Не так давно на Netflix вышел второй сезон «Тьмы» — драматического сериала, который совершенно не стесняется привносить в повествование запутанный фантастический элемент. О том, насколько сложная структура истории помогает или вредит этому сюжету и пойдёт речь в ролике.
Заодно разбор коснётся тем и идей проекта, семена которых расцвели к этому сезону из более сдержанного первого.
«Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жёны, какую кто избрал. И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди. И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем. И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их. Ной же обрел благодать пред очами Господа».//Библия, Книга Бытие, 6:1-8.
***
Библейские сюжеты давно и прочно вошли в нашу жизнь. Вряд ли есть человек, не слышавший о «запретном плоде» или «первородном грехе». Одним из наиболее известных мотивов, имеющих аналоги практически в любой религии и в мифологии разных народов, является история о Великом потопе — глобальном бедствии, которым Бог наказал человечество за его многочисленные грехи.
Единственным праведником накануне библейского Потопа был Ной — набожный отец семейства, которого начали посещать ужасные видения. Поняв, что всех ждет неминуемая гибель, Ной принялся за строительство ковчега — гигантского судна, которое должно было спасти его и близких от бушующих волн. Однако Ною пришлось бороться не только со стихией и собственными страхами, но и с вполне осязаемым злом: остальные люди, осознав истинность угрозы своей жизни, тоже захотели спастись. Только вот для них места в ковчеге не было…
***
Версия Всемирного потопа от Даррена Аронофски напомнила мне своей смелостью и размахом древнегреческие постановки. Чем? Использованием того же метода переосмысления широко известных публике мифологических сюжетов, в переигрывании которых уже тогда, в античности, каждый раз старались заострить внимание на чём-то новом, осветить всё те же факты с неожиданной стороны. Конкретно в этом фильме получилась довольно сильная по воздействию современная сценическая драма, использующая приёмы и декорации уровня и стиля кинематографической вселенной Marvel, но вместе с тем задающая целый ряд неудобных – как ни поверни – вопросов.
Отчего запил Ной, ведь он праведник? Чего лично ему, Ною, стоило отделение «чистых» людей от «нечистых», видение множества трупов на поверхности воды и внимание воплям и стукам гибнущих снаружи? Какова личная мера ответственности Ноя, насколько тяжело его бремя, как могла отреагировать на случившееся его, праведника, совесть?
Из-за чего вдруг Хам стал так недобр к своему отцу? Неужели только из-за того, что «в любой семье не без урода»? Как он смог стать самостоятельным? Почему, для чего и куда ушёл он в новом мире? Всё ли в мире допотопном заслуживало безоговорочной гибели без надежды на возрождение и преемственность?
Наконец, каково это – продолжать род людской, чувствуя себя грешным не менее всех тех, кто остался вне ковчега и утонул?
***
Фильм Аронофски я не могу назвать антирелигиозным или оскорбляющим чувства верующих. Почему? Для него эта картина отнюдь не глумление над христианством, а чистая работа с общекультурным мифом, мотивом, образом. В библейском мифе человек – объект действия и пешка в руке всемогущего Бога. Здесь, в кинематографической драме, тот же человек в том же сюжете становится уже субъектом действия, личностью, способной хотя бы внутри себя оспорить божественную волю и роковую предопределённость всего. В этом ключе можно сравнить «Ноя» Аронофски только с трагедией «Прометей прикованный» Эсхила – почти те же глубина и накал чувств при внешнем фактическом послушании.
Что хотел сказать Даррен Аронофски зрителю, что он показал в своём фильме? Всмотритесь, вдумайтесь: конец света уже был, и Надежда на спасение действительно оказалась Истиной. В этом, возможно, и заключена суть картины. Режиссёр нисколько не погрешил ни против самой ветхозаветной истории, ни против её религиозных смыслов.
Всегда, слышите, всегда есть надежда на спасение. Не только данью современной мифологии комиксов явлены в фильме несуразные каменные монстры, а ещё и как символ освобождения, прощения любой души, как бы низко она ни пала и как бы глубоко она ни оказалась заключённой в материальное. Даже на выжженной — так и просится сказать «радиоактивной» — пустоши из ничего благою вестью падают цветы, взрывается из одного-единственного сохранённого зерна необходимый для строительства лес, пробивается из сухой скалы источник, не оставивший поиски слепой старик находит ягоду за мгновение до конца света, и рожает двойню искалеченная, ставшая бесплодной женщина.
Отец Джеймс — католический священник в небольшом провинциальном городке Ирландии — слушает покаяние, на котором невидимый в кабинке исповедальни прихожанин сообщает ему, что в течение многих лет подвергался сексуальному насилию со стороны ныне покойного священнослужителя. Прихожанин делится с Джеймсом своими размышлениями о том, что на гибель плохого священника никто не обратит внимания, тогда как убийство хорошего может заставить общество задуматься. С этими словами он даёт святому отцу неделю на то, чтобы привести в порядок дела, после чего Джеймс будет убит. Однако вместо того, чтобы начинать готовиться к смерти или обратиться в полицию, в отпущенный ему срок священник занимается обычными повседневными делами, стараясь изменить жизнь своих прихожан к лучшему…
***
Очень жестокая и страшная, одновременно с этим смешная и, к сожалению, нужная драма, смотреть которую так же тяжело, больно и неприятно, как разрабатывать конечность после перелома или восстанавливаться и набирать былую спортивную форму после затяжной тяжёлой болезни. Пока находишься в стенах больницы или у себя дома, ещё терпимо – ведь ты среди таких же, как ты, в окружении врачей и родственников, пусть даже остаёшься ночами один на один с собой или вообще одинок – но стоит выйти к людям на улицу, в магазин, на спортивную площадку к подъезду, в тренажёрный зал или на стадион со своей хворобой… Только чувство юмора поможет пережить это и не озлобиться.
"Чёрная трагикомедия" на общечеловеческие вечные темы в декорациях религиозности максимально доходчива именно сейчас, когда интеллигентные люди знают христианство преимущественно по Википедии или другим опосредованным источникам и не читают собственно библейские книги даже как часть общей культурологии, когда большинство забыло не только догматы и положения, но и явное значение основных символов, образов и ритуалов этого вероучения. Именно сейчас, когда при всём внешне соблюдённом гуманизме и толерантности только ленивый не плюнет походя в сторону христианства при малейшем упоминании о нём, неосознанно следуя правилам «хорошего тона», этот фильм особенно актуален.
Что мы чаще всего видим, слышим и читаем в интернете, мессенджерах и средствах массовой информации в связи с христианством? В основном там идёт примитивный и откровенный репост нелицеприятных сообщений, задавливающий одним своим количеством любое инакомыслие: педофилия и гомосексуализм, коммерциализация ритуалов и крохоборство, стяжательство и гедонизм, заигрывания с политикой и фарисейство в среде церковно- и священнослужителей… На тематических церковных теле- и радиоканалах всё остаётся гладко, сладко, специализированно, зачастую оторвано от мирской (так и тянет сказать «реальной») действительности и тоже далеко не так хорошо, как могло бы быть. «Голгофа» ирландского режиссёра Джона Майкла Макдонаха оказалась способной учить смеясь, раздавая тумаки направо и налево, но не обличать и не поучать при этом.
Что мы видим в фильме? Насквозь порочное, привычное и устоявшееся общество в миниатюре, противное не столько верующему, сколько просто нормальному – да и любому другому – человеку со стороны. Общество, прекрасно знающее о своих недостатках и бравирующее ими. Безлично-агрессивную толпу, вседозволенностью и безнаказанностью приученную свободно проявлять эту агрессию любой из своих ложноножек против каждого, кто сделал попытку приподняться над уровнем её среднего представителя или кому не повезло выделяться от природы, кто не желает «мазаться общей грязью» или всего лишь не хочет выпивать вместе со всеми по пятницам. Общество нетерпимой до экстремизма извращённой навязанной толерантности – и христианского священнослужителя в нём.
Священника не образцового, но пришедшего к принятию священного сана по доброй воле, полностью осознанно и в зрелом возрасте. Редкого в наше время специалиста, пытающегося добросовестно исполнять свои обязанности в заведомо невыполнимых и невыгодных для него лично условиях. Человека далеко не идеального, но пытающегося стать лучше и одновременно стремящегося помочь другим. Человека, остающегося человеком в любых условиях и при любых обстоятельствах.
«Вы хороший священник, и я Вас убью, но не сейчас, а через неделю, в воскресенье", – так обыкновенное ирландское захолустье становится Голгофой для одного хорошего и действительно толерантного человека…
Банальное совращение вдовы пронырливым товарищем мужа? Такая простая и пошлая история – и сама жизнь – вдруг сворачиваются свитком и с треском исчезают, а сомнительное посмертное судилище неожиданно обретает пугающую реальность. В рай или ад? Точнее, в «сектор покоя» или «сектор раздумий»? И никаких звонков другу. Ты ещё не успел осознать, что умер, а уже стоишь в длиннющей очереди таких же ничего не понимающих испуганных покойников, неотвратимо несомых к усталому клерку, который приветствует каждого избитыми, но до жути рабочими формулировками о незнании закона и ответственности. Штамп в паспорт. Следующий! Проходите, не задерживайте!
Чертовщина, в которой органично уживаются образы постсоветской, советской, царской и гоголевской России. Театр абсурда, но только внешне. Трагизм и серьёзность происходящего подчёркивают метания датского принца, рефреном встречающие каждого новопреставившегося на входе. Поражающее, невообразимое для произведения кинематографа количество литературных аллюзий преподнесено играючи, в шутливой и весёлой пикировке персонажей – как между собой, так и с первоисточниками. Только на виду дурачатся и дразнят соображение зрителей, считающих себя образованными и начитанными, «Гамлет» Уильяма Шекспира, «Мёртвые души», «Петербургские повести», «Миргород» и «Ревизор» Николая Гоголя. Искромётный бурлеск, в котором шут-прокурор и клоун-адвокат рассказывают о вечных истинах. Дуэт Константина Хабенского, который «худощав и высокого роста», и Михаила Пореченкова, который «ниже, но зато распространяется в ширину», здесь вполне удачен, а их диалоги без малого великолепны.
Суд небесный может показаться мелочным (чего стоит одно только обвинение в убийстве анекдота!), но он ждёт каждого. «Если бы вы истинно и так, как следует, были наставлены в христианстве, то вы бы все знали, что память смертная — это первая вещь, которую человек должен ежеминутно носить в мыслях своих … тот, кто помнит ежеминутно конец свой, никогда не согрешит», — так писал Н. В. Гоголь своим сёстрам. Нам, обыкновенно даже не задумывающимся о религии до очередных похорон современным людям, сложно понять сам смысл этого высказывания. Мы и наедине с самими собой христианами назвать себя не можем. Стыдимся? Даже крестившись и нося на теле крест, мы не воцерковлены. Соблюдена лишь внешняя часть обряда. Но каково это – жить, неустанно помня о Боге? Быть уверенным в смерти и воздаянии? Надеясь и молясь о спасении? Соразмеряя все свои поступки и сами мысли с библейскими канонами? Регулярно приобщаясь церковным таинствам и окормляясь? Как это – жить, доверяя Церкви? Николай Васильевич, случайно или специально, выделил общую для всех и на все времена проблему: «…тот, кто помнит ежеминутно конец свой, никогда не согрешит». Тот, кто помнит. А кто способен на это? Слаб, слаб человек, и лишь молиться может о спасении. Или всё-таки одних молитв недостаточно, как мы видим в творчестве самого Гоголя и в этих современных фильмах?
Лёгкость и глубина. Этими двумя короткими словами можно полностью охарактеризовать мини-сериалы «Небесный суд» и «Небесный суд. Продолжение». Простота восприятия, знакомые всем жизненные ситуации, правильная оценка поступков и естественная реакция на них. Простота, правда и естественность. Чистота, но не святость. Духовность, но отнюдь не бестелесность. Религия, понятная человеку земному, а не одному лишь священнику: неотвратимость наказания, пробуждение совести (пусть и «с толкача»), мучительное осознание греха в себе, исправление этого греха и его последствий и – только после этого – возрождение. Проще говоря, нагадил — приберись. Каждый сам за собой, и никак иначе.
10 июня 1940 года. В этот день Муссолини в союзе с фашистской Германией объявил войну Великобритании и Франции – но это уже Большая История. Кому есть до неё дело? Ведь именно в этот день юному Ренато подарили велосипед, приняли его в компанию мальчиков постарше, а член его впервые встал при виде красивой женщины. Чуть больше года спустя для СССР началась Великая Отечественная Война:
«Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа
Киев бомбили,
Нам объявили,
Что началася война.
Кончилось мирное время,
Нам расставаться пора.
Я уезжаю,
Быть обещаю
Верным тебе до конца…»
Разница степени сопричастности среднестатистического обывателя фильма к историческим событиям шокирует, как и уровень развития этого вымышленного общества вообще. Где-то гремят выстрелы, бомбят города, массово гибнут люди, а оскароносный режиссёр Джузеппе Торнаторе зачем-то демонстрирует нам «собачью свадьбу» в исполнении жителей целого города, неудержимую мастурбацию и эротические фантазии Ренато, его фетишизм и вуайеризм. Ну чем не автоирония автора над карликовым государством Италия, его ролью и значением во Второй Мировой войне? Большие мальчики ездят на велосипедах, не носят коротких штанишек, обслуживаются в парикмахерских и публичных домах… Маленьким мальчикам тоже охота!
Итальянские войска успели поучаствовать в боях во Франции, Северной Африке, Греции, Югославии, на Восточном фронте СССР, но в сентябре 1943-го года они уже капитулировали. В том же сентябре 1943-го года Германия оккупировала часть Италии и создала республику, продолжившую войну на её стороне вплоть до 1945 года, что спровоцировало раскол власти в королевстве Италия и партизанское сопротивление в нём. К чему вся эта историческая справка? Да к тому, что в фильме почти ничего из этого нет. Ездят по городу какие-то люди в военной форме, сначала свои, потом чужие. Поставили в школе бюст дуче, после раскололи. Позанимались коллективной гимнастикой на свежем воздухе, поиграли в солдатиков и забыли. Смысловой, притягивающий всеобщее внимание центр картины — отнюдь не мировая история, а «Малена, лучшая задница Сицилии». Да, именно так: не первая юношеская любовь, не роковая женщина, а конкретная аппетитная попка красотки в её сугубо прикладном сексуальном значении.
Эротизм фильма зашкаливает, пошлость где-то может даже шокировать. Обычно первую любовь показывают иначе. Давайте будем честными, хотя бы перед самими собой: любовь бывает и такой, и стесняться тут совершенно нечего. Малену хотят абсолютно все мужчины города, все женщины, что совершенно естественно, дружно ненавидят. Увы, она замужем, муж её на войне, и она верна своему мужу. Знакомый сценарий для поствоенного советского кинематографа, и все сюжетные ходы вроде бы известны до самого конца. Только вот фильм этот не советский, а итальянский, родился он совсем в другом культурном поле, и сюжет его развивается по внутренним законам совершенно иного этноса. Италия, Рим, античность. Апофеоз плоти, телесные боги на материальном Олимпе. Храмовая проституция. Переводимое как «одномужка» ругательство для моногамных женщин, используемое со времён Петрония и Нерона вплоть до наших дней. Эта несносная Малена корчит из себя святую! Такое мясо пропадает! Для кого она себя бережёт! Культурный шок у зрителей. Сначала этюды «первой чистой любви», потом всеобщая травля одинокой женщины, почти вдовы.
Ренато Аморозо становится добровольным летописцем жития единственной нормальной — в христианской традиции и нашем понимании — женщины города. Интересно, что именно его вожделение и его подглядывания, его пусть земная, но всё же любовь, позволяют развернуть и раскрыть перед зрителями трагедию Малены Скордия. Чем заполнена её жизнь? Ежедневные, безуспешные и унизительные попытки устроиться на работу. Ежедневная же оборона, даже не знаю, как это ещё можно назвать, защита от поползновений к массовым и публичным изнасилованиям. Агрессия и безосновательные сплетни плотоядного курятника домохозяек. Уход за престарелым маразматиком-отцом. Мировые новости из радиоприёмника по ночам. Танец в обнимку с письмом от мужа. Свадебные фотографии, не дающее уснуть неутолённое желание и плач в подушку. Кто это видит, кто об этом знает? Только один влюблённый мальчик. Он может что угодно представлять, просить в мечтах дождаться его совершеннолетия, спасать и ревновать, но в реальности лишь рукоблудит под одеялом и скрипит по всем ночам пружинами кровати, мешая спать родителям и сёстрам. Всё, что он действительно смог сделать, так это написать одну нужную записку. Немного, но этого оказалось достаточно. Всё остальное время он невидимка, не стоящий внимания голенастый пацан. Его одержимость взрослой, не замечающей его женщиной даже забавна, но совсем иначе обстоит дело с другими. «Как ты думаешь, муравей знает, что ему крышка?» — спросил один паренёк другого, ведя этого муравья лупой по солнцепёку. Малена, оказавшись в фокусе внимания толпы, горела и мучилась много, много дольше… «Да простится мне вина моя, Дева Мария, мать моя…» — вот и всё христианское раскаяние, что мальчиков, что горожан.
Так для чего Джузеппе Торнаторе раз за разом использует голос автора, напоминающий о событиях всемирной истории? Видимо, чтобы не дать зрителям забыть о ней, как это сделали жители одного условного сицилийского городка. Можно ездить с громкоговорителями по улицам, печатать шаг под флагами и знамёнами, пафосно провожать мужей, сыновей и братьев в армию, быть оккупированными, голодать, гибнуть под бомбами — и при этом не замечать ничего дальше собственного носа. Гадкие сплетни всегда интереснее реальных событий, красивая соседка опаснее буйного и запойного, но своего дурака, соблюдение внешних приличий дороже совести, общественное мнение важнее истинного положения вещей. «Герои все те, кто сражался на войне вместо вас, паразитов», — сказал однорукий солдат насмешникам в лицо, и тут же был сбит с ног оплеухой… Непорочная Клио никому не нужна! Муза истории и верная мужу Малена сливаются в единый образ униженной, избитой, изнасилованной и искалеченной женщины. Люди собственную историю сбросили с пьедестала, прошлись по ней дубьём, вываляли в крови и нечистотах и успокоились: «Слава Господу, всё хорошо». Простите, а где, в какой стране не так?