О том, что Нил Гейман начинал как журналист, знают, конечно, многие. Не так давно у русскоязычных читателей появилась возможность убедиться: начинал он как хороший журналист. Даже жаль, что художка затянула такого перспективного публициста... Шучу, конечно. Хотя и не совсем шучу.
Дуглас Адамс (1952-2001), «британский Курт Воннегут», один из популярнейших английских сатириков второй половины XX века, — типичный «автор одной книги» (правда, в пяти частях). Несмотря на все скетчи, пьесы, сценарии и романы, мир знает его как создателя цикла «Автостопом по галактике», и точка. Постоянно переиздается этот пятитомник и в России. Между тем, про самого писателя у нас известно до обидного мало. Для серьезных исследователей Дуглас Адамс остается в «слепом пятне»: с одной стороны — вроде бы уже классик, с другой — писатель-фантаст, и как о нем говорить — пойди разберись. Книга Нила Геймана «Не паникуй!», посвященная судьбе «Автостопа...» и его автора отчасти поможет нашим читателям восполнить этот дефицит информации.
Почему важна эта книга? Во-первых, Нил Гейман и сам не последняя фигура среди обитателей англо-американского литературного Олимпа. Мы знаем его как прозаика, поэта, киносценариста, автора сюжетов для комиксов и графических романов... Интересно посмотреть на его опыты в области нон-фикшн, эксперименты в документально-биографическом жанре — в этой роли он перед отечественными читателями пока не выступал. Надо заметить, как журналист Гейман оказался на высоте. Кажется, ни один из тех, кто имел отношение к «Автостопу...» — его инсценировкам, экранизациям, компьютерным играм «по мотивам» — не избежал внимания исследователя. Он сумел взять интервью у продюсеров и сценаристов, дизайнеров и актеров, разработчиков программного кода и музыкантов, и аккуратно разложить этот материал по полочкам в тридцати семи главах книги.
В истории «Автостопа...» достаточно интриг, драматических поворотов, взлетов и падений, чтобы хватило на долгоиграющий ситком. Известно в частности, что эта история началась с одноименной постановки на британском радио, которая вопреки всем прогнозам в одночасье прославила имя Адамса и стала культовым явлением для обитателей туманного Альбиона. Помимо прочего передача стала революционной в техническом плане: впервые для такого шоу была использована многоканальная запись, а на подбор звукового эффекта длительностью несколько минут команда могла убить целый рабочий день — невиданное расточительство для Би-Би-Си начала 1980-х. Сам Адамс вносил бесконечные дополнения и исправления до последней секунды, так что сценарии некоторых эпизодов, как свидетельствует Гейман, ему пришлось дописывать прямо в студии.
Стоит отметить, что на страницах этой книги Дуглас Адамс предстает фигурой неоднозначной, этаким безумным гением, меланхоликом с неровным характером и склонностью к затяжным депрессиям. Помимо феноменального умения затягивать сроки и срывать все мыслимые дедлайны, он умудрился вдрызг разругаться со своим другом и потенциальным соавтором первой книги «Автостопа...» Джоном Ллойдом, когда решил писать роман в одиночку, не нашел общего языка с продюсером британского телесериала, в результате чего телеверсия ограничилась одним сезоном, и торпедировал немало других начинаний, связанных с пенталогией. По его собственному признанию, Адамс не любил перечитывать свои книги и три раза клялся страшной клятвой ни за какие коврижки не браться за очередное продолжение — и трижды нарушал зарок. В общем, редакторам и режиссерам, которым довелось столкнуться с ним по долгу службы, можно поставить по памятнику — получилась бы целая аллея славы.
С другой стороны, только такой человек и мог написать этот цикл — смешной, мудрый, печальный, философский, человечный, циничный, под завязку набитый парадоксами. В своих книгах Адамс доказывает одновременно два диаметрально противоположных тезиса: с одной стороны, вся наша жизнь построена на невозможных совпадениях, фантастических и комичных случайностях. Каковы шансы, что в тот самый день, когда Землю пустят на снос для прокладки межзвездной трассы, рядом окажется ваш старый приятель, решивший наконец совершить коминг-аут и признаться, что на самом деле он инопланетянин, путешествующий по галактике автостопом?.. С другой стороны, все случайности неизбежны, все внезапные выверты мироздания предопределены и связаны железными закономерностями — от Большого Взрыва и до момента окончательного угасания Вселенной. Ведь если бы главный герой романа не успел сбежать с обреченной планеты, ему не пришлось бы отправиться на поиски смысла Жизни, Вселенной и всего остального, и будущее галактики оказалось бы под большим вопросом...
Как удалось автору сохранить при этом целостность истории, не дать ей рассыпаться на куски, развалиться на бессвязные эпизоды? Разгадка кроется одном из ответов Адамса Нилу Гейману: «Когда нужно написать что-нибудь смешное, я теперь обычно делаю так: беру какой-нибудь совершенно нелогичный ход, который кажется мне достаточно забавным. А потом начинаю пахать как проклятый, чтобы создать для него контекст, — причем такой, в котором этот ход или поворот сюжета будет казаться совершенно проходным и случайным. Читатель ни в коем случае не должен заподозрить, что все гигантское сооружение ты наворотил только ради одного этого хода. Это очень трудоемкий метод, но когда он срабатывает... о-о-о!»
Не то чтобы «Не паникуй!» в обязательном порядке нужно проштудировать каждому читателю «Автостопом по галактике», но поклонникам цикла безусловно стоит поставить эту книгу на свою заветную полку. Нил Гейман проясняет многие детали и утончает нюансы — то есть в конечном счете расширяет пределы безумной вселенной, придуманной Дугласом Адамсом. Что само по себе тот еще фокус — учитывая, насколько зыбки и пластичны эти границы.
Те, кто не приехал в этом августе на Петербургскую фантастическую ассамблею, упустили редкую возможность задать вопрос Киму Ньюману, почетному зарубежному гостю нынешнего конвента, человеку и пароходу писателю и кинокритику, автору "Эры Дракулы", "Собаки д'Эрбервиллей" и других весьма своеобразных книжек. Ну что ж, вам не повезло. Остается только посмотреть видеозапись его встречи с читателями, сделанную на Фантассамблее при поддержке Книжной ярмарки ДК им. Крупской.
Мало кто заметил, но с конца августа на новом движке заработал сайт Петербургской книжной ярмарки ДК им. Крупской. Пока в полутестовом режиме, продолжаем вылавливать косяки — однако с рецензиями и статьями, которые на старом сайте не появились. Вот, например, с этой рецензией на роман Феликса Гилмана — первую и, надеюсь, не последнюю книгу интересного автора, переведенную в России.
Плохой, хорошая, злой
Феликс Гилман. Расколотый мир: Роман. / Felix Gilman. The Half-Made World, 2010. Пер. с англ. Александра Зайцева. — М.: РИПОЛ классик, 2016. — 520 с. — (Полумир). 2000 экз. — ISBN 978-5-386-08512-4.
В интервью Феликс Гилман, английский адвокат и писатель, живущий с семьей в Нью-Йорке, как правило отмахивается от вопросов биографического плана. Ребята, что может быть скучнее жизни литератора? Родился, женился, скончался — тоска зеленая... Иное дело книги. Немногочисленные романы Гилмана обычно сравнивают с произведениями «новых странных» — прежде всего Чайны Мьевиля, автора «нью-кробюзонского цикла», и Джеффа Вандермеера с его «Подземным Вениссом». Но это только самые очевидные параллели, лежащие на поверхности. В «Расколотом мире» явно не обошлось без влияния ранних стимпанков, Джеймса Блэйлока и Тима Пауэрса, ценителей причудливых фриков и безумной заводной машинерии. Сыграли свою роль и книги классиков конца XIX-начала XX века, от великого Артура Конан Дойла до полузабытого Уильяма Ходжсона. Но если продолжить поиск аналогий, этот путь неизбежно приведет нас к мэтру, преуспевшему в другом виде искусства — режиссеру Сержио Леоне, итальянскому виртуозу «спагетти-вестерна».
Дух Дикого Запада преследует читателя с первых же страниц «Расколотого мира». Для того, чтобы оказаться на фронтире, на переднем крае освоения новых территорий, героям Гилман не нужно пересекать мировой океан. Достаточно перевалить через горную гряду, и вот они — бескрайние прерии со стадами бизонов, ковбои, салуны, редкие городки первопоселенцев, кровожадные дикари, почтовые дилижансы, золотые прииски и вся остальная знакомая атрибутика. При этом Старый Свет и Новый Свет в романе не просто топонимические метафоры: здесь, за горами, акт творения продолжается по сей день, мир еще не затвердел и не покрылся патиной. Новые земли малолюдны, опасны, богаты причудливыми дарами — и населены стихийными духами, которые далеко не всегда рады незваным гостям. Именно в этот дикий край отправляется доктор Лисвет Альверхайзен (для друзей просто Лив), молодая вдова и подающий надежды психиатр, один из центральных персонажей романа. Ну а в Новом Свете ее уже поджидают два других героя: Лаури, типичный чиновник с бесцветной внешностью и бульдожьей хваткой, и Джон Кридмур, легендарный ганфайтер, профессиональный негодяй, обаятельный и непредсказуемый, трикстер, готовый осыпать собеседника изобретательными комплиментами — или градом пуль.
Вслед за Сержио Леоне автор «Расколотого мира» деконструирует жанр вестерна: вся история фронтира в его интерпретации — непрерывное противоборство двух сил, двух начал, противоположных по вектору, но одинаково внеморальных, бесчеловечных по сути. Одна упорядочивает, другая ввергает в хаос, одна сковывает по рукам и ногам, другая освобождает от любых кандалов... Но ни той, ни другой нет дела до людей как таковых. Великая Война между духами, вселившимися в оружие и теми, что выбрали в качестве вместилища гигантские локомотивы, между Стволами и Линией, длится столетиями. Она то затухает, то вспыхивает с новой силой — но люди неизменно служат в этом противостоянии лишь расходным материалом.
Тут, пожалуй, и начинается самое интересное. И Линия, и Стволы в равной степени расчеловечивают своих слуг, но делают это по-разному. Перенаселенные, тонущие в лязге и копоти города-муравейники Линии — воплощение технократической антиутопии времен индустриализации, ожившая мечта «нумеров» из романа Евгения Замятина «Мы», где личность ничего не стоит, любые проявления индивидуальности строго караются, а души тысячами сгорают в топке Великой Идеи. Стволы, напротив, поощряют крайний индивидуализм, лепят из своих агентов эпических героев-одиночек: великих воинов, неуловимых шпионов, блестящих авантюристов, грабителей, убийц, шулеров, в которых все чересчур, слишком выпукло, слишком напоказ. Стволы наделяют их нечеловеческой силой, выносливостью, ловкостью и меткостью, исцеляют раны, делают невосприимчивыми к ядам. В бою каждый из агентов стоит сотен линейных со всеми их хитрыми технологиями. Это уже не люди, а ходячие символы, живые архетипы, легенды фронтира, величественные и жуткие. Сами Стволы в этой трагедии играют роль Фатума, против которого регулярно восстают герои мифов, чтобы потерпеть неизбежное поражение.
Ну а между двумя противоположными полюсами мечутся обычные люди: доктор Альверхайзен, безумный Генерал, скрывающий секрет, который может раз и навсегда положить конец затянувшейся Войне, десятки эпизодических персонажей «Расколотого мира». И чем дальше, тем сильнее меняются герои, выходят за пределы назначенных им ролей. Как в известном фильме Леоне, автор показывает, что «плохой» Кирдмур не так уж плох, «хорошая» Лив далеко не безупречна, а «злой» Лаури способен на неожиданно великодушные поступки. Что ж, матрица вестерна достаточно пластична, чтобы выдержать и не такие испытания — потому-то жанр и не приедается нам сто лет с гаком.
На Петербургской фантастической ассамблее, которая прошла в середине августа, мы собрали довольно много материалов, которые будем потихоньку обрабатывать и публиковать на разных площадках. Пока — два интервью.
Первое, с Марией Галиной, я начал брать задолго до Ассамблеи, но последние вопросы задал уже в "Райволе". Второе — часть блиц-интервью, которое мы регулярно берем на каждой Ассамблее у наших "почётников". На сей раз на вопросы отвечают Леонид Каганов, Кирилл Еськов и все та же Мария Галина. Итак:
«Все мои романы написаны на украинском субстрате». Писатель Мария Галина о мифологии современного человека (опубликовано на сайте Lenta.ru)
Из интервью:
То, что выплеснулось на поверхность в 1920-х, вызревало и формировалось раньше, и, конечно, первая война с ее гекатомбами, с Соммой и Верденом, с пониманием смерти как глобального явления, визией человека как ничтожной, ничего не значащей пылинки, тут сыграла огромную роль. Для человека, сложившегося в XIX веке, все это казалось чудовищным, немыслимым, невообразимым. Но да, тектонические перевороты на какое-то краткое время впускают в образовавшийся пролом свежий воздух, и неудивительно, что художники — художники в широком смысле — как бы призывают их, камлают на них, притягивают.
Есть фантастический роман Томаса Диша «Концлагерь», где творческих людей запирают за колючей проволокой и дают им наркотик, высвобождающий творческий потенциал, но очень быстро убивающий, — и подопытные на это готовы ради полноты творчества, ради шедевров, которые могут воплотиться. Здесь тот же механизм: катастрофа мобилизует, заставляет работать быстро, выкладываться в полную силу, до конца. И такая темная радость где-то в подсознании сидит — а, все вот-вот накроется медным тазом, поэтому не надо заботиться о перспективах, планировать жизнь, карьеру, можно наконец-то ни о чем таком не думать, а отпустить себя на волю, ура, ура.
Ну и я, если честно, верю в предвидение — особенно чуткие натуры провидели все ужасы ХХ века, как бы чуяли их, этот леденящий сквознячок из будущего. Мы ведь почти не задумываемся о том, что «Война миров» Уэллса вышла в 1899 году: разрушенный Лондон, лучи смерти, треножники, люди, прячущиеся в развалинах, чуждый, нечеловеческий, безжалостный разум…
Кто читает фантастику? (Интервью с Леонидом Кагановым, Кириллом Еськовым и Марией Галиной, опубликовано в газете "Санкт-Петербургские Ведомости")
Из интервью:
Леонид КАГАНОВ: Главное, что можно сделать для сохранения своей репутации — это не вести никаких блогов. Стоит высказаться на актуальную тему, и минимум половина аудитории откалывается по политическим соображениям — не важно, какая часть, но это случается неизбежно. В обществе происходит серьезная поляризация, и обозначив свою позицию любой человек, хоть Виктор Цой, будет объявлен подонком и предателем половиной населения соцсетей — независимо от того, какую сторону он занял. Лучше уж писателю молчать, ни в коем случае ничего не говорить о политике и в идеале вести себя как Пелевин, который прекратил всякое общение с читателем, заработав имидж мистика и человека-загадки. К сожалению, в наше время это почти невозможно: рано или поздно придется с кем-то общаться. Но мне кажется, это и есть тот самый труднодостижимый идеал, к которому стоит стремиться.
Между тем в магазине "РаскольниковЪ" в Апраксином переулке, 11, появился "шекспировский" сборник фантастики "Шексп(и/е)рименты", подготовленный замечательной Оксаной Романовой. Стоит подчеркнуть, что Оксана не только чудесный художник (книга проиллюстрирована ее графикой) и смелый экспериментатор, замахнувшийся "на Вильяма нашего", но и полиглот, профессиональный театровед, кандидат наук, в теме более чем полностью. Под обложкой — новый рассказ Алана Кубатиева, новый текст Николая Караева, пьеса Александра Бачило и много другого вкусного. А главное твердый переплет, шитый блок, приличная бумага — все как мы тут любим. Да, чуть не забыл: рисунок на обложке — Макса Олина.
Где-что-почём — вопрос к хозяйке "Раскольникова" Елене Бойцовой (на "Фантлабе" ula_allen), пишите ей в личку — знаю только, что за пределы СПб книги тоже высылают. Первый завод тиража — 200 экз., так что в других магазинах книга вряд ли появится.
Ну а я с любезного разрешения издателя и составителя вывешиваю свое предисловие к сборнику — практически без спойлеров, если что. Считайте ознакомительным отрывком.
Шекспир в России — больше, чем Шекспир
Друг, ради Господа, не рой
Останков, взятых сей землей;
Нетронувший блажен в веках,
И проклят — тронувший мой прах.
Из эпитафии на могиле Уильяма Шекспира
Пушкин, как известно, наше все.
Ну а Шекспир — «наше все» для тех частей света, где говорят на диалектах английского языка, от гордой столицы Соединенного Королевства до индийского штата Химачал-Прадеш.
И в этом много печали для кропотливого исследователя.
Первоначально предполагалось, что на этом месте будет стоят очерк, посвященный влиянию Уильяма Шекспира на мировую литературу (в первую очередь жанровую) — где, как, почему... И, разумеется, о его влиянии на авторов антологии «Шекспирименты». Увы, этот путь оказался тупиковым по чисто техническим причинам. Даже краткий обзор всех произведений, созданных под влиянием поэта (по крайней мере, фантастических) по объему многократно превзошел бы полное собрание сочинений Великого Барда с комментариями и вариантами. Это все равно, что каталогизировать тексты, в которых содержатся цитаты из Библии: занятие увлекательное, азартное, но совершенно бесплодное. Ахилл никогда не догонит черепаху: даже если список удастся привести в удобочитаемый вид, новые произведения будут появляться каждую минуту, быстрее, чем работает самый искусный наборщик.
Шекспир в англоязычной литературе вездесущ и бесплотен, как мировой эфир для естествоиспытателей восемнадцатого века. Его сюжетные приемы используют не задумываясь, пьесы и сонеты цитируют походя, как нечто само собой разумеющееся. На него ссылаются тысячи авторов, его героев поминают мельком сотни тысяч поэтов, прозаиков, драматургов. Разбираться во всем этом — адский труд, на который не хватит ресурсов ни одного научно-исследовательского института.
Со всей определенностью можно сказать только то, что существует лишь две успешные стратегии целенаправленного создания «околошекспировских» текстов. Автор, «замахнувшийся на Вильяма нашего Шекспира», вынужден или обратиться к образу самого классика — или в меру сил и таланта использовать материал шекспировских сочинений. Только так, третьего не дано.
Однако в обоих случаях остается достаточно простора для фантазии, чем не стесняются пользоваться беллетристы. Фигуру Великого Барда окружает ореол тайны, с его биографией связано множество вопросов, так и оставшихся без убедительного ответа. Был ли Шекспир тайным католиком в тот период истории, когда римских миссионеров в Англии преследовали как шпионов и диверсантов, а их пособников карали по всей строгости англиканского закона как врагов трудового народа? Чем он занимался до того, как широко прославился на сцене? Почему оставил успешную карьеру драматурга? Насколько пьесы, поставленные в театре «Глобус», соответствуют тем текстам, что были собраны и напечатаны через много лет после смерти автора? Откройте magnum opus Питера Акройда «Шекспир», одну из лучших популярных биографий классика, и вы найдете сотни интригующих загадок, каждая из которых заслуживает отдельной повести, а то и романа. Это не говоря уж о бесконечных спекуляциях на тему «писал ли Шекспир шекспировские пьесы».
Фантастам и того проще: они могут запросто перенести Великого Барда в будущее, в эпоху межзвездных перелетов и временных парадоксов, как Клиффорд Саймак в хрестоматийном «Заповеднике гоблинов», или подарить его воспоминания человеку XX века, как Хорхе Луис Борхес в «Памяти Шекспира». Или, скажем, заставить театральную труппу под его руководством разыграть «Сон в летнюю ночь» перед повелителями фейри, Обероном с Титанией, и их чудовищной свитой — как в графическом романе «Песочный человек» по сценарию Нила Геймана (соответствующий эпизод с редкой изобретательностью озаглавлен «Сон в летнюю ночь»).
Но, разумеется, самые увлекательные игры с оттенком постмодернизма современные писатели ведут на поле (или на полях?) шекспировских пьес. Главное тут — найти точку опоры, понять, от чего отталкиваться — и вперед, сминая границы. Американского сатирика Кристофера Мура, например, буквально вывели из себя высокомерие и пафосность профессиональных шекспироведов, превративших живое искусство в засушенный гербарий, и он ответил дилогией «Дурак»/«Венецианский аспид» — злой, неполиткорректной, переполненной шутками ниже пояса и обсценной лексикой, но местами смешной до колик. Основана эта дилогия на сюжетах «Макбета», «Короля Лира», «Венецианского купца», «Отелло» и других сочинений Уильяма Ш., к ироническому прочтению вроде бы не располагающих. Видимо, есть в этих пьесах что-то особенно привлекательное для юмористов: недаром британцы Терри Пратчетт и Джаспер Ффорде не расстаются с их героями ни на минуту. Но это совсем другая история, заслуживающая отдельного подробного разговора.
Существуют и более экзотические варианты прочтения. Например, роман «Полкороля» из подросткового цикла «Море осколков» Джо Аберкромби, звезды номер один жанра «темной фэнтези», от начала до конца написан по мотивам «Гамлета» — только заканчивается куда более оптимистично. При этом автор избегает даже случайных намеков на источник вдохновения, целиком и полностью доверяясь эрудиции и наблюдательности читателей — получилось довольно забавно (чего, увы, не скажешь о следующих романах серии).
Это, разумеется, ничтожно малая часть англо-американской фантастики, созданной под очевидным влиянием Великого Барда. Имя ей легион, извините за банальность.
А вот в России с Шекспиром ситуация сложнее — и интереснее. Тексты классика вошли в наш культурный код сравнительно поздно (в девятнадцатом веке), опосредовано (благодаря армии переводчиков, начиная с Гнедича и Полевого) и не слишком глубоко. Пьесы вроде бы включены в канон, но мы воспринимаем трагедии Лира, Макбета или Принца Датского как свои собственные только в исполнении всенародно любимых актеров — при чтении «с листа» волшебство теряется. Это часть чужой истории, чужого опыта, в отличие от «Маленьких трагедий» или «Горя от ума».
Поэтому автор «Гамлета» и «Ричарда III» часто приходит к нашим читателям не в одиночку, а в сопровождении мощной группы поддержки — что безусловно бросится в глаза и внимательному читателю сборника «Шекспирименты». Под ручку с «красным графом» Алексеем Толстым, в обнимку с укуренным Томом Стоппардом или благодушным Айзеком Азимовым... Впрочем, обойдемся без спойлеров. Суть в том, что чеканная формула Виктора Пелевина «Пушкин пушкински велик» здесь не работает. Одного Шекспира нам мало: он, конечно, великий человек, но зачем же стулья ломать?! Не хватает бэкграунда, ассоциативных связей, вырабатывающихся с детства — приходится достраивать эту конструкцию, используя подручные материалы. Получается эклектично, пестро, но оригинально, остроумно и порой по-настоящему увлекательно.
Шекспир в России — больше, чем Шекспир. Это и Михаил Кузмин, и Самуил Маршак, и Владимир Набоков, и Давид Самойлов, и Борис Пастернак, и Владимир Высоцкий, и Иннокентий Смоктуновский, и Олег Даль... И сотни других: каждый со своим голосом, своим стилем, своей интерпретацией образов. Лицо скрывается под маской — или маска заменяет лицо? Логично предположить, что самый прямой путь к осмыслению творчества Великого Барда, к рефлексии и присвоению опыта его героев в нашей стране лежит именно через постмодернистское обыгрывание. В ироничном ключе или трагическом — это уже детали. Сборник «Шекспирименты» — еще один шаг в этом направлении. Насколько твердый и уверенный — судить вам, дорогие друзья.
На сем позвольте откланяться. Приятного чтения, милостивые дамы и благородные господа, и спасибо за внимание!
облако тэгов
