Данная рубрика посвящена всем наиболее важным и интересным отечественным и зарубежным новостям, касающимся любых аспектов (в т.ч. в культуре, науке и социуме) фантастики и фантастической литературы, а также ее авторов и читателей.
Здесь ежедневно вы сможете находить свежую и актуальную информацию о встречах, конвентах, номинациях, премиях и наградах, фэндоме; о новых книгах и проектах; о каких-либо подробностях жизни и творчества писателей, издателей, художников, критиков, переводчиков — которые так или иначе связаны с научной фантастикой, фэнтези, хоррором и магическим реализмом; о юбилейных датах, радостных и печальных событиях.
— Да говори же, говори! — нетерпеливо кричали ловцы...
— Каков же он? Голова у него есть?
— Голова? Да, кажется, есть. Глаза по стакану... Лапы как у лягушки. Пальцы длинные, зелёные, с когтями и перепонками. Сам блестит, как рыба с чешуёй... Ног совсем нет. Большой хвост есть. А на конце хвоста две змеи...
2007 Художник (?) Коллеги, тут нужна ваша помощь. Кто знает фамилию автора обложки? Ещё раз посмотрите на неё и на рисунок на конверте с оригинальной маркой? Нашли какое-нибудь сходство? Издание на ФЛ https://fantlab.ru/edition13441
2009 Художники О. Лучникова, И. Смолин. Рисунок на конверте с оригинальной маркой. Портрет на марке "зеркальный" (см. оригинальное фото). Обращаю ваше внимание — на обороте конверта имеется надпись: "Подделка государственных знаков почтовой оплаты преследуется по закону"... Если этот конверт оформляли авторы обложки издания 2007 года, тогда ладно — можно простить, а если нет! Тогда напрашивается вопрос, что же такое "подделка"?
Завершаю "знакомство" с внешностью Ихтиандра широкоформатными обоями на компьютерный рабочий стол, выполненные начинающим фотожабером, то есть мною.
ДЬЯВОЛ "ЗЕМНОЙ"
<...> У дальневосточных фэнов — любителей фантастики — поддерживается переписка с его дочерью писателя-фантаста Александра Беляева Светланой Александровной. Она тоже пишет фантастику, но в другом стиле. Предлагаем вам её рассказ, выдержанный в традициях так называемых «святочных рассказов». Или «новогодних». Потому что в былые времена они появлялись в российских газетах как раз под Новый год, на святочной неделе,, в то время, когда мир на рубеже старого и нового годов наполнен чудесами и верой в то, что эти чудеса будут добрым! Единственное условие — чтобы действие было приурочено к Новому году, к Святкам. А действующие лица, например, могли быть... ну хоть дьяволами и ангелами.
ДЬЯВОЛ И ЖЕНЩИНА
До Нового года оставались считанные часы. На Невском около Гостиного двора зажглись две огромные праздничные ёлки. Прохожие, не снижая будничного делового ритма, сновали по тротуарам. Мимо проносились машины, наполненные пассажирами, цветами и бутылками шампанского.
По Невскому шагал, незаметный в толпе, Дьявол. Всё, что отличало его от рода человеческого, было тщательно замаскировано: рога — под шляпой, хвост — в брюках, копыта — в модных ботинках.
Вынув из кармана толстую записную книжку. Дьявол приблизился к фонарю. Поводил пальцем по странице. Горестно вздохнул. Несколько часов до Нового года — и не меньше трёх десяткой квартир! Проверить: успел ли напиться Прохватилов? Выбил ли окно хулиган Рыльников? И к склочнице Безнаказовой заглянуть: не забыла ли она напакостить соседям? Выяснить также: бил ли сегодня свою жену дебошир Проказов? Мимоходом можно и поссорить кого-нибудь, подставить кому-нибудь ножку. Но это — уже лирика. Рассчитывать на премию Дьявол мог только в том случае, если против каждого пункта в книжке появится «галочка».
...Дьявол позвонил у первой двери, нетерпеливо постукивая копытом в ботинке.
Открыла молодая симпатичная женщина в голубом длинном халате, в волосах бигуди.
Мельком взглянула на гостя, сказала:
— Ну, наконец-то! Проходите. Только ноги хорошо вытирайте: на улице снег, к празднику полы натёрла.
Дьявол никогда не вытирал ноги. Но тут возражать почему-то не стал. Потоптавшись на коврике, он двинулся за женщиной.
— А где Надежда? — спросила она, полуобернувшись к нему.
— Понятия не имею, — удивился Дьявол.
— Ну конечно! Никто не знает, где её черти носят!
Дьявол счёл нужным ответить:
— Если бы её черти носили, я был знал.
Хозяйка улыбнулась, приняв это за шутку. Позвала его:
— Идите скорее сюда, вы мне поможете.
Приставляя стремянку к стене, пояснила:
— Опять пробки перегорели. Да не бойтесь, я придержу лестницу.
Дьявол оскорбился. Проворно вбежал до последней ступеньки. И остановился в нерешительности. Уже без уверенности спросил:
— Что я должен делать дальше?
Видя его замешательство, женщина сказала строго:
— Слезайте. Я сама сделаю.
Пристыженный Дьявол спустился на пол. Он старался не смотреть женщине в глаза.
Ловко орудуя пробками возле счётчика, она спросила:
— Вы извините меня, никак не могу вспомнить: вас зовут Альберт или Альфред?
Такой поворот несколько шокировал Дьявола:
— Я, собственно говоря, Дьявол, — стараясь говорить веско заметил он.
— Знаю, знаю! В каждом из вас сидит дьявол, но я спрашиваю о вашем настоящем имени.
— Настоящем, — повторил он и неожиданно для себя сказал:
— Эдуард.
— Вот как! — удивилась она. — Значит, Эдик. — Такая фамильярностъ покоробила его, но он промолчал.
— А меня — Вера.
"Дьявол и Вера", — сопоставил он мысленно и усмехнулся.
Заменив пробки, она пригласила его в комнату:
— Пальто и шляпу можете повесить здесь.
Сняв пальто, он замялся. Она спросила:
— Вы что, так и будете сидеть в шляпе?
— Рога у меня, — виновато произнёс он.
— Можете тоже на вешалке оставить, — великодушно позволила она, смеясь. — А я и не знала, что вы женаты.
— Холостой я, — хмуро молвил Дьявол. И подумал: «Зачем я сюда потащился?» Шляпу придётся снять...
Осторожно приподняв головной убор, он взглянул на себя в зеркало. Рога... Что такое? Он провел рукой по волосам — действительно, всё гладко. И испугался...
— Не обращайте на меня внимания, — сказала Вера и ушла за шкаф переодеваться. — Хотите кофе? Не бойтесь, у нас ещё уйма времени.
Дьявол растерялся. Собратья никогда не рассказывали ему ни о чём подобном. В инструкциях тоже ничего о таких ситуациях не прописано». Он обернулся в сторону шкафа, изобразил улыбку, ответил:
— С превеликим удовольствием! — и только тогда смог подумать: «И где я этой гадости нахватался?»
Вера вышла из-за шкафа в нарядном сиреневом платье.
«Соблазнить её, что ли?» — мелькнула у него в голове дьявольская мысль. Но Вера уже сунула ему в руки старую кофейную мельницу. Растерянный Дьявол принялся за новое для себя дело. Сам не заметил, как отвлекся от своих мыслей. А через несколько минут кофе был готов, и Вера, успевшая красиво причесаться, разлила напиток по чашкам. Дьявол внимательно посмотрел на неё. И вдруг подумал: «Было бы неплохо, если бы она меня соблазнила».
...После новогодних тостов гости пустились в пляс. Дьявол не мог усидеть. Выскочил на середину комнаты и выдал такой дьявольский перепляс, что стекла задрожали. Вокруг слышались возгласы: «Во даёт!». Гости хлопали в такт, и Дьявол понял: он — центр внимания...
Доплясавшись до седьмого пота, он ощутил: ему ужасно жмут ботинки. Выскочив в переднюю, он снял один. Заглянул внутрь. Ахнул. Там лежало отвалившееся копыто. На ноге непривычно шевелились пальцы... В левой части груди что-то подрагивало. Дьявол никак не мог вспомнить: «Что у меня там?» Так и не вспомнил. А в голове билась ещё одна мысль: «Что же теперь будет? Остался один хвост, А что если и он... того... отвалится?».
Дьявол чувствовал: в любой момент он может провалиться в преисподнюю. И ему этого ну совсем не хотелось! О том, что он не имел права встречать Новый год, не выполнив дьявольских дел, он вспомнил только потом, когда Вера надела пушистую, пахнущую духами шубку. Но мысль исчезла так же быстро, как и появилась.
...— Вы проводите меня, Эдик? — спросила Вера.
На улице оказалось лунно и морозно. Поскрипывал под ногами снег.
— А Надька-то так и не пришла, — заметила Вера, внимательно глядя на Дьявола. Он равнодушно пожимал плечами, не понимая, о ком идёт речь. — Хорошо как, правда?
— Хорошо, — согласился он, удивляясь тому, что не успел сделать ни одной пакости к при этом испытывает удовольствие. Даже радость. — Хм!
Подняв лицо к небу, Вера остановилась:
— Посмотрите! Летит!
— Ангел?! — Уточнил Дьявол и подумал: "Вот только его сейчас и не хватало! Впрочем, он мог ожидать чего угодно. Именно сейчас..."
— Да какой там ангел! Просто спутник! — засмеялась Вера.
Она повернулась к Дьяволу. Долго и внимательно разглядывала его.
— Послушайте, Эдуард, я только теперь увидела какие у вас чертовски красивые глаза. Никогда таких не видела! Честное слово!
И спять в левом боку у Дьявола что-то замерло, а потом заколотилось.
А Вера, пока он раздумывал, как вести себя в такой ситуации, обняла его... и поцеловала в губы.
Это было, наверное, уже слишком. Дьявольски сильные ноги подкосились, и он рухнул на стоявшую за спиной урну.
— А вы порядком набрались, — заметила Вера, кинувшись ему на помощь. — Далеко живете?
Он, еле ворочая языком, ответил:
— В преисподней...
— А-а... это в новом районе? — по-своему поняла Вера.
— Наоборот, в старом...
— Без разницы... Давайте поступим так — пойдемте-ка ко мне. Я вам на раскладушке постелю...
Дьявол поднялся с урны, отряхнулся. Вынул из кармана ставшую ненужной записную книжку и выбросил её в урну. Посмотрев на удаляющуюся Веру, незаметно задвинул ногой за урну отвалившийся хвост — последний атрибут дьявола... и кинулся догонять женщину, совратившую его с истинного пути.
ОТВЕТ ОТ ОТВЕТСЕКА ЖУРНАЛА "ВОКРУГ СВЕТА"
Прежде чем перейдём ко второму вопросу, хочу выразить благодарность коллегам шерлок и slovar06, разместившим на ФЛ текст Петра Иосифовича Капицы: Капица, П. Редактор Маршак; Фантаст Александр Беляев / П. Капица // Звезда. — 1988. – № 1. — С. 184–191.https://fantlab.ru/blogarticle39466
Теперь проще начать разговор о письме с ответами на мои вопросы Петра Иосифовича, которое я получил в канун Нового 1989 года. Ответ Капицы, если строго подходить, мало чего добавляет к биографии Александра Романовича Беляева, но надо помнить — отрицательные результат — тоже результат. Вынимаем из конверта тридцатилетней давности листок блокнота на котором авторучкой чёрными чернилами на белой бумаге написано:
Уважаемый Виктор Петрович!
Желаю Вам в Новом 1989 году исполнения всех Ваших желаний и здоровья. Спасибо за присланный журнал "Вокруг света".
Отвечаю на Ваши вопросы:
1. История детства и юности Беляева почерпнуты из бесед с А.Р. и устных воспоминаний его дочери Светланы Александровны. Книгу Ляпунова не читал.
2. Относительно "старый домишко" — ничего не могу сказать. Место мемориальной доски устанавливала Светлана!
3. После войны ни с Н.В. ни с М.К. Я не встречался. А с довоенных лет, хотя не раз видел их, ничего примечательного не запомнил. С дочерью Светланой встречался на вечере воспоминаний и несколько раз говорил по телефону <...>. Она уже пожилой человек, мечтает стать членом Союза писателей. Пишет рассказы.
4. Что изображено на снимке — установить не могу. Место незнакомое, лица людей расплывчаты. Никого не узнаю.
5. Других неопубликованных писем Беляева у меня не осталось. Те, что были, погибли во время блокады. О чём он писал не помню.
С уважением [подпись]
15 XII 88 г.
Примечания:
Я подарил ему ленинградский журнал "Вокруг света", где была его ФИО как ответсека.
А.Р. — это Александр Романович Беляев
Н.В. — это Надежда Васильевна Беляева (мама писателя).
М.К. — это Маргарита Константиновна Беляева (супруга писателя).
Снимок, который я посылал П.И. Капице, был переснят по моей просьбе Г. Диденко из семейного альбома Беляевых. Помещаю его под кат. Любопытствующие могут посмотреть. Чёрт его знает, а вдруг кто-нибудь да и узнает изображённый на снимке зал набитый публикой, выступающих у стенда с какими-то плакатами (проектами, схемами, чертежами?), кого-то из людей в президиуме (?)...
Ваш visto
16 марта 2017 года — день рождения нашего любимого писателя-фантаста Александра Романовича Беляева.
За два дня до дня рождения Жюля Верна получил сообщение:Второй Международный Конгресс Verniano, посвящённый необыкновенным путешествиям Жюля Верна, пройдет в городе Гавана, Куба, 28, 29 и 30 июня 2017 года.
На Конгресс приглашаются заинтересованные творчеством Жюля Верна, а также те, кто готов представить материалы своих исследований. Приём заявок проводится в формате Word (язык: испанский, французский, английский), направленных на электронный адрес info@shjv.org с указанием темы сообщения на Конгрессе. В письме необходимо указать следующие данные:
— Заголовок сообщения.
— Полное имя докладчика
— Электронную почту и данных автора или авторов.
— Резюме сообщения (до 200 слов).
Организаторы направят вам по электронной почте подтверждение о получении заявки.
ВОКРУГ ПЬЕСЫ "ВОКРУГ СВЕТА..."
Евгений Брандис: В 1874 Жюль Верн в соавторстве со знаменитым тогда драматургом Адольфом Деннри предпринял ещё одну попытку перенести роман на театральные подмостки. Пьесу поставили на сцене парижского театра "Порт-Сен-Мартен", позже в "Шатле". По ходу действия на сцене появлялись паровоз и слон. Это потрясало зрителей сильнее, чем сегодняшние многомилионные голливудские проекты! Литературные достоинства жюльверновского произведения отступили на второй план. На первый вышли костюмы и новинки театральной машинерии. Пятнадцать сменяющихся задников позволяли зрителям переноситься из Лондона на Суэц, из Индии в Китай, из Сан-Франциско в кишащий змеями грот на острове Борнео.
Знаменитая французская писательница Жорж Санд, посмотрев спектакль со своей внучкой, писала: "Пьеса Верна забавна и динамична. Это детский спектакль, однако хорошо поставленный и очень смешной".
Критики благосклонно приняли постановку... Впрочем, не все были доброжелательны. Газета La Vie parisienne язвительно писала: "Дымоход, полупаровоз, четверть слона, звук взрыва, холстина, изображающая волнение моря, смехотворный балет, грубые шутки и банальная сентиментальность — и так путешествуют вокруг света на протяжении двухсот представлений!" Но спектакль по пьесе Жюля Верна даже превзошёл этот показатель: к началу XX столетия только в Париже его играли 2000 раз! Кроме того, пьеса с успехом шла за границей — в Лондоне, Нью-Йорке, Риме".
"...Постановка спектакля («большой обстановочной приключенческой феерии») в России состоялась в конце 1875 года на сцене Общедоступного (Народного) театра, а в следующем году она была опубликована на русском языке издательством В.С. Курочкина (в переводе С.В. Танеева). В Париже с 1874 по 1940 год спектакль был поставлен более 3600 раз (в том числе в театре «Порт-Сен-Мартен» — 2250 раз); он ставился также за границей – в Лондоне, Нью-Йорке, Риме, Петербурге, Москве, других крупных и провинциальных городах Европы и Америки в течение нескольких десятилетий".
ГЛАЗ НЕ ОТОРВЁШЬ... ДО ЧЕТВЁРТОЙ КАРТИНЫ
Два впечатления русских зрителей пьесы, точнее — спектакля-феерии в пяти актах и пятнадцати картинах, с прологом по роману "Вокруг света в 80 дней", в постановке французов:
Николай Семёнович Лесков (1831-1895), русский писатель.
Из письма сыну из Парижа: "...Это такое представление, что глаз не отведёшь".
Н.С. Лесков в конце 1874 года становится членом особого отдела Учёного комитета министерства народного просвещения по рассмотрению книг, издаваемых для народа. В его обязанности входило рецензирование книг, направляемых в библиотеки и читальни. В 1875 году Лесков ненадолго выехал за границу, тогда, скорее всего, посмотрел пьесу и написал из Парижа сыну Андрею (1866-1953). Столь восторженный отклик писателя адресован мальчику, которому, судя по году рождения, ещё не исполнилось и 10 лет.
Михаил Григорьевич Гребенщиков (1854-1888), беллетрист и публицист.
"...Русский язык далеко не редкость в столице Турции: во французском книжном магазине приказчик заговорил со мной на самом правильном русском языке и тотчас предложил женевские и лондонские подпольные издания...
— Мы снимаемся завтра, в четыре часа пополудни, встречает нас радостною вестью командир, после чего я, конечно, отправляюсь ночевать на берег.
Прежде всего, еду занять номер в "Византии". Гулять поздно, в театр идти рано, и поэтому спускаюсь в общую гостинную почитать газеты...
Кстати, пора идти в театр, широковещательная афиша которого обещает исполнение труппою парижских артистов известной феерии "Путешествие в восемьдесят дней вокруг света" с блестящей постановкой и новыми костюмами. Беру билет и вхожу в партер. Дырявый потёртый занавес, изображающий поверженного Мефистофеля и парящих гениев, напоминает своим убогим видом балаганы, в которых показывают толстых девиц и даются представления шпагоглотателей. Оркестр отделён железной решёткой, какие ставят у нас вокруг могил. Публики мало, но без англичан и здесь дело не обходится. Держат себя зрители довольно свободно: какой-то турок снял туфли и поджал ноги калачиком. Но ещё бесцеремоннее музыканты: они складывают верхнее платье на кресла первого ряда, кричат, хохочут на весь театр и вообще чувствуют себя, как дома. Наконец, увертюра сыграна, взвивается занавес, и представление начато. Смею уверить, что артисты Малафеева и Лейферта — просто Ольриджи и Тальма по сравнению с актёрами Константинопольского муниципального театра. Блестящая обстановка и новые костюмы способны вызвать улыбку у самого нетребовательного зрителя, и английские лорды более смахивают на переодетых извозчиков, чем на аристократов. Высидеть дольше четвёртой картины оказывается положительно невозможно, тем более, что со сцены несёт запахом плохо содержимой конюшни. В силу сих обстоятельств, перекочёвываю в кафе-шантан "Concordia"..."
Источник:Гребенщиков, Михаил Григорьевич. Путевые записки и воспоминания по Дальнему Востоку / [Соч.] М. Г. Гребенщикова. — СПб. : Тип. Я. И. Либермана, 1887. — [4], 271 c.
Примечание: Пьесу М.Г. Гребенщиков, скорее всего, смотрел (начал смотреть) в Константинополе в 1885 или 1886 году. Дело в том, что перед книжным изданием 1887 года "Путевых заметок..." в 1886 году в журналах "Наблюдатель" и "Дело" публиковались фрагменты этих путевых воспоминаний М.Г. Гребенщикова, сопровождавшего переселенцев в качестве "журнального работника", во время его путешествия из Одессы во Владивосток. Регулярные рейсы Одесса – Владивосток пароходов Добровольного флота, доставлявших переселенцев в Южно-Уссурийский край морским путём, начались в 1882 году. На дорогу в Приморье уходило от 40 до 50 дней.
Для интересующихся историей театра пробую прокомментировать фразу из путевых воспоминаний М.Г. Гребенщикова: "...артисты Малафеева и Лейферта — просто Ольриджи и Тальма".
Ольридж — знаменитый американский чернокожий трагик, гастролировавший в России, "...исполнявший как никто трагические шекспировские роли, бывший единственным королемъ Лиромъ и Отелло", был дружен с Тарасом Григорьевичем Шевченко. (См.: Очерк С. Елпатьевского "Ольридж и Шевченко" с рисунком Л.О. Пастернака для сборника "Клич" (1915).
Примечание для заинтересовавшихся изданием "Клич": на Алибе имеется несколько предложений: Клич. День печати. Сборник на помощь жертвам войны. Под редакцией И.А. Бунина, В.В. Вересаева, Н.Д. Телешова. Москва. Типография А.А. Левенсон. 1915 г. 240 с.
Тальма Франсуа-Жозеф, французский актер (1763-1826). В дни прощания с великим актёром летописец "Комеди Франсез" писал: "Кортеж был величественный: должно быть, треть населения Парижа следовала за гробом, так велики были толпы людей от дома покойного до самого кладбища. Все писатели, художники, несколько депутатов, многие члены Академии и все артисты столичных театров сочли долгом почтить память этого бессмертного трагика и лучшего из людей".
Про упомянутых Гребенщиковым артистов Малафееву и Лейферта ничего не смог найти, зато про их предков (или старших родственниках) вот что сказано:
"...Постепенно владельцами балаганов становились и русские, вытесняя итальянцев, французов и немцев... Со временем русские владельцы балаганов на гуляньях стали занимать главенствующее положение. Сами балаганы всё чаше приобретали новые названия, их уже называли «народными театрами»... В Петербурге балаганным делом также занимались русские предприниматели. Двое из них — В.М. Малофеев и А.В. Лейферт — возглавляли крупнейшие театры этого типа. В.М. Малофеев был владельцем лесных складов, поставлял материал для строительства балаганов и участвовал в самом строительстве. Будучи человеком предприимчивым, он понял что эксплуатация балагана может быть делом выгодным и, присмотревшись, как ведут дело старые балаганщики, сам решил им заняться. Он выстроил театр, вмещавший более тысячи зрителей... А.В. Лейферт владел типографией и ссудной кассой. Он построил большой театр, назвав его «Развлечение и польза». При этом говорил. «Развлечение — зрителям, а польза — мне».
Le tour du monde en 80 jours, Theatre de la Porte-Saint-Martin, drame de MM. d'Ennery et Jules Verne : 1. Le cortege de la deesse Kali, Passepartout, 2. Les indiens Pawnies, Annibal Corsican, 3. La necropole Bundelkund, 3e tableau, 4. L'Henrietta sombrant, 5. Grand ballet, 7e tableau, M. Fix, 6. La station de Kearney, 9e tableau, 7. La grotte des serpents a Borneo, 6e tableau, 8. Escaliers des Geants, 10e tableau : [estampe] / dessin de M. Lix [sig.] ; croquis de M. Scott ; A. Daudenarde [sig.]
Завершаю жюльверновскую "кругосветку" песней из кинофильма "Вокруг света за 80 дней" (1956).
Музыка и слова — Victor Young and Harold Adamson. Для пения "дуэтом" на выбор предлагаю восемь исполнений:
Необходимые "два слова" вступления о содержании этого блога. Перед вами фрагмент переписки Валерии Александровны Маториной с Андреем Александровичем Миллером. Копии писем для публикации мне любезно предоставил Андрей. Почему мне? Вам будет понятно, если скажу, что в начале 1990-х годов я работал в издательстве "Амур" в редакции детской и юношеской литературы, которую возглавлял Юрий Дмитриевич Шмаков. Именно он инициировал издание "Властелина Колец" и "Волшебных историй" в "Амуре" в переводе Валерии Александровны Маториной, более известной поклонником творчества профессора Дж. Р. Толкина, как В.А.М., а участникам первых в СССР Толкинских игр, как "Шелоба". Это было время, когда рушился СССР... Тем, кто был совсем юн, или ещё не родился в то время, будет небезинтересно узнать, как крушение империи рушит судьбы и разрывает сердца своих граждан...
Валерии Александровне Маториной 16 января 2017 исполнилось бы 80 лет. В сентябре этого года — пятилетие со дня печальной даты — её ухода в Мир Иной. Светлая была женщина В.А.М.
Андрей Миллер отмечает: "...Все письма [от В.А.М. написаны] от руки, ни одного машинописного... Мне было приятно с ней общаться, хотя в реале виделись только один раз, когда она была в Томске... К сожалению, тогда у меня был очень трудный период, когда институт наш лежал на боку и не шевелился, я работал, где только мог, чтобы кормить семью, а в институте только по выходным, чтобы сохранить в рабочем состоянии прибор (электронный микроскоп требует регулярной работы, потому что прибор вакуумный). Работал допоздна и без выходных. Пообщались мы буквально два часа всего... Всего [от В.А.М.] писем 22, ... часть из них ... личное, не касающееся Толкина".
Из этого количества вы прочтёте 15 почтовых отправлений от Валерии Александровны в адрес Андрея Миллера.
Письмо первое от 4 февраля 1990 года
Здравствуйте, Андрей!
Очень приятно было получить от Вас письмо, и даже то, что оно — НЕ на машинке. Сама лучше пишу так, рукой по бумажке: и бумажку чувствуешь, и свою руку. И легче думать о собеседнике, к кому обращаешься. Но что сказать мне Вам? Ни одного из перечисленных Вами произведений я не знаю. Люблю фантастику сказочную, люблю то, что сейчас называют "фэнтези" (правда, это слово по-русски мне неприятно). В Толкина влипла по уши и во всех смыслах. Началось с маленького "Хоббита", потом ка-ак повалило! А где время брать? "Хоббит", "Кольца", "Сильмариллион", Биография, Эссе о сказках, "Ниггль".., наконец, письма (их 350, я перевела пока меньше 30-ти). Что это за "кит" — Толкин, Вы поймете, когда к вам в Томск "забежит" 7-я книжка моего перевода "Колец" (у автора это конец книги 3-ей). Там сорок страниц одного перечня входящих в вещь имен и названий, каждое надо было связать с его историей, с чем-нибудь ещё и посадить на своё место. А я ухитрилась начать плясать от дурацкой печки — известного перевода Муравьева и Кистяковского — и нахомутала изрядно. Теперь забота — сменить часть "неправильных" имён на удобоваримые и довести подстрочник до какого-нибудь следующего этапа. Пока я совершенно запуталась в бесконечных перепечатках и правках. И устала (две тыщи страниц ведь на моей "Москве"!). Красноярцы со своими "играми" оказались хорошим кнутом — я месяц назад закончила-таки всю эпопею так, что смогла выслать для употребления. Без них, наверное, не выложилась бы и ещё потянула. Сейчас на мне висят ещё письма. Лет — трошки больше пятидесяти. Мой год — год вола, т.е. пашем пока не свалимся. Добросовестные!
Пишу это всё, чтобы Вам были ясны мои возможности. (Правильнее было бы выразиться "невозможности" на данный момент). Попутно с "хоббитятиной" мне за последнее время удалось сделать только две вещи — Наоми Митчисон — "Travel Light" ("Иди легко" — но это не совсем точно). По-видимому, эта книжка — "Не ваш диагноз" — Гончаруку не понравилось. Но многим нравится очень. Сейчас у меня нет свободной рукописи, но если появится (если буду ещё раз перепечатывать), то Вы её получите. И маленький рассказ Болларда (J. G. Ballard) — "Storm-bird, Storm-dreamer" — его перепечатывали только в клубный альманах, копий не осталось, есть рукопись авторучкой, я Вам её вышлю, может, пригодится.
И ещё Вам напишет Елена Алексеевна Кулинич. У неё, кажется, свободна рукопись её перевода с польского — "Три сердца и три льва" (из журнала "Фантастика"). Наверное, она Вам вышлет её.
У меня же была одна задумка — когда (и если) я освобожусь от Толкина, то займусь книжкой Веста "Навигатор" (Norris West "The Navigator") — это не фантастика, это нечто вроде путешествия, Ноев ковчег из цивилизации на неведомый остров по следам древней легенды. Корабль разбит, они не могут вернуться, но на остров их вышвырнуло. И что из этого вышло. Книга не из лучших в строгом литературном смысле, но что-то в ней меня притягивает. 300 страниц довольно мелкого шрифта. У меня издание 1977 года. Надо ведь ещё хотеть, чтобы переводить было приятно — Елена вот всё "давит", чтобы я продолжила упражнения с Боллардом — а мне это просто трудно. Вест — тоже будет трудно, но пока хочется. Поживём — увидим. Может, ещё и посотрудничаем.
Пока будьте здоровы. Ставлю точку и передаю Ваше письмо Елене Алексеевне. Будьте здоровы, ещё раз. Поживём до лета — может, меня Толкин "отпустит"?...
Ваша — В.А.М.
Письмо второе [на открытке] второе от 24 января 1991 года
Дорогой Андрей! С праздником!
У меня сегодня ещё примерно такое настроение, как на этой открытке.
Вчера "прибежали" 50 "хоббитят", высыпались на диван, и я даже почувствовала, что что-то моё издалось, а то всё было далеко и нереально. Но это пока авторские и в счёт гонорара, мелкий спецзаказ. А вот когда в Горловку придёт то, что заказал Черник, я смогу брать, сколько хочу, и рассылать всем кто не достал. Если Вы не добудете сами, я Вам пришлю обязательно. Сейчас воспользовалась тем, что Вы сами написали, что спишитесь на этот предмет со Шмаковым, так что я уже почти все 50 "растыкала", из них ничего не осталось, и Вам не досталось пока.
Письмо третье от 5 марта 1991 года
Здравствуйте Андрей!
Не рассердились на меня за предыдущую пачку писем? Я потом подумала — может это были черновики, и всё давным-давно привелось в порядок... А я лезу куда не надо. Потом ещё подумала: если бы после черновика была переделка, наверное предупредил бы, что шлёт черновик... Елена прочла с удовольствием. Даже немножко на клубе рассказала. Сейчас Алина читает. Но девчата Вас "громить" не будут, сейчас их самих покусали на семинаре, сидят — причёсывают собственный роман чтобы сдать в ВТО. Так что моя "пыльная буря" будет единственной и неповторимой. Написала я Талалаеву в Киев, чтоб прислал фотографию Марины Авдониной, ответа пока нет.
Взяла билет в Иваново на "Глипкон", т.е. (в просторечьи) Толкинское сборище. И получила презабавнейший "Публикатор" — на первой странице красуется большими буквами Долеральд (вместо "Джеральда"), куча гнуснейших ошибок в каждом столбце и нет подписи под моим переводом. Так что, когда получите № 6 — знайте, что "Лист Кисти Ниггля" — это я переводила. В следующем — 7-м номере об этом будет сноска. Оказывается, именно этот номер (ну надо же!) печатники прокрутили не дав корректору на просмотр, и не на той бумаге. "Амурцы" рычат и стонут, а что сделаешь, когда весь тираж уже вышел?!... Значит, и такое бывает. Я хоть за "Хоббита" спокойна, он вычитан вполне прилично, у меня гранки есть. И ещё есть копии обложек аж двух номеров "Мира чудес", где будет "моя" "Халла", т.е. "Иди легко" Митчисон.
И вот по этому поводу у меня вопрос. Свели бы Вы меня с Горьковчанами (т.е., я правильно поняла — Нижегродцы?). Я ж там родилась, и вот эту "Иди легко" мне очень хочется видеть отдельной книжкой. Не смогли бы они... ? Есть как раз свободная рукопись. Вещь переведена прилично, она очень стильная, своебразная. Жанр — фэнтэзи. Писательница Толкинского круга, "копирайт" — 1952 года, объём — 4 авт листа. Наоми Митчисон "Иди легко". Спросите их, ладно? Или дайте адрес.
Лена Кулинич получила от Лазарчука весть — "срочно шлите Сильверберга" ("Человек в Лабиринте"), так что может у неё и уладится. Но Вы всё равно спросите. На всякий случай.
Ну вот и всё.
Да, ещё. "Wright'a" читаю. Идёт плохо, потому что в голове вагон и маленькая тележка мыслей совсем не того жанра и, в конце-концов, любая фэн-башка устаёт от суточной трескотни пиш-машинки (афоризм). Но прочитаю. Оно написано отдельными сценами, в которых действуют разные лица. Сцены короткие. В конце эти "перепрыги" в пространстве свяжутся. Пока один ряд сцен — преступления (стрельба, убийства, исчезновения); второй — странная, развитая не по возрасту девочка — у соседки, потому что её родители не вернулись домой (мать с братом исчезли из автомобиля, отец этот автомобиль бросил и бегает где-то далеко по лесу, натыкаясь на деревья...)
Вот Вам. Привет — В.А.М.
Письмо четвёртое от 14 марта 1991 года
Здравствуйте Андрей!
Не сильно я Вас обидела той пачкой писем? Если что не так, Вы меня простите. Я в конце подумала, что, наверное, мне мне в самом деле подсунули черновик, но уже поздно было — из ящика письма назад не вытащишь. Я думаю медленно и "качественно", мне сейчас общая "закрутка" не позволяет. "Место" я всё-таки дочитала. Его название я бы перевела "Там". Девочка "здесь" и одновременно "ТАМ", где ей обычно весело, потом непонятно, а в конце страшно. Вся суть этой тягомотины вот в чём. Маньяк основал в старых каменоломнях (или каких-то шахтах, там написано мельком) подземный посёлок-не посёлок, в общем, община спасается от мира. Там ходят и едят, и там темно и сыро. Почти всех, кто проезжал мимо (рядом лес, тоже тёмный и противный), этот маньяк стреляет. Вначале он какой-то плосколиций, неприятный субъект с ружьём, в середине — злодей, воплощение зла, в конце — в девочкиных видениях -зомби. Перед тем, как разбиться в машине (перевернул "джип" и убился) и "явиться" девочке, он мало того, что перестрелял кучу народа, забрал девочкину маму с братиком в подземный посёлок, а вообще затопил свой "Canaan" (Ханаан), т.е. эту общину с людьми, вообразив себя богом. Несколько сцен посвящено тому, как люди бегают по этому лесу (причём, все ночью, натыкаясь на корни) и ищут неизвестно чего. Отец девочки, правда, ищет жену с сынишкой, в него стреляют, и он попадает в больницу. А один мужик под конец натыкается на дырку, в ней вода, в воде лицо, он туда фонарик упустил и "дёрнул" домой, потом всё-таки вернулся, ибо слышал голоса из под земли, и вдруг спасать надо.
К этому времени маньяк успел явиться своей бывшей жене и девочке, причём, не однажды. Соседка, которой девочку поручили, в паническом страхе перебирается с ней в мотель, там несколько сцен, вроде, маньк живой, хватает девочку, та от него бежит (в лес естественно), а на самом деле он валяется под своим разбитым (вверх колёсами) джипом. Вот тут девчонка на самом деле, сначала едет с соседкой, а потом бежит в лес, (а ей уже виделась вода, туннель, и слышался мамин голос). В лесу все встречаются. Парень, который упустил фанарик, кричит, натыкается на голос девочкиной мамы и начинает рыть землю, девочка, сбитая машиной, падает без сознания; соседка приехала; надо понимать, и полиция тоже. А мама, понятно, спаслась, и когда все там под землёй топились, даже не знала об этом, а нашла сына и сидела с ним в темноте. В итоге семейство переехало из Итаки (?) подальше в деревню.
Это сюжет. Настроение — ужасно противные ощущения в сценах с маньяком (он же зомби, он же воплощение зла) и скучноватые нелепости "всю дорогу" для нагнетания непонятности и страха. Диагноз — явно не мой. Люблю светлые вещи.
Но занятно. Возвращаю с благодарностью, а те две книжечки (Асприна) девчата вернут. По моему, им очень нравится, особенно первая. Честно говоря, и мне кажется, что первая лучше. Во второй уже, так сказать, "команда набрана" и можно раскручивать до бесконечности.
Будьте здоровы. Обнимаю.
Спасибо. Большой привет.
В.А.М.
P.S. 19-го поеду в Иваново, хочется встретиться с ребятами.
Письмо пятое от 26 марта 1991 года
Дорогой Андрей!
Да не волнуйтесь Вы, всё в порядке. Ну прошлась я по чьему-то переводу. Узнать бы чей он, или узнать, кто им занимается, и отправить этот комментарий туда, чтоб польза была. Но если не получится, можно и самому поправить ту копию, чтобы приятнее было народу читать. А можно и забыть про всё. Плюньте через левое плечо и забудьте.
Насчёт Марины — наоборот. Они мне передали несколько фотографий, но вот я хотела выдрать один снимок у Талалаева в Киеве и послать Марине и Вам для газеты — очень эффектный снимок, Маринка в орчьем вооружении; он у меня был в одном экземпляре, влепила я его в монтаж, сейчас монтаж уехал в Казань после выставки в Иваново — по нему народ вспомнил Красноярск и речку Ману, а сейчас "гном Балин" сделает альбом и использует его для вербовки гномьей дружины. И вообще у меня всё это просто лежит, а у них будет "работать".
На днях позвоню в Киев, спрошу нашего "Сарумана", напечатал или нет.
Адрес Нижегородцев получила — но писать сразу не буду, ибо наклёвывается ещё два варианта, и один как раз на отдельную брошюру. Впрочем, всё может опять сорваться...
Когда нет имени переводчика, это значит, что переводчик не объявлялся, прятался, когда было нельзя, и теперь уже и не найдёшь, кто.
А рассказ Митчисон (Вы пишите "Приход чужого бога") — у Вас в каком виде? Не смогли бы прислать? Это перевод или подлинник? Если подлинник, то мне интересно вдвойне. А если перевод на Ваш немецкий, то не надо, всё равно ничего не пойму. Я ведь её ничего, кроме "Иди легко" не читала. В Иваново мы купили "Науку и жизнь" №2 с началом "Земноморья" У. Ле Гуин: хорошая карта, но очень мало текста, только одна глава.
Последний "Публикатор" (вернее, предпоследний) с "Листом Кисти Ниггля" совершенно жуткий, с множеством ошибок. В Иваново Павел Ваулин привёз пару десятков, я перечёркала их красным, так и продавали.
Но что ж теперь, раз уже напечатано. А "Хоббит" до меня дошёл пока только в виде сигнального экземпляра.
"Мир чудес" — это альманах, вроде журнальчика в четверть газетного листа, общий объём невелик, вроде "Публикатора", цена — 1 рупь. Выходит в Хабаровске, в том же "Амуре". Но "Публикатор" они печатают в Благовещенске, "Хоббита" — в самом Хабаровске, "Властелина Колец" — в Иркутске, а "Мир Чудес" — в Тынде... Где удаётся, там и размещают заказы. Я про "Мир Чудес" знаю ещё, что это давняя мечта Шмакова, альманах для подростков, в котором печатались бы произведения самих подростков. Но там же будут новые переводы, и вещи для ребят, написанные взрослыми. Если не ошибаюсь, первые два номера уже в наборе, обложки мне прислали в ксерокопиях. И один выпуск собираются посвятить Толкину полностью. Туда Ваулин что-то пишет.
В Иваново произошло, с моей точки зрения, несколько важных вещей:
1) Ребята перестали "обхаивать" прошлые игры (было несколько горячих голов, которые грозились "показать, как надо делать игры" и обзывали прошлые в Красноярске "халтурой". Теперь согласились, что как могли, так и провели, и хорошего было много.
2) Произошла смычка "фэнов вообще" с "хоббитфэнами", что очень важно. Уже не шипят друг на друга, а наоборот, уважают, и это хорошо.
3) Много было придумано (в основном, настройка, но и детали тоже) для следующих игр, конкретно — для Московских 91-го года.
У меня было прекрасное настроение, только не выспалась малость. Потом постепенно расскажу оттуда отдельные эпизоды, если всплывут в памяти во-время, а пока — до свидания, до следующего письма.
Будьте здоровы, пишите.
Привет — В.А.М.
Письмо шестое от 4 июля 1991 года
Дорогой Андрей!
Я Вам давно не писала, и мне стыдно, но что поделаешь.
Сейчас пришла в голову одна мысль. Вы "Хоббита" достали? Мы в Горловке ещё его не получили, и когда получим, то персонально Вам я пришлю, тут небольшой казус вышел — наш Черняк опоздал с заявкой, и весь первый завод успел забрать Хабаровский Крайснабсбыт, и продал. А мы ждём следующей партии. Далеко этот Хабаровск, может, уже нам отгрузили, только мы не знаем...
На всякий случай, если у Вас нет других источников, может ещё не поздно, написать Ваулину:
Только срочно, чтоб неопоздать. Он должен разослать тем, кто играл на "ХИ-90", ну и... Это будет быстрее, чем через меня, если успеете.
Нужно сказать: сколько штук и в какой адрес, получите наложенным платежом. Не стесняйтесь, но спешите. А в это время уже на подходе и первая книжка "Властелина Колец", называется "Содружество Кольца", обещают выдать в августе. Эту книжку и последующие рассылает Слава Заря, его адрес Вам говорить ведь не надо? И ему тоже надо дать заявку срочно, чтобы он знал, сколько брать у печатников. Напишите ему, сколько книжек Вам надо (если нужно, конечно). Может Вы сами заказали, может уже не хотите, я ведь не знаю... Слава ждёт сигналов.
Пока всё, мне ещё десятка два открыток написать надо, а когда с ними распутаюсь, напишу Вам уже нормальное письмо.
От Лены Кулинич Вам привет большой, от неё я знаю, что Вы, не разгибаясь, пашете на ниве перевода... У меня ещё всё время продолжает поглощать "Хоббитятина". Так и живём.
И ещё у нас жара — 30 градусов в тени, даже в 11 ч. вечера, а днём не хочется на термометр смотреть. Уже почти месяц такое — жара, суховей и в мелких промежутках грозы. Обещают в ближайшем будущем до 40 градусов довести в тени. Совсем весело будет. Мозги плавятся.
Будьте здоровы. Обнимаю...
Шелобский Вам привет!
Всем — В.А.М.
Письмо седьмое от 31 июля 1991 года
Здравствуйте, Андрей!
Всё в порядке, просто я старая, квартира у меня старая, мама старая — дел миллион, а делается всё уже медленнее. Затеяла нечто вроде ремонта санузла и кухни, а ремонт — это вообще кошмар. Сейчас леплю плитку вокруг раковины в кухне (сама, ибо дорого всё неимоверно. Триста рублей на колонку с установкой пошло, а гонорар за "Хоббита" уже съеден без остатка, я же с прошлого года ещё и не работаю...). Суета сует и всяческая суета, которая забивает дыхание и мешает жить за любимым столом.
Рада, что Вы достали "Хоббита". Заря поехал в Москву, будет на Играх. Уже теперь скоро вернётся.
Уральцы, кажется, объявляют отбой, ничего сверхмассового в "Дошельце" проводить не будут. Не "сгорели", но ...
Издатели обещают "Содружество Кольца" в августе-сентябре, т.е. уже скоро. Недавно обрадовали — собираются "Сильмариллион" выдать в газете, которая, якобы не подпадает под действующую конвенцию — интересно, под новую подпадёт аль нет. Всё может быть. Начнут с самого начала, в "Публикаторе" с № 6.
Получила я от Наташи Григорьевой "Властелина Колец" в её с Грушецким переводе — 1000 страниц, 35 рублей номинал, зато всё сразу в одном томе. Много картинок; правда они мне совсем не нравятся, зато очень товарного вида книжка.
Я рада за ребят, которые так вовремя (перед играми в Москве) её получили. И рада (если чествно признаться) за себя, ибо слегка побаивалась — вдруг это будет нечто великолепное, рядом с чем мне "не жить", их ведь двое, стихи ещё чьи-то, да столица... Ан нет, всё очень обыкновенно, как всё у нашего Дюмы и Вальтерскоттов, и Анжелики с Куперами... Слегка стандартно, хотя глаже моего. "Благородные лбы", "судари"...
Сделано в манере почти пересказа, у меня точнее будет в мелких детальках-деталюшечках.
Зато, конечно, "правильнее", чем у брехуна Муравьева. Всё хорошо. Я действительо радуюсь за Наталью. У неё ж ещё и трое детишек, девки, старшей девочке 13 лет, кормить и одевать надо, а теперь, глядишь, и за ученье приплачивать. А такая большая и модная книжка — ещё и "реноме".
"Фантастическую газету" присылайте, если не шутите, это интересно. "Съедим" на клубе.
Елена с Алиной строчат новый роман, предыдущий пристроили в издательство. Вам от Лены привет.
А жара у нас, кажется, слегка спала. Уже не +40, а +30 градусов, начались грозы-дождики.
Вот и все дела.
Будьте здоровы. Обнимаю. Всяческих удач — В.А.М.
P.S. Интересненько, как то у Вас: в отпуске ещё и попереводить удаётся? У меня почему-то железно срабатывает закон — пока работала, успевала многое, а когда уволилась, планы распухли, дел навалилось столько, что не расхлебать; куда уж тут!..
Ну, желаю успехов этих самых. Ещё раз обнимаю. Всего самого хорошего В.А.М.
Письмо восьмое от 5 ноября 1991 года
Дорогой Андрей!
Сто лет я Вам не писала, каюсь и винюсь. У меня какое-то дурное время было — мама неизвестно, на каком свете, по квартире ходит, но плохо, времени ни на что не хватает, очереди отнимают последнее (я ж добытчик на нас двоих...). Сейчас надо окна замазывать, зима началась. Еле-еле "расхлебалась" я с Хабаровскими издателями; вдруг позвонили москвичи — хотят "Хоббита" напечатать. Сейчас сижу окончательно правлю уже изданную книжку (и чтоб ошибки убрать, и чтоб сильно текст не корёжить...) — 6 глав сделала (Слава Заря помог), осталось ещё 13, а от Славы — молчок. Какие-то письма время от времени сыплются, есть чудесные и нужные, а есть такие, что не ответить, вроде неудобно, а времени жалко... В клубе "требуют", чтобы я читала выходящую фантастику — а когда, простите? Два знакомых клуба "хотят материалы" по Толкину. Какие, наверное, сами не знают: вот подавай им "материалы" Сейчас пройдёт возня по подготовке следующих Игр — Уфа занимается, и дельно, а некоторые только воду мутят. Но зато Ваулин вчера прислал чудесное письмо — на Дальнем Востоке создано некое Толкинское объединение, название ещё не придумали, а регион там работящий и настоящий — я в них верю и рада. Игры будут проводить, наверное в мае. Газету задумали — "Хабаровский хоббит" в "моём" издательстве "Амур"! Вот когда такие свежие ветерки дуют, я оживаю и хочется ещё в какую-нибудь сторону улыбнуться.
Как дела у Вас?
Я ещё знаете, почему не пишу? Каждый месяц мне сообщают, что вот-вот будут книжки (я же даже "Хоббита" с тех пор не получила, в марте прислали "сигнал", в апреле посотни спецзаказа, который молниеносно разошёлся, даже друзьям многим нехватило, а на клуб до сих пор не прислали (неделю назад сообщили, что уже выслали, но сколько оно идти будет?)
И я сижу с одним затрёпанным "Хоббитом" и время от времени думаю: вот получу книжки, всем напишу и пошлю. Тем временем эти "все" думают, что я их не уважаю, и ничего посылать не собираюсь, и вообще, наверное, возомнила о себе чёрт-те что!
А "Амур" взял и выпустил 1-ю книгу "Властелина Колец" — вот то, что было объявлено в "Книжном обозрении". И вот-вот вторая выйдет.
Весь август они молчали — во-первых, у них умер коммерческий директор (по-видимому, отличный товарищ); а потом этот путч идиотский. Они замерли, типография прервала связь, а я здесь съёжилась — вдруг вообще лопнет? Могло быть и так.
Сейчас всё, вроде, заработало, и типографы обещают в этом году сделать всё. Скорее бы уж, пока нового сюрприза не случилось!
Мне прислали "сигнал" "Содружества Кольца" — жду книжек. То, чего я больше всего не терплю и боюсь (ожидание), продолжается. Так что заработать мне на этом издании не удастся. От "Хоббита" гонорар рассыпался песочком между пальцев за 2 месяца (та часть, что мне досталась после всяких выплат и раздач). Сейчас опять в долги влезла (я ж пока получаю 45 рублей всего, да мамина пенсия — маловато).
Гонорар за "Содружество" должен нас поддержать до моей пенсии (уже недолго, в начале года оформлю), а дальше должно стать совсем интересно: налог в Хабаровске за заработок, пошлина за пересылку денег на Украину, обмен на украинскую валюту, если введут коэффициент 3:1 из рубля в местный карбованец или что-то там будет...), а потом ещё налог здесь на полученную сумму, уже по украинским законам...
Зато кушать на Украине пока есть что. Мясо по 7 р. в магазине (паршивенькое, но бывает), и по 10 р. на базаре (а хорошее по 15 р.). Картошка дорогая, но мы с мамой её едим мало, а яблоки (неурожай) я покупала раза три за лето. Один раз, правда, целую корзину. Сейчас они по 7 рублей. Масло — 300 гр. по спискам (с паспортом в "своём" магазине, в дикой очереди). Ещё по спискам сахар (1,5 кг), табак (в пачках сигареты) и крупы (0,5 кг. в месяц). Так вот этого всё равно не хватает. У меня только сахар остаётся и сигареты — я сейчас друзьям отдаю. В коммерческом магазине гречка по 6 руб. кило и остальное в этом же роде... Но едим мы то же самое, что и до сих пор, и почему-то все ходят одетыми, и даже прилично. Так что если будет мир, то выживем. Лишь бы не подрались возле самого дома. К сожалению, от этого гарантий нет. Поживём увидим.
Вот видите, какое письмо написала — быт заел. Я такие письма раз в десять лет пишу, обычно всё про книжки... Из книжек чужих с удовольствием прочитала пару штук Желязны ("Хроники Эмбера"), на очереди несколько сборников фантастики, разных: и Нортон (Борисов предлагает переводить с английского,а мне, честно говоря, чистая НФ не интересна. Хочу выяснить,что у неё есть. Говорят, и фэнтэзи...).
Однако, боюсь, что после "Хоббита" мне придётся то же самое (корректировку) делать с целым "Властелином" — это огромно и трудоёмко, даже думать боюсь. Зато потом свобода будет! Даже не верится. Если время освободится, я его, безусловно, тут же займусь, хотя бы для начала "Письмами" Толкина (перевела ведь едва не четверть)... Но всё равно хочется однажды встать утром, перекрутиться на пятке и обрадоваться, что делать нечего, что все грузы со спины свалены, остались мелочи! (Как говорит мой сын: "Мечтать не вредно"!)
Не сердитесь на меня, Андрей, вот такая я Шелоба, все восемь лап заняты, и всегда тем, чем надо, а главное — дождаться бы всех книжек!
Будьте здоровы.
Большой привет Вам от Лены Кулинич, они с Алиной рукописи тоже уже давно сдали, тоже ждут, мы ждём...
Обнимаю крепко. Большой привет — В.А.М.
Письмо девятое от 14 ноября 1991 года
Здравствуй, Андрей!
Могу побаловать первым номером альманаха со своим переводом — если он у Вас есть, кому-нибудь ещё может пригодиться, наверное. Он хорош как издание, по-моему. Очень удачно составлен.
А больше у меня пока ничего нет. Даже "Хоббитов" в Горловку только выслали, но еще не прислали. А уже "Содружество Кольца" вышло. Да ещё Украина тут отделяется, кто знает, что завтра будет?..
У Вас-то как дела?
Обнимаю, желаю удач. Привет — В.А.М.
Письмо десятое от 20 ноября 1991 года
Дорогой Андрей!
Пришло от Вас письмо от 11.11.91. А я Вам 15-го ноября отправила первый номер "Мира Чудес". Теперь придётся и второй, и третий отправлять Ибо я получила второго столько же, сколько первого; и третьего, когда выйдет, получу столько же.
Вы себе "Хоббита" и прочие "Содружества" заказали у Ваулина и Зари? Слава, насколько я знаю, получил книги для рассылки, и Ваулин, наверное тоже. Им обоим, думаю, сейчас писать некогда. Я получила от Хабаровцев справку, что они не возражают, чтобы мои переводы печатались где угодно после выхода у них, не дожидаясь окончания срока договора, и собираюсь заключать новый договор — с Москвичами, на "Хоббита" и "Иди легко". Сегодня из Москвы звонили, уже работают над текстами, а я тут сижу с тем же самым, никак не закончу "Хоббита".
Кушать у нас есть что, но мало. За хлебом очереди, с картошкой плохо, но на базаре можно кое-что купить, естественно, по взвинченным ценам. Если мне заплатят за книжки, я выживу. Без публикаций даже не знаю, что делала бы, я же с прошлого лета не работаю, т.е. уже полтора года. Цены у нас немного ниже — мясо можно достать за 15-20, уже чаще за 20, яблоки — десятка, картошка — пятёрка (редко — трёшка) за кило, к гусям и курам я не подхожу, а крысу (нутрию) можно купить за 40-50. Сахар по спискам — 1,5 кг, масло сливочное по спискам — 250 гр., сигарет — 6 пачек "на рыло". Ходим с паспортами. Крупы — 05 кг. на человека в месяц, тоже по спискам. Вдобавок у нас купоны. Пока найдут клеточку в списке, сверят по паспорту, отсчитают купоны, потом взвесят нам двоим кило крупы и рубль возьмут — хвост в километр вырастает. В очередь ходим с книжками, иначе за час-два чувствуешь себя полным идиотом.
У меня родных в деревне нет, поэтому лук по 5 р. кило и морковь по 3 р. кило тоже покупаю, а крупу добавочно в колхозном магазине уже по 6-10 рублей за килограмм. Конфеты — свободно, но их просто нет, а если появляются, то помадки несъедобные, белые какие-то. По праздникам, правда, бывают леденцы-петушки без палочек, 15 коп. штука. Палочек нет, потому что леса не дают. Карандашей поэтому тоже нет, а цветные раза три в году бывает, попадаются, в виде толстых грифелей в бумажках. Вот сейчас описываю — и понимаю, что жизнь даже интересная — будет (ни)чего вспомнить! Если, конечно, выживем, потому что это — цветочки, ягодки уже впереди и вблизи.
Пишите больше, рассылайте шире — и дай Вам Бог издаваться! И спастись.
Борисов — тот самый, из Абакана Владимир.
Я просмотрела немного этой Эндрю Нортон (по-английски "Андрей" пишется Andrew, а произносится "Эндрю", так что можно передавать и на "А", и на "Э") — не хочу браться. Для переводчика это мало интересно, в языковом плане что-то "не очень", по-моему.
А Вам, наверное, вообще SF больше нравится, чем фэнтэзи, и не только у Нортон. Мне конкретно ничего не предложили. Борисов только намекнул, что мог бы предложить, но вещей не называл конкретных.
Лена с Алиной пишут следующую вещь вдвоём. Уникальный вообще-то случай — две бабы спелись,да ещё в фантастике! Они чудесные девчата Вам от Елены — привет, а писать ей очень некогда.
Отксерокопировать мы сейчас ничего не можем, не на чем, но почитать — почитали бы, не смотря на "некогдость". Так что присылайте. Скажем спасибо.
Да, от Шмакова пришёл вопрос — нет ли чего-нибудь "для напечатать" в "Мире Чудес" из непечатавшегося раньше, совершенно нового и из номера в номер, хоть на 2-3 выпуска? У меня нет, а у Вас?
Дали мне почитать "Левую руку тьмы" Урсулы ле Гуин, не прочитала ещё, Рижское издание, откладываю на след[ующую] неделю.
Перечитываю "Watership Down" Ричарда Адамса, котрый на русский переводили очень неважно и обстриженно под названием "Кроличий Холм" — прелестная вещь, но у меня на неё пороху не хватит, почти 600 страниц про кроликов. Книжка чужая, её нужно уже отослать бы хозяину в Москву, а я влипла — и по второму разу! Вот это моё чтение. В переводе ухитрились даже вовсе не про то говорить, паразиты! Впрочем, если бы время было, я бы, наверное, взялась за что-нибудь совершенно не для издания, так что, может, хорошо, что нету этого времени. Зато есть одно светлое пятнышко — письмо записочка от англичанина, редактора журнала тамошнего Толкинского общества, о том, что ему очень понравился "Лист Кисти Ниггля" в моём переводе — довольный Шмаков с радостью переслал. Англичанин свободно знает русский, так что всё честно, и хвалит за "верность оригиналу" и "стилистическую красоту". Вот. Могу нос задрать. Вещь эта, хоть и маленькая, но очень трудная. Речь идёт о публикации в "Публикаторе", он Вам не попадался? В начале этого года был.
Обнимаю. Привет — В.А.М.
Письмо одиннадцатое [на открытке] от 31 декабря 1991 года
Письмо двенадцатое от 9 марта 1992 года
Здравствуй, Андрей!
Сообщаю новые свои координаты: 330082 г. Запорожье-82, аб. ящ. 7228.
Переехала я. Раньше адрес не давала, ибо это не домашний, у домашнего далековато почта, не хочу связываться. А тут есть "чужое" отделение совсем рядом, я выпросила там ящик. Произошло это только позавчера. Ещё всё навалено и не разобрано, ещё мне стыдно даже, какие золотые у нас ребята — меня "методом муравейника" вываливали из "Горлушки", разорив тамошнее Шелобское логово. Намаялись мальчишки, небось, до сих пор руки и плечи болят. А у меня спину прихватило, похоже, почки в дороге простудила. Еле ползаю, а надо вот письма всем писать и стирать за мамой по утрам и вечерам (последнее сейчас совершенный кошмар). Так что ничего путёвого литературного я не могу сейчас произнести, вся в этом развале и разладе. А Вы представьте: вдруг вся квартира со всеми книгами задвигалась... И в последний день добры молодцы налетели и последние (т.е. самые перво-нужные) вещи, например, ложки, засунули совершенно неизвестно куда. Мы с мамой сейчас едим двумя абсолютно непонятно как оказавшимися в... книгах деревянными ложками, а ножей чёрт-ма ... Есть перочинный, 4 см. лезвие. И когти.
Ну вот, когда это всё образуется, а к тому времени начнут приходить вести, я Вам напишу что-нибудь "путём".
Простите меня за сумбур. Сын у меня в Днепропетровске, вот теперь ближе к нему буду — два часа электричкой.
Обнимаю крепко.
Будьте здоровы.
Привет — В.А.М.
Письмо тринадцатое [на открытке] от 21 апреля 1992 года
Дорогой Андрей!
С праздником! Всё получила, скоро вышлю Вам назад "Путешествие Иеро" (при переезде сохранился, не думайте ничего плохого), и газеты пришли, но совершенно писать некогда. Так что примите поздравления с Пасхой, и с весной, и с чем хотите — и дай Вам все боги удержаться на стабильном заработке в наше нестабильное время, да пусть он ещё и приличным будет!
Обнимаю крепко, а на приличное письмо я "подвинусь", когда немножко раскручусь. Всё хорошо на новом месте, но надо и ремонт делать, и "толкинскую банду" развлекать (организовывается) и за машинкой работы до лешего...
Привет — В.А.М.
Письмо четырнадцатое от 27 декабря 1992 года
Дорогой Андрюша!
Я перед Вами очень виновата — но никак у меня не получилось ничего. Я с лета жила, как в тумане каком-то, с тех пор как узнала, что жене сына осталось мало жить. Молодая, любимая, двое детишек. В сентябре мы её схоронили, а в декабре (в начале месяца) я похоронила маму. Как начала родным и друзьям письма писать (её друзьям и нашим общим), вот до сих пор ещё пишу — каждую строчку со скрипом.
"Достал" меня под конец этот високосный. Сейчас стало чуточку проще, жила, как обычно, шутили, смеялась (в одной сказке Дансани есть фраза: "Она никак не могла понять, почему нельзя смеяться на похоронах" — она была эльфийка), только внутри какой-то стопор с замедлителем работал. Сейчас в доме тихо (я не очень люблю телевизор), в ведре стоит ёлка, доставая лапой до потолка (она немного лохматая, совсем живое дерево, очень ароматная, с крупными иглами, и вообще у нас ставят не ёлки, а сосны). Но стол по-прежнему завален всякой дрянью, и до работы я не добралась.
Возвращаю Вам "Иеро" Ланье — бандероль завтра отправлю. Дело в том, что этот Иеро у меня запутешествовал в книги, и я то находила, то снова он куда-то девался! Поверьте, мне очень стыдно. Прочитали мы его тогда с Еленой с удовольствием. И ещё недавно я с удовольствием прочитала Р. Брэдбери "Надвигается беда" — в переводе Григорьевой и Грушецкого. Очень хороший перевод (хотя я не знаю оригинала) и очень хороший Брэдбери! Вы не встречали? Мне Наташа прислала, но только одну книжечку, я её уже сыну отдала (в точности названия я не уверена, но смысл этот). А вот "Война сказок" Суханова мне показалась слабой. Не утешила.
Мы скоро будем с Вами вовсе за кордоном, и я очень слабо представляю, как я буду посылать письма, если конверт станет 100 рублей стоить? "Обещают" именно так с Н. года. Одно письмо в один город в месяц? Мелким почерком на всех? И то меньше тыщи не получится (пенсия — всего 4000). Вчера хлеб — 5 р., проезд в автобусе 50 коп., яйца 116, масло — не знаю сколько, в магазинах нет, а на базаре 700-1000; а сегодня хлеб — 30, проезд — 5 руб., яйца — 150, а что с остальным — не знаю. Ёлку я купила за 500, зажав кошелёк в кулачёк, ибо без Дерева Нового Года не бывает и дом овсем не жилой.
Масла купила постного (по-дешёвке, по-знакомству, по старой цене — 600 р. за три литра). С сахаром у меня (персонально) проблем нет. Я его не ем с некоторых пор чай всегда пила без сахара, а варенье варю для детей и для гостей; я варю — они разлизывают. Последняя цена сахара в начале декабря была 104 р., а водки — 350 р. Мне повезло — в столовском буфете рядом появился зелёный чай, очень дешёвый, я и набрала, до лета хватит. Я его тоже люблю, а чёрный байховый сейчас больше палок и сена, чем чая.
Ладно, шут с ним, с бытом, переморгаем, образуется. Как Ваши дела? Выжил Ваш институт? Не сократили Вас? Что переводите?
Ленка хихикает: "- Ага, подрезали Вам, переводчикам, крылышки, теперь пусть читатель нас писателей читает, если ему нужен наркотик!"
Это она по поводу того, что Украина (опять впереди паровозного дыма) — вступила в конвенцию, и многие переводы "накрылись".
С Нижним я не связывалась, связалась с Москвой, они обещали издать Митчисон, и договор есть но издания нету и вестей от них нету. Говорят издательство сменило адрес — и всё глухо. Я уже просила своих московских "агентов" разузнать, может напишут.
Я хочу на Украине найти издателей, хотя бы для "Хоббитёнка", но пока ещё не зацепилась. И перевожу ещё одну небольшую книжку (с "Хоббита", примерно, — "Дочь короля Эльфланда" Лорда Дансани. Я, по-моему, Вам о ней писала). Никак только до середины даже не доберусь.
Саймака "Братство Талисмана" я помню смутно, т.е., кажется, я его читала, или, во всяком случае, держала в руках, а Вэнса "Глаза чужого мира" совсем не знаю, и у нас ни той, ни другой книжки не было. И вообще у нас книги астрономически дороги, я даже подхожу к этим жучьим лоткам редко.
Ну вот и всё.
Будьте здоровы.
Обнимаю Вас крепко и желаю выжить!
Успехов — В.А.М.
Письмо пятнадцатое [на открытке] 4 января 1993 года [дата определена по почтовому штемпелю на открытке]
Дорогой Андрей!
С Новым Годом!
Он [прошедший] меня своим високосным саруманством под конец совсем "достал" — схоронила молодую невестку (сын с двумя малышами остался) и свою маму (в доме опять словно не год назад, а вчера переехала).
Надо искать издателей на Украине. Повторить хотя бы "Хоббита"...
Дел невпроворот, денег наоборот. Это я пишу, чтоб Вам сказать, что я ещё живу и книжку Вам верну, и письмо будет, но чуть позже, ладно? Не сердитесь.
Будьте здоровы, желаю Вам всего самого доброго и даже вкусного.
Большой привет от старой Шелобы — В.А.М.
Примечания (Это самое начало, а чтобы было продолжение, нужна помощь фантлабовцев, то есть участие знатоков зарубежной НФ, поклонников творчества Толкина и тех, кто знал или переписывался с Валерией Александровной):
Гончарук, Михаил — организатор "Хоббитских Игрищ" из г. Красноярска. (Прим. А. Миллера).
"Красноярцы со своими "играми"... — 1990 год
Елена Кулинич — художник, подруга В.А.М. по КЛФ. Ныне живёт в Израиле. Живописные работы Е. Кулинич:
Павел Ваулин — "Хоббитские Игрища-90". "...Участниками Игр были и наши земляки — Павел Ваулин и его команда из Амурска. Впечатления — потрясающие! Вообразите себе живописную сибирскую тайгу, реку Ману, толпу молодых людей, одетых в плащи, латы, кольчуги, размахивающих топориками и мечами... У каждого был игровой псевдоним, который с той Игры стал вторым именем, и Ваулина все сейчас так и зовут — "Гэндальф Степанович"... А Маторина стала там "Шелобой". Подробнее см.: https://fantlab.ru/blogarticle38421
"...Рассказ Болларда (J. G. Ballard) — "Storm-bird, Storm-dreamer" — его перепечатывали только в клубный альманах". Перевод В.А.М. — Где-нибудь публиковался?
В бирюзовом пространстве среди ярких светил на золотом облаке сидела богиня Лета. У ног её полулежал юноша со светлой курчавой головой и голубыми глазами. Лёгкой пеленою окутывало облако его розовое тело и сложенные на спине громадные белоснежные крылья. Подперев руками подбородок, он с грустью и тревогой смотрел вдаль.
— Видишь яркое солнце, свет которого плывёт сюда горячими золотыми волнами и ослепляет глаза? — медленно говорила Лета. — Это источник жизни, величайшая сила, начало всего живущего. Миллиарды светящихся планет, которые ты видишь вокруг нас, это дети солнца. Вот яркий Юпитер, блеск которого переливается, точно волнующаяся разноцветная жидкость. Вот стыдливая Венера, прикрывающая свою ослепительную наготу лёгкой дымкой утреннего тумана. За нею Марс, дальше Сатурн, окружённый лучезарным кольцом. Вот Вега, Сириус... А там далеко Земля.
— Где? — встрепенулся юноша.
— Вон, там. Дальше всех. В тумане и едва видная. Туда я посылаю тебя, — тихо и грустно добавила Лета.
— Зачем? — спросил юноша и пытливо устремил свой взор вдаль, где среди безбрежной синевы плавала в облаках Земля.
Лета ответила не сразу. Лёгким движением белой, как морская пена, руки откинула она упавшую на лицо золотистую прядь волос, прикрыла ладонью глаза и, как бы воскрешая в памяти картину далёкого прошлого, сказала:
— Давно, очень давно любила я с другими богами и богинями носиться по безбрежному морю пространства и купаться в его мягкой синеве. Взявшись за руки, мы носились между светилами, перелетая от одного к другому. И все они были нам знакомы и близки. Но самым любимым нашим светилом было Солнце. О, какое блаженство испытывали мы, погружаясь в золотые волны его света! Когда нас охватывала усталость, мы выбирали лёгкое облачко и отдыхали на нём. Окутав себя его розовой дымкой, мы восхищёнными взорами окидывали Вселенную, и сердца наши радовались при виде её красоты и величия. Однажды мы увидели, что в синей дали пространства появилось тёмное пятно.
— Что это такое? — воскликнули мы хором.
— Полетим туда и посмотрим, — предложила я.
Мы полетели. Пятно оказалось густым туманом, в котором плавал громадный чёрный шар. Когда мы подлетели совсем близко, оттуда вдруг пахнуло на нас таким холодом, что мы в ужасе отпрянули.
— Это новая планета Земля, воскликнул всезнающий бог Аполлон.
С тех пор, носясь в благоухающей синеве пространства, мы никогда не приближались к новой планете. Темнота и холод смерти, которыми она была окутана, пугали нас.
Так жили мы, не зная горестей и печали, не имея представления о времени. Наша жизнь была сплошным ярким днём. Для нас не существовало вчера, сегодня или завтра. Носясь между светилами и купаясь в прозрачных струях эфира, мы прославляли могущество и доброту Зевса, создавшего мир.
Однажды, я случайно отделилась от остальных. Возле меня был лишь прекрасный бог Аполлон. Охватив мой стан рукою, он говорил мне о сладости любви. Я не понимала его слов, но они очаровывали меня. Потом мы опустились с ним на лёгкое облако, и вдруг он стал покрывать меня поцелуями, которые показались мне жарче ярких лучей Солнца. Я замерла от охватившей меня неги, уста наши слились в опьяняющем поцелуе, я закрыла глаза...
В ту же минуту над нами явился всемогущий Зевс. Лицо его пылало гневом, глаза метали молнии, а голос гремел как раскаты грома.
— Негодная! — произнёс он. Как могла ты, забыв своё божество, так тяжко согрешить? Ты дочь моя, но нет тебе прощения. Ты понесёшь заслуженное наказание. Слушай! Я делаю тебя родоначальницей Времени. У тебя будут рождаться сыновья — Годы. Но ты не сможешь насладиться блаженством матери. Ты должна будешь посылать их на ту далёкую планету, которая плавает в тёмном тумане и от которой веет холодом смерти. Ты будешь посылать их на Землю. Каждый из них будет жить там, а потом, состарившись, уходить в Пространство, На его место должен будет идти твой следующий сын, который за это время у тебя родится. Так будет продолжаться до тех пор, пока один из них не упадёт с Земли, окружённый сиянием благодарности и благословения людей — обитателей Земли. Тогда твой последний сын останется с тобою навсегда. И снова не будет времени, а будет вечность.
С тех пор исполняются слова всесильного Зевса. Одного за другим посылаю я сыновей своих на Землю. Оттуда уходят они в Пространство. Быть может, последний брат твой уйдёт оттуда в ореоле людской благодарности. Тогда ты останешься со мною и будешь вечно наслаждаться моими ласками, — закончила грустно Лета и положила свою белую руку на золотые кудри сына.
И снова богиня и голубоглазый юноша устремили свои взоры вдаль, где среди безбрежной синевы плавала в облаках Земля.
Так сидели они на золотисто-розовом облаке, а вокруг них сияли мириады светил. Они смотрели на Землю. Вдруг туман, окутывавший её заколыхался.
— Идёт! — тревожно прошептала Лета. — Смотри!
Волны густого тумана колыхались всё сильнее и сильнее. Они, как будто, боролись с невидимым врагом, стараясь сковать, удержать его. Но после недолгой борьбы, разорванные могучим движением, расступились. Из чёрной и, казалось, бездонной пропасти хлынул широкий поток густого мрака. Хлынул и стал заливать бирюзовую синеву пространства. Тонули и меркли в нём яркие звёзды. Чёрное пятно всё росло и росло. Вот край его коснулся Солнца.
В ужасе прижался златокудрый юноша к матери. Один за другим стали потухать лучи Вечного Светила. Всё шире и шире разливалось море тьмы. Наконец, последний луч солнца потух.
Лета и юноша напряжённо смотрели вдаль и ждали.
Ещё через минуту среди глубокой тьмы над Землею появился багрово-красный свет. Сперва слабый, как первый отблеск утренней зари; потом всё сильнее, сильнее.
— Что это? — дрожащим голосом спросил юноша.
— Смотри! Смотри! — прошептала Лета.
Перед их глазами появился большой город. Широкие, прямые улицы и всюду тысячи огней. Особенно ярко освещены громадные окна роскошных магазинов. Целые богатства выставлены в этих окнах.
Вот окно с винами и яствами. Портвейн и херес из Португалии, золотистый рислинг из Эльзаса, благородное бургундское цвета старого бархата, итальянские кьянти, душистый мозель и целая горка разноцветных ликёров. А по сторонам янтарная лососина, нежно-розовая сёмга, астраханская икра, невские сиги, громадные окорока, жирные индейки, гуси, куры, утки, всякие паштеты, сыры, соленья и маринады. Только птичьего молока нет в этом окне.
А перед окном на улице, занесённой снегом, жмутся жалкие человеческие фигуры. Лица их истощены, глубоко запавшие глаза лихорадочно блестят, в них виден звериный голод. Эти люди не ели давно, они жадно смотрят в окно, и их посиневшие губы тихо шепчут:
— Проклятье! Проклятье! Проклятье!
Дальше окно, в котором выставлены меха. Громадный полосатый тигр, белые медведи, серебристые кенгуру, шелковистый бобр, хорьки, лисицы, скунс, шубы, ротонды, воротники, муфты. Громадный дом, сотни освещённых окон.
— Что там, внутри? — спросил златокудрый юноша.
— Подожди! Сейчас увидишь, тихо ответила Лета.
Вдруг крыша громадного дома исчезла. Целый ряд больших и светлых комнат. И всюду кровати, кровати, кровати без конца. А на кроватях больные. Сотни, тысячи больных. Стонут, беспокойно кидаются, хрипят, страдают и шепчут, шепчут решительно все:
— Проклятье! Проклятье! Проклятье!
И снова уплыло, ушло вглубь ужасное видение. А в мутном тумане стали вырисовываться одна за другою белые каменные стены. Много их этих стен. Все они испещрены небольшими оконцами с железными решётками. В каждом окне к холодным прутьям приникли лица. Ужасные лица преступников. С уст их то и дело срываются циничные ругательства. И снова из всех решётчатых окон несётся:
— Проклятье! Проклятье! Проклятье!
Опять сгустился туман и застлал эту картину. А на смену ей через минуту появилась новая.
Среди бесконечного моря снежных сугробов затерялась небольшая деревушка. Вымерла она вся. Не видно ни людей, ни животных. Точно уродливые скелеты, поднимаются над избами лишённые соломы кровли. Вот одна из них приподнялась и исчезла.
В небольшой тёмной избе на печи лежит старик. Щёки его глубоко провалились, глаза закрыты и только худая грудь едва заметно поднимается и опускается. Внизу на скамейке лежит женщина. Она мертва. К её обнажённой груди приник посиневшими мёртвыми губами малютка. Возле скамьи, теребя бессильно опущенную и уже окоченевшую руку женщины, стоит мальчик лет пяти и слабым голосом повторяет:
— Мамка! Мамка, дай хлеба!
Вдруг исчезло всё. Большой город с длинными улицами и богатыми магазинами, больницы, тюрьмы, голодная семья. Но свет остался. Зловещий кроваво-красный свет. А в нём точно несомый неведомой силой, появился старец. Сгорбленный, с длинной седой бородою, с лицом, закрытым руками, он медленно поднимался всё выше и выше.
— Это твой старший брат, с тоскою сказала Лета, когда фигура старца скрылась. — Теперь за тобою очередь. Иди, сын мой!
Доманский М. Новый год. Фантазия // "Русский инвалид", 1914, № 1, С. 7, 8.
В оформлении использованы: фрагмент открытки Елизаветы Бём "В тени крыл Твоих укрой меня" (1912 год), а в качестве Новогодней открытки — четвёртая страница обложки журнала "Всемирная иллюстрация". — СПб., — 1881, Рождественское приложение.
В качестве новогоднего подарка — книга известного фантаста... Получит её тот, кто первым сообщит имя автора и её название.
Подсказка первая:
В год написания фантазии Доманского книга-подарок отметила своё 50-летие. А конкретная книга-подарок, которая уже лежит в конверте, на котором, по понятным причинам, пока отсутствует имя получателя и его адрес, в 2017 году отметит своё 60-летие со дня появления в свет.
Интересно, если сейчас вас спросить: "На каком расстоянии друг от друга находятся даритель и получатель подарка?" Вы разведёте руками: "Этого никто не может знать!" Не торопитесь, и вы и я знаем ответ! Раскрепостите свою фантазию и плюньте на всякие там километры между двумя населёнными пунктами, они же условны: одно их количество можно узнать по прямой на карте; другое — по спидометру на автомобиле; третье — уточнить у машиниста железнодорожного локомотива; а если по воде или по воздуху... Географические точки те же самые, а расстояния — разные. "Большое видится на расстоянье..." В каких бы точках земного шара вы не находились друг от друга, расстояние между вами будет одинаковым. Надо только "двигаться" сначала к <...>, а потом в нужную вам точку. Более ни слова! Не читать же вам всё название книги...
Подсказка вторая (для тех, кто пока не готов ответить):
Ещё раз, но уже внимательно рассмотрите новогоднюю "открытку". Где-то там есть имя автора?
Подсказок больше не будет. Ответы присылайте в личку до 14-го января, т.е. до Старого Нового года (дайте и другим возможность "пошевелить мозгами"). Из ответивших правильно, книгу получит приславший ответ первым, среди остальных, разгадавших название и автора, разыграем утешительный приз.
Ещё раз с Новым годом!!! Побольше вам удач в 2017-м!
Ваш visto
КОНКУРС ЗАВЕРШЁН. ИТОГИ СