Интервью

цитата

— Когда вы разделяете «рассказчика» и «писателя», происходит попытка решить один из главных вопросов — наличие у писателя внешних обязательств. «Рассказчик», воплощая естественную потребность рассказывать свою историю, конечно, нарушает общественные ожидания.

— Да, это верное и тонкое разделение, и, конечно, я не согласен с тем, что писатель кому-то обязан. У него нет долга ни перед чем, кроме собственного труда и потребности рассказать ту или иную историю. Да, можно было бы сказать, что внутри писателя находится рассказчик как его важнейший, но не единственный инструмент.

Я бы сказал так: нарратив — это важный аспект писательской работы, но лишь один из. Перед писателем стоит немало других вопросов — форма, язык, тема, символика, лейтмотив и так далее, и все это нанизывается на «рассказчика», использует его как инструмент.

— В последнем романе ваш язык заметно отличается от языка прежних ваших книг — какие задачи он решает?

— Каждая книга обладает собственным голосом, собственным словарем эмоций и образов. Например, «Флорентийской чародейке» умышленно придан барочный характер в соответствии со стилем тех книг, которые могли читать персонажи — люди конкретного исторического времени. В «Клоуне Шалимаре» звучит иной голос, гораздо более мрачный и резкий, и это опять-таки соответствует материалу. «Два года» сочетают стиль народной сказки и пародийной истории, псевдоистории, что опять-таки рифмуется с сюжетом.

— Персонажи — такой же инструмент, как язык и нарратив? Иногда очень заметно ваше к ним отношение, личные реакции.

— Я думаю, если автор не будет любить созданных им персонажей, причем «плохих» так же искренне, как «хороших», то и читателю они останутся безразличны. Я воспринимаю персонажей как живых существ, к которым я прислушиваюсь, стараясь понять, в чем они нуждаются. Творчество происходит из такого особого вслушивания, а не из тирании автора. Я стараюсь не слишком часто диктовать.

Эти персонажи развивались, росли и достигли свершения своей судьбы органически, а не теоретически. Я как писатель не очень склонен теоретизировать. Я предпочитаю наткнуться на сюжет и продвигаться дальше, повинуясь не анализу, а инстинкту.

— В других книгах вы активно вовлекаете в сюжет «властителей» — президентов, диктаторов, пророков, реальных и вымышленных. В «Двух годах» политика почти бестелесна.

— Не обязательно все романы писать об известных политических деятелях!

Я никогда не сомневался в могуществе литературы, хотя и стараюсь не приписывать ей чересчур много. Однако, с моей точки зрения, нам сейчас как никогда необходимо искусство вымысла: нужно ясно представить себе, что ты живешь и работаешь в пространстве полной свободы, — только так можно отстоять возможность быть собой.

— Ваша книга «Стыд» сегодня очень актуальна, особенно для России, где государство хорошо проговаривает вещи, за которые следует испытывать стыд. Речь является почти официальным врагом власти.

— Я очень горжусь романом «Стыд», и мне порой кажется, что эта книга, опубликованная в 1983 году, сделалась сейчас более актуальной, чем в ту пору, когда она была написана. Тогда ее, как мне представляется, заслоняли две наделавшие много шума книги: вышедшие перед ней «Дети полуночи» и после нее — «Сатанинские стихи». Но теперь, мне кажется, этой книге начинают воздавать должное, у нее появилось намного больше читателей, чем в прошлом, ее стали изучать.

Чем ближе государство к авторитаризму, тем сильнее оно стремится контролировать нарративы. Вот почему писатели, те, кто хочет освободить нарратив и выявить мириады его возможностей, зачастую оказываются в конфликте с государством, которое пытается сузить спектр возможностей и направить их в подконтрольное русло.

Прямо сейчас в США мы имеем дело с попыткой России контролировать американский нарратив, это нечто совершенно новое и внушающее тревогу.

— «Два года» так далеко смотрят в будущее в том числе и для того, чтобы убедиться, что будущее вообще существует?

— Не знаю. «История, — говорит Стивен Дедалус, — кошмар, от которого я пытаюсь проснуться». Прямо сейчас, сидя в Нью-Йорке, я ощущаю такой же страх, думая о том, что принесут нам ближайшие годы при новом президенте.

Я не хотел, чтобы этот роман уподоблялся современным дистопиям. Сейчас все сочиняют дистопии, даже авторы книг для подростков. Вот я и захотел вообразить для нас более обнадеживающее будущее — но не до нелепости оптимистическое. Прежде всего, заметим, что на построение этого будущего отведено тысячелетие, об этом постоянно упоминается в книге, так что оно от нас очень далеко, а кроме того, даже в том лучшем будущем проблем тоже хватает.

— Очень интересной кажется история Стивена Кинга о том, что когда он закончил «Кладбище домашних животных», то понял, что нет, он отказывается это публиковать. А вы хотели бы что-то изменить, что-то не рассказать или что-то не обнародовать?

— Нет, я никогда не был склонен что-то в себе подавлять или умалчивать.

— Помните ли вы ваше ощущение от «Сатанинских стихов», когда только закончили книгу?

— Нет, это было слишком давно, чтобы теперь вспомнить. Я не так уж часто оглядываюсь на прошлое. Я смотрю вперед, готовлюсь к следующей книге.

— А что для вас как читателя находится за границами толерантности?

— Только плохо написанные книги.

Источник

ДГ: Брендон Сандерсон − неутомимый автор двух с половиной десятков романов, повестей и рассказов. Его самые известные циклы − «Рожденный туманом», «Элантрис» и «Архив буресвета». Действие в них происходит в общем мире − Космере. Недавно Сандерсон опубликовал Arcanum Unbounded: The Cosmere Collection − фундаментальное собрание, в которое входят произведения малой формы, отрывок из графического романа и ранее не публиковавшаяся повесть. Также сборник снабжен иллюстрациями и очерками, посвященными планетам и магическим системам Космера. Я поговорил с Сандерсоном о том, как он пишет множество циклов в разных жанрах, о его работе над Космером и о ближайших планах.

С тех пор как в 2005 г. вышла ваша первая книга, вы публикуетесь с головокружительной скоростью. Кое-какие из вышедших книг вы написали еще до того, как вас начали издавать, но вы все время держите темп. А еще преподаете и ведете подкаст. Когда вы спите? И что еще важнее, как вы все время сохраняете энергию и подстегиваете воображение? Вы жонглируете множеством проектов во множестве миров одновременно?

БС: Я позволяю себе отвлекаться, чтобы поддерживать интерес к нужным проектам, и это помогает сохранять продуктивность. Если есть возможность восстановить силы, занимаясь другими проектами, я не перегораю на больших эпиках (они − моя истинная любовь, но требуют больших умственных затрат). С годами я в этом поднаторел. Например, пока я работаю над книгой из цикла «Рожденный туманом», параллельно пишу книгу из цикла «Алькатрас». Если вы читали обе, то знаете, что они очень сильно различаются по стилю. Один из способов не смешивать все в кучу заключается в том, что обычно я пишу новый материал только для одного проекта. При этом я могу редактировать один проект и одновременно писать новый материал для другого.

ДГ: Вы работаете так быстро и над столькими различными циклами и мирами. Как у вас получается не запутаться во всех деталях − как внутри циклов, так и в тех моментах, когда циклы пересекаются друг с другом?

БС: У меня есть персональная вики − как Википедия, но на моем личном сервере. Я использую открытое ПО wikidPad. У меня есть помощница, в чьи обязанности входит читать мои книги и делать пометки в вики, чтобы я мог их просматривать, когда пишу новый материал. Работа у нее очень забавная, но довольно нудная.

ДГ: События многих ваших циклов происходят в одном мире, Космере. А теперь вы сводите некоторые из них вместе, опубликовав одной книгой сборник произведений малой формы. Для вас это возможность обозначить связующие нити более ясно, чем в отдельных циклах?

БС: Да, именно! Фанаты постоянно спрашивали меня об этом, а я не знаю, когда смогу выпустить полный цикл. (Космер для этого еще не готов.) Однако этот сборник − отличная полумера, которая позволила мне включить в книгу очерки о мирах и прояснить некоторые моменты вроде взаимодействий между ними. (В двух историях встречаются люди с разных планет.) Это скорее обещание того, что в будущем нас ждет кое-что посерьезнее, однако в то же время нам удалось унять зуд ожидания − когда же сойдутся пути героев из разных миров.

ДГ: Почему вы решили выпускать рассказы к вашим циклам романов? Это истории и идеи, которые у вас не получилось вписать в романы, или есть что-то уникальное, чего вы можете добиться только в малой форме?

БС: Я десять лет пытался отточить малую форму повествования. Отчасти это личное испытание − мне хочется стать в этом деле мастером. Но была и практическая сторона.

У меня всегда было больше идей, чем я мог втиснуть в книги. Один из самых больших поводов для расстройства в моей жизни − нехватка времени. Не получается написать все истории, которые кажутся мне важными. Учась писать более короткие произведения, в особенности повести, которые стали украшением сборника, я могу отдать должное некоторым из этих идей, не связываясь с затяжными циклами.

Так я не только развиваю Космер и собственное мастерство, но и выдаю крохотные истории, в которых нет намеков на продолжение (как во многих моих романах).

ДГ: Вы пишете во многих жанрах: фэнтези, научная фантастика, детская и подростковая литература. Насколько для вас разнятся эти жанры? У вас разный подход к различным жанрам или есть общие особенности, которые читатели, возможно, не замечают? (Например, магия против прогрессивных технологий?)

БС: Род Серлинг, создатель «Сумеречной зоны», сказал: «Фэнтези − это невозможное, ставшее вероятным, а научная фантастика − это невероятное, ставшее возможным». Мне нравится создавать фэнтезийные системы магии, поскольку я считаю, что выдумывать гораздо легче, чем что-то изучать ради того, чтобы написать то, что кажется возможным! Хотя мне очень нравится, когда мои магические системы последовательны и подчиняются правилам. Что бы вы ни читали из моих циклов − подростковые, детские или эпические, − вы увидите, что система магии немного напоминает науку.

Мне кажется, что хорошая книга − это всегда хорошая книга, не важно, в каком жанре, когда или для какой целевой аудитории она написана. Так что есть много всего, что я надеюсь воплотить в жизнь последовательно, независимо от того, пишу ли я фэнтези, фантастику, подростковую или детскую литературу. Впрочем, есть и много того, что я делаю по-другому. В моих детских и подростковых книгах сюжет часто развивается в более быстром темпе, чем в эпическом фэнтези, а главных героев меньше, чем в книгах для взрослых. Тем не менее выяснилось, что многие взрослые читают мои книги для детей и подростков, а многие дети − мое эпическое фэнтези, поэтому я стараюсь, чтобы все мои книги были интересны довольно широкой аудитории.

ДГ: В ваших книгах есть миры, придуманные вами, и миры, созданные другими авторами: вас выбрали, чтобы завершить цикл Роберта Джордана «Колесо времени», и вы написали две повести, действие которых происходит − или отсылает нас к прошлому − мира видеоигры «Клинок бесконечности». Можете рассказать о сложностях (или притягательности) создания собственных историй в чужих мирах, а особенно о том, как преобразовывать механику видеоигры в полноценные истории?

БС: Одна из сложностей при работе с чужими персонажами − выписать их правильно, как это было в «Колесе времени». Проблема была в том, что нужно придерживаться джордановского видения персонажей, а не представлять их по-своему. Это значит, что в день, когда приходила пора писать сцену от лица какого-то персонажа, прежде чем начать, я обычно перечитывал главу от лица этого персонажа, написанную Робертом Джорданом, и пытался держать ее в голове и добиваться резонанса так, чтобы, приступая к работе, четко следовать нужному образу.

ChAIR, разработчики «Клинка бесконечности», предоставили мне полную свободу действий, хотя были и некоторые серьезные ограничения. Сложность состояла в том, чтобы вытащить из игры то, что является ее механикой, и разработать на основе этого магическую систему, мир, персонажей и подходящий сюжет.

Я частенько говаривал, что системы магии в книгах становятся интересными благодаря интересным ограничениям. Как выяснилось, интересные ограничения в писательстве заставляют меня развиваться как писателя и открывать в себе новые грани. Это справедливо и в отношении «Колеса Времени», и «Клинка Бесконечности».

ДГ: Кроме того, что вы пишете кучу книг в год, ведете подкаст, ездите в туры, читаете лекции и раздаете автографы, вы еще и преподаете писательское мастерство. Повлиял ли на вашу преподавательскую деятельность рост вашей карьеры и как преподавание влияет на ваш собственный рост как писателя?

БС: Рост моей карьеры повлиял на мою преподавательскую деятельность прежде всего в том, что у меня теперь больше студентов. Пару раз университету Бригама Янга приходилось выделять нам аудиторию побольше! Когда я был начинающим писателем, мне очень пригодились уроки по писательскому мастерству. Надеюсь, что, в свою очередь став преподавателем, я смогу помочь молодым писателям так же, как когда-то помогли мне. Еще одна причина, по которой я преподаю писательское мастерство, − это возможность продолжать общение с другими писателями, особенно с теми, кого отличают свежие взгляды. Это помогает не застаиваться моей собственной работе.

ДГ: Можете сказать, какое произведение будет следующим, над чем вы сейчас работаете?

БС: Я работаю над третьей книгой «Архива буресвета», и она почти готова! Пока она мне очень нравится. На данный момент она обещает стать самой большой и самой эпической книгой всего цикла.

Что мне особенно нравится, так это то, как цикл продолжает обрастать историями второстепенных персонажей, при этом не уходя в сторону от главных героев − Каладина, Далинара и Шаллан. В фэнтезийном цикле ходить по этой грани непросто.

В книге будет ряд флэшбеков, как и в предыдущих романах «Архива», и они будут посвящены Далинару. Однако для затравки я добавил и несколько флэшбеков другого персонажа, и вы, скорее всего, совсем не ожидаете, что его прошлое сыграет роль в этой книге.

Источник: Google Play

Перевод: Anahitta, zhuzh.

Для сайта booktran.ru

и группы Сандерсона ВКонтакте

Из беседы с президентом Клуба фантастов Крыма писателем Валерием Гаевским (Севастополь):

«…Их наука — простое повторение уже известного. Они вносят незначительные изменения в набившие оскомину сюжеты, концепции, выдвинутые и выработанные до пустой породы ещё десятилетие назад. Они возятся с кочерыжками, ошмётками, остатками. В прошлом это бы оказало парализующее воздействие на литературную технику… не так сейчас. Нас просто выбешивает автор НФ, который берётся за самоочевидный пустяк и начинает высасывать из него историю, старательно скрывая пустотность своей задумки от читателя. Его персонажи в удивительной ситуации ведут себя необъяснимо. Он понемногу приподнимает уголок занавеса то там, то сям, ведёт читателя садовой тропинкой меж диковин, затем торжествующе отдёргивает кулису совсем. А там… ничего…»

Предлагаем вашему вниманию интервью Брендона Сандерсона журналу Grimdark Magazin

GdM. Каково ваше мнение о жанре «темное фэнтези», считаете ли вы его растущую популярность положительной или отрицательной для фэнтези в целом? Заинтересовал ли вас кто-нибудь из авторов темного фэнтези, или же среди них есть такие, кто вам уже нравится?

БС. Направление темного фэнтези хорошо для жанра в целом, ибо самая большая проблема фэнтези в том, что в нем мало что происходит. Я имею в виду, что это жанр вымысла. В нем возможно все, и он будет угасать и терять читателей, если не начнет меняться. Суть обращения к жанру именно в том, чтобы открывать новое, и если читатели обращаются к фэнтези и раз за разом получают одно и то же, возникают большие проблемы. Поэтому различные направления и течения внутри жанра очень благотворны и только укрепляют его.

У темного фэнтези очень авторитетные первоисточники. Не знаю, какое определение дает ваш журнал, но я бы определенно определил «Черный отряд» как темное фэнтези. (Роман Глена Кука 1984 г. — Прим. пер.) Я бы также отнес к темному фэнтези романы об Элрике Майкла Муркока и даже некоторые произведения Дэвида Геммела. Это чудесные писатели из нашего прошлого, и хорошо, что в наши дни их жанр получил более широкое признание и актуален для других авторов. У меня такое чувство, что тогда не слишком понимали, как относиться к некоторым из подобных историй. Романы об Элрике были такими странными, с этим вроде как ужасным, но симпатичным антигероем в роли главного персонажа. Что со всем этим делать? Для фэнтези это была очень большая трудность.

Что касается того, что я читал, то, конечно, классику. Мне кажется, Аберкромби превосходный писатель, которого я бы еще почитал, — пока мне все понравилось. Не знаю, причисляете ли вы к темному фэнтези Брайана Макклеллана, поскольку он не вполне в него вписывается. Он примерно посередине между темным и эпическим фэнтези. Но я, безусловно, считаю его чудесным писателем, и мне нравится то, что он пишет. На мой личный вкус я очень люблю книги с недвусмысленными героями. Это не обязательно расходится с тем, что характерно для темного фэнтези, но, несомненно, этому жанру чаще соответствует целая палитра серого. Поэтому, когда я ищу, что бы почитать, я редко выбираю книги этого жанра. Мне больше по душе что-нибудь наподобие Терри Пратчетта в том смысле, что: «Давайте разрядим обстановку, а не будем нагнетать еще сильнее».

GdM. Встречали ли вы настолько оригинальные книги или фильмы, о которых жалели, что не первым до такого додумались?

БС. Да, я все время такие читаю и думаю: «О, вот это было бы круто». Могу перечислить несколько. Брайана Макклеллана я уже упоминал. Завидую его писательскому стилю. Еще завидую Пэту Ротфуссу и тому, что он придумал ярко выделить один-единственный ПОВ от первого лица в этой его мешанине из классического героического и эпического фэнтези. Это невероятно круто. Много и других авторов, которым я завидую. Я всегда считал, что у Майкла Крайтона отличные идеи, пусть мы не так часто причисляем его к этому жанру, как следовало бы. Обычно я читаю его книгу и думаю: «Ого, здорово придумано. Эта история сама себя пишет. Как же такое пришло ему в голову?»

С другой стороны, как-то я читал другого автора, и он сказал: «Я не хотел бы написать это первым, потому что тогда у меня не было бы возможности прочитать это и получить столько удовольствия». Я с этим определенно согласен и не хотел бы быть автором многих прекрасных книг.

Больше всего я завидую роману «Сабриэль» Гарта Никса. То, как он использует магию, и его мироустройство, когда люди в загробной жизни путешествуют в ад, очень круто. Долгие годы я думал: «О, я был бы счастлив, если бы придумал ту магию». Но, опять же, тогда я бы не смог прочитать эту книгу, насладиться ею и оценить по достоинству.

GdM. Вы всегда были очень внимательны к своим фанатам. Что-то в вашей жизни подготовило вас к огромному росту популярности?

БС. Не думаю, способно ли что-то в жизни подготовить к такому. Как писатель вы просто хотите заработать денег на корку хлеба, верно? Всю карьеру вы думаете: «Если, будучи писателем, я зарабатываю достаточно, чтобы не протянуть ноги с голоду, жизнь прекрасна. Жаловаться не на что». И в самом деле, долгое время я тоже так думал. Я не хотел прославиться. Хотел только продолжать писать и не искать другую работу. Поэтому успех, которого я добился, — это одновременно и круто, и ошеломительно.

Скажу, что, когда я был моложе, мне посчастливилось пообщаться с другими авторами, и это повлияло на то, как я сам общаюсь с читателями. Примеров множество, но приведу лишь один. Мой первый научно-фантастический конвент, куда я попал, учась в старших классах, одарила посещением Кэтрин Куртц. Я столкнулся с ней в коридоре, пока она ждала начала следующего мероприятия. Мы проговорили целый час о том, каково это — быть писателем. Я познакомился с профессиональным автором, понял, что она обычный человек, которому можно задавать вопросы, и моя жизнь изменилась навсегда. Поэтому я стараюсь быть доступным, чтобы и другим начинающим авторам посчастливилось так же, как мне.

Перевод: Anahitta, zhuzh для Booktran и группы Сандерсона ВКонтакте.

P.S. Наш сайт наконец заработал! Добро пожаловать на обновленный booktran.ru, где вы найдете переводы как художественной литературы, так и публицистики. Хотя мы специализируемся на Сандерсоне, у нас есть переводы рассказов упомянутых здесь Макклеллана и Аберкромби, а также Лоуренса, Кори и других писателей, последние версии файлов.

Вот такое интервью мы с Леной (ula_allen на ФЛ) взяли у Марии Галиной, автора замечательных "Автохтонов" и других не менее любопытных книжек. Часть вопросов задана на Петербургской фантастической ассамблее 2016 года.

И да, пользуясь случаем напоминаю, что "Автохтоны" вошли в шорт-лист литературной премии "Новые горизонты-2016". Полный список финалистов — в авторской колонке Сергея Шикарева.

— В этом году ваш роман «Автохтоны» вошел в шорт-листы нескольких очень разных премий — имени Аркадия и Бориса Стругацких, «Большой книги», «Национального бестселлера», «Новых горизонтов»... Как вам кажется, в чем универсальность этого романа, почему его высоко оценили такие разные эксперты?

— Не думаю, что роман универсален. Он довольно сложный для интерпретации, а в отзывах на Фантлабе проскакивало, что и скучноватый: мол, нет там головоломного экшна. Но да, мне кажется, те, кто старается угодить какому-то среднему потребителю, который существует только в воображении автора — и, к сожалению, издателя, — в конце концов скатываются до максимы «пипл хавает». Читатель достоин того, чтобы с ним говорили о сложном — а автор должен, обращаясь к читателю, выкладываться в полную силу. Что касается мейнстрима и мейстримовских критиков, то тут скорее обратный эффект: на мой взгляд, эксперты соскучились по такому, открытому к интерпретациям тексту, без претензии на «большой русский роман». Не то чтобы «большой русский роман» был вообще плох, но эта претензия практически неосуществима, получаются этакие макеты в натуральную величину.

— Фантастика — литература преимущественно формульная. Пишут ее в основном по шаблону, который в общих чертах представляет большинство авторов. Понятно, почему этому принципу следовали тогда, когда фантастическая литература была действительно массовой: «бабло побеждало зло». Но сейчас тиражи упали, гонорары обнулились, однако отечественные фантасты продолжают держаться за «формулу» как утопающий за соломинку. С чем это связано?

— Ну, во-первых, с инерцией мышления: наши фантасты считают, что «формульная литература» хорошо продается и пользуется спросом, потому что так было в девяностых и нулевых годах. Во-вторых, издатели глубоко развратили авторов, настойчиво вдалбливая, что надо писать просто и доступно потому что «пипл хавает», в результате у нас возник совершенно чудовищный массив штампованной вторичной литературы. Долгое время ее сочинители прибывали в убеждении, что они действительно писатели: их книги успешно публиковались, за это платили гонорары, часто вполне приличные. Но в последнее время многое изменилось. Одна из положительных сторон кризиса в том, что сейчас этот рынок заметно съежился — отчасти потому, что функция такой литературы перешла к телесериалам. Если раньше определенный контингент покупал одноразовые книжки в мягкой обложке, чтобы убить время в маршрутке, то теперь он смотрит сериалы. С другой стороны, если разобраться, что остаётся в истории, то это, конечно, вовсе не «формульные» книги: «Мастер и Маргарита», повести Стругацких, утопии и антиутопии Ефремова, философские тексты Лема... Мне кажется, сегодня очевидно: путь наименьшего сопротивления — порочный путь, ведущий в никуда и не сулящий писателям ничего хорошего. Ну и конечно, лонгселлеры – это лучшие бестселлеры, и наши издатели, надеюсь, когда-нибудь это поймут.

— А есть ли другой возможный вариант развития? В каком направлении могла бы двинуться наша фантастика, если бы авторы отказались от штампов?

— Есть такая премия, «Новые горизонты», организованная энтузиастами отечественной фантастики, которая ставит задачей поощрение нешаблонных вещей, неформата. В принципе те произведения, которые мы видим в номинационном списке «Новых горизонтов» и есть наша предполагаемая «неформульная» литература. Что интересно, там мало «твердой» научной фантастики. То, что за нее приняли роман Роберта Ибатуллина «Роза и червь», больше говорит о наших ожиданиях: мы так хотим прочитать эту самую «хард НФ», что готовы увидеть ее даже в космоопере. В последнем лонг-листе «Новых горизонтов» есть несколько романов, действие которых перенесено в будущее — но это очень чуднОе гибридное будущее, где много архаических черт, а новые технологии сочетаются с устаревшим социальным устройством.