Известно, что спорить с умным человеком интереснее, чем соглашаться с дураком. Но спорить с Кортасаром я не решаюсь. Не хватит интеллекта и философского багажа. Тем не менее, читать «Выигрыши» было безумно интересно. И перечитывать, не опасаясь, что станет скучно.

«Выигрыши» вышли в 1960. Обстановка ассоциируется скорее со временами полудиктатуры Перона. Кортасар покинул родину именно тогда и ориентировался, конечно, на свой тогдашний опыт. Хотя, когда Перона удалили, жить стало не легче и даже не свободней. Но в данном случае это не важно. Герои «Выигрышей» — аргентинцы середины XX века, но ситуация применима с небольшими модификациями для любой нации и любой эпохи.

Итак, несколько десятков случайно отобранных лиц отправляются в морской круиз. Но теплоход, едва покинув порт, стает на якорь. Но пассажиры получают весь набор круизных развлечений. Но часть судна для них закрыта, а капитан недоступен. Но офицеры уверяют, вежливо и почти аргументировано, что все в порядке. Но есть подозрение, что на судне эпидемия. Но только подозрение. Загадки остаются без разгадок. Завершающая версия — только версия, которую уже не проверить.

Интересна реакция разных людей на эту ситуацию. Тут высказывалось мнение, что их поведение обусловлено социальным положением. Наверное, все-таки не так. Почти все герои неоднозначны, их реакция не остается неизменной и не всегда может быть предсказана. В конечном счете, они разделяются на два лагеря, условно, бунтарей и конформистов. Бунтари возмущены не столько неудобствами и загадками, сколько самим фактом запрета и явным враньем. Но мотивы поведения у всех разные, и среди бунтарей оказываются не всегда те, от кого этого ждешь. Как и среди конформистов. Кто прав — с эмоциональной стороны, в общем, понятно. С рациональной — тоже вроде бы все ясно. Или не все?

В этом романе Пол Андерсон решил построить мир на основе пьес Шекспира, мир, где к тому же индустриальная революция начинается на полтора-два столетия раньше, а в гражданской войне 1642-1646 побеждают роялисты. Мир эклектичный и поэтому малоудачный. Слабее всего обращения к Шекспиру. Мир на основе его сюжетов построить вообще невозможно. Шекспир явно не задумывался над исторической достоверностью своих сюжетов. Для него и Юлий Цезарь, и Гамлет, и Макбет, и Ромео с Джульеттой были почти современниками, Богемия расположена на морском берегу, а Иллирия — где-то рядом с Англией.

Что касается победы роялистов, она была вполне возможна и без вмешательства сказочных персонажей. Автор, как может, демонстрирует неприязнь к пуританам и симпатии к защитникам старой Англии. Мне тоже пуритане малосимпатичны, но вряд ли стоит так уж идеализировать их противников. Все-таки именно они, находясь у власти, сумели довести Англию до полномасштабной революции. Преждевременная победа только вдохновила их на новые глупости.

Индустриальная революция в середине XVII века — самое интересное с точки зрения альтернатив. Паровые машины, механические станки и автоматы известны как минимум со времен эллинизма. Для их внедрения в производство требовалось сочетание трех условий: сравнительно высокой цены рабочей силы в традиционных производствах, наличия свободных капиталов и готовности на государственном уровне поставить интересы бизнеса выше интересов социальной стабильности. В принципе, в пуританской Англии могли сложиться такие условия. Только тогда вряд ли бы дело дошло до гражданской войны. Решили бы вопросы без ущерба для бизнеса.

А в целом книга получилась. Конечно, далеко не «Сломанный меч», но такой задачи и не ставилось. Легкая романтическая сказка о приключениях принца Руперта и его подруги. Девушка получилась хорошо, ее дядя-злодей — еще лучше. Что касается Руперта, он и в реальной истории был очень незаурядной личностью. И когда пришло время делить места у трона, ему достался Гудзонов залив.

В двадцатые годы выходило много книг, внешне подобных «Гиперболоиду». Тепловые лучи смерти, оливиновый пояс, кандидаты в сверхчеловеки, мировая революция, происки империалистов, таинственные двойники, плохие эмигранты, роковые красавицы — все это есть не только у Толстого. Почти все эти книги давно забыты. «Гиперболоид» читают и, вероятно, будут читать всегда. Великолепный язык Толстого, точный, гибкий и очень богатый. Завораживающая манера повествования. Множество ярких деталей, из которых складывается ткань книги. Умение сказать то, что хочет слышать читатель, но сказать так, что это запоминается навсегда. И прежде всего сам Гарин.

Гарин не просто гениальный злодей, каких много в литературе. Он умеет быть обаятельным, бесстрашным, осторожным, наглым, спокойным, ехидным, добродушным, бесчеловечным, оставаясь самим собой. Автор отчасти симпатизирует своему злодею и пытается ему подыграть. Все старые партнеры Гарина на удивление доверчивы и растяписты. Химический король Роллинг, по сути, авантюрист с миллиардами. Поймать его в ловушку не составляет труда. Главный оппонент Шельга появляется всегда в нужный момент в нужном месте и каждый раз проигрывает Гарину. Даже тогда, когда проиграть невозможно. Последний раунд он, правда, выиграл, но эта победа выглядит слишком уж фантастично. Устроить восстание рабочего класса Вашингтона, города, где нет и никогда не было рабочего класса, можно только в порядке издевательства над требованиями идеологов.

Итак, гениальный авантюрист решил стать сверхчеловеком. Мало того, построить царство сверхчеловеков и их рабов. Пока Гарин идет к богатству и власти по тысячам трупов, ему все удается. Но вот в руках и власть, и богатство, и чем теперь занят сверхчеловек? Строит золотой дворец, покупает золотое кресло, принимает несколько почетных званий, мучается над вопросами этикета и обедает с олигархами, наслаждаясь в душе своим превосходством над ними. Надо полагать, олигархи в душе наслаждаются тем же. Вот так и выглядит триумф неглупого кандидата в сверхчеловеки. Глупый кандидат сорвется в самом начале.

А что стало бы с Гариным дальше, если бы не требования идеологии? А дальше, несомненно, опытные олигархи одолели бы выскочку. Им тоже не занимать ни ума, ни энергии, делового опыта и деловых связей у них гораздо больше, а игра теперь идет на их поле. Золотого короля или уберут, или может быть, дадут ему место в своих рядах, но не в первом ряду. Толстой выбрал для Гарина другую судьбу. Необитаемый остров. Самое подходящее место для сверхчеловека.

Сначала о сюжете, раз нет аннотации. Славянская девочка Дара попадает в плен к викингам. Она становится рабыней, потом воином, женой викинга, снова пленницей, рабыней, воином и так далее. И всю жизнь она ищет возможность отомстить человеку, который искалечил ей жизнь и убил родных. Для этого она принимает помощь сил зла, попадает от них в зависимость, пытается порвать с ними. А ее враг, в общем-то, человек тоже по-своему благородный и не более жестокий, чем окружающие. Вроде бы, сюжет для дамского романа. Нет, ничего подобного. Повесть о долгом и мучительном процессе переоценки ценностей без хэппи-энда. Главная мысль проста — ненависть разрушает душу. Но эту простую истину автор сумела донести так, что она воспринимается как откровение.

«Берсерк» — лучшее, что я читал в жанре славяно-скандинавского фэнтези. Собственно, к фэнтези эта книга относится чисто условно. Элементы фэнтези можно при желании списать на душевное состояние героини. Язык чист, но несколько тяжеловат. Атмосфера мрачная, сюжет местами разорван, но захватывает от начала до конца. Главные герои убедительны, неоднозначны, не статичны. Хорошо показан мир викингов, мир без моральных тормозов. Тогда ведь считалось нормой предать друга, убить ударом в спину, напасть на усадьбу доброжелательного соседа. Но сами по себе эти люди вызывают в большинстве своем симпатию. Буквально в ближайшие годы скандинавское общество начнет меняться к лучшему, и при их участии.

Несколько напрягает историческая обстановка. Такое ощущение, что она конструировалась на основе одних только саг с добавлением фантазий в духе Фоменко. На дворе конец X века (семидесятые-девяностые годы), а между тем процветает Карфаген, окончательно разрушенный в VII веке, а в столице ромеев продолжаются гладиаторские бои, запрещенные в IV веке. Будь книга послабее, это бы раздражало. Но вещь очень сильная, и придираться к ней не хочется.

Итак, мир опять постигла катастрофа. Материки вымерли, океаны пересохли. На их бывшем дне ютятся поселения уцелевших представителей человечества. Существовать им, видимо, осталось недолго. География нового мира в меру интересна. Не знаю, как с точки зрения океанолога, а с точки зрения дилетанта интересна.

В конце света виноваты на этот раз не люди, а пришельцы. Правда, самих пришельцев практически не видно, и они никого не интересуют — ни автора, ни читателей, ни, тем более, последних уцелевших людей. Сама катастрофа описана достаточно подробно, но неубедительно. Как может огонь превратиться в какой-то метафламм? Огонь же, как известно, не вещество, а химическая реакция. Она или идет, или не идет. Ладно, примем условия игры и посмотрим, что дальше.

А дальше обычный боевик. Драки, погони, небольшие сражения, интриги, подставы, пленения, простейшие диалоги. Приключений много, и они обычно не повторяются, но все равно остается впечатление растянутости. Подчеркнуто открытый финал усиливает это впечатление. Писать в таком духе можно бесконечно. Может быть, любителям чисто приключенческой литературы все это будет интересно. Я уже просто вырос из приключений в чистом виде.

Достоинства книги — не совсем одноклеточные герои и не совсем обычный антураж. Впрочем, создать принципиально новый антураж в наше время вряд ли возможно. В романах двадцатых-пятидесятых годов подобные приключения в подобных декорациях имели место на Марсе. А иногда создается впечатление, что читаешь сценарий голливудского боевика. Там очень любят такие сюжеты.

Последняя книга Леонида Андреева производит сильное и жуткое впечатление. Но психологически она несколько слабее, чем ранние рассказы. Сатана, решивший походить в шкуре человека, выглядит слишком уж простоватым и беспомощным. Пожалуй, это и не Сатана на самом деле, а так, черт среднего ранга, вроде льюисовского Баламута.

Книга глубоко депрессивна, с налетом мизантропии. Это неудивительно, если вспомнить о душевном состоянии Андреева в последний год его жизни. Демократическая интеллигенция призывала революцию, торопила ее, по мере сил помогала, а когда началось, пришла в ужас. Пришлось признать крушение своих идеалов и либо браться за оружие, либо впасть в черную меланхолию. Андрееву по возрасту и складу характера оставалась только меланхолия. В такой обстановке и родился «Дневник Сатаны».

