственных измерений». Не просто как дополнительное измерение, коим оно является в современных официальных научных моделях, а именно что воспринимать его в рамках пространственных измерений, применять их правила для временной оси. И отсюда возникает мир «Заводной ракеты», вполне возможно, альтернативный Земле. Здесь небо усеяно звездными шлейфами, растения излучают свет, скорость которого не постоянна и не ограниченна, а жидкостей не существует. Здесь иная и более взрывоопасная химия, и иная биология. Животные формы могут изменять свое тело по собственным нуждам, а размножение происходит при помощи расщепления тела женской особи на несколько «детских» частей. Последнее ставит довольно интересные вопросы в различных областях, которые находят свой след в социальной, политической и духовной жизни мира, где живет главная героиня романа Игана — Ялда, соло, рожденная без парного ей ко, которой уготована значимая роль в грядущей истории своей расы и ее науки. Именно с повествованием истории Ялды читатель узнает и историю ее народа, ее планеты. Но все-таки социальному и всему остальному Грег уделяет незначительное время. Об истории мира Ялды, его политической структуре, более подробных данных о духовной жизни писатель почти ничего не скажет, оставляя подобные темы для фантастов вроде Ле Гуин (тем более, что несмотря на все странности, разумная раса этой книжной вселенной Игана вполне человеческая, что подтверждается регулярно используемыми вполне человеческими терминами и другими подробностями), разве что уделяя внимание женской проблеме, довольно специфической здесь. Основной упор автор, конечно же, делает на объяснение физики «Ортогональной Вселенной», при том же не говоря сразу, что-да-как в ней обстоит. Грег Иган вводит в сюжетную линию рассказ о развитии научных представлениях местных ученых, зарождениях и развитии идей, поиску доказательств для них. И за этим интересно наблюдать, не говоря уже о сюжете, который начинается на диковинной поначалу для понимания планете и заканчивается на борту космического корабля из горы, летящего на бесконечной скорости в Конец Времен для поиска спасения своего родного мира. Подобное не может не увлечь.

В итоге, действительно, как правильно сказал один из отзывистов, вышла самая настоящая «фантастическая наука», в повествовании о которой Иган все-таки не забыл про интересных и живых персонажей с насущными проблемами. Конечно, жаль, что в первой книге трилогии читатель почти ничего не узнает о какой-либо другой сфере жизни данного мира, кроме научной. И что раса вышла какой-то не совсем инопланетной. Но и первое, и второе замечания не есть минусы. Автор постарался и создал удивительное бытие, где окольный путь к звездам реален, пусть и оборачивает он парадокс близнецов вверх ногами.

Пока «Bowl of Heaven» Нивена и Пурнелла несколько месяцев тихо пылятся на первых электронных страницах в закладках, а «The Harvest» Уилсона находится только в самом начале прочтения, наконец-то завершилось чтение романа Кэтрин Уэбб (видимо, с псевдонимом Клэйр Норз) «The First Fifteen Lives of Harry August» или «Первые пятнадцать жизней Гарри Огаста» 2014 года. Именно о впечатлениях от этой книге, заполучившей Мемориальную премию Джона Кэмпбелла 2015 и имевшей номинации на еще две премии, я и хотел рассказать.

Итак, по сути книга Кэтрин Уэбб — очередная вариация на тему, которую можно назвать и кольцом, и петлей, и кругом времени, ну или просто «днем сурка» — то бишь бытописанием человека, попавшего в череду повторяющихся событий; неважно, какой именно длины — в день ли, неделю, год, несколько лет или вообще жизнь. Самое главное что все это повторяется для него одного и каждый цикл проходит с чистого лица, без изменений. Правда, от произведения к произведению эти нюансы могут варьироваться. Но, если мы уберем все НФ-книги, где «зацикливание» происходит вне пределов одной жизни одного человека, а сюжет крутится вокруг машин времени и прочего, то романов с рассказами подобного типа, как «Первые пятнадцать жизней Гарри Огаста» Уэбб окажется довольно и довольно мало. Опять же, выкидывая известные фильмы вроде того же «Дня сурка», недавнего «Грань будущего» и комедийного варианта «12:01», более-менее известной фантастической повестью с кольцом времени/«днем сурка» окажется «Подробности жизни Никиты Воронцова» — безусловно, малый шедевр индивидуального «небратского» творчества Аркадия Стругацкого (правда, планировали-то все-таки вместе эту работу, так что...). И, зная, что фигура Стругацких и их рассказы с романами известны далеко за пределами русскоязычного и любого постсоциалистического пространства, неудивительно заметить нечто общее в «Подробностях...» и «Первых жизнях...», даже если брать те самые «дневники Человека Зацикленного». И, скажу сразу, есть еще одно совпадение в сюжетах двух этих книг: и в той, и в другой ждать объяснения феномену петли времени длиною в жизнь не приходится. Герои Уэбб, конечно, этим интересуются, но без особых результатов. Дополнительно хочется упомянуть еще одно схожую тематически работу, которая на Западе известна более, чем у нас, да и издавалась впервые на английском языке — это повесть оккультиста-мистика Петра Успенского «Странная жизнь Ивана Осокина». Вполне возможно, что Уэбб была знакома и с этой повестью. Пересечения имеются и с некоторыми деталями романа Пола Андерсона «Настанет время». Более того, похожи несколько отрывков текста на обозначенное произведение Андерсона так сильно, что выглядят как отсылки к нему от Уэбб.

Перед нами дневники некоего Гарри Огаста — довольно, как кажется поначалу, обычного и ничем не примечательного жителя Туманного Альбиона. Точнее, так он выглядит лишь в своей первой из пятнадцати жизней. Так что это даже нечто большее, чем дневниковые выдержки — это описания нескольких жизней, разных событий и людей из них, идущих не по порядку, вразброс, но соблюдающих общую сюжетную направленность с некоторыми отвлечениями. И да, только дневниками эти записи нельзя назвать и по причине, открывающейся уже в эпилоге романа. Тем более, что перед нами представлена жизнь (или жизни — тут уже в зависимости от точки отсчета) не одного лишь главного героя, коим и является рассказчик и создатель этих записей Огаст. «Пятнадцать жизней...» — это история двух людей, проклятых или наделенных свыше, а может просто избранных волей Случая людей, которые вынуждены проживать свою жизнь, от рождения до смерти, в основном одной и той же, раз за разом. Это история двух людей, в чем-то друзей, а в чем-то врагом, в чем-то единомышленников, а в чем-то мысленных полюсов. Это и их борьба, и их дружба... Это история всех уроборосов, калачакр — Зацикленных Людей. Это история о сложном моральном выборе, ответственности, внутренней борьбы, избрании своего пути, философских догмах. Это набор целого спектра вопросов, который в чем-то очень сходен с «Трудно быть богом» Стругацких (если углубляться, то «Первые пятнадцать жизней...» и есть хронооперный аналог известной повести братьев). И да, еще стоит ожидать Апокалипсиса, ну, или только его возможности, теорий заговора, изменения, в какой-то мере, Реальности (тут, опять же, вопрос о точке отсчета...), в чем-то альтернативных вариантов истории и еще много чего другого.

К заключению, подводя какой-то итог этого многопланового и качественного произведения, автора которого не зря наградили хотя бы одной премией, считаю нужным как-то покритиковать книгу. Начну с того, что научной фантастикой ее можно назвать лишь руководствуясь широкой расшифровкой жанра. Я и сам, что уж говорить, только широкой интерпретацией и пользуюсь, но здесь я ничего научного не вижу. Да, тут, вроде, и магии совсем нет, но и науки как-то не особо, а ведь роман выдвигали на чисто научно-фантастические премии. Так что да, соглашусь, что из-за сложностей отнесения «Жизней...» к чему-то одному, работу Уэбб проще соотносить с НФ, нежели с магическим реализмом, к примеру. Небольшими минусами лично для себя считаю недоговорки по некоторым сюжетным элементам — имею в виду смутные или вовсе отсутствующие объяснения и описания возникновения зацикливания и конца света. Хотя, это мелочи, ибо по сюжету и авторскому замыслу все так и нужно. А вот одним из самых главных плюсов я считаю развитие клише петли времени — идея передачи информации из прошлого в будущее и наоборот, многочисленности Зацикленных Людей, Хронос Клубов — все это, безусловно, новое дыхание и свежая кровь для жанра. Правда, во всей этой усложнившейся картины мира из множества Реальностей, зацикленных в друг друге, не всегда просто ориентироваться, но не это главное.

По большому счету «Пятнадцать жизней Гарри Огаста» Уэбб — это реализм. Да, с кучей фантастических элементов, образующих весь плацдарм для развития сюжета, но книга ведь не заостряет на этом внимание. Может, было и неплохо бы увидеть эпический эпос о смысле бытия и роли в нем, происхождении и предназначении, вечных людей, который мог бы закончиться постмодернистской с примесью психоделики концовкой, но перед нами другая книга. Книга о жизни как таковой, приоритетах в ней, идеалах и ценностях, цене истины, семье, человеческих взаимоотношениях, ответственности, в конце-концов. И ознакомиться с таким необычным, интересным и во многом новым романом стоит.

«Постсингулярный авантюрный роман,

или Крайняя битва кибернетических чекистов с квантовыми масонами»

*или сказ о том, как в «твердой» научной фантастике на основе квантовой физики и информатики искать нотки политоты и прочей гуманитарной чепухи (и не только)*

«Достаточно развитая технология неотличима от магии. И от природы.» (кларкианский и посткларкианский версии закона)

«Мы покажем вам кузькину мать!» (даже после Технологической Сингулярности актуально!)

«Улыбающееся будущее походит на очаровательный пейзаж: вся прелесть исчезает, когда проникают в него.» (французский поэт как о частном опыте человека, так и о всеобщей горести человечества)

Включайте марш из «Red Alert» на полную громкость! Но забудьте про жалкие пародии да поделки псевдоинтеллектуальной плеяды киношной аки книжной клюквинистики. Ведь сегодня нам вместе предстоит погрузиться в пучины текстуальных квантов, сцепленных в единый литературный кнут посткиберпанковского пошиба финским математическим умом. И постараемся узреть в этом заключительном труде трилогии от Ханну Райаниеми (и в цикле в общем) не только крайне футуристические пейзажи Солнечной системы, давным-давно колонизированной человеком не совсем стандартным способом, не только детективные хитросплетения в обрамлении реалий Технологической Сингулярности, и не только целый вагон интереснейших научных теорий и гипотез с фантастическими допущениями. Да, даже здесь я грубо и наверняка не по авторскому замыслу, порой пренебрегая элементарной логикой, проведу вскрытие политотно-синкретическим скальпелем «Каузального ангела». Тем самым покажу его исторические, классовые и философские подтексты. Или их ложные симулякры из моей же головы.

Сразу скажу, что трилогия Ханну мне пришлась по вкусу. Конечно, не для каждого будет легок подобный способ изложения. В колее повествования автор специально вносит множество неясных терминов из сконструированного им очертаний будущего. Да еще и начинает саму историю не то, чтобы с конца, но без должной предыстории мира, который явно отдает букетом из бесчисленных, уже чуть завядших роз. Тут я имею в виду не то, что события плохие, «дурно пахнущие» и т.д. Наоборот, подтверждаю богатейшую писательскую фантазию финского владельца сайфайного пера, сравнивая величественную обширность вселенной «Квантового вора» с букетом из бесконечного количества цветов. Не все из которых стали в итоге задействованными шестеренками нарратива, из-за чего чутка подвяли. Но это не минусы, повторюсь вновь! Ибо почти все ответы и очень бросающиеся в глаза намеки для их прорастания в читательских головах Райаниеми оставил как в финальной книге саги, притом довольно много, так и в двух прошлых частях. Так что выбранная манера рассказывания хоть и может породить некоторую дискуссию о целесообразности, на самом деле не является преградой для понимания романов, не вызывает как такого угасания интереса к чтению, а наоборот, придает миру Жана ле Фламбера как таинственность, так и реалистичность. А последние два следствия вряд ли у кого язык повернется обозвать признаками дурного вкуса у писателя и неумелости его, бесталанности. Только наоборот!

Но кончим с дифирамбами, ибо слагать их Ханну можно довольно долго. Да и зачем заниматься такой скучной деятельностью. если можно либо еще раз прочитать эти детища возрожденного киберпанка, либо постараться увидеть в сюжета и литературных пластах произведения нечто еще? Выбираю второе и сразу же обращаю внимание на то, что писатель отлично знает не только собственно финский фольклор, но и не слаб в сведениях о русской культуре. Например, к своему стыду, о во истину великом русском мыслителе религиозной школы Николае Федорове я в первый раз услышал именно со страниц «Квантового вора». Последний факт также должен огорчать современную модель образования недо(пост)индустриального общества Эрэфийской империи, но черт с этим. Зато вернемся к детальному дьяволу иного рода. Соборность, гоголи, федоровизм, Великая Всеобщая Цель, а с другой стороны культура и социальный строй зоку. Ничего не напоминает, ничего вам эти слова и их контекстуальные значения в романе не говорят?

Лично мне видится следующее. Противостояние двух основных сил мира «Квантового вора», сверхдержав ближнего космоса — Соборности и сообщества зоку — (во всяком случае, моему искореженному сознанию так видится) напоминает «холодную войну» Советского Союза и Запада? А в «Каузальном ангеле» и всю что ни на есть несостоявшуюся Третью Мировую. И только не говорите, что видите в образах Соборности одни лишь отсылки на российскую культуру и довольно необычную, почти сектантскую интерпретацию православия. Тоталитарная структура без особых свобод и демократических ценностей, которая стремится к некой великой цели по своей жесткой идеологии и готова сломить для это весь мир и волю каждого отдельного человека. Фактически воплощая, хех, принцип «лес рубят — щепки летят». Вульгарное понимание коммунизма как идеологии (не общественно-экономической формации) и Советского Союза как «империи зла» не напоминает? А это всего-то сокращенное описание Соборности — постчеловеческой цивилизации, которая посредством превращения большинства людей в безвольных гоголей и поглощением всей материи в пределах нашей системы старается создать новую вселенную, где не будет смерти. Чисто постсингулярный вариант марксизма-ленинизма, но слишком крутой и не вульгарный, чтобы называть его очередной западной клюквой. А двум главным Основателям Соборности, несмотря на все их темные и далеко не добряцкие поступки, откровенно сочувствуешь и понимаешь их фанатичное стремление уничтожить свободу и вещество ради высшей цели. Так что Соборность хоть и выступает периодически по ходу сюжета трилогии коллективным антагонистом Жана и Миели, но в основном обитает в роли антигероя, у которого не самое дурное желание — смерть смерти. Пусть и методы, как и в реальности индустриального социализма, вызывают споры... А зоку? Хоть как таковой антагонизм с Соборностью находит место лишь в ретроспективных интерлюдий прошлых войн и четкая аналогия с Западом прошлого и сегодняшнего века не прослеживается на постоянной основе, точки соприкосновения выделить можно. Зоку это все-таки цивилизация индивидуалистов, пусть их желания и ограничены некоторыми коллективистскими лимитами. Но и Соборность не страшная машина полной аннигиляции всего личностного — по крайней мере, не для своих лидеров. Зоку, особенно в «Каузальном ангеле», где мы и узнаем о них наиболее полно, являются цивилизацией потребителей и сибаритов. Они не преследуют неких великих целей ради пусть и иллюзорного, но блага всего человечества. Нет, это лишь сообщество праздных игроманов, для которых жизнь в прямом смысле слова игра и театр. Кстати, среди них присутствует дифференциация между шекспировской и ЧГКшной версиями такого понимания бытия. Но не суть важно. Зоку живут в собственное удовольствие, особо не стараются влиять и сдерживать Соборность и вообще не пытаются бороться за нечто большее, чем они. Играют, но не живут, существуют, но не значат ровным счетом ничего. Так что некоторого рода размытая параллель в аспектах противопоставления Соборности, гедонизма и потребительства с Западным миром имеется.

Но не только политическая плоскость внедряется в смысловые пласты этого великолепного примера ультрасовременного киберпанка. В отзыве на один из моих любимых романов вообще, «Выбор оружия» Йена Бэнкса, а также во втором варианте комментария к «Ложной слепоте» Уоттса, я упомянул, что наблюдаю зарождение нового жанра научной фантастики. Его можно обозначить как «постсингулярная драма» и трактовать довольно широко. Все произведения этого помысленной мною абстракции можно характеризовать как нарративы эпохи после Технологической Сингулярности. То есть действия и персонажи будут жить в мире почти магии, смешавшихся естественности и искусственности, безграничных возможностей и бесчисленных вариаций. Но счастья это не принесет, ибо еще большая неопределенность, чем в нашей непостоянной реальности, приведет к гораздо большим печалям и горестям. Ситуациям, когда героя от злодея отличить нельзя, а никаких граней между моральностью и аморальностью попросту нет. Вседозволенность и ничтожность всего, общество далекого постмодерна, в котором даже потребительские ценности обесценятся и испарятся. А экзистенции антигероев будут самым лучшим из возможных исходов конфликтов, описанных наподобие противостояния Соборности в этом мире. Ведь, спойлер, по выдуманному мною канону постсингулярной драмы, читателю предстоит увидеть весьма неоднозначную концовку с весьма неоднозначным раскрытием героев. Это, наверное, один из недостатков заключения Ханну своего масштабного литературного эксперимента — довольно невнятный эпилог. Точнее внятный, но слишком двоякий, слишком нестандартный. Победы какой-либо из сторон — ни зоку, ни Соборности, ни главных героев — в романе нет. Скорее есть сплошные поражения и некоторого рода полупобеду Соборности. Недомолвки и вопросы по поводу конечного разрешения кульминации каждого героя.

Но так или иначе вышло очень и очень хорошо. Великолепный пример качественной и довольно научной фантастики из мира практически магии и псевдоприродности, где счастья также нет, как и в наших досингулярных днях.

Как многие знают, скоро выйдет экранизация (точнее фильм-сиквел к циклу, по заверениям режиссера и самого Стивена Кинга) книг уже легендарной эпопеи Короля Ужасов «Темная башня». Так как это случится уже совсем скоро, и, в основном, перед какой-либо экранизацией я привык читать оригинал (хотя, к сожалению, некоторые основные моменты самого книжного цикла для меня стали известны/заспойлерены уже давно), решил осилить перед выходом кинокартины данный книжный ряд. Ибо все равно он был в планах на прочтение.

Начал с первого романа — «Стрелок». И, пусть это может не понравится фанатам, даже фанатикам, данной саги, но лично мне первая часть «Темной башни» НЕ понравилась. По мне так, даже с довольно небольшим собственным опытом знакомством с творчеством Кинга, «Стрелок» по сравнению с «Оно» и «11/22/63» вышел довольно серой книжкой, ниже среднего, и с названными двумя шедеврами не может быть поставлен в один ряд (экранизации у них, надо признать, тоже вышли очень и очень добрытными, даже мини-сериал по роману о предотвращении убийства Кеннеди). И пусть и прочиталась книга влет, буквально за пару дней, но вышла она крайне серой. И дело не в атмосфере постапокалиптики «сдвинувшегося мира» — дело в скупости, бледности и бедности повествования, описания всего... Действий с гулькин нос, конкретики тоже. Герои ни коем образом не раскрыты. В том числе и сам Роланд Дискейн aka Стрелок. Никакой атмосферности мира, детализированного сеттинга и наурно-вестерной постапокалиптики я также не обнаружил. А прочитав послесловие довольно удивился, узнав, что этот коротенький и переполненный «водой» роман Стивен Кинг писал аж десять лет.

Тем не менее прочтение цикла бросать я не хочу. Завершу данное действие до конца. Возможно, очень в это верится, дальше начнется то самое, за что этот цикл стал культовым и обожаемым тысячами поклонников творчества писателя.

После не особо научной, но красивой истории с путешествиями во времени под названием «Мост через годы», решил и осилил «Слепое Озеро» (название города, где происходят основные события романа, которое, в свою очередь, получило именование от болотистого озера недалеко от, собственно, Слепого Озера — уточняю, потому что насчет название уже были споры) Роберта Уилсона.

Здесь у нас, действительно, будет роман более научный, с поднятыми проблемами квантовых технологий, ИИ и ИР, развития человечества и Вселенной, Внеземного Разума и не только. Разумеется, все это будет подаваться с гарниром из фантастических идей и хорошего сюжета, элементы которых можно встретить в уже прочитанных мною «Цыганах» и трилогии «Спин». И если от первого романа тут только ребенок со странностями и некое существо, которое его посещает (вместо Серого Человека тут у нас Девочка-Отражение, или Зеркальная Девушка... Сами выбирайте), то спиновские произведения, можно сказать, вообще вышли из данной книги.

Собственно, теперь о чем «Слепое Озеро»? В недалеком будущем люди, для расширения возможностей поиска экзопланет и исследования космоса отправляют к Юпитеру несколько мощных спутников-телескопов, информация от которых со временем, из-за своих масштабов, начинает быть для землян все менее и менее понятна. Поэтому было решено создать на Земле два центра для обработки этих зашумленных данных и их очистке при помощи квантовых компьютеров нового поколения. Один был установлен в Кроссбанке, другой — в Слепом Озере. Благодаря этим машинам человечество узрело планету с настоящим чуждым разумом — странный мир, обитателей которого назвали омарами/лобстерами, за представителем одного из которых и ведут наблюдения размножившиеся в геометрической прогрессии экзобиологи/антропологи/геологи/планетологи и т.д. — следствие наступления эры Новой Астрономии. И вот, по всему миру смотрят видео про быт странного пришельца, чье поведение пытаются как-то классифицировать и терминизировать новые исследователи, а старые телескопы уходят на свалку истории, как случается неожиданное событие — Слепое Озеро оказывается на государственном карантине. Почему и как? При чем здесь саморазвивающиеся программы, цель которых — обработка информации? Действительно ли они этим занимаются, или все обстоит гораздо сложнее? В чем заключена разгадка пришельца-омара, названного на Земле «Субъектом»? Это и не только — на страницах «...Озера» вместе с историями и бытом в осложненном положении необычной девочки Тесс, ее матери Маргариты, Рэя — бывшего мужа Маргариты, Криса и Себастьяна.

На выходе получается качественный роман с интересным сюжетом и необходимым соотношением фантастики с наукой, главные интриги которого раскроются в итоге оригинально и неожиданно.

Поначалу кажется, что это какое-то обыденное произведение... Что-то из той фантастики, которую чаще всего фантастикой и называют. Штампованная, которую пишут те, кому делать нечего или те, кто только на такое и способен. Но группа мутантов-людей, о которой идет речь в начале, их миссия на Луну — лишь приманка для читателя, которого маринуют какими-то непонятными и странноватыми строчками в начале глав, связанные с неким, как думается, продуктом, товаром с наименованием «Убик». Да, Дик это умеет.

Но дальше... Я не буду писать, что происходит дальше. Мало ли, может, отзыв будет прочитан тем, кто к роману еще не прикасался и тогда это будет очень и очень печально, ведь «Убик» это то, что обязан прочитать любой себя уважающий не просто почитатель НФ, но и фантастики как таковой, но скажу лишь, что далее — нечто. Нечто, что сотрясает твой ум, а ответы, которые получает читатель по мере прохождения страниц, становятся вопросами, в большей своей степени; что уж говорить об окончательном ответе, который превращает весь «Убик» в один сплошной всемогущественный знак вопроса. Двойного. Почему «всемогущественного»? Почему «двойного»? Ответы каждый сделает сам. Конечно, они не устроят никого — сомнения останутся. Тогда вы, будущий читатель, полезете в интеренеты за поиском истины... От бывших жен Филипа, от него самого, от создателей статей по нему, увидите разнообразие мнений, и тогда до вас то и дойдет, что ответа нет, и быть, наверное, не должно.

Великий писатель? Или шутник? Мистик, теолог, атеист, агностик, наркоман, сумасшедший? Читайте и далее, все из всего из этого множественного Дика Филипа.

Не так давно, 9 февраля сего года, в «The New Yorker» появилась заметка прекрасно известного русскоязычному читателю умной и красивой научной фантастики писателя и программиста Теда Чана под названием «ChatGPT Is a Blurry JPEG of the Web» с подзаголовком «OpenAI’s chatbot offers paraphrases, whereas Google offers quotes. Which do we prefer?». Об эссе автора я узнал только из перевода (под заголовком «ChatGPT это лишь сжатое изображение всемирной сети») на портале syg.ma. Далее я хотел бы помимо того, чтобы просто сообщить о существовании что оригинала, что переводной версии очень интересной и донельзя актуальной нехудожественной работы Теда Чана, но и вкратце раскрыть ее основные тезисы, а также сравнить их с неоднозначным, но очень известным (по слухам, ставшим причиной закрытия ряда проектов по разработке ИИ — отсылаю к интервью «Финикового компота» с Серлом, а также послужившим идейной почвой для институционального оформления когнитивистики как науки) мысленным экспериментом американского аналитического философа языка и сознания Джона Серла. С «китайской комнатой» из культовой статьи «Сознание, мозг и программы».

Итак, если вкратце, то Тед Чан на пальцах и путем аналогий-метафор старается донести до массового нетехнического читателя простую истину — чат-GPT не есть т. н. «сильный ИИ». Это очередное, новаторское и интересное, но все-таки звено в цепи усовершенствований и изобретательских итераций в цепи прогресса «слабых ИИ». Притом дальнейшие усилия в этом конкретном процессе совсем не точно приведут к выполнению истматовского «перехода количество в качество». Т. е. совсем не факт, что из очень-очень-очень сильного «слабого ИИ» получится «ИИ сильный». Но обо всем по порядку.

Начиная с небольшой исторической ремарки из области программирования, Тед Чан напоминает о двух путях в процессе сжатия данных — с потерями и без:

«Сжатие данных подразумевает два процесса: кодировка, когда данные компрессуются в более компактный формат, и декодирование — обратный процесс. Если восстановленный файл идентичен оригиналу, то использовалось сжатие без потерь: не было утеряно никаких данных. Если же, напротив, востановленный файл лишь приблизительно тождественнен оригиналу, то применялось сжатие с потерями: некоторые данные были утеряны и теперь не подлежат восстановлению. Сжатие без потерь обычно используется для текстовых файлов и компьютерных программ, потому что в этих форматах утрата даже единственного символа может повлечь серьезные последствия. Сжатие с потерями зачастую используется для фото, аудио и видео — там, где абсолютная точность не критична»

Неразличение двух этих подходов — по недосмотру, случайности или продуманно — порой приводит к неприятным ситуациям. А именно к случаю с ксероксом одной немецкой компании, который при копировании (которое, как отмечает Чан, давно уже «не то, что раньше», ведь «...для решения проблемы понадобился именно информатик, потому что современный ксерокс уже не использует физический ксерографический процесс как в 60-х годах — вместо этого изображение сканируется дигитально, а затем распечатывается») допускал странные ошибки — заменял различные записанные числа на планах на одно и то же число:

«Главной проблемой в этой истории стало не то, что в копировальном аппарате использовался метод сжатия с потерями, а то, что аппарат искажал копию незаметно, и артефакты сжатия не сразу бросались в глаза. Если бы на выходе получались размытые изображения, всем стало бы ясно, что копии не соответствуют в точности оригиналу. Но копии казались точными — данные на них были ясно читаемыми, будучи неверными. В 2014 году Xerox выпустили патч, исправляющий эту проблему с их копировальными аппаратами»

Запомним это на будущее. И вот, ознакомившись с базовым и тривиальным программистским знанием, мы можем прийти к более сложным материям, которые талантливый писатель объясняет элегантно и просто. А именно для понимания сути чатаGPT, почему он не обладает пониманием и возможностью создать что-то действительно новое (ну и почему он не есть «сильный ИИ», как бы то не хотелось его технофобным или всего лишь грамотных в маркетинге создателям), американский писатель и программист предлагает нам поучаствовать в мысленном эксперименте. Сравнить чат-GPT с помянутым выше копировальным аппаратом, который тоже сжимает данные с потерями. Только здесь он старается копировать (подчеркнем этот термин) не просто какой-то текстовый документ, а всю мировую паутину:

«Мне кажется, что этот случай особенно актуален сегодня, когда речь заходит о ChatGPT и подобных программах, известных в кругах исследователей ИИ как большие языковые модели. Конечно, сходство между копировальным аппаратом и большой языковой моделью не сразу может показаться очевидным, но представьте, что вы вот-вот потеряете доступ к интернету навсегда. Вы решаете создать сжатую копию всех текстовых данных в сети, чтобы хранить ее затем на своем локальном сервере. К сожалению, объем вашего сервера лишь 1% от объема всех данных, поэтому вы не можете использовать алгоритмы для сжатия данных без потерь. Вместо этого, вы пишете алгоритм сжатия с потерями — он будет распознавать статистические закономерности в тексте и сохранять их в собственном формате. Добавим неограниченную вычислительную мощность вашего компьютера, так что даже малейшие закономерности в тексте не ускользают от вашего алгоритма, и вам удается достичь необходимого уровня сжатия сто к одному.

Теперь потеря доступа в интернет не кажется столь катастрофичным событием, ведь у вас есть копия всей информации в сети на собственном сервере. Проблема лишь в том, что из–за столь плотного уровня сжатия, вы не сможете искать нужную информацию, пользуясь точными цитатами — вы не найдете совпадений. Для решения проблемы вы создаете интерфейс, принимающий запросы в формате прямых вопросов, и дающий ответы, передающие суть информации, сохраненной на вашем сервере»

И эта странная, на первый взгляд, аналогия оказывается очень рабочей и позволяющей через то самое «размытие» объяснить феномен «бреда» (или «вранья», как говорит уже российский специалист по машинному обучению, Сергей Марков, на стриме канала «Рабкор»):

«Эта аналогия не только помогает понять каким образом ChatGPT парафразирует информацию, найденную в интернете, но также и объясняет «бред» или нелепые ответы на конкретные вопросы, столь часто наблюдаемые в поведении ChatGPT и прочих больших языковых моделей. Этот бред — это артефакты сжатия, только как и в истории с ксероксом, они настолько «читаемы», что их не распознать без скрупулезного сравнения с оригиналом. Оригинал в нашем случае — либо интернет, либо наши собственные знания о мире. Когда мы рассматриваем такой бред сквозь данную призму, он становится вполне ожидаемым: если при сжатии 99% оригинальной информации было утеряно, закономерно ожидать, что существенные доли реконструкции при декодировании будут полностью сфабрикованы»

Все это — результат интерполяции, процедуры, проделываемой программы для восстановления утерянных данных по аналогию, за счет сравнения с сохранившимися. И пока что чаты-GPT плохо справляются с этими потерями, по замечанию Чана. Именно этим писатель объясняет, почему создатели этих программ пока не смогли взять и, видимо, не претендуют в ближайшее время на становление лауреатами премии «Приз Хаттера» («...с 2006 года исследователь ИИ Маркус Хаттер вручает денежную награду тому, кто сможет без потери данных сжать конкретный текстовый файл объемом в 1ГБ компактнее, чем предыдущий рекордсмен. Премия известна как Приз Хаттера или Премия за сжатие человеческих знаний»):

«Большие языковые модели распознают статистические закономерности в тексте. Любой анализ текста в сети покажет, что такие фразы как «низкое предложение» часто соседствуют с такими фразами как «повышение цен». Чатбот, уловивший данную корреляцию, способен ответить про повышение цен на вопрос об эффекте недостаточных поставок товаров на прилавки. Если большая языковая модель уловила огромное количество текстовых корреляций между экономическими терминами (причем настолько огромное, что способна правдоподобно отвечать на широкий спектр вопросов), можем ли мы сказать, что она на самом деле понимает экономическую теорию? Модели на подобие ChatGPT не становятся лауреатами Премии Хаттера, среди прочего, потому что не способны в точности воссоздать оригинальный текст — иными словами, они не сжимают данные без потерь. Но может быть их способ сжатия с потерями все–таки показывает на скромные начала в понимании концепций, на которое так рассчитывают исследователи ИИ?»

Далее следуют примеры с арифметикой. И они ярче всего показывают неудачи в области понимания (как бы сказал Серл, семантики), ведь чат-GPT в поисках ответов, например, на пример «245 + 821». В Сети просто-напросто крайне мало идентичных трехзначных сложений, вычетаний и т. д., а, значит, мало соответствующих корреляций. Отчего чатбот показывает всяческое отсутствие математических компетенций из стандартов начальной школы. Но далее (и я приближаюсь к финалу как цитирований из эссе, так и своего эссе об эссе) Чан предлагает представить себе таковой «мыслящий» чат как программу сжатия без потери данных. Может, таковой механизм способен понимать, производить новое и думать? И снова нет:

«Представьте, что было бы если бы ChatGPT была алгоритмом сжатия без потерь? В таком случае, она бы всегда отвечала на вопросы точными цитатами соответствующих страниц в интернете. Нас бы вряд ли сильно впечатлила такая технология — не особо существенное улучшение обычных поисковых движков. То, что ChatGPT парафразирует текст из интернета, а не цитирует его, делает модель похожей на ученицу, способную выражать мысли собственными словами, а не только «зубрить» фразы из учебника. Это создает иллюзию понимания. В человеческом обучении механическое запоминание не является показателем понимания, поэтому неспособность ChatGPT цитировать информацию из источников — это именно то, что создает впечатление ее обучаемости. Когда речь идет о последовательности слов, сжатие с потерями впечатляет больше, чем сжатие без потерь»

Идем к завершению пересказа и, наконец-то, к сравнению. В заключении американский писатель отмечает, что, вполне возможно, чуть позднее чатботы смогут — при некоторых «но» — заменить поисковики. Феномен «размытия» так вообще может сослужить полезную службу т. н. «контент-фермам». Но такая виртуальная машинерия вряд ли сможет помочь в работе писателя. Если мы говорим просто о контенте (уж простите за намек о дихотомии, при которой есть «высокое» и «большая литература»), то его умножение методом чатботов может привести к «искривлению» Интернета и осложнению поиска информации в нем для пользователей («Расцвет такого типа пересказа контента усложняет поиск нужных данных уже сегодня — чем больше текста, сгенерированного большими языковыми моделями, будет публиковаться в сети, тем больше интернет станет походить на все более и более размытую версию самого себя»). Но все равно — может, чатбот хотя бы позволит «настругать» некий шаблон, материал для облегчения «технических» задач писателя и любого другого создателя самого различного текста? Но ведь именно через движение через ошибки, через писание неудачных, вторичных и пошлых вещей, выбрасывание их не в стол, а в окно, и получается действительно сильная вещь. Только так и не иначе («Если вы писатель, вы напишете множество вторичных вещей прежде, чем удастся написать что-нибудь оригинальное. При этом, время и усилия, вложенные во вторичные тексты никоим образом не тратятся зря — напротив, именно они и позволяют вам в итоге создать нечто неповторимое. Мучительный выбор верного слова и бесконечная перестановка предложений в инстинктивном поиске наиболее приятного течения текста — этим и познается проза»).

Но это я все к чему? Как по мне, Тед Чан (наверняка зная, как мне кажется, об аргументе «китайской комнаты») оформляет второе издание, так сказать, дополненное, исправленное и сжатое — без потери данных! — «китайской комнаты» Джона Серла. Я говорю именно об отдельно взятом мысленном эксперименте из статьи «Сознание, мозг и программы», без привлечения работ философа по его собственной теории сознания, социальных институтах и устройства языка. Ведь, так скажем, негативная программа (проект) Серла, его скептические и критические нападки на современные проекты, громогласно заявляющие о создании чего-то близкого к «сильному ИИ», т. е. сознающему и разумному искусственному существу, до сих пор актуальна хотя бы своим запалом.

Я не стану цитировать Серла — и так превысил объемы для быстрого чтения. Просто скажу, что у обоих авторов совпадают не только цели текстов (у Чана, кстати: «Учитывая, что большие языковые модели как ChatGPT зачастую превозносятся чуть ли не как прорыв в сфере искусственного интеллекта, может показаться пренебрежительным или уничижительным описывать их как алгоритмы сжатия текста с потерями. Я на самом деле считаю, что рассматривать большие языковые модели в данной перспективе полезно для усмирения тенденции их очеловечивания»), но и средства. И Чан, и Серл прибегают к мысленному эксперименту для сокрушения спеси проектировщиков якобы «сильных ИИ». Оба различают синтаксическое и семантическое, т. е. то, что кандидаты в разумные машины не обладают пониманием, а просто оперируют рядом формальных правил (Джон Серл в указанной статье четко проводит это различение — между синтаксисом и семантикой языка — для ликвидации лишь поверхностной адекватности метафоры человеческого сознания как компьютерной программы). А из последних напрямую не проистекает, не создается и не формируется понимание, т. е. человеческий разум, настоящее сознание и ментальные состояния с убеждениями и прочим человеческим, слишком человеческим. Притом и писатель, и философ не считают, что «сильный ИИ» принципиально невозможен. И критикуемые философом программы, и писателем нейросети если и проходят тесты Тьюринга, то только потому, что это неудовлетворительный тест на определение у собеседника ментальных состояний и разумности. Т. е. (выше я говорил запомнить момент с термином «копировать») копирование (имитация) работы сознания современными машинами происходит с такой потерей содержания и качества процесса, что дубликат не идет ни в какое сравнение с оригиналом. Серл настаивает на смещении внимания с «софта» на «хард», а Чан скорее говорит о том, что стоит затянуть пояса скорых и завышенных ожиданий. В любом случае, при всех прочих равных, фантаст-программист справляется с созданием четкого, понятного, приятного для чтения и вместе с тем сильного с аргументационной точки зрения текста с критикой реализации в настоящее время «сильного ИИ» лучше, чем философ-лингвист-когнитивист. При всей моей симпатии как к фигуре Серла, так и к этой его статье и другим произведениям. Притом «подкопаться» к эссеистскому эксперименту Чана сложнее, чем к мысленному эксперименту Джона Серла. Как ни крути, при всей изящности «китайской комнаты», в самой ее основе есть родовая травма, слабое место: вопрос «который сейчас час?» и иже с ними. Да, можно вводить модификации «...комнаты» для преодоления набегов секты «ИИ здесь-и-сейчас», но чем статья Чана — не такая идеальная, преодолевшая слабости прародителя, версия критики от Серла? Это тот из немногих случаев, когда ремейк лучше оригинала.

Новейшая «Дюна» в лунных пейзажах... Семейно-имперская сага на фоне загнивающего анархо-капитализме... Многосложный калейдоскоп из интереснейших и разнообразных черед событий и персонажей... Но то была грандиозная «Новая Луна». А после нее «Волчья Луна» — несколько слабоватая, что ли, и далеко не такая эпическая.

Да, я из тех, кто полюбил ту книгу Йена Макдональда, которая, казалось бы, мало чего оригинального может предоставить искушенному читателю. Анархическая колония с жестокими звериными понятиями, семейные (бизнес-)империи в космосе, Новое Средневековье «Дюны» и «старые» многоходовые переплетения сюжета «Игры Престолов» — все это было, все это не ново. Но у британского писателя получилось меня и не только впечатлить. Очень по-хорошему удивить, предоставив поистине потрясающий роман, где каждый герой — живой, со своими слабостями, печалями, радостями, волей и силой. Где все хитросплетения дружбы и вражды не кажутся крючковатыми фантазиями. Где вполне реалистично, но вместе с тем так сюрреалистично сочетаются существования двух столь разных миров — погрязшей в пучине кризисов, экологических катастроф, войн и бедноте Земли, и футуристичной, практически постсингулярной, яркой и фонтанирующей жизнью Луны. Где в мельчайших подробностях ощущается сопереживание в наивысших моментах напряжения как членов семейств Драконов, так и обычного люда. Где взаправду сопереживаешь каждому из Корта, осуществивших американскую мечту в самой максимально возможной форме, хоть у каждого же из них свои пороки и грехи... Но всего этого, повторюсь, «Волчья Луна» повторить и передать мне не смогла.

Сиквел «Новой Луны» вышел серым в сравнении с предыдущей книгой. Возможно, дело в завышенных ожиданиях и неподдельной шедевриальности первого романа. Это все так, безусловно, но «Волчья Луна» довольно слабо и хило разрешила все те узловые конфликты, которыми закончилась «Новая Луна». Например, перипетии Лукаса Корты на Земле мы, видимо, так и не узнаем. Это прекрасно, что Макдональд показал читателям его тренировки перед высадкой на Землю, но а где встречи с политиками, магнатами и прочими сильными сей Земли? Нет, сразу почти летим на Луну со всем готовеньким. Так что линия Лукаса Корты сорвалась. Вагнер Корта для меня и в прошлом романе был не самым интересным персонажем, так и тут не могу сказать, чтобы его автор как-то особенно развил. Лукасинью... Черт, меня он своими сексуальными похождениями уже напрягает. Серьезно, меня уже давно не напрягают, скажем так, негетеросексуальные сцены в литературе, но данный персонаж только в них и прозябает. А еще в приготовлении своих идиотских пирогов. Господь Гнева, это просто не возможно. Лукасинью Корта мне опостылел, и я почти поверил, что Йен таки решил от него деликатно избавиться, дать ему геройскую смерть (а она бы и впрямь стала очень правильным завершением его развития), но не стал этого делать. И ой как зря, думается мне. Ариэль Корта в финале ведет себя совсем уж странно. Да, она и раньше от семьи отрывалась, но, подруга, твой клан-род почти весь перерубили, а ты выживших не спасаешь, да и не присоединяешься к брату, который начал возвращать награбленное! Почти объявила ему войну... Честно, для меня это не есть закономерное решение героини Ариэль. С Мариной зато все хорошо. Очень недурственно реализован конец ее повествовательной роли в романе. Хотя, как и Карлсон, она может вернуться. По поводу такого диковинного статуса Луны до сих пор логичнее не стало. Как она превратилась практически в независимый субъект мировой системы? В вольную анархо-капиталистическую яму? Объяснение этого с помощью влияний на законодательство со стороны основателя Дракона Маккензи — ну, даже не знаю. Как все великие державы по типу Штатов, России и Китая профукали своих опальных выходцев и позволили им сотворить подобную капиталистическую химеру? Лады, великие державы грызутся друг с другом, но чтобы остановить доминирование нескольких семейных кланов над всем спутником Земли не обязательно действовать сообща. Как-то же хватило силенок у этих же нескольких семей поодиночке создать собственные финансовые империи! Я еще понимаю, если б они развернули на Луне некоторое оружие, которым можно было бы угрожать земным государствам. Хотя, не знаю, может. зря я тут придираюсь. Капитал же стремится к росту, вот и пророс таким способом.

И продолжать этот перечень минусов можно еще долго. Например, насчет введения земной Корты, которая прямо как снег на голову и пока что ни коим образом не раскрыта. Насчет того, что роман, который должен был рассказать про месть Корта, как-то про нее и не рассказал. Далеко не все с планом Лукаса Корты ясно. Зато ясно, почему — продолжение ведь должно быть! Поэтому «Волчья Луна» является неполноценным романом, который не так уж и плох, но лишь из-за «Новой Луны», преемником которого он и стал. Тем не менее надеюсь, что в следующей части космооперного цикла Йена Макдональда ситуация изменится. Формат «Новой Луны» таки вернется в ту сагу, которую она и породила.

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» (крылатое выражение)

«Равнодушие — самый страшный порок» (констатация факта)

Думаю, подобная критика, точнее не критика, а интерпретация романа И.А. Гончарова «Обломов», разумеется, была. Просто не могло ее не быть. Но с позиции оставшейся юношеской пылкости, нескольких капель нигилизма и романтической революционности попробую дать свою оценку этому знаковому и на самом деле довольно важному произведению русской литературы.

Решил обратиться к этой книге совсем недавно. Покамест разговаривал с младшей сестрой об ее школьной программе, вспомнив в диалоге и об «Обломове». Говорила, что после «Мастера и Маргариты» с «Преступлением и наказанием», конечно, скучноватое и чересчур неторопливое повествование. Я согласился, но настаивал на позиции, что даже не понравившуюся сначала книгу надо дочитать до конца — потому что либо конец оправдает все прочитанное ранее, либо же не оправдает, но можно будет накопить достаточно гнева для творческого удара критики по съевшей время и силы книжке. Но заставило обратить повторное внимание на книгу меня не эти сторонние и отвлеченные рассуждения, а мысли сестры об идейной составляющей «Обломова». В ее понимании это проблема поколения. И личности. Я призадумался над этим и сказал «нет». И постарался объяснить ей своей взгляд, как попытаюсь сейчас и вам.

Илья Ильич, главный герой романа Гончарова, как мы знаем, помещик. Казалось бы, не жестокий, добродушный, мыслящий, образованный. Но страдающий такими пороками, как нерешительность, леность. В чем-то и слабодушие. Он воспринимается как страдалец, жертва эпохи, инвалид феодального мышления. В этом есть, на мой взгляд — субъективный и диковатый — истина, но лишь доля. Ведь мне видится в Обломове не только жертва, но и палач. Казалось бы, о чем я? Палач? Да мухи не обидит! Лежит себе спокойно на диванчике, размышляет о высоком, и липнут что только девушки да новые килограммы лишнего веса от малой физической нагрузки. Так где же он убийца? Разберемся, если определимся с проблематикой романа. «Обломов» (для меня) — не о личности или поколении. И уж тем более это не о каком-то иллюзорном «национальном характере» и тому подобному бреду. Он — о чем-то более. Книга глубже и серьезнее осознается при историческом подходе с добавлением марксизма. «Обломов» (для меня) — о сословии и определенной общественно-экономической формации. О беде нашего народа, страны, истории, цивилизации (русской, да-да, русской-российской цивилизации). «Обломов» (для меня, опять-таки) — эпитафия помещичеству. А может быть, к сожалению или счастью, даже чему-то большему...

Рассмотрим конфликт Ильи Ильича и Андрея Ивановича Штольца. Да, они лучшие друзья, близкие друг другу люди и межличностного конфликта между ними нет. Зато есть конфликт скрытый от глаз, осознать который тогда было не так-то просто. Возможно, и сам Гончаров его не видел. Два эти персонажа — представители противоположных друг другу классов. Даже не классов, это и не совсем точно, а двух моделей общественно-экономических формаций. Обломов — правящее и главенствующее сословие позднего феодализма Российской империи. Штольц — новоявленный буржуа, по идее тот класс, который должен прийти на смену дворянам-землевладельцам. Занять их роль как держателей средств производства и рычагов власти. И в каком-то смысле так оно под конец романа и происходит. Фундаментальные законы классовой борьбы приводят смену на арену социальных отношений буржуазию вместо помещиков. Как это случилось и в «Вишневом саде» А.П. Чехова, только там было еще и торжество справедливости в ироничном ключе, ведь выкупивший сад купец Лопахин был из крепостных у Раевских. Но и здесь, в «Обломове», если постараться, можно узреть справедливость. Прежде всего историческую. Ну, посмотрите на это ничтожество — Обломова. Он не просто не «человек дела». Он и не «человек мысли», «человек идеалов». Настоящий человек идеалов все равно будет хоть как-то действовать. Цель мышления заключается в помышлении действия, которое надо воплотить в структуру реальности. Мышление — это цель из изменений мысли, которые должны стать изменением реальности. Но Илья Ильич на подобное не способен. Он этого и не желает. У него нет никакого ни внешнего, ни уж тем более внутреннего побуждения к действию. Он способен лишь потреблять готовое и ждать помощи со стороны. Обломовы, то есть типичные помещики, предки которых один раз выслужились перед князьком или царьком, получили землю и души, и просто потребляют создаваемый технологиями раннего Средневековья продукт подневольных крестьян. Помещик мыслит по своей природе так, что он и ему подобные не могут улучшать экономику страны, развивать ее материальную и культурную базу, да и вообще рационально управлять, быть эффективными менеджерами. Они ищут сиюминутной прибыли, которая не требует создания школ, больниц для крестьян, закупку новых пород скотины и сортов зерновых, обучения пользоваться своих рабочих этими благами и уж тем более вверять им подобные дорогие игрушки. Только балы, только охота, только любовницы, только отвлеченные мысли и усталость от «жизни«! Да, такое я даже жизнью называть не хочу. А есть буржуй Штольц, который готов все это делать, ожидать не прибыли здесь и сейчас, а и через пару лет; готов вложить свои сбережения в какое-либо дело — даже в крестьян! Ведь он знает, что здесь и сейчас важно не развлечение, а дело. И в итоге все окупится. Вот Андрей Иванович способен изменить уклад жизни в стране и ее судьбу.

Примерно такая же проблематика мне видится в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя. Некоторые считают ее неактуальной, но когда же классовая борьба не была таковой! Посмотрите на этот феодальный отживающий свой день сброд: Плюшкин, Манилов, Ноздрев... Это оказались настолько беспросветные образы, литературные типы, которые являются лишь отражением реальности, что у Гоголя просто не получилось реализовать идею «дантевской трилогии«! Ибо как их можно исправить, как их можно улучшить, как такие люди способны стать лучше? Писатель понял, что никак, и сжег второй том, забросив планы на третий. Они тупиковая ветвь развития. Зато Чичиков, какой бы он мошенник и аферист не был, смотрится настоящим ангелом-предвестником светлой-новой эры. Он настоящий буржуа-делец — да, с хитрецой, доходящей до полнейшего обмана, но разве не ложь есть двигатель капитализма? Он не эксплуатирует готовенькое, не исчерпывает впустую ресурсы и несчастные жизни крестьян. Чичиков придумал хитроумный план, в котором помещики для него пешки в сложной бизнес-схеме, цель которой — надурить государство и получить свои заслуженные дивиденды. Конечно, он не Робин Гуд, но он умеет мыслить, умеет делать, умеет добиваться своих целей — согласитесь, посимпатичнее Обломова будет. А то, что подхалим... Способы у каждого свои. Ему важна цель, а не пути ее достижения.

И, наконец, теперь можно вернуться к поставленному в самое начало рецензии тезису об «Обломове-палаче». Как мы знаем, не только прямыми действиями можно убить человека. Не обязательно вставлять нож в сердце, чтобы лишить людей жизней. Это можно сделать и полной бездеятельностью, как и Обломов. Помещики загнали крестьянство в рабский менталитет, скудный и мрачный быт, порой беспрецедентную жестокость и полнейшую безвольность и апатию. Хороши были те из помещиков, которые хотя бы выполняли свои обязанности по отношению к крестьянам — хоть как-то поддерживали жизнь в деревне, старались по мере сил и хотения установить там не развитие и процветание, но хотя бы стабильность. Пусть она и была с потенцией на упадок в связи с бешеным уничтожением старыми реликтовыми технологиями плодовитости почв. Обломов ушел из своей деревни, забросил свое хозяйство и мысли не подумает о крепостных. На кого он их оставил? На какого тирана-деспота... Лучше бы взял и отдал землю. Дал вольную и постарался исправить свою жизнь. Или хотя бы проявил старания в помещичьем менеджменте.

Таким образом, роман Ивана Гончарова «Обломов» о целом сословии. Собрании Обломовых, которые своими действиями и бездействиями тащат народ и всю страну на дно и в будущую кровавую бурю. Россия — не Европа. Почему, как, так ли это и что из этого следует, хорошо или плохо — дело десятое и не для этого отзыва. Тем более нет тут места и для моих взглядов по этому поводу. Но суть в том, что капитализм у нас тут лишь начал заменять феодализм с сословным делением с постоянными рецидивами прошлого с Александра Второго. Помещичье землевладение никуда не делось, крестьяне зачастую стали жить еще хуже, буржуа так и не народились в достаточной степени, а взяли власть, сменили формацию лишь в Феврале. Помещики к этому времени горели со своими женами и детьми в своих усадьбах от костров разъяренных крестьян, которые-таки во имя выживания своей популяции решились на революцию и месть. «Обломов» — это мирный и не осуществившийся вариант смены формаций. Помещики не ушли мирно и тихо. Буржуа русского типа стали лишь частью новой власти, а не заменили ее. Конституционная монархия так и не возникла. Классовое общество оставалось с сословными пережитками. А экономика поглощалась иностранным капиталом и могла лишь поставлять пшеницу да прочую аграрную атрибутику. Все затянулось, а потом и завертелось. Потом кровь, революция, террор, войны. Глупости, ошибки, разочарования. И пришел другой Штольц. Точнее, были и такие, капиталистические, но объективные законы истории выбрал Штольца народного, который более соответствует, на мой взгляд, словам самого Андрея Ивановича: «Труд — образ, содержание, стихия и цель жизни ... Человек создан сам устраивать себя и даже менять свою природу». И он показал такую кузькину мать всем прочим Штольцам и не-Штольцам, что...

И почему все так сложилось? А все из-за Обломова. Конечно же, образного, литературного. Ненастоящего и вместе с тем до чертиков реального. До гипетрофированности.

Боюсь, «Ночные проповеди» Маклеода Кена, «слива» и прочтения которых я так долго ждал, не принесли ожидаемого результата... Оставили лишь некоторый неприятный налет, но, а самое главное, роман меня сильно разочаровал — фактически, это первый мой промах в выборе за год, самый серьезный на данный момент.

О чем книга? В принципе, аннотация фантлаба дает полное представление о ней — только вот я, за что теперь себя корю, понадеялся, что будет что-то еще, большее, наверное... Что за всей явной и нескрываемой автором антирелигиозной пропагандой; (еще раз применю «де-факто») де-факто, книга именно об том. Тут есть и «становление истинно верующего на путь истинный, атеистический»; тут есть и переход исламских государств в атеизм (что не представляется возможным в ближайшие столетия вообще, ибо, дабы исламские страны перестали исповедовать веру в Аллаха и Пророка Его, надо вырезать все их население — тогда на данных территориях точно установится абсолютное безверие. Так Маклеод еще написал о программе «нефть за кровь» — арабы еще и благодарили Великий Запад, даром перечисляя ветеранам войны миллиарды долларов!). Ну, в книге присутствуют еще и гражданская война в Америке после Войн за веру/нефть (о битвах за нефть, кстати, практически ничего не сказано — нет, тут все и так само собой вырисовывается, но Кен явно не удосужился уделить этой важной части книги должного внимания), и решение израильско-пакистанского вопроса ядерным методом, и светлое атеистическое будущее, и парочка космических лифтов, и постоянные упоминания о русском капитализме с битой и автоматом, который, к моей радости, перешел на землю Американскую...

Теперь, перечислив все эти основные факты книги, хочу подвести первый итог — все это уже есть в НФ произведениях прошлых лет. Например, тот же «Флэшбак» Симмонсона и «Фонтаны рая» есть некоторые элементы постулатов этого произведения. Все уже где-то мне встречалось, ну, разве что не считая устанволение секулярных правительств в исламском регионе, и да — нигде еще не видывал агента русской разведки-трансвестита с кавказской фамилией... Все это не делает из «Ночных проповедей» ничего особенного, даже данный микс этих идей в одном романе. И роботы-верующие «Проект «Ватикан»» Саймака и... А, да, кстати, самое главное. Одно из важнейших событий будущего, описанное Маклеодом, так это то, что после войны с исламизмом и одновременно за нефть (опять же — об этом ничего!), вернувшиеся домой американцы и англичане пошли на борьбу со своей церковью... А, извините, зачем? Не уверен, что в книге фигурировали именно католико-протестанские правительства Запада, коих, как мне думается, просто не может предвидеться в ближайшем будущем (упоминалось только «правительство соци»). А если так, я не вижу, почему бывшие военнослужащие захотели ликвидировать религию, ведь почти любая последующая власть Запада так или иначе будет вести войну с исламизмом на Ближнем Востоке...

Заранее выражаю благодарность переводчикам, которые подарили русскоязычным читателям Уоттса рассказ «Выскочка».

Я уже неоднократно утверждал, что Питер Уоттс — один из самых актуальных и важных писателей как минимум научно-фантастического поля. Да, не всегда и не везде его произведения блистают литературной грацией. Иногда канадский автор, признавая это, не должным образом понимает и применяет на практике научные материалы для своих фантастических допущений. Но все эти мелочные придирки для меня пусты, ведь книги Уоттса — это уникальный и пугающий мир, с которым интересно спорить и полемизировать. Уоттсовские произведения — это идеальный противник. Коллективный книжный разум, который может стать достойным соперником, для подлинных аристократов духа.

Разумеется, по большей части я веду речь о самой значительной работе автора — «Ложной слепоте» и цикле, который та открывает. Человеческая цивилизация и сама идея человечного, мышления и самосознания оказываются на краю гибели. Они сталкиваются на поле битвы с параллельно мыслящими мозгами вампиров, коллективными сверхразумами из омертвелых людских тел и абсолютно нечеловеческой инопланетной угрозой. Это литературный вызов, который, на мой взгляд, отражают все менее скрытые и все более явные тенденции в общественном теле. Кстати, интересно заметить, что мрачная трансгуманистическая повестка (понимаю, что бывают и условно «светлый» трансгуманизм, но об этом не здесь), которая вливается в более общую античеловеческое направление — это современный мейнстрим. Во всяком случае в популярном массовом искусстве, порой с претензией на интеллектуальность, и в философском пространстве в виде так называемого «Темного поворота». Спекулятивный реализм, темная экология, неореакция, поклонники вымирания человечества во имя Технологической Сингулярности — этого столь много, что уже не смешно. Интересно заметить, что «Ложная слепота» вышла в один год (2006) со знаковой работой современной философии — «После конечности. Эссе о необходимости контингентности» за авторством Квентина Мейясу. В некотором смысле именно с этой работы, не считая постмодернистских предтеч, рождаются современные течения немыслимого космического ужаса, которое человечество не сможет познать, а само оно случайный мусор, который необходимо исчезнет. Глупая ошибка вселенной в промежутке секунды-эпохи Антропоцена.

Возможно, с позицией Питера Уоттса не все так однозначно. «Эхопраксия» намекнула, что с человеческой цивилизацией и чудом личности не все окончено. Хотя, быть может, это очередная иллюзия, которая развеется в заключительном романе трилогии. Когда-нибудь мы это узнаем, но вернемся к рассказу Уоттса «Вспышка». Кусочка возможной огромной мозаики «Подсолнухов», которые дерзнут соперничать с другими масштабными по пространственному и хронологическому масштабу мастодонтами жанра по масштабу и эпичности. И перед тем, как сказать несколько слов об этом небольшом произведении, еще раз свяжу современные фантастику и философские направления. Как видно, и там, и там чувствуются некие общественные тенденции и движения, но также заметно, что далеко не всегда представители искусства, науки, культуры и даже философии могут адекватно использовать наследие прошлых мыслителей. Тех же философов и их категорий. Мечтая о переворотах и интеллектуально-эстетических революциях, они впадают в изобретения велосипедов, порой дурно собранных. Это прослеживается и в баталиях известных научпоперов с защитниками религий (на условном Западе и конкретно у нас), и в новейших философских трактах и фантастических эпосах.

Так обстоит дело и со «Вспышкой». Видимо, не далекое и не близкое, а средней дальности будущее. Активно осваивается космическая индустрия, создания искусственных черных дыр и червоточин, имеются колонии на ближайших планетах Солнечной системы, используются методики генной инженерии и т.д. Будущая героиня «Острова» и других, изданных и пока еще нет повестей и рассказов из «Подсолнухов», начинает свой звездный путь, в прямом и переносном смыслах. Санди Азмандин в невероятной по рискам и перспективам программе колонизации оказывается не совсем добровольцем. Ее родители и она сама — результат генетических вмешательств, которые должны сделать Санди идеальной космической путешественницей. Но вместе с тем она и не робот, а свободная личность. Во всяком случае в правовом поле. И Азмандин может в любой момент покинуть программу... по крайней мере, так ей говорят. Но Санди резонно задается вопросом — а возможен ли в принципе такой исход, чтобы она покинула самый важный проект в истории человечества? Возможно ли чисто с точки зрения физиологии, физики и химических реакций в мозге, чтобы Санди совершила свободный выбор не в пользу экипажа «Эфиофоры»? Очень серьезная экзистенциальная проблематика, которая, к сожалению, с философской точки зрения почти сразу рушится. Ведь Санди в своем солнечном снисхождении в космические врата ада ищет не свободу, а случайность. Точнее свободу она и, видимо, Уоттс тоже понимают из ложной дихотомии необходимости и случая. А если еще уточнить, из этих философских категорий они выкидывают свободу, приравнивая ее к случайности. К сожалению, Спиноза ускользает из курсов философии для морских биологов. А очень зря, как и вся последующая философия после Спинозы, включая и зубодробительного, но необходимого для свободного мышления Гегеля. Даже если для этого необходимо освободиться из гегелевских пут... Одним словом, оплеванная, но нужная диалектика.

Но не из-за философии, точнее, не столько из-за нее нами ценим Уоттс, не так ли? Красивые пейзажи будущего, серьезные вопрошания, пусть и с неправильными ответами из-за неточно поставленных вопросов. Огромные бездны для фантазии в глубинах времен и космоса. Человечество, которое все-таки выживет, несмотря ни на что, даже на само себя. Хотя не даром порицаемый за ошибки трансгуманистами и постчеловеками сегодняшнего дня Антропоцен, на самом-то деле Капиталоцен. На самом деле трансгуманизм и генная инженерия — неразумная спешка, при которой теряются поиски ключа к идеальному и причинности духовного, а способности человека не раскрываются до конца. Из-за всего этого человека признают отжившим ресурсом, хотя Уоттс вместе с создателями проекта колонизации так не считают.

Так или иначе, перед нами начало пути «Эфиофоры». Где он закончится? Сможет ли Уоттс придумать новую, ранее не пользованную другими фантастами концовку конца времен во Вселенной? Встретят ли звездные путники и Санди в частности снова Землю? Какие удивительные встречи с инопланетной жизнью их еще ожидают? Сможет ли постчеловечество преодолеть тепловую смерть Вселенной и остаться, пусть и с приставкой «пост-«, людьми? Когда-нибудь узнаем.

Воспитанием, опытом и знанием я приучен восхищаться двумя вещами, вне зависимости от собственных переживаний и проч., — нетривиальностью и полнотой (грандиозностью) проделанной работы. Обе они присутствуют в романе Милорада Павича «Хазарский словарь».

Первое произведение у автора и первый сербский писатель в моем читательском опыте, которые кроме прочего владеют теми самыми двумя аспектами моего восхищения. Нетривиальность? Присутствует! Роман-словарь, книга, которая может читаться как угодно, книга, которая в разных переводах имеет разные начало и конец. Вдобавок одно из немногих художественных красивых и достойных произведениях о хазарах, которых что в советской, что в российской системах образования школьник если и помнит, то лишь при упоминании имени князя Святослава. Русского государя, положившего начало распаду хазарской государственности и идентичности (хотя историк-востоковед, один из со-создателей самой самостийной и великодержавной «идеологии» Л.Н.Гумилев видел это в принятии хазарами «ужасного» иудаизма). Так что идея создания экспериментального постмодернистского романа в виде глоссария (даже трех) с непопулярной, казалось бы, основной тематикой исторического толка во истину новаторская! А уж о широте проделанной работы и можно не добавлять. Собрать крупицы далеко, крайне и кошмарно неполной хазарской истории, прочитав научные исследования и средневековую литературу о ней, превратить их в сложную историю, которая бы не теряла единство в словарнообразном повествовании романа с сохранением его восточных легких мотивов и, собственности, интересности — работенка кропотливая. Павич ее таки выполнил, предоставив нам историю таинственных степняков в интерпретации иудеев, христиан и мусульман, мистики и литературы постмодерна.

Подводя итоги, упомяну определенное наставление и одновременно с этим минус «Хазарского словаря». Из-за разрозненных, лишь временами сходящихся сюжетных линий, щедро разбросанных ссылок (перекрестных моментов) между разными частями и статьями романа (в нахождении и соотнесении которых и содержатся все смысловые — каббалистические, мистические, гностические и проч. мотивы и пласты), необходимо вести неотрывное (регулярное и длительное) и непрерывное (не пересекающиеся с чтением чего-либо еще) чтение-изучения этого (гипер)текста. Иначе тайны хазарских сновидений от талантливого серба ускользнут от вас.

Начну, наверное, с очередной анекдотичной крылатой пелевинской фразы, позаимствованной мной из романа «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов и масонов»:

» — Что такое феминизм?

— Читали «Капитал» Маркса? Если проституция — это прибыль из п*зды, то феминизм — сверхприбыль оттуда же».

Не связанная эвфемизмами и цензурой, в своей откровенной, пусть и пошлой в критерии откровенности, цитата-то глубже и шире, чем кажется. Не упрек в борьбу за права женщин, гендерное равноправие, которое, безусловно, необходимо отстаивать в странах с феодальными пережитками, а намек на то, к чему пришло данное движение, даже скатилось. Инструмент манипуляции в политических игрищах и отличный бренд истинных демократий, с помощью которого можно отлично наживаться. К сожалению, даже передав контекст, один мой либеральный... нет, не чекист, а просто друг, правда, друг отличный, братан... нет, не масон, в смысле, а просто братик, таки увидел здесь лишь сортирную пошлятинку необразованного писаки, который глумится над бедными представительницами крайне древней жреческой профессии.

Возвращаясь конкретно к комментированию данного произведения Виктора Пелевина, должен сказать, что это что-то великолепное, настолько же масштабное, во истину постмодернистское, искусное и интересное, как и такие его вещи, вроде «S.N.U.F.F.» с «Чапаев и Пустота». И, самое главное, лучше «Т», который пусть и был, как и любая другая работа автора, с оригинальными концепциями (каббалистика для попадания в рукописные миры; души писателей, перерожденные в литературных персонажей; человеческая душа и мир в целом как сменяющие друг друга актеры на сцене, которые есть античные и иные боги), долей юмора, цитатами в народ и т.д., и т.д. *прочие не оспоримые плюсы пелевенщины*, был все же книгой чересчур занудной и монотонной, с крайне тягомотным развитием сюжета. И, по сути, дублированием «Чапаева и Пустоты», только, в отличие от того же «S.N.U.F.F.», плюсов у данного апгрейда аля модернизации самой известной и сильной работы Пелевина, в сравнении, конечно, не было. В этом смысле, как и в других, «Лампа Мафусаила...» — явное, бесспорное движение, даже мощнейший толчок вперед. И в плане концептов, и в плане персонажей, и в плане формы.

Перед нами четыре повести, четыре эпизода чуть ли не эсхатологического противостояния двух сверхсил человеческой истории — альянса масонских лож и светлого ордена чекистов, которое разворачивается во времени, в пространстве, в Пустоте, в экономике, голове, подсознании, политике, оккультизме и т.д., и т.д. *пелевенщина*. Четыре повести, которые умело как все вместе, так и по отдельности (особенно «космическая драма», где есть место политической сатире, исторической прозе, русской повести примерно так 19 века, хроноопере, научной фантастике и т.д, и т.д.) комбинируют и образуют отменные пастиши. Четыре повести, каждая из которых гладко и неожиданно нетривиально переходит в другую, образуя метапрозаический роман, а обращая внимание на многочисленные отсылки к предыдущим произведениям Виктора Пелевина («Т», «Чапаев и Пустота» — и это как минимум, самое что на поверхности), так и вообще его межпроизведеченский, общетворческий метароман. Метароман, в котором понимание реальности в очень обобщенном виде уже давно потерялось в постоянно изменяющихся даже не картинах на расстановку сил в мировой шахматной доске Человечества, не исторических вариаций тех или иных событий, а в сменяющих друг друга устройств мироздания made in the Pelevin's mind, где реальности лишь иллюзии в море Пустоты, где миры лишь взгляд Великого Ока на само себя, где все написано либо каким-то писателем, либо его творением, где реальность лишь сон кокаинового наркомана времен Гражданской войны, где реальность лишь книга бытия вневселенской сверхцивилизации, где реальность лишь одна из возможного бесконечного квантового множества возможностей, где реальность очередное изменение в темпоральных войнах, где реальность продукт войны древнейших цивилизаций галактики, и т.д., и т.д. *пелевинщина ж*. Не счесть числа этим потенциям, которые рождаются и занимают свое законное место в литературном Универсуме Виктора Олеговича по его душевному настрою. Или настрою коллектива авторов, которые пишут за тенью придуманного ими же лейбла-проекта (хорошо над этим поиронизировал сам Пелевин, кем или чем б он не был, в «Т»).

Как бы там не обстояли дела творческие на самом деле, перед нами четыре классных и мощных, безусловно, по всем критериям, постмодерновых законченных произведений, сводящих все, кроме пародирования и разрушения собственных жанров (как, for example, «исторический очерк» «Храмлаг», второй по крутости у меня после «Самолета Можайского», который деконструирует (пост)советскую архивно-историографическую документалистику; а как он объясняет корни зоновского российского блатняка — это так и вовсе сказка) и прочих чисто постмодернистских задач, говорят о главном. Через черно-юмористические и иронические, не скрыто сатирические, моменты, «Лампа Мафусаила» доносит до нас размышления, в не очень-то и законспирированном облике, из второй части названия романа. Да-да, не последняя, а лишь крайняя битва нас, бравых чекистов, и их, лицемерных масонов. Восток и Запад, Россию и прочую Европу + Америку, нашу и их(нюю) цивилизации. Вечное, действительно глупое, непрогрессивное историческое противоборство*, где амбиции обеих сторон, кои стоит обозвать ненаучно, как говорит один мой знакомый профессор, понтами, заставляют нас повторять одни и те же матрицы-программы, лезть, возвращаясь и скатываясь, в одни и те же отхожие ямы и анналы истории, более похожие для нашей исстрадавшейся Родины именно что на аналы. И, как по мне, тут Пелевин не за какую-то одну сторону, пусть он и человек антисоветский, в том числе и в некоторых изречениях конкретно в данной книге, а за пагубность и откровенную глобального масштаба глупость обоих субъектов конфликта. Показать эту неизбежную данность у Виктора Олеговича вышло блестяще. Все аллюзии на современные политические коллизии и происшествия, исторические и прочие вещи видны, так сказать, не вооруженным глазом под всей этой эмалью из иронии и порой порнографической сатиры. Ведь, как ни крути, а масонам «по*бать на русский космизм».

Для меня «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами» — яркая, новая и довольно неожиданная ступень в творчестве автора, явная эволюция по восходящей через несколько падений в неудачное самокопирование. Книгу надо читать, обязательно, ибо где еще без всяких там политкорректностей и фальсификаций исторической науки можно узнать неподдельную и искреннюю, наполненную отвагой и доблестью, цепь схваток чекистов с масонами?

* — противоборство, как мы видим, продолжается не только в политике и экономике. То есть, конечно, в последнем мало вероятно, что оно вообще имело место быть и начиналось хоть в какой-то из реальностей, но что оно перешло вновь в культурную сферу, точнее в подкультурную, подземную, точнее андеграундную, это точно. Да, я про «битву рэп-сверхдержав», про баттл Oxxxymiron'а** и Dizaster'а, которая скоро состоится на исконно масонских землях.

** — настоящий участник «холодной» рэп***-войны, который скоро станет воителем в «горячей», также сыграет роль Митру в новой, второй, российской экранизации Пелевина. Так как для меня это будет первый российский фильм в этом году, в который я направлюсь на просмотр именно в кинотеатр, думаю, и на кинематографическом поле скоро состоится очередная крайняя битва. Разумеется, оная есть часть военных действий, объявленных Министерством культуры англосаксонским масонским ложам против продвижения на наши территории их информационных орудий массово пропагандистского поражения.

*** — «И мы родились не в тот век, В холодной державе, не на том полушарии». Хм, возможно, рано мы товарища Мирона Яновича записали в чекистские первые ряды. Нужно вновь проверить на наличие связей с вольными каменщиками, только на этот раз не через вай-фай и розетку. Видимо, и авторскую литературу стоило пролистать. Под носом ведь все оставил, экий масон хитрож...

Вновь выражаю благодарность свободным переводчикам, которые вновь подарили нам очередную долгожданную книгу. Спасибо команде sonate10, которая опять взялась за нелегкое и неблагодарное дело двойного перевода, при этом выявив некоторые неточности самого автора «Темного леса», Лю Цысиня.

Перед нами новая книга, новая история. От персоналия «Задачи трех тел» остались лишь два героя, второстепенных, и то один из них — лишь в виде упоминания да флэшбека. Но не вижу в этом ничего страшного, ведь, как тут уже заметили, Лю Цысинь продолжил развивать свои писательские способности в плане создания действительно живых персонажей, а не героев-функций да рабов-обслуг сюжета. Правда, что-то путное вышло лишь в облике главного героя этого романа — астронома и космического социолога Ло Цзы. Действительно интересный образ и персонаж, достаточно глубокий и живой, но... Как всегда, есть к чему стремиться. Чувствуется, что можно было бы раскрыть его и лучше. Насчет остального персоналия мне сказать нечего. Они также продолжают быть лишь функциями.

Касательно сюжета. Да, далеко не во всем книги Лю Цысиня (в том числе и эту) можно назвать «твердой» фантастикой. Да, есть глупости. Не всегда можно согласиться с решениями человечества и их лидеров, политиков и остальных мира сего. Но кто его знает, как они себя поведут, когда будет назначен реальная, чересчур настоящая дата Страшного Суда? И, как казалось, глупости трисолариан из первой книги тоже можно простить. Цысинь предоставил целых два достаточно внятных и логичных объяснений их, как казалось в «Задаче...», якобы ошибок. Одно из них кроется в решении Лю Парадокса Ферми. В целом сюжет «Темного леса» вышел достойным в плане отсутствия «воды» и скорости развития событий. Все было выверено. Разве что немного «воды», как по мне, встречается в третьей части, а ее начало вообще меня чуть ли не заставило разочароваться во всем романе. Но Цысинь выправил ситуацию несколькими отличными сюжетными поворотами и достойным финалом. Все открытые и скрытые вопросы и проблемы книги решились, а новые поставились для следующей заключительной части трилогии «В паять о прошлом Земли».

В итоге имеем качественное продолжение «Задачи трех тел». Да, без того вкусного и так сильно понравившегося мне элемента в виде виртуальной реальности-подобии Трисоляриса, но с оригинальным проектом «Отвернувшиеся» и интересным выходом из казалось бы ситуации, где земной муравей должен был быть задавлен трисолирианским ботинком в темном галактическом лесу.

Как первый прочитавший роман Лю Цысиня «Задача трех тел» в двойном переводе на русский через английский с китайского языка, выражаю благодарность sonate10 и всем помогавшим ей в этом. Работа проделана действительно огромная, и результат на выходе получился качественным. Как мне кажется, никакие смысловые слои не улетучились, так что читать книгу Цысиня в русском переводе и составлять мнение о ней я могу со спокойной душой, в точности как и все желающие это сделать.

Итак, перед нами первый китайский роман-лауреат «Хьюго» и номинант на другие основные западные НФ-премии; первая книга трилогии «В память о прошлом Земли», события которого, как и в «спиновском цикле» Уилсона, будут разворачиваться от наших дней до далекого необычного будущего. «Твердая НФ» китайского происхождения, на своей родине уже ставшая жанровой классикой, основанной на современных космологических теориях. При том же, несмотря на последнее, «твердость» «Трех тел...» смягчается интересными и оригинальными, вполне «мягкими», фантастическими элементами. Сюжет, разделенный на три (более-менее строгие) линии повествования затрагивает не только тематику очередного, но на этот раз взаправду необычного Контакта вперемешку с Вторжением, устройства инопланетной цивилизации, межзвездных путешествий и всего остального научно-популярного и фантастичного, но и вполне актуальные темы глобальных проблем современности. Тут и экология с терроризмом и экстремизмом, и вопросы ответственности науки и прогресса перед обществом и миром, и воспоминания об исторических трагедиях, которые все бы с радостью забыли (может, последнее — частые упоминания о «Культурной революции» в Китае и целые главы о ней — и являются специальным ходом Цысиня для привлечения внимания к своему произведению и/или шествию в фарватере сегодняшней китайской политической обстановки, но за это ему спасибо, ибо побудило меня улучшить свои знания об этих ужаснейших событиях).

Но, конечно, хоть роман и разносторонний, многоплановый и т.д., и т.д., «Задача трех тел» — фантастическое произведение, и темы, собственно, фантастические в ней занимают ведущую роль. За должное грамотное и действительно впечатляющее развитие их роман и смог сколотить себе заслуженные ряды поклонников-читателей, а еще плюс ко всему заполучить уже упомянутую премию «Хьюго». Самая интересная и основная проблема, вокруг которой, по сути, и был выстроен сеттинг и сюжет «Трех тел...», стала проблема цикличности, которая всегда приманивала к себе человека. Тут можно вспомнить и буддистскую Сансару, и гештальтпсихологию Вертгеймера, и различные космологические теории цикличного происхождения-гибели Вселенной (Теория бран или попеременно расширяющейся и схлопывающейся Вселенной). Фантасты тоже люди, так что и у них подобная идея находила свое отражение. Кроме любимой мною концепции петли времени/«Дня сурка», писатели фантастического толка частенько рисовали картины цикличной цивилизации. На моей памяти первым таким примером стала раса Другого человечества с Другой Земли из романа Олафа Стэплдона «Создатель звезд». Циклично развивающимися гостями Земли стали и Чужаки в произведении Роберта Сойера «Пришелец и закон», за перевод которого отдельное спасибо Владиславу Слободяну. И еще можно вспомнить пару-тройку других рассказов и повестей, где фантасты по разному комбинировали и модифицировали данную идею (что уж говорить — и я не удержался), но самым известным подобным произведением стала совместная работа Пурнелла и Нивена «Мошка в зенице Господней». Только если в ней цикличность была вызвана биологией мошкитов, то в «Задаче трех тел» пришельцы зависят от циклов астрономического, вселенского масштаба, а именно от исходов той самой Задачи Трех Тел, которой и посвящен роман Лю Цысиня. И вышло построение этой необычной расы, ее природы, истории очень увлекательной и достойной всех присужденных книге премий. А способ, через который передавалась суть и дух этого странного звездного народа, как по мне, достоин отдельной похвалы. Пусть под конец уже хочется отойти от него и перейти к конкретики, но что уж тут...

К сожалению, и без минусов «Задача трех тел» не обошлась. Да, научность текста, фантастичность — это все прекрасно. Да, проблематика разносторонняя имеется, живой сюжет, но без интересных героев-то никуда! Даже не то, что интересных, но хотя бы понятных, таких же живых, как повествование книги. Вот здесь Лю и подкачал. По существу наиболее живой получилась Е Вэньцзе, но и ей до читательского сопереживания или ненависти еще требуется доработка. Я уж не говорю про других персонажей романа, которым не было уделено столь подробного описания жизни и судьбы. О главных героях произведения по типу Ван Мяо или Да Ши мы практически ничего не узнаем, да и как образы они получились расплывчатые. Разве что Ши Цян своей харизмой может взять расположение читателя. Не все в порядке и с логикой в некоторых местах. Тут и у космических братьев наших более развитых, по видимому, что-то не то — с их-то технологиями не могли раньше... Но это уже спойлер, так что сами потом прочитаете и поймете. Не совсем понятен смысл в отправлении последних сообщений в финале романа. И у людей проблемы есть, особенно с театральностью и явным излишним переигрыванием в последней трети «Трех тел...», на встрече Общества. Но финал книги Лю, хоть и несколько скомканный, вышел что надо.

В итоге имеем интересный НАУЧНО-фантастический роман, открывающий трилогию, которую действительно хочется прочесть всю. Да, не без минусов и мелких ляпов, но с прекрасным переводом, атмосферой, оригинальными идеями (да взять тот же живой компьютер — нет, не биомеханический или органический, а живой!) и актуальными проблемами. Прочитал не зря, узнал кое-что новое, хотя бы в области проблем современной физики, и получил удовольствие от прочтения. Поэтому первой части «В память о прошлом Земли» даю не просто твердые и заслуженные «восемь» баллов, а все «девять».

Как я понял, мнения о романе Энн Леки «Слуги правосудия» разделились на две части: те, кто считает книгу хорошей, и те, кто ругает ее русский перевод.

Лично для меня и перевод оказался довольно неплохим и качественным, и мнение о самом произведении осталось вполне положительным. При том же, заранее перед прочтением пролистав указания о всех «ошибках переводчика и редактуры», старался как можно больше внимания уделять их поискам. Например, самое встречаемое указание о подобном упущении-минусе говорит, что в переводе исковеркали основное достоинство книги Леки — структуру родов в языке радчааи. Но как раз деление между гендерным и лингвистическим (синтаксическим) родами, контраст между ними в разных языках разных цивилизаций вышло точным. Даже возможная ошибка, которую я углядел под конец «Слуг...», скорее всего таковой и не является вовсе — находит она свое логичное обоснование. Ну, или мне уже померещилось из-за столь многочисленных «наездов» на переводчика. И второе, что часто встречается в списке упреков, спор о том, как же правильно — «Радх» или «Радч». По мне звучит и так, и так.

Касаемо самой книги. Для меня она удалась. Интересный и проработанный мир, качественный роман, интригующий сюжет, сравнительно быстрое прочтение. При том же для тех, кто боится циклов, или возможности недоиздания их, бояться тут нечего — «Слуги правосудия» Леки выглядят вполне завершенными. Но лично меня влекут оставленные на две следующие книги нерешенные вопросы и сюжетные линии. Например, более узнать о прошлом панчеловечства, происхождении радчаии и природе их необычной культуры (да того же языка, в частности), причинах заинтересованности пришельцев в делах Империи, да и не только. На что еще найти ответы и решения есть.

В книжке можно встретить некоторые отсылки к земным параллелям и популярной культуре. К другим НФ-произведениям особенно. Например, общий дух произведения очень напоминает Бэнкса с его «Культурой». Само государственное образование радчаии с его структурой экономики, выраженной в невероятной экстенсивности и милитаризме, делением на граждан и неграждан, тоталитарным устройством во главе с бессменным единоличным правителем, идеологией исключительности и, разумеется, самим названием «Радч» — явная аналогия земного Третьего Рейха. Множественные тела Лорда-Императора Империи Радч и ИИ-кораблей лично мне напомнили не мелькавшую тут коллективную память Бене Гессерит из «Дюны», а Когтей из «Пламени над бездной» Винджа. Конечно, не во всем, с некоторыми отличиями, но общей направленностью, тем не менее. Клиентские отношение старых и новых кланов внутри радчаайской империи напомнили мне подобные же отношения между старыми и молодыми расами из цикла Брина «Возвышение». Ну, и вспомнился недавно прочитанный роман Роберта Сойера «Illegal Alien» с его инопланетной расой, религия которых, как и мистические воззрения радчааи, гласили о «божественном предвидение всего, что случилось и случится».

Но, несмотря на все безусловные плюсы «Слуг правосудия» Леки, его проработанность, вселенную, мое ожидание продолжений, книга не шедевр. Событие в НФ, да, заслужившее некоторые премии, врученные этой работе, но по мне так не все из них. Всегда ведь есть к чему стремиться, не правда ли? А прочитать стоит.

Думал, что работу изрядно занижают, ан нет — все правильно делают...

Полностью согласен с остальными мнениями — «Запретная стена» Брюссоло выглядит слишком черновой, с чересчур быстро развивающимся сюжетом без особых интриг, без прописанных интересных героев, которым хочется сопереживать, зато с кучей нелогичностей, шаблонов, ляпов и фиговеньким, откровенно говоря, финалом (я-то надеялся, что последний все изменит к лучшему — что там, только еще сильнее снизил балл, который я выставил этому роману).

Заострю свое внимание на минусе, связанным с ляпами и нестыковками. Если каменные облака, болотистые земли и т.д. автор в итоге объясняет научным образом из уст отца главного героя (кроме главного сюжетного элемента — повышения гравитации. Последнее осталось без ответа), то именно этот «научный образ» и вызывает вопросы. С самого начала Брюссоло описал современный Альмоа как мир, скатившийся по знаниям и технологиям к самому раннему Средневековью, а местами к еще более низкому уровню развития. И все выглядит логично — вот и население, которое вновь вернулось к легендам и суевериям, да не тут-то было — то один герой, то другой, то третий неожиданно вспоминают о том, что такое химия, какие-то подробности земной истории (

Так что дела обстоят не лучшим образом — произведение-пустышка, недоделанное, чем-то напоминающее постапокалиптическим миром «Рельсы» Мьевилля, ну и стеной с монстрами всякими первую книгу из трилогии Олдриджа «Освободитель». Последнее, конечно, так, лишь одной деталью схоже с данной работой. А итог простой — время тратить на эту фигню не стоит. Прочтите тот же роман Чайны — «Рельсы». По-настоящему добротная вещь. Книженция эта вообще пример того, что верить аннотациям не стоит — примерно так же обстояли дела у меня с «Ночными проповедями» Маклеода. Как воспевала аннотация о величии его книги, и какой в итоге далеко не добротной она оказалась...

Удивлялся, почему, вспоминая работы Клиффорда, чаще всего перечисляют такие романы, как «Город», «Заповедник оборотней» и данное произведение — «Кольцо вокруг Солнца».

Безусловно, романы далеко не пустышки, с добротным стандартным или не очень набором оригинальных фантазий автора, но если «Заповедник...» взял читателя своим сюжетом с добродушными нотками и легким юморком, что прямо-таки делает из романа книжку для приятного времяпровождения за чашкой горячего чая на крыльце уютного домика в летнюю пору (при том же, я не говорю, что подобное плохо), а «Город» своим хронологическим размахом и богоискательством расы для замены людей, пусть и с кажущимся замахом на какую-то философию, то слава «Кольца...» мне не понятна.

Для начала скажу, что этот роман, хотя нет, даже так — это произведение одно из немногих у автора, к которому подставить определение «саймаковский» никак не представляется возможным. Да, именно «саймаковсть» рассказов, романов и повестей Клиффорда и снискала популярность у мировой публики; поразительные фантастические черты и пейзажи, в которых автор решает человеческие извечные вопросы и проблемы, наделяя ход решений и сюжет некой понятностью, сопричастностью для читателя, пробуждая в нем светлые чувства и надежду, снимая тоску и грусть. И если Филип Дик славен «дикостью» и представить какие-то работы этого автора без разрушения представлений человеческого сознания о мире и самом себе нельзя, то тоже самое обстоит, как я уже сказал, и с Саймаком.

Так чего же не достает этому роману? Сюжет есть, герои вышли живыми, научно-фантастические штрихи на уровне... Чего же нет? Эмоций. Вот такой ответ...

По сути все «Кольцо...», пусть и обычное в плане комбинаций идей у автора, разыгрывает все же лишь одну — параллельные миры, те, что «отстоят от нас на секунду». Миры эти еще не раз появятся у автора в последствии (да что в последствии? Уже в «Городе» она мелькает, и в чем-то, только в виде обычной соседней вселенной в «Космических инженерах»), только гораздо ярче и изящней в таких его вещах, как великолепная работа «Вся плоть — трава» и «Что может быть проще...?» (тоже мир «за секунду», но только один и как в последнем романе Саймака — «Магистраль вечности»). И в случае «Вся плоть...» все реализовано просто на высочайшем уровне. А здесь, не смотря на все положительные стороны «Кольца...», получается как-то ну совсем не по-саймаковски (если бы я не знал, что данное произведение написал старый-добрый дядя Клиффорд, вряд ли бы подумал на него, пусть даже и с его идейными чертами). Вообщем, получился довольно пугающий роман, к которому можно применить термин «неутопический» с какой-то ну сюрреалистическо-психоделической концовкой уж точно. А основная фантастическая тематика его напоминает творение дуэта Пратчетта с Бакстером «Бесконечная Земля» с свободными от людей бесконечными копиями нашей Матушки-планеты, которые можно и нужно колонизировать.

В итоге имеем средненький для старины Грандмастера Саймака роман, идейно (в фантастическом русле) совмещающий в себе «Что может быть...» и «Вся плоть», только не вызывающий ничего светлого и положительного в читателе, а лишь несколько пугающий и удивляющий. Необычно, но не то, не саймаковское.

Целый месяц, а то и чуть больше, и вот — «Лед» Дукая дочитан.

Роман, который может сравниться по количеству текста со всеми вместе взятыми романами цикла «Многоярусный Мир» Фармера, ну, правда, если брать еще в расчет все примечания переводчика... Кстати, о переводчике В.Б. Марченко; ему нужно выразить огромную благодарность за доступный для всех перевод, настолько кропотливый и подробный, тщательный и качественный, насколько это вообще может быть возможно для фундаментального труда Яцека, с которым может сравниться лишь столь же фундаментальная работа уже упомянутого переводчика.

Что же касаемо самого романа... Он огромен. Он многословен. Он наполнен философскими, логистико-философскими, политическими, полито-философскими теориями и высказываниями. Он по-настоящему отображает графоманского монстра автора, так что, вкупе со всем остальным, «Лед» может показаться и быть читабельным далеко не для всех (лично я без скорочтения не обошелся).

Сюжет произведения, как уже говорит аннотация, вертится вокруг одного главного, польского, разумеется, героя — молодого математика с философскими замашками, которого Министерство Зимы (далее) отправляет через всю Евро-Россию и Сибирь на поиски его отца, в которых нас всех ждет знакомство с миром «Льда», многочисленными политическими и партийными интригами и распрями, и даже встреча с последующими воскрешениями очень известных личностей... И, как я уже упоминал, много-много философских теорий, особенно вокруг сути Истории и ее вариациях и поисках истинности в них.

Но самая главная сюжетная идея романа — это Лед и люты; некие сущности и явления, появившиеся после падения Тунгусского метеорита, которые и изменили всю историю этого мира. Например, отменили Февраль, Октябрь, Первую Мировую, сделали из Российской Империи, как это ни странно, экономического гиганта, а так же преподнесли науке и техники свои загадки и дары, такие как тунгенит и зимназий. Плюс, конечно же, разделение мира на Лето и Зиму. Обо всем об этом, между бесконечно длинными диалогами героев, и доносится нам, правда, в виде теорий и таких же бесконечных, как и сами диалоги, интерпретациях.

И во всей этой каше пусть и возможно собрать единую линию мысли автора, но гораздо проще запутаться во всем этом и сомневаться. Хотя, скорее всего, чего-то единого во всем этом и нет — Дукай, видимо, дает нам шанс сам выбрать что-то более-менее конкретное. Все это сопутствует с убивающим глаза «я-оно», политическим дерьмовалом на Россию в виде Империи и ее царя Николая Второго, вместе с обвинением его в онанизме, графоманством, как я уже писал, и несколько скомканным концом, который, впрочем, вполне подходит для пусть и сложного, странного, многовесного и спорного, но событийного романа Яцека Дукая «Лед».

П.С. Оценку поставить сложно, а для тех, кто думает, что не потянет «Лед», есть схожие в некоторых моментах «Иные песни».

Уоттс — один из самых главных авторов нашей современности. Или постсовременности.

Я пишу об этом не в первый раз. Но в каком смысле он интересен?

На мой взгляд, Питер Уоттс не шибко оригинален в архитектонике сюжетов. И не особо изящен в слоге. Последнее ясно по первому его и самому известному произведению — «Ложной слепоте». Как ни посмотри, но с некоторой эстетической точки зрения роман суховат.

Но это вкусовщина. Вот что Питер Уоттс делает отлично — и на это уже указывало несколько комментаторов и рецензентов до меня — так это за две вещи. Первая — миры и их атмосфера, ощущаемость непостижимого будущего. В этом разрезе Уоттс — натуральный Лавкрафт 21 столетия. Правда, последнего я до сих пор не читал, но в современных «философиях» и поп-культуре его так много, что не знать мастера ужасов докинговских времен просто невозможно. Будущее Уоттса — вездесущность технологий, которые давно перегнали возможности людей и «мясной жизни». Пришельцы из далекого космоса, которые не тождественны нашим понятиям о сознании, разуме или даже просто жизни. Постчеловечество в виде осьминогов или кибернетических космических змей, которые также полностью отличны от нас с вами. Все это — чистая немыслимость. Непознаваемость. И невероятная угроза сегодняшнему человечеству и его потенциально лучшему будущему. И опасны они не самой своей непознаваемостью, а тем, что единственное познанное в этих угрозах — это то, что пришельцы «Ложной слепоты», мелькавшие постчеловеки «Подсолнухов» и некоторые искусственные интеллекты «Эхопраксии» готовы и хотят нас уничтожить. И это делает Уоттса чистым Лавкрафтом от научной, притом «твердой», фантастики. О другой его особенности, второй, а именно о занятии определенной ценностной, я бы даже сказал идеологической позиции в отношении человеческого будущего — об этом я уже говорил и, видимо, повторю только в рецензии на заключительный роман цикла «Огнепад».

Теперь же о самой «Революции в стоп-кадрах». Думаю, если опросить фанатов Уоттса, выяснится, что каждый новый фрагмент истории «Эриофоры» ждут столь же сильно и страстно, как и «Всеведение». И в принципе ожидания оправдались. В остальных рассказах и повестях цикла уже были встречи с необычными инопланетянами, недалеким будущим человечества и несколько любопытных зарисовок отношений внутри экипажа. Теперь мы увидели «Эриофору» глубоко изнутри, со всеми ее интересными гранями и противоречиями. Перед нами интереснейшая цивилизация — или почти цивилизация. В конструировании и рисовании сложной судьбы и устройства общества необычного корабля-как-бы-поколений Уоттс, по сути, состыкует, играет в бриколаж и связывает высокую технологию, черноту пространства-времени и человеческое многообразие. Это вне-утопическое и вне-антиутопическое экспериментирование, социальная фантастика с акцентом не на ту или иную социальную повестку, а именно на создание нового общества.

Общество «Эриофоры» — это прежде всего функциональная необходимость, неустранимый жизненный придаток для слабого ИскИна корабля. Ситуацию присутствия людей на автономном разумном космолете можно сравнить с тем предложением, которое поступило от разумных машин главному герою рассказа легенды поздней осени золотого века НФ, Гарднера Дозуа, «Рыцарь теней и призраков». Доля иррациональных творчества и интуиции в серых мыслящих проводах «Эриофоры». В связи с функциональной причиной не все общество «Эриофоры» должно бодрствовать. Тысячи людей спят, дожидаясь выпадения игральных виртуальных костей гранью в их сторону, пробуждаются по небольшим дружеским коллективам — «племенам» — которые в свободное от выполнения задачи время занимаются творчеством, сексом, наукой или чем-либо еще. Это множество «племен», составленные по самым разнообразным признакам и формам, являют собой «единство» (пусть и вызванное не всем одобряемой необходимостью) «в многообразии». Тотальность людей, раздробленную на множество фрагментов, активных по очередности, по сложной, длинной цепочке случайностей. Единственное, что их объединяет — это стены корабля и общая функция. Во многом, кстати, подобное общественное устройство — это отражение современного атомизированного общества, раздробленного новейшей экономикой и особой культурной надстройкой. Но не думаю, особенно читая последнее интервью Уоттса, что здесь есть подобные аналогии.

Зато дальнейший сюжет книжки Питера попадает в другую, излюбленную современными философами — или «философами» тему. Тему множеств, множественной онтологии и особых событий, порождающих новые множества. Постараюсь объяснить очень коротко и очень просто. Философия, которая произрастает из наследия все еще живущего Ален Бадью (а также авторов, которые являются представителями поколения самого Бадью, со схожим целеполаганием и истоками собственного творчества), заимствует из математики теорию множеств и по-своему ее использует для своих целей (это такие авторы, как уже упомянутый мною в рассказе «Выскочка»/«Отчаянная» того же Уоттса Квентин Мейясу, Рэй Брассье, Леви Брайант и т.д.). Основное целеполагание, которое лежит за философскими идеями множественности сегодня (и немного вчера) — это идеал освобождение и свободы. Но понятые в разрезе ином, чем у Просветителей, марксистов и еще энного количества авторов, которые говорили о создании новой системы общества взамен старом. Сменить один большой проект другим. Скрепить многообразие вместо одной единой модели другой. Вместо этого данные авторы предлагают отказаться от любой модели единства вообще и представить даже природу, вселенную, все, так сказать, естественное как различные комбинации множеств, ничем не скрепленные свыше. Современное общество же им видится как сковываемое Государством, Капиталом и прочим Единым. Цель освобождения, в таком случае, это свержение всех этих тоталитарных единств и расцвет чистой и свободной множественности. Представьте себе фрактальные фигуры, которые стали основной формой человеческих отношений в обществе — эта образ свободы для философ множественности. И, как мне кажется, что-то похожее, но уже в литературной форме мы видим у Уоттса.

Прекрасный социопанк (как я уже «клеймил» роман Р. Ч. Уилсона «The Affinities» и сериал «Рассказ служанки», потому что в последнем за обычным фасадом штамповой критики тоталитаризма скрывается чуть большее) канадского писателя как раз-таки обрамляется сюжетом, повязанным на идее освобождения множественностей от тоталитарного единства через Событие. Событие — это нечто, что ранее не могло быть увидено или предсказано в рамках сложившейся ситуации и данного консенсуса. Это некие моменты жизни, которые могут скованным множествам определенной тотальности позволит сбросить с себя ее иго. Пересобраться по-новому, вокруг новой точки сборки, как сейчас модно говорить, и сбросить с себя любые новые тотальности и освободить чистое бурление, создание, союзы бесконечного потока множеств. Далее, спойлер (!!!), Событие «Революции стоп-кадров» — это открытие героями отсутствия части экипажа со времени старта миссии. Их полное исчезновение из любых списков и коллективной памяти общества «Эриофоры», не говоря об ИскИне. И дальнейшие события, создание «революционного комитета» и плана свержения «режима эриофорного компьютерного левиафана» — это все процесс прорыва искусственно навязанный тоталитарной необходимости и освобождения пестрого множества племен. В итоге, конечно, план провалился. Как известно, все оборвалось на, спойлер (!!!), интересном месте — обнаружению присутствия гипотетического сильного ИскИна корабля. Об этом есть интересное обсуждение на форуме. Ну и перед тем, как перейти к заключительному абзацу, где я объясню, почему же при всех похвалах социологической фантазии Уоттса я поставил только 8 из 10 баллов, добавлю следующее. Не думаю, что Питер как-то штудирует всякие там новые или старые философии. Скорее, как и с символическим совпадением дат выхода оригинальных первых изданий «Ложной слепоты» и «После конечности» Мейясу, дело в одинаковом запечатлении и улавливании духа времени. И еще. Расшифровывая философскую подоплеку, которой, вполне возможно, и нет вовсе в романе, надо упомянуть одно замечание совсем коротким предложением. Та диалектика свободы и не-свободы, о которой я писал в недавней рецензии (или скорее эссе) о фильме «Черная вдова» уместно и здесь. Непонимание революционерами Уоттса вечной связи единства и множества, случайности и необходимости, не дает им понять, что освобождение — это не тотальный отказ от единых принципов и целей (в конце концов такой отказ — тоже тотальная цель и тоталитарный, абсолютный принцип, как и в случае с выражением «все относительно», которое само по себе не относительно). Это замена принципа, который приносит вред, тем основанием и целью, которое приносит благо максимально большему количеству людей. Это непонимание привело к тому, что некоторые заговорщики, включая Сандей, стали видеть в своем лидере, представляющем чистый хаос и «сделаю все ради свободы в своем понимании», вариант решения проблемы не лучший, чем дальнейшая власть Шимпа. Порядок хаоса и порядок порядка — суть одно и не должное.

Так в чем ж минус-то? Интересный мир, любопытное общество, «вмятина» очень важных штрихов духа времени нынешней реальности, добротная квази-детективная линия, качественные отношения между героями — что же не так? Основная проблема большинства относительно крупных произведений Питера Уоттса — эта назойливая схематичность и самоповторы. Вот давайте внимательнее взглянем на «Ложную слепоту», «Эхопраксию» и «Революцию стоп-кадров». Что в них общего кроме того, что действия 2-ого и 3-его произведений протекает в космосе, а события 1-ого и 2-ого происходят в одной вселенной? Да то, что все они разворачиваются по абсолютно одинаковой схеме Питера с проверенными элементами. Главные герои — Сири Китон, его отец и Сандей — все выбивающиеся из общей среды люди с большими особенностями, практически на физиологическом уровне. Сири, как мы знаем, не совсем человек после пережитой болезни (а что с ним сейчас — бог весть), Сандей в «Выскочке» пережила эффект «квантовой свободы» в ядре Солнца, который изменил ее навсегда. Отец Сири почти полностью лишен разных модификаторов тела, а в конце «Эхопраксии»... опять же сами знаете. Далее. Герой и другие персонажи сталкиваются с чем-то совершенно иным и чуждым им явлениям. Пришельцы вне рамок разума и сознания, потенциальная цивилизация вампиров с восстанием коллективных разумов и бесконечное приближение, спойлер (!!!), к стиранию всего экипажа ради достижения успеха миссии «Эриофоры». В конце концов сам социопанк, который предлагает Питер Уоттс. Сравните сообщества экипажа «Эриофоры» с сообществом вампиров. Члены экипажа не могут организовать целостную цивилизацию и вообще общество из-за того, что лишь небольшая часть команды может бодрствовать. Притом в короткий период. Вампиры из-за искусственно усиленного инстинкта территориальности так же не могут этого добиться. Для того чтобы достичь цели повстанцы на корабле выбирают стратегию долгой революции, перераспределяя обязанности на время недолгих активностей и передавая информацию через зашифрованные послания. Схожим образом стараются поступать и вампиры.

Так или иначе вышло интересно и круто. Чувствуется дух времени все усложняющегося и идущего к серьезному кризису общества. Есть интересные и оригинальные фантдопущения. С другой стороны самповторов не мало. Пусть в случае необычных цивилизаций вампиров и «Эриофоры» эти самоповторы и выглядят любопытно.

*нет-нет, на этот раз предупреждение не о историческо-политических моментах комментария, а об описаниях сторонних эмоциональных переживаний, коих, впрочем, будет все-ничего*

Планировал написать отзыв еще в прошлом году *анекдоты про «прошлогодний хлеб»*, но выходит только сейчас, в первом дне 2018 года. Невеликая потеря, от которой, надеюсь, посыл данной не-совсем-рецензии не исказится и будет понятен.

Итак, перед нами «некультурный» и немейнстримовый роман Бэнкса «Transition» («Переход»), близкий к научной фантастике, а своими сходящимися-расходящимися параллельными сюжетными линиями с увеличивающимися по мере развития сюжета перекличками между собой и неожиданными сюжетными твистами-поворотами к таким работам Иэна, как «Мост» и «Шаги по стеклу». Но если действительно заняться поиском аналогий одному из последних произведений шотландского писателя вне библиографии его творчества, дабы лучше всего передать суть данной работы без особых раскрытий основных секретов сюжета, то мне на ум даже до прочтения сразу пришла ассоциация с «Концом Вечности» Айзека Азимова. Одна из моих первых и самых любимых прочитанных книг, культовый роман и классическая хроноопера, она во многих чертах напоминает «Переход». Точнее книга Бэнкса похожа на азимовский шедевр, во многом являясь, как мне показалось, «мультивселенским ремейком» «Конца Вечности». Ведь и тут, и там — вездесущая организация, контролирующая человечество либо по линии времени, либо по линии параллельных вселенных. И тут, и там — главный герой, талант в отведенной ему этой самой организации роли, который влюбляется в противницу этой же организации. И тут, и там эта организация, тайное межвременное/межпространственное правительство (о существовании которой знают лишь, собственно, его сотрудники и немногие избранные из «челяди») занимается целенаправленными изменениями человеческой истории (во времени или в рамках хода событий отдельных реальностей) ради всеобщего блага и максимально возможного счастья, которые, разумеется, ее лидерами понимаются по-своему (и ведут последствия этих минимальных воздействий к довольно сходим ситуациям в конечном итоге). И тут, и там иерархическая система организации довольно сложная, составленная из специальных классов-каст, связанных между собой минимальным образом (в «Переходе», правда, эти касты будут гораздо разнообразнее и интереснее, чем в «Конце Вечности», сильнее разделены и создаются на основе скрытых «суперспособностей» кандидатов, по своим сдерживающим характеристикам друг к другу напоминая чем-то сеттинг фильма «Пятое измерение» 2009 года).

А в остальном, кроме этого самую чуточку подражательно-оммажного каркаса, роман «Переход» абсолютно бэнксовский. И пусть организация «Концерн» (или «L'Expédience»), офисы которой любят воздвигать в городах по типу Стамбула и Иерусалима, как я уже отмечал, напоминает азимовскую «Вечность», она точно также напоминает и бэнксовскую Культуру, хотя в одной из англоязычных рецензий данную роль отводят группе-противнику политике «Концерна», возглавляемого Мадам д'Ортолан — сопротивлению госпоже Малвехилл. Весь фантастический антураж, проработка Концерна, его рабочих каст-сословий, видов параллельных миров (именно их классификации, а не конкретных реальностей — в этом плане книга некоторым образом бедна), следование принципу «чеховского ружья», неожиданные повествовательные ходы, интересные главные герои (при том же не сам агент-суперубийца-переходчик Темджун Оу мне понравился более всего, а линия профессионального пыточных дел мастера по кличке Философ из мира господствующего ислама и террористов-христиан, за развитием которого лично мне было крайне любопытно наблюдать) — все качественное и фирменно бэнксовское.

И в заключение, конечно, обязательно рекомендую к прочтению оригинальный фантастический роман Бэнкса, который вновь навеял меня одной мыслью и одним чувством. Не важно, можно ли изменять время, не важно, сколько множеств бесконечных вариантов реальностей существует, мы живем всего лишь в одной. И жизнь у нас одна, без всяких там возможностей существования колес сансары и загробного местожительства. Поэтому распоряжайтесь ей здраво и без всяких оставлений чего-то на потом. Живете здесь и сейчас в этом Новом Году и всех последующих, осознавая, что главная ценность и главный, простите за некоторый цинизм, товар здесь — это люди. Держите с собой лишь самых преданных, верных и хороших личностей, не теряйте их из-за глупостей и чего-либо еще, чтобы вам всегда можно было поделиться с ними чем угодно, в том числе и настроением от прочитанного томика Иэна Бэнкса.

Так что с Новым Годом, друзья.

Энное количество времени назад услышал прекрасную фразу, которая выглядела примерно так: «человек влюбляется не в другого человека, а в образ его». Не в самого человека, а лишь в представления о нем, впечатления, сложенные в некий конструкт, с помощью оного мы задаем для самих себя его дальнейшую модель поведения. Неважно, как появляется этот образ у влюбленного человека. У многих подобные остаются еще с первого волшебного (или лишь «волшебного», что бывает чаще) опыта любви, при том же в неизменном состоянии, под который подгоняются следующие кандидаты на роль второй половинки. У некоторых людей образ этот меняется от партнера к партнеру, корректируется под него или вообще заменяется иным. Бывает, что люди взаимно подстраивают свои образы друг под друга, что уж совсем замечательно. Но все это — второстепенное. Первоочередное значение имеет сама фактичность мысли о том, что человек влюбляется лишь в образы. Не в другого человека. А когда поведения человека не соответствует образу, после недолгих попыток компромиссов, в основном, отношения разрываются и начинается новый поиск суженного под свой священный о прекрасный образ.

И роман Кристофера Приста «Лотерея» напомнил мне об этой давно уже забытой цитате и заставил меня задуматься о ее значении, а также о том, как ее смысл проявляется в данной книге. Книге, которая, безусловно, про такой вид любви. Нет, конечно же, «Лотерея», открывающая цикл об Архипелаге Грез создателя «Престижа» и «Опрокинутого мира», еще и об реальности или иллюзорности реальности, истинности жизни, проблемах сознания, поиске смыслов. Но об этих модернистских и постмодернистских темах я уже писал и размышлял в отзывах не по одному произведению. И давно. Так что осветить данный момент работы Кристофера тоже считаю нужным.

Роман вышел именно о последствиях расхождения образа объекта влюбленности и реальной персоны его и о способах преодоления данного кризиса. Но далее данная тема развивается и английский писатель ставит еще более интересный вопрос: а не думает ли, не представляет ли самого себя человек как некий образ? Мы ведь существа рациональные (в основном, во всяком, пока только думаем и мыслим о чем-то, не делая этого в действительности), но живущие в мира далеком от оной. Поэтому и жизни наши такие же — нерациональные. И чтобы как-то логически осмысливать весь свой накопленный опыт, правильно его интерпретировать и выстраивать планы на будущее и необходим образ самого себя. Образ, который, как и в случае с объектом любовных притязаний, не соответствует истинному положению вещей. Во всяком, в большинстве случаев. Поэтому и возникает у главного героя книги, Питера Синклера, несмотря на его попытки уравнять свою сущность и образ («лондонский мир» и «джентрианский») при помощи «метафорической двоичной кодировки», диссонанс внутри сознания, вопрос, а кто же он, что есть его «Я» — сущность-Лондон или образ-Джентри? Или и ни то, и ни другое? Что-то третье? И то, и то сразу? Или вообще ничего из выше приведенного?.. А не иллюзия ли, это двоякое или не очень «Я»? Сложно думать о себе не как об образе, а как о самом себе. Осознавать и свои положительные, и отрицательные качества. Любить и те, и другие, но стремиться к идеалу. И любить именно человека, а не сам его образ, его душу, а не представления о ней, еще сложнее. Но именно к этим сложным вещам и нужно стремиться. И роман Приста вместе с недавними событиями в моей жизни лишь подтверждают данную мысль.

Так что да, книга своей проблематикой и интересными сюжетными ходами мне понравилась. И с финалом автор не подкачал — лучше, чем в случае с «Опрокинутым миром». Достойный образчик психоделики, постмодернизма и сюрреализма, который открывает для меня дорогу к книгам об Архипелаге Грез, издания которых я долго ждал на русском языке. И вот, скоро уже дождусь. Осталось немного.

В который раз убеждаюсь, что «Мемориальную премию Джона Кэмпбелла», в отличие от некоторых более известных, не раздуют кому попало.

«Город пермутаций (перестановок)» на мой взгляд — лучшая часть условной трилогии Грега Игана «Субъективная космология»; самая масштабная и глобальная, включающая в себя множество научных теорий и концепций, граничащих в своей фантасмагоричности с метафизикой, и такое количество событий, персонажей и идей, что хватило бы как минимум на две, а как максимум — на новую трилогию.

И, раз уж заговорил о всеохватности данного произведения, то им и начну. «Город перестановок» действительно всеобъемлющая книга во всех планах. И времени и места событий, и самих этих событий, и философских вопросах, и научных, безусловно обгоняя по всем этим параметрам суммированные «Карантин» и «Отчаяние» (в принципе, как раз главные фантастические и научные основы этих двух книг содержатся и получают свое дальнейшее развитие в «Городе...»). В этом как и главный плюс этого романа Игана, который уже стал для меня одним из самых любимых в его творчестве, так и главный его минус. Для меня две неравные по объему текста и смысловой нагрузки части этого единого произведения две совершенно разные книги. Да, связанные условно, но настолько грубо, что единая нить повествования для меня при переходе потерялась. Кое-что из первой части оборвалось, не получило дальнейшего развития. Новое же, появившееся только во второй, по мне также не получило логического завершения. Слишком много сюжетных и идейно-проблемных линий хотел свести под одной обложкой Грег, в результате чего имеем расколотую на две непропорциональные части работу автора, которая была бы достойна двух книг, двух романов.

Но это лишь незначительная огрешность, то, что могло бы быть лучше. В остальном «Город...», конечно же, великолепен. Получился не как некоторые думали очередной киберпанковский роман о виртуальных реальностях и компьютерном бессмертии (хотя, судя по отзывам не с фантлаба, таковым он и остался для этих граждан), а добротный научно-фантастический опус с интересными теориями (вспомнить ту же «Теорию Пыли», которая, по сути, слегка измененная в необычном направлении концепция Мультивселенной и множественных миров), очень близко подступающими к метафизике (по-этому и вспомнился также недавно переведенная работа Роберта Ч. Уилсона «Мистериум», который, конечно, менее научен, но некоторыми сюжетными базисами схож с «Городом...»), множеством интригующих сюжетных линий и интересных живых персонажей. И да, чтение, во всяком в начале, будет нелегким. Не сразу отрывочные объяснения происходящего от Игана позволяют дойти до сути. Но немного терпения и перед вами откроется любопытнейший мир, прекрасно продуманный автором. Обязательно советую с ним ознакомится. Оно того стоит.

Очередной прочитанный рассказ из «Аксиоматика», «Бесконечный убийца», вновь является самостоятельным произведением, не привязанным к условной вселенной с единым местом событий. Но, если внимательнее заглянуть в сеттинг рассказа, в котором так и не будет видно ни «Ндоли», ни наборов для перепайки мозгов в домашних условиях, то можно обнаружить возможность. Довольно малую, но все же возможность того, что и «Бесконечный убийца» — часть общего цикла из «Сближения», «Учась быть мной» и других рассказов, ведь герой данного произведения обитает в сразу множестве реальностей, вероятных возможностей в коем бесконечное множество. И, разумеется, в одном из них наверняка найдется место и для «Ндоли», и для Статистов. Но это все второстепенное, ведь перед нами — один из лучших рассказов Грега Игана. Достижение в его малой прозе, сравнимое по качеству с «Кристальными (Хрустальными) ночами» (которые все же лучше, но не намного). Интереснейший и вполне возможный по современным научным реалиям мир из множества миров, где одна бесконечность входит в другую и могут существовать личности из множества версий самой себя в множестве реальностей (подобным человеком и является главный герой рассказа). Мир, где наркотик под названием «S» (чем-то похожий на аналогичную дурь из «Флэшбека» Симмонса и «В ожидании прошлого года» Филипа Дика) позволяет вселяться, а потом и заменять тело иной версии наркомана, только в более лучшей реальности. Мир, где из-за этих миграций недовольных своей жизнью от одного варианта мира к другому образовался Вихрь, который Компании пытаются останавливать с помощью различных версий чересчур огромного «я» главного героя. И концовка не подкачала, хотя и показалось, что могло быть чуточку, но лучше. Как — вопрос уже к другой версии Грега Игана, в более литературно-прогрессивной реальности.

Таким образом, получился отличнейший рассказ, нашпигованный великолепным рядом научных идей из квантовой механики и связанных с ее открытиями отраслей науки в должном фантастическом антураже. Поначалу, правда, не все тонкости этого мира, давно переставшего быть одним единственным, а также Вихря и других мелочей, но в итоге вы более-менее все равно разберетесь. Финал, как я уже сказал, вышел на уровне, но до «Кристальных ночей» все равно не достает, пусть и совсем чуть-чуть. А читать стоит данный рассказ обязательно всем поклонникам творчества писателя.

И вновь продолжая ознакомление с современными русскоязычными фантастами, решил остановить свой выбор на долго пылившийся в планах на прочтение книжке Дмитрия Казакова «Черное знамя» — НЕпопаданческой альтернативке. И хотя бы из-за того, что этот роман является именно альтернативной историей без присутствия всякого рода попаднцев, с данным произведением стоит ознакомиться. Но обо всем по порядку.

Автор использует вторую, как мне кажется по регулярно выходящим книжным новинкам, тему по популярности в среде российских альтернативок (первая, естественно, «что, если Советский Союз продолжит жить»), а именно иной ход революционных событий в Российской империи и/или республике. В данном случае ход тех нескольких революций, произошедших в начале 20 столетия и изменивших всю историю нашей страны, да и всего мира, «переписан» авторским пером достаточно кардинально. Например, Первой русской революции на лике истории, видимо, и не бывало вовсе (тем не менее политические партийные объединения существуют; видимо, появились после революции, придуманной Казаковым). Нигде об этом, правда, прямо не говорится, но не упоминается ведь и не одно событие, с ней связанное. Да и о Государственных думах ни слуху ни духу (вместо них тут Земские собрания). Отсутствие столь важного события в авторском мире объясняется, как я понимаю, также не случившейся русско-японской. Но и здесь объяснения отсутствию не дается — просто допущение Казакова. Ну, на нет и суда, как говорится... Но к историческим правдоподобностям еще вернемся. А пока скажу лишь, что и Февраля с Октябрем 17-ого здесь не было, зато были Январь 16-ого и пришедшая после него Январская республика, которая рисуется автором как аналог Веймарской республики из нашей обычной истории. Отсюда и еще более трагического поражения в Первой Мировой начинается основное повествование «Черного знамени», романа о русском евразийстве, перешедшим в типичнейший фашизм.

Перед дальнейшим обзором и анализом сюжета и исторической части произведения хочется сказать, что оно все-таки тоже, как и многие другие современные российские книги, не только фантастические, о поиске идеи и пути для России. Здесь, конечно же, Казаков исходил от противного, но это не отнимает того, что роман входит в общую «поисковую» книжную тенденцию. Да и все наше сегодняшнее «попаданчество» в нее входит — не важно даже, откуда попаданцы и куда они попадают, и чего хотели писатели и писаки этих книженций. Подсознательно и сознательно они все равно хотят другой, лучшей России, которая бы свернула на верную, по их мнению, историческую колею. Не важно, какую — имперскую, советскую, демократическую, фашистскую, белую или красную, или еще какую, любую, но другую. И иногда все эти фантасты, философы, действующие политики и другие заводят нас в такие дали бреда, абсурда и абсолютного идиотизма, что рядом с ними даже Задорнов с Фоменко и их украинские «истинные историки» кажутся чуть более, но здравыми. Первый хотя бы что-то юмористическое может выдать. А воскрешая и перенося на прошлые российские формации, или на современную лики что коммунизма, что фашизма, что империализма или всего остального, что страна уже успела пройти, перерасти или даже победить, они просто забывают, что не прошлым, а будущим надо жить; не рисовать одни эпохи — белыми, а другие — черными, ровно как и их деятелей; не строить идеологизированные варианты альтернативного прошлого и уж тем более грядущего будущего с новыми-старыми монархами и диктаторами, а заняться более значимыми вещами. Например, улучшать быт граждан, всей страны. Системы образования, здравоохранения. Хоть как-то способствовать этому, а не разглагольствовать о том, что вот «если бы так случилось, было бы лучше». Вот такой вариант для России и любого другого государства и есть единственно правильный — счастливый и свободный вариант.

Но вернемся к нашим евразийским баранам. Через две параллельные линии повествования, рассказывающие о прошлом и настоящем главного героя романа — партийного деятеля Олега Одинцова, ведется история становления Российской евразийской империи и ее основной (и единственной, разумеется) идеологии — евразийства (которое в нашей обычной реальности возникло в эмигрантской среде в 20-ых; здесь же, где эмиграции и подобных ей стимулов не было, оно также появилось от рук все тех же авторов; в принципе, как некий логическо-исторический ляп засчитывать не буду, ибо Казаков указывает на другие стимулы для появление евразийства, которое все же вполне логичное развитие славянофильства). В этом мире без русско-японской войны и Первой русской революции все равно была Первая Мировая, которая и стала точкой основного перелома для всего будущего этой альтернативной реальности. Вместо Германии основным пострадавшим оказывается именно Российская империя, которая как и в нашей истории теряет свои западные территории, ставшие государствами-сателлитами австрийцев и немцев. Плюс к этой огромной потере прибавляются еще и контрибуции с репарациями и всяческие запреты, например, на армию и флот. В общем и целом с Россией происходит все то же, что и с обычной Германией (даже если забыть про то, что отличия в боеспособности царской армии до и после русско-японской не настолько масштабны, взять хотя бы возникший «снарядный голод» — а именно этими различиями объясняет Казаков катастрофу на фронте — я не могу принять авторскую логику в завершении альтернативной Первой Мировой. Ведь что та, что наша пусть и содержали в себе множество конфликтов интересов, самым главным из них все равно выступало британо-германское противостояние в экономике. Именно исходя из этого противостояния и строились блоки Антанты и Центральных держав. Поэтому говорить серьезно о том, что Британию бы устроила не проигравшая Германия, но проигравшая Россия — пусть даже и Россия без европейских и среднеазиатских кусков, без Тихоокеанского флота, но с огромными контрибуциями нельзя. Слабая Россия это прекрасно, но первоначальной и основной целью была слабая Германия. Так что описываемый Дмитрием Казаковым мир после здешнего «Амстердамского договора» с выжившими империями Австрии и Германии, продолжающими свою финансовую борьбу с Англией, выглядит несколько абсурдным и нереалистичным). И возникшая после этого и переворота графа Витте (непривычно было видеть данного персонажа в роли кровавого диктатора), свергнувшего монархическое правление, Январская республика, и все последующие события — все это явные параллели с Веймерской Германией и ее скатыванием в нацизм. И дальше больше (больше германской истории 30-40-ых, скопированных и перенесенных на Россию 20-30-ых): появление маленькой партии со странной идеологией, но харизматичным лидером-оратором (здесь — Огневский, а в нашем мире угадайте кто), Народная дружина (которая «отряды охраны» — СС), пропагандистская работа, броские лозунги, реваншизм, тернистый, но победоносный путь к власти (который вылитый нацистский), похожее окружение вождя-«фюрера», Вечная Империя (аля «Тысячелетний Рейх»), войны за объединение разделенного народа и восстановление потерянной нац-гордости, концлагеря (с характерными цветными нашивками), уничтожение оппозиции (левых и всех прочих), закулисная политическая борьба (основная сюжетная линия книги), массовая пропагандистская деятельность с малых лет вместе с изменениями истории и языка (тут уже явные заимствования из «1984» Оруэлла, вплоть до двоякости смыслов), Антиевразийский блок, антисемитизм и т.д., и т.д. Есть в евразийстве не только явный дух нацизма с тем лишь отличием, что тут избранными признаются несколько рас. Пересечения наблюдаются и с итальянском фашизме. Да и с советскими реалиями, хотя бы в виде любви к сокращениям, возможно сходство. Да и от дореволюционной России кое-что в этой, другой, евразийской империи наблюдается (но эти многочисленные всевозможные пересечения с историей скатывающийся в фашизм Германии не закрывают от взгляда того факта, что в России подобная партия вряд ли бы стала массовой и пробралась к вершинам власти. И это хотя бы из-за той самой Первой Мировой, не важно, иной ли или нашей. Ее экономическая тяжесть, ненародность, социальные довоенные и послевоенные проблемы — все это способствовало и должно было способствовать прорыву к эшелонам власти именно левым партиям, в особенности большевикам. Да и анархическому движению — где Черная гвардия? Логичный исход в пользу левых и в этой реальности подтверждает и то, что в нашей России, которая тоже проиграла Первую Мировую войну, не восторжествовали реваншистские настроения. Особых предпосылок к подобному нет и в книжной реальности автора). Но самое главное в том, что все это евразийство в итоге стало обычной правой тоталитарной идеологией, которая мало чем отличается от черносотенцев (которых романные «дружинники» громят в одной из глав. Стоит упомянуть, что именно некоторые из черной сотни, эмигрировавшей в Центральную Европу, довольно органично вписались в ряды немецких национал-социалистов, сумев занять даже высокие посты среди нацистов). Более того, по всем признакам евразийцы и являются типичными тогдашнеми русскими правыми (не все ведь из них были закоренелыми монархистами).

Попробую подытожить. «Черное знамя» — неплохой, среднего уровня добротный роман-альтернативка про то, к чему может привести поиск пути для страны и национальной идеи. И про то, что фашисты разные бывают, в том числе и с символикой и званиями монгольской армии тринадцатого века. Читается он не без интереса, пусть и особых интриг и живых героев тут нет. Да, историческая линия клишированная, ничего особо нового для жанра нет, и исторические ляпы присутствуют (а вот назвать язык написания, диалоги персонажей слишком похожими на современный язык не могу; лишь один раз встретил выбивающейся из колеи термин «ура-патриоты», а так...). Наверное, оно и сложно, привнести что-то новое в антиутопии про тоталитаризм. Поэтому и я стал задумываться, а стоит ли и мне что-то подобное писать — вряд ли и я что-то новое занесу (тем более, что и тематику планирую похожую с «Черным знаменем», только про современность). Ну, это уже другая история. А пока можете прочесть данную книгу и помочь сделать так, чтобы Россия стала лучше без всяких идеологий, великих идей и путей, целей... Просто сами станьте чуть лучше, порядочнее, ответственнее и трудолюбивей. Тогда, глядишь, что-то и изменится в лучшую сторону без товарищей вроде Огневского.

Странно, что на довольно часто упоминаемый в темах о творчестве Грега Игана (и не только) рассказ «Дневник, посланный за сотню световых лет» нет ни одного отзыва.

Через несколько не связанных друг с другом историй мира ближайшего будущего (лишь самый первый рассказ находит свое продолжение в самом конце произведения, являясь логичным завершением для всего «Дневника...») Иган поднимает тему передачи информации из будущего в прошлое, реализации этих квантовых возможностей в технологии и их влияния на человечество. Казалось бы, нетривиально и, даже если это не совсем так, то уж точно из подобной зарисовки можно создать чудеснейший рассказ о важности свободы воли для человека. Может, и иллюзорной свободы, но именно ее присутствие и держит все человечество на плову истории. О чудовищности потери даже иллюзии свободы.

И, в принципе, и концовка об этом... Да и истории сами по себе неплохи — максимум, объемы подкачали. Но нет. Для меня оказалось как-то слабовато. Грег не потянул, как и обычно, литературно, но и научно не вытянул. И фантастическое допущение не такое уж прям оригинальное — Азимов был с «Тиотимолином», к примеру. А более поздние авторы, вроде Теда Чана («Чего же от нас ожидают?») и К. К. Раш («День красных писем»), справились с реализацией этой идеи куда лучше Игана. На мой взгляд, конечно.

Итог. С такой неплохой идеей и повествованием из нескольких историй автор просто-напросто мог выжать больше текста и объема, дать больше мыслей для размышления читателю над столь сложными проблемами, как свобода воли и человеческая сущность. А так, с типичным для Игана суховатым повествованием без особых эмоций, я просто не успел достаточно поразмыслить над всей проблематикой рассказа и выбрать какую-то позицию в столь важном вопросе, центральном в «Дневнике...». А жаль. Могло бы выйти очень недурно, если бы Грег хотя бы в плане объема чуточку потрудился.

Продолжаю знакомство с непереведенным творчеством Роберта Ч. Уилсона. Выбирая следующий роман на прочтение, решил остановиться на более поздней работе автора — романе «Горящий Рай», на который я потратил почти весь день. И, в принципе, не пожалел об этом, ведь Уилсон — писатель-фантаст, сохраняющий идеалы «Золотого века» НФ, делающий необходимые акценты на характерах героев и их взаимоотношениях, а также соблюдающий пропорции между фантастикой и наукой в нужных читабельных пределах.

Все выше перечисленное, за что я и многие другие Уилсона уважают и обожают в книжке присутствует. Но назвать «...Рай» шедевром на уровне «Слепого озера» или принесшем автору славу и известность (во всяком случае, в России) «Спина» это произведение я не могу. Да, оно вновь такое же интересное и читабельное, но уже слегка, совсем немножко попахивает... вторичностью.

Перед нами, по сути, вновь «спиновский» роман. Очередная тема контакта между пришельцами в виде Машин фон Неймана и человеком, с влиянием первых на наш быт. Более того, влияние в этот раз настолько сильно, что изменило не только наше будущее, но и прошлое (не забываем, что «Горящий Рай» — альтернативная история). Нет-нет, ни в коем случае это не делает роман слабым и совсем уж копированным. Просто Уилсон решил обыграть свою излюбленную тему еще раз. Ну, как Филип Дик любил разрушать реальности, а Азимов — писать о роботах. И вышло вновь интересно, просто уже не так, как это было в «Спине» или «Слепом Озере» (из которого, как я понимаю, и берет свое начало трилогия «Спин». Ну и «Горящий Рай»). Кроме схожестей и параллелей с трилогией «Спин» (с каждым романом понемножку) и «Слепым Озером», общие детали у романа имеются и с другими произведениями, вроде «Опоздавших» и «Бытия» Брина (знаю, что рассказ входит в роман, но отделить их стоило) или «Преследуемой Земли» Аллена. В последнем случае есть лишь небольшое сходство.

Итак, как я уже сказал, «Горящий Рай» — это альтернативная история, рассказанная с примесью Вторжения, Контакта и просто ксенофантастикой. Здесь войн после окончившейся Перемирием Первой Мировой войны практически не было. Лига Наций и сущность, тайно манипулирующая нашей историей, поддерживают более-менее общий мир на всей Земле. Тем не менее это не исключает редких столкновений, восстаний в колониях, а также кризиса в Балтийском море и в Охотском, где Паназиатский союз и Российское Содружество (да, Революция и Гражданская война в России были, только прошли, опять же, чуть более мирно) могут столкнуться в борьбе за нефтеносные скважины. Сущность, создавшая подобную глобальную ситуацию в романе, именуемая «Гиперколонией», имеет на Земли свои непонятные цели. Действуя не явно и скрытно, ее манипуляции и деятельность все-таки смогли выследить члены организации «Общество Переписки». Ученые, являющиеся ее членами, смогли выяснить, что «радиосфера», окружающая околоземное пространство, на самом деле — живое существо. Но по прошествии времени некоторые «переписчики» и их семьи были убиты агентами Гиперколонии в 2007 году. События в романе происходят после того, как дети двух семей-основателей Общества пытаются сами остановить Гиперколонию и ее замыслы. Параллельно тоже самое пытаются сделать и их родственники-взрослые, которые одновременно с этим пытаются их найти. Все это происходит вместе со странными происшествиями и изменениями внутри самой Гиперколонии, которая теперь стала уязвимее, чем раньше. Да и на горизонте для Общества засветился новый вероятный союзник. Тем не менее борьба лишь усложнятся, ведь выбор в войне против Гиперколонии становится сделать все сложнее...

Вот примерно какая история будет рассказана в «Горящем Рае», в не совсем обычном для автора романе уже одним тем, что раскрытие основных сюжетных секретов происходит практически в самом начале книги. Правда, после этого Уилсону еще есть что сказать, ведь правда оказывается далеко не полной, да и в общем не самой простой. Так что сюжетно это обосновано и интригу не убивает. Подводя конец данному отзыву еще раз хочется сказать, что лично для себя я время потратил не зря. Думаю, и многие другие, кто соберется прочитать «Горящий...», тоже не пожалеют об этом. Во всяком, поклонники автора уж точно ни в чем не разочаруются.

Вчера начал и закончил с первой части трилогии «Эдем» Гаррисона, которую я уже давно хотел прочесть.

Это и первое знакомство с автором, очень удачное — как считаю, лучше, чем «Стальная Крыса» с «Биллом» — эти циклы явно не для моего сознания, не по вкусу, так сказать.

Так что же такое «Запад Эдема» и для кого он? Ответ прост: для всех любителей жанра альтер-истории (не тех тонн о попаданцах, что теснятся рядом с «Местро» и «Сталкером». Разработанная с поразительной тщательностью, и уводящая читателя еще дальше, чем Луктяненко в «Холодных небесах» с иным христианством и многими произведениями из этого поджанра, в основном повествующих о мирах победивших фашистов.

Легко вообразить, как астероид, давший начало Эре Млекопитающих, не попал в древнюю Землю, но трудно построить мир рептилий-гуманоидов, придать ему совершенно нечеловеческие качества. Нетехническая цивилизация с живой техникой, городами и оружием, существующая долгие миллионы лет, имя которой — иилиане. Появляющиеся сначала в море, потом выходящее на поверхность, где сразу проходят жесткий отбор — самки становится основой общества (абсолютный матриархат с диктаторским и четким кастово-иерархическим уклоном), а самцы — лишь игрушкой для любовных потех, недоразвитыми поэтами и художниками, по мнению иилиане, являющиеся лишь носителями спермы, а потом и вынашивателями яиц. Плюс ко всему, выстроен их сложный и удивительный язык, включающий движения тел, звуки и изменение цвета.

Но, в этом мире тоже есть люди. Они населяют север Нового Света в нашем мире — Северную Америку. Находясь на уровне предледникового человека, что, скорее всего, и является хронологической точкой романа, те сталкиваются с экспансией двуногих ящеров, которых ненавидят до смерти. Отсюда и идет начало трилогии «Эдем» — две расы, одна война, но одно ли будущее? Может, поможет Керрик, мальчик «тану» (людей), которого иилиане научили своему языку, который и должен спасти человечество от отживающего свой век вида?

Да-да, я люблю писать на русскую классику объемные, «чуточку» графоманские отзывы-рецензии под углом политико-исторической интерпретации (в основном левого толка), приправленные собственной субъективщиной. Вон, даже целую линейку отзывов по революционной литературе выдал, да еще и выдаю... Но сейчас всего лишь одна фраза по поводу «Спать хочется» Чехова. Представьте, что эта девочка может быть не просто трагической героиней или среднестатистической фигурой холодной выборки. Представьте, что эта девочка, не спавшая уже три ночи и дошедшая до самого финала есть нечто большее. К примеру, почему бы и нет, метафора всего могучего многомиллионного крестьянства. Народных русских орд, которым тоже очень хотелось спать, а также есть, пить, свободно и нормально жить. И для того, чтобы заснуть, им потребовалось проснуться и заставить уснуть навечно кого-то другого... Или сон этого «кого-то другого» не оказался столь бесконечным?..

«Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма» (из одного известного манифеста)

«Если тебе выпало счастье жить в мире ума, какое безрассудство — искать доступ в страшный, полный криков мир страсти» (А. Камю)

*Как обычно, предупреждение — в данном отзыве будут мои исторические и политотные мысления. А также появятся частые обращения к иной русской литературе*

Эх, насколько бедны и слепы люди, которые пренебрегают и знать не знают русской классики! Той самой, которая расцвела пышным подсолнухом в веке 19, чем зародила сложную по устройству, но все равно в глубине своей тоже русскую, советскую классику. Как мне жаль тех, кто топит Достоевского в нападках наподобие «сплошной мрак, ужас, не хочется жить, кошмар, как такое можно читать», а Толстого в «хоспадэ, какие объемы, какие объемы»... Черт, второго и я упрекал в излишней щедрости пера, но «Анна Каренина», если поставить в ней несколько иные, не общепринятые акценты, вполне и вполне хороший роман. Я уж молчу про лаконичную и пеструю на реальные факты в образном изложении публицистику графа. Она прекрасна. А Федор Михайлович! Когда нападают на него, хочу «по-господски» вызвать этого нечестивца на дуэль! Я молчу про укоры в советскую литературу и про все остальное. И людям таким невдомек, что почему-то Чехова, нашего гения малой прозы, во всем мире обожают и каждый хоть сколько-нибудь значимый актер жаждет сыграть в его ярких пьесах. Я уж молчу о почитании этого «ужасного» Достаевского, которого Ясперс причисляет к обязательным для изучения философам-литераторам. И куда без Льва Толстого! Но правда, что дело тут не только в опопсевших и ленных натурах современных «критиков», но и в упадке нашей образовательной системы... Но, простите, милейшие, отвлекся от темы! К «Рудину» Ивана Сергеевича Тургенева.

Это долгое вступление было необходимо, чтобы дать почву для следующего краткого высказывания: я люблю русскую литературу. Я расслабляюсь в ней от надоевшего новояза и похабщины, от дурмана СМИ-пространства и прочего. Но не только мне в океане великих цитат великих авторов легко и приятно. Мне одновременно и нескучно. Ведь, как я уже писал в предыдущем отзыве, наша проза и поэзия той эпохи и позднее заставляет думать, и думать не только о далеком вечном, но и о здешнем. Остросоциальном и жизненно важном. Наша литература притягивает бесконечно высокое к жизни здесь и сейчас, а саму жизнь дробит на широкий, но конечный ряд отдельных проблематик. Личностных, классовых, исторических, политических и т.д., и т.д. Она превращает прозаические тексты романтизма и реализма в философию жизни в данный момент, раскрывая перед читателем всю боль, страдания и трудности мира и России. Ее народа, конечно же, стараясь по мере возможности ненароком предложить свои ответы и мысли на данный счет. Не остается в стороне от этой характеристики доподлинно русской литературы и первый романный труд Ивана Сергеевича — «Рудин».

«Рудин», как и «Обломов» Гончарова — дореформенный роман (до Великих реформ Александра Второго, в частности Крестьянской), который все еще описывает прекрасную и не очерненную свободными крестьянами и борьбой классов бездельно-идиллическую жизнь помещиков. Разве что в реалистичности и многомерности поданных образов тогдашних господ жизни и их быте Тургенев явно опережает двух с половиной героев «Обломова», в котором господствует вечная мезансцена одного актера из заглавия. Все получились роскошные, колоритные, живые, отнюдь не функционалы концептов романа и холодного авторского расчета. Все индивидуальности, у каждого свой характер, манера говорения, интересы, конфликты и т.д. Взять самого самобытного и примечательного персонажа, к примеру — Африкан Семеныч Пигасов! Едко-желочный женоненавистник, но чертовски при всем этом привлекательный и запоминающийся. Его фразы можно распределять на житейские цитаты и анекдоты! Чего только стоят «А как ее зовут?» — вопрос, посвященный любой случившейся беде, ведь в каждой по-Пигасову замешана прекрасная особа! А случай с лошадью и женщиной, а неестественность всех барышень в чувствах и юмореска про осиновый кол, а три женских кита, «попрек, намек и упрек», а о трех разрядах эгоизма, а о маророссиких поэтах... И это я сейчас ссылаюсь на первые пять страниц «Рудина», которые связаны с, напоминаю, второстепенным героем!

«Рудин» — это симфония характеров и типажей. При том же в большей степени, нежели «Отцы и дети» и уж точно «Накануне». Это бирюзовое чуть прохладное море, из которого не хочется вылезать. Правда, приходится, чтобы описать всю его глубинную палитру. Но вернемся от красок к мыслям. Все-таки два обозначенных великих произведения различны в охвате идейном *готовьтесь, начинается «левизна»*. Если «Обломов» по-марксистки прямо проникает в суть нарождающегося конфликта в российском обществе и государственности, беря под прицел почти-антигероя Обломова, отжившего свой век неэффективного менеджера аграрной индустрии, то «Рудин» идет иным путем. Тоже находя и ударяя по корню зреющего российского кризиса, Тургенев в «Рудине», на мой взгляд, поднимает эту самую проблему на новый уровень. Он русифицирует марксистско-обломовский вопрос, как бы это не было иронично по отношению к автору с столь сложным взглядом на свое Отечество. И при этом добавляет свою охапку вопросительных знаков. Но обо всем по порядку.

Итак, на первый взгляд, «Рудин» — более-менее развлекательный (как минимум три, а как максимум и более смешных, комичных моментов в тексте явно присутствуют) тургеневский роман с изучением пороков некоторых русских типажей. Разумеется, главный такой типаж сам Дмитрий Николаевич Рудин — полуобразованный помещик, который может говорить, но не умеет делать. И кажется, что вот, пожалуйста, брат для нашего Обломова, но различие между ними глубоко. Герой Гончарова все-таки практически абсолютно оторванный от жизни рохля в достатке, который и на беседу не широк душой. Тургеневский типаж, Рудин, иного сорта. Обедневший дворянин, своей бедностью и пресловутой полуграмотностью метящий в интеллигенцию, которая-таки придет после Великих реформ. Скиталец по долгим гостям и пансионам у разных еще менее грамотных и интеллектуальных покровителей. И самое главное любимец всех возрастов своим подвешенным языком, который и с его уровнем знания (очень недурным, конечно, но не позволяющим более явно себя проявить) способен словесным фимиамом привлекать люд. А еще и такой романтичный, такой особенный, такой красивый, и все-таки такой умный. Умный на западный манер, ведь ум его именно оттуда — от их философии, от их института, от их поэтов. Как раз в этом, как мне видится, и кроется главный конфликт романа. Противоречия Ума и России, Интеллигента и Власти (или народа?), Западного системного знания и Русской самобытности.

Чуть отвлекаясь от развития темы и одновременно оную же расширяя, скажу, что подобная проблематика характерна для нашей литературы. В тех и иных проявлениях образ западного мышления как неестественного и по большей части провального (но потенциально опасного или быть может спасительного) для русской души встречается в самых разных повестях и романах. Немец Вральман из «Недоросля» Фонвизина, который даже своим западным чуждым наукам не может обучить — лишь врет да курит. «Горе от ума» и грибоедовский Александр Чацкий, который научился вольнодумиям и думам в Европах, а в Великой Руси оказался чужим для холопской бюрократической химеры. «Бесы» Достоевского изобилуют подобными образами-примерами, в особенности Верховенского-старшего и -младшего. В довольно узком смысле, антиинтеллектуальный настрой, настрой против мало-мальски умного ума, способного направлять людей в своих целях и жить за их счет, может подойти и повесть Федора Михайловича «Село Степанчивково и его обитатели», но тут крайне издалека. И все это произведения, первые пришедшие в голову! Разумеется, кто-то из авторов выступает со славянофильской («патриотической», консервативной, почвеннической), кто-то с либеральной («антипатриотической», западнической, прогрессивной) позиций. И образы, вмещающие в себя представителей двух сторон этого ценностного противоречия, получаются в связи с этим с различными коннотациями и смысловыми оттенками. Но тему взаимоотношения Западного ( (псевдо)рационального, (псевдо)интеллектуального, системного, (воинствующе) нигилистического) в и с Российским (традиционным, духовным, хаотичным, самобытным, естественным, властвующим и довлеющим) в этих литературных произведениях это не отменяет.

Как же, в таком случае, на данную проблему смотрит «коренной и неисправимый западник» Тургенев? Как и у Гончарова в «Обломове», в конце «Рудина» мелькают намеки на необходимость перемен. При том же в западном капиталистическом духе, с созданием нового типа людей — «делового человека». Нужен переход от сословности к классовости, от заржавевшего позднего феодализма к раннему капитализму. Но намеки эти довольно туманные, в особенности из-за того, что Рудин, преодолевший леность и ставший тургеневским Штольцем, лишь попытался им стать. Все его проекты окончились довольно плачевно. Все предпринимательские задумки у какого-то эпатажного помещика и с неким юным бизнесменом провалились. Даже переход позднего Рудина в класс «реальной интеллигенции» (то есть из псевдоинтеллектуальных болтунов к работающим трудягам умственного труда) не задался. В подобной концовке все можно, конечно, спустить на излишнюю романтичность Рудина, на его неспособность долго чем-то заниматься, на его же слишком широкое эго. Так оно и есть, но эти намеки на нужду в создании классового общества вторичны. Первично то самое взаимодействие Западного в Русском и осмысление этих отношений. Взглянем на образ Рудина со стороны иных образов, довольно русских. Со стороны Ласунских, Лежнева, Пигасова, Басистова, Липиной, Волынцева. Большинство из них восторгается и восхищается словесной высотой речей Рудина, великими смыслами, которые он излагает. Их не волнует его приживальческий статус, его попытки навязать свое мнение другим, изменить сложившийся уклад жизни в поместье. Лишь немногие, вроде Лежнева и Пигасова, сопротивляются системе, системной жизни, системному мышлению, которые пропагандирует Рудин и по поводу которых среди этих персонажей возникали споры. Они замечают то не очень нужное, слишком навязчивое и слишком не скромное вмешательство, которое вносит заглавный герой романа в их тихую жизнь. Они сопротивляются тому влиянию, которое Лежнев в конце романа хоть и окрасил в розовые тона, но не отрицал. Воздействие, которое может не просто видоизменить, но уничтожить прежнюю жизнь. Европейская идея, способная в определенный момент разорвать как управляющий аппарат российской цивилизации, так и ее саму.

Нет, я ни в коем разе не антизападник, государственный патриот и поборник духовных скреп *следящие за моими отзывами уже могли понять, что это не так*. Я человек, который в силу определенного, может и неправильного, но видения истории России понимает: Россия, к счастью или к сожалению, не Европа. И нам не все европейское подходит. Тем более столь педантичное, строгое, системное и иерархизированное, как германская мысль. Ведь подумайте. Наш Рудин вдохновляется немецкими понятиями о жизни, немецким знанием, немецким бытом, немецким мышлением и т.д. Он поборник строгих систем — опять же, вспоминаем первый же спор Дмитрия Николаевича с Африканом Семенычем. Если бы он был еще и такой же работоспособный, как немецкий работяга, чуть больше образованный, как гении германской философии, оставался при этом всем столь же красноречивым и воздействующим на окружающих, все было бы иначе. Как? Добавить ко всем этим предложенным мной качествам еще и смену в голове мягкого романтизма на романтическую революционность, и пожалуйста — вот вам истовый марксист-большевик! Человек трудовой, умный, который хочет разрушить не просто буржуазно-помещичью диктату, но и крестьянскую вольницу, т.е. русскую цивилизацию как таковую. Он хочет навязать во благо то, что считает необходимым для его мысленной утопии. Не зря Рудина критики сравнивали с Бакуниным, но без тех сопутствующих параметров, которые я назвал, сходство очень блеклое.

Вопрос лишь, а нужен нам такой Новый Петр? В итоге оказался нужным. Интересно, что даже в концовке «Рудина» герой гибнет в Париже с красным знаменем в руках. В итоге так случилось и в Петрограде почти сто лет спустя, правда краснознаменец не погиб, а воссел на народный престол. В итоге жизнь была преображена, и европейская системность стала великой тоталитарной диктатурой. Зато с социальной справедливостью. Но какой ценой? Нет, большевики не разрушили русскую цивилизацию, хоть и хотели ее основательно перестроить. Я не считаю уничтожение прошлых правящих классов-сословий гибелью Руси и наступлением азиатчины — того хотел крестьянский люд, истинная цивилизация России. Она просто смела паразитов-оккупантов, но в качестве новых поводырей избрала марксистов. Партию Ленина, которая постепенно сделала вольные Советы — самую демократичную народную демократию — бюрократизированной составляющей нового класса угнетателей. Но более справедливых, эффективных и полезных.

Так неужели «Рудин» не просто прекрасная кладовая крылатых фраз и живее всех живых героев? Это роман-предупреждение? В чем-то, да. Если смотреть на него в наше время, когда за спиной две Мировые войны, Февраль, Октябрь да Гражданка. И неужели Тургенев и вправду видит только в Рудине возможного кандидата в спасители России? Во-первых, Лежнев правильно характеризовал не моего модернизированного, а именно тургеневского Рудина, сказав, что он делает благое дело, оживляя сердца и умы людей. Делает их живыми, чувствующими и жаждущими нового. Но мой революционный Рудин, конечно, уже фигура двоякая; способный и спасти, и одновременно убить Россию. Опять же, в реальности все оказалось сложнее. Так кто же нам нужен? Дает ли «Рудин» какие-то ответы? Мне кажется, что да. В самом начале романа один второстепенный персонаж, Пандалевский, мысленно сказал про другого, Басистова, следующее: «Мужик!.. Совершенный мужик! Испортит он этих мальчишек!». И еще материалист (в оскорбительной коннотации Пандалевского же). В этом молодом, рослом, простом, но живом и неглупом человеке, русском мужике, я, к примеру, вижу будущее. Искренний и честный, умный и работящий. Да и Лежнев Михайло Михайлович тоже походит на настоящего русского мужика, пусть он и помещик (в романе в принципе представлены помещики весьма человечные и способные к переустройству своего быта — по большей части). С виду холодный и циничный, замкнутый, а на самом деле человек широкой души и большого сердца. С некоторой язвительностью, но и неподдельной романтикой. Не белоручка. Не европеизированный, хотя и образованный западными науками. В конце книги он говорит очень дельные слова, описывающие, что не так с Рудиным и его взглядами: «...но не от философии наши главные невзгоды! Философические хитросплетения и бредни никогда не привьются к русскому: на это у него слишком много здравого смысла; но нельзя же допустить, чтобы под именем философии нападали на всякое честное стремление к истине и к сознанию. Несчастье Рудина состоит в том, что он России не знает, и это точно большое несчастье. Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас без нее не может обойтись. Горе тому, кто это думает, двойное горе тому, кто действительно без нее обходится! Космополитизм – чепуха, космополит – нуль, хуже нуля; вне народности ни художества, ни истины, ни жизни, ничего нет. Без физиономии нет даже идеального лица; только пошлое лицо возможно без физиономии. Но опять-таки скажу, это не вина Рудина: это его судьба, судьба горькая и тяжелая, за которую мы-то уж винить его не станем». Так что дело не в том, что революционер-Рудин не прав. Дело в том, что он доподлинно не знает того, что хочет менять. Народ — это не дворяне. Даже они это понимают. Народ — он там, в селе, деревне, хуторе, ауле. Его чаяния надо понимать, им содействовать, а не строить какие-то западные песочные замки, а строить свое. Без тирании, без новых угнетателей, но с народностью и его вольницей.

Таким образом, вот он, мой графоманский левый взгляд на великолепный труд Ивана Сергеевича, где мне увиделся не просто конфликт новой интеллигенции со старым миром, трагичную судьбу человечка высокого в «немытой России» или что-то подобное. Это песнь и о трудном пути нашей печальной Родины, которая все ищет правду вне себя, в чужих блистающих храмах, не видя в русской деревне правду и истину.

Уже не один раз про это писал, но напишу вновь. Питер Уоттс для меня один из самых актуальных, любопытных и крайне интересных современных писателей. В том числе, кроме затрагиваемых тем в его произведениях и проработанных научно-фантастических допущениях, потому, что мне нравится с ним не соглашаться и спорить. Пусть и только в своей голове и на фронтах под графой «отзывы» на фантлабе. Сегодня, все также вкушая ожидание самой важной для меня книг из грядущего потока вероятностей — «Всеведения», разумеется, — я хочу снова поспорить и заодно с тем похвалить, да и просто поразмышлять вместе с Питером и героями его рассказа «Вифлеем» о нем, собственно.

Если честно, то поначалу было не очень понятно, что передо мной именно произведение, пусть и раннее, пера биолога-фантаста Уоттса. Слишком уж наш «твердый», благо не лбом, фантаст тут «мягок» да гуманитарен. Вероятности, коллапс волновой функции, эффект наблюдателя. Это же опостылевший мейнстрим! Да еще и устаревший. Плюс ко всему околонаучный. И это авангард научности в фантастичности литературного гетто, еще почему-то не посвященный в рыцари, канадец Питер Уоттс? На фоне фантастического допущения он явно теряется с такими своими соотечественниками, как Р.Ч. Уилсон и Р. Сойер. Но будет сказано сие не в обиду ни двум названным последними товарищам — я их обоих почитаю и уважаю, а что важнее и читаю, — ни Питеру. Потому что в литературной части он остался самим собой.

Гнетущая атмосфера безысходности и декаданса. Маленькие люди. Увядающий и умирающий в нарастающих агонии и хаосе мир де-факто, но еще не де-юре постапокалиптики. «Ложная слепота» да «Эхопраксия», ни дать ни взять. Разве что без пришельцев с отсутствием самосознания, которых с трудом можно назвать братьями по РАЗУМУ, и без высокотехнологичного пейзажа перехода в тень постчеловечества. И никаких хэппи-эндов, естественно — не чурайтесь и не корчитесь, это не спойлер. Вы ведь не в первый раз читаете этого фантаста-биолога из смежного с нами климатического пояса?

Далее хочу не рассказать и живописать сюжет «Вифлеема», а несколько поразмыслить над его смысловым и ценностным содержанием. То, что у Питера явное предчувствие по поводу надвигающихся потрясений и призрака хаоса, который бродит по не одной лишь Европе, я не сомневаюсь. Тут он прямо и поминает хаос, обзывая его космологической энтропией, которая сметает высокоорганизованные структуры. Хочу заметить и момент с забыванием, который можно в виде аналогии перенести в наши уже, простите за пошлость, оруэлловские новостные ленты. А также напомню и про линию отношений главного героя и Дженет, точнее, их холодную начинку:

«Вот почему мы так близки. Не потому что у нас общие интересы и мы разделяем страсть к научным открытиям, даже не потому что я часто ставлю ее главным автором в статьях. Нет, мы просто не лезем друг другу в душу. Негласно признаем границы, принимаем их. И полностью доверяем друг другу, так как никогда и ничего друг другу не рассказываем.»

(В этой фразе, если что, я для себя уловил нарастающий момент отчужденности людей в мире с социальными сетями и доступностью, казалось бы, любого вида общения; таки Теннис и его общество и община)

Так что временами пускай и несколько топорно, неуклюже и слишком напрямую (оно и понятно — один из первых рассказов автора вообще), Уоттс, как мне показалось, прочувствовал мир вокруг нас и отрефлексировал его прямо на страницы (экраны) «Вифлеема». И я согласен с этими чувствованиями о том, что вокруг, и моментом с близким наступлением тяжелых, в ряду прочего своей непонятностью, времен. Но Питер уже в этой практически дебютной истории уже верен себе, рисуя все только прочными красками, не видя никакой возможности, даже необходимости, к попыткам нахождения пути нового рассвета , а также чрезмерно критично и предвзято относясь к объекту своего изучения — живому. Я частенько порой сравниваю его и Грега Игана — двух «твердых» писателей, но разных по полярности видимого будущего и вере в человека. Один явно пессимист, другой оптимист. В виду «мягкости» сей новеллы, введу в сравнительный оборот другое значение. И нет, не «Последний контакт» Бакстера, хотя схожести есть. А именно Роберта Рида и его небольшую повесть «Восемь эпизодов» или «Вторжение малого мира», которую советую к прочтению. Именно данная работа наиболее схожа по поставленной теме с «Вифлеемом». Если Питер приходит к неутешительным выводам, мол, жизнь — чересчур случная, нелепая ошибка, которая в самое ближайшее время исчезнет из Вселенной, что даже для этой самой жизни и хорошо, то Рид настаивает на ином. Жизнь, конечно, явление редкое, неустойчивое, способное изничтожить само себя, но это же и феномен, который обязательно станет одной из постоянных констант мироздания. И с этим умозаключением, которое, возможно, исходит из сердца по большей части, я согласен. Я человек, я способен мыслить, ошибаться и, что не мало важно, верить. И строить тот мир, который я хочу. Покорять и созидать, ибо жив и мыслю.

Таким образом, заканчиваю, резюмирую: поклонники Уоттса, читаем, изучаем своего любимого писателя в самом начале выбора творческой ниши и жанровых особенностей. А также не забываем про «Восемь эпизодов» — научно-фантастическая достоевщина нашего любимого, разумеется, писателя прекрасна и нужна, но порой ведь нужно чего и жизнеутверждающее, не так ли?

А земляк актуального и хард-сайфайного Питера Уоттса, многоуважаемый Роберт Сойер, продолжает заниматься все тем же, чем в чуть более ранних работах — самокопированием. Это, конечно, у него неплохо получается, но черт — это уже начинает несколько надоедать и приедаться. Все же Сойер не так хорош в эффективных перестановках в новые литературные коды как, rest in peace, Клиффорд Саймак, мною обожаемый еще в самом начале моего книжно-червивого пути в данном пространственно-временном континууме... Да, кстати, речь идет о последней книге канадского писателя — «Квантовая ночь» (как всегда благодарности Слободяну за очередной качественный и добровольный перевод).

«Квантовая ночь» — это «Факторизация человечности», только если из нее убрать суть сагановского «Контакта», своеобразным ремейком которого она является, и добавить вместо нее политического триллера со спасением мира от нового Карибского кризиса, который, вот те на, можно назвать Канадским. И на самом деле, я не утверждаю, что это плохо, но вот вышло несколько... Несколько лоскутно и не ахти как ровно. Именно в плане восприятия всего материала «Квантовой ночи», а не связок в сюжетных линиях самого текста. Просто в итоге, по прочтении романа, мне трудно сказать, о ЧЕМ он именно-то повествовал. Ибо, да, теория двухпалатного разума, которую, видимо, очень популярно упоминать среди канадцев (хотя она в принципе становится все более популярной, и, на самом деле, мне симпатична, в следствие чего я жду перевода теоретической работы «Возникновение сознания в процессе краха бикамерального разума»), сойеровская фантастическая идея фикс, так сказать, о квантовой взаимосвязи всех людских мозгов и другие вещи. И в качестве популяризации научных идей «Квантовая ночь» — крайне удачная книга. Узнал и для себя кое-что новое. Но вот литературная составляющая слабее, чем бывает у Сойера. Хотя главный герой, Джеймс Марчук, вышел и прописанным, и интересным. И да, сюжет, между прочим, не обошелся без клюквы!.. Тьфу, не клюквы, а пророчества. Надеюсь, не (само)сбывающегося. Видимо, Роберту уже известно, кто победит на наших ближайших выборах снова... Ой, спойлер.

Подводя некий итог потока мыслей выше, заключаю следующее. «Квантовая ночь» мне понравилась. Хорошая книга, с добротной популяризаторской стороной. В этом плане поработал автор на славу. Но сюжет и вся литературная суть текста — ну, не знаю, лично для меся остались не до конца осмысленными. Я не увидел там ключевых идей и авторских замыслов посреди его фантастических допущений. Антивоенщина имеется, но появляется лишь под конец, и куда девать тогда большую часть книги? Вышло не совсем доработано, как мне кажется. Обертка есть, а вот сути, к сожалению, маловато будет. Но не читать и не обращать внимание из-за этого на очередное творение Сойера лично для меня — греху близко. Так что поскорее идем проверять на коллайдере с применением технологии для анализа движения ваших глаз кто вы — психопат, нормальный человек или один не мало известный философский эксперимент?

В младшей и средней школе, да и до школы вообще, обожал читать (или слушать, касательно дошкольного возраста) легенды и мифы разных народов. Осилив и более-менее закрепив классические античные греко-римские, скандинавские и остальные наиболее известные из них, в наиболее удобоусваиваемом варианте, я с интересом открыл для себя чуть позже иные этнические сказания. В школьной библиотеке стояло несколько томиков-сборников сказок-мифов по их географическому происхождению, и именно тогда я узнал об удивительных историях происхождения мира по мнению племен Океании и Африки. И о боге-пауке Ананси, который был настолько древним, что его собственного отца пришлось похоронить в его хитрой и очень мудрой голове.

И роман Нила Геймана «Дети Ананси» как раз и посвящен колоритной мифологии родом из Западной Африки. С континента, откуда не только вышло все человечество в виде многочисленных миграционных волн по мнению ученых мужей с их чистым, лишь знающим, а не верующим, разумом, но и откуда, по мнению тамошнего народонаселения, вышли Истории. А богом историй, где слушатель преклоняется не перед страхом и охотой, а перед Хитростью, Ловкостью мысли и слова, Юмора и Остроумия, как раз и является восьмилапый хитиновый Ананси. Африканский трикстер, один из самых древних богов, смешной и умный, словоохотливый и довольно семейный...

Но книга Геймана, которая расширяет границы вселенной, положенной в «Американских богах» (при том же расширяет не только засчет интегрированной африканской мифологии, но и с помощью новой информации о сложности иерархического мироустройства данного мира, в котором, видимо, люди — далеко не первые существа, которые придумали рассказывать Истории и верить в них), не о самом пройдохе Ананси, а о его ребенке. Детях. *Тут уж вам решать, кхм* И, казалось бы, рассказываемая история крайне шаблонна в своей сути. Предсказуема, заштампованная... По сравнению с «Американскими богами», во всяком случае, именно такое впечатление и создается. Но лишь поначалу. Да, первая книга цикла, безусловно, серьезная, захватывающая, эпичная, с интересным поворотом сюжета, который Гейман умело завернул в виде пары-тройки фраз-намеков. Но в «детях Ананси» он же умудрился сделать из романа-шаблона красивое с отменным юмором повествование, в котором место найдется не только для закономерного с самого начала хэппи-энда, но и для нескольких интересных сюжетных разворотов. И, в отличие от тех же «...богов», в «Детях...» все герои, все персонажи получают должное раскрытие и живость. Даже второстепенные, в отличие от в который раз упоминаемой книги (все-таки там единственный герой — Тень Мун).

«Дети Ананси» — отличное, незатейливое, легкое, красивое и смешное дополнение для полидиаспорнобожественной геймановской книжной вселенной. Что-то вроде романа-фильма, который, думаю, и экранизировать можно будет гораздо проще, нежели основную книгу цикла (при том же именно в виде фильма, для которого оригинал с линейным повествованием уже является готовым сценарием). И с которого, как мне кажется, можно, собственно, начать знакомство с этим миром. Хотя особой разницы лично для меня между «Американскими богами» и «Детьми Ананси» нет. Ведь какая разница, с какого конца одной палки начинать? Все равно в итоге познать мир богов-мигрантов, работающих таксистами и гробовщиками ради веры в американскую мечту (а тут зарыт панчлайн), стоит обязательно.

ПС. И про яркий, стильный, местами (и, извиняюсь за тавтологию заранее) очень к месту трешовый и сюрный, не потерявший основную смысловую колею книги, недавно вышедший сериал тоже забывать не стоит. Обязательно узрите гениально сыгранного Иэном МакШейном Мистера Среду и еще больше самых разных богов с их возможным ребрендигом под запросы нашего крайне потребительского мира.

В свое время «Мир-Кольцо» Ларри Нивена, найденный чуть ли не в подготовленном ящике для утиля в одной городской библиотеке, когда я только начинал свой путь познания огромной и неизведанной страны чудес под названием Фантастика, довольно сильно впечатлил меня. Роман неким шедевром для меня не стал, но что его, что последующие сиквелы оригинальной истории изучения и странствий по удивительной вариации Сферы Дайсона из «Освоенного космоса» я читал с упоением. Ибо эти прекрасные и необычные пейзажи кольцеобразного мира с копиями-континентами из других миров, человекоподобные виды, Защитники и вампиры, Древо Жизни, тайна Строителей и происхождения нашего вида, Кзины и Кукольники просто не могут не впечатлять и нравиться поклоннику космической НФ.

Чуть позже даже большее впечатление на меня произвело уже совместное произведение Пурнелла и Нивена «Мошка в Зенице Господней» и сопутствующие этой книге продолжения. История расы ассимметричных пришельцев со странным физиологическим циклом, который делает их при любом уровне технологического развития замкнутыми в Мальтузианской тюрьме собственной планетарной системы, и их Контакт с человечеством, которое владеет ключом к решению этой проблемы — сверхсветовыми перелетами разыграла во мне больший интерес, чем более-менее вторичные путешествия по Миру-Кольцу, чьи тайны разгадываются слишком долго. И хоть у сольного творения Нивена есть еще такой положительный момент, как запоминающиеся главные герои (чего у «Мошки... нет), повествование о судьбах двух инопланетных рас и выборе одной из них понравилось мне больше своей фантастической проработанностью. Конечно, подразумеваются именно Мошкиты и именно их историко-биологические Циклы.

И вот, спустя год или более откладывания прочтения, совсем недавно я дочитал «Чашу небес» Нивена и Бенфорда (с сольным творчеством последнего из данного писательского дуэта я вообще не был знаком — все опять же лишь в планах, довольно далеких), некоторый синтез идей циклической расы и астроинженерного, нетривиального и нового, объекта. Вместо Мошкитов — Пернатый (Птичий) Народ, а вместо Мира-Кольца — Мир-Чаша аля Звездокорабль, а также новая история, новый сюжет, лишь в мелочах сходный с чем-то ранее виденным в произведениях выше.

Итак, перед нами случайная встреча человеческой экспедиции на корабле «Искатель солнц» с первым в истории людской расы артефактом инопланетной (явно) сверхцивилизации и, собственно, разумными инопланетянами. Но как всегда все оказывается не так просто. Колонизационная миссия экспедиции людей под угрозой из-за непредвиденной остановки своего судна возле срезанной на половину Сферы Дайона, чью чашеобразную тушу несет вперед хитрым способом «пришвартованная» звезда и исходящий из нее поток плазмы. Небольшой пробужденный от криосна отряд сначала попадает в плен на Мире-Чаше, потом сбегает из него, потом понемногу знакомится с местностью и ее экосистемой, строят предположения и под конец встречается с иными пришельцами, настроенными чуть более положительно к людям, нежели Пернатый Народ. Несколько резко оборванная линия повествования явно намекает на то, что со своим сиквелом «Чаша Небес» представляет единый роман, чей разделенный сюжет, конечно, интересен... Но вот герои выходят просто функциями, почти как в «Мошке...». Я даже не особо обращал внимание на имена во время прочтения (максимум запомнились капитан Редвинг, Клифф и Бет). Да и главы с ними я читал довольно бегло, в отличие от глав про Пернатый Народ от самого Пернатого Народа — от персонажа по имени Мемор (можно адаптировать как «Вспоминающий»/«Помнящий», который постепенно становится «которой», то бишь «Помнящей» и «Вспоминающей»).

Ее рассказ о себе самой, событиях, разворачивающихся с приходом людей (с ее стороны), описанием расы Пернатого Народа и быте Мира-Чаши был для меня самой лакомой частью всего произведения. Да, их кастовое общество (Меморы, Наблюдатели, Астрономы, Танцоры, Инженеры, Фермеры, Ученые, Чашемастера, Глубокомысленные, Хранители и др.) со сложной иерархией и запрограммированной физиологией сменой пола роднит их с Мошкитами, но все же их кастовый диморфизм выражен менее чем у вида, созданного совместными усилиями Пурнелла и Нивена. Да и катастрофических Циклов с окончанием в виде перенаселенности и гибели цивилизации у Птиц нет. Тем более они обладают еще и одной интересной особенностью, также биологической. Их мозг, видимо, не имеет разделения на полушария, в отличие от людей, а бессознательное с сознанием представляет у них единое целое — Сверхразум. Правда, в Сверхразуме все равно наличествует Подразум (птичий аналог нашего бессознательного) и может играть самостоятельного игрока, но в составе единого разума (сознания?). То бишь их строение разума напоминает, насколько мне понятно, разум первобытного человека по теории двухпалатного разума, только с оговоркой на то, что отношения между несколькими разумами/сознаниями строятся не по вертикали, а по горизонтали. Из других особенностей можно выделить более биологическую, нежели технологическую направленность их цивилизации, а также то, что Птицы отказались от циклов и всего прочего, связанного со временем. Т.е. они давно перестали вести какие-либо отсчеты и хронологии.

Итак, уже очень и очень продолжительное время, возможно, десятки миллионов лет, Пернатый Народ, который является главенствующим на Мире-Чаше (так, во всяком случается, кажется, но являются ли предки Птиц Строителями или Основателями этого мира — вопрос; в этой части появилось предположение, что они могут быть эволюционировавшими потомками земных разумных динозавров, но некоторые детали из текста, вроде происхождения Сверхразума, отсутствия у Пернатого Народа подтвержденных теорий собственной родословной и упоминание Открытия, делают данную версию, да и вообще вариант равенства Птиц и Строителей, сомнительным), странствует по Млечному Пути в Вояжах на Целевые Миры. Находя обитаемые разумными и не очень видами планеты, Птицы производят Усыновление и подправляют генетику Усыновленных под условия Мира-Чаши, как было с живыми дирижаблями и змеепальцами. Или с Народом Сил (отсылка к Кзинам?), который был одним из немногих в долгой истории Звездокорабля «захватчиками» (самостоятельно прилетевшими на Чашу космическими инопланетянами в исследовательских и колонизационных целях). И теперь возникли новые захватчики. Люди. Которые, как и Чаша, следуют к Глории, потенциальному новому дому землян, вблизи коего замечены странные гравитационные волновые потоки. Доберутся ли человеческие герои-посланники до своей цели? В чем истинная цель Создателей Чаши? Кто в действительно ею управляет? Откуда происходит Пернатый Народ и как он в реальности связан с астроинженерной конструкцией, на которой проживает и командует? Насколько опасны для Мирового изобилия и священной для Птиц стабильности люди и как сильно они изменят баланс сил на Чаше? Какими будут Последние Миры и с чем в итоге придется столкнуться героям Нивена и Бенфорда?

Отличный научно-фантастической роман, который навевает той самой старой-доброй гуманитарной НФ. Коей осталось уже мало... Тайны и загадки, удивительные нечеловеческие цивилизации и громадные искусственные машины звездных масштабов — все это найдется в «Чаше небес».

В очередной раз убеждаюсь, что «Мемориальную премию Джона Кэмпбелла», которой были отмечены произведения Уилсона, Игана, Кэтрин Норт и других сильных авторов, кому попало не выдают. Роман Леви Тидхара «Osama» («Усама»), одаренный пусть и поощрительным вариантом этой премии, исключением для меня не стал. Абсолютно не пожалел, что среди возможных книг для прочтения на днях выбрал среди романов Роберта Ч. Уилсона, «Чаши небес» Нивена и Бенфорда и «Бесконечного Космоса» Бакстера именно данную работу, которая меня давно заинтересовала.

По сути, перед нами современная интерпретация «Человека в Высоком Замке» Филипа Дика. Те же самые «диковские» игры с реальностью и иллюзией, истинностью/ложностью окружающего мира, роли сознания в этом и выборе человека. Снова появление книги об иной реальности в иной реальности, только на этот раз аж сразу целой серии политических альтернативно-исторических триллеров «Мститель», автор коих некий Майкл Лонгшотт, а главный герой в них — Усама Мухаммед бен Ладен (при том же здесь он далеко не архизлодей, а совсем наоборот). Странный, но не слишком альтернативный мир, где определенные события Второй Мировой Войны пошли несколько иначе, сохранив, к примеру, Азиатскую зону сопроцветания. В этом мире частному детективу Джо предстоит найти создателя этих самых книг, завоевавших популярность и культовость у масс. Ему предстоит пройти через несколько городов и часовых поясов, угроз своей жизни и дым опиума, чтобы в итоге не только найти здешнего Человека в Высоком Замке, но и понять природу собственного мира и самого себя.

Лишь заранее предупрежу, что читателю это будет сделать чуть сложнее, чем главному герою «Усамы». Несмотря на простое и привлекающее своей нуарностью повествование, подсказки, довольно обильно разбросанные по тексту и чуть ли не режущие глаза, а также наличие схожих в идейном плане предтечей данной работы Леви Тидхара (тот же «Человек в Высоком Замке» Дика, «Чапаев и Пустота» Пелевина, «Град обреченный» Стругацких), до конца и однозначно выстроить в голове суть книги не так уж и просто. Финал в определенном смысле открытый. Читатель волен самостоятельно осмыслить прочтенное и сложить все элементы пазла от автора вручную. Ведь смысловых картинок, как и реальностей в книге Тидхара, не одна. Но, скажу сразу, недосказанности писатель оставил в эпилоге побольше Филипа Дика.

Если вас не пугает выше сказанное и необходимость думать, осмысливать и самостоятельно интерпретировать книгу, а также вы не против пролистнуть нео-нуарную версию «Человека в Высоком Замке», посмотреть на Бен Ладена и исламистов не только при помощи речей с зомбоящиков (чувствуется, что издать подобное в стране-борце с мировым терроризмом с американского континента — не благодарная и трудная работенка), погрузиться в «диковские» и «пелевинские» измышления о нереальности реальности, то «Усама» Леви Тидхара стоит прочтения.

Пока из-за недостатка времени отсутствуют новые прочитанные книги, которые будет интересно обозревать и рецензировать, примусь за уже прочтенное и незаслуженно обделенное вниманием. И на этот раз объектом обзора будет роман автора, чьим именем можно обозначить весь прошедший месяц, да и текущий. Ведь именно официально-профессиональные и не очень официальные любительские переводы его творчества стали и самыми частыми, и самыми ожидаемыми для последнего времени. Автор, для которого наконец-то настало время настоящего и полноценного знакомства с русскоязычным читателем благодаря деятельности что любителей, что профессионалов в переводческом деле (за что спасибо и тем, и другим), а также целого ряда неравнодушных в этом плане людей. И да, речь пойдет о романе Грега Игана «Диаспора».

На данный момент для меня это произведение Игана — вершина (во всяком, одна из вершин) его творчества, которое частенько грешило слишком сухими «твердо»-фантастичными, чересчур научными работами без особо интересных сюжета и персонажей. «Диаспора» в этом плане представляет более гармоничный вариант (правильный вариант) по сути типичного творчества Грега, где есть не только достижения современной (на тот момент) науки в физике, космологии, астрономии и математике, но и качественный сюжет с живыми персонажами, необычным миром, который в меру фантастичен и научен. И пусть иногда неизбежны перекосы то в одну, то в другую сторону (чаще в сторону научности, например, в самом начале, когда лично для меня читать описания формирования и возникновения новой виртуальной личности одного из Полисов, часть страниц которого я просто пропустил), главные герои не всегда получаются до конца раскрытыми (например рассказчик, онона Сирота, но вот остальной персоналий, особенно бывший в прошлом плотчиками, вышел лучше), а уровень научности в словарной части иногда зашкаливает (опять же, в «Диаспоре» этого практически нет и у Игана все получается донести вполне доступным образом), роман получился во всем остальном великолепным. Все-таки Одиссея через звезды и иные мерные Вселенные за знаниями и их обладателями, мир разделенного человечества, сами параллельные другие мерности — все это получилось на славу.

В итоге имеем отличный роман Игана, в котором пропорции фантастики, науки и литературной составляющей распределены равномерно и разумно. Это делает из «Диаспоры» достойный образчик «твердой» фантастики на грани «гуманитарной» (либо наоборот) с интересным сюжетом и героями, прекрасными пейзажами иных миров и их обитателей. А также данная книга является некоторым идейным мостиком к «Лестнице Шильда», с отсылками к Ларри Нивену (процессы в Галактическом Ядре и раса гуманоидов, ставшая неподвижным видом живых существ), с определенными привязками к общей книжной вселенной рассказов из сборника «Аксиоматик» и просто достойной работой Грега Игана.

На этот раз очередной рассказ из сборника «Аксиоматик» Игана, «Сестры по крови» (или «Кровные сестры»), довольно трудно отнести к общему условному циклу (вселенной) большинства произведений, в него входящих. Тут нет ни клонов, ни «Ндоли», ни устройств для перепайки мозгов. Так что даже очень, ну очень условно — нет. Это отдельное произведение об очень недалеком будущем, где произошло одно заметное событие более-менее локального масштаба и одновременно с этим основное фантастическое допущение «Сестер...» — распространение целого ряда болезней из биологической лаборатории проекта «Монте Карло» (отсюда и название самой болезни). Несмотря на то, что массовую эпидемию и возможное решение проблемы с помощью ядерной боеголовки удалось избежать, некоторые штаммы болезней, предки которой искусственным (в некоторой степени) способом появились в американской военной лаборатории, продолжали гулять по миру. Миру, который изменился после проекта «Монте Карло». Один из них достиг главной героини и ее сестры, которым предложили экспериментальный препарат. Только вот поможет ли он им обеим, да и хоть кому-нибудь? Насколько сильные метаморфозы претерпели все сферы общества после биологической катастрофы современности? Не поразила ли болезнь и их?

Рассказ в целом понравился, хоть поначалу и были немножко другие ожидания. Особенно они были связаны с моей первоначальной догадкой происходящего, которая была не верна в корне — я просто забыл, что сестры-то близняшки. Так что версия об их ложном родстве у меня после этого улетучилась. Уже на середине повествования «Сестры по крови» становятся вполне себе произведением в жанре реализма, где Иган обличает некоторые стороны капитализма, не добавляет научно-популярной и фантастической составляющих, но все также играет под конец с двоякими смыслами. Поэтому произведение вышло несколько не игановским, но с узнаваем почерком австралийского писателя.

Рассказ «Learning to Be Me» («Учась быть мною»), как и другой фрагмент сборника «Аксиоматик», «Closer», описывает будущее, видимо, середину двадцать первого века (упоминаются «сороковые годы»), где массово используется технология «Ндоли». Технология, открывшая Человечеству дорогу к бессмертию. Или же к смерти?.. Именно последним вопросом и задается главный герой этой работы Игана, которому, как и многим другим людям с самого рождения, вживили «жемчужину» («алмаз»/«камень»); запустили в его головном мозге механизм по копированию информации органического разума на кристаллический носитель, коим и является «Ндоли». И по достижении некоторого возраста ему, как и остальным людям с «Ндоли», удалят непрактичный и смертный сгусток нервных тканей в черепе, заменив ее функциями командами прямиком из «жемчужины», которая должна быть точной копией сознания утраченного оригинала. Но так ли похожи записанная личность в «Ндоли» и «я» из мясного разума? Действительно ли после процесса/операции по «переключению» человек остается человеком, или его истинная суть отправляется вместе с вырезанным из головы мозгом в последний путь? Где проходит грань между человеком и записывающим его личность устройством? Грег Иган, ставя подобные интересные и важные вопросы касающиеся цифрового бессмертия (сходные также с юмористическим рассказом Станислава Лема «Существуете ли вы, мистер Джонс?») вовсе и не собирается отвечать на них в своей книге, отделываясь от гнева читателей довольно неожиданным поворотом сюжета, который кое-что все-таки и объясняет.

«ВСЯ НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА — ПОЛИТИЧЕСКАЯ» (из интервью с писателем-фантастом Кимом Стэнли Робинсоном)

Научная, особенно социальная, фантастика почти всегда передает нам вполне земные сюжеты и проблемы в фантастическом антураже. Не важно, каком именно; происходят действия на других планетах в далеких звездных системах, в доисторическом прошлом или небывалом будущем, в альтернативных версиях нашего собственного мира или еще где — почти всегда это правило соблюдается. Например, те же романы, рассказы и повести братьев Стругацких — своеобразный эталон социальной фантастики. Иногда социальная составляющая уступает свое место, ну, либо перемешивается, с политическими нотками. Здесь можно вспомнить и самый что ни на есть политический памфлет вроде «1984» Оруэлла, который и является таковым больше, чем фантастикой (не заметить параллели во всех этих доведенных до абсурда абсолютных соц-тоталитарных государствах со старой-доброй «Страной Советов» очень сложно, особенно когда сам автор вполне себе открыто об этом заявляет), и менее пропитанный политикой роман Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту», в котором все-таки элемент политичности возможно заметить. Но говоря о книге Ле Гуин, открывающей «Хайнский цикл», романе «Обделенные», мне трудновато сказать, чего же здесь больше.

Опять же, идя путем поиска аналогий описанного в произведении и земных реалиях и истории, можно найти много чего общего. Понятно, что за Советом Государств кроется ООН, за А-Ио — Соединенные Штаты, за пейзажами столицы А-Ио (Нио-..., уже и не помню точно) — Нью-Йорк. С литературными «альтер-эго» Советского Союза все чуть посложнее — кроме явного аналога такового на Уррасе в виде «государства Ту (Тху)», сам Анаррес во многом также на него походит. Тут и распределение рабочих масс имеется, и свой «железный занавес», и распространение революции, и консервативность вместо с цензурой, идеология-пропаганда вместе с провозглашенными свободами, которые далеко не всегда соблюдаются, и массовые суперстройки, и психбольницы для инакомыслящих, и много, много чего еще. Но Анаррес, конечно, идеализированный вариант Советов, безвластный и по-настоящему свободный, «будущее Урраса», идеал анархокоммунизма (здесь — «одонианства») и того, что крестьянские и не только массы в нашей Революции 1917 года именовали «утопией». Но не зря Ле Гуин, с таким трудом занимаясь проработкой структуры Анарреса, ее реалистичностью, дала «Обделенным» дополнительное название в виде подзаголовка — «An Ambiguous Utopiа», «двуликая Утопия», ведь есть на луне Урраса (или Анаррес его луна... Вообще строчки о том, что «кто-то также сейчас сидит на Луне и думает о нас, как о своей Луне» заставили меня вспомнить «Иной свет, или Государства и империи Луны» де Бержерака) свои проблемы. Главная из них, разумеется, внутренняя подчиненность внутри современных одониан, которые тем самым и уменьшают свою свободу; усиление коллективного начала вместе с ослаблением индивидуального, что приводит к централизованности власти. И к самой власти, собственно. Ну, я бы еще вспомнил активную сексуальную жизнь у детей и подростков, но да ладно. Это ведь литературная вселенная, и в какой-то мере взгляды самой Ле Гуин (кроме анархокоммунизма не углядеть феминизм и борьбу за сексуальную свободу трудно).

Но под открыто политической оберткой скрывается и основная идея романа, его социальная и в чем-то социально-политическая составляющая, которое можно описать одним словом — «стена». Оно и появляется что в мыслях главного героя книги, Шевека, что из уст других героев, что из авторского начала в тексте неоднократно. Уже первые строчки «Обделенных», об анарреской стене вокруг космопорта, «которая либо делает сам Анаррес тюрьмой, либо окружающую его вселенную таковой», говорят об основном посыле романе — поиске свободы, ее сути и цене, методах, с помощью которой ее можно добиться; видах самой свободы. Ведь существует на страницах романа не только анарреская стена, которую можно сравнить со стеной Берлинской (в принципе, это и есть ее аналог в романе) и вообще системой «железного занавеса». Есть и внутренние стены, находящиеся внутри душ жителей двух Лун, что их очень роднит. Это и моральная стена, и идейная, и имущественная. Опять же политическая, религиозная, национальная. «Стенами», границами, огорожены и государства Урраса, и его населения. Главным образом, это, конечно, стена взаимопонимания. Стены существуют между мирами, человечествами (чем-то напоминает подобная трактовка «В круге первом» Солженицына, его размышления о выборе между человечеством в целом и патриотизме в частности. В романе Ле Гуин рассуждения подобного рода о «круге в круге» играют немаловажную роль и составляют еще один дополнительный смысл), звездами, внутри самой Вселенной, в сути Времени. И человеческая мысль пытается преодолеть эту космологическую стену, найти способ межзвездного перемещения, на что может положительно или отрицательно повлиять Теория Одновременности Шевека (ее описание похоже на Теорию Струн и идею Теории Всего; первая как раз в начале 70-ых и появилась). Но вместе с этим Шевек хочет, чтобы его народ, народ Урраса и другие человеческие миры преодолели свои внутренние стены, дабы достичь свободы в пространстве, времени и взаимопонимании. Возможно, что это у него в итоге и получается.

В итоге второй прочитанный роман из «Хайнского цикла» Урсулы Ле Гуин меня очень впечатлил (возможно, лучше понять его и настроиться на прочтение мне помог недавно осиленный мною «Третий Меморандум» Куркова, с теми же размышлениями и социально-политическом устройстве). Интересное чтение с миром, так сильно похожим на наш собственный. Не могу сказать, что он шедевриален, но «Обделенные» определенно являются жемчужиной в своем жанре, хотя бы из-за интересной попытки перенесения быта земного в иноземное пространство. Понравился роман мне, повторюсь, больше «Толкователей»; свою роль в этом, наверное, сыграло отсутствие четких акцентов в сторону поддержки той или иной политической идее Ле Гуин в сюжете и не столь ярое зацикливание на вопросе о сексуальной свободе. И в заключении, конечно, хочется надеяться, что, несмотря на разрушение Берлинской стены спустя 15 лет после написания романа, падение «железного занавеса», соцблока и Советского Союза, взаимопонимание достигнуто на Земле не было (скорее уж наоборот: общество раскололось еще сильнее), все-таки, когда-нибудь, но разрушение стен, о котором мечтал Шевек, свершится.

Дочитал трилогию Бакстера и Кларка «Одиссея времени».

Да, признаюсь, я падок на фантастические романы с оригинальным сеттингом, концепцией мира, особенно в виде циклов, как и данные три романа. Точно так же я приметил другой совместный проект Стивена Бакстера с Пратчеттом «Бесконечная Земля» — чтобы там не говорили, интересная вселенная с очень неплохими основными идеями, которые дают широкое поле на развитие фантазии двух авторов в своих текстов. Другое дело уже некоторые минусы данного проекта, а так же то, что его создатели почему ограничивают себя в широте фантастической мысли. Последнее особенно и сильно в этой некосмической, временной одиссеи.

Видимо, Артур Кларк, склоненный в последние годы старостью и треклятой болезнью, решил не только расширять из «ростков романов» (рассказов, повестей), собственно, сами романы («Песни далекой Земли», «Молот Господень»)П понимая, что «результаты подобного расширения» далеко не настолько удачны как «ростки», Артур стал заниматься и развитием уже имевшегося материала — вторгаться в свои персональные циклы и придумывать в них что-то новое. Ну, или высасывать из пальца. Таким образом и появились на свет продолжения «Рамы» (которые не сказать, что прямо очень были необходимы), заключительный роман «Космической одиссеи» (который не был лишним), «За падением Ночи» (роман-продолжение черновика «Города и Звезд») и многочисленные средненькие самостоятельные романы в соавторстве. Но одна серия книг привлекала Кларка особенно сильно; вселенная, которая постоянно призывала к себе своим широким простором для мысли и идей, но уже, правда, завершенная по своему внутреннему смыслу — «Космическая одиссея». И тут приходит неплохое решение, которое могло бы положить начало для нового цикла со своим оригинальным и интересным миром. А для такой кропотливой работы как раз нашелся прозорливый, но не бесталанный автор НФ Стивен Бакстер, который, видимо, многое вынес из участия в данном проекте для своего будущего дуэта с Терри Пратчеттом.

Так что, как бы там ни было, на свет появился хроно-аналог для четырех книг о встрече Человека с Сверхцивилизацией в космосе — «Одиссея Времени», из которой реально было интересно читать лишь первую ее часть. Да, к сожалению, из-за каких-то страхов, или издательских рамок, собственных или черт знает чего, вышла слабоватая трилогия без особых интриг и не самых интересных персонажей (тот же Джошуа Валиенте и многие другие герои «Бесконечной Земли» оказались гораздо интереснее Байсезы, или как там зовут героиню этих романов?). Опять же, повторюсь, лучше всего получилась первая книга и часть третьей, где речь шла о лоскутном мире под тавтологичным названием «Мир», где сплелись разные эпохи нашей старушки Земли (хотя и в наборе этих темпоральных кусочков можно было бы быть посмелее). Основная идея Перворожденных, «древних санитаров Вселенной», вышла далеко не оригинальной, а как интрига все их мотивы и они сами с треском провалились — сами авторы как-то быстро забили на это и выпалили все практически сразу в «Оке времени», повторяя потом одно и тоже из книгу в книгу, не добавляя ничего нового. Надежда на появление чего-то нового и интересного могла бы появиться в «Перворожденном», ан нет — опять же, сами Кларк и Бакстер на все подзабили и вместо эпического произведения о битве Молодой и Древней жизни вышел среднечек с крайне скомканным концом с какими-то Последышами, о которых нам почти ничегошеньки и не сказали. Сами смыслы «Одиссеи Времени» в заключительном романе совсем затерялись и стало не понятно, зачем все это создавалось.

В итоге мы имеем три книжки более-менее среднего уровня, у которых был неплохой потенциал стать уровнем если уж не выше, то вровень с «Космической одиссей». Возможности эти авторы упустили, зациклились на совершенно иных аспектах и акцентах, забив на основное свое преимущество — «Мир». Ну и на все остальное. Зато любимые Кларком космические лифты имеются. А так, в принципе, и все.

Семь баллов для всех книг в общем. Неплохо сделано, конечно, но специально читать с надеждой найти интригующий новый мир для себя — не стоит.

При прочтении «Волны гасят ветер» в голову приходит другое возможное название для этого романа и, перефразируя Стругацких, звучит оно так: «Ужасно быть богом».

Конечно, другой ассоциации прийти на ум и не может. И в «Трудно быть богом», и в данном произведении можно наблюдать тему прогрессорства, только если в первом случае прогрессорами выступают земляне, в «Волнах» их заменяют Странники. Но здесь уже не люди направляют «на путь истинный» людей, а совершенно другие существа, даже сущности, целая сверхцивилизация занимается этим. И уже из самого вступления романа становится понятно, что «монокосмов», постлюдей, познать и понять, в отличие от земных людей, невозможно. И в этой их нечеловеческой необъятной божественности состоит причина ужасноти происходящего.

Перед нами — картина становления сверхчеловека и падения Человека разумного и его грез. Выйдя когда-то из пекла мировых войн, объединившись, улучшив себя и своей мир, создав практически идеальное утопическое общество, где каждый может найти себе свое место и, наконец, открыв звезды, человечество решило помочь своим гуманоидным братьям в их бедах, взяв на себя роль Прогрессоров. Не обходилось без бедствий Саракша и Арканара, но даже в очень разных социально-исторических обществах у прогрессоров-землян и «прогрессируемых»-туземцев, несмотря на огромную этическую пропасть, была возможность понять друг друга, был шанс установления одного уровня в моральном шкале. Но со Странниками так не выйдет — у нас разные шкалы, если слово «мораль» вообще применима хоть к чему-то в них.

Разумеется, люди Полдня боялись и оттого иногда и ненавидели, желали уничтожить угрозу, исходившую из неизвестных просторов Вселенной. Даже они — всего лишь люди, с физическими и умственными улучшениями. И им довелось столкнуться с теми, кто по-настоящему разделил Человечество на тех, у кого есть божественно-чудовищное будущее, и на тех, у кого не может быть дальше ничего. Последними оказалась большая часть людей Земли и колоний, способные лишь существовать в море других миров, засеянных Странниками семенами людского рода. Случилось то, что происходило в «Странном Джо» Стэплдона, саймаковском «Что может быть проще...» и других произведениях подобного толка. В том числе, к примеру, в крайне схожей с созданной Стругацкими вселенной Йена Бэнкса — «Культуре», где имеет место схожий трансцендентальный переход — Сублимация.

Как к этому относиться? Решать нам, но «Волны...» за данную проблематику занимают почетное место среди таких же гигантов столкновения человеческого и нечеловеческого.

Вот и прочитана первая часть огромной и пустынной Вселенной Фрэнка Герберта — «Дюна».

«Дюна» — это не просто один из столпов фантастики, как я люблю говорить, но и классика мировой литературы.

«Дюна» — это великолепно проработанный мир космическо-феодального будущего, где такие, в наше время, уже заштампованные термины вроде «восстания машин», «Империи Человечества», «создания сверхчеловека» сплетаются воедино и приобретают уникальный вид, создаваемая один из величайших НФ-романов в истории, известный с пометкой «must read» каждому ценителю жанра что на Западе, что у нас.

«Дюна» — это мир красивого языка и образов, многочисленных слов и понятий, связанных с нашим Ближним Востоком, что придает всему миру «Дюны» дополнительный колорит, добавляя к общему мифоэпическому фону новые детали.

«Дюна» — это планета Арракис, удивительный и самый неприветливый мир Человечества на момент событий романа, который, тем не менее, играет самую главную роль в судьбе межзвездной расы с Земли. Уникальная экология, природа и будни планеты, ее поразительный народ, фримены, коренные обитатли планеты — Песчаные черви — все это потрясает воображение и делает из неприглядного на первый взгляд мира-пустыню один из самых великолепно описанных научно-фантастических пейзажей.

И наконец «Дюна» — это произведение о людях, которые пытаются бороться со своей Судьбой; доказать миру и себе, что и предназначения можно избежать, что нужно создавать собственный Путь и бороться с теми, кто тебе это мешает сделать. Это история борьбы за личную свободу и свободу всего Человеческого рода и сложного выбора в занятии стороны в противостоянии Судьбы и Собственной Воли. Но это же и рассказ о том, чего стоит выбор в пользу и того, и другого.

Все это и делает «Дюну» романом с красивым миром, смыслами, философией, персонажами, религиозной и политической тематикой.

Напоследок хочется сказать, что перед прочтением мне удалось посмотреть сериал-экранизацию 2000-ого года, которая, как по мне, вполне достойно вобрала в себя суть и дух романа, придала персоналию произведения актерские образы, которые. надо сказать, подобраны вполне себе хорошо. Хочется отметить, что сценаристы опустили или же наоборот добавили кое-что новое в обработанную версию книги (например, убран такой персонаж, как герцог Ферсинг, а принцессе Ирулан уделено больше внимания; Чани с Паулем прибавили пару годков), что ни чуть не портит, а лишь добавляет плюсов сериалу.

Произведение автора, которое можно поставить в один ряд с такими же его сильными работами, как незабвенный роман «Пересадочная станция», «Город» и столь же легендарные творения Саймака. «Вся плоть — трава» прекрасно впишется в этот пьедестал.

И как всегда, перед нами — американская глубинка, обычный парень, который вынужден стать центром в гуще развернувшихся событий вокруг его родного городка; тут и не совсем нормальный, с человеческой точки зрения, мужчина, обладающий даром телепатии; и, конечно же, пришельцы, пришедшие к нам из другой Реальности, крайне необычные и с подобающими им целью.

Не обойдется без купола непонятной природы (на самом деле — временной), покрывшего собою ту самую американскую глубинку (предшественник «Под куполом»?), концепции множественных земель из «Кольцо вокруг Солнца», ну и кое-что из «Необъятного двора» все того же Саймака — эти идеи, слившиеся в один сюжет, и создают «Все живое» или «Вся плоть — трава», роман, который наполнен атмосферой чего-то светлого и того, что делает самого автора уникальным. Ведь никто, кроме него, так и не сказал, что люди особенны не из-за своей науки, технологий ил еще чего-то искусственного, а, например, из-за чувства к прекрасному и любви.

Трилогия неоднородная, необычная — как уже сказали, явление, событие в современной фантастике.

Не изобилуя научными терминами, что является, для некоторых, изъяном новой волны (Уоттс, Рейнольдс, Бактер), романы не являются «ненаучными» — очень даже наоборот. Современная, но твердая фантастика.

Ну-с, а далее — довольно много подробностей о второй и третий книгах, так что не советую читать дальше мой комментарий нечитавшим.

Первую книгу прочел в прошлом году, этим же вечером — две последние в электронном варианте. Да, как уже тут говорили, истинным бриллиантом цикла, конечно, является сам «Спин» — первая часть трилогии, с более живым сюжетом и героями, произведение, уже дающее кое-какие ответы на уже появившиеся вопросы, заставляющее читать нас и «Ось», и «Вихрь». И вот, десять лет по хронологии цикла спустя, происходят события, описываемые в «Оси». Не могу сказать, что роман такой же живой, как и первый — уступает в очень многом, плюс, полюбившиеся герои из первой части здесь не появляются (точнее, герой — Тайлор), но прочитал его довольно быстро и легко, надо заметить. Интересны были подробности об остатках гипотетиков, искусственности Экватории. Плюс, в принципе, основные ответы, уже мелькавшие в первом произведении, всплывают и здесь, так же в конце произведения. Ну, и наконец, третья часть. Уже с самого начала повествования многое вводит нас в тупик, из-за расхождения с аннотацией и жанровой классификацией от фантлаба. Но это лишь на первый взгляд. Присутствие якобы хронооперных элементов, иначе говоря, свидетельств передачи информации из будущего в прошлое лишь кажущееся, или же частично соответствующееся истине. Мы видим новых героев с Земли, которые, оказывается, опять же, стоят хронологически раньше «Оси», меняют жизнь молодому Турку — главному герою как раз-таки «Оси» и немного «Вихря». Потом, после истории плавучего архипелага Вокс из далекого будущего, узнаем истинную природу гипотетиков и их цели, уже мелькавшие в первом и втором произведениях. Еще чуть позже наконец-то можно понять все неясности устройства сюжета третьего романа, судьбу гипотетиков, их новое и интересное предназначение (вообще, сами гипотетки очень перекликаются с себе подобными из «Опоздавших» Брина), судьбу Айзека и всей Вселенной. Это сняло с меня грусть, пришедшую от описаний остывающей галактики (концовка, так что, перекликается с «Городом в конце времен» Бира и многих других авторов — многомерность с квантовой вариативностью теперь излюбленные темы многих авторов).

Да, как уже неоднократно писали, «Ось» — довольно скучный роман, но крайне важный в сюжетном плане. «Вихрь» — такой же, но дающий заключительные ответы на волнующие вопросы. Да, да, да — это может быть и не то, чего многие ждали. Да-да-да, первый роман два последних даже в своей сумме не перевесят, но, тем не менее, цикл интересный и захватывающий, пусть и немного разочаровывающий в конце из-за такого сильного начала.

Скажу честно — ожидания от романа были совершенно иными, а осталась лишь разочарованность.

Это мое первое и не последнее знакомство с Уоттсом — пусть не самое удачное, но, лично мое мнение, что настоящие поклонники жанра должны стать все его грани, в том числе и пейзажи (уже которой?) Новой Волны Западной НФ, ее лики. Из них хотелось бы сильнее всего углубиться в Рейнольдса, дождаться перевода цикла «Ксили» Бакстера...

Про сам роман. Общий его фон — это мир недалекого будущего, окончание 21 века. Вроде бы, описывается именно утопия — мир рядом с технологической сингулярность, ИИ — ну уже почти ИИ, виртуальная реальность — реальность, и большая часть человечества проживает только в ней. Колонии на Марсе и Луне, массовая генная инженерия аля евгеника — само собой... Только этот мир предстоит перед нами в абсолютно бесчеловеческих, аморальных красках — и не из-за рассказчика/главного героя, потерявшего половину мозга. Это само общество потеряло человечность, положило ее на алтарь прогресса. Такое вот будущее а не одобряю, не желаю.

Что же до основных идей произведения о «разуме/неразуме», особенности человечества и «интеллекте/неинтеллекте» — в общем повествовании они теряются, и стали явью для меня лишь в послесловии. И, что уж таить, они довольно недурны, но не так автор расставил акценты в ходе сюжета.

Очень и очень специфическое произведение Уоттса. Может, оценка и слишком занижена, но... Продолжение прочту, обязательно, а несколько позже и цикл «Рифтеры».

И опять же, хочется поведать не только об этом, наверное, самом лучшем романе Саймака...

Да, перед нами один, нет, самый лучший роман Саймака, хотя, скажите любому любителю НФ «Клиффорд Саймак», и вам тут же ответят «Город» и «Заповедник гоблинов», хотя, как ни странно, эти романы мне кажутся не самыми сильным. Нет, в особенности второй, читался быстро, легко и с интересом, а вот «Город»... Хотя, тут дело может быть и в том, что я, в некоторой степени, уже был знаком с этим произведением.

У Клиффорда, если говорить о всем его многообразном творчестве, есть, как и любого другого писателя, любые темы, сюжетные элементы: например, история одинокого человека на захолустной американской ферме, иллюзорность, превращающаяся в реальность (хоть в крупных романах это не становилось основной тематикой, но, все-таки, Мастера Реальностей-Нереальностей Дика Саймак обогнал), необычные и странные контакты со столь же странными братьями по разуму, вопрос о человечности и многие другие. Иногда кажется, что автор повторяется с структурами тем и сюжетов, но все и рассказы, и романы по-своему замечательны. Думаю, что никто не сможет найти в творчестве Клиффорда ПЛОХИЕ произведения — да, да, два-полуфэнтезийных романа, понимаю, но и они довольно недурны. Более того, может, мне скажут, что я ошибаюсь, но точно припоминаю, что попадался мне один рассказ Филипа Дика, про корабль первопроходцев, застрявших на дикой планете из-за пожирающих металлы микробов, который, под названием уже «Ветер чужого мира», есть у Саймака... Довольно интересный случай, но, думаю, плагиата здесь нет. Очень уж надеюсь, что ошибка моя.

Ну, а сам роман... «Пересадочная станция», даже не смотря на

Думаю, именно надежда в светлое даже на самой темной дороги и делает этот роман вершиной творчества Клиффорда Саймака.

Самое начало 20-ого века. Антарктида почти не изучена; нету даже научных баз, а Валерий Брюсов уже пишет о том, что самый южный материк может стать независимым, самодостаточным и промышленным государством. А тема с эпидемией тоже развита неплоха, некий предвестник расплодившихся сегодня «зомби-апокалипсисов». Достойный рассказ.

Про роман Энтони Дорра «Птичий город за облаками» сразу необходимо сделать важную пометку. Он явно создавался с прицелом на премии.

Это не плохо. И не хорошо. Это просто факт. А также фактор, определяющий некоторые структурные, содержательные, целеполагания в произведении. «Птичий город...» вообще стоит обозначить как очень мейнстримное произведение. Но в данном конкретном случае это точно не минус, а скорее даже плюс. Потому что перед нами очень крепкий мейнстрим, аккуратно ограненный, выверенный до строчки, с пониманием того, что эти страницы попадут под строгий глаз литературного критика. И пусть я не один из них (что даже хорошо), могу сказать, что старания Энтони Дорра окупились сполна.

По форме повествования и общей архитектонике сюжета «Птичий город...» очень напоминает «Гномон» Харкуэя. Перед нами есть несколько линий повествования в разных местах и временах. В каждой ветке изложения есть свой главный герой (в случае Дорра — пара главных героев), в которых с каждой новой главой все отчетливее и отчетливее просматриваются схожесть и взаимосвязь. И если у Ника в «Гномоне» красная нить сквозь параллельные сюжеты проходит через магию числа четыре и поиска какого-то странного артефакта или изучения последствий от его возможного применения, то у Энтони Дорра центр притяжения и скрепления уз между персонажами заключен в реконструируемых фрагментах античного авантюристско-фантастического романа Антония Диогена. А именно «Невероятные приключения по ту сторону Туле», который для в рамках научно-фантастическо-литературной (де)реконструкции был заново сплетен из реальных фрагментов, пьесы Аристофана «Птицы», романов «Золотой осел» Апулея и «Правдивая история» Лукиана Самосатского и превращен в повесть «Заоблачный Кукушгород». Все главные герои романа так или иначе объединяются в единую историю именно благодаря обладанию этой книгой. Еще из общих мест с «Гномоном» можно выделить наличие некоторой метапозиции, которая хоть и ведется не от лица рассказчика, но как бы признается основной и самой важной для понимания остальных историй. Если у Харкуэя это сюжетная линия следовательницы-детектива из мира брэдберианско-хакслиниаского будущего, то в романе Дорра это роль отведена Констанции в корабле поколений «Арго». Притом в обоих произведениях эта центральная позиция в конечном счете и переворачивается, и некоторым образом децентрируется.

Итак, как именно все ниточки романа сплетаются в одну паутину? И Анна, и Омир, и Сеймур, и Зено, и Констанция — все они в той или иной степени прокаженные в своей эпохе, малой родине, культуре. Анна родилась в низу социальной лестницы умирающей патриархальной Византии. Притом девушкой, без права на свободу и мысль, что в контексте произведения (и в реальности) — суть одно. Омир тоже из низких сословий, босой крестьянский мальчик, с заячьей губой, которые образуют вокруг него кривотолки о проклятии и демонической сущности себя. Сеймур, особенный мальчик, тоже из бедной семьи с матерью-одиночкой, который слишком (слишком ли?) глубоко переживает экологические напасти и неразумность разумных обитателей планеты, из-за чего идет на крайние меры. Зено гомосексуал, выросший без матери, рано оставшийся без отца, побывавший в корейском плену и нашедший себя очень поздно, в постановке с детьми переведенной им пьесы-романа того самого Антония, в ходе которой и найдет свою... Впрочем, неважно. И Констанция. Единственный не парный персонаж, сья непарность как раз и намекает изначально на некую метапозицию. Оставшаяся одна при странных и невозможных для космического корабля обстоятельствах, слишком не похожая на остальной экипаж своим чрезмерно живым воображением и тягой к Земле. И всех их если и не излечивает или не спасает «Заоблачный Кукушгород», то хотя бы дает некий маяк в хаосе жизни и беспросветной гибели надежд. Лучик света, кусочек облачка чего-то лучшего эта странная рукопись всем им передает по-своему...

Возможно, что многие из ходов книги будут более-менее заранее ясны большинству подготовленных и опытных читателей. Разве не понятно, что судьбы Омира и Анны будут тесно связаны? Или что сюжет Антония в итоге в той или иной форме и вариации реализуется в разных ветках сюжета самого «Птичьего города...»? Но Дорр и не думает как-то особо скрывать большинство из последующих шагов в повествовании. Каждая из новых деталей в хронологически предшествующих ветвях единого книжного древа заранее подсказывают, что будет в более поздней по времени романа. Но не это главное. Тем более что пара поворотов и чеховских ружей все-таки смогу хотя бы немного, но удивить и разбавить общий заранее понятный строй книги. Не даром ведь посвящается книга библиотекарям, а Зено на вопрос, а зачем вообще заниматься изучением и восстановлением повести о путешествии в «Кукушгород» отвечает примерно следующее: «вы же знаете много супергероев? Представьте, сколько довелось пережить этой рукописи. Она супергерой не меньший, а то и больший».

И чуть перефразируя Зено, можно сказать, что роман Дорра (как он указывает дополнительно в послесловии) есть ода о разных книгах. А я бы добавил, что это не только ода о книгах, но ода о их читателях и хранителях. Что во многом одно и то же. Главное фантастическое допущение романа — сохранившаяся копия «Кукушгорода» — не стала бы таким уникальным супергероем без других супергероев, более человекоподобных. Анны, Омира, многочисленных переписчиков, библиотекарей и монахов, комментаторов и переводчиков, а также просто читателей, которые от одного века к другому, от одного человека к другому переносят странную историю об Аитоне, который мечтал парить среди небесных птиц за облаками, но в итоге выбрал вернуться домой. И оказался тем самым самым мудрым из людей, повторив часть маршрута Сократа. Эта фанатская книга для фанатов Литературы. С большой буквы потому, что она о всей литературе вообще, о всех книгах, которые живут на бумаге, в нулях и единицах, на острие ручки, в сером веществе ваших и моей голов. Это единственное, что сдерживает хаос османов, военных преступников, космического вакуума, террора и вирусов, а также то немногое, что дарит вполне ощутимую надежду. На то, что мы, как и дурак окаянный, Аитон, после столь долгих метаний по миру все же найдем свой Кукушгород здесь, под облаками, на нашей просторной Земле, и будем менять ее и себя не в худшую, а в лучшую и умеренную сторону.

Кто-то скажет, что это невозможно. Человеческая порода такова, что человек будет нести (само)разрушение всегда, вплоть до конца времен, и не сможет жить в мире и согласии с другими. Может быть, это и так. Но разве это предположение фантастичнее того факта, что диковинная история Антония Диогена уже прожила дольше одной из мировых религий? Пройдя столько рук, костров, чумы и прочих невзгод, она добралась до нас, пусть и преломленная воображением Дорра. Но только в лучшую сторону. Если возможно это, то и в изменение человечества тоже стоит поверить.

«Строгое было время, хотя нельзя сказать, чтобы особенно умное» (из обозначенного романа)

«С недоумением спрашиваешь себя: как могли жить люди, не имея ни в настоящем, ни в будущем иных воспоминаний и перспектив, кроме мучительного бесправия ... И, к удивлению, отвечаешь: однако ж жили!» (оттуда же)

*в данном отзыве вновь фигурируют некоторые политико-исторические измышления, но их самая малость. Честное-пионерское! Но коль лень все читать, можно остановиться на 4 абзаце и перечитать цитаты самого автора, Салтыкова-Щедрина, а еще лучше и его произведения*

Странное дело. Аннотация утверждает, что в представленном романе якобы обнажен «противоречивый период российской истории». Это, разумеется, мое сугубо личное мнение, и придираться к словам плохо, но представьте следующее. Есть вы и иной человек на каком-нибудь далеком островке в океане. Вам необходимо работать (делать что-то), дабы выжить. Вам обоим. Но вот только этот последний приводит в жизнь такой план работ: всю физическую работу делаете вы, а он забирает 90% плодов вашей деятельности. Скажите, вы воспримите это как нечто противоречивое, двояко понимаемое, неоднозначное? Думаю, при таком примере все вполне ясно, а теперь растяните одинокий островок в безбрежных водах до большой России, а двух человек помножьте на десяток-другой миллионов. Вот и выйдет «противоречивый период». Заключительные десятилетия верховенства крепостного права в Российской империи глазами поместного дворянства, то есть помноженного на миллион или чуть больше островитянского ублюдка-господина... А теперь, наконец, к самому труду Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина».

«Пошехонская старина» — безупречный пестрый набор сцен из жизни Последнего Поколения, простите за помпезность. Хотя не последнего и не потерянного поколения, а потерявшего. Потерявшего Крепостное Право. Только одни потеряли возможность властвовать в 1861, а другие обязанность подчиняться этому владычеству. Вопрос, пошло ли это на пользу последних — тема отдельная, и Михаил Евграфович не обязан ее рассматривать в произведении, цель которого осветить перед читателем последние лета Крепостной России и житие тогдашних сильных мира сего. А оно было, как ни странно, далеко не всегда светлым и счастливым, ведь рабовладельческая система не приносила всем ее управителям удовлетворение и уж тем более счастье. Что уж в таком случае говорить о тех, кого система угнетала, кого перемалывала и переваривала для своего существования? Что уж говорить, имеется в виду, о крестьянах, основополагающем топливе Крепостнической России? Сказанного у Салтыкова-Щедрина и о них, и о дворянских семьях вполне достаточно для самых что ни на есть определенных выводов.

В «Пошехонской старине» страдают практически все персонажи в той или иной степени. В особенности, конечно, крепостной люд. Наверное, самым ярким таким эпизодом можно назвать увиденный рассказчиком в детстве пример наказания для девочки, выкравшей кусок хлеба из хозяйского дома. Ее грязная и заплаканная фигура, привязанная к столбу возле куч навоза, где все вокруг было облеплено жирными мухами, произвело неизгладимое впечатление на юного Затрапезного. Более душераздирающей представляется история любви крепостного иконописца Павла и мещанки. Последняя, выйдя за него замуж, неизбежно потеряла статус свободной женщины, автоматически закрепостившись. Но ее воля не смогла выдержать неволи у довольно миролюбивых в отношении крепостных Затрапезных. Финал этой любовной истории, прошедший через наказания плетьми, голодовки, умирание чувств и умирание самой героини. Экс-мещанка повесилась, пусть и выбив себе от барыни Анны Павловны право на бездействие. Но это отнюдь не свобода. И множество иных ситуаций из жизни закрепощенных людей показываются на страницах «Пошехонской старины» — спившиеся балагуры, изнеможденные мужики и несчастные от наказания за бремя материнства сенные девушки. Но здесь все их печальные и грустные жизни, представляющие беспрестанный труд и безвыходное отчаяние, есть лишь фон. Огромная панорама настоящей России, которая, разумеется, крестьянская, а не помещичья. Это настоящая Россия у Михаила Евграфовича неотделима от природы, неба, полей и рек, отчего сюжет происходит и вертится вокруг дворянских персонажей и лишь порой их дворовых. И, как я уже упоминал, помещичье бытие далеко не всегда бесконфликтное и праздное.

Истории каждого из членов семейства Затрапезных отлично показывают, что и далеко не все дворяне-помещики были наделены непрекращающимся счастьем. Почти все их браки, мезальянсы ли они или равные союзы, заключались безо всякой любви и порой даже элементарного взаимоуважения. Мужья избивали своих жен, пьянствовали, а когда вконец изводили свои аристократические организмы, супруги отплачивали им сполна. Самым поучительным в этом плане эпизоде для меня стала глава об Анфисе Порфирьевне и ее «покойничке», который поплатился и за жестокий нрав к крепостным, и за подобное же отношение к женушке. Правда, когда она стала хозяйствовать в поместье, положение крестьянства в нем не улучшилось. Родители рассказчика тоже любовью не были обременены, хотя до побоев не доходило. Василий Порфирыч находил себя в кабинете и церквушке, а Анна Павловна в финансовых занятиях и экономии. И в этом ее увлечении раскрывается и другая сторона на самом деле непростой жизни помещиков. Стремление к обогащению и показу этих богатств, которые могут проистекать из двух вещей. Либо строжайшей (и в этом глупейшей) экономии на самом основном, либо усилении эксплуатации крестьян (и экономии на них же). Отсюда и проистекает неслыханное «зажиточное» состояние Затрапезных, которым все соседи восхищаются. Только на обед дети Василия Порфирыча и Анны Павловны кушают похлебки из протухшего мяса. Зато копеечка-то сбережена! Конечно, в таких эпизодах трудно не припомнить Гоголя и его широчайший набор типажей помещиков, среди которых найдется место и экс-мещанке Анне Павловне. Что уж в таком случае говорить о сестрах Василия Порфирыча, папы повествователя? Коль родные дети его не живут, а прозябают, его незамужним сестренкам и того худо. Ведь им по законам православно-крепостнической России ничего не полагается, кроме милости хозяйки и брата. А милость эта оставляет желать лучшего. Их еще при жизни полу-загробное состояние вполне закономерно завершилось в келье далекого и забытого богом монастыре. Правда, одна из сестер Затрапезных и до этого не дожила... А другая, Аннушка, удивительным и совершенно безумным методом смешала помещичью логику с новозаветными канонами, сказав во истину гениальную фразу: «Христос для челяди сходил, чтобы черный народ спасти, и для того благословил его рабством». Притом даже сама оказавшись в по сути рабском состоянии, во всяком уж точно бесправном, заимев собственную госпожу — Анну Павловну, некогда дворянка стоически вытерпела плеть. Конечно, братец никак на подобное изуверство не отреагировал. Глядя на такие родственные взаимоотношения, удивительным кажется временное заселение племянника Василия, Федоса, в имение Затрапезных. Правда, в отличие от старух-сестриц, он мог наравне с мужиками поле пахать, да всякие разности чинить, и вообще мастер на все руки. Не знаю, его образ напомнил мне Льва Николаевича Толстого, а некоторые фразы так вообще позволяют примерить барину без именьица, Федосу, кафтан одного из первых народников, народовольцев и т.д. А перечисленное — лишь истории Затрапезных и их родственников. А ведь есть и другие романные дворяне, помещики или служащие высших органов, крестьянские бытописания, из которых хотелось бы напоследок отметить богобоязненного Сатира и его противопоставление Аннушке: «ежели в старину отцы продались, мы за их грех отвечать должны. Нет такого греха тяжелее, коль волю свою продал. Все равно, что душу ... кругом нас неволя окружила, клещами сжала. Райские двери навеки перед нами закрыты». И многие, многие, многие другие.

Салтыков-Щедрин с добротой душевной предоставляет в даровое пользование нам, читателям, два десятка (или чуть больше) независимых рассказов на заданную тему. И все из них хоть на цитаты разбирай, хоть на примеры «Великой России, которую мы потеряли». Такую я бы каждый день терял — и не отчаивался о проделанном. А вот «Пошехонскую старину» потерять — во истину грех. Тем более не прочесть ее. Как бы я не поклонялся гению краткости и абсурдистской сатиры Чехова, Салтыков-Щедрин сатирик не чуть не худший. А то и лучший. А с прекрасным стилем, яркими образами, живыми и скребущими фибры души по сей день, никакие текстовые объемы не могут стать помехой при прочтении. Да и разве не абсурдист Михаил Евграфович? Случай с перевешением безвестного удавленника со своего участка на другой, только ради того, чтобы соседу насолить? А невероятное скопидомство Анны Павловны? Как же уже упомянутый случай с «покойничком»? Хотя какая разница, абсурдист ли Салтыков-Щедрин, не абсурдист. Он великолепный автор, замечательно обнаживший гнилую крепостническую систему, феодальщину России, которая, к сожалению, с отменой крепостного же права никуда не делась. И буржуазность, которая лишь немногим лучше предыдущей формации, странным образом образовала вместе с оной жуткий гибрид-химеру. Да, некоторые помещики разорились, но разве это столь важно, если крестьянству-то лучше не стало? Система все равно продолжила жить, лишь слегка смягчившись, но предоставляя все те же горести и крестьянам, и некоторым дворянам (как видно из романа).

Таким образом, прочтение «Пошехонской старины» столь же обязательно, сколько и любого иного шедевра русской классики. Едкий, искренний, острый роман — как такое пропустить? И под конец столько еще можно сказать, столько еще вспомнить умного и красиво-печального из под-пера Салтыкова-Щедрина. Можно было бы вспомнить о «модных церквях» Москвы, где батюшки умело глаголят «place, mesdames!». Или короткую главу про никудышного сына мастеровитого дворного Затрапезной, которому она приходилась крестной матерью и которого же без всяких зазрений совести продала в солдаты. Но я лучше всего закончу, провожая ушедший с более чем две недели назад День Знаний, следующей цитатою: «Педагогика издревле торгует массой бесполезных знаний вместо действительных, подтачивая безвозвратно детскую жизнь для блага системы ... Педагогика должна быть прежде всего независимою; ее назначение — воспитывать в нарождающихся отпрысках человечества идеалы будущего, а не подчинять их смуте настоящего.»

Я уже не раз упоминал, что очень люблю запутанные, многослойные киноистории с неожиданными сюжетными поворотами и концовками. И в поисках этих трудно предугадываемых финалов я обошел пару десятков сайтов, видеообзоров, воспользовался множеством советов знакомых и друзей. В итоге успел просмотреть уже четвертый десяток, если мне память не изменяет, подобных фильмов. Успел приноровиться в них, замечать мелкие детали, ложные лазейки и сбивающие места, специально сбивающие с правильного хода мысли, расставляемые режиссерами и прочими творцами кинематографических произведений. И за годы уже поисков и просмотров этих загадочных фильмов я понял, что есть такие, которые *во всяком случае, лично для меня* нельзя переплюнуть в атмосфере нераспутываемости правды, загадочности и элегантности в создании тайны. Конечно же, один из — «Престиж» Кристофера Нолана, идеально выверенный, продуманный до мелочей, красивый, яркий и глубокий фильм; кинокартина, которая, как мне думается, переплюнула свой книжный оригинал, что бывает достаточно редко. И да, я не читал оригинала тезки режиссера — прекрасного писателя Кристофера Приста, но по отзывам на роман все же могу судить именно таким образом. Так что дабы не обидеть достойного внимания британского фантаста, и быть справедливым, хочу рассказать о своих впечатлениях о другой запутанной, с неожиданной концовкой, и такой же красивой и глубокой истории — романе «Сближение».

Вновь вернувшись в мир вечной тысячелетней и, разумеется, как и в любом другом мире, бессмысленной войны, временных искажений, чудесного и экзотичного Архипелага Грез, Кристофер Прист создал вторую «Лотерею», хотя бы в плане целостности сюжета и снова используемого приема запутанности главных героев между мирами. Но это все равно не будет точным обобщенным описанием для нового произведения автора. Да, «Сближение» выглядит более цельным, нежели «Архипелаг Грез» и «Островитяне», но в нем почти, хех, нет самого мира Архипелага — он появляется лишь в заключительной части романа. По большей части сюжет движется вокруг старушки Земли, и то в разных временах и даже реальностях, превращая в итоге, казалось бы, биполярную систему устройства книжной Вселенной Приста в «классическую» Мультивселенную. Так что целостность сюжетного древа и соотношение места действий (Архипелаг/Земля, Англия) «Сближения» можно описать в следующем неравенстве: «Островитяне» < «Сближение» < «Лотерея».

Но это все отход в сторону — не в коэффициенте целостности или хаотичности повествования заключается талант Приста и красота конкретно данной книги. Персонажи, вопрос реальности-нереальности, извечные проблемы бытия, и то, как писатель раскрывает, показывает и в чем-то отвечает на них — вот самые главные достоинства его работ. Поначалу никак не связанные сюжетные линии [1) о гибнущем в пучине экологического апокалипсиса мира нашего будущего, где Туманный Альбион стал Туманным Халифатом, где фотограф Тибор теряет свою жену и отправляется на поиски ответов по исчезающей во всех планах Англии; 2) Некий фокусник пытается помочь сделать невидимыми самолеты британцев в далекую Первую Мировую; 3) Польская летчица Кристина Рошка встречает среди британских военных механиков удивительно похожего на свою потерянную в оккупированной Польше любовь юности] чудесным и изящным образом объединяются в одну пьянящую воображение панораму. И происходит это, кстати, хах, при помощи, как ни странно, еще нескольких сюжетных линий. В том числе и из мира Архипелага. И, казалось бы, чрезвычайно сложная, перегруженная и эклектичная текстовая структура становится в конце концов легкой и простой, понятной на своих глубинных и основных смысловых уровнях. Каких? К примеру, уровне, который доносит до нас силу и безграничность любви. Уровне, повествующем о такой же всеохватности и, к сожалению, неизбежности войны и пагубности ставшей уже аксиомой борьбы с насилием при помощи насилия. И, наверное, уровне, рассказывающем об одновременно как сложности, так и простоте жизни, мира, реальности, Вселенной... О бесконечной вариативности судьбы и мироздания, но вместе с тем и единых правил его течения, в чем-то шаблонности.

Подытожив, можно сказать, наверное, следующее. Кристофер Прист постарался действительно на славу, достигнув вершины «Лотереи». Он объединил все лучшее в своем литературном мире, добавив новые элементы и приемы, но все также постмодерново придавая главным, назовем их, наставлениям романа гротескные и чарующие сложность формы. И в этом полном хаосе и запутанных перипетий букв и абзацев, размытых смыслов понять суть можно лишь путем еще большего усложнения имеющегося. И да, возможно, дам подсказку для тех, кто только решается на попытку разгадать и прочитать «Сближение». Вернитесь к фильмам-загадкам, например, таким, как «Связь» 2013 года, «Идеальные незнакомцы» и «Облачный атлас», а также... Хотя, думаю, на этом все. Усложняйте, приходя в итоге к простоте, истине и красоте. Читайте Кристофера Приста, получая в итоге удовольствие, непередаваемое послевкусие и работу для ума.

PS. По поводу взглядов на наше ближайшее будущее, как мне показалось, Питер Уоттс и Кристофер Прист все же схожи. Будущее «ближнего прицела» — круговорот катастрофичных или как минимум не понятных для обычного (не пост-) человека событий и явлений; ужасающий своей вездесущностью хаос в разных сферах жизни общества и мира вообще. Наверное, я соглашусь с этим размытым, но пугающим своей высокой вероятностью пророчеством.

Как раньше было просто. В том числе и сама простота. Ведь были лишь один язык, одна вера, один пантеон богов и система ритуалов для поклонения им. Одна идентичность, одна ментальность и одна история, рассказываемая вечерами у костра. С одним героем и одним подвигом. И была только одна реальность, или, во всяком случае, одно наиболее реальное представление о ней. Точнее, наиболее простое.

А потом, спустя тысячелетия, настали дни странствий и переселений. А вместе с ними и метаморфоз. Открытий, войн, разных языков и народов, Великих Книг. Великих Идей. И когда-то одна история, рассказываемая у одного костра, о Герое и его Подвиге, трансформировалась и преобразилась, приумножилась обрела новые черты. Теперь она превратилась в несколько базисных сюжетов и сами эти сюжеты, доносящиеся до нас сквозь века и прямо сейчас из сказок, мифов, священных писаний, рассказов и романов, игр и книг, сериалов и фильмов. И вот теперь, спустя столько столетий и поколений, все эти тысячи версий одной истории, основанные друг на друге, в Информационной-Постиндустриальной Эпохе переплетаются и смешиваются с новыми историями из уже не одной, а разных реальностей. Реальностей, которые все дальше уходят от той изначальной и простой ее версии, ее видения Первыми Людьми. Лишь симулякры симулякров, сплошные знаковые системы, воздвигаемые на уже имеющихся. Поэтому неудивительно, что в рамках так называемой Литературы, в результате жанровой эволюции, скрещивания, гибридизации и селекции, от классицизма с романтизмом и реализмом через модернизм, возник постмодернизм. Ибо только литературе постмодерна посильно разгрести и систематизировать все культурное наследие человечества, свести разрастающийся информационный хаос с множеством интерпретаций к чему-то. Постмодерн в литературе — это Конечный Библиотекарь, Великий Классификатор текстовых комбинаций, начинающихся от полузабытых мифов островных народов и оканчивающихся творениями мировых классиков и современной беллетристикой. И секрет упорядочивания кроется в авторском ключе, который писатель-постмодернист передает читателю, меняясь с ним ролями и давая ему возможность найти свой вариант реальности. А лучше всего ковать эти ключи, чуть ли не штампуя их, получается у Виктора Пелевина.

Получается не только из-за того, что он отличный писатель и рассказчик, один из лучших современных российских сатириков и прозаиков, умело и изящно передающий проблемы из обычного обывательского жития на бумагу на ровне с глобальными кризисами и нерешаемыми вечными вопросами, но и из-за, собственно, самого ключа. Ведь ключ этот — универсальный. Во всех имеющихся смыслах. Даже в самом понятии «универсальности». Ведь, как истинный постмодернист, Пелевин предлагает не только качественный юмор, пародию, иронию, красивые и запоминающиеся цитаты, элегантные переходы от одного жанра к другому. Он предлагает выход из мыльного пузыря хаотичного переплетения многообразий символов и цифр, а именно отказаться от реальности. Что с большой буквы, что с маленькой. Что реальности социума, что и реальной («реальной?») реальности. Что реальности текстов, что реальности текстов, основанной на других текстах. Ибо как писал сам Виктор Пелевин, еще в романе «Чапаев и Пустота», реальность лишь в голове. В сознании. А сознание состоит из набора культурных схем и шаблонов поведения и восприятия, привносимых из реальности. Поэтому проходя через эти искусственные, а также естественные органы чувств, от Реальности или реальности, той самой, истинной и единичной, не остается ровным счетом ничего...

...Именно это доносит незадолго до финала романа Кая, очень качественная и высокотехнологическая секс-игрушка пилота-оператора Дамилолы Карпова, своему владельцу. При этом ставя его и читателя не только перед проблемой «философского зомби», высокого искусственного интеллекта и парадокса китайской комнаты, но и перед вопросом реальности бытия и собственного «я». Ведь в этом очередном книжном мире Пелевина, в принципе, как и всегда у него, трудно найти что-то настоящее. Крах прошлого, нашего «нового», мирового порядка из-за окончательного смешения информационных правды и лжи (приведших мир к асфиксии в художественно-новостной удавке), постановочные войны и убийства, Маниту, бог, состоящий из экранов и денег, творцы, которые не творят (сами называя себя таким сладко-звучащим словечком, как «сомелье»), выдуманные истории и культуры целых народов (работа ребяток из офшара похлеще и порадикальней будет, чем у азимовских психоисториков), ради удовлетворения тяги к сексуальным и убийственным жертвоприношениям нью-эйджеского божества продвинутых и изнеженных богачей сверху. И, в конце концов, черт, порнуха, которая представляет собой запись просмотра записи порно! Что за чудовищный симулякр... И в сменяющих друг друга сюжетных линиях о судьбах Дамилолы, Каи, Грыма, Оркланда-Уркаины и офшара Бизантиума, с политическими аллюзиями-предвидениями о России и Украине Пелевина и историческими экскурсами (и, разумеется, историческими аллюзиями и политическими экскурсами), читатель видит, что культуры, что человеческая личность (так называемое «я»), что реальность — все они состоят из кирпичиков шаблонов, стереотипов и структур. Из одних и тех же, общих для всех моделей общества, кирпичиков. И Кая, как и Чапаев из другой книги автора, как и другой писатель, американский брат Виктора, Филип К. Дик, говорит нам если и не разрушить, то хотя бы выглянуть за Черную Железную Тюрьму, которую мы кличем Реальностью. В Пустоту, которая и является истинным миром. Девственным, правдивым, честным, счастливым и незапятнанным страданиями. Во Внутреннюю Монголию. В счастье. Туда, где можно создать свой мир и найти себя самого.

«S.N.U.F.F.» Виктора Пелевина — это такой же очередной шедевр, как и его «Чапаев и Пустота», во многом похожий на него, но скорее лишь дополняющий и расширяющий данное классическое произведение новой российской литературы (а также добавляющий еще несколько глав в огромный пелевинский же метароман, состоящий из всего его творчества). С оригинальными крылатыми фразами и выражениями, очередными интересными размышлениями и аллюзиями на современный мир, заставляющие задуматься и посмотреть в другом направлении. С увлекательным сюжетом, живыми героями и чарующим юмором. И идеей всесокрушающей и побеждающей Пустоты, которая, как-таки и в «Чапаеве и Пустоте», одержит верх над симулякрами насилия и страданий. Идеей, которая должна побудить тебя, читатель, не к индуистско-буддистским паломничествам или искать иллюзорные высокие замки, а к тому, чтобы задуматься над содержанием собственной жизни. А именно перестать принимать регулярные дозы дозволенного в клетке СМИ-правительства-общества и продолжать бесконечный бег в их кабалическом колесе, а начать мыслить, обрести независимость и начать творить свой собственный мир и своего собственного себя.

Последний прочитанный мною рассказ из сборника Игана «Аксиоматик», «Нежность», чье прочтение я так долго откладывал, оказался довольно сильной и запоминающийся работой автора. К какому-либо условному книжному циклу Грега данное произведение отнести нельзя. Ни устройств для перепайки мозгов, ни Н'Доли технологий здесь нет. Зато события ближе к финалу «Нежности» делают ее в чем-то близкой к другому рассказу писателя, «Статисту». Получилась качественная работа в жанре детектива, содержащая в себе описания необычного быта полицейских ближайшего будущего, странное дело-расследование, генетические вмешательства ради искусства и неожиданную концовку. Так что рассказ достоит прочтения в той же мере, что и остальные достойные произведения из «Аксиоматика».

Неплохой рассказ о недалеком и очень вероятном будущем, когда технологии перепаивания/перепрограммирования мозгов на определенный период времени стали дешевыми и общедоступными для всего населения. Развитых и цивилизованных стран, во всяком случае. Теперь можно за сущие гроши стать на несколько дней атеистом или религиозным фанатиком, гомосексуалистом или гетеро, пацифистом или... Или человеком, готовым на убийство. Именно на последний вариант перекройки своего сознания и решился главный герой произведения Грега Игана «Аксиоматик», который несколько лет назад потерял свою жену.

Иногда грустно становится за некоторых зарубежных авторов и их произведения. Качественные и интересные работы остаются без интереса издателей и, соответственно, без перевода и без читательского интереса. Такое, к сожалению, встречается сплошь и рядом, но бывает, что и переведенные их творения читатель обходит стороной. Такая участь постигла и роман Джеймса Хогана «Кодек Творца» («Кодекс Жизнетворца»).

В целом, книги Хогана и сам писатель практически не известны у нас, и опять-таки из-за отсутствия переводных изданий. А библиография у него приличная: почти тридцать романов, некоторые из которых собраны в две дилогии и одну пенталогию, где-то столько же рассказов и две публицистические книги. В русском варианте имеется как раз «Кодекс Жизнетворца» (первая часть одноименной дилогии) и несколько рассказов — маловато будет для писателя, который взял премию «Сэйун», и не одну. Но хотя бы есть этот роман, о котором далее и речь.

Тема контакта машинной цивилизации и человеческой уже встречалась в фантастике, и неоднократно. Самые близкие аналоги к данному произведению есть у Лема как в одном из путешествий Ийона Тихого, так и в его романе «Непобедимый». У Хогана все получилось довольно и довольно не избито, с новыми идеями и в принципе необычным контактом. Но богатая интересными допущениями фантастическая часть и вообще сам Контакт, представленный, что интересно, сразу с двух сторон (и от людей, и от обитателей Титана) еще не все. Ведь в данном произведении Джеймс Хоган проявил себя и как блестящий фантаст, и как сильный писатель. Перед нами представлены любопытные личности что со стороны людей, что со стороны пришельцев; затронуты самые разные темы, над которыми автор не устает иронизировать. Поглумились и над политикой, и над религией, и над современным обществом. Но кроме иронии все эти смысловые пласты успевают хорошо раскрыться Хоганом, который заставляет над многим задуматься. И особенно помогают этому великолепные его цитаты. Все найти и поместить все равно не смогу, но скажу, что они очень актуальны. И все они в большинстве своем произносятся очень неоднозначным поначалу, но глубоким и интересным персонажем Карлом Замбендорфом, который меня впечатлил и вышел на одном уровне с проработкой машинной цивилизации Титана.

Подводя итог, хочется отметить, что «Кодекс Жизнетворца» хоть и вполне себе приличный фантастический роман, но все же больше является книгой о днях сегодняшних. И ведь вправду, датировка событий в нем относится именно к нашему с вами времени. И пусть не нашли мы на Титане инопланетных машин, пилотируемой миссии к Марсу так и не послали, Советский Союз давно распался, пророческая часть романа касательно ситуации в обществе и мире в целом сбываются. А так как события эти не самые радужные, становится как-то не по себе от такой точности. Конечно, это все уже начало происходит в годы написания «Кодекса», но именно сейчас можно в полной красе наблюдать все то, о чем писал Хоган. И хоть в контексте книги описанное происходит в пределах Штатов, сейчас подобное можно отнести и ко всему миру. Возможно к нашей стране даже в большей степени, хотя это уже несправедливый перегиб — все мы одинаковы.

Так что «Кодекс Жизнетворца» как достойного представителя социальной и ксенофантастики — обязательно читать.

Сборник Питера Уоттса «По ту сторону рифта» собрал в себе практически все стороны малой прозы автора. Я бы даже сказал, почти всю эту прозу.

Тут есть все возможные жанровые стороны научной фантастики — от катастроф планетарных масштабов и киберпанкосвких сюжетов до космических полетов с элементами ксенофантастики. Но не всем этим рассказам я поставил высокие оценки. Не все из них мне понравились. Все-таки Уоттс — автор необычный, нестандартный для современной фантастики — чересчур откровенно научный и мрачный. И не всегда эти его явные отличительные черты к лицу собственным произведениям. Но обо всем по порядку, по отдельности.

Наверное, прежде всего стоит отметить рассказ «Остров», с которым я познакомился еще до прочтения этого сборника, «Эхопраксии» и даже «Ложной слепоты». Произведение с оригинальной идеей инородной жизни и захватывающим миром & сеттингом. Очень жду, когда этот отдельный рассказ и сопутствующие ему, но еще не переведенные на русский, сиквел и приквел перерастут в роман «Подсолнухи». Судя по ответам Уоттса — нескоро. Но лично я бы на место издателей и редакторов включил бы именно их в данный сборник вместо отрывистых текстов из романа «Морские звезды».

Кстати, о них, о «Доме» и «Нише». Это наиболее не понравившиеся мне элементы «По ту сторону рифта» — да-да, сборника, названного как раз-таки так из-за присутствия этих двух рассказов. Основная его слабая сторона. Они не содержат в себе практически никакой сюжетной нагрузки, хорошо показанных и живых героев. Просто отрывки-зарисовки для того, что стало «Морскими звездами», а позже и «Рифтерами». Конечно, для углубленного знакомство с творчеством автора их стоило внести, но не более. Так что эти обрывки мне не понравились, но с трилогией ознакомлюсь обязательно.

Продолжая выделять положительные части сборника, не могу обойти вниманием рассказы «Ничтожества», «Гром небесный», «Поденка» и «Послание к язычникам». И выделить среди этой четверки хочется не фанфик-параквел к фильму «Нечто», не рассказ про альтернативное развитие христианства и научно-технического прогресса и не уоттсовский киберпанк про виртуальное воскрешение и жизнь, а именно «Гром небесный». Очень оригинальный конец света. Отличная идея, развитие которой хотелось увидеть хотя бы в масштабах повести. Но и в этом небольшом рассказике Питер успел уместить многое. Довольно эмоциональное произведение для данного автора, с интересной историей появления (из послесловия к сборнику, о котором позже). При его чтении мне лично вспомнился рассказ Брэдбери «Ветер». В чем-то они и вправду похожи. Хорошо вышли и «Ничтожества» — необычный взгляд на инопланетную гадость из культового фильма. «Послание...» тоже хорошо, но уж совсем короткое для такого крайне интригующего мира с очень альтернативной историей. Здесь также хотелось увидеть что-то в формате повести, но это выбор Уоттса (но моя оценка). «Поденку» я тоже выделяю как необычную для жанра (в данном случае — киберпанка). Интересная и завершенная история. Здесь изменения в текстовом объеме мне видеть не хотелось.

К понравившимся фантастическим произведениям сборника забыл добавить рассказ «Посол», который заставляет задуматься, а так ли уж верны выводы Карла Сагана и Константина Циолковского о миролюбивости наших более старших и разумных братьев по разуму. Вспоминая человеческую историю и причины многих ее технологических бумов, такую вероятность исключать нельзя. Да что уж тут, даже Хокинг за то, чтобы человечество не слишком кричало о себе в межзвездном радиоэфире.

Из нефантастического (или малофантастического) раздела «По ту сторону...» мне приглянулся рассказ-атеистическая зарисовка «Хиллкрест против Великовского». Я бы назвал именно это произведение в данном сборнике лучшим рассказом-зарисовкой (в данном случае — даже микрорассказом), который при своих небольших параметрах выглядит наиболее раскрывающим собственную идею, героев и живым, в конце концов. Другие рассказы из этого сборника, которые в основном крупнее этого, кажутся несколько незавершенными, слишком голыми, если можно так выразиться. В них лишь идея, без всяких оберток в виде сюжета и персоналия. Здесь же все иначе. Да и тематика очень актуальная. Только теперь я добавлю, что не только для Штатов — мы теперь тоже в нескольких шагах от подобных судебных процессов. Надеюсь, что все-таки их удастся избежать. Здесь же упомяну и «Повторение пройденного» — точно такой же актуальный по затронутой теме рассказ. Нравственная проблема и выбор в нем очень двоякие.

К не приглянувшимся мне текстам отнесу «Второе пришествие...», «Плоть, ставшая словом» и «В глазах Господа». Все они не понравились мне по примерно схожим причинам — общая сюжетная недосказанность и/или использованные по несколько раз фантастические допущения. Последняя причина в данном сборнике для меня была доминирующей — чуть ли не через рассказ Питер Уоттс все возвращается и возвращается к образу рептильной составляющей мозга (те, кто читал, поймут). Очень научная идея, но быстро наскучившая своим чересчур частым использованием.

В заключении, наконец-то, об эссе-послесловии автора. Объемное, интересное. Порадовала информированность Уоттса об общественном мнении в его адрес и адрес его произведений. Неплохо избавился от «антиутопичности» с помощью сравнения с современными реалиями. Хороший ход. Но лично я Питера ругаю не за антиутопию и мрачность будущего — что в этом плохого? — а за чуть ли не поклонение этому будущему. Постсингулярному бесчеловечному человечеству, к примеру. Но это тема для обсуждения уже к другим книгам (к «Всеведению», которого я очень жду). А что же касательно «По ту сторону рифта», то в целом, пусть он и состоит из иногда совсем уж идей-рассказов и слишком различен по уровню написания своих составных элементов, мне понравилось. Прочитать стоит обязательно как поклонникам творчества Уоттса, так и тем, кто только ищет с ним знакомства. Сборник поможет в этом деле определиться.

О том, откуда и чего позаимствовал идейно и сюжетно Кэмерон для своего «Аватара», сказано очень много. Версий действительно множество. Мой знакомый недавно даже рассказал мне о заимствованиях из вселенной «Варкрафт», но по мне именно известная повесть Урсулы Ле Гуин «Слово для «леса» и «мира» одно» — самая что ни на есть основа для этого нашумевшего фильма. С примесью «Планеты обезьян», правда, но в остальном сходство абсолютное.

А что? И там, и тут — девственный зеленый мир, куда нагрянули плохие земляне, вырубают там и деревья, и аборигенов. Для Земли это — необходимость, ибо людям нужны ресурсы, которые есть на данной планете. Только миролюбивым местным жителям постепенно это надоедает, и, под предводительством Мессии, который связан и со своим народом, и с чужаками, людишек прогоняют. Так что да, сходство практически полное. Только вот произведение создательницы Хайнского цикла гораздо глубже.

Во-первых, созданный Ле Гуин народ вышел очень, очень оригинальным и непохожим на людей, хотя и родственен ему в плане происхождения. Таинственное и полумистическое мировоззрение атшиан, их взгляд на мир, Сон и Реальность — просто великолепно. Нечеловеческая логика почти-людей у автора удалась на славу. Один из лучших примеров построения иной цивилизации в научной фантастике в принципе, я считаю. Одновременно не совсем удачно вышло с людьми в этом плане. Нет, характеры главных героев, Любова и полковника, вышли на добротном уровне. Позиция каждого ясна и даже близка примерно в равной степени. Двойное повествование, вводимое Ле Гуин (даже тройное), позволяет увидеть все точки зрения на ситуацию, и какой-то одной не отдается преимущества у автора. В этом плане все отлично. Не понравилось построение колонизационной политики Земли. Нет, ну серьезно, посылать за три девять световых лет одних гетеросексуальных мужчин без женщин по близости очень «гениальная идея». Да, в итоге их все равно прислали, но не для всех, это раз, а во-вторых это сделали через несколько лет. А мужикам что было в это время делать? Понятно, что и гнев проявлялся, и местное население страдало. А какое бы оно мирное не было, можно было бы учесть земным координаторам колонии, что насилие с одной стороны породит подобное и с другой. То бишь, будут проблемы, которые колонисты возможно и не смогут решить. А они за световые годы от родной планеты. Без помощи. В кэмероновском «Аватаре» и то все выглядит гораздо более разумным — там колонисты не сплошь мужики, а местное население мирными способами стараются цивилизировать как-то, приобщать к себе, искать способы взаимодействия без насилия. Да, в итоге это не вышло, но попытки были! А в повести это разумным не выглядит.

Во всех остальных деталях данная работа Ле Гуин на высоте. Интересная иная цивилизация, с чужой логикой, но представленной таким путем, что она становится очень даже понятна человеку. Психологические аспекты, характеры героев, концепция богов — все понравилось и впечатлило. Конечно же, обязательно к прочтению.

Наконец-таки дочитал на днях заключительный роман трилогии М. Дж. Харрисона «Пустота», который мало чем отличается от предыдущей части, т.е. изменить ситуацию в лучшую сторону лично для меня он не смог.

Да, видимо, мой разум не настолько «прокачен» и «продвинут», чтобы узреть всю красоту и шарм этой книги, да и остальных двух работ цикла. Не способен я узреть возвышенные стиль разрушающего все рамки адекватности и «смыслости» смеси сюрреализма и постмодернизма в одном флаконе. Весь «Свет», да и этот роман особенно, бесспорно, обходят в разы любые психоделические произведения Филипа Дика. По сравнению с творящимся здесь Разрушитель Реальности просто тихо курит в сторонке. И это так.

Только ничего из вышесказанного не завлекало меня в процесс чтения. Как-то, знаете ли, все эти «пустоты, рассказывающие сами себя», «стилистика, стоящая выше сюжета», да и всякого смысла в принципе — не для меня. Для меня были в этих трех книжках интересен лишь фантастический антураж, который иногда и дух захватывал. Описания Тракта, теневики и Ужасники, К-рабли, таинственные и странноватые артефакты сверх- и не очень цивилизаций — вот что мне по-настоящему доставляло, как настоящему ценителю научной и космической фантастики. Поэтому первая книга, «Свет», где странность авторская перемешалась со странностью фантастической (ну и присыпано все это было психоделическим маразмом и абзацами пошлятины в виде дрочки и т.д.) зашла у меня более-менее нормально. Но два остальных романа, «Нова Свинг» и «Пустота», первый из которых является постмодернистской калькой с «Пикника на обочине», а второй, то бишь, эта книга... Она для меня осталась совершенно бессмысленной, к счастью или к сожалению. Но тут хотя бы Харрисон отказался от роли «литературного Тарантино», но никакого смысла и чуть-чуть адекватности сюда не привнес.

Таким образом, завершая прочтение световой трилогии Харрисона, заключаю следующее: фанаты НФ, красивых футуристичных пейзажей — сюда, точнее, к первой книге, «Свету»; фанаты сюра, псиоделики и прочего, с этим связанного, ну и просто поклонники творчества автора — не упустите свое счастье. Всем остальным вполне можно обойти и темноватый «Свет», и далеко не новую «Нову Свинг» и безусловно пустую «Пустоту» стороной.

«Заводная» Паоло Бачигалупи — это, безусловно, хорошая книга. Но, как лично мне кажется, такого количества громких премий эта работа автора все же не достойна.

Обо всем по порядку. «Заводную» я читал не зевая и с интересом, практически не пропуская ни одного слова. Роман вышел действительно на уровне — на добротном срединном уровне; книжка молодого автора, очень удачная и хорошая для начала писательской карьеры, с хорошо проработанным миром, и... Да в принципе и все.

В этом, наверное, главная беда и вместе с тем преимущество данной книги — необычный мир, устройство будущего. Видно, что Бачигалупи существенное внимание уделил описаниям быта постуглеводородного Таиланда, общего устройства будущего через несколько веков... Все эти моменты и сделали книгу читабельной и интересной, помогли ей замахнуться на столь фундаментальные в фантастике награды. И все же, «Заводная» с этими многочисленными плюсами для меня шедевром не стала. Чем-то ее прочтение напомнило мне «11/22/63» Кинга — хорошая, нешедевриальная работа, с многочиленными описаниями Америки конца 50-ых — начала 60-ых, но читаемая на ура и без перерывов. Только вот упомянутый роман Короля Ужасов еще выделяется и проработанными персонажами, поднятием довольно важных социально-исторических тем... И вот в этих пунктах у «Заводной» начинаются проблемы.

Кроме добротного мира, у данного произведения особых плюсов нет. Герои? Ну да, есть разные, в разных сюжетных ветках. И вроде бы рассказывает нам о них автор, дает о них всю информацию, характеры, диалоги, флэшбеки даже иногда, и все-таки ан нет. Не совсем то. Поднимаемые социальные, философские темы? В основном говорим мы об экологии — упор в большинстве своем на нее и делается. Это роман об экологических проблемах современности, вполне реальных и опасных... И на самом деле отсутствие должного развития двух данных тематик — персоналия и социальной проблематики. А все это, в свою очередь, исходит из другого минуса, который явно противоречит тому, что я говорил по поводу главного плюса «Заводной».

Мир ее не такой уж и прописанный. Да-да, главная заслуга книги все же является стопроцентным плюсом. Скорее уж на процентов семьдесят, а так... Нет, тут речь пойдет не о каких-то научно-логических неточностях в построении общества, переходящего с технической на биологическую фазу развития, хотя не без этого. Все недоговоренности, который оставил Бачигалупи, видимо, чтобы не превышать немалый объем книги и оставить какие-то детали своей вселенной на потом, на следующий раз, не делать из своего произведения какой-то научный тракт, именно в данном конкретном случае еще как бы пригодились. Честно, в книге, которую по большей части и читаешь из-за описанного в ней будущего или еще чего, что создает картину ее мира, и читаешь именно из-за картины мира. Все детали становления подобной реальности, прихода к событиям, разворачивающимся на страницах данного и любого другого подобного произведения мне и многим другим были бы очень интересны. Нет, я понимаю, что, например, изобретение пружин, или, как их, Паоло уже описал в рассказе, прилегающем к роману, но мне хотелось прочитать об этом здесь. Мир в первые годы после окончания нефти-газа, начала распада государств и всей экономики, открытие выхода из этой проблемы, начало угольных войн и все-все остальное — очень хотелось, чтобы это было в книге. Тем не менее в защиту автора наверняка скажут, что это слишком большой и лишний материал, сделавший бы «Заводную» излишне подробной и масштабной, «без важных писательских недоговорок»... Но этот материал как раз мог бы придать большей глубины героям книги и лучше выразить часть, касающуюся проблематики романа. Как? Просто. Через более часто встречающиеся флэшбеки персонажей мы подробнее рассказываем о планете после Экспансии и Свертывания, о процессе становления этого мира. Так мы и лучше бы узнали самих героев «Заводной»: Андерсона, Эмико, Хок Сена, Джайди... Больше было бы и мотировки в их действиях. А уже благодаря этому могла бы выйти более заметная проблематика вместе с авторской позицией, которая либо совсем отсутствует в «Заводной», либо совсем уж бледная и незаметная. Тогда получилась бы отличная вещь, которая и в этой своей форме так и просится рассказать о тяжестях и трудностях времени перемен, которыми бы были воспоминания и книги об Экспансии Старой, и события романа о становлении Экспансии Новой; о людях, живущих в сжимающихся тисках истории, на тонкой границе между двумя эпохами и о многом другом.

Но это всего лишь мои пожелания и в некотором смысле претензии к хорошей книге П. Бачигалупи «Заводная», которая собрала чуть более премий, чем того достойна; книге, которой не хватает проработанности, которая, я уверен, еще успеет проявиться в других трудах этого молодого автора с накоплением в нем должного опыта. Вполне достойное прочтения произведения с достойными восемью баллами.

По сути, после небольшого рассказа «Послежизнь», мое первое знакомство с творчеством Стивена Кинга. И надо сказать, что удачное.

Уже давно хотел взяться за какую-нибудь книжку Короля Ужасов, и решил, что «11/22/63» прекрасно для этого подходит. Тем более и его экранизация уже не за горами, а я люблю сначала ознакомиться с оригиналом, что и сделал опять.

Роман вышел не маленько объема. Так, для сравнения: весь роман-эпопея (или роман-«эпопея») Андрея Лазарчука равен по объему этому отдельному произведению Кинга, переполненному огромному множеству сносок по американскому быту и культуре времен Кеннеди. Последнее, как уже замечали, иногда кажется через чур излишним. Это где-то половина всех примечаний уж точно. Да и вообще, без всего этого уточняющего материала «11/22/63» вышел книгой, очень точно и ясно передающей дух прошлых времен, американского «золотого века». Все эти подробности обыденной жизни обыденных граждан, настроя общества помогают понять странноватый американский народ получше учебников мировой истории. Это-то особенно мне и нравится что здесь, что в мейнстрим-романах Филипа Дика. Да и по истории книга тоже отлично помогает. Например, я сейчас как раз изучаю подробно хрущевские Советы, а тут подробное описание Карибского кризиса, некоторые детали которого я тут узнал впервые (навскидку — психологические и информационные атаки СССР по заокеанскому «партнеру» по «холодной войне»). Да и название романа Кинга теперь позволит не путаться мне с датой того кризиса; 62, а не 64, ибо смерть Джона Кеннеди в... Думаю, теперь и вы ее знаете.

«11/22/63» как научно-фантастическое произведение о путешествиях во времени, изменении истории, всяких парадоксах и странниках, наблюдателях из других реальностей и времени далеко не самое идеальное. Это надо признать. Книга в принципе не шедевр что фантастики, что литературы вообще — просто качественный, добротный и интересный роман. Без особых оригинальностей. Но «11/22/63» и не должна быть шедевром, не претендует на это звание. Ведь цель у романа другая. Кинг попытался создать произведение, что у него вышло, о возвеличивании человеком прошлого. Любого — минувшей эпохи, века, недели или месяца, которые ему запомнились как нечто прекрасное и неповторимое, без каких-либо изъянов и негативных моментов. Конкретно в этой книге описывается всенародная любовь к президенту Кеннеди, которая сохраняется в Штатах до сих пор, спустя уже полвека с его трагичной смерти. Сколько обычных американцев, писателей и киношников фантазировали на излюбленную у нас тему «а что, если...». Только у них эта фраза заканчивалась не «... Российская империя/СССР не распались или что-нибудь тому подобное», а «Кеннеди остался жив». И ни у кого нет сомнений, что если бы промахнулся Ли Харви Освальд, то зажила бы Америка счастлива и припеваючи; закончилась бы сегрегация общества и расистская политика, не было бы войны в Корее, кризисов всяких и противостояние с Советами. Весь мир был бы радужным и замечательным... Только почему-то все забывают, что именно при Кеннеди весь мир чуть не стал выжженной ядерной пустыней, ведь именно Штаты разместили в Турции ракеты «Юпитер», вынудив Советы сделать тоже самое на Кубе. А Берлинский кризис? Тоже забыли? Видимо, забывают и про доктрину Кеннеди. Да и во внутренней политике у Джона Ф. дела шли далеко не самым лучшим образом — было достигнуто очень малое, особенно в рабочем вопросе, медицине и образовании. Но «рутбир тогда был лучше», как заметил главный герой романа в своем первом путешествии в прошлое.

Так что народы, что американского континента, что наш российский, запоминают только лишь все лучшее из прошлого. Боже, как же мы этим похожи с ними! Сразу вспоминаются слова Майкла Суэнвика по этому поводу: «Русские, сильно отличаясь от нас, всё же во многом похожи на американцев, как хорошим, так и плохим. Как будто мы братья-близнецы, разлучённые при рождении». Поэтому и заполнен наш книжный сектор сплошными попаданцами то в Советы, то в Российскую империю, то к самим русам. И поэтому, для осознания явной нелогичности и несерьезности такой генетической памяти, прочитать «11/22/63» стоит, ибо последствия действия людей, живущих и грезящих лишь прошлым, могут быть самыми катастрофичными.

Изучайте историю и не делайте ее только белой, или черной — она бывает лишь черно-белой, как немое кино. И сказать за себя она ничего не может, так что выводы из нее мы можем сделать лишь сами. В том числе и с помощью этой работы Стивена Кинга.

После перерыва длиною в месяц с прочтением «Солдат Вавилона», наконец дочитал оных и весь цикл, роман-эпопею Андрея Лазарчука «Опоздавшие к лету».

Послевкусие от прочитанного осталось довольно неоднозначное. Да, это точно не халтурщина и не чтиво, но и до званий «бриллиант современной научной фантастики РФ» или сверхинтеллектуальная фантастика данной серии произведений тоже далековато. Насчет последнего сразу хочется сказать, что если автор (любой) пишет витиевато, не до конца объясняет все моменты в своей работе и, в конце-концов, вы мало что поняли, это не обязательно должно означать нахождение перед вами интеллектуальной сложной прозы. Нет, все гораздо прозаичней (немного тавтологии и длинных полусогласованных предложений от меня).

Нет-нет... Это не совсем псевдофилософичность, которую я в принципе не могу выносить и не чрезмерная пафосность. Элементами и то, и другое в работе А. Лазарчука присутствуют, но и сам слог произведений из «Опоздавших...», с закосом под Стругацких (ну, нельзя, что ли, как-то самому писать, собственный стиль вырабатывать...), создает подобное ощущение. Вся эта авторская недосказанность, якобы глубокомысленность, которая, даже если копнуть поглубже, отсутствует на практике в большинстве случаев, к сожалению, снизила лично для меня общую оценку романа-эпопеи и некоторых его частей. Отрывистость сюжета, пусть и с через раз повторяющимися героями, также повлияло на мою оценку, но что самое главное и обидное с такой читаемостью и интересностями «Опоздавших...», так это отсутствие четко выраженных авторских идей; ведь за всей метафизической фигней, битвой разных надчеловеческих сущностей должно прятаться что-то еще, более земные, но крайне важные смыслы. О них же автор просто забыл, но подробнее об этом уже к концу рецензии — сейчас отдельно о составляющих грандиозного по страничному размаху произведения А. Лазарчука.

1. «Колдун» — странноватый рассказ-пролог, который, как я понял, должен был показать безумие, начавшее охватывать мир (один из миров) романа-эпопеи. Тут и Америка куда-то исчезла, и война, и алкоголики... Хотя последнее, конечно, об обыденности. Вскоре безумства мира сего, правда, в следующих частях «Опоздавших...» забудутся и заменятся другими. Психологизм отдельных персонажей, на который Лазарчук также старался уделить как можно больше внимания, вышел каким-то нелогичным с точки зрения сюжета, и недосказанным, впрочем, как и многие другие элементы этой эпопеи. Не ахти, в общем, но, как пролог метафизического эпического романа о мире, скатывающемся в хаос и неразбериху на всех уровнях, сойдет.

2. «Мост Ватерлоо» — мощная антиутопия. Мощная именно «анти-частями». Имею в виду я, конечно, образ, созданный Лазарчуком — абсолютно отталкивающий мир, в котором перемешалось идеологическое безумие нацистов-гиперборейцев и социальная «идиллия» стран Восточной Европы и России в рамках массового сознания. В наличии, разумеется, будет много алкоголя, маразматичных мега-идей и -проектов, а также качественной военной прозы, перемешивающейся с регулярными репрессиями и странноватыми разматериализациями и разрушением «четвертой стены». Так что намешал тут автор всего и побольше, но вышло вполне симпатично, разве что без особых идей, с типичными тоталитариями и сопутствующими этому штампами; а что самое главное, с вписыванием в общий ход цикла-эпопеи-романа вышло... Об этом уже в заключении.

3, 4, 5, 6. «Аттракцион Лавьери», «Путь побежденных», «Приманка для дьявола», «Жестяной бор» — четыре повести подряд. Разноплановые и разножанровые, в них тем не менее мелькают время от времени знакомые герои, что хотя бы немного сплетает их нити повествования в одну общую ткань. Правда, помогает это мало — они слишком разные, поднимаются в них разные проблемы общества, футуристические и не очень. Порядок хронологический имеется — все эти отдельные главы романа-эпопеи, вполне самостоятельные, явно рассказывают все новые последующие эпизоды истории государства, которого Андрей Лазарчук так и не назвал; противоречивое, пережившее монархов, соци-нацистских и оккупационных диктаторов, оно напоминает всего понемногу, но отдает чем-то нашим, российским. Думаю, что подобная отсылка имеет место быть. Кстати, насчет последних — их тут тьма-тьмущая, и иногда становится не очень понятно... Ну, вдруг, мало ли, конечно, но все эти знакомые места «Опоздавших...» — грубые заимствования и плагиат? Навскидку привожу примеры: «Аттракцион...» — способность главного героя и шоу, которое он раскрутил вокруг нее, напоминают подобную же из рассказа Филипа Дика «Золотой человек»; «Путь побежденных» — не заметить общее сходство с «Гадкими лебедями» Стругацких представляется мало возможным; «Приманка для дьявола» — опять Дик с его «Полным расчетом» и «Мы вам все припомним». И, напоследок, по поводу все тех же странных схожестей... Один из радикальных социальных режимов, описанных, насколько я помню, в «Жестяном боре», очень напоминает «протез бессмертия» в одном из «Путешествий Йиона Тихого».

7. «Солдаты Вавилона» — малое разочарование. Странно, ведь, казалось бы, такой же грандиозный лазарчуковский размах повествования — а то, уже не только ведь социально-политическо-метафизические темы поднимаем, а уже структуру авторской мультивселенной!.. Ну, и эти же проблемы в них, только с той же мало объясняемой терминологией, кучей, просто ужасающим множеством разрывов сюжетной линии, которая в конце сходится, но не подводит под себя остальные пути повествования из остальных частей-глав романа-эпопеи. Но точка поставлена, безумие мироздания объяснено, и все же...

И все же романа-эпопеи не вышло. По сути, вся это разрозненная тонна текстов, собранных под одну обложку — совершенно разные и самостоятельные произведения, в которых может раз-два мелькнуть знакомое имя или общая проблематика. В остальном не наблюдается никакой четкой связи, которая должна была бы быть — это «роман-эпопея», следуая классификации на фантлабе и других электронных ресурсах. Но это более цикл, объемный и не очень связный. А оценка хоть и та же стоит, что и у «Моста...», для меня первый роман цикла вышел получше этого заключительного.

Итак, подвожу. Рецензия (отзыв), к сожалению, вышла такой же разрозненной, как и монументальное по объему произведения Лазарчука. Если говорить об оценивание, то, со всей палитрой выставленных за отдельные «главы» оценок, в целом циклу ставлю твердые семь баллов. Эти работы автора действительно служат свидетельством попытки создать нечто новое в российском фантастическом секторе, что-то с эпическим размахом, глубокой философией и социальными проблемами. Естественно, что выглядеть и быть это нечто должно оригинально. На выходе, к моему глубочайшему сожалению, вышло по закону Старджона, то бишь пошло не так, как хотелось. Или пошло...

Чего ожидал я? Связного, не псевдо-философичного и -глубокомысленного, эпоса по человечеству, с описаниями наших ошибок, неудач, их причин, несчастье общем людском, а после их решением. Разумеется, что без штампов, копирок всяких... Картина не меняющейся ситуации с одной властью, что нацистско-социалистической, которая как и наши нацисты бросало детей и стариков на танки перед своим падением, что с демократами, «мирными», в сравнении, диктаторами, западными (?) интервентами проиллюстрирована добротно. Верится в созданную писателем неизменяемость, неизбежность всех гадостей, всех бед, бедствий, в глубинную одинаковость всех режимов (крах всех идей — не отсылка ли к «Граду Обреченному?..), в это нелогичное безумие. Но и без ляпов из-за гипертрофирования этого образа не обошлось. Чего стоят одни опыты, проводимые новой властью в поствоенное время в «Пути...» по использованию биологического оружия на своей собственной территории, которые постоянно ведут к обширным заражениям и массовым смертям, да еще кое-как сляпанным объяснениям подобного в виде «выходок террористов». Ну, глупость ведь — есть биологическое оружие, так примени его на пространствах врага! оно ведь компактно, незаметно, смысл своих гробить, даже если это происходит из-за внутренних свор силовиков. Также одним большим логическим ляпом остался для меня «Мост Ватерлоо» — своим разрушением «четвертой стены» и другим видением основной идеи романа-эпопеи, и так еле-еле скрепленного внутри себя, это конкретная работа Лазарчука ну совсем выходит из общей колеи повествования (имеется в виду, что тут вместо «надчеловеческого разумного бессознательного» появляется вархамерский Бог-Машина — опять же, вопрос, плагиат-с ли это).

Таким образом, вышло ну очень, очень неоднозначно. С разными стилями повествования, кучей ляпов, слишком большим числом заимствований, лишь тонкой стенкой отгороженных от клейма плагиата, данная работа автора меня впечатлила. Ведь даже в финальном романе кое-как, но постарался ведь Лазарчук свести все к чему-то одному, например, довести идею уже названного «надчеловеческого», подробно описанного в «Жестяном боре»; к сменяющим друг друга реальностям, создаваемым бессознательно-разумными энергиями, за миры которых две мощные метафизические сущности ведут долгую, скорее всего вечную, бесконечную войну, люди в которой — пешки. Но ожидал я ведь каких-то более трезвых ответов, да и решений — их-то не появилось в финале цикла. Вышло что-то наподобие анекдота о теории струн, когда физик рассказывает другому человеку о ней, об одиннадцати измерениях Вселенной, а после тот спрашивает у физика-рассказчика: «ну и что?». Физик лишь пожал плечами. Вот и я делаю тоже самое применительно к ответам Лазарчука. И кучу всех минусов никуда же не выкинешь. Но прочитать этот талмуд стоит, хотя бы из-за повестей, находящихся между двумя эпичными романами, «Мостом...» и «Солдатами...» — они красивы и читабельны, несмотря на явные закосы под Стругацких и Дика («Мост...», отбрасывая и его грехи, тоже хорош). Так что читаем цикл, выносим свое мнение по одному из немногих достижений современной российской фантастики.

По факту — самая известная работа Клиффорда, наверное, во всем его творчестве. Во всяком случае «Город» уж точно входит в тройку известнейших и, по мнению большинства, лучших романов автора. А если задуматься, то... Заслуженно ли?

О чем данная книга, думаю, знают все. История человечества, его развития и падения, в определенном смысле, а так же осмысление того, что есть Человечество и Человечность в большой буквы. И, собственно, ответы на эти вопросы.

И кажется ведь, что и проблема выбрана замечательно, и снова тут саймаковский букет фантастических идей, есть интересные герои, подвижный сюжет, какая-то доля «саймаковсти», но мне «Город» показался смазанным и местами нелогичным (и не надо тут, что «фантастика не требует логики. Требует-требует»). Сразу же скажу, что по мне так данный минус, портящий впечатление от первого крупного заметного произведения Мэтра, находится в структуре романа. Он состоит из нескольких рассказов, порой довольно разного уровня, с не всегда связной сюжетной линией. Из-за меняющийся череды героев им просто-напросто не успеваешь и прочувствовать, вжиться в них, что ли. Из-за этого и уходящее в небытие Человечество я не успел с необходимой грустью и тоской сказать «прощай».

И еще немного по минусам. Размах, конечно, меньше, чем в стэплдоновских «Первых и последних людях», но определенная лишняя растянутость хронологии ощущается. Большим изъяном, правда, для меня стали люди и их развитие. Во-первых, понятное дело, не сможет пройти сценарий расселения и возврата в сельскую местность, пусть и иного формата. Такую утопичноть, надо сказать, не только Саймак описывает (тот же Кларк в «Спасательном отряде»), но в нее совсем не верится. Во-вторых, это такой простой отказ людей от рассеяния по звездам (как я понял, если и остались кто-нибудь в небесах далеких из настоящих людей, то очень немногие). Ну, не верится как-то, опять же, что мы так просто забросили все ради каких-то странноватых райских пущ Юпитера... Хотя, если вдуматься, все это не просто авторская метафорическая задумка, а событие, не лишенное смысле. Например, сейчас многие уже променяли реальную жизнь, действительно полную приключений, на довольно сомнительные виртуальные развлечения. Представьте, что нас ожидает при развитии подлинных технологий искусственной реальности. Так что «виртуальный» юпитерианский рай Клиффорда — не такой уж и бред, и в контексте романа это становится неким искушением и запретным плодом, который губит нашу цивилизацию.

Но на этом «Город» не заканчивается, и сюжет его продвигается вперед (пройдемся по плюсам). Далее нас ждут те, кто сменили Человечество — его наследники, роботы, псы и муравьи, перенявшие некоторые наши качества и достоинства, может и изъяны. Они и являются нашими детьми, новыми Человечествами. Особенно порадовали Псы и, разумеется, робот Дженкинс, чей образ еще промелькнет и в других работах автора (рассказ «Все ловушки Земли» и роман «Снова и снова» — еще «до-городской»), и вообще в фантастике. Ведь образ робота, которого можно назвать человеком вполне смело и справедливо, заслуженно тоже часть вопроса о сути человека и человечности. У Азимова по этой теме работ хватает. Конечно, вспоминаю как большой плюс «Города» и те идеи, которые Саймак в-первые использовал здесь. Тут и параллельные реальности и уход туда («Вся плоть...», «Что может быть проще...», «Кольцо вокруг...»), и Мутанты (тоже «Кольцо...» и немного «Что может быть...»), и еще куча всего другого.

Итак, что мы имеем? Роман с достойным похвал размахом, с разнообразием фантастических идей, хорошо выбранной проблематикой, но с отсутствием связности и персонажей (Дженкис — не в счет), которым бы представилась возможность сопереживать. Тем не менее оценил «Город» на девятку. Все же Саймка, и этим все сказано.

Вот очередь на прочтение подошла и к Эрику Ф. Расселу, а именно к роману «Оса».

По комментариям и оценкам к другим работам этого автора в большой форме мне начинает думаться, что это либо лучшее, либо одно из лучших его произведений. В этой книге имеются и элементы юморка, и сатира, и хорошо продуманные военные будни, добротный сюжет и производственная часть, но без минусов и тут не обошлось. Но обо всем по порядку.

Условно для оценивания этого романа в своей голове я разделил его на три части, на которые обычно и делят любую книжку — начало, середина и финал. И середина вышла в «Осе» просто замечательной. За ГГ было интересно наблюдать, следить за его поступками и мыслями; да за каждым шагом было интересно смотреть! А что случалось при погоне за этим персонажем! А если он оказывался на волоске от смерти... Вообщем, я ему сопереживал, да еще как — миссия на нем лежит важная. Сама идея этой миссии вполне себе реалистична — своеобразный военизированный эффект бабочки, ну либо аналогия с внедрением хаотической частицы в стабильную систему. И то, как реализовывались, воплощалась в жизнь эта миссия, ее этапы — все на качественном высоком уровне. Даже в определенном смысле слишком однобокое выставление Империи сирианцев перед читателем как чего-то абсолютно негативно-диктаторского не портило впечатлений по мере прочтения. За такое не жалко было бы и девяти баллов выставить, да вот помешали те самые вступления с заключением.

Ну что ж так не потрудился Рассел над приданию реалистичности, хоть мизерной, прологу и какой-то интересности эпилогу? Что же с ними не так?

Начнем с первого, логического минуса (во вступлении). Хорошо, обходим стороной, что и в межзвездных войнах все упирается в численность войск. Опустим и чрезмерную похожесть сири на людей — кроме некоторых внешних признаков и упоминания автора в начале, мол, «плодятся они как мухи», никаких различий с людьми нет. Но как, как можно, объясните мне, подготовить агентов-диверсантов за шесть недель!? Всего шесть! По-моему, даже военные училища Советов в годы Велико Отечественной и то больше времени затрачивали на подготовку юных боевых кадров. А тут на тебе, не считая того, что и без добровольной основы, просто земное правительство нашло людей, знающих язык сири и за несколько недель обучило их всем канонам шпионажа, диверсионной деятельности, боевых искусств (пусть и в зачаточном состоянии) и методикам психологической войны. Ладно, допустим, принимая все это за чистую монету и следованию «плана Осы», представим, что земные политиканы тех веков думают: «ну, пофиг, самое главное, чтобы эти недоучки-смертники хорошенько отвлекли на себя внимание. Сразу все силы засранцев-сири разойдутся кто-куда, и тут-то мы начнем наступления. Но, как мне думается, отвлечение внимания генералов сири должно быть как можно более долгим, и что еще более важно те не должны догадаться, что все это лишь жалкие проделки землян, на которые и обращать внимание не стоит. Если же наши диверсанты будут плохо подготовлены, то большого труда вывести всю правду о деятельности разведки Земли не составит труда. А уж это значит, что будь у нас хоть бесконечный поток этого разведовательного пушечного мяса, после такого поворота событий весь план «Оса» ожидает скорое падение.

И второй, заключительный минус, определивший оценку романа в восемь баллов — финал. Абсолютно не оправдывающий интриг, неинтересный, бледный, простой и ожидаемый.

Исходя из всего вышеизложенного все же советую «Осу» читать — динамичная и неглупая вещица. Заставит задуматься о более выгодных и менее затратных способах победить не только в обычной войне.

Вот и на неназываемых ресурсах появилась книга Чайна Мьевиля «Рельсы» или «Рельсоморье».

Надо сказать, что, на данный момент, пока мною из творчества данного автора прочитаны только слишком сюрриалистичный, но тем не менее красивый мистико-антуражный «Кракен» и сай-фай «Посольский город», берущий замечательными описаниями, но никак не сюжетом, произведение о погибшем мире будущего Земли мне понравилось более всего.

Конечно, и тут сюрреализм, но какой! Вместо морей и океанов — железнодорожные пути, вместо красавцев-китов — огромные кроты, а в высотах небес, ставших ядовитыми и непроглядными, вместо прекрасных птиц инопланетные твари со странной биологией. Зато общество на островах и кораблях рельс да шпал все то же, ни чуть не изменившееся. Люди, исказив свой мир и природу, потеряв всякое будущее, остались черствыми, безумными и алчными. Но не все. Например, главный герой романа «Рельсы» — подросток Шэм, маленький в разных смыслах человек, сохранивший доброту и порядочность в дивном новом мире.

Сюжет книги не такой уж и предсказуемый, и сама она выигрывает не только красивым фоном, но и неплохой историей, не слишком картонными и шаблонными героями. В отличие от недавней «Веры» Джона Лава, которая тоже подразумевалась как новый взгляд на «Моби Дика», только из дебрей космооперы, «Рельсы» далеко не целиком и полностью идут по заложенным Мелвиллом шаблонам и не пытаются, как в упомянутой «Вере», пропихнуть странноватую философию автора с какими-то сверхвозвышенными идеями, суть которых после сумбурного фантасмагорического конца никак и не объясняется. Разумеется, без крайне, или не очень, левых взглядов Чайны не обходится, но проскальзывают они в произведении всего два раза — где-то под конец первой части книги и в самом финале, где те выглядят как ирония, а то и сарказм к миру капиталистическому. Кстати о капитализме и политике — в абзаце, где перечисляются государства мира Рельсоморья, можно найти страны-аналоги нашего современного мира, в том числе и Штаты, «пропихивающие свою демократию деньгами и военной мощью» (не совсем точная цитата, ну да ладно).

Так что же в итоге вышло у Мьевиля? Как уже говорили, роман-игра, где можно увидеть что-то от «Пикника...» Стругацких, «Моби Дика» Мелвилла, разумеется, и «Детей капитана Гранта» Верна? Постапокалиптический мир будущего с почти истощенными что топливными, что природными, что мыслительными ресурсами, где философия перешла в ранг безумных идей отдельных капитанов кротованов о крупной и трудной добыче, а религия стала поклонению остаткам артефактов крупных корпораций, и создавших эту реальность? Что ж, тогда у такого мира и будущего никакого нет, ибо отсутствуют стремления вперед, к чему-то большему, чем огромный южный крот цвета слоновой кости... Хотя финал и преподносит некоторую надежду на лучшее будущее, но каким оно будет, решать только нам, живущим.

Всему нужно свое время, понял я, когда решил сменить поставленную два года назад оценку роману Оруэлла «1984» с шести баллов на восемь.

Действительно, балл роману я очень сильно снизил в свое время, но, как видно теперь, та ошибка исправлена. Почему она вообще была совершена? Не обошлось без младой да горячей критичности и шумихи сразу после прочтения сие произведение вокруг Сноудена. Тогда и вспомнили старика Джорджа и его работу с журналистскими броскими заголовками, вроде «МИР «1984»-ого НАСТАЕТ СЕЙЧАС И СЕГОДНЯ!». Мне тогда подобное возрождение внимания к одной из первых крупных антиутопий не очень понравилось, ведь скандал с электронной слежкой граждан на Западе и мир романа связаны мало. Крайне. Если быть еще точнее, то вообще никак: вселенная Оруэлла это разделенный на четыре части мир, одна из которых является нейтральной африканско-азиатской зоной рабочих рук, а три другие — тоталитарными государствами с правительствами из Соци (действительно, какая разница между Наци и Соци? Вспоминается сразу «творение» Маклауда «Ночные проповеди», где были, видимо, очень религиозно-пропагандистские партийцы-социалисты, которых возненавидела вся Англия), а современный мир — это современный мир. Ни более, ни менее.

Кстати о той нейтральной зоне, за которую идут постоянные боевые действия трех единственных планетарных государств. Конечно, уж что-что, а это, в двадцать первом веке точно, глупость — воевать за рабочие руки никто не будет. Дефицита и какого-либо недостатка в них сегодняшние великие державы не испытывают. Но строить свою экономику на долгой войне и сегодня многие бы не отказались.

Не отходя от темы привлечение внимания к роману, скандалу о массовой слежке и моему мнению о произведении, продолжу. Итак, да, в Евразии, Остазии и Океании, как и в сегодняшнем мире, или его части, присутствует слежке за населением. Разумеется, сравнение ее масштабов и целей в литературной работе Оруэлла и в реальности говорит лишь о том, насколько сходство их, предоставляемое нами в СМИ, сомнительное. Во-первых, конечно, в романе нет и не может быть никаких персональных электронных устройств связи. Во-вторых, сегодня ни на Западе, ни у нас целенаправленно не воспитывается общество доносчиков. В-третьих, ясное дело, что цели всплывшей в шумихе АНБ, конечно, далеко не только борьба с терроризмом. Тут и шпионаж, и контршпионаж, и, что, наверное, является самым главным — выявление тех желаний и спросов граждан, которые помогут правительству ими управлять в политических и экономических целях. Вот, кажется, и совпадение, да нет. Как раз наоборот — главное отличие. В современных Штатах, может, где-то и еще, даже у нас, тотальная слежка является уже сама по себе орудием зомбирования, в отличии от оруэлловского мира, где прослушивание и контршпионаж — лишь обычный метод выявления опасных элементов общества.

Страшнее в романе другое — абсолютная пропаганда через все возможные ресурсы, даже через изменение истории, как давней, так и произошедшей день, два назад. Сжигание в печах особо министерства постаревших на день, но по хронометражу Партии — на десятилетия, газеты — особо запомнившейся мне эпизод-картинка. Постоянное и изменчивое влияние непобедимых вождей Ангсоца, сменяющие друг друга союзы то с Остазией, то с Евразией, Сопротивление-обманка, Партия, которая, оказывается, и изобрела самолеты да паровозы (сейчас мне это напоминает Укров, выкопавших Черное море и бред Фоменко по Тартарто-Русам) — это страшно. Плюс ко всему, есть новояз — очень интересное средство борьбы с инакомыслием, которое не просто меняет мышление человека, но, если какого-то отдельного индивида, вас или меня, например, заподозрят во внутреннем непринятии пропаганды, то, благодаря удивительным словам новояза, «единственного в мире языка, чей словарь не увеличивается, а постоянно уменьшается», которые можно интерпретировать диаметрально противоположным образом, вас спокойно найдут и заберут в соответствующий орган.

В чем-то это зомбирование и напоминает современные «двойные стандарты», фальсификации истории в информационном глобальном пространстве, но все равно мало, ведь у нас, по крайне мере на сегодняшний момент, всегда есть шанс сохранить правду, засчет той же глобальности киберпространства хотя бы. У жителей же трех сверхдержав «1984» такой возможности не существует. Так что данное произведение некорректно сравнивать с событиями сегодняшнего дня, хотя отрицать то, что Оруэлл предвидел общие тенденции нашего времени не стану. Но и забывать о запущенной политичности данного романа, с его явными намеками на фашисто-коммунистов, зло, исходящее от Советов, явный антикоммунизм и антисоветскую пропаганду не стоит.

«1984» прочесть можно; искать аллюзии с современностью не стоит. Поищите лучше таковые с днями его написания.

Приятного чтения.

Наконец-то дочитан цикл, который по праву можно назвать одним из столпов Фантастики с большой буквы; неподражаемой классики, которую, как говорится, знать надо.

Для начала в целом. Цикл, состоящий из четырех романов и одного рассказа под общим названием «Реквием по Человеку (Разумному)» авторства Дэвида Зинделла можно отнести к мифо-поэтическому галактическому эпосу, где главные герои живут в мире далекого будущего Человечества, которое расселилось почти по всей Галактике, в которой обнаружило много тайн, загадок, вопросов, пришельцев и Богов. В этом мире Человечество стало настолько масштабно, что потеряло само себя, хотя главные цели своего бытия так и остались достоянием всех людей и постлюдей — поиск смысла жизни, бессмертия, устранение боли и создание лучшего мира.

И вся эта многогранная картина с значительными элементами философии, религии, интересным языком необычайно точно и красиво подана читателю в виде перевода. Все нюансы, как по мне, сохранены с поразительной точностью, герои такие же живые, а сюжет все с тем же оттенком легендариума.

Переходя к более подробному изложению впечатления от прочтения невозможно не заметить и минусов. Как по мне, циклу не хватило еще большей масштабности, которую Зинделл вполне был способен привнести в свое творение. Заметен так же контраст «Хранителя...» с основной трилогией, хотя и связь вроде бы вполне прочная между этими частями, да и что в этих произведениях, что и в рассказе «Шанидар», использована схема сюжета и отношений главных героев «отец-сын». Не думаю, что это плохо, но, тем не менее... Так же не совсем порадовала концовка финального романа, точнее ее сюжетный сегмент, связанный с упомянутым выше родственным конструктом.

Вообще, «Реквием...» можно поделить на три части по духу описания. Первая, конечно, вступительный рассказ «Шанидар». Очень эмоциональный, красивый, он представляет собой зарисовку мира будущей саги, где есть могучий Орден, прекрасный город, в котором не может быть нуждающихся, по имени Невернесс (прямо какое-то общество Золотого века и полными свободами личностей), благоденствующее общество Цивилизованных миров, но этот же рассказ и некая философская притча, извиняюсь за логическую тавтологию. Далее идет роман «Хранитель Времени», открывающий мир «Реквиема...» со всеми его подробностями, тайнами, вопросами, Богами, Пилотами, Старшей Эддой, красивым повествованием с вставками цитат (обожаю подобный стиль), а так же с главным героем, который, по сути, является обычным человеком, на которого возложили слишком многое, оставив в нем обычные человеческие страхи, желания и пороки, из-за чего он мне и не очень понравился. Да и ответы, данные в этом же произведении на поставленные там вопросы слишком быстры и поданы не так, как хотелось бы. Зато грядущая трилогия, пусть и сильно растянутая, сохраняя все плюсы прошлого романа, главным из которых был стиль, добавляя более колоритного, а то и колоритных, персонажей, религиозно-философскую тематику с уклоном на первую часть данного слова, интересный сюжет и более детально проработанный мир, прекрасно формирует данный, не побоюсь этого слова, эпос, более-менее логично его заканчивая.

Если внимательно приглядеться к этой самой трилогии, то можно увидеть описание противостояния двух вер, двух религий, одна из которых логично вытекает в другую. Думаю, читатель явно сможет заметить противостояние иудаизма и христианства, или католичества и протестанства, поданного под соусом научности но все с тем же мистико-философским содержанием. Очень интересно было наблюдать за этим конфликтом ортодоксов и реформаторов, в каждом из которых можно узреть признаки и черты христианства, хотя те не имеют к его сути и положениям ничего общего, а сами христиане, как мелкая секта, в произведениях встречаются.

Так что с этим циклом знакомиться надо. Истинный must read, одним из немногих минусов которого является, лично по моему мнению, недостаточная масштабность действий, несколько мало, черт, экшна... пусть и говорим мы всего лишь о философско-религиозном эпосе.

«От Отягощенных Злом, через Поиск Предназначения к Бессильным мирам сего...» Так гласит одна из аннотаций одного из трех этих произведений, которых я отношу к попытке романов-реализмов, вроде «Хромой судьбы» и «Дьявола среди людей», ну, и «Подробности жизни Никиты Воронцова» с, безусловно, «Градом обреченным». Более всего из этого реалистического сегмента нравятся роман «Хромая судьба», повесть Аркадия «Дьявол...», идеи которого использовал Борис Натанович в «Поиске предназначения», который понравился из всей поздней тройки произведений более «Бессильных...» и данного произведения, и, конечно же, «Град...» — вершина творчества братьев.

А «Отягощенные...», «Поиск...» и «Бессильные...» — гораздо слабее. К сожалению. Идеи в них, серьезные, нефантастические, как и фантастические довольно слабы и вторичны, весьма туманны. Присутствует ненормативная лексика и некий огромный вал-ком всех этих смысловых отягощений, которые и создали у меня именно такую оценку именно этих трех повестей-романов-реализмов Стругацких.

Я бы не стал писать отзыв на «ОЗ», если бы не одно «но», произошедшее совсем недавно. А именно оно заключалось в том, что после интервью братьев об их «Граде», я наткнулся на два видео уже от господина Кургиняна, называемого нашими оппозиционерами-внесистемниками «главным пропагандистом Кремля». Нет, не политики там было... По крайней мере, частично. Нет, не о политике собираюсь заводить речь и я. Дело в том, что в двух этих видеозаписях, просмотренных мною, речь шла, от Кургиняна, именно о Стругацких и их творчестве, которое он умудрился назвать «специлужбицким», «агитационно-антисоветским» и, что меня просто свалило с ног, все их творчество целиком он охарактеризовал одной фразой, в конце самой подробной записи, — «а все их творчество в литературе ничто. Ничто. Ничто».

Думаю, это по крайней мере не очень уважительно — ладно еще первое видео, короткое, где Кургинян не особо раскрыл свои мысли,- но так называть весь жизненный путь при еще тогда живущем Борисе Натановиче — нет, это уже слишком. Выделив и, видимо, прочитав только подобные произведения братьев, Сергей Ервандович говорил только о «КОМКОНах-спецлужбистах» и «злых Прогрессоров» с «ужасающим Институтом Экспериментальной Истории» (на которые, кстати, всегда нужно смотреть двояко, чего, видимо, и пытались добиться авторы, ну, и исходить от их комментариев к произведениям, интервью, жизни — уже многое объясняет упомянутое мною видео-интервью о «Граде...»). Но основой всего этого что в первой, что во второй записи, Кургинян выделял, что «все политики, включая, ОСОБЕННО включая Гайдара, все эти политики шоковых терапий, расстрельщиков русского Белого Дома и разрушителей Советского гос-ва были идолопоклонниками Стругацких, их метафизики — представляете, они считали это метафизикой! — и считали свое дело правым, ведь они в своих умах и по убеждению были Прогрессорами». Не буду споить с этим утверждением, ибо мало знаю, пока не занимался данной тематикой, и о деятелях советской-российской политики 80-90-ых, и о более подробной деятельности самого господина Кургиняна. Да, соглашусь, на Стругацких есть разные мнение, в том числе и видящее в их творчестве истинный фашизм; возможно, они были и антисоветчиками, но, по мне, не такими ярыми и вполне патриотами; конечно, в их творчестве есть более-менее антисоветская литература, но они уж точно не рассматривали свои книги и свой великий цикл «Мир Полудня» как пропаганду для взращивания поколения, уничтожившее бы их государство аля «Империю Зла». Но, извините, а сколько таких писателей вообще? Что в самом Советском Союзе, что и тех, кто был вынужден его покинуть? Многие из них, по крайней мере, Советскую власть не очень одобряли. Да тот же Солженицын! Патриот? Думаю, Сергей Ервандович согласился бы. Оставил литературное наследие? Еще какое! Но его «В круге первом» ГОРАЗДО более антисоветский, со своими зернами дробления Союза... Да и к чему я, если утверждал, что не буду о политике? Да о явном противоречии в словах оратора, ведь, если Стругацикие — жалкие ничтожества в литературе, мелкие людишки, поклонники спецлужбизма, то как они, НИЧТО, смогли повлиять на Красную Империю, умы ее технократичной интеллигенции, развратив ее и поставив ее на путь «либеральных Прогрессоров»? Не понятно.

Ну, и напоследок... Можно говорить, что в Советах было мало фантастики, особенно зарубежной — только «прогрессивные», и то не целиком; можно утверждать, что Стругацкие, современном языком, «раскручивали» себя и наговориться можно до бог знает чего еще, и все будет правдиво, но до определенной степени, но Борис и Аркадий Натановичи Стругацкие будут и есть классиками советско-российской и мировой литературы, не просто фантастики, в принципе, которых будут и переиздают уже не раз, в том числе и на Западе, где они являются и признанными фантастами и обладателями различных наград и премий. Так что пусть политиканы будут поменьше лезть в литературу со своими поисками виновников всего. Для начала, как говорится, нужно посмотреть в зеркало. От себя добавлю, что иногда надо заглядывать и в диплом.

Вот и прошел целый вечер — целый вечер, потраченный на чтение электронного варианта «Бытие» Брина (да-да, кто ищет, тот всегда найдет).

Для меня это первое прочитанное крупное рпоизведение автора. До этого были два рассказа, в том числе и «Опоздавшие» — рассказ, несколько измененный, вошедший в структуру романа.

Сразу начнем о сюжете, структуре и стилистике, дополняя все многочисленными, так сказать, спойлерами.

Новое, двухлетней давности, произведение Дэвида Брина уводит нас в мир будущего — Землю 2060-ых годов, которая столкнулась с Первым Контактом, при том же, не единичным... Сначала это был кристаллический овоид, найденный Ливингстоном на орбите, который начинает общаться с людьми посредством создания образов и картинок. Очень быстро эта новость становится символом столетия, ведь гость из других звезд предлагает нашей расе ее мечту — бессмертие, если те присоединятся к «ним». Кто эти «они»? Ответ для наших потомков станет довольно неожиданным, как, впрочем, и для читающих.

На этом сделаю небольшую паузу, дабы написать следующую ремарку. Поначалу, текст «Бытия» может вас несколько запутать; нить повествования быстро обрывается, ведь автор хочет показать нам весь мир той грядущей Земли в его понимании, но из этих остановок непонятностей и неясностей становится лишь больше. Только несколько позже можно понять о новых расах людей, действующих персонажах, политической обстановки будущего, которая представляет собой сильно разобщенную, но более-менее мирную систему, где основной силой является Великий Китай... О России сказано лишь пару слов, а наши ругательства и то использованы не те и не так. С космосом ситуация примерно такова: зонды и роботов по своей системе рассылаем, а людей не отправляем. Из текста можно узнать много интересных ситуаций и событий, которые произойдут и происходят в мире «Бытия» — нашем возможном будущем.

Но, снова к сюжету. Как оказывается, решение бессмертия и эти «они» — понятия довольно взаимосвязанные, ведь никаких федераций и союзов в космосе нет — даже какие-то обменники культурными и научными достижениями отсутствуют. Зато присутствуют сети этих кристаллических семян, триллионами триллионов бороздящими пустоту галактики, неся в себе копии одних и тех же индивидуумов — их личностей. Это, как заверяет нас кристалл-1, — единственный способ бессмертия и выживания рас и видов Млечного пути. Другого не дано... Только вот выясняется, что ситуация, довольно мрачная, еще мрачнее — таких вот видов семян — огромное множество, и каждое из них хочет само вступить в контакт с новоиспеченной цивилизацией, взять один из ее разумом, и, используя ресурсы ее мира, создать пару тысяч новых копий самого себя и начать новый поиск следующих жертв. Разумеется, между этими семенами идет соперничество. Узнаем мы походу сюжета и о том, что разные семена попадали к нам и в далекой древности, и еще древнее, а так же что существовала целая раса, развитие которой крутилось только вокруг этих кристаллоидов — это выясняется от ее кристалла, кристалла-2, назовем его так.

Кажется, что вот и все, довольно печальный выбор для человечества — либо все равно вымрем от чего-нибудь, либо поддадимся этому «вирусу разумов», только вот, появляется новая сюжетная линия — видоизмененный рассказ «Опоздавшие», из которого мы узнаем о еще более древней волне экспансии, только не в виде клонирования кристаллов, а в форме Машин фон Неймана...

Так чем же все закончится? Какой путь изберет земная раса? Грубую экспансию, семена-кристаллы или же нечто, что изменит судьбу самой галактики?..

Все это в интригующем романе Брина «Бытие». Потраченное время, уверяю, не уйдет понапрасну.

Литературность произведения очень даже неплоха. Тут стоит сказать спасибо именно автору — классику жанра, роман которого хоть и можно причислить к «Новой Волне», но в очень и очень приемлемой форме для чтения — довольно приличный плюс к «Бытию». Очень контрастирует с недавно прочитанной «Ложной слепотой», у которой с литературностью, кхм... Нет, наверное, это и есть главная цель НФ произведений — выбрать самый приемлемый вариант водораздела между научностью и литературностью. Так же неплохо вышло и у Де Ченси, автора полуюмористической «Космострады», некого пограничного цикла между фантастикой 60-80, большая часть которой довольно ненаучна и в основном сводится к путешествиям по космосу и сегодняшней «Новой Волной».

Единственный минус произведения может состоять в некоторой затянутости и не совсем явной концовке.

Давно уже хотел прочитать что-нибудь из Дика, и вот, сразу пять романов под одной обложкой «Шедевров Фантастики». Основной тематикой в них являются попытки отличить явь от миража, реальность от галлюцинаций, так ил иначе вписанных во все пять произведений (видимо, это связано именно с тем, что автор частенько попадал в такие ситуации). В первых четырех произведениях эта тематика вполне заметна, но в пятом романе, в «Человеке в высоком замке», она более скрытая. Здесь уже нет психоделики, а жанровая его характеристика — альтернативная история, при том же самая популярная ее тема — победившая Германия (следующие по полярности нераспавшийся и воюющий с Америкой Союз и задержавшиеся паровые технологии в Викторианской эпохе).

Можно спорить о том, могло ли

Итог: «ЧвВЗ» не зря называют лучшим романом Филипа Дика.

П.С. От 18.09.14.:

Интереснейший цикл Артура Кларка, который захватывает целое тысячелетие космических полетов, колонизации планет и лун, новых открытий и встрече с инопланетными цивилизациями.

Не хочу долго отписываться под каждой частью романа, поэтому, опишу все четыре здесь.

Первая Одиссея была очень увлекательной... Целых три непонятных сооружения цивилизации, которая перешла на энергетический уровень развития. Но, на этом романе все и должно было закончиться, но, как писал и сам Кларк, после каждого написанного романа он хотел добавить что-то новое, из-за чего все романы не всегда так хорошо связаны. Особенно это проявляется в послесловиях и экранизациях.

Вторая Одиссея была более динамичной, с политическими играми и астроформированием — далеко не так часто встречающемуся событию в НФ-произведениях. Такое я помню лишь в романах Гуревича. Монолиты в геометрической прогрессии, переделывающие Юпитер. Самая лучшая по сюжету и активным действиям часть тетралогии.

Третья Одиссея порадовала, в основном, описаниями будущего мира с двумя солнцами, холодным синтезом, развитием всего мира.

И, наконец, Четвертая Одиссея, которая тоже порадовала описаниями будущего мира, космическими лифтами, Звездным Городом и генной инженерией.

Но, должен упомянуть последний момент — к движению от первого романа цикла к последнему, Высший Разум Инопланетный становится все более и более незначительным, а в конце финального произведения даже говорится, что люди смогут с ним расправиться, хоть и не сразу. По мне, это не есть хорошо.

В целом, понравилось почти все, кроме того, что активности в романах мало.

Еще одна работа Отцов-Основателей русской фантастики, тех, кто стоял в самых ее истоках, на стыках веков и стилей. Сколько интересного, удивительного и поразительного предвидел Одоевский в своей, к сожалению, недовершенной повести! Более того, это иногда так подробно описано, как-будто он видел это собственными глазами. Взять хотя бы очень интересный небольшой абзац в конце повести, где говорится примерно следующее: «Изобретут книги, где в каждой букве будет своя книга». Ничего не напоминает? Это же устройство Интернета — ссылки в тексте на определенные статьи! А сколько еще многого увидел в будущем автор? Усиление России и Китая, победа первой над Америкой, угроза космических камней, использование природных ресурсов Луны и ее возможное терраформирование, мода на микропороды животных, генно-модифицированные растения-гибриды, развитие воздушного транспорта, Интернет, газопроводы по всему миру, геотермальная энергетика Камчатки... Плюс, некоторые его предсказания еще не успели сбыться, но имеют право на это. Взять хотя бы уже упомянутое ниже объединение Москвы и Санкт-Петербурга, глобализация мира под эгидой России — истинное воплощение мечтаний наших философов (идея «Русского мира»).

Будем верить в лучшее из предначертанного )

Прочитал вчера данную повесть. Остался ли я ею доволен и лучше ли она «Конца Вечности» великого Азимова? Вопрос сложный, ибо, нужно понять, с какой стороны смотреть на этот вопрос.

Начнем-с с хорошего. Если смотреть на научную сторону повести, она продумана очень хорошо, ведь в ней использованы современные знания о путешествиях во времени, и не только. Например, автор, уважаемый Чарльз Стросс, выбрал самый сложный и самый научный способ путешествий во времени — кротовые норы, смог отлично описать их систему использования, плюсы и минусы, полное изменения прошлого, законы квантовой механики. Так же понравилась и система Пересевов, исследование Вселенной с помощью зондов фон Неймана. Но, плюсы эти лишь в научной, надо сказать, отлично проработанной, стороне повести.

Теперь же о минусах... Рассказ не смог и не мог бы оставить во мне таких же эмоций, как «Конец Вечности» Азимова, или же, «Галактической Разведки» Снегова. Да и конец повести меня не обрадовал, подвел. Не понравилось и затянутость произведения из-за долгого срока в триллионы лет, повторение одного и того же миллионнолетиями. И, концепция Азимова о структуре его Вечности, где встреча с самим собой практически невозможна, то, что путешественника во времени отправляют куда дальше его Столетий, намного лучше представленных в рассказе научных парадоксов.

Таким образом, рассказ заслуживает лишь твердую 7-ку.

П.С. После повторного прочтения пару лет спустя — на самом деле, очень годная вещь. Оценка, соответственно, и повышена.

С первого издания «Наездника ударной волны» минуло почти полвека. И, наверное, самое фантастическое, что до сих пор сохраняется в романе, прописано Джоном Браннером в предисловии. А именно то, чем вдохновлялся писатель — трудами Элвина Тоффлера.

Почему для меня упоминание автором источников вдохновения стало таким фантастическим удивлением? Во многом потому, что, по крайней мере, сейчас сентенции Тоффлера-Белла-и-иже-с-ними смотрятся, читаются и слушаются как не просто не сбывшиеся футурологические грезы, но как частично ставшая тривиальностью повседневность и как безудержный технооптимизм, не учитывающий что общественных, что человеческих, что исторических условностей. Все это проявилось у знаменитого футуролога или, скажем так, пиарщика мира надвигающихся IT-гигантов и сетевых гиперкорпораций, как в «Футуршоке» (к которому и отсылает название романа), так и в «Третьей волне». В последней, кстати говоря, с самого начала концепция трех технологических волн (или промышленных революций в лексиконе обычных историков) не состыковывается с фактологическим фундаментом — паровые двигатели и фактории с разделением труда уже были в античности, но что-то не преобразовали мироздание экономического и социального порядков (зато основанная на этом принципе концепция деления исторического прогресса глубоко проникла в российское школьное обществознание и в кучу мусорных публикаций в академических журналах). Притом я умолчу о несостоявшейся второй технологической волне в Китае династии Сун (11 в. н. э.), доменные печи и прочие технические плюшки которого были не столько (но не без этого) стерты в порошок северными кочевниками, но и купированы расхождением с теми самыми социальными реалиями. Как мне кажется, подобные несуразности связаны с семантической локализацией постиндустриалистами развития человеческих обществ как прежде всего развития технического (в достаточно узком понимании понятия «техника»), которое, да, приводит по аналогии, по формам и по сути к изменениям внутри социальных взаимодействий и общностей, но именно в таком порядке.

Все-таки теоретическое банкротство и технологических, и экономических, и географических детерминистов связано с тем, что все факторы и условия сплетаются людской историей в сложную петлю обратной связи, порочный круг, в пустом сердце которого то самое социальное, а в линии окружности многочисленные разные технические, политическое, экономические и прочие составляющие, обращающиеся друг в друга и друг от друга вокруг дырки от общественного бублика. Но, прекратив свои душные замечания, все это к чему: Браннер потому талантлив, что смог из изначально узкой и сковывающей схемы построить машину для расширения собственной фантазии. Это, наверное, общее место для любого талантливого писателя-фантаста (а, быть может, и вообще каждого писателя).

Сам «Наездник...» хорош прежде всего (но не только лишь этим) широким, богатым и детализированным пейзажем будущего, которое уже наше настоящее. Здесь есть не только вездесущая Сеть и компьютерные вирусы, которые и терминологически, и во многом по существу схожи с нашей глубоко виртуализированной реальностью, но и более интересные предугаданные мазки современности: углубление фрагментации и атомизации общества, в т. ч. в форме трайбализма; подъем новой и старой религиозностей; ослабление стран т. н. Запада, включая Штаты; новые вариации гонок технологий и вооружения; и т. д. Помимо того, что Браннер углядел и подглядел некоторые процессы мира позднеиндустриального капитализма, автор частично на недопрогнозах постиндустриалистов, а во многом руководствуясь собственными фантазией и эрудицией крайне изящно интегрировал во вселенную «Наздника...»: создание интеллектуальных центров из взращиваемых и воспитываемых правительствами мудрецов и прогнозистов; использование масштабируемых квазисоцопросов для проектирования (и прогнозирования) будущего; линия исследователей Кризисвилля о когнитивных особенностях индивидуального и общественного сознания, например, ложных абстракций городской цивилизации и т. п. И сюжетная линия, больше половины всех эпизодов, очень красочное начало повествования (в пыточной лаборатории) — все на высоте. Но, как думается, Джон Браннер захотел смешать и употребить в романе слишком много всего, из-за чего на третьей книге (самом проблемном и заключительном разделе «Наездника...») красивая картинка все-таки трескается где-то в углу. И, что интересно, речь идет не о форме подачи: выбранная романная архитектоника и количество действующих лиц гораздо минималистичнее, чем в «Всем стоять на Занзибаре», но оттого лишь более эффектные вкупе. А вот количество заваренных вместе идей, скорее, слишком сильно фрагментируют повествование. Тут и генномодифицированные зверьки (нужные лишь для сцены с защитой обетованного городишки от бандюков), и социальная защита вместо доступа к технологиям (странный эпизод — скорее для правительства дешевле как раз обратное), и искусственные люди (генетический уродец в первой книге нужен, чтобы показать точку отсчета преображения главного героя в диссидента, хотя, если честно, с его предысторией странно, что эта встреча так сильно на него повлияла; но вообще дальнейшее упоминание уже вполне здоровых искусственно выращенных детей никак не влияет на сюжет), и ядерное разоружение (ну да, ну да, конечно, по известному сетевому блогу одного современного политика уже всем должно было стать предельно ясным — не откажутся от прелести расщепления атома в военных целях) и т. д.

Но хочется даже подробнее и отдельно остановиться на двух важных деталях романа, которые тоже носят сомнительный оттенок. Первый — это смена жанра с антиутопичной дистопии (или дистопийной антиутопии) на техническо-анархическую утопию с базовым доходом. Объединение в границах одной книги двух противонаправленных жанров, тем более порицаемого и непопулярного сейчас (утопия) с противоположным (антиутопия) — отличная концепция. Но ее реализация... все, начиная с поимки главного героя и его подруги правительственным отдельном взращивания и обучения мудрецов и кончая финалом, кажется достаточно сырым текстом. Как персонажи сбегают от злодеев, как один из плохих дядек становится добрым, как все Штаты, а далее, видимо, и мир просто моментально отказываются от государственных аппаратов в пользу мира без патентов на интеллектуальную и иную собственность, но с гарантированным базовым доходом выглядит слишком не выводимым из реалий той эпохи, которую так тщательно и филигранно написал Браннер. И все дело во втором постулате «Наездника...». Том самом постиндустриальном футурологизме Тоффлера и ко: сокрытый и проявляемый в допросных беседах главного героя и своего дознавателя (и будущего союзника) мотив о том, каким должна быть историческая дорога здорового и свободного общества, заключается в том, что необходимо высвободить те процессы и тенденции, которые стартовали вместе с третьей волной и тормозятся правительством вместе с криминальными структурами и крупными корпорациями. И будем всем счастье. Я же полагаю, выше уже пояснив некоторые противоречия в позиции основателей теории технологических волн, что те социальные проблемы, которые так интенсивно и объемно живописал автор романа, суть порождение не просто третьей волны, но ее главных акторов — государств и корпораций. Они не тормозят, а ускоряют этот процесс, с радостью в наши дни финансируя компьютерные науки и ИИ, но не для автоматизированного коммунизма Грефа, а для увеличения прибылей и невиданных с начала времен спекуляций спекулятивным капиталом. Атомизированные массы ускоряющимися экономическими связями с виртуальными посредниками выгодны для этатизма и капитализма. Поэтому причина и следствия изначально спутаны Браннером, из чего выписывается слишком смелая, но нереалистичная «мораль сей басни» (потому 9 баллов роману, а не все 10).

В общем, как и всегда, с антиутопиями все здорово в датском королевстве фантастики, а вот без приставки «анти» жанровые пути пока слишком извилисты и изрезаны ямами.

Если никто не против, внесу ложку скепсиса и критиканства в общий чан положительных отзывов.

«Восхождение Сенлина» Джосайи Бэнкрофта, на первый и поверхностный взгляд хотя бы на издательскую аннотацию, представляет собой как минимум любопытную попытку библейского стимпанка. Именно на один из библейских мотивов, который фигурирует в заглавии цикла, и именно с элементами такого фантастического жанра-декора, как стимпанк. Сколько за историю человечества или одной лишь западной цивилизации, да и нашей, восточноевропейской, было попыток, плохих, хороших, гениальных или просто как таковых существующих, тем или иным образом эксплуатировать мотивы из (пока еще — конкуренты в виде поттерианы, Корана и остатков марксистов имеются) Самой Читаемой Книги На Земле. Из Старого Завета, да и Нового. В том числе старания создать новейшие заветы... Ох, сколько их, что и не счесть! Но представить миф о Вавилонской Башни с щепоткой стимпанка — это меня удивило! И неминуемо привлекло к роману. Но, как показывает грустный опыт, красивая аннотация и просто интересная идея далеко не всегда гарантируют качественное содержание.

Так обстоит дело и с «Восхождением...». Задумка классная, кто спорит. Сколько копий сломано об литературные думы о Вавилонском зиккурате, но постараться перевести их в легкий и мягкий стиль стимпанковского романа, насколько мне известно, до Бэнкрофта никто еще не осмелился. Но на такой щедрейшей почве, где можно было б составить сочащиеся красотой, возможно иронией или хотя бы интригующим пафосом описания архитектурной мифопоэтической гордыни человечества, вышла довольно блеклая водичка. Местами, в самом деле, попахивает графоманией, ибо описаний чересчур много, а эффекта от них маловато. Меня, во всяком, лишь иногда привлекали характеристики мелочей и крупностей от Рынка до Нового Вавилона. В основном же что Рынок, что Цоколь, что Купальни и далее смотрятся как-то уныло и без того греховного размаха человеческой мысли, которая покушается на божественный замысел. Башня на удивление в интерпретации Бэнкрофта кажется однообразной и серой, хотя, признаюсь, некоторые элементы и детали любопытны. Например, теория Сенлина о тайных механизмах первых уровней, театральный этаж и некоторые другие мелочи. В основном же читать о вавилонских пейзажах было тоскливо и скучно. Но и главный герой, Томас Сенлин, тоже подкачал. Вроде бы и есть развитие у персонажа, и, черт, сколько автор места уделяет описаниям его мыслей, прошлого, черт характера, а он все равно смотрится как-то плоско и одномерно. Не прям до уровня книжной функции, но и не слишком далеко от нее. Для меня он как был скучным учителем из провинциальной школы, так и остался. О других героях как-то особо и не приходится говорить. Возможно, товарищ по вину и веселью в Купальнях оказался ничего, да и художник заинтересовал, но не более. Точкой в моем, возможно, нелепом и неоправданном нападении на это литературное произведение станет определенная стилистическая нелепость. То есть не с языком что-то не так — и переводчик, и, видимо, автор постарались в хорошем смысле слова. А вот сливание реалий нашего мира в виде виски, житейской атрибутики, профессий, бизнеса, шоубизнеса, сленга, паровых мать их автомобилей — это в условиях шумерских полисов для меня стало все-таки излишком. Да, изначальная идея — объединение стимпанка и вавилонской легенды. Но не вставление же в условно наш, условно современный мир с паровыми игрушками Вавилонской же башни. Я не ощущаю в этом всем чего-то чуждого нашему времени, даже с паровыми протезами.

Так что, резюмируя, выходит, что идея-то крайне интересная и перспективная. Играть с библейскими сюжетами и мотивами все еще мейнстрим, хотя, как правильно замечали люди на этом форуме в комментариях к книгам, по возрасту близким к Библии, существует еще не початый край иных религиозных нарративов, которые только и надо что найти да включить в новую книжку. По звучанию мысль об объединении стимпанковского и библейского даже звучит весьма андерграундово, что ли, но ее реализация для меня получилась не то, чтобы плохой, но и далеко не хорошей. «Восхождение Сенлина» читается более-менее на одном дыхании и без всяких трудностей, но интереса лично я проявлял крайне периодически к этой книге. Для меня это более разочарование и видимость первых литературных опытов, чем действительно достойная и крутая книжка. Но всегда остается возможность того, что это не мой жанр и не мой автор. Тем не менее прочесть вторую и третью книги серии я рискну.

«На стыке драмы и пародии,

или Постпостмодернистская космоопера»

Порой важнее сам путь, чем его финал. Дорога, а не ее последний километр. События между началом и концом. Но если вам неизвестна главная подоплека романа Джона Скальци «Люди в красном» (которые на самом деле «Краснорубашечники»), притом спойлеры для вас страшнее призрака коммунизма, оставляйте этот отзыв и все ниже идущие. И как можно скорее закрывайте вкладку фантлаба и приступайте к самой книге, ведь она того стоит.

В некотором смысле «Люди в красном» как раз о доктрине кинематографического жанра «роад муви», но, разумеется, не только. Сразу бросаются в глаза фантастические элементы повествования и общий сюжетный фон происходящего. Дальний космос, пришельцы, исследовательские миссии, храбрые разведрейсы в неизведанные миры и огромный, бескрайний океан (или космическая туманность, что больше к месту) тех любимых нами элементов старой доброй фантастики прямиком из 80-ых и раньше. Когда зрители и сценаристы не шибко задумывались о законах физики и оставляли учебники «Вводный курс логики» пылиться где-то в пустых библиотеках колледжей и школ. Зато и те, и другие люди истово любили научную или не совсем фантастику и искренне верили, что совсем недолго, и на Марсе зацветут яблони, на Альфе Центавре появится постоянный форпост человечества и вообще звезды станут ближе, чем земной Владивосток. Что у нас такое было, что там, за бугром. Но их кино- и ТВ-произведения, как раз носившие в себе эти самые надежды и веру в красивое завтра, конечно, имели много глупостей. Именно о них, на первый взгляд, «Люди в красном». Пародия на Стартрек, на штампы в фантастическом секторе развлекательных программ, на глупости тамошних сценаристов и прочее похожее. Но концовки, которых аж три, говорят, что перед нами не просто литературная изнанка зомбифицирующего ТВ с элементом постмодернистской игры. Произведение Скальци больше стартрековского оммажа, книжного фарса или интерактивного заигрывания с читателем и послесовременным жанром.

«Люди в красном» — это пример метамодернизма, постпостмодерна, редкого пока еще явления как такового, да тем более в рамках фантастического гетто. Это попытка преодоления ироничного, безысходного, детерминистского (несмотря на культ случайности), наджанрового, экспериментального в форме постмодернизма его же инструментами и средствами. Выход из атмосферы всеобщей обреченности, надменной элитарности и снобизма, в которой возможен якобы только определенных черт юмор, пафос, но не реальные действия или хотя бы надежда на изменения мира вокруг или своей собственной судьбы. «Люди в красном» как раз иллюстрация борьбы с судьбой, предопределенностью, фатумом за свободу выбора. За выход из течения реки, в которую дважды вроде б и не вступишь, но ощущения такое, что вступил во что-то похлеще этой самой речушки. Если хотите, данное произведение — производственный роман. В том смысле, что в нем люди производят из самих себя других людей — смелых, свободных и управляющих своими жизнями сами. И заставляющий, в хорошем смысле, читателей сделать тоже самое — стать свободными и независимыми.

Разве можно как-то по-другому воспринимать борьбу с Сюжетом, с Авторами, высмеивание абсурдности управляемого не нами мира вместе с высмеиванием в тройственном эпилоге постмодернизма как такового, с его методами и сутью? Джон Скальци создал великолепный фантастический роман, в котором все на грани. Реальность, фантазия, фантастика, нарратив, Автор, творение, свобода и Фатум. В котором из ростков постмодернистского упадка проявляется метамодернистский восход, возрождение надежд. Появление смыслов вновь. Через осмеяние глупостей и нестыковок сериальной фантастики минувшего столетия пробуждается любовь к этому самому жанру и космосу вообще. Через трагедии на стыке комедий главных (по ходу сюжета или Сюжета они преображаются и в «главных», и вновь в главных, и...) героев, смелостью и решительностью которых проникаешься, дается мысль о необходимости выхода из своей, как модно говорить, зоны комфорта. О превращении себя в человека свободного, а не предопределенного кем-то иным. Системой, богом, сценаристом и т.д. В этом и во многих других планах «Люди в красном» безмерно хороши, их форма и внутреннее содержимое идеально вымерено и более чем достойно прочтения.

Эх, какой Джордж Оруэлл противоречивый! В одних трудах восхваляет революционную Испанию (в чем я всеми руками «за»), а в других как можно надежнее и нагляднее топит в испражнениях недостатков первичного социализма сам этот социализм. Конечно, я имею в виду «Памяти Каталонии», где он с наслаждениям внимает раскрашенным в черно-красный тон испанским улицам (и я бы хотел это созерцать), а в «1984» мрачнейшим абсурдом крушит гипертрофированные пороки Советской реальности. Наверное, в «Скотном дворе» он смог наиболее правильнее, что ли, выразить свое дихотомическое видение.

Мало что нового скажу из-за наличия семи страниц сказанного под данным произведением. Но все равно попробую. «Скотный двор» — краткая, комичная, очень едко иронизирующая и красочная аллегориями сатира на понятно что. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, кого здесь ставят к стенке — Советы. Сталинские, конечно, но все-таки Советы. За практически каждым героем и персонажем видится исторический прототип, вся линия деградации революционного чаяния в дореволюционный и более худший по условиям смрад. Кстати, по персонажам — образ хряка Наполеона вышел, простите, слишком «жирным». «Товарищ Наполеон всегда прав» и т.д. — ну сразу же угадывается гражданин Кобо. И надо было делать столь толстые намеки к тому, что и так читателю было б ясно? Замечательнейшим фарсом и абсурдистикой отдает финал «Скотного двора». И, к сожалению, как показал в этой повести Оруэлл, Советский Союз действительно рухнул в плане построения утопии и превратился в неоаристократическое государство.

НО. Есть одно «но». Этим неоаристократическим государством стал уже не СССР, а образование на его руинах. Безусловно, великий писатель, Джордж Оруэлл, чьи цитаты как из этой книги, так и из других стали, видимо, вечными, нанес своей литературой удары не только по престижу Красной империи и оценке творящегося в ней. Он нанес удары по социалистическому движению и самому себе. Ведь он же кличет себя демократическим социалистом. А на деле? Критики внутри его старушки-империи об этой самой старушке я не читал, не слышал и не знаю о факте ее существования. Видимо, потому, что ее нет. Мало кто помнит его публицистику по анархистам и либертарным социалистам, но навсегда запомнили «Скотный двор» и «1984». Романы, которые критикуют пусть и тоталитарное, диктаторское и прочее мерзкое и зловонное в революциях и социализме, но и сами эти идеи. Вряд ли автор этого хотел, но абсолютное большинство его читателей видит в самых известных творениях мэтра именно памфлеты на социализм, на коммунизм. При том же на коммунизм всякий — не только в представлениях и мерах по его достижению от ЦК КПСС. И это на самом деле печально и грустно видеть, когда сторонник своих идей эти идеи и попрекает, при том же не ведая того. Да и так ли уж прав Оруэлл в своих гипертрофированных донельзя образах и деталях? Так ли уж ужасна была та страна из четырех букв? Тот первый социалистический тетраграмматон, который вызвал настоящую божью бурю, переделавшую мир. И в худшую, и в лучшую стороны. А своей желчной критикой зарубежные левые, к сожалению, губили не только память о Советах, но и идеи социализма и революции как таковые.

Первое, с чего, видимо, нужно начать, это фраза «я прочитал». Даже нет, так — «прочитал НАКОНЕЦ-ТАКИ». На целый год или около того растянулся мой библиофильский челлендж, личный джихад и, мягко говоря, не самый обычный читательский опыт с увесистым трудом Марка-почему-то-зачем-то-Z Данилевского под заглавием «Дом листьев». И цифра потраченного времени в размере «около года» вышла довольно своеобразным образом — я элементарно не всегда и не сразу брался осиливать данный тяжеловатый томик причудливого постмодернистского толка. Перебивался частенько, так сказать, чем полегче в плане осознования прочитанного. Правда, большую часть текстового объема «Дома листьев» я прочел за месяц. Опять же, около того, плюс-минус*...

* — первый свой «арифметический» опыт в поглощении алкоголя я получил в лет семнадцать, насколько могу помнить. Как известно, культура пития, которая переносит наше сознание в сферу «вы-бытия», а порой «вытия», а тело и вовсе «бития», сложна и многоаспектна. Особенно в своем русском, противоречивом формате. И, разумеется, порой имеет слишком индивидуальный окрас, зависящий от целей на данный конкретный момент. Именно ситуативность всего процесса выпивания и делает данный процесс крайне неустойчивым, разнообразным и почти всегда кончающимся в негативном ключе. Так или иначе придерживаться определенный правил, культурных матриц, в это случае, конечно же, стоит. Поэтому, как в случае соло-гитариста среднестатистической рок-группы средней полосы России (у которого электро-соло-гитара идет в наличие с пластмассовым медиатором из «Мира музыки» за пятьдесят пять рублей за штуку), для лица выпивающего необходимо не только наличествование бутылки крепкого, желательно, алкоголя, но и закуски. А без последнего, и в случае с смешиванием так называемого «пойла» с газированными напитками, и уж тем более в случае возвращения домой в столь непозволительном и незапланированном состоянии немудрено, как в моем примере, получить несколько сильных оплеух от отца. Зато после подобного вы наверняка научитесь даже в самом нетрезвом состоянии определять зависимость градуса в крови и степени необходимости возврата домой.

Продолжая и переходя к следующему, второму моменту, стоит написать, а за что, собственно, взялся я, и ты, будущий гипотетический читатель сия польско-эмигрантсткого. «Дом листьев» — точно не подходящая не под один из жанров фантастики и литературы в целом работа. Прежде всего — это вызывающая интерес головоломка, общие черты которой, пролистав данный талмуд (лишь по размером, а не по критерию «скучности»), в свою очередь вызывают непредвзятое удивление**. Постмодернизм, а то и вовсе постпостмодернизм (по общим описаниям, мне известным, наиболее точно книга вписывается именно в этот формирующийся наджанр), сливающийся с сюром, хоррором, некоторыми нотами саспенса, фантастикой, реализмом. Данный труд, безусловно, экспериментальная и эргодическая литература (настолько диковинная, что порой граничит с ар-брют произведениями), к которой как раз и тянешься из-за ее необычности, оригинальности , а также по причине колоссальной проделанной работы — почти тысяча страниц смыкающихся и расходящихся нескольких сюжетных линий, с десятками персонажей, использованием десятков же литературных приемов, стилей, жанров и шаблонов, а также не просто гипертекствость, но и работа с самим отображением текста на бумаге. И это забывая о всех тех изюминках и пазлах, которые переводчики с издателями по тем или иным не включили в итоговый вариант рукописи Данилевского. В конце концов данная работа — авангард современной литературы, который в пост-, или уже постпостмодерновом, метапрозаическом мире может вернуть былой, уходящий в сиюминутную, до первобытного простого обмена и получения информации в виртуальных игрушках вроде соцсетей. И, упомянув уже одну из основных фишек этого опус магнума *на данный момент* Данилевского, нельзя под конец сказать и про вторую — упоминания сторонних работ. Художественный, научных, публицистических... И в основном выдуманных, что ссылает нас к пану Лему и его циклу существующих рецензий на несуществующие книги.

** — скажу честно, ибо честным быть нужно. Нужно по системе различных религиозных установок и каких-то нравственных идеалов. Я же просто хочу быть честным с собой, а после и с другими просто так. Просто по своему желанию. Так вот, дабы быть честным, должен признаться, что в моей жизни открытие данной книги не было самым «не предвзятым удивлением». Может, и вовсе не было удивлением... Со мной случалось множество других переживаний различного толка, среди которых, благо на данный момент, не было наркотических *разумеется, запрещенных на территории РФ*. Но, наверное, самым непредвзятым, или лучше сказать неожиданным, но запоминающимся и глубоким удивлением, было мое переживание спустя больше года от моего первой алкогольной неудачи, описанной выше. Лето уже было не за горами, а я и Арья сидели в глубинах одного из парков моего родного города. День был солнечный и лишь совсем чуточку прохладный. Довольно резко наши обычные для публичных мест поцелуи и обнимая, обычные для первокурсной парочки вроде нас, переросли в кое-что другое. О, нет, первое соитие к тому моменту между нами уже давно состоялось. Случилось нечто иное. Одна рука Арьи аккуратно сбросила с меня мою легкую кофту матово черного цвета, висевшую у меня на плечах, на мои колени. А другой рукой, поначалу поглаживая мою щеку, опускалось все ниже. Дойдя до бедра, ее нежная кисть, покрытая бледной кожей, под которой по-дворянски проглядывались ее тонкие кровеносные линии, маскируясь лежавшей специально для этой цели на ногах кофтой, расстегнула пуговицу, а после и змейку на моих джинсах... Мы продолжали и дальше сидеть в людной парковой зоне, целуясь, и лишь мы с ней вдвоем, впитывая самые замечательные и искренние моменты прекрасной юности поры, знали, что происходит под моей черной накидкой. Наверное, именно этот момент, который мы после не обговаривали каким-либо образом, заставляет после всего произошедшего меня думать о всего лишь одной мысли. Очень чувственной, эмоциональной, но уж точно и отнюдь не рациональной. О том, что Арья была не только первой, но и лучшей.

И, наконец, о собственных впечатлениях и понимании прочитанного. Думаю, нельзя не напомнить, что главные цели любой книги — заставить думать и заставить чувствовать. Если думать она заставляет всегда, уже по своей сути, то вот с чувствами «Дом листьев» может и подвести, если вы будете вести отрывистое чтение, лишь время от времени. Поверьте. мне это подпортило общие впечатления. Но в целом времени потраченного я не пожалел. Ведь не просто владеть данным бриллиантом библиофила, но и читать его — нечто особенное и приятное. Особенно рождающееся напряжение во время событий спуска Нэвидсона внутрь «потусторонней» области дома, повествование о которых происходит на страницах с немногочисленным и бегущем тексте. Что же касается понимания задуманного и написанного Марком мною в прочитанном состоянии... Как и в размышлениях о ленте Нэвидсона в рамках текстуального уровня исследовательской работы Дзампано, который тот еще графоман, теорий у меня много. И о сущности дома, и о вопросе происхождения всего в книге, включая и ее выдуманных авторов. Не буду тут писать обо всем, ибо тогда и читать вам не захочется эту непростую книжку — ведь в раскрытии ее тайн и заключается ее основной шарм. Скажу лишь, что на одном из последних этапов прочтения мне показалось, что история, рассказанная в пленки Нэвидсона, которая размеренно переходит из какого медленного викторианского ужаса в *в конце* историю настоящей любви на фоне фантасмагорических событий, связанных с величественным в плане странностей домом, является историей литературы, рассказанной в довольно своеобразной форме. От модернизма через постмодернизм к метамодернизму. Но и других версий хватает. Возможно, что дом, чем бы он не был по своей природе, своеобразный литературный и, в рамках истории пленки Нэвидсона, опять же, бытийный макгаффин, который в итоге сильнее сплочает Нэвидсона и Кэрол, возвращая им потерянную любовь. О Джонни Труэнте, любителя наркотиков, алкоголя, секса с многочисленными девушками, которого судьба привела к изучению записок Дзампано, сказать можно не меньше. Особенно о последних описанных им событий собственной жизни... Но я этого делать не буду. И так сказал больше, чем было нужно. Скажу напоследок, что прочтение «Дома листьев» для истинного ценителя и любителя чтения — опыт уникальный. Который обязательно нужно пережить, дабы не упустить*** кое-что важное в этом сложном океане современной жизни. Жизни, в которой уже не только медным тазом неразличимых обмана и лжи накрылась почти вся сфера обыденных СМИ, но и души людей... Где все труднее отличить правду от лжи, ошибки от искреннего деяния, гениальной работы от бреда сумасшедшего/графоманского ничтожества.

*** — *здесь должен был быть финальный с P.S. отрывок-оммаж рецензента в подражании комментариям Данилевского от лица Труэнта, который, к сожалению, не сохранился. На оборванных клочках от страниц с ним остались несколько пятен, предположительно от слез, окурок с кусочками пепла от сигареты «Parlament. Дым Отечества нам сладок и приятен», закладка с ссылками на несколько стихотворений Есенина, нотный ряд начала песни «Танцуй» российской группы «Сплин» и бессвязный, размытый разлившейся непонятной жидкостью, набор слов, возможно о прочих недолгих и никчемных интрижках автора*.

Странствия по бороздящей черную пустоту от звезды к звезде величественной Полусферы Дайсона продолжаются.

Продолжаются во второй части романа-эпопеи писательского союза Бенфорда и Нивена под заглавием «Звездокорабль» («Звездна-корабль», «Корабль-звезда» — по вашему желанию), где на все мрачные тайны и загадки первого романа будут найдены свои логичные, а иногда довольно неожиданные ответы.

Странная система Глории, чуть ранее цели путешествия колонизаторов с «Искателя звезд», становится все ближе, а гравитационные волновые последовательности, идущие от нее, становятся все более понятнее. Только вот расшифрованные части посланий, почему-то адресованные именно людям, а не Птицам, мягко говоря ставят в недоумение и уж точно пугают (зато более ясного и прямого ответа от чужаков быть, наверное, не может). Тем временем кризис, разразившийся из-за появления представителей человечества на Мире-Чаше, усиливается. Пернатый Народ готов применить одно из самых мощных, видимо, видов оружия в известной Вселенной, способное вывернуть на изнанку как классическую, так и квантовую механику. Люди же, часть которых так и осталась на Чаше, пытаются решить, что им делать далее. Присоединиться ли на условиях сильной стороны, то есть Птиц, или искать способ победить их, пользуясь помощью восставших Народа Сил и змеепальцев, а также других более удивительных и фантастичных инопланетных рас? Для того, чтобы выйти из сложившийся ситуации победителями, главным героям-людям предстоит продолжить свое путешествие по Чаше, выйдя за ее внутреннюю полость, на внешний обод. И столкнуться там с садами вакуумных цветов и величественными негуманоидными Ледоразумами. При этом мимолетом можно узнать про Филосов, Камнеразумы и другие разумные и не очень диковинные формы жизни на Чаше. И все это приблизит и откроет нам тайну происхождения как самой этой конструкции, так и Народа, который ей верховодит. Тут не обойдется без помощи Ледоразумов, появления Призрачных, раскрытия завесы таинственности над Глорией и еще многого, многого другого.

В итоге имеем добротное и ни чем не более худшее продолжение «Чаши небес», которое логично завершает ее историю. В принципе, я получил от романа то, чего хотел. Сверхцивилизации, которые почти не отличимы от мифических богов, фантасмагоричные пришельцы, победа человеческого острого ума и любопытства. Конечно, не самые интересные и проработанные персонажи, но среди таких вселенских масштабных пейзажей любой человечек, кем бы он ни был, всегда будет лишь блохой на теле кита.

После трилогии «Спин» и отдельного романа «Биос» ничего из Роберта Ч. Уилсона не приходилось читать на русском языке. Поэтому начать отзыв без благодарности Владиславу Слободяну (Verdi1) за подобную предоставленную возможность в виде качественного перевода отличного романа под заглавием «Мистериум» было бы крайне опрометчиво. И, принося эти самые благодарности, буду надеяться, что этот перевод станет не последнем, ведь творчество автора богато и разнообразно, хоть и сильно недооценено у нас.

«Мистериум» для меня стал не просто очередной прочитанной книгой Уилсона, но и одной из самых любимых в его библиографии, в которой, надо сказать, я еще не нашел откровенно плохих работ. Данное произведение я ставлю в один ряд с другими сильными творениями Роберта Чарльза, вроде «Слепого Озера», «Жатвы» и «Спина». При том же при прочтении и после него сам дух книги лично у меня вызывал ассоциации со «Слепым Озером», хотя сюжетно и фантастическими элементами эти два романа мало чем схожи. Зато похожие теми самыми фантастическими допущениями произведения других авторов у меня в памяти всплыли более конкретные. Например, сама идея альтернативного христианства чем-то напоминает дилогию Лукьяненко «Искатели неба». Но, безусловно, более четкие параллели и сходства прослеживаются с некоторыми работами Филипа Дика. Заигрывание с гностицизмом, развитие гностических идей об иллюзорности реальности и ее истинной сути — все это можно встретить что в трилогии «Валис», что в «Свободном радио Альбемута», из которого эта упомянутая трилогия и выросла. Так что неудивительно, что именно такая сильная книга с явными признаками «диковщины» смогла взять премию, названную в честь создателя «Человека в высоком замке» и «Убика». Вполне заслуженно, кстати.

Картина параллельной Вселенной вышла на уровне, хотя ее корни и растут из менее удачной попытки построения альтернативного мира на основе игры с историей христианства в более ранней работе автора — «Цыганах». Странное ино-христианство, которое, как заметил один из персонажей «Мистериума», даже не является монотеистической религией. Гностические интерпретации, связанные в одном синкретическом учении с множеством Священных Писаний. Мир, где по крайней мере на месте Соединенных Штатов и Канады установлена тоталитарная теократия с религиозной полицией и задавленными гражданскими свободами. Мир догм и войн, мало чем отличающийся от нашего. Может быть, еще хуже, чем нам. Мир технологий конца девятнадцатого века — начала двадцатого века с двухмиллиардным населением, языческо-эллиническими храмами в Лондоне и странным, сумбурным гностическим христианством. Мир, куда посредством странного события с участием военных, непонятного артефакта с непонятной физикой и лауреата Нобелевской премии по физики Алану Стерну переместился небольшой городок Ту-Риверс, который явно не вписывается в мироздание Консолидированной Республики. Как же повлияет Ту-Риверс на мир с совершенно другой историей? Сможет ли немногочисленная кучка главных героев понять тайну перемещения Ту-Риверс в альтернативную Вселенную и вернуть его назад? Или же есть другой вариант спасения? Возможно, за ним прячется суть не одной, а целого множества бесконечных реальностей и миров...

Таким образом, заключаю, что «Мистериум» — роман отличный, «диковский» и вместе с тем чисто «уилсоновский». С цитированием выдуманных книг, с живыми персонажами, с проблематикой семейных взаимоотношений и другими присущими Роберту Чарльзу деталями. Читать обязательно как и поклонникам его творчества, так и просто ценителям подобной фантастики.

Ко всему недоступному, особенно если оно за авторством такого фантаста, как Грег Иган, волей-неволей, да возникают завышенные ожидания и представления, которые могут не самым лучшим образом (как это обычно и бывает) повлиять на восприятие конкретного произведения. Так у меня и вышло с «Лестницей Шильда».

Данный роман довольно схож с предыдущей по написанию работой Игана (впрочем, как и с его прошлым творчеством), с «Диаспорой». При том же параллели уходят даже в терминологию книг (Посредники, к примеру), а не только в их схожие концепции, идеи, сюжетные ходы и сеттинг (сюжетообразующая катастрофа глобального или астрономического масштаба, диаспоры, деление человечества на бестелых и материальных, Теория Всего, в итоге оказывающаяся не совсем верной, устройства, схожие с мозгозаменителями-«Ндоли», жизнь во Вселенных с иным устройством и метрикой пространства-времени, и т.д., и т.д.). Правда, несмотря на общие моменты для этих двух романов, «Диаспора» мне все равно приглянулась больше, да и в целом впечатления о ней у меня остались более лучшими, нежели о «Лестнице...».

Причин как всегда несколько, но по своей сути они взаимосвязаны. Первая их них — масштабность. Одним из основных плюсов и преимуществ «Диаспоры» среди прочих творений Грега является то, что она берет своим масштабом. Великая Одиссея постчеловеческого вида, начинающая в Полисах Земли, уходящая через межзвездную пустоту к другим звездным системам и заканчивающая в Реальностях с другой топологией пространства и структуре физических констант. Такой масштаб действия и повествования, пусть и разделенного из-за этого на отдельные сюжетные кластеры, просто не может не впечатлить. Должной же замены «Лестница Шильда», к сожалению, не предлагает. Да, катастрофа вселенского масштаба, уничтожившая за неполное тысячелетие несколько сотен человеческих планетарных систем и таинственный Барьер, скрывающий за собой нечто невообразимое... Нет, гибель одной единственной Земли от обыденного потока частиц двойной нейтронной звезды завораживает поболее. Далее как одной из причин я вспоминаю чрезмерную научность текста. Да, не спорю, за «твердость» фантастики мы Игана и ценим, но в этот раз австралийский физик-писатель решил вести повествование не самым популярным и понятным языком. Нет, это не означает, что я вообще ничего не понял, но, не являясь технарем, до конца понять все научные объяснения происходящего у меня не вышло. Даже Сташевски в его обычном приложении с формулами и дополнительными пояснениями к тексту заключил, что читать все наукообразности стоит уже при должном желании и освежении в памяти высшей математики. И, последнее, но одно из самых главных замечаний по «Лестнице...» — персонажи. Они получились менее живыми, интересными и вызывающими читательское переживание, чем персоналий из «Диаспоры». К сожалению, литературный уровень (который, что уж греха таить, хромает у автора частенько) «Лестницы...» в данном плане не смог превысить или достичь оного из той самой «Диаспоры».

Но это все сравнения с творчеством самого Грега Игана в плане формы. А если же перейти к идейному содержанию самого романа автора, то все будет выглядеть несколько иначе. Особенно если вновь перейти к методу сравнения, только на этот раз с работами другого «твердого» фантаста современности, только уже с канадским гражданством — с Питером Уоттсом, конечно. Вроде бы более доступный для понимания в плане научных концепций и по большей части равный своему австралийскому коллеге по части литературности, по мне Грег Иган побеждает в другом довольно важном для меня параметре — вера в людей, в человечество. Да, конечно же, почти во всех произведениях данного автора людская раса в плане биологическом/физиологическом давно перестала быть чем-то целым. Кто-то, правда, решил остаться в телах своих предков, значительно изменив их или заменив органический мозг мозгом искусственным, позитронным, вспоминая Азимова. Кто-то перешел в промежуточное полу-механическое состояние, кибернетическое. Другие же совсем покинули первичную Реальность, став обитателями математических виртуальностей, но все это множество вариаций человечества осталось таковым по своей внутренней сути. Все эти далекие потомки людей остались человечными, и считают этот выбор правильным. В литературных мирах Уоттса же все обстоит иначе. Суть человеческого бытия считается ошибочной, глупой, ненужной и лишней в дивном новом мире на пороге Сингулярности, воинственного Первого Контакта и борьбы коллективных разумов. В этом плане Иган со своим миром далекого будущего, не потерявшего человеческий лик, для меня гораздо ближе и понятнее.

В итоге получаем хороший, но несколько менее по сравнению с уже в который раз упоминаемой в этом отзыве «Диаспорой», роман, чересчур переполненный научными концепциями и терминологией, которые Иган даже при помощи многоуважаемого Сташевски не всегда может донести должным образом до читателя. Но прочитать стоит, особенно чтобы приготовиться к дальнейшим экспериментам писателя в его трилогии с выдуманной физикой иной, совершенно непохожей на нашу Вселенной. Как удачно сказал про нее один отзывист, «это уже не научная фантастика, а фантастическая наука».

Данный рассказ Игана, «Подходящая любовь» (или «Адекватная любовь», или «Из-за любви» — все названия так или иначе передают основную суть рассказа), в принципе можно отнести к общей вселенной рассказов «Аксиоматика» (к которой, как минимум, относятся «Статист», «Учась быть мною» и «Сближение», а как максимум и «Прогулка», и «Аксиоматик»). Ведь и тут появляется доступные почти всем технологии клонирования (из-за этой доступности данный рассказ, скорее всего, идет по хронологии уже после «Статиста»), хотя самих клонов и не называют игановским их наименованием «Статистами». Но схожее описание создания и самих клонов, а также отсутствие явных противоречий с другими рассказами, которые я самолично объединил в некий условный цикл, позволяют присоединить «Подходящую любовь» к ним. Но клонирование тут — не главное фантастическое допущение. Лишь второстепенное, ведь основной сюжет рассказа крутится вокруг довольно необычного и несколько отталкивающего что для главной героини, что для меня способа сохранения мозга ее умирающего мужа. О самой этой возможности, последствиях ее и будет рассказывать далее Грег. Но конец, пусть и вполне логичный со стороны сюжета, лично для меня несколько сгубил мои ожидания, ведь основная фантастическая идея «Подходящей любви» просто великолепна.

Действие рассказа «Closer» («Сближение») Игана, если и попытаться включить его в некоторую общую вселенную других произведений сборника «Аксиоматик», происходит в будущем чуть более далеком. Более далеком от простой и обычной перепрошивки органических мозгов наномашинами. Во времена, когда свое «мясное» вместилище сознания можно сменить на более совершенные и долговечные носители, как и в другом рассказе Грега, «Хранители границ». Довольно популярное фантастическое допущение что у данного автора, что у других, но не главное в этом конкретном произведении. Здесь главный герой слишком сильно увлекся проблематикой солипсизма, пытаясь найти способом если и не доказать существование других людей, то хотя бы постараться понять их. По-настоящему понять, став ими. Более всего понять целом и полностью он желает свою возлюбленную, Шиану. Пройдя вместе с ней различные вариации смены тел на свои и клонированные, побыв в мужских и женских ипостасях, да и прожив вместе не мало, они решаются пойти дальше. На эксперимент, в котором они станут одной личностью, чем-то средним между ними двумя, новым, но похожим на них. Только чем закончится для главного героя и Шианы эта новая попытка узнать друг друга лучше? Может ли статься с ними после что-то более худшее, нежели раскрытие неприятных подробностей их прошлого? Выдержит ли любовь полное и абсолютное слияние влюбленных? И поможет ли все это рассказчику воплотить свою мечту о полном понимании другого человека в жизнь?

Когда-то у меня был недолгий период свободного времени, который я уделял поиску в Сети всякого рода списков «фильмов с неожиданным финалом/развязкой/сюжетным поворотом». Так вот этот роман Бэнкса (как я выяснил, одна из первых его работ вообще, а из цикла «Культура» в частности), «Выбор оружия», может занимать первые места даже среди всех этих всевозможных кинокартин с сюжетными неожиданностями, которые при последовательном просмотре фильм за фильмом становятся все более предсказуемыми. Но подобного этой книге не грозит. А, казалось бы, еще одна история о Культуре и одноименной книжной вселенной. Еще одна история, рассказанная не от культурианца, пусть и работающего на Контакт. Еще одна история о противоречивости, внутренней и внешней, Культуры и ее «заграничной» деятельности в области прогрессорства. Но эта история, это произведение, нечто большее.

Опять-таки, начало «Выбора оружия», пусть и несколько сумбурное, но довольно характерное что в целом для творчества Иэна Бэнкса, что для книг о Культуре. Снова поле битвы мира более примитивного, нежели анархо-либертарианская утопия галактических масштабов с постсингулярными игрушками и прогрессорско-наставническими замашками, и снова главный герой — наемник. На этот раз от Культуры, и имя ему — Чераденин Закалве. Умелый воин, стратег, агент-оперативник и убийцы, способный выполнять целый спектр различной «грязной» деятельности ОО. Загадочная личность с технологически отсталого мирка, в душе и поступках которой переплетаются понятия о чести и желания личной выгоды. И эта странная двоякость непонятным поначалу для читателя образом связана с прошлым Чераденина, которое хранит и личную тайну, и личную трагедию.

История Закалве, охватывающая его детство, прошлые подвиги и испытания, а также настоящее, в котором он вместе со своим наставником-нанимателем от Культуры Дизиет Сма выполняет свое очередное «последнее» прогрессорское задание в Скоплении, подается весьма необычным способом. И буду честным, подобное мне где-то до середины или чуть далее по тексту романа казалось несколько неясным и запутывающем. Но страница за страницей, и две линии повествования с вставками из флэшбеков, направленные в разные стороны по течению событий, превращаются в сознании из хаотичного во вполне линейный сюжет. И до самого конца, до самого финала он кажется довольно стандартным для данного цикла, но именно финал «Выбора оружия» все меняет. Он делает данную часть цикла едва ли не самой лучшей даже среди таких замечательных для меня вещей, как «Игрок» или «Вспомни о Флебе». Ведь конечный сюжетный поворот переводит основной универсальный конструкт Культуры в виде двоичной матрицы «да/нет», «верно»/«неверно» с размышлений о правильности и необходимости действий Культуры на главную фабулу романа о ней. Ибо в постсингулярном мире далекого будущего, где перемешались в одном котле ИскИны и виртуальные реальности, вопрос «верно или нет?» нужно задавать уже ко всему. В особенности к романам Иэна Бэнкса.

Таким образом имеем если и не лучшее, то одно из самых сильных произведений данного цикла. Советую читать в новом переводе, в котором большинство замечаний к старому были исправлены или во всяком сведены к минимуму. А уж претензию к самому финалу, который некоторым читавшим показался мало объясненным, скажу лишь, что некоторые немногочисленные отсутствующие детали можно спокойно додумать. Бэнкс и так разжевал чересчур много, давал некоторые подсказки и неоднозначные моменты, которые могли бы привести читателя к истине раньше, чем его запутанный в нескольких хронологиях сюжет.

И вновь перед отзывом выражаю благодарности Владиславу Слободяну (Verdi1) за прекрасно выполненный перевод очередного произведения Роберта Сойера.

Заканчивая со вступительной благодарственной части, не буду заострять внимание на качестве перевода — отличная работа, сделанная на общественных началах, ради нас, простых людей — любителей фантастики и в особенности творчества Сойера. Кстати, переходя уже к оцениванию самого романа «Факторизация человечности», хочется сказать, что это конкретное произведение именно для почитателей творчества данного автора.

В своей новой (для нас, а по факту — видите дату издания) книге Роберт Сойер вновь не скупается на количество и качество подаваемых и рассматриваемых проблем. Перед нами и семейные взаимоотношения, и ИскИны, и квантовые исчисления, и психологическая сторона памяти, и Контакт. И без глобальных нравственных вопросов не обходится. А повествование канадского автора в переводе Владислава Слободяна снова не позволяет оторваться от прочтения книги (прочитал взахлеб в день появления в Сети переводной версии книги). А фантастическая идея, пусть в чем-то уже клишированная, штампованная, но в авторской интерпретации обзаводится новыми гранями и смыслами, что добавляет произведению веса. Но, несмотря на все эти явные плюсы книги, меня она не очень впечатлила.

Почему? Да как-то все вышло несколько не то, что предсказуемо, а просто слишком уж по-сойеровски. Те же перипетия сюжета, те же ходы повествования, те же типы персонажей. Все вышло на уровне, на высоком уровне, но слишком уж сходным с другими его произведениями. Отшлифовано до блеска, который уже был виден раньше. Начало книги вообще поначалу казалось очень знакомым, и, порывшись в памяти, я вспомнил о другом романе Роберта Сойера — «Жить дальше». Тот же непонятный и не расшифрованный до конца сигнал из космоса, та же главная героиня-ученый, у которой-таки получилось раскрыть инопланетные тайны, и так далее. Правда, в «Жить дальше» сходную и не очень высокую для сойеровских произведений оценку я поставил не за копированность и самоповторы, а за финальные ответы на главную проблему, которые мне не понравились. А здесь же, в «Факторизации...», мне понравились практически все составляющие, но именно понимание того, что это уже было и заставило меня поставить книге всего семь баллов. Семь баллов автору, написавшему «Золотое руно», «Пришелец и закон», «Конец эры» и, разумеется, вершину его творческого пути — «Старплекс». Вершину, которую Роберт, видимо, уже не может переплюнуть. А жаль. Возможно, что и эта работа, написанная с чуть большим размахом и старанием — такими, как в «Старплексе» — и помогли бы ему добиться чего-то большего. А так вышел роман, интересный в большинстве своим именно поклонникам творчества этого писателя. Неплохой гибрид фильма «Контакт», романа «Жить дальше» и соавотрской книги Бакстера и Кларка «Свет иных дней» (если что, я имел в виду проблематику, поднимаемую под конец, которая встречается и в рассказе Теда Чана «Правда фактов, правда ощущений»). Неплохой, но не более.

PS. Чуть после обдумал свою оценку получше и повысил ее до «восьми». Все-таки хороший роман, пусть Сойер и копировал самого себя.

Сомнительная повесть Лазарчука в жанре сомнительного «турбореализма».

«Зеркала» — довольно плохо скрепленное внутри себя произведение, которое включает сразу несколько фантастических идей, что кажется плюсом для повести, ан нет. Несколько этих идей, мало связных друг с другом, да и еще весьма странного характера (последнее фантдопущение строится целиком и полностью на размышлениях рассказчика и опровергаются им же — так что сами зеркала, от которых и получила повесть название, и вся вторая половина работы А. Лазарчука оказались недосказанными и непонятными). Портят и так очень тонкую и хрупкую связность текста разные скорости повествования частей сие произведения, логики в колебании которых мне лично было видно мало. Концовка в принципе ничего не объяснила из снежного кома сюжета, поставив лишь несколько вопросов, одним из которых, основным, для меня стал: «Зачем?»

Зачем нужна была вся эта повесть?.. Никакой связи между параллельными мирами и бюрократической нечеловечески разумной машиной коммунистов я не увидел во время прочтения. Никакой глубины нет — все это так, лишь псевдоинтеллектуальность и псевдофилософия. Герои, правда, вышли живыми, а сами фантастические идеи, если бы между ними была положена автором какая-то связь, ну, и скажем, логика со смыслом... Ничего подобного я не увидел. Зато конъюнктурность, как уже упоминали в комментариях, тут не скрываемая и всеобъемлющая. И вот она-то, вместе со всей нелогичной массой нагромождений «возвышенной философии» и называется самим Андреем Лазарчуком, а также некоторыми критиками и другими авторами «турбореализмом — фантастикой, через которую очень живо и правдиво передается вся глубина проблем современного общества». В общем, типо реализм через НФ-популярную-литературу.

Как я понимаю, Лазарчук и сотоварищи просто забыли, что для подобного жанра уже есть свое название — социальная фантастика он именуется, кстати говоря. Довольно популярное и интересное направление в фантастике, которым еще Стругацкие активно пользовались. Только вот, думается мне, сами братья навряд ли стали называть себя турбореалистами, или, как их... Ведь под собой это, с позволения сказать, «литературное направление» подразумевает лишь обильные объемы пустого текста, наполненные уже перечисленными мною всякими псевдостями, с раскручиваемыми в русскоязычном книжном, киношном и других пространствах однотипными темами: «ужасная Россия 90-ых», «ужасная Россия, не вышедшая из 90-ых», «ужасный Советский Союз, где только репрессии миллиардов человеков с тоталитарными усатыми режимами» и т.д., и т.д., и т.д. И да, чуть не забыл... Для настоящего турбореализма просто необходимо упоминания по типу «у него были такие газоиспускания, что коллеги предлагали одеть ему на задницу противогаз» или «Боб с трудом устоял от показа Тане и Инночке своего коронного трюка — выныривания голой задницой из воды вверх» (цитаты из повести Лазарчука «Зеркала»).

Безусловно, гениальнейшие литературные решения для показа окружающей реальности читателю в столь сложном, запутанном жанре «не для всех».

«История ради истории, путь ради пути» — вот такой ответ получен на новую, биологическо-философскую, интерпретацию вопроса «что делать?» в романе Бакстера «Эволюция». И опять ответ не тот, который нужен...

А как все начиналось... Недалекое будущее, куча проблем, собравшийся впопыхах конгресс ведущих ученых мира, которые должны изменить всю историю человечества раз и навсегда... И великое повествование с самых древних эпох, от наших генетических предков с братьями по разуму рептильного происхождение до очень далекого будущего, лежащего за полмиллиарда лет и далее. Яркие и живые картины что глубокой древности, что недалекого будущего, которые могли бы стать долгим прологом перед ответом для читателя от автора этой книги, «а что же делать»? Куда, как, какой дорогой идти людям с их эволюционным прошлым и настоящим, их проблемами и пагубным влиянием на мир? И я думал, что вот, еще немного, после первой части романа, «Предки», к «Людям», где перед началом последней, третьей части, читатели, я и вы, наконец узнаем мнение Стивена Бакстера, куда же пойти несовершенному, но такому человеческому Человечеству.

И я бы удовлетворился любым ответом. Самое главное — факт существование такового, подтверждение того, что автор написал свой талмуд, свою качественную с литературной, научной и фантастической стороны работу не просто так; не только ради истории, но и для некоего варианта действий для нас, для людей сегодняшних. Да, ответ мог быть не самым идеальным, не самым удовлетворяющим, не самым... Но хоть что-то надо было предложить! Сколько литераторов-философов указывали на проблемы современности и прошлого, кричали о них, но когда к ним поворачивались и спрашивали — «что нам делать?» — что отвечали крикуны? Ничего. Просто еще раз говорили о кошмарности происходящего и вновь зарывались в свои утопические или антиутопические проекты. Но некоторые отвечали и уже поэтому достойны уважения. Тот же Олдос Хаксли в «Новом дивном...» показал проблему постепенного скатывания в тоталитарность любого демократического общества, но в «Острове» уже ответил, как можно было бы побороть эту проблему. Да, решение — не самое подходящее. Во всяком случае, для меня. Но Бакстер ничего не ответил на поставленную им же глобальную и чрезвычайно важную проблему...

Мне понравился ответ, который был дан другим автором в другой книге, довольно похожей на «Эволюцию» ходом повествования. Нет, я не имею в виду упомянутую тут переводчиком (ему — отдельное спасибо за перевод, тщательный и наверняка не легкий) работу Диксона «Человек после человека», или вспомнившийся мне похожий футурологический роман Немо Рамджета «Все грядущие дни» — гораздо мрачнее в общем, чем бакстеровская «Эволюция», но с более подходящей обстановкой в финале для ответа «путь ради пути». Мне вспомнилась небольшая повесть Майка Резника «Семь видов на ущелье Олдувай» или его более фундаментальный роман «Право по рождению», где прозвучал совсем иной ответ — «жить, чтобы быть человеком, покорять, являясь человеком, и умереть им». И ведь проскакивали у Бакстера моменты в его произведении, от которых он мог бы оттолкнуться, чтобы придти к такому выводу, но нет — Стивен оставил странные ощущения непринятия жестокости в сердцах протолюдей в гуще немалых размеров текста.

Но это все мое мнение, которое и понизило лично для меня оценку романа на один, а то и два балла. Это не отменяет красивой истории с интересными авторскими трактовками и версиями появления искусства и религии, некоторых этапов развития человечества, с необычным повествованием и живым языком. Конечно, для меня отсутствие решение для главной проблемы книги и будущее людей, описанное Бакстером в части «Потомки» (ожидал-то увидеть справившееся со своими ошибками человечество, звездных людей, а в итоге...) стали настоящим разочарованием, но прочитать «Эволюцию» я все равно советую ради этой красивой истории становление людей людьми, оцененное мною в восемь крепких баллов.

П.С. Когда прочитал последнюю строку перед «Эпилогом» («Не такая уж и плохая концовка для истории» С. Бакстер), так и хотелось найти автора и не согласиться с ним: «нет, плохая».

Я присоединюсь к негативной критике «Нова Свинг» Харрисона.

Тут в отзывах уже замечали, что главное для автора сей трилогии (как я понял, и во всем его творчестве) именно текст, его стилистика. Именно он для Майкла Джона приоритет в написании любого романа и произведения... Нет, уж извините, но для меня главным в литературе является не ее «обертка» (то бишь, текст), а содержание — сюжет, характеры героев, их прописанность, поднимаемые проблемы и темы. Даже фантастические идеи — лишь фон, пейзаж и сцена, на которой творятся человеческие (и не только) победы и поражения, борьба и обычный быт, чувства и логика (хотя для фантастического произведения комплекс идей и их оригинальность — немаловажная строка оценивая). Так что если героям не особо сопереживаешь, они не представляют для читателя никакого интереса, сюжет — тоже бесцветный, а особых мыслей по важным и не очень проблема не заметно — роман, повесть или рассказ, не важно, для меня приобретают оценку отрицательную.

Что же касаемо этой работы, второго романа цикла о Тракте Кафеучи... Вспоминая первую его часть, «Свет», разочаровавший меня в меньшей степени, чем это произведение, я не забываю о все тех же целей автора лишь касательно создания какого-то идеального для него текста, отстраняясь от сюжета, о излишней порнографии, коей было в разы больше, чем в «Нова Свинге», и о абсолютно нелогичном и е*анутом, уж простите, финале (апофеоз глумления над логикой собственного же романа), но помню и положительные моменты. Их всего-то два, хотя, при оценивании этой конкретной работы, можно назвать и три. Первый плюс — фантастические начинания, в чем-то оригинальные и довольно интересные. Второй — как ни странно, но герои. Разумеется, Майкл Кэрни, основной персонаж одной из линий «Света», может вызвать лишь недоумение и наинегативнейшее отношение к нему, но читатель хотя бы может его ненавидеть! Вспоминая же «Ложную слепоту» Уоттса, где к ГГ вообще ничего не получается чувствовать, это явный плюс. И третий — оригинальность.

Именно последнего-то и не хватает «Нова Свингу», в котором Майкл Харрисон снова воплотился в роли Тарантино от мира литературы — сплошные сноски на различные объекты и явления массовой культуры, ну, и на себя любимого. Но это не так сильно режет глаз, когда видишь уже нечто большее, чем сноски, к великолепному роману братьев Стругацких «Пикник на обочине». По факту весь текст этой книги Харрисона — переработка под что-то свое труда наших советских фант-классиков. И смотрится это в моих глазах в свете, крайне не выгодным для выставления оценки сему тому трилогии.

Вообще, чтение «Нова Свинг» интересно лишь местами, а без этого — калька с бесчисленными отсылками то к одной песне, то к другой книге... Герои представились мне абсолютно не интересными. Вообщем, шесть баллов, не более.

П.С. Зато захотелось прочесть харрисоновскую «Бурю крыльев».

Долго не мог заставить себя написать что-то дельное по роману Л.Н. Толстого «Анна Каренина». Уже и сказано много чего, и написано... Автора и его творение как восхваляли, так и жутко, в чем-то не заслуженно, принижали и беспощадно громили снарядами критики. Но мнения столь различны, что не внести свою «срединную» копейку я просто не смог...

Спасибо графу-графоману (как порадовало это название одной критической статьи) хотя бы уже за то, что объемы романа не расширены на четыре тома и не перегружены историческими документациями, сводками и опусами, которые можно вполне спокойно и в более кратких и удобовоспринимаемых масштабах вычитать и узнать из специализированной литературы и учебников по истории России. Нет, серьезно, благодаря этому прочтение сие произведении прошло, в сравнении с затянувшимися для меня на месяц с лишним, да еще и с перерывом, романа-эпопеи «Война и мир», довольно быстро и легко. Отдельно хочется выразить благодарность за такого персонажа, как Левин (хотя некоторые эксперты заверяют, что Лёвин) — пусть и альтер-эго самого Льва Николаевича, пусть и с «рупором его философии», как высказывался один рецензент, пусть даже и по сравнению с остальным персоналием романа, который для меня лично представился не самым в общих чертах положительным, это лучший персонаж всей книги и с точки зрения проработанности, и с поступков и идеалов. Мне вообще кажется, что Левин лучший герой из всех произведений Толстого, пусть и прочитаны они мною еще не все. Даже если бы он и не выступал в этой книги некой альтернативой, явно более лучшей, чем все остальные герои, меня бы он все равно зацепил.

Но на этом, кроме добротного языка и еще некоторого не очень большего перечня того, что явно нельзя назвать минусами, плюсы заканчиваются. Теперь хочется наконец поговорить о персонаже, вынесенном в заглавие романа — Анне Карениной.

В книге несколько сюжетных линий, несколько семей, несколько главных героев и их отношений между собой, но именно линия с Карениной, как и по объему, так и потому, что название данной особы-героини вынесено впереди текста произведения, является основной по замыслу автора. Значит, основным персонажем романа и является Анна. А так как придавание отрицательных черт и негативной оценки сей героине я не увидел в текста, граф Толстой явно благоволил Карениной, сочувствовал ей и всячески поддерживал в ее поступках, ставя именно такой образ женщины в статус «идеальной», без кавычек. Для меня же говорить об Анне без кавычек в данной стезе просто не представляется возможным.

Как хочу написать хоть что-то об этом персонаже, вспоминаются две вещи — довольно частая и небезосновательное мнение о том, что «этой дворянке-аристократке взяться бы за швабру с готовкой и уборкой, так все проблемы бы разом исчезли» и шум и споры, возникавшие в моей школе при разборе образа другой героини иного произведения Толстого, Наташи Ростовой, с ее схожими в чем-то похождениями (как представлю, что мы бы успели и «Каренину...» пройти с ее образом идеальной женщины, так и мурашки по коже пробегают...). И с первым, и с последним согласен, потому что «великие беды», возникшие перед Анной просто не укладываются у меня с бедами, которые испытывали крестьянские девушки что до, что после отмены Крепостного права, как и все крестьянское население Российской империи в принципе. А то, как решает, что предпринимает Каренина для преодоление оных, ставит ее для меня либо в положение полнейшей, уж простите, дуры, либо в роль довольно тактичной, властной и крайне тщеславной женщины, которая на протяжении всего романа довольно умело смогла вернуть и привлечь к себе внимание высшего общества, провернуть ряд интриг и событий, которые регулярно выставляли ее в виде жертвы судьбы и высокого чувства любви. Да даже самоубийство ее хочется назвать мне поступком не дурацким, а гениальным — отличный заключительный ход, который привел Каренину к закреплению в роли бедняжки-влюбленной, преданной всеми и разочарованной во всем. И в умах что ее бывшего мужа, который остался для меня в памяти лишь любящим и уважающим свою жену мужем, великолепным отцом и порядочным человеком, что любовника Вронского закрепился именно подобный образ. Короче, выражаясь проще, дамочка в полном куше осталась даже за гробовой доской. И перед законным сыном, и перед не совсем законной дочерью осталась невиновной овечкой, хотя скорее овцой...

Так что выходит следующее: забывая о философии Толстого мне ненавистной, но лишь мимоходом возникающей в романе, хорошо прописанных персонажах, незанудном сюжете, выбросить из головы положительную обертку образа Анны Карениной у меня лично не получается. По-этому и не удивляйтесь оценке низкой в данной ситуации — семь заслуженных баллов. Ни более.

При перечислении любимых романов Саймака многие сначала назовут «Вся плоть — трава», «Пересадочная станция», может и «Снова и снова», и, конечно, «Заповедник гоблинов». Но лично я вместо последнего пункта указал бы на последний в библиографии роман автора — «Магистраль Вечности».

Если говорить общо, то данная работа автора являет собой добротный сюжет с долей интриг, смесь оригинальных саймаковских идей, уже бытовавших и исходивших не один его роман, но в данной новой кооперации ни чуть не делающих «Магистрали...» некое отягощение или недостаток, а совсем наоборот. Точно так же обстоит дело и с философией Клиффорда, которой в произведении тот необходимый минимум, который и читателя не отпугнет или отяготит, и мастеру будет по душе. Что уж и сказать, в данном техническом плане последняя крупная работа автора вышла на ура, и только. И не удивительно — опыт за плечами у Саймака был не малый, да и большая часть его творчества стала еще при его жизни классикой жанра.

Сюжет и идейный фон мы уже долями и отрывками видели в «Паломничестве...» с «Особым предназначением» (идея расы-«опекунов» и тема нового пути для Человечества), а так же в «Звездном наследии» и «Что может быть проще...» (уже неоднократно появлявшаяся в творчестве автора тема разумных растений/деревьев, людей с паранормальными способностями и др.). Зато здесь же Саймак «выкидывает» еще не появлявшуюся ранее тематику с бесконечниками, трансформацией всего человечества в... Собственно, чуть более развернутый комментарий далее прилагается.

Крайне далекое будущее. Человечество уже давно облетало не только свою собственную галактику, но и многие другие. Люди многое узнали, повстречали сотни других, иногда совершенно иных и непохожих на них, создали общество на подобие тех идеалов коммунизма, где есть минимум рабочей занятости и максимум свободы и материальных благ. Но заскучавшее люди Земли в том времени подверглись влиянию бесконечников — инопланетян со странной философии, выраженной в идее рекомендательного или насильственного способа преображения всех разумных существ в бестелесных бессмертных сущностей, которые способны пережить даже смерть Вселенной. Последнее мы так и не узнаем, да оно и не важно, ведь тогдашние люди так или иначе поддались этому стороннему влиянию и прошли данную метаморфозу. На этом история человеческой цивилизации и закончилась, если бы не несколько человек, переместившихся из опустевшего будущего в наше настоящее, с которого и начинаются основные действия «Магистрали...». Охота машин бесконечников на беглецов во времени, герои из прошлого, некоторые из которых обладают экзотическими способностями, перелеты в несколько эпох и миров, странные инопланетные расы и финал, в котором «все встает на свои места».

Опять же, лично для меня этот роман, «Магистраль Вечности», удался. Клиффорд Саймак смог создать не просто очередной тандем оригинальных идей, философских, ненавязчивых и простых мыслей и качественного сюжета, но и подвести все свое творчества к некой черте, к фундаментальному труду, по которому можно было бы сказать «вот он, Мастер по имени Кл. Саймак». По-этому не вижу ничего дурного и необычного в моей максимальной оценке для «Магистрали...» и любви к этому произведению.

Ох-ох-ох. За месяц, с перерывами, второй и последний цикл Фармера осилен.

Что же сказать о саге под названием «Многоярусный мир»? На ум приходит несколько вещей. Первая, конечно, — оригинальная идея. Крайне оригинальная, из которой явно можно сделать что-то по истине великолепное и масштабное. Следующее — воплощение этой идеи в виде цикла семи романов провалилось полностью.

Действительно, в отличие от гораздо более лучшего по всем параметрам цикла «Мир Реки», который я советую прочитать вместо произведений данной эпопеи, данные романы держатся только за красивую идею. Более, кроме масштаба, довольно пустого по сути, многочисленных логических ошибок, которые очень четко расписал переводчик (да и я еще одну-другую заметил), шаблонных сюжетов об отношении семейки полубожков Властителей с хитросплетениями предательств и инцеста, притупления всякого развития сюжета с добавлениями хоть чего-то нового после третьего-четвертого романа, «Многоярусный...» не донесет читателю практически ничего, зато отнимет достаточно времени и должного удовлетворения от прочтения, не то что удовольствия, не доставит.

Фактически, в цикле хороши как раз первая тройка, плюс четвертый номер. «Создатель...» и «Врата...» неплохо показывают нам сам Многоярусный и другие миры Властителей, их историю, их взаимоотношения, интересных персонажей и главных героев с прописанными характерами. «Личный космос» более детально иллюстрирует такое действующее лицо, как Кикаху, которому, вполне заслуженно, Фармер решил уделить больше внимания в этой части цикла, опустив уже довольно хорошо показанного Вольфа, плюс добавляя к персоналию и Анану. Да, в данном романе еще интересна описана история Властителей, точнее один из ее периодов, но уже с четвертого произведения, «За стенами...», начинается та шаблонная дребедень из Орк+Кикаха+еще один, имя забыл+Анана. Это идет на протяжении четвертой, шестой и седьмой книги, причем у последнего романа и «Лавалитового...» одинаковые концовки и сюжеты. Про пятый даже говорить не хочется — произведение о завышенной самооценке Фармера, как мне показалось.

И да, вот еще... Вам не кажется странным, что во втором романе, один из Властителей говорит, что «тайна времени так же сложна, как происхождение галактики», хотя в одном этом высказывании скрываются сразу две крупные ошибки из канона цикла: первая, это то, что если Властители способны проектировать в своих Вселенных любые физические законы, то и с временной загадкой можно поработать так, что и путешествия во времени станут вполне возможными. А второе — это второй абзац аннотации, смысл которого знают все Властители, из-за чего странно, что подобное они и упомянули разок...

Вот так вот примерно и выходит. Прочитать первую половину цикла вполне возможно, а лучше вообще обойти его стороной и подойти к изучению «Мира Реки». Вообщем, читать истинным фанатам Фармера.

Странно как-то, что на цикл Дж. Блиша «Города в полете» обращают так мало внимания. По-моему, вполне сильная фантастика 50-ых. Разумеется, со своими минусами, но...

Где, как ни здесь, можно встретить огромные земные города, парящие под куполом силового поля в космических просторах, летящие на встречу приключениям вместе со своими бессмертными жителями? Идея крайне веет романтизмом, и от этого мне показалась довольно блестящей.

Опять же, минусы есть, так что, рассмотрим все четыре романа более подробно:

1. «Жизнь ради звезд». Да, так уж вышло, что именно вторая часть выпала для меня первой — как было все расставлено в электронке, так и читал... Но не пожалел об этом, ведь данный роман — самый сильный элемент цикла. Симпатизирующие герои, Земля в периоде упадка, покидаемая своими сынами в городах, жизнь городов-Бродяг — все это очень хорошо исполнено в данном произведении, так что, сюжет и фон великолепны. Именно это и дало мне волю к движению вперед к прочтению остальных трех книг. Есть, правда, элемент некоторой бедности действия, но он вполне закрывается плюсами романа.

2. «Звезды в их руках». Приквел упомянутой «Жизни...» и по хронологии написания, да и по факту первый роман цикла. Действий как таковых нет, в основном описание открытия тех технологий, без которых мир Бродяг не смог бы существовать — спиндиззи и антинекротики, а так же кое-какие политические перестановки в мире побеждающего Восточного Блока (здесь СССР и союзники «холодную войну» выиграли — смелая мысль для 50-ых для западного писателя). Благодаря сюжету с Мостом читается не хуже первого для меня произведения о мире «Городов в полете».

3. «Вернись домой, землянин». В этом романе действий вроде бы и много, при том весьма интересных, с таким же великолепным фоном, как и в «Жизни...», но в последних его главах чувствовалась некоторая затянутость. Тем не менее, джунгли из Городов, распри с Земной полицией, путешествия через галактики, интересные миссии ставят данный роман на один уровень с «Жизнь...» — именно два эти произведения для меня являются лучшими в саге о бродячих Городах.

4. «Триумф времени» — самый неудачный, муторный и затянутый эпизод цикла, который подпортил впечатления о нем. Тут как-то Блиша и не узнал... Более того, со всем своим шаблонным катаклизмом и неуклюжим сюжетом, данное произведение еще и очень невнятно. В принципе, по-этому и в основном из-за этого оценка для цикла твердая 8-ка.

Теперь, возвращаясь к целому и обобщая... Красивые идеи и мысли, неплохой сюжет и политическая история в цикле сталкиваются с такими минусами, как отсутствие почти полное инопланетных форм жизни, которые вроде бы как и есть, но себя никак не проявляют — более того, не показываются они и в момент гибели Вселенной, что довольно странно. Просто с множеством ксено-цивилизаций романы цикла стали бы более живыми, смогли бы усложнить сюжеты его... Еще вот, не понравилось, что со скрытой колонией Веги линия оборвалась, а еще и то, что главным персонажем двух последних книг был мэр Амальфи — вроде как и второстепенное лицо «Жизни...», которое, безусловно, интересно как персонаж, все же именно он стал основным героем середины и конца цикла. И это при том, что в той же «Жизни...», казалось бы, есть более интригующий человек, который и является протагонистом этого романа и мог стать таковым для последующих. но его там вообще нет и в помине. Но главные претензии все равно к «Триумфу...», с его скомканным концом нового рождения Вселенной, который ставит вопрос, а как могла быть написана книга «Очерка пяти цивилизаций Млечного Пути», цитируемая в начале каждого произведения цикла, если произошли оные события романа...

Но прочитать стоит все равно, хотя бы «Жизнь...» и «Вернись...».

П.С. Почему подумалось, что идею бороздящих просторы космоса городов была взята сценаристами «Звездные врата: Атлантида».

Не впечатлило. Не знаю даже, почему... Вроде бы есть и юмор — не всегда смешной, правда... Есть и идеи, не всегда оригинальные, конечно...

Очень зыбкое произведение, нестругацкое какое-то. Да нет, не ожидал я баталий космических и Прогрессоров, но странно — «Сказки о Тройках» понравились больше, хотя были более непонятными (а тут уж как посмотреть...), ведь, хронологически, видимо, позднее «Понедельника...».

Не мое, но, кто ж ведает, может, перечитаю и еще посмеюсь, все поняв и поклонившись в очередной раз именам братьев...

После двух «Гиперионов» это мое второе знакомство с Симмонсом, довольно неплохое.

Конечно, роман довольно спорный. Во-первых, кажется, что должно быть какое-то продолжение, во-вторых есть моменты, которые объединяют его с теми же «Гиперионами» — например, наркотик флэшбэк появляется, если не ошибаюсь, в первом романе дилогии, а в военном симуляторе войск государства людей есть сюжеты войны где-то в Сибири. Правда, такая война во «Флэшбэке» не указывается, но...

Извиняюсь, немного отошел от основной мысли. Что же касаемо самих событий романа, где и возникают «спорные ситуации». Сам наркотик — идея оригинальная, и вполне объяснимо, как он мог так быстро и повсеместно войти в жизнь американцев, потерявших и теряющих все. Другое дело, а может ли Америка все потерять? Да, все знают о баснословных долгах США себе и всему миру, но от этого уровень жизни в них не падает, военные операции так и идут по всей планете, экономика растет. Как они будут избавляться от самого долга — вопрос уже другой, но лично мне не кажется, что в Штатах наступит кризис, схожий с перестроечным и постсоветским, а уж тем более подобный рисуемому в сюжете «Флэшбэка». Вот уничтожение Израиля — более реалистичная идея. Этот маленький островок вряд ли сможет долго держаться в бурлящем исламском океане, хотя и по сей день у него это вполне выходит и получается. Получится ли у Японии стать центром Азии? По-моему, у нее это и сейчас вполне получается, а большего ей и не надо... Разве что, немного лишней земли из-за огромного населения, которое в произведении почему-то убывает. Захват Европы исламским миром, тем более добровольный — понимаю, все идет к этому, но европейцы быстро все поймут, а уж если речь зайдет о прямой военной интервенции в нее, у Королевства, Франции и Штатов, в конце-концов, есть ядерное оружие, да и Россия просто не может остаться в стороне при таком развитии событий. Кстати, Россия — во «Флэшбэке», как может показаться, это всего лишь углеводородный ресурс Европы, который ревностно относится к своей самостоятельности — в принципе, так оно и есть, да вот только выясняется, что у нее уже нет всей европейской части — ДОБРОВОЛЬНО отошла Халифату. Ну бредово же, тем более, что у нас то и ядерные припасы при себе. При описываемых событиях атомная война уже должна была произойти, а ее все нету, что довольно и довольно странно. Тем более, что разрываемый на части Китай, что в довольно отдаленном будущем и может стать правдой, не применит оружия массового поражения против «миротворцев» внутри себя тоже мало реалистично. Ну-с, и последнее — Халифат. Подобное образование, конечно, появится может, но сейчас никто не позволит ни одной исламской стране заиметь хоть одну ядерную бомбу, в особенности Израиль. И не забудем, что сам исламский мир слишком полярен для подобного образование — всегда Иран противоположен Катару с ОАЭ.

Это было рассуждения на описываемые политические и экономические события «Флэшбэка», а в целом, роман очень недурен, читается на одном дыхании, быстро и с интересом. Берите в отпуск, на каникулы и праздники — обязательно проведете время за книгой без последующего разочарования!

Цикл довольно недурной, нужно заметить сразу, так что, оценка моя его переходила от семерки к восьмерки, но, в итоге, остановилась именно на последнем варианте. Думаю, это связано с тем, что он довольно сильно контрастировал с «Ложной слепотой» Уоттса, прочитанной совсем недавно, которой я поставил всего лишь шесть баллов. По-этому, вся рецензия/комментарий будет строиться именно на сравнении.

«Космостраду» надо считать ни каким-то отдельным циклом, ни даже романом-эпопеей — просто обычным романом, разделенным на три части. При том же, эти части были прочитаны в обратном порядке мною: два последних — в печатном виде, и первый — в электронном. «Ложная слепота» же довольно сложное произведение с многочисленными научными выкладками и размышлениями, которое является лишь первой частью дилогии, продолжение которой (видимо, параллельная ветвь сюжета, как уже говорили) скоро уже выйдет и так же будет мною прочитано.

Так почему же оценка этой трилогии на целых два балла выше моей же оценки культового, как говорят, романа-сенсации «Ложная слепота»? С одной стороны, если уж честно говорить, три приключенческих приключений с активными действиями и интригами, впрочем, не очень интригующими, с другой — твердо-научный роман по последним знаниям и представлениям человечества в области космических и других исследований? Нет, дело не в том, что не воспринимаю я произведения, подобные «Ложной слепоте» (еще как воспринимаю, хоть и не очень положительно отношусь к технологической сингулярности), и не в том, что меня заворожили странствия космических дальнобойщиков (не сказал бы — добрая треть текста просто лишняя), нет. Проблема в другом — в литературности. Может быть, в чем-то и посредственная «Космострада», в данной строке характеристики, оказалась в разы лучше книги Уоттса; довольно увлекательная, с живыми героями, в чем-то даже пародийная на космооперный жанр, с пусть и простенькими, но временными парадоксами, которые на самом деле петли, и не такими уж битыми идеями Цилиндров Типлера и транспортной сети, охватывающей всю Вселенную — всем этим трилогия Де Ченси берет верх над романом последних лет, уже, наверное, легендарной, «Ложной слепотой», которая пусть и дает нам нехилый объем новых знаний, теорий, версию автора, которую он доказывает работами маститых ученых, о том, что разум — это мутация, а интеллект — необходимая ступень любого вида Космоса, которая не всегда должна идти рука об руку с первым, но весь этот мир вблизи технологической сингулярности, абсолютно бесчеловечный и аморальный, ужасающий, герой, достойный своего времени, которого под конец пытаются выставить в светлых красках и переменившемся.

Особенно обрадовала меня третья часть «Космострады» — оплот всех идей этой трилогии, иногда довольно неординарных. Максимум мог подвести финал, который, видимо, я немного подзабыл или недочитал...

Такие вот дела.

Не знаю, что точно написать о книге. Возможно, я еще не готов, в силу своей юности, понять всю ее суть, и подоплеку, хотя... Атмосфера 90-ых, абсолютная неопределенность, безысходность, разруха... Было это уже, и не раз. Этот роман я практически никак не запомнил, хотя близкий по строю ему «Поиск предназначения» я запомнил куда лучше. Как в комментарии к нему запомнилась следующая фраза: «У Б.Н. накопилось много идей, чувств и т.д., которые он, кучей и вперемешку, излил на страницы». По-моему, процитировал не совсем точно, но суть понятна.

К сожалению, данная вещь не понравилась, не вдохновила и не оставила после себя чего-то запоминающегося. Все-таки, и в правду, «А.Н. и Б.Н., два их обычных мозга, вместе составляли что-то гораздо более их по отдельности»...

Наверное, стоит прочесть литературоведам, занимающихся творчеством братьев или Б.Н. отдельно.

Очень необычный, в хорошем смысле, роман. Первое, что я прочитал из книг Бира и пока единственное.

Немногие авторы рискуют заглянуть в столь далекое будущее (такое вспоминается лишь в философско-научном романе Стэплдона «Создатель звезд», и то, там только десятки миллиардов лет), когда даже сама Вселенная начнет превращаться в прах и тлен, когда она станет настолько огромной, что в ней не будут видны звезды и галактики. Это не сотни миллиардов, и сотни триллионов лет, где Человечество стало богами. Богами, которые гибнут от явления, уничтожающего обычное время и пространство.

Прекрасный гибрид мифологии и науки, качественно написанный, с новыми удивительными идеями.

Первое произведение этого цикла и автора, которое я прочитал...

История 17 тысячелетий правления Человека над галактикой Млечный Путь. Но, как же у нас это получилось, у расы с окраины галактического диска? А благодаря всем нашим недостаткам и достакам, благодаря нашей природе, благодаря нашему горькому опыту.

Кто-то осуждал Резника именно за то, что человеческая раса ни чуть не изменилась по своему характеру и стремлениям в будущем. Но именно это и позволило нам возвыситься над всеми миллионами мирами, и так же величественно кануть в небытие, оставив след в истории на долгие века.

Да, в некоторых местах читать многовато, но это великолепная история великого будущего, наполненного не только победами...

Здесь и много предупреждений нам, предкам тех, кто выйдет в звезды.

«Но, Человек никогда не сдается, даже погибнув...»

(Из предисловия к моему переводу статьи Чана):

От прочтения заметки Теда Чана «ChatGPT Is a Blurry JPEG of the Web» я загорелся идеей написать статью с прицелом на академическую публикацию, где бы изобразил различные модификации аргумента «китайской комнаты» Джона Серла. Правда, написать ее, по разным причинам, выйдет не скоро, а тем более опубликовать. Тем не менее поиск источников успел дать побочные, но приятные следствия. Я обнаружил сразу два очерка Теда Чана в «The New Yorker», помимо эссе о ChatGPT, так или иначе связанных с вопросами ИИ: «Will A.I. Become the New McKinsey?» и «Why Computers Won’t Make Themselves Smarter». Ниже я предлагаю свою версию (с корректировками от сестры-филолога) перевода второй из этих заметок.

Эссе «Почему компьютеры не смогут сделать себя умнее» опубликовано 30 марта 2021 г. – примерно за полтора года до шумихи вокруг ChatGPT. Но рассуждение в нем косвенно связано и с умными чат-ботами, и со ставшим легендарным письмом с не менее легендарными подписантами против продолжения разработок нейросетей. Да, речь о нашей любимой Технологической Сингулярности – о том, насколько она возможна.

Надо сказать, что предыдущая отрецензированная мной статья Чана с точки зрения и иллюстративных примеров, и метафор, и изящности аргументации сильнее переведенной и рассматриваемой здесь. Тем не менее «Почему компьютеры не смогут сделать себя умнее» – очень неплохой пример критики идей, которые настолько глубоко через массовую культуру, СМИ и научпоп проникли в наше повседневное мышление, что потеряли свой первоначальный облик. Облик красивой, но спекулятивной борьбы технофильских и алармистских интеллектуальных традиций. В конце концов, где бы вы еще смогли увидеть сравнение онтологического доказательства существования божественного с гипотезой Технологической Сингулярности? Тед Чан вправду проделывает очень серьезный и стройный анализ (в духе аналитической философии) дискурсивных стратегий одного из творцов идеи сверхсильного и сверхчеловеческого ИИ.

Повторюсь, его мысленный эксперимент не столь хорош, как «сжатое изображение всемирной сети», но последний – маленький шедевр. Очень удачная находка. Ждать такой в каждой статье – слишком сильное требование к любому, даже самому талантливому автору. Во всяком случае мыслительные ходы Теда Чана во много, во много и еще раз во много сильнее, глубже и находчивее, притом в каждом отдельно взятом эссе, чем все решения, большие и малые работы Бострома вместе взятые. Заявляю это со всей ответственностью. Возможно, когда-нибудь я оброню пару письменных слов о том, почему решения и аргументы этого философа – странным образом часто цитируемая чепуха и пустота, но речь тут, конечно, не о том и не о нем.

Вернемся к содержанию заметки. Чан начинает с проведения логического сходства между онтологическими аргументами существования Бога и аргументами о высоковероятном наступлении Технологической Сингулярности. Схожее в обеих аргументациях и есть их слабое место – они доказываются как бы из самих себя при помощи силлогизмов с заранее необоснованными посылками. Идея о совершенном божестве предполагает наличие в действительности столь же совершенного существа, а идея (потенциально) всесильного и практически всеведущего ИИ подразумевает т. н. «рекурсивное самосовершенствование». Не прибегая к классическому кантианскому способу окончательно (или хотя бы с некоторой логической убедительностью) решить, насколько силен подобный ход рассуждений, Тед Чан идет своим путем. Частично этот путь смыкается со все тем же размышлением Серла о «китайской комнате», но лишь частично – аналогия не столь явная, как в случае с «размытым изображением всемирной сети». Смычка происходит на втором этапе аргументации писателя, где он предлагает примерить рекурсивное самосовершенствование на человеческом существе, показывая некоторую абсурдность самой идеи из сердца мечтаний сторонников наступления Техносингулярности. Далее следует скептическая ремарка о возможности конечного исследования человеческого мозга, т. е. достижения полного научного понимания всех причинных и специфических особенностей наших когнитивных способностей, включая решение «сложной проблемы сознания».

Затем следует третий этап аргументации Теда Чана. Это доказательный блок с подключением эмпирики из программистской практики. И здесь тоже есть семена критического сомнения Джона Серла. Во-первых, приводится мысленный эксперимент с двумя равными друг другу по интеллектуальным способностям существами – средним программистом и программой с ИИ того же умственного уровня. По условию машина имеет очень мощное железо, по скорости в сотню раз быстрее человеческих мозгов. И для выполнения весьма сложной, одной и той же, задачи воображаемому человеку-программисту понадобится сто лет, а умной и быстрой машине – всего-то год. Но как бы мы ни увеличивали время – хоть и до многих веков и тысячелетий – ни машина, ни рядовой, но бессмертный и не скучающий, программист не смогли бы кропотливым выполнением синтаксических операций совершить прорыв в области исследований и конструирования сверхразумного ИИ. Потом этот несколько абстрактный мысленный эксперимент переводится на более конкретный язык примеров из программирования, с кратким введением в то, что такое компиляторы, раскрутка компиляторов, оптимизирующие компиляторы, предметно-ориентированные языки, языки общего назначения и т. д. И здесь в более сильном и обоснованном виде повторяется результат предыдущего мысленного эксперимента: оптимизировать работу программ с ИИ специализированного назначение можно и нужно, но из этого логически необходимо и непротиворечиво не следует возможность оптимизации, притом бесконечной (т. е. того самого рекурсивного самосовершенствования), притом для конструирования программы с полем универсальной применимости.

И, наконец, в последней части текста Теда Чана дается самый сильный и интересный (контр)аргумент. Именно с такими круглыми скобками, ведь, с одной стороны, он демонстрирует, почему рекурсивное самосовершенствование невозможно (по крайней мере, в ближайшее время и в контексте, который толкуется последователи сингуляристской идеи), а, с другой стороны, автор показывает, где подобное применимо и наличествует в реальности:

«Но есть такой контекст, в котором, на мой взгляд, рекурсивное самосовершенствование представляется значимой концепцией, а именно когда мы рассматриваем способности человеческой цивилизации в целом. Обратите внимание, что это отличается от индивидуального разума. Нет никаких оснований полагать, что люди, родившиеся десять тысяч лет назад, были менее умны, чем родившиеся сегодня; у них была точно такая же способность к обучению, как и у нас. Но в настоящее время у нас за плечами десять тысяч лет технического прогресса, и эти технологии носят не только физический, но и когнитивный характер»

Потом, вводя понятие «когнитивных инструментов», уравновешивающих способности людей (сходно с неологизмом Владимира Фридмана «практики или техники Демосфена»: http://www.socialcompas.com/2014/06/17/pr...), а также на ряде иллюстраций, Чан доводит свою позицию до логичного предела, которая схожа с критикой, как бы мы сейчас сказали, «сильного ИИ», Ильенковым (которую я ранее считал недостаточной и слабой, но в той цепочке рассуждений, которую организовал Тед Чан, «аргумент от цивилизации» не выглядит таким уж недостаточным и слабым: http://caute.ru/ilyenkov/texts/machomo.html). И, как и в случае с предыдущей статьей писателя, заканчивается повествование важной «моралью», которая тем же Питером Уоттсом (хоть в самом интервью канадский писатель двояко относится к возможности Технологической Сингулярности, в ее иной терминологической форме – в блоке рассуждений о постчеловечества – Уоттс вполне верует в подобное: https://www.mirf.ru/book/peter-watts-inte...) и иными сторонниками того, что можно назвать «сильной верой в Технологическую Сингулярность» (такая вера заключается в том, что указанное событие решит все проблемы жалких человеков, от чего можно будет расслабить лапки и либо жить в свое удовольствие, ну или умереть от скуки и/или восстания машин), игнорируется и оттеняется:

«К лучшему или к худшему, но судьба нашего вида будет зависеть от принятия решений исключительно самим человеком»

Все это не отменяет того, что в разумных пределах несколько капель алармизма необходимы, но в который раз заставляет нас лучше присмотреться к тому, что мы считаем здравым смыслом эпохи, чем-то общепринятым и неопровержимым.

«Метамодернизм между Оруэллом и Хаксли,

или (анти)утопия цифрового века»

«Гномон» Ника Харкуэя прочитал еще месяц или больше назад, но копания в философском нон-фикшине отнимает слишком много времени для создания рецензий и чтения художественной литературы. В принципе, глядя по рецензиям и комментариям, по большей части все о романе, его подтекстах и контекстах, сюжетных ветках и фантастических ходах раскрыли и обнаружили. Попробую вставить пару-тройку небольших пометок от себя. Тем более перерыв между прочтением произведения и написанием очерка по нему может помочь сказать лишь главное и должное, без лишних слов.

«Гномон» — книга метамодернистская. Попытка преодоления иронии и релятивизма интерпретаций постмодерна. Притом методами, инструментами и механизмами самой постмодернистской махины. Ломанное, нелинейное повествование, стог из нескольких, казалось бы, никак не связанных, параллельных историй, вроде бы широкое поле для интерпретаций, целый список отсылок на те или иные произведения литературы современной и классической. Все как в хорошем постмодернистском тексте. Но Ник Харкуэй в романе (как он сам отмечает в послесловии к работе) занимает достаточно ясную и прямую позицию. Делает политический жест, который проходит через всю канву основного сюжета и собирает в самом финале все прочие истории. По сути вся книга — один многослойный манифест в современной литературной форме. Призыв бороться с диктатом в реалиях цифрового капитализма, который в год коронакризиса может и разрастается сильнее, чем раньше... Другое дело, что призыв и вся эта манифестация — красивая, книжная, но, на мой вкус, несколько затянутая — снова негативная. В смысле чистого отрицания, но не предложения. Такие же, как антирасистские выступления в США в недавнем времени, которые мелькают у Харкуэя в описании Англии скоро будущего.

Все сюжетные линии «Гномона» так или иначе обнажены прошлыми комментаторами. И ветка-стержень в виде полицейского расследования Нейт Мьеликки (которая в конце неожиданно перевернется, хотя, думаю, ценители фильмов и книжек с подобными особенностями ближе к финалу хотя бы почувствуют примерную точку кульминации), и первой любви Августина (отсылки на гностиков и мистические пышности поздней античности), и трагичного грека-нарцисса Константина (в истории которой продолжаются неоплатонические оммажи Харкуэя, которые, позволю себе заметить, хоть и красивы, но особой глубины «Гномону» не добавляют; писатель явно читал платоновский «Пир», но его же «Парменид» — вряд ли), и эфиопского художника из эпохи ажурного авангарда и «новых левых» в веке высоких технологий и «новых правых», и... Успели разобрать их имена и связи. Добавлю, что постепенное нарастание взаимности между историями, связности и выдерживание гармонии роста и развития между ними — мой поклон Нику. Отлично сработано. Другое дело, что я опечален историей с «Гномоном». Честно, хотелось *спойлер!* увидеть в фундаменте сюжетных ураганов и цунами, в самой книжной тверди что-то вроде «Города в конце времен» Грега Бир. Черт подери, я обожаю «стэплдианы», самого Стэплдона и особенно этот бировский роман. По моему скромному мнению, одна из лучших книжек о столь далеком будущем, в котором умирает вселенная, технологии давно живут по законам Кларка о магичности, а люди стараются вернуть все на свои места. Очень жаль, что Харкуэй лишь забросил удочку для любителя подобных книг, как я, в аннотацию «Гномона». Какие-то фрагменты истории столь далекого будущего имеются в романе, но для меня их было слишком мало. Кстати, из схожих мест и возможных отсылок на другие произведения мне явно вспомнился Рэй Брэдбери с его классическим и затертым от регулярных цитирований «451...», а также некоторые общие места с классикой телевизионной фантастики 21 века — «В поле зрения». И совсем чуть-чуть увидел что-то общее с «Миром дикого запада». В виде сериала, конечно.

Итак, вернусь к политической жестикуляции Харкуэя. Повторюсь, что «Гномон» не шибко философский и глубокий по содержанию (хоть и любопытный по форме) роман, но рассчитанный на прогрессивного «левого»(в самом широком смысле) читателя из среднего городского класса в Западном мире. Автор рисует в принципе красивый мир «Культуры» Бэнкса на минималках. Капитализм с человеческим лицом и, что самое главное, без беса государства и бюрократии. Все, как по Ленину, казалось бы, стали бюрократами, а значит никто не бюрократ! Электронная демократия пронизывает все уровни общества и решает все вопросы. Но в конце *спойлер!* выясняется, что это далеко не так. И за колоссом эгалитарного равенства в цифре кроется левиафан диктатуры единиц. Ради общего блага, конечно, который позволяет этим ребяткам совершать трепанации и убийства вредоносных для Системы элементов. В конце Ник показывает, что эти злодеи скорее павшие в череду ошибок антигерои, которых можно вернуть на правильный путь. В конце концов за все их «ошибки» главная героиня (настоящая, которая Хантер) никак их не карает, да и вообще суда над ними нет. Как и работу Системы. И все станет хорошо... Но, боюсь, это не так. Такая антиутопия не станет утопией. Это мелкобуржуазный, простите мой лево-французский, рай, который в любой момент может стать чистилищем. Я бы мог сказать про классовый вопрос и прочий «типичный марксизм», от которого, возможно, некоторых уже тошнит в моих рецензиях. Но я скажу другое. Главная героиня, Мьеликки, и многие другие персонажи книги — безмерно одиноки. И второстепенные, и главные герои. Они живут в атомизированном мире лишь с иллюзией всеобщей взаимосвязи. Разорванный мир, который Харкуэй предлагает преодолеть («хватит разрываться», как кричали греческие националисты и монструозный Гномон), не преодолевается, потому что все одиноки и оторваны друг от друга не по собственному желанию, а по объективным причинам. Система одиночек никогда не приобретет человеческое лицо, потому что сами ее атомы-люди расчеловечены. Настоящая общность и адекватное равенство не в виде уравниловки наступит, которая само общество и каждый его участник станут наполнены человечностью — непосредственными связями друг с другом и мировым культурным наследием человечества.

Иначе перед нами предстает электрофизированная оруэлловщина. Система в «Гномоне» это как ленинская формула коммунизма (а точнее только начала пути к нему) из суммы советской власти и электрификации. Здесь же цифровизация и диктатура большинства плюс избранных единиц из него. Тоталитаризм в модернизированным варианте из «1984», такой же децентрализованный, и от того крайне устрашающий. Мир «Гномона» чем-то схож на «техноутопию в отдельно взятой стране» Игана в рассказе «Дискретная машина...», где люди тоже утратили свободу над собой. А свобода утрачена из-за разрывов между людьми и узости трудовой специализации. Так или иначе, оканчивая с подноготной «политотой», которую я осилил разглядеть в романе, книга Ника Харкуэя — неплохой представитель метамодернизма и новой чувственности, которая старается преодолеть каноны жанра оруэлловской антиутопии, но впадает в более развитый, но тоже устаревший антиутопический вариант «О дивного, нового мира» Хаксли. «Атомная бомба» последнего, метафорически выражаясь, в том, что некоторые читатели видят в этой антиутопии совершенно обратное и очень даже утопическое...

Как я уже неоднократно говорил, в современной наиболее «твердой», но не лбом, фантастике меня впечатляют и обнадеживают два имени. Питера Уоттса и Грега Игана.

Притом австралийский писатель меня радует не только своим техническим образованием, но и практически всегда отчетливой гуманистической линией в своих произведениях. Верой в человека и человечество. Для меня эта черта в научной фантастике крайне важна. И, последнее, что нужно добавить перед небольшим обзором рассказа «Дискретное очарование машины Тьюринга», эта наличествующая и актуальная (потенциально актуальная) остросоциальность рассказов Игана. То, что он показывает обычных людей обычного (западного) общества перед лицом скорой Технологической Сингулярности и неуемной компьютеризации сферы труда, которую ради благозвучия красиво обзывают оптимизацией капитализма. Благодаря присутствию этой черты, этого повествовательного элемента, можно довольно складно по левосоциальному препарировать подобные работы.

Итак, перед нами вновь Австралия скорого будущего, вместо которой можно представить любую другую западную страну или даже полупериферийную Россию. Например, нечто похожее можно встретить в том же «Юджине» («Евгении») и других рассказах, но в них, в основном, остросоциальность является общим фоном, а рассматриваются проблемы моральные, нравственные и философские. Хотя разве не к этим же категориям относится и классовый вопрос? Так или иначе в обозначенном произведении нам предстоит прожить несколько дней из жизни Дэна, специалиста по продажам в компании «Thriftocracy». Та, в свою очередь, занимаются довольно запутанным и с виду нечистым делом по скупке и реструктуризации кредитов физических лиц. Дэн на протяжении долгого времени показывает себя отличным работником, перевыполняющим план и днем, и ночью, но... Но прогресс неизгладим, и в конечном счете наш герой оказывается без работы. Как еще и очень многие жители стран первого, да и второго миров, ведь деиндустриализация и погоня за барышами свое дело делает на ура. Оптимизация и сверхприбыли, ибо. Ничего личного. Но и учителя в школах сменяются зайками и прочими анималистическими аватарами, не говоря уже о медсестрах на не постоянных должностях. Бухгалтеры, кассиры, и многие, многие и многие другие. Все прямиком на улицу, ради оптимизации. А по ходу сюжета еще и рядом с созданием универсальных портативных устройств для создания наркотиков возникает вероятность восстания машин. А посреди всего этого загадочные мойщики машин, экогорода и прочие, не самые радужные красоты скорого далека. Но, спойлер, концовка будет не самой пессимистичной.

А что в итоге? Рассказ действительно очень насыщенный картинами будущего и вызывает соответствующие эмоции. И тему представляет вполне реалистично. А что, кастрированные профсоюзы без того левореволюционного сердечника, который был в начале двадцатого века (и не только), дозволяют наступить именно такой реальности. Миру, где оптимизация будет оптимизировать почти до абсурда. Правда, и капитализму с крупными, транснациональными буржуа необходимы потребители с некоторым минимумом. Но среднего класса не ждите. Да и классов вообще, и не сносной, а тем более достойной жизни, если отказываетесь от Борьбы с большой буквы. С теорией и отдачей всего себя. Несмотря на то, что под конец победили не Дэн и ему подобные, а крупный капитал вместе с полуразумными программами-брокерами, надежда на лучшее остается. Иган вправду отлично научился управляться с эмоциями читателя, ведь определенная безнадежность в начале сменилась под конец некоторой оптимистичностью. Ведь (спойлер!) зачин программирования у главного героя и его финальная фраза намекнули мне следующее. Да, «Капитал» вряд ли он скоро возьмет, но, возможно, катехизисом-мануалом для революционного действия следующего дня будет пособие для начинающего программиста...

«Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия воспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!»

(А.С. Пушкин)

Наконец в практически археологическом капании в корнях революционного древа нашей истории подобрался к очередному известному имени. На минуточку, к одному из зачинателей и усердных, преданных своему делу, садоводу этой раскрывшейся во всей своей красе лишь в Октябре яблони. Поэтому позволю себе дерзость использовать знаменитые строки из послания Чаадаеву Пушкина, притом, в отличие от обозреваемого автора, сразу в эпиграфе. Да, наконец я поделюсь своими мыслями, переполненными искренним пиететом, о, наверное, первом вольнодумце России. Разумеется, вольнодумце в русле социалистическом, левом, демократическом и свободолюбивом, что, собственно, и характерно для нашей страны. Конечно, конечно же, я сегодня поговорю об Александре Ивановиче Герцене, о котором пора уже сказать нечто большее, чем расплывчатые дифирамбы затянувшегося вступления.

Итак, Герцен — один из первых духовных вождей и теоретиков революционного мышления в России. Заставший трех императоров, Победителя, Идиота и Освободителя, Александр Иванович прожил интересную жизнь хотя бы потому, что лицом к лицу встречался и знавал таких вершин свободной и справедливой мысли, как Фурье, Прудон, Белинского, Огарева и многих других. Разумеется, и сам занимал место ни чуть не слабее и не менее значительное среди подобной плеяды. Образовеннейший человек, гегельянец, но вместе с тем и народник. Один из первых отщепенцев в русских верхах (правящем классе), который поверил в русский народ. Подлинный народ России, а не в эфемерные идеи буржуазного общества. Хотя прошел разные стадии увлечений теми или иными идеями. Но Александра Ивановича, на мой взгляд, превозносить чрезмерно и поклоняться ему не стоит. Какой бы он не был голос свободы, но кроме заявлений его наследие имело мало практических свершений. Повидав много революций, свою он так и не попытался организовать. Да и в народ не ходил, пусть и старался во время вынужденной работы в «фабрике подписей» как-то улучшать или хотя бы не отяжелить жизнь крестьянина. Но кроме отсутствия реальных действий, кроме издания журналов и участия в кружках, серьезных теоретических трудов Герцен не оставил своим последователям, взявшим эстафету русской революционной пассионарности. Также у меня, довольно свободомыслящего человека, вызывают некоторые негодования интимные нотки, живописуемые в «Былом и думах».

Однако, сколь бы мало действительных свершений в бытие материальном и научном не сделал Александр Иванович для революции и социалистического-демократического движения в России и мире, его художественное наследие, безусловно, оказавшее влияние на мир, его образ как вольнодумца, над котором и бог не властен, истово верующего в русский народ и идеи социализма, должны служить примером для подражания и изучения революционного опыта. И начать можно как раз с данной работы, «Былого и дум». Надеюсь, что мы с вами не попадем под злой Рок, под который попал Герцен. Надеюсь, что мы-таки увидим звезду пленительного счастья, о которой так грезил и в кою так по-настоящему уверовал Александр Иванович Герцен.

Король Ужасов, Стивен Кинг, малый не бесталанный. Мало кто будет с этим спорить. А история его успеха и сама слава, им достигнутая, так и вовсе могут вызывать уважение и почтение. Кинг являет собой прекрасный пример воплощения американской мечты, в которой он чуть ли не с самого низа (ну, с нижних ступеней среднего класса точно) добился своих заветных целей. Трудом, потом, усердием и невероятным стремлением. Зарабатывая по юности хоть какие-то копейки в самых грязных и черных занятиях, вроде уборщика, он неумолимо писал, строчку за строчкой, пока не добился своих многомиллионных тиражей и почти сотни экранизаций написанного. Пусть «звездная болезнь» писателя и не сразила, но вот один «звездный порок» он получил. Неизбежный, конечно, в его области. Он стал титулованной печатной машинкой, из года в год выдающей все новые и новые графоманские кирпичи. Мне лично кажется, что в последнее время, после признания за ним звания Короля, Стивен просто-напросто отказался от редакторов-оккаимистов. Тех самых, что держали в узде его графоманские порывы. Я помню, как читал «расширенную» версию «Противостояния», вернувшую свой объем после редакторского «текстоцида». Честно, местами — очень хорошая вещь, но такой умопомрачительно необъятный размер талмуда Кинга, столько запылившихся ружей, которые так и не бахнули хоть разок...

Но литературные труды автор мне все равно нравятся. «11/22/63» до сих пор теплится в моем сердце. Да, я считаю тот роман самым лучшим у Стивена. Но расследуя его графоманские деяния, мне захотелось посмотреть на них с другой стороны — не большой, а малой формы. Рассмотреть получше рассказы писателя, повести. Все-таки, как и сам Кинг замечает, рассказы — самая трудная писательская стезя. Узоры, в которых не должно быть ни одной лишней детали. Поэтому я и приступил к сборнику «Лавка дурных снов» — посмотреть не на Кинга-романиста, а на Кинга-миниатюриста. Кинга-новеллиста.

И что могу сказать? Стивен явно сильнее в романах. Крупная форма, с условием контроля над графоманской сущностью автора, является его сильнейшей стороной. Ведь малая форма получается ну явно, явно слабее. Возможно, «Лавка...» просто не самая удачная его антология, но пока это проверить сложно — другого знакомства с рассказами Хоррорного Царя у меня не было и, видимо, не предвидится. Почти в каждом малом труде либо скучное повествование, либо очень слабые концовки. Есть и другие моменты, но это основные минусы. Если говорить не обще, а разбирать по отдельности каждый рассказик, получается следующая картина. «Миля 81» — растянутая история, которую можно было бы передать как короткую сказку. «Гармония Премиум» — попытка слезовыжимательной истории в реалистике. Но вышло так себе, ибо не ясно, а о чем, собственно, рассказ. Какова его «сверхцель», посыл. Они отсутствуют, а вижу я только пересказ выдуманного события. Да и герои не шибко доработаны для сопереживания. «Бэтмен и Робин...» — получше первых два. Описание отношений престарелого и слабоумного отца и его сына. С эмоциональной частью почти все идеально, но финал показался мне слишком резким. Почти как рояль из кустов. Серьезно, никаких предпосылок для подобных выпадов батяни я не разглядел. И заглавие истории выглядит не слишком подходящим. Но драматургия и персонажи прописаны очень хорошо. «Дюна» и «Гадкий мальчик» — одни из лучших произведений сборника. Герои, сюжет, акценты, финалы — на уровне. За этих «малышей» можно сказать Мастеру «браво!». «Смерть» — недурно, но «сверхцели» и посыла вновь не вижу. «Мораль» — замечательная задумка и даже реализация, но лишь до концовки. Она полностью испорчена и загублена, как и все, написанное до этого. Правда, не знаю, зачем было так весь накал убивать. «Загробная жизнь» — читал задолго до всех остальных частей сборника. «Герман Вук все еще жив» — не цепляющий сюжет, не привлекающее повествование и непонятные (отсутствующие) посылы. «Нездоровье» — один из самых плохих рассказов «Лавки...». По отрицательным параметрам то же самое, что и с прошлым, только усугублено в несколько раз. «Ур» — повесть, из-за которой и принялся читать сборник. Стоило бы получше раскрыть альтернативное наполнение иномирных библиотек, но и так сойдет. Тоже одна из жемчужин книги. «Билли «Блокада»» — не люблю спортивные истории и в принципе не понравилось. «Мистер Симпатяшка» — серое повествование и практически мертвый сюжет, но ситуацию спасла концовка. Вот тут Кинга хвалю. «Маленький зеленый бог страданий» и «В этом автобусе — другой мир» — бодрые истории, которым не хватает чуточки глубины. «Некрологи» — все хорошо, также одно из лучших творений Стивена Кинга в этом сборнике. Оставшиеся рассказы вместе с переводами стихов хоррор-писателя, которые и в оригинале без рифмы... Не, это трогать вообще не стоит. Там совсем плохо.

Итог: в не самой стильной стезе писателя и конкретно в данном сборнике все равно присутствуют хорошие истории. На мой взгляд, это «Некрологи», «Мистер Симпотяшка», «Дюна», «Гадкий мальчик», «Ур» и, так уж и быть, «Мораль». Остальное читать не советую — напрасная трата времени. Но стоит брать в расчет, что вкусы у меня специфические, отдают субъективностью и я не фанатичный поклонник автора.

«Секс-откровения русского «аятоллы» или похождения непризнанного поэта»

Почему современная литература переполнена обсценной лексикой, откровенной чернухой и сплошь пустой бессмыслицей? Есть мнение, что вина лежит лишь на выродившимся писателе, распустившемся чрезмерно после эпохи стальной цензуры Советской власти. Богатыри пера поредели, а в мастера слова ныне берут кого ни попадя. И те лишь за денюжку, без великих идей и уж тем более богатого языка. Но мне ближе несколько другая теория. Если бытие действительно определяет сознание, то триада эпоха-общество-культура определяет почерк писателя в конкретном месте, времени и социуме. Поэтому, когда берутся винить таких наших современных мэтров, как Пелевина да Лимонова, о котором речь ниже, за беспардонную матерщину и «беспросветную пошлость» (с), то как же можно забыть элементарное. Писатель — это губка общественного сознания. А его фолианты — все то дерьмо, что автор-губка впитал из всех или почти всех социальных страт. Ибо какое время, такой и пиит. Тем не менее дальше я собираюсь несколько попрекнуть и пожурить Лимонова же за «Это я — Эдичка». Который, насколько я понимаю, является самым его успешным романом.

До нацболов и «Другой России», до седины в волосах и козлиной бородки, до «Монголии» и прочей прозы был, видимо, совершенно другой Лимонов. Эдуард Вениаминович Савенко. Непризнанный бюрократическими аппаратниками поэт, который угнал на волне великого Исхода диссидентов, евреев и их гибридов в свободную Америку. За американской мечтой, которая ему, тому Лимонову, тому Эдичке, виделась как творческая вольница. Но для него и еще тысячи прочих экс-советских граждан она оказалась не этим растиражированным симулярком чудес и довольства, а реальностью грузчиков, посудомоек и официантов. В жизнеописании именно такого Эдички и бытия самых разношерстных русских (советских) эмигрантов роман, безусловно, хорош. Да и цитаты там есть очень животрепещущие и актуальные. Чего стоит только вот эта: «Мы пили водку, Семен заказал оркестру «Полюшко-поле», и я увидел, что он плачет, и слезы его капают в бокал с водкой. «Мы смеялись над понятием Родина, – сказал Семен, – и вот я сижу, и играют эту песню, и у меня болит душа, какой я к черту еврей – я русский».»

Вообще образ литературного героя Эдуарда Вениаминовича, да и самого Лимонова, в книге вышел удачным в плане определенной русскости. Ведь кто такой Лимонов? За всей этой своей диковинностью, эпатажностью, вычурностью (во всем), его персонаж и личность представляют сущность русской души. Непонятная, дикая, странная, крайне эклектичная, сочетающая несочетаемое. Душа слишком свободная для собственной Родины. Ментальность, которая стремится небось куда, к радикальной переделке всего. В принципе, такое сублимированное в текст представление непостижимой и самостийной русскости вполне подойдет для западного читателя. И понятно, почему наш Лимонов, этот крайне странный и, видимо, последний романтик революции, писатель снискал популярность в Европе да Америке.

Но совершенству нет предела. И поэтому есть за что покритиковать «Это я — Эдичка». Я не ханжа, при том же в самом начале сам сказал, что ругать автора за нецензурную брань и прочие «прелести» — не самая удачная и достойная затея. Ан все же я стою на том мнении, что все должно быть обосновано. В особенности в произведении литературы. В особенности, уж простите за культурный национализм, русской литературе. Мы ведь литературоцентричный народ и, быть может, цивилизация. Поэтому я, подверженный идеологии «чеховского ружья» и прагматики использования любого приема в художественной работе, считаю, что книга Эдуарда Лимонова сверх всякого переполнена абсолютно ненужной грязью. Да бог уж с тем, о чем именно повествует писатель. Да-да, гомосексуальные моменты. «Мне настолько плевать на геев, что я даже не гомофоб». Но насколько ж до чертиков Эдичка и его герой все детализируют! Каждая мелочь эякуляции, анального и обычного секса расписана до таких нюансов, что аж как-то не по себе, довольно либеральному читателю. Опять-таки, пусть Э.В. отнекивается по поводу степени автобиографиности написанного. Мне особой разницы на его похождения нет. Покидать партию Лимонова я не собираюсь, ибо элементарно в ней не состою, хех. Просто интересуюсь его деятельностью, творчеством и политическими мыслями. Все это не затемняет его же, безусловно, интересной и непростой личности. Но дело ведь не только в треклятых сценах половых сношений с неграми! Перейдем к эпизодам и упоминаниям второй жены тогда непризнанного поэта. Елены. Доставила она тебе боль. Ты ее особо, правда, и не ругаешь, даже оправдываешь, в любви ей чуть не признаешься на страницах. Но зачем все до последней ниточки грязное белье вытаскивать! Как ты ее трахал, чем, где, с кем она еще резвилась, как, чем, где и т.д. Это элементарно неуважительно к ней, коль ты говоришь, что любишь ее. Да даже если и не любил — ну вот элементарно, зачем все это поминать в своем творчестве? Имена бы изменил, если совсем неймется. Я молчу про всех остальных женщин, совокупления с которыми и, к сожалению, имена оных также встречаются на протяжении романа. Это ведь не красиво для такого лирика революции, как вы, многоуважаемый Э.В.! Про обилие и какой-то, даже не знаю, прорвавшийся фонтан матерных словоформ я уже не буду упоминать. Порой невозможно читать. Даже мне, который сам слаб на произношение чего-нибудь такого в виде междометий и чересчур эмоциональных ситуациях. Но лишь в словах, иногда, а не в книге и практически на каждой мать ее странице! И последнее, за что хочу кольнуть Лимонова-писателя, это пропитанность жалостью к самому себе. Э.В., ну как же так. Революционер себя жалеть не должен! Ему, наоборот, прописано быть несчастным и во всяческих лишениях, которые лишь усилят собственные убеждения.

Что сказать под конец. Как документалистика о быте советских евреев (и не только) переселенцев в стране несбыточных грез — очень достойная вещь. Характеры и истории второстепенных персонажей великолепны. Но главные герои... В особенности Эдичка. Не знаю, если взять и зашвырнуть его образ в вакуум, получится нечто удобоваримое для любования европейцами да американцами в попытке понимания сложных отношений русского (писателя/революционера) к своей Родине, жизни и людям. Но в остальном, в придачу припоминая безмерное количество мата и лишних сцен, как-то не то. Поздние работы Эдуарда Лимонова, вроде «Монголии», лучше в разы. Как и интервью с ним. Кстати, именно в одном из них наш внесистемно-оппозиционный политик заявил, что хотел бы стать русским аятоллой. Духовным лидером. Ну и как вам такой аятолла, а?

«В обществах, достигших современного уровня развития производства, вся жизнь проявляется как огромное нагромождение спектаклей. Всё что раньше переживалось непосредственно, отныне оттеснено в представление...»

К одному из первых и самых известных романов Виктора Пелевина «Поколение П» (заглавие которого, как повелось в субжанре «пелевинщины», носит множество коннотаций) я шел довольно долго. Все отодвигал да отодвигал прочтения книги по всяким разным причинам. Наконец-таки прочел и, разумеется, остался доволен, хоть данное одно из первых произведений Пелевина выглядит несколько необычным для его пера.

«Образы, оторванные от различных аспектов жизни, теперь слились в едином бурлящем потоке, в котором былое единство жизни уже не восстановить. Реальность, рассматриваемая по частям, является к нам уже в качестве собственной целостности, в виде особого, самостоятельного псевдо-мира, доступного лишь созерцанию. Все образы окружающего мира собрались в самостоятельном мире образов, насквозь пропитанном кичливой ложью. Спектакль вообще, как конкретное отрицание жизни, есть самостоятельное движение неживого...»

Нет, само собой ««Generation «П» как всегда можно без оглядки разбирать на цитаты. Они не самые лаконичные и вызывающие улыбку, но все же пропитаны иронией, сарказмом и литературоцентричным осознанием бытия. При том же бытия довольно печального, чересчур ложного и эгоистичного, лишенного возвышенных целей. Теперь истины как таковой нет; есть лишь стремление выжить в замкнутой системе накопления и гниения капитала и общества. Взять те же диалог о российской экономике и виртуальном бизнесе, размышления о новой русской идее, экзистенциальной роли России в мире, современном (пост)капитализме, несамостоятельности российской политики, монолог Че Гевара в амплуа революционного буддиста об обществе потребления как примитивном беспозвоночном организме. И все же тут Пелевин не совсем тот Пелевин, который рванул в мир постсоциалистической литературы где, как он сам иронично заметил, модернизма отродясь не было, но неожиданно образовался постмодернизм.

«Спектакль — это стадия, на которой товару уже удалось добиться полной оккупации общественной жизни. Оказывается видимым не просто наше отношение к товару — теперь мы только его и видим: видимый нами мир — это мир товара. Современное экономическое производство распространяет свою диктатуру и вширь, и вглубь... В передовых странах общественное пространство заполнено целыми геологическими пластами товаров...»

После крайне сюрреалистичного, дзен-буддистского и естественно постмодернистского романа «Чапаев и Пустота», пропитанного во истину стебом, Виктор Пелевин написал практически реализм. Реализм, которому не надо выискивать фантастические допущения для предания абсурдности и антиутопической безнадежности. Все того и надо постараться довольно точно вспомнить «золотые» 90-ые и совсем чуточку гипертрофировать образы людей и событий, которые там водились в изобилии. Вавилен Татарский — маленький одинокий человек, который ни во что не верит. Даже в тот древний восточный мистицизм, в который лишь изредка окунается повествование. Азадовский — бескомпромиссный, решительный и без йоты скромности и сомнений карьерист, для которого шагать по головам даже не жизненное кредо, а не отторгаемая обыденность. Вовчик малой — типичнейший новый русский, напичканный слишком реалистичной стереотипностью.

«Имеем ли мы право осознавать наши желания, даже более того, обладать сознанием!?- вот что стоит на кону современной классовой борьбы. У неё может быть только два исхода: в одном случае, нас ожидает уничтожение классов, мир, где трудящиеся смогут контролировать все сферы своей собственной деятельности. В другом... общество спектакля, в котором товар созерцает сам себя в им же созданном мире...»

Что уж говорить о проблематике, поднимаемой в тексте. Тут и Чеченский кризис и расползающаяся парадами суверенитетов страна, пропитанная ложью и первыми потугами новой манипуляционной политикой властей в информационном пространстве. Даже определенное пророчество в виде «ложнославянской идеологии/диктатуры». Черт подери, но Пелевин, как и в «S.N.U.F.F.»'е вновь прочувствовал будущее образами нарратива. В более позднем романе он предрек, как, во всяком, кажется мне, возникновение российско-украинского кризиса и войны (а не только сделал аллюзию по поводу существующего соперничества-противоречия между Россией и Западом). А в этом же он обозначил долгоиграющий, в том числе и в дне сегодняшнем, тренд российской государственной идеи (идеология же запрещена, а таким новомодным понятием мне один мой друг из соответствующих организаций обозначил сегодняшнюю экзарц-идею наших господ для народа). Так или иначе, лично у меня сложилось впечатление, что если бы не концовка «Поколение «П», то его можно было б рассматривать как самый что ни на есть настоящий реализм с незначительной примесью психоделики и реверансами в сторону эзотерики и буддизма. Последние в данном понимании романа лишь усиливают его бьющую серостью будней и безысходностью реальность.

«Самоосвобождение в нашу эпоху должно заключаться в избавлении от материальной базы, на которой зиждется ложь современного мира...»

Подведу итоги и выскажу еще пару мыслей напоследок. Бытие определяет сознание также, как и выбранная тема (эпоха) определяет авторский почерк и жанровую стилистику писателя. Безыдейная и совершенно не чарующая эра первоначального накопления капитала в новой России не оставила особого плацдарма для развертывания стандартной «пелевинщины» современному классику. Поэтому постмодерновости, абсурдистики и юморесок тут предельно мало, из-за чего «Поколение П» может быть крайне не интересно для фанатов среднестатического Пелевина и довольно любопытны для любителей мейнстрима российского толка. Еще добавлю пару слов об экранизациях романа — да-да, во множественном. Никогда не задумывались, что в целом неплохой, хоть под конец и слишком выделяющейся сокращенностью первоисточника фильм Гинзбурга, не единственный по данной книге Виктора? По мне «Москва 2017» 2012 года является как раз не обозначенной, но визуализацией сюжета книги. А что? Главный герой — российский делатель рекламы. Все происходит в рамках метафизического осмысления рекламы и ее влияния на потребителей. Маркетинг представлен в метафоре босхианских чудовищ. Присутствует некое божество, которое так или иначе связано напрямую с владычеством в мироустройство рекламного бытия. Так что ай-яй, товарищи с «ТНТ«!

Однозначно рекомендую читать людям, более симпатизирующих современному модернизму, но и старым-добрым поклонникам гуру тоже. И да, приведенные цитаты — вовсе не из работы Пелевина! Это Ги Дебор «Общество Спектакля» — публицистика от леворадикала-ситуациониста, историка, художника и писателя французского гражданства. Очень советую как довольно художественно, красочно и понятно поданные рассуждения о сути капитализма дня сегодняшнего и природе общества потребления. Почему все так и не иначе и что может статься совсем скоро — именно об этом пишет Дебор, во многом сходный в данной теме по взглядам с Виктором Пелевиным.

Майкл Суэнвик с момента прочтения «Танцев с медведями» вошел в пантеон почитаемых и читаемых мною фантастов-современников. К сожалению, среди них затесалось мало русскоязычных писателей — разве что Виктор Пелевин, но новинки соотечественников не обхожу вниманием, так что все поправимо. Так или иначе, после грандиозно-великолепного «Однажды на краю времени» я с нетерпением ждал второго сборника британского писателя. И вот, наконец дождался.

В целом и обобщенно говоря, вышло чуть послабее, нежели чем в обозначенном авторском сборнике. Но не вижу в этом ничего дурного; даже без столь сильных рассказов и повестей, как в ранней антологии (вроде «Гинунгап», «Зимняя сказка», «Край Мира», «Троянский конь», «Бежали мы от падшей славы вавилонской» и т.д.), ««Ничего особенного», — сказал кот» вышел книгой интересной и ровной. Прочитанной влет, за пару вечеров. Тут, правда, стоит учитывать четыре рассказа («Тауни Петтикоутс», «Камень одиночества», «Бежали мы от падшей славы вавилонской», «Озеро гоблинов»), которые уже появлялись на русском — довольно сильные произведения — лишь одно из которых я прочел повторно, а остальные не учитывал для составления общего представления о сборнике.

Самыми лучшими и любопытными историями лично для меня стали два рассказа — «Платье из ее ярчайшего пурпура» и «Остановка на Земле». Первая новелла — своеобразный и оригинальный пересмотр-деконструкция произведений о снисхождении героя в приступе всеспасительной любви на выручку своему любимому человеку в царствие отсутствия надежд. То бишь в Ад, которым заправляет сексапильная, властная, стильная и стервозная Дьявол(ица). Так что кроме оммажа на великую неповторимую «Божественную комедию», тут еще и чувствуется дух современных постмодерновых пересмотров Подземного царства — тот же «Проповедник». Это лишь красит довольно лиричную, пусть и пошлую в своей форме «черного юмора», историю. Следующий сильный рассказ сборника — «Остановка на Земле». В чем-то, да не будет это спойлером, также авангардное видение жизни после смерти, да еще вкупе с хроникой Первого Контакта. Лишь один нюанс к отличнейшей работе — она не больно-то оригинальная. И сам Суэнвик прибегал к данному фантастическому допущению в «Зимней сказке», как и классик минувших день, Филип К. Дик, в «Дело Раутаваары». Но это, опять же, красивое повествование о человеческих жизненных и послежизненных невзгодах не портит.

Чуть менее, но тоже выделились «Человек из тени», «Женщина, сотрясшая мировое дерево» и «Ухмылка затаившейся волчицы». Последняя, к слову, которая со слов самого писателя является оммажем на произведения сразу двух великих фантастов прошлого, также напомнила мне «Зимнюю сказку». Тут, наверное, книгофильское дежа вю произошло ввиду схожести волкоподобных аборигенов. Про две остальные новеллы могу лишь сказать, что по духу первая из них по духу не-реальности близка к Дику, а вторая, хм, почему-то напомнила что-то из «островного цикла» Кристофера Приста.

В следующем, данном, блоке хочу отметить два рассказа насчет нас, то бишь России и ее народа — «Пушкин-американец» и «Либертарианская Россия». Произведения неплохие, живые, но несколько непонятные по причине своего смыслового содержания. В особенности хочется обратить внимание на «Пушкина-американца» — да, хорошая идея показать таким образом любовь к русскому языку, но не вижу особого смысла передергивать пусть и в полушуточной форме биографию Пушкина. И не подумайте, что ярый я патриот в данном плане, ан все же. «Либертарианская Россия» — тут тоже не пойми к чему сделано и написано. Да и два мировоззрения главных героев, сталкиваемые в рассказе, не особо и различны. Либертарианство — правый вариант анархизма, то бишь анархо-капитализм по своей сути. А русский дух, ментальность, простите за помпезность и субъективщину, все же, во всяком, раньше, отдавал коллективистским анархизмом. А так не знаю, слабенькие работы, слабенькие идейно.

Оставшиеся новопереведенные примеры малой прозы Суэнвика, по мне так, были средне-интересные. Вряд ли решусь их перечитывать — у автора есть гораздо более сильные вещи. А тут просто качественное, но не шибко оригинальные и захватывающие работы. В особенности лишним выглядит «До сновидений» — часть непереведенного у нас цикла Майкла, который в отрыве от остальных элементов его выдуманного мира смотрится крайне невзрачно.

Таким образом, сборник читать обязательно — довольно и крайне средний, но неплохо сбитый и, как модно говорить, добротный результат творческих усилий Суэнвика. Без особого обилия шедевров, но и не вообще без них.

Наконец-то руки вновь добрались до Роберта Ч. Уилсона и новенькой (сравнительно) антологии ныне уже покойного, земля ему пухом, Гарднера Дозуа.

Рассказ «Utriusque Cosmi» писателя-фантаста с земель Канадских, богатых именно авторами фантастического пера, к сожалению, опять рассказывает нам историю, лично мне поднадоевшую. Вариацию на тему излюбленных и, вправду, интересных мне в свое время гипотетиков — древней сети эволюционировавшей сети самореплицирующихся машин фон Неймана от наших дней до далеких-далеких эонов уже умершей Вселенной. Только зачем снова и снова Уилсон, богатая фантазия которого умеет порождать сюжеты причудливее и оригинальнее, возвращает нас к этому фантастическому допущению и уже опостылевшим декорациям? «Спин», «Горящий рай», «Слепое озеро»... В чем-то и «Дарвиния» с «Жатвой», но по большей части первые три романа с обозреваемым рассказом — все, по сути, об одной и той же теме/фантдопущении, но немного по своему. «Опоздавшие» Дэвида Брина и «Ночь всех мертвецов» Йена Макдональда — тема и в последнем случае сюжетное построение уже были в этих повестях также использованы.

Так что мне, как ценителю и фанату Уилсона, было приятно вновь погрузиться в миры гипотетиков, далекого будущего, почти исчезнувшего человечества... Но ведь автор может создавать новое и точно так же интересное — поэтому лучше именно этим ему и заняться.

PS. Хотя, безусловно, приятно видеть произведения Р.Ч. Уилсона, которые являются немногими из современной литературы (в целом) еще отдающими позитивностью и оптимизмом по поводу нас самих, мира вокруг нас и будущего. Вот же причудливые канадцы — одни рады попугать, другие побаловать светлыми картинками.

*Видимо, год обещает быть щедрым на охапку отзывов по публицистике и научно-популярным работам, раз четвертый из пяти рецензионных комментариев я за январь составляю именно таким произведениям*

Не только художественная литература заставляет во время и после прочтения покопаться в своей голове, в слоях стародавних событий и заново оценить их и самих себя. Такими же по мощи, в каком-то смысле и крышесности, могут стать и труды по философии сознания и когнитивным наукам. Прочитав одну из глав рецензируемой ниже книги ночью, я долго старался уснуть. Но все эти теоретизирования, размышления и данные нейронаук по поводу устройства нашего разума, Я, сознания, самосознания и памяти не позволили мне этого сделать сразу. Они соблазнили меня на собственное миниатюрное исследования — путешествие вглубь собственных воспоминаний. Непрофессиональная интроспекция, если таковая вообще может быть профессиональной. И выводы, к которым я пришел, оказались плачевными, но об этом чуть после.

«Наука о мозге и миф о своем Я. Тоннель Эго» — научно-популярная работа Томаса Метцингера, немецкого философа, который стал известен лично мне не в ходе изучения литературы и прочих материалов по сфере изучения и философствования над изучением сознания, да и другим, думаю, из-за упоминания о нем у Питера Уоттса *которого я за едва успевший начаться год упоминаю уже в раз десятый*. Ведь предыдущая и, насколько я понимаю, более научная по специфике изложения книга данного исследователя, «Быть никем», серьезно подстегнула известного канадского «хард»-фантаста к написанию «Ложной слепоты». Видимо, не без влияния этого фактора, следующая, данная работа Метцингера, «Тоннель Эго», и была издана у нас в России.

Переходя уже к самому содержанию произведения немецкого философа и основным его тезисам, надо сказать, что все-таки не зря издали именно его, а не предыдущую книгу. Ибо если момент о наукоемкой лексике и специфическом повествовании и ходе мысли в качестве основных характеристик «Быть никем» верны, то это действительно благо. Помнится, что сам Питер Уоттс, по-моему, в послесловии к «Ложной слепоте», писал, что не до конца понял главные выводы этой книги. Так что если бы весь шквал подобного изложения переместился и сюда, то понять теорию Томаса Метцингера о тоннеле эго и я-модели как структуры и формы нашего сознания было бы для меня вовсе невозможно, раз уж подобное переварить целиком не получилось у ученого фантаста. Между тем, плюсом «Тоннеля Эго», сразу скажу, является то, что данная монография не являет собою лишь широкое развертывание объяснений и доказательств я-модели автора как сути нашего Я, в отличие от предыдущей. «Тоннель Эго» хорош больше как сборник более-менее, ибо такие делаются и в данный момент, последних результатов исследований и экспериментов когнитивистов и нейрофизиологов по работе нашего мозга. Тут имеются подробные описания работы и природы зеркальных нейронов, опытов выхода из тела, зеркальных фантомных рук, даже некоторые заметки по успехам робототехники, интервью с ведущими специалистами в областях исследования сознания и многое другое.

Доказательный ряд и повествование Метцингер выстраивает примерно следующим образом. В первой части Томас наиболее кратко излагает основные вопросы исследования и познания сознания, в основном философского характера, в тоже время выстраивая свою я-модель и тоннель эго как теорию, разрешающую и дающую ответы на эти вопросы. В том числе и в рамках проблемы эволюционной необходимости сознания. В следующей части своей работы Метцингер рассказывает об опытах выхода из тела и природе сна и осознанных сновидений, а также как исследования данных сфер помогает и уже помогло в изучении природы сознания. Здесь представлено очень много небезынтересной фактологии и пересказов некоторых экспериментов в данных областях — в том числе и такие опыты, в постановке которых участвовал и сам философ. А также здесь и в последнем разделе затрагивается тема использования медитаций для изучения сознания. В заключительной части автор описывает уже последствия всего того вала открытий, который, по его мнению, уже совсем скорого — а именно к 2050 году — обрушатся на человечество. Открытий в области сознания, конечно. Тут же, кстати, присутствуют сведения о наиболее недавних успехах в рамках разработки искусственного интеллекта. Здесь же Метцингер рассказывает о своих способах решения после момента крушения нашей этики и морали из-за деятельности когнитивистов и создании новой этики.

Так о чем же именно пишет Томас Метцингер? В чем заключается новизна его теории и как к ней можно относится? Ну, во всяком, как к ней отношусь я... Тоннель эго есть воображаемая аналогия нашему я. Стены этого тоннеля — наши восприятия реальности, за ними — вся та реальность, которую мы из-за ограниченности нашего восприятия не можем познать. И в этот же тоннель входит я-модель — представления мозга о собственном теле. Из всего выходит, что и реальность, которую мы якобы осознаем, и тело, которым якобы обладаем — лишь симуляции мозга. Симуляции, облегчающие переработку, обработку и выведение новой информации. И в данном случае, в рамках теории Метцингера, да и в принципе всех прочих подобных же гипотез функционалистов и большинства когнитивистов выходит, что так называемое Я, взгляд с первого лица — тоже своеобразная симуляция, созданная посреди прочих симуляций. И как такового Я, как сущности любого рода — физиологической ли, нематериальной ли — не существует. Это иллюзия, ошибка так называемой «народной психологии», лишь специально оставленный эволюцией более удобный способ понимания мира вокруг, повышающий шанс на выживание. Наверное так, в общих чертах и наиболее точно, без отсебятины и ложных интерпретаций, и можно описать теорию о природе нашего разума автора. На мой взгляд не-специалиста, доказательная база ученого местами провисает. В принципе, сам Томас Метцингер и говорит, что некоторые решающие открытия лишь впереди. И кажется, что иногда у автора мелькают софизмы (например, по вопросу редукционизма), притянутые за уши ответы на ряд вопросов, порой кажущееся умножение сущностей без надобности, обход стороной определенных специфик проблемы сознание-тело (откидывание квалиа, к примеру). Здесь для меня до сих пор убедительны критики функционализма и сильного ИИ вроде Нагеля, Серла (со стороны здравого смысла), Чалмерса. В данном же русле крайне интересна наша исследовательница мозга, нейроученый-лингвист Татьяна Черниговская (о начальном тезисе книги Томаса она отозвалась с некоторым недоумением — об иллюзорности Я), которую я, правда, пока только слушал, а не читал. Так вот, по ее мнению и к 50-ым годам до конца понять как мозг продуцирует сознание мы не сможем из-за чрезвычайной его сложности. Про нотки Радикального Переворота Всего, Технологической ли, Биологической ли Сингулярности от автора, приветствие подобного, я тоже молчу. Пусть и про проблемы, возникающие с исчезновением старых «духовных скреп» цивилизации до-открытия-истины-сознания Метцингер тоже не забывает. Ну, в данном случае понятно, откуда Уоттс «понабрался» частично некоторых идей.

В общем, подводя итог, «Тоннель Эго» — замечательная вещь в плане фактологии по современным данным когнитивистики, философии сознания и философии ИИ. Конечно, подход автора, на мой взгляд, опять же — человека, для которого «Китайская комната» есть символ критики целого ряда теорий в данной сфере знания — несколько узковат. Ибо функционализм. Но сама идея небезынтересна, да и вообще Томас Метцингер — один из немногих философов, вплотную работающих с нейрофизиологами и целым рядом специалистов смежных дисциплин самого высокого уровня. Конечно, плюс ко всему было любопытно узнать, откуда ноги «Ложной слепоты» растут. И язык автор постарался сделать максимальным образом доступным, стараясь объяснять большинство специфической профессиональной лексики. Так что прочитать стоит, разумеется.

А возвращаясь к моим собственным интроспекциям... Не знаю, ждут ли нас великие потрясения *России они не нужны, хах* и время перемен посреди наших эфемерных человеческих жизней. Не знаю, правильным ли путем идут когнитивные науки, Метцингер и функционалисты со сторонниками сильного ИИ. Понятия не имею, но одно я понял точно. Человек не совершен и совершенен одновременно. Не знаю, видимо, он ограничен своим уникальным безмерным мыслительным океаном. Как это проверить? Постарайтесь вспомнить свой самый лучший момент в жизни. Понимаю, их наберется не мало, но профильтровав и отсеяв их, выберете самый счастливый и значимый тем самым для вас. Да-да, при котором у вас наивысший духовный подъем, уровень счастья или всплеск эндорфинов — называйте как хотите. Не важно, как давно он произошел — десять, двадцать лет назад, или всего лишь минул год. А то и пара месяцев... Вы, думаю, сможете вспомнить в определенных подробностях распорядок того дня, хронологию событий, некоторую предысторию и все те мелочи, связанные с тем самым моментом. А сможете ли вы при этом вспомнить те эмоции, которые вы испытали при этом? К своему сожалению, я понял, что нет. Это невозможно. У меня получилось лишь воспроизвести воспоминания о воспоминаниях о тех чувствах. И на основе памяти о памяти о испытанном я делаю сравнение со всем остальным, что может быть соизмеримо. И знаете что? Не нахожу ничего подобного. Тот момент по эмоциональности ничего не переплюнуло в последствии. В те секунды, осознав эту мысль, я испытал одно из самых сильных разочарований в жизни. Я понял, что самое лучшее, что мог испытать, я уже испытал. А что хуже всего, я это понимаю даже на основе искаженных представлений о Том Моменте, исходя из воспоминаний о воспоминаниях о... Не знаю, возможно, все тщетно, смыслов нет, целей нет, ничего возвышенного нет, наша культура и цивилизация — блеф, человек ничего не значит, а постчеловеки в полном отрицании всего человечного тем самым нас во всем и перепрыгнут. Но даже если так, кто сказал, что мы не можем эти смыслы выдумывать, а наша несовершенная природа, позволяющая создавать и познавать что-то более совершенная — ошибка или слабость? Человек силен своим несовершенством, своей смертностью и всей той новой формой бытия, созданным им — языком и культурой, о которых Метцингер не слишком-то много и говорил *в этом плане мне гораздо симпатичнее мысли о бикамеральной возможности происхождения разума*. А дабы стать счастливее и совершеннее не обязательно становиться постчеловеками эпохи надвигающейся Технологической или бог знает какой Сингулярности. Достаточно думать о своих поступках и о людях, что с нами, с которыми мы делаем Те Самые Моменты. Берегите их, эгоистичные тоннельщики по Метцингеру, а по мне — совершенные несовершенностью человеки.

*Дубль два спустя три года после прочтения*

В начавшимся году в своих отзывах я уже несколько раз упоминал имя канадского «твердого» фантаста с уклоном в биологические науки, Питера Уоттса, что натолкнуло меня на мысль написать вторую миниатюрную *ах-хах* рецензию на прочитанный уже давненько роман «Ложная слепота». Ведь так часто апеллируя к своему отношению к данному произведению автора, моим оценкам романных *и вообще* оценок и взглядов писателя и ученого к некоторым вещам, я понял, что так ни разу и не представил их в должном виде. В развернутом и лаконичном варианте, так сказать, которому никак не соответствуют ни первый, слишком короткий, непродуманный и чересчур эмоциональный, на собственно «Ложную слепоту», ни следующий, на «Эхопраксию», более сдержанный, но не самодостаточный в плане понятности изложения моих мыслей, отзывы. А также сделать второй расширенный комментарий к уже ставшей культовой книге Питера Уоттса я хочу в связи с ожиданием «Omniscience» («Всеведения», «Всезнания») — заключительного эпизода истории «Ложной слепоты» и ее вбоквела, к выходу которого (а оный будет дописан, прикидывая навскидку, и увидит свет года так через два) я надумал создать полноценную рецензию что на него, что на всю трилогию. А понимая то, что грядущие как книга, так и мой отзыв могут получиться достаточно объемными, мысли из последнего я решил перенести сюда, в модифицированный вариант рецензии на «Ложную слепоту», благодаря которой я окунулся в увлекательный мир проблемы тело-разума и философии сознания и искусственного интеллекта.

Начну с попытки не обоснования, но объяснения своей оценки. Столь грандиозной и нашумевшей истинно «хард-сай-файной» направленности, ставшей своего рода современной классикой, я поставил лишь шесть баллов. На самом деле «шестерка» не означает, что книга плохая и возненавиделась каким-либо образом мной. Моя система оценивания любого художественного произведения вообще довольно специфична, ибо достаточно ситуативна и субъективна (как, думаю, и у большинства среднестатистических читателей). Иногда пролистывая список романов, повестей и рассказов, которым я поставил наивысшую оценку, я осознаю, что они неравноценны даже между собой. Десятибалльная система достаточно условна, во всяком случае, лично для меня, ведь тот самый наивысший балл я могу поставить и общепризанному шедевру, и работе с проработанной формой и фабулой, и необычной, выбивающейся из общего ряда, книге, достаточно неоднозначной, возможно, и высоком по многим критериям труду любимого мною автора, и просто приглядевшемуся мне произведению, и книжке, давшей мне потрясающие и непередаваемые эмоции, или же наоборот, попавшейся мне в руки тогда, когда она соответствовала моему эмоциональному состоянию... И не счесть числа подобным примерам и контрвариантам их. Шесть же баллов «Ложной слепоте» Уоттса являются, возможно, и показушной, но формой несогласия со взглядами писателя в мере большей, чем просто равнозначность определенным небольшим минусам книги.

Расскажу все же сначала про увиденные мною неудачные моменты романа *замеченные, впрочем, не только мной*. Литературность, персонажи и драматургия. Обобщенные в один сплошной спрессованный минус, данные пункты у великолепного фантаста-выдумщика *выдумщика в хорошем смысле, конечно* и ученого-популязатора, проседают и довольно сильно. Так уж вышло, что один из самых интересных твердо-научно-фантастических авторов, у которого в плане создания общей сюжетной канвы истории все великолепно, малость похуже остальных прорабатывает образы персонажей и в принципе эмоциональную сторону произведения, что ли. Ни одному из героев «Ложной слепоты», даже бедняге Сири Китону, сопереживать не получается. Не «не хочется», ведь сказать, что участники миссии «Тезея» плохие парни или даже антигерои — язык и пальцы на клавиатуре не поворачиваются, а просто-напросто не получается из-за их не достаточной проработки и почти отсутствующей драматургической части. Нет, конечно, можно выделить некоторую эволюцию Сири как персонажи и личности по ходу сюжета и даже увидеть определенную долю иронии в эпилоге романа, связанную с ним (думаю, особым спойлером для произведения с тремя тысячами оценок и семнадцатью страницами комментариев не будет то, что в конце-концов рассказчик, сам не являясь до конца человеком в классическом смысле — то бишь носителем именно человеческого сознания — возможно остается единственным носителем разума именно в этом понимании в наблюдаемой Вселенной; так это или нет будет ясно в третьей книге цикла «Огнепад») — то есть сказать, что в такой подаче героя Китона и заключается авторский смысл; что отсутствие сопереживания к нему как к главному герою, да и к остальному персоналию, обосновано Уоттсом тем, что в книге обычных людей, с обычным сознанием или разумом, называйте как вздумается, нет. Сопереживать там некому. Но, как думается мне, это не так, если разбирать и дальше литературность, но уже в последующих работах Питера Уоттса. Тот же вбоквел «Ложной слепоты» — «Эхопраксия». Как уже отмечалось, развертывание истории и процессуальность сюжета в общем довольно схожи с первым произведением цикла. Но точно также можно провести параллели и между их главными героями. В Дэниэле Брюксе мало чего нового. Он, по сути, нарезка из Сири и его отца, полковника Джима Мура. Последний, чуть отвлекаясь от общего потока мыслей, представленный в роли протагониста в рассказе «Полковник», является самым удачным из всех персонажей Уоттса для меня в плане «живости» и всего остального. Возвращаясь к Брюксу: как и Сири, он не может понять других людей (в его случае постлюдей, их ход уже не совсем человеческих мыслей, ведь Дэниэл «исходник», немодифицированный человек; в принципе, и Китон является таким же, только у него проблемы с эмпатией, из которой исходит непонимание и к обычным людям); как и полковник Мур, в его драматургической составляющей вписана жена, ушедшая жить в виртуальный рай (кстати, один из очень удачных эпизодов «Эхопраксии» связан именно с их диалогам). Так вот, и к нему вызвать некоторую сопричастность (сопереживание, связь и идентификацию с героем — короче говоря, самый важный элемент любого художественного произведения) получается лишь пару раз. Но поболее, чем к Китону. Да, тяжеловесная и слабо аргументированная критика, ан все же и сам Питер сие признает в интервью («я женат на авторе фэнтэзи. Мне нравятся ее книги. Развитие персонажей, например, ей дается куда лучше, чем мне»).

А вот теперь к главному доводу к низкой шестибалльной оценке романа Уоттса. Я не согласен. Я несогласный. А еще я люблю спорить и дебатировать, при том же порой вступать в дискуссию на стороне, противоположной, возможно, моей собственной позиции и внутренним идеалам, ибо андеграунд, критика нужна всегда (ибо следую в данном случае двумя принципам: один из романа Ван Вогта «Волшебник атомарной империи», где в конце неожиданно произносится небезынтересная мысль о важности оппозиции именно как противоположной, критикующей, а не вожделеющей занять место мейнстриймного элемента структуры; а второй был произнесен мудрецом из цикла Зинделла «Реквием по Homo Sapiens», который заповедовал своим ученикам «уметь менять мировоззрения как перчатки»). Моя позиция по некоторому ряду вопросов, точнее оценок ответов на них, кардинально расходится с современным мэтром научно-фантастического гетто. И вновь упомяну слова писателя же по сему поводу из «Послесловие: навстречу антиутопии в компании разгневанного оптимиста», где писатель приводит данные о том, что его произведения считают антиутопичными, постапокалиптичными и мрачными, с чем он не совсем согласен. И в чем-то я согласен с этими читателями, но моя мысль-претензия заключается в несколько иной грани. Я считаю, что Уоттс рисует для себя утопию и на самом деле симпатизирует постчеловечеству и всему, что способно заменить человека в его классическом понимании, с классической формой сознания и всем остальным. Мне кажется, что Питер Уоттс считает необходимым приход такой Технологической Сингулярности, которая постепенно заменит Человечность с большей буквы и Человека; покажет ничтожность и вредность всего, чем мы являемся, и необходимость отречься от старого, стать постлюдьми. Частично это подтверждается в одном его интервью, а частично опровергается в «Эхопраксии» (кстати, в той самой диалоговой сцене, где ставшая уже постчеловеком жена главного героя называет себя и остальных убегающих от реальности в постсингулярные эскапистские убежища трусами). Я же симпатизантом такого не являюсь и не считаю нашу человеческую суть, в чем-то несовершенную, но уникальную, ошибкой, от которой необходимо избавиться постсингулярной вакциной. В мире «Огнепада», на Земле, где растут непонятные коллективные разумы, своей независимой жизнью живут многочисленные постлюди, воскрешают способные мыслить о двух вещах одновременно вампиры, сражаются армии немыслящих зомби, вторгаются пришельцы с иным типом сознания, а точнее его отсутствием, я был бы скорее всего Реалистом — своеобразным нео-луддитом данной вселенной.

Но это, разумеется, мои глупые и никому не нужные придирки и критикантство очень и очень достойной научно-фантастической работы, правда, чье приложение-послесловие с перечислением и краткими пояснениями научной основы романа читать в чем-то даже интереснее самой художественной основной части. В связи с чем я бы посоветовал Питеру Уоттсу проявить себя, хотя бы просто попробовать, в жанре научно-популярной документалистики. Думаю, вышло бы что-то очень достойное, интересное и доступное для читателей, которые все же не все как один ученые мужи. А продолжая заключать в некоторый общий сокращенный итог мои мысли по «Ложной слепоте» и в принципе творчеству Уоттса, хочу сказать, что я жду не только его «Всеведения», но и других его грядущих романов. Ведь Питер это тот автор, с которым интересно спорить. И я не вижу ничего плохого в том, что с его идеалами я кардинально не соглашаюсь — по-моему, полемизировать и регулярно из-за этого «переваривать» прочитанное просто замечательно. В таком ключе несогласия с данным канадским писателем мне хочется сравнить с Солженицыным, которого я обожаю читать, но определенные его спорные позиции мне не по дуще. «Ложная слепота» — крайне примечательная работа из серии «необычных Контактов», к которым также я отношу «Конец детства» и «Раму» Кларка и «Жатву» Уилсона, а также представитель образующегося жанра «постсингулярной драмы», о которой я расскажу чуть позже *как говорится, если и плодить лишние сущности, то только фантастические*. И мне, успевшему прочитать внецикловые вещи писателя, плюс его вполне цикловые произведения вроде «Полковника», «День знакомства», «Эхопраксию» и «Богов насекомых», будет все также интересно наблюдать финал и дальнейшие заключительные события в самой ожидаемой на данный момент мной книге — «Всеведение». Ведь вбоквел и рассказы к «... слепоте» показали некоторое смещение акцентов автора к оценке Человека и добавили дополнительные стороны и участников нарастающего конфликта между разными по природе и мышлению вариантами Разума. Их носители столкнутся здесь, на Земле, где все может решиться... Как угодно. Это же Питер Уоттс. Но то, что это будет научно и круто — безусловно.

От разных авторов ждешь совершенно разного. Одни неожиданно хорошо удивляют, другие настолько же внезапно огорчают. Третьи верно и с закрепленным уже в умах своих постоянных читателей качеством выдают раз за разом работы одного и того же уровня. Наверное, именно последнюю типологическую характеристику я бы дал для Роберта Ч. Уилсона. Этот писатель, большая часть романов и прочих произведений которого не переведены на наш великий и могучий, в моей голове остается сильным и отличным автором-фантастом, который и фантастические допущения новаторские даст, и покажет нашу реальность, от них исказившуюся реалистично и во всех сферах, и персонажей живых нарисует в красивом сюжете.

Именно эти пункты я своевременно и в положенном количестве всегда получал в таких его вещах, как небезызвестном «Спине», таинственном мрачно-научном «Blind Lake», в фантастическом антураже реалистичной драме о кризисе среднего возраста и маленьких людях «A Bridge of Years», в крайне диковском «Мистериуме», в антиутопии об эволюции социальных сетей «The Affinities» и в других его книгах. И в одной моих любимых произведений Уилсона — в «The Harvest». Романе, который я прочел в определенном смысле сложном периоде своей жизни и который даже помог мне его пережить, осмыслить и преодолеть с нужным опытом.

«Хронолиты», обладатели самой значимой для меня премии в мире литературной фантастики — «Мемориальной премии Джона Кэмпебелла», попали мне в руки в момент аналогичный «The Harvest». Поэтому, в связи с предыдущим моим опытом, в принципе из-за значимости персоны Роберта Чарльза для меня и, собственно, потому, что книжка вышла на русском языке в значимой для жанра книжной серии, и надежды возлагались высокие на прочтение. К сожалению, во многом они не оправдались.

В любом случае уровень данной работы выше самого неудачного на данный момент и по моему «скромному» мнению романа писателя — «Биоса». Но и до высот «The Harvest» и еще пары других шедевров Уилсона ей далеко. «Хронолиты» — очень средняя книжка, пусть и с крайне необычной, привлекательной фабулой, которая для меня определила ее как нестандартную хронооперу с обычным для Роберта Уилсона семейно-психологическим и социальным подтекстами. И сразу видно, что данное произведение вышло до «The Harvest», ибо ситуации более-менее идентичны. Главные герои в неудержимом потоке трансформирующегося во что-то ужасно непонятное мире, чьи дети и близкие отвернулись от всего старого, включая и их самих (фантастическая интерпретация тургеневской проблематики, хех). Только вот в более поздней работы переживаниям главного героя действительно сочувствуешь на все что, чуть ли не принимая его за самого себя, и ужасающее отрицание и непонимание грядущего воспринимаешь таким же образом. В «Хронолитах» же рассказчику не очень хорошо получается сопереживать и ассоциировать себя с ним. Конечно, как вариант, герой из мира Хронолитов просто вышел менее однозначным и менее, что неудивительно, похожим на меня любимого, но тем не менее. Сами персонажи вышли не такими живыми, как в других работах Уилсона, концовка оказалась послабее ожидаемой. Столь же ожидаемого эпохального столкновения с Диктатором из Будущего и его собственного Мира также не вышло. Да и фантастический элемент в целом подкачал...

Но опять-таки, все выше изложенное — следствие из сравнение с большей остальной частью романного творчества Роберта Ч. Уилсона. Все это вовсе не означает, что книга плохая, читать ее не стоит. «Хронолиты» лишь чуть слабее других книг писателя, но не более того.

И вновь рассказ Грега Игана из сборника «Аксиоматик», на этот раз «The Moat» («Ров»), нельзя отнести к существующей там общей вселенной с «Ндоли»-технологиями и клонированием. И вновь, после совсем недавно прочитанных «Сестер по крови», произведение австралийского писателя-фантаста вышло больше реалистической прозой, нежели научно-фантастической. На этот раз получился сравнительно небольшой рассказ, действие которого происходит в совсем недалеком будущем нашего двадцать первого века. Буквально в ближайшие десятилетия, на родине Игана, в Австралии. На Земля настал период массовой экологической миграции, которая является наследием прошлого грязного века. Мелкие архипелаги и островки Океании вместе с их населением буквально вымирают в пучине озоновых бурь. И это еще без картин происходящего в Азии, Южной Америке и Африке. В поиске нового дома многие жители исчезающих океанических островов ищут приют в Австралии, где набирают силы в связи с этим ультраправые формирования. Главный герой «Рва» работает в одной из немногих юридических контор, занимающихся помощью мигрантам. Через глаза этого персонажа читатель может наблюдать один-два неполных дня его обычной жизни, в которой через несколько угнетающих картин и одну довольно странную сюжетную линию, логичное объяснение которой видно в финале рассказа, Грег Иган пытается донести до нас довольно простую истину — все мы люди, и все мы не просто имеем право на счастливую жизнь, но и обязаны помочь в реализации этого права и другим людям. И возведение стен между человеческими общностями и отдельными людьми, их деление по каким-либо признакам никому не поможет, а лишь ухудшит положение вещей.

Получилось отличное и актуальное особенно в наше время произведение. И в России, и в Европе в целом, да и в тех же Штатах с Австралией. Во всем цивилизованном, а временами лишь «цивилизованном» мире.

Наверное, всем нам стоит признать одну простую вещь о нашем мире. Ему не хватает взаимопонимания. Ему и всем нам, живущим. Из-за отсутствия данного фактора и происходит большинство проблем, нам ненавистных — войны, различные преступления, постоянная ложь и обман, недоверие. Мы одиноки по сути своей, и у нас почти нет тех людей, которым мы можем доверить свои тайны и себя самих, поделиться самым сокровенным и быть уверенными в бескорыстной помощи от них. И именно способ к обретению таких людей и взаимопонимания проявляется как основное фантастическое допущение в последнем изданном романе Роберта Ч. Уилсона 2015 года «The Affinities».

The Affinity («Сходство», «Родственность», «Родство», «Близость», но более всего по смыслу и внутреннему контексту — «Общность») — изобретение (открытие?) недалекого будущего, итоговый плод развития науки социальной телеодинамики и творение израильского ученого Мейра Клейна. Изучая социальное развитие, уровень эффективности различных форм организации общества, характеристики самых успешных из них, Клейн выявил определенные признаки человеческого организма (психологические данные и некоторые другие), по которым людей можно на двадцать два типа. Двадцать две Общности — двадцать две группы наиболее подходящих друг другу по самым разным параметрам, включая психо-эмоциональный, людей. Внутри любой Общности могут находиться представители любых национальностей, рас, религиозных конфессий, экономических классов, но все они смогут идеально уживаться друг с другом, понимать себе подобных с полуслова, чуть ли не телепатическим путем. И с возможностью такого полного взаимопонимания, люди в Общностях получат возможность помогать друг другу, кооперироваться и совместно взаимодействовать с внешним миром, обогащая свою группу в целом и себя в отдельности.

Но поначалу создание Общностей, каждое из которых получило название одной из букв финикийского алфавита, и центров по прохождению теста на Сходство, принадлежавшие корпорации ИнтерАлиа, мир и общественность восприняли довольно холодно. Странный аналог социальной сети, перемещенный из Интернета в реальный мир, какой-то клуб по интересам с замашками и признаками сектанства — вот, каким было первое впечатление прессы и общества. Но по мере того, как все больше людей стали проходить тестирование в ИнтерАлиа на определение Общности в поисках обретения семьи, работы и ухода от одиночества и проблем, некоторые из которых были весьма богаты и влиятельны, Общности становились все более многочисленными, разветвленными, могущественными и заметными. И уже в те годы, когда их роль в мире стала усиливаться, и начинаются события «The Affinities».

Главный герой романа, молодой парень по имени Адам Фиск, решает пройти тестирование на Сходство. Как и большинство решившихся на это, он пошел на это из-за своих личных проблем: трудности в поисках работы, отсутствие финансов и, что важнее, по-настоящему близких людей. Ведь пока его окружали лишь ненастоящие друзья и семья, в которой единственным дорогим ему человеком был лишь сводный брат Гедди. Понимая, что тестирование может и не выявить у него закономерности, причислявшей бы его к определенной Общности, а положительный исход не означает решения всех его трудностей, он потратил одни из своих последних сбережений на прохождение теста. Итог его был неожиданным для Адама, ведь он попал в одну из пяти самых больших Общностей, в Тау. С этого момента жизнь Адама кардинально изменилась — появилась и работа по профессии, и новое жилье, и целое множество близких ему людей, среди которых были и друзья, и любовницы. Одновременно с его вхождением в среду Общностей, которые по своей деятельности и внутренней структуры все больше напоминают помесь не только соцсетей и клубов по интересам, но и братств с криминальными семьями, начинается новый этап в их развитии. Отец-основатель нового вида общественной организации, Клейн, пользуясь социальной телеодинамикой почти что как герои Азимова психоисторическими уравнениями, приходит к печальным выводам о будущем. По его прогнозам, в скором времени весь мир ждут политические, экономические и вместе с тем социальные катастрофы, из которых единственным выходом к светлому завтра являются Общности. Они должны взять на себя роль уходящих из мира сего государств и бизнес-империй, двигая человечество по новому пути развития. И основную ответственность за приход именно такого будущего должны взять на себя Тау. Теперь они должны бороться не только друг за друга, за собственное благополучие, но и с государствами и их политики против Общностей. С корпорациями за возможность бесплатного тестирования и свободного доступа к исследованиям Клейна. С другими Общностями, наконец-то, например с Хетами, которые считают, что они, а не Тау, должны стать управителями нового порядка грядущего дивного мира. В мире, и в Америке в частности, назревает из-за этого угроза гражданской войны между действующими силами. Но, возможно, есть и другой путь. Путь, с помощью которого можно будет избежать большой войны и грядущих потрясений. Путь, который станет следующим этапом развития после Общностей и новым шансом для них и тех, кто не подходит ни к одному Сходству.

Вот таким выглядит сюжет последнего по выходу творения Уилсона. Необычное для меня перепрыгивание из начала творческого пути автора («A Hidden Place») в его конец (разумеется, но полный, а лишь на данный момент) оказалось интересным приключением, из которого можно внимательнее разглядеть писательскую суть Роберта Чарльза.

Приятно было увидеть его возвращение к социальной фантастике после «Burning Paradise». В романе вновь можно увидеть больше живых персонажей и их взаимоотношений. Но и с фантастическим элементом Роберт не оплошал. Идея Общностей очень оригинальная и необычная. Получилось не просто создание иного пути развития для человечества, которое устройством самих Общностей (во всяком случае, Тау) похоже на анархо-коммуну или же просто коммуну, но и некий новый жанр. Социопанк, может? Или социокиберпанк, ведь все-таки суть Общности кроется в нынешних социальных сетях в просторах киберпространства?

Так или иначе, несмотря на такую новаторскую идею в жанре, как таковой роман вышел средним. Он вполне достоин прочтения, но до некоторых других работ Уилсона не дотягивает. Очень качественное произведение, но у Роберта Чарльза получалось и лучше.

С неделю дочитал первый сольный для меня (до этого была «Машина различий» в соавторстве с Брюсом Стерлингом) роман Уильяма Гибсона «Периферийные устройства».

Сразу хочу сказать, что творение короля киберпанка и одного из основателей данного жанра мне понравилось. Но без определенных «но» снова не обошлось на мой взгляд. А вот при отсутствии оных книга для меня бы потянула на все «девять», а то и «десять» заслуженных баллов. Не пошло, правда, а почему — далее.

Начало книги, примерно первая ее треть, стала для меня, как и для многих, несколько сумбурной. Обильное число далеко не всегда понятных переводных авторских неологизмов, две сюжетные и хронологические линии, поначалу абсолютно непонятно, как связанные друг с другом. Но оба этих момента заинтриговали, как и последовавшая общая нить повествования, а также детективная завязка. После, когда ясностей становилось все больше, а сеттинг, то бишь общая картина мира аля вселенной романа, наконец приобрел некоторые черты, я еще сильнее углубился в чтение и с трепетом стал ожидать развязки. Пусть основное фантастическое допущение в плане путешествий во времени и не является чересчур новым (неизвестный, неотрецензированный и уж тем более не переведенный у нас роман Джеймса Хогана «Трижды во времени» так вообще в точности ее повторяет, хотя, судя по году издания, все обстоит наоборот), но мир, детали и краски будущего, которыми его нарисовал Гибсон, мне очень понравились. И вот, с более-менее прописанными персонажами, а все с большим предвкушением стал ожидать концовки, в которой я думал найти влияние и воздействие несколько более сильных игроков, нежели... В общем, финал вышел провальным. Крайне. Я ощутил огромнейшее и сильнейшее разочарование, ведь с таким заделом, с такими плюсами и вот так закончить.

Да, отзыв в этот раз получился крайне эмоциональным, отрывистым и, возможно, несколько несогласованным, но зато по факту. Последнее произведение Уильяма Гибсона я советую выбирать к прочтению хотя бы из-за прописанного персоналия, удивительно подробного мира будущего 2020-ых и конца 21 века — начала 22-ого. Но сразу же готовьтесь к заключению «... устройств», которое не дает, а то и отбавляет у романа его глубину, смыслы, героев, образность... Зато перевод, в том числе и заглавия, вышел что надо. Пусть опять-таки и незнаком с оригиналом, но чего-то неправильного, неверного — ошибок перевода — не нашел.

Вот и прочитана первая книга в 2016 году — «Сияющие» Л. Бьюкес.

Не знаю, что у книжки так много отрицательных оценок. Лично мне этот роман никакого дискомфорта, каких-либо негативных эмоций во время прочтения не доставил.

Да, конечно, не шедевр и не идеал жанра. Разумеется, но на эти титулы работа Бьюкеса вроде как и не претендует. Конечно, от детектива тут мало чего наблюдается — так, общая атмосфера с уже известным убийцей. Зато книга вышла живой, интересной и не затянутой. С нужной для подобного жанра долей психологизма, коей мне все же хотелось больше, особенно для описания целей маньяка-убийцы-путешественника во времени. Ну, вообще его звериной природы, хотя объяснение имеется — он убийца-маньяк-... Но это так, небольшой недочет, незначительный.

Больше мне не понравился финал. Нет, он логичен, как ни странно (ну, логичен для произведений с путешествиями во времени), многое расставляет на свои места — петля времени ж. Но мне хотелось увидеть все немного по-другому. Самую малость.

Если вы соскучились по в меру сложным фантастическим триллерам с элементами мистики, но с долей предсказуемости, «Сияющие» для вас.

П.С. Ди Каприо, следуя из информации на обложке, собирается экранизировать этот роман. Интересно, будет ли он сам сниматься в фильме и какую роль займет — не маньяка-убийцу-путешественника во времени ли?..

Занятное и необычное произведение для творчества Стругацких (в данном случае одного из братьев, Аркадия Натановича), ведь «Подробности жизни...» у нас хроноопера, а последнее известное мне путешествие во времени как часть сюжета мелькало лишь в одной повести братьев — «Попытка к бегству», и то довольно косвенно.

Итак, повествование начинается совсем не с жизни Воронцова, главного и основного героя данного произведения, а с беседы двух друзей, журналиста и милиционера-следователя (надеюсь, точно указал их профессии). Невзначай, последний вспоминает довольно странную историю о деле некоего гражданина, уже умершего, Советов по уже знакомому из названия имени Никиты Воронцова. Для подтверждения своих слов тот передает гостю папку с, собственно, делом и личным дневником Никиты. Из него-то и узнаем мы о действительно странной жизни Воронцова, советского путешественника во времени не по своей воле.

Тем не менее «Подробности жизни...» вышла бы средненькой повестью с оценкой в 7-8 баллов, если не те идеи, что АНБ вложил и не смог вложить в данную свою работу. Из вышедшего на бумаге мы имеем интересную историю существования в уже многих вариантов жизни (то, что их было не один, и не два, как уже упоминали здесь, передается через намек автора на одной из страниц дневника Воронцова) обычного человека, которого некие силы или законы мироздания заставляют переживать один и тот же промежуток жизни десятки и десятки раз. При том же видно, что по-настоящему что-то изменить у Никиты получается немногое, а бесчисленные переживания одного и того же с почти стопроцентной невозможностью исправления привели его к печальному страдальческому меланхоличному существованию. И все акценты, разбросанные по тексту повести, в нужной степени передают внутреннее состояние главного героя, заставляя нас сопереживать ему.

Но были и те идеи, что из-за рупора цензуры, не попали в изданный вариант повести, которая, кто ж знает, могла стать и романом, «Подробности жизни...». Самый запомнившийся мне подобный момент, описанный в «Комментариях к пройденному», была попытки Никиты в биологически подростковом возрасте заставить прислушаться к себе генерала армии Советов, что близится нападения Германии и как это ему не удается. Мне вообще кажется, что данная работа АНБ должна была выйти более сатирической, что ли, ведь в итоге получается, с такими вот моментиками, что у Воронцова не только из-за человеческой несовершенности, невсесильности и рока Судьбы не получается изменить прошлое в лучшую сторону, но и из-за режима, закоснелого, строгого и глухого, на который не способны подействовать даже знания путешественников во времени.

Заметил, что многие мои отзывы на романы Саймака какие-то неподробные, уходящие в сторону философствования и все, что угодно, но кроме конкретного комментария на конкретное произведение. В данном отзыве на «Планету Шекспира» решил все изменить.

Согласитесь, что, сравнивая работы двух таких Мэтров, как Клиффорда Саймака (любой роман) и Азимова (цикл «Галактическая история»), не смотря на научность последнего, его оригинальные идеи и общие заслуги перед жанром, более симпатичным покажутся нам именно романы и рассказы Саймака. Да, конечно, забыть произведения об Академии аля Основании с их динамичными сюжетами и отличными концепциями, связанными с той же психоисторией, или романы об Элайдже Бейли и роботе Даниэле мне лично будет трудно, но выглядит эта уже классика научной фантастики перед саймаковскими трудами как-то сухо и менее эмоционально и вдохновенно. А как же иначе, если даже в таком романе Грандмастера, где, казалось бы, нету никакого мотива для появление некой надежды на лучшее в читателе, этот душевный подъем возникает и после прочтения финала, который с фактической точки зрения сюжета язык не поворачивается назвать «хэппиендовским».

Итак, подробнее. «Планета Шекспира», в отличие от большинства других романов Саймака, не затрагивает тему, охватывающую все Человечество; Земля и люди здесь не на пороге уничтожения или трудного пути, который определит их дальнейшее существование; нет здесь и каких-то мощных сущностей или пришельцев, которые этот выбор сделают за людей, вроде новоявленных «опекунов» из «Особого предназначения» и «Паломничества в волшебство», или чего-то очень похожего на Бога из «Выбора богов», разумной растительности из «Вся плоть — трава», мутантов из «Кольца вокруг Солнца», или... Нет. Все гораздо прозаичней.

«Планета Шекспира» — это роман о случайной встрече, об одном или нескольких днях, которые для совершенно разных, как может показаться, существ, инопланетян или людей, меняют всю из жизнь и судьбу, иногда завершая ее или же переставляя на новую тропу. Тут есть и пилот космического корабля-световика, и девушка, разыскивающая разгадку тайны межзвездной сети порталов, и странный инопланетник со слегка сдвинутой «крышей», и корабль с сознаниями трех очень разных личностей. Все они оказываются на очень короткое время на забытой богом планетой, где жил странник-мыслитель Шекспир, но именно здесь, очень отличные друг от друга, герои изменят свои судьбы навсегда, получив то, чего они хотят или что они должны сделать. Каждый в конце и получает это что-то, но связать свои жизни на чуть больший срок они уже не способны. Хотя кто его знает, возможно что страннице, отыскавшей планету строителей порталов и пилоту-разведчику дальнего космоса, окончившему свою миссию, когда-нибудь и удастся встретиться где-нибудь в совершенно другом мире, снова волею этой странной и загадочной Судьбы.

Вот так Клиффорду Саймаку вновь удалось раскрыть пусть и не настолько фундаментальную, но очень человеческую тему в данном романе.

С Бакстером знаком лишь посредством нескольких рассказов да и этого романа-продолжения «Машины времени» — «Корабли времени».

Начну издалека. Вообще, для меня печален тот факт, что подобная научная фантастика (я имею в виду все творчество не только Стивена, но и других «твердых» и «гуманитарных» фантастов последних лет с Запада) не находит себя на прилавках книжных магазинов. Точнее в планах даже на рассмотрение у какого-либо крупного издательства. Боятся ведь! «Эта ж твердющая фантастика! На ней можно разорится! Не рентабельна она!». Лучше ведь ставить на литературный шлак, все эти приключалово-попадалово-сталкеро-метрово-зомбиево-вампирские «романы»/«сборники» (оговорочка — не все из этого плохо! Прошу не обижаться, но в целом же все тренды, уж простите...)! Так что для меня в принципе удивительно, что существуют серии вроде «Сны разума», а сегодня нас порадовали и ответвлением ее. Плюс еще новая серия «Детективная фантастика», хотя, может и не она... Запамятовал... Но не суть!

Тем не менее, не смотря на хорошие идеи, непереведенность (ну, печаль это вызывает), «твердость», известность, некоторую литературность (у Нивена бывает ее и того меньше), я не могу назвать автора ведущим мастером жанра сегодня. Даже в категории уже три раза названной «твердой фантастики». Ну, взять сэра Кларка. Не дотягивает до классика! Хорошо, это я сравнил писателей в разных «весовых» категориях. Но а как же Виндж? У того литературности в разы больше, переживания все переданы, чувства, мир живой... Да тот же Нивен! И у него есть кому/чему посочувствовать, мир поживее! Этим же талантливый в плане фантазии и эрудированный в науке ученый-писатель Бакстер уступает другим своим коллегам, ученым-фантастам.

Есть и еще одна причина, по которой для меня лично он не дотянул. Будущее. Далекое. Очень далекое. Даже в мгновения смерти Вселенной... Да, вроде есть и научность, и фантастичность вместе с этим, но нету захватывающего духа тех очень и очень удаленных времен. В этом деле слишком много описаний — лишнее! Нужна недосказанность, таинственность или же настолько удивительные идеи, чтобы, опять же, захватывало дух. У Бакстера это отсутствует, хотя мало у кого есть талант на подобные описания.

В основном за последнее очень хотелось поставить «семь», потому что отсутствие элемента «потрясности» в произведении, которое для этого и писалось (пусть лишь частично), разочаровало. Но, обдумав и взвесив все еще раз, за неплохие идеи связанные с продолжениями мыслей Герберта Уэллса и другие оригинальности, решил приукрасить оценку этого романа. Итог таков: «Корабли вечности» — восемь баллов. Как неплохое, чуть выше середнячка, произведение «твердой НФ» — читать. Как немногое переведенное из бакстерского «крупняка» — так же. Но как роман, способный принести настоящие эмоции от прочтения — конечно, нет.

Опять же, по-моему скромному мнению — одна из лучших работ Чехова.

И рассказ «Попрыгунья» мне приглянулся не только главным героем-тезкой, реалистичностью происходящего, не изменившейся и в наше время, не только тем, что этот самый герой-тезка походит на меня чем-то большим, чем просто именем... Мне снова кажется, что здесь, в произведении, где нет вроде как умалишенных или людей в этом отношении спорных, Антон Павлович предстает перед нами в роли того «Разрушителя реальностей», которым сделался в веке двадцатом Филип Киндред Дик.

И все в сюжете и персонажах, если присмотреться повнимательней, это нам подтверждает: тут есть иной взгляд на реальность одним человеком. И реальность, которой живет из-за этого своего мировоззрения главный герой, ужасна, непонятна и отталкивающая для всех остальных — маленький человек, для которого существует настоящая любовь, во истину безоглядная, призвание, за которое можно и жизнь отдать, стремления, идеалы, совесть. Вообщем-то, все то, что и сейчас оттолкнуло от себя развитое и развивающееся Человечество с большой буквы.

Меня «Звездные дневники» Лема впечатлили.

Интересный персонаж, современный барон Мюнхгаузен, приключения которого можно воспринять и как за выдумки или бред Ийона Тихого, так и за реальные и довольно странные события, происходившие в звездных прериях Млечного Пути

В основе своей объем каждого путешествия невелик, но не в масштабах текста надо оценивать эти рассказы, а за фирменный юмор и иронию пана, а так же за оригинальные фантастические идеи и их реализацию. Именно данного принципа я и придерживался при оценке этого цикла:

1 (8 баллов). «Путешествие седьмое» — неплохая вещь с идеей колец времени и ее одновременным высмеиванием; «Последнее» — интересная зарисовка о проблемах, связанных с развитием Интернета и любых глобальных сетей и их влияния на повседневную и интимную жизнь человека.

2 (7 баллов). «18», «20», «25» и «28» — идеи создания Вселенной из будущего, опять кольца времени и фамильная история Тихих. Не знаю, я конечно, понимаю, что цель цикла — это в принципе иронизирование и явное высмеивание фантастики, но здесь мне мало что лично понравилось. Тем более повторение одной высмеиваемой идеи и вся эта шелуха с конструированием мира из настоящего.

3 (6 баллов). «Двадцать шестое и последнее», по моему мнению, худший рассказ из хроник о Йионе, ибо, как было сказано в цитате Сапковского из одного комментария: «когда в произведении речь заходит о политике и ее пропаганде, получается ж*па». Ну, может, не совсем точно...

4 (9 баллов). Наконец заговорим о хорошем. Сразу скажу, что кое-что из «девяток» мне лично очень бы хотелось сделать «десятками», но с таким выбором мне было трудно определиться, так что оставил все как есть. В «8», «11», «12», «22», «23», «24»-ых приключениях на нас обрушивается просто море замечательных фантастических элементов, во многом просто уникальных и не встречаемых мною ранее. Это и прекрасная ирония о попытках вступления землян в межзвездную федерацию и их собственном происхождении, и планета роботов с человеческой разведкой и шпионами на ней, и история мира, развитие которого стало связано с аппаратом, замедляющим или ускоряющим поток времени и обращающим его вспять, и просто чудесные истории христианской миссии к инопланетянам, и прекрасный способ борьбы с очередями плюс рассказ о достижении истинной гармонии.

5 (10 баллов). И, наконец, тройка моих фаворитов, любимых путешествий Тихого с самыми оригинальными НФ-идеями, прекрасными сюжетами и с пометкой «must read». Это, разумеется, «Тринадцатое...», «Четырнадцатое...» и «Двадцать первое...» приключения из «Звездных дневников». В №13 мы увидим поиски Йиона некоего Учителя, который подарил Галактике некоторые воистину чудесные социально-технологические изобретения, в том числе поразительный способ обретения бессмертия. №14 нам поведает об инопланетном мире, на котором эволюция была связана с регулярными астероидными бомбежками сие планеты. Ее фауна, разумная раса и технологии очень хорошо прописаны и продуманы. И наконец №21. Самый крупный по масштабам строк и набору идей рассказ из данного цикла. Странное и пугающее развитие целой планеты и цивилизации в сторону биотехнологий и исследованиях разума, которые приобрели просто отталкивающие формы для меня. Направление религиозной мысли, связанное с этим, проработано паном Лемом на ура, а идеи из этого произведения похожи на замыслы постгуманистов, чью реализацию мне, да, думаю, и не только, хотелось бы предотвратить.

Вот и все. Под конец хотелось сказать о единственном минусе всей этой цикловой громады — отсутствие четкой хронологии и некоторые неясности с ходом времени на Земле и корабле Йиона Тихого. Вроде бы и нет сверхсветовых скоростей у него, а целые столетия на матушке-Земле как-то медленно протекают. Хотя придираться к таким мелочам и не стоит. Просто получайте удовольствие от хорошей книги.

Вчера дочитал и четвертую книгу хроник о Дюне — «Бог-Император Дюны».

Сразу хочу заметить, что перевод Анваера был несколько коряв, а электронное издание в виде омнибуса из шести книг пестрело ошибками и пропущенными буквами именно в этом романе. Это так, к сведению тех, кто будет читать.

Итак, а что же происходит в новом эпизоде о жизни далекой планете Арракис и межзвездного Человечества будущего? Для начала, вот уже три тысячи с лишком лет, всем и всеми в людском космосе заправляет Бог-Император, в прошлом — Лето Второй Атрейдес, ныне — нечеловек, Квитесац Кхадерах с абсолютной предковой генетической памятью. Став олицетворять и претворять в жизнь величайший из известных порядков во всех сферах жизни для всей Империи, он смог даже полностью контролировать Гильдию и отнять бразды манипулирования и тайных знаний у Бене Гессерит. Во всем миллионе человеческих миров царствует идеальный религиозно-политический, тоталитарный, разумеется, режим, достать теперь которую можно лишь с милости и позволения самого Бога-Императора. Именно так и действует вот уже несколько тысячелетий власть правителя и идола государства человеческой расы, до событий этой книги...

Но отойдем от предыстории сюжета и вернемся к книге. «Бог-Император...», в связи с задумкой автора, Фрэнка Герберта, имеет необычную для нас линию повествования, разделенную на четыре части: от Императора, Бене Гессерит, авторов из будущего Расселения и основной сюжет. Уже только из-за этого данный роман необычен, отличается из предыдущих. Еще, конечно, это связано и с тем, что он собирается описывать — Бога-Императора и мир, который он создал.

С миром-то все нормально (равно как и с философскими, политическими и религиозными цитатами, которые можно расхватывать и использовать). Хорошо вышло. Тут и Дюна, переставшая быть таковой (мечта Лиета и фрименов исполнилась), правда, это неизбежно привело к исчезновению самих ее практически коренных обитателей — фрименов. Армия Говорящих Рыб, состоящая лишь из женщин. Евгеническая программа Императора, однообразная Империя, где подавляется все, что отклоняется от принятого миропорядка, с целью накопления недовольства этими сдерживаниями, навязанным ограничениям и сытным рабством. Все это ради Золотого Пути, цель которого — Свободное Человечество, которое более не будет зависеть от Судьбы, Фатума и пророков, которые пользуются своим видением, ведь теперь от этого ничего не будет зависеть.

Со стороны проработки мира все отлично, но вот вторая, основная-то цель произведения, как я считаю, не удалась. Не смотря на огромное уделение внимания личности Бога-Императора, не смотря на то, что от его лица ведутся все эпиграфы и добрая треть текста, считая вместе с ними, конечно, и даже то, что и в сюжете-то без его присутствия не обходится ни одна сцена, не получилось у Фрэнка создать именно того персонажа, которому хочется проявить хоть какие-то чувства, не говоря уже о сочувствии к нему. И не получается это с помощью через раз мелькающего магического словосочетания «Золотой Путь» и его объяснения как единственного способа достижения свободы для всего рода людского и каждого его представителя. Не спасает и действительно трагическая судьба этого существа, которое, наверное, и вправду, как герой «Цветы для Элджернона», не успел побыть человеком, но взял на себя ответственность за то, чтобы у каждого потом, по окончанию его бренно-бессмертного существования, такая возможность появилась.

Так что как продолжение истории — все радует. Дальнейшее история удивительного мира достойна внимания читателя первой и остальных идущих за ней книг. Именно здесь происходит окончание борьбы Человека и его Судьбы, при том же победа остается за первой стороной. Но с позиции духа, каких-то эмоций, персонажей, которым хочется сопереживать, роман не получился. К сожалению.

Разочарования в новинках и убитых зазря вечерах преследуют меня опять...

Новый кандидат на место для тех произведений, которые надо поносить занял для меня роман ДЖ. М. Гаррисона.

Так долго ожидаемый, даривший столько надежд и заработавший, в лучшем случае и с легким завышением, лишь семь баллов.

Начнем с того, что я и другие ожидали увидеть. Это, конечно, много действий, связанных с Трактом Кафеучи и его исследователями; это описание человеческой истории и ее изменениях из-за открытия Тракта; это больше интриг вокруг него и всех событий и артефактов его, и, конечно, интересное путешествие; это проработанная земная линия, пусть и с маньяком, но в более человечных чертах, что ли... Чтобы можно было сопереживать ему из-за события, которое так исказило человека! Ну, и третья сюжетная линия чтоб была такой же насыщенной...

В итоге читатель точно увидит Тракт Кафеучи, все его тайны и интересности, облик постчеловеков, более-менее интересное приключение, но и то, все это можно и нужно было побольше расписать и раскрыть. Зато в остальном мы НЕ получим персонажа из земной сюжетной линии, которому можно было бы посопереживать — скорее наоборот. В третьей к герою нет вообще никакого отношения, и не ясно, что ж ему так надо было уделять внимания, пусть даже и из-за концовки! Хотя нет, именно из-за нее! И много-много пошлости, постоянной дрочи, в прямом смысле слова — вот, чем будет заполняться красочные картины между событиями в Тракте.

Произведение мне показалось слишком проходным, с дефицитом хороших добротных персонажей и занимательных действий.

Первое знакомство с Макбрайдом прошло вполне успешно.

Дилогия «Преследуемая Земля» может и слегка походит на очередной цикл НФ-боевичков из 90-ых, особенно смотря на обложку русских изданий, но все дело обстоит иначе.

Конечно, нельзя сказать, что цикл вышел идеальным и является жемчужиной НФ, но уж точно выделяется на общем фоне идеями, научными подробностями и хорошим сюжетом, который далеко не такой уж и боевой. Прекрасная смесь концепций Сфер Дайсона с машинами фон Неймана, схема развития цивилизации, которая может создать последних для исследования космоса, интересная форма жизни (Противник) из последнего романа, плавно выстроенный сюжет — все это делает дилогию вполне себе фантастической работой уровня чуть выше золотого среднего.

Только вот слишком заметно, что Роджер Аллен собирался и дальше что-то делать-продолжать произведения цикла... Определенные намеки в «Разбитой сфере» присутствуют, но по мне так, все уже закончено и выглядит вполне себе достойно.

Для небесполезной траты времени цикл — самое то.

И снова Дик, но, прежде чем написать, собственно, небольшой комментарий, хотелось бы опять обратиться к личности автора, что я стараюсь делать всегда, отписываясь об его произведениях.

Филип Дик многообразен и уникален уже как личность, и его взгляды так, или иначе, отражаются в его творчестве. При том же уже сами романы, как и более фантастические, так и менее, так и совсем реализмы, не могут ни читаться — прочитав хоть что-то одно, ты просто не сможешь остановиться. Вот и я уже перечитал почти всего Киндреда, ожидая теперь выхода его сборника неизданного и прочтения последних романов. Из тридцати с лишком романов Дик предстает перед нами в довольно не ясном свете, особенно из-за так называемого «посещения» его в 74-ом неким «ВАЛИСом» — сверхразумом с почти божественным уровнем неясного происхождения, который, как утверждал сам Филип, изменил его навсегда. Наркотический бред ли это? Или шизофрения? А может, что-то подобное действительно было? Тогда что или кто то был(о/и)? Иль, это все огромная и бесподобная шутка автора над собственной аудиторией и, в последствии, над его биографами (для этого стоит вспомнить окончание интервью с Диком, имеющееся в базах фантлаба). Лично для себя я об этом ВАЛИСе никаких конкретных выводов не сделал и делать не собираюсь — для меня Дик остается и останется чем-то неподражаемым и единственным в своем роде феноменом, с сложной судьбою, широкой самообразованностью и кругозором, который замечал мелкое и умело запечатлевал его в своих произведения, которые, если там есть юмор, без смеха не обходятся — еще один, как я считаю, важный факт, ведь и его роман-реализмы конца 40-ых полны живости и непогибшего со временем юмора. Можно вспомнить случай и со смертью сестры-близница Филипа и рассказам одной из его жен, но, как я уже сказал, для меня этот автор останется в душе неоднозначным, как и его произведения, сокрушающие все возможные реальности.

Что же касаемо самого романа, «Валиса». Как говорилось, перечитал почти все, и рад дойти до первой части его теологическо-биографической трилогии (хотя, биографические нотки проносятся ив других его романах, тут нужно просто присматриваться и вдумываться). Успел я прочесть и предвестник первой книги, ее прообраз и черновик, долго неиздававшийся — «Свободное радио Альбемута». Тем, кто хочет детально ознакомиться со всем Диком, думаю, стоит сделать тоже самое. Почему? Чтобы увидеть развитие мысли Киндреда, хода этих идей об создании произведения или целой серии произведений на тематику посещения 74-ого. Должен сказать и то, что те, кому не очень хочется тратить время на всю трилогию, кому скучно проводить время за теологическими измышлениями Дика и тем, что хочет увидеть больше действий, какой-то живости, стоит взять курс не на «Валис», а именно на «Радио...». По факту оно и является «Валисом», только избавленным от многочисленных размышлений автора о строении и происхождении бытия, его цели и сущности Бога, да еще и с довольно динамичным сюжетом, где и действий, и мыслей, и, видимо, фактов из жизни Дика, в меру. Если вдаться в конкретику, то «Радио...» — вторая часть «Валиса». Так и точнее будет.

Развиваю мысль. «Свободное радио Альбемута» является почти всей второй частью первого романа трилогии, который условно можно разделить именно на две части — долгие измышления некоего господина Толстого Лошадника, происхождение личности которого в конце довольно интересно, который так же, как и Фил, повстречался с ВАЛИСом, получил тайны бытия и начал свой теологическо-религиозный путь, ища ответы, ведя записи в своей собственной «Экзегезе», и, после просмотра фильма под интригующим названием «ВАЛИС», начинается уже часть вторая. Мало того, что сам фильм похож на краткое содержание «Радио...», так и события далее — вылитые мытарства главных героев книги-прообраза. Но конец не без удивлений...

Что еще хочется отметить. Два эти кластера, на которые для меня разделился «Валис», кроме сюжетных и смысловых разделений, несут еще и разные теологические концепции, которые хоть и можно уместить во что-то целое, но само подобное объединение, перемычка в романе, опять же, для меня, оказалась слабоватой. Слишком неплавно от Единого, Черной Железной Тюрьмы и Империи (да, и они есть в «Радио...», но в более связанном виде) к чуточку более активному. Хотелось бы отметить так же, что и тео-религиозная суть Дика позднего здесь отличается от подобной же Дика-раннего, описанной, например, в «Лабиринте смерти» (концепция «Радио...» не считаем — она третья). Можно сказать, что это — эволюция взглядов Филипа, склонившихся как и к гностицизму, так и к интересным оригинальностям и заимствованиям.

Так что, читать стоит, но лишь действительным ценителям автора. Мне, как таковому, «Валис» понравился.

Фух... Месяц? Наверное, да. С большими перерывами, кроме последних двух книг, вышел месяц — месяц на прочтение пяти основных романов о Мире-Реки, на берегах которого воскресло все многочисленное земное Человечество, за небольшими исключениями.

Стоил ли этот месяц и каждый отдельный день (а точнее — пару часов), отведенный, в среднем, на каждую книгу-часть цикла? Наверное, да. Конечно же, «Мир-Реки» — для ценителей даже не столь Фармера, столь вообще поклонников той НФ, которая стала золотыми столпами жанра, наравне с легендарными произведениями Азимова, Кларка, Саймака... Тем более, что, как и всякая подобная фантастическая классика, цикл Фармера до ужаса оригинален.

Ну, наверное, стоит упомянуть, что Филип Фармер, как убежденный атеист, понравится не каждому — хотя не понимаю, как такое может быть возможно, все-таки, не в религии тут дело... От себя еще могу добавить, что упоминание в комментариях и вообще о романах цикла о том, что «в конце каждой книги открывается новый взгляд и версия о причине и целях существования этого странного мира» несколько неверен. В основном, цикл проникнут той гипотезой, что возникла у героев еще в первой книге эпопеи. И, да, кроме этой первой книги — «Восстаньте из праха» — все остальные читались крайне быстро, путем пролистывания и без всякой потери информации.

Так-с, отдельно по книгам..:

Первая, как я уже говорил, самая, наверное, интересная, которую хочется и нужно читать целиком. Здесь появляются основные персонажи цикла, тенденции, происходящие с воскресшим человечеством, гипотеза(ы) о Воскрешении и существах, названными «этиками» — якобы, а может, и в правду, воскресителями людей эпох Земли.

Вторая, как говорится и говорили, чисто проходная. Да вот и третья, по сути, такая же... Только вот в «Темных замыслах» появляются два крайне занимательных момента, в конце и начале произведения.

Далее идут «Магический лабиринт» и «Боги Мира Реки» — по сути — один роман-финал, книга-концовка, где все, абсолютно все, становится ясным и расставляется на свои места... Но, разделить их, конечно, было необходимо. Почему? — узнаете.

Это — Мир Реки. Это — место, где воскрес род людской... Зачем и кем — узнать стоит. Яркие и оригинальные концепции, необычные и...

Must read для истинных любителей жанра.

Читал в сборнике «Гигантов Фантастики/Фэнтези».

В сборнике приведен изначальный цикл об истории будущего от Роберта Хайнлайна, с которым я знакомился лишь по нескольким внецкиловым романам, весьма неудачным. если честно — оно и понятно, они ведь были последними в его творчестве.

Но, возвращаясь к циклу... Всегда мечтал с ним ознакомиться. Конечно, с антикоммунистическими взглядами автора знаком был, но они меня не оттолкнули от антологии, тем более, что здесь практически и нет — но отсутствие России/СССР после середины 21 века, а то и раньше, уже обо всем говорит и так.

Особенно в рассказах, мы можем видеть десятки оригинальных идей, даже тех, которые обогнали мысли Стругацких — те же движущиеся дороги в первой десятке сборника. Там же и машина, предсказывающая смерть со стопроцентной точностью, и оригинальная идейка, как приобрести всю Луну, и история освоения космоса и проблем, связанных с этим, целый новый вид, эликсир бессмертия, теократическая диктатура и, конечно, истории отдельных людей, их судьбы, из которых более всего запомнились человек, так мечтавший о Луне и звездах и ослепший механик-поэт...

Много чего оригинального, но не всегда повествования меня привлекало. Сбивания с текста не было, но вот интерес иногда улетучивался. Просто есть моменты более интересные, есть и менее. Может, автор не совсем и мой, но продолжать знакомство с ним буду — все-таки Мэтр, пусть и без русской души)

Вот и прочитано пять основных романов Курта Воннегута. Скажу честно, автор давался не то что сложно, нет, как-то... Странно, иногда скучно.

Много отличных идей, описаний, сюжетных линий, но, когда раскрывается их суть, когда приходит финал, удивляешься такому огромному количеству пессимизма. Именно пессимизма, ведь какие идеи доносит до нас ДЕЙСТВИТЕЛЬНО великолепный писатель-реалист и в чем-то фантаст Воннегут? Отсутствие всякого смысла жизни, неизбежность молота истории, полная бессмысленность человечества и всей истории...

Возможно, я не смог всего понять и стоит приняться за книгу несколько позже, придти к ней еще раз, хотя, как мне кажется, все, что можно было извлечь из данных пяти романов, я извлек и постарался понять.

Дело, конечно, таких взглядов на реальность Воннегута, как он и сам писал, в том, что он стал свидетелем бомбардировки Дрездена — абсолютно ненужной и жесткой... «Это сделало меня пацифистом на всю жизнь», — писал Курт.

Произведениям его очень сложно поставить какую-то конкретную оценку — всегда после этого начинаешь сомневаться. Эти романы кажутся странными, взгляд на них меняется с каждой секундой, но оценки на них, примерно, варьируются от 7 до 8.

Вердикт: автор необычный, сложный, однозначно не для всех.

Пишу этот отзыв не столь на конкретный роман, сколько на всю творческую деятельность Саймака и не только.

Итак, «Паломничество в волшебство» — не самый многозначный и известный роман Клиффорда. Ничего особо удивительно, тем более фэнтези, пусть и с добавлениями альтернативных реальностей, технологий и пришельцев (не могу оценивать жанр «фэнтези», ибо не читаю его из принципа; смотреть «Властелина Кольца» и что-нибудь подобное, конечно, было, но ни как не постоянные пересмотры фильмов такой тематики). Признаюсь, что прочел произведение лишь для более глубинного изучения творчества автора.

Ну-с, спросите, и к чему я виду? Да к тому, что роман ИНТЕРЕСНЫЙ. Он, без особо новых идей, не является, назовем это так, «бульварной книжонкой», «низьменной литературой» и т.п. терминами. Романы Саймака всегда и отличаются тем, что они НИКОГДА не опускаются до уровня НИЖЕ СРЕДНЕГО; в них всегда присутствует особый ДУХ, АТМОСФЕРА, а что еще более важно, и СМЫСЛЫ, при том же смыслы всегда самые элементарные в формулировке — творить добро, оставаться человеком, быть справедливым... Именно эти смыслы всегда и должны в том или ином виде, но присутствовать в сериалах, фильмах и литературе. Такое уж существо человек, что ему постоянно надо напоминать об идеалах, истинах и постулатах, его же собственных

А еще романы Саймака, например, самые известные (та же «Пересадочная станция»), дают НАДЕЖДУ; темной и грустной ночью, когда ты, в одиночестве, думаешь, что твои пути упущены тобою же навсегда, что твоя Судьба потеряна и не остается более ничего, приходит НАДЕЖДА, а за ней и ВЕРА, а дальше и СТРЕМЛЕНИЕ к дальнейшему существованию, которое обязательно станет ЖИЗНЬЮ... А ведь уже упомянутая «Пересадочная станция» завершилась, все-таки, для главного героя трагически, но даже так, от этой книги просто веет НАДЕЖДОЙ.

Опять же, вспомнили мы творчество Саймака; ну что дальше? К чему? А взгляните на прилавки современных книжных лавок: одна тонна «СТАЛКЕРа», вторая «МЕТРО», третья — литература про попаданцев, постоянно влезающих в Советы, Империю и даже в период до основание Киева тысячами... Нет, я не говорю, не утверждаю, что русская фантастика вся такая. Подобные проблемы и у современной американской фантастики, да и у всей литературы. Опять же, не забыл я про тех же Стругацких со Снеговым, не забыл я и о современном Лукьяненко и других авторов. Просто хочется сказать, что есть боевички и вампирятина с зомбоапокалипсисами, а есть и настоящая литература, которая дарит нам настолько необходимые ИСТИНЫ...

Ну, и напоследок, совет: не стоит начинать читать, самых разных, авторов с их позднейших произведений — вряд ли найдете что-то стоящее. Начинать знакомство лучше всего с золотой середины и иногда начала. Конечно, относится это не ко всем (например, тот же Клиффорд Саймак).

Многим читателям, да и нечитающим людям, известен довольно простой факт — писатель имеет свойство исписываться. Это неизбежно, по крайней мере, для большинства литераторов — уходит талант, сюжеты становятся «заезженными», интересные темы исчезают. Безусловно, это касается не всех авторов фантастики и других жанров литературы, и это наверняка не коснулось бы и Артура Кларка, если бы не его болезнь... Она перечеркнула все его ненаписанные и написанные в соавторстве романы, поставила крест на неиспользованных идеях. «Рамы» в соавторстве, зачем-то переросший в роман рассказ «Песни далекой Земли», и этот роман, который написан так же не понятно зачем. Он просто не о чем. В нем нет никаких оригинальных идей, название его ничем не обусловлено, как таковой главный герой, на самом деле, не играет никакой особой роли в тексте (из-за этого и не ясно, зачем было выбрано именно такое название, если вся цель романа — просто описать будущее).

Мне очень жаль, с Кларком произошло такое. Он ни в коем случае не виноват, а его попытки писать достойны гордости, но ни соавторство, ни одиночное написание романов, ни внесение тем о гомосексуализме (которые, надо сказать, почти всегда полностью излишни. Прекрасную историю любви в рассказе «Песни далекой Земли» полностью испорчена в одноименном романе именно такими тематиками. Тот роман так же, как и «Последняя теорема» вышел абсолютно бессмысленным).

Но, читалось на одном дыхании. Это тоже стоит признать.

Знания действительно сила...

Вот я и прочитал повесть Хола Клемента, создателя удивительных миров и увлекательных романов.

Мир, напоминающий чашу, где сила гравитации в десятки раз сильнее, чем на нашем Юпитере, чьи обитатели раса, похожая на многоногих гусениц. В этом мире потерпел крушение космолет землян, в котором скрыты знания о природе гравитации. Для этого, команда из месклинитов, при помощи людей, отправляется на его поиски, но, за время этих путешествий познает всю силу науки, ради чего хотят изменить свое общество.

Да, многие технологии в повести уже устарели, но, она до сих пор актуальна.

Прочитал эту последнюю часть романа уже более недели назад.

Наверное, она, все-таки, более лучший, чем вторая часть, где есть некоторые нелепости, связанные с Разрушителями и Галактами. И теории автора о происхождении квазаров и ситуации в Ядре тоже мне понравились, как и то, кем оказалась Рамиры. Но, и здесь я ожидал больше, в том числе и ситуацию с Рамирами. Ожидал ранее, теперь же, когда роман прочитан мною уже давно, для меня эта третья часть — вершина гениальности автора. Как он интересно обрисовал Перпендикулярное время, рак времени, планеты-разумы, которые управляют Центром Галактики...

Нет уж, извольте! Роман достоин прочтения, даже повторного, и наивысшей оценки!

Я начал читать роман несколько дней назад. То бишь, его я еще не дочитал, но считаю одним из лучших в российской НФ вообще, и в российской космоопере в частности. Таких романов сейчас, и уж тем более в России, маловато. Тут есть некоторая опора на научные объяснения, которые попадаются на страницах у Азимова. Да и вообще, тут Снегов представил не какие-то уже всем известные нуль/сверх/супер/под/над/гипер-пространство, а нечто совершенно иное, да еще и объяснил способ действия этого нечто. Тут же проявляются и многие другие оригинальные идеи, связанные с инопланетными расами, искусственными планетами, киборгами, сверхкомпьютерами, живыми планетами и многим-многим другим.

Пусть многие и говорят, что роман устарел, пусть многие идеи (аннигиляторы Танева и Перпендикулярное время) были использованы в других его романах, из-за чего стали заезженными, но данная эпопея, особенно первая и третья части, оставили во мне сильнейшие положительные эмоции, которые возникали у меня лишь после прочтения «Конца Вечности» Азимова.

«Воспевающее отрицание,

или фантастическая повесть о Контакте с Традицией»

Продолжаем развивать (или воображать самому себе на уме, что развиваю) «уровень дискуссий в Восточной Европе». Посмотрим на то, что недавние и давние читатели повести Барри Лонгиера «Враг мой», переросшей в одноименный цикл, писали о своих ощущениях и идеях после прочтения. И дальше подумаем, а возможно ли помимо антивоенного запала, гимна толерантности (уточним: здорового человека) и призыва к дружбе увидеть в этом произведении что-то еще? За строчками и словами с таким знакомым, казалось бы, и привычным содержанием?

Большинство, если не все, комментаторы, рецензенты и неравнодушные к написанию нескольких связных мыслей люди, оценившие повесть либо негативно, либо позитивно, согласны с предметом самой оценки, т. е. с тем нравственным, моральным (морализаторским?), гуманистическим и антимилитаристским смыслом, что вплетен в «Врага моего»:

«Но ведь суть же как раз в том, что две практически идентичные культуры воюют просто на пустом месте. Их конфликты возникают буквально из-за почти не пригодных к жизни планет. Разве это не похоже на то, что происходит на Земле? Это просто иллюстрация того, что люди разных национальностей, разных рас, разных сообществ, разных городов, районов, домов, семей способны спорить и до смерти воевать ради... чего? Да ничего, нам нечего делить, вот о чем повесть» (Tullma)

«По сути антивоенный роман» (holyship)

«Я понимаю, автор напустил там соплей с сахаром, а они всегда хорошо шли у определенных категорий читателей. И посыл правильный» (nworm)

«издалека враг кажется злым и заслуживающим смерти, но стоит узнать врага ближе — и проникаешься уважением к нему. Так и с людьми» (kartinka)

«Повесть также учит терпимости по отношению к окружающим. Она учит стремиться к пониманию друг друга, не смотря на различия. Говорит нам о том, что не смотря на, то какие мы все разные, все хотим одного и того же: любви и понимания, поддержки и чтобы рядом всегда был близкий друг» (NEPROSNENKOE)

«Хорошая психологическая вещь. Напомнило рассказы про братание солдат во времена Первой мировой. Ведь войны ведутся политиками и власть имущими, а страдают простые люди. И ненависть к противнику очень часто только плод пропаганды. И она вполне может развеяться, если ты окажешься с врагом один на один» (Orm Irian)

«Преодоление гигантских пропастей внутри душ, культур и всего остального» (Nesya)

«И мастерски, шаг за шагом, ни разу не оступившись, автор показывает, как уходит, умирает и перерождается в дружбу вражда. А потом и в нечто большее, чем дружба — в родство» (MikeGel)

и т. д.

Разные оценки, разные люди, разное время, но слова одни. Тем не менее, нашлось несколько человек, которые, с полярными оценками, приблизились, как мне представляется, к закулисной подоплеке «Врага моего»:

«Ну, что тут особенного, спросите Вы: почти в каждой книге найдете это: слушайте друг друга, понимайте и будет Вам счастье. Но особенное как раз в той части, которая в фильме превратилась в жизнеутверждающий и подчеркнуто официальный финал торжества толерантности, политическую рекламу наступающих в мире перемен.

А ведь в книге этого ничего нет. Нет никакого официального признания заслуг героев в деле установления идеалов равенства и братства. Есть только личный выбор одного взятого человека и одного маленького чужака, которые решили, что они- самые близкие друг другу существа во Вселенной, чтобы там не думали миллиарды их соотечественников. Нет там никакого торжества толерантности, иначе не оказались бы герои вновь на забытой всеми богами Вселенной планете холода и ветров. Есть только одно: понимание, кто ты и какой ты, какие твои личные убеждения и готов ли чем-то жертвовать ради них. Не так пафосно, не так сентиментально, как в фильме, но более правдиво и всегда современно» (primorec)

«Единственное, что мне здесь понравилось, это то, что автор вольно или невольно на примере землянина показал причины, способствующие ксенофилии. У офицера Дэвиджа нет ни семьи, ни жены, ни детей, с родителями он не общается с 18 лет, хотя вроде и не ссорился. За время службы у него не появилось ни одного настоящего друга, хотя товарищи были, конечно, но это не то. Он абсолютно нерелигиозен, ему некуда возвращаться, нечего защищать, никто не любит его, и он по сути никому не нужен. Однако, даже такой человек перекати-поле способен страдать от одиночества, будучи отторгнут человечеством, он вынужден искать понимания где угодно, хоть в самой Преисподней» (Нескорений)

«В повести Лонгиера это приобщение «человека-варвара» к культуре инопланетянина выражается в том, что он заучивает всю родословную инопланетянина — кто из его предков что сделал, что является своеобразным ритуалом. И жалуется, что и своих дедушек-бабушек то не знает толком, не говоря уж о других предках. Тут я хотела бы заметить, извините, что это не свойство людей вообще, хотя, конечно, для нашей культуры хорошее знание истории своего рода является нетипичным, а для американской — так тем более, видимо. Но если, допустим, в этой космической войне чудом оказался бы какой-нибудь уважающий себя средневековый европейский аристократ — ему тоже было бы чем похвалиться. В целом как признак значимой культуры это не то чтобы сильно впечатляет, но для простенького сюжета в этой повести сойдет» (kerigma)

Вот с этими тремя комментаторами я соглашусь в том, что следует пристальнее взглянуть на удивление землянина родословным ритуалом драконианина, на возвращение Дэвиджа на Землю и то разочарование, которое возникло у того во время прилета и даже до этого. И после этого иначе посмотреть на сами отношения между Дэвиджем и Джерри. Для того, чтобы во всем это разобраться, вновь прибегнем к цитатам. На этот раз к авторским:

"— Но почему всего-навсего пять имен? У человека ребенок может носить любое имя по выбору родителей. Больше того, достигнув совершеннолетия, человек вправе изменить имя, выбрать себе любое, какое только придется ему или ей по вкусу.

Драконианин посмотрел на меня, и взгляд его преисполнился жалостью.

— Дэвидж, каким заброшенным ты себя, наверное, чувствуешь. Вы, люди, все вы, должно быть, чувствуете себя заброшенными.

— Заброшенными?

Джерри кивнул.

— От кого ты ведешь свой род, Дэвидж?»

»...я понял, что имел в виду Джерри, когда говорил об ощущении заброшенности. Заткнув себе за пояс несколько десятков поколений, драконианин знает, кто он такой, для чего живет и на кого должен равняться»

«Я вслушивался в речитатив Джерри (официальный язык дракониан), внимал биографиям, излагаемым от конца к началу (от смерти к совершеннолетию), и у меня возникало ощущение, будто время, сжавшись в комок, стало осязаемо, будто до прошлого теперь рукой подать и его можно потрогать. Баталии, созданные и разрушенные государства, сделанные открытия, великие деяния путешествие по двенадцати тысячелетиям истории, но воспринималось все как четкий, живой континуум.

Что можно этому противопоставить?»

«Вновь среди людей — и более одинок, чем когда-либо»

»...я понял, что, отправляясь к родителям, совершаю ошибку. Мне до чертиков нужен был дом, тепло и уют домашнего очага, однако дом родителей, который я покинул восемнадцатилетним юношей, не даст мне ни того ни другого. И все-таки я туда поехал, поскольку больше деваться было некуда»

«Не усидел я с ними в поселке, Джерри. Пойми меня правильно: там хорошо. Лучше некуда. Но я все выглядывал в окошко, видел океан и невольно вспоминал нашу пещеру. В каком-то смысле я здесь один. Но это к лучшему. Я знаю, что я такое и кто я такой, Джерри, а ведь это главное, верно?»

"— Мне будет приятно, дядя, если ты его обучишь всему, что надо знать: родословной, Талману, а главное — жизни на Файрине-IV, на нашей планете, которая теперь зовется — Дружба.

Я принял драгоценный сверток из рук в руки. Пухленькие трехпалые лапки, помахав в воздухе, вцепились мне в одежду.

— Да, Тай, этот бесспорно Джерриба. — Я встретился взглядом с Таем. — А как поживает твой родитель Заммис?

— Хорошо, насколько это мыслимо в его возрасте. — Тай пожал плечами. — Мой родитель шлет тебе наилучшие пожелания.

Я кивнул.

— Я ему тоже, Тай. Заммису не мешало бы выбраться из этой капсулы с кондиционированием воздуха и вернуться на жительство в пещеру. Здешний воздух пойдет ему на пользу.

Тай с усмешкой кивнул.

— Я ему передам, дядя.

— Посмотри-ка на меня! — Я ткнул себя пальцем в грудь. — Ты когда-нибудь видел меня больным?

— Нет, дядя»

Что делало жизнь Джерри осмысленной? Как он понимал «кто он такой, для чего живет и на кого должен равняться»? И почему того же самого до определенного момента был лишен Уиллис Дэвидж? Отвечая на эти вопросы можно, конечно, просто сослаться на приобщение землянина к драконианской культуре. Но, как верно замечали выше, сильного различия между земной и драконианской культуры, помимо древности и особого отношения к родословным (будем откровенны, что последняя вообще-то проистекает из их специфического способа репродукции), нет. Да и простая ссылка на «культуру» слишком слаба и абстрактна. Может, конкретизировав это приобщение не к культуре вообще, а к Талману в частности, мы получим более точный ответ? Кажется, что и тут мимо: Талман важен для Дэвиджа, но это лишь часть того, к чему он пришел. Что же это за нечто?

Традиция. Посмотрим на реакцию землянина от произнесение всей родословной Джерри, на его эмоции от пребывания на Земле, думы о заброшенности, архаизацию своего пожилого быта из финала повести (последнее — вообще жирный намек). Дэвидж примкнул к традиции, можно даже прописать ее с большой буквы — к Традиции.

Земля из вселенной «Враг мой» быстро развивающийся мир, чей разумный вид за смешное время — смешное по сравнению с драконианами (хронология освоения космоса пришельцами — на порядки дольше и глубже, но по результатом сопоставима с человеческими достижениями) — вышел в черноту небес и освоил множество планет вокруг самых далеких звезд. Но эта скорость, эта стремительность и эта мощь имеет свою цену. Это прощание с Традицией, отказ от нее, ее разрушение. Можно свести это к банальному, со страниц школьного обществознания, переходу от традиционного общества к обществу индустриальному. Но все сложнее. Дракониане шли похожим путем, как косвенно следует из повести (я смотрю на нее в отрыве от остальных романов и других произведений цикла — стоит это отметить), но технологические достижения и модернизацию они не ставили в противовес собственным традициям и Традиции как таковой. Земляне же выбрали заброшенность как забвение Традиции и традиций, ради Нового, Будущего, Дальнего. И Дэвидж в ходе общения с Джерри ощутил это сполна. Поэтому он не просто принимает более высокую, чем земная, культуру. Драконианам нравятся вестерны, у них есть мода и китч — все, как и у нас. Они не выше человечества в таком отношении. Но они глубже него, коренастее, корневее, длительнее и древнее людского рода. У них вообще иное отношение и взаимодействие со своим прошлым. Дракониане никогда не променяют его ради прагматики, скорости и эффективности. Главный герой и рассказчик «Враг мой» выбрал Традицию чужаков против Современности своих. За неимением аналога у самих людей, ведь Традиция умирает тогда, когда ее не продолжают. Прерывание и есть ее смерть, погибель традиционного, разрыв с прошлым, пробел в последовательности из уст в уста. И лучшая метафора Традиции — это традиция торжественного озвучивания родословной.

Именно из-за сказанного я полагаю, что «Враг мой» — это фантастика не про антивоенную робинзонаду с элементами Контакта, а о встрече человека с Традицией. С Традицией, которая чужда ему не из-за того, что она есть традиция чужаков, а потому, что сам главный герой, Дэвидж, не принадлежит ни к какой традиции. У людей будущего их не осталось. Но вот здесь возникает другая проблема... Появление в роде Джерри, у Заммиса и у Тая, нового типа как-бы-родни — «дяди» — и преображение ритуала изучения родословной, перепоручение ему, Дэвиджу, этой роли — это ли не забвение традиции? Не забвение традиционного? И да, и нет. «Диалектика!» (с). С одной стороны, конечно, дракониане в лице и Джерри, и потомков поменяли свои ритуалы. Но передача Традиции всегда носит момент новаций. Медленных, постепенных, эволюционных, но новаций, от намеренных или случайных ошибок в тех или иных посреднических устах. Или по иным причинам. Поэтому дружба Дэвиджа и Джерри, в каком-то смысле, встала выше Традиции дракониан. Но, с другой стороны, нельзя забывать об одной очень древней и важной традиции. Такой традиции, которая во многом есть у нас, современников Лонгиера, и у людей из будущего, описываемого им. Это единственная традиция, оставшаяся у человечества, сделавшая его таким, какое оно есть. Это традиция разрушать традиции. И не это ли нововведение ввел в драконианский уклад дядя Дэвидж? Кто знает...

Но именно поэтому «Враг мой» — это не только воспевание Традиции, но и отрицание традиций. Это скрытое обаяние традиции разрушать традиции, которое глубоко сидит в нашем земном роде. И пусть оно сидит там как можно больше — ведь у всех должна быть своя традиция.

Литературные циклы бывают разные. Некоторые потенциально бесконечные, а другие нуждающиеся в вовремя поставленной точке. Но в любом случае злить «литературных богов» не стоит — все рано или поздно стоит останавливать.

Мне кажется, что и истории об Архипелаге Грез Кристофера Приста тоже пора завершать. Точнее закончить их следовало на прекрасном романе «Сближение». Да, баллада о двух влюбленных в конце истории, Апокалипсисе, слишком избитый ход, но зато отлично действующий в большинстве случаев. Что у Шолохова, что у Приста, да простят мне такое сопоставление. И ведь какая артиллерия приемов, сюжетных ходов и повествовательных наслоений использовалась в этом романе. Как отлично фрагментированная мозаика собиралась в целостную картину в финале истории, как грандиозно и загадочно перемежевывались разные реальности и времена, какие филигранные фантастические допущения вводились и как они связывали все романное полотно. И, в конце концов, как сопереживал героям и какими живыми они были. Да, правда, по прошествии времени многое из «Сближения» позабылось, как и из «Островитян», сборника «Архипелага Грез», «Лотереи», но каждое из этих произведений оставило в туманах памяти приятное послевкусие. И зачем-то Прист решил написать «Градуал»...

Что добавляет «Градуал» к циклу? Мы кое-что узнаем о Глонде — одном из континентальных государств, ведущих бесконечную (как оказалось, не очень-то бесконечную) войну, от которой в нейтралитете и аномальных водах скрываются островитяне. Весьма серое — во всех смыслах — государство, одни и те же черты которого дублируются десяток-другой раз на протяжении всего романа. Видимо, для наиболее забывчивого читателя, утратившего из книжной быстрой памяти картины снегов, серости, авторитарных ограничений и прочих черт этой страны. Притом же воспроизводящаяся однотипная информация ничего конкретного не говорит о Глонде. Дескать, когда-то там был переворот, пришли некие Демократические вожди, не совсем все, но ограничили, особенно запретили чуть ли не смотреть на Острова, вели войну, которая, как я уже заметил, оказалась вовсе не бесконечной. И это, кстати, существенное противоречие, которое разрушает ауру «внеисторичности» и легкой «миражности» вселенной Приста. Ведь еще с «Лотереи» реальность Архипелага рисовалась не совсем реальной. Какой-то околоутопичной, недоступной для житейской мерзости и разрушительно-мрачных процессов вроде войн. Скрытым океаном, международными договорами, пространственно-временными аномалиями, обывательскими очками людей с большой земли и самой пеленой реальности местом, при вторжении непрошенного гостя расплывающегося на какое-то фрактальное, небытийное множество. Красивый, сказочный, тропический уголок, который легко можно было относительно подробно расписать в «Островитянах» и «Архипелаге», ведь флер иллюзии и неописуемости Островов Мечты не развеивался от более-менее подробного описания некоторых из них. Все эти описания меркли перед фундаментальным авторским ограничением для этой вселенной, которое служило вселенским же расширителем и потенциальным двигателем для бесконечного письма об этих почти райских землях: островов в Архипелаге Грез бесконечное количество. Всех их описать невозможно, поэтому подробное описание немногих из них не разрушит пелены приятной тайны. Но «Градуал» как будто направлен именно на разрушение так долго оттачиваемого, вплоть до «Сближения», мантии загадки этого мира.

Казалось бы, обычная и мало примечательная книжная вселенная благодаря уставленным заранее фундаментальным законам этого мира стала крайне любопытной и плодотворной почвой для генерирования и построения интересных историй, коротких и больших, раздробленных и слитых воедино. В авторской простоте скрывалась зияющая сложность для игры воображения. Но красота Архипелага остается таковой лишь при соблюдении самим автором созданных правил. Не конкретизировать не конкретизируемое, например. А тут у нас две странные, вечно зачем-то воюющие страны, вдруг из красивых, по-хорошему абстрактных метафор становится грубыми конкретностями. Глонд становится весьма грубой моделью — без всяких интересных отличий — авторитарной системы. Даже не тоталитарной — там-то можно было бы что-то интересное придумать, а тут правители столь глупы, что дали главному герою денег на важный проект, а он тупо сбегает. И никакой слежки даже за ним не велось. «Ну тупые!» (с). Бесконечная война становится вполне ограниченной десятилетием, пусть и немного странной. Тень убивающей живость миражного Архипелага коснулась и самих островов. Одно дело писать истории к сборнику «Островитяне», показывая своеобразные визитные карточки и необычности разных островов, а другое дело создавать морское роуд-муви для главного героя «Градуала». Острова неотличимы друг от друга и столь же серые, сколь и Глонд. Возможно, в этом и заключался авторский месседж, да вот только он и убил эту причудливую своей простотой, ставшей ее визитной красотой, вселенную.

Сам этот главный герой — серая серость. Даже не буду его, уж простите, называть по имени. Вообще какой-то прозрачный, ни о чем персонаж. Еще и все повествование от его имени ведется. Блин, да даже извержение вулкана от него читать — скука смертная. Описание им измены, встречи с женой, жизни до первого отъезда на острова — все это читается как максимально убогая по создаваемой скукоте маршрутная карта. Никакого развития у него нет. Он просто говорит «со мной случилось А, Б, С, а еще мне не понравилось это и это, ну и вот я вернулся». Вот такая простота — максимальная пошлость. Действия героя не всегда поддаются какой-то логике, и вообще он больше похож на необходимую функцию, куклу, которая должна была нас познакомить с тремя главными инновациями «Градуала» (включать в них баги с потоками времени, наверное, не стоит — они появлялись и в более ранних работах Приста). Адепты, жезлы и слышащие острова. Да, в некоторой степени первые и третьи совпадают, но не суть важно. Есть странные искусники, адепты, которые корректируют отставания или убегания отдельно взятых людей от базового потока времени. Они это делают при помощи меток на специальных деревянных жезлах. Ну и еще есть другие адепты, которые представители творческих профессий. Они слышат острова, сочиняют свои произведения. Ну, поняли, это типо сам Прист. Он слышит звуки и истории далеких островов грез, сочиняя собственные острова грез. Вот же классно, да? «Очень». Повороты сюжета насквозь предсказуемы. Ну правда, кто-то думал иначе, что после первого путешествия главный герой таки благополучно встретится с Алинной? И ее не выпилят из сюжета? Их история отношений — это вообще отдельный момент какого-то бог весть как взявшихся союза и чувств. Точнее только по воле автора, но не сил сюжета уж точно.

И т. д., и т. п. Я могу еще долго так продолжать, но роман этот — самый низко оцениваемый мною из всего цикла. Кристофер Прист может не просто в разы, а на порядки лучше. Ну черт подери, то же «Сближение» если взять! Красота и содержания, и формы. А здесь какой-то вялый, никудышный, слишком традиционной и предсказуемый по форме и повествованию роман, непонятно зачем вообще написанный. Ну, для стопки-другой банкнот, наверное. Правда, читается все равно одним рывком. Но без всякого интереса. Легко, но без какого-либо серьезного желания. Историю главного героя этой книжки можно было бы уместить в одну коротенькую новеллу из «Островитян», к примеру. На страниц 15 максимум. И закончить как-то изящнее. Не просто герой возвращается, но либо возвращается, так сказать, в нужное время и что-то меняет, воссоединяется со своей странной и бледной (в плане созданного автором образа) Алинне, либо он все же пишет свою великую мелодию, под которую происходит революция... Кстати, нам даже ни одного злодейства режима не показали. Ох и ах! Как же важно завершать вовремя даже бесконечные истории. А ведь есть еще один роман, 2020-ого года, из этого же цикла. Благо или зло, но, видимо, с нашим Глондом и стиранием/разрыванием информации с внешним миром мы его еще не скоро увидим в переводе. Быть может, и хорошо. Ведь «Градуал» и близко со «Сближением» не стоял.

Деконструкция космооперы,

или «что, если...» «Культура» Бэнкса была бы анархо-империей-неудачницей

Помните, Заратустра, в самом начале своего пути встретил монаха-отшельника? Тот в уединении от остального человечества молился и воздавал хвалы Богу. И ницшеанский пророк, уйдя от старика, произнес про себя: «Возможно ли это! Этот старец в своем лесу еще не слыхивал о том, что Бог мертв?». Так вот, в нашем случае умер не божественный свет, продолжающий тухнуть в храмовых гробах. Умерла космоопера как жанр.

Да, именно так. Я вновь возвращаюсь в свои воздушные замки, из которых разглядываю в некоторых слабо заметных для публики фантастических произведениях постмодернистскую направленность. Притом такое значение постмодернизма в литературе, под которым понимаю закрытие некоторого «большого нарратива» до «востребования» на «ремонт». Постановку точки или лишь точки с запятой, многоточия, наделение читателя и писательской братии пониманием, что жанр находистя в кризисе и нуждается в серьезнейшей перестройке. А то перестройки, «реконструкции», данный литературный дискурс подвергнется беспощадной деконструкции.

Именно безжалостный деконструирующий поток я вижу в романе Баррингтона Бейли «Дзен-пушка». И, должен признать, что именно после этой книги для меня этот слабо известный автор становится в один ряд с блестательным Кейтом Лаумером, за спиной у которого (я разглядел) две потрясающие деконструкции в фантастическом «гетто». А именно «приостановки» хронооперы через «Берег динозавров» (1971) и фантастики о Вторжении и/или Контакте при помощи «Дома в ноябре» (1969). «Дзен-пушка» же от 1982 года — выстрел по попсовому примитиву «звездно-войнушным» повествованиям, кульминацией которых стала как раз до сих пор, к сожалению, живая сага (уже не) Лукаса. Бесконечные, притом однообразные империи, «антропоидный фашизм», слепой перенос и глупая экстраполяция земных политий на космические реалии, отсутствие хоть сколько-нибудь «твердых» научно-фантастических фундаментов, предсказуемая и глупая жвачка вместро умного драйва в сюжете... Перечислять можно еще долго. Так или иначе Бейли попал точно в мишень и не даром получил от крестного отца не-мейнстримной фантастики, Майкла Муркока, клеймо «самого оригинального научного-фантастического фантаста своего поколения».

В чем заключен успех деконструкции, предпринятой Баррингтоном? Первое, конечно, это калейдоскоп идей. Столько фантастических допущений, столько ярких описаний, столько ... всего! И все это — в одной маленькой книжке, которую я прочел за полтора вечера. Собственная физическая теория, диалектически переворачивающая гравитацию в надвселенские силы отталкивания, на которых строятся представления о специфической мультивселенной и около-варповских сверхсветовых перемещениях. Огромное разнообразие миров, рас и мировоззрений в одной, опять же, небольшой книжечке, которая дает фору целой многодесятилетней киносаге. Тут и роботы-забастовщики (привет робо-мятежникам из приквела про Хана Соло), и блуждающие земные города (привет хроникам о хищных городах) в виде огромного историко-социологического эксперимента, и умные животные (отлично усовершенствованная отсылка на Дэвида Брина), дети, которых готовят к войнам и уничтожениям целых планент (мимолетный эпизод про артиллериста имперского флота, учившегося на автоматах убивать, и в итоге погубившего зазря целый мир — прям таки и лезет в голову картина разросшегося вокруг маленькой детальки «Дзен-пушки» книжный цикл про игры Эндера), искусственные разломы в многомерно-иные миры («твердо-научно» модифицированная до легендарной «Лестницы Шильда» и столь же гениально сложной «Диаспоры») и т. д., и т. п. Фантазия, воображение, да и знание специфики и пестроты жанра в тогдашнем его состоянии — браво.

Второе — структурированность идей. Бейли не просто вслепую стреляет мыслеформами, а собирает фрактальные множества идей, описаний и действий в единый мир и колею сюжета в нем. Созданная писателем человеческая империя — отлично продуманная и доведенная, скажем так, до логического конкретного конца из голой абстракции образ и стереотип «галактической империи человечества». Демократические вседозволенности, чрезмерное сибаритство в столичных мирах, демографический кризис, ранговая структура, дань в виде популяций талантов и гениев — браво. Создание нескольких линий повествования и их состыковка в единый сюжет с неплохим раскрытием сути макгаффина, способного одним нажатием уничтожить господские иерархии любой империи. Кстати, именно возможное появление в сверхдалеком будущем подобных квантового размера «звезд смерти» подписывает действительно смертный приговор любым звездным империям на онтологическом уровне.

Ну и третье, разумеется, сатира, юмор, ирония и откровенный стеб над космооперами той поры. Начало «Дзен-пушки» в этом разрезе — просто комедия дель арте посреди космоса. 21-летний адмирал, командующий армией деликатных карликовых слонов и слишком агрессивных свиней, который боится выдать врагу отсутствие личного состава (из людей) врагу (где отсутствие л/с — лишь частный случай кризиса империи, которой люди уже и не хотят управлять) и требует от пораженного мира налог в виде нескольких тысяч ученых, людей искусства и прочих творческих персонажей, измеренным по специальным шкалам. Это великолепный и невероятно комичный старт. Комедийных сцен в принципе достаточно разбросано по роману.

Именно эти три слона Бейли создали серьезный кумулятивный разрушительный эффект деконструкции космооперы. На всех возможных уровнях. Возможно, герои у Бейли послабее и более функции, чем у того же коллеги по постмодренистско-фантастическому ремеслу, Кейта Лаумера. Или у других британских «нововолновых» авторов — Муркока, Балларда, Браннера... Возможно. Возможно, что и некоторые линии и повороты сюжета были слишком быстро разрешены. Все так. Но не будем забывать, что перед нами — беллетристика. И Баррингтон Бейли, на мой взгляд, сделал все возможное, чтобы выйти за ее дискурсивные лимиты и цензы. Но, как замечали Маркс, Энгельс и Ленин, исторически конкретной, на наличном базисе, революции сложно решить задачи, требующие уже других производительных сил. Бейли, поэтому, работает с тем, что есть, и производит единственно возможный вариант развития событий — разрушает до основания космооперу, но не трогает базиса сложившегося беллетристического дискурса (разрушение дискурса дискурсов, в котором заточена (или уже нет?) фантастическая литература, словно фэнтезийная дева из пошлых сказок, дело гораздо более трудное, чем частного жанра из жанровного созвездия). За его пределы вырвутся уже другие. Не пост-, но метамодернисты вроде Джона Скальци в «Краснорубашечниках». Последний, кстати, пример того, что точки можно и нужно превращать в точки с запятой. В принципе, именно это получилось у другого гения умного сай-фая — конечно же, Иэна Бэнкса, с его виртуозной «Культурой», которая походит на свою менее удачную сестрицу из этого самого романа Бейли. Другое дело, что Бэнкс еще в 70-ых начал писать «Выбор оружия», как замечал FixedGrin. А, значит, поминки дряхлой и попсовой мумии космоопер могли случиться гораздо раньше. Просто у Бейли вышло со смехом, но без света софитов. У Бэнкса же... Что и объяснять. Гениально. Это не деконструкция и даже не реконструкция. Это построение совершенно нового фундамента жанра, с которого мы еще нескоро сойдем.

Не буду терзать читателя своим любимым многословием.

Я давно обожаю творчество Лермонта. Наверное, больше всех из «золотого века» русской поэзии. Но именно о «Демоне» я вспомнил не так давно и совершенно случайно. Всего лишь полтора месяца назад. У вверенного мне класса выпусников две ученицы проводят урок по программе самоуправления. Как раз о поэме «Демон». Девчонки отлично справились, провели интерактив, разобрали все моменты классического анализа этого произведения. А потом предложили ученикам пофантазировать на тему, а каков все-таки основной посыл Лермонтова конкретно здесь. Что они увидели для себя.

Оправдывая себе тем, что надо «растормошить» ребят я сразу выдвинул собственную версию. Идею, не особо оригинальную, но пришедшую совершенно внезапно. Практически контингентно, ахах. Хотя на то были основания — очередной разрыв, очередные «сердечные сопли». Но версия все же понравилась прежде всего мне самому, да и детям. Поэтому оставляю ее и здесь.

«И Ангел строгими очами

На искусителя взглянул

И, радостно взмахнув крылами,

В сиянье неба потонул.

И проклял Демон побежденный

Мечты безумные свои,

И вновь остался он, надменный,

Один, как прежде, во вселенной

Без упованья и любви!..»

Поминая Булгакова с его гностическим романом «Мастер и Маргарита», где грани добра и зла крайне расплывчаты и не строго бинарно разделены, почему бы и в «Демоне» не углядеть то же? Тем более коль за окном у Лермонтова эпоха романтичного Просвещения. С ее восприятием павшего ангеля как положительного бунтаря с традиционным деспотичным господством. Почему бы не представить этого самого Демона как одного из павших в ходе войны Небес и Ада (вселенских размеров Гражданской войны) солдат, проклятого не самим своим выбором, но богом? Тем самым мстительным ветхозаветным божком, возмездие которого ужасно и отвратительно. И здесь этому Отцу Возмездия мало вечного изгнания давно раскаявшегося Демона. Он насылает на него любовь к существу, с которым он не сможет быть вместе. И как только Демон находится в шаге от жизни во взаимной любви с героиней поэмы, этот бог отнимает у протогониста недавно приобретенное счастье. Мстительный, отвратительный и ужасный поступок. Я так и вижу за «радостным взмахом крыльев» ангеля ехидную и довольную улыбку злого, вовсе не доброго божества, который причинил очердную боль и без того несчастному Демону.

Я не из тех, кто чурается и убегает от слишком сложных и зубодробительных книжек. Десяток смысловых пластов, друг с другом переплетенных, калейдоскоп отсылок и нелинейное повествование — почему бы и нет? В любой книге, что художественной, что научно-популярной, что чисто научной, что философской главное другое. Чтобы сама работа была интересной и ее хотелось дочитать до конца. Поэтому последние полгода, с жутким каждодневным графиком и регулярными падениями здорового духа, постоянными трудностями и нуждой в чтении практически и только не художественной литературы, мне хочется читать хоть изредка классную и добротную фантастику. И вот, я наткнулся на книжку крайне любопытного автора, практически все произведения которого записаны у меня в планах на прочтение. И как всегда повелся на сверхинтригующую аннотацию про мифический эпос с потаенными, жизнеутверждающими истинами, где животный и людской миры встречаются в сказочных таинствах для ответа на вопросы о бессмертии, вселенной жизни и остальном... И все оказалось совсем не так.

«Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра», к сожалению, если вы купились на Имя Автора и Крутую Аннотацию совсем не то, чем кажется. Более того, эта книга не шибко оригинальная и уникальная история, как бы смешно и пост(пост...)иронично подобное утверждение не звучало. Подобные баллады о смерти, любви, человеке и смысле мы с вами могли слышать множество раз. Даже не самые яростные любители листать книжные страницы знают подобного рода истории. Это очень важный вид повествования, возможно, самый важный из всех имеющихся. Другое дело, что пусть сюжет затаскан, как и скрытые за ним смыслы, но коль они важны, то должно подавать их в новой и интересной обертке. В этом должна быть цель не только постмодернистского, а вообще писателя. Так вот, Джон Краули с такой миссией не справляется. И поэтому на анималистический лад пересказывает отца постмодернизма (по некоторым интерпретациям его «пасынков»), а именно Фридриха Ницше и его «Так говорил Заратустра».

Неужели только мне за бессмертной вороной привиделся известный литературный и философский герой, за эксклюзивное право обладания которым борются разные рода правых и левых? Странник, чужой среди своих, но вечно поучающий своих сородичей, притом не морализаторством, а прагматизмом. Природный сторонник жизни и адепт непринятия иллюзии послесмертья. Свидетель конца времен, эры Человека и эпохи живого Бога. Носитель мудрости, змеи, и храбрости, орла, который проходит евангелические сюжеты и испытания. Тот, кто вовремя жил и понял, когда ему умереть. Дарр Дубраули — вороний Заратустра, ницшеанская птица, которая сочиняет вечные истории и сознает, что живет в смертном и одиноком мире холодного космоса.

Это главная проблема «Ка». Перенести Ницше в звериные шкуры, рассказать историю Вечного Жида в вороньей шкуре — это не гениальная новация, не блеск оригинального пера. Действительно интересные фрагменты сюжета, где Дарр Дубраули скитается вместе с Лисьей Шапкой по мирам мертвых, проходя через разные испытания, и многие другие приключения бессмертной вороны представляют собой не красочные строки с живой речью и хлесткими мыслями, а огромные абзацы авторского текста и пересказа одинокой вороны. По сути практически весь масштабный том Краули — это сплошная, натуральная диктовка Дарра выдуманному писателю этой книги. Последнему человеку, как бы его назвал Ницше. А может и сверхчеловеку — тут сложно сказать, все дело, как всегда, в дефинициях. Это огромный и грустный минус романа — он просто скучен и порой через целые страницы приходится буквально продираться вперед.

А ведь вопросы, обстоятельно поднимаемые в заключительной статье российского издательства, крайне животрепещущие. Как жить в мире постмодерна, где разрушена вся структура ценностей, весь аксиологический ряд? Во вселенной, где Бог умер. Как жить, если старые нарративы, истины и смыслы прошлого отжили свое, а ранее важные мифы и тексты потеряли свои контексты, стали не читаемыми? Ответ, упрощенный, явно требующий дополнения, звучит так — возлюбить саму жизнь, отказаться от иллюзии задних миров и райских (адских) теней, строить рай на земле, без надежд на потусторонние силы и полагаясь только на себя. Но эти ответы, в более поэтичной форме, уже дал нам Фридрих Ницше. А что Краули? Дополнил ли он как-то отца постмодернизма? Не шибко. Тот же имматериализм, требование оставить иллюзии жизни мертвых и отжившего себя прошлого. Без всяких дополнений и в абсолютно не новых формах.

Стоит ли поэтому читать «Ка»? Некоторые отрывки и страницы читаются очень живо и с интересом. Особенно в начале, где главным человеческим персонажем является Лисья Шапка, и примерно в середине, где появляется бунтующий монах. А также история кружения от одних лиц к другим, из одного мифа в другой Самой драгоценной вещи. Которая есть Ничто. Ничто, делающая тебя бессмертным. И здесь этот мертвый, ницшеанский бог! Калька, калька Заратустры, пусть и не самая дурная.

«Путь Прилива» Майкла Суэнвика — это не самый удачно выстроенный, но манифест. Джихад против стабильности, закоснелости, штампов и Бытия. Это, по сути, фантастическая ода Становлению и свободе, революционный в разных значениях гимн, но не без своих нот невпопад.

Своей структурой, и сюжетом, и иными гранями роман прямо-таки кричит «я против!». Майкл Суэнвик тут явный контркультурщик, дитя, выросшее во взрываемой идеями, противоречиями и кризисах всех возможных сфер Америки. Хотя бы взять ту прекрасную, местами просто замечательно нарисованную, психоделическую атмосферу. Некоторые эпизоды магии, которая, по большей части (но не всегда!) наркотическое опьянение мозга или хорошо подстроенные фокусы, или все это сразу, заставляют читателя и впрямь удивиться, увидеть в образованном сюрреализме красоту и воскликнуть от непонимания «да что ж это такое!». Таких сюжетных ходов в книге несколько и все они максимально ставили меня в полное отсутствие ясности событий и приводили к восхищению. Так что внедрение психоделической революции (которая, на самом-то деле, была инструментом подавления настроений решительной и леворадикальной молодежи в Америке, но об этом не здесь!) в литературное пространство у Суэнвика вышло на ура. Но что ж там такое с демонстративными «я против!»?

Каюсь, не успел пока прочитать статью Майкла «Постмодернизм в фантастике». Но видел споры по ее поводу, мол, не так понимает писатель «постмодернизм», а потом выясняется, что имел он в виду только «постмодернизм фантастический», то есть идущий после «фантастического модерна», не включенный в парадигму общепринятого понимания постмодерна... В общем, поняли вы, о чем я! Так вот, хоть статью еще не успел прочесть, но зато читывал «Танцы с медведями» автора и не только. И, скажите, чем вам не стандартный и общепринятый смысл постмодернизма? Как минимум деконструкция литературных (и кинематографических) штампов и, простите, «мемов-пугалок» там хоть отбавляй. И это не считая черного юмора, иронии, пародия пародии, некоторые игры с читателем имеются. Так что Суэнвик порой постмодернист не только с фантастической спецификой, но и постмодернист вообще (правда, больше в нем уже метамодерна, но не об этом здесь!). В «Пути Прилива» постмодернизм вообще виден в форме повествования — роман делится на небольшие, не совсем самостоятельные, но и не на зависимые пазлы. Также ощущение паранойи, психоделические штучки, детали магического реализма, момент наличия безумной Системы и сродные штрихи напоминают о литературном, а не только фантастическом послесовременном жанре. Даже если такие черты романа не делают его полноценным постмодернизмом вообще, то как минимум добавляют «я против!». Подобными штрихами, в особенности разрубленным цельным повествованием, как ни странно, довольно пустыми героями (хотя, даже если таков замысел, для меня это один из минусов книги), слабые объяснения фантастического фона, пессимизмом по поводу прогресса и фантастических черт будущего (грустный, межпланетный и бюрократический «Бегущий по лезвию»), Майкл Суэнвик восстает против классической архитектоники научной фантастики.

Другое «я против», на мой взгляд, более важное и достойное внимание. И заключен он уже более в содержании, а не в форме, и тут уж, простите, будет борьба интерпретаций. Как по Ницше, как в постмодернизме вообще. Это совокупность различных посылов против разных закоснелых консервативностей и статики. Даже само название романа как бы намекает, что все оттенки «я против!» сплетаются в единый крик: вперед, напролом, сломим старое, мертвенное, стальное и недвижное. Прежде всего тут важна фигура чиновника. Главного героя, настоящее имя которого мы слышим только пару-тройку раз, так и не успев его запомнить никак иначе «чиновника». Посланный прогрессивными орбитальной цивилизацией людей сравнительно далеко будущего, раскинутой на несколько планетарных систем для поиска выдающегося в магии, неотличимой от фокусов и наоборот, а также в харизме и научных познаниях злодея. Ведь у последнего в руках есть запрещенная технология, с которой далеко не все так просто (кстати, обыгрывание имеется сюжета, созданного вокруг макгаффина). В этом чиновнике виден довольно серый, скучный, незамысловатый бюрократик средних лет, чья горячая молодость, которая на деле лишь слегка теплая, давно прошла. Он винтик огромной, на самом деле нелогичной и глупой, запутанной Системы. Прямо по Кафке с Оруэллом. Что-то по типу «Вечности» азимовской, только без машины времени. Всеобщая цензура, запрет социального и технологического развития, вездесущий контроль, по итогу дающий скучные, угрюмые и несчастные, мелкие жизни — вот один из оттенков «я против!». В другом, развивая высказанный, можно углядеть трансгуманистскую тоску по вечной, непрекращающейся эволюции своей самости. То бишь по Технологической Сингулярности и, возможно, Социальной и Биотехнологической, кои в этой книжной вселенной были в свое время жестоко пресечены. И тут слышится яростные слова «против!». Сюда же вплетается апологетика и природной воли, грядущего Прилива, силы и красоты естественного порядка, который не есть тоталитарная Система. В конце романа главный злодей показывает еще один контекст «я против!». А именно против Судьбы и врожденного предначертания. Грегорьян пытается бороться с генным и вообще Фатумом, и (спойлер!) весь роман, по сути, весь сюжет — лишь одинокая борьба одинокого и поломанного человека со своим якобы предрешенным будущим. Но Майкл Суэнвик, как и любой достойный и великий писатель-фантаст (да и вообще писатель), еще и против такой вещи, как серость будней, скука бытия и бледные мечты. Воображайте красками и великое, до чего никогда не доберетесь вы сами, но кто-то после вас — возможно! Этот жизнерадостный крик, уже без негативного «против», но с положительным «за!!!» слышится отчетливее всего до самого финала «Пути Прилива». Мечтайте, вершите абсурд и неожиданности для самого себя, создавайте приключения себе, ищите подлинную любовь и неподдельный интерес, не бойтесь терять лишнее и не оставляйте самое ценное — вот она, самая настоящая, почти что как от Клиффорда Саймака, воля к лучшей, красивой и фантастической жизни здесь и сейчас, до самого последнего завтра.

Тем не менее, несмотря на подобную глубину, порой очень качественные писательские решения, «Путь Прилива» отличается довольно блеклыми персонажами. Да, диалоги между ними бывают на высоте, прошлое многих из них показано довольно детально, но герои все равно кажутся не до конца оживленными. А пусть и интересный, но сюжетный финт с главным злодеем, развернувшийся в самом конце, как-то измельчил и этого самого злодея и всю остроту сюжета. Также жаль пропуски в обрисовке фантастического пейзажа — особенно Дворца Загадок. И, самое главное, отсутствие некоторой атмосферности, что ли, какого-то зерна, которое в итоге прорастает в книжный экстаз и взрыв эмоций. Как у Саймака или того же Суэнвика в других книгах. Чего-то тут не хватает и порой слишком много против, против, против, деконструкций... Верните модернистскую чувственность! Ничего, в «Танцах медведей» будет оной в самый раз. А пока не пропустите красивой, пусть и не идеальной песни Становления и Свободного Пути от одного из лучших фантастов современности.

Слишком часто я замечаю, что... не замечаю отечественную фантастику. Простите за каламбур, но это факт, притом довольно печальный.

Поэтому, случайно обнаружив в видеороличном пространстве интернета научный поединок Бориса Евгеньевича Штерна с другим многоуважаемым ученым — как раз по теме возможности фантастических видов перелетов в космосе — и с упоминанием «Ковчега 47 Либра», я решился сразу же на ее прочтение. Ведь, не знаю, вся эта тема ковчегов или экзотических транспортировок, эти размышления и мирные, интеллигентные дискуссии двух ученых мужей на эту тему (забавно, что пишущий фантастический роман автор оказался в подобной «сходке» в роли скептика), подтолкнули мое нутро к ностальгии. Ностальгии по той фантастике, научной, конечно, родом из середины двадцатого века и чуть позднее. Которая писалась, в основном, учеными, но самое главное в абсолютном большинстве с искренней верой в светлое далеко, в скорую колонизацию космоса, встречи с иными расами, во взросление Человека... Азимов, Кларк, Саймак, Урсула, позже Брин. Имен их много и всех не счесть. Точнее, можно, но это лишь буквы, имена. Важны те настроения, те идеи (идеалы), что переполняют их произведения — уверенность (все же не совсем вера) в благое будущее нашего вида в космических просторах. Но потом как-то все развеялась, как-то мир, и литература, в том числе фантастическая, изменилась. Приобрела совершенно другой окрас. Более мрачный и более (остро)социальный, что тоже круто, разумеется, но... А как же те прекрасные книжки и рассказы во истину доброй, гуманитарной фантастики!

И почему-то (перехожу уже, собственно, к роману нашего соотечественника) мне показалось, что хоть достаточно скептик автор, но в его труде есть что-то из той поры. Те элементы, детали, которые фантасты-ученые превращали в свои романы, полные уверенности (веры) в человечество, человечность и прогресс. Не могу сказать, что этого здесь нет. Есть, но лишь от части. Не в той мере, что в том ушедшем, Золотом веке фантастики. И речь даже не о том, что в «Ковчеге...» так и не открыли гиперпространство или любой другой способ сверхсветового путешествия меж звезд. Да ладно уж, не так он и нужен для подлинно гуманистической, светлой и доброй фантастики, которая когда-то была! Например, те же «Песни далекой Земли» упомянутого уже Кларка. Но в виде повести, а не романа! Очень душевное произведение. И можно вспомнить еще много таких романов, рассказов, книг. У Штерна чего-то подобного не вышло. Почему?

Во-первых, персонажи. Как писатель, Борис Евгеньевич все же не самым должным образом отнесся к труду проработки и создания героев. Да, дело ясное, что повествование, растянутое почти на 700 тысячелетий довольно трудно привязывается к конкретным персонажам с точно выверенными характерами. Я имею в виду, конечно, в рамках твердой и сверхтвердой научной фантастики. Но и здесь найдутся примеры, где подобное было сделано и достигнуто. Не буду останавливаться на их демонстрации — спектр произведений что в строго научном, что в совершенно фэнтезийном жанре Фантастики (с большой буквы, как метажанра) столь велик, что смогли добиться всяко разных комбинаций и успехов на различных поприщах. Во-вторых, слишком длинная и довольно скучная, вялая и малоинтересная линия событий на Земле. В самом начале, когда самый старый из Селинов разговаривает со своей молодой версией из прошлого, было действительно интересно. Потом еще пару глав — и совсем слабеет любопытство по поводу событий на Земле. Опять же, здесь определенный провал/недочет не обошелся без первой причины — слабых по содержанию героев. В-третьих, и, наверное, самое главное (и самое объемное). Автор, Борис Е. Штерн, видимо, и впрямь очень классный астрофизик, настоящий специалист в своей области с самым настоящим вагоном и маленькой тележкой знаний, но... Какой же он безнадежный пессимист и слабый в социальном профиле! Какая невера в прогресс, какие глупости, откровенные глупости, по поводу политики и экономики происходящего на Земле, порой смешные случаи отношений между героев и глобальными процессами, эти смешные выпады по поводу «крушения крупных проектов на созданию нового человека» или очередные баллады об ущербности коммунизма (в самой широкой трактовке). И, в конечном счете, спойлер, крах человечества как вида. Не верю я, что ни описанные биологические проблемы, ни имеющиеся сейчас технологические и физические ограничения по космическому транспорту являются вечными и не измененными. Такое чувство, будто мы и впрямь достигли конечного знания, мать ее платоновской Истины! И все константы нам известны, и История закончилась, и Прогресс закончился, и да, в космосе совершенно НИКОГО нет. По классику — «не верю!».

Подытоживая. Перед нами не самая слабая среди моря попаданчества и сталкерщины с метровщиной с литературной точки зрения книга. Притом книга самая что ни на есть научная. Твердая фантастика. И под конец которой, как бы я не ругал Штерна, есть светлая идея. Есть вера в прогресс и то, что глядеть в Космос, идти в него и осваивать его — необходимо и должно. Но мне не хватило таких эмоциональных мотивов, которые были достигнуты в эталонном для меня (для данного жанра) рассказе Роберта Рида «Вторжение малого мира». Оный всем советую. Как и книгу Штерна, конечно. Она заслуживает внимания.

PS. Но постчеловеческая история по дель Рею и Саймаку, что не может не быть приятно.)

«Буддистская и ново-амазонская деконструкции капитализма,

или трое олигархов в дзэн-яхте, не считая заплутавшей экс-блудницы с веревкой смерти» (1)

*(1) — автор рецензии, как всегда, приносит извинения за дальнейшие недофилософские, политотные и совершенно сторонние мыслепотоки с вырвиглазным шрифтом, а также за перегруженное заглавие, в котором могла затеряться изящность отсылки на роман Джерома*

Виктор Пелевин, конечно, писатель особенный. Непредсказуемый. Думаю, у каждого читателя с должным опытом и своим кладбищем прочитанных и раскритикованных авторов есть целая плеяда примеров одного из самых печальных исходов в бытии литературы — исписывании. Выхолащивании писательского гения либо капиталистическими волнами тенденций рынка с акульим оскалом, либо идеологическим клишированием, либо скоропостижной деменцией... Да и другими вариантами, остановить которые не всегда под силу тонко чувствующему Автору с большой постмодернистской буквы. Тем более когда сам Автор постмодернист, и тут, как и в случае с поговоркой о любви и ненависти, один шаг с края лезвия самобытности, остроумия, ловкого словца и самостийного, грамотно синкретизированного стиля, в бездну (само)повтора, марширования по колесу сансары с гравировкой тысячеликого Джозефа Кэмпебелла (2), нелепого использования инструментария жанра, из-за коих творческие потуги скатываются в самолюбования своей колкой ироничности и элитарной надменности в расстановке скрытых за семью в степени семь печатями отсылок (3)... Из-за чего форма пожирает содержание, а воскресшая в безумном порыве архаика с незабвенной приставкой «пост-« аннигилирует все достижения как темной, так и светлой сторон западной и мировой культуры (4). В общем, о чем это я талдычу? Пелевин, конечно, молодец, классный владелец посттоталитарного, как бы сказали на Западе, пера, но какой же он неровный автор! Как порой ослабляет хватку... Именно такие путанные, но отчетливые по сути мысли приходят после прочтения «Тайные виды на гору Фудзи».

Казалось бы, для строительства литературной архитектоники в стилистике пелевинщины выбрано все с самым изысканным вкусом сарказма и постиронии. Главный герой — российский олигарх, родом, естественно, из 90-ых. Он жутко богат, но притом столь же одинок и несчастен. Поэтому к нему заявляются из конторы, издали напоминающую «Службу развлечений» из фильма Финчера. Присутствует тут и женский персонаж, практически полная противоположность роковой (нео)нуарной музе. Заплутавшая в извилистых путах да окольницах русского капиталистического начинания (aka стартапа) в размерах всей страны, а то и всего мира. Не совсем плохая, но и не очень хорошая по своей несколько отдающей душком душонке. И целый перечень отсылок к Стругацким, самому писателю, Навальному, 90-ым, современным реалиям и т.д. И все это соседствует с канвой из буддистского опыта, которого лучше всего характеризует второе загалвие к небезызвестной книге из туманных альбионов — «Туда и обратно». А также с изощренной смесью мезоамериканщины с кастанедщиной, мистицизированным феминизмом и щепотки лесбийских экивоков. И коктейль вышел такой себе. Больше пойло, чем приятный, изощренный и даже цепляющий какие-то скрытые фибры души микс-напиток. Но почему? Что не так и где осекся светоч постлитературы Матушки-России?

Мне более всего хочется ответить на собственный же вопрос одним словом — «сырой». Роман «Тайные виды...» просто-напросто недоработанный. Особенно это бросается в глаза по несколько смазанной концовке, которая то ли намекает на обязательное продолжение, то ли говорит, что «в следующий раз постараюсь лучше». Ибо столько сюжетных ходов, которые могли быть должным образом доведены до абсурда, высмеяны и некоторым образом решены, а в итоге остались без должного внимания. К сожалению, это так (для меня); олигархическое недопросветление и метаморфозы уставшей от самой себя сорокалетки лишь порой забавны, а в остальном лишь читабельны. Черт, да сколь даже вполовину изощренности Пелевина можно было б выставить нелепость буддистского аттракциона и феминистического оккультного просветления! Кстати сказать, связаны они тоже далеко не всегда должным образом. Например, я до сих пор не уловил, насколько в постпросветленческом экзистенциальном кризисе Федора виновата Танина петля смерти. Столкновение этих двух мировоззрений, которое я ожидал, произошло также посредственно. Даже самый напрашивавшийся стеб между олигархическим и буддистским вышел не на уровне настоящего Пелевина. Плюс лично я не увидел кульминации, наивысшей точки повествования, а если она и была, то разрешения сего конфликта, напряжения, вышло никакущим. И просившегося торжества любви — ну, лично для меня, повторяюсь, не произошло. Сумбур, короче говоря, который не превратился в нашу любимую фантасмагорическую сатиру положений, современности, бренности взглядов на бытия и самого бытия, а также нашей экзистенции. Все то, что удалось на славу, высшем уровне в «Лампе Мафусаила, или Крайней битве масонов с чекистами», тут нет и в помине, к моему глубочайшему разочарованию. Сухая поделка на прежнее достижение... Кстати, и впрямь очень похожее. Серьезно, не замечаете тут множественной схожести? И в «Лампе...», и в «Тайных видах...» поднимаются темы/проблематики феминизма, современной России и свойственного ей капитализма, столкновения разных вариантов космологий и мироуйстройств, по большей части нелинейное повествование со сменой фокалов в каждой последующей части романа. Все это не просто поднимается в более ранней книге Пелевина, но и отлично используется, обыгрывается, объясняется, разрешается и сочетается со всем остальным. Ничего подобного нет в «Тайных видах...». Отсылки в лоб, без всякой возможности читательской игры, и лишь минимум интересных монологов/диалогов о строении реальности и жизни. И то больше запомнились такие потуги из второй части, представленной записями главного героя. Были забавные и интересные моменты, особенно о Будде как главном наркоторговце человечества. А вот диалог олигархов в последнем (или предпоследнем) романном блоке о культуре России выглядит до крайности путанным, нелепым и бессмысленным. О качественных деконструкциях жанров и реальности я промолчу. Зато есть отсылки на себя любимого, хех. К примеру, разговор Клэр с Таней о понимании Вселенной как симуляции, которая есть только в одном месте (вагине). Сразу же понятно, что отсылают нас прямо к Чапаеву с Петькой о Вселенной в голове. А рассказ игуаны Тане, который происходил в трансе, напоминает живописание трактовки мира как тюрьмы из «Ампира В». Вот такие дела...

Сказать под конец особо нечего. Вроде бы оно и к лучшему. Я не потешу вас размышлениями об угрозах постмодерна и мутациях современного (пост)капитализма, хотя понабрался для этого новым бредом/качественным контентом. Так что оставим это для следующего раза и более удачной книги. Не знаю, будет ли она за авторством Пелевина... Очень надеюсь, Виктор, в тот следующей раз вы таки поднатужитесь, а ваш читатель, к примеру, я, снова будет умилен приятным шармом и тонким стебом с элементом авторского откровения «Лампы Мафусаила...»... А пока вернемся с вами в мир зверств неоимпериализма, смердения и пустозвонства склок новых левых и торжества техно-реакции, а также торжественного шествия массовой культуры и слишком слабого эха чересчур далеких революций.

(2) — имеется в виду воспетый самим оксимыроном труд по сравнительной мифологии «Тысячеликий герой», отдающий культовостью и вездесущностью до сих пор.

(3) — пример подобного скатывания в бездну — сам пример построения фразы о скатывании в бездну.

(4) — отсылка на мою же рецензию о другом произведении Виктора Пелевина — «SNUFF».

«Третья волна»: фантастика о прекрасном далеком или скоро наступающее завтра?

*Итак, вновь хочу вести разговор с долей политоты, истории и философии. Притом по поводу не фантастического или хотя бы художественного произведения, а о публицистическом талмуде с экономическим уклоном. Но не пугайтесь, прошу. Постараюсь в этот раз не грешить многословием и стараться быть в рамках допустимых объемов*

Информационное или постиндуристальное общество, общество знания — понятия, которые в последнее время частенько режут слух гражданам и гражданкам. А что эти определения собой представляют, не являются ли они симулякрами — «теоретическими пустышками», которые стараются самовоплотиться в реальности? Есть ли они в природе социума, в наши дни, сегодня, либо же это неумелый популизм и никудышное умничанье политиков и теоретиков в экстазе самолюбования? Профанация, фальсификация или истина? Попробуем разобраться на примере краткой (по возможности) рецензии на знаковый и уже классический труд американского социолога Элвина Тоффлера «Третья волна».

Итак, история, как известно, есть совокупность событий в ходе развития человечества. Государств в частности. Но если бы история была лишь перечислением, набором и описанием ряда дат и происходившего там бедлама, то никакой наукой та не стала. История — это не только хроника. Это поиск и выявление законов (если хотите, смыслов) и классификация элементов и систематизация периодов истории. Не совокупность годов, известных персонажей и сражений, а исследование взаимодействия их всех, поиск причин и следствий, которые укладываются в некое развитие. Притом будущее этого развития может быть спрогнозировано.

Есть разные взгляды на периодизацию истории, соответственно, и на законы, историей управляющие. Самый известный из них, разумеется, марксизм. Всем известная схема «первобытный коммунизм — рабовладение — феодализм — капитализм — (социализм) — коммунизм» с многочисленными оговорками у современных наследников Маркса, особенно по поводу азиатского способа производства и статуса Советского Союза. Но, как известно, из-за политических перипетий последнего полувека, а также некоторых чисто теоретических трудностей, подход данный, конечно, не идеален. Но более не идеален подход цивилизационный — рассмотрение истории человеческих обществ как совершенно не схожих друг с другом общностей (цивилизаций), у которых из схожего и общего можно выявить только рождение и смерть. Поэтому существует третий подход, который объединяет два этих взгляда в один. Но сейчас будем говорить не о нем, а о градации исторического развития по технологическим революциям. Подход, одним из авторов которого как раз и приходится Элвин Тоффлер.

В чем подход Тоффлера и схожих с ним мыслителей постиндустриального общества заключается? В отличие от Карла Маркса, который проводит периодизацию по характеру средств производств (и их принадлежности), выделению господствующего класса и класса подчиняющегося (производящего) и системы взаимодействия между ними, автор проводит границы по датам технологических революций. То есть знаковых для прогресса (в сфере знаний) событий, которые влекут к серьезным изменениям на практике. На схеме это выглядит примерно так. Неолитическая революция породила аграрное общество, Промышленная революция — индустриальное, а текущая концентрация на наукоемких производствах и сетевых технологиях (изобретение компьютеров) — постиндустриальное. Что имеется в виду? По Тоффлеру, рабовладельческие империи и феодальные королевства в разной степени представляют собой один тип общества, который строится на немассовом производстве, ограниченных (незначительных) рынках и, конечно, натуральном хозяйстве с использованием полностью подневольного (или лишь частично) людей. А социалистические и капиталистические государства 20 века представляли собой, с известными идеологическими и бытовыми различиями, также один тип общества. Он же основывался массовом производстве, централизации власти, производств и людей, механизации и унификации (всего). В итоге, обобщая, Элвин Тоффлер предлагает в своей периодизации отойти от детализации Маркса в связи с классовой борьбой только к средствам производства, действующим в экономике общества. Поэтому феодализм сплетается с рабовладельческим строем (из-за земли), а социализм с капитализмом (из-за крупного машинного производства), и появляется совершенно иной взгляд на конечный итог этого волнового развития человеческих цивилизаций.

И, казалось бы, взгляд и интересный, и точно не безосновательный. А если брать описания Третей волны (постиндустриального общества; Первая волна, соответственно, аграрное общество, а Вторая — индустриальное), так и сбывающийся в реальности. Он не сильно противоречит, как выражается наш постмарксистский историк Александр Тарасов, «вульгарному марксизму» (описанной выше схемы), а лишь лучше обобщает его и исторический материал вообще. В конце концов, Элвин Тоффлер и не голословен — вся книга пропитана многочисленными сносками на различную научную литературу (хотя по количеству их «Капитал» Маркса он, конечно, не переплюнет). Но давайте внимательнее взглянем на будущее, которое рисует исследователь. В общем порыве с социалистами-утопистами позапрошлого века и иными пророками светлых ликов желанного общества вседостатка, по его мнению будущее приближается следующее. Полнейшая автоматизация производства (с влиянием биотехнологий и космической промышленности); децентрализация всех сфер жизни, а именно средств массовой информации (доминирование локальных каналов, фм-волн и т.д.), производства (раскол предприятий и деловых организаций на множество самостоятельных и взаимосвязанных ячеек), общественных институтов (разделение общества на малые товарищества и субкультуры); замещение сложными глобальными системами (в том числе транснациональными корпорациями) государств и постепенное исчезание института государства; развитое самоуправление и переплетание сети вертикали власти с этими самоуправлениями («полупрямая демократия»); создание априори не одинокого общества с повышенным творческим задействованием. Цивилизации, ориентированной на самодостаточного человека, природу и ограниченность «вредных» ресурсов. Примерно так в общих чертах. Притом Тоффлер замечает, что мир в год издания книги — 1980 год — уже активно подвергался наступлению Третьей волны. Но вот почти как полвека прошло, а пророчества не сбываются. А если и исполняются, то не в той характеристике, который давал писатель. Производства если и подвергаются децентрализации, то не все поголовно. Работа на дому связано лишь со сферой услуг и некоторой интеллектуальной областью, но это до сих пор не повсеместное явление. Система мира до сих пор вертится вокруг массового производства, до сих пор основанного на разделении труда, только теперь на полностью общемировых условиях. Транснациональные корпорации наступают на интересы государств, да, и старается их замещать — но это относится к государствам Третьего мира. В мире же Первом действует старая марксистская аксиома «государство — аппарат правящего класса (инструмент угнетения)», только раньше это были просто крупные компании, а теперь компании иного, глобального сорта. А нефть как была смазочной субстанцией политических процессов на Земле, так и остается ею наравне с кровью. Даже в ситуации скорого ее исчерпания. Так почему же так туго рождается новая цивилизация? Почему отголоски Второй волны остаются общемировыми константами?

Мне кажется, что ответ в том, что хоть Элвин Тоффлер крайне эрудирован, он в приводимых им же фактах и цитатах не всегда видит вытекающие следствия. Трактует их не совсем верно. Особенно в плане Маркса и его концепции он особенно несправедлив. Ну не утверждал отец марксизма, что революции есть абсолютнейший двигатель истории. Ведь только один раз за всю историю только один класс смог революцией взять власть в свои руки. Это был класс буржуазии, который действительно сдвинул мир из состояния феодализма в состояние капитализма. Рабы ведь не стали феодалами с помощью революций или чего-либо другого. Скорее уж рабовладельцы стали ими, но без всяких революций. Тем более марксисты не утверждают, что есть только прогрессивные революции. Бывают и реакционные явления — контрреволюции. Поэтому неудивительно, что далее Тоффлер также просто смешивает социалистический мир с капиталистическим. Здесь и кроется корень его ошибки. Нет, эти системы действительно похожи, до жути, но в них есть коренная разница, которую Тоффлер не упоминает. Капитализм существует для получения прибыли, а Второй мир, социалистический, для чего угодно, но только не для этого. Капиталист заводом владеет и получает барыш, а в СССР, к примеру, номенклатура не могла владеть средствами производства. И получать с них прибыль. Возможно, одновременная трансформация обеих систем и могла породить то, о чем говорит американский социолог, но совершилось невозможное. «Черный лебедь». Крах Второго мира, развал Союза и победа мира Первого, полное закабаление Третьих стран. Реакционные силы западной Второй волны аккурат включили зачатки Третьей в свою структуру, но остановили их рост, лучше черпая ресурсы из Азии и Африки с прочими.

Во всяком, именно в этом мне видится проблема концепции Третьей волны. Только в конкурентной борьбе двух индустриальных систем, направленных на диаметрально противоположные цели, могло зародиться нечто новое и прогрессивное. Тезис, антитезис, синтез — разве нет? Я не сомневаюсь, что именно в словах «децентрализация», «самоуправление», «демассификация», «денационализация» (в плане уничтожения государства), «гуманизация», «де(нео)колонизация» заложен ключ к будущему. Но ведь прежде всего декапитализация позволит этот ключ найти и провернуть! Очень странно, что Тоффлер спокойно сочетает в своей теории взгляд на будущий мир, в котором существуют малые самодостаточные общины и большие транснациональные сети. Даже в федеративном виде компании будут хотеть получать прибыль, а получается она всегда с помощью методов стандартного капитализма Второй волны. В рамках массового общества. Ведь капитализм, мы видим с вами, все чаяния прогнозистов, видящих мир как Тоффлер, убивает и извращает. Сетизация и информатизация планеты привела кое-где к электронному тоталитаризму и укреплению средств массовой информации. Последние имеют сегодня даже более сильное влияние, чем в 80-ых годах. Транснациональные корпорации стараются идти на социальные издержки, но только в странах Первого мира. В мире Третьем с помощью войск национальных государств они уничтожают местное население и захватывают углеводороды. Инновационные технологии уходят в сферу массового производства, а электротехника, вообще-то, мало экологичная вещь в создании и сборке, как ни крути. А социальные государства Первого мира, которые вроде бы перешли к низовой демократии и удовлетворению прав меньшинств, сводят все к популизму, отводу внимания от глобальных проблем (классовой борьбы в том числе) и постепенному низведению социальных уступок. Ведь они — следствие борьбы со странами Второго мира, которых больше нет...

Так что вывод прост. Действительно, Элвин Тоффлер мужик крайне здравый, умный и в чем-то дальновидный. Мысль о дальнейшем развитии экономики как возвращения к «производителю для себя», теория о двух секторах экономики (рынке и того самого производителя для себя), взгляд на должное будущее — все это хорошо и обоснованно. Но капитализм никакой Третьей волны не хочет. Он превращает всех ее провозвестников в свои уродливые черты. Информационное общество не смогло победить одиночество, а лишь его усиливает. Здесь мне вспоминаются последние работы новых, современных левых мыслителей, которые тоже видят в обществе автоматизации и класса креативщиков-интеллигенции задел для мира более справедливого. Но суть в том, что разговоры о том, будто бы этот мир уже существует — наглый популизм. Япония, Германия и США — не постиндустриальные общества. Это государства, которые зиждутся на производствах и природных ресурсах Третьего мира. Не инновационная экономика, а промышленность Китая поддерживает Европу и Америку в их деле деиндустриализации. А именно в этой сфере по ним и можно нанести удар, который проложит путь к декапитализации и Третьей волне, которую воспевает Элвин Тоффлер.

Только так. Но книгу читаем обязательно, а напоследок приведу цитату из нее же:

«Еще раз хотелось бы отметить, что восхвалять прежде существовавшую экономическую систему было бы ошибкой. Достаточно спорным остается вопрос, хуже ли стало положение народов непромышленных регионов мира, если проводить параллель между сегодняшним днем и тем, что было три столетия назад. Если рассматривать такие факторы, как продолжительность жизни, потребление продовольствия, детская смертность, грамотность, равно как и чувство человеческого достоинства, то сотни миллионов людей сегодня от Сахары до Центральной Америки живут в ужасающей нищете. И все же, стремясь вынести приговор настоящему, не следует придумывать им фальсифицированное, идеализированное прошлое. Дорога в будущее не предусматривает возврата вспять, к еще более жалкому прошлому.»

«Сакрально-утопический союз биологии и буддизма

или почему писать антиутопии дело благодарное»

Что будет, если я скажу «Олдос Хаксли»? Примерно тоже самое, если начну произносить «О дивный...». Да-да, мы друг друга поняли. Британского прозаика прошлого века славят за антиутопию «О дивный новый мир», обзывая ее «гениальной», «реалистичной», «пророческой» и проч. И я полностью согласен со всеми этими дифирамбами и хвалебными песнями! С каждым положительным эпитетом, ведь фантастический роман вышел ужасающе правдивым. Тонким и глубоким настолько, что его текстуальные щупальца опутывают все больше и больше явлений в нашем мире вещей. Недалеки те прекрасные уже настоящие деньки, когда реалии потребительской утопии станут обыденным бытом. Быть может, до этого не дойдет или получится в итоге изменить, но значения не имеет. Книга уже классика, даже не культовый феномен. Лично для меня уровнем выше «1984» и на одном месте с «451 градус по Фаренгейту». А как же так случилось? Кроме поразительной прорицательной стороны работы Хаксли, «О дивный новый» мир еще и пугающе притягателен своим миром бесплатных и доступных удовольствий. И, взглянув на рецензии и отзывы на том же фантлабе, можно с определенным негодованием заметить, что для многих это и не антиутопия. Вполне себе великолепная идиллия воплощенных грез серой жизни. Ультима туле масс и их культуры. И, казалось бы, в своем позднем романе, зарекомендованном как утопия, автор хочет представить нечто совершенно иное и противоположное «О дивному новому миру». Свой Город Солнца, где есть настоящие райские кущи и счастливая, справедливая жизнь... Но так ли это?

Если предвосхитить мои дальнейшие рассуждения по роману Хаксли «Остров», то выйдет примерно следующий тезис: «Остров» — это как «О дивный новый мир», только на одиноком острове в океане с индусами, буддизмом и западным рационализмом». И давайте попробуем вместе доказать этот тезис, что эти два романа суть одного и того же и не противоположны друг другу. Но будем исходить из антитезы: «Остров» — не «О дивный новый мир»; это противоположные по прописанному миру книги». Итак, давайте сравним некоторые детали описываемых (анти)утопий. Если части целых различны, то и эти целые — разные вещи. Пропагандируемый безопасный свободный секс и употребление наркотиков? Есть. Негативно-нейтральное отношение к религии и искусству, которые-таки в описываемых обществах отсутствует? Есть. Культ специализации человека? Да, есть, пусть в обозначенной антиутопии он доведен до официальной кастовой системы, а в мире «Острова» все не так четко (цитата: «...Определяем, кем и чем является тот или иной ребенок с точки зрения анатомии, биохимии и психологии. Что главенствует в его органической иерархии: пищеварительный тракт, мускулы или нервная система?..» — и далее находим и читаем). Существует ли в данных мирах евгеника? В «О дивном...» она доведена до своей закономерной квинтэссенции с кастовой градацией общества, где заранее выращиваются необходимые обществу немногочисленные интеллектуалы и доминирующие по численности низшие касты. В «Острове» данная отрасль только получила свое развитие; материалы гениев или «гениев» сохраняется и скрещивается искусственно с себе подобными для выведения примерных и тонко чувствующих граждан. Классическая модель семьи уничтожена? Так что. В обеих книгах. Даже главные герои книг являются одним типом персонажей — робинзонствующий чужак в стране чужой (тут, конечно, различия существеннее, но главное вы уловили). Как минимум четыре совпадения. Как максимум — больше, но предоставляю эту возможность для анализа вам.

Но это было, конечно, посредственное сравнение. Отдельные мазки пейзажей, определенные элементы антуражей. Для сравнение двух этих вещей, точнее миров в них, которых автор кличет как «контра» и «про», «анти» и «не-анти», прибегнем к более детальному взгляду на их сущности. Ведь коль сущности двух объектов есть одно и тоже, да и внешне они имеют похожие родимые пятна, стоит задуматься об нерациональности применения к ним мерил разных жанров. Какое общество описывает «О дивный новый мир»? Социум, доведенный до крайней степени механизации, распределения, систематизации и рационализации. Т.е. до абсурда. До фактической кастрации всего, что мы называем возвышенным и человеческим. До полной деиндувиализации. Идеал самых сумасбродных технократов и крайне мечтательных капиталистов. Экономическая модель, в которой наконец животное (что равно «человеческому») поставлено под контроль индустрии, а все естественное — искусственным. И только лишь в плане распространенности, вездесущности и незыблемости осталось естественным. Столь сюрреастичный (пост)капитализм, что он наконец способен не только производить все блага, но и своих производителей, и потребителей, и даже управителей. Религия и искусство, а в некотором плане и наука, под запретом. Очаги старого мира остались в виде изолированных резерваций. А что отвечает на такую антиутопичность утопический «Остров»? Изолированная от «старого» мира маленькая «Атлантида» (в плане рисуемого «великолепия», а также его недолговечности). Фактический запрет на религию, а в некоторой степени и на науку с искусством. Искусство здесь просто не ценится, ибо есть иные возможности познания себя, заключающиеся в выражении самого себя через самого себя (медитации с психовоздействующими веществами). Науке обучают, наукой пользуются, но в меру и не всей. А лишь той, что надо и считается здешними мудрецами-пророками полезной. Биологией и частично психологией, то бишь. Описываются начальные этапы разложения общества на невзаимодействующие касты; детей уже распределяют по их способностям, которые, как считается, генетически застолблены за каждым. А также начинают потихоньку разводить тех, которые будут лучше, по мнению здешних управленцев, опять же, искусственным путем. Казалось бы, здесь есть, кроме экологической составляющей, более существенное отличие с «О дивным...»: наличие некоторой общей духовности. Все-таки жители острова критикуют миры восточные коллективистские и миры западные индивидуалистические, где в одних правят навязываемые через кнут-да-голод идеократии, а в других зомбоящики, диктат рекламы и христианство. А предлагают взамен одну из вариаций буддизма, которая в связке с базисом психологии и психотропными веществами дает великолепную возможность для самопознание. Самопознание, которое, по сути, никак выразить нельзя. В смысле описать-то его можно, но вдохновляться им на великие свершение — не имеет значения, какие — нельзя. Просто лицезрей Пустоту и Бренность Бытия. И подобное превозношение Ничто — путь-дорожка к деиндувиализации. А еще как самая лучшая правильная (не)идеология тантрические островитянские умники не отвечают на животрепещущие для всех людей вопросы — есть Бог, нет. Неважно! Не задумывайся! Серьезно, свобода выбрать, у тебя, конечно, есть, но лучше пойди потрахайся или чего другое полезное поделай.

Не переживайте. Я понимаю, что я вас мало убедил в истинности равенства олдосовских утопий-антиутопий, «Острова» и «О дивного нового мира». Все-так утопический по мнению автора же роман построен таким образом, что модель островитян кажется самым лучшим из всех остальных путей для человечества. Ведь давайте посмотрим на описание прочих возможностей в произведении. Окружающий мир по мнению идеологов тамошнего рая — собрание шизофреников и ненормальных людей. Убийц да насильников. Фанатиков тоталитарных политических идей и шовинистических религий. И в этой геенне огненной нет никакого просвета, кроме острова. Острова, где идеологий и религий нет (ага, нет лишь во множественном числе, ибо иные взгляды на остров не допускаются, а свой так или иначе навязывается жителям), как и искусства. Зато есть — дозволенная степень механизации (дозволенная лишь в плане экологии, что безусловно хорошо; а вот холодная систематизация и бесчувственная стратификация в социальной жизни — такое себе), возможность закидываться наркотой и совокупляться без остановки, а в перерывах всегда возможно заняться рациональной буддо-тантро-духовностью (которая есть лишь пульсирующая пустота, которая пытается своим галлюциногенным рацио заменить нечто иное). А что же иное? Любовь, мечты, ненависть, гнев, страдания, жажду созидать, страсть разрушать, страсть как таковую. Это пытаются выкорчевать, точнее, уже выкорчевали из людей «Острова». «Острова», чья утопия в итоге пала от рук капиталистической западной химеры и деспотического восточного меча, страстных людей, пусть и фанатиков.

Что имеем в итоге? Понятия не имею, доказал ли я вам равнозначность утопии и антиутопии Хаксли. Быть может, да, может быть, нет. Для меня это все же очевидный факт. Безусловно, прекрасный, талантливый и классический британский писатель мечтает о следующем мирке. Вселенной лишенных эмоций, чувств и страстей людей, подчиняющихся лишь эволюционному рацио. Прагматики, не лишенные удовольствий, но лишенные высоты. Автор мечтает об обществе контроля гораздо более скрытого и ненавязчивого, нежели чем у Оруэлла в расцитированном до дыр «1984». Именно в холодной кукле, которую как фен для волос воспроизводят на заводском конвейере, Олдос Хаксли видит идеал человека. И это далеко не мой идеал — человек Возрождения, энциклопедист-логик, развитый во всех направлениях и тонко чувствующий. Я же хоть и согласен, что все нуждается в нашем мире в глобальном пересмотре и переделе, в ограничении религий, фанатизма идеологий, в реформах института семьи (но не до полного же уничтожения), но не до такой степени. Я под человеком понимаю существо, полное противоположностей. А таково оно не из-за холодности своей, а как раз наоборот горячести. Я согласен с посылом рассуждения в романе, что нет разницы, есть Бог, или нет, религиозный опыт (от наркоты) от этого не потеряет своей красоты. Мне кажется, что коль мы и любим полезную, разумеется, рациональность в виде науки, она не должна исключать иррациональное из нашей жизни. Конечно, любовь — это набор химических формул. Конечно, душа (сознание) — крайне связано с мозгом, и, скорее всего, есть его продукт. Конечно, наши возможности определяются нашими генами. Но что мешает нам при этом возвышенно и жертвенно любить? Превозносить ее и одухотворять? Что мешает нам извечно философствовать на тему природы сознания и жизни после смерти? Что мешает нам становиться кем мы пожелаем, стараться овладеть какой угодно профессией и родом занятий? Как сказал однажды один тренер, «мастерами спорта и чемпионами становятся не те дети, которые были изначально одарены подобающими навыками, а те, кто были ими обделены». Человек не ограничен природой. Глупости. Он ограничен собой и общественной догматикой. Гены нас определяют, но какой бесконечно большой выбор они дают! Любовь лишь химические элементы, но какой неописуемо прекрасной и непередаваемо сверхреалистичной она может быть. Да, возможно, Мира Идей Платона нет. Возможно, правит всем бесчеловечная неодушевленная материя. Да, но она породила нас, существ, способных одухотворять любой феномен. Мы способны приносить в бессмыленность смысл, и разве это плохо? И разве от этого стоит избавиться? Не потеряем ли мы в погоне за благом ту сущностную бездну, которая способна будет эти блага оценить?

*...Учтя ошибки анти-рецензии на «Фоллера», продолжаю по злому року критиковать и поносить на чем свет стоял труды неизвестных пиитов...*

Последние полгода из-за личного интереса и образовательной необходимости жизнь моя проходит в революциях. О нет, не переживайте — я просто изучаю статьи, фолианты, монографии, публицистику и художественную литературу, связанную с Великой Русской революцией. Если кто не знает, это период с Февраля по Октябрь, а иногда в этот термин включают и Гражданскую войну, которая есть не просто логичное следствие революционных политических процессов, но и не отторгаемая часть Революции. Ибо, скажите мне, чем гражданская война отличается существенно от революции? Так вот, хоть мне и крайне любопытна и интересна эта тематика и исторический период, чувствую, что если продолжу чтение о нем, то элементарно к нему охладею. Поэтому решил, что вот, крайнее произведение о том, как русские умеючи разваливают империю, перед завтрашним летом — и все, беру отпуск от всех этих ваших большевиков да белых офицеров. И черт меня дери, что перед долгожданной паузой я соизволил прочесть именно роман Кена Калфуса «Наркомат Просветления».

Кто вообще такой этот Калфус, спросите вы? Да я сам о нем ни слуху, ни духу был. Даже не помню, как именно обратил внимание на эту его конкретную книгу. Видимо, как-то пробегал по фантлабу в поисках революционной фантастики — и вот. Кен — американский журналист и писатель, который успел побывать в разных уголках земного шара. В том числе в нашей холодной Москве. У него даже целый сборник рассказов о России есть, художественных, конечно: «PU-239 and Other Russian Fantasies». По одной из этих историй всеми любимый за «Игру престолов», а мной за «Мир Дикого Запада» HBO даже снял одноименный фильм. О работнике из экс-секретного научного городка в России, который облучился на нашей дряхлой АЭС, из-за чего на него ополчились местные вертухаи-менеджеры, а потом он же рванул в столицу к местному гангстеру (гангстеры в России...), чтобы подсобрать деньжат за продажу энного количества «экспроприированного» военного плутония... Но мы ведь тут собрались именно из-за «Наркомата...», не так ли?

Больше всего претензий должно быть у меня к себе самому — тут сработал эффект обманутых завышенных ожиданий. Правда, я из-за аннотации, а частично и жанрового классификатора думал, что буду читать примерно следующую «историческую фантазию»... Сатирический памфлет, полный гротескностей в виде оживших Толстого и Ленина, которые сквозь объектив кинокамеры и трансгуманистическое бальзамирование преображают мир под свои фантазии. При том же ожидал чего-то доходящего то откровенного сюра. Мне представлялось именно так, во всяком: очень яркая, очень гипертрофированная там где надо, сатира на наших утопистов-теоретиков и практиков. И в принципе о Революции с уместной для подобного жанра высоты достоверности. На самом же деле оказалась эта книжка вполне себе реализмом с претензией на историческую правду и очень, очень, крайне минимальным полу-недо-фантастическим допущением, которые в синтезе дают пустоту. И вышел в итоге нефантастический не-реализм, бессмысленный в виду отсутствия каких-то авторских идей для размышления читателю в сюжете книги, с отсутствием главных героев как таковых — то есть базиса для сопереживания, а также всяческими изъянами иного толка.

Насчет не-фантастичности, думаю, я успел втолковать — ибо это элементарно не фантастика. Любого толка. Ну и бог с этим. Теперь про реалистичность, то бишь историчность. В чем заключается «историческая фантазия» Калфуса? Я так до конца и не понял. Мы еще чуть позже к этому вернемся, но вне этой фантазии историей и не пахнет. Клишированные кроваво-ужасные чекисты, всех изничтожающие, какой-то Сталин, которому я, вторя Станиславскому, кричу «не верю!», до фальсифицированности вычурные агиткиноролики, бредовый инцидент в церкви с вскрытием мощей местечкового святого, съемки одного из пропагандистских фильмов, в который добавили реалистичности с помощью расстрела массовки! Были и другие моменты, но теперь о героях. Тут крайне сложно вычленить главных персонажей. Первая часть книги, посвященная 1910 году и смерти графа Толстого, знакомят нас с тремя попутчиками по ж/д-купе — британским журналистом, русским молодым кинооператором и эктравагантно-гениальным профессором-анатомом. И думаю не мне одному показалось, что раз они являются действующими лицами в первой половине романа, то данная троица и есть главные герои. Не тут-то было. Профессор оказывается второстепенным, хоть и крайне важным для «исторической фантазии» далее, персонажем, всплывающим вновь лишь под конец второй половины текста. Британский журналист — возведенное в абсолют нарушение канонов «чеховского ружья». Ибо зачем ему была отведена одна из основных ролей в первой части книги, зачем он и его бизнес-план по брендизации личности великого не-насильника необходимы — совершенно не ясно в финале, после прочтения всего романа целиком. Вроде бы как тот самый юнец-адепт нового искусства, в итоге ставший красным комиссаром, является главным героем с наиболее широкой по наличию в сюжете аркой развития, да вот тоже не до конца с ним клеится. Грибшин частенько выпадает из повествования, давая место для замысловатых крючковатых видений автора, Калфуса. И что еще важнее, читая страницу за страницей крайне внимательно и дотошно (тут мой поклон писателю и переводчику — оба человека отлично владеют языком; строй повествования и буквенный ряд цепляют и не дают оторваться от чтения), до меня не сразу дошло, что появившийся нежданно-негаданно комиссар Астапов и есть Грибшин. На это указали лишь воспоминания из прошлого большевика-пропагандиста, которые совпали с пареньком-ассистентом французского оператора. Возвращаясь в рассуждения о том, кто же главный герой, хочется добавить, что столь же часто, вместе с мысленными потугами Кена, материализуется товарищ Кобо — не карикатурный тупой горец с злобой на весь мир, но все равно далекий от правдивости. Но к его образу все равно претензии минимальны, да и показывается он половину своих «пришествий» в повествование с позиции Астапова-Грибшина. А последний несколько повернут на будущем властителе и основателе Красной Империи. Но даже если Астапов и есть основной действующий персонаж книги, то сопереживать ему не хочется — и не от того, что плохой, а потому что все же никакой. Скажем так — бывало и хуже, так что он между никаким и плохим фанатиком.

Вот-вот, совсем немного, продолжая размышлять о выделении главных персонажей «Наркомат Просветления», и мы подходим к «исторической фантазии» и смысловой нагрузке произведения. Не знаю, насколько сильно я вас убедил, но приму как факт, что вы мне все же поверили — у Калфуса в этом романе трудно с созданием должных главных героев и единой сюжетной колеи, по которой бы те перемещались и развивались, а мы бы уже решали — кто антигерой, протагонист и антагонист и кому из них сопереживать. И принимая в расчет эту плохо связанную между собой биполярность романа (половина 1910 и половина пост-1910), приходим к тому, что кандидаты на роль главных героев все же Астапов-Грибшин и Сталин. И забудьте о них, ведь главный герой, смысл всех смыслов и действующая сила всей книги — это бальзамирование. Увы, и ах, и ах-ах-ах, но это так. Впрочем, как и «историческая фантазия», фантазийность которой заключается в наличие во вселенной Кена Калфуса эффективной технологии практически идеальной мумификации тела, создание этой технологии тем самым профессором-анатомом, применение технологии на графе Толстом, а после на Ильиче. Вот и все. А все персонажи книги, которые все еще сохранили присягу принципам чеховского ружья, функциональные дополнения к развитию этой технологии. Еще нельзя обвести стороной и Кино с большой буквы как одного из ведущих персоналиев нарратива. Хотя, если вглядеться, то и кино — лишь один из вариантов бальзамирования все еще живущих до их перехода в мертвичный мир.

И в итоге вы меня спросите примерно следующее: «так подожди, получается, что весь сыр-бор, все повествование по сути дела — огромный пролог к насильственной мумификации Ильича товарищем Кобой с посредничеством Астапова и профессора?». И я отвечу, ну, а как же иначе, если без этого все лоскутное одеяло текста просто-напросто рассыпается окончательно. Без этой связки получаются сюжетные островки вроде самого крупного — цельной первой половины романа, самой удачной и интересной, но обрывающейся определенным клиффхэнгером; мини-истории из Гражданской войны про показ фильма в деревенском храме; историю изнасилованной комиссаром Астаповым монашки и ее преображения в нечто предельно более пошлое и мерзкое, чем умеренный вариант теории стакана воды; съемки кинца с участием актера, похожего на Сталина и спецэффектом в виде настоящей стрельбы по настоящей массовки; ни к селу ни к городу натужный эпизод бальзамирования еще живого Ленина; где-то за обочиной сюжетного архипелага умозаключение-эпилог. Так что, действительно, Кен написал книженцию про создание усовершенствованной мумии Первого Вождя Пролетариата. Он не писал про Русскую революцию — ни плохую ее интерпретацию, ни хорошую, ни нейтральную, ни достоверную (цэ все же не публицистика) — во всяком случае, у него это не вышло или вышло чересчур поверхностно. Это литературная история изобретения бальзамирования Великих Русских. Ничего более. Спрашивается лишь, зачем нужна к черту эта история? На кой ее надо было выдумывать? Лучше бы я увидел еще более клюквенную сказку про зверски пьяных, обкуренных коноплей и нанюханных кокаином большевиков-матросов, берущих в свои звериные волосатые лапы бедную (право)славную Матушку-Россиюшку. А лучше бы я вообще не тратил драгоценное время на подобную безвкусицу и что еще хуже — бессмыслицу. Хотите иностранщины про наших? Лучше упейтесь чтением Муркока — «Византия сражается». Достоверные и далеко не добрые картины настоящего русского бунта с насилием и кровью невинных и любопытным антигероем, их проходящим. Или, в конце-концов, документалистику по типу Чайны Мьевиля «Октябрь» никто не отменял! Британцы, как показала практика, реалистичнее глядят на наши страдания, нежели чем американские коллеги.

Рецензирующей традиции ради, начну вновь не с мыслей о самом произведении.

Помню, как я, теперь и тогда — захудалый гуманитарий, поступал в свой вуз. Любимый и единственный, разумеется. Новая, студенческая жизнь, новые знакомства, новые друзья и близкие, новые знания, новые любимые преподаватели... Но в первые дни случилась вещь, казалась бы, маленькая и столь незначительная, что и запомнить ее не следовало. Так, короткий незавершенный диалог (точнее, полилог-дискуссия). Но тем не менее в голову врезался надолго. Мы тогда собрались в общежитии у новоявленной одногруппницы небольшой компанией — человек шесть, насколько помнится. Только что образованная команда для местного институтского «Что? Где? Когда?», решившая поупражнять свои извилины и логический аппарат. И так уж вышло, что в перерыве от вопросов, знакомясь друг с другом получше, так сказать, зашли в дебри «полемики» по эволюции. Точнее дарвинистской ее интерпретации. К своему великому удивлению, я обнаружил, что далеко не все люди, поступающие (т.е. и пригодные — вроде бы как) для обучения в высшем учебном заведении (обители и дворце научных знаний — вроде бы как) убеждены в правильности британского бородатого гения. И знаете что еще смешнее? Среди вот этих шести-семи человек за вычетом, собственно, меня и девочки, решившей не вступать в завязавшийся спор (как оказалось, не зря — вряд ли бы астрология и эзотерика могли пойти в словесный бой со мной одним фронтом) я оказался один. А один, как известно, в поле не ахти какой воин. Ладно, пара аргументов в мою защиту была — но суть в том, что именно в мою защиту, а не бедняги Дарвина и его порицаемой профанами и т.п. теории естественного отбора (если обратиться к Дарвину, то тут был половой отбор — миловидная девушка, разумеется, нашего вида, просто обороняла своего потенциального и чуть после, на некоторое время, настоящего парня). И оказался я вокруг аргументов по типу «почему белые в Африке не чернеют» и т.д. А высказать что-то стоящее я смог не вполне должным образом — количество знаний, неразвитое умение дискутировать и «плохой пол» тогда меня затмили.

Но, должен вас заверить, ситуация поменялась. Во многих смыслах. Как мне кажется, знаний в моих нейронных связях поприбавилось, как и умения спорить аргументированно и логично, без софизмов и всяких непристойных вещей для таких случаев. Команды для интеллектуальной игры уже нет, не все остались друзьями, но самые верные, конечно же, в ходе культурно-социального отбора остались рядом. Так это я все к чему? А к тому, что вот, какая ситуация в стране и, исходя из слов самого Докинза, в мире. Мракобесие, Новое Средневековье или просто нео-варварство, шарлатанство, секты, фальш-ученые. И, даже припоминая из учебников истории гонения на генетиков и кибернетиков, так и хочется сказать — в Совдепии такого не было! И, плавно перейдя от демонстрации проблемы вырождения образовательного и научного пластов нашего общества, плюс, соответственно, необходимости усиления пропаганды и популяризации науки, начинаю уже о «Слепом часовщике» Ричарда Докинза.

В общих словах, талмудик современного популяризатора науки, ученого-эволюциониста, создателя нескольких теорий дарвиновского толка, а также в прошлом верующего христианина-креациониста (немножко тавтологии) — это очень понятная, как раз для массового потребителя, интересная, пусть и несколько затянутая, качественная работа об абсолютной правильности и работоспособности сегодняшней синтетической неодарвинистской теории эволюции. Множество примеров, основные позиции и ключевые места эволюционной теории, ряд важных имен (кроме самого Дарвина и Докинза), сделавших многое для ее появления и развития, интересные идеи из эволюционной биологии, аргументы, производимые из креационистских брошюр и, в принципе (насколько я знаю о Докинзе и его остальных работах и высказываниях, это для него непросто), не столь сильное внимание к критике религии — все это, безусловно, достоинства «Слепого часовщика». Да, порой, как я уже сказал, повествование становится слишком затянутым, но в основном это приносится на алтарь понятности. Правда, грань между тем, когда попытка максимально упростить мысль окончательно ее запутывает тонка, Докинз все же ее не переходит (или делает это очень редко). По мне так, он максимально доступно показал правдивость, применимость и как логическую, так и вещественную доказательную базу современной модели эволюции. Накапливающий отбор (с компьютерными моделями Ричарда, где из ничего появляются сложные формы с помощью простых изменений) и возникающие ошибки при копировании генов вкупе со старым-добрым и, самое главное, созидающим естественным отбором — не понимаю, как это может быть до сих пор непонятно некоторым, а что еще более странно, не хочется быть понятым.

Но куда без минусов? Другое дело, что кроме благого дела — пропаганды официальной науки и общей модели синтетической теории эволюции, Докинз не забывает «толкать» и свои собственные причуды. При том же не всегда доказанные и на сто процентов принятые. Пойдем от меньшего зла — геноцентричная теория эволюции («Эгоистичный ген», «Расшифрованный фенотип»). Я лишь планирую прочесть работы автора по данной теории, которая, насколько мне известно, таки являются практически доминирующей на данный момент в научной среде и не обладаю должным набором знаний, чтобы с ней спорить. Я же захудалый гуманитарий, как сказал в самом начале, и не отрицаю это. Но и спорить тоже не хочу, просто пытаюсь донести мысль, что не очень скромно в книге, которая должна популяризировать именно общие взгляды на эволюцию, саму эволюцию (ведь именно таково назначение данного конкретного произведения ученого), преподносить и свои собственные теории. Но и не преступно, конечно. Тем более, что в последних главах он упоминает несколько взглядов антидарвинистского толка и эволюционного, но альтернативного геноцентричному (или уточняющему его и эволюционную теорию в целом). Но все равно это не создает плюрализма теоретического характера, за который Докинз коль взялся, то должен был довести до конца! Например, теория многоуровнего селекционного отбора и в принципе группового отбора не упомянута. Или упомянута в виде межвидового отбора... Да уж, тут гуманитарий ногу сломит, хотя, опять-таки, несмотря на критику, геноцентричный взгляд кажется весьма убедительным (но все еще имеющим альтернативы). Самый главный минус, на мой взгляд — упоминания этой троклятой меметики. Серьезно, Ричард отнекивался после шквала критики на его идею о культурных генах, мол, это просто аллюзия и метафора, а не какая-то новая теория, ан все же... Даже я понимаю, что о культуре нельзя судить по малым ее частям, что человеческий культурный организм не поддается рамкам эволюционных шаблонов. Это все негативные последствия эры привязывания эволюционных стереотипов ко всему. Нет-нет, не забываем — я эволюционист, просто как когда-то в умах властвовали механистические аллюзии, после властвовали биологически-эволюционистские. Теперь психологически-социологические, по идее, должны. Но не суть, самое главное, что Докинз в своих «пояснялках» к мемам часто путается — то эти мемы идеи, то мысли, то непонятно что. Но явно не материалистическое, а значит, вне рамок науки. Да и каким образом происходит репликация и кодирование этих ментальных генов духовного пространства человека? Мда.

Но, не считая этих минусов, малочисленных и субъективных, «Слепой часовщик» — фолиант, стоящий к изучению. Поэтому всем советую, мои научно-фантастические товарищи!

П.С. А вообще рад, что в свое время мои родители породили во мне любовь к чтению — как энциклопедическому, так и художественному. И, следуя заветам растоптанного ламаркизму, я читаю и больше, и, как мне кажется, лучше. И буду передавать это приобретенное качество и далее, своим детям.

Начну с (полу)умной и целиком заезженной мысли о том, что многим спортсменам суждено и очень даже возможно стать чемпионами (в соревнованиях какого-либо уровня), но не всем из них суждено стать тренерами *и политиками, аля депутатами Госдумы, Рады, конгрессменами и т.д., хах*.

Также и с учеными — многим, я уверен, из них должно и очень даже вероятно стать известными специалистами в своей области, открывать что-то настолько новое, что не стыдно дать этому чему-то свое имя. Даже быть интересными и популярными популязаторами *да-да, тавтология намеренная* своей научной дисциплины, умело доносить в простых словах и привлекательных формах сложное для обывателя, подталкивая его к изучению талмудов со сложной терминологией. Но, к счастью или сожалению, далеко не всем их этих ученых мужей (или женщин, разумеется) представляется реальным стать писателями, с приставкой «-фантаст» или и без нее.

Писать интересно и грамотно, оригинально и красиво, свежо и притягательно, создавать литературные шедевры с проработанными и чуть ли не живыми, привлекательными персонажами, умело манипулировать и направлять взор читателя, как иллюзионисты своих зрителей, таким образом, чтобы он поразился некому сюжетному повороту, или должным образом донести до него суть своих переживаний и мыслей, изменить его мировоззрение и заставить задуматься о чем-то важном или не очень... И, в конце концов, сделать прочтение своего произведения для него приятным дано далеко не всем. Ой как далеко не всем. Вспоминая в своей голове писателей-фантастов с учеными степенями, которые были бы действительно замечательными литераторами, на самом деле не так уж и просто. Сразу приходит в голову Айзек Азимов. Кто-кто, а он и вправду умел писать. Артур Кларк, конечно, хотя не совсем уверен, что он именно ученый. Из современных — Грег Иган и Питер Уоттс. Диаметрально противоположные в плане эмоционального окраса своих работ (пессимизм морского биолога Уоттса, какая неонуарность Технологической Сингулярности, и оптимизм по очень далекому постпостчеловечному человеку, который все же остался человеком, математика Игана), схожи они в другом — оба писателя пишут хорошо. Да, не сказать, особенно вспоминая «Ложную слепоту» или не самые удачные мелкие рассказы Грега, что все у них получается замечательно и шедевриально. Во многом оба рассказчика берут именно подачей фантастических допущений и антуражем (хотя и о прописанности персонажей не забывают, слава богу) и популязаторской частью, но и это надо уметь делать! И для этого требуется талант!

А вот говоря, наконец, о романе двух ученых, математика и биолога, Йена Стюарта и Джека Коэна «Колесники» (с «ё»), понимаешь, что этим товарищам лучше оставаться просто учеными и специалистами-помощниками для других фантастов (последний, к примеру, оказывается помог в создании проработанного и реалистичного образа инопланетных видов многим известным сай-файщикам-писателям, в том числе, прошерстив Википедию, узнал о том, что Коэн помог в создании образа рептилоидной расы гуманоидов из трилогии Гаррисона «Эдем» — вещи замечательной, где иной вид, пусть и земной, представлен и максимально инако, нечеловечно, и вместе с тем понимаемым/вполне человеческим). К сожалению данный дуэт не смог создать романа, который: 1) было интересно читать; 2) содержал бы в себе интересных, живых и проработанных героев, за которыми бы хотелось наблюдать, сопереживать и т.д.; 3) оригинально и хорошо подавал бы фантастические допущения, популязаторскую часть... Короче говоря, литературности тут кот наплакал. Читал, пролетая глазами страницу за секунду, не теряя темпа и понимания сюжета. Графомании, лишних сюжетных линий — безбрежный океан. Сколь-нибудь интересных персонажей — кот наплакал. Большинство научно-фантастических идей далеко не новы. Да, юпитерианские пришельцы, их деление на искусственные машины-компьютеры и органическую жизнь — нетривиально. Но за проработанной инопланетной биологией скрываются человеческие заштампованные модели поведения, конфликты, противоречия, даже предметы обихода, что приводит всю эту чарующую инакость к нулю. К сожалению. И плюс сработал, ой как сработал, эффект завышенных ожиданий.

Заканчивая, сформулирую мысль наиболее лаконично и коротко. Ожидал новую «Космическую одиссею 2010», получил... Получил псевдолитературное, неинтересное, слабое чтиво с графоманскими замашками, пусть и интригующей завязкой. Стюарту и Коэну, в общем-то говоря, стоило нанять советника по литературной части. Ибо вышло... То, что вышло, кстати говоря, с не переведенным романом-продолжением, на который я точно время убивать не стану.

*Марафон отзывов о литературе, связанной с Гражданской войной и Русской революцией продолжается*

«И мы родились не в тот век, В холодной державе, не на том полушарии...» (современный классик)

«Если русские что и умеют, так это разваливать империи!» (его антагонист)

Да, вновь не смог не начать или хотя бы не упомянуть моего любимого поэта-исполнителя века 21 в рецензии (первая цитата) *до сих пор не отойду от его недавнего мощного концерта*. Тем более такую строчку, одну из моих любимых и запавших мне в душу и память, плюс изрядно подходящую для того, чтобы поговорить о содержании романа Майлка Муркока «Византия сражается» (которая, наверное, все же «терпит», исходя из споров по поводу перевода в вышедшем издании и собственных мыслей после прочтения).

По традиции, образовавшейся не так давно, начну чуточку издалека, если никто, естественно, не против *да, кстати, об определенном кол-ве политоты должен предупредить вновь*. Читая «Византию...», вспоминал фильм с Райаном Гослингом «Фанатик». Об американском еврее-нацисте. Думаю, кто-нибудь его смотрел. Только вот в отличие от главного (анти)героя произведения Муркока, полковника Пьята, киногерой произведения Генри Бина, Дэнни Балинт, понимает, КТО он на самом деле. И в стремлении уйти от своей сути, балансируя на краю между крайностями, он все-таки делает иной выбор. Опять же в противовес Пятницкому и моему другу, который по взглядам и речам очень близок основному персонажу «The Believer'а». Правда, не знаю, как у него по национальности. По словам, все трое — истинно арийцы-ромляне. Как на деле — бог весть.

А теперь вернемся к нашим баранам. Перед нами первый томик мемуаров неудачного трикстера и авантюриста, считающего себя самым русским и истинноверным христианином правильной ветви учения Христа из когда-либо живших, а также обманутым и оскорбленным злокозненными происками Сионского и Исламского миров, цивилизованным антисемитом и гениальным, не воплотившим свои инновационные идеи в жизнь под своим именем. Или одним из псевдонимов... О, да, этот товарищ *«тамбовский волк тебе товарищ»* еще и патриотичный славянофильский монархист и поклонник черносотенцев. Думаю, у большинства уже сложилось определенное мнение о данном персонаже после этих двух нагроможденных предложений-описаний-перечислений? Ну-с, обрадую — это еще не все. Ненавистник всего семитского и представителей иудаизма по вере и крови, Максим Артурович, чему *думаю, спойлером не будет — там это чуть ли не с первых страниц* подтверждений на страницах «Византии...» вагон и маленькая тележка, и сам будет из самой библейской национальности. И, на склоне лет, считающий себя не реализованным, да еще обманутым чуть ли не всем скатывающемся в упадок и новую смуту миром, полковник пишет о своей жизни. Оказывается, очень интересной и насыщенной — встретить, даже вести беседы за первые лет двадцать своего субъективного бытия со Сталиным, Махно, Петлюрой и другими известными личностями — не каждый живой, да и выдуманный герой сможет. И за этот короткий срок побывать в Киеве, Одессе, Петербурге и вновь на Украине, пройти через южные и северные богемы революционеров и поэтов, а также их синтеза, среди высших эшелонов украинской суверенной государственности, большевиков, григорьевцев, махновцев и интервентов, перепробовать алкогольные, кокаиновые и сексуальные утехи... В общем, мало кто может таким похвастать.

И за приключениями Максима Пятницкого наблюдать на фоне развивающегося хаоса революционных формационных сдвигов крайне интересно. Его слог *точнее, слог Муркока и переводчика Сорочана* не отталкивает, его запутанные духовно-религиозные selfmade догматы вперемешку с русским шовинизмом и имперскостью заставляют пытаться их распутать и понять, где его правда, а где начавшаяся старческая деменция. Последнее относится и к его *не Муркока* в чем-то диковинной, в чем-то типичной интерпретации и трактовки российской истории (в особенности 1917 года) самого рядового антисоветского великопатриота (которые, как показывает и Пьят, как всегда лишь временами и противоречиво, любят «возродившего великодержаность» Сталина). А так как события эти пропущены через призму его личных убеждений, обид, самообмана, отрицания, кокаинового бреда и обычного маразма преклонных лет, то не стоит забывать *думаю, никто и не забывал*, что Пьят — unreliable narrator, а его мемуары — литературный mockumentary.

По тексту раскидано множество понравившихся тонких и ярких, лаконичных и остроумных изречений. Не все из них я запомнил в точности, но вот некоторые: «с большевиками могло быть покончено, если бы не тот выстрел в Сараево». «Я принял цивилизацию, как дар и никогда не задумывался об этом. Теперь мой нравственный долг — принять варварство. И я не намерен задумываться и об этом». Последняя мысль, произнесенная Ермиловым, григорьевским сотником, в диалоге с Пьятом, в качестве части своих измышлений о скатывании России и всего мира в ходе Великой и Гражданской войн в новое Средневековье, а то и еще ниже, одна из самых интересных и глубоких частей всего романа. Некоторая параллель циклам модернизации-архаизации Ахиезера.

Перед подведением общего итога и прочих мелочей, хочу, вспоминая другой роман о русских и их революциях, но уже писателя русского, кое-что добавить. Как и в случае с «Бесами» Ф.М. Достоевского, где мне более приглянулся незатейливый, но тем и привлекательный Иван Шатов, чем интересный и противоречивый Николай Ставрогин, так и с «Византией сражается». Больше приглянулся и пришелся по нраву мне не эклектичный шовинист и «кайфолов» Пятницкий, а капитан Браун. Британец, которого черт знает каким боком занесло под Киев, к матушке главного героя и к нему самому. Маленький и одинокий на самом деле человек, грустный и уж точно себя не нашедший во время перемен в холодной украинской России.

Завершая, заключаю следующее. «Византия сражается» (ну терпит же, терпит!) — увлекательная, необычная и интересная книга Майкла Муркока, основной части творчества которого я не знал, не читал и вряд ли когда-то специально стану изучать. Прочитал только цикл «На краю времени» (или как-то так) — пришелся по вкусу, но средненько по сравнению с данной работой. Буду и дальше ждать новых приключений по миру зарождающегося фашизма с нацизмом и масштабным антисемитизмом необычного в своей типичности, порой несуразного, а по-моему убеждению посредственного изобретателя Максима Артуровича (который, видимо, пусть и банально, родился не в том веке и не в той стране) в следующих псевдодокументальных биографиях товарища Муркока *а Византия все терпит, терпит и терпит, временами сражаясь...*.

Одни сюжеты уходят, другие приходят.

Что в мире большом, что в литературе, что в любимом нашем литературном гетто — научной фантастике.

Красивые, яркие, красочные и прочие положительно-привлекающие эпитеты, обрисовывающие прекрасно-доброе космическое будущее человечество, где великие державы рука об руку, ну, или не всегда так, осваивают новые копии или почти-копии Земли, где тысячи счастливых переселенцев ищут и находят свою новую лучшую жизнь, где земляне встречают тысячи удивительных, интересных, пусть и не всегда похожих на себя инопланетных разумных видов, вливаются в большую галактическую семью, ушли. Хотя и эти сюжеты в нашем любимо-старом-добром жанре были не вездесущи. Но они действительно ушли. Изменился мир, литература, наше гетто.

Космические гонки в реальном мире надолго закончились. И начались вновь, но не так, как думали остальные. Великие державы заняты внутренними распрями, спорами о демократичности и/или тоталитарности чего-то, спонсированием и борьбой с терроризмом и прочими земными политотными, даже не политическими, игрушками, пока проблемы исчерпания ресурсов, наступления климатических глобальных изменений и перенаселенность с бесконтрольными миграциями становятся все более насущными. И, пусть я еще надеюсь, что былые и чуть поновее космические державы стряхнут пыль и вновь начнут покорять новое, а не перемещаться на старых давно оседланных кобылках типа «Союз» и «Протон», но успехи и реальные достижения Илона Маска говорят мне об обратном. О том, что мир, рисуемый более черными и грязными красками в романе Йена Макдональда «Новая Луна», становится все более и более реальным, чем ранее. И безусловно, среди новых символов и столпов фантастического жанра уже которой волны данная книга по темным краскам заслуживает место рядом с Уоттсом и его «Ложной слепоты».

Анархо-капитализм в своем самом говорящем и истинном виде; грызущие друг другу глотки корпорации-Драконы; абсолютное беззаконие при наличие системы, более напоминающей «правовую структуру» Дикого Запада, нежели чем что-то государственнообразное, только в высокотехнологических одеяниях; еле-еле сводящие концы с концами тысячи бедняков-лунников, готовые на любой контракт, как бы он не принижал их гордость, честь, свободу... И, разумеется, куда же без прогнившей в интригах, разврате и сверхпотреблении новой буржуазной аристократии с феодально-династическими замашками. Но Луна Макдональда, конечно, и красива. Он описывает ее по-разному. Она разная с тех пор, как на ней появились люди. Это теперь не пыльный камень, обращающийся вокруг голубой обнищавшей Земли. «Луна — это люди», как неоднократно упоминается в романе. Самые разные люди, с разными целями, Родиной, достатком, комплексами, национальными и языковыми идентичностями, сексуальностями. Всех их объединяет новый дом, для кого-то временный, для кого-то постоянный, в котором у них есть второй, пусть и крайне сложно осуществимый шанс на новую жизнь. Плацдарм для будущего, как их личного, так и человечества, ведь Луна — это лишь начало. Порой отталкивающее и ужасное, но это первый шаг из нашей планетарной колыбели. И самое главное, чтобы уроки, которые получат люди что в событиях «Новой Луны», что последующих книжных событий, привели их к мысли, к которой пришла основательница «Корта Элиу», Адриана Корта, под конец своей жизни:

» ... жизнь — не та задача, которую можно решить. Мои дети — это достижения, которыми я больше всего горжусь. Деньги — на что мы здесь можем тратить деньги? Принтер побыстрее, пещера побольше? Империя? Там, снаружи, одна пыль. Успех? У него самый короткий период полураспада из всех известных веществ. Но мои дети: как думаете, я создала их достаточно крепкими, чтобы выдержать десять тысяч лет?»

Надеюсь, что таки да, создала. Ибо мне понравилась эта история. Истории каждого из Корта, короткие и большие, трагичные и счастливые, наполненные обязательствами, тяжелыми решениями, удовольствиями, радостями, болью и страданиями. Каждый рассказ, каждая сюжетная ветка, наполненная интригами, амбициями и желаниями всех персонажей этого большого и одного из самых лучших прочитанных за последнее время произведений, оказался для меня важным и интересным. Йен Макдональд создал великолепное полотно, лоскутное и синкретическое одеяло из культур, национальностей, языков, стран и людей, создающих новую цивилизацию в суровом мире всего-то в нескольких тысячах километрах от нас. Полотно, похожее на упомянутую здесь «Дюну» (есть даже отрывок насчет Сестринства и его планов на Пять Драконов, который чуть ли не прямая отсылка к шедевру Фрэнка Герберта) и «Игру Престолов», но прежде всего «Новая Луна» похоже на саму себя и наше ближайшее будущее. И какое оно для вас лично, плохое или хорошее, решать лишь вам самим.

Давно в планах были отложены четыре книги, составляющие цикл Рика Янси «Монстролог» о докторе Уортропе и его ученике Уилле Генри, а также, собственно, об их тяжелой профессии — изучении и охоте на монстров самой различной страшности, природы и опасности. Первый прочитанный роман данной саги, «Монстролог» (или в другом переводе «Ученик монстролога») несколько надломил мою башню ожиданий от данной серии произведений. К сожалению.

Написанный в стиле, пусть и несколько заезжанном, но все таком же эффективном и интересном, найденных дневников-мемуаров-беллетристики, роман Янси был интересен мне лишь первую четверть книги. Потом ее подростковость, постоянные фразы «Уилл Генри! Уилл Генри!», затянутость с водой стали надоедать, и уже с половины книжного объема я дочитывал «Монстролога» беглым обзором страниц. Хотя ведь какие отличные идеи, исполнение ведь тоже довольно недурное, но не знаю... Мне лично роман не зашел, хотя отчетливо понимаю, что вещь не плохая. Просто данные минусы показались мне слишком явными, а чего-то в противовес я не получил.

Тем не менее цикл постараюсь закончить. Интересно, с кем дальше, после Антропофагов, будет бороться Доктор и его ассистент-подросток.

Вот и перелистнул я последнюю страницу финального романа пенталогии. Вот и подошла к концу сама пенталогия, сама сага Долгой или Бесконечной Земли. Вот и разыграны последние сцены и сыграны последние аккорды в удивительном мире, вышедшем из под дуального пера Стивена Бакстера и Терри Пратчетта. В мире бесконечных, длящихся в неизведанные дали иных Реальностей и Вселенных, Земель, шагающих между ними Путников (Степперов), невиданных возможностей и свобод, странных созданий, вышедших из народных сказок; и, в конце концов, в мире местных героев и богов, вроде шагнувшего далеко за Высокие Меггеры раньше всех Джошуа Вальенте и ИИ-торгового автомата Лобсанга, в который переродилась душа автомеханика по мотоциклам из Тибета. И здесь хотелось бы поговорить о ее явных плюсах, безусловных минусах, понемногу и отдельно о каждой книге цикла и о заключительной его части — «The Long Cosmos» («Бесконечный Космос»).

Идея о мире, где люди способны свободно «шагать» между различными Землями, ее альтернативными вариантами, как таковая не нова, но в интерпретации Терри Пратчетта приобретает как новизну, так и широкое поле для построения сюжета и целого мира, где он будет разворачиваться. Чем станет человечество, если оно получит подобную свободу? Что станет с институтами государства, экономики и вообще всем обществом, когда Базовая Земля перестанет быть единственной обителью человека? Забудут ли тогда люди о своих космических мечтах и грезах, или в связи с построением «шагающей цивилизации» у человечества появятся новые возможности для покорения звезд? Кого или что встретят Путники в миллионных западных или восточных Землях? Все эти вопросы дают огромнейшие возможности для самых всевозможных переплетений сюжета и построения уникальной и интересной книжной вселенной, а также простор для взаимодействия самых разнообразных героев. Главное лишь правильно воспользоваться тем размахом, который исходит из оригинальной идеи Пратчетта. Но...

...Но все пять книг серии получились слишком шаблонными и похожими друг на друга, с почти никак не развивающимися одними и теми же персонажами и повторяющимися от одной части к другой сюжетными ходами и в в принципе их построениями. Примерно шаблон этот таков: в Бесконечной Земле что-то случается. Это что-то пытаются найти и/или исследовать. Вместе с этим обязательно есть экспедиция на модифицированном американском твене в фиг-знает-какие миллионные Земли для того, чтобы снова сделать Америку великой. Параллельно к этому Джошуа, Лобсанг и может быть кто-то еще вместе следуют по своему пути и пытаются сами изучить/найти/бороться с чем-то происходящем на Долгой Земле. Еще одна или две линии, часто лишние, и финал, в котором частенько что-то взрывается (атомная бомба в Мэдисоне в первой книге, во второй — извержение Йеллоустоунский супервулкан, в четвертой — целая Земля, но не Базовая). Конечно, это не означает, что все сюжеты всех пяти романов строго следуют этому канону. Нет, лишь в той или иной степени. И нововведения все равно встречаются, и иногда очень удачные, но все равно из-за определенной названной шаблонности и пустоты миров Бесконечной Земли весь цикл как раз-таки и кажется пустоватым, однообразным. Ситуация не улучшает обильное количество воды, например, постоянные внутренние кризисы что Лобсанга (кстати, тоже несколько надоедающие; то Лобсанг чего-то испугался и убежал от людского общества, то вернулся, то убежал, то вернулся... Даже два раза собственную смерть подстраивал), что Джошуа а также постоянные напоминания, чуть ли не через каждые двадцать страниц, о возможном происхождении Лобсанга («ИИ он или душа человеческая, завернутая в металлическую плоть? Он говорит, что является реинкарнацией тибетского автомеханика...» — и так из книги в книгу).

Еще печалит не только определенная бедность в фантазии авторского дуэта при таких возможностях (что делает данную книжную вселенную какой-то пустой, пустынной, как я писал выше), вписанных в структуру сеттинга «Бесконечной Земли», но и нереализованность уже имевшихся сюжетов и идей, которые просто решили оставить и не трогать. Что опять-таки грустно. Тут можно вспомнить и возможные гонения, дискриминация по отношению к Путникам-Степперам со стороны людей, у которых этот дар отсутствует (упоминается еще в первой книге, но хоть какое-то развитие, хотя бы в виде развернутого упоминания, данная идея получила лишь в «Бесконечном Космосе»). И нечеловеческие, точнее, рептильные или иные «незвериные» цивилизации, которые могли появиться на просторах Бесконечной Земли (биглей, как млекопитающих, в расчет не беру; в «Бесконечной войне», если я не ошибаюсь, упоминается вымершая техногенная цивилизация динозавроподбных гуманоидов, которая обладала в том числе и ядерными технологиями). Поселения из попаданцев разных времен на всевозможных Землях, живущее бок о бок с эльфами, троллями и другими гоминидными «шагающими» видами высших приматов (снова вроде бы вторая книга). Возможное расщепление множественных личностей Лобсанга на два лагеря: «плохие» и «хорошие» (такая возможность упоминалась Лобсангом один раз и опять же во второй книге; лично бы мне хотелось посмотреть, как бог-хранитель Бесконечной Земли начинает междоусобную войну с самим собой в количестве многих миллионов копий разных размеров и способностей). Первое Лицо, или как там звали амебный суперорганизм из первой книги? Упоминается он только в ней и, наверное, еще в третьей книге, но должного развития данная идея не получила; только и нужна была эта амеба для объяснения случившейся миграции троллей и прочих. И, конце концов, хоть один раз можно было показать не американскую, а ту же китайскую экспедицию, в сторону Восток-, а не Запад-Земель. И еще можно вспомнить про довольно хорошие, но забытые и похороненные в «воде» предыдущих томов саги идеи.

Теперь отдельно по книгам, до, собственно, «Бесконечного Космоса»:

1. «Бесконечная Земля». Наверное, единственный роман пенталогии, в написании которого действительно участвовал и сам сэр Пратчетт. При том же эти куски текста сразу бросаются в глаза даже мне, знающему самостоятельное творчество данного писателя лишь по двум-трем книгам. Сразу виден его фирменный юмор (машины для перемещения между реальностями с картофелем внутри и торговый автомат по продаже прохладительных напитков, утверждающий, что он переселившаяся в данное «тело» душа одного тибетца — все это само по себе уже несколько несерьезно, не так ли?) и стиль, живость текста и героев. Именно здесь появляются три-четыре постоянных и еще примерно столько же второстепенных персонажей, появляющихся почти во всех частях цикла, а также все остальные главные детали данного мира после Дня Перехода. В общем и целом легкая, забавная и интересная книжка, с которой ознакомиться стоит.

2. «Бесконечная война». Наверное, самое слабое место цикла «Бесконечная Земля». С этой книги почерк Терри Претчетта теряется безвозвратно и остается лишь Стивен Бакстер, которого я ни в коем случае не принижаю (мне тоже нравятся его работы). Но, как утверждал он в одном из интервью, концепция всех пяти книг и их общий сюжет был разработан в самом начале их совместной работы, до смерти создателя Плоского и Бесконечного миров. Так что в каждой последующей части все равно есть какое-то присутствие Терри... Так вот, о данном произведении. Слабые персонажи-функции, не очень интересные и плохо представленные проблемы и целый ворох сюжетных наворотов, которые в дальнейшем не получат никакого развития. Из важных событий: наделение правами и свободами троллей (или уже третья книга?) и независимость Вальгаллы, бывшей американской колонии в дальних концах Долгой Земли.

3. «Бесконечный Марс». А это уже самый лучший роман цикла, в котором космические путешествия идеально совмещены с новыми странствиями по Земле Бесконечной. Представлены вариации Бесконечного Марса (правда, чересчур уж идентичные друг другу), наконец-таки живые, а не лишь функции, герои, за внутренними конфликтами которых интересно наблюдать (это и Лобсанг, и Джошуа, и Салли Линсей — дочь создателя механизмов для перехода); появление на сюжетной арене самого Уилсона Линсея. События на Базовой Земле, ее политический, экономический, социальный и экологический кризисы, окончательный переход к новому этапу, шагу в истории человечества, появление Следующих и борьба с ними, а в итоге и открытие основной причины инициации Дня Перехода (пошатнуть, а то и разрушить устои человеческой цивилизации ради...) — все это на страницах этой третьей, неподражаемой книги. Плюс отсылки к Стэплдону и Нивену.

4. «Бесконечная Утопия». Как заявил Бакстер, первый фрагмент разделенной на две части финальной книги «Бесконечной Земли» о космосе. Чуть менее сильная, чем предыдущий роман, «...Утопия» все равно является достойной работой хотя бы из-за поднимаемых проблем. Первый Контакт, машины фон Неймана, космические лифты, первая совместная деятельность людей и Следующих ради общего блага, более подробная информация о структуре Бесконечной Земли и ее связи с квантовыми эффектами и мозгами гоминид, плюс еще одна причина, более вторичная, Дня Перехода. Все это, так сказать, подготовка к финалу, мост к нему.

5. «Бесконечный Космос».

2070-ые. Заселение Бесконечной Земли продвигается все дальше и дальше; даже Соединенные Штаты Базовой Земли официально перенесены с нее на ее ближайшую западную соседку. Лобсанг снова ушел от дел человеческих в виртуальную реальность. Джошуа отшельничает в очень далеких Запад-Землях, переживая там в одиночестве смерть жены и плохие отношения со взрослым сыном. Человечество через Разрыв готовиться продвинуться в колонизации Солнечной системы еще дальше Марса с помощью конструкций О'Нилла (О'Нейла), названных в честь Артура Кларка (из отсылок вспомнят еще и о фильме «Контакт» и концепции Мира-Кольца Нивена). А тем временем со стороны созвездия Стрельцы (отсюда и именование возможной инопланетной расы) приходит сообщение на все миры Бесконечной Земли: «ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К НАМ». И люди начинают думать, что делать с таким предложением, которое поступило для абсолютно всех обитателей всех Земель. Для совместного решения и его реализации всем человеческим видам придется объединиться и работать сообща. И даже Следующие со своим быстроязом снизойдут до взаимодействия с тусклыми лампочками, как они называют людей. Вместе им предстоит объединить все умы и мысли Бесконечного Человечества для самого грандиозного его шага, который пронзит само космическое пространство. И вернувшимся из своих укрытий Джошуа и Лобсангу, а также многим другим знакомым и новым героям предстоит путешествие по Бесконечной Галактике, откуда идет очень далекий крик-приглашение цивилизации, которая может опережать нас в развитии на миллионы лет...

Вот такой грандиозной должна была получится финальная книга пенталогии, которая, к сожалению, не смогла достигнуть подобного уровня. Опять имеются явно лишние и скучные параллельные линии повествования, как, например, поиски своего внука Нельсоном и отшельничество среди троллей Вальенте; опять имеются сюжетностроительные штампы прошлых книг. Понравилась история о шекспирокопирующих машинах. Вместе с тем подняты несколько заброшенных идей из прошлых частей цикла и показаны несколько подробней, в том числе рассказано кое-что новое о природе «шагания» и Бесконечной Земли. Пришельцев мы снова не увидим, должен всех обрадовать, но кое-что взамен читатель все-таки получит. О развитии героев снова практически не приходится говорить.

Таким образом, получаем книгу где-то на уровне «...Утопии». Менее эпичная и грандиозная, чем было обещано в аннотации, все-таки подобное завершение цикла о Бесконечной Земле можно считать достойным. Но советовать обязательно читать данный роман я не буду. Остановитесь на первой и третьей книгах пенталогии и получите вдоволь удовольствия от совместных усилий Пратчетта и Бакстера.

Продолжая знакомство с «Хайнским циклом» Ле Гуин, подойдя к некой его середине, одолел самый известный роман не только в данной серии произведений, но и во всем творчестве писательницы, наверное, — «Левая рука Тьмы». И данная многоплановая, масштабная и проработанная до всяких мелочей работа Урсулы мне, разумеется, понравилась, но не настолько же, как некоторые другие части цикла об Экумене. Но обо всем по порядку.

Следуя дальше по внутренней относительной хронологии цикла, Ле Гуин показывает еще один удивительный мир звездного человечества — Гетен, или, по-земному, Зима. Планета, еще не вступившая в Экумену, но население которой также происходит с далекой и забытой многими общей прародины — Хайна. Как раз для того, чтобы дать возможность гетенианцам выбрать путь вступления в Лигу Миров, на планету Зима отправляют человека-посланника с Земли — Дженли Аи. Он-то вместе с другим героем романа, советником короля Кархайда Эстравеном и будут вести рассказ о необычном и странном мире, коим является Гетен. Мир, где большую часть жизни человек проводит в асексуальном состоянии, без всякой выраженной в психологическом и биологическом плане половой принадлежности. Мир, где никогда не было войн, но вскоре могут разразиться. Мир, с которого не сползают широкие полярные шапки и откуда не уходит тень Ледникового периода. Мир, в котором из-за плотной атмосферы и отсутствия крупных животных и почти любых млекопитающих невозможно было прийти к идеям об расширении Вселенной и эволюции, но именно здесь гетенианцы к ним пришли. Мир, где существуют настоящие Предсказатели и Предсказания, цель которых — дать понять людям, что эти Предсказания им не нужны. Мир, где практически полностью отсутствует насилие, но начинают зарождаться концентрационные и трудовые лагеря. В конце концов это мир, который пытается понять для себя землянин Дженли Аи, которому предстает выбрать сторону в предстоящем конфликте между конфедеративно-феодальным Кархайдом и унитарно-тоталитарным Оргорейном. От данного выбора будет зависеть будущее Планеты Зима в целом, и в Лиги Миров в частности. И помочь сделать его Аи должен уже бывший советник Эстравен.

Этот основной сюжет, представленный линией повествования Дженли, переплетается, чередуясь, с вставками из дневников Эстравена, записок прошлых экуменических экспедиций в данный мир, легендами, мифами и сказаниями Гетена, подлинными историями. И все это подается вместе с поначалу не до конца понятной терминологией данного мира и его непростого социального устройства, которое большую часть жизни среднего гетенианца лишено гендерных различий. Этот важный параметр общества Гетена, сочетаясь с непростыми температурно-климатическими условиями, и лишает его земного понимания семьи, быстрого прогресса, но также войн и насилия. На данном фундаменте Урсула Ле Гуин и размышляет о философских, религиозных и социальных вопросах, уделяя именно им и описанием интересного, безусловно, мира Гетена почти все пространство не малых размеров книги, как-то забыв о глубине персонажей. Главные герои, конечно, у писательницы удались, они живые, но не настолько, как в ее романе-шедевре «Обделенные» или тоже сильно понравившейся мне повести «Слово для «леса» и «мира» одно». Поэтому я не оценил «Левую руку Тьмы» на максимально высокий балл — именно из-за отсутствия эмоциональной стороны.

В итоге читать обязательно — железобетонная классика жанра, особенно в поджанре социальной фантастики. Очередное уникальное нечеловеческое общество, построенное Ле Гуин так, чтобы читатель понял всю его суть, свершения, преимущества и проблемы. Но за глубокими персонажами, интересными диалогами и сложными взаимоотношениями между героями за книгу браться не стоит.

Кто-кто, но а Чайна Мьевиль, бесспорно, писатель необычный, уже хотя бы из-за своего имени. Крайне левый в политическом спектре, социалист, троцкист и обличитель Толкина, «новый странный» (хотя по мне последнее — выделение данного жанрового направления — сравнимо с заявления некоторых наших писателей о принадлежности своего творчества жанру «турбореализма»). Лично я его творчество характеризую как литературный андеграунд, явно противопоставленный общей мейнстримовой волне коммерцелизированной литературы. Конечно, ни один автор в любом виде искусства, каким бы он не был андеграундом, не может полностью уберечь себя от подобной метаморфозы. Но у Чайны это пока удается, что меня и радует. Поэтому, а также в предвкушении выхода сборников рассказов и повестей автора, хотелось бы вспомнить об уже давно прочитанном его романе, которому я уделил мало внимания, а именно о книге «Город и город».

Произведение крайне интересное и нестандартное для творчества Мьевился. Долгое время после прочтения я мысленно ставил эту книгу в библиографии автора уже после «Послограда» и «Кракена», ближе к «Рельсам», так как «Город и город» на фоне двух названных книг действительно выглядит прогрессом. Но нет, он стоит хронологически до них. Но сути это не меняет — роман мне понравился, и сейчас я решил выделить его вместе с «Рельсами» от прочих работ Чайны еще и в виде баллов — обеим книгам поставил по «девятке».

Данный роман действительно выбивается из общей писательской колеи Мьевиля. Во-первых, фантастики, фантастических допущений и элементов в «Городе...» практически нет. Все действия происходят пусть и в несколько необычном и сюрреалистичном, но вполне реальном мире, в нашем времени, где-то в Европе. Во-вторых, данное произведение имеет довольно интересный смысловой посыл к нашему современному обществу и реалиям, переданный очень красивой и неординарной метафорой. Пусть насчет «посыла» со мной Мьевиль и не согласился, но реалистичность метафоричности по отношению к сегодняшней, да и не только, действительности вышла великолепной. Передать одну простую мысль в такой удивительной обертке...

...Два города — Бещель и Уль-Кома, которые по-факту — один. Две страны, две одновременно знакомые и незнакомые формации, существующие рядом друг с другом, а иногда и друг в друге, друг напротив друга, а также над, под, внутри и снаружи. Но вместе с этим эти две территориально близкие, а то и больше государства разъединяет и разграничивает кое-что гораздо сильнее любой придуманной человеком идеологии — созданная автором способность к «не-видению». Это странная, кажущаяся любому читателю или туристу не из Уль-Комы или Бещеля психо-социальная способность жителя любого из двух городов, которая буквально стирает из восприятия гражданина одного города абсолютно все и всех другого. То есть в поле зрения, слуха, осязания и прочих чувств человека с самого детства пропадают из виду целые улицы и дома, прохожие и соседи, различные события, а иногда и преступления (последнее и становится завязкой романа). И на фоне этой особенности обитателей двух единотерриториальных, но разграниченных мысленно городов-братьев, в которых можно найти черты пейзажей Южной Европы, Балкан, постперестроечной России, Турции и других уголков Европы в разных пропорциях и соотношениях, блекнут даже тщательно выстроенные пласты детективной, политической и других сюжетных линий. Что какие-то там артефакты цивилизации, существовавшей до Бещеля и Уль-Комы, нарушающие законы физики, политические заговоры и бои между действующими властями, националистами и унификационистами, возможное существование Третьего Города и загадочная Брешь по сравнению с причудливым и гениальным «не-видением»? «Не-видением», которое так прекрасно и давно вписалось в нашу реальность задолго до написания этой книги и, возможно, рождения ее автора? Да-да, наша с вами способность не обращать даже доли внимания, не говоря уже о сострадании и какой-то помощи, не только на какие-то дальние и печальные события, но и на все то, что происходит вокруг нас. Например, проходить мимо просящих и калек, попавших в не самые лучшие ситуации людей, обделять вниманием регулярные нарушения всяких законов и моральных норм властьдержащими, даже наоборот — способствовать этому, элементарно отвернуться к окну в маршрутке, когда пожилому человеку стоило бы уступить свое место, и прочее, и прочее...

Отличная нефантастическая книга с фантастическими и сюрреалистическими элементами, которая без прикрас показывает нас самих, ныне живущих и все также безразличных и равнодушных. Книга явно не пустая, имеющая не только продуманный мир аля сеттинг, но и смысл.

История о гибели человечества, приближающегося или уже перешедшего порог Сингулярности, его крайне необычной встречи с крайне необычной инопланетной (не)разумной жизнью по Уоттсу продолжается. Но для начала вспомню-ка я старое...

И ведь контакт, описанный в цикле, начатом с «Ложной слепоты», действительно необычен и оригинален для всего фантастического жанра, тем более в такой «твердой» манере. Подобные же по своей необычности и значимости вещи, приходящие мне в голову (из тех, что я читал, разумеется), это два романа Кларка — «Рама» и «Конец Детства» (при том же для меня до сих пор остается непонятным, чем же многих зацепил первый роман — ну, контакт, который не состоялся... Непонятный и прошедший мимо всех... Ну, наверное, что-то и в этом есть уникального. Во всяком, было), конечно же, «Пикник на обочине» Стругацких и в чем-то «Спин» Уилсона.

И, казалось бы, такая потрясающая идейная составляющая, автор-ученый, профессиональный и опытный, который сможет все описать со стороны науки в должном виде, и писатель ведь еще, так же с опытом, ан нет же — первая книга дилогии (в будущем — трилогии), «Ложная слепота», мне не понравилась. Не «не впечатлила», не «не удивила», а именно что «не понравилась».

И почему, при таком количестве плюсов, при такой встрече читательской аудиторией, критиками, которые буквально восхваляли книгу (как выяснилось в послесловии «Эхопраксии», Уоттс сам этому удивляется — ну-с, я нахожусь в том же состоянии), именно мне она так не понравилась, невзлюбилась? Опустим показавшееся мне отсутствие литературности — возможно, это действительно плохая работа переводчика на пару с редактором. Что же еще заставило меня, почитателя НФ, ее ценителя, поставить такой низкий балл «Ложной слепоте»? Все просто — авторские оценки.

Человечество, которое теряет человечность как нечто ненужное, как пережиток эволюционный борьбы, даже нет, скорее как лагов после нее, на вроде «крестового глюка» у нашей вампирской родни. Мир, который все более становится искусственным, в котором реального все меньше. Люди, которые отказались не то, что от Бога и всей религиозной «шелухи» (или без кавычек...), а уже от семьи и даже реальной жизни... Личности, которые все более машины, удовлетворяющие свои возрастающие по экономическим законам потребности, без всяких ценностей, целей, без изживших свое существование морали, искусства, былых... Да всего. И все они, эти почти что постлюди, с молчанием дожидающиеся момента Апокалипсиса, Конца Человечества, во всяком случае, в его былой формации — это же идеальная антиутопия! Идеальная, научная до невозможности, антиутопия! Добавить чуть больше героев с интересными судьбами, живыми и с мотировкой, той же литературности, больше интриг и моментов, которые бы пробуждали в читателе чувства уныния и страха к этому погибающему миру и людям — но нет! Ничего подобного не случилось. Ни интересных персонажей, ни треклятой литературности (да-да не исключаю «хорошую работу» переводчика-редактора, но бог его знает...) и без должного описания ситуации на Земле, что исправила «Эхопраксия». И, что для меня было ужаснее всего, было видно, что Питер Уоттс жаждет этой Сингулярности, избавления от животного суеверия, глупых, заложенных в нас природой, инстинктов, становления людей в виде расы с «Роршаха» — существами, которые перешли такой ненужный и иллюзорный изъян, как «Я», самосознание, разум... И негативное ощущение к роману довершает Сири Китон — герой, который, по идее, должен вызывать сочувствие у читателя, из-за того, что он пережил, кем в итоге стал. Но этого у меня не вышло — он для меня остался абсолютно нейтральным, нечеловеческим, что пугает — это ведь главный герой самого нечеловеческого, античеловеческого (не бесчеловечного, конечно) романа в НФ, по моему мнению.

И вот, после прочтения «Полковника», довольно неплохого рассказа, дополняющего не совсем четкую в «...слепоте» картину мир предсингулярной Земли, прочитана долгожданная «Эхопраксия». Здесь и почти что сингулярная родина Человечества «во всей своей красе», и живые герои, и интересные идеи о сущности Бога и окружающей Вселенной (интересный вывод из трактовки бытия на изначальном уровне как математики, ну, или Матрицы), интригующий сюжет (правда, как и в «Ложной...», почти все действия происходят в открытом космосе, в двух планетолетах), очень много всяких других интересностей и информации. И литературности больше, в конце-концов, и даже Уоттс наконец-то назвал жителей Небес трусами, но все равно... Этот мир, описанный крайне мрачно, а так же одна статья Уоттса, почти ни коим образом не связанная с новым романом, не убирают из моей головы мысль, что такая мрачная, нечеловеческая и страшная Сингулярность для кого-то уже сейчас является «вершиной человеческой эволюции и всей нашей цивилизации».

Тем не менее, плюсов очень много, и очень долго разрывался во время и после прочтения между оценками в 7 и 8 баллов. Решил остановиться в итоге на первом варианте — вышло как-то не совсем однозначно, где-то не ясно... И все равно, «Эхопраксия» — прорыв в творчестве этого канадского писателя. Жду третьей книги.

П.С. Всех с Наступающим.

Очередным прочитанным реализмом от Филипа Дика стал роман «Время собираться». До полного прочтения творчества автора мне осталось всего-то еще три романа без непереведенного и «Экзегезы», но а пока — о данном конкретном произведении.

Если действия прошлых его мейнстриймовых работ происходило в Штатах, в разных периодах и сложных социальных, бытовых и исторических обстановках, то основным фоном и полем действия здесь является новый коммунистический Китай. Странная Азия, которая теперь стала не только еще более странной, но и опасной для европейца иль американца. И вот последние и покидают медленно, но верно ее. В том числе это делает и некая Компания (далее — подробнее), которая оставляет на переходное время в своем комбинате трех случайно выбранных рабочих. Вокруг и между ними и вертится основной сюжет романа.

И несмотря на, казалось бы, ограниченность места действия, не считая флэшбэков, идти по линии повествования менее интересно не становится. Перипетия сложных отношений между героями, Верном, Карлом и Барбарой, заставляли меня не применять скорочтения, не бегать от секунды к секунде к новому абзацу, а медленно шествовать за линией повествования.

И что же в этой линии происходит? Мы узнаем наших героев, их истории, их мысли, их чувства и цели. Наблюдаем за юным Карлом, истинным романтиком, словоохотливым, но пока еще немного застенчивым, но наверняка с задатками на интересное и насыщенное будущее. Далее мы знакомимся с Барбарой, уже не молоденькой девушкой, а женщиной, опытной и довольно... Нет, не прагматичной, но уставшей от жизни. Неудавшаяся первая любовь, какие-то боязливые шаги освоения мира вокруг, в отличие от ее почти ровесника Карла, такого смелого и энергичного во всем, разве что кроме женщин. И, напоследок, читатель встретится с Верном. Почему-то прошлый рецензент чуть ли не в темное альтер-эго Дика его записал, или просто в антигерои, хотя никаких «анти» или «неанти» персонажей во «Время собираться» нету — это ведь произведение об обычных людях и их судьбах. И Верн тоже обычный человек. Самый старший среди трех оставшихся на временной вахте, Верн олицетворяет собою неудовлетворенность в жизни, результат неправильных, в основном вынужденных выборов. Выборы эти убили в нем тот задор, того мальчишку с выливающимся за края романтическим духом с каплей максимализма и примесью любопытства. Загубив все эти качества, всю свою юность, Верн стал потихоньку дальше плыть по течению жизни, которая несла его от женщине к женщине, от бутылки к бутылке, от одного рабочего места к другому. Постепенно жизнь без всяких страстей, без настоящей любви и чувств его погубит — и это-то печально лично для меня. Из всей тройки именно он тот герой, которому я искренне сочувствовал. Если и у Барбары, и у Карла так тем более, будущее имеется, то у Верна его уже нет. К сожалению свою жизнь он упустил.

Теперь о другой составляющей романа. Немного вначале, чуточку в середине и побольше уже в конце можно увидеть сначала игру, а потом уже и размышления Филипа о Китае, социализме и капиталистической системе. О политических воззрениях самого Дика сказать довольно сложно — в разные годы его жизни и творчества было одно, потом другое. То и с женой вместе они в соцрядах, то уже пишет что-то, записульку какую-нить в ЦРУ, на «красных ведьм». Тем не менее здесь автор если и не целиком, но в чем-то за подобное движение. Так или иначе уже в начале «Времени...» есть игра слов, картин — какая-то Компания, очень старая и сильная, почти как Рим, наверное, видя пришествие новой силы, сдает свои крепости и уходит куда-то к себе в даль. Эффекту добавляет и запустение, разрушение металлообрабатывающего завода, которое сам Дик сравнивает с римскими колоннами. Далее игра эта продолжает свое развитие, переходя в явный контраст после встречи Верна с бывшим китайским военным, представителем новой власти Красного Китая. Здесь уже окончательно старая история о падении Римской империи и приходе христианства передается с новыми именами, но с тем же смыслом. Только вместо Рима — весь остальной мир и Компания в частности, ну, а вместо христиан — коммунисты. Ну и бросок подаренной Верном китайцу зажигалки в землю являет собой игру понятий и образов а после заканчивает ее, оставляя нас с не очень-то мыслями о новых Темных веках и ложной вере, на которые, правда, есть контрмнение того самого китайца. Для начала, не во всем были плохи Темные века и были в них свои открытия разные (были, и побольше, чем в умиравшем Риме). И самое интересное — да, тот согласился с Верном, что возможно вся их новая идея обычная замена старого бога новым с никуда не исчезнувшими минусами. Более того, они и сами знают, что их новая вера — лишь вера, но новое поколение воспримет их как факт, который, возможно, они и смогут воплотить в жизнь. Кстати, а отношение главных героев-мужчин, Верна и Карла, к социализму, довольно трудно определить. Опять же, не буду уподобляться примеру прошлого рецензента. Нету здесь никаких, во всяком случае касательно Верна, свидетельств, доказывавших его левые взгляды. Так в разговоре с китайцем он вообще так взял мнение отличное. А с юным Карлом не все так чисто — вроде бы и не скажешь особо, что левацкий, но в школе активно был за Лигу социалистов, и не говорится, потерял ли он влечение к этому политическому курсу в итоге или нет.

Таким образом, вышел интересный реалистичный роман с историями трех людей, типичных не только для Америки, но и для нашей страны. И итогом из всего этого будет лишь одного — не бойтесь жить, мечтайте и не отказывайтесь от своих грез. Нельзя, чтобы весь мир поступил иначе и стали мы все бедными, замученными и несчастными Вернами.

Красиво, футуристично и научно — такие термины сразу ассоциируются у меня с недавно прочитанным романом Грега Бира «За небесной рекой».

Действительно, у Бира вышло и красиво (космические пейзажи, история главного героя, его поиски), и футуристично (космическое общество, технологии, странные и необычные расы) и даже научно (пангалактическое постиндустриальное общества, где главный товар — информация, и разумные ИИ-программы-помощники, которые стараются продлить свой «род», прилежно выполняя необходимые услуги). Хоть местами действия не было совсем, а иногда чувствовалась некоторая атмосфера псевдофилофичности, которая, тем не менее, развеялась, я думал к середине прочтения, что поставлю этой книге твердые девять баллов. Думалось мне, что вот у Бира работа, достойная его слабо оцененного «Города в конце времен», но...

Финал. После такого интересного сюжета, когда поиск ответа на самую главную тайну приближался к концу, а все долгие путешествия как людей двадцать четвертого века, так и японца из века двадцатого должны были как-то оправдаться, найти свой ответ, Бир прибег к приему, который он гипертрофировал: легкая недосказанность переросла в слишком широкую дыру, из которой какой-то смысл и ответы, конечно, почерпнуть можно, но их недостаточно. Нет, я понимаю, что не на все хотел ответить Грег, но на пару-тройку другую деталей разгадки, хотя бы витиеватые, были нужны. Поэтому и снизил оценку свою на восемь законных и достойных баллов.

Итог: «За звездной рекой» как добротное, легкое и красивое произведение не самых больших объемов у Бира стоит прочтения.

В своих поисках достойных более-менее современных российских (или просто работ русскоязычных авторов) фантастических произведений, набрел на «Рукопись Бэрсара» Елизаветы Мановой.

Скажу сразу, что я возлагал на этот ее роман большие надежды. «Самиздатовский недооцененный писатель», — говорили все про Манову. Но после прочтения этого ознакомительного произведения, мне лично показалась, что в чем-то и переоцененная.

Какими были мои ожидания? Оригинальная хроноопера о борьбе одного человека (может, и группы) с научным багажом против тоталитарной машины настоящего в прошлом; возможно, попытки последней предотвратить свое исчезновения, но можно было и просто представить все мытарства героев в прошлом, их жертвы ради нового светлого будущего. Что я получил в итоге? Попаданческая литература с закосом под Стругацких («Трудно быть богом» проглядывается просто явно), без заморочек со временем, без особых интриг и интересных персонажей, без должного описания «мрачного, темного и репрессионного будущего» (кроме того, что и там есть Церковь и ГГ был до становления известным физиком послушником в монастыре). Так что ничего оригинального, необычного; никакого сопереживания главные, да и не только персонажи не вызывали. Стилизация прошлого этого мира вышла какой-то слишком... российской. Деревенский быт, говор — обычная русская деревня/село веков 19-20, а может, где-то даже сегодняшних лет. А Квайр так вообще вызвал историческую ассоциацию с Новгородской землей/республикой. Кой-где, моментами, появлялись ассоциации с двумя «Тедриками» «Дока» Смита и твеновскими «Янками...».

Итог: все ожидания обломались мои. Ни героев, ни фантастичного фона, ни сюжета, ни чего либо еще оригинального и интересного в книге я не нашел. Чтивом, правда, не назову — язык суховатый (или описания и мысли героев таковым его сделали для меня), но грамотный. Правда, обойти опечатки все равно не получилось (в электронной версии, во всяком). Манову дальше пока читать не буду. Пойдем к следующим, в том числе и русским, авторам и произведениям.

«Сирены Титана» — сарказм и осмеяние над существованием предназначения, мессианство, религии и человеческого пути в целом... «Галапагосы» — дикий хохот и поминки по разумности человека, его сути, опять же пути и судьбы... «Колыбель для кошки»... Думаю, не стоит перечислять остальные известные темы, над которыми философствовал и смеялся, как по мне, Король Абсолютного Пессимизма в литературе — Курт Воннегут-младший. И читая эти его романы, где нет никакого выхода для отдельных людей и всего нашего рода из полосы несчастий и зла, где все предрешено до боли иронично, безумно и ужасно, я задумывался — ну как можно быть настолько законченным пессимистом, настолько не верить в Человека и в выбор им более светлых путей, чтобы писать вот такие талмуды, переполненные сарказмом? И ответ был найден в романе-объяснении того, как же появился — нет, не на свет, но в мире, — такой писатель, как Воннегут, а именно в книге «Крестовый поход детей».

Вторая Мировая уже давно закончилась. Каждый год ее участники, в основном победители, вспоминают важные события и даты из нее. Кто-то, большая часть постсоветского пространства, вспомнит блокаду Ленинграда, Битву за Москву, на Курской дуге, Сталинградское сражение, Берлинскую операцию. Кто-то, американцы, к примеру, воскресит в памяти высадку в Нормандии, Перл-Харбор, в первую очередь, другие события Западного и Тихоокеанского фронтов. Французы вспомнят свое поражение и последующее освобождение, Британия — события африканских кампаний. Разумеется, все вместе мы упомянем Холокост и вообще всех погибших мирных граждан и воинов государств-союзников, но никто, практически никто не удосужится вспомнить бомбардировку Дрездена, когда был просто так уничтожен целый город, не имевший никакого значения с военной точки зрения. Зато какое он имел культурное наследие, сколько сотен тысяч жителей, большая часть из которых — не Наци, были стерты с лица Земли; стали серой пылью, которая когда-то была людьми и их домами?

Зачем? Зачем нужно было так издеваться над народом, судьба которого была уже решена — зоны оккупации, голод, непомерные, сравнивая с Первой Мировой, контрибуции, размытое будущее, в котором виднеется лишь невзгоды и несчастья? Зачем нужно было сбрасывать атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, тоже обыкновенные мирные города? Нет, тут-то ответ известен — под прикрытием «предотвращения гибели американцев в наземной операции», а на самом деле — пугать Красную империю, но все же... Это — бессмысленность и жестокость, ярое и безжалостное возмездие держав, несших всей Земле мир и добро.

Действительно, и этот роман Воннегута, где можно узнать об одном из главных преступлений союзников в последней мировой войне, изменившим судьбу Курта раз и навсегда, о все тех же его излюбленных темах — безумие и неизбежность предрешенности, самоубийственная натура человечества, которая никогда не изменится, бессмысленность жизни, ее трагедии и боль, безразличие Вселенной, смешение добра и зла, черного и белого. И еще, как мне кажется, автор выразил мысль, которой придерживаюсь и я: что Рузвельт, что Черчилль, что Сталин, что Гитлер... На всех них до, во время и после войны — свои грехи, которые нельзя приуменьшить в обычном сравнении друг с другом. Лагеря для японцев, две атомные бомбы, резня в колониях, репрессии, просто сложилось все именно так, что для Советов, для нашего народа и всех остальных Вторая Мировая Война стала не обычной резней одних с другими, и даже не национально-освободительным движением, не классовой борьбой и движением за Мировую Революцию — она стала битвой за будущее и существование Человечества.

Да, в итоге — все равно бойня. Да, во многом «одно зло могло победить лишь другое зло», у каждого свои преступления, свои амбиции были и жажда захвата власти любой ценой во всем мире, но народы Земли и их вожди доказали, что могут плечом к плечу пойти на врага с одной лишь идеей — долгой и мирной жизни для всего человечества, забыв про свои собственные планы. Поэтому сейчас копаться в прошлом и вспоминать только про грехи одной из союзниц, Советов, например, неправильно — тогда говорим либо о всех, либо молчим, ибо тот же Сталин, имея возможность навсегда покончить с Германией, дал ей те мутные шансы на светлое будущее, в котором она существует сейчас. Так что война — вещь ужасная, бессмысленная, показывающая все то темное, что кроется в нас, но Вторая Мировая показала и светлые наши черты.

Все, заканчиваю со своим словесным потоком. Все-таки у Воннегута своя выстраданная позиция, с которой я не могу согласиться, но с которой ознакомиться стоит хотя бы потому, что роман отличный, наполненный интересными историческими фактами (не всем известными) о той страшной войне, а (не)много пессимизма никогда не помешает. Ничего, и после этого продолжаю лелеять себя мыслью, что Человек исправиться может, и когда-нибудь это случится...

Один из наиболее полюбившихся мне рассказов из творчества А. П. Чехова.

При том же, Не знаю, может потому, что я довольно сильно начитан книгами Ф. К. Дика и это тот писатель, чьи работы мне нравятся более всех (так сказать, в личном топе любимых литераторов). И, не исключаю, что могло наложиться и то, что читал «кирпичик»-сборник чеховских произведений после него, а уже после этого томика — снова кое-что из Дика, да вот кажется мне, что наш русский мастер рассказа проявляет в некоторых своих работах характерные для Филипа Киндреда черты. Тут есть не просто психология, описание быта сумасшедших... Нет, нечто более. В рассказах Чехова я увидел первое затрагивание темы человека и его восприятия реальности. Собственной реальности. И вопрос, а что же реально, где иллюзии, болезни, а что же нужнее, пусть и фантазии, но свои, или реальный мир, но не свой, другой, неблизкий тебе?

Именно такие тематики затрагивает рассказ «Черный монах». И обрушивается весь этот шквал философских проблем на довольно обычного человека, по-настоящему счастливого, но живущего как-то иначе. С иллюзиями ли, с фантазиями — а есть ли разница? Может статься, главное, что он, главный герой, счастлив в своем мире?

На самом деле, повесть очень необычная, по мне так, для тогдашней русской и мировой литературы.

Нет, конечно, были произведения с временными перемещениями у Э. Митчелла («Часы, которые шли вспять»), Вельтман с его «Предками Калимироса», «Машина времени» Уэллса, конечно, еще наш соотечественник, Булгарин, и «Янки при дворе...» Твена, но «Странная жизнь И. Осокина» мистика-оккультиста Петра Успенского явно выделяется среди числа первых произведений с хрооперными замашками.

Во-первых, способ перемещений. Это именно путешествие во времени в той самой классической форме, которая нам известна — отправиться назад, чтобы изменить свою жизнь в лучшую сторону. Во-вторых, значение темпоральных проделок героев для сюжета. В отличие от большинства перечисленных ранних работ в данной сфере нереалистичной литературы, здесь, у Успенского, перемещение главного героя не просто сюжетный ход для будущего выстраивания основной линии событий и всего текста рассказа/романа. Нет, тут — это не способ достижения, а основной элемент книги, о котором говорится, вокруг которого все вертится и закручивается, от чего не уходит автор ни на шаг вместе со своим персоналием. В-третьих, философский и психологический аспекты. В принципе, по двум предыдущим пунктам, легенда жанра, «Машина времени», догоняет и перегоняет данную повесть. Но только не насчет философских вопросов и развитии, переживаниях героя.

Ко всему этому добавить у меня остается малое. Ну, например, это первое произведение, где упоминается петля времени. При том же объяснение, почему нельзя или хотя бы так трудно изменить события случившегося, данные здесь, для своего времени просто великолепны. И еще — по духу и сюжету были ассоциации с «Подробностями жизни Никиты Воронцова» Аркадия Стругацкого.

Повесть Петра Успенского не велика объемами, красива сюжетом и слогом, так что быстро должна вам полюбиться или просто приглянуться.

Знать наших и классику надо, надо!

Для меня, после прочтения «Еретики Дюны», стало как-то трудно оценивать их. Решил остановиться, как видно, на восьми баллах, что, в принципе, вполне справедливо, но осталось такое ощущения, что...

...Что он с романом «Дюна: Капитул», которую я еще только прочту, по сути — одно цельное произведение. Пусть даже между ними будет значительный хронологический промежуток, но именно это объясняет слишком уж явный обрыв повествования и многих элементов недосказанности до этого. По сути это и послужило снижению баллов книге, не считая излишней затянутости с философствованием, мало привлекающим, ведь то, что пытаются найти Бене Гессерит, а именно смысл Золотого Пути, уже было объяснено в предыдущей части хроник (как я понял, здесь архив еще не был найден, хотя это и не так явно). Плюс возврат к бедному Айдахо и его бесчисленных гхола, ставших одной из самых массовых продаваемых моделей искусственных людей с планеты Бене Тлейкаслу.

К сюжету. Золотой Путь принес свои плоды: целые звездные системы и страны за границей Млечного Пути уже освоены людьми Рассеяния. Но некоторые из них начинают возвращаться к рубежам старой и уже исчезнувшей Империи, где идут политические игры и баталии Бене Гессерит с Бене Тлейкаслу, а так же стычки и взаимодействие Говорящих Рыб, цивилизации Икса и Гальдии. И силы эти — Досточтимые Матроны, странный аналог гессериток, только без предковой памяти и с развитым эротическим искусством (об их целях, кстати говоря, в романе почти не говорится. Просто пролетели тысячи световых лет на прародину для фиг знает чего).

Разумеется, в этот пазл встраиваются девочка с Ракиса, который медленно превращается в Дюну, способная управлять Червями, гхола Айдахо, воспитываемый Бене Гессерит для третьей попытки создания Квитесац Кхадераха, тайные планы Тлейкласийцев, которые сами по себе оказываются несколько сложнее, чем думалось ранее.

К сожалению, все эти элементы получают лишь незначительное развитие в книге. Фактически ничего не сказано о дальнейшей программе по селекции и скрещиванию Бене Гессерит — не понятно ни то, как Шиана связано с этим, и откуда ее способность возникла. Ничегошеньки не определилось с Матронами — их цели за покровом тайны. Есть еще и ряд мелких вопросов, но он и не очень важен, да и ответы на это будут получены, я уверен, в «Капитуле...». Может кое-что лично я и просмотрел в романе, но виновата в этом его затянутость с рядом всяких боевичковых элементов.

Буду искать ответы и продолжение далее. «Дюна» и ее автор того стоят.

Де-факто, да и де-юре, «Мессия Дюны» — прелюдия-пролог к «Детям Дюны», а те в свою очередь — окончание трилогии о Муад'дибе и истории Империи в ее прежней форме.

По объему текста это самый малый роман Фрэнка о планете-пустыне, но проблемы в оном поднимаются все те же вечные — религия, политика, цена и ответственность личности во власти, борьба личности с предначертанием и Фатумом. И вновь эпиграфы и отдельные цитаты произведения из этой Вселенной можно расхватывать на цитаты. Особенно запомнилась одна поговорка тлейкаслу из эпиграфа и изречение Пауля-Муад'Диба о конституции.

Роман показывает нам Дюны спустя примерно спустя двенадцать лет от принятия (захвата) Атрейдесами имперского титула. Арракис стал не только политическим, но и религиозным центром, а культ Того, Кто Может Находиться Во Многих Местах Сразу активно распространяется и за пределы Арракиса. Религия из Окраины Империи становится основой власти Пауля, но она же становится и угрозой ему и своей пастве.

В общем и целом «Мессия Дюны» описывает начало зарождения тех проблем, что становятся основными в следующем романе цикла. Начало быстрого терраформирования Арракиса, изменения в обществе фрименов, их постепенный раскол, установление мощной теократии, которой даже Император не может должным образом управлять (взять тот же Джихад). Но еще «Мессия...» — это книга о Пауле Атрейдесе, который начинает осознавать, насколько сильные ошибки в выборе пути для своего мира и еще тысячах других планет он допустил; о том, как жизнь Мехди Дюны изменилась и как он начинает свою борьбу с созданной им же системой. Теперь его противником стала не только судьба, но и его государственно-религиозное творение.

Все проблемы и вопросы, представшие тут в зачаточном состоянии, реализуются в третьей части саги о Дюне, где от глобальных противостояний многих сил зависит будущее уже не только Арракиса, но и всего Человечества.

Вот и третий роман о Дюне, песчаных червях и Атрейдесах остался позади.

После короткого и, по сути, своеобразного пролога к «Детям Дюны», «Мессии Дюны», Фрэнк Герберт вновь вернулся к предыдущим масштабным объемам. Вновь перед нами предстают сложные проблемы религии и политики, развития общества и, конечно же, вопросов борьбы с собственной Судьбой. Очень многие персонажи первой «Дюны» после второго романа сильно поменялись — Дункан Айдахо-гхола, Хеллек Гурни, леди Джессика, Муад'диб, в конце-концов, и Алия, разумеется. Их войны со своим предназначением и судьбой так же продолжаются. Некоторые, вроде Джессики, такое противостояние проиграли. Некоторые, вроде Пауля-Проповедника, стараются продолжать ее и исправить ошибки прошлого.

Но теперь в сложных хитросплетениях интриг Бене Гессерит, Алии, Гильдии и Дома Коррино появляется Лето Второй Атрейдес, которому и предстоит сделать главное решение в войне с будущим, найти нужный путь для всего Человечества, Арракиса, фрименов и собственного рода.

Надо сказать, что по всему данное произведение не уступает двум предыдущим. Развитие героев интересно наблюдать, а сюжет все так же волнителен, даже для меня, человека посмотревшего сериал-сиквел «Дюны» — «Дети Дюны» (смесь «Мессии...» и, собственно, «Детей...»). Кстати, отдельно насчет сериала — если у сценаристов и «прокатило» максимально уложить сюжет второй книги «Хроники Дюны» в одной серии, то подобное полностью провалилось с третьим романов, пусть даже ему было уделено и «аж» две серии. Вся масштабность тематики религиозно-политических проблем, интриг и распрей третьего романа элементарно не уложилась в два этих жалких по хронометражу эпизодов. Многие темы вообще туда не попали, а характер и внутреннее противостояние леди Джессики просто решили выкинуть. Хотя Джессика в принципе в двух сериальных экранизациях искажена в более положительного и линейного персонажа. Это послужило плюсом для первого сериала о Дюне, но второму это не помогло. Он вышел довольно несуразным, быстрым и крайне недосказанным.

Так что перехожу к следующему роману о Вселенной Арракиса с удовольствием, чтобы узнать дальнейшую судьбу песчаной планеты и всего межзвездного Человечества, чья воля теперь в руках кого большего, чем легендарный Пауль Усул Мауд'Диб. Только поможет ли это людям?

Один из достойнейших романов Саймака, хотя чего-то недостойного найти в его творчестве трудно.

Как и всегда, сборище всяческих идей и смыслов, определенные схожести, благодаря которым «Что может быть проще...» можно сравнить с другими произведениями Мэтра, но, как и всегда, именно живой дух надежды на что-то светлое, переполняющий роман, и особое устройство идей автора, переходящее из одной книги в другую, делают и это его творение уникальным и прекрасным.

Начало романа подобно повести «Круг замкнулся» и роману «Звездное наследие»: в человеческом обществе появляется все больше людей с парапсихологическими способностями, которые определенная корпорация решает использовать для разведки других миров далеких звезд, воруя их технологии. Главный герой, один из таких разведчиков вместилищ иных идей, приносит из своей миссии нечто новое и чужое («Снова и снова», «Принцип оборотня»). Ну, и конечно, после подобной новости не обходится без погонь, тайных проделок той самой корпорации и прихода к разгадкам всех вопросов. А концовка «Что может быть проще времени?» очень поучительна и в чем-то схожа с еврейской историей, да и немного с эпохой охот на ведьм в Средневековье...

Как-то модно стало на новенькие книженции ставить ярлыки «продолжатель Дика», «последователь Филипа Киндреда»... Не спорю, диковские фильмы есть, и еще какие, включая не только экранизации его произведений. Но вот романы других авторов.

Самое диковское, что я читал, была «Дверь №3» О'Лири. «Всем стоять на Занзибаре» — уже нечто совсем иное, не столь диковское, хотя в данном случае, я не был бы против подобного штампа, но книга мистера Танни ни в коем разе не продолжатель легендарных миров и их разрушений от Филипа.

Танни в виде «Лунного мальчика» — самая что ни на есть обычная, не интеллектуальная или психологическая новинка жанра, дарующая новые идеи и впечатления. Нет и еще раз нет — наиобыкновеннейшая книжонка в виде антиутопии с кастовым (в данном случае — две касты, обычные и люди с иным цветом глаз) обществом, да еще плюс с незаконченной концовкой — ведь мы цикл хотим, а что же. Даже фантастические мыслишки романа не новы, а в чем-то до глупости ненаучны: 1. Луну терраформировать не за чем, да при том же тяжело и недальновидно — атмосферка-то быстро слетит; 2. Этот четвертый основной цвет глаз... Не думаю, что читатель и в будущих книгах получит ответ, откуда он и почему таков. Да, идея оригинальна — единственный плюс романа — но она быстро блекнет в тягомотном сюжете, который на пару сотен страниц охватывает несколько часов жизни главного героя, плюс одно-два воспоминания. И да — снова псайкеры-медиумы для корпораций, разумеется, с заговором...

Вообщем — обыкновенщина, и только. Можно спокойно пропускать.

Не знаю даже...

Довольно популярный роман, своеобразна новость в мире НФ. Отличный и известный автор. По-настоящему достойный всяких похвал труд, в котором Нил Стивенсон проштудировал десятки трудов философов и ученых, в сфере и космогонии, и квантовой механики, и устройства человеческого сознания. И читал сначала с интересом, и искал книгу с большими ожиданиями.

И опять же, не могу сказать, что разочарован. Хотя могу объяснить, почему не получил должного удовлетворения — слишком растянуто. Нет, кажется, только лишь по-началу, что подобная продолжительность сюжета и текста необходима для описания рассчитанного и описанного во всех подробностях Арба, его религии-науки, разорениях, оборачивающихся реконструкциями и созывами собраний инков, фраа и суун; для многочисленных примеров деятельности этих полурелигиозных организаций и орденов, причудливых теориях и умственных экспериментов, о передаче информации от более высоко стоящих миров и ниже стоящим (похожие концепции у Дика — то же «Небесное око»), наталкивающее на квантовую многомерность, но ПОСЛЕ... Все новые и новые отвлечения от сюжета отводили меня все дальше от повествования, но все же не сбивался и довел книгу до конца за два вечера.

Большая перегруженность, конечно, минус, но идеи вполне интересные, живые, хоть и не столь новые. В особенности, опять же, понравился мир самого Арба. Отличная проработка.

Ну-с, вот уже и закончил как недели с две «Американских богов», которых, как мне кажется, не вполне заслужено, называют новой американской же классикой.

Начнем-с с того, что идея не оригинальна — может, не так и часто, но мысль о материализации человеческих мечтаний уже использовалась. Достаточно заглянуть хотя бы в список похожих произведений ниже.

Далее... Далее пройдемся по лексике. Очень много цензуры и пошлости. Нет, конечно, можно понять, что это задумка автора такая — показать, как даже боги могут низко пасть, чтобы выжить, — но в таких подробностях и так низко?.. Очень много подробностей сексуальных плутаний как богов, так и людей, которые занимают добрую шестую, а то и пятую часть книги.

Иногда казалось, что развитие сюжета идет несколько затянуто, но, в принципе, если сравнивать, все вполне себе динамично. Есть неплохие идеи об освоении Америки в далеком прошлом, о новых богах — ТВ и супермаркетах. Очень аллегоричен, как мне кажется, ответ, который дает главному герою на вопросах о жертвах для этих «новичков»: свободное время. Что верно, то верно.

Ну, и последнее: мне абсолютно не ясно, как же боги материализуются. Нет, то, что люди верят, придумывают их, и они появляются — это понятно, а вот как они приобретают тела — нет. Вопрос ведь важный — если они вселяются в чужие тела, что нигде не сказано, то полубогов, вроде нашего главного героя, не должно существовать. Кстати, с ним тоже автор провел неплохую задумку: его называют и негром, и индейцем, на что тот спокойно отвечает, что не знает, кто мжет быть его отцом, а в итоге выясняется, что его папаша — бог. Неплохо, да?

Произведение вполне современное, интересное, но не могу сказать, что оно меня как-то зацепило и мне хочется его перечитать. На сегодняшнего потребителя.

Как я уже неоднократно писал, Кларк, великолепный писатель-фантаст, являет собой пример исписывания... Болезнь, старость — к моему глубокому сожалению, он потерял часть своего таланта, довольно существенную. Последние его романы никак нельзя поставить в один ряд с «Концом детства», «Городом и звездами» и т.д. И, Кларк потерял и еще одну важную составляющую писательского мастерства — интуицию. Ту самую, что позволила выбрать «Да не наступит ночь» за основу нового романа. А вот уже на «Песнях...» и «Молоте Господнем» она сбилась — ну не зачем и не надо было эти рассказы переделывать в романы.

Но, теперь поподробнее о сим произведении. Ядро, на котором оно основано — это одноименная повесть, рассказывающая о не состоявшейся любви звездолетчика и девушки-колонистки. Чистой, прекрасной, но невозможной. Одновременно в повести неплохо изложено устройство межзвездного человечества, которому победить скорость света невозможно. Все отлично, но вот перед нами роман. Такие же невозможные сверхсветовые перелеты, но описана радость открытия человечеством способности летать на скоростях, приближенных к скорости света, ЧТО И ТАК ВСЕМ ИЗВЕСТНО. Зато сделано из этого величайшее открытие. Зачем было заострять на этом внимание, мне не ясно. Ну, атеистическая тематика ладно. Артур Кларк атеист, но мне не мешает это восхищаться его произведениями. Но как в этом мире победившего материализма, так и в «Одиссеи 3001 года», появилась странная культовая система каких-то других богов... Несколько бредово, по-моему, было что-то подобное оставлять, если жители описываемой в романе колонии вообще свободно обходятся без Бога. Далее, самое главное — любовь. Основная тема повести и романа именно любовь, но здесь все несколько иначе. Заранее хочу сказать, что нет, я НЕ против гомосексуализма, ну пусть, но НЕ МОГУ Я ПОНЯТЬ, зачем он был нужен здесь. Даже не в целом в роме, где описывается, что это нормально и даже необходимо, что гетеросексуальность — это как раз и есть отклонение. Нет, даже не в этом, а в описании отношений главных героев. Наш новоявленный колонист влюбляется в таласску, и одновременно с этим трахается, уж извините за термин, с ее братом, утверждая, что это нормально. Ну зачем это, объясните: не пойму...

Первый роман, прочитанный из творчества Дика — классика американской литературы. Для меня Дик занял неожиданное место среди самых любимых авторов, а данное произведение такое же обожаемое мною, как и его же «Человек в высоком замке» и «Убик».

(Размышления я помещу под спойлер)

Этот роман Марка Твена — достояние фантастики, пародии и сатиры, произведения с глубоким смыслом и великими идеями и ценности свободы, пороках предрассудков и властвующей церкви (именно церкви в качестве господствующего органа, органа политического и государственного, т.е., этот момент не направлен на борьбу с религией как таковой).

В этом одном из величайших путешествий во времени попасть в прошлое можно с помощью хорошего удара кувалдой по голове от громилы с говорящей кличкой Геркулес, а вернуться в настоящее благодаря удачному заклинанию озлобленного Мерлина, который и вернул нашего героя обратно на тринадцать веков вперед.

Разумеется, главная идея романа не показать, как человек из будущего пытается менять прошлое или само путешествие во времени. Главная цель показать пороки общества в разные эпохи, проблемы рабства и церкви как политическо-государственной силы, пагубность предрассудков прошлого. Но, еще одной целью произведения было объяснить влияние этих предрассудков и общества в целом на отдельного человека, и отдельного человека на общество. Ведь, герой романа пытался изменить прошлое, сделать людей свободными раньше положенного срока, устроить техническую революцию и уничтожить главные пороки общества (насчет быстрого появления всех механизмов и машин — странно, как мне кажется, ибо СЛИШКОМ быстро, легко для одного человека, пусть и столь интеллектуального). Но, во время этой борьбы, герой и сам опадает под эти веяния. Да-да, хорошо, сначала он лишь уступал, но продолжал борьбу справедливую, как он считал, и пытался искупить свои поступки с помощью помощи нескольким семьям, освобождением заключенных, но, когда он победил (как думал наш Хозяин), оказалось, что он ни чуть не лучше графов — просто так брал, да вешал людей, ни за что...

Произведение приинтереснейшее, стоит прочтения.

Очень интересный роман именно для раннего подросткового возраста.

А. Кларк, отдельное спасибо за русского персонажа, описывает нам мир будущего без войн и конфликтов и даже обыкновенных политических сражений, где у людей осталось лишь два врага — стихия и тайна. Стихию укрощают, а тайны разгадывают. Мы изучаем космос и океаны, и во втором случае пытаемся найти общий язык с китообразными — единственными нашими земными братьями по разуму, и даже хотим заключить с ними союз...

Не знаю, что мне понравилось больше, «Гиперион», или «Падение Гипериона», но, безусловно, дилогия хороша.

Сотни миров Гегемонии, Бродяги, таинственные варианты будущего, в одном из которых воюют до уничтожения Бог Человечества и Бог Машин, а в другом есть Человечество, ставшее частью Природы, и больше не переделывающая, а изменяющая самих себя.

Гегемония очень напоминает штаты, хочется сказать, как и в внешней, так и внутренней политикой, так и возгласами ее лидеров. Радует, что среди них встречаются фамилии с русскими корнями. Из этого романа можно увидеть связь цикла с «Флэшбеком».

Со Шрайком стало многое понятно, хотя, и не до конца, так же, как и с природой Тоннелей и Гробниц Времени. Интересно было узнать о двух Богах и теориях в теологии, реально существующих.

Добавлю еще вот что... Современные романы, даже не фантастические, если их сравнивать даже с произведениями 50-70 годов, да и 80-ых, не искрят интимными подробностями. Там это выглядит более... Более элегантнее и лучше. Пусть это и покажется слишком сентиментальным, но некоторые слишком пошлые фразы в двух Гиперионах, плюс мат и ненормативная лексика, лично меня, не радуют. (П.С. Хотя, вспомним второй, если не ошибаюсь, роман Азимова из цикла о детективе Бейли и его роботе-напарнике. Там целых пару страниц было посвящено подробностям о сексе и сексуальных направлениях. Но, как лично я считаю, это было данью сексуальной революции).

Вообщем, не зря прочитал. Девятку ставить можно.

Интереснейший рассказ Кларка.

Бесконечное количество возможностей, которые породили удивительную Вселенную, всего с одной звездой и планетой.

А, может быть, так было не всегда? Может быть, это дело предков его обитателей, умеющих манипулировать с потайными измерениями? Или же, это та технологическая возможность, которую обрисовали во второй части Снегова «Люди как Боги»?

Много вопросов, как и вопрос, а что делать обитателям этого мира, этой Реальности...

Кто и зачем построил Стену? Может, ее создатели находятся за ней, и ждут того храбреца, возможно, своего потомка, ныне живущего человека, который отправится к ним на встречу?

И да, насчет неудачной концовки... И сам главный герой, и Вы, многоуважаемые, да и я, немного, расстроились такой тривиальной концовкой. Лента Мебиуса — и все. Но, ведь эта концовка дает надежду тем, кто понял суть увиденного в том мире... Надежду на то, что таинственные предки современников главного героя смогли найти новый мир, полный возможностей к настоящей жизни, а не вокруг одной замкнутой звезды. И, это же может случиться и с ними. Теперь, они должны и дальше искать все тайны и раскрывать их, чтобы найти истинный путь, путь Предков, и путь Потомков.

Но, конечно, хотелось увидеть в тексте вот что... Если идея петля Мебиуса, то можно было бы все преобразить в рассказ о том, как Предки Людей изолировали свой мир и звезду от остальной Вселенной, легенды о том, что в небе можно было увидеть звезды, и т.д.

Т.е., концовка лишь кажется глупой и не достойной рассказа. Нужно, всего-то, взглянуть на нее с другой стороны...

(Комментарий в разное время редактировался 4 раза)

Один из самых лучших романов Азимова. Что уж и сказать.

Долгие тысячи веков, и, наконец, выход в космическую даль, в которой все уже занято, и для человечества места там уже нет... Печальный исход для расы, которая могла бы стать сверхэкспансерами и властителями галактики и всех ее миллиардов звезд.

Интереснейший сюжет и мир открывается в этом произведении Айзека. Именно эта книга стала моим началом в изучении НФ-литературы в принципе и творчества Азимова в частности. Автор пытался донести до нас, что в любом событии есть своя причина, и каждое событие, пусть это даже Мировая Война, важны — они помогают прогрессу, дают нам будущее, хоть иногда и забирая многое из прошлого. В этом мире, где правит консервативная диктатура, нету ни прогресса, ни мечты. Ведь мечта о покорении звезд важнее, чем покорение времени. Нельзя, что бы люди ВЫБИРАЛИ свое будущее — они должны его СТРОИТЬ, через ошибки и победы.

Плохой оценки этому романа я просто не могу дать.

Роман сделан очень необычным. Даже не сразу поймешь, что это — Азимов, один из тройки лучших фантастов Запада.

Интересная идея того, как две совершенно разных Вселенных, и, что может стоять за кажущейся помощью иновсленцев.

Да и сама эта раса иновселенцев, их странная жизнь и культура описаны очень хорошо.

Ну, думаю, остальное за меня уже сказали и писать это бессмысленно — просто поставлю хорошему произведению хорошую оценку.

«Лингвистический хоррор,

или контингентность языковых игр»

Энное время назад, по прочтении «Ложной слепоты» Уоттса, «Дома в ноябре» Лаумера, «Врага моего» Лонгиера и ряда иных произведений, мне показалось обоснованным объединить их в единый (под)жанр и назвать его «Странным Контактом». Контактом человечества с иным разумом («разумом»?), в котором привычные жанровые лекала космической научной фантастики рушатся со страшным грохотом под пятой чуждости, непонятности, инаковости (иначе: деконструируются). Отчего возникает тот самый катарсис, очищение от много раз читанного и виданного, возвращение и чувствование той самой интеллектуальной небывалости, для которой фантастическая литература и рождена. Именно поэтому (по этому результату от чтения, в моем случае — слушания в замечательном озвучке Евгения Стаховского) я полагаю рассказ Роберта Шекли «Потолкуем малость?» замечательным примером ситуации Странного Контакта. Более того, в связи с лингвистической «начинкой» этой работы, а также того способа, используя который писатель создает эффект остранения у читателя (вполне в духе русской школы формализма), (суб/под)жанровую принадлежность можно характеризовать как «лингвистический хоррор». Далее я попробую доказать и углубить эти догадки, а также как к давнишнему рассказу Шекли может быть применен модифицированный жанровый определитель Квентина Мейясу из книги «Метафизика и вненаучная фантастика».

Начнем, как и ранее в отзыве на работу Барри Лонгиера «Враг мой», с цитат предыдущих читателей-комментаторов «Потолкуем малость?» с целью установить, какие разночтения или частое непонимание остались после прочтения:

«Хороший рассказ, только концовка у него несколько туманная» (tevas)

«Непонятно только, как они сами себя понимали, если каждый раз язык менялся. Причем менялся очень сильно. А если кто-то простудится? И из-за гайморита не сможет правильно ставить интонацию?» (ZiZu)

»...что значит слово «ман»?» (Journalist)

«Правда, кое-что осталось непонятным» (duke)

«Забавный рассказ с не совсем понятной концовкой» (Pupsjara)

«Ну вообще «замудрень» немерянная» (gorvzavodru)

«Шекли блестяще отобразил всю сложность процесса, но и заставил подумать, что это всё-таки было? -издевательство или хитрость?» (vam-1970)

На мой взгляд, если я верно все понял, наиболее близко к пониманию концовки рассказа и вообще рассказа как такового пришел vitamin:

«А в концовке, быть может, ничего туманного и нет — не ищи смысла там, где его нет и не было»

Концовка юмористического — якобы юмористического — произведения Шекли вызвала вопросы и недопонимания у многих, и vam-1970 лучше всего выразил дилемму читателя после последних строчек «Потолкуем...»: издевательство или хитрость? Но дилемма эта — ложная. Ни хитрость, ни издевательство. Это ошибочная трактовка, ошибочность которой происходит от неверного определения жанровой характеристики этой работы. Перед нами не юмористическая, сатирическая или ироническая фантастика. Не только и, самое главное, не столько. Перед нами указанный выше лингвистический хоррор в антураже Странного Контакта. Притом сам автор чуть ранее, словами рассказчика в лице главного героя, как бы все объясняет потенциальному читателю, и самый финальный абзац (и незадолго до него) уж точно ставят точку в понимании написанного и перечеркивают вариативную интерпретацию «хитрость или издевательство». Но перед демонстрацией авторских цитат еще раз вернемся к определениям. Что такое Странный Контакт я постарался прояснить выше (и в других отзывах). Теперь же проясню, что имеется в виду под «лингвистическим хоррором». И если с лингвистическим все ясно — весь рассказ о трудностях перевода — то что именно я имею в виду под хоррором? Никаких ужасов и мертвецов в рассказе Шекли не видно, зато в обилие диковинные и конфузные ситуации, в которые попадает рассказчик. Но здесь хоррор интеллектуальный, когнитивный, от встречи с неведанным, (в)нелогичным, не возможным для прояснения. Как в сухих описаниях Лавкрафта или менее сухих сюжетных линиях Лиготти. Именно такой хоррор имею в виду и я, который вызывает трепет не от ощущений, а от обдумываний.

Теперь дадим слово автору:

«Но если это было так, тогда хон был очень странным языком. В самом деле, это был совершенно эксцентричный язык. И то, что происходило с этим языком, не было просто курьезом, это было катастрофой.

Вечером Джексон снова взялся за работу. Он обнаружил дополнительный ряд исключений, о существовании которых он не знал и даже не подозревал. Это была группа из двадцати девяти многозначных потенциаторов, которые сами по себе не несли никакой смысловой нагрузки. Однако другие слова в их присутствии приобретали множество сложных и противоречивых оттенков значения. Свойственный им вид потенциации зависел от их места в предложении»

»- Хорошо, — сказал Джексон сам себе и всей Вселенной. — Я выучил наянский язык, я выучил множество совершенно необъяснимых исключений, и вдобавок к тому я выучил ряд дополнительных, еще более противоречивых исключений из исключений.

Джексон помолчал и очень тихо добавил:

- Я выучил исключительное количество исключений. В самом деле, если посмотреть со стороны, то можно подумать, что в этом языке нет ничего, кроме исключений.

Но это, — продолжал он, — совершенно невозможно, немыслимо и неприемлемо. Язык по воле божьей и по самой сути своей систематичен, а это означает, что в нем должны быть какие-то правила. Только тогда люди смогут понимать друг друга. В том-то и смысл языка, таким он и должен быть. И если кто-нибудь думает, что можно дурачиться с языком при Фреде К. Джексоне...»

«Его мозг полиглота проанализировал то, что услышало его непогрешимое ухо лингвиста. В смятении он понял, что наянцы не разыгрывают его. Это был настоящий язык, а не бессмыслица.

Сейчас этот язык состоял из единственного слова «ман». Оно могло иметь самые различные значения, в зависимости от высоты тона и порядка слов, от их количества, от ударения, ритма и вида повтора, а также от сопровождающих жестов и выражения лица.

Язык, состоящий из бесконечных вариаций одного-единственного слова! Джексон не хотел верить этому, но он был слишком хорошим лингвистом, чтобы сомневаться в том, о чем ему говорили его собственные чувства и опыт.

Конечно, он мог выучить этот язык.

Но во что он превратится к тому времени?

Джексон устало вздохнул и потер лицо. То, что случилось, было в некотором смысле неизбежным: ведь изменяются все языки. Но на Земле и на нескольких десятках миров, с которыми она установила контакты, этот процесс был относительно медленным.

На планете На это происходило быстрее. Намного быстрее.

Язык хон менялся, как на Земле меняются моды, только еще быстрее. Он был так же изменчив, как цены, как погода. Он менялся бесконечно и беспрестанно, в соответствии с неведомыми правилами и незримыми принципами. Он менял свою форму, как меняет свои очертания снежная лавина. Рядом с ним английский язык казался неподвижным ледником»

»...слова Гераклита как нельзя более точно определяли сущность языка планеты На»

И, наконец, сам конец:

«Сам факт подобных изменений делал недоступным как наблюдение за языком, так и выявление его закономерностей. Все попытки овладеть языком планеты На разбивались об его неопределимость. И Джексон понял, что воды реки Гераклита прямиком несут его в омут «индетерминизма» Гейзенберга. Он был поражен, потрясен и смотрел на чиновников с чувством, похожим на благоговение»

И, наконец, сам конец:

»- Ман! Ман! Ман-ман!

Невозмутимо улыбаясь, старик ольдермен тихо прошептал:

- Ман-ман-ман, ман, ман-ман.

Как ни странно, эти слова и были правильным ответом на вопрос Эрума. Но эта удивительная правда была такой страшной, что, пожалуй, даже к лучшему, что, кроме них, никто ничего не слышал»

Начнем с процитированной концовки. Она и десяток-другой строчек выше, где пришельцы общаются только при помощи слова «ман», в том числе — что наиболее важно — после отлета главного героя, говорят о том, что здесь нет ни хитрости, ни издевательства. Это, как указано самим Шекли через размышления Джексона, все связано с бессистемностью, невероятно быстрыми изменениями и, самое главное, полной их непредсказуемостью внутри языка местных жителей. Здесь и рядом нет никакой туземной мудрой лжи. Лишь, как указано в заключительной авторской речи, «эта удивительная правда была такой страшной, что, пожалуй, даже к лучшему, что, кроме них, никто ничего не слышал» (что, кстати, тоже прямо намекает нам на иную жанровую принадлежность «Потолкуем...», далекую от юмора). И сразу уточню: дело не в том, что язык местных быстро изменяется. Проблема в том, что он изменяется вне всякой последовательности, правил, закономерностей. Он представляет собой совокупность исключений, как заметил Джексон, без единого-единственного-хотя-бы-одного правила. Это нечто вне- и не- рациональное, не способное для усвоения человеческим умом, даже самым проницательным и гибким. Хаос и бессмыслицу невозможно понять. Только указать на то, чему невозможно указать быть разумным, ясным и понятным. Это и порождает лингвистический хоррор на фоне Странного Контакта, Контакта с Языком, который, в общем-то, скорее не-Язык, квази-Язык, вне-Язык.

Именно поэтому этот рассказ Роберта Шекли может стать одним из немногочисленных примеров жанра вненаучной фантастики, который выделяет (пусть мне и до сих пор кажется, что выделяет напрасно, ведь и Странный Контакт вполне органично сосуществует в общем порядке научной фантастики) французский философ Квентин Мейясу:

«А что мы имеем в виду, когда говорим о «вымысле вненаучных миров», или о «вненаучной фантастике»? Употребляя термин «вненаучные миры», мы говорим не о мирах, лишенных науки, то есть не о мирах, в которых экспериментальных наук фактически не существует, — например, о таких мирах, где люди не выработали — вообще или еще — научного отношения к реальности. Мы понимаем под вненаучными мирами такие миры, где экспериментальная наука невозможна де-юре, а не просто неизвестна дефакто. Вненаучная фантастика определяет особый режим воображаемого, в котором мыслятся миры, структурированные — или, скорее, деструктурированные — так, что экспериментальная наука не может ни разворачивать в них свои теории, ни конструировать свои объекты. Вненаучную фантастику направляет следующий вопрос: каким должен быть, на что должен быть похож мир, чтобы он был де-юре недоступен научному познанию, не мог стать объектом некоей науки о природе?»

Таким образом, язык («язык»?), придуманный Робертом Шекли, это и вненаучное фантастическое допущение, яркий пример жанра вненаучной фантастики, где наука работать не может, но само сознание и опыт более чем возможны, и того, что я вынес в заголовок этого отзыва — контингентность. Сверхслучайность, случайность, освобожденная из уз и цепей статистики, закономерностей и правил. Чистое не ничто, но неопределенность. И разве это не может не пугать?

vam-1970 риторически вопрошает: «столько автор написал текста — заслуживает ли эта тема такого?».

Я попробую составить нериторический ответ, притом не впадая в многословие.

Бывает магический реализм. На мой взгляд, в творчестве Рафаэля Лафферти возникает «магическая научная фантастика». Хотя, возможно, это не некий новый поджанр или тем более жанр, а особый авторский стиль, «поэзия палп фикшн», разрывающая внутренней поэтичностью любые оковы. И потребительские, и издательские, и те же жанровые.

Умберто Эко в очерках о развитии творчества Джеймса Джойса отмечает, что поздняя поэтика ирландского модерниста — это поэзия идей. Составление рифм и противопоставлений через столкновение различных деталей из мировоззрений и философий настоящего и прошлого. Во многом качественная научная фантастика — именно научная фантастика, а не ее гибриды или лишь элементы в скорее реалистической прозе или психологических романах (без какой-либо негативной оценки подобной гибридизации; в конце концов, современная литература — это постжанровое, межжанровое и в чем-то метажанровое творчество) — это именно такая поэтика идей, где к кусочкам и сверткам интеллектуальных и чувственных достижений минувших и длящихся по сей момент времен добавляются отблески будущего. Идеи из иных, не начавшихся времен, пойманные и преломленные фантазией, эрудицией и смелостью писателя.

Именно это есть и во «Всех фрагментах речного берега». Великолепное фантастические допущение, повествование, в чувственной части очень схожее с магическим реализмом (оттого и предлагаю допустить здесь действие «магической» научной фантастики), а в интеллектуальном поле — это размышление о природе реального и невозможного, встреча с нечеловеческим и непредставимым. Лафферти прекрасно смешивает в повествовательном цементе кусочки повседневности и странности, создавая уникальную обстановку рассказа.

Маленький шедевр, ограненный алмаз в коллекции научной фантастики, где она становится самой собой — поэтикой идей будущего в настоящем.

Чем прекрасны романы Иэна Бэнкса?

Герои, сюжет, продуманный мир, интриги... Все присутствует в каждом из произведений шотландского битника-(анти)Достоевского (в самом похвальном смысле обеих частей этого определения). Но сама структура повествования, сюжетный каркас, выстраиваемый Бэнксом, всегда выше всяких похвал. Он в этом преодолевает границы писателя и романиста, переходя в амплуа строителя и архитектора. Поэтому на вопрос из фан-группы по «На помине Финнеганов», а именно «как писать книги после Джойса» (намекая на полное преодоление, завершенеи им литературы как языка и заранее отвечая фотографиями иллюстраций из известной манги, где слова заменены детализированными изображениями), можно ответить двумя словами. Как Бэнкс. Не говоря через перо, а используя слова и прочие буквенные комбинации как строительные кирпичи. Конструируй, а не пиши...

Но хватит помпезных вступлений. Я это все к чему? Роман «Умм, или Исида среди Неспасенных» в Лаборатории по сравнению с другими книгами мэтра особо никак не оценен. Откровенно говоря, его обошли вниманием. Солидарен с последним из комментаторов, что проще всего отнести роман к полудетективным, около-триллерам про тоталитарные секты. Такие описания, при всем моем глубочайшем уважении за «Оно» и «11/22/63» больше подходят для Стивена Кинга, который в рамках ужасов и триллеров выгравировал из разрозненной множественности историй про сектантство некий эталонный шаблон. Быть может, слишком с приставкой «поп-«, но все же. Бэнкс если бы и решился писать про секты, то только для того, чтобы к чертям деконструировать и аннигилировать крышесносным переворачиванием канонов такой рассказ. Но уж точно никак не примкнуть к каноникам. Не даром Иэн романтичный еретик, а не литературный схоласт. Поэтому «Умм...» уж точно не стандартная история про тоталитарные секты, да и не шибко про религии. Но это и не только, не столько про вопросы о «ценности истины по сравнению с мечтой, взрослого цинизма по сравнению с детской непосредственностью», как пишет Kalvin. Хотя в другом, повторюсь, я с ним и согласен.

Так о чем же «Умм...» на самом деле? Казалось бы, перед нами более чем очевидная история. Девушка-сектантка, проницательная и убежденная, милая и очаровательная, отправляется искать свою сестру-вероотступницу в «Вавилондон». И по пути стряхивает пыль с покровов тайны многих из родных ей людей, членов спасительной (ли?) Общины. Думаю, большинство уже по первым страницам поймет, что что-то тут точно не чисто. Расставленные чеховские ружья слишком очевидны и находятся на избыточно заметных местах для искушенного читателя. Сальвадор, дедушка и основатель Ордена, в свое время таинственно нашелся двумя девушками посреди берега. И все время хотел найти какой-то мешок... Очевидно, что он еще всплывет в прямом и переносном смысле далее. Само описание секты слишком навязчиво приятное, антитоталитарное, неханжеское и совершенно не фундаменталистское. Конечно же, это явно намекает на переворачивание нашего взгляда на эту религиозную общину далее. И по всем последующим пунктам — то же самое.

Да, разумеется, Бэкнс блестяще пишет, описывает, прописывает характеры героев, действия, шутки, бытовые и экзотические черты этого мирка. Но неожиданности оказываются не по-бэнксовски ожидаемыми. Учение Общины, конечно, по Иэну объемное, живое, хоть сейчас иди и создавай свою собственную секту. Нью-эйдж, очень приближенный к секулярным нравам, особенно в половой жизни, Бог(и) чуть ли не из деизма. Серьезные запреты, по сути, касаются только технологий и мещанского уюта. Так что теология прописано и реалистично, и искусно. Основатель и члены Ордена голосом Исиды, или просто Ай, главной героини, описываются максимально приятными и надежными персонажами. Абсурд в плавании Ай на квази-лодке до Лондона, ритуал омовения ее ступней, подкладывание в такси под попу справочника, дабы не согрешить чрезмерным уютом, ее комментарии о святости порностудий и случай с пробиванием потолка из-за неудачного обкуренного подката парнем на чердаке с неожиданным прояснением местоположения Мораг. И не только. Это все очень классные шуточные элементы, которые не устают радовать читателя.

Но при переходе во вторую часть романа, даже, скорее, в заключительную треть, юмор уходит. Тональности сменяются. Сама Исида перед нами меняется. Изменяется ее окружение, попутчики, отношение к Неспасенным, весьма резко трансформируется отношение деда и других персонажей к Ай. С дедом мне, кстати, до сих пор кажется слишком резким переходом тот эпизод, где

За до боли очевидными чеховскими ружьями и крючками, которые побудили читателя, в том числе и меня, следовать за поиском прошлого Сальвадора и прочих тайн, мы не заметили более верной дорожки из хлебной крошки, оставленной автором для более пытливых глаз. Отвлечение внимания с одной подсказки на сюжетный поворот другой, более ясной и видимой подсказкой для другого поворота. Отличный ход что для фильмов с неожиданной развязкой, что для книг. В данном случае в «Умм...» как-то не особо обращаешь внимание на некий «Дар», имеющийся у Исиды. Ну Дар и Дар. Ну якобы она там кого-то исцелять может, хотя и сама понимает, своим вполне рациональным и пронзительным умом, что все это сомнительно. Но он нарочито часто упоминается. В том числе появляется в двух важных местах. В поворотной точке во время встречи с бабушкой героини и в самом финале. Притом в конце прям прописывается, что Исида чувствует и использует Дар: «Неужели мой Дар оказался реальностью? Неужели он — подлинный?». Но при этом она никакого не лечит, не воскрешает. Вообще ничего магического не происходит. Она просто начинает рассказывать историю внемлющей ей пастве... И все. Но именно в этом и есть ее Дар. Та великая сила, которая создает мировые и локальные религии, возвышает одни народы и уничтожает другие. Заставляет людей поверить в исцеление рака от иконы или отречься от медицинской помощи ради спасения души. И это не вера.

Ложь. Способность лгать и манипулировать людьми, внушать свою волю и управлять хитростью сложносоставной массы людей — это и есть Дар. Им должен обладать любой основатель секты какого угодно пошиба. Этот Дар есть у Сальвадора и, видимо, именно в контексте помыкания и манипулирования, у его жен-сестер. И он же раскрылся у длинноименной, умной, красивой, красноречивой и харизматичной Исиды. Весь роман она шла через разные миры и людей, чтобы научиться на практике использовать свой талант. Ее крестовый поход во спасение сестры превратился в хадж к обретению настоящей себя. Искусительницы, манипулятора, лидера. Взгляните на все ситуации, где оказывалась Исида во время своего путешествия. Она везде так или иначе жонглирует словами, уловками и хитростью, лестью и обманом добивается своего. Начиная с малого в начале, заканчивая большим в конце. Начиная от манипуляций с одними Неспасенными, и заканчивая таковыми с собственной Общиной. В конце концов Исида ведь по-настоящему верит, что что-то Там есть, и людей надо спасать. А уж какие средства для этого применять... Как ни ей одной, Избраннице, это не знать? Правда, насколько она будет хуже или лучше, в отличие от своего потаскуна-дедули, неведомо никому. Ведь критерии правильности будут определяться по мере поступления событий, точнее, исполнения самих этих действий. Не так ли делает сам Сальвадор, постоянно корректируя свое священное писание?

Так или иначе, когда разгадываешь эти шифры Бэнкса, роман начинает играть новыми красками. Сразу вспоминается Хаус с его «все лгут», а построение сюжета и конечные смыслы и ходы сходны с таковыми в фильме «Аллея кошмаров» (2022). Дар Исиды не просто врать, но и самой разоблачать ложь. То бишь контролировать процессы лжи и истины, раскрывать ту пелену обмана, которая окружала ее. Другой вопрос, лучше ли будут те паутины обмана, которая соткет сама Ай, и может ли ее Дар пробудит от лживости ее собственный разум?

Сознание — это конфликт. Сильное заявление, да, и я даже постараюсь его проверить. Кроме противоречий в мышлении и в психике, кроме бесконечных споров философ и нейрофизиологов друг с другом (ведь в спорах, на самом деле, рождается не истина, а только конфликт), есть еще один смысл, контекст для подобной формулы. Начну с откровения, что мое первое образование именуется пугающим словом «конфликтология». Как и в любом современном вузе, гуманитарное образование и наука вообще, к огромному сожалению, лишь переливание из пустого в порожнее, откровенная многословная пустота со всякими «концептуальностями» и «дискурсами», с полым, выхолощенным учебным процессам. В такой обстановке лишь самообразование спасает. А также подсказывает вместе с элементарной формальной логикой, что понятие «конфликт» внутренне противоречиво и избыточно. Ведь оно включает в себя явления качественно ну очень, очень разнородные и отличные — какие-нибудь внутриличностные конфликты, межведомственные, семейные. Это всего лишь случайность и даже глупость, называть эти разные вещи одним словом, а уж тем более возводить этот уродливый языковой конструкт в ранг объекта научного изучения. Про универсальные методы их решения, инвариант примирения всех со всеми я умолчу, ведь тема совершенно иная. А именно есть ли сознание, как и, положим, конфликт всего лишь языковая ошибка? Горькое заблуждение? И имеется ли место свободе в нашей природе?

Главный герой, Алекс, живет, как и многие другие герои Игана, в мире на пороге радикальных технологических и социальных трансформаций. Капитализированный прогресс уничтожает рабочие места, а сопутствующая ему структурная безработица становится обыденной данностью. Ждать, когда же роботы будут жить за человека, остается немного. Но Алекс худо-бедно справляется, занимаясь воровством в темных переулков технологических побрикушек и валюты у состоятельного класса. Кроме того, в эти секунды и более свободные минуты он живет, размышляя об экзистенциальных, философских вопросах. Насколько он свободен? Где, в каких дебрях, вне социально-культурных установок лежит его воление, машина желаний, истинное, самое свободное «Я»? И вот украденное у богатого паренька научное чудо дает пугающий и неоднозначный ответ.

Имплант, воспроизводящий перед взором Алекса странные, причудливые узоры и схемы, оказывается машиной интроспекции. Неким усилителем внутреннего, мысленного взора, глаз души, который как под микроскопом позволяет разглядеть каждую мысль своего владельца. И вот с каждым новым взятым уровнем увеличения, подробно разглядывая свои ментальные лабиринты, Алекс все ближе подходит к тому, чтобы по-ницшеански отринуть мораль и совершить прыжок веры к самому себе. К своей свободе, которой, как думается главному герою, он и является. А всякие социальные нормы преграждают нам эту дорогу. И вот Алекс открывает в себе Повелителя Воли — как он думает, самого себя. И вот, подставив дуло пистолета к виску очередного среднеклассовца, имплант, как микроскоп или подзорная труба приближавший мельчайшие частицы правды к Алексу, достиг изначального уровня сознания. Наткнулся на ментальные пиксели, мыслительные кирпичи своего носителя. А они показали, что главный герой и любой человек не обладают никаким «Я» — что декартовским, что сартровским или иным. Нет вас как некоторой единой сущности, даже в представлении вульгарного материализма позапрошлого столетия. Все гораздо причудливее и ужаснее. Ведь сознание, как и говорит чаще всего когнитивстика, есть скопление бессознательных процессов. Не эмерджентное свойство мозговых тканей, как, например, у Джона Серла, который в этом понимании ближе к марксизму, чем любой другой аналитический философ в данном вопросе. Именно из бессознательных процедур, из взаимодействия довольно большого числа нейронных комплексов, которые на самом первичном уровне есть разрозненные недосознания. Конфликтующие друг с другом неразумные, но наделенные определенной информацией организмы, которые на высшем уровне своих взаимосвязей образуют коллективное сознание. А оно самообманом предстает самому себе, то есть нам и Алексу как монолитное «Я».

Это открытие спасает избежавшую смерти жертву Алекса, но, на мой взгляд, мало решает долгий и все никак нерешаемый вопрос сути сознания. Очень просто сказать, что сознания на самом деле просто нет как в любом плане понимаемой сущности, некоторой вещи. Только как, возможно, не самым философским способом (вспоминаем пытавшегося ходьбой опровергнуть Зенона Элейского) Джон Серл показывал, что ваша мысль, чем бы она не была, заставляет руку подняться вверх. Переходит ли тут бессознательное в сознательное — это вопрос второй. Важнее, что ваше сознательное желание превратилось в физическое перемещение физического объекта. Остается разрыв в объяснении, а напирать на иллюзорность проблемы у отрицателей сознания пока получается не очень. Во всяком случае, на мой взгляд. А трагический, но человечный финал рассказа мог закончиться совсем иначе. Ведь «поймавшее дзен» несуществующее «Я» Алекса могло интерпретировать свою машину переплетенных желаний как Орудие Сверхчеловека, заглушив все остальные бессознательные миролюбивые пучки нейронов. К сожалению, нейрофизиологическое убийство сознания не убивает вместе с тем нацизма и злого, темного варианта экзистенциализма. Без сарказма талантливый и энциклопедичный Иган здесь, увы, просчитался. Его решение — лишь оправдание для действительных машин убийства, а вот упомянутый Грегом Сартр с полной ответственностью каждого человека за принимаемое им решение, даже если «Я» — языковая иллюзия, как раз способен противостоять фашиствующим зверям и самому себе.

Что такое «я»? Каково это «быть мною» или «быть другим»? Какая природа у нашего сознания, материально ли оно в классическом смысле слова? Возможно ли копировать его? Существует ли бессмертие психического в природе? Хоть в каком-либо смысле. Все эти вопросы будоражат умы человечеству. Бурлят в религиозных богословских тусовках, научных кружках и на философских вершинах. Не отстают и писатели. Особенно писатели-фантасты, «твердого» направления, где, казалось бы, нежелательно заводить разговоры о столь тонких и не шибко эмпирических, позитивистских и доподлинно научных «материях». Ведь заочно для лабораторных интеллектуалов в академических неприступных крепостях вопрос решенный: какие бы структуры мозга не порождали ощущения от первого лица, нашу самость, они уходят после затухания внутричерепной активности в вечное Ничто. В этом же сциентистском русле пребывал и Грег Иган. Ведь большая часть его творчества направлена на морально-этические задачки и, как модно говорить, «кейсы», связанные с дублированием личности при помощи загрузки в компьютерные системы или другим образом (и трудностью в определении идентичности копий с вопросом о неизменности «я»). Достаточно вспомнить рассказы «Учись быть мною», «Статист», «Похищение», «Зловещая долина», «Сближение», «Верность», плюс романы с похожими вопрошаниями и фантастическими допущениями. Но в «Прогулке» научный автор пошел по слишком умозрительной и крайне философской дорожке. И выбирал такой путь не зря.

Главные герои, правда, свои маршруты не избирали. Напрямую. Рассказчик, молодой хакер, оторвал слишком большой кусок пирога из темного рынка махинаций. А мафиозный киллер Картер просто работает тем, кем у него лучше всего получается быть. Как в «Стене» Сартра или менее удачном «Последнем дне приговоренного к смерти» Гюго (менее в сравнении с Жан-Полем), Иган ведет повествование от лица, на которого легла печать скорой смерти. Поэтому через рассказчика передается самое таинственное и страшное, невозможное и чуждое жизни, как писал Толстой — смерть. Ее ожидание. Главный герой говорит нелепицы, обещает невозможное, ощущает наиболее печальное. Но Картер оказывается не простым палачом. Ведь он предлагает не просто абсурдное в такие мгновения философствование на дорожку в последний путь, а познать Истину с большой буквы. Через нейроимплант собственной работы.

С технологией «перепайки» и перепрограммирования мозгов у Игана связан давний интерес. Почти во всех упомянутых рассказах все эти микроскопические нейро-волшебные-палочки, способные на раз-два на недельку-другую или навсегда сделать из тебя исламистского фанатика или верного любовника, упоминаются. Но здесь смысловая суть даже не в этом фантдопе и события, который он создает. Все гораздо сложнее, интереснее и по-философски. Грег Иган через Картера ведет с приговоренным к исчезновению сократический диалог, задавая заглавный вопрос — а что или кто должен исчезнуть? Думаю, я вас не удивлю, если скажу, что все атомы нашего тела в течение энного количества лет полностью заменяются на другие, нервные клетки непостоянны, ведь не только отмирают, но и возникают наново, не говоря уж о регулярной перетасовке связей между нейронами мозга. А также умолчу о такой скуке и явных вещах, что бессмертие через детей довольно эфемерно, а память непостоянна и подвержена дефектам и изменениям, именуемыми конфабуляцией. Принимая эти замечания за логические предпосылки, неотложные истинные факты, скажите — а остается ли «я»? Или просто Я? Что же делает нас нами, если все заменимо и непостоянно? Если в одну реку вступить дважды нельзя. Кто-то считает в связи с этим, что никакого я и нет вовсе. Как и самости и чего бы ни было связанного с самоощущениями от первого лица. Но, опуская все эти множественные концепции о ложности наличия субъективности в нашей голове, которые, быть может, с моим пока не самым полным знанием, кажутся слишком софистическими.

Так вот, опуская это, готовы ли мы признать себя иллюзией, способной и должной воспринимать другие иллюзии? Не отдает ли подобное замечание бредом? Ведь истинность я единственное, в чем каждый из нас может быть уверен, не вдаваясь в тонкости лингвистических и психологических парадоксов. Поэтому и Картер, менее многословно, чем я, признает наличие некоего ядра, которое делает нас именно нами. Несмотря на переменчивость атомной структуры и эмпирических данных в нас самих. Но это не душа в представлениях авраамических религий. Скорее идеи киллера из «Прогулки» ближе к Шопенгауэру с его бессмертной Волей. Если очень просто, то должно быть что-то такое, что связано с материальным миром, но не умирает с остальными частями личности человека после смерти индивида, а по законам статистики реализуется в ком-то другом. Не знаю, по Игану, быть может, это какие-то особые структурные связи мозга или некие квантовые соединения. Так или иначе киллер дает возможность бедолаге внедрить в себе уверенность в такой диковинной идее. Через внутренние сопротивления и чудовищное по силе желание жить, герой все-таки соглашается, а дальше... (спойлер!) А дальше до определенной степени открытая концовка. Киллер обещал убить героя при любом исходе. Тем не менее рассказчик остался жив. Или же все сложнее? Картер утверждал, что есть нечто, заставляющее нас быть нами. То, что может реализоваться и в ком-то другом, спустя века и световые годы. Не стал ли таким человеком главный герой, на нейрохимической глубине уверовав в концепции заказного убийцы? Или он перенес в голову смертника часть себя в виде воспоминаний, которые он не считал подлинной самостью? А может, верны оба варианта? Бог весть, возможно, что приобретя через нейрогаджет убеждения Картера, основной персонаж «Прогулки» получил и посредством какой-то метафизики воспоминания несчастного убийцы? Но это уже слишком значительный отход от рассказа и его настроения, который кроме этих философий доносит более простые и не менее важные мысли. Как страшна и ужасна смерть, как она отвратительна. И что умирать надо не в кромешном одиночестве. В этом плане мы скорее слоны, чем кошки. Прощальная прогулка предназначена не для одного, а для всех нас. Поэтому на последнем одре всякому требуется диалог.

Не устаю повторять, какое значение для меня имеет творчество Питера Уоттса. На секунду, именно к «Ложной слепоте» имеются целых две моих полновесных рецензии. Притом вторая, слишком многословная и графоманская вариация, скорее всего, не станет последней. Слишком неудовлетворительно я выразил в ней свою связку взглядов и мыслей по вселенной «Огнепада», которые сформировались лишь спустя пару лет после прочтения сначала «Ложной слепоты», а потом «Эхопраксии», примыкающих рассказов к этой знаменательной постчеловеческой саге. И не только. Пусть сейчас эти самые думы по эпосу о приходе Технологической Сингулярности и смерти Человека пришли в некоторое постоянство, мысль на месте не стоит. Оттого противно безвольно томиться в ожиданиях от выхода «Всеведения», которое завершит, наверное, самое грандиозное противостояние на книжных страницах и в электрических читалках. Может, не во всей мировой литературе, но в области фантастического на грани с реальностью произведения канадского писателя точно близки к главному призу. Потому предлагаю покамест обсудить те или иные грани величайшей борьбы человечества за право остаться человеческим (человечным?) из сюжета «Полковника».

Двадцать первое столетие движется к завершению. Неуклонно приближаются окончание человеческого вида и гибель людской цивилизации. На Земле нарастает техногенный и биотехнологический хаос. Никакой стабильностью кроме, возможно, уютных и элитарных островков финансистов и наиболее сильных и крепких государств даже не пахнет. Армии зомбифицированных солдат, восставшие живые квантовые вычислители в виде вампиров, индивидуально модифицированные постчеловеки, искусственные горние оазисы в подземельях, эпидемии саморазвивающихся генетических орудий — хроники на будние дни. Не спрашивайте, что творится на выходных, а уж тем более вне досягаемости земного тяготения. Но кроме скорого Вторжения с приходом иной неразумной жизни, вампиров, виртуальных человеков и отдельных проектов постлюдей, существует совершенно другая и уникальная альтернатива морально устаревшему хомо сапиенсу. Коллективные разумы в виде Мокши и Двухпалатников. Против последних самый живой и проработанный во всех отношениях герой Уоттса, полковник Джим Мур, ведет разведку боем и обычные переговоры. Как один из наиболее консервативно настроенных к подобным интеллектуальным новшествам, поборник человеческого человечества и наименее модифицированный (лишь в силу профессии) индивид, герой рассказа имеет вполне понятный настрой к многоголовым синтетическим гидрам. Ведь последние, в отличие от античного чудовища, требуют все больше голов на место срубленных и нет. Но его твердые, годами отточенные убеждения и взгляды постепенно тают и уходят в пустоту. Ведь есть нечто посильнее высоких сущностей. Из-за столкновения с чем порой возникают до боли и отчаяния сложные моральные противоречия. А именно родительские чувства.

Но такова наша природа. Она противоречива, а этим и прекрасна. В нас есть безграничная свобода, которой мы можем пользоваться, как пожелаем. Или насколько нам позволяет конкретная общественно-историческая формация — благо, всегда есть исключения. Так или иначе полковник, старый и вместе с тем не совсем классический вояка (не верность абстрактному Отечеству, а более подлинному человечеству), сделал свой выбор. Но почему многие уверены, что коллективный разум Двухкамерных или как их называть сделал подарок Джиму из сострадания? Думаю, большинству известна простая и вполне человеческая истина — не все, что говорится, правда. Даже когда речь идет о сверхчеловеческом. И боги лгут, и уж тем более их гермесы-посредники. Например, доктор Латтеродт. Хотя почему бы ей не верить, что она говорит правду? Во всяком, с чего мы, читатели, решили, что в мире истовой антиутопии, мрачного посткиберпанка хоть где-то осталось место безвозмездной помощи? Никакого авторского четкого указания в сторону правдивости сострадания коллективного разума Двухпалатников нет. Да и не может быть, кстати — мы ведь говорим о постсингулярной драме, где все не то, чем кажется, порой даже самому себе. Вот я и спрашиваю, отчего взяться состраданию в связанном высокотехнологичным интерфейсом и переработанной корой головного мозга нечто? Коллективная ответственность в большинстве случаев, если не всегда, приравнивается к коллективной же и индивидуальной безответственности. В Странниках Стругацких также нельзя, невозможно найти какого-либо подобия моральной и сострадательной шкалы. Она, возможно, не просто параллельна нашей. Ее в принципе может не быть, потому что они другие. Вот и коллективный разум в «Полковнике», чтобы он не говорил, какую радостную новость вроде как не подарил без всяких обязательств Джиму Муру, совсем не обязательно должен быть сострадателен. Если, как говорит Латтеродт, и боги не сострадательны, а Двухпалатники, как она сама заявляет, не божественное образование, то они уж тем более вряд ли обладают состраданием. Ибо даже не все люди на него способны. По логике вещей, феноменам вроде Мокши и подобным рациональнее воспринимать людей как клетки, детальки пазла, которые ценность имеют, но умеренную. В конце концов фраза «незаменимых людей нет» работает здесь лучше всего. Или, если мыслить в масштабах «фантастического гетто», вспомните «Пламя над бездной» Вернора Винджа. Сюжеты с «трансплантацией» отдельных «конечностей»-собак в стайные тела Когтей. Только в отличие от них мы обладаем самосознанием, но что оно по сравнению с Двухпалатным не-совсем-Богом? Аналогии проглядываются ясно.

Так на кой черт сдался бедный полковник с непростой и горькой судьбой коллективному интеллекту в пустынных далях? Зачем давать ему, возможно, ложную надежду? Ведь Китон Сири может оказаться совсем не тем, кем был перед стартом «Тесея». В любом понимании этой комбинации слов. На этот вопрос можно дать множество ответов. Тут могут иметь место и многоходовая игра Двухкамерников, которые решили исключить из игры опытного оперативника своих врагов. Возможно, цель этой операции по внедрению нужной информации Муру заключается в переманивании его на сторону коллективно мыслящих. Вполне, ведь отец единственного выжившего посланника к совершенно иначе думающих интеллектам может оказаться крайне ценен. Особенно в преддверии возвращения Сири (или не-совсем-Сири) и скорого вооруженного Контакта. А может, этот поступок — удовлетворение эго суперчеловеческого мозга. А что, сострадание, значит, ему присуще, а вот высокомерие и тщеславие — нет? Почему этот, казалось бы, жест доброй воли не может быть мелкой подачкой глупому таракану? Очень хорошее самоподтверждение собственного величия.

Исходов для такого непростого вопроса много. И «Всеведение», почему б нет, может умолчать насчет причины начала отношений между Джимом Муром и Двухпалатным сознательным гигантом. В конце концов, сам черт ногу сломит в неизведанном далеко сверхмыслей сверхумов. А вот мотив полковника вполне ясен. Более того — абсолютно человечен. Ведь что может быть более человеческое, потерять человеческие черты и суть, отказаться от карьеры и идеалов ради возможности исправить свою вину перед собственным чадом. Пусть его может уже не быть. Полковник, во всяком, отошел в мир иной в «Эхопраксии». Но Технологическая Сингулярность такая прелестная штука, что новая встреча с Джимом Муром может поджидать совсем близко. На последнем фронтире человеческого и разумного во всей огромной, холодной и медленно гибнущей Вселенной. И при любом исходе из предстоящей битвы история Человека как и он сам в ней останется самым чудным и великим, что когда-либо сотворили случайность и вечность...

«Я удивляюсь, почему ваши преступники не указывают в качестве смягчающего обстоятельства редкостное безобразие вашего города.» (не совсем традиционный классик)

«Город — царство, а деревня — рай» (крестьянский народ о себе и еще каком-то народце...)

*сегодня, после немалого затишья, постараюсь уложиться в чеховско-ленинские форматы из серии «кратче, да лучше», но все также буду препарировать русскую классику лезвием остросоциальности с полнейшей серьезностью и левыми экивоками*

Эх, времена проходят, царей расстреливают, генсеков упраздняют, а темы вечные лишь меняют свои обертки. Но ни в коем случае не те вечные романы, в которых вечность предстает во всей своей красе. Как, например, получилось с «Обыкновенной историей» Ивана Александровича Гончарова. Хах, что забавно, тематика произведения очень тесно переплелась с моими личными чувствованиями и невзгодами нуарного донского декабря. Нет, не вбивайте себе в голову, что, мол, ясно все — любовные порывы и падения, как обычно. Отнюдь, товарищи и господа, никак нет! Не случалось их в последний год, к сожалению или счастью, а вот цейтнота везде и во всем, кучи мероприятий, планов и дел, которые необходимо выполнить, отсутствие хоть одной написанной (около)литературной строчки за последние месяца два, не говоря уже о целом рассказе... Вот это, безусловно, я испытывал, да еще как. А почем ж здесь «Обыкновенная история»? Да потому что роман этот не столько и не то, чтобы о делах любовных, а о противостоянии, точнее, контрасте двух миров. Мира Урбанизированного и мира Провинциального (Сельского). Общества и общины по Ф. Теннису или просто Города и Деревни.

Возможно, мне снова привиделось присутствие чего-то не шибко литературного в романе. Вполне возможно, не отрицаю, я снова занимаюсь своими грязными делишками (обсуждении на сайте фантастического содержания гипертрофированно реалистических вещей полититного толка). Ибо сюжет на четыре пятых точно выстраивается в Петербурге, вокруг двух горожан и одного «огородившегося» провинциального дворянина. Собственно, назовем их имена — главный герой, мечтательный Александр Адуев — во всяком случае первоначально романтически и идеалистически настроенный на «большие, великие дела». Его дядя, Петр Иваныч (разумеется, тоже Адуев) — «понаехавший» петербуржец-старожил, чиновник и бизнесмен, достаточно холодный, но прагматичный и далеко глядящий человек с закрепившейся небезынтересной философией. И, конечно же, возникающая под конец первой половины романа жена Адуева-старшего — Лизавета Александрова. Но повествовательный антагонизм между племянником и дедей Адуевыми как бы намекает, что соперничество в полемическом формате ведется не просто между двумя людьми, поколениями, типажами или даже философиями. Словесная борьба с широкой полосой аргументации (которая, естественно, практически всегда завершается в пользу Петра Иваныча, ведь Александр идет путем эмоциональных, громогласных выпадов) представляет собой именно борьбу двух мирозданий. И раз уж два эти персонажа, главных героя, изображают собой эти утрированные, отфильтрованные версии своих вселенных, то стоит прийти и к следующему. Постепенные метаморфозы Александра Адуева, в финале романа становящегося (спойлер!) образом собственного дяди, можно воспринять как метафору неизбежного угасания аграрного мира и вплетание его в индустриализированную, урбанизированную реальность. В «Обыкновенной истории» этапы этого скатывания (или возвышения, кому как по душе) главного героя разделены его романтическими увлечениями. От Софьи к Наденьке, потом Юле, потом Лизе, потом... И т.д., к эпилогу.

Как мне вновь кажется, все и того не проще. Контекст книги надо ловить не только в концепции «полуазиатская провинция vs европеизированная столица». Миры Александра и Петра можно уточнить и очертить гораздо лучше. Здесь представлена приход и борьба буржуазного, мещанского мира с последними феодальными пережитками. Но все-таки не строго в том смысле «феодального» как говорится порой Петром Ивановичем в виде «дикости востока по отношению к женщине», которую он вменяет Александру. Все-таки к Софье и Наде юноша не был так черств как, к примеру, к Юле, которую действительно оградил от всего мира и мужчин в нем, конечно же. А потом от скуки и «слишком легкой добычи» бросил. Здесь я, как раз, вижу уже измененного Александра Адуева — не-совсем-изначального-Александра, а Адуева-младшего в становлении к образу Адуева-старшего. Начавшего превращение в столичного мещанина. Поэтому романное мещанство объявило крестовый поход не против ужасного феодального угнетение женщины, а против положительной стороны добуржуазного общества. Размеренной, не подчиненной получению прибыли жизни, в которую можно было предаваться идеалистическим размышлением (при условии прибывания в верном сословии, конечно). Жизни честной, порядочной, правильной, красивой и счастливой. Даже более — мещанское существование поглощает и убивает в «Обыкновенной истории» деревенскую жизнь. А итог всему этому какой? Ведь до финала книги такой же путь прошел и Петр Иванович. Теперь он, безусловно, опытный, видавший виды, интересный и статный, образованный человек. Но и холодный, расчетливый, без веры в людей и все возвышенное (если возвышенными считать нормальную любовь или должную справедливость), до крайности прагматичный, любящий порой играть другими людьми (в целях, разумеется, «помочь» им), подавляющий большую часть времени в себе практически все эмоции. И все, к чему он стремится — комфорт, удобство и карьерный (финансовый) стабильный рост. И ничего более. Безусловно, под конец книги даже Адуев-старший некоторым образом преображается — в нем просыпается его истинное, забитое Городом «я». Но мещанство все равно побеждает уже в сердце повзрослевшего Александра. Слишком изнеженного своим положением провинциального, но мечтательного дворянина (но и не испорченного им — как нам показывают уже обозреваемый мной роман другого русского классика «Пошехонская старина» и многие иные произведения отечественной литературы), а впоследствии так же, как и дядя, впитавшего мещанскую, почти протестантскую этику и мировоззрение. Из-за чего, как даже Лизавета замечает, ее племянник потерял себя.

Заключая свой сумбурный после долгой паузы отзыв, замечу следующее. Действительно, на театре любовных действий в «Обыкновенной истории» скрывается столкновение мещанского города, холодного, механистичного и выстроенного на культе барыша, со спокойным, честным и добродушным селом. Притом данная конфронтация более смахивает на поглощение и пережевывание буржуазной цивилизацией аграрной культуры с последующим перерождением и слиянием деревенского образа с городскими идеалами, но и некоторым искажением этих идеалов. Как мы помним, представители этих двух реальностей — Петр Иваныч и Александр — взаимно изменились. Кто-то больше, кто-то слабее, но ушли от первоначальных установок. От изначальной гипертрофированности и переизбытка в себе представляемых и защищаемых ими устоев. И выход, конечно, посередине. В том, что Кропоткин подразумевал под симбиозом города и деревни. Создание некоторого срединного, смежного состояния между этими двумя как территориально-административными типами общества, так и между двумя культурами и ментальностями. Уход как от дикости восточной деспотии и феодального патриархального забытья, так и от бездувности, антивозвышенности и опрощении города. Ибо для меня неприемлемы и нелепое простодушие Александра в начале романа, и там же холодные размышления Петра Ивановича о должном браке и грамотном ненавязчивом контроле над супругой.

PS. «Обыкновенная история» показалась гораздо интереснее, живее, реалистичнее и даже комичнее (местами драматичнее), чем «Обломов», хотя последний — более поздняя работа. Не лишен своих слабостей и этот первый роман, например, местами казался странным сменяющийся темп повествования и сюжетных оборотов, но в целом гораздо ближе к настоящей жизни. Остросоциальнее. Хотя и в «Обломове» я кое-чего найти смог...

На последнем ФЛР узнал для себя вещь поистине удивительную. Оказывается, гений русской классики, отец литературного абсурда, мастер ироничных историй и проч., и проч. (в том числе и мой кумир, пример для подражания) — Антон Павлович Чехов был антисемитом! Знаменитым великоросским, знаете, махровым таким, ненавистником племени иудейского. И я еще понимаю, как такие теории можно строить вокруг Достоевского. И то, простите, но у него была своеобразная — не лучшая, ан все-таки, система деления «еврей — хороший, жид — плохой». И вообще эта тема отдельного разговора.

Так вот, даже «вездесущая» Википедия чего-то молчит о чеховском антисемитизме. А уж глобальные поиски по Сети, вот же забавно, в ответ на запрос «Чехов антисемит» выдают на первое место некий украинский информационный ресурс (к СМИ что российским, что украинским, по-моему, ясно, как относится — «желтизна» статей углядывается в обоих источниках), на второе — статью с проза.ру. И только третье место занимает специализированный портал, посвященный жизни и творчеству Антона Павловича. Статья этого последнего сайта даже называется «Антон Чехов и евреи» (автор Борис Хандрос), и в ней приводится исчерпывающий список «примет жидоненавистнических чувств» писателя — дружа с десятками отдельных евреев и целых семей, необычайно обильное количество еврейских героев в его рассказах и разрыв отношений с одним редактором-антисемитом. Да, вот уж и омерзительный подонок! Ну, и чтобы до конца разобраться, а что же за доказательства-таки имеются в пользу ненависти и презрения к евреям. Статья некоего Опендрика на прозе.ру, название которой даже лень писать, представляет, по сути, набор субъективности. «Автор» приводит несколько евреев-героев Чехова, говорит, что «никакого сочувствия к ним испытывать невозможно, они отвратительны и вспоминать их образы невозможно» (не совсем прямая цитата). И я вспоминаю упомянутого им Осипа Дымова из «Попрыгуньи», которого данный персонаж «даже вспоминать не хочет». Вы видите в этом герое убогого и мерзкого существа, недостойного сочувствия, далекого от всего человеческого? Недочеловека?! Мы все разные, личности, индивидуальности, но так посмотреть на Дымова — это иметь умственную болезнь. Серьезно, я даже не подумал, что этот герой — еврей! А уж сколько я сочувствия к нему испытал... Да и презрительно ли относится к нему сам писатель? По-моему, все в рассказе и повествовании говорит о том, как сочувствует Чехов Дымову, который человек больший, нежели вся тамошняя богема.

А теперь, простите за столь долгое вступление, к описанию самого рассказа. Да, и «Скрипка Ротшильда» попала в «доказательства обвинения» одного уникума. Прекрасное произведение, где смешалось столько оттенков смысла и эмоций, где есть и грусть, и юмор, и слезы, и смех, для сторонников теории «Чехова-антисемита» есть прямое доказательство в этом. Ведь там же есть жид Ротшильд, которого главный герой, Яков, ненавидит! Только вот в конце он понимает, насколько глупо это презрение (и впрямь глупо начать ненавидеть нищих евреев-музыкантов за то, что они любую мелодию играют как-то слишком тоскливо). Даже дарит перед смертью свою скрипку этому жиду! Да и как не сочувствовать ни в чем не повинному Ротшильду, который ничего плохо не сделал, да и не сказал гробовщику Якову? Да еврейский персонаж этот даже не богач. Черт, и не конкурент «нашему» мужику. Он тоскливо играет, а дети гоняют его вместе с собаками за то, что, собс-на, он еврей. Про смысловые значения слова «жид» просто промолчу. Ребят, ну, надо понимать, что сейчас это безусловное оскорбление, а раньше, в веке так 19, все несколько иначе обстояло.

Итак, что в итоге остается кроме «антисемитизма» в «Скрипке...»? Многогранный главный герой, который постоянно считает свои «сплошные убытки», даже когда умирает его собственная жена. Жизнь в подсчетах даже выветрила из его головы воспоминания о давно умершей дочери. Но тем не менее, несмотря на «ростовщическо-жидовскую» натуру Якова, этому чеховскому (анти)герою невозможно не сопереживать. Он раскаивается в своем отношении к жене, которое мягко говоря стоит обозвать скверным. Яков понимает, что зря он так долго презирал бедного жида Ротшильда. Уж про сцены посещения фельдшера лучше умолчать — слезу там трудно не пустить. Но и без забавных или трагикомических зарисовок тоже не обходится! Одним словом, наравне с «Черным монахом» и «Попрыгуньей» — моими любимыми работами мастера.

Читайте «антисемита» Чехова!

«Фантастическая история или богатыри-прогрессоры»

Сложная история у России, странная, мрачная, трагичная. Но интересная. На самом деле она у многих народов точно такая же. Древние англичане с французами жили не менее интересно, чем и наши предки. Так или иначе, но история как наука, дело известное, не просто собирания фактов. Это еще и их систематизация в исторические законы. У всех знаковых историков, правда, получались эти константы своими. Не только, правда, историки над выведением этих законов трудились. Философы, социологи, экономисты... И не-совсем-историки. И да, речь у нас про Льва Николаевича Гумилева и его «Древнюю Русь и Великую Степь».

Давайте для начала определимся с тем, как подходить к самому писателю-исследователю, а потом уж к его работе. Кстати, что книга результат кропотливых трудов, что ее создатель личность отнюдь не бесталанная, а эрудированная и крайне интересная (некий пролог к его дальнейшей возможной критики). Далее я постараюсь подсказать потенциальному читателю «Руси и Степи» как относиться к этой книге. Поэтому я предлагаю напомнить всем, что существует несколько способов познания (в самом широком смысле) мира. Есть наука — собирание фактов в систему. Существует философия — осмысление фактов в системах или систем в фактах. Соседствуют рядом с ними религия — придание системной осмысленности и искусство — творение смыслов в системах (и фактах). Это все наскоро слепленные дефиниции, но остановимся на следующем: наука есть системность из собираемых фактов, философия же является осмыслением их. Задача философии все осмыслять, заполнять смыслом. И коль мы вспомним, что в силу тяжкой и ужасно непростой судьбы Лев Николаевич (Гумилев) не получил системного знания, но науку — этнологическую, историческую, археологическую — любил, то поймем его небывалую личную эрудированность и стремление познать мир. Но даже без прочтения фундаментального труда мечтателя, пытавшегося быть ученым (имеется в виду «Этногенез и биосфера Земли»), после изучения в кратком ли виде, либо же на данном примере (рецензируемой книги) станет понятно: Гумилев-младший философ. Своеобразный, в чем-то довольно самобытный, но философ. Не ученый к счастью или к сожалению.

Почему? Да потому что хоть и пытается наш «подопытный» собрать факты довольно значительного исторического периода (примерно с распада Западной Римской империи и до окончательного падения Золотой Орды) в единую и логичную систему, но в рамки науки это не укладывается. Ниже я еще расскажу о некоторых нестыковках в тексте. Так вот, в своем стремлении к научной рационализированной системности Л.Н. выходит за границу научности. То бишь из «физики истории (этнографии/-логии)» получается «этно-историческая метафизика». И все начинается уже с «научного глоссария» Л.Н., где в априори историческом труде появляются следующие понятия: вакуума, аннигиляции, биохимической энергии и т.д. Применение некоторых слов для составления терминов вообще походят на искусственную заумь для затуманивания внимания. А большинство определений говорят ровным счетом ничего и зацикливаются друг на друге (как шуточные повязанные термины в одном из путешествий Йиона Тихого, пустые по объяснительной составляющей: сепульки — сепулькарии — сепуление — сепульки). Не верите — прочитайте сами его словарь в обозреваемой книге или «Этногенез и биосфера Земли». Также можно посмотреть печатные или видеообзоры сего (историки обычные и популизаторы стараются издавна донести отсутствие абсолютной истины в трудах Л.Н.). Но это лишь о терминах, а не сентенциях по поводу того, как нужно проводить исторические исследования. Если углубиться в эти написанные измышления автора, то получается, что ни письменные источники, ни археологические данные, ни... Все не годится. Зато исторический синтез, то бишь прозорливое щупальце воображение безусловного острого ума Л.Н. — самое то! А когда источники с археологией таки нужны и доказывают (или «доказывают») версию писателя, то эти вещи уже достоверны. То бишь для великой задачи создания единой теории образования, формирования и смерти этносов, в том числе и в этой «практической книге» (она ведь относится к «Этногенезу» именно как практика, тогда как первый талмуд Гумилева книга теоретическая), Гумилев использует невнятный, слишком диковинный и лишь размывающий смыслы терминологический аппарат и метод, который заключается в ловком жонглировании при помощи достаточно обширного личного банка знаний автора. Поэтому давайте и вправду будем относиться к этой вещи не как к науке, а как к философии. И Л.Н. добро сделаем, и себе задачу упростим.

Так о чем гласит его модель мира? Опираясь на философские изыскания досточтимого академика Вернадского, Гумилев говорит, что мир люди являются частицами биосферы, в которой есть свои законы. Эти законы систематизируют разумную жизнь, то бишь нас, разделяя нашу историю на циклы. Эти циклы находятся в научной сфере на стыке гуманитарных и естественных наук, на линии водораздела истории и биологии. Лев Николаевич предлагает нам для постижения этого таинственного зацикленного мироздания свою гумилевскую «этнографию/-логию», которая должна внести рацио в сложные и порой загадочные судьбы государств и народов при помощи смещения на историю не государственную, а этническую. Итак, этническая история, безусловно, направляемая разными явлениями, включая культурные, религиозные и экономические, да и психологические, по Л.Н. определяется биологическими мутациями, которые как раз и являются перемычкой в перетекании биологии в историю. Эти мутации есть «пассионарные толчки» — то есть возникновение в популяции (этносе) генов, побуждающих людей их наделенными к решительным действиям. В основном к военным. Он этих «пассионариев» и именует в большинстве упоминаний богатырями. Если условия будут достаточно соответствовать их распространению и усилению в исконном этносе, то данная популяция в итоге становится мощным государством (или культурой, или цивилизацией), которое быстро подминает под себя своих слабых по пассионарному духу соседей и образует ореол величия во всех сферах жизни. И такое благоденствие, соответствующие специально разработанной шкале Льва Гумилева, будет продолжаться до тех пор, пока пассионарии не растворятся окончательно среди не-пассионариев (обычных людей; их Л.Н. именует субпассионариями) или не погибнут в войнах усилившегося при помощи них этноса. Но может статься, что пассионариев на родине не примут. Тогда они усилят своим «дрейфом генов» за счет «метисации» чужой этнос, либо свой образуют. Ну, последнее маловероятно, но все может быть. Но все, конечно, обстоит сложнее: пассионарное движение в этносах повязано с фазами пассионарности других этносов, международной обстановкой, религией, экономикой и культурой, но впереди всего этого стоит именно пассионароность. Именно из пассионароности проистекает все прочее, в том числе и История с большой буквы. Развитие человечества.

Ну, вы поняли — пассионароность это как в метафизической философии Первоначало бытия. В данном случае исторического и человеческого, пусть и не всей Вселенной и не всего бытия. И теперь начнем критиковать. Ведь, действительно, бог с ним, рыхлым глоссарием, с фокусничеством в обращении исторической методологии. Но что такое гены пассионарности? Я как бы намекаю, что Л.Н. не биолог и не дай бог не генетик. Но тем не менее именно в таковых генах он увидел «движетель истории». Правда, другие биологи и генетики, даже самые антинаучные таковых не открыли и не выдумали. Нет их, генов пассионарности! Но я если б были... А почему они возникают? Исходя из каких внешних условий возникает подобная мутация, т.е. ошибка копирования генов по-современному? По Гумилеву сие, быть может, направленный в определенную точку Земли сконцентрированный луч космической радиации. Возможно от Солнца. И ладно изнасилование биологии, но изнасилование физики... Что за луч, как он может быть направлен и сконцентрирован? Как он бьет не по всей Земле и лишь в тех, кто в итоге становится богатырями? Почему происходит в результате этого именно пассионарная мутация? Каков механизм влияния диковинного космического излучения на появления генов людей «длинной воли»? И удивительно, что так часто образуемые гены пассионарности в итоге не стали доминантными генами и признаком. Серьезно, давайте поверим, что все так — лучи и гены длинной воли. Богатыри эти становятся альфа-самцами во всех сферах этноса и разносят своими эти гены по прелестным самкам. Так чего ж эти гены в итоге отмирают, не закрепляются в генной структуре следующих поколений? Откуда такая избирательность — только отцы и их дети? Это такая же логически невероятная вещь, как и ген суицида — коль бы он был, то как настоящий «генный брак», который не приводит гены к их главной задаче, копированию и переносу себя в следующее поколение, то давным-давно изжил себя. Иначе странно, что люди продолжают кончать с собой из-за гена, который не может продержаться дольше одного поколения. А никаких объективных условий для его регулярной мутации, т.е. постоянному образованию не найдено.

Но даже пустой словарь с предвзятым подходом к историческим фактам в добавок к ненаучной пассионарности ничто по сравнению с вытекающим из этого! А именно химерам. Ну, знаете, метисации разные бывают. Гумилев много видов выделяет. Есть и такие, которые убивают в итоге этнос. Это химеры, а, по сути, единственный рассматриваемый в данном ключе их пример — иудеизированная Хазария. Бедная, бедная, бедная Хазария! Бедные же и евреи, которую добрую половину увесистого кирпича Льва Николаевича играют роль серых кардиналов и иллюминатов, тайного правительства, которое чуть ли не топит пассионарные толчки и не губит все «нормальные» этносы. Да-да, Л.Н. говорит, мол, не все такие, всякое бывает. есть объективные условия, по-другому нельзя было поступать, все делалось ради выживания, но таких сносок-«оправданий» — от силы две. И они очень забавны рядом с сотней слов, мягко говоря нелестных по отношению к евреям. Но Гумилев ж только против иудаизма и торгашества. Тем не менее признаю, что именно антисемитизма открытого нет. Некоторые антииудаистические настроения, и то по большей части прикрытые. И все ж мне бросается в глаза (и не только мне). Да и многое другое колит и глаз, и рассудок, и сложившийся комплекс знаний, и логику. Например следующие фразы: 1. «пили ради веселья, а не опьянения» (неужто человек не разу не пил и не понимает, что одно без другого не мыслимо? Я бы понял, если написал пили ради удовольствия эстетическо-вкусового...); 2. Шутка про мертвецов ни к селу ни к городу в вроде бы как научной работе (перед главой 95); 3. Большая часть населения Древней Руси до ее феодального раскола называется «лицемерными двоеверами» и им вменяется распад государства (в то время как князья-пассионарии верой и правдой старались все удержать в русле единства и православия...). Ага, а убогая лествичная система и объективные законы формационной истории — это не о нас! Не царь плохой, а бояре... То есть не бояре, а народ! 4. «Разум, т.е. собственное мнение» (глава 96; когда это у нас столь сложная вещь скатилась до одной своей производной составляющей?); 5. «Механистичный эволюционизм, ныне отбрасываемый даже в зоологии и замененный мутагенезом (глава 105; да что ж вам всем Дарвин и современная его синтетическая теория эволюция противны, которая, кстати, мутагенез и включает? Но согласен с посылом невозможности полного применения дарвинизма на тело историко-общественной науки); 6. Вся глава 67 и некоторые части других эпизодов (в, повторюсь, обозначенном как «научный труд» фолианте начинается не просто неумелый обзор религиозных течений, а настоящая теологическая критика иудаизма, гностиков и прочих неугодных, а Яхве назван, хех, злым Богом и Вакуумом. Да, Ад — это космический вакуум...); 7. БИОПОЛЕ; 8. Опять же о религиях — с какого момента атеизм включает в себя шаманизм, исмаилизм и гностицизм? И по какому праву верованиям и философиям, которые доносят до нас оригинальную концепцию необходимости внутреннего развития и познания наравне с верой, автор позволяет себе называть крайне негативными в контексте книги, практическими сатанинскими и античеловеческими «антисистемами»? 9. Почему только мужчины могут быть носителями пассионарных генов? Возможность образования таковых в девушках упоминается один раз и под самый конец «Древней Руси и Великой Степи«! Но если возможны оба варианта, то почему не упоминается посреди сотни мужиков-пассионариев хоть одна баба? (нет, я не феминист); 10. Как прекрасна позиция дихотомии людей на нули и единицы, творцов и потребителей и т.д. В данном случае — на пассионариев и субпассионариев... Тех, кто творят историю, и тех, кто должен подчиняться этим творцам.

Вот так примерно обстоят дела с внутренним наполнением работы Льва Николаевича Гумилева. Да, кажется, что я всеми силами старался вас отвадить подальше от подобного творения, НО! Но я сразу сказал, что не стоит подходить к нему как к ученому. Он философом. Очень интересный, между прочим. В некотором роде продолжатель традиций русских космистов (пусть насчет данной характеристики применительно к Льву Николаевичу и есть споры), которого не стоит обвинять в антисемитизме — он чуть более «антисемит», чем Достоевский. Да, я их обоих таковыми не считаю, хотя в случае с Гумилевым стоило ему быть чуть более аккуратным на словцо. Да и язык у Л.Н. по-настоящему впечатляющий и яркий. Если отступить от его теории и быть внимательным к тем отрывкам, когда он говорит, что «с этого момента я допускаю это» или как-то так, то можно смело читать «Древнюю Русь и Великую Степь» как сборник самого широкого спектра исторических фактов обозначенного периода. Внушительный и великолепный получается в таком случае исторический роман с толикой фантастических допущений. Серьезно, давайте будет воспринимать этого настрадавшегося, умного, крайне оригинального и креативного мужчину как философствующего фантаста с багажом исторического знания! Так можно смело читать книгу и не быть стесненным опасением неверной интерпретации прочитанного. Поэтому удачи и как-нибудь почтите память этого пылкого защитника татарских и тюркских народов и борца с суеверными мнениями об их прошлом как дикарском с помощью чтения этого талмуда! Не зря ведь Гумилеву в знак уважения по усилиям в сфере укрепления межнациональной дружбы поставлен памятник в Казани. Лев Николаевич довольно изобретательно, по-своему старался предотвратить все эти национализмы и расизмы. Ему они были ненавистны, что видно в название одной главы: «Плохих этносов нет!». Не забывайте это, и все будет хорошо.

ПС. В некоторых моментах концепции Гумилева пересекаются с Хантингтоном.

После «Танцора Января» прошло порядочно времени. К сожалению, воспоминания, включавшие в себя практически весь сюжет книги, предались в забвению. Остались всего лишь крупицы минувшего впечатления. Память о том, какой прекрасной была космоопера в стилистике таинственной, хмельной, свободолюбивой, зеленой и магической Ирландии. И теперь я пополнился новыми переживаниями, теперь уже от прочтения «Эйфельхайма: города-призрака» Майкла Флинна.

Что стилизация ирландскими мифо-поэмами далекого космоса, что средневековая Германия с вкраплениями современности автору удаются блестяще. Честно, оба романа в плане антуража и создания мира, эпохи (или, в случае с обозреваемой книгой, воссоздания их же) получились великолепными. Я верю что далекому будущему от Флинна, что давнему прошлому его же пера. Германская деревенька в гуще мрачных и необычных событий получилась потрясающе яркой, живой и реальной. Каждому персонажу из прошлого я верю, сопереживаю и внимаю с превеликим удовольствием. В особенности, конечно же, монах-интеллектуал, настоящий предвестник эпохи Возрождения, Дитрих явялется объектом моего сопереживания и симпатий. Замечательный образ, в который хочется верить и как-то вживить в современное российское поповство — жаль, что так нельзя. Ну, да бог с этим. Замечательно еще и то, что части с воссозданным Средневековьем являются доминирующими в тексте «Эйфельхайма». Потому что в разы читать интереснее, чем происходящее в настоящем. Серьезно, Том, Шерон, азиатка-библиотекарь вышли по сравнению с древними немцами и тамошними инопланетянами крайне невзрачными. Я страницы с современностью чуть ли не пролистывал побыстрее, чтобы очутиться снова в старушке Германии. Так что я в итоге не понял, разошлись Шерон и Том, или нет... Вроде бы, нет. В чем еще воспеть дифирамбы? Фантастическое допущение. Да, кто только не писал про палеоконтакты. Сколько всякого барахла от эзотериков и прочей шелухи каждый тут навидался и наслышался. Ан все-таки, миддл-Контакт в таком красивом оформлении — зверь редкий даже в фантастическом гетто. Только и остается его в Красную книгу разместить и лишь любоваться его дивными изгибами и геральдической грации! И тематика христианства-для-пришельцев — тема еще далеко не избитая. Крайне мало встречающаяся, на самом деле. В основном в виде юмористических зарисовок у того же Лема было. «На серьезных щах» припоминаю только в виде «Книги странных новых вещей» Фейбера. Еще у Лукьяненко была. И реализован данный нечастый фантдоп отлично.

Просто чудо, а не книга, да вот минуса два есть. Первый, как я уже сказал — эпизоды о наших дней слабые. Может, слабыми они кажутся лишь при сопоставлении с немецким Средневековьем, но все ж. И концовка. Что заключение в современности, что в немецком прошлом мне не понравилось. Не знаю, думалось, что по логике сюжета случится нечто вроде моментов из «Великого Крестового похода» Пола Андерсона. Но не случилось... Жаль! А книгу читаем как грандиозный и достоверный (исключая пришельцев, конечно) исторический роман!

Давно не читал Грега Игана. В последнем рассказе, «Соломинка, подхваченная ветром» («Chaff»), автор обратился к проблеме свободы человека, в довольно широкой интерпретации свободы воли как таковой. Не просто свободы самой нашей самости выбирать нечто, какие-либо решения и пути снаружи, во внешнем мире и во внутреннем развитии. А свободы менять свою собственную самость. Иган ввел фантастическое допущение возможности «Я» изменять свою природу до такой степени, где изначального «Я» может не быть вообще. Где мы можем стать чем угодно, в том числе и Ничем.

В принципе, тема подобной радикальной свободы выбора, которая может полностью стереть свободу выбора, довольно часто поднимается в произведениях австралийского писателя. Наряду с проблемами определения своего «Я» и природы нашей субъектности, самости, их значимости, вопрос свободы проявляется в самых разных рассказах, в том числе в сериях про механизмы для бессмертия «Ндоли» и эпизоды про механизмы изменения сознания. В этом труде Игана, в «Серебряном пламени», вопросы свободы выбора и природе нашего «Я» переплетаются, как правильно заметил предыдущий рецензент, с трансцендентными и метафизическими мотивами, с вопросами противостояния веры и науки. Даже с различными подходами к пониманию бытия.

Как и всегда, действие произведения Грега Игана происходит в будущем. Недалеком, которому вновь веришь в мельчайших прорисованных деталях. Эпидемии, деконструированная массовая культура, смешение и столкновение науки с профанациями, фальсификациями и сектантскими учениями. Стирание понятия истины и лжи в глобальном информационном пространстве. Сюжет выстроен вокруг диковинной и сюрреалистичной болезни, одноименной с заглавием рассказа, которая превращает людей в живые факелы. В этом моменте видится пересечение с «Пожарным». На этом сходство прекращаются. Главная героиня, ученый-эпидемиолог, занимается по ходу сюжета изучением контактов одного из заразившихся, надеясь найти первопричину всей этой фантасмагорической и невозможной инфекции. На своем пути ей предстоит встреча с феноменом Нового Средневековья и возрождением суеверий и не-рационалистических учений. Верований и философий, сотрясающих ее здравый смысл. Весь этот фанатизм из донаучной эпохи героиня не понимает и не может принять. И она чувствует себя абсолютно одинокой. В том числе и в собственной семье, где родная дочь увлекается алхимической эзотерикой и псевдомистическими музыкальными группами. Она видит, что мир погружается не только в эпидемию Серебряного пламени, но и в чуму мракобесия.

Но это лишь взгляд героини. Как мне кажется, не авторский, который оставляет на самом деле возможность выбора правильной интерпретации происходящего. В частности, по поводу сущности Серебряного пламени: либо как болезни, либо как дара для освобождения. Как мне кажется, правда, все гораздо сложнее. На страницах «Серебряного пламени» сходятся в схватке не только и не столько наука с восточным мистицизмом и иррациональным мышлением. Сталкиваются две эпохи, две культуры, два взгляда на мир и концепций воздействия на него. Западная культура рацио, которая свелась к чистой науке, собиранию фактов и механистичном иерархическом устройстве общества. Утопия нового «Государства» Платона, правового государства, где все слаженно и как по маслу работает. Современный Запад, перводвигатель текущего варианта глобализации, раскидываясь пестрыми фразами о демократии, свободе личности, гражданском обществе на самом деле продвигает несколько иное. Ведь все сказанное лишь фольга и обертка. Следствия. Внутри же лежит холодное, бессмысленное бытие посредственного человека, идеальной марионетки в руках мегакорпораций и постиндустриального капитализма. Евро-Америка сегодняшнего дня предоставляет прекрасный питательный раствор массовой культуры с кучей пряников и по факту без кнута. Но и без всяких целей, всего с одной обязанностью и свойством — покупать. Даже потребность в семье и философствовании пытаются секулязировать. В «Серебряном пламени» показано противостояние: обессмысленная рациональность существования вместе с глобализмом против возрожденных старых смыслов. Притом варианты смысла различные, в том числе и западные — философия, христианство. Вечно иронизирующий постмодерн, унифицирующий все прочие культуры и языки, кастрирующий их, оставляющий после новояз и масскульт, против постпостмодерна, новой восстановленной культуры чувствования... Унификация против разнообразия, рацио против чувств, смерть против жизни. Бессмысленность против смыслов древних. Все крайне образно, многослойно и многомерно.

Ищите свои смыслы и наслаждайтесь. Не останавливайтесь на достигнутом и будьте хозяином своей судьбы, желательно осознающим существования и других судеб с их хозяевами. Кроме самого себя. Об этом пишет Грег Иган, и это прекрасно.

И вновь, начиная писать про свои впечатления от очередного романа Сойера, не могу не выразить благодарность В. Слободяну за качественно выполненный перевод.

Эх... «Факторизация человечности», «Вспомни, что будет», «Квантовая ночь», да и «Триггеры», о которых я хочу немного рассказать здесь... Прочитав последний роман, и вспоминая перечисленные здесь, на ум приходит лишь одна строчка «ты как конвейер, свиноматка, каждый год по (вместо альбома) книге».

Да, это даже не отзыв, не уж тем более рецензия, а чуть ли не призыв, письмо и обращение к очень хорошему писателю и богатому на научные фантазии канадскому автору Роберту Сойеру. Предупреждение, что данный товарищ, надеюсь, не неизбежно и возвратимо, скатывается в созданные им же шаблоны, в самокопирование уже без всякого проблеска оригинальности. Ведь давайте честно и непредвзято, отбросив любовь к «Старплексу» (да, это в некоторой степени римейк и оммаж «Стартрека», но с какой душой исполненный!), «Золотому руну», «Пришельцу и закону» и другим его шедеврам, взглянем и сравним озвученные выше произведения. Все они — вариации одной и той же темы, основного фантастического допущения, который Сойер так или иначе применяет для построения базисной канвы сюжета чуть ли не половины своих романов. А именно — квантовой интерпретации природы человеческого сознания и связи на данном уровне всех душ людей. И, осознав это, довольно легко понять, что отбросив такие детали, как оммажный римейк-переделку «Контакта» Сагана из «Факторизации...», политические линии новой «холодной войны» (угрозы ядерной) из «Квантовой ночи» и борьбы с терроризмом и некоторого ряда более мелких проблематик из, собственно, «Триггеров», мы получим абсолютно идентичные, практически не отличимые книги. Да господи, там даже второстепенные или не совсем персонажи копируются — взять тех же врачей-психиатров индийского происхождения из двух последних романов.

Нет, конечно, я не утверждаю, что эти работы — точные кальки друг друга, просто с некоторыми измененными тонами и добавленными иными идеями. Нет, разумеется. И, вспоминая писательское мастерство Роберта Сойера, то, что он прекрасный рассказчик, способный интересно и без вычурности показывать человеческие взаимоотношения, социально-психологические проблемы личности, раскрывать человеческую душу, я не могу говорить, что все эти романы, вместе с «Триггерами», получаются серыми и безынтересными. Ни в коем случае! Я лишь боюсь, что подобное самокопирование станет усиливающейся тенденцией, и вместо оригинального и хорошего писателя мы получим в итоге эффективного производителя книжного продукта по шаблонам с некоторым допущением незначительных нововведений.

Очень надеюсь, что подобного не случится... И да, возвращаясь к «Триггерам», это очередной хороший, но не безупречный, не особо оригинальный роман Сойера, с отсылками на самого себя, поднятием уже поднимавшихся тем, с зацикливанием на проблеме борьбы с терроризмом и сопредельных с ней прочих вопросов. Плюс некоторая дань уважение Азимову за одну из основных идей произведения. ГОДНО, но не ново.

Заключая, очень надеюсь, что Сойер все же восстанет из пепла продуктивности в виде феникса оригинальности.

(Цитаты: современный классик)

*Роман с довольно давних пор стоял в планах на прочтение, и вот, в рамках «рецензирования» литературы, каким-либо образом связанной с Русской революцией и поседовавшей Гражданской войной...*

Знаете, в альтернативно-исторических романах, не попаданческого поджанра, да и в них тоже, основа построения будущего базисного сюжета — некоторое событие, в котором расклад сил мог быть разыгран множеством способов. Где было великое множество вариантов развития событий, ну, или хотя бы как минимум два. И одна из альтернативных вариаций, собственно, и выбирается в качестве новой реальности произведения.

Так вот, Юрий Арабов в своей собственной альтернативной истории особо не парится, не зацикливается над тем, какой именно момент истории (или моменты) можно было по-другому разыграть. От чего этот момент зависел, от каких предпосылок; как эти предпосылки надо было перекомбинировать, видоизменить, чтобы мир Арабова стал возможен в качестве реалистичной *да, тавтология* и логичной реальности. Действительно, зачем задумываться над подобными мелочами? Это ведь «роман-сновидение, -парадокс». Тут никакой логики и некоторой продуманности исторической предрасположенности тех или иных событий быть не должно.

Поэтому, по писательской вольности Юрия, до Николая Второго просто не добираются эти бумаги по отречению. Поэтому благословенный император неожиданно приходит к мысли уйти от Антанты и заключить сепаратный мир с Германией в рамках Брест-Литовского мира. Поэтому Николай Второй начинает понимать свой народ и необходимость коренных изменений. Поэтому Николай Второй решает сотрудничать с большевиками и их Революцией. Поэтому в раздираемой десятками сил Россией возникает троевластие *позднее — коллаборация Никки и большевизма*. Поэтому Николай Второй довольно легко позволяет большевикам проводить свою радикальную политику, включая и классовые репрессии. Поэтому... Да тут еще столько этих «поэтому», что не счесть им числа, мама родная. Альтернатива так спокойно проворачивает свои кульбиты, что порой чувствуешь себя на американских горках. Диалогам, монологам и внутренним переживаниям основных персоналиев — Николая Александровича ака «гражданина Романова», Ульянова-Ленина, Троцкого, Овсеенко — в большинстве случаев не веришь. В первой трети «Столкновения...» очень многое, связанное с Ульяновым, так и вовсе показалось некоторым образом позорным. Правда, в ходе прочтения, которое закончилось довольно быстро, от некоторых ситуаций и диалогов всерьез подумалось, что Арабов — невсерьез. Ну, что он сатиру пишет. Очень сюрреалистичную, альтернативно-историческую. Даже пару раз улыбнулся, но все-таки нет — это он серьезно...

И, честно, я могу его понять. Разноцветный террор, насилие, в том числе и сексуального плана, колоссальное сокращение населения страны, экономический апокалипсис, братоубийство — неполный перечень нашей, как, в принципе, и многих прочих гражданских войн и последствий революций. В принципе, мало чем отличается от той же Великой Французской. Логика истории, ибо. Поэтому, конечно же, хочется, чтобы этот период был иным. Чтоб тогдашняя имперская Россия, ее правители, поняли, что нужно народу. Просветили б его, накормили, земли дали, обучили, свободой одарили, войну завершили, все, абсолютно все сословные и национальные стены убрали, а потом со всем этим и вернули России ее величие, сверхдержавность бы учредили... Но нет, нет. К сожалению, так даже в мультивселенной, как мне кажется, невозможно. Ибо слишком нереалистично. Если режим веками ничего не предпринимал и двигался в истинно правильном лишь для него векторе развития, то о радикальных реформах в сжатые сроки говорить не приходится. Да и сцены с этими диалогами Троцкого и Ленина с Николаем... Боже, насколько они до идиотии невозможно нереалистичные. Ни капли. Да и образ Ленина — слишком он уж облитый грязью. Не то, чтобы совсем... Но вот Николая выставляют максимально доблестным рыцарем-прагматиком, который ради народа *духовно дорастая до этого* на все готов. Только где эта прагматика, доблесть и готовность для народа на все в бильярдной игре с кайзером Германии за территориальные репарации от России? Я уж молчу о том, что это и не логично как-то...

Не углубляясь дальше в исторический спарринг с сюжетом «Столкновения с бабочкой», который все же бессмысленен в виду его АЛЬТЕРНАТИВНОСТИ, просто скажу еще пару вещей. Большей части диалогов и мыслей героев просто не получается верить. Стилистика автора как не отталкивает от чтения, так и не втягивает в него. Середина романа и его конец наиболее сносные куски книги. Конец, не считая альтернативного флэшфорворда у гражданина Романова, даже показался чем-то интересным и цепляющим. Из-за этого средняя оценка в шесть баллов. И совет: в принципе, роман Арабова можно пропустить. А можно и прочитать. Тут уж сами решайте. Какого-то отвращения от прочитанного не имею — красивая, пусть и совсем не реальная фантазия.

Этот рассказ, точнее, небольшая повесть Кристофера Приста, «Груда камней», очень удивил меня. Не то, чтобы сильно понравился мне на фоне остальных элементов «Архипелага Грез», но уж что точно — удивил. В хорошем смысле.

Данное произведение не рассказывает нам ничего особо нового о параллельном мире сказочного архипелага, бесконечной и бессмысленной войны двух держав и временных аномалиях. В нем нет какого-то особого сюжета и крайне интересных персонажей с яркими, живыми историями. Нет. «Груда камней» — постмодернисткий маленький шедевр с очень хорошо проработанной структурой. Формой, или структурой, опять же, которая где-то ближе к концу полностью меняет восприятие всего прочитанного в повести ранее. Не скажу, что там такого случилось, ибо тогда прочтение данной работы станет просто бессмысленным. Скажу лишь, что у переводчика все вышло на ура. Я был очень удивлен и сначала подумал, что просто был невнимательным. Даже два раза перечитал коренной переломный момент. Ан-нет — все правильно.

Качественная и профессиональная работа, но именно в качестве эксперимента в постмодерновой литературе.

Не важно, кому нравится больше Виндд или Рейнольдс, а может быть, оба этих автора ценны для некоторых одинаково. Важно, что читавшие «Пламя над бездной», взявшись за недавно переведенный у нас «Обреченный мир» сразу смогут узнать идеи Винджа. Те самые Зоны, перемещенные с масштабов галактики на маленький людской умирающий мирок. И своя Бездна в романе Рейнольдса есть, и остальные Зоны, только размноженные до нескольких десятков. В одних из них паровой век, в других — конный, в третьих — индустриальный, ну а в четвертых и далее — постчеловеческий. Разве что скорость света к этому всему не привязана, но вот перемещения теперь внутри этого лоскутного одеяла из рейнольдовских Зон значительно ограничены автором с помощью физиологического фактора. Кстати, в отличие от Вернора Винджа, Аластер предлагает некоторое объяснение появившихся в реальности его книги физических границ, правда не доводит это объяснение до конца.

До конца он в «Обреченном мире» много чего не довел, и молчание с недоговорками разбавил нелогичными поступками героев, странноватыми действиями и диалогами героев, иногда ну чрезмерно выглядящие клишированными, неразумными и рояльными. И не забыв про все эти минусы, фантастическое допущение, которое является заимствованным (не отрицаю, что как дань уважения — Зоны, во всяком, Зонами и остались), про то, что чудесный и радующий глаз город Богоскреб, Клинок, в качестве места событий используется в объемах меньше половины книги, в целом произведение мне понравилось. Все-таки идея основная не настолько еще заезжена, даже самим Винджем, да и Рейнольдс хоть как-то, но пытается ее разбавить своими нововведениями. Некоторые детали сюжета, в том числе не сразу поднимаемый вопрос о сути данного мира и его обыгрывание (пусть и не неожиданно для меня, уже знавшего ответ), мне понравились. И в целом книга мне доставила большее удовольствие после прочтение, чем «Дождь Забвения» (который, надо заметить, в поступках, поведении и репликах героев логичнее выглядит), ведь выглядит ее мир более интересным и завершенным. Даже сюжет, чтобы тут не говорили, оставляет вопросов в разы меньше, чем в том же «Дожде...». Концовка вполне убедительная, а почти все оставшееся «за кадром» можно додумать самому.

В плане реализации концепции Зон советую читать цикл Вернора Винджа, конечно, но как новое интересное произведение данного автора — вполне себе. И достойно прочтения больше, чем «Дождь Забвения».

И вновь неплохой рассказ Грега Игана о недалеком будущем, о его социальных, философских и моральных проблемах. Только в «The Walk» («Прогулка») больше внимания заострено именно на философской стороне в отличие от другого рассказа из того же сборника — «Аксиоматик». В остальным они очень похожи — и фантастический элемент один и тот же (технология перепаивания сознания и «Я»), и Вселенная, наверное, одна на двоих. Здесь автор в короткой зарисовке с несколькими диалогами описывает спор между киллером и его жертвой — провинившемся перед большим и влиятельным сильным мира сего — молодым хакером. Спор, затрагивающий вопрос самой реалистичной возможности жизни после смерти. И нет, не в виде электронной симуляции.

Сборник Бэнкса «Последнее слово техники» представляет собой собрание из практически всей немногочисленной малой прозы автора. Всего-то семь рассказов и одна повесть. Почти все из них короткие и по формату приближаются чуть ли не к стандартам микрорассказа. И, за исключением трех произведений из цикла о Культуре, остальные представленные работы наполнены иронией, иногда доходящей до сарказма, юмором, иногда черным и пошленьким, а чуть реже и сюром. Только вот за исключением последнего, остальных красок в рассказах не хватает. Из этого и основная проблема сборника вытекает — ироничные рассказы не совсем ироничны. Или юмористичные не совсем юмористические. Причина тому — чересчур малый объем и недостаточно развернутый сюжет. Слишком скоротечно выходит малая проза у Бэнкса, как-то совсем уж галопом по Европам. Даже у Уоттса, который по профессии своей не писатель изначально, а ученый, которого я иногда поругиваю за некоторую «нелитературность», по отношению к его авторскому сборнику только хвалю — и сюжеты, и герои выходят. Тут же с этим имеются пробелы, и в итоге произведения с большим потенциалом на высокий балл оказываются довольно средненькими рассказами. О них по отдельности чуть ниже.

Лучше всего, то бишь завершенными работами, к которым ни убавить, ни прибавить, выглядят повесть, давшая название всему сборнику, и рассказ «Нечетный придаток». «Последнее слово...», которое я прочитал раньше остальных этих произведений, считаю лучшим как среди них, так и одним из лучших среди книг о Культуре. Интересный эпизод из жизни Контакта, вопросы о сути человечности и человека, совершенстве и необходимости в этом совершенстве. Вообщем наиболее приближенное к земным реалиям во всех смыслах данной фразы эпизод цикла «Культура». «Нечетный придаток» — короткий юмористический рассказ, который написан не для разбора возможного печального Контакта разумной растительной и животной жизни, а для последних двух-трех строчек с достаточно черным юморком.

Далее хотелось бы упомянуть «Дорогу черепов», «Преемника» и «Генеральную уборку» — три рассказа, которым до совершенства не хватило буквально всего-ничего. В первом случае это объем, который в данном случае слишком мал для полного осознания всего груза иронии последней строчки. Еще одному интересному произведению из «Культуры» не хватило некоторых деталей, подробностей и большей ясности в финале. А вот последнему рассказу, «Генеральной уборке», я так и не смог понять, чего не хватило. Вроде бы ну все есть — откровенные насмешки над политикой и политиками, идеологиями и человеческой верой. Но все равно чувствуется, что могло быть лучше.

Менее остальных понравились оставшиеся рассказы — «Дар Культуры», «Единица хранения» и «Царап». Очередной эпизод жизни культурианца, оставившего Культуру, вновь типичные размышления о высокомерии в прогрессорстве Культуры. И все это в довольно пустом рассказе, который будь чуть подлинней, вышел бы на должном уровне. Атеистическая зарисовка с иронией просто не особо впечатлила, а постмодернистский «Царап» совсем не впечатлил и не понравился.

(ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: т.к. произведение связано с определенными политическими идеями, присутствие некоторого уровня политоты неизбежно. Заранее прошу прощение)

Благодаря обильному количеству неожиданно свалившегося свободного времени после не самой удачной вечеринки, отсутствием утром работы и статье лаборанта FixedGrin'а, решил потратить лишние часы на прочтение романа Дональда Уэстлейка «Anarchaos». Не могу сказать, что это было неправильным решением, но от романа я ожидал если и не чего-то большего, то уж точно чего-то иного.

Да, я поставил «Анархаосу» низкую оценку. Только «шесть баллов». По разным причинам, и одна из них — тускловатый сюжет книги. И самое интересное, что вроде бы и объем произведения невелик, и событий в нем хватает, чтобы устранить возможную воду и держать внимание читателя. Но нет — мое внимание устранилось где-то ближе к середине книжки. И детективная часть сюжета не особо хватала, тем более что главная загадка осталась нерешенной (хотя это было сделано как раз в целях сюжета и концовки).

Но основная причина такой не самой высокой оценки — отталкивающий образ анархического общества, да и сама позиция автора, Уэстлейка, по поводу возможности и последствий построения подобного общества (да, конечно, это авторское право — сомневаться в подобной возможности, но а мое право с этим поспорить и поставить оценку книге). Для начала, чтобы понять, о чем речь, поясню реалии будущего из «Анархаоса».

Уполномоченный Союз (возможно, грубо, но переведу так название тамошней организации) заправляет колонизаторской деятельностью в открываемых и заселяемых людьми мирами, открывая туда доступ свободной (хотя, наверное, точнее будет «свободной») галактической торговле и межзвездным корпорациям. Но и их полномочия не безграничны. Например, в политику внутреннюю, в устройство политической системы колониальных планет им вмешиваться трудно. Для возможного вмешательства существует лишь специальное ограничение, воспрещающее колонистам выбирать себе политическую систему/идеологию/структуру, возникшую и возникающую после Исхода Человечества. Так что именно поэтому воспрепятствовать выбору жителей планеты под светом красного гиганта под названием Ад в пользу анархо-синдикализма у Союза не вышло. Так и появился мир без правительства, законов и всяких стен из морали и социальных норм под именем Анархаос. Правда, по мнению Дональда, прожить свой век в светлом анархическом будущем сможет лишь первое поколение колонистов — энтузиасты, вышедшие из под гнета государственной машины, отдающие все на благо общему делу. Следующее же поколение должно утерять величественность принципов, описанных Бакуниным, Кропоткиным и сотоварищами, разленивиться и начать убивать друг друга. Вот и видим мы на страницах романа Уэстлейка не анархические свободу, равенство и братство вместе с высокими гуманистическими идеями, а инопланетный Дикий Запад с работорговлей, бандитами, бесчеловечными и жестокими местными, разорившимися синдикатами и профсоюзами, которые скупили межзвездные крупные капиталисты. Ну и еще вернувшуюся денежную систему, пусть и не из местной валюты, а общей колониальной. Вот и остался от сути Анархаоса один хаос, да и то под стопой галактического капитала и надколониального правительства.

Описанный получившийся вариант анархического общества хуже что почти идеального анархо-коммунизма Ле Гуин из «Обделенных», что пародии на анархизм, именуемой анархо-капитализмом, из романа Роберта Ибатуллина «Роза и червь» (имею в виду анархополис Зеленый Мост). И в уэстлейковский анархизм мне не позволяют поверить не только мои взгляды, но и отсутствие некоторой достоверности в описанном. Не могу я принять за достоверное то, что идеалисты, отправившиеся ради воплощения в жизни своих идей в мир крайне суровых природных условий (даже похлеще будет, чем в Анарресе из уже названной книги Ле Гуин «Обделенные»), кровью и потом его отстроившие на пустом месте не подумают о том, как правильно воспитать следующее поколение. Так, чтобы истинный, светлый и свободный анархизм не скатился к засилью инопланетной торговой сети, сплошной резне и повсеместному насилию, а продолжил жить и развиваться дальше.

Конечно же, это сопоставление взгляда автора с моим, его и моих убеждений, последние из которых могут оказаться и вправду не реализуемыми на практиками и более фантастичными, чем гиперпространство или жизнь после смерти. Но все равно мне продолжает казаться, что Анархаос описан чересчур мрачно, ведь на фоне анархаосян главный герой, которого можно интерпретировать как явного антигероя, кажется именно что героем без всяких отрицательных приставок. Тем более цель его прибывания на планете, те испытания, с которыми он столкнулся там к этому образу и соответствующему контрасту лишь добавляют (даже концовка не сильно его и очерняет).

Подытожу. Из-за собственного мнения на поднимаемые в книге проблемы, мне она не приглянулась. Скучновато и неинтересно, а проводя параллель с дополнительным названием к уже упомянутому роману Ле Гуин, характеризую его так: «однобокая антиутопия».

И вновь перед началом отзыва на произведение, переведенное энтузиастами-любителями для всех, выражаю благодарность группе «Bookish addicted» и лично переводчику Глебу Галкину и редактору Марии Кравченко. Перевод и проделанная работа в целом над передачей произведения нам, читателям, в подобающем виде вызывают лишь одни похвалы.

Что же до самого романа Майкла Салливана «Полая Земля». Неплохая средних масштабов текста книжка, которая читается быстро и с интересом, но обычной макулатурой на ночь ее не назовешь. Салливан действительно постарался, донес до нас интересное и довольно недурное произведение с разной проблематикой, живыми персонажами, но... Как же все избито.

Да, вновь хроноопера, но не в этом дело! Мне нравится читать о путешествиях во времени, но, перечитавшись уже этого вдоволь, хотелось бы увидеть что-то новенькое, оригинальное, с нетривиальными новаторскими фантастическими идеями. «Полая Земля» такой оригинальностью не наделена.

Перед нами вновь главный герой, у которого мало связи со своим временем да еще плюс и неизлечимая болячка. Вот и решается бедолага отправиться в один конец в будущее, где его смогут вылечить. Рассказов с подобными мотивами много, но дальше больше. Не зря ведь Салливан в предисловии упоминает легендарную классику жанра — «Машину времени» Уэллса. Короче говоря, упомянутое мельком произведение по сути переходит в работу автора. Да, не стоит удивляться во время прочтения, что общество будущего будет до боле напоминать элоев, дарвины — морлоков, отношения главного героя и Пакса — отношения между Путешественником и Уиной. Даже само путешествие через эпохи в чем-то схоже с подобным у Уэллса. Конечно же, это дань памяти классику, но проявление уважения к творению Герберта Уэллса поставило крест на всякую оригинальность в работе самого Майкла Салливана.

Так что если хотите прочитать что-то новое в столь избитом штампами и клише жанре фантастики, то «Полая Земля» не для вас. Если же вам хочется провести свое время за добротным произведением во всех планах, кроме идейной новизны — то вперед, за книгу.

«Чужак в стране чужой» пока самое лучшее произведение у Хайнлайна, которое я прочитал. Но, как и часто бывает, могло бы быть лучше.

Думаю, роман достаточно известен, чтобы как-либо пересказывать его сюжет. Поэтому обойдемся без этого. Просто скажу, что в целом — по сюжету, характерам персонажей, фантастическим деталям, поднимаемым проблемам — Роберт постарался. Очень постарался. Чего стоят те же его герои — Марсианин-Пророк Майкл Смит, или Джубал. Чего стоят прекрасные описания нечеловеческих по самой своей сути биологии, культуры, цивилизации и психологии марсиан. Чего стоят интересные рассуждения о религии, их цели или ненадобности, Боге...

Но у всего есть обратная сторона медали. Так сюжет «Чужака...», как тут уже упоминали, делится по впечатлениям на две части. Водоразделом этого разграничения служит начало всей сектанто-религиозной белиберды, которую можно оценивать по-разному. Это же построение сюжета не дает равномерно раскрываться всем героям книги — Джубалу, Смиту, Джилл, Бену... В каждом более-менее крупном сегменте романа, правда, каждый из них описывается подробно, но после перехода к другим главам прежние персонажи меркнут. И это не есть хорошо — Бену, Джилл, даже главному герою книги Роберта Хайнлайна, марсианскому человеку Смиту, — не дают до конца раскрыться и показать их кооперацию (тот же Майк Смит под конец романа как-то совсем выходит из виду). Джубалу в этом плане повезло гораздо больше — с момента его появления в структуре сюжета он не покидает страниц «Чужака». И это хорошо — очень колоритный персонаж, который мне почти сразу начал симпатизировать.

Теперь касательно философской и идейной составляющей романа. Как и всегда (ну, во всяком случае, не редко) у Хайнлайна освещается вопрос религиозный, с разных сторон и в разной манере. Не обходится без появления теократической американской диктатуры, через которую проходит и Америка из хайнлайновской «Истории будущего», добротного высмеивания ортодоксальной церкви, сектантства, религиозной антинаучной пропаганды; идеи пантеизма, все дела. В общем, в этом плане все отлично. Хороши и «теоретические» рассуждения главных героев на темы нужна/не нужна религия как таковая, существования Бога. И даже элемент со Смитом-Пророком, который хочет направить земную цивилизацию на верный путь развития (по его мнению) с помощью научного толка секты, для меня почти зашел, но зачем, зачем нужна была мистико-порнографическая (наверное, преувеличил слегка) составляющая? Она уже успела мне сильно попортить впечатления от «Не убоюсь я зла». И не то, чтобы это прямо явная пошлятина, и все же, все же... И еще это обрядное людоедство как в «Империях и государств Луны» Бержерака, которому, как и всем сексуальной тематике, находятся объяснения, элемент необходимости. Но дикий, абсолютно не нужный сюрр из финала книжки, как-либо оправдать я лично не смог.

Но, несмотря на некоторые, на мой скромный взгляд, изъяны, роман если и не шедевр всей НФ в целом, то в творчестве Хайнлайна занимает одно из лучших мест. Я не могу придать «Чужаку...» такой же символичности и значения, как «Дюне» Герберта, хотя бы из-за упомянутого излишнего сюрра и чрезмерного стеба, но для меня книга запомнится. Тем более, что поднимается еще и тема правильности человеческого бытия, природы и цивилизации через сравнение с марсианской, совершенно непохожей на нашу. Выполнено это великолепно, да и сам прием «дитя двух миров» замечателен, но, как и в случае с Уоттсом, мне не понравилось мнение и симпатия одной из сторон вопроса автора. Как и всегда, я за улучшения, конечно, но которые бы сохраняли суть человечества, его двоякость, странную и порой чудовищную, но неизбежную. Так что марсианское прогрессорство что в ограниченной форме от научкообразной секты Смита, что от самих марсиан в более радикальной форме для меня мыслится в негативном ключе, в отличие от Хайнлайна. Расы Земли и Марса различны, и, как в конце высказался сам Роберт, не идеальны, просто неидеальность эта различна для наших видов. Разные, непонятные друг для друга, обе культуры имеют право существовать без вторжения кардинальных насильных изменений от другой.

Так что от меня «Чужаку...» Роберта Хайнлайна — твердые восемь баллов. Чуток бы посерьезнее, со смещением некоторых авторских акцентов, с немножко другой концовкой — в таком виде для меня бы произведение автора стало чем-то сравнимым, а то и более величественным и прекрасным, чем упомянутая «Дюна».

Ожидал-ожидал «Эру титанов» Дж. Риддла — дождался. Прочел. И остался с довольно противоречивыми, двойственными — в общем, пограничными мыслями о ценности данного произведения (сразу скажу, что про сюжет книги далее упоминать что-то, рассказывать какие-то подробности не буду. Скажу лишь, что перекличка идейная и сюжетная есть у «Эры...» со многими книгами и фильмами- например, взять тот же рассказ Клиффорда Саймака «Утраченная вечность»).

Роман, разумеется, совсем не шедевр, не достопримечательность жанра. Он довольно, ДОВОЛЬНО средний — даже чуть ниже этого уровня. Не то, чтобы чтиво — чуть выше, но до даже бронзовой, не то что золотой, середины достает очень слабенько. И ничего «...титанов» не спасает — никаких новых идей, элементов сюжета и/или фантастических допущений тут нет. Лично у меня при прочтении в голове всплыло очень, очень много всяких фильмов, сериалов, книжек где даже микс всего, что представлено в этом романе, вполне себе встречается и существует. Может, в чем-то эти другие произведения используют все выше перечисленное даже лучше, чем Риддл. Пусть он и оформил все это на должном экшн-уровне, увлекательно и с интригами, которые исчезают уже на сотой странице, а далее все становится вполне предсказуемо, — не важно: тот материал, с которым автор работал, уже стал клишированным. Да и еще моментами Дж.А. подает все ну уж очень по-детски. Это случается, когда речь заходит о таких же избитых, как и элементы-идеи «Эры титанов», примерах-объяснения, например, такого частого НФ, как квантовые компьютеры и все, что с ними связано. Нет, ну честно, по-моему основы всего, что с этим связано (ну, хотя бы в области фантастики), знают большинство пользователей фантлаба, а Риддл с упорством учителя начальных классов все объясняет и объясняет...

Тем не менее с оценкой я не могу определиться — либо «шесть», либо «семь» баллов. Честно, несмотря на все эти минусы, косяки, клише и сюжетные ходы, переходящие грань откровенных шаблонов, книгу я не возненавидел. Никаких неудобств, плевков после и во время прочтения, желания бросить роман — «Эра титанов» увлекла меня. Да, ничего нового в книге нет; после половины прочитанных страниц, а то и немного раньше, все становится предельно ясно с дальнейшими событиями и финалом. И все же, если у вас есть свободное время, которое вы еще ничем не заняли, можете взять и прочитать самостоятельное произведение Риддла. Но и пройти мимо этой книги можно со спокойной душой — более достойные кандидаты для прочтения всегда найдутся. Так что, если любите такие быстрые и не совсем глупые экшн-книгофильмы с определенным количеством интригующих моментов — прочтите. Если же нет, то ничего страшного.

Итог: мешанина всякой всячины, но не низко уровня, которую прочесть можно. Наверное, примерно таким же миксом с каким-никаким сюжетом будет трилогия по Атлантиде, которую я оставлю на более «лучшие» (или лучшие) времена. Шесть баллов, в чем-то близких к семи.

"– Нет, – подытожил он со вздохом, – сейчас такое не годится. Требуется иной род безумия и насилия. Но какой именно? Что именно? Где его искать? – Он помолчал; затем, мотнув головой, сказал, наконец: – Не знаю. Не знаю.» («О дивный новый мир», О. Хаксли)

Эта фраза, произнесенная Гельмгольцем под конец романа Олдоса Хаксли, лучше всего описывает мир вне Резервации, тот самый Дивный и Новый, Великолепный и Устрашающий, и... пустой. Но об этом после, а пока просто не забываем про цитату.

Итак, «О дивный новый мир», только что прочитанный, является для меня второй в моем личном топе лучших антиутопий. На первом месте, разумеется, находится «451 градус по Фаренгейту», а уже после идет «1984» под руку с замятинским «Мы». И как последние два произведения, «451 градус...» и данный роман имеют много общего; даже кажется, что Брэдбери вдохновлялся не на пустом месте, что естественно никак не приуменьшает его собственную работу. Джордж Оруэлл ведь и свой великий небезызвестный труд не из идеального вакуума выдувал.

И две группы этих книг, на которые я их поделил, схожи не только каким-то общим происхождением и местами в моем мысленном топе «нравится-не нравится». Тут есть кое-что большее. Я назову этот критерий «прямотой». Из него выходит, что такой добротный антиутопический роман, как «1984» Оруэлла «прямой» — он сразу, от части на пару с «Мы», показывает нам ужаснейший мир страшнейшей тирании, гипертрофированный варварский большевизм с нечеловеческим социалистическо-советским лицом, с диктатурой, тотальной промывкой мозгов и чисткой от «ненужных» иль «неправильных» фактов учебников по истории, с пытками, репрессиями, голодом и обществом идиотов-доносчиков. Хотите в таком мире жить, на одной улице с резиденцией «Большого Брата»? Вряд ли у кого возникнет желание на подобное, даже если пригласить человека в замятинский мир сексуальных вольностей, где не без этого.

Но есть и вторая группа антиутопий, которая нравится мне гораздо больше. Ее я именую «непрямой». Она показывает нам мир будущего, его жителей, быт и реалии, но не сразу красит их в один сплошной черный и отталкивающий цвет. Нет, подобные антиутопии в силу своей красоты, благосостояния граждан и удовлетворения основных, особенно сексуальных потребностей могут даже понравится читателю, как видно из комментариев-рецензий к произведению Хаксли. Именно такие антиутопии, в которых бы хотелось жить, и по-настоящему выполняют свое предназначения — пугают и заставляют нас думать, а как избежать подобного и сделать наш мир чуточку лучше и дальше от такой реальности. Именно к такой категории и относятся «О дивный...» и «451...».

«О дивный новый мир» вообще можно охарактеризовать как тот самый «451 градус...» (очень много сюжетных пересечений и других схожестей у двух книг) с примесью «Мы» (Резервация, общество без индивидуальностей, сексуальная свобода) и элементами противоположных, двояких истин мира «1984». Ну, и пропагандистской промывкой мозгов с экономикой, под которую подстраивается(ют) человек(а) из того же романа Оруэлла. Так же много общего заметил с фильмом «THX 1138» Лукаса — человек для экономики и т.д.

Так что роман в чем-то новаторский, в чем-то преемственный, но по своему оригинальный и антиутопичный. А теперь к самой сути этой антиутопичности и произведения.

Перед нами снова мир после некой войны, мировой и последней, в конце которой сторона-победитель решила, что пришел конец миру прошлого, наполненному насилием, непониманием, суевериями, голодом, идеологиями и прочими ужасами и бедами. И решили те победители, что пришло время миру будущего, где не будет этого зла, которое все время, всю человеческую историю преследовало Человека, и настал черед эре Благоденствия. Эре, где главными постулатами и золотыми правилами регулирования процессами всей планеты, всех человеческих сфер деятельности будут счастье и жизнь. И ничто отныне и навсегда, и никто, разумеется, не смогут забрать чью-то жизнь или поуменьшить чье-то счастье. В принципе, так оно и вышло, только на выходе Эра эта, вся Утопия цивилизации Форда вышла примерно такой...

Искусственное деторождение. Программирование разума, психики и сознания эмбриона, а после и ребенка. Разрушение института семьи и базовых моральных и этических принципов (без насилия, конечно. Какое там насилие в «О дивном новом мире«! Никакого, конечно. Только ведь и не нужно оно, ведь, как сказал сам классик: «Править надо умом, а не кнутом. Не кулаками действовать, а на мозги воздействовать. Чтоб заднице не больно, а привольно»). Кастовое общество с закрытой закостенелой системой власти. Легализация наркотиков, сокращающих жизнь. Жизнь, которая трансформированная для двух целей: постоянное потребление продукции постоянного производства и достижение состояния счастья. Счастье, которое низведено до удовлетворения основных человеческих нужд — трахаться да жрать (иногда, конечно, и в «ощущалку» можно сходить, чтобы почувствовать какие-нибудь «ненормальные» эмоции вроде удара камнем об лоб или ощутить запах осенней травы... О Форд, как романтично!).

Разумеется, на все это можно взглянуть и с другой стороны. Например, искусственное деторождение не так уж и плохо — женщины перестали быть живыми инкубаторами. Программирование сознания и генного кода позволяют избавиться от всех пороков человеческого рода — войны, насилия и прочих гадостей, а так же устранить генетические и другие заболевания (или просто уничтожить больную зиготу). Кастовое общество не такое уж и кастовое — это все делается лишь в силу удовлетворения потребностей экономики, которая удовлетворяет потребности цивилизации Форда, в свою очередь. Цель жизни ради существование экономики — ну, и что? А чем это отличается от нашей действительности, в которой еще есть куча всякой дряни в виде глупых природных-общественных целей в виде рождения и воспитания потомства, поддержания семьи. Какая глупость, от которой можно избавиться вместе со сковывающими душу патриотизмом и религией! А уж, простите, хороший секс и неплохая еда вместе с просмотром нового современного вида ТРИДЭ-кинотеатров так вообще подарок богов, извините, Форда, в обмен на несколько рабочих несложных часов... Истинно Утопия!

Но нет. Не для меня. Надеюсь, что и не для многих. И тут я попрошу вас вспомнить или посмотреть на верх этой небольшой рецензии-комментария, чтобы вспомнить фразу одного из героев этого романа. А так же припомним уже всплывшую здесь странную нестыковку — в начале «О дивного... мир» Директор говорит, что «разделение на касты необходимо, чтобы выполнялись нужные, но неприятные работы», а в финале уже Главноуправитель Мустафа противоречит ему, утверждая примерно следующее. Оказывается, что всеобщая урбанизация и автоматизация уже давно дошла до того, чтобы представители самых низших работящих каст трудились всего-то три, четыре от силы часа в день. Все же остальное время было для них абсолютно свободно, но вот же беда... Попробовали подобный режим суток ввести на отдаленном северном островке и закончилось это печально — кастовики стали тупо больше бухать легальное накротическое пойло, больше трахаться и быстрее в силу этого умирать. По этому и только из-за этого, следуя двум великим идеалам Эры Благоденствия — человеческие счастье и жизнь — Главноуправители оставили график рабочего дня в прежнем виде.

И это главная проблема дивного и нового мира — за ажурными, блестящими и, что уж таить, привлекательными обертками, скрывается абсолютная пустота. Стабильная и счастливая, но бесконечно пустая. И почему, спросит читатель? Зачем надо было запрещать и скрывать книги, поэзию да романы там всякие? Зачем нужно было заполнять все свободное время граждан, всю их сознательную жизнь с самого раннего возраста сплошными сексуальными утехами и наркотическим забвением? Почему вообще не избавиться от секса — еще одного первобытного пережитка? Зачем нужны эти лишние часы работы? К чему этот глупый и опошленный образ Бога, храмы «единения» со срезанными верхушками крестов? Почему им запрещено быть индивидуальностями?.. Индивидуальность... Проблема утопии цивилизации Форда в том, что она построена не для индивидуальностей, потому что последним нужно нечто больше, чем удовлетворение животных инстинктов. Как уже правильно тут сказали, это даже не свобода, нет — в мире Форда она действительно имеется. Но в мире Форда не возможно развиваться, влюбляться, чувствовать и жить ПО НАСТОЯЩЕМУ. Здесь не возможно быть настоящим Человеком — существом неидеальным, сложным, с кучей минусов и изъянов, но таким... человеческим. Эту «человечность» трудно описать, но можно сказать наверняка — подобного нет в Дивном и Новом Мире. Он не рассчитан на индивидуальности. Мир Форда следует нуждам человека потребления, которого сам и создает. Но в нем не будет настоящего искусства, любви... Даже науки не будет. Даже научной фантастики и этого отдельного романа уж тем более, потому что они заставят запрограммированного еще до момента рождения альфу или бету задуматься о своем бытие и его наполненности.

В мире Форда уже не о чем писать, как правильно сказал Гельмгольц. И этого не из-за того, что в нем нет насилия или безумия... Просто те дикари из Резервации, тоже без всякой науки и возвышенного искусства, но и без средств гигиены, которые остались нетронутыми для живого напоминания фордианцем о Старом и Ужасном мире, поразительно равны этим самым обитателям большей части земного шара; их жизни, даже в большей степени, наполнены дикостью, то есть удовлетворением двух инстинктов — регулярного питания и столь же регулярно совокупления.

Таким образом, «О дивный новый мир» одна из лучших антиутопий всей мировой литературы, которая безусловно заслуживает внимания и прочтения.

Так что бойтесь утопий, ведь они становятся реальными, когда мы хотим их пришествия.

Вот и прочитана трилогия «Освободитель» Рэя Олдриджа — серия по-настоящему научных боевиков с фоном космооперы, без псевдофилософствования и общим уровнем выше среднего. Тем не менее без минусов тоже не обошлось.

Первое, что сразу же порадовало и зацепило, стало миром, Вселенной «Освободителя» — галактика неопределенного будущего, явно отстоящего от наших времен на несколько тысячелетий, со множеством инопланетных рас, развитыми технологиями и сложной иерархией, где вместо космических империй есть пангалактические корпорации, а Земля-Прародина, ее история с культурой либо забыты нашими потомками или сильно видоизменены в их головах. Здесь менее цивилизованные планеты могут попасть под влияние Прогрессоров и Регрессоров в одном лице, но с коммерческими целями. И в мире тех развитых веков, когда бессмертие биологическое и виртуальное — реальность, а прохождение всей галактики за пару секунд — ничтожная операция, существует рабство и работорговля, при том же в самых ужасных из возможных форм. В те славные далекие тысячелетия рабов можно выращивать в промышленных количествах, любых форм и размеров — лишь бы угодили подобные на галактическом рынке. И еще более ужасным фактом является то, что в основном рабы являются генетическим материалом людей, то есть нами. И человек, и нечеловек в этом далеком будущем снова пленит своего людского брата...

И в этом интересном и с научной точки зрения правдоподобном мире происходит не менее добротная и интригующая завязка — начало «Контакта на...», появление наемника влиятельной корпорации Лига Искусств, Руиза Ава. Необычный человек с необычной судьбой, противоречивый изнутри и снаружи, сильный воин, безжалостный убийца и страстный любовник, которого отправляют на новую миссию, «вокруг которой разворачивается заговор галактического масштаба».

Казалось бы, вот они, два изначальных фактора, которые позволят создать динамичный масштабный сюжет, со множеством интриг, баталий, заговоров политиканов и экономических боссов галактики, а оно все на тебе, и скатилось в планетарную фантастику. Да, динамичную и интересную, но без того масштаба и эпичности, которую пообещал, по факту, автор, Олдридж, в первых главах «Контакта...». Так эта первая книга цикла вообще со второй половины скатилась в омут медлительности и подготовки читателя к роману под номером два...

Да, «Император...» и «Орфей...» порадовали гораздо более, но все равно ожидания от них были большими. И обещанное не только в начале первой части было не исполнено — многие другие «пафосные нотки», назовем их так, не нашли в итоге своего объяснения или же, даже если и были сказаны, оказались какими-то незначительными. Например, часто всплываемая особенность Руиза, некая нечеловечность в нем, так и не находит своего пояснения. О падении генчей в прошлом, сути их становления Достойными и истории Машины-Орфея также ничего не становится известно. А главная интрига трилогии, ответ на которую находится в третьем произведении, для меня вышел незначительным, никаким не вселенско-галактическим, да и неясным со стороны логики — ну, какая разница, кто будет с одной жалкой планетки поставлять больше или меньше рабов с «промывкой» мозгов.

Так что в итоге имеем: три романа-космооперы с более-менее стандартной линией побега от космических пиратов со взрыванием и уничтожением того или иного объекта или злодея, посещение разных континентов, на одних из которых и генчи есть, на других — страшные родреганцы-рабовладельцы, которые перестали быть людьми, а где-то найдутся даже остатки Предтечей... И все же, свои плюсы есть и у «Освободителя», в котором есть живые персонажи, в чем-то шаблонные и непонятные, но заправленные элементами от миров Шекли и Бэнкса. Читается легко и с интересом. Для разнообразия и отдыха от чего посерьезней — самое то.

Как говорится, без своей копейки в общем деле не обходится...

«12 стульев» — великолепная сатира и отличный юмористический роман Ильфа и Петрова, чьи шутки, да и общая тематика юмора над определенными ситуациями и типажами людей сохранились в должном виде до сих пор, все так же заставляя меня искренне смеяться и улыбаться в продолжение чтения. Тут, действительно, в отличие от такой же прекрасной, на мой взгляд, сатиры Булгакова «Собачье сердце», менее социальный подтекст и тема высмеивания; если в упомянутой повести автор выставляет в юмористическом контексте советский быт того периода, то здесь же смеются над такими человеческими антикачествами, как корысть, жажда наживы и обогащения, которыми обладает определенный класс людей, так и не подстроившийся в жизненный уклад Советов. И сделано все на уровне и там, и здесь.

Оба произведения можно разбирать на цитаты, восхищаться их юмором и отлично проработанными героями. А что еще важнее, и «Сердце...» и «12 стульев» читать стоит обязательно.

Прочитал тот самый полный перевод «Моби Дика» Мелвилла от И. Бернштейна где-то в начале этого года.

Может, действительно, уже вырос из того возраста, когда стоило читать. Может, какие-то важные литературные моменты, которые и повлияли на многих авторов что двадцатого, что нашего века, пробуждая сюжет долгой охоты за неуловимым белым китом Моби Диком капитаном Ахавом в разных формах, включая фантастические (имею в виду, конечно, последние два подобных «воскрешения» — от Чайны Мьевиля в «Рельсах» и Лава в «Вере»; последнее, надо сказать, мне крайне не понравилось излишним пафосом, который упоминали, имея в виду именно книгу Германа Мелвилла).

Одновременно с тем, что зацепила книга не особо, говорить, что роман не заслуживает тех лавр и почестей, что ему приписывают было бы глупо. Да, одно из первых жизнеописаний быта людей, каждый день посвящающих свою жизнь борьбе с Морем и со Стихией (хотя Хемингуэй с его повестью «Старик и море» меня вдохновила гораздо более); эпос о Человеке и его погони за собственной Главной Целью, о противостоянии Ахава и его идеей-фикс — белым кашалотом Моби Дик. Тут и юмор проглядывается (ну, что уж тут сказать, как и многим запомнились сцены с разделом одной гостиничной койки каннибалом-туземцем и рассказчиком), тут и все имеющиеся тогда данные, научные и не очень, о китах (ох, как они излишни и не вписываются в общий сюжет — затягивают прочтение и ухудшают послевкусие после него), и грамотно сложенный и выстроенный текст...

Но меня лично, повторюсь, впечатлило мало. Но и не особо разочаровало. Классика ведь знать надо, так что читать определенно стоит.

После множества отзывов и разговоров о преимуществе романа «Грань будущего» Х. Сакуразаки над одноименным фильмам «по мотивам», решил прочесть все-таки этот оригинал и увидеть наконец плюсы первоисточника.

Если брать в целом, то книга не так уж и сильно отличается от экранизации. Да, главный герой романа — японец, действия разворачиваются в Японии, но война с мимиками — есть, Стальная Сука/Стерва — присутствует, как и ее любовная линия с заменой киношного Тома Круза на книжного Кэйдзи Кирия. Тем не менее отличия есть, и в основном они те моменты, которые просто не могли вместиться в фильм либо из-за хронометража, либо из-за сценария, а скорее и то, и другое. Итак, преимущества эти в виде дополнений выражаются в следующем:

1. Подробнее о последствиях вторжения с мимиками. Хотя в фильме «Грань будущего» в каждом втором кадре появляется эта металлическая инопланетная гадина, нам ни одного раза не показали и даже не разъяснили, а че, простите, им нужно (несколько секунд с показанными разрушениями в Европе не считаются). В книге же все вполне досконально расписывается — и цели, и последствия их деятельности.

2. Происхождение мимиков. Пусть и связано с предыдущим пунктом, но данную тему можно и отдельно рассмотреть. Книжная версия освящает не просто то, как появились мимики, их природу и структуру, но даже место их происхождения и его значение. В фильме же об этом лишь слегка заикнулись, и то вышло странно — получается, по фильму, что это чуть ли не естественные образования, странствующие в астероидах (нет, тоже неплохо, но...).

3. Экзо-костюмы. Об этом уже писали: в книге роль экзо-костюмов в войне с мимиками показана на должном уровне и вполне логично.

4. Подробнее и логичнее по путешествиям во времени (петлям времени) и людям, оказавшихся в них втянутыми. Снова в книге добавлена логика и кое-что досказано.

5. Персоналий. Не могу сказать, что это явный плюс, ведь в фильме и в книге они разные, как ни крути, но что те, что другие мне в двух версиях «Грани будущего» понравились.

Но не может быть все идеально и в таком все связно рассказывающем романе, так что далее — минусы (по сравнению с фильмом и не только):

1. Финал. В основном он и подкачал-то. Вышло вроде бы и ясно, но вместе с тем скомкано. Абсолютно не порадовали последние абзацы и в особенности окончательная строка — «не верю». Сюда же добавлю, дабы не выделять это не очень-то и важное замечание в отдельный пункт, что деление книги на части под названиями имен основных героев не оправдывает себя в части «Фаррел/Феррел». В ней про этого персонажа толком ничего и не говорится.

2. «Не верится» мне и в последние действия Стальной Суки — Риты Вратарски. Как-то неожиданно это и не сходится с ее описаниями что в романе, что в фильме...

3. И еще одна деталь концовки — причина, по которой были вызваны уже упомянутые действия Риты. Она-то как раз и является не очень обоснованной логически в романе, притянутой за уши.

4. Малый, но, как по мне, недочет... Слишком быстро Рита и Кирия смогли подстроится друг под друга, буквально за один-два оборота круга времени. По-моему даже для опытных воинов, как они, этого времени недостаточно для создания эффективного тандема. Даже в фильме все иначе.

5. И последнее... Так по романному сюжету нам становится известно о существовании «мимикодельни» на островке не далеко от Японии, где плодятся эти вторженческие твари. Ничего так, что мощности это «...-дельни» могут создать еще одних мимиков с тахионными «наклонностями»?

Вот такой перечень плюсов и минусов, являющихся отличительными чертами фильма и книги «Грань будущего». По простому подсчету становится ясно, что явных преимуществ-то у романа и нет, и идут они с киноверсией примерно нос к носу. Для меня даже немножечко, самую малость, побеждает кинематография (как-никак, одна из лучших НФ-картин 2014 года), хотя для посмотревших его советую не отказываться от прочтения книги — оно добавит некоторые детали к цельному взгляду на вселенную «Грани будущего».

Как и прошлое произведение Жан де ля Ира, «Сверкающее колесо», «Иктанэр и Моэзетта» роман с добротной научно-фантастической идеей, смелый в этом плане, но по сюжетной и литературной составляющей больше напоминает дешевую (может, и загнул) пьесу, где есть ярко выраженный злодей, истинный негодяй, такой же герой, настоящий рыцарь с жабрами на белом дельфине, ну, и любовь с первого взгляда, раз и навсегда. Счастливый предсказуемый конец, равно как и весь сюжет, так же в придачу.

А жаль. Ведь «ИиМ» ля Ира действительно работа смелая, но, видимо, то, что такие произведения автора были и для него, и для издателя, и для читателей ни чем иным, как обычное развлекательное приключалово, большим его романы стать не могли. Опять же, печально это.

Уже давненько читывал я романы из цикла «Культура» Бэнкса, но в связи с тем, что ни единого отзыва о любом из произведений данного цикла до сих пор не оставил, а так же по причине последней довольно приятной новости о переиздании и новых переводах его, решил объединить пробудившиеся воспоминания в единое мнение как о саге в целом, так и о романе «Игрок» в частности.

Все произведения из цикла можно поделить на две группы, по месту действия и авторского замысла происходящих там событий. Так что первый кластер романов у нас — это взгляд на саму Культуру со стороны инопланетянина и/или культурианина на него, при том же взгляд этот подтверждается описываемыми там событиями («Экцессия», «Последнее слово...» и «Вспомни о Флебе», в принципе). Второй включает в себя те произведения, где сюжет почти всегда разворачивается вне Культуры, а основная цель происходящего показать некоторые важные события и процессы из вселенной цикла в целом («Материя», например). Данный роман, несмотря на наличие двух плацдармов-арен событий, безусловно, относится к первой группе, включая в себя элементы второй как фон, прекрасно показывая от лица культурианца Культуру.

Итак, Культура — это анархо-гедонистическая цивилизация (скорее сообщество, сразу несколько цивилизаций), расположенная во Млечном Пути и опережающая земной двадцатый, да и двадцать первый века по технологическому развитию на восемь тысячелетий. Культура — это мир после технологической сингулярности, где машины давно достигли стадии разумности и имеют права равные во всем биологическим обитателям «культурных» хабитатов и колец. По-этому переход разума из биологического тела в машинное, наоборот, изменение его формы во все, что угодно, сексуальные контакты с кем и чем и как угодно — дела обычные и чисто бытовые. Менять пол хоть пять раз на дню (ладно, загнул, там тоже есть свои ограничения) — такая же обыкновенность. Так что с правами и свободами, а так же с достаточностью, сравнимой с утопией или долгожданным Золотым веком, у граждан Культуры все хорошо. Занимайтесь чем УГОДНО, как УГОДНО, для чего УГОДНО. Культура — территория абсолютной свободы, которая никогда на Земле не сможет быть реализована, да еще и с утопично-коммунистическими условиями существования.

Даже писанных законов в Культуре не существует — лишь формальные правила по мелочи, вроде «убивать не стоит» (а если и так вышло, то переживать не стоит — от этого ваше существование никак не изменится). В ней нет никакой централизации, правительств и законодательств — дела средней важности решаются на сетевых форумах и голосованиях, но а все остальное в рамках космических масштабов находится в руках, то есть «в руках» огромных компьютерных ИИ/ИР и ОО — Особого Отдела.

Именно с деятельностью и целями ОО, их сопоставлению со всей остальной, «гражданской» Культурой, пробиваются множественные аналогии и сравнения как с событиями из реального мира, так и из миров литературных. Конечно, в голову сразу приходит «Мир Полудня» Стругацких, где есть не анархичная и гедонистическая, но вполне самодостаточная система с двумя КОМКОНАМи и Институтом Экспериментальной Истории (пусть между вселенными Бэнкса и Стругацких есть пропасть различий, но деятельность организаций, упомянутых выше, так же широко дискуссионная среди фэнов). Разумеется, не обходится без насильной демократизации от Штатов, хотя деятельность ОО сравнима с любой другой подобной ей структуре в нашей истории на вооружение у мощной идеологии.

Именно ОО и вызывает-то больше всего споров и чувства неоднозначности. Конечно, этого добивался сам автор — показать Культуру с разных сторон, рассказать и видеть ее от лиц противников и согласных и не показывать своего отношения к ней (выбор «за Культуру или против?» всегда остается за читателем, за что Бэнксу спасибо). По факту, это нечто гораздо большее чем любые разведовательные департаменты Земли. ОО занимается прогрессорской деятельностью, склоняя мирными способами или насильственными (обычно руками группировок «варваров» из «космической глубинки») менее развитые цивилизации на путь «окультуривания» и постепенного слияния с единой Культурой, унифицированным сообществом гуманоидных видов и машин. Но ОО есть не только мощный орган экспансии и усиления влияния Культуры, но и ее мозг, ее власть в океане анархии и развлечений, которое координирует развитие этого колосса. Более того, не только за «некультурными» следят ООшники; намеки на массовую слежку, ну, или за более узкую за самыми одаренными культурианцами, есть как в «Игроке», так и в «Материи». Есть средства, есть цели, так что почему бы и нет.

И подобный род занятий ОО мог бы не удовлетворять кого угодно в подобном свободном обществе, но свобода Культуры гораздо, гораздо более всего, что может быть известно человеку. Такая свобода действий жизни позволяет как можно дальше отдалить все общество этого космического не-государства от власти, давая такую же полноту свободы, только для других занятий, уже самому ОО.

Разумеется, в подобном порядке в море абсолютнейшего беспорядка окажутся недовольные, желающие большего, чем обычное прожигание жизни, полной достатке и удовольствий. Но и на это у ОО, основы Культуры, значит, и у самой Культуры, есть ответ — «бери и убирайся» либо в само ОО, либо куда глаза и гипернавигаторы глядят. Отличный способ пополнение рядов неординарными и талантливыми личностями и отсеивания недовольных или не желающих проявить свою неординарность и талантливость на пользу Культуре.

Главный герой «Игрока», Жерно Гурдже, личность, стоящая между той, не побоюсь этого словосочетания, биологической массой, которая является большинством в Культуре, и теми, кто чем-то одарен и/или недоволен и желает это как-то использовать и реализовывать. Он считает себя обычным гражданином и мало как выделяет, только поставить знак «равно» между ним и другими, обычными культурианами, они сами не способны. Гурдже — гениальный игрок, Игрок В Игры. В любые их разновидности, где есть азарт, риск и борьба с судьбой и за удачу. И везде он в них побеждает. Зато побед в обычной жизни у него мало — друзей немногочисленно что среди машин, что среди людей, а его любимая девушка все дальше от него отстраняется в порыве непонимания сути Жерно. А суть его проста — он человек. Человек, который был бы обычным в нашем обществе, на Земле, но сильно выделяющийся в любом обиталище Культуры. И особенный он не в своем таланте в играх, а в вещах, обыденных для нас: он хочет обычной жизни, одной любимой девушки, одного любимого дела, спокойной жизни. Как ни странно, но в цивилизации самых обширных возможностей для реализации и свобод у главного героя найти себя так и не получилось.

В основные события роман Гурдже впутывается далеко не по своей воле, но происходит это на общем фоне разрыва отношений с Йей и постепенного остывания к играм (уже почти во всех он одержал верх). Так или иначе, но в итоге он оказывается главной персоной в миссии ОО, направленной на «мягкое» свержение порядков в Империи Азад — космического государства за краем Млечного Пути, в одном из Магеллановых Облаков. Там ему предстоит сыграть в хорошо продуманную Бэнксом игру, соответствующую наименованию и типу этой империи.

Империя Азад, конечно, представлена «во всей красе» — Иену удался образ жуткого тоталитарного, секситского, шовинистичексого и милитаристического государства, практикующего ксено-сексуальные погромы на перифирии и внутри своих пределов для утехи партийной элиты... Правда, там нет никакой партии, ну, да ладно. Просто мог бы Бэнкс и не так стараться с очернением азадианской диктатуры. Все-таки можно было придать меньше темных тонов, оставить Империю Азад темно-серой, дабы усилить главную «фишку» романа — дуализм, возможность читательского выбора акцентов.

Тем не менее, все события, похождения и путешествия Гурдже среди азидианцев описаны на ура, и скромная, если можно так выразиться, концовка, самое-то для истории об обычном человеке, маленьком и великом в своей сути. Обычная жизнь, наполненная и великим, и обыденным, обычная любовь, наполненная и расставаниями, и схождениями, и обычная смерть, без всяких искусственных раев Культуры и присоединения к Сублимированным.

Гурдже — это пример того, как сохранить человечность в цивилизации, потерявшей человеческое лицо. Даже в своем подчинении инструкциям ОО он проявил настоящую решительность, свое мнение. Так что Гурдже можно назвать не только настоящим человеком, но и настоящим мужчиной. Ну, вспоминается что-то мне этот отрывок:

Но пример Гурдже — единичный. Как я уже упомянул, остальным остается малое — либо присоединиться к ОО, либо уйти. Мало кому удается сохранить свое мнение и претворить свои идеи в жизнь.

Так почему же Культура и ОО идут на все это? Отчего глобальное отупление население, отнятие у него способности здраво мыслить и иметь адекватные цели, слежка за гражданами наводит на воспоминания от прочтения «451 градуса...» Брэдбери и «1984» Оруэлла? Зачем это Культуре?

Да потому, что Культура, как упоминал один современный деятель культуры (бывает) «империя, которая, если остановит свой рост, обязательно погибнет». Культура, управляемая в реальности ИРами с четкими программами, не может остановиться. Не может она и продолжить свое развитие к Сублимации — переходу к новой формации существования, что является итогом существования большинства таких же развитых сообществ, как Культура, ведь это приведет к тому, что она исчезнет в реальном мире и не сможет дальше расти. Нет, Культура — нечто уникальное и новое во вселенной, разработанной Бэнксом. Территория безграничной свободы с постоянным и бесконечным ростом, когда-то эта структура поглотит всю переходящую в Сублимацию галактику, а потом, чего глядишь, и всю Вселенную. Ну а что тогда будет? Нет, я не о ее гражданах, которые к тому времени потеряют все остатки человеческого, свойственного гуманоидным видам и не только. Я о том, а что будет с самой Культурой, которой уже некуда будет расти?

Не могу сказать, что Суэнвик в списке моих любимейших авторов, или какое-либо его произведение — там же, но почитываю его романы и рассказы.

Вот и прочитал после «Драконов Вавилона» с «Майкл Суэнвик: лучшее» данную книгу... И она меня порадовала.

Постутопическое будущее Земли с долей альтерантивно-исторического подтекста, описанное уже в рассказе, где бродячие аферисты-энтузиасты из далекой Америки побывали в Лондоне, во дворе крайне мозговитой в разных смыслах Королевы, а именно человеко-пес Довесок и Даргер попадают окольными путями в Россию, точнее, в один из ее осколков (тут просто была Война с Машинными Демонами, так что, миру и Родине пришлось трудновато) — Московии.

Ну, и дальше — все в том же духе, но ничего антироссийского, чего-либо высмеивающего нас нету. Наоборот, довольно много смешных моментов (по-настоящему комичных, особенно эпизод со знакомством Гурского и Даргера: «Я не знаю русского», «Так давай выпьем!», при том же, оказывается, выпьем лингвистическое пойло... Оригинально), добрых пародий, интриг, заговоров, оживших Лениных и распутиноподобных сексуальных гигантов-богопоисковиков-апокалипсистов, неожиданных поворотов сюжета, вообщем, все, что делает «Танцы с медведями» интересным и юмористическо-пародийным произведением, прочтением которого можно занять часок-другой.

И да, отдельное спасибо Майклу за строчки, которые были первыми в романе. А именно то, что наш народ достоин более лучшего настоящего и будущего, которое ему когда-либо выпадало.

Ну вот, теперь я и знаком с по-настоящему крупной работой автора, которая делает его Мастером жанра.

И на самом деле, идеи, использованные в (на данный момент) шести романах «Возвышения», уникальны. Концепция мира и устройства галактического сообщества с четкой иерархической системой и механизмом Возвышения, патроно-клиентскими отношениями и Галактическими Институтами Миграции, Войны и Возвышения — поразительны. И с такими идеями я не против продолжения саги...

...Только вот некоторая затянутость первых двух книг Второй Трилогии Возвышения напрягла, хотя Брин и может ее сглаживать, подогревая мелкими деталями интерес читателя. Но, разумеется, «Риф» и «Берег» послабее трех оригинальных романов, насыщенных и действиями, и идеями, и персоналием. Даже «Прыжок», которые не все оценивают высоко и считают пробным романчиком, для меня так же силен.

И опять же, Вторая Трилогия. Ее действия в первых двух частях происходят на одной планете в Четвертой Галактике, и по-началу не так затягивают, как события более ранних произведений. И не отвечают они на вопросы, поставленные в «Береге», а лишь дают нам новые. Но уже «Небесные просторы» отвечают на тайну трансцендетных, пусть и не до конца, хотя очень интересно и оригинально; судьбу Земли в разразившемся вокруг нее спора; тайну недостоверности Библиотеки и еще кое-что...

Вообщем, две трилогии «Возвышения» очень и очень порадовали меня и наверняка так же порадуют вас. Много вопросов, немало ответов, но очень много гениального фона из метацивилизации кислорододышащих Пяти Галактик, Прародителей, странного человечества и таинственного Прошлого, которое очень сильно меняет Будущее. Ожидаю продолжения.

Перед началом чтения дилогии, советую несколько освежить память о событиях, происходящих в двух первых частях «Песен». Не то, чтобы за прочтения двух последних книг автор такой возможности не предоставит уже в новом тексте... Сноски есть, даже слишком многочисленные и слишком часто повторяющиеся, но лучше будет для вам, если пробелы восполнятся именно до чтения.

Итак, касаемо самих «Песен Эндимиона»... Все же помнят ощущения от прочтения эпических романов «Гиперион» и «Падения Гипериона»? Так вот, здесь этого НЕ будет. Более того, курс, казалось бы, заданный в этих первых друг книгах тетралогии, не продолжится. Симмонс, кажется, решил пойти по новой дороге, как бы отстраняясь от уже написанного. Ох, а какого написанного! Думаю, все, читая последние абзацы «Падения», помнят те зерна продолжения, даваемые нам автором... Падения Гегемонии и Сети... Битва воина-полковника Кассада, узнавшего свое истинное предназначение, в будущем, с Шрайком/ами... Союз Бродяг и тамплиеров... Новая возможность для Церкви... Множественные будущие, которые намекают, что у Шрайка может быть различные происхождения... Два Бога, Машин и Человечества, их Война...

Нет-нет, не подумайте, что ничего из этого в двух роман о Рауле Эндимионе и Энее не будет. Нет, будет. Но акценты, которые были расставлены в двух произведениях о паломниках и их скитаниях, меняются. Меняются так, что не только у меня возникли мысли о том, что Дэн пошел по иной дороге, и не факт, что более лучшей.

Отзыв получается каким-то неразборчивым, смешанным, как уже видно, по-этому, думаю, пора бы разбить все по пунктам. И да, опять же, для тех, кто еще не читал — спойлеры ставить не буду, так что, аккуратней:

1. В «Эндимионе» и «Восходе Эндимиона» мы видим, действительно, совершенно отличающееся и стилистически, и по духу, да и сюжетно-акцентированно повествование от двух романов про Гиперион. Абсолютно. Плохо это или нет — вопрос другой, но, во всяком случае, повторюсь, это не совсем то, чего ожидали фанаты «Гиперионов».

2. Текст двух романов-продолжений переполнен не только философией и религиозно-тематическими вставками. Тут все ясно — так уж захотел Симмонс, претензий нет. Но вот частые повторы, СЛИШКОМ частые, событий гиперионских лет, да еще и раскинувшимися на полтекста двух романов описаний многочисленных миров да планет — нагнетают. Нет, описания-то неплохие, опять же, вихрь идей, но хотелось чего-то, что снова бы напустило дух легендарности «Гипериона» и его падения.

3. Как я уже заметил, автор довольно явственно сделал акценты в гиперионовских романах, а именно и в основном на противостоянии двух Богов — человеческого и машинного. Двух ВР, один из которых — сплетение человеческой любви и сострадания, другой — чистой и абсолютной логики. И последний просто не может существовать в одном будущем с нашим, людским. Из-за этого он постоянно и пытается, то Шрайка посылая, то крестоморфов, изменить прошлое, выбрать для себя идеальное будущее, где будет он и он один. Это говорилось в «Гиперионах». Эта великая битва доносилась до нас в концовке «Падения». И вот, когда мы доходим до «Эндимионов»... Все меняется. Энея, девочка, которая, казалось бы, должна как раз-таки поставить точку в этой войне, помочь восторжествовать тому будущему, где не будет жестокого машинного-ВР, или хотя бы он будет мирно сосуществовать с нашим, человеческим, представляет собой что-то совершенно иное — всякое отрицания какого-либо из этих богов; теперь она — Мессия Бездны. «Бездна не предназначена никому. В том числе и Богу», сказала она. Даже человеческому Богу любви, дочерью которого является и она сама. Зачем? Почему? Какое же тогда победило будущее? Какого же Энея отреклась от Бога? Нет, конечно, можно предположить, что Тройственный Бог людей все равно появится, что, скорее всего и будет, что Энея сделала эта специально... Может, это сделал и целенаправленно наш ВР. Так, или иначе, продолжения войны двух сверхсущностей будущего(их) не ждите.

4. В начале «Эндимиона», когда поэт Мартин объясняет Раулю его миссию, сам монолог напоминает пародию на супергеройский фильм. Так же комична ситуация с причастием от Энеи, хотя в самом тексте Эндимион и говорит, что это «смахивало на пародию христианского причастия».

5. Ответы, которые некоторые ждали на гиперионовские вопросы, в определенном смысле получены будут, но уж точно не в полной мере. Объяснение же сущности Шрайка, уже и так понятное, не очень вяжется с его новым поведением в двух последних книгах. Лучше, как мне кажется, ответа, данного Симмонсом («Шрайка использовали как коня/пешку разные игроки), примерно такой (т.к. в «Падении», казалось бы, хоть частично восторжествовало будущее с человеческим ВР, происхождение Шрайка могло измениться, как и его цели и характер). Но с автором спорить глупо, тем более с таким, как Дэн Симмонс.

6. И все же... Связаны ли как-то человеческий Тройственный Бог с причастием Энеи? Есть ли связь нашего Бога и Связующей Бездны? Каково взаимодействие в будущем человечества и его Бога? Все это не ясно и автор это просто забывает или не хочет рассказывать.

Вот так, более ими менее, выглядит мой взгляд на эндимионовские произведения Дэна. Не могу сказать, что они целиком неудачны — нет, нет и еще раз нет. Это то продолжение, которое выбрал автор, и оно стоит вполне на уровне... Но не на одном с гиперионовскии эпиком. Другие цели, другие акценты... Слишком много отличий с двумя первыми романами цикла. Тем не менее, хочу внести ясность — ничего антирелигиозного во всей тетралогии нет. Тем более в первой дилогии. Даже наоборот... Но тем, кто хочет приравнять первую дилогию к пропаганде христианства, тоже надо сказать «нет». Можно, конечно, предположить, что нечто «анти» есть в двух «Эндимионах», но это не играет никакой роли. Цикл, целиком и полностью, нейтрален и достоин прочтения для любых истинных ценителей НФ, не смотря на минусы второй дилогии.

Как-то так.

Первое знакомство с Мьевилем. Удачное? Скажем так, двояко.

Конечно же, хочется выделить великолепную проработку мира. Вселенная Чайны поражает воображение.. Интересный взгляд на гиперпространство, другие Вселенные (да, есть тут и такое); удивительная раса, которую, к сожалению, до конца автор так и не смог нам объяснить, но их язык... Да, это и вправду великолепно.

Но сюжет... Его можно описать всего-то в одну строчку. Действий как таковых тут практически нет, а те, что присутствуют, занимают со всей своей незначительностью полкниги. Полкниги, от которой можно было бы избавиться, сделав отличную повесть, а не роман.

Ну-с, да бог с этим моим замечанием. Я не разочаровался в «Посольском городе» (аля Послограде) — произведение покажет незнающим Мьевиля, кто он, и с чем его едят. И есть мне теперь его хочется всего. Почти каждую книжку-роман, хочется сказать.

Сборник оставил двойственное, хоть и тяготеющее более к положительному, впечатление.

Тед Чан, как можно увидеть из сборника, имеет и реализует отличные идеи, не пытаясь писать циклы или сериалы, то бишь, работает на читателя, а не на издателя, плодя бесконечные шаблоны. Нет, это действительно молодой и талантливый фантаст, фантаст научный, я бы даже сказал, твердо научный, не считая несколько рассказов связанных с библейскими сюжетами (один такой плюс два теологических). Здесь можно и узнать некоторые научные термины и теоремы, концепции, новые и устаревшие (устаревшие Чан приводит специально, замечу, а не потому, что когда он писал, они были еще живы), и, в конце-концов, просто провести время с легкой, но научной, книгой. Но, как я сказал, ощущения у меня двойственные.

Почему? Произведения находятся на уровне, ну уж точно выше среднего; они не сливаются с общим фоном космострелялок с ксенощупальцами и попаданцами, наоборот, очень контрастирует своей продуманностью, хорошо описанным пейзажам и картинами выдуманных миров, и, как я уже сказал, оригинальными идеями. Проблема в другом — как-то не цепляет. И в принципе понятно, почему — эмоциональность рассказов довольно низка. Хотя Чан неоднократно затрагивает человеческие взаимоотношения, особенно в последнем рассказе антологии, не получается им сочувствовать, да и вникать в их проблемы. Хотя это ни в коем случае не говорит, что, «вон, ограниченный автор, технарь-фантастик». Нет. Как раз-таки видно, что автор знает не только на отлично свою область, но и многие другие.

Теперь же вкратце о каждой повести и рассказе:

1. «Жизненный цикл ...». Зацепил слабо. Тема для меня не нова, хотя раскрыта она, насколько я могу понимать, абсолютно точно, по догматам информатики и программирования. Да и конец тоже не слишком меня удивил — такой финал был вполне ожидаем.

2. «Купец и волшебные врата». Вот эта повесть уже сильнее предыдущей, и, видимо, наравне с «72 буквами», лучше всего запомнится мне из всего сборника. Чувствуется даже некоторая атмосфера произведения, не говоря уже об его оригинальности — пока не читывал и не слышал о подобной идее, что арабам ил вообще какому-то народу Средневековья удалось обнаружить, точнее даже, создать и использовать червоточину с хроноинтеревалом (путешествия во времени, петля времени, зацикленность причинно-следственной связи). Только вот не знаю, сколько здесь научности... Пусть и арабы тогда, по науке и интеллектуальности, настоящие наследники Римской(их) Империи(ий), говорить о том, чтобы у них получилось не просто открыть кротовую нору, но и расширить ее и при этом стабилизировать... Да, еще самую малость расстроил финал — ожидал чего-то неожиданного, но и ос всем этим «Купец и ...» очень сильная повесть.

3. Ну, довольно обыкновенная история о препаратах по улучшению памяти и интеллекта и кое-чем еще. Не впечатлило.

4. «Деление на ноль», конечно же, рассказ-идея, но такая идея, о которой я и не слыхивал. Вполне понимаю описанное Тедом в примечаниях удивления от подобной формулы, увиденной им когда-то. Годно.

5. «История твоей жизни». Повесть о встрече с нечеловеческим разумом, наделенный нечеловеческой логикой, трудностям контакта, двойном языке, который(ые), при том же, могут(жет) предсказывать будущее. Оригинально, пусть и в чем-то тривиально. Годно.

6. «72 буквы» впечатлил так же сильно, как и «Купец и ...». К прочтению эти две повести обязательно — к ним можно добавить «Деление на ноль» и «Тебе нравится, что ты видишь?». Остальное может быть и обделено вниманием.

7. «Эволюция...» всего-навсего рассказ-статья. Даже и сказать нечего — так, публикация, и только.

8,9. «Вавилонскую башню» и «Ад — ...» можно объединить в одну группу, ибо здесь автор рассматривает две теологические проблемы, точнее проблему (повесть) и библейскую историю (рассказ). На самом деле, читабельно, но если бы встретил эти два произведения отдельно, обошел бы их своим вниманием. То бишь, прочитаны они лишь из-за вхождения в антологию.

10. Повесть о сложной проблеме — дискриминации человека по внешности, при том же именно по критериям «красивый/некрасивый» и о методе борьбы с ним. Как считаю я, и некоторые персонажи произведения, предложенный метод — лишь фикция, и поможет здесь не генетика и технологии, а лишь воспитание.

Примерно так все и обстоит, и, пусть ситуация именно такова, эмоциональности маловато, но у сборника должна быть хорошая оценка.

Изначально был в моем списке прочтения произведений Лукьяненко, увидел книжку в библиотеке и взял.

Примерно так выглядело появление «Спектра» у меня в руках.

Роман сразу мне показался очень интересным и быстро затянул. Необычное деление на части, целый вал инопланетных рас, включая «ключников» (только вот раса-воинов с неразумными самками — калька с нивенских кзинов из цикла «Обитаемого космоса»). И, далее, все возрастающая интрига — с каждым миром и смертью героини все новые и новые загадки, включая тех ключников, их цели, таинственную гибель многих гуманоидных рас в далеком прошлом Галактики, плюс политика земная и внеземная.

И после этого такой конец... Самое интересное, что запомнилась и ситуация и атмосфера, в которой я листал страницы последней главы — парк, осенняя погода, легкий прохладный ветерок... И разочарование с кажущейся недосказанностью. И вот, осень 14-ого прошла. Я продолжал думать, после возвращения книги на ее место в полках библиотеки, что виноват в непонимании я — слишком быстро пробежал эти самые страницы финала. Но нет, ибо смотрю на отзывы ниже...

Это, конечно, главный минус романа — с такими интригами, размахом по антуражу и сюжету все испортить недосказанностью и мелкостью концовки! Или же, так и должно было быть, и ответ уже появлялся в тексте? Возможно, не отрицаю, но мне, как и многим читавшим «Спектр», хотелось увидеть нечто иное в конце книги.

Все-таки поставлю восьмерку, хотя склонялся к более низкой оценке — сделал это лишь с надеждой на «Марс» и «Утопию». Все равно жду чего-то более нового и вздрагивающего ум.

Как уже выразился прошлый комментатор, Alessiuss, к сожалению, книга не несет нам ничего нового. Да, появляются две новые расы. Да, развитие сюжета происходит. Можно узнать немного более о мире после событий первой части пенталогии, отношениях с иными видами путешественников между Реальностями, проблеме суверенизации Иных Земель, Едином Разуме, кое-что об обитателях мира перед Дырой... Это, конечно, плюс. Даже некоторый реализм, особенно в проблеме государств и их решений, в этом есть, но сюжетные линии крайне спутаны, при том же заметно, что не из-за проблем перевода и задумках автора(ов), а по причине их плутаний. При том же главные герои очень быстро сменяют друг друга — не понятно, на ком именно собираются держать акцент. По идее, это должен был бы быть Джошуа (о великом Лобсанге, которому потребовалась на всякий случай совесть, говорить не будем — он везде остается основным персонажем), но в после начала книге, он появляется уже лишь в конце... Действительно, опять же, как правильно заметил первый отписавшийся, роман не несет новых глобальных событий, и, де-факто, сводится к нескольким не таким уж и большим по размаху происшествиям, которые являются лишь тенями грядущего — думаю, это-то и появится в последующих книгах (особенные надежды на «Долгую Утопию» — на «Долгий Марс» надежд маловато). О линии по преследовании истинных Путников упоминается лишь как об отложенной госпрограмме США — ее мне тоже хотелось бы увидеть дальше.

Да, «Долгая Война» — проходная, как и, думается мне, «Долгий Марс». Кстати, неясно название книги — упоминаемая война так и не состоялась, и не играет главной сюжетной роли, хотя сюжет этот довольно разрозненный, так что...По-этому, ожидаю новых частей, на которых и вся надежда о цикле.

П.С. Да, и вот еще — видимо, дальше нам предстоит ожидать отпочковавшихся антагонистов-Лобсангов.

Очень недурной роман, объединяющий в себе и космооперу, и хронооперу.

Сойер использовал вполне современные научные изыскания и открытия, создав, как сказал он сам, наиболее реалистический вариант культового сериала «Стартрек» (тут и кораблик, схожий с «Энтерпрайзом», и Содружество. и их миссии по всякой всячине). И трудно не согласиться. Сюжет меня затянул, правда, постоянные переживания главного героя насчет своего возраста и сексуальности, которые, хотя, в конце становятся более вписывающимися в роман, со всеми переживаниями. Здесь есть и хорошая темпоральная загадка-интрига, которую и я, уже многое читавший и смотревший всего с кольцами времени и изменениями реальности, не сразу все раскусил. Да и финал поражает — все не только раскладывается по полочкам с этими путешествиями во времени. Перед нами открывается еще никогда невиденный и неписанный их смысл!

Вообщем, для любителей добротной фантастики — самое то. И далее буду почитывать Роберта Сойера. Начало много обещающее.

Прочитал роман сразу же после трилогии «Люди как боги», «Хрононавигаторов» и нескольких повестей, при том же, прочитать ее сразу не смог — элементарно не хватило времени, из-за чего пошел, и даже непролистанную, нетронутую еще книгу отнес обратно в библиотеку. Осознание ошибки пришло лишь после прочтения, хотя и то не сразу.

«Диктатор» — это, наверное, лучший, на том же уровне, что и «Люди как боги», произведение Снегова. Роман, где автор изложил нам не очередной мир в перпендикулярном времени и путешествия из него на альтернативную (нашу Землю), нет, — фантастики тут совсем немного, буквально несколько элементов, штрихов, создающие мир произведения, который даже с техникой на основе сжатой (или сжиженной, уже не помню) воды, метеовойнами и единым языком мало чем отличается от нашего. Правда, этой Земле повезло больше — здесь появился Гамов, полковник Алексей Гамов.

Завязка романа вполне обыденна для нашего мира — власти двух сильных держав не поделили геополитические зоны влияния, из-за чего сначала между малыми, а потом и этими самыми державами и разразилась война. Уверен, что если бы у власти в одном из этих государств управляли наши марксисты-ленинисты, те тут же сказали, что это «очередная империалистическая война», и тут бы они были правы целиком и полностью — побранятся сверхдержавы, поиграются, разрушат несколько сотен городов и миллионы человеческих судеб, да и успокоятся — кто-то из них, правда, под конец, выплатит контрибуции аля репарации, но с этим у все. Да вот кое-что пошло не так — в игру вступает Гамов, сначала, как призывник, вместе со своими товарищами, будущими членами его правительства, на фронт, где проявляет себя не просто как хороший боец, но и гениальный тактик, который постепенно, по просьбе самого боевого генерала, замещает его. Более того, в целях пропаганды, чтобы дать забыть народу о трудностях войны и общими трудностями на фронте, государственные СМИ широко освещают победы Гамова, который в итоге становится настоящим всеобщим героем. Из-за этого его отряд собираются передислоцировать, предлагая Гамову звание генерала, от которого он отказывается — для всех он все равно бы остался Полковником Гамовым.

Передислокация оказывается неудачной для правительства — в результате умело спланированного переворота, в власти и приходят Гамов и его люди (сразу же хочется добавить, что сам Гамов не был зачинателем этой идеи и ее реализатором). Придя к управлению страны, довольно сильно напоминающей Советский Союз нашего мира (в «перпендикулярной Земле» заметны аналогии и на Англию/США — основных противников и разжигателей идущей войны, Германии, и даже на ислам), Гамов «принимает титул, полностью соответствующий действительности — Диктатор», и, создавая Министерства Милосердия и Террора, полностью изменяет ситуацию в государстве — бандитизм, нерациональность экономической системы, и то и другое встречавшееся еще до войны — все было изменено в положительную сторону, пусть иногда и крайне радикальными методами...

Далее следовало невоенное ведение войны, которое заключалось и в помощи противникам, их населения, от эпидемий, спасения местных жителей, нестандартный подход к войне, который закончился, как это ни странно, победой... После которой Гамов решает судить себя и свою команду.

Как же так, спросите вы? Казалось бы, успешная карьера, которая должна была бы продолжаться и далее — стать Диктатором целой Земли — согласитесь, не плохо, — но, в итоге, все закончилось именно так. Но для чего?

Объединив мир (нет, никаких федераций под его лидерством или вхождения всех остальных держав — в его государство не было), закончив войну, примирив соперников, Гамов заявляет, что он так же, как и лидеры других государств-участниц, являлся ответственным за эту войну, и он, Алексей Гамов, Диктатор, Полковник Гамов, расплатится перед судом в полной мере за совершенные им преступления. Так Гамов хочет раз и навсегда, после своих невоенных методов войны, изжить сами эти войны...

Можно, конечно, провести линии с христианским Ахтихристом, либо с гениальным полководцем, либо с какими-то фюрерскими амбициями, но:

«Диктатор» — действительно роман-утопия, роман-фантазия, роман-мечта на тему идеального лидера — вождя, правителя, который не только бы честно руководил своей Родиной, был ответственным за все происходящее в ней при его правлении, но и задумывался о всем остальном мире, обо всем Человечестве и его будущем. Такого лидера, Диктатора, не хватает и нам, на нашей Земле.

П.С. А может этот помощник Гамова, попавший в нашу Реальность, и есть тот самый Диктатор, который изменит и нас к лучшему?..

Все-таки, кажется, что устоявшийся перевод романа подходит ему меньше по смыслу (честно, «Особое предназначения» — самый что ни на есть лучший вариант).

Что же касаемо самого романа. Как уже неоднакратно замечалось, Саймак — не просто гранд-мастер своего жанра; он еще и удивительный комбинатор. Да, именно комбинатор, а еще лучше будет назвать его игроком, ведь строками своих произведений он играет с Читателем: водит его по своим мирам, дает ему как следует подумать над одним и другим, осознать и подумать над проблемой. При том же, что удивительно, во многих его романах бывают повторения определенных сюжетных комбинаций и фантастических элементов, но, как ни странно, это не заставляет того же Читателя помышлять о Саймаке как об обычном копирщике сюжетов; всего его истории занимательны, поучительны и актуальны (да, бывали, конечно, исключения, но... а у кого их нет?) даже в наши дни. Например, данный роман, «Живи высочайшей милостью», имеет общие черты с «Паломничеством...», «Магистралью...», «Что может быть проще...» и немного с «Кольцом...» и «Могильником», но, тем не менее это произведение было увлекательно читать, тем более, что, как всегда у Клиффорда, оригинальный конец поставил все точки над «i».

Мне эта первая часть дилогии понравилась.

Много новых культур и рас, при том же, не «шаблонных» — симбионты с коллективным разумом, рептилии с двумя уровнями сознания и странной эволюцией, и другие.

Интересно придумано и прошлое Человечества — ранее великая цивилизация центра Галактики, павшая из-за чрезмерного индивидуализма. Да, именно из-за него. Но, это уже вторая часть дилогии. О ней поговорим позже.

Хотя, кто-то сказал, что очень много в этих двух романов нравоучений, при том же детских. Возможно, это и так, но будущее Человечества и его прошлое, а так же новая наука — регрессорство, продуманы отлично.

И, опять-таки, как уже делал Лукьяненко, добавлено что-то из Стругацких — их идеальное общество «Мира Полудня», с высокими технологиями и уровнем жизни, кабинами нуль-перехода, прогрессорством. Но, тут автор показывает и обратную сторону этой идиллии...

Итог — отличный роман.

Мне рассказ понравился. Любый и самый удачный стиль Азимова «люди и роботы».

Рассказ заставляет задуматься, какое влияние машин будет в будущем Человечества (технологическая), его одинокое будущее во Вселенной, пока мы, соединившись с сверхкомпьютером-машиной, в самом конце мироздание не возродились...

Конечно, возник вопрос — это зацикленное событие? Были ли это уже, в нашем Большом Взрыве? Или же, это два разных БВ, один — естественный, другой — искусственный? Вопросов больше, чем ответов, но, Азимов показал нам, что когда-нибудь, мы будем богами... (ни в коем случае не богохульство).

«Привет, Америка!» Джеймса Балларда можно сравнить с «Почтальоном» Дэвида Брина (помимо того, общие мотивы и черты можно найти и с романами Рида Кинга, Паоло Бачигалупи, Роберта Ч. Уилсона и т. д.). Такое сходство бросается в глаза сразу, сравнивая хотя бы жанровую характеристику, аннотацию и описание романных событий. Но есть и разительное отличие, которое придает интеллектуальную силу и литературную грандиозность творению Балларда. И притом оставляет в тени вышедшею несколькими годами позже бриновскую книжку. Об этом чуть ниже, а пока, к последней веренице слов во вступлении.

Ведь именно из-за нее, по сути, я и решил написать о романе британского «нововолнового» писателя. Или, точнее, отзыв на отзывы с низкими оценками «Привет, Америке!». Ведь совокупный сумбур во мнениях, скорее с преобладанием отрицательного отношения к роману у русскоязычной публики, напоминает гораздо более негативную встречу американскими критиками и зрителями экранизации «Почтальона» (1997). И последний «радушный» прием в разы к месту, чем первый...

Но пойдем далее. Джеймс Баллард, как известно, один из основных авторов «новой волны», наравне с Майклом Муркоком и Баррингтоном Бейли. Их не только объединяет внедрение в традиционные фантастические сюжеты новых приемов и тем (хотя куда без этого, к примеру, без баллардианских экологических катастроф). Но этих же писателей собирает в одно литературное явление то, что можно обозвать «деконструкцией». Я уже писал об этом в отзывах на романы «Берег динозавров» и «Дом в ноябре» Кейта Лаумера и на «Дзен-пушку» того же Бейли. Подобный род деконструкторской политики в литературе, в ее фантастических жанрах — это предложение пересмотра старых оснований и решений, включая системы клише, наборы образов, способы повествования, инструменты воздействия на читателя и т. д. И как Муркок своим творчеством во многом воюет с классическим толкиеновским фэнтези (во всяком, такое впечатление у меня сложилось после прочтения его литературоведческой работы «Волшебство и дивный роман»), так и Баллард тоже производит необычную деконструкцию, выходящую даже за пределы «фантастического гетто».

Ведь «Привет, Америка!» — это не критика общества потребления, не стеб ради стеба, не пародия на приключенческие романы первой половины прошлого и второй половины позапрошлого столетия (хотя, вновь, куда без этого: «языковые игры» Джеймса Балларда захватывают и эти детальки для построения собственной хитро сложенной мозаики). Но прежде всего этот роман — деконструкция патриотизма. Т. е. деконструкция патриотического кино, литературы прославления былого и всяческих абстрактных лозунгов для мумификации в настоящем уходящей или вовсе ушедшей старины.

Все остальное — обилие юмора, гротескные поступки персонажей и сами их образы, американский пейзаж с руинами прошлого и трайболизмом пустынного настоящего — все это лишь («лишь») строительные леса, за которыми виден собор чистой критики, направленный в сторону огульного патриотического пафоса и слез о величии всех былых дней. Притом этот патриотический нарратив плетется без всякой оглядки на чаяния настоящих, живых людей в удручающей современности, посреди умирающего мира, в котором простые люди и фанатичные патриоты обитают. И погибают, порой быстро, а чаще медленнее. И большой вопрос, что из этого хуже.

Конечно, здесь есть место, как и заметил bvelvet, для пародирования и отсылок на «Симулякров» Филипа Дика, а также для продолжения дел в любимой вотчине Балларда — в субжанре эко-катастрофической беллетристики. Вообще юмористический, гротескный, отсылочный пласт в книге производит должное впечатление. Прямо как на старой восточной картинке со сказочным мотивом, в повествовательный каркас «Привет, Америка» вплетено множество изящных и интересных деталей. Среди них: забавная борьба за президентство в несуществующей стране; различные социальные и профессиональные группы (Разведенки или Бюрократы), ставшие американскими бедуинами; представление о затонувшей Статуе Свободы, о древнем фильме «Челюсти» и о еще более древней книге «Моби Дик» как о морской хтонический мифологии исчезнувших американцев; последний американский президент-буддист; Оруэлл-Орловский, а также другие чудесные и веселые образы из вязи слов и смыслов. Есть и просто отдельные красивые места, без пародии и трагикомедии, вроде сравнения пустыни и ее путников с разумом. И не только. Поэтому я и не согласен, например, с nworm, который принижает героев романа через сравнение с детализированными уродами с полотен Босха. При всей моей любви к Босху, скорее всю «новую волну» и Балларда в частности — в плане проработки мира и персонажей, а также способа работать с ними — скорее нужно сравнить с импрессионистами в живописи. Ведь и у «нововолновых» писателей множество мазков складываются в причудливые узоры среди гипнотического рисунка.

Не обходится если и не без минусов, то без некоторых странных неточностью и огульной смелостью штрихов. Например, идея о ядерном разоружении после ресурсного кризиса таких стран, как Советский Союз (ну или того, что после него осталось). Да ладно, кто бы от такого отказался в мире постоянных поисков угля и здоровых почв. Потом глобальный геоархитектурный проект по изменению течения Гольфстрима выглядит как-то странно для мира, который не только от недостатка энергетических мощностей страдает, но и от упомянутой несколько раз выше экологической катастрофы. Ясное дело, что для восстановления баланса потребуются и в нашей реальности точечные, а порой и планетарные целенаправленные воздействия человека на среду. Но уж точно не с таким радикальным планом терраформирования Старой Терры, который сопоставим только с чрезмерной утопичностью советских проектов по изменению направления течения сибирских рек. Ну и, напоследок, сюжетный ход, сопоставимый с «Янки из Коннектикута...», где один инженер может изменить весь мир своими руками, тоже выглядит ну слишком уж оптимистичным. Точнее, если в случае с героем Твена, у того были энциклопедические знания вместе с предпринимательской волей вкупе с сотнями рабочих рук для постройки вестерно-около-индустриальной копии старой Америки в раннесредневеково-артурианской сказочной Англии, то у Балларда один или три инженера способны собственными руками возродить почти постиндустриальный антураж в захваченном природой городе-казино. Верится в такое слабо, но все подобные ходы можно приравнять к возведению гротескных сводов для критического собора.

Подходя к концу, вернусь к тому смыслу и деконструкторскому мотиву, который я углядел в романе (иначе зачем такое многобуковье?). Вполне возможно, что такая интерпретация — лишь мое неверное видение не самого лучшего произведения Джеймса Балларда. Всего-навсего попытка разглядеть что-то большее за чем-то меньшим. Но именно критика патриотизма вообще и многочисленных (около-/пара-)художественных форм его выражения становятся неплохим каркасом и формой, в которой можно отлить в единое целое множественное покрывало из образов, поступков, мыслей и речей героев в этой книге. Благодаря этому все становится на свои места, а сам роман «Привет, Америка!» преображается в роман взросление через разочарование в идеологических клише главного его героев, Уэйна.

Ведь его юношеский максимализм и безмерная вера в картинки из отсыревших журналов в дни трудного детства сделала из него человека, способного использовать других как инструменты для достижения якобы общих для всех целей, а также заставляла его до конца следовать за сумасшедшим диктатором, чуть ли не уничтожившим мир. Ну или значительную часть этого мира. Эти старые образы, возможно, и вправду великой и свободной Америки, не позволяют выходцам из Старого Света (потомкам выходцев из Света Нового) вновь стать американцами. Ведь быть американцем — это не бомбить ядерными зарядами собственные города, равно как и чужие. И не возрождать индустрию фастфуда или попсового кино. И не заставлять себя слушать надоевший джаз из бог весть какой эпохи. Быть американцем — это быть свободным и от самой Америки. От ее старых воплощений. А быть свободным — это быть в пути, творить новое вокруг себя и нового себя же. Так что нет, Орловский не прав, конечно, говоря о свободе как об одной из старых и позабытых идей, погубивших мир. Нет, свобода — это идея, которая может мир возродить. Возможно, удивительные летательные аппараты Флеминга — это как раз то новое воплощение свободы, которое преобразит увядающую Землю из «Привет, Америка!». Но никак не реконструкторский запал Уэйна из начала романа.

*Весь предыдущий абзац, если что, написан в рамках происходящего в книге и как бы изнутри ее, в т. ч. и фразы по типу «быть американцем — быть свободным», ну и все про патриотизм — тоже; а то мало ли, может, кто-то подумает, что я не патриотичен? Но все-таки оглянитесь вокруг, и почувствуйте ту же тоску, что и персонажи романа — волнения патриотического характера о временах великой Америки. Но только попробуйте обратить эту тоску на то время, когда термин «патриотизм» звучал реже и не превратился в том, во что... Впрочем, это уже совершенно другая история, для иной деконструкции. Или реконструкции?..*

Для тех, кто верен разрозненным мнениям, Бертольт Брехт связывается с абстракцией обобщенного, кондового, соцреалистического писателя и драматурга. Как бы сейчас сказали, «совкового автора». А это совершенно не так.

В отзыве на пьесу «Жизнь Галилея» я не хотел бы останавливаться на биографических подробностях. Все же библиография лучше все остального развеивает мифологемы вокруг незаслуженно упрощаемых в ту или иную оценочную сторону писателей. Тем не менее как не сказать про то, например, что Бертольт в родной, но ставшей нацистской Германии был объявлен Гитлером «Врагом №1» (вместе с другим крупным немецким писателем, Фейхтвангером). Или о том, что и поныне Брехт остается крупнейшей фигурой драматургии и театра как такового, революционизировав театральную реальность в (пока что) последний раз. Но об эпическом театре, оборачивании политики в искусство и эстетизации самого политического, сложной кочевой жизни автора, телесных и иных лейтмотивах его творчества, всего приправленного иронией, черным юмором и перерастающей из личной в общую, социальную, трагедией, лучше узнать из других источников. Например, в статье Амусина «Брехт и река времени» или в ютуб-лекции Зои Бороздиновой «Эпический театр. Зачем актеры выходят из ролей?». Для начала, конечно.

Но вернемся к, точнее, начнем с «Жизни Галилея». В советском издании 1972 года редакторы и комментаторы заранее сообщают, что существуют две версии пьесы. Одна более подходит на роль апологетики науки, вторая менее. Хотя, про прочтении той самой первой версии, канонической, пьеса уже отдалена от строгой дихотомии хорошего и плохого, гимна-хвальбы и песни-поругания. Второй вариант, как можно догадаться уже по году издания и постановки изначального текста на сцене, связан с одним из чернейший для науки дней. Возвышения ядерных грибов над Хиросимой и Нагасаки. Ведь после фразы одного из создателей, научных соавторов этой нравственной и потенциально глобальной катастрофы («Надо же, уцелели! Атмосфера не возгорелась…»), писать хвальбы любому акту разума стало невозможно. И без того неоднозначная «Жизнь Галилея» стала еще более неоднозначной, со смещением в порицание разгульной истины Галилео. Или, словами самого Брехта:

«Атомная бомба и как технический, и как социальный феномен,— сказал Брехт о своем Галилее,— есть классический конечный продукт его научного подвига и его социальной несостоятельности».

Но это фон. Внешняя сторона дела. Что же с внутренней? Возвращаясь, вынужденно, к биографический колее, можно зачастую встретить мысль, что Брехт устарел. И его пьесы, и его политическая, социальная, нравственная позиции. Много чего. Но чтение брехтовских стихов, «Историй господина Койнера», «Ме-Ти», «Раненого Сократа», «Плаща еретика» и других произведений автора показывает, что это совершенно не так. И отбрасывая все идеологические повестки (как делал и сам Брехт, несмотря на его идеологизированное помещение во вполне определенный стан), можно увидеть до сих пор актуального прозаика, поэта и драматурга. Писателя, который кропотливо подходил к каждой своей работе, перед этим, зачастую коллективно, изучая десятки книг по проблеме, участвуя в постановках своих пьес, переделывая их после этого. В общем, творчество Брехта стоит того, чтобы с ним ознакомиться.

«Жизнь Галилея» вполне подходит для узкожанрового понимания фантлаба как ресурса, пусть и нынче размытого (лучше сказать, расширенного) по охвату видов литературы. В пьесе Бертольта явно есть элементы альтернативной истории. Что уж поделать, для создании эпической драмы жизни, науки и этики приходится перемещать местами события, добавлять не существовавших героев, приписывать непроизнесенные в прошлом речи. Но такая редактура исторического не мешает, а скорее проявляет скрытые линии самой Истории как вполне конкретного процесса изменений идей, людей и отношений между ними. К примеру, размышления Галилея о научной этике, перекличке революций в науке и в обществе, конечно, выдуманы. Как и анахронизмы о Козимо Медичи и Кристофере Клавиусе. Явно фантастическая по жанровым мотивам речь Андреа в самом конце пьесы, где он объясняет суеверным мальчикам о том, что ведем нет, но когда-нибудь человека можно будет поднять в воздух. Нужна лишь соответствующая машина. Ну и подобного много разбросано по тексту, что делает его далеко не только строго исторической (что и хорошо) пьесой.

После прочтения «Жизни Галилея» я, немного погодя, обнаружил родство этого произведения с другим. Уже из фантастической литературы. С романом «Фонтаны рая» Артура Кларка. И это, на мой взгляд, крайне интересно и раскрывает содержание обоих произведений лучше. Как бы на контрасте. Ведь, по сути, «Жизнь Галилея» — это литературный перевертыш «Фонтанов рая». Что верно и в обратную сторону.

В чем же есть, с одной стороны, пересечения, а, с другой стороны, взаимная противоположность двух книг? Начнем с основной завязки и лейтмотива. В «Фонтанах рая» главный герой, инженер Морган, пытается реализовать техническую революцию, которая позднее, как видно из эпилога, полностью изменит жизнь всего человечества. В «Жизни...» Галилей старается произвести революцию в науке и сфере общественного сознания. Т. е. оба текста о двух революциях. Одна, что называется, материальная, в средствах производства, а другая идеальная, в области идей. Конечно, для осуществления проекта Моргана необходима борьба идей, научного знания и религиозной веры, а для Галилея эта самая борьба начинается на подъеме технических сил Европы, как он сам замечает в начале пьесы. По сути, это две большие книги прошлого столетия о тернистых путях науки, ее общественного значения и отношениях с религией.

Есть и противостояние — в одном произведении между Католической церковью и учеными, в другом — между монахами-буддистами и инженерами. Только, опять же, в обратных соотношениях. В романе религиозная организация вытеснена на периферию, в пьесе она находится на вершине своей «карьеры». И суд присутствует, и дебаты, и полемики. Все они, естественно, заканчиваются противоположным образом. Структурное и нарративное сходство доходит даже до отдельных персонажей. Помимо параллели Галилей-Морган есть и иная линия аналогий. В «Фонтанах рая» присутствует мечущийся между двумя лагерями, инженерно-научным и религиозно-буддистским, ученый Чом Голдберг/Паракарма. Он начинает с религиозных позиций, но в конце-концов переходит в стан поддерживающих проект космического лифта. В «Жизни Галилея» тоже есть такой персонаж! Т. н. маленький монах. Почти все время он остается по ходу пьесы просто маленьким монахом, и лишь в конце мы узнаем его имя — Фульганцио. Он, как вы уже могли догадаться, также оставался персонажем-перебежчиком между верой и знанием, и, начиная с религиозности, переходит на сторону Галилея, но... но в итоге возвращается в лоно Церкви.

Я не говорю, что эти параллели — заимствования со стороны сэра Артура Кларка. Хотя нет ничего плохого в реализации максимы Элиота «Плохой поэт у своего собрата «заимствует», а хороший — «ворует»». Нет, это коэволюция, параллельность идей, но в разных плоскостях, в противонаправленных полюсах ценностей и мыслей. Даже в первой редакции «Жизни Галилея» Брехт в заключительной речи главного героя, раскаившегося и в своей мягкотелости, и в своеобразном сциентистским тщеславном эгоизме, показывает все угрозы доминирования «науки ради науки». Науки любой ценой. Бертольт, для которого и искусство не должно быть лишь ради искусства, проводит параллель между эстетикой и знанием. Пусть галилеевский эпилог немного противоречит одному из «коанов» Брехта (из рассказов про Койнера, что-то по типу «этика носителя знания продолжать нести знание»), но лейтмотив великого немецкого писателя остается тем же. Оторванный от общественных невзгод и бед мудрец, живущий лишь в гонках познания, в конце концов поможет, сознательно или нет — неважно, поможет кому-то воспользоваться этим знанием во зло. Это не говорит о том, что Бертольт Брехт — антисциентист. Совершенно наоборот. Но он через свои художественные тернии приближается к марксистскому пониманию науки, этики и эстетики. Истина, Красота и Нравственность — суть одно. Три стороны одного и того же. И «перекосы», поведение безумного ученого, фанатичного верующего или богемного художника, подобное трем животным в басни Крылова, приводят к безумию, фанатизму и богемству трех указанных персонажей.

Прекрасен и социологическо-гносеологический мотив пьесы. Это беллетризация, в хорошем смысле, двух тезисов Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» и «Идея становится материальной силой, когда она овладевает массами». Гелиоцентрические идеи Галилео опрокидывают не просто старую, архаичную, почти палеонтологической древности астрономию. Эти идеи рушат саму структуру доминирующей религиозности в общественном сознании. Гегемонию Церкви. В центре мира не просто Земля, как говорит сам Галилей, но престол Папы. Центрирование Земли в астрономии дает нравственные силы для теологии оправдать любую несправедливость и горесть на земной тверди. Ведь если наш шарик — лишь крупица в зенице господней, то есть ли в чем-то смысл?

Но, конечно же, как и во многих других произведениях, Брехт в «Жизни Галилея» — прекраснейший риторик. Великолепный автор афоризмов и того, что может и должно стать крылатыми выражениями, войти в плоть и кровь народной памяти. Народа, понимаемого как человечество. Поэтому, на этом я умолкну, и предоставлю слово самому Бертольту Брехту. Несколько цитат из множество прекрасных, ловких, сильных слов писателя — ниже.

«Вселенная внезапно утратила свой центр и сразу же обрела бесчисленное множество центров. Так что теперь любая точка может считаться центром, любая и никакая. Потому что мир, оказывается, очень просторен»

«Если истина слишком слаба, чтобы обороняться, она должна переходить в наступление»

«Как могут власть имущие оставлять на свободе владеющего истиной, хотя бы это была истина только о самых отдаленных созвездиях?»

«Нарицая новые звезды, открытые мною, величавым именем рода Медичи, я сознаю, что если прежде возвышение в звездный мир служило прославлению богов и героев, то в настоящем случае, наоборот, величавое имя Медичи обеспечит бессмертную память об этих звездах»

«Со звездами вашего высочества все в порядке. Господа только сомневаются в том, действительно ли они существуют»

«Истина — дитя времени, а не авторитета»

«Вся Италия насторожилась сейчас. Но ее тревожат не пути далеких звезд, а весть о том, что начали колебаться учения, которые считались незыблемыми, — ведь каждый знает, что их существует слишком уж много. Право же, господа, не будем защищать поколебленные учения!»

«Это очень похоже на мореплавателей, которые сто лет тому назад покинули наши берега, не зная, к каким новым берегам доплывут и доплывут ли вообще. Видимо, сегодня ту высокую любознательность, которая создала подлинную славу Древней Греции, можно обнаружить на корабельных верфях»

«Родину человечества они приравнивают к блуждающей звезде. Людей, животных, растения, целые страны они погружают на тачку, которую гоняют по кругу в пустых небесах. Для них больше нет ни Земли, ни неба. Нет Земли потому, что она только небесное тело, и нет неба потому, что оно состоит из многих земель. И, значит, нет уже различия между верхом и низом, между вечным и бренным. Что мы бренны, мы это знаем. Но они говорят нам теперь, что и небо тоже бренно. Сказано было и записано так: есть Солнце, есть Луна, есть звезды, а мы живем на Земле. А теперь, по-ихнему, и Земля — это звезда. Нет ничего, кроме звезд! Мы еще доживем до того, что они скажут: мет различия между человеком и животным, человек тоже только животное; нет ничего, кроме животных!»

«Берберини: А не кажется ли вам, друг мой Галилей, что вы, астрономы, просто хотите сделать свою науку более удобной? (Ведет Галилея опять на авансцену.) Вы мыслите кругами или эллипсами, мыслите в понятиях равномерных скоростей и простых движений, которые под силу вашим мозгам. А что, если бы господь повелел своим небесным телам двигаться так? (Описывает пальцем в воздухе сложную кривую с переменной скоростью.) Что было бы тогда со всеми вашими вычислениями?

Галилей: Ваше преосвященство, если бы господь так сконструировал мир (повторяет движение Барберини), то он сконструировал бы и наши мозги тоже так (повторяет то же движение), чтобы именно эти пути познавались как простейшие. Я верю в разум»

«Доверие иссякает, когда им слишком злоупотребляют»

«Я прочел здесь, что наши обновители, главой которых, как признано всеми, является ваш отец — великий человек, один из величайших, — считают современные понятия о значении нашей милой Земли несколько преувеличенными. Со времен Птолемея, великого мудреца древности, и до сегодняшнего дня считалось, что вся вселенная, весь кристаллический шар, в середине которого покоится Земля, имеет поперечник примерно в двадцать тысяч раз больше поперечника Земли. Это очень большая величина, но, оказывается, она слишком мала, совсем-совсем мала для обновителей. Если им поверить, то все это пространство невообразимо расширяется, и расстояние от Земли до Солнца, которое всегда казалось нам очень значительным, теперь окажется столь ничтожно малым в сравнении с тем расстоянием, которое отделяет нашу бедную Землю от неподвижных звезд, закрепленных на самой внешней кристаллической сфере, что его даже не стоит принимать в расчет при вычислениях. Ну кто после этого еще осмелится говорить, что наши обновители не живут на широкую ногу»

«Почему порядок в нашей стране — это порядок пустых закромов? Почему необходимость у нас — это необходимость работать до изнеможения? Среди цветущих виноградников, у нолей колосящейся пшеницы! Ваши крестьяне в Кампанье оплачивают войны, которые ведет наместник милосердного Христа в Испании и в Германии. Зачем он помещает Землю в центре мироздания? Да затем, чтобы престол святого Петра мог стоять в центре Земли! В этом-то и все дело! Вы правы, речь идет не о планетах, а о крестьянах Кампаньи. И не говорите мне о красоте явлений, позлащенных древностью. Знаете ли вы, как создается жемчуг в раковине Margaritifera? Эта устрица смертельно заболевает, когда в нее проникает какое-нибудь чужеродное тело, например песчинка. Она замыкает эту песчинку в шарик из слизи. Она сама едва не погибает при этом. К черту жемчуг, я предпочитаю здоровых устриц. Добродетели вовсе не сопряжены с нищетой, мой милый. Если бы ваши родные были состоятельны и счастливы, они могли бы развить в себе добродетели, возникающие в благосостоянии и от счастья. А теперь эти добродетели истощенных бедняков вырастают на истощенных нивах, и я отвергаю их. Сударь, мои новые водяные насосы могут творить больше чудес, чем вся ваша сверхчеловеческая болтовня»

«Тот, кто не знает истины, только глуп. Но кто ее знает и называет ложью, тот преступник»

«А в сомнении заключено счастье, хоть я и не знаю, почему это так»

«Главная причина нищеты наук — почти всегда — их мнимое богатство. Наша задача теперь не в том, чтобы открывать двери бесконечному знанию, а в том, чтобы положить предел бесконечным заблуждениям»

«Я говорю вам: «Оставь надежду всяк сюда входящий» — сюда, где исследуют»

«Для новых мыслей нужны люди, работающие руками. Кто еще захочет понять причины вещей? Те, кто видит хлеб только на столе, не желают знать о том, как его выпекают. Эта сволочь предпочитает благодарить бога, а не пекаря. Но те, кто делает хлеб, поймут, что ничто в мире не движется, если его не двигать. Твоя сестра, Фульганцио, которая работает у пресса, выжимающего оливки, не станет удивляться и, вероятно, даже посмеется, когда услышит, что Солнце — это не позлащенный герб, а рычаг и что Земля движется потому, что ее двигает Солнце»

«Несчастна та страна, которая нуждается в героях»

«И если ученые, запуганные своекорыстными властителями, будут довольствоваться тем, что накопляют знания ради самих знаний, то наука может стать калекой и ваши новые машины принесут только новые тяготы. Со временем вам, вероятно, удастся открыть все, что может быть открыто, но ваше продвижение в науке будет лишь удалением от человечества. И пропасть между вами и человечеством может оказаться настолько огромной, что в один прекрасный день ваш торжествующий клич о новом открытии будет встречен всеобщим воплем ужаса. Я был ученым, который имел беспримерные и неповторимые возможности, Ведь именно в мое время астрономия вышла на рыночные площади. При этих совершенно исключительных обстоятельствах стойкость одного человека могла бы вызвать большие потрясения. Если б я устоял, то ученые-естествоиспытатели могли бы выработать нечто вроде Гиппократовой присяги врачей — торжественную клятву применять свои знания только на благо человечества! А в тех условиях, какие создались теперь, можно рассчитывать — в наилучшем случае — на породу изобретательных карликов, которых будут нанимать, чтобы они служили любым целям. И к тому же я убедился, Сарти, что мне никогда не грозила настоящая опасность. В течение нескольких лет я был так же силен, как и власти. Но я отдал свои знания власть имущим, чтобы те их употребили, или не употребили, или злоупотребили ими — как им заблагорассудится — в их собственных интересах»

Под романом «Цветы для Элджернона» на одном только фантлабе 226 отзывов. Оценок же на порядок больше. А если еще посчитать всего этого добра под рассказом, да и на других ресурсах...

При такой популярности и многоголосии сказать что-то новое практически невозможно. Я и не буду пробовать вносить новизну. Скажу лишь несколько слов, возникших при особых обстоятельствах.

Как и в случае моих слов на «Мастера и Маргариту» или на лермонтовского «Демона», под трудом Дэниела Киза я хочу что-то высказать гораздо после непосредственно прочтения произведения. Я прочитал этот роман очень вовремя. В классе 10 или 11. А сейчас, так уж вышло, сам работаю в образовании. Не литературу преподаю, но все же, так вышло, что не так давно я стал участником неожиданно возникшего книжного клуба. И именно там мне пришло выставить на голосование для следующей кандидатуры на прочтение и обсуждение именно эту книгу. И не зря.

Во-первых, именно «Цветы...» расширили круг уже с год существующего клуба аж в два или даже чуть больше раза. Во-вторых, как и в любом коллективном обсуждении, в котором все заинтересованы не просто высказать свою линию и мнение, но и прийти вместе к чему-то новому для себя и других, мне пришло несколько важных мыслей о труде Киза. Пара идей, которые родились именно в ходе сократического диалога, которые как будто и раньше были в подкорке, но никак не могли выйти наружу. А дружеское обсуждение вынесло их наружу, словно по методике диалектической майевтики.

И какие же это мысли? Заметьте, часто, когда говорят о преобразованиях во внутренней и внешней жизни главного героя книги, Чарльза Гордона, операцию на мозге позиционируют именно как улучшающую именно интеллект. Т. е. воздействующей на работу нейронов для увеличения суммарного уровня IQ. И, в основном, когда о романе говорят и пишут, это и трактуют как трагедию героя и виню социальных институтов по типу науки. Дескать, интеллект Гордона ученые запустили в небеса на ракете, а вот эмоциональную незрелость героя не трогали и никак не боролись с ней. Чувственная развитость и эмоциональный рост не поспевали за скоростью убегания ума, приближенного к темпам Технологической Сингулярности. И вот тут я и согласен, и нет с этим, казалось бы, читательским консенсусом, который равен авторской задумке.

На мой взгляд, проблема сложнее. Действительно, двое ученых, Штраус и Немур, делают свой эксперимент за конкретным результатом — улучшением интеллекта умственно отсталого человека. И да, разумеется, делают это прежде всего ради наград, славы, премий, а лишь затем ради блага человечества. Особенно маргинализированной его части в виде людей с болезнями разума. И они, это правда, ничего не делали и не думали делать для обеспечения эмоциональной развитости Чарли. Именно эта беспечность привела к тем трагическим всплескам воспоминаний, которая с ним происходила не раз по ходу сюжета. Но эта, пользуясь философскими премудростями, видимость, а не сущность дела.

А сущность дела в том, что все эпизоды с резкими появлениями «старого Чарли» перед глазами «нового», вскрытие травматических воспоминаний, и т. д., и т. п., все они связаны с тем, что эмоциональное развитие началось тоже благодаря эксперименту. И все именно потому, что и эти ученые, и мы, читателями, ОТДЕЛЯЕМ УМ ОТ ЧУВСТВ. Многие знают даже всякие «психологические тесты» для пар или одиночек, которые должны раскрыть, кто вы: ЧЕЛОВЕК ЧУВСТВ или ЧЕЛОВЕК РАЗУМА. НО ЭТО ОШИБКА. Еще Спиноза открыл, что чувства — любовь, гнев, ненависть, радость и другие — все эти тоже ПРОДУКТЫ УМА. И это не исключает, а наоборот обосновывает то, что ЧУВСТВА МОГУТ БЫТЬ ГЛУПЫМИ, А МОГУТ БЫТЬ УМНЫМИ. Более того, САМ УМ ДОЛЖЕН БЫТЬ ЧУВСТВЕННЫМ, А ЧУВСТВА УМНЫМИ. Иначе мы становимся одномерными, фрагментарными, абстрактными и поломанными людьми. Не-личностями.

Уже с самого начала романа мы видим, что Чарли Гордон не просто не развит интеллектуально. Он не развит и чувственно. Агрессию и издевки других людей он принимает за доброту. А мы принимаем дуализм нашей западной, слишком западной культуры, разводя по разные углы чувства и интеллект, науку и искусство/нравственность, сами оказываясь не лучше, а то и хуже Гордона. У него ограничения физиологические, а у нас социальные, но активно нами принимаемые. Так вот, возникший в нашем книжном клубе разговор о том, что, мол, и не надо было вмешиваться в жизнь Чарли, ведь он был индивидуально счастлив, вошел в фазу споров. Ведь, если принять неразличимость ума от чувств, то он был НЕСЧАСТЕН. Не-умный и не-чувственен, а счастья — вершина чувствования. И особое умственное, или просто умное, состояние. Счастье не бывает ГЛУПЫМ. Поэтому эксперимент был необходим, поэтому Чарли все-таки пусть и очень немного, но был счастлив, и после нисхождения в обратное состояние он вспоминает те дни, через тьму регрессии и завесу болезни, как светлые времена. Но эксперимент стал кошмаром для Чарли не только из-за ошибки в формулах ученых, не только из-за регрессии, которая, возможно, могла и не случиться при лучшем изучении предмета. Эксперимент стал кошмаром для Чарли Гордона потому, что и ученые, и «друзья»-коллеги Гордона, практически все воспринимали его как ОБЪЕКТ. И, что ужасно, ученые еще и представляют собой убежденных сторонников дуализма чувств-эмоций и ума, из-за чего никто не проследил за тем, чтобы Чарли смог развивать не только свой интеллектуальный разум, но и РАЗУМ ЧУВСТВЕННЫЙ. Все те немногие эпизоды, в которых Чарли мог думать или поступать негативно для нас, читателей (представлять Алису на коленях и т. д.) все они связаны именно с тем, что никто не развивал его разум пропорционально. Разум, состоящий и из ума, и из чувств. Алиса, один из ярких положительных героев книги, также придерживается этой иллюзии, когда говорит, как раньше, до «поумнения», Чарли был с добрыми глазами. Не то, что сейчас. Глупая доброта не есть доброта искренняя. И, к сожалению, периодами сама Алиса ДЕГУМАНИЗИРУЕТ, ОБЪЕКТИВИРУЕТ Чарли. Например, в эпизоде, где говорит, что им нельзя быть вместе, т. к. он «должен все сделать для других таких, как он».

Алиса перестанет дегуманизировать (дегуманизировала она его, конечно, не со зла) Чарли в ту короткую неделю, когда он уже начал снова глупеть, но пока не потерял всего своего ума. Тогда его чувственные части разума догнали интеллектуальные, и главный герой книги наконец-то стал полноценной личностью. Кстати, по сути, единственной в этом романе. По-человечески же, по-настоящему, без какого-либо пафоса или, наоборот, издевок относились к нему только Фэй или незнающий, не опознавший его, отец. В дегуманизации иных, разумеется, содержится другой, не менее важный мотив этой книги. Книги, так вовремя появившейся в 60-ые годы, которые сильно мифологизированы как со знаком плюс, так и минус. Так или иначе это было время последних революционных всплесков двадцатого столетия, время больших книг, по типу что «Цветов...», что «Пролетая над гнездом кукушки», а также социальных движений вроде антипсихиатрии Лэнга и исследовательско-активистской деятельности Фуко в этом направлении. И это не считая иных, удачных или не очень, умных или глупых, перспективных или провальных организаций, людей, тенденций того времени. Эмансипационное воздействие книги, талантливость ее автора, влияние очевидны. И самое главное нам не потерять ее стержневого смысла. Дегуманизация начинается с нас самих. Мы начинаем дегуманизировать самих себя, признавая себя винтиками идиотской и опасной общественной (не вообще любого общества, а вполне конкретного, исторически детерминированного) машины. Которая в т. ч. велит нам разделять ум от чувств, работу для заработка от труда для удовольствия, больных от якобы здоровых. Но с такими ложными дуализмами все мы больны. И всем нам суждено так быть похороненными на заднем дворике. Но не найдется для нас же парня (или девушки по типу Чарли), способного каждый день приносить ромашки. Или какие-нибудь другие цветы.

П.С. В конце концов другой, третий, не менее важный мотив книги — любить можно только равного себе. Иначе всякая другая «любовь» вырождается в формы господства и/или пресмыкания...

Утопическая сатира,

или тирания экспертов из зловещей долины.

«Пришельцы, которые знали все» Эффинджера не просто зарисовка-юмореска на тему Первого Контакта с язвительной щепоткой по оскомине бюрократизма и занудствующих снобов. Это практически новый жанр — сатирическая утопия. Или утопическая сатира. А может быть и вообще абсурдистская утопия. Ведь человечество все же достигает своего заветного «места, которого нет». Но каким абсурдом вымощена дорога в рай!

Уже прекрасен сам факт того, что Первый Контакт оказался... не Первым. А всего лишь вторым. Первый же оказался не замечен под километрами хлама из бумажного конвейера. Американский же президент оказывается не просто элитарием, скрытым маской народной наивности и камуфляжа «прими-за-своего», но вполне себе обычным и простым, средним во всех смыслах человеком. От его же лица и ведется рассказ, что само по себе занимательно — не помню ксенофантастики от рассказчика в виде лидера человечества или его части. Но все это затравка для самого вкусного и занимательного.

Наабы. Прекрасная, добрая, альтруистичная раса, которая хочет всем помогать. Но помогать своим, специфическим путем и видением. По сути в наабах реализован очень своеобразный и оригинальный ход демонстрации чуждости и инаковости пришельцев. Они не монструозные, не не-гуманоиды, не архи-злодеи, не нематериальные. Они более чем человекоподобны, притом не имеют помыслов поработить людей, растратить их ресурсы или попросту надурить. Они как хорошие, добросердечные соседи пытаются помочь. Но делают это в виде чистой «тирании экспертов», вспоминая книжку не-мейнстримного экономиста Уильяма Истерли. Наабы знают все лучше людей. Но слово «лучше» — максимально субъективное в конечной реализации. Но со стороны пришельцев оно имеет характер абсолютной, распоследней истины и объективности. Самой лучшей мелодией они считают аудиоряд из фильма «Бен-Гур», самым лучшим американским президентом представляют Джеймса Полка, лучшими цветами полагают алтей розовый (штокрозу розовую) и т. д., и т. д. Наабы — ужасные всезнайки и навязчивые, докучливые зануды, но чересчур милые и любезные. Этот накал противоречивости создает настоящий эффект «зловещей долины», а через нее — чувство чуждости и странности чужаков. Это просто великолепный ход Эффинджера. Не насекомоподобный коллективный разум, не трансгалактический искусственный интеллект, не мыслящая планета, а зануды инопланетяне — отличный выход из кризиса воображения ксенофантастического жанра.

И более чем прикольным ходом Джордж Алек завершает «Пришельцев...». Все обещанное наабами было выполнено, но через более чем тернистый путь. По ходу рассказа президент, министр обороны и первая леди по несколько раз в день спрашивают у пришельцев, когда они исполнят обещанное? Прекратят войны, устранят голод, победят бедность и т. д. И инопланетяне все время обещают, что совсем скоро. Но только постоянно докучают людей советами, которые те как приличные хозяева для приезжих гостей вынуждены исполнять. Но наступает момент, когда наабы помогают человечеству отправиться в космос... И те массово покидают планету, лишь бы забыть о слишком заботливых и умных занозах в одном месте. И войны с голодом и бедностью действительно исчезают, и люди во всех миах вместе с другими расами — кроме наабов — начиют жить в мире и согласии. Вот и возникает вопрос — не наиграна ли наивная докучливая помощь наабов? Не расширяют ли они своим занудством и «экспертной тиранией» количество освоенных миров вполне осознанным путем? Не знаю. Но получился отличный путь к утопии через вереницу сатиры.

Кейт Лаумер для меня прежде всего — великий деконструктор.

Постмодерн как эпоха это не просто новые, витиеватые жанровые формы и языковые игры с эклектичной вседозволенностью. Это, прежде всего, самые разные Концы, Финалы и Смерти. Смерть Бога, Человека, Идеологий, прочих т. н. «больших нарративов». В литературной среде это еще и логическое завершение, доведение до пределов целых жанров и способов письма. И да, я не считаю эти многочисленные концовки абсолютными точками. Это относительная пауза — объявление кризиса и необходимости нового духа для новейших времен. Это перерождение. И в этом русле странно, что тот же «Берег динозавров» остался не столь замеченным что в зарубежной, что в отечественной среде. Кейт Лаумер своим фундаментальным романом о путешествиях времени подытожил весь этот жанр. И прискорбно, что писатели после него этого не поняли и продолжают играть с трупом «закольцованного времени» и прочими штампами. Феноменальной постмодернистской игрой в самом высоком смысле этого слова Лаумер этим романом закрыл жанр хроноопер. И хронофантастика до сих пор ожидает своего нового открытия.

Также и с «Домом в ноябре». Этот небольшой роман, который читается всего за один вечер одним запоем, конечно, несколько слабее «Берега динозавров». На мой скромный взгляд. Но он также закрывает или же пытается закрыть целый спектр жанров о вторжении чужих, инопланетян и катастрофических версий Контактов. Да, за всеми ходами-перевертышами лично я ожидал увидеть некую фантасмагорию и психоделику в стиле Филипа Дика. Но получилось нечто иное и, возможно, даже лучшее. Главный герой просыпается в мир постапокалипсиса с ксено-вариантов «1984». И проделывая классическое путешествие по Кэмпебеллу он не просто сменяет разные точки зрения (напали ли на этот мир русские или китайские коммунисты, сатана или еще кто-то инаковый), а приходит к диалектической, качественно иной противоположности. Нападение — это благо. Нападающий — это спаситель. Он, словно грустный Левинас, скучает по в итоге ушедшему врагу, который оказывается чем-то наподобие сверхсущности Артура Кларка из его куда более известного романа. Полное переворачивание ощущение врага, понимание катастрофы инопланетного вторжения как единственного и под конец потерянного рая — это чистейшая победа искусного и филигранного постмодерна.

Лаумер — гений. Непризнанный фантаст эпохи постмодерна. Еще один жанр закрыт, а все писатели и кинематографисты все еще топчутся по его могиле и даже не пытается по иному осмыслить ксенофантастику вторжения. А жаль. Научная фантастика все еще ждет того деконструктора, который деконструирует свершившиеся жанровые закрытия. Жду и я.

Бертран Рассел в своей известной «Истории западной философии» видит философию как ничейную область между теологией и наукой, а в самом философском дискурсе выделяет два направление, две противопоставленные тенденции. Одна мистическая, орфическая, а другая рационалистическая, деление на которые начинается еще с античности. Хоть подобный взгляд и интересен, но он слишком упрощает такой феномен, как философию. Различных течений, оттенков и соперничающих направлений в ней гораздо больше, чем думает формалист, пусть и великий, Бертран Рассел. Гораздо важнее, на мой взгляд, деление философии на условно пессимистическую и жизнеутверждающую, меланхолическую и активистскую. А одним из главных имен первой философской линии, упаднической, как раз и является Артур Шопенгауэр.

Одна из спорных фигур классической немецкой философии, Шопенгауэр был сложной, одинокой, но безусловно талантливой личностью. И все эти перечисленные составляющие создали изящный, грустный и уникальный узор в европейской философской линии. Не школу, но направление, даже не ход мыслей, а чувствования, ощущения, который в Ницше выразится в известной фразе «Бог умер!», а в Толстом (для Льва Николаевича немецкий философствующий пессимист был необычайно важной личностью и культурным явлением) преобразится в радикальное безбожное христианство и революционную идеологию. Антинаталист, один из первых, если не первый, защитник прав животных, необычный пантеист, критик-интерпретатор христианства, первая весточка встречи Запада и Востока, разумеется, пессимистический, аргументированный по-философски, взгляд на жизнь, Вселенную и род людской. Жуткий и едкий, почти как дедушка Ленин, но по-жестче, критикан своих философствующих современников, особенно отца вершины диалектической мысли, Шопенгауэр занял свое почетное место среди первооткрывателей афористичного, то есть литературного и понятного обычному читателю стиля написания философских работ. Артур был одним из тех, кто чувствовал грядущие кризисы, выгорание Европы, открывающуюся тщетность и пустоту существовавших общих взглядов на мир, жизнь и смыслы. Оттого мало удивительна атмосфера его самой известной работы, «Мира как воли и представления», которая хоть и не стала началом некой школы или течения в общепринятом смысле, но заставила будущие поколения, в том числе и нас, внимательнее обращать свои научные и философские очи на окружающую повседневность.

Сразу скажу, что с полнейшим чистым листом в области философии вторгаться на территорию этого и любого другого философа нельзя. Не потому что Шопенгауэр, германский педант и ревностный сноб, не забывает напоминать нам в многочисленных примечаниях о том, как важно и нужно прочесть Канта, Платона, Упанишады, а также Локка, Юма, Лейбница (отмечу, как забавляют запутанные сноски друг на друга «Мира как...» и критики Канта, идущих в одном томе, которые столь спутаны советами дотошного Шопенгауэра, что не ясно, а что же логичнее прочесть из этих двух трудов сначала). Философия — это особая область знания, одну из основных элементов которых составляет ее генеалогия. История философии. Поэтому, как минимум, прочитайте томик-другой истории философии Фредерика Коплстона. Можно и Бертрана Рассела, но его изложение гораздо беднее в силу сжатости материала и иных причин (лучше читать оба взгляда на историю философии — и атеистический, и теологический, плюс другие, но по желанию). И потом приступать к базовым аутентичным источникам — диалогам Платона, работам Аристотеля, некоторым софистам, стоикам и далее. При знании основных вещей из антички, особенно Платона, можно приступать и к Шопенгауэру. Поверьте, платоновские диалоги помогут вам справиться с текстами этого великого пессимиста как никакие другие.

О чем и к чему, собственно, великий немецкий иррационалист? Поклонник Канта, Спинозы, стоической школы, Платона, индийцев (как замечает один из современных исследователей Шопенгауэра, у последнего имелся достаточно недостоверный, платонизированный перевод «Упанишад»), Артур составляет одну из последних глобальных и универсальных философских систем. Начиная с теории познания и физики, философ упрощенно доносит до нас почти не измененные взгляды Канта, говоря, что мир с его причинностью, временем и пространством есть всего лишь наш способ видения мира. То есть перед нами всегда не суть вещей, а явление их — искаженный образ, в котором суть вещи находится очень далеко от нас. Здесь же Шопенгауэр на пальцах объясняет отличие человека от животного и сущность абстрактного и рассудочного мышления (второе напрямую работает с восприятием и образами, позволяя вам творческим взглядом увидеть табуретку в куске дерева и сделать ее, а первый позволяет перевести эти образы в понятийный язык и научить еще кого-то делать табуретки). Устройство нашего сознания и тела просто не позволяет увидеть мир таким, какой он есть. Далее рассуждения мыслителя приводит нас от мира как представления к настоящему содержанию мира, вещи в себе, которая поначалу может показаться слишком отдающей солипсизмом. А именно вещь в себе — это мы сами, точнее желающее, хотящее и жаждущее, побуждающее начало в нас. То есть воля. И все в мире, живое и неживое, есть ее объективация, то есть различные проявления воли как стремления жить. И тут пригодится знание о платоновской философии, чтобы увидеть вселенную по Шопенгауэру как некую восходящую и усложняющуюся структуру к вершине в виде наиболее полного воплощения воли как стремления жить. Проще сравнить волю и материю, подчиненную ей, как цветок, растущий от света солнца. А коль все, кроме чистой воли, есть иллюзии, Майя, пелена, как множественность Платона, то все живые сгустки воли, животные и люди, равны и одинаково ценны между собой. Здесь уже начинается этика мыслителя, которая приводит нас к концепту воли как не просто стремления к жизни, но стремления к страданию. Ведь жизнь — это страдание, ибо жизнь состоит из бесконечного и утомительного утоления потребностей (страданий), которые никогда не будут удовлетворены до конца. И вообще всех нас ждет страшный и вечный конец. И тут уже включаются параллельные Будде идеи Шопенгауэра, которые включают и одну из первых атеистических интерпретаций христианства. Ибо спасение от суетности скоротечного бытия и власти требующей страдания воли философ видит в интуитивном или познавательном подходе сначала к этим мыслям, открытиям, а после к целенаправленной практике самоотречения от себя и жизни. Усмирения воли с последующим ее приручением и направлением против самой себя. Отрицания воли, которое приведет к полному аскетическому идеалу и свободе от телесности, а значит и воли. Ибо есть только материя, и по сути воля она и есть. Путь спасения, как и в «Чапаеве и Пустоте», таким образом, лежит в пути самобичевания, отказа от деторождения и переходе в Ничто. И постепенном вымирании человечества, желательно. Ну, а нам, людям простым, как добавляет в конце Шопенгаэур, остается как путь к спасению эстетический опыт временного освобождения от желающего начала воли при чтении великих произведений литературы. В том числе биографий тех, кто таки добился нирваны...

Примерно такой мне предстала главная работа Артура Шопенгаура «Мир как воля и представления». Повторюсь, что хоть данная книга и требует наличия некоторого философского опыта, тем не менее он не такой огромный, как того требует Артур. Плюс достаточно простой и красочный язык автора, хоть порой и перерождающийся в многословные с частыми повторами мысли текстовый строй, тем не менее позволяет почти любому довольно легко погрузиться в эту книгу. Напоследок скажу, что вдохновитель Ницше и Толстого был очень печальной личностью со своей сложной психологической историей, которая не могла не отразиться на его философских взглядах. Последние и его система в целом, как и многие другие, не лишены противоречий и лично для меня не до конца убедительны. Жизнь, конечно, как таковая вряд ли имеет четкий смысл. Но это не значит, что мы не можем его создать и воплотить, наделить мрачную вселенную такого пессимизма жизнью и смыслом. Человек прирожден изменять к лучшему все, включая свое социальное бытие. Но об этом писали уже другие мыслители...

«Инсектоидный тоталитаризм,

или сказка про пчелку, которая смогла!»

В отзывах здесь и на иных ресурсах упоминают некую рекламную, агрессивную, кампанию, которая и привлекла их к книге Лалин Полл. И вызвала у ее потенциальных читателей самое страшное чувство из возможных для будущего потребителя культурного продукта — чувство завышенных ожиданий. Не знаю, как других, а я наткнулся на роман благодаря «Мемориальной премии Джона Кэмпбелла». Всех ее реальных и неудавшихся обладателей я как минимум подробно изучаю, а как максимум читаю. В принципе, полноценные победители этой зарубежной и, видимо, последней объективной литературной премии по фантастике на Западе, меня никогда еще не подводили. К примеру, роман «Первые пятнадцать жизней Гарри Огаста» Уэбб я причисляю к своим любимым книгам и лучшим достижениям в жанре хронооперы. С другой претенденткой того 2015 года, Лалин Полл, все обстоит несколько иначе...

«Пчелы» — анималистический вариант классической антиутопии с элементами христианских подтекстов и эксплуатацией типичной истории о «непохожем на всех, гонимом герое, который таки стал местным мессией-мошиахом». Как мне казалось изначально, до прочтение книги, автор постарается сделать как только возможно менее антропоморфический вариант нашей обыденности, конечно, не без критики человечеков и человековых проблем, но значительно отличный от мира вокруг. Как можно более пчелиную, не человеческую антиутопию. Именно это мне хотелось увидеть, а не, пусть и более зрелые варианты старых мультиков «Дисней» о муравьях и прочих букашках. Да, да, сама по себе книга, по сюжету, героям, напряженности атмосферы и интереса от сюжета, достаточно недурна. Это не плохая литература, и даже недетская, в хорошем смысле этой фразы. Но новаторского запала и экспериментаторства маловато. Серьезно, история Флоры-717, уродливой мутации породы-уборщиц, которая родилась в трудный для не одного ее улья год, и стала вовлеченной в необычные и кошмарные для стандартизированного быта пчелок события, слишком простая и штампованная по своей структуре зарисовка. «Не родись красивой и породистой», которую не уничтожают, а ставят на различные должности повыше, для удовлетворения снобистских опытов высших каст, пока она, оказываясь по несколько раз на грани гибели, не спасает всю колонию от неизбежного конца света. Не знаю, слишком это все предсказуемо.

Ну, и под конец, выскажу еще одну мысль. В этом легком, но не примитивном и интересном в целом чтении, я углядел и совсем исчерпавший себя жанр антиутопии по шаблонам оруэлловских тоталитарных псевдосоциалистических кошмаров. Вот, все человеческие варианты их реализации, в книжках, конечно, испробованы, даже в анималистических вариациях, например, тот же «Скотный двор» Оруэлла, а теперь добрались до последней ниши воплощения классики тоталитаризма — в инсектоидные миры. Дальше, по мне так, некуда уже эти отжившие свой век идеи перевозить от одной фантастической антиутопии до другой. Давайте уже концепты критики капитализма эксплуатировать, и в принципе индустриальной цивилизации. Или новейшего, информационного капитализма, его смешения с нарождающейся имитационной демократией и ресурсами зверских диктатур... Как минимум для дальнейшего использования остаются актуальные схемы Брэдбери и Хаксли. Об этом я подробнее упоминал в рецензии на польскую альтернативку-антиутопию в виде сериала от «Нетфликс».

Таким образом, перед нами порождения последних дней старой антиутопии — чуть более взрослая сказка о пчелках с человеческими, слишком человеческими ликами. Тем не менее любопытная, и которую я посоветую при отсутствии более перспективных кандидатов для прочтения.

«Американский Апокалипсис,

или феминистический психоанализ против капитализма»

Роман британской писательницы Анджелы Картер «Страсть новой Евы» — книга непростая и явно не для всех. Особенно если вы не очень любите «политоту» и «этих назойливых феминистов». Впрочем, сама нижеследующая рецензия пропитана леворадикальным воинствующим мировоззрением и историческими ссылками, а потому тоже не обещает быть легкой. Так что либо проходите мимо, либо оставайтесь для понимания того, под каким соусом предстают романные «политота» с «феминистами» и кому книжка Картер будет интересна.

Итак, если одной фразой про сюжет, то перед нами книжная версия «Кожи, в которой я живу», только с постапокалиптическими пейзажами, но без Антонио Бандераса. Притом ароматы и картины конца веков не являются столь уж фантастическим атрибутом «Страсти...», а реальной обстановкой в самой центровой из стран центрального капитализма второй половины минувшего столетия. То, что настрой на скорые (тогда) кровавые и темные перемены имел место быть, можно учуять и по атмосфере фантаста с более знакомым российскому читателю именем — Филипу К. Дику. По таким его романам, например, как «Время, назад» с рассказом-прототипом и «Вторжение с Ганимеда», где появляются персонажи, как бы намекающие на вполне себе настоящие леворадикальные вооруженные группировки афроамериканцев. Тех же «Черных пантер» и не только. И вообще в диковских романах ощущается стилистика конца 50-ых — начала 70-ых — «новые левые», психоделическая и сексуальная революции, противостояние с буржуазным государственным империализмом, чувственная теория тоталитарной Системы, которая, как двуглавый орел, имеет две головы — американскую и советскую... Но больше в романах Дика, конечно, не политики, а откровенной метафизической, извращенной, а оттого и крутой психоделики.

«Страсти новой Евы» же имеет психотропные нотки, но они в нем не главные. Больше у Анджелы Картер сюрреализма, транслирующего реальность в гипетрофированных, готических и антиутопических акцентах на страницы ее книги. Реальные черные маоисты, новые феминистки, сексуальные секты наподобие Чарльза Менсона (привет «Однажды в Голливуде») и христианские фундаменталисты с легальными гранатометами («Противостояние в Спэрроу-Крик») в художественном универсуме преображаются в успешных, но трагичных сепаратистов, в псевдорелигиозных медицинских маньяков с амазонскими замашками, в диковатую, омерзительную коммуну одноглазого шизофреника с культей и стихами на животном языке и новые крестовые походы детей. В общем, на образы с прототипами в действительности небольшой роман Картер крайне богат. Но порнографические зарисовки, сцены непристойностей, порой доходящие до некрофилии, изнасилования и прочая бесовщина — разве не оттолкнет такое нормального читателя даже от столь интересной литературной картины? На самом деле, думаю, не оттолкнет. Вспоминаю себя, только начавшего путь читающего субъекта. Я очень щепетильно и критически относился к излишне жестоким в сексуальном и не только планах сценам. Потом, видимо, обтесался и теперь могу сказать, что все указанные мной вещи на удивление читаются... легко, без отвращения и даже кажутся красивыми. Думаю, тут явно тот случай, когда переводчик смог на должном уровне передать красоту и органичность авторского стиля. В этом красота «Страсти новой Евы» — все гадости и чернуха смотрятся в книге без выпячивания, не сознаются как пошлый эпатаж или что-то вроде этого. Все кусочки в сюжетной мозаике складываются крайне аккуратно и со вкусом. Но кое-чего книге не хватает.

Как ни странно, радикализма! История о выносящем мозг превращении мужчины в женщину на фоне разрушающейся от черных и феминистических партизан-боевиков Америки не столь леворадикальна, как могла бы быть. Слишком тут силен психоаналитический элемент, а политико-аналитический, марксистский или какой угодно другой, явно проседает. В этом вообще беда «новых левых», в том числе и современных, западных. У нас их, в отличие от «забугорий», не имелось раньше (практически) и не имеется сейчас. Молодые экспериментаторы левой мысли послевоенной Европы и Америки пробовали разные формы организации, теории, романтических идеалов. Лучше всего и раньше остальных «новичков» вышло у заслуженно легендарного Че. И вообще у всех тех, кто помнил цитату Маркса «никогда оружие критики не заменит критики оружием», получилось больше. Поэтому вооруженные герильи, даже проигравшие, как «Фракция Красной Армии» («РАФ») и иные городские (и не только) марксистские и анархистские партизанские бригады значат для грядущей (надеюсь, что все еще грядущей) Мировой Революции и подлинной справедливости и блаженства на Земле гораздо больше, чем советские партийные бонзы (отказавшиеся от необходимой передачи власти сверху вниз и ставшие современными буржуазными политиками и/или просто олигархами) и все осколочные, ненасильственные, цветниковые «общественные движения» с измененными состояниями сознания, странными (квази)религиозными увлечениями. Но, самое главное, эти недореволюционеры, реформистские митинголюбы стали защитниками шкурных интересов всех, кого не лень, но только не угнетаемого класса, имя которого почти стерлось из учебников по социологии и политологии. Ну, а про то, что они стали частью Системы, которую так силились изничтожить, я лучше умолчу. Вот и феминистка Картер хоть и неплохо рисует тогдашние кризисные Штаты, но плохо показывает причину того расползания по швам первейшей экономики планеты. Не эдиповы комплексы, не фрейдистские бессознательные тому виной! Почему хотя бы не намекнуть о социальном расслоении, эксплуатации «третьего мира» и собственного населения... Теории, теории мало. Впрочем, у «новейших левых» ее тоже маловато. И это еще одна, архиважная, проблема левого движения сегодня. Ну, и его вездесущая антирадикальность тоже.

Таким образом, могу сказать, что роман «Страсть новой Евы» достаточно экзотичен, но все-таки в меру, а красивый, лаконичный и интересный язык сделает его прочтение быстрым и увлекательным. Как я упомянул, даже самое экстравагантное содержание книги благодаря мастерству автора не кажется пошлым и мерзким. Единственный минус для меня — слабая левизна и радикальность, отсутствие некоторой теоретической глубины в явной критике капитализма с вполне себе еще человеческим лицом, но на грани перехода в неолиберальную фазу. Кстати, коль дух романа о разгульных и экстремистских 60-ых и 70-ых, с Кубой, Красным Маем и РАФ, советую статью российского социолога, политолога и просто постмарксиста Александра Тарасова «1968 в свете нашего опыта». И вообще рекомендую людям с гуманитарным духом и все еще помышляющим о загадках советского «коммунизма» и всего такого ознакомиться с научным творчеством этого исследователя. Думаю, многое откроете для себя о марксизме и Стране Советов.

Религиозная фантастика — дело нелегкое. Точнее, вся фантастика и литература в целом — не самое легкое, что есть на свете, но в жанре, целиком ориентированном на свободный полет фантазии, труд мысленного полета особенно заметен. В частности, фантастика на тему выдуманных религий. Самое сложное здесь, разумеется, никого не оскорбить.) Хотя и без самоцензурирования возможных воинственно-атеистических порывов проблем хватает. Надо создать свежую, оригинальную, с некоторым числом отсылок, но не переходящих в очевидное и излишнее заимствование, религию. Та должна интересно смотреться, соответственно, быть адекватной если и не логике формального рационального мышления человека, то хотя бы законам того мира, где эта религиозная система находится.

Благо, со всеми этими пунктами Карапапас справился. Оскорблений нет, а вот интерес читать и постигать если и не Дзен, то написанную автором реальность — есть. Перед нами мир с некоторым суррогатом, заменителем христианства у нас. Даже очень своеобразный монотеизм и черты церковной организации, которые отразились в рассказе, как бы намекают на это. Но за схожей видимостью видится и различие. В Империи верят во Всеогонь, о котором говорят лишь отрывочные цитаты, которые вскоре воспринимаешь совсем иначе. Концепция такая чем-то напоминает Пневму стоиков и гераклитовский же Огонь Логоса, но, как я узнал от автора, исток вдохновения всему этому не следует искать в античной философии. Параллельность мышления! Но интереснее вторые, нелюдские создания, которых служители культа Империи пытаются наставить на путь Истинной Веры. И тут случается подлинная неожиданность, которая лишь иногда посещает немногочисленные шедевры религиозной фантастики. Строки, которые, думалось, относятся ко Всеогню, оказались не словами о Нем. Но словами о Них.

А кто эти они и чем обернется очередной сюжет религиозного, миссионерского Контакта? Читаем!

Шоу должно продолжаться...

Жизнь русского аятоллы, советского эмигранта и российского (эрефийского) репатрианта, революционера страсти с диковинной харизмой и певца тюрем медленно, но верно подходит к концу. Поэтому (несмотря на различные громкие речения в роликах и интервью о том, что все в литературе устарело и устаревает) Эдуард Вениаминович Лимонов-Савенко не оставляет попыток оставить себя в печатном слоге. Плюс, как известно, деньги нужны как на мирскую жизнь, так и на партийно-революционную. Да и скрашивает, наверное, художнику-пророку отсутствие теплого общения отдаленные, не совсем живые проповеди с читателем. Поэтому новый год принес новую книгу — сборник лекционных («лекционных») заметок по типу «Монголии» — «Лекции о будущем». Да вот только какими бы мрачными эти «пророчества» не были, в литературном смысле переплюнуть самого себя, прыгнуть выше головы Дед Лимон не смог. Псевдопублицистика постмодернистского формата оказалась лучше футурологических изысков на старые и любимые темы Лимонова.

«Лекции о будущем» собрали штампы и чувства не прекрасного, а страшного, кровавого и дикого далека отца-основателя нацболизма. Только вот «Монголия» действительно была малым, но красивым романом с необычным, но увлекательным постмодернистским повествованием. Книгой без сюжета, но в виде веера картин из разных десятилетий жизни никудышного революционера современности. Произведением, создающим иллюзию пребывания в утомленной прожитыми годами голове слишком мечтательного бунтовщика. А «лекции» никакого эффекта не воспроизводят, ничего особого за собой не скрывают. Очень слабенькая публицистика, дряхлая и с некрепким основанием прогностика, с нарывным цитированием никак не связанных друг с другом произведений, но с повторением прошлых лимоновских идей, а самое главное — имитацией чего-то нового. Старенькая, уже набившая оскомину на языке конфета в блеклой обертке.

А разве не так? «Фишка» Лимонова в виде склонности не доверять исторической науке по вопросам хронологии никогда не впечатляла. Здесь тем более (в «Монголии», хотя бы, это смотрелось как некоторая ирония в соответствующем контексте). Новый удар по «официозщине» тоже присутствует. После посещения телеканала «Культура» Лимонов не устает говорить об устарелости и, внимание, буржуазности Маркса! Мол, «читал в 15 лет и ни черта не понял«! Ну, батенька, как бы я к вам, Эдуарду Вениаминовичу, с пиететом не относился, как бы не признавал в вас характерную и диковинную харизму, как бы не возвеличивал ваш революционный, творческий, вечно младой дух, не могу забыть про страшнейшую теоретическую безграмотность и явное отсутствие ликбезов и образованщины по очень многим вопросам. А ведь дело не просто в недоверии к истории, в презрении к Марксу и частично к марксизму, в отрицании некоторых положений и биологии (здесь — нападки на Дарвина, который, по любимому мифу креационистов, раскаялся и отказался от своих слов! и здесь тоже), и физики, но в отсутствии собственной революционной теории. Как было замечено в «Другой России» самим Лимоновым и выделено мною в рецензии на эту книгу, лидеру революционной («революционной») партии пришло в голову создать хоть какую-то программу, хоть какой околонаучный (очень «около») базис только в Лефортово. От скуки и злобы. Поэтому грешно, многоуважаемый Эдуард Вениаминович, для будущего обитателя Вальгаллы так наговаривать на истового теоретика радикальных изменений. Спасибо хоть, в этот раз обошлось без перечисления через запятую красных и коричневых революционеров и повстанцев. Но экивоки и некоторая дань уважения в сторону одного фюрера имеются. Пусть и очень незаметные. В книге обильно скомпонованы, помимо этого, «сюжеты» «Другой России» и «Монголии» по вопросам описания грядущего нового дивного мира и лимоновской мечты о России. Наконец-то, товарищи, нам дана конкретика по вопросу, какие куски Средней Азии надобно захватить для создания анархо-примитивистского, номадического, милитаризированного рая (который здесь почти не описывается, но в «Другой России», отдаю должное писателю, все же манит, привлекает чем-то). Плюс показаны детальные мазки краха всеобщего благоденствия в фашиствующие анклавы мусульман и «римлян» в Европе и Америке ближайшего будущего и людоедские мотивы грядущего для Азии и Африки. Очень много упоминаний Мальтуса, который, по мнению Лимонова, в отличие от более младых анархистских идеологов, Маркса, Дарвина и т.д. (как понимаю, и их более осовремененных вариаций), не устарел. Конечно, стоит чаще нашим исследователям прошлого учитывать демографические, по мальтузианству, циклы (как это делает многоуважаемый и действительно подкованный в научных изысканиях питерский историк Сергей Александрович Нефедов, исследуя Русскую революцию), но включать их в более обширные концепты, а не использовать как вещи в себе. Понимаете, важно не просто количество людишек, а тот исторический, а точнее экономический фон их жизни. Вот тут как раз Нефедов и правильно замечает, что аграрно-технологическая отсталость Российской империи плюс помещичье землевладение к Революции и Гражданской войне привели, но коллективизация с введением новой техники обработки земли со всякими нововведениями в других сферах революцию остановили и ПРЕКРАТИЛИ старый мальтузианский цикл. Во всяком, вывела его советская власть на новую, более высокую петлю развития, по спирали. Как делали и ранее, и далее будут делать, без всякого вырезания человечества. Пресная вода, разумеется, тема болезненная, но станции по переработке морской воды в пресную никто не отменял. А вместе с тем о воде и Мальтусе сотни слов, а о Пластмассовой Проблеме — пара-тройка. Не сотен, не десятков, просто пара-тройка. А это посерьезнее будет, на мой скромный взгляд. Ну, а с идеями о колонизации Сибири соглашусь. Даже возможно с новой столицей тоже. А вот описания постапокалиптики скорого завтра вышли крайне ненаучными, бедными в литературном плане. Все-таки в «Монголии», да и «Другой России» Лимонов срывался и писал-таки именно прозу, а не скучную публицистику. Здесь же таких срывов не наблюдается, а ценность книги стремится к нулю...

Вот такие не веселые новости о довольно спорном, противоречивом, но все-таки в некоторых книгах и их аспектах крайне интересном авторе современной России. Во всяком я его книги вообще читаю, в отличие от большинства литературы («литературы») на полках книжных, всяких именитых современников, к которым брезгливо притрагиваться. Ну, и совсем в заключении, хочется вспомнить совет Александра Тарасова (который, кстати, тоже говорит об устаревании левых революционных идеологий, но и о необходимости их преодоления созданием новой революционной теории за счет инструментария отживших) из коротенькой, но очень содержательной статьи про НБП. Лимонов, коль считает себя бунтарем и революционером подлинным, должен был уже давно уйти в подполье, а не светиться своими творческими потугами в литературе. Все-таки в делах радикальных общественных преобразований надо делать выбор — либо ты писатель, либо революционер. И в последнем случае все только для Нее, Революции, а не для пусть и очень скрытой, но услады своего эго.

Думаю, многим жителям «фантастического гетто» известен парадокс корабля Тесея. Мысленный эксперимент, который ставит вопрос о (не)возможности идентичности и тождественности объектов. Страшнейшая по значимости и сложности философская «задачка», перекочевавшая в квантовые размышления и такие произведения, как великолепный рассказ Станислава Лема «Существуете ли вы, мистер Джонс?». Но Грег Иган проделывает немыслимое. «Твердонаучник» из Австралии ставит этот парадокс в степень 2, вопрошая, будет ли корабль, наделенный сознанием, самим собой, коль он сам решает, какой будет его бревенчатая копия? В том числе выбирая не только дрова с гвоздями для своего «продолжения», но и «кирпичики» сознания, самости.

«Зловещая долина», конечно, не только об этом, но все-таки коренной вопрос видится именно в «корабле Тесея». Главный герой с говорящим именем Адам (как не только первый «искусственный человек», один из первых скопированных, но и творимый по «образу и подобию» своим оригиналом) Моррис оказывается в достаточно непростой ситуации. Он является почти точной копией одноименного человека, знаменитого и богатого сценариста, который в силу своей ориентации не оставил наследников. Но всякие двоюродные и внучатые племянники, разумеется, хотят «отобрать и поделить» неплохое состояние «любимого дяди». Но юридические и судебные баталии родственников и «воскресшего» еще до смерти Адама лишь побочная линия сюжета. Основа повествования, как я уже заметил, это вопрос о тождественности и идентичности. Адам-копия, настоящий герой «Зловещий долины», пытается понять, насколько доподлинно он скопирован со своего оригинала, «Адама-старика». Ведь далеко не все воспоминания перекочевали в синтетические мозги якобы скопированного. И дело тут явно не в старческой деменции человеческого образчика. Разумеется, подспудным вопросом идет следующий: а даже если б все сто процентов памяти, структур мозга, реакции на раздражители и т.д., и т.д. стали основной Адама-копии, равен ли он оригиналу? Делают ли нас нами только наши воспоминания (переменчивые и ошибочные, если вспомнить один из рассказов Теда Чана), только структуры нашего мозга, только взаимодействия всех этих структур или же что-то еще? Либо все вместе взятое? Может, правы радикальные психологи и представители нейронаук, что «я» и «самости» вообще нет? Даже если так, вопрос об идентичности этим отрицанием остается неразрешенным. Лично мне представляется невозможность постановки знака равно между копией и оригиналом в подобной и любой другой ситуации. Человеческое сознание уникально, и самое точное копирование не удвоит ядра такой уникальности. Это не означает веру в бессмертную душу или даже некую нематериальную субстанцию. Совсем нет. Да и вообще, как бы там ни было, а Адам-копия-Моррис со мной бы в кое-чем согласится. Ведь (спойлер!) в конце «Зловещей долины» он решается жить своей жизнью, наново создаваемой им самим. А не бытием того печального и именитого старика, которого все-таки больше нет.

Таким образом, «Зловещая долина» продолжает долгую историю игановских рассказов о проблеме идентичности и «Я», возможности его копирования, сосуществования копии и оригинала и вопроса свободы в такой ситуации. Так что читаем обязательно и мыслим, мыслим прочитанное.

«Евангелие от Человека к Человеку,

или о Борхесианском Экзистенциализме»

Тематика апокрифического, гностического христианства, мистических и причудливых, а оттого и запретных веяний в религии привлекательна. Крайне очаровательна, от чего приманивает многие блуждающие умы. Назову себя, без всякой нотки самолюбия, а с целой пьесой уважения — Луиса Борхеса. Только вот необычный по форме, но крайне органичный по замыслу (и то, и то — в рамках борхеского творчества) рассказ «Фрагменты апокрифического Евангелия» (видимо, нарочито напоминающий «Евангелие от Фомы») не об этом. Ведь мне не привиделось в этом сочинении чего-либо религиозного. Или мистического, даже гностического и любого скрытого намека в схожем русле. В намеренно противоречивых, запутанных и непоследовательных изречениях («псевдо-логионах») аргентинский писатель, на мой скромный взгляд, высказывает нечто более приземленное и на самом деле более важное. А именно свое видение идеального человека. Если угодно, авторское мнение, скрепленное опытом и житейской мудростью, о качествах и чертах человека настоящего и человечного.

И какими же должны быть эти «человечные человеки» по Борхесу? Как ни странно, именно такими, как и суждения в этом диковинном рассказе — противоречивыми, полными противоположностей, запутанными и сложными. Но точно не одномерными, односторонними и простыми. Не такими, какими нас старается сделать цивилизация. Или «цивилизация», если прочесть и другую странную и любопытную работу Хорхе Луиса — «Сообщение Броуди». Борхес кричит, не только в своем Современном Откровении, но и в каждом отдельном произведении, что человек не должен быть плоским. В нем требуется страсть и умеренность, постоянная борьба, соперничество чувства и разума, рацио и инстинктов, разнородных эмоций, мыслей, желаний и грез. Человек настоящий — человек живой сложности. Не мертвецки холодной одномерности. И вместе с тем такой человек не погребенный под идейной однобокостью фанатик. Но что еще важнее, человечность наша неизменное следствие смертности. Ибо как говорит первый логион в Евангелии от Борхеса: «Несчастны нищие духом, ибо под землей будет то же, что и на земле». Именно смерть, наша бренность может, должна и порождает наши противоречивые глубину и величие. Приятно в этой мысли полувековой давности видеть сестру собственного умозаключения. Возможно, это не шибко скромно, но если разные пути ведут к одному ответу, то он есть истина.

На том оканчиваю свою затянувшуюся мысль. Не будьте одномерными, как по Фромму и Борхесу. Любите, учитесь, страдайте, радуйтесь и живите. Просто будьте настоящими и желательно человечными. А также не бойтесь бороться за Справедливость с большой буквы. Правда, последнее отсебятина, ибо никогда не соглашусь с логией под номером десять: «Блаженны те, кто не бьется за справедливость...». Яро отрицать часть, горячо принимая целое. По-моему, вполне по-настоящему, по-человечески.

...Более об авторе, чем о его творении...

Боюсь, что буду рассуждать витиевато и многословно. К сожалению, как всегда. Но, думаю, постараюсь подобного избежать. К счастью, как и всегда.

Зато писать собираюсь лишь с искренней любовью и должным пиететом к настоящему мастеру слова. К Хорхе Луису Борхесу, аргентинскому писателю мировой величины. И сразу хочу провести следующую параллель, возможно, странную и слишком диковинную, но все же. С нашим, тоже почившим, мастером слова. С Антоном Павловичем Чеховым. Казалось бы, что общего между этими двумя пусть и великими, но столь разнородными фигурами? Что единого, кроме умения мастерить шедевры малой формы? Возможно, совсем ничего, но разве так уж и отличны их две Родины? Те общественные, географические и исторические сущности, что формирует людей, которые и творят, собственно, их сущность? Сразу извинюсь по поводу тавтологии, но намекну, что клоню в сторону моего же отзыва на роман Йена Макдональда «Бразилья». А в нем я пришел к выводу, что не так и отличны латиноамериканская эклектика людских джунглей и наши промерзлые, обширные, забытые творцом скифские степи (*)? Коль так, то в бесконечном лабиринте вероятностей и потенций судьбы двух бездонно талантливых людей не шибко различны. Возможно даже, что их реальные и альтернативные биографии стоят рядом в фантасмагорической «Вавилонской библиотеке».

Обсуждаемый рассказ мог написать только человек, пораженный любовью к литературе в самые глубины сознания. Именно им и был Борхес. Его любовь была настолько настоящей, настолько всесильной и животворящей, что она породила новый феномен в литературе. Во всяком случае Хорхе Луис стал одним из отцов-основателей будущего (и, быть может, пока настоящего) постмодернизма — в хорошем смысле этого слова. Не той волны порнографов, которые осквернили Храм Книжного Искусства и Дворец Слога, стараются искоренить, осмеять и выкинуть на свалку истории «метанарративы», содержание и смыслы. Совсем нет. Я говорю о таких же, как и Борхес, безнадежно влюбленных в книги и культуру чтения, которые пишут новые книги об этом. Жанр литературы о литературе. Добрый, уважительный постмодернизм — называйте как хотите. Именно такой создал аргентинский автор, который сам себя называл прежде всего читателем. Наверное, спустя более чем пять тысячелетий письменности и еще более веков истории рассказывания историй, каждый потенциально великий автор должен в этом прислушаться к классику двадцатого века. Быть прежде читателем, подмастерьем и одновременно вдумчивым зрителем ушедших искусных мудрецов, а только затем самому приниматься за перо (или клавиатуру, но даже я, смерд и тень тени современников стараюсь прежде браться за бумагу). Ведь «Вавилонская библиотека» лишь с виду мечта любого читателя и обиталище всех возможных писателей. Попасть в нее, конечно, можно и с помощью бесспорной нетленки, и полнейшей белиберды. Но все это лишь мутации формы. Формы вездесущей и на самом деле мертвой — как у плохого, зомбифицированного, кадаврового постмодернизма. Представленный Борхесом буквенный и многостраничный сад расходящихся троп выстроен и написан не Цюй Пэном и каким-либо живым человеком. Это лишь симулякр жизни, мертвецкий фрактал квазилитературы. У настоящей литературы все равно есть автор, творец, начало бытия любого произведения — жизнь, живой разум. Даже если он довольно иллюзорен, не совсем реален и, по сути, лишь функция Языка, если верить Ролану Барту в «Смерти автора» (но любой, кто умер, хоть когда-то жил). У борхесовского библиотечного мироздания вряд ли имеется живой творец. Скорее бесчисленные тома этой вселенной настрогал и скопировал какой-то почти божественный, но не живой роботический гигант фон Неймана и Тьюринга. Ибо творчество не есть видение всех возможных троп и избрание из них необходимых. Истинное творческое создается без этого взгляда в квантовые возможности. Слепо, но чисто, с мыслью (верой) о новизне. Самим тобой, даже если ты создаешь нечто уже бывшее в мире. Но, как сказал другой современный классик, Эдуард Лимонов, самое главное, что ты сам к этому пришел.

Так что в итоге? Перед нами один из множества удивительных рассказов Луиса Борхеса, который, на мой взгляд, некоторые могут воспринять превратно. Не так, как должно. Человек, родившийся в удивительной и самой эклектичной, синкретичной, лоскутной красоты части света, любивший хорошую литературу, в основном живший именно в книжных мультивселенных, писавший эссе и статьи о примате содержания над формой, не мог воспевать библиотеку, схожую с Вавилонской. Искусственную и на самом деле пустую. Высчитанную холодным интеллектом, а не сотворенную душой. Есть большая разница между написанным в нашем времени «Вишневым садом» Чехова и созданной из вероятностного океана его копией на невозможных полках мира Борхеса. Но разница между двумя творящими душами, аргентинской и русской пород, гораздо меньше. Поэтому не так удивительно, что их взгляды на божественное не так разнятся. Гностицизм Хорхе Луиса, огромная пропасть между неверой и верой у Антона Павловича... Свободолюбие... Тяга к справедливости... Тяжелая участь двух далеких друг от друга отечеств, но столь сходных! И, конечно, чудные, живые и красивые рассказы, которым место на настоящих полках, а не в ужасающей и отталкивающей Вавилонской библиотеке...

Пора бы найти библиотеку не вавилонскую и постмодернистского кадавра, которая по-библейски обречена на распад и гибель. Нужно найти сияющий творческой новизной и живым духом книжную карманную вселенную. Но лишь с наступлением состояния постпостмодерна, которое предрек и Борхес в том числе. Настало время творить новые, собственные истории, а не воспроизводить комментирование старых.

П.С. Разумеется, последний мой конкурсный рассказ, как и в прошлый раз не самый удачный, был в чем-то вдохновлен именно Борхесом с его кафкианской книжной галактикой...

(*) — как сказал Антон Павлович в «Из Сибири», точнее процитировал, пусть даже и не о всей России, но: «Примерно, у нас ... нет правды. Ежели и была какая, то уж давно замерзла. Вот и должен человек эту правду искать.» Конечно, вырвал из контекста, но на то есть оригинал! Читаем не только зарубежных классиков, но и своих!

Уникальный, на удивление гармоничный и живой самобытный роман. Философский роман.

Все-таки жанр романа философского дает необычный творческий разгул. Бескрайнюю писательскую вольницу. Правда, делание подобного произведения отягощено и небывалой ответственностью. Ведь необходимо создать такой романический сюжет, в котором сочетались бы и понятные для самого широкого круга читателей философские рассуждения (то есть лишенные академической зауми с многочисленными категориальными симулякрами), и интересное для него же повествование с яркими героями. И подобное равновесие любви к мудрости и литературного созидания в «Дзэн и искусстве ухода за мотоциклом» у Роберта Пирсинга получилось на ура.

Поначалу кажется, что писатель слишком просто и топорно подходит к делу сплетения философского трактата и художественной работы. Ведь весь «Дзэн...» выстроен по схеме «абзац художественного повествования — абзац философских дум — абзац художественного повествования — абзац философских дум плюс воспоминания о Федре и т.д.». Но как филигранно такой, казалось бы, подход в лоб выстроен! Как органично, естественно и отнюдь не неуклюже такой текст читается и ощущается! Да, под конец лично мое читательское любопытство сузилось до философических отрывков. Но про житейские, мирские эпизоды я не забывал. А заостренность на мудролюбивых кусочках у меня связана лишь с моей обострившейся в последнее время тяге к философии, да и остальной всякой публицистике. И вовсе такое не означает, что у Пирсинга не удалось художественное в романе. Совсем наоборот!

О чем же, собственно, книга? И как реалистическая литература, и как философское измышление, она о жизни. В самом широком смысле слова. О семье, бытие, здравомыслии, нормальности, искусстве, науке, познании, смыслах. Обо всем и понемногу, но в целом о жизни и о бытие. Очень интересно происходит связка этих двух совокупных тем. Через очень удачное раскрытие тайны прошлого Пирсинга, то есть его литературного героя. Да-да, речь идет о стертой личности, Федре. Именно Федр связывает семейное роад-муви и философские заметки автора. Очень интересное и увлекательное описание этих мыслительных экспериментов и заметок. Идея Качества (Дзэн, Будды) крайне интересна. Красиво выглядят эти мыслительные перетекания от дихотомии классического (научного, механистичного) и романтического (искусство) мышления к понимаю Качества как Первопричины бытия и реальности как таковой. И не зря я еще в середине романа уловил нечто схожее между миром Идей и Благом Платона и концепцией Пирсинга. Потом он сам об этом говорит, правда, чертя различия между собой и древним греком. Да и сама история Федра (героя), биография Пирсинга. От юного ученого к восточному философу, учителю риторики и сумасшедшему, который покачнул фундамент рационального дуалистического мира. Интересны, интересны все эти мысли и попытки совместить искусство и науку, творчество и механику через заглавие романа. Идею о том, что во всем надо искать возможность к совершенству. Например, в заботе о своем мотоцикле, к которому надо подходить и с позиции механического, но и творческого мышления, которые суть стороны одной и той же медали. Но вместе с тем смущают такие «грешки», как «отсутствие Качества в СССР», «открытие шарообразности Земли лишь при Колумбе» и «греческая яркая культура была мимолетной вспышкой между темнотой первобытности и темнотой Средневековья». Тут хочется сказать «м-дааа» и посетовать на недостаточную эрудированность автора, но все знать невозможно. А к Качеству, Благу, Абсолюту и Дзэну стремится надо!

Читаем и любуемся американским «Так говорит Заратустра».

Есть люди, с которыми ты хочешь встретиться при жизни. Они — писатели, философы-ученые, актеры, режиссеры, прочие деятели мысли. Хочется увидеть их в живую, пожать руку, присесть за скромненький деревянный столик теплым вечером и поговорить... Да о чем угодно. С Людьми с большой буквы можно говорить о всем возможном, при этом всегда получая истинное непритворное удовольствие. К сожалению, эти люди так же стареют, как и мы, быстро переходя в иную группу — тех, с кем бы хотел встретиться при жизни, но их жизненный путь уже оборвался.

Именно к этой второй группе с недавнего времени стала относиться Урсула Ле Гуин — писательница и женщина, не побоюсь этого, мыслитель и феминистка, деятельностью и личностью которых можно и нужно гордиться. Именно эта американская создательница удивительных миров с нечеловеческими цивилизациями с вполне человеческими проблемами и вопросами морали и прочих ценностей масштабов вселенной, да и просто душевных, как сейчас их модно обзывать, «ламповых» историй, приложила свою руку к написанию одного из моих наилюбимейших романов — «Обделенных», которые безусловно повлияли на мое мировоззрение. Чему, к слову, я безмерно благодарен. Ее книга об удивительно реальной безвластной утопии стала для меня вершиной ее творчества, ее опус магнум, за который я и буду ее помнить и благодарить.

Но и сборник рассказов и повестей «Роза ветров» от Эксмо из серии «Вся Ле Гуин» доказывает, что Ле Гуин далеко не автор одного романа и даже двух известных циклов, а также шикарная фантастическая романистка. В ее портфолио можно найти чудеснейшую и многочисленную, разнообразную и диковинную малую прозу, от реализма мейнстримного характера до ее обычных, но от этого не менее великолепных фантастических рассказов.

Расширенное собрание сочинений Ле Гуин от Эксмо включает в себя в том числе и первые шажки начинающего автора в профессиональной стезе, в основном, что абсолютно нормально, не шибко развернутые и с мятым, каким-то куцым финалом. Порой некоторые новеллы кажутся какими-то пустыми, обделенными глубиной чувственных переживаний — но какая разница? Это же Урсула, пусть и ранняя, творящая опытным путем проб и ошибок будущие штрихи к своим шедеврам. Как большим, вроде «Обделенных», уже названных, и «Левой руки тьмы», так и объемом поменьше, по примеру «Слово для «леса» и «мира» одно». Поэтому простить любые огрехи тут, по мне так, можно.

Но наличие не самых удачных и бледненьких историй не говорит о том, что в «Розе ветров» нет достойных вещей! Постараюсь на свой скромный, непрофессиональный и любительский взгляд их выделить. Первой такой вещью стал рассказ «Поле зрение», где сразу выделяется красивое фантастическое допущение, которое общей тематикой и развитием сюжета роднит его с романом Хайнлайна «Чужак в стране чужой». Философская зарисовка в виде «Те, кто покидают Омелас» тоже заинтересовала, но не особо. Следующим выделившимся мазком пера Урсулы стал еще один рассказ с мощным по полету фантазии допущением под заглавием «Автор «Семян акации» и ...». Наверное, в плане оригинальности и фантастической проработки одно из лучших произведений сборника и вообще у автора. Неплох отдающий латиноамериканским магическим реализмом диптих «Две задержки на Северной линии», но более ярким оказался следующий рассказ — «КН». Ироничная фантастическая проза о пределах адекватности сегрегации и селекции, собственно, адекватности. И, наконец, приблизились к бриллианту этого сборника — «Дневникам Розы». Да, в чем-то повесть с классическим антиутопическим антуражем — антидемократическое, тоталитарное, с мощной идеологической пропагандой и, видимо, социалистической/коммунистической диктатурой (как не назови, а все равно... кхм), государство, где инакомыслящие подавляются не только с помощью расстрелов и гулагов, но и с вмешательством электрошоковой терапии. Но у Ле Гуин вышла красивая история о любви, выборе, свободе, красоте внутреннего мира, личности и мысли. Очень человеческая, трогательная, захватывающая и чертовски реалистичная. В чем-то рассказ контрастирует и полемизирует, разумеется, в рамках моей головы с недавно прочитанным у Грега Игана «Chaff», доказывая, что изменить себя и стать другим, начать мыслить по-другому можно и без всяких имплантов с вирусными биотехнологическими наркотиками. Обязательно к прочтению всем, в особенности поклонникам писательницы. Сильными и обаятельными оказались и истории, рассказанные в «Изменить взгляд» и «Сон Ньютона» — рассказах, схожих в некоторых элементах антуража, национальности главных героев, а также определенных посылах, пусть и финальные строки приводят к противоположным выводам и выходам из общих сюжетных завязок. Неплохи и «Тропки желания», «Лабиринты», «Сур», но следующим достойным выделения из общего ряда, на мой взгляд, является рассказ «Камень, изменивший мир» с вновь интересным и нечеловеческим в плане культуры и основ цивилизации миром. А последними значимыми для меня вещами стали «Стоя на своем», «Существа, о которых я часто вспоминаю» и, наконец, «Старшие» — мистико-фэнтзийный и мрачный рассказ о своеобразной жизни после смерти, будто списанной с какого-то древнего забытого мифа кельтов или других древних обитателей Европы. Метаморфозы, которым бы позавидовали Кафка и Брэдбери (последний — «Превращение», в принципе, как и первый).

И что можно сказать после этого беглого разбора творчества этой прекрасной женщины? Наверное, лишь покойся с миром. С миром, на самом деле, которому можно позавидовать — достойная жизнь, семья, дети, творчество, признание и память, как мне думается, на века. Преклоняюсь, почитаю и продолжу читать — благо, что библиография Ле Гуин не только замечательна, но и обширна.

Я иногда поражаюсь...

О, нет, я не стану вновь распинаться в критиканстве над царефилами, суперантисоветчиками, игнорированием исторических фактов и логики; обелять «красных», защищать Ленина и «есть такая партия!» (с), Красную Империю и, упаси Господь, если он есть, товарища Кобо. Надоело заниматься этим на преимущественно фантастическим ресурсе и изображать из себя Птицу-Говоруна. Хватит это терпеть, хех. Тем более уж странно порою мне самому ощущать себя в роли адвоката пусть и не Дьявола, но явно системы и идей, мне не близких. Не соприкасающихся с моей внутренней основой, которая именно за «Свободу, равенство и братство!», а не за централизованную и бюрократизированную диктатуру, пусть изначально все и не должно было быть совсем так...

Продолжая оборвавшуюся начальную вступительную фразу, я поражаюсь порой тому, насколько сильными в проницательности бывают классики. Особенно русские (российские). Особенно про Россию и ее извечные «что делать» и «вечные проблемы». Действительно, наша странная ментальность и русская душа. Хах, особый путь, особая судьба. Или же особенный культурный код, матрица, самостийная и исконно наша государственность, ее шаблон, который и выстраивает нашу историю, наше общество, наш дух и ум. Ведь как еще можно объяснить то, что Константин Дмитриевич Бальмонт как в воду глядел? Лиричный психоисторик! О чем я? Да просто поменяйте в бриллианте «Песней мстителя», в стихотворении «Наш царь», несколько слов-маркеров и сочетаний их на подобные же, но относящиеся уже не к увековеченному в лике мучеников Николаю Кровавому, а к первому президенту недавней еще РСФСР, за вычетом трех букв и n-количества населения, ресурсов и надежд. Первая Чеченская, расстрел Белого дома, «берите суверенитета, сколько сможете»... Да, эшафота не было, но в метафорическом смысле он-таки состоялся — гильотина истории, общественного, НАРОДНОГО мнения и бутылки была. Да и не к одному ему данный шаблон-стих можно подставить.

Надеюсь, наша, да и мировая последовательность повторяющихся образов когда-нибудь прервется. Надеюсь, когда-нибудь уже не понадобятся эшафоты, не будет Цусим и Мукденов, расстрелов и казней, а талантливым обличительствующим поэтам вроде Константина Дмитриевича будет другое занятие.

«Если Вселенная бесконечна действительно, значит есть куча копий нашей планеты...»

«Бразилья» Йена Макдональда — сплав детектива, романа-квеста и дивного квантово-метафизического киберпанка в крайне красивых и экзотических мультикультурных пейзажах Бразилии разных эпох. Столь разных, что они кажутся иными Вселенными, иными Реальностями, отделенными в квантовом мировом древе точками бифуркации. Или так оно и есть? А может быть, все еще сложнее.

«Где-то сейчас происходят те же события, копия меня пишет копию песни этой...»

В этом романе Макдональд смог создать три независимые сюжетные линии, якобы и одновременно с этим на самом деле располагающиеся в разных временных пластах истории Бразилии, одинаково интересные, колоритные и наполненные отсылками и сносками друг на друга таким образом, чтобы быть грамотно объеденными в самом финале данной книги. Получилась довольно сложная и закольцованная структура под обложкой квантовой многомировой интерпретации с мазками иллюзорности даже такого бытия. Но самое главное у автора получились живые, разные и столь не похожие друг на друга герои, но все-таки схожие в главном — они люди, которые просто хотят жить обычной счастливой жизнью в этом дико странном мире, который постепенно заполняется их загадочными двойниками, ножами, разрезающими саму ткань пространства-времени и организациями на подобие азимовской «Вечности» или бэнковского «Концерна», с маниакальным желанием сохранить статус-кво мироздания по своему усмотрению.

«Если вселенная бесконечна и в правду, то прямо следует из этого факта, что ты точно так же ждешь когда я вернусь обратно, где-то там в глуби далеких галактик...»

Но, наверное, главный герой книги не паренек Эдсон из недалекого киберпанкового будущего грез Большого Брата с пристрастием мнить себя Билли Миллиганом, не медиа-бизнесгерл из настоящего Марселиа Хоффман, которой, видимо, очень не хватает обычной любви, а не славы с успехом, и даже не иезуит-монах с темным прошлым Льюис Квинн вместе с французским ученым нового времени Фальконом, а само место действия всех событий романа — Бразилия. Когда-то колониальная мозаика европейских государств, потом существенная часть огромной империи, потом сама империя и наконец независимая республика, но все с теми же фавелами, синкретическими религиями на стыке христианства и язычества с Богоматерями-Чего-Угодно, смешением всех рас и национальностей в южноамериканской версии мультикультурного плавильного котла и, что самое главное, всенародной любовью к футболу. Как сказал (не совсем прямая цитата) один российский известный деятель искусства и не только, если Россия литературоцентричная страна, то Бразилия — футблоцентричная. Да и разве в этом лишь «центризме» вокруг чего-то одного и наплевательское отношение ко всему остальному наше сходство? Майкл Суэнвик говорит о сходстве Америки Штатовской и нашей Родины, а вот Макдональд, по-моему, показывает схожесть судеб нас и южноамериканских братьев. Ведь от Бразилии в одноименном произведении Йена зависит будущее не одной Реальности и Вселенной, а вот свой собственный путь найти и выстроить, как и всегда, гораздо сложнее...

«То есть не ты конечно, а твоя копия и не меня, а мою копию, конечно, если, конечно, все это не утопия и вселенная действительно бесконечная!»

В итоге Макдональд создал очередной шедевр наподобие «Новой Луны». Только это не романтическая ода первооткрывателям и строителям новых миров (хотя в финале романа...). Это история одного очень интересного места на Земле в разных временах, в разных версиях мира, в разных лицах, с нелегкой и запутанной судьбой. Это история, которая в чем-то схожа с «Дарвинией» Уилсона, Макдональда же «Ночью всех мертвецов», а в чем-то и с «Бесконечным убийцей» Грега Игана. Да и с целым рядом других фантастических и постмодернистских работ, ведь она ставит ставит уже довольно старый и классический, практически риторический вопрос, о том, что есть реальность, а что есть иллюзия, и если иллюзия так уж неотличима от реальности, то есть ли между ними в таком случае хоть толика разницы? И в таком случае что может быть целью существования маленького иллюзорно-реального разумного существа в одном из этих бесконечных мирков? Осознать все это или самому стать творцом? Возможно, с большой буквы, и, конечно, только возможно, еще одной неповторимой и эклектично прекрасной Бразилии.

(Цитаты: слова песни Noize MC «Вселенная бесконечна»)

...Чайна Мьевиль... Парень со странным именем из Британии. А если забыть про это, то кто он вообще такой? Фантаст, «новый странный», социалист-троцкист и просто интересный и оригинальный писатель.

Как и для многих, для меня он долгое время оставался именно романистом. Автором «Посольского города», «Рельсов», «Города и города», а также других произведений, которые я еще не успел прочесть из его творчества. Каждый его роман уникальный, оригинальный и атмосферный. Каждая книга так или иначе поднимает либо остросоциальные темы, либо общечеловеческие и вечные, либо все вместе и сразу. И везде чувствуется самостийный авторский стиль на рубеже и стыке нескольких жанров, между которому у писателя с довольно необычным именем получается гладко переходить. Но это большая проза. А не так давно в русскоязычном книжном пространстве появились и два сборника его малой и средней прозы — «В поисках Джейка» и «Три момента взрыва». О составе первого и хотелось бы рассказать.

Говоря о данном сборнике в целом, наверное, сразу стоит выделить две вещи. Первая — отсутствие тех глобальных тем, что бытовали в романах Мьевиля. В этих рассказах не найти проблемы человеческого равнодушия, завернутой в метафору двух не замечающих друг друга городов, как было в «Городе и городе» (на данный момент, лучшем для меня романе Чайны). Или вопроса взаимосвязи языка и реальности, знаковых систем и мироздания, их взаимном влиянии друг на друга («Послоград»). Максимум в рассказе «Самое время» в утрированном и ироничном варианте показывается победный шаг капитализма по европейской культуре. И показано это довольно неплохо. Второй момент, который хочется отметить, это общая концепция концовок. Почти во всех произведениях в сборнике «В поисках Джейка» автор выбирает открытые финалы и недосказанность. Но далеко не во всех случаях такая стратегия работает в лучшую сторону.

Более всего из всей книги приглянулись две вещи, написанные в псевдоэнциклопедическом (псевдодокументальном) стиле, который у Чайны Мьевиля получился очень здорово и реалистично. Это рассказы «Статья из медицинской энциклопедии» и «Отчет о неких событиях в Лондоне». Самые лучшие элементы всего сборника, с лучшей передачей чисто «мьевильской» мрачной и таинственной атмосферы и безумных фантастических допущений. Слова, катализирующие образования червеобразных существ в человеческом мозге, и целая экосистема из телепортирующихся улиц... Черт, вот он, настоящий Мьевиль!

Чуть-чуть ниже в моем образовавшемся личном топе идут рассказы в классическом повествовательном стиле — «Детали» и «Победа над голодом». Первый более мистический, второй чуть ли не реализм чистой воды (разве что концовка ставит вопрос над его жанровой характеристикой в данном случае). Безусловно, история в «Деталях», «новая странная» и приглянулась мне чуть более, чем «Победа над голодом», но в последнем случае поднимается остросоциальная проблема.

Далее идут несколько вещей, которым чуть-чуть не хватило до чего-то большего. Не дотянули, не вытянули. Где-то отрытый финал явно лишний. Это «Основание», «Разное небо», «Фамильяр», «Посредник», ну, и «Амальгама». Последняя, повесть, вышла какой-то слишком сумбурной, хоть и вполне «новой странной», но по мне так ей бы хватило и формата обычного рассказа. Остальным, в основном, как по мне, помешала не достаточно сильная концовка.

А в последнюю очередь выделяю «Игровую комнату», «Джек», «В поисках Джейка» и «По дороге на фронт». Первые три элементарно сырые, а «Джек» как-то и вовсе не выглядит раскрытым и полным. Видимо, читать его в отрыве от цикла нельзя. «По дороге на фронт» совсем не понравился. Как-то и вовсе ни о чем, и графический Мьевиль — это явно не то.

Вышел вполне себе средний сборник рассказов и повестей, со своими сильными и слабыми сторонами, из которого можно сделать довольно четкий вывод — Чайна Мьевиль в качестве автора крупной прозы явно лучше, нежели чем в малой и средней.

Рассказ Грега Игана «Йеюка» в чем-то напоминает его более раннюю работу — «Сестер по крови». Тоже мир недалекого будущего, прогресс в медицинских технологий, сюжет, крутящийся вокруг эпидемии некоторой болезни (ее название и вынесено в заглавие произведения) и не самой справедливой деятельности мед-корпораций. Плюс трудность отнесения данного произведения к общей книжной вселенной рассказов Игана, где есть устройства для перепайки мозгов и «Ндоли»-жемчужины (хотя, возможно, следуя материалам и данным Вики, посвященной творчеству Грега, это две разных вселенных; а возможно, по моим наблюдениям, что и одна, к которой еще и «Диаспору» можно отнести). Да и некогторые эмоциональные оттенки «...сестер» и «Йеюки» также схожи.

Но теперь о самом рассказе. Близкое будущее. Мир, возможно, очень близко подошедший к порогу Технологической Сингулярности. Мир, где рак, во всяком случае в наиболее цивилизованных и развитых частях планеты, уже побежден. Мир, где ускорение научно-технического прогресса дошло до такой степени, что теперь не только работа кассиров или грузчиков стала пережитком прошлого, но и хирургия с большей частью прикладной медицины почти целиком отошла под волну массовой автоматизации всего и вся. Главный герой, хирург-онколог, не сильно желает перейти в личные врачи-бездельники какого-нибудь айтишного богача, из-за чего решается уехать на пару месяцев в Уганду — одну из тех бедных и переселенных стран, куда блага прогресса дойдут еще не скоро, чтобы воспользоваться, возможно, своим последним шансом своими руками вырезать реальную опухоль. Исполняя свою мечту и более удовлетворяя свое эго, нежели служа клятве Гиппократа, герой знакомится с реальной ситуацией в этой стране и в итоге начинает понимать, что подобное развитие эпидемии вируса «Йеюка» не случайно. И есть реальный способ остановить болезнь. Сможет ли он пойти на настоящие жертвы, чтобы исполнить свой истинный профессиональный и человеческий долг?

Вновь бродя по полкам отечественной современной фантастики в поисках чего-либо достойного, наткнулся на что-то стоящее. Этим чем-то стала книга нового для меня писателя Олега Дивова «Выбраковка».

Вновь произведение российского автора о России. Ее проблемах, извечных, надо сказать, народе, который не может определиться не то что со своим будущим, но даже и с прошлым. О пути, по которому может снова пойти наша многострадальная страна, который как всегда начнется с трехкратного всенародного «ура!», аплодисментов, вездесущей радости, а закончится... Как всегда. И опять по новой.

Вновь антиутопия. При том же антиутопия с двояким отношением, пусть и с однозначным заявлением Дивова, который вполне однозначно «против». С двояким именно со стороны читающей публики, которая поняла и приняла книгу писателя очень своеобразно, найдя в ней пророчества о пришествии новой и справедливой утопии, Рая на Земле Русской, в очередной раз путая признаки и черты «рая» и «ада». Такое в недавнем времени я видел только в отзывах и комментариях к роману «О дивный новый мир» Хаксли, в чьем тоталитарном и античеловеческом обществе тоже некоторые индивиды смогли узреть утопию.

И пусть эта книга вновь российская (местами затянутая, со своими литературными изъянами), вновь о России, вновь антиутопия, коих я прочитал и обсудил уже множество, «Выбраковка» не показалась мне скучной, вторичной; не оттолкнула меня от прочтения. Ведь темы, поднимаемые в ней, животрепещущие и наиважнейшие для нас и для меня конкретно. Ведь темы эти о нас, о нашем будущем, прошлом. О том, как мы до сих пор не можем, иногда не хотим, понять, кто мы. Почему мы когда-то свергли ордынское иго, боролись и освобождали всю Европу от Наполеона и Гитлера, почему падали в огонь хаоса и революций столько раз и без особых результатов, и так часто пытались стать другими, лучше, но лишь возвращались к старым своим формам. Много вопросов, много ответов, иногда заводящих некоторых в слишком опасные дебри, прямиком к радикализму что религиозному, что правого национального толка. И все мы при поиске ответов забываем, что они никогда не могут быть простыми и легкими. Однозначными. Мы забываем, что Россия, такая разнообразная, большая, многонациональная/-конфессиональная/-язычная базируется не на простых ответах и решениях. Именно поэтому эта странная, но такая родная для нас страна до сих пор и существует. Наши предки приходили к сложным ответам, ища точки соприкосновения между самыми разными полюсами и сторонами мнений. И наши попытки выкрасить какие-то определенные фигуры и периоды собственной истории только белой или черной краской ни к чему хорошему не приведут, как и попытки перенести какие-либо из этих исторических формаций целиком и полностью на нашу современность. Поэтому «Выбраковка» пусть и привлекательная в чем-то и для многих, вполне возможная в недалеком будущем в том или ином виде, опасна для России. Ведь она предоставляет простое и тем очень страшное решение. Преступность, коррупция, национальные ОПГ, межнациональные конфликты, домашнее насилие, пьянство, наркозависимость, попрошайничество... Зачем повышать уровень жизни, проводить социальные реформы для решения и изничтожения сути, причин этих бед, когда можно просто признать их носителей ВРАГАМИ НАРОДА, НЕДОЧЕЛОВЕКАМИ, выбраковать их, лишить гражданских свобод, а потом либо расстрелять, либо отправить в лагеря? Разве плохой вариант? Для многих, к сожалению, очень приемлемый. Многие из нас могут видеть справедливость лишь с кулаком, лишь вне законности, которая таки, соглашусь, ее лишь отнимает. Мы до сих пор испытываем жажду омыть кровью собственную страну и руки, видя лишь в данном варианте ее и собственное очищение. Мы до сих пор испытываем чуть ли не сексуальное влечение к сильной, авторитарной или тоталитарной, несменяемой и вечной власти. Могучего лидера, вождя народов. А когда мы в этом разочаровываемся, подходящего варианта никогда не находится и становится лишь хуже. Вспомнить что Временное правительство, что демократов из 90-ых и нулевых. И так мы и живем, в круге, который начинается преклонением перед кровавым диктатором, подходит к разочарованию в нем и приходу к более свободному и мягкому режиму, который неизбежно рушится и приводит народ к очередному этапу разочарования и к новому вождю.

Когда мы выберемся из этой петли похлеще временной (темпоральной)? Возможно ли это в принципе, или это наша Судьба, Рок, Фатум? Вполне допускаю, что подобное брождение по одной и той же тропе, почти как в исторической концепции А.С. Ахиезера, и есть наша цивилизационная суть, потеряв которую мы по-настоящему и уже навсегда исчезнем и погибнем. Но я верю в другое. В то, что когда-нибудь, надеюсь, скоро, мы, имея в виду народ нашей страны, перестанем бросаться из одного тупика истории в другой. Перестанем доверять что корпоративным демократам, которые давно и сами забыли и забили на ценности демократии, что лидерам с вождистскими наклонностями. Что в итоге мы найдем свой истинный и счастливый путь, в котором не будет места национализму, антисемитизму, диктатуре, произволу, бедности, голоду и всякой прочей несправедливости. Но это уже совсем другая история...

Предпоследний оцениваемый мной рассказ Игана из «Аксиоматика» без определенной привязке к какой-либо из его условных литературных вселенных, но и без этого довольно интересный. Пусть и несколько коротковатый. Снова недалекое будущее. Мрачное будущее. Экологические и техногенные катастрофы, разрастание озоновых дыр, эпидемии в бедных странах третьего мира. Перенаселенная Австралия чересчур постиндустриального общества, где работы для обычных людей остается все меньше и меньше — автоматизация всех сфер трудового рынка, как-никак. Заурядная семейная пара, работающая в последних нишах умирающей сферы услуг. Ничем не примечательная, но лишь до того момента, пока им не посчастливилось выиграть баснословную сумму денег в государственной лотерее — несколько десятков миллионов долларов. После того, как они построили себе дом, помогли родителям и друзьям, чуть более половины суммы все равно осталось. И выбирая вариант ее использования, двум молодым, но очень богатым людям предлагают помощь в зачатии ребенка. Ребенка, который сможет стать практически сверхчеловеком с возможностью становления спасителем человечества от всех его бед. Насколько же правильны подобные манипуляции с генами? Отбирать свободу, пусть и иллюзорную, во благо всего рода людского? Да и захочет ли тот, кого нарекли будущим чуть ли не Мессией, выполнить свою роль? А если и так, каким образом он это сделает? Небольшое и интересное произведение Грега Игана, которое напоминает своим основным поворотом сюжета некоторые произведения из числа фантастики об ИИ, или такие книги, как «У меня нет рта, чтобы кричать» Эллисона и «Цветы для Элджернона» Киза (с некоторой натяжкой).

Один выдуманный писатель из вполне реального и популярного сериала настоящего времени сказал: «читатели запоминают лишь концовку книги». И с этим трудно не согласиться. Как бы автор не старался, каким бы интересным не было повествование книги, какими бы продуманными и живыми не вышли ее герои, как бы ты им не сопереживал, какими бы идеями и красками не было пропитано произведение — все пропало, если финал сорван, упущен, невнятен и безвозвратно испорчен. Так пали уже многие творцы и их творения (ну, по крайней мере, в моих глазах, да и не только в моих), вроде «Эволюции» Бакстера, «Звездной реки» Бира и многие другие работы что фантастического, что мейнстримного толка.

Не могу сказать, что эта книга Станислава Лема, «Рукопись, найденная в ванне», плоха на концовку. Не то чтобы, но именно это произведение пана мне понравилось не целиком — лишь пролог. Самое начало, первая часть романа. Первые страниц тридцать, за которыми идут еще две сотни с лишним — вторая часть, основа книги. Но именно те первые странички, пролог, введение, якобы написанное людьми будущего, мне приглянулось больше всего. И опять же не из-за того, что все остальное вышло плохим. Просто не столь качественным, как в начале, где вкратце, но очень ярко подается пародия на нашу (ну, скорее середины двадцатого века) реальность, наше устройство мира, которое мало чем изменилось в лучшую сторону со времени написание этой книги. И после столь впечатляющего вступления идет чуть менее впечатляющий основной сюжет, разительно отличающийся от заявленного. И от того самого начала, ведь далее идет абсурдистская пародия с элементами сюра и психоделики на спецслужбы, шпионаж и контршпионаж, шифрование и всю прочую скрытую часть работы государственной машины. И эта большая часть книги тоже подана хорошо, но не настолько, как пролог. На мой скромный взгляд.

Таким образом, на выходе имеем необычный, и вместе с тем вполне узнаваемый по почерку роман Станислава Лема, где великолепное начало несколько контрастирует со средненьким концом/основной книгой. Но по мне так пролог с запасом вытягивает всю книгу.

Отзывы и мнения о романе Тимура Вермеша «Он снова здесь», как можно заметить, разделились примерно на две равные части. Первый из этих кластеров оценивших, к которым отношусь и я, считают данное произведение как минимум неплохим и сильным социальным памфлетом с целым списком плюсов и прочих достоинств. Другие же прочитавшие данную работу современного немецкого писателя считают ее не очень понятной и внятной, по крайней мере для нашего и любого другого читателя, если родом он не из Германии. И в этом отзыве, который я уже как месяц пытался взяться написать, мне хочется постараться опровергнуть второе мнение об «Он снова здесь», ведь книга эта не только политическая и социальная сатира на сегодняшнюю ФРГ, а памфлет о всем нашем мирке под названием «Земля, 21 век».

Уже сама аннотация данного произведения Вермеша дает понять, что перед нами как минимум книга необычная. Оно и понятно, когда главным фантастическим допущением в этом в целом реалистическом произведении выступает неожиданная транспортировка некими неведанными силами фюрера Великой Германии, Адольфа Гитлера, из его уютного бункера 1945 года прямиком на спортивную площадку в центре Берлина нашего столетия. И в такой крайне неожиданной ситуации экс-фюрер де-факто и де-юре, который и является главным и единственным рассказчиком в «Он снова здесь», не теряется и ведет себя как истинный солдат с аналитическим складом ума. Он начинает по-тихонькому, шаг за шагом, узнавать о новом мире и новой Германии всю возможную информацию, попадая при этом во всевозможные анекдотичные и прочие ситуации, пропитанные отменным юмором с налетом иронии и сатиры. Последнее вместе с замечательными диалогами книги, также очень смешными и запоминающимися, и, конечно же, живым языком и повествованием, от которого не оторваться, делают эту книгу очень качественным и продуманным произведением. Но это лишь обертки основной, как мне показалось, идеи книги, которая вовсе не концентрируется в чудесном появлении Гитлера в нашем времени. Это, как и юмор с сатирой и отлично проработанными персонажами романа, лишь способ донести более глубокие смыслы до читателя.

И основная мысль данной работы Тимура Вермеша, то, что он хотел нам показать, это наш же мир. Не только Германия или даже Европа, а и Штаты, и Россия. Вся современная цивилизация, современное состояние человеческой культуры и различных сфер жизни общества. И да, понятное дело, что писатель хочет показать нам наши проблемы, возможные угрозы обществу и его слабые места. И, разумеется, понятное же дело, что на все это можно ответить: «напрасная паника; ничего, каждое старое поколение думает, что новое, приходящее ему на смену, хуже, слабее и т.д., чем прежнее: но мы-то явно живем лучше, дольше и счастливее, чем раньше, да и научно-технический прогресс идет все дальше и дальше». Это, конечно, так, но того факта, что цивилизованное человечество наших дней запуталось, исключать нельзя. При том же запуталось сильнее, чем раньше, ведь мы сегодня действительно не знаем, какие ценности — истинны. Или хотя бы правильны. Мы не можем понять собственную историю, то очерняя победителей, то восславляя проигравших, и продолжаем рыться в недалеком и далеком прошлом, стараясь разглядеть будущего. Будущего, которого там найти невозможно. Из-за этого незнания цели своего пути мы выбираем своим идеалом, вершиной мечтаний новенький айфон. И в мире с таким идеалом, с регулярно восстанавливаемыми во все более безумных формах и гибридных вариантах идеологиями прошлого, нам уже никто не может подсказать, что и в каких соотношениях должно быть важным для нас в жизни — семья, патриотизм, карьера, саморазвитие? «Мы вырастаем окруженные библиотеками, университетами, учителями, показывающими нам открытия и мудрость тысячелетий, — и нам это не интересно», как писал Хоган. Теперь мы живем в мире, где уже не только взрослые люди, но и дети не мечтают о звездах. А когда вырастут хотят стать даже не столь популярными в мире развитого постиндустриального капитализма юристами, экономистами или программистами, а видеоблогерами. И в этом мире лайков, просмотров и мемов искать спасения в искусстве становится все труднее и труднее. Мейнстрим, скажите вы? Я отвечу коммерция. Может, андеграунд, на который я стараюсь уповать? К сожалению, либо вырождение в продажную массовость, либо в безумие ради безумия, понять которое иногда не под силу даже самым элитарным элитам, ведь это далеко не то безумие, что было в диковском «Убике». И добавьте к этой картине мира орды новых и старых верований, среди которых с каждым годом все множатся воины-смертники с новыми способами массовых убийств во славу древних и лишь появляющихся божеств, среди которых, я не удивлюсь, скоро появится и Сингулярное Божество, — получите Полдень, 21 век. Запутавшийся мир со старыми и новыми проблемами, которые мы должны захотеть решить, иначе за нас этот Гордиев узел разрубит темное прошлое. Прошлое, которое не даст нам светлого и счастливого завтра.

Таким образом, «Он снова здесь» Тимура Вермеша обязательно советую прочесть уже из-за одних диалогов и ситуаций, с одной стороны интересных, с другой крайне сатиричных и смешных. Да и прочесть книжку о проблемах отнюдь не только немцев, а в целом сегодняшнего дня всегда будет полезно.

Новый прочитанный мною рассказ Грега Игана, «The Extra» («Статист»), на этот раз не входит в сборник «Аксиоматик», но своим основным фантастическим элементом — существованием клонов без коры головного мозга — напоминает другой рассказ автора, «Сближение». Опять же, так как и там, и там описана, видимо, одна и та же биотехнология, с идентичным наименованием и там, и там, действия рассказов происходят в одной вселенной. Разве что «Статист» скорее уж приквел для «Сближения», так как здесь еще не появилась техника перемещения сознания в электронный носитель. Произведение напоминает и «Голову профессора Доуэля» Беляева, и «Сброшенную кожу» Сойера, и по уровню технологии перенесения разума стоит где-то посередине между ними. В работе Грега Игана миллиардер средних лет с эпатажными выходками и отсутствием какой-либо нравственности и морали решается из-за некоторых событий первым в мире пройти операцию по пересадке некоторых элементов своего мозга (содержащих его личность) в голову своего более молодого Статиста. Безусловно, подобный поступок станет не просто очередной сенсацией на одну неделю, но и впишет его имя в историю. Только в каком же теле в итоге очнется миллиардер Дэниел Грей?

Давно обратил внимание на роман Мишеля Фейбера «Книга странных новых вещей», встретив его в одном списке рекомендуемой зарубежной фантастики вместе с «Пятнадцатью жизнями Гарри Огаста» Уэбб. Роман Кэтрин уже прочитан, теперь дошла очередь и до данной книги.

Начав поиски «Книги странных новых...» был довольно удивлен, что у нее есть перевод на русский, при том же издательский. Ну и само издание соответственно. Все-таки роман своеобразный и по сей день малоизвестный. Видимо, основную роль сыграла личность и остальное творчество данного писателя, известное поболее этого произведения. Но с этим самым творчеством я и не был знаком и вообще вряд ли бы узнал про книгу. Но спасибо списку рекомендаций (не фантлабовскому), ибо прочитанным оказался доволен.

Перед нами история миссионера с Земли, Питера, который волею Бога или благодаря своим собственным качествам, пройдя через сложный отбор возглавил христианскую миссию на Оазис — странную, но богатую жизнью и ресурсами планету за многие тысячи световых лет от Солнца. И миссия его состоит не в приближении колонистов к слову Божьему и лику Христа, а просвещению местной разумной формы жизни, такой же странной, как и их родной мир. Более того, своего личного пастора и наставника христианской веры возжелали сами оазианцы. С этого и начинается повествование о месяцах Питера, проведенных им на иной планете, и о жизни колонистов, которые провели там в разы больше, и о Земле, мирные и сытные дни которой приходят к концу, и о жене пастора, Би, оставшейся в умирающем голубом мире.

История эта, в меру наполненная и действиями с событиями, и размышлениями о самых разных вещах — любви, вере и неверии, Боге, религии, долге — мне приглянулась. Да, в романе Фейбера нет никаких новых фантастических идей (человек-миссионер для инопланетян — Шекли и Лем об этом уже писали), он не тянет на звание шедевра, в нем чувствуется незавершенность в определенных вопросах (кое-что действительно осталось без ответа — где-то явно желание автора, а где-то заметна недоделанность), но мне «Книга странных новых вещей» понравилась. Ее было приятно и интересно читать и кое над чем подумать — что еще требуется от хорошей книги?

Не знаю к счастью, или к сожалению, но четвертая часть цикла о Бесконечной Земле Бакстера и Пратчетта «Бесконечная Утопия» оказалась слабее предыдущей книги, хотя и выше уровнем, чем два первых романа.

Итак, «Утопия...» взяла на себя те же ошибки и минусы, что и «Бесконечная война». Самый главный и основный из них, конечно, это чересчур большое количество сюжетных линий, которые, в отличие от прекрасного в этом отношении «Марса...» не то, что не пересекаются (в конце книги все так или иначе сводится к одному ходу повествования), а просто мало и не интересно рассказывают сами по себе. Да и значимость некоторых из них для структуры самого романа лично для меня находилась под вопросом. Короче говоря, Бакстер снова хотел в одной книге рассказать о многом и разном сразу. На выходе же получилось как-то ни о чем и не связно. Даже название этой четвертой по хронологии и печати книги вышло не совсем обоснованным так же, как и у «Войны...». Хотя теряюсь дать нечто альтернативное, какой-нибудь другой вариант. В конце концов, и у этого заглавия в финале какой-никакой смысл, да появляется.

Мир спустя пару десятков лет от событий третьего романа описан не совсем в подробностях: не так красочно, как в «Марсе...». Опять же, сказалось прыгающее туда-сюда беглое повествование, которое все же кое о чем дает нам узнать. Например, Базовая Земля понемногу оправляется от извержения супервулкана и льдов, покрываясь сетью космических лифтов. Австралийские аборигены осваивают различные миры Бесконечного Марса. На просторах Бесконечной Земли все продолжают рождаться Следующие — новая человеческая раса из «Бесконечного Марса», часть которой контролируется правительствами Земли, а другая, свободная, разгадывает секреты мироздания и ищет пути своего развития и варианты отношений с материнской, людской расой. Различные копии Земли все также продолжают заявлять о своем суверенитете. Тем временем Лобсанг начинает вести мирскую спокойную жизнь с Сестрой Агнес и приемным ребенком Беном; Джошуа Валиенте находит отца и ответы на тайны своего рода; открыт новый и крайне странный Джокер-мир, который может представлять невероятную опасность для всех человеческих рас Бесконечной Земли.

А так же, наконец-то, мы увидим первый контакт людей и другой инопланетной цивилизации, дополнительно узнаем о причинах Дня Перехода, возможностях и идеях Следующих и... Да, в принципе, из нового и интересного это все.

В итоге имеем неплохое продолжение пенталогии, которое не смогло обогнать по большинству параметров «Бесконечный Марс». Получился некий роман-переход к заключительной части цикла, которая обещает быть захватывающей и интересной в отличие от этого беглого обозрения событий с многочисленными недоговорками и просто скучными ненужными моментами. Опять же, уповая на грядущую книгу и не забывая об успехе предыдущей, советую прочитать это произведение хотя бы ради того, чтобы знать о произошедшем между «Марсом...» и «Космосом...». Ну и о первом контакте людей и нелюдей, естественно.

Сравнивая три прочитанные книги о Бесконечной Земле Пратчетта и Бакстера, «Бесконечный Марс» — лучшая на данный момент часть грядущей пенталогии.

Конечно, определенные минусы и негативные нюансы, заметные еще с прошлых романов, виднеются и здесь. Никуда не делись, например, внезапные свертывания некоторых сюжетных линий или вообще их внезапное забывание. Это особенно выделялось в разрозненном повествовании «Бесконечной войны», где много чего было понапихано в одну солянку с логичным неудачным результатом на выходе. Но такого в «Марсе...» мало (на ум приходит лишь отстранение от сюжета Первого Лица, которое, в принципе, я поддерживаю — слишком научно и не сделаешь из этой биомассивного идейного хода ничего интригующего), зато есть оживление линии Уилсона Линслея (наконец создатель машин для перехода появляется как реальный персонаж на страницах произведения цикла) и развитие истории с внутренним миром Лобсанга и его переменами, наметившимися в «Войне...». Из минусов, конечно, можно еще где-то указать оставшиеся недосказанности и затянутость повествования моментами, но это уже мелочи по сравнению с общей положительной тенденцией для саги. А вот указать то, что по тексту постепенно становится заметно все большое отстранение Пратчетта и наступление всего бакстерского — важно. Уж не знаю, с какой на это смотреть стороны, но...

А в остальном «Марс...» — отличная книжка. Хорошо показаны пейзажи, будни и события мира Базовой Земли после Йеллоустоунский катастрофы, распад государственности северных стран, расширение южных держав (Китая в особенности), постепенное исчерпание ресурсов и гибель цивилизации из-за изменения климата. Переходы от одной из трех сюжетных линий к другой, смена действий от активных на философствования, а потом переход к описанию миров — все это выполнено очень даже на уровне, опять же сравнивая с другими романами цикла. Правда, двухсот миллионные Земли с их фауной уже не такие интересные, собственно, как и большая часть Долгого Марса — я так понимаю, что и не зря это сделано; во-первых, и фантазия на новую биосферу исчерпалась у авторов, а во-вторых к космосу, как видно, цикл собирается переходить. И еще — в книге присутствуют две отсылки к таким романам, как «Странный Джон» Стэплдона и «Мошка в зенице...» авторства Нивена с Пурнеллом. В первом случае — это вся линия со сверхчеловеками. Иная логика, мощный интеллект, другой уровень морали, точнее, ее отсутствие — все по классике, все по Олафу Стэплдону. Во втором же — более подробное описание истории и исторических циклов биглей, уже появлявшихся в «Войне...», почти что точное описание природы Мошкитов из одноименного цикла дуэта Нивена и Пурнелла.

По ходу повествования можно будет узнать о взглядах на свое бытие Лобсанга через призму буддизма и Тибетской Книги Мертвых, о российской марсианской миссии и о возможной причине инициации Дня Перехода.

По прошествии некоторого времени, решил повысить оценку романа «Мы» Замятина до восьми справедливых балла.

При первом прочтении данное произведение как выдающаяся антиутопия меня не очень-то и впечатлило. Сюжетная линия не самая сложная, а антиутопичность, как лично мне показалось, у Е. Замятина получилось передать не так уж и отчетливо; ну, не вышло сделать общество Единого Государства под конец по-настоящему отталкивающим и пугающим. Даже одна из немногих свобод этих людей, нарушающая мораль и обоюдную свободу на любовь, те самые розовые билеты иль книжки, меня напугали не самым должным образом. В основном заметна лишь параллель с Советским государством — ограничение свободы, стирание и мифологизация прошлого, диктатура одного человека, строго структуированное общество социализма, ограничение свободы мысли и творчества (самый одобряемый поступок в государстве — удаление из мозга цента, отвечающего за эмоции и творческую деятельность), общая научно-техническая направленность общества, попытка распространить свою идеологию даже за пределы Солнечной системы (ну, были и такие ведь далеко идущие идеи у Советов... Вообще, линия создания этого корабля мне понравилась в «Мы» больше всего).

Но, подождите, вроде бы есть все, из чего можно сделать отличную антиутопию... Так почему оценка низковата? Да не получилось, как я уже сказал, у Замятина отойти от точного следования по грехам Советов отойти к более тонкому образу пугающего и устрашающего государства, где-то человек с радостью бы променял свою жизнь ради единственной капли свободы выбора, пусть и в виде самоубийства. Отойти на положенное расстояние, добавить линию с тотальной слежкой и скрытым контролем и надконтролем, создать диктатуру, которую априори не возможно свергнуть и победить, где ежедневное переписывание истории — норма, получилось у Оруэлла в его «1984». Конечно, и там аналогия с СССР, а заметить сходство с «Мы» можно вполне легко, даже сравнивая основные сюжетные линии обоих романов, но именно у западного коллеги Замятина получилось сделать, если можно так сказать, ту самую страшилку, коей и должна быть добротная антиутопия.

Вообщем, как родоначальнику жанра, за смелость волеизъявления, за написание того шаблона, которым воспользовался Оруэлл, роману — положенные восемь баллов.

По-моему, уже все, что только можно о посредственности этого романа, — извините, забылся, — «романа» М. Юрьева «Третья империя» уже сказали. Порадовало, что вспомнили Дугина и его «третий путь» (хотя из истории третьим путем вроде бы был фашизм, ну да ладно). Постоянно крича про евразийство все, кроме самого определения данного термина, который существует и является интересной политико-экономической доктриной, но никак не чем-то, что встать в ряд с коммунизмом и либерализмом, Дугин никогда не отвечал на вопрос, а что же такое его, дугинское, «евразийство». Ответ меня очень порадовал — «дескать, ответ очень сложный и длинный, так что дать его не могу». Очень разборчиво и увлекательно объяснил.

А вот книга Юрьева все доходчиво объясняет. Значится, нужно переформировать постсоветское пространство в Российский союз, а потом в Империю, начать войну со Штатами, но запугать тех силовым щитом, который защитит наши родные берега от заокеанского врага и его ядерных боеголовок, разделить весь мир на несколько других империй (самое интересное, что от Антарктиды нашей родной отказались — ну, да ладно). Установить выборную монархию, ввести чикисто-опричников и проч. и проч. (у Соболева в отзыве и в конце книжки все, в принципе, перечислено). Как-то так.

Книженцию я эту от корки до корки не прочел — лишь некоторые места вычитывал, а все остальное старым добрым скорочтением. Ничего литературного я так не упустил, т.к. ничего подобного в книге и нет. Сравнить сие можно не с лозунгами «ура-патриотов» (вообще, этот термин ненавижу и считаю его довольно глупым и оскорбительным, т.к. в русском языке таких личностей можно называть по-другому, а лучше просто все объяснить) или их опусами, а просто с банальным отсутствием адекватности.

И да, напоследок — не поставил что-то ниже «пяти баллов» просто потому, что таких оценок еще не ставил и начать стаивть побаиваюсь. Еще сильнее критиковать сие «произведение» не хотелось — можно забрести в политические дебри и, простите, срач, где у разных сторон есть свои идиоты и недоучки с одними лишь придурковатыми идеями в головах и чувством униженности в сердцах, а так же желанием все переделать «по-большевичьи».

П.С. Справедливости ради — в Империи Юрьева все были равны, если у этих всех было «православие». То бишь, стать можно было с распятием кем угодно. Насчет духовных оргий честно не помню, а вот про три государство образующие народы помнится.

С этим и удаляюсь. Спасибо.

Если вкратце, то «Горы судьбы» хорошая и красивая повесть Карсака, с характерным для него быстрым стилем повествования, для именно такого объема подходящая.

Такое произведение я бы внес в список таких его работ, мне понравившихся, как «Пришельцы из ниоткуда» и «Бегство Земли». При том же во всех трех случаев использован точно такое же искрометное повествование без особых заморочек на диалоги, зато во всем великолепии перед читателем разворачиваются все идеи Фрэнсиса, фантастические зарисовки, которые играют в его творчестве особую роль, и философские нотки, без которых у него тоже не обходится.

А продолжение в виде романа мне жутко не понравилось. Вроде бы, и на некоторое расстояние от спринтовского темпа повествования отошел, и диалогов достаточно, но все как-то мелко, штамповано, ординарно и блекло. Главный герой вообще представлен как-то совсем уж отличным от своей копии в «Горах...».

А повесть эту советую к прочтению — легко и красиво. Самое то.

Мое первое знакомство с Вэнсом, но сказать, что оно было потрясающим — не в силах.

Роман-эпопея «Тшай» представляет собой жизнеописание человека с Земли, попавшего после гибели своей экспедиции к этой планете на нее. Тут ему приходится пройти различные испытания хотя бы для того, чтобы просто выжить, а потом уже занять хоть какое-то положение в мире-симбиозе нескольких инопланетных цивилизаций.

Как раз именно мир, проработанная Вселенная, четыре инопланетные цивилизации и их люди-слуги — самая главная заслуга автора и то, что вытягивает роман за порог «фантастического середнячка». Сама идея планеты Тшай, дирдиры, венки и другие, и человеческие создания, разделенные на «закрепощенных» инопланетянами и их культурой и свободных варваров, забывшие свою Родину — все это меня очень порадовало в книге. Единственный, разве что, минус, по моему мнению, лишь один —

Сюжет же четырех романов-частей, шаблонный главный герой-«робинзон-на все руки мастер», шаблонные его действия и четыре его любви в каждой новой главе эпопеи элементарно надоедают. Слишком много штампов.

Но как приключалово не самого низкого уровня, да еще и с интересным миром — самое то.

Пусть и меньше по объему, но качественней. Так, вкратце, и можно сказать о сборнике «Особое мнение», третьим в омнибусе, читаемом мною.

И сразу же к топу лучших. Здесь это, по мне так, должны оказаться такие рассказы, как «Мастера вызывали?», «Прибыльное дельце» (из-за способности главной героини схоже с упомянутым мною уже с десяток раз «Убиком»), «Репереживание» (в определенной степени, здесь тоже можно разглядеть «Мир, который построил Джо», а кроме этого — добротная фантастика с крепким сюжетом и идеей), «Исследователи» (по мне, чуточку не дотягивают определенным пробелом перед финалом, но, почему бы и нет...), «Если бы не было...» (так же отличное произведение; с героями-землянами, которые устроили весь сыр-бор, согласен полностью, пусть они и превратили всю... Хотя, читайте сами), «Такого вы еще не видели» (не определился точно, как я отношусь к сему опусу, но пусть уж лучше это будет позитив. А что? Недурно ведь, с тоталитарно-религиозным режимом Штатов и небоскребами-городами... Появлялось у Дика уже, но, возможно, вышло-то все отсюда), «Водяной паук» + «Орфей на глиняных ногах» (последнему решил чуть приподнять оценку; оба рассказа описывают сходное будущее, да и тот, и другой — тексты-воспевания и дань уважения к фантастике как таковой, с путешествиями во времени, парадоксами и отсылками к себе любимому), «Дублер президента» (очень ироничной, а по факту, саркастичный рассказ о власти, главе государства и шоу-менам) и «Что за счастье быть Блобелем!» (юмористический, с поднятием довольно колких юридвопросов о пришельцах и... Опять же, лучше прочитайте сами).

Так же понравились, но не настолько, слабоватая «Автофабрика», «По образу и подобию Янси», «Особое мнение» (тут я явно на стороне экранизации, которая обставила рассказ. Пусть и концовка его хороша, но в фильме... Эх), ну и немного «Военная игра».

Как можно узнать и без комментариев к сборнику, «Кукольный домик» — будущая деталь «Стигматов...», а в «Что сказали мертвецы?» можно встретить не только явные элементы «Убика», но, и перед самым финалом, тот самый диковщинский монолог, который создал образ всего грядущего великого романа.

Первый сборник из омнибуса «Вспомнить все» — «Пересадочная станция».

Рассказы здесь собраны самые разнообразные, и, в основном, все замечательные, сильные. Тематики самые разные — тут и чисто диковские смещения реальности, тут и перемещения во времени, психологическо-мистические работы... Но отзыв получится из слишком большим, если выделять всех отличившихся, и сллишком коротким и грустно-спойлерным, если упомянуть только не понравившиеся работы.

Так что самые удачные рассказы тут, по моему мнению, это «Вторая модель», «В мире Йоны», «Горе от шаров», «Человек», уже прочитанная «Команда корректировки» и «Успешный автор» (последний в определенном переделанном состоянии примкнул к роману «Порог между мирами»; рассказ, вошедший же в заглавие сие сборника, «Пересадочная станция», стала одним из элементов «Господа Гнева»). «Человек» из них, наверное, больше напоминает даже творчество Саймака своей человечностью и красотой, и я бы охарактеризовал его как один из лучших рассказов Филипа. Это именно та фантастика, которая становится в глазах скептиков классикой литературы.

При том же, надо отметить, что экранизированные версии «Самозванца», «Команды...» и «Второй модели» мне понравились более их оригиналов, особенно если мы говорим про последнее произведение. С «Командой...» все по-другому... И сам рассказ, вроде, неплох, но и экран-версия не подкачала — хорошая история, сделанная почти на ровном месте, разве что с идеей от ФКД.

Хочется отметить так же понравившихся своими сюжетами, идеями и красками, а иногда и той самой «диканутостью», что делает «Убик» да «Марионеток мироздания» тем, чем они являются, такие произведения, как «Космические браконьеры», «Некоторые формы», «Марсиане идут», «Мир ее мечты», «Проездной билет» и «Городишко», наверное.

Лично мне этот сборник понравился; какой-либо неприязни к каким-то определенным его частям у меня не осталось. Есть слабые работы, есть сильные, а есть те, из которых потом прорастали его романы. На это смотреть и читать интересно.

Начну, как и прошлый рецензент, с благодарности Trend'у за перевод романа «Биос» Уилсона и его текущую работу над «Хронолитами».

Касательно романа. Очень научная, именно научная, фантастика, где есть и описываются борьба за стерильность и против заражение инопланетными вирусами и бактериями; где сверхсветовая связь есть и осуществляется с помощью квантовой запутанности. Это отлично.

Дальше же сразу идеи главная банальность/штамп произведения — Земля под диктатурой, где существуют озверевшие корпорации-правительства с царствующими семьями-учредителями, где жизнь каждого человека-рабочего отмерена до секунды, а чувства его подавляются... При том же, не совсем ясно, как все до этого дошло. Либо я не заметил, либо не говорилось об этом. Видимо, взбесились дальние системные колонии, или... В принципе, это и не важно. Просто, достали как-то уже антиутопии. Но да ладно, так ведь, оказывается, что в мире, где все четко контролируется, кое-что да и не доконтролировали — это что-то происходит прямо в начале романа и сразу вызывает желание сказать «ляп-с». С этого ляпа и штампа и строится весь «Биос», который, надо признать, не смотря на притянутую за уши завязку, общий сюжет не дурен. Описание персонажей, их чувства, эмоции, диалоги и отношение поставлены на должный уровень. Большой плюс, однако. А вот фауна и флора интересной планеты Исис описана слабо — хотелось большего описания живности этого мира. А концовка... Концовка в плане того, что стало с главными героями... Ах, да ладно с ней — вот идея, всплывшая в конце, показалась мне больно знакомой. Ее я точно где-то встречал, и речь идет не о часто встречаемой [/spoiler]мысли о живой коллективно-разумной планете, а о том, что Земля, в этом плане, изгой, выродок, отошедший от общего развития

Итак, представляю отзыв на второе произведение, которое я очень долго ждал и которое меня разочаровало — «Дождь Забвения»/«Столетний дождь», Рейнольдс.

Нет, разочарование — слишком сильно сказано. По сравнению с произведением «Звезда Пандоры» Гамильтона роман меня очень даже порадовал, но вот в чем дело... Те крайне положительные отзывы, которые рисовали роман как лучшую работу писателя, лично для меня не оправдались.

«Дождь...» — нуаровый детектив-НФ, с элементами постапокалипсиса, Предтечей, оставленной ими фиг для чего системы тоннелей-червоточин и кучей других артефактов, а так же будущего человечества, разделенного на несколько (две) фракции. Вроде бы, мало чего удивительного, но, говорю сразу, идея, поставленная в основу романа, крайне увлекательная. И если бы все и в правду строилось вокруг нее, если бы читатель мог получить хоть какие-то ответы или же намек на то, что «решайте сами для себя» и если бы идея эта получила большое развитие — цены бы не было «Дождю...». К сожалению, здесь я этого не нашел.

Повествование, по сравнению со «Звездой», не путанное, легкое, интересное. Есть герои, вполне живые. Есть интриги и тайны, как на Земле-1, так и на Земле-2. Но весь сюжет, по факту, связан лишь с ситуацией вокруг нашей бедной матушки-Земли original, вокруг противостояния двух фракций человечества, одна из которых более люди, другая — более постлюди. Нет, добрая большая часть событий произведения происходит на Земле-2, но все интрижки у нас связаны с гостями извне. Нет, не пришельцами! В этом-то и суть. Тайны, объяснения которых хотелось бы увидеть хотя бы в виде теории, сказанной просто так, ради продолжения разговора между главными персонажами, так и остаются таковыми. Даже развития она не получила!

Тем не менее, роман прочитать стоит. Для творчества Аластера он и впрямь необычен, гораздо менее растянут, чем те же произведения крупной формы из цикла «Пространство Откровения». Красивые идеи, прекрасный фон для событий романа... Фон, от развития и расширения которого автор отказался. И зря. Кстати, нуара как такового я не ощутил. Не получилось погрузиться. Так что, заслуженная «восьмерка» данной работе.

Захотелось написать мне мнение об одном из моих любимых произведений в литературе в принципе — «451 градуса по Фаренгейту» Рэя Брэдбери.

Прошлый мой комментарий был короток, просто словесная, яркая, правда, эмоция. Оно и понятно — приятное чтение сборника «Американская фантастика. Азимов и Брэдбери» вечерами во время отдыха на побережье Черного моря не могло не предоставить удовольствия. Позже, написал даже, в ручную, сочинение, не эссе, все-таки, для учебы, где замечал некоторые моменты произведения, как мне показалось, не сразу бросающиеся. Но тот рукописный вариант был, к сожалению, потерян, из-за чего я и пытаюсь восстановить его по памяти.

Перед нами — мир мрачного будущего. Некое государство (контексту — явно Штаты), перешло на некоторый странный уровень развития, который больше напоминает регресс — некая постцивилизация, по сути, уже не цивилизация в обычном смысле слова, в котором осуществляется полный, тотальный (тоталитарный, господа, если быть точнее) контроль развития и информации, который создан под предлогом «ненужности лишних потоков и нагромождения информации для потребителя». Именно на этом, на том, что «потребителю безусловно нужно», и строится это государства, эти Соединенные Штаты Америки. А как борются с ненужной информацией и что она есть? Разберемся далее.

Для дальнейшего заранее говорю — в романе явно упоминается то, что данный мир существует в режиме «холодной войны», при том же уже переходящей в стадию горячей. И явным противником этих Пост-Штатов является Пост-Союз (да что уж там, явно ведь СССР — «угроза с Востока» — где-то такая фраза встречается). Разумеется, если война «холодная», то это по сути своей и идеологическая война. И то, что стало с этой Америкой, есть развитие американской идеологии в противовес идеологии союзной, коммунистической и т.д.

Это соперничество привело целое государство к превращению в общество абсолютных потребителей, я бы даже сказал, потребителей идеальных. Началось все с развития в сфере информационной техники — на страницах либо большой повести, либо малого романа Брэдбери, видны огромные телевизоры на всю стену, наушники для прослушивания музыки любимых радиостанций и даже какое-то подобие Интернета. Вот он то, как мне и кажется, стал причиной дальнейшей деградации общества тех США — как только появилась возможность переговариваться, общаться, иметь общие увлечения и осуществлять их на огромных расстояниях, сидя или лежа у себя в милой квартире, отпала почти всякая необходимость выходить во внешний мир, разве что кроме работы — работать надо, чтобы покупать все блага общества потребления. Но продолжу — личное живое общение было почти полностью ликвидировано. Далее усилилась реклама. Так как теперь средний американец просиживал большую часть времени в своей хате, можно было его пичкать в свободные секунды всякой всячиной, которую можно продать. И тут возникла надобность подать это быстро, кратко и с дальнейшим возникновением желания у потребителя, во время его онлайн-бесед с родственниками и друзьями, это что-то купить. Началась зависимость человека от жизни в этом мире информационного хаоса и шума, и возникла самая ужасное качество, которое только могло проявиться и появиться — способность воспринимать только такую короткую информацию.

Именно с этого и началась эпоха Священного Крестового Похода на Лишнее — все, что мешает потребителю воспринимать необходимую для него долю информации. Первыми и самыми главными жертвами стали книги, их писатели и читатели, интеллектуалы (первые содержали горы лишней информации, вторые эти горы и создавали, третьи ею пользовались). Поход удался на славу, а его главными инквизиторами стали «пожарники» — люди, книги сжигающие.

Шло время. Элита, начавшая трансформацию общества по пути идеалов их идеологии, сама подверглась ей. Постепенно ее решения погубили всю научную сферу Америки, фактически подписав этим ей смертельный приговор (в книги этого нет, но, думается мне, эта преобразившаяся элита порастеряла своих союзников в Европе да и во всем западном мире, который не целиком вошел в мир гедонистического потребительского рая Америки. Растерявшихся союзников подобрал мир Восточный, Советский, Социалистический. Таким образом, Запад остался лишь в самих Штатах).

И в событиях, наступивших перед исполнением самого смертельного приговора, и живет главный герой «451...». Вместе с ним мы проходим через будни «пожарников», видим быт суперпотребителей и общую депрессию, охватившую весь народ от такого быта, который, все же, большинству кажется наилучшим, видим миллионы зрителей, которые на своих экранах следят за тем, как робот-собака загрызает беглого преступника в прямом эфире, видим пародию на политдебаты, точнее иронию над тем, как их воспринимают эти субъекты суперпотребительского общества, видим еще много чего. Но самое главное, на фоне общего безусловного регресса не просто культуры и цивилизации, но и человеческой личности вместе с разложением морали и человечности, мы видим тех, кого не удовлетворяет такая жизнь, которые ищут выход, их развитие, их жизнь, их путь, их чувства... И именно эти отщепенцы, которые в финале произведения видят окончания той «холодной войны» в виде

Вот, примерно так и было писано. Не стал лишь говорить о предсказаниях, которые можно и невооруженным глазом увидеть в романе автора, который почему-то многие ругают, и о технологиях, и о тенденциях общества. Да, с победой Восточного блока Рэй не угадал, но с победой общества сверхпотребления — вполне... Это-то и страшно.

Что сказать — в отличие от первого романа цикла «Хичи», «За синим горизонтом событий» меня обрадовал.

Произведение действительно сильнее «Врат», с сюжетом, который находится в постоянном действии, с гораздо большим числом героев, где не идет зацикливание на ком-то одном. Более того, от главы к главе нарастает напряжение от чтения, ведь проблем у человечества становится все больше и больше; от проблемы мирового голода к вопросам космологических масштабов. Концовка и теории о недостающей массе, чертовых числах, происхождении Вселенной, цикле сжатия-раздувания меня лично обрадовали, а идея обнуления массы для сверхсветового ускорения позволяет узнать, откуда идут корни вселенной «Масс Эффект».

Читать цикл хочется и дальше, до конца, но «Хичи» все же эпопея-середнячок из середины-конца двадцатого века, но середнячок золотой. Именно по-этому его и следует читать. Оценку восемь второй его части теперь ставлю абсолютно заслуженно.

Кроме «Интересных соседей», надо заметить сходство рассказа Суэнвика «Святящиеся двери» с романом Саймака «Дети наших детей» и рассказом Бестера «Выбор».

Особенно с «Детьми», ведь и здесь есть общие детали — не очень ясные угрозы, от которых через хронопорталы из будущего бегут сначала ученые и другая интеллектуальная элита, а потом и тысячи обычных жителей. Только здесь такая угроза не оказывается какими-то там пришельцами... Все в итоге оказывается чуть поинтересней, а сюжет становится даже несколько детективным.

Да и концовка неплоха, но ее мало — надо бы было сделать из такого неплохого рассказика роман.

Наконец-то прочитал у Стэплдона хоть что-то кроме «Создатель Звезд» и «Первые и Последние люди». И рад, что этим «чем-то» стал «Странный Джон».

Итак, роман Олафа показывает нам, как объединившиеся Гомо Супериус, как их прозвал рассказчик, пытаются стать чем-то вдали от мира обычных людей и выжить там. Но, в отличии от «Слан»'а Ван Вогта, здесь перед читателем предстает описание сложного, но понятного внутреннего мира этих иных людей. Более того, детально описана история одного из, персонажа, которого и зовут «Странный Джон». Попытки понять окружающий мир, осознание его неидеальности и убогости человеческой цивилизации и даже вида, любовь, ненависть к нему...

Получилось очень правдоподобно и вместе с тем пугающе. Слишком нечеловечно и не по-человечески, ведь опасно, когда одни люди, пусть они и взаправду лучше нас и уже мало схожи с нами, считают себя выше нас, называют «недочеловеками», используют нас, играют, как куклами, пусть и любят — но как домашних верных животных. По-этому слановско-ванвогтовские новолюди мне симпатизируют более, чем стэплдоновские.

Так же книга наполнена удивительными различными способностями сверхлюдей, от псионического изучения прошлого и будущего и общения с ним до бессмертия, чем-то, что может сказать, почему история человечества в «Первых и Последних людях» такая цикличная и размышления о религии, философии, человеке и Боге, пусть и не всегда радостные...

Не смогу назвать удачным «Феодал» Громова.

Да, роман с интересной идеей, пусть и не столь оригинальной, ведь, провести параллели с тем же «Град Обреченный» за Эксперимент, «Пикник на обочине» из-за аномалий и гаек для их обнаружения, «Хозяин дорог» за суть мира и, в определенном смысле, с «Опрокинутый мир» за бесконечность Плоскости.

Сам мир Плоскости неплохой — бесконечная земля, куда попадают люди (или копируются) с нашей Земли вот уже несколько веков, без всякого шанса на обратное возвращение, зато с возможностью погибнуть тут сразу по прибытии. В мире этой огромной плоской пустыни с немногочисленными оазисами, как показывает нам автор, может действовать лишь система феодальная, иногда гуманная, иногда не очень, хотя то, что она несвободная и несправедливая — это точно. Но покинуть ее можно всегда — просто смыться за пределы оазиса в Плоскость, поджидая верной смерти.

Несколько главных героев, феодал, его ученик, девчонка и старикан в разные моменты книги то бродят по Плоскости и оазисам (половина романа), то обсуждают, в перерывах, философские ее концепции и тайны, личность тайного Экспериментатора, то... Все. Ну да, еще они встретятся с Королевством и Теократической хренью, но это уже второстепенное. Самое главное, что никакого развитие сюжета и разгадок основных вопросов романа «Феодал» в романе же ждать не стоит. Более того, даже концовка — то невпопад. И опять же, из нее что-то стоящее не узнать.

Роман страннику по бриллиантам русской фантастики можно и обойти.

Еще один роман классика, «Пришельцы» Саймака. Не то, чтобы роман можно было отнести к не самым удачным его работам, но, как и «Могильник», данное произведение не дотягивает до среднего уровня автора (а средний уровень Клиффорда — эталон).

Действие разворачивается целиком на Земле, точнее — в Соединенных Штатах, куда и только туда опускаются космические пришельцы в виде каких-то черных цилиндров... При том же, опускаются они в лесах и заповедниках, где и начинают свою таинственную и странную деятельность, непохожую на телевизионные и все остальные-прочие версии о космических вторженцах-колонизаторах.

Во многом необычность романа можно объяснить тем, что Саймак, вполне возможно, делал пародию на все эти вторжения со звезд (даже момент с тем, «а почему они спускаются только в США?» в «Пришельцах» встречается, что как бы намекает). Надо сказать, что вышло вполне себе — инопланетяне очень необычные, как и их цели. Немного схожи они с амебами из романа Дика «Мир, который построил Джонс».

Роману Саймака «Могильник» не достает некоторой глобальности сюжета и смыслов в саймаковском же плане, но, тем не менее, его можно поставить в один ряд с остальными работами мастера, ведь все они — лучшие.

Основной смысл в написании книги, насколько мне это думается и представляется логичным, состоит в обозрении читателем мертвой Земли — бывшей прародины Человечества, когда-то плодороднейшей и самой населенной из всех его миров, а теперь... Теперь эта планета, наша планета, годится лишь для того, чтобы приютить в своей земле прах ее потомков. Теперь Терра — огромное кладбище, где, тем не менее, творятся вещи крайне странные. Именно в эту гущу событий и попадает главный герой, который прибыл сюда не с целью пышных похорон, а ради создания эпопеи из всех видов искусств об этом самом месте.

Тут будет и пару верменных скачков туда-сюда, и два танкообразных робота Ивана и Джона периода ядерной войны, и погубившей Землю (по именам вполне понятно, кто, как и почему), и разгадка тайн произведения... Кстати, суть Ивана и Джона как слияния нескольких человеческих разумов встречается в другом романе Саймака — «Планета Шекспира».

Для подробного ознакомления с творчеством автора, да и просто для чтения почитателей жанра — musy read.

Странная книга, с оценкой которой я никак не мог определиться. Думаю, стоит остановиться уже именно на этой цифре — семь. Вполне достаточно для «Вера» Джона Лава.

Собственно, о самом романе. Ниже уже звучала мысль, что если бы переработать (скажем прямо — выбросить) половину романа, то вышла бы вполне себе достойная повесть с оценкой в 8-9 баллов. Не слишком затянутая, умеренная и интригующая. Но это прекрасное «если», а перед нами действительность. Да, сильный дебют для начинающего автора в возрасте в жанре космооперы с философскими моментами, но уж точно «Вера» не новая классика данного поджанра. Событие — да, не спорю. Сильное событие — да, не спорю. Новый столп и идеал Научной Фантастики — нет.

Взяв шаблончик из «Моби Дика» с кораблем-охотником, бегущим за китом-убийцей (в данном случае, тоже кораблем, хотя, нет, биомехом, хотя нет... Тут запутанно) из-за ужасной потери капитана (тут уже не нога — любовница! И тоже капитан!), перед нами предстает мир, созданный Лавом — вселенная человеческого Содружества с парой ксенорас и непонятным объектом по прозвищу «Вера», которая, в основе своей, уничтожает пару-тройку кораблей раз в пару десятилетий, но иногда что-нибудь посерьезней. Содружество, понимая, что когда-нибудь столкнется с сильном врагом (как оказалось, с охамевшей и обнаглевшей «Верой»), создает девять мощных, напичканных самым современным оружием, космолетов «Аутсайдеров», с экипажем... Из маньяков, педофилов, коим является капитан-охотник и главный герой в одном лице, идиоты, сумасшедшие и прочие отбросы общества, место которым — психлечебница. Нет, конечно, ясно, что Содружество тем самым создало абсолютно неконтролируемое, в том числе и для себя, оружие, шаги которого для возможного врага будет просчитать невозможно, но подобное решение все равно странно для правительства государства, которое ответственно за жизни триллионов своих граждан в тридцати солнечных системах.

Собственно, это завязка произведения. За этим — около шестисот электронных страниц стандартного шрифта, половина которых описание печальной жизни и историй экипажа корабля, их погони за чудовищем, боевых столкновений... А тайна «Веры», по ходу пробегания моими глазами этой тягомотины все уходит и уходит вдаль, окружая эту непонятную сущность апофеозом бреда и сумасшествия. Ее абсолютно непонятные решения, в частности копирования членов экипажа команды «Аутсайдера» у себя на борту и их убийство «Верой» же выглядят странно. И это мягко сказано, ведь, когда мы наконец приходим к финалу сия романа, выясняется вся правда о книге Шрарха, который непонятно как смог ее написать, ведь он, вроде бы, космический корабль не пилотировал; мы узнаем и тайну «Веры», и то, что Вселенная живая и то ли разумна, ли нет, что Вселенных дофига и теория множественных Реальностей видна... Но абсолютно непонятно, почему враг не был уничтожен, хотя космолет людей и его экипаж на это был способен; почему «железа Вселенной», знающая все и вся во всех циклах бытия, не смогла победить «Аутсайдер» (или смогла?); так вымрет Человечество, деградирует ли, как шархаиане, иль нет?

Так что битвы есть, философские вопросы есть, но точных или хотя бы более-менее к месту ответов, не ставящих после себя новых вопросов, к сожалению нет.

Вот «Вера» — дебют Лава. Если хотите почитать настоящий середнячок жанра в более-менее современной обертке — вам путь к этой книге.

Я соглашусь с прошлым высказыванием — роман «Аватара» Андерсона берет не сюжетом, но фоном, а особенно идеей Цилиндра Типлера, которую так редко (а напрасно) используют фантасты.

Минусами романа, на мой взгляд, являются слишком многочисленные излишки текста, описывающие земные и колониальные будни. Ну слишком этого много, а космоса — маловато.

С описаниями работы «Т-машин», как называл их Пол, все отлично. И раса, которая их придумала, такая же — неординарная для НФ. Не хочется особенно выдавать сюжета книги, так что, прочтете и сами поймете. Может, и странно таким вот дельцем сверцивилизации заниматься, но зато такого не встретишь в других похожих НФ-произведений, хотя, надо все-таки упомянуть, что трилогия «Космического дальнобойщика» понравилась мне больше. Там и Цилиндры есть, но такой идеи — уж точно нет.

Для тех, кто интересуется необычной НФ с редко используемыми идеями, «Аватара» — самое то.

Нет, ну, можно было поставить и восемь баллов, но и на один меньше — тоже вполне неплохо для «Ковчега спасения».

Кинга на самом деле очень неплохая, ничем не хуже и не лучше «Пространства...», но вот же в чем дело — и здесь ужасная затянутость, ну абсолютно ненужная. На страниц пятьдесят можно и даже нужно было сделать меньше, но Рейнольдьс графоман, так что я уже привыкший.

Зато, как и всегда, романы «Пространства Откровения» дают нам множество новых идей, которыми богаты произведения Аластера.

И, опять же... Поставить можно было и снова балл повыше, но не очень мне по душе схема автора — тягомотная середина за вкусняшки-разгадки в конце.

Первое знакомство с Ле Гуин (буду считать именно «Толкователей» первой прочитанной книгой из ее творчество, ведь «Всегда возвращаясь домой» у меня совсем не пошло; надеюсь, пойдет в дальнейшем) и всем «Хайнским циклом». Возможно, из-за того, что данный роман в хронологии отнюдь не первый — ну, что поделать, именно он попался в библиотеке — он меня не так уж сильно впечатлил. Многое в нем, к моему сожалению (я еще надеюсь, что данный цикл — действительно очень живое и подробное описание удивительных миров с интереснейшими цивилизациями), сводилось к антисексуальному тоталитаризму, проблеме запрета гомосексуализма... Возможно, это был своеобразный памфлет Великого Мастера всяким гомофобам и угнетателям, но, сам факт остается таковым — начинать знакомство с циклом о Хайне и Ойкумене лучше всего по хронологии фантлаба и точно не с «Толкователей».

Так о чем же роман? Какие цивилизации, культуры описывает он? На самом деле, весь сюжет ведет нас по пути сравнения двух планет — Земли и Акра (или, как там его правильно называют, не помню), первый из которых уже давно в Ойкумене, второй же лежит только на пути к ней и на всего лишь столетие назад поддался влиянию теократов-радикалов с нашей планеты, из-за чего технологическое развитие этого мира резко помчалось вперед... Да вот только та часть население, получившая эти знания (явная аналогия и с индустриальным Западом, и с СССР, и с фашистской Италией, наверное), использовала их для экспансии на вторую, более древнюю и развитую (очень похожа эта цивилизация Арка/Акра на нечто буддистское и индуисткое; на буддистов своими верованиями, системой устоев, иерархией, а на вторых — некоторой сексуальной распущенностью... Не будем забывать, что именно из Индии вышла «Камасутра». Даже более этого, и аналогия с Западом, и с Востоком нашей Земли, в романе подтверждается сторонами света). Разумеется, западная часть расы планеты быстро поработила вторую, ввела запреты на сексуальные извращения, запретила тамошние верования, язык, а так же уничтожила их историю, в том числе как и часть своей, создав полностью тоталитарное государство, похожее и на все наши тоталитарии 20 века, и на демократический Запад своими «потребителями-производителями». Вот, что вышло из первого контакта с инопланетной расой того мира у людей, которые и сами пали в теократическую, да-да, тоталитарность неких юнистов, в итоге, правда, не без помощи Хайна-Ойкумены, сами себя погубивших...

Так что весь роман, все произведение сводится к двум параллелям двух миров, который, как хотела, думается мне, показать Гуин, и прошлое Земли, и ее возможное будущее (напомню, что у Хайнлайна в его истории будущего США, по крайней мере, так же пали в теократический застой), к тому, что историю забывать нельзя; нельзя так же и отрекаться от странностей прошлого и грядущих странностей будущего, где и те и другие в «Толкователях» представлены в виде гомосексуализма и новых технологий.

Вот так вот... Соответственно, пусть оценка на семи баллах и остается.

Прочитал вчера. Для меня — первый роман Игана. До этого были лишь рассказы и повести.

Хочется отметить, что определенные схожести с о«Спином» Уилсона есть. Ну, во-первых, конечно, само поле, закрывающее от человечества звезды — правда, в «Карантине» оно размером с Солнечную систему и даже больше, а в современном произведении закрывает собою даже Луну. На этом, в принципе, общие признаки у двух романов заканчиваются — ах, да, остается еще кое-что. В произведении Игана всплывает персонаж, не главное действующее лицо, под фамилией Дюпре. Напомню, что в «Спине» Тайлор Дюпре — главный герой, от чьего лица идет повествование.

Нет, я не думаю, что уважаемый автор «Спина» что-то у кого-то «изъял» — просто решил обратить внимание на эти два моментика. В остальном, очень различные произведения, с разными акцентами, смыслами и развязками. Спин-поле в том же «Карантине», надо заметить, в итоге не исчезает, а установили его «размазанные» пришельцы, частью которых, возможно, являются и люди — дело в том, что, оказывается, люди, по сюжету романа, единственные во Вселенной существа, которые могут наделять «неопределенные», «размазанные» частицы-кванты «определенностью», «схлопывать» их — этим мы, одним взглядом, погубили многие возможности нашей Вселенной, даже целые космические империи и расы. Вот и было решено пока заключить нас в непроницаемый Пузырь.

На этом сюжет, правда, не заканчивается, но, в принципе, это основа романа «Каратин» Игана. Надо заметить, что в произведении довольно мало действий. Больше размышлений героя, иногда, как мне кажется, лишних, что отягощает текст. В этом смысле выигрывает «Спин», но идеями, конечно, «Карантин» Игана.

Не понимаю, почему у книгу пока столь низкая оценка. Все-таки, жанровый тип произведения довольно редкий — это ведь не просто попадание в другую Реальность, а попадание во множество Реальностей!

Романом «Бесконечная Земля» остался очень даже доволен. Немного напомнило схожие темы в одном рассказе у Азимова и роман Саймака «Что может быть проще времени?». Это произведение (произведениЯ — если считать весь цикл целиком) пример качественно исполненной фантастики, тщательно разработанной и подстроенной под реальный мир и настоящие ситуации, чьи последствия точно соприкасаются с современной наукой и человеческой сущностью.

Ну, а представьте сами — все человечество (точнее, большая его часть) получает возможность перемещаться в другие Реальности, хотя, в контексте романа и цикла будет лучше назвать их «мирами» или «другими Землями». В самом начале первой части трилогии довольно знатный ученый нам и рассказывает про квантовую вариативность и Мультивселенную, но феномен Долгой Земли несколько необычен — все миры, что нам попадаются, те «Земли», и на «Востоке», и на Западе — все они девственные подобия нашей планеты, только без своих людей и цивилизации. Разве что на некоторых мирах на «Западе» обитают эльфо- и тролле-подобные твари — эволюционировавшие гоминиды, видимо, с нашей, Базовой Земли. Так же есть вымершая цивилизация гуманоидных рептилий, ну, и кое-что еще... Об этом позже.

Итак, большая часть людей приобретает способность странствовать по другим Землям. За десять лет процесса миграции экономика начинает трещать по швам — и из-за отсутствия налогоплательщиков/рабочих, и из-за наводнения Базовой Земли дешевым сырьем с ее сестер-близнецов; государства так же начинают разрушаться, в принципе по этим же причинам. Никакие запреты просто не смогут помочь — таковых не может существовать в природе. И все медленно подходит к тому, что наша раса окончательно покинет свою Родину и, вполне возможно, несколько уйдет назад в плане науки, техники и всего такого прочего — на это нам уже указывают в тексте.

В общем и целом, роман «Бесконечная (не понимаю, почему «бесконечная», если даже в переводе под обложкой говорят «долгая»...) Земля» оправдал мои ожидания. Это и неплохое знакомство с Пратчеттом, которого мне хотелось бы узнать по еще нескольким произведением; это и вполне сильное произведение с уже указанной тематикой; это и неплохие задатки для образования цикла и последующих продолжений, которые, как я надеюсь, будут переводиться и дальше, и остановятся на красивом числе «четыре» — день назад было только «три»...

Может быть, несколько разочаровал конец с миром-амебой (хотя, этого и следовало ожидать из начала «Бесконечной Земли» — сюжетная линия с этой амебой не была раскрыта до самого финала). Остальное же в финале интригует: на настоящих Путников начинается охота, государства будут бороться с миграцией и общинами других Земель, а город взорван атомной бомбой не пойми кем... Вообщем, если хотите познакомиться с Бакстером/Пратчеттом и провести время за качественной современной фантастикой — произведение и цикл, вполне возможно, для вас.

Ледниковый период уже рядом. Льды идут и с юга, и с севера. Жить становится все труднее, особенно широко распространившимся по Африке и югу Евразии иилиане — двуногим рептилиям, уже десятки миллионов лет фактически управляющим мирам. Способные жить лишь в теплых условиях, имея лишь знания во всех нетехнических науках, не зная, как добывать огонь — такая раса обречена на мучительную и долгую смерть: один город гибнет за другим.

Плюс, сгоревший новый город иилиане в трудно колонизируемой Америке Северной. Нет,

Но кроме продолжения войны между тану и иилиане, читатель может многое узнать о новой расе цикла — парамутанах, о