— Часто приходится слышать от коллег-критиков, особенно тех, кто специализируется на жанровой литературе: негде печататься, нет площадок для развернутых высказываний... Однако у вас, судя по библиографии, особых проблем с публикацией статей на самые разные темы не возникает. Как добиться такого результата? «Писать надо лучше»?
— То, что «писать надо лучше» — это не обсуждается, это универсальный совет для всех случаев жизни. Но я, пожалуй, соглашусь с жалобами, что каналов публикации становится все меньше. Вот в середине нулевых в моем распоряжении были с одной стороны специализированные журналы о фантастике — питерский «Полдень», киевская «Реальность фантастики», запорожский «Порог» — а с другой стороны, интеллектуальные журналы, находящиеся в нише между литературными и научными — для меня важнейшим был журнал «Свободная мысль», бывший «Коммунист». Так вот, все упомянутые издания прекратили свое существование. Теперь для меня остался почти единственный канал для публикации — это так называемые «толстые» литературные журналы. Пока этого хватает, но они не резиновые, и это, можно сказать, «последний бастион». Все эти журналы нерентабельные, живут за счет госдотаций, то есть система уязвима. А их аудитория является для меня загадкой, особенно аудитория любимой мною петербургской «Невы» — иногда мне кажется, что этот журнал не читает никто, кроме его авторов.
Что можно посоветовать критикам? Как показывает опыт, успех в сфере публикаций — равно как и в любой сфере — на две трети зависит от налаженных связей. Иногда хорошие связи могут оказать неожиданную услугу. Я много лет был знаком с одним провинциальным издателем, никогда не рассматривал его как канал публикации статей — и тут вдруг недавно получил от него предложение писать послесловия к издаваемым им фантастическим романом. Тоже и форма самовыражения, и небольшой заработок. Бумажная пресса вымирает, однако существует мир интернет-изданий. Беда в том, что большинство этих изданий не публикует критики и не интересуется фантастикой. Но эта проблема преодолима, и способ решения ее — налаживание связей. Нужно выходить на редакторов все новых изданий, нужно вести с ними диалог, нужно уговаривать их публиковать не совсем форматные для них вещи, пробовать новые рубрики. Нужно следить за появлением новых проектов, как в сети, так и на бумаге. Так постепенно можно завоевывать место под солнцем.
Но отдельная проблема — что вы, фантакритики, несете обществу. Просто знакомите с новыми публикациями? Это, на мой взгляд, слишком узкая задача. Литературная критика всегда в России была сильна тем, что она была наполовину публицистикой, что она вместе с писателями обсуждала важные вопросы жизни, поднимавшиеся в книгах. Вот в этом направлении, на мой взгляд, и должна развиваться критика — то есть вести экспансию на поляну публицистики, колумнистики, эссеистики, даже репортажного жанра — благо в фантастике всегда много мероприятий.
А вообще будущее нас, производителей текстов, видится мне туманным. Другое дело, что каналы, чтобы делиться своими мыслями будут всегда — хотя бы соцсети.
— Помимо прочего, вы занимаете должность координатора Ассоциации футурологов. Понятно, что общество меняется комплексно: экономические и социальные отношения, новые технологии, геополитика — все это увязано в один пучок, с кондачка тут не разберешься... И все же: на какие неочевидные аспекты вы посоветовали бы обратить внимание нашим фантастам?
— Я бы ответил на этот вопрос так: пусть обратят внимание хоть на какие-нибудь аспекты, но только всерьез. Фантастика не может не поднимать серьезных общественных проблем, и непростительным грехом большинства российских фантастов является то, что они считают позволительным относиться к ним по-дилетантски — и при этом фиксировать это свое дилетантское отношение в литературе. Если совсем просто: фантасты, читайте нон-фикшен. Нужно понять, что мы живем в очень сложной реальности. И особенно, конечно, удручает отсутствие интереса именно к социальным вопросам: при написании романов о будущем все считают нормальным, что умопомрачительная техника будет сочетаться с современными или даже архаичными политическими, экономическими и прочими отношениями.
— Англо-американская фантастика зародилась в начале XX века как разновидность палп-фикшн, бульварного чтива, откровенной дешевки — и постепенно усложнялась вплоть до «новой волны», киберпанка, «новых странных», Нила Стивенсона, Питера Уоттса, Грега Игана, Чайны Мьевиля... Отечественная фантастика за последнюю четверть века претерпела обратную эволюцию: от «четвертой волны» с ее сложными формальными экспериментами и морально-нравственными исканиями, от раннего Лазарчука, Рыбакова, Столярова, Лукиных, Покровского, Штерна, Успенского — к «сточкерам» и «попаданцам». Исключения, конечно, встречаются, но статистически малозначимые. На ваш взгляд, в чем причина такого тотального опрощения?
— Прежде всего, не соглашусь с вашей оценкой. Тут мы имеем дело как раз с той ситуацией, когда потомки стоят на плечах предков и от этого сами видят дальше. При всем уважении к поздним советским авторам, не надо все-таки забывать, что на их творчестве сказывались два фатальных обстоятельства советского времени: нехватка нужной информации, книг, литературных образцов — и цензура, не позволяющая не только говорить, но и думать о некоторых вещах. В XXI веке в русской фантастике проявилась целая плеяда совершенно уникальных по своим достоинствам и при этом высокоинтеллектуальных авторов — это и супруги Дяченко, и Андрей Валентинов, и Леонид Каганов, и Виктор Пелевин, и Алексей Иванов, и Ольга Славникова, и Владимир Сорокин. После выхода романа «Будущее» к этой плеяде совершенно неожиданно пришлось причислить и Дмитрия Глуховского. Шамиль Идиатуллин свои романом «СССР (тм)» дал уникальный пример продуманной и разработанной в мелочах социальной утопии. Андрей Мартьянов дает примеры редкой тщательности работы с историческим материалом. Да, еще должен девушек назвать: Ольгу Онойко и Анну Старобинец. Я берусь утверждать, что ни один писатель «четвертой волны» не дает такой насыщенности социальными смыслами, какие есть в лучших романах Пелевина, или такого литературного языка, какой мы видим в «Легкой голове» Славниковой. Да даже и Лукьяненко — хотя это и популярный писатель, но в своем жанре это настоящий мастер. Одним словом, если мерить лучших с лучшими — никакого падения не произошло. Но что произошло? Во-первых, увеличилась общее количество издаваемых книг — то есть статистически «лучшие» стали действительно меньшей долей в литературном потоке. Во-вторых, общество окончательно утратило тянущийся с советского времени заряд сциентизма, просветительства, если угодно, «культа разума».
Таким образом, интеллектуальные усилия отдельных писателей стали как бы рассеиваться: если вы хотите быть умным, хотите демонстрировать свой ум или свою эрудицию, вы можете это делать, но это будет вашей личной прихотью. Эта прихоть не будет поддерживаться ничем — ни мнением коллег, ни вкусами читателей, ни каким-то потенциальным попаданием в общекультурные тренды. Эта обстановка не делает интеллектуальных писателей менее интеллектуальными, но она накладывает отпечаток на их творчество: им становится не стыдно опускаться до халтуры, до участия в «конвейерных» межавторских проектах, они не стесняются высказывать дилетантские мнения по любым вопросам, они не стараются быть в контексте — это видно, и тут проявляется нынешнее состояние российского общества, которое, говоря условно, активно возвращает церковь на место науки. Отдельно стоит сказать о формальных стилистических экспериментах. По-видимому, тут мы имеем дело с общими закономерностями литературного процесса — в нем однажды наступают революционные эпохи, когда все принимаются экспериментировать, а потом все входит в колею. На рубеже 1980-1990-х годов была эпоха постмодерна, экспериментировали все, и фантасты тоже. Но та эпоха закончилась — причем закончилась в общепланетарных и общелитературных масштабах, оставив после себя некоторые приемы и, кроме того, размытые границы между фантастикой и «мэйнстримом» — причем размытые больше благодаря экспансии фантастики в мэйнстрим. Ну, об этом так же странно сожалеть, как и о том, что кончилась эпоха авангарда 1920-х.
Хочу особо отметить. Лучшая фантастика всегда размышляет о перспективах общества. Если эти перспективы не нащупываются, то мысль писателей рассеивается на пустяки.
Обнародован список американской библиотечной ассоциации «YALSA» и премии «Teens’ Top Ten».
Десятка победителей — это список любимых книг подростков из США за предыдущий год. На первом этапе определяется предварительный список номинантов — произведения выбирают члены подростковых книжных сообществ из шестнадцати школ и публичных библиотек со всей страны. Затем каждый школьник может проголосовать за свои любимые книги из списка номинантов. Произведения с наибольшим количеством голосов входят в итоговую десятку победителей.
В 2014 году топ-лист лучших произведений по версии премии «YALSA» и подростков США выглядит следующим образом:
Список «YALSA» и премии «Teens' Top Ten»Eleanor & Park от Рэйнбоу Ровелл
Splintered от А. Г. Говард
The Rithmatist от Брендона Сандерсона
«Пятая волна» Рика Янси
Monument 14: Sky on Fire от Эмми Лейбурн
«Девушка с планеты Земля» Джанет Эдвардс
The Testing от Джоэль Шарбонно
«Стальное Сердце» Брендона Сандерсона
Siege and Storm от Ли Бардуго
«Смертоносная игра» Джеймса Дэшнера
Мы представляем вам интервью с Брендоном Сандерсоном, который дважды появляется в списке американской премии «YALSA’s Teens’ Top Ten» этого года со своими книгами «Ритматист» и «Стальное Сердце». Интервью подготовлено Дженнифер Раммел для сайта The Hub.
Брендон, вы пишете уже многие годы, почему решили обратиться к жанру подростковой и молодежной литературы?
Я засветился в этом жанре со своей серией «Алькатрас» вскоре после того, как стал публиковаться. Раньше я не писал книги для подростков, но всегда думал об этом. Причина, по которой я пишу эпическое фэнтези, заключается в том, что есть кое-какие классные штучки, которые я могу проделывать только в этом жанре и ни в каком другом. То же самое, на мой взгляд, касается и подростковой фантастики: есть вещи, которые нельзя воплотить в той же мере в фантастике для взрослых.
Научная фантастика и фэнтези удивительным образом связаны с подростковой фантастикой. Если вы посмотрите на некоторые серии, которые я любил в молодые годы, например, «Колесо времени», «Шаннара», книги Эддингса, то обнаружите, что в них много подросткового. Фактически, читая что-то наподобие книг Эддингса, вам стоит задаться вопросом, не окажутся ли они в скором будущем на полке в разделе для подростков.
Обращаясь к подростковой литературе, написанной Хайнлайном и другими, мы видим, что такая фантастика была неотъемлемой частью научной фантастики и фэнтези. Некоторые из ранних фэнтезийных произведений — «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла и работы К. С. Льюиса — послужили основой для жанра фэнтези в целом.
Так что писать в жанре молодежной литературы для меня очень естественно, потому что мне это нравится и я уважаю вклад подобной литературы в жанр.
Каково это, когда в список топ-десять попадают сразу две ваших работы?
Для меня большая честь и удовольствие, что подросткам нравятся мои книги.
Какой наилучший писательский совет вы можете дать школьникам, желающим стать писателями?
В двух словах мой лучший совет: просто не останавливайтесь. Основное, что я понял за два года участия в программе «Месяц национальной литературы» перед тем, как заключить свой договор с издательством, — это важность систематичности. Просто сядьте, поставьте перед собой цель и пишите слово за словом изо дня в день.
Что вы сейчас читаете?
Последнее время я слушаю много аудиокниг, потому что считаю, что они хорошо вписываются в мой плотный график писательства, туров и проведения времени с семьей. Недавно я слушал последнюю книгу Робин Хобб — «Убийца Шута». Она не только один из моих любимых авторов фэнтези, но и одна из лучших писателей жанра на сегодня.
Какую суперсилу вы бы выбрали?
Мой выбор суперсилы зависит от того, насколько в этот день рационален мой мозг. Имело бы больше всего смысла обзавестись регенеративными способностями Росомахи. С другой стороны, я вроде как не прыгаю со скал и не ввязываюсь в драки. Так что, вероятно, мне бы не слишком пригодилась эта сила.
Вы скорее стали бы Эпиком или обычным подростком?
Я бы сказал, обычным подростком. Я написал Дэвида так, чтобы ему можно было симпатизировать как обычному человеку, который борется с силами, кажущимися неуправляемыми. Если бы я приобрел способности Эпиков, боюсь, что использовал бы их неразумно, что и является частью идеи, которая вдохновила меня написать «Стальное Сердце».
Хотели бы вы быть Ритматистом?
Я логичный человек, так что если бы я жил в мире Ритматиста, меня бы потянуло на подобную магию. Но в том мире никто не может выбирать, Ритматист он или нет, так что, возможно, лучше жить в нашем мире, где я могу выбрать профессию писателя и не должен полагаться на прихоти магической системы.
При возможности создать любое существо с помощью рисунка — что бы это было?
Я думаю, что каждый на моем месте скажет, что дракона. Многие из нас познакомились с фэнтези благодаря книгам о драконах, так что в сердце писателя фэнтези есть особое место для клёвых драконов. Например, отчасти из-за книг Энн Маккефри я увлекся фэнтези, так что я не буду оригинальным и скажу, что дракона.
Цикл «Алькатрас»
Цикл из четырех романов для детей и подростков об удивительных приключениях Алькатраса Смедри — тринадцатилетнего приемыша, необычного мальчишки, которому предстоит спасти человечество.
Цикл «Реконеры»
Прошли годы с тех пор, как небесная вспышка наделила обычных людей сверхъестественными силами. Люди живут как умеют. Никто не сопротивляется Эпикам. Никто, кроме Реконеров – тайной группы людей, посвятивших свою жизнь изучению способностей Эпиков, поиску их слабостей и средств, дающих возможность их убивать.
Мое имя Дэвид Чарльстон. Я не из Реконеров, но я намерен к ним присоединиться. У меня есть кое-что, что им нужно. Не какой-то предмет, а бесценный опыт. Я знаю секрет непобедимого Эпика.
Цикл «Ритматист»
Добро пожаловать в удивительный мир стимпанка, в котором много лет назад король Британии в изгнании открыл нестандартную двухмерную магию на Соединенных Островах Америки. Ее основу составляют фигуры и линии строгой формы. Мастерство мага оценивается по многим комплексным параметрам, основным из которых является умение волшебника с точностью до миллиметра чертить защитные круги и призывать к атаке нарисованные мелом фигурки. Но не в каждой руке мел творит чудеса. Только настоящий Ритматист может вдохнуть жизнь в двухмерные картинки. Лишь немногие избранные обладают подобными способностями.
Лучше поздно, чем никогда. В августе, на Петербургской фантастической ассамблее, я взял интервью у Питер Уоттса -- и вот наконец дорасшифровывал. В принципе, получилось своевременно: во-первых, в печать сдано несколько новых его книг, во-вторых, Ассамблея со дня на день запускает новый сезон -- и, надеюсь, скоро объявит о почетном иностранном госте 2015 года. А пока...
цитата
Питер Уоттс. Научный метод, чудеса глубин и эксплуатация пыток
Полностью интервью читайте на сайте онлайн-журнала "Питерbook":
— Авторов НФ часто упрекают в том, что они перегружают свои книги наукообразными лекциями. Какие приемы вы используете, чтобы избежать менторского тона, сухости, наукообразия?
— Должен признать, что бы я ни делал, как бы ни старался, у меня не всегда получается избежать этого недостатка: увы, инфодампа в моих произведениях хватает. Один из трюков, которые я использую, чтобы с этим бороться, я называю torture porn, «эксплуатация пыток».
Например, в «Водовороте» есть сцена, где я должен был передать читателю кое-какую информацию о герое. Изначально я написал этот эпизод так: сидят два человека в комнате и перекидываются репликами. Это было скучно до ужаса, меня самого тошнило. В финальной версии разговор происходит во время деконтаминации, принудительного очищения организма от вируса. Герой находится в страшном помещении, он прикован, роботы залезли к нему, извините, в анус, они скребут ему кожу... А босс героя наблюдает за этим через прозрачную стену и у них происходит тот же самый профессиональный диалог. Но вместо информационного мусора у нас получается фактически допрос — и это в какой-то мере решает проблему поступления информации.
В другом произведении мне пришлось объяснять сложные биохимические теории, связанные с микроорганизмами. Повторилась та же история: сперва я сочинил эпизод, в котором герой сидит за микроскопом и в поте лица добывает необходимую по сюжету информацию. Получилась скука смертная. В финальной версии героя, который должен был выступить с научно-популярной лекцией, связывает и пытает социопат, сексуальный садист. Так как оба они биохимики, ученые, садист задает вопросы — и наказывает жертву, если та допускает ошибку. В результате у нас получается в принципе то же самое, но момент драматически обострен, и ты лучше усваиваешь информацию, которая обрела для героя жизненную важность.
Конечно, проделывая такие трюки надо понимать, что некоторое из читателей неизбежно сочтут тебя извращенцем, садистом и мизогинистом, который просто любит мучить женщин. Но такова жизнь.
— Существует мнение, что современная наука слишком сложна для обывателя, писателю неизбежно приходится что-то упрощать, а значит искажать. Доводилось ли вам наталкиваться на непроходимую стену, когда невозможно что-то без потерь перевести с языка науки на язык литературы?
— Звучит как очередное преувеличение: я настолько много знаю, что даже не могу донести это до вас, простые смертные. Не думаю, что я настолько велик. Я пишу книги, которые сам хотел бы прочитать. И если у меня у меня есть идея, которую я понимаю, то я просто по определению смогу объяснить ее читателю.
Не могу согласиться с фундаментальной предпосылкой вашего вопроса — предположением, что современная наука слишком сложна для понимания. Наука не сложна. Наука — это организованный здравый смысл, набор правил, предназначенных для того, чтобы понять, как что-то работает. Те факты о Вселенной, те открытия, которые совершают ученые — они порой действительно весьма сложны. Но в какой-то мере это и есть результат общеприменимости научного метода. Доказательство того, насколько наука мощна, насколько она эффективна. Наука дарит нам такие прозрения, которые с трудом умещаются в голове. Но инструменты, при помощи которых делаются эти открытия, просты и доступны. Именно поэтому я считаю, что «Ложная слепота» роман вполне прозрачный. Герои «Ложной слепоты» не просто читают друг другу лекции, посвященные каким-то смутным, непонятным концептам. Мы видим героев в процессе взаимодействия с инопланетным артефактом, в процессе открытия. Ничто не мешает читателю проследить за этим процессом и разобраться в выводах, к которым приходят персонажи. Вся необходимая информация на страницах романа дана. Если кто-то считает, что «Ложная слепота» слишком сложна для восприятия, это значит лишь одно: облажался я, автор. Нет никакого оправдания тому, кто пишет слишком сложно. Черт побери, у нас же есть Стивен Пинкер и Брайан Грин, которые сочиняют нон-фикшн, документальные книги — о структуре реальности, о параллельных мирах, о лингвистических принципах работы мозга... Пишут, основываясь на новейших достижениях современной науки. И их книги становятся бестселлерами. Значит, и об этом можно говорить на доступном языке. Может быть, просто я еще не достиг такого уровня. Что ж, есть к чему стремиться.
Несколько месяцев назад по случаю выхода романа «Слова сияния» из цикла «Архив штормсвета» ребята из сообщества Booktalk Nation пообщались с Брендоном Сандерсоном в формате видеочата.
Команда Booktran подготовила перевод беседы на русский язык. Желающие могут посмотреть видеоверсию интервью с русскими субтитрами здесь:
Стенограмма беседы и перевод с англ. языка — SchwammKopf.
Субтитры — Rediens.
Итак, роман «Слова сияния» вышел около месяца назад. Ваши фанаты, ваши многочисленные поклонники с нетерпением ожидали этого момента.
Думаю, что ожидали они все-таки основательно запасkись терпением. Ведь прежде, чем я приступил к следующему тому «Архива штормсвета», мне требовалось закончить еще два тома цикла «Колесо времени». Да, поэтому, конечно, ждать книгу им пришлось даже больше, чем нужно.
«Слова сияния» – это просто колоссальное предприятие. В смысле, не только в плане объема, а в плане хитросплетений сюжетных линий. Поэтому, собственно, вопрос: какова была реакция фанатов на новую книгу? Может быть, какие-то их впечатления вас удивили?
Вторая книга цикла "Архив штормсвета" на русском языке
Отзывы были потрясающие. У фанатов огромное терпение. Они были очень и очень позитивны и дружелюбны… Мне, вообще, поэтому и нравится быть писателем, как раз из-за вот таких моментов, когда я общаюсь непосредственно с любителями моего творчества. Мне кажется, что в отличие от поклонников из других областей искусства у меня общение с моими фанатами строится так, будто мы коллеги. Ведь когда кто-то читает мою книгу, что происходит? Они участвуют в ее создании, разве нет? Они размышляют, они воображают, они становятся частью происходящего: тут и герои, их манера разговора, голос, внешность и одежда и все в таком роде. А это, в свою очередь, сильно располагает, открывает, настраивает на общение. По крайней мере, такие ощущения у меня были во время чтения моих любимых писателей. Выстраиваются своеобразные отношения, будто мы вместе трудимся над одним произведением. Поэтому отзывы были совершенно потрясающие. Интересно, что в ходе таких встреч всегда случается что-нибудь неожиданное. Конечно, в моем случае к такому пора уже привыкнуть и быть готовым. Но фанаты, они порой обращают внимание на такие вещи, что даже и никогда не предположишь! Так, во время моих последних встреч был затронут момент в книге, где персонажи обучаются тому, как трансформировать один вид материи в другой. У меня там есть сценка-диалог с неодушевленном предметом. Звучит странно, конечно, но это же фэнтези, и в данной сцене это то, что нужно. Шаллан пытается превратить ветку в огонь, чтобы развести этот самый огонь, а ветка не хочет! И она ее уговаривает по-всякому, а ветка так: «Нет, я ветка и все». Так вот, во время тура меня вдруг стали спрашивать, будет ли еще место в сюжете для ветки, будут ли еще какие-то от нее новости. Меня такие вопросы даже немного застали врасплох. Ветка? Какая еще ветка? А… та самая, в сцене, которая не то страничку, не то две? И вот на этом они заострили внимание. На ветке…
Видимо, ветка получилась очень фактурной и с характером.
Да-да. Мне мои редакторы так и сказали: «Ну, это все-таки комплимент, ведь даже ветки в твоих книжках обладают большим характером».
Совершенно верно! Ведь, чтобы ваши книги возымели эффект, нужно людей погрузить в атмосферу, чтобы они действительно поверили в естественность происходящего, в том числе и в… ветку. Поэтому вопрос: что нужно, какая должна быть фантазия, чтобы выстроить такой мир, такой натуральный и настоящий, и чтобы читатели действительно погрузились в него и поверили в происходящее?
Как раз такое погружение и привлекло меня в свое время в фэнтези. Ощущение того, будто построенный мир – настоящий, и он мог бы существовать или существует. Помню, я как-то смотрел интервью с актерами, снимавшимися во «Властелине колец». Там они говорили о проработанной, глубокой истории этого мира, о том, как им предстояло носить эльфийское белье во время съемок, так как даже такой элемент был составной частью погружения. В эпическом фэнтези как раз и воспроизводится попытка выстроить такой опыт. Мы пишем историю, которая происходит в мире, которого на самом деле нет. Но от форзаца до форзаца, во время чтения, мир должен ожить и быть реальным. Вот этот момент мне и нравится. В этом и есть сложность эпического фэнтези как для читателя, так и для писателя. Но еще хотелось бы такой вопрос затронуть. Мы все время обсуждаем, как выстроить такой мир, как создать такой эффект погружения. Но, прежде чем рассматривать этот вопрос, мне всегда сначала хочется отметить следующий момент. Любой литературный мир интересен лишь настолько, насколько проработаны персонажи, населяющие его. И сюжет интересен лишь тогда, когда персонажи, которым сопереживает читатель, вдруг оказываются в опасной ситуации. Поэтому классный сюжет, вне зависимости от жанра, во многом зависит от ярких персонажей. И это, на мой взгляд, самое важное. Пускай даже мир не очень, но если персонажи хорошо проработаны, то и книга будет удачной. Но вот если персонажи не очень, а мир, пускай, интересный, то, мне кажется, книга все равно будет не такой удачной. Но, конечно, когда мы пишем эпическое фэнтези, мы стремимся добавить в мир элемент погружения, поэтому мир для нас – это такой же персонаж, и выписываем мы его так же, как и персонажей. Поэтому большая задача, стоящая перед писателем эпического фэнетези, – это выстроить убедительный контекст, создать такое ощущение, что все это существует на самом деле. Поэтому, когда я пишу свои книги, обычно спрашиваю сам себя: что еще можно добавить, чтобы усилить эффект погружения. Если вы откроете мои книги, то увидите в них иллюстрации. Я стараюсь, чтобы эти иллюстрации были словно созданы внутри самого мира. Они – частицы, фрагменты мира, созданные внутри тех культур, которые существуют в нем. Все это призвано добавить дополнительный визуальный элемент. И тут надо сказать, что это действительно очень большое мастерство, все увязать и свести воедино и не вывалить на читателя огромной кучей. В том смысле, что может получиться так, что любое эпическое фэнтези может читаться как энциклопедия. И таких ситуаций нужно, конечно, избегать. Не допускать, чтобы книга скатилась в нечто, напоминающее энциклопедию. Хотелось бы переживать события этого мира, находиться в нем, а не читать очередную статью из справочника. Такое мастерство требует годы и годы писательского опыта.
Да, особенно в цикле «Архив штормсвета», хотя бы просто из-за большого объёма. Ведь все события нужно увязать. Если что-то случается на странице 100, оно должно как-то повлиять на то, что будет на странице 900. В этой связи у меня вопрос. Многие писатели иногда признаются, что их собственные персонажи порой удивляют их. И мне интересно, может ли быть так? Действительно ли какой-то персонаж может сделать что-то такое, что все сюжетные заготовки рассыпаются? Сталкивались вы с таким в своем творчестве, с таким, что персонаж выкидывает что-то этакое, неожиданное?
У вас классический вопрос по писательском мастерству. В каком объеме планировать сюжет? В каком объеме вести его в более свободном формате? Если все тщательно распланировать, то сюжет обычно будет более запутанный, с большим количеством поворотных моментов. Но есть «но»: если все слишком сильно распланировать, есть шанс, что персонажи просто станут такими картонками, которые просто проходят череду событий, одно за другим. Персонажи могут оказаться неживыми.
Другой случай называется у писателей «писательством на лету», это такое сочинительство, когда история пишется тут же, в процессе написания. В этом случае персонажам дается больше свободы в разных ситуациях. Поэтому они становятся более фактурными, живыми. Но сюжет в этом случае сильно виляет из стороны в сторону. Писателю нужно найти какой-то баланс. Я склонен больше к планированию сюжета. Поэтому я обычно готовлю запутанный, переплетенный сюжет, а затем уже набираю героев и распределяю их по ролям. Но своим персонажам я все равно даю свободу и позволяю им изменять намеченные планы. Для меня поступок персонажа – это не нечто неожиданное. Это больше что-то наподобие: «М-м-м, персонаж, который вырисовывается, никогда бы не принял того решения, которое я уже задумал по сюжету». Поэтому в таком случае я снова берусь за свои наброски и заново все переделываю, передумываю. Из-за таких штук порой приходится отбрасывать целые, уже намеченные сюжетные линии. Даже в «Словах сияния» такое было, пришлось кое-что выкинуть. Была идея, что второстепенный персонаж перекочует в третью книгу из второй. Так вот, его пришлось убрать из сюжета из-за того, что мне казалось, что существующим персонажам нужно было поступить как-то иначе, чем было задумано во второй книге. Такие ситуации меня заряжают энергией. Замечательно, что они происходят. Но всегда это означает: «Так, такие перестановки потребуют снова большого труда». Поэтому на встрече со своими ассистентами я им так и объявил, что откинул второстепенную роль, так как тот персонаж такой-то и такой-то и делает то-то и то-то, а значит, нам предстоит переработать сюжетные заготовки третьей книги. А еще это значит, что изменение отразится и на сюжете всего цикла. Контрастный подход очень важен, ведь благодаря такому перетягиванию каната между заготовленным сюжетом и развивающимися персонажами у меня получаются с одной стороны взрывные концовки, а с другой – персонажи остаются живыми, натуральными, принимающими свои решения. Они не просто безвольно проходят по каким-то заранее подготовленным сюжетным точкам.
У «Обреченного королевства» очень много фанатов, а предвкушение в ожидании «Слов сияния» было очень велико. Когда вы писали книгу, было ли некое психологическое давление, что нужно превзойти первую?
Первый том цикла "Архив штормсвета" опубликован на русском в 2013 г.
Да. Попытка превзойти первую книгу, конечно, была. Так всегда бывает, когда напишешь что-нибудь успешное, нечто такое, что людям действительно нравится, и возникает немой вопрос к самому себе как к человеку творческому: «Все ли это? Неужели я достиг своей вершины?» И как писателю нужно не дать подобному вопросу погубить свое творчество. Среди моих друзей есть писатели, и они писали очень успешно, а сочинить что-нибудь еще, такое же успешное, было большой трудной задачей. Мне повезло в какой-то мере в этом плане, у меня есть некая «психологическая подпорка», ведь я долгое время находился в безвестности. Прежде чем мне удалось продать свой роман, я написал их тринадцать штук. Поэтому я научился писать для себя, в стол, писать то, что мне приносит удовольствие, на темы, над которыми мне нравится работать, и такой вопрос я стараюсь заглушить. Конечно, хотелось бы, чтобы каждая книга была замечательной, а следующая еще «зачетнее», как сейчас принято говорить в интернете. Хочу, чтобы каждая книга была лучше и лучше, всегда стараюсь, чтобы все было замечательно. Но нельзя позволить себе, чтобы этот червячок, то, о чем вы сказали, чтобы он задавал вопрос: «А смогу ли я? Смогу ли превзойти свой успех?» и не дал мне более писательствовать. Я пишу те сюжеты, которые мне интересно писать. Изложить то, что у меня в голове, на бумагу – именно это делает из меня того, кто я есть. Поэтому… я продолжаю писать, продолжаю заниматься творчеством, и это определяет, кто я есть. Просто пишу. И очень надеюсь, что читатели также будут хотеть читать мои книги, то, что я излагаю из своей головы. Но если они больше не захотят их читать, я все равно продолжу писать. (Смеется).
Не думаю, что такое произойдет в ближайшем будущем. Кстати, я где-то читала в вашем интервью, что «мы еще не приблизились к тому, чтобы полностью раскрыть потенциал эпического фэнтези». Я правильно вас цитирую?
Да, я действительно думаю, что этот жанр находится еще на заре своего существования, в смысле, эпическое фэнтези как поджанр. Конечно, надо оговориться, что жанр спекулятивной литературы в целом охватил уже много интересных тем, в том числе и эпическое фэнтези, но в более узких масштабах.
Помните, все началось с Толкина (на фото), и он был крут. На смену пришла целая эпоха, вдохновленная его творчеством. Сейчас же мы вступаем в такое время, когда уже выросло поколение тех людей, кто его не читал, а те, кто вырос на Толкине, как бы противятся им… Не знаю, куда все это приведет. У меня подозрения, что в следующие десятилетия этот жанр разрастется в нечто такое, что мы, пишущие сейчас, даже не представляем, и, вероятно, это уже будет написано не нашим поколением. Ведь это жанр, который не имеет границ. В других жанрах есть какие-то ограничения, и я даже скажу больше, и, наверное, это будет звучать несколько пафосно. Если в сюжете есть элемент чего-то невероятного или сам сюжет строится на чем-то таком, чего не может быть в реальности, – это и есть фэнтези, и в этом и есть соль нашего жанра. В нем нет правил, в нем нет каких-то таких стоп-сигналов: «Стоп, так здесь делать нельзя». Именно поэтому я думаю, что такой жанр может расти дальше и перерасти в нечто гораздо большее, чем то, что мы видим сейчас.
Как думаете, вы уже подобрались к той черте, что уже вот, все – вы достигли всего, чего можете. Есть ли какие-то вещи, которыми вы «перебили» то, что писали раньше?
Знаете, такой вопрос может завести не в ту степь, и мне не захочется больше писать. Хотелось бы периодически выдавать лучшее, на что я способен. И хотелось бы верить, что я всегда буду придумывать что-то новое и интересное. А иначе я просто заскучаю. Можете даже посмотреть на мое литературное портфолио, я все время перепрыгиваю с одного проекта на другой. Не могу долго работать над чем-то одним. Я всегда возвращаюсь к своим идеям. Вот такой у меня писательский характер. По завершении какого-нибудь проекта мне требуется переключиться на что-то совершенно другое, чтобы оставаться увлеченным всем этим делом, чтобы хотелось делать еще что-нибудь новое. Поэтому вы, наверное, замечали: я всегда работаю над какими-то еще небольшими, малыми проектиками. Надеюсь, что такой подход позволит мне как писателю постоянно вносить что-то новое в свои работы, получать какие-то новые знания и писать сюжеты лучше и лучше с каждым разом. Наверное, любой человек творческий хочет, чтобы каждая его новая работа была лучше предыдущей. Но такое редкость. На мой взгляд, Тэрри Пратчетт в фэнтези – один из тех, кто пишет все лучше и лучше, чем дольше он занимается этим делом. Многие из нас достигают определенного уровня и пишут хорошие вещи, но уже только на этом же уровне. Надеюсь, что это не мой случай. С другой стороны, я, к сожалению, тоже не могу сказать, что все, что мне нужно, – так это просто «писать то, что мне нравится».
Давайте немного сменим тему и поговорим о вашем замечательном подкасте, который называется Writing Excuses. Этот подкаст вы выпускаете с тремя другими писателями. В этом подкасте вы и вдохновляете, и даете какие-то советы начинающим писателям. У вас и так очень мало времени, почему вы еще уделяете внимание этому проекту?
Я решил, что буду писателем, в подростковом возрасте. В достаточно ранние годы моей жизни, но не так рано, как другие писатели. Тогда мне попалось фэнтези и я решил, что хочу стать писателем. Проблема только была в том, что я не имел ни малейшего представления, что для этого нужно. Как можно стать писателем, к кому для этого нужно обратиться? В кругу моих знакомых не было профессиональных писателей. И я хорошо помню, что в первый раз получил хоть какой-то совет на местной конференции, посвященной фантастике. Почетным лектором тогда была Кэтрин Куртц. Тогда же я подал заявку на писательский конкурс и, кстати, в нем победил. На Кэтрин я произвел впечатление, она выделила время, и мы с ней побеседовали в течение сорока пяти минут. Говорили мы о том, что значит быть писателем, что для этого нужно и подобных вещах. До меня стало доходить, что, конечно, чтобы стать писателем нужно много тренироваться. А настоящий совет и поддержку можно получить только у настоящих писателей, но их не так-то просто найти. И интернет как раз-таки предоставляет большие возможности встретить новых людей, взаимодействовать с ними. Поэтому мне захотелось воспользоваться таким инструментом и попробовать реализовать такие вещи. Ведь я общался не только с Кэтрин, со мной как-то беседовал и Дэйв Волвертон (он же Фарланд, так как пишет под двумя псевдонимами). Следовательно, наиболее полезную информацию, да и вообще большую часть того, что я знаю о писательстве, я почерпнул у других писателей. Просто мы общались, а они мне рассказывали о писательском мастерстве. И подкаст как раз и создан в форме таких бесед, только передаются они уже через инструменты интернета и другие средства медиа, которые существуют на данном этапе.
А вам помогает в работе анализ каких-то отдельных компонентов вашего ремесла? Помогает ли какой-то самоанализ или разбор ваших работ другими писателями? Помог ли вам такой анализаторский процесс в работе?
Однозначно, да. Писатели-ведущие подкаста невероятно талантливы. Я с удовольствием прислушиваюсь к их методике, советам. Мне это очень сильно помогает в работе. Когда я сажусь писать, то работа по большей части идет по наитию, инстинкту. Думаю, так работает большинство писателей. Писательство – это творчество, искусство. И только отчасти – ремесло. Поэтому ты сидишь и пишешь, просто пишешь по инстинкту, как чувствуешь. И вот тут-то такие вещи, как подкаст или мое преподавание, меня как бы заставляют поднять голову чуть выше и задать себе вопрос: «Так, а что же и как я конкретно делаю? Можно ли как-то мою технику объяснить по шагам? Откуда берется это чутье, откуда оно черпается, как оно создает сюжеты?» И когда задумываешься над этими вопросами, анализируешь собственный процесс сочинительства, то лучше его понимаешь и, соответственно, лучше можешь его объяснить другим. Также, если возникает какая-то проблема в работе, я всегда могу выйти из режима «пишу, как чувствую» в более аналитический режим «студент-филолог», если можно так выразиться. В этом режиме можно самого себя спросить: «Так, что происходит? В чем проблема? Что мне мешает? Почему не получается?» Тогда можно применить все эти методики и стратегии. И тогда я могу вернуться к тому, что я когда-то написал в режиме «по чутью», проанализировал, а теперь могу применить уже более осознанно. В этом плане такой анализ помог мне очень сильно.
Еще бы хотелось с вами поговорить о, так сказать, рыночном, маркетинговом аспекте вашего творчества, особенно о последней книге, «Словах сияния». Она же почти на 1100 станиц. Вы лучше меня знаете, что издать такую книгу очень дорого. Просто даже напечатать ее. Ведь не могут же они продавать ее в три раза дороже, чем книгу в 300 страниц! И я знаю, что издать такой объемный труд вам удалось благодаря своему успеху. Как вы думаете, может ли быть так, что благодаря вам и другие писатели тоже смогут получить зеленый свет на такие работы?
Было бы классно. Я знаю, что в свое время Роулинг установила новые границы того, что допустимо в аспекте объемов книг в сфере литературы для подростков и молодежи. Ее работы дали возможность появиться другим объемным книгам для молодых. Я же пишу такие объемные вещи, потому что того требует сюжет. А в наши дни, при наличии интернета, можно делать и другие классные вещи. Есть такие писатели, кто «сериализируют» свои сюжеты. Такой «посерийный» подход позволяет «разбить» большую книгу на несколько более усвояемых частей. Усвояемых как самим писателем, так и читателем.
Большие книги очень дорого выпускать. Я знаю, что мой издатель хотел бы, конечно, чтобы я как-нибудь разбил свою работу на несколько частей. Но, к их чести, они готовы издавать книги такого объема, какого я им укажу, на основании лишь того, что таков мой творческий замысел. Художнику, человек творческому, это необходимо. А большое произведение или короткое – это уже зависит от замысла. Но, думаю, что сейчас технологии приоткрывают дверь возможностей шире, чем это делаю я.
Трудно ли вам писать что-то за пределами научной фантастики? Много вещей из того, что вы пишите, вы берете, например, из своего личного опыта. Тяжело ли вам работать не в фантастике?
Что ж, единственное на данный момент, что я пишу за пределами жанра, – это сообщения в блог и эссе. Мне повезло, у меня есть высшее образование, я закончил магистратуру по направлению «английский язык», поэтому я всегда могу опереться на те приемы, что мы изучали в ВУЗе. Если я пишу что-то из художественной литературы, то еще не было такого случая, чтобы я не внес хотя бы маленький элемент научной фантастики или фэнтези. Это потому, что я очень люблю научную фантастику и фэнтези, я люблю читать этот жанр, и поэтому так получается, что и пишу в нем же. Возможно, если я вдруг решу написать что-то вне жанра, проблем не возникнет. Но до сих пор я либо вне художественной литературы (блог и эссе – прим. пер.), либо в спекулятивном жанре (фантастика, хорроры, фэнтези и т.п. – прим. пер.).
Вы упомянули, что много читаете фэнтези-литературы. А читаете ли вы что-нибудь за пределами этого жанра?
Читаю. Я стараюсь расширять границы читаемого, в основном это документальная проза и нехудожественная литература, если она выходит за рамки научной фантастики. Конечно, я читаю много научной фантастики и фэнтези, городского фэнтези и прочей подобной литературы. В противном случае я читаю триллеры. Мне интересно, каким образом писатели данного жанра переплетают вместе сюжет, динамику и загадку, каким образом и когда они разворачивают сюжет неожиданным образом. Но я не читаю очень уж много мэйнстримовых вещей. Читаю какие-то избранные произведения. А вообще, вы можете найти меня среди трех жанров: детектив, триллер и НФ/фэнтези, но в основном, конечно, НФ/фэнтези. Если я погружаюсь в другие жанры, то делаю это преимущественно потому, что мне интересно, каким образом они пишут, и интересно заодно посмотреть, смогу ли я позаимствовать какие-нибудь «фишки». Когда ты писатель, обучение часто связано с тем, что ты берешь чью-то работу и говоришь: «Это работает здесь, давай-ка я разберусь, а затем мы посмотрим, смогу ли я применить это каким-то образом в моих работах».
Какая у вас самая любимая сцена из ваших ранних книг? Если вы сможете выбрать одну, то над какой сценой вам было приятнее всего работать?
Я бы отметил ту, где Перрин (на рис. справа) выковывает свой молот, из романа «Башни Полуночи», так как Перрин – мой любимый персонаж из «Колеса времени». А то, что я смог прикоснуться к «Колесу времени» и как поклонник, и как писатель, стало для меня в высшей степени впечатляющим опытом.
С каким персонажем из «Архива штормсвета» вы себя больше ассоциируете?
Знаете, такой вопрос мне часто задают, и мне всегда тяжело на него ответить. Ведь писатели часто вкладывают частицу себя в каждого персонажа. Но ты также закладываешь что-то в характер героев, чего в тебе самом нет, что-то такое, что не свойственно тебе. Поэтому персонаж – это некая смесь. Конечно, нет такого персонажа, в котором нет частицы тебя. Так происходит формирование любого персонажа, это семечко, из которого персонаж растет. Поэтому я и похож и не похож на каждого из своих героев. Я часто также отвечаю «Далинар» просто потому, что этого персонажа я вынашивал в планах очень долго. Но это, конечно, не значит, что я такой же, как Далинар, ни в коем случае. Поэтому и ответить мне тяжело. Может быть, Шаллан? В общем, я не знаю, я не знаю, на кого же я похож.
У вас есть персонаж, которого поклонники всегда обсуждают. Его зовут Хойд. Как вы можете прокомментировать способность Хойда к путешествию из мира в мир?
Хойд действительно такой ходок, он присутствует во всех моих работах эпического фэнтези. Он, конечно, не я, он очень сильно отличается от меня. Как минимум он во много раз умней.
Он путешествует среди миров. Он отвечает за сюжет, который происходит за кулисами основных историй, если так можно выразиться. Это будет ясней и конкретней по мере написания книг.
Сцена с веткой из «Слов сияния» активно обсуждается среди участников вашего фан-форума. Вы можете добавить что-то к этому вопросу? Может быть, появится ли ветка в будущем. Расскажите, пожалуйста, о персонификации неодушевленных предметов в ваших книгах.
Сама мысль пришла из Азии, а вообще, возникла она в Греции. Так вот, это такая комбинация идей, что-то вроде азиатского синтоизма, согласно которому у всего есть душа, и платоновского мира идеальных форм, в котором у всего есть духовный аспект. В этой концепции я и работаю, это часть фундамента, на котором стоит мир космера, единой общей вселенной. Идея в том, что у всего есть характер, личностность и определенная духовность. Поэтому да, есть в моих книгах такая тема: неодушевленные предметы разговаривают, будто они живые. Это тема в космере у меня с самого начала. Она есть и в моей самой первой опубликованной книге «Город богов». В разных моих произведениях есть такое, что какие-то концепции вдруг оживают и начинают общаться с людьми. В каком-то смысле это элемент такой базовой мифологии единой вселенной. И я бы хотел, чтобы данная мысль как-то ярче себя находила в следующей серии или даже сериях, так как их у меня несколько.
Какой совет вы дали бы тем писателям, кто только пробует перо в жанре фэнтези и кто пытается набить руку в этом деле?
Первым делом, конечно, если вы еще не очень ориентируетесь в фэнтези, нужно погрузиться в жанр, почитать что-то из классиков жанра, но я бы все свое внимание перенес на то, что публикуется и издается в настоящее время. Это позволит вам понять, о чем сейчас говорят, что обсуждают, стать частью той дискуссии, в которой участвуют коллеги, оценить их творчество. При этом нужно привнести что-то свое, что-то новое или, наоборот, не пойти на поводу текущих тенденций, а, опять-таки, сделать что-то самостоятельное, новое, интересное. Если вы писатель, уже знакомый с жанром фэнтези, и сейчас работаете над тем, чтобы заявить о себе, то я только «за», это здорово, в жанре нужные новые голоса. Подумайте, что можете оригинального внести в жанр вы, что-то такое, чего еще нет. Может, вы заметили какие-то пробелы, какие-то сюжеты, которых еще не раскрыли, и вы бы хотели над ними поработать. А еще, что бы вы еще добавили в жанр вообще, ведь он сейчас как лоскутное одеяло, состоящее из разных фрагментов, заплаток. Вот такой мой совет. Определите ваш стиль, индивидуальный голос, что вас отличает от других; может, ваше происхождение, знание, какое-то увлечение или хобби или что-нибудь, что может лечь в основу интересной истории.
Тема религии всплывает во многих ваших книгах. Можете ли вы прокомментировать данное утверждение?
Я человек религиозный, и, естественно, религия увлекает меня. В религии интересно все: и как она работает на пользу общества и, наоборот, угнетает его; какие-то яркие достижения религии и ее страшные деяния. Я постоянно ловлю себя на мысли, что возвращаюсь к этой теме, мне интересно заострить на этом вопросе свое внимание. Я думаю: «О, над этим аспектом я еще не работал, как этот персонаж обращается с религией, что он о ней думает, как вот эта культура подходит к этому новому и отличительному аспекту религии». Ведь на протяжении всей истории человечества религия была сильным движущим фактором в человеческом бытии. Многие писатели его и не затрагивают, и это, кстати говоря, нормально, так как в эпическом фэнтези и так хватает, о чем сказать. Но я лично этот вопрос очень люблю, хорошо знаю, и если я оставлю какие-то аспекты незатронутыми, то получится так, что я не работаю над тем, чего требует от меня мое внутреннее «я», а должен был бы. Поэтому вы еще увидите, что к этой теме я возвращаюсь, ставлю и имеющиеся у меня вопросы, и вопросы, которые задают другие, и стараюсь над ними работать по мере развития персонажей и того, как они относятся к этим вопросам.
Как вы работаете над иллюстрациями и картами для своих книг?
Раньше все это делалось не пойми как. Обычно было так. Вот я написал книгу и думаю: «Так, теперь мне нужна карта! Что делать?» И я иду к своему другу, он художник. «Вот тут у меня уже есть кое-что». Показываю ему кое-как нарисованный в Paint рисунок и говорю: «Можешь вот это нарисовать круто?» И на этом я передаю ему свое «творение» и дальше жду, что он там уже сделает с приятелями. Но со временем я поднабрался опыта, у меня появилось больше желания работать именно с изобразительным творчеством, и я нанял арт-директора. Он работает только на меня, мы с ним обсуждаем творчество, что подойдет, что сработает. Мы обычно работаем над более полным описанием. Мы также ищем таланты, художников, мы смотрим в сети на фанатов, на их работы, часто обращаемся к ним со словами: «У нас есть для вас интересный проект».
Давайте переадресуем этот вопрос Айзеку Стюарту (на фото) – арт-директору и иллюстратору многих книг Брендона.
Айзек: Процесс обычно такой: мы много обсуждаем с Брендоном, смотрим, что лучше, затем я делаю наброски, и мы из них уже выбираем. Иногда я предлагаю свое видение финального концепта или «цель». То есть примерно так: «Я бы хотел видеть карту такой». Или: «Почему эту иллюстрацию не сделать такой, в этом стиле?» И в таком духе мы это обсуждаем.
Брендон: Мне еще нравится такой подход, мы так с Беном, кстати, и работаем: у нас есть страница с девятью разными вариантами иллюстрации какой-нибудь идеи, а затем мы обсуждаем с Айзеком: «Ок, вот эти три мне нравятся больше всего». Затем мы берем три из этих девяти и расширяем каждый из трех вариантов до еще девяти разнообразных вариантов. Так мы и делаем разные рисунки, карты, наброски.
Вы уже говорили по поводу описания персонажей и что в них есть частица писателя. А есть ли такие персонажи, которых вы писали под влиянием каких-то других личностей, может быть, из вашего круга, из тех, кого вы любите: членов семьи, друзей, коллег. Есть ли такой персонаж?
Да, такие персонажи встречаются. В каждой моей книге можно насчитать таких как минимум несколько штук. Зачастую это второстепенные персонажи, которые появляются время от времени. Иногда я беру какую-нибудь черту своего знакомого и вокруг нее строю персонажа. Персонаж не тождественен тому человеку, которого я знаю, но у этого человека есть одна интересная черта (то есть у него, конечно, много интересных черт), но вот на этой одной я заостряю особое внимание и думаю: «На такой конфликтной черте можно выстроить персонажа». Мне такая идея очень импонирует. И я буду ее использовать и расширять в дальнейшем. За основу я могу взять как людей из своего окружения, так и персонажей из кино или книг, которые читаю. Происходит это так, я говорю: «Ух ты, у этого героя есть очень интересная черта, и, мне кажется, ее можно углубить и выстроить совершенно отличного героя и направить уже такого героя в другое русло». И так мы, многие из нас, в смысле, писатели, создаем художественные миры, сочиняем сюжеты.
Кого вам больше всего понравилось писать из всех персонажей?
Очень трудный вопрос, так как сложно выбрать кого-то в процессе написания. Роберт Джордан в свое время ответил на этот вопрос так: «Тот персонаж, которого я пишу в настоящий момент». А я вам скажу, что очень тяжело выбрать из коллекции своих собственных героев кого-то одного и дать ответ на такой вопрос, ведь, не забывайте, я с ними строю отношения как писатель. Поэтому, когда мне задают такой вопрос, я обычно возвращаюсь к «Колесу времени», ведь я уже семнадцать лет как фанат серии и строил свое отношение с книгами как читатель-поклонник. И вдруг у меня появилась возможность продолжить серию и опереться на свой читательский опыт. В этой серии мне понравилось больше всего писать о Мэте (на рис. справа). Его, кстати, и писать было тяжелее всего. Я бы даже сказал, что уже к завершению работы я хотел как-то больше времени посвятить Мэту, но разве такое возможно? В общем, печально было его оставить. Но настоящий ответ, конечно, – это тот персонаж, которого я пишу в настоящий момент, и не важно, какой именно персонаж, ведь мне нужно знать конкретно этого героя, какой он, как лучше его описать в такой-то конкретной сцене.
У писателя Олега Кожина, восходящей звезды русского хоррора, сегодня день рождения, с чем его и поздравляю. В качестве небольшого подарка — интервью на сайте онлайн-журнала "Питерbook":
цитата
ОЛЕГ КОЖИН: «ЧЕРНЫЕ ЗВЕЗДЫ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ХОРРОРА ТОЛЬКО ПРЕДСТОИТ ЗАЖЕЧЬ»
Целиком читайте на сайте онлайн-журнала "Питерbook":
— Говорят, что одна из главных функций «ужастиков» — компенсаторная. Если ребенку не хватает кальция в организме, он ест мел и побелку. Если человеку не хватает острых, болезненных ощущений в жизни, он читает — или пишет — литературу ужасов. Неужели жизнь в Норильске или Петрозаводске настолько безоблачная, настолько свободная от «чернухи», что возникла настоятельная необходимость в жестких, натуралистических «хоррорных» текстах?
— Бытовые ужасы и хоррор все-таки несколько разные вещи на мой взгляд. Мнение о том, что в России все мрак, грязь, страх и ничего человеческого, поэтому хоррор здесь не приживается, считаю в корне неверным. Чернухи валом везде, в любой стране, на любом континенте. В Норильске, кстати, с этим делом полный порядок — полярная ночь, сильные метели, запредельные морозы. В Норильске меня дважды пытались зарезать. Но именно там я начал писать хоррор и пишу до сих пор. Хотя, конечно, Петрозаводск после Норильска — курорт.
Так что не единой компенсаторной функцией жив хоррор. Японцы, если мне не изменяет память, считают, что ужасы благодатно влияют на нервы читателя и зрителя. Я лично полагаю, что хоррор не только страх, но и умение его преодолевать. К тому же нельзя забывать и простую развлекательную функцию. Я, например, буду рад, если в России появится пласт хороших развлекательных ужасов. Но нам еще только предстоит зажечь черные звезды отечественного хоррора. Фактически вырастить их.
У нас просто еще не научились продавать ужасы. Это вообще отдельная печаль. С каждым годом все больше убеждаюсь, что большая часть так называемых маркетологов занимается не своим делом, а те, кто берет их на работу, до сих пор относятся к маркетингу и пиару как к некой заокеанской забаве, которой можно заниматься исключительно «для престижу». Нет сформированной ниши, включающей в себя не только литературу, но и кинематограф, тематические мероприятия, сувенирную индустрию, развитое сообщество хоррор-гиков. Просто кто-то еще не придумал, как заработать на этом деньги.
— Ваши рассказы печатались в десятке журналов — тяжело ли было пробиться, учитывая конкуренцию? И как вообще строятся обычно ваши взаимоотношения с периодикой?
— Когда меня впервые напечатали в «Полдне», у меня состояние было как в том анекдоте: охренеть, вы за это еще и деньги платите?! Самое сложное — это понять, что куда засылать. Но упертость решает все. Если не бояться пахоты, работать с информацией, и писать рассказы хотя бы уровня МТА, всегда можно пристроить свой текст. До сих пор есть масса бумажных изданий, готовых рассматривать и публиковать тексты, в том числе и от неизвестных авторов. Появилось много журналов-новичков, которые хотят расти и развиваться, взращивать свой костяк авторов: «Фантастика и детективы», «ФанCity», «Космопорт» etc. А для самых отъявленных графоманов существуют журналы, предлагающие публикации за деньги.
Что касается конкуренции, то, честно говоря, в периодике я ее не заметил. Вот при отборах в сборники ощущается мясорубка, а в журналах все как-то тихо-спокойно. Мои рассказы всегда брали охотно, отказов как таковых получать не приходилось. Бывало, тупо не отвечали, но это, к сожалению, политика некоторых журналов/издательств/etc. К счастью, с таким отношением я сталкивался не часто. Хотя, конечно, не могу сказать, что мой случай типичен.
— Есть ли перспектива у хоррора в России, и если есть с чем вы это связываете?
— Есть, конечно есть. Современные пиар-технологии позволяют продать даже снег эскимосам, что уж говорить о вполне себе востребованном жанре? Чуть больше внимания, чуть больше рекламы, чуть более грамотный подход, и все наладится. Вспомним мощную рекламную компанию «Убыра» Шамиля Идиатуллина. Книга стала хитом, собрала кучу положительных отзывов, как от критиков, так и от читателей. А не будь такой рекламы, кто поручится, что «Убыр» выстрелил бы так же мощно? Понятно, что провальный текст не спасет никакая реклама — яркий пример «Отель Оюнсу» Тармашева. Эту книгу только ленивый не пнул, хотя рекламная кампания была проведена на довольно высоком уровне, говорю как дипломированный пиарщик.
Хоррор, равно как и любой другой жанр, должен продавать человек, который в нем понимает. Нужно знать целевую аудиторию, знать ее вкусы и предугадывать желания. А не заваливать прилавки тоннами вампирских соплей только потому, что успешно бабахнули «Сумерки». Проект «Самая страшная книга» делался энтузиастами и на энтузиазме. Но эти энтузиасты знают свое дело и разбираются в предмете. Как итог — грамотная точечная реклама, работа с целевой аудиторией, правильная подача продукта помогли разлететься первому тиражу и выйти второму. Новый сборник «Самая страшная книга-2015» должна выйти в начале следующего года. Это ли не отдача?
Кстати, именно с этими людьми я и связываю будущее темных жанров в России. Потому что издательства действуют хаотично и наобум, а Михаил Парфенов, Александр Подольский и прочие причастные к проекту «Darker» и его окрестностям, работают системно. Да, это медленнее. Да, дивиденды отложены. Но эти ребята растят свою аудиторию, приручают ее, прочно обосновываются в пустой нише. И когда кто-то еще прочухает, что на хорроре тоже можно зарабатывать, выковырять их оттуда будет ой как непросто.
Ну и сам я по мере сил и возможностей буду прикладывать к этому руку. С годами как-то отпало то, что мне писать не интересно, остался только ужасы да смежные жанры. И я всячески желаю древу русского хоррора расти и плодоносить.
облако тэгов