Самое поразительное в «Дневнике» — не рассуждения о природе человека, а процесс очеловечивания черта, оказавшегося в теле Вандергуда. Процесс оказался исключительно интересным. А вот люди, окружающие Вандергуда, не очень получились. Ну, в самом деле, кто может присосаться к заезжему чудаковатому олигарху? Тот, кто хочет его обаять (по-глупому или по-умному), выманить побольше денег, а потом, разумеется, кинуть. То есть, людишки хуже самого последнего олигарха. Удивительно, что в таком окружении процесс очеловечения черта не пошел вспять.

Из всех человеческих персонажей выделяются неверующий кардинал и Фома Магнус. Причем кардинал даже интереснее Фомы. Фома виделся автору чем-то вроде сверхчеловека-сверхреволюционера, земным двойником Сатаны. Не тянет. И вообще, революционеры всех наций или делали свое дело у себя дома, или тусовались в Швейцарии и вели там дискуссии по третьестепенным вопросам. Фома же явно не из их компании. Довольно заурядный человек, сумевший придать себе ложную значительность и обмануть дьявола. Причем сам даже не понял, что натворил. Золото дьявола еще никому не шло на пользу.

Судя по известным мне книгам Мазина, основным автором «Малышки и Карлссона» является Анна Гурова. В книге борются две тенденции — к максимальному облегчению сюжета и к внесению в него некоей концепции. Первая тенденция абсолютно преобладает. Попытки придать «Малышке» идейную нагрузку не то чтобы неудачны, но не слишком интересны. Что касается вопроса, кто хуже, тролли или эльфы, он не так схоластичен, как может показаться. В нашем обществе, как нетрудно заметить, попадаются и те, другие. И оба хуже.

Основное достоинство книги — ее удивительная легкость. Городское фэнтези о первокурсниках и для первокурсников. Герои — полушкольники-полустуденты, в меру симпатичные и обаятельные, со своими недостатками. Эти недостатки только добавляют им обаяния. Штампов немного. Сюжет движется неравномерно, то потихоньку, то вскачь. Те главы, где события развиваются неторопливо, на мой взгляд, получились значительно лучше. Словом, хорошая книга для отдыха. Не больше и не меньше.

«Жук» — настоящий шедевр, как и большинство романов Стругацких. Язык, сюжет, характеристики героев, философия. Очередная серия вопросов, оставшихся без ответов. И впервые в центре книги оказываются противоречия цивилизации Полудня. Раньше и авторы, и читатели старались не обращать на них внимания.

Мир Полудня — мир стабильных законов и неудержимого научно-технического прогресса. Почти каждый житель Земли старается внести свой вклад в развитие естественных наук, техники или биотехнологии. В этом залог процветания человечества, и здесь же серьезный риск глобальной катастрофы. Уже в «Далекой Радуге» люди случайно уничтожили все живое на цветущей планете. Побочный результат научного эксперимента. Побочным результатом другого эксперимента может стать гибель Земли или Галактики. В «Жуке» выясняется, что опасные эксперименты проводятся энтузиастами достаточно регулярно.

Второй звонок — разрыв культурной традиции. Люди XXII века почти ничего не знают о том, что было на Земле до XXI века. Практически не вспоминают даже писателей, художников, композиторов прежних времен. О прошлом они знают только то, что люди тогда носили сюртуки и шлемы с рогами, города окружали стены и рвы, а по их улицам ходили трамваи. Это не политика такая целенаправленная, это результат гонок по вертикали.

Третий тревожный звонок — прогрессорство. Оказывается, не только земляне тайно вмешиваются в чужие дела, но тем же, вероятно, занимаются и Странники. На Надежде они вывели в никуда всех жителей гибнущей планеты. То ли спасли, то ли истребили, так и осталось неизвестным. Никто не уверен, что добро в понимании Странников есть добро для людей. Но тогда добро для людей Полудня вряд ли есть добро для жителей Арканара и Гиганды.

И вот в вольном мире Полудня впервые появляется тайная полиция. КОМКОН-2. Цель — пресечение инопланетного прогрессорства и контроль над потенциально опасными научными разработками. И тут оказывается, что в беспредельно свободном мире можно засекретить огромные массивы информации, запретить совершенно безобидные научные работы, искалечить жизнь неповинным ни в чем людям. Причем делается все это в глубокой тайне, под разговоры о защите прав личности. Такая ситуация может взбесить не только Бромберга, но и самого законопослушного гражданина.

Лично мне Сикорски намного симпатичнее, чем Бромберг или, тем более, Абалкин, издерганный, злой, способный на жестокость, предательство, издевательство над любимой девушкой. Но и Бромберг тоже по-своему прав. Если дать запретителям полную свободу, они войдут во вкус и начнут запрещать все подряд. Или, еще хуже, начнут запрещать в собственных интересах. Выстрел Сикорски разрешил эту проблему. В следующей книге КОМКОН-2 — мощная бюрократическая структура с большим штатом, региональными отделениями, бумагооборотом, детально расписанными, а, значит, ограниченными полномочиями. Такая структура застрахована от громких провалов, но неизбежно становится неуклюжей и замкнутой на собственные проблемы. Когда наступает критический момент в истории Земли, КОМКОН-2 оказывается беспомощен. Может даже показаться, что в этом и заключался хитрый план Странников. Но это уже будет обычная интеллигентская паранойя.

Едва ли не худшая вещь, которую мне пришлось прочесть, если говорить о серьезной фантастике. Замысел присутствует, но исполнение просто кошмарное. Рядовой графоман старается больше. Автор не пытается подвести читателя к очередной своей идее, даже не обосновывает ее. Он ее просто проговаривает и идет скорее дальше. Точно так же проговариваются наспех поступки героев, повороты сюжета, элементы картины мира. В результате сюжет превращается в нагромождение нелепостей. К тому же на редкость неинтересных нелепостей. Такое ощущение, что книга написана без вдохновения, даже без особого желания, просто на спор, хотя, конечно, это не так.

О героях говорить вообще не приходится. Они не просто никакие, они мертвые от рождения. Все до одного.

Можно поставить только два плюса. Первое — книга явно не чисто коммерческая. Второе — автор пытается создать свой собственный стиль. Правда, если судить по переводу, без особого успеха, и все его находки не были новостью даже для середины пятидесятых.

По сути, этот цикл и создал альтернативную историю как особый жанр. Андерсону пришлось самому искать системные объяснения парадоксов, связанных с путешествиями во времени. Отсюда его теории о существовании стабильных периодов истории, когда внешнее вмешательство само собой нивелируется, и ключевых моментов, когда любая мелочь может повернуть ход истории. Последующие поколения фантастов придумали размножение Вселенных при каждом вмешательстве в прошлое. Вроде бы логично, но веришь в такое не больше, чем в построения Андерсона. Вообще-то поверить в путешествия во времени в принципе невозможно, но читаешь эти сказки, не отрываясь, если сделаны на достойном уровне. К «Патрулю» это относится безусловно.

Патруль был создан для предотвращения вмешательств в ход истории, но почти в каждом рассказе патрульные, так или иначе, меняют ход реальных событий. Без этого книги бы просто не было. К истории автор относится с любовью, то есть не пытается сделать ее приятной современному либеральному читателю, но и не видит в ней сплошные ужасы и грязь. Модернизации ровно столько, сколько нужно, чтобы сделать ситуацию понятной. Герои в массе своей неинтересные, но не совсем безликие. Лучше всех получился конкистадор из «Года выкупа».

Книга получилась, конечно, неровной. В целом ранние рассказы интереснее поздних, но «Год выкупа» получился прилично, а «Печаль Гота Одина» вообще приближается к серьезной литературе. Самый блестящий рассказ — «Delenda Est». Поражает, как буквально на нескольких страницах удалось создать целый мир, непохожий на наш, с логически непротиворечивой историей, по-настоящему интересный. Притом, действительно, Вторая Пуническая война — один из немногих моментов, когда события мировой истории могли пойти по принципиально иному пути. К лучшему или к худшему — вопрос сложный и, по сути, бессмысленный. Самый слабый рассказ — «И слоновую кость, и обезьян, и павлинов». Он просто не получился.

«Альтиста Данилова» знают все. Если не читали культовую в свое время книгу, то хотя бы слышали о ней. А «Соленый арбуз» — первая книга молодого тогда еще Владимира Орлова. И читал я ее в свое время с большим удовольствием, чем «Альтиста» или «Камергерский переулок». Книга добрая, честная, по-юношески максималистская и при этом всепонимающая. Примерно в том же духе, да и на таком же приблизительно уровне писал такой же молодой Аксенов. Идеология, конечно, присутствует, но идеология в данном случае идет от души. Окуджава тоже пел в эти годы о комиссарах в пыльных шлемах. Да, потом Окуджава проклял свои прежние идеалы, но свою веру в эти идеалы проклинать не стал.

Несколько раздражает главный герой. Симпатичный, человечный, но слишком уж идеальный. Старается жить так, чтобы всем было хорошо, и при этом все было правильно. Так не бывает, чтобы всем хорошо, да еще все правильно. Но Букварю всего 18 или 19 лет. В его возрасте нормально стремиться к невозможному. Со временем он, как это ни печально, повзрослеет, как повзрослел в свою очередь и автор.

Эту книгу можно считать эталоном НФ. Здесь есть все — фантазия, научный подход, приключения, литературные достоинства на уровне, близком к настоящей литературе. Действие переносится из русского Баку образца 1960 в эпоху Петра I, в Индию XVIII века, в замок де Местра и снова в Баку и на необитаемый остров посреди Каспийского моря (оказывается, есть и такие). Идеология, причем неортодоксальная, присутствует в минимальных дозах, подается мягко, ненавязчиво и воспринимается естественно, даже теперь. Очень много вполне достоверной информации на разные темы. Конечно, информация на популярном уровне, но именно эта книга в школьные времена пробудила у меня на несколько лет интерес к физике. Герои на редкость естественные и неоднозначные. И главное, книга, несмотря на наличие нескольких умеренно жестких сцен, буквально излучает радость. Радость жизни, радость познания, радость творчества, здоровое молодое веселье.

Через несколько лет вышло полупродолжение «Экипажа». «Ур, сын Шама». Книга хорошая, умная, интересная. Но если «Экипаж» перечитывал много раз, то продолжение перечитывать не очень тянет. Нет главного — атмосферы радости, которая так покоряла в «Экипаже». Даже экскурсии в прошлое воспринимаются иначе. Мир Федора Матвеева был жестоким, но очень ярким, мир родителей Ура выглядит поразительно тусклым. И все-таки даже одной такой книги, как «Экипаж «Меконга»» достаточно, чтобы войти в историю фантастики.

Не воспринимаю многотомные циклы Веры Викторовны, но читать её сравнительно небольшие книги – настоящее удовольствие. Оказывается, на 300 страницах можно воссоздать очень интересный мир. Магия, вернее, мистика в этом мире присутствует в очень умеренных дозах. В четвёртой главе её становится больше, но и здесь мистическая составляющая не заслоняет основную тему, а помогает её лучше понять. География этого мира очень легко отождествляется с земной. История – тут самое интересное.

История Миттельрайха сильно отличается от германской, но в итоге получается явная Германия эпохи постсредневековья. История Онсии тоже не совпадает с испанской (в частности, знать возводит свой род к Газдрубалам), но в книге мы видим самую настоящую Испанию, какой она, вероятно, была в конце XVI века. В Лоасе-Франции гугеноты устроили Варфоломеевскую ночь католикам. В принципе, такое можно вообразить, если совместить неудачный Амбуазский заговор и резню, которую устроил Кромвель в Ирландии спустя 80 лет. Вот сделать Францию протестантской гугеноты никогда бы не смогли, да в реальности и не ставили таких целей. Так и в Лоасе спустя 10-15 лет следует контрпереворот мундиалитов-католиков (или начало вялотекущего переворота). Словом, всё возвращается на круги своя.

История действительно вещь очень инертная. Однако люди снова и снова пытаются повернуть её течение, даже если сами при этом многое теряют. Герцог Ригаско заслоняет путь армии хаммериан. Хайме создаёт аналог ордена иезуитов. Бенеро берёт на себя переговоры о переселении своего народа. Даже безусловно подлый поступок Хенильи продиктован не только и не столько карьерными соображениями. Если таких антиэнтропийных поступков накапливается достаточно много, история может и повернуть в новое русло. К лучшему или к худшему, это другой вопрос.

В целом книга получилась умной, непростой, с неоднозначными героями и захватывающим сюжетом. Интересно, что хорошо держат затянутые боевые сцены. Ведь даже Дюма старался покончить с этим делом за две-три страницы. Пунктирный стиль автора может иногда раздражать, но заставляет вдумываться в текст. Второстепенные персонажи проскакивают мимо, но главные герои получились интересными. Мне больше всех интересен Хайме, самый неоднозначный из всех героев книги.

По мотивам поэм Гомера написаны сотни, если не тысячи книг. И ни одному автору, насколько мне известно, не удалось выйти на уровень первоисточника. Даже Шекспиру. Колин Маккалоу сочинила очередной, тысяча первый пересказ «Илиады» в чисто рационалистическом духе. Что для этого нужно? Во-первых, удалить всякий намек на богов и чудеса, заполнив пробелы цепочками сложных интриг и совпадений. Во-вторых, попытаться связать сюжет поэмы с историческими фактами. Правда, фактов у нас практически нет. Можно предположить с большой долей вероятности, что осада Трои была эпизодом великой войны «народов моря». За 500 лет эллины забыли почти все события этой действительно великой войны, а эпизод с осадой Трои превратили в десятилетнюю эпопею. В-третьих, нужно психологически приблизить героев Гомера к современному читателю. В-четвертых, заставить их говорить на разговорном языке, а не каком-то там гекзаметре. И при этом сохранить по максимуму сюжет «Илиады» и смежных сказаний и психологические характеристики героев.

Самое интересное, что все эти задачи оказались выполнены, но назвать это успехом язык не поворачивается. Ну, можно, скажем, пересказать Винни Пуха, превратив его в плюшевого робота с набором программ. Только настоящим Винни Пухом зачитывается уже пятое поколение детей, а робота забудут через неделю. Так и здесь, на другом уровне. Древний эпос обладал обаянием, поэзией, своей логикой, не совпадающей с нашей. Рационализация убила поэзию и не добавила ни капли правдоподобия.

Что касается героев, то они сделаны точно по Гомеру. Ни убавить, ни прибавить. Правда, автор не любит Энея и симпатизирует Одиссею. В результате его главные подлости остались за кадром. Ну, хоть какое-то своеобразие.

Спасает книгу бесспорный литературный талант автора. Написано внятно, легко, местами увлекательно. А у тех, кто ничего не знает обо всей этой истории (надеюсь, таких не очень много), может даже пробудиться к ней интерес.

«Дурак стал нормой, еще немного, и дурак станет идеалом» (Братья Стругацкие, 1964).

В середине XX века, с разницей в 11 лет родились две гениальные антиутопии. «451 градус по Фаренгейту» и «Хищные вещи века». Братья Стругацкие жили в государстве, которое считалось тоталитарным, и рассказали, как на месте диктатуры возникает общество изобилия и свободы, а его граждане превращаются в стадо бездумных потребителей. Рэй Брэдбери жил в безусловно либеральном мире и показал, как либеральное общество закономерно, с абсолютной неизбежностью, перерождается в общество тоталитарное, а его граждане превращаются опять же в стадо бездумных потребителей. Только мир дураков у Брэдбери еще страшней, злей и бездушней, чем мир дураков у Стругацких.

Поражает, как точно автор смог предсказать и облик будущего общества, и механизм его формирования. Цель процесса — превращение граждан в послушных идиотов, всегда готовых потреблять тот товар, на который им укажут. Идеологическое обоснование — политкорректность (это в 1953!), запрет на любые высказывания, которые могут ненароком задеть кого-то из потребителей. В идеале — запрет на любые высказывания и размышления, кроме спущенных сверху. Инструменты дебилизации — прежде всего телевидение (сплошные телешоу, сериалы, ситкомы), затем прочие СМИ, реклама, шоу-бизнес, упрощение школьных программ. Разрушение семьи, разрушение всех традиционных связей в обществе. Система добровольной взаимной слежки, подкрепленная видеонаблюдением. И как все сбывается! Развлекаемся мы уже сегодня именно так, как предсказал Брэдбери. Только компьютерных игр у него нет. А чем мы занимаемся на работе? Никому не нужные бумаги, излишние услуги, торговля, съевшая производство. Виртуальные образы, виртуальные тексты, которые можно уничтожить за секунду. Товары, которые служат пару недель, новшества, важные лишь для подъема цен. Как задумаешься, становится страшно. Вот нас и учат не думать.

Костры из книг — это, конечно, излишество. Это от стремления тоталитарных режимов доводить любое дело до логического конца. В результате возникает эффект запретного плода. Все боятся книг, но многим хочется в них заглянуть. Краем глаза, потихоньку от властей. Вот в «Хищных вещах» нет никаких запретов, и нет читателей. Зачем еще читать, когда есть столько классных развлечений?

Единственная ошибка Брэдбери — в сроках. Он отводил на весь процесс пятьсот лет. Судя по нынешнему состоянию общества, конец наступит максимум через два поколения. Если все будет идти, как сейчас. Если не удастся остановить. Конечно, человек, так или иначе, переживет мир рекламы и шоу-бизнеса. Не такое переживал. Перебесится и снова научится думать, любить и работать. Но это уже будет совсем другая история.

Первое впечатление от книги оказалось скорее благоприятным. Герои не очень интересны, но не безлики. Автор старается их оживить, и местами ему это удается. Это уже много. На первый взгляд, нормальное полуподростковое фэнтези несколько выше среднего уровня. Но чем дальше, тем чаще врывается мощный поток насилия, извращенного, затянутого во времени и, главное, совершенно необязательного. Все чаще проявляется принцип: хорошим людям можно позволить всякое. Очень много идеологии, слишком навязчивой и примитивной. Наконец, сильно ощущается вторичность книги. Почти половина персонажей и четверть эпизодов заставляют вспомнить «Властелина колец» в упрощенном пересказе. Хотя Толкиен пришел бы в ужас от таких наследников.

Итог — книга для любителей идеологизированного фэнтези. К подростковой литературе ее никак не отнести, даже с учетом всего, что наши дети получают через телевизор и Интернет. А для взрослого человека, кроме поклонников жанра, здесь вряд ли найдется что-нибудь действительно интересное. Знакомиться с остальными правилами волшебника нет никакого желания.

Если бы роман был одиночным, он заслуживал бы, вероятно, более высокой оценки. Все-таки книга не пустая. Но одиннадцать томов — это не первый литературный опыт и не крик души. Одиннадцать романов на одну тему — это серьезный коммерческий проект, и спрос с него соответствующий.

Классики приключенческой литературы считали обязательным загружать читателя разнообразной информацией. Здесь информация тоже присутствует. Есть информация достоверная, переписанная из популярных изданий. Есть совершенно недостоверная, тоже откуда-то переписанная (в том числе с Индианы Джонса). Есть фантазии самого автора. Надо отдать Касслеру должное, он не морочит читателя приемом «как известно». Он откровенно сочиняет байки. Это скорее в плюс.

Автор, в общем, симпатичен — неагрессивен, умеренно критичен, может пошутить. В плюс можно поставить опыт подводных работ Касслера. Здесь ему, вероятно, можно верить. Натурализм и политкорректность присутствуют чисто символически. Больше плюсов, пожалуй, не обнаружить.

Хуже всего с сюжетом и манерой изложения. Мне все время казалось, что читаю сценарий. Причем даже не фильма, а сериала. Знаю, что это никакой не сценарий, но написано на уровне сценария. Эпизоды скачут, события передаются через диалоги, затем следует короткий экшн в голливудском духе и снова однообразные диалоги. Описаний почти нет. Для приключенческого романа на историко-географический сюжет это подобно смерти. Общее впечатление очень слабое.

«Пересадочная станция» замечательно отражает дух своей эпохи. С одной стороны, через всю книгу проходит страх ядерного уничтожения. Именно тогда два великих реформатора каждые полгода ставили мир на грань ядерной войны и, в конце концов, запугали людей насмерть. С другой стороны, вера в прогресс, во всемогущество науки, в бесконечную познаваемость Вселенной. Уверенность, что в космосе нас ждет содружество цивилизаций (у Саймака — Галактический Центр). Это содружество с радостью примет в свои ряды землян, как только они до этого дорастут. Правда, по ходу дела выясняется, что наука может не все, а Галактический Центр далеко не един и не благостен. Но все равно оптимистический настрой абсолютно преобладает.

Прошло 50 лет. Нет прежнего страха ядерной войны. Его сменили другие угрозы. Нет и прежней веры во всемогущество науки и в братьев по разуму. Тем не менее, «Пересадочная станция» перечитывается с большим интересом, чем подавляющее большинство произведений современной фантастики. Никуда не делся завораживающий стиль Саймака, позволяющий поверить в невозможное. Его вечный позитив, искренняя вера в человека. И особенно держит образ главного героя. Человек XIX века пошел на службу пришельцам и получил вечную (или почти вечную) молодость, неограниченные возможности для познания и надежду на то, что именно он ускорит вступление Земли в Галактическое содружество. Плата за это — полное одиночество и невозможность покинуть Станцию. Своего рода самоизоляция. По сути, одиночное заключение продолжительностью много сотен лет. На мой взгляд, плата непомерна. Даже хэппи-энд не может разрушить одиночество Инека. Даже если он уйдет со службы, от одиночества ему уже не избавиться. Это физическое ощущение одиночества — самое сильное и самое жуткое впечатление от книги.

Слабая сторона романа — стремление любой ценой выйти на хэппи-энд, если не локальный, то хотя бы глобальный. Ближе к концу книги следует цепь событий, вероятность которых стремится к нулю. Поверить в такую череду случайностей невозможно. Скорее уж, можно поверить в какую-то иррациональную закономерность, но это тоже не очень укладывается в логику романа. Только эта натяжка и снижает впечатление от книги.

Искренне жаль всех, кто подсел на этот сериал. Начинался он не очень плохо, но за 20 лет превратился в текст ради текста. Это понятно. Ни одна идея, пусть даже самая интересная, не вывезет на себе два десятка томов. Это не под силу даже гениальному писателю. Впрочем, гениальному писателю такое никогда не придет в голову.

Нескончаемость истории — это полбеды. Автор постарался сделать книгу просто неинтересной. Подробные, серьезные до отвращения описания полусветской жизни героев. Рассказы о том, кто как вел себя за столом, и какой в этом глубокий смысл. Если смысл остался не вполне раскрыт, об этом надо написать отдельно. Бытовой инцидент разрастается на множество страниц. Диалог превращается в параллельные монологи, полные банальностей. Банальностей хватает и за рамками диалогов. Такое впечатление, что автор просто старался заполнить словами очередную тысячу страниц.

То же самое касается характеристики персонажей. Оживить их не удается. Дело обычное, к сожалению. Автор не сдается и пытается выйти из положения путем детального обсуждения поступков и мотиваций своих героев со стороны. В результате они превращаются из просто безликих персонажей в подобие андроидов.

А теперь представим себе, что человек, никогда не читавший Стругацких, Брэдбери, Лема возьмет в руки подобную книгу. Он ведь на всю жизнь уверится, что фантастика — удел графоманов.

При первом прочтении «Остров Крым» прошел на «ура!». Впрочем, тогда, в 1990, на «ура!» проходило все сколько-нибудь непривычное. Теперь, через 23 года, книга воспринимается иначе.

Литературные достоинства романа, на мой взгляд, несомненны. Да, раздражают периодически проявляющиеся пошлости и обилие мата. Видимо, автор полагал, что читатель без этого не поймет. При всем при этом «Остров Крым» явно попадает в разряд настоящей литературы.

С точки зрения альтернативной истории — ерунда от начала до конца. Картины сказочного процветания свободного Крыма воспринимались с недоумением уже в 1990. Перебор. И как Остров смог уцелеть хотя бы в 1941-1944? Сначала немцы, потом наши заняли бы его с ходу. Однако весь смысл книги в том, чтобы Остров покончил с собой именно в 1980. Ладно, это действительно интереснее любых сценариев.

Картина самоубийства Острова написана рукой мастера. Шедевр сюрреализма, если не вспоминать, когда это написано и для кого. Аксенов писал «Остров Крым» перед самой эмиграцией в расчете напечатать его в Америке и постарался, чтобы текст соответствовал трафаретным представлениям о России. Поведение граждан Крыма накануне и в момент катастрофы воспринимается как смесь мазохизма, упрямства, глупости и стремления к саморазрушению. Русская душа, согласно утвердившейся легенде. Советские русские в этой же ситуации демонстрируют интеллект чуть выше, чем у ежа, и существенно ниже, чем у медведя. Русская нация, согласно утвердившейся легенде. Когда так пишут чужие, им простительно. Когда так пишет русский на потребу американцам, становится противно.

P.S. Поставлен перед необходимостью объяснить свою позицию. Я рождён гражданином Российской империи, принявшей имя СССР, и горжусь этим гражданством.

Это, наверное, лучшая книга о жизни, которую я читал. Использовать ее как исторический документ, конечно, невозможно. О многих событиях своей жизни автор умолчал. Некоторым эпизодам явно постарался добавить более ярких красок. И при этом книга оставляет впечатление абсолютной правды. Повесть о давно исчезнувшей России наших прадедов и прабабушек. Не «свинцовые мерзости самодержавия» и не лубочная Россия верноподданных. Россия живых людей, слабых, энергичных, упрямых, гениальных, туповатых, открытых, веселых, занудных, всяких.

Легко увидеть в ближнем его недостатки. Паустовский старался видеть в человеке прежде всего светлую сторону, не закрывая глаза на его слабости. Почти каждый из героев книги способен, хотя бы иногда, на бескорыстные и благородные поступки. Почти в каждом живет с юности мечта, которую не всегда удается претворить в жизнь, но иногда удается. Почти каждый способен на чистую любовь. Это действительно так, только мы не всегда это видим за привычными масками. Паустовский видел.

Безусловно, мужчинам не надо читать дамских романов. Мы и не читаем. Но здесь, скорее, детектив, поэтому можно и прочесть, и высказаться.

В основе сюжета лежит история восьми муз, восьми жен художника, которых он довел до гибели и погиб сам. Идея выглядит несколько искусственной и отсюда, полагаю, большинство неудач. В историю муз веришь не до конца. Еще труднее верится в реальное существование уединенного поместья, где разворачивается действие. За детективными перипетиями следишь без особого интереса — явно вот-вот выглянет что-нибудь мистическое, а это детективу противопоказано. Когда же мистика проявляется, это может вызвать только нездоровый смех.

Тем не менее, не все так плохо. Известно, что современные русские детективы бывают трех видов — женские, мужские и вымирающая разновидность классического детектива. Суть мужского детектива — кругом царит беспредел, и, значит, надо срочно замочить всех, кто попадется под руку, и будет хорошо. Суть женского детектива — кругом царит беспредел, и, значит, надо из этого беспредела выкроить свое личное счастье, и будет хорошо. «Музы», несмотря на очевидные признаки женского детектива, все-таки не укладываются в его рамки. Книга не пустая, и это позволяет ей дотянуть до пятерки.

Последняя повесть Александра Житинского формально является продолжением «Лестницы». Но в персонажах «Плывуна» трудно узнать сильно постаревших героев первой книги. Скорее напрашивается сравнение с «Потерянным домом». Даже место действия одно и то же — юго-западный угол Петроградской стороны в промежутке между Тучковым и Биржевым мостами. И население дома Пирошникова отличается от жильцов дома Демилле ровно настолько, насколько сегодняшнее общество отличается от общества восьмидесятых. Перестроечный дом умел летать. Постперестроечный врастает в землю, выползает из нее, снова врастает, наклоняется под разными углами. Летать уже не получается.

В целом «Плывун» сделан на среднем для Житинского уровне. Книга честная, умная, неполиткорректная, легкая, ироничная, не во всем удачная. Нет только той радости жизни, которая била через край в ранних книгах Житинского.

По сюжету герой повести Пирошников получает способность влиять каким-то образом на движения своего дома. Пирошников — обычный немолодой петербургский интеллигент. Не слишком успешный, в меру порядочный, жизнелюбивый, добрый, непрактичный, слабовольный и при этом достаточно упрямый. И каждое его действие, и каждое бездействие приближает момент катастрофы. Он пытается проводить с домом беспорядочные эксперименты. Почти каждый такой эксперимент ухудшает ситуацию. Он пытается устраниться, рассчитывает на естественный ход событий, и дело быстро идет к катастрофе.

Финал «Потерянного дома» безрадостный, но подчеркнуто открытый. Финал «Плывуна» лишен почти всякой надежды. Может, хоть следующее поколение сумеет исправить то, что натворило наше.

Комментировать основное содержание этой книги не берусь. Думаю, на всей Земле найдется не больше тысячи человек, способных сказать по этому поводу что-нибудь по-настоящему дельное. Хочется выразить восхищение автором. Человек, потерявший способность двигаться и говорить, но сохранивший интерес к работе, любовь к жизни и даже чувство юмора. Один из крупнейших физиков современности, излагающий свои и чужие идеи на языке, понятном каждому. И тому, кто физику давно забыл, и тому, кто ее толком и не учил. Единственное условие, необходимое для чтения — интерес к вопросам развития Вселенной. Тогда чтение захватывает. Что касается отсутствия формул — без них, конечно, физика не физика, но и они не делают изложенный материал доказанным на вечные времена. Теория Птолемея тоже имела безупречное для своего времени математическое обоснование.

Самым интересным космологическим вопросом, на мой дилетантский взгляд, является даже не стрела времени (своего рода кульминация книги Хокинга), а так и не решенный вопрос о соотношении главных физических констант. Антропный принцип — только признание факта, но не его объяснение. Почему полтора десятка констант (да пусть бы даже одна) имеют в нашем мире именно такие значения, при которых возможно возникновение жизни? При любом отклонении не возникли бы не только живые существа, но даже молекулы и атомы. Все ответы, в том числе и Хокинговский, сводятся к одному из трех принципиально неопровержимых вариантов. Первый подход — мир создал Бог, и он создал физические законы и соотношение констант именно такими, какие нужны для правильного развития Вселенной. Второй подход — существует огромное множество Вселенных (или областей внутри неоднородной Вселенной, или временных периодов в её развитии, или секторов единого пространства-времени), где действуют разные физические законы. При достаточно большом их числе где-то должны сложиться нужные соотношения ключевых параметров. (Как вариант — есть одна Вселенная, и в ней чисто случайно все сложилось, как нам надо. Повезло.) Третий вариант — есть только Я Единственный, а время, пространство, Вселенная и ее обитатели существуют только в моем сознании. Этот вариант обсуждать даже не хочется, но он так же неуязвим, как и два первых. Остается верить в то, во что привык — в Бога, в законы больших чисел или в Себя Единственного. Хотя первые два подхода совместимы.

Не решился бы писать об этом рассказе, если бы имелся уже хоть один отзыв или хотя бы аннотация. Очень сильная и очень мрачная вещь. История японского бога Сусаноо, который не смог жить ни среди богов, ни среди людей. Впрочем, японские боги, населяющие Страну Высокого неба, японский Олимп, у Акутагавы очень похожи на людей, а сама эта страна напоминает изолированную горную деревушку. Неторопливый ритм жизни, попытки ее обитателей по-детски самоутвердиться, интриги, стычки и даже убийства. Буйный и страстный Сусаноо не смог ужиться с односельчанами, вступил с ними в войну и оказался изгнан к людям. С людьми тоже отношения не сложились. Только после семи лет скитаний он совершает главный подвиг своей жизни.

Не берусь судить, насколько сюжет рассказа соответствует японской мифологии. Похоже, никак не соответствует, кроме нескольких ключевых эпизодов. Здесь имеет место попытка понять древнего бога с человеческой точки зрения, очеловечить его поведение. Такие попытки известны со времен Эллады. Они предпринимаются, когда интеллигенция сохраняет еще остатки веры в старых богов, но уже пытается интерпретировать древние сказания по-новому. Поразительный психологический талант Акутагавы превращает рассказ в маленький шедевр, а его мрачное и пессимистичное мировоззрение оставляет очень тяжелый осадок.

Книга — гибрид детектива и фэнтези. От фэнтези присутствуют хорошо разработанный мир в духе постсредневековья и многочисленные упоминания о магии, способах и правилах ее применения. О правилах больше, чем о способах. Само по себе это не очень интересно. Для детектива книга получилась многословной и непомерно затянутой. Спасает положение то, что первые 400 страниц представляют собой ряд слабо связанных на первый взгляд новелл. Своего рода рассказы о Холмсе с глухими намеками на существование Мориарти. По мере того, как сюжет обретает цельность, интерес к его детективной составляющей снижается.

Слабости книги компенсируются убедительностью некоторых персонажей, в первую очередь Флоссии. Женщина не слишком молодая и привлекательная, сильно побитая жизнью, занятая не самым приятным трудом. Жесткая, равнодушная, грубая, неуживчивая, умеренно жестокая. Не идет на компромиссы с безусловным злом, избегает подлостей, при желании способна понять людей и поступиться ради них своими правилами. При этом не всегда одинаковая, что придает ее образу дополнительной жизненности. В целом книга, конечно, далека от уровня классики, но выше среднего уровня.

Вероятно, автор сам не знает, писал он альтернативную историю или повесть о попаданцах в реальность. Скорее, второе, хотя реальной истории здесь ноль. Россией правит сказочно добрый царь Иван Грозный, и правит так, как хочется автору. история с попаданцами начинается в дни осады Казани, но царь уже в Москве, а его опричники сидят по поместьям (хотя какие опричники в 1552, непонятно). Соседи России по всему периметру говорят почему-то только на русском языке. Бьём их всегда и везде, при любом соотношении сил. Неудивительно — они не умеют толком ни воевать, ни работать, ни управлять, ни создавать что-нибудь полезное. Бьём их, пожалуй, за дело, но стоит ли так изображать противника? Унижая соперника, унижаешь себя. Получается, мы можем выглядеть хорошо только на фоне злодеев и придурков.

От двух сотен попаданцев к началу четвертой книги остается меньше половины. К сожалению, они так и остались на редкость безликой толпой. Индивидуальность могут проявить человек пять-шесть, и то однобоко. Вот результат такого прорыва в прошлое вызывает интерес. Ничего, ведь, в общем, не изменилось. Власть всех уровней готова выслушать мнение пришельцев, но примет только то решение, к которому сама готова. Умения наших современников в прошлом оказались практически невостребованы. Спустя два-три поколения их потомки окончательно сольются с массой царских подданных.

Книгу надо воспринимать как сказку для взрослых. Тогда проскакивают мимо все глупости, и можно порадоваться неизменно успешному (для наших) разруливанию ситуаций. Написано легко, читается без напряга. Словом, нормальное одноразовое чтиво.

Как известно, Конан Дойл считал себя автором исторических романов, но их во все времена читали меньше, чем книги о Холмсе или Челленджере. Единственное исключение — цикл о бригадире Жераре. Книга, в противовес всей массе исторической литературы, получилась абсолютно несерьезной, и потому просто блестящей. Недаром читатели заставили Дойла написать вместо одной книги две, и вторая получилась ничуть не хуже первой.

Полковник Жерар вполне мог повстречаться с поручиком Ржевским где-нибудь под Вязьмой или Дрезденом. Собственно, это и есть Ржевский во французском варианте (Ржевский из фильма, не из анекдотов), сделавший стремительную карьеру, но оставшийся в душе гусарским поручиком. Беспредельная лихость Жерара иногда помогает ему совершить невозможное, и с тем же успехом может привести к провалу операции. Но гусар никогда долго не унывает. И все-таки главный объект иронии сэра Артура — не Жерар, а британские традиции. Два лучших рассказа цикла, о приключениях в Англии и о погоне за лисой, как раз и касаются английского образа жизни. При этом юмор автора, как всегда, очень мягкий, необидный, никого конкретно не задевающий.

Цикл о Жераре не для тех, кто относится к исторической литературе предельно серьезно. Здесь практически нет реальных картин войны, нельзя ждать от бригадира объективности и уж точно не стоит выискивать ляпы, которые попадаются и в самых серьезных книгах. Надо просто получать удовольствие от рассказов чудом уцелевшего гусара.

«Тесей был демократ. В принципе. Мы знаем, что это такое».

«Глашатаи разгласят тексты повсюду, а специально назначенные люди позаботятся, чтобы в народе кричали то же самое. Во всяком случае, не кричали ничего другого».

«Кузнец действительно жил своим трудом. Если можно назвать это жизнью».

Подобных цитат можно набрать не одну сотню.

С первых страниц романа автор уверяет, что создал подлинно научное жизнеописание Прометея, Геракла, Тесея и других героев греческих мифов. И с первых же слов ясно, что это только игра, в которую он играет с читателем. Конечно, автор хорошо порезвился на поле мифологии. Его как человека с классическим образованием греки должны были достать еще в гимназии. Но, по сути, книга о современном ему мире, чисто условно замаскированном под древность. Причем роман, написанный 40 лет назад, в другом обществе, и сегодня кажется таким же актуальным.

В ходе бесчисленных отступлений на разные темы автор иногда становится слишком назойливым, и это начинает раздражать. Иногда опускается в своих рассуждениях ниже установленной им самим планки, и это тоже раздражает. Но в целом книга получилась легкой, умной, ироничной, парадоксальной. Я никогда не понимал, как ее удалось так быстро протолкнуть в печать, даже в сравнительно либеральные брежневские времена. Достается там всем, сверху донизу, правым и виноватым, своим и чужим. Мештерхази как умный человек прекрасно понимал, что вражеские вожди и идеологи ничуть не лучше своих, а будущие вряд ли окажутся лучше нынешних.

От всех рассуждений, философских и бытовых, нестандартных и тривиальных, добродушных и ехидных, автор постоянно возвращается к главной теме. Почему люди игнорировали Прометея, лучшего из богов античности? Бог-труженик. Бог, который пожертвовал всем ради людей и сам постепенно превратился в человека. Для античной, и не только античной элиты такой бог был непонятен. Другое дело олимпийцы. Враждуют, пируют, интригуют, самоутверждаются в сфере политики, секса, искусства, с лютой жестокостью расправляются с возможными конкурентами и никогда ничего не делают даром. Тут все понятно. Но прошли столетия, рухнули дворцы Олимпа, древние боги превратились в демонов. Все, кроме Прометея.

Памфлет на темы истории и современности получился у Мештерхази злым, но беззлобным. Автор любит людей, со всеми их слабостями и вредностями, со всем их грузом нерешенных проблем. Надеется, что со временем всего этого станет меньше. Может быть, когда-нибудь.

Здесь есть все, что отличает прозу Брэдбери. Интересные герои, очень разные, нередко странные, что только придает им жизни. Живой человек никогда ведь не похож на типичного представителя. Великолепно переданная атмосфера умирающего города. Причем даже этот полумертвый уже город продолжает вдруг расцветать разными красками. Физическое ощущение уходящего времени. Сопротивление жизни этому потоку. Нет только одного — полноценной детективной интриги. Без нее не выйдет детектива, даже крутого. А Брэдбери хотелось написать именно детектив. В итоге получилась сильная, но далеко не самая удачная его книга.

Просто гениальная вещь. При том, что тяжелая, мрачная, пессимистичная, с деградирующим главным героем. И, несмотря на это, при первом чтении оторваться физически невозможно, а со временем тянет перечитывать еще и еще. Завораживающая атмосфера триллера и, главное, вопросы, на которые нет ответов, по обычаю Стругацких. Вернее, ответов много, даже слишком много. Можно выбирать любой или придумать свой собственный. В любом случае останется ощущение, что истину надо искать совсем в другом направлении.

Центральная тема «Пикника», на мой взгляд, реакция человека на непонятную угрозу, постепенно превратившуюся в рутину. Все герои книги, от Нобелевского лауреата Валентина Пильмана до вечно пьяного чудака Гуталина, понимают, что Зона со всем ее содержимым представляет собой опасность для человечества. И почти все спокойно используют вытащенные из Зоны загадочные артефакты, причем используют их явно не по назначению. Одни делают это в научных целях, другие ради наживы, третьи из соображений престижа или удобства. Все понимают, что однажды это может рвануть. Вопрос в том, что рванет, где, когда и как, разнесет счастливого обладателя «черных брызг» или «этака», целый город или всю планету. А может, и не рванет, а начнет тихо менять генетический код людей или превращать их в зомби. Никто не знает. Но все продолжают забивать гвозди бомбами. А Зона подкидывает людям все новые сюрпризы, по большей части поганые.

Ну, хорошо. Допустим, люди поголовно и радикально поумнеют, добровольно соберут весь вытащенный из Зоны хабар, зашвырнут его обратно, построят над Зоной непроницаемый саркофаг и постараются забыть о ее существовании. И через несколько лет начнут долбить этот саркофаг. Человек не может не исследовать окружающий мир. И потом, при таком подходе следующее Посещение может обойтись людям еще дороже.

И, наконец, Золотой шар. Ведь никто не посмел вытащить его из Зоны, даже Стервятник. Потом он жалеет о несвершившемся, но это потом. Золотой шар — то, что остается, когда уже все растащено и разворовано, рассеялись все иллюзии, сошли на нет грандиозные проекты. И тогда, как ни спорно это воспринимается, звучат последние слова самого чистого из героев «Пикника». «СЧАСТЬЯ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫМ!» Так не бывает. Но если уж пришло время просить, то просить можно только об этом.

Долго искал, что можно поставить в плюс. Плюсом можно считать использование банальной машины времени вместо жутковатых переселений в чужие тела. Плюс — выбор эпохи, исключительно богатой событиями и при этом малоизвестной. Правда, при близком рассмотрении все оказывается не так уж увлекательно, но это можно понять. «Чем эпоха интересней для историков, тем она для современников печальней». Все остальное в минус. Поиски компромисса между экшном и реализмом завершились тем, что не осталось ни реализма, ни экшна. Цикл превратился в цепочку скучноватых эпизодов, слабо связанных между собой. О поворотах сюжета вообще лучше не упоминать. Чего стоит одно только регулярное внедрение главного героя в очередную орду варваров. Персонажи, несмотря на попытки их оживить, малоубедительны и плохо запоминаются. В тексте не цепляет абсолютно ничего. Больше тройки никак. Но к автору претензий нет — он пишет, как умеет, работает, не превращаясь в профессионального халтурщика. Я и на двойку не смог бы написать.

Эту книгу никак не втиснуть в линейную шкалу оценок. По таланту автора — близко к настоящей литературе. По сути — одна из самых отвратительных книг, которые я когда-нибудь держал в руках.

Главный герой «Парфюмера» — гениальный выродок. Его талант заключается в умении делать живое мертвым, причем в самой бесчеловечной форме. Таким его сделала жизнь. Правда, далеко не все его современники, даже гениальные, превращались в нелюдей. Но самое отвратительное в книге — не сам Гренуй. В «Парфюмере» вообще нет людей — есть толпа безвольных, безмозглых, бездушных автоматов, слепо повинующихся воле маньяка-дирижера. Это уже патология. При этом автор, похоже, доволен нарисованной картиной и себя видит, вероятно, в числе дирижеров.

Известно, что тот, кто плохо понимает побуждения окружающих людей, обычно представляет их по своему подобию. Это нормально. У добрых все люди добрые, у глупых — все дураки, законченные эгоисты окружены хитрыми конкурентами. Если такой автор, не склонный копаться в психологии, убедит себя в отсутствии у него души, разработает этот образ до полного абсурда и спроецирует его на одноликое человечество, получится как раз то, что получилось в «Парфюмере». Вместо живого мира, полного движения, света, парадоксов и логики, мыслей и эмоций — мертвое вонючее пространство, набитое тупыми автоматами. Некоторые хотели бы увидеть наш мир именно таким. К счастью, их не очень много.

Первая и, наверное, лучшая вещь, которую я прочитал у Саймака. Гибрид фэнтези и научной фантастики на фоне пейзажей американского Среднего Запада. Да, в «Заповеднике» Саймак не выдвигает принципиально новых идей как в «Городе» или «Пересадочной станции». Принцип межпланетного бартерного обмена идеями, открытиями, артефактами можно найти во многих его книгах. Колесники живо напоминают о временах холодной войны. И при этом книга получилась поразительно светлой, мягкой, обаятельной, доброй даже по меркам Саймака. Старый гоблин и профессор университета дружески беседуют за кружкой волшебного эля. Тролли наводят порчу на самолеты и летающие тарелки. Саблезубый тигр ворует бифштексы со столиков кафе. Рядом пьют самогонку живой неандерталец и дух Шекспира. Студенты-негуманоиды со всей Галактики учатся в провинциальном земном университете и пытаются подражать обычаям людей. Появляются и исчезают путешественники во времени. И вся эта фантасмагория воспринимается абсолютно реалистично, как будто только так и должно быть.

Саймак обладал особой магией, позволявшей ему органично сочетать несовместимые, казалось бы вещи. Как обычно, в «Заповеднике» он легко касается научных и философских проблем, которые и сегодня еще не очень актуальны. Как обычно, в решении этих проблем у него присутствует элемент иррациональности. Как обычно у Саймака, действие происходит в американской провинции, презираемой американскими же интеллектуалами за консерватизм, безграмотность, недостаточную политкорректность и многие другие грехи. Но самый страшный кошмар, который может присниться обитателям Нью-Йорка или Голливуда — то, что эта провинция когда-нибудь сгинет окончательно. Пока жив этот мир, жива Америка.

Классический образец научной+социальной фантастики XX века с ее сильными и слабыми сторонами. Дельфины у Мерля оказываются разумнее и чище многих людей, хотя автор ни разу не опускается до карикатуры. Вообще-то, вопрос о степени разумности дельфинов так и завис в воздухе. Насколько я понимаю, опыты в этом направлении были свернуты не по причине непроходимой тупости животных, а по чисто финансовым соображениям. В восьмидесятые годы, с победой по всему миру дикого рынка, и на Западе, и на Востоке были заморожены почти все научные проекты, не сулившие быстрой коммерческой отдачи. Дельфиний проект оказался одним из многих. В лучшие времена мы, может быть, еще научимся понимать дельфинов. Говорить с ними — это, конечно, вряд ли.

Сильная сторона книги — хороший литературный уровень. Легкий ясный язык, что ощущается даже в переводе. Внимание к незначительным для сюжета деталям. Интересными получились герои, и люди, и дельфины. Не менее интересно следить за реакцией общества на эксперимент. Слабой стороной в наше время выглядит политизация сюжета. Но, во-первых, почти вся французская литература XX века была политизирована еще в большей мере, чем советская, причем преобладали красные оттенки. Мерль на фоне многих своих коллег выглядит даже умеренным. Во-вторых, политика тогда еще не окончательно превратилась в шоу, и отношение к ней было другим. Наличие политической составляющей сюжета в 1967 казалось читателям скорее достоинством, чем недостатком. Опять же, и у нас, и у них.

Первые главы «Спектра» оставляют впечатление пародии на научную фантастику. Девочка 17 лет случайно заглядывает в список главных загадок Вселенной, отправляется в путь и в семи мирах предлагает простейшие решения глобальных проблем. При этом ей внимают люди и не люди. Если это наука, то на уровне Буратино. Дальше начинается философия, и становится гораздо интереснее. Да, концепция, изложенная в «Спектре», в своих исходных положениях вторична и плохо обоснована. Тем не менее, она заставляет задуматься.

Мир Спектра, это, прежде всего, мир экспериментов. Ключники экспериментируют над цивилизациями, лишая их собственной истории, открывая новые пути, раздавая непрошеные подарки. Люди и Чужие ставят опыты над собой, отправляясь в дорогу без уверенности, что им позволят вернуться назад. Как обычно, опыты над собой нередко оборачиваются экспериментами над окружающими. В конце пути некоторых может ожидать возможность обрести всемогущество. Но если к обычному эксперименту можно допустить не каждого, то как случайный человек распорядится полученным в дар всемогуществом? Сверхчеловек — существо, по определению несовместимое с человеком. В любом случае, шальное всемогущество — верный путь к глобальной катастрофе. Чтобы избежать ее, обладатель сверхспособностей должен обладать еще и запредельным уровнем самоконтроля, который в дар не дается. А если самоконтроль в наличии, человек, скорее всего, откажется от опасного подарка.

В целом «Спектр» произвел впечатление. Собственно, все книги Лукьяненко, которые я прочитал, произвели впечатление, все запомнились, ни разу не пожалел о потраченном времени. И ни разу не захотелось что-нибудь перечитать. Думаю, так же будет и со «Спектром». Идея очень интересная, исполнение выше среднего, концовка размыта. Миры Спектра, кроме последнего, достаточно интересны, на все-таки оставляют впечатление искусственных, придуманных ради чистоты эксперимента. Персонажи представляют собой условные фигуры. В общем, качественная фантастика, но до настоящей литературы не дотягивает.

Пятая книга закончена, шестая, видимо, выйдет не скоро. Можно подводить промежуточные итоги. Вещь получилась жесткая, местами даже слишком. Но это жесткость не патологическая, а реалистическая. Мир Мартина — мир отмороженного средневековья. Феодализм без христианства, без римского права, без сословных парламентов, университетов, без автономии общин, городов и корпораций. Мир, где на сильного не найти никакой управы. Очень старый мир, в котором моральные кодексы, не получившие религиозной основы, давно превратились в формальность и при первом крупном потрясении рухнули окончательно. Война и политика в этом мире должны принимать именно такие формы, которые мы наблюдает на протяжении уже шести томов. Война Роз — нет, далеко не то, хотя аналогии заметны. А на самом деле мир, где зима продолжается семь лет, при таком социальном устройстве давно бы вернулся в каменный век.

Самая сильная сторона цикла, это, безусловно, люди, которые его населяют. Их образы получились на уровне настоящей литературы. Хочется только на пару лет увеличить возраст Дени и детей Старков. Вообще же, в фантастической литературе очень редко можно найти таких интересных, убедительных, неоднозначных героев, как два-три десятка лиц из первых рядов цикла. Следить за развитием их характеров намного интереснее, чем за хроникой интриг и сражений, насилий и предательств. И совсем уж на задний план отходят собственно фэнтезийные элементы. При чтении на них обращаешь мало внимания, и книги от этого ничего не теряют.

Самой слабой стороной цикла стала, мне кажется, его растянутость в пространстве. Герои отходят все дальше друг от друга, одни погибают, другие теряются на заднем плане. Собрать уцелевших вместе без искусственных приемов теперь вряд ли получится. Зато растет число второстепенных и третьестепенных персонажей. Их уже явно больше тысячи, и каждый претендует на свое место в истории. Запомнить всех невозможно, даже если жить в этом мире. Ткань повествования расползается все сильнее, и грозит порваться совсем.

Разумеется, сам Обручев не допускал мысли о реальном существовании Плутонии. А если принять правила игры? Допустим, Плутония существует. Экспедиция Труханова благополучно вернулась домой, разминувшись с австрийцами. Через несколько лет по ее следам отправятся новые экспедиции, а за ними представители металлургических и туристических компаний. Скорее всего, американских. Через Плутонию протянут линии железных дорог. Вырубят джунгли по берегам моря Ящеров. На месте полян, где паслись игуанодоны и стегозавры, задымят трубы металлургических заводов. На землях, свободных от заводов, начнут устраивать сафари для богатых туристов. Головы мастодонтов и динозавров украсят поместья богатых охотников. Неандертальцам дадут попробовать водки со всеми вытекающими последствиями. Через 10-20 лет Плутония перестанет существовать. Все-таки хорошо, что она осталась увлекательной научной сказкой. Сказкой, которая заставила миллионы людей нескольких поколений впервые увлечься исчезнувшими мирами.

Дмитрий Быков определяет «Орфографию» как вариации на темы «Потерянного дома» Александра Житинского. При всей моей любви к прозе Житинского должен признать, что «Орфография» даже сильнее «Потерянного дома». Великолепный точный ясный язык без искусственных конструкций. Книга поразительно изящная, умная, добрая и жуткая, спокойно-ироничная и пронзительная. Если «Потерянный дом» — театр абсурда первых лет перестройки, то «Орфография» — театр абсурда (по Быкову опера) времен Великой российской революции. Время страшнее, и книга страшнее, хотя крови на ее страницах льется не так уж много. Хотя, опять же, истолковать можно по-разному.

Псевдонимы действующих лиц легко расшифровываются. С ходу можно назвать десятка два, а при достаточном знании литературы и истории можно, вероятно, опознать почти всех. Биографии, конечно, подкорректированы, и представляешь реальных лиц иначе, но тем интереснее посмотреть на них другим взглядом. Быков не хочет судить своих героев. Законченных негодяев, по сути, среди них нет. Разве что Зиновьев, в книге Апфельбаум, но для него не могли найти добрых слов даже сподвижники.

Расплывчатее всех главный герой. С одной стороны, он отчасти выражает позицию автора, как Демилле в «Потерянном доме» то сливается со своим автором, то отделяется от него. С другой стороны, Ять — как бы усредненный тип интеллигента. Ни в чем не участвует, ни к кому не примыкает, почти ни во что не вмешивается, только фиксирует события. Кажется, никто, даже любимая женщина, ни разу не называет его по имени. Просто Ять. Не столько человек, сколько символ.

«Орфография» может нравиться или не очень, можно с ней соглашаться или нет. Сразу после прочтения «Остромова» я настроился более скептически по отношению к творчеству Быкова и решил ещё раз перечитать «Орфографию». И снова был покорён этой книгой. Безусловно, это редкий теперь пример настоящей качественной русской прозы.

Критиковать «Нарнию» нетрудно. Однако это будет критика с точки зрения взрослого человека с устоявшимися предубеждениями и литературными пристрастиями. Дети и подростки смотрят на литературу другими глазами и по-своему правы. Книжки о Нарнии я когда-то купил для дочери, имея о Льюисе очень приблизительное представление. Когда подошло время, она прочла их все, к моему некоторому удивлению. И не только она, но и вся ее компания.

Да, некоторые эпизоды цикла царапают, как превращение детей в поросят в «Принце Каспиане» или отлучение Сьюзен от Нарнии в «Последней битве» за то, что она стала думать о внешности. Да, написано суховатым языком. По крайней мере, так воспринимается в переводе. Но, вообще-то, дети и подростки до определенного возраста равнодушны к красотам стиля. Каждый может вспомнить самые любимые книги детства и оценить их заново с точки зрения изящной словесности. Как детская литература, они ничего от этого не теряют.

Герои «Нарнии», опять же, интересны именно для своей аудитории. Они далеко не безлики, но обыкновенны, и характеры их развиваются вполне предсказуемо. Такие герои понятны каждому ребенку, он отождествляет их с собой, разделяет их чувства, понимает их силу и слабость.

В целом «Нарния» получилась как серия замечательных приключенческих книг для детей. Книг, которые учат добру, причем добру не бессильному. Добро для Льюиса отождествляется с христианством. Вообще-то, для создания христианской книги в середине XX века требовалось определенное мужество. Общественное мнение Англии, то есть мнение большинства интеллигенции, уже повернулось к атеизму или, по крайней мере, к агностицизму. В либеральном обществе пойти против течения даже труднее, чем в авторитарном. Не каждый решится вызвать ухмылки людей, считающих себя, с некоторым на то основанием, цветом нации.

Два слова о последних экранизациях, хотя здесь и не место. Если бы режиссеры буквально следовали за сюжетом, фильмы бы провалились. Они отошли от текста, и фильмы получились интересными для своей аудитории, зрелищными, использующими все возможности кинематографа, и в то же время сохранившими суть книг Льюиса. По-моему, это редкий случай очень удачной экранизации.

Личность человека сводится к набору рефлексов, которыми можно управлять при помощи технических средств. Точка зрения, достаточно популярная и во времена Беляева, и в наши дни. Кто-то делает из этой позиции и следующий шаг: если это так, то можно все. Не всем, разумеется, а избранным, то есть мне. Гениальный биофизик, усвоивший этот тезис, находит способ полностью подчинить себе волю окружающих с перспективой господства над миром. Если бы Штирнер был злодеем, получилась бы очередная сказка про сумасшедшего ученого. Но Штирнер не злодей и не сумасшедший. Зла в нем изначально меньше, чем добра, как в любом человеке. Просто он принял сомнительную гипотезу, сделал из нее совсем уж неверный вывод и начал активно губить себя и других.

Зомбировать людей по методу Штирнера, конечно, невозможно. Человек все-таки не радиоприемник. Ну, а если другим способом? Гипноз, как известно, действует избирательно. Кашпировский тоже, помнится, поднимал с кресел далеко не всех. Самый эффективный на данный момент инструмент зомбирования, это, безусловно, СМИ. Сколько себя помню, они занимаются главным образом воспитанием людей в духе, угодном их хозяевам. Хозяева меняются, задачи, соответственно, тоже, а методы только совершенствуются. И во все времена они оказывали на разных людей разное действие. Одни воспринимают слова воспитателей как истину в последней инстанции, другие просто принимают к сведению, третьи игнорируют, четвертые при первой возможности выключают телевизор. И у каждого человека есть свой внутренний порог, у каждого свой, который сломать извне нельзя. Если человек твердо усвоил, что убивать нельзя, ни один телеведущий и ни один фокусник не заставят его пойти и убить первого встречного. Кто-то другой не пойдет на подлость, даже если нужно и вроде можно. Наверное, и будущие средства электронного зомбирования не смогут все-таки сломать этот индивидуальный порог.

Беляев любил науку и разделял технократические воззрения своего времени, но ущербность теории Штирнера у него сомнений не вызывала. Книга не о технологии зомбирования, а о людях. Победы Штирнера достигаются за счет разрушения его личности, в первую очередь, и во вторую очередь личности окружающих. Когда появляется Качинский, может показаться, что сюжет поворачивает в обычное русло. Хороший ученый победит плохого ученого с помощью передовой науки и техники, ну и передового общественного строя, разумеется, Да нет, в техническом плане Штирнер остался недосягаем. Он сам уходит, осознав свою исходную ошибку. ТАК НЕЛЬЗЯ.

Немного портит книгу ее конец. Коротенькая третья часть ослабляет впечатление от очень сильной концовки второй части. Все-таки автор не удержался от искушения дописать хэппи-энд и заодно закрыть все сюжетные линии.

Центральный и самый интересный персонаж «Турецкого гамбита», конечно, Варя Суворова. Самый неприятный — Анвар-эфенди. Не потому, что он работает против России. В данном случае это нормально. Но он предает заодно свою родную Турцию, и делает это без колебаний. Его заключительный монолог — типичная речь фанатика идеи. Ни аргументов, ни особых эмоций, только уверенность в собственной правоте. Ради этого можно пожертвовать и своим народом, и, если надо, всем человечеством. К счастью, направлять ход истории не так просто, как может показаться.

Вообще-то, конечно, сложный для России ход одиннадцатой русско-турецкой войны определялся не работой шпионов, а довольно высокими боевыми качествами, которые проявила в этой войне турецкая армия. И солдаты, и офицеры, и генералы. Тем больше чести для наших, что сумели разгромить непростого противника. Но если писать об этом, шпионского романа не будет. Найди Фандорин врага хотя бы ко второму штурму Плевны, сорвался бы авторский замысел. Вот он и тянет с расследованием целых восемь месяцев. Хорошо идеальному сыщику. Как быть обычному следователю, у которого на руках куча дел, и еще надо сочинять горы всевозможных отчетов?

В целом же «Турецкий гамбит надо признать одной из удачных вещей Б.Акунина, как и большинство его ранних романов. Книга увлекательная, неглупая, легкая, спокойная. Как всегда, очень хорошая стилизация под конец XIX века с поправками на современного читателя. Искажения истории в пределах допустимого. Крови многовато, но кровь в книгах Акунина ненастоящая. Занавес опустится, убитые встанут, отряхнутся и пойдут пить кофе или пиво. И это правильно.

По формальным признакам рассказы о патере Брауне относятся к классическому детективу. Происходит преступление, которое раскрывается методом чистой логики. Но детектив — жанр с претензией на реалистичность. В реальности трудно представить ход событий, описанный в «Невидимке», «Сломанной шпаге» или «Волшебной сказке патера Брауна». Детективный сюжет для автора — прежде всего повод сформулировать очередной парадокс. Парадоксы Честертона поистине бессмертны. Они живут уже сто лет и будут жить, даже если их автора постараются официально забыть из соображений политкорректности. Некоторые из честертоновских парадоксов настолько уже вошли в наше сознание, что воспринимаются как нечто само собой разумеющееся.

Но и парадокс для автора — только повод поговорить о состоянии общества. Честертон — глубоко верующий католик и консерватор с уклоном в идею социальной справедливости. Тип, который уже третье столетие рождается заново с каждым новым поколением англичан. Честертон постоянно напоминает, что вера и суеверие — понятия принципиально несовместимые. Доказывает, что растущая бездуховность заставляет заполнять пустоту самыми странными суевериями. Так было сто лет назад, то же самое происходит и теперь. Говорит о либеральной политкорректной цензуре, запрещающей называть вещи своими именами и упоминать о том, что известно каждому. Тогда она уже делала свои первые шаги. Говорит о том, что начетчик, выучивший каждую букву Библии, может оказаться дальше от Бога, чем тот, кто считает себя атеистом. О том, что человек, который учит всех жить, чаще всего сам жить не умеет. О том, как постоянное веселье оборачивается мизантропией, праведность — ханжеством, интеллигентность — бездушием, аристократ оборачивается проходимцем, а демократ деспотом.

При всем при том автор не собирается разоблачать пороки больного общества. Общество это в представлении Честертона и патера Брауна состоит в подавляющем большинстве из людей хороших, добрых, честных, неглупых, порядочных. Вот только они давно утратили все естественные ориентиры и вынуждены блуждать вслепую.

Из шести прочитанных мной романов Эко этот самый слабый. Здесь есть все — расцвет и начало упадка масонских лож, «Протоколы сионских мудрецов», интриги вокруг экспедиции Гарибальди, бредовые сочинения Лео Таксиля, дело Дрейфуса, теракты анархистов и многое другое. И в центре всех грязноватых историй стоит, оказывается, один-единственный ничтожный человечек. Как говорит сам Симонини: «Нельзя же перегружать мозги правительственных слуг. Им требуются ясные и простые идеи: черное — белое, добрые — злые. Злых должно быть не более одного». Кажется, про себя сказал.

Два больших минуса не позволяют «Пражскому кладбищу» оказаться в одном ряду с другими книгами автора. Во-первых, это очевидный самоповтор «Маятника Фуко». Но «Маятник» — подлинный шедевр постмодернизма, и повторить этот успех невозможно. Во-вторых, герои «Маятника», «Розы», «Острова Накануне» сами по себе интересны. Симонини — просто карикатура. Прожил человек долгую жизнь как мелкий жулик, подделал великое множество документов, предавал всех, кого только мог, и всех же тихо ненавидел. Лениво, почти без эмоций, ненавидел либералов и консерваторов, католиков и атеистов, евреев и немцев, русских, англичан и французов, среди которых жил. Пуще всего ненавидел женщин. Следить за таким персонажем на протяжении 500 страниц — занятие не из приятных.

И все-таки неудача относительна. Эко не умеет производить халтуру. Книга, как всегда, допускает возможность многовариантного прочтения и всего текста, и отдельных эпизодов. Ребус, который так и не разгадать до конца. Повесть о том, как люди XIX века умели самовыражаться без всякого Интернета, лихо воровали друг у друга сюжеты, потом эти вымыслы обретали самостоятельную жизнь и превращались в общеизвестные факты.

Тут прозвучал справедливый упрек автору в том, что он неважно знает русскую историю. Ну, на Западе русскую историю не знает и не хочет знать никто, кроме тончайшей прослойки серьезных специалистов. Остальным это не нужно и неинтересно. У нас ведь тоже мало кто разбирается в истории Бангладеш по той же причине. Но свою историю европейские интеллектуалы, хотя бы некоторые, знают хорошо, и здесь Эко вне подозрений. Другое дело, как интерпретировать ту лавину фактов, которую автор обрушивает на читателей. Кем был Гарибальди — героем народной революции, игрушкой в руках либералов или романтическим авантюристом, провалившим почти все свои начинания? Что такое Парижская Коммуна — неудачная социалистическая революция или попытка превратить Францию в конфедерацию микрогосударств перед лицом германской угрозы? Что такое масонские ложи — двигатель прогресса, сборище мистиков-сатанистов или общество взаимопомощи людей, решивших любой ценой сделать карьеру? Каждую концепцию можно обосновать множеством фактов, проигнорировав факты неподходящие. А писатель ухмыляется: думайте, если вам это интересно! Вот это и есть самое ценное в книгах Эко.

Первая большая книга Джека Лондона. Дочка северного олигарха возвращается из школы-пансиона домой на Аляску в разгар золотой лихорадки. Олигархи Клондайка, если верить Лондону (а ему можно верить), по образу жизни мало отличались от остальных его обитателей. Роман получился как удачное продолжение северных рассказов. Он и представляет собой скорее цепь эпизодов, связанных общими героями и подобием единого сюжета. Книга на уровне не самых лучших вещей писателя, но очень достойных, как минимум вровень с рассказами о Смоке.

Самая сильная сторона романа определяется умением Лондона проверять своих героев на прочность. Люди у него получаются достаточно убедительными, и проверка тоже настоящей. Самая слабая сторона — способность героев к месту и не к месту рассуждать о бремени сильного человека вообще и белого человека в частности. Лондон любил социально-философские диалоги, и иногда делал их с блеском, но не в данном случае. Здесь они выглядят неорганично. Интересно, как в Лондоне уживались активный яростный социалист и убежденный ницшеанец. Такое сочетание не было в его время редкостью, но другие писатели вносили в свои рассуждения скепсис интеллектуалов. Джек Лондон, искренний, неуемный, готовый во всем идти до конца, так всю жизнь и двигался в двух противоположных направлениях. Кто знает, к чему бы он пришел, если бы прожил подольше. Писатель ведь вполне мог встретить и тридцатые годы, и даже шестидесятые.

Одолел «Остров» только благодаря привычке к быстрому чтению. Если потратить на это чтиво больше двух-трех часов можно, вероятно, создать угрозу своему здоровью. Бред озабоченного подростка. Герой, правда, не подросток, но по развитию вполне соответствует. О себе же автор старается создать впечатление, что и к сорока пяти сохранил разные комплексы. Или, что более вероятно, решил навязать эти комплексы читателю. Хобби такое, весьма доходное.

Единственное достоинство «Острова» — сюжет на уровне среднего видеотриллера. Больше половины страниц отведено нездоровым фантазиям околосексуального характера. Причем сам процесс передается фразами типа «Это просто ужас, что он со мной вытворял». Очень много немотивированной и плохо мотивированной жестокости. Слишком много плоских шуток черного цвета. Общее впечатление отвратительное.

Я, вообще-то, полагал, что «Остров» не заслуживает никакого отзыва. Но когда узнал, что это чтиво пользуется некоторой популярностью...

Кому нравится извращенная бредятина — читайте.

Изумительная вещь. Текст запоминается сам собой и держится в памяти десятилетиями. На главную тему, тему становления Шарикова, сказано уже все, что только можно сказать. Шариковых мы все хорошо знаем, они есть везде. Филипп Филиппович — совсем другое дело.

Профессор Преображенский производит впечатление человека чистой науки. Да, он — гениальный ученый, но наука для него — средство. Преображенский — звезда коммерческой хирургии, и работает для того, чтобы сохранить привычный образ жизни и право говорить все, что считает нужным. Другого пути у него нет. Ради этого он оперирует, продлевая половую жизнь крупным и средним начальникам, бизнесменам, всякому жулью и общественным деятелям — всем, кто может заплатить или помочь в решении проблем. Ради этого он идет на опасный эксперимент с непредсказуемыми последствиями. От вивисекций во времена Булгакова ждали таких же чудес и кошмаров, как теперь от генной инженерии. Так что это еще повезло, что получился всего-навсего Шариков, существо поганенькое, но само по себе слишком ничтожное. Результат мог оказаться намного страшнее. Филипп Филиппович понимает это лучше всех, и в разговоре с Борменталем дает жесткую оценку своему эксперименту, не результату, а самой идее «приподнять занавес».

Пройдет лет 5-7. Шариковы уже растерзают Швондеров и займут их место. Городовые, хоть и в красных кепи, начнут наводить порядок, как хотелось и Преображенскому, и Булгакову. Порядок наведут, да такой, что самим станет страшно. Преображенского настойчиво попросят поработать на государство. Отказаться он не сможет. Профессору дадут институт, разрешат оставить прежних сотрудников, сохранят квартиру в Калабуховском доме и дадут еще государственную дачу. Даже застольные беседы могут пропускать мимо ушей, если говорить будет не слишком громко. За все это придется платить новыми опасными открытиями.

Это даже хорошо, что Преображенский и Борменталь оказались людьми дела, а не чистой науки. По крайней мере, у них хватило мужества повернуть вспять собственный эксперимент. Кто-то другой на месте Преображенского мог пустить в ход все свои связи и добиться отселения Шарикова на другой конец Москвы. Пусть достает других. На худой конец переехал бы сам и наблюдал за развитием событий со стороны. В жизни часто так и бывает.

Книга о Петефи — лучшая из тех, что я прочел в покойной ныне серии «Пламенные революционеры». Идеология в ней присутствует в самых минимальных дозах. К тому же идеология явно неортодоксальная. Плохо другое — в попытках улучшить образ главного героя автор, как часто случается в биографиях, притапливает окружающих, и в результате сам поэт тоже бледнеет. Но на это просто надо делать поправку.

Главное достоинство романа — умение автора передать атмосферу середины XIX века. К фактам можно придраться, дух эпохи передан прекрасно. Культ национальной свободы и культ прогресса, поток новых изобретений и открытий, стремление к максимальному благоустройству быта, нарастающий диктат денег и диктат прессы, и при этом живые еще полуфеодальные традиции. Любовь современников к красивой фразе и красивому жесту. Искренняя готовность многих отдать жизнь за свои идеи. Черно-белое видение мира — либо человек прекрасен во всем, либо он негодяй. Время недолговечного торжества романтиков и их крушения. Один Гарибальди чего стоит. Шандор Петефи из их же числа.

Язык книги слегка велеречивый. Он заставляет вчитываться в текст, временами раздражает. Но это и позволяет ощутить атмосферу эпохи. Видишь кварталы перестроенного к нашему времени Пешта, почти неизменные улицы Праги, площади Вены. Жизнь венгерских городов, консервативную и лихорадочно догоняющую свой век. Бесконечные дискуссии литераторов в прокуренных кафе и полутемных съемных квартирах. Баррикады на улицах европейских столиц в год «весны народов».

Петефи я считал, как и положено, венгерским национальным поэтом. Ну, у каждой нации есть национальный поэт. Когда прочел его стихи, в переводе, конечно, был удивлён. Помимо музыки стихов (здесь и заслуга переводчиков), поразило сочетание озорства и мудрости, необычной для такого молодого человека. Петефи прожил 26 лет. Меньше, чем Лермонтов.

Замечательная книга. О нашем обычном мире, где рядом живут красота и кошмары, любовь и озлобленность, неожиданность и рутина. И этот мир показан таким, каков он есть. С середины девяностых изменилось не так уж много.

О главном герое можно сказать много нехорошего. Во всех своих бедах виноват в первую очередь он сам. Человек ненадежный, безответственный, нечестный, слабый. Где не требуется — слишком интеллигентен, где требуется — строго наоборот. Не против приврать и выпить сверх своей нормы. При случае способен на мелкую подлость. Учитель из него, конечно, никакой. Он и сам это понимает. Просто так сложилась жизнь. Кто-то пошел в рэкетиры или в брокеры, а Служкин — в учителя. Хотел научить детей хоть чему-нибудь. Получилось плоховато, но что-то все же получилось. Слабый человек пытается, как может, сделать окружающий мир хоть немножко лучше и добрее — занятие, на которое многие давно махнули рукой.

Я тут вычитал, что не только Служкин плох, но и ученики его поголовно аморальны. Интересно вспомнить, как выглядели мы сами в глазах тех, кто постарше. И ведь это мы, взрослые и как бы умные люди, кинули своих детей в омут, смотрим, как они все-таки выплывают, и рассуждаем — какие-то они не такие. Ясно, не такие. Но не хуже и не лучше прочих поколений. И во все времена дети хотят от взрослых любви, понимания и уважения. В большинстве нормальных семей с любовью обстоит хорошо, с пониманием значительно хуже, с уважением совсем плохо. А Географ при всех его грехах поставил детей в такое положение, когда они смогли сами себя зауважать. Другое дело, как он это делает — за это Служкину надо оторвать голову. Однозначно. Ну, как умеет (смотри список недостатков).

А вообще книга о нас. О всех тех, кому теперь далеко за 30 и выше. О том, как все мы, каждый по-своему, пытались освоиться в том мире, который сами и накликали. Освоились как-то. И при этом в массе своей умудрились остаться людьми.

Классический пример дурного фэнтези. Непонятно, как могут фанаты Перумова ставить его рядом с Толкиеном, Сапковским, Мартином и даже выше. Здесь же ничего нет. Ни интереса к людям, ни любви к ним, ни развернутой картины мира, ни интересных диалогов, ни ярких эпизодов, ни спорных аналогий, ни иронии, ни ощущения реальности. В плюс можно поставить только умение создавать атмосферу мрачноватой как бы тайны, и то лишь местами.

Основу сюжета составляет борьба за власть над миром между силами Света и силами Тьмы при явных симпатиях автора к Тьме. Принципиальную разницу между этими силами в «Гибели богов» обнаружить невозможно. Просто две банды пытаются уничтожить друг друга, а заодно всех, кто попал под руку. Борьба идет, разумеется, в глобальных масштабах. Так, видимо, легче и писать, и воспринимать написанное. Когда гибнет человек, его всегда жалко. Когда сметается множество условных фигурок, в которых трудно разглядеть что-то человеческое, это не пробуждает эмоций. Миром больше, миром меньше. Всегда можно перезагрузиться.

Что можно сказать в защиту «Гибели богов»? Фэнтези, по сути, есть форма эскапизма, бегства в мир, максимально непохожий на тот, что достает нас каждый день. Отсюда его популярность и у нас, и у них. Непохожий мир создан, хоть и не очень яркий, так что задача выполнена. Черноватость и склонность к глобальным разрушениям можно списать на время рождения книги. Тогда это было модно. Вот известие о выходе «Гибели богов-2» неприятно удивило.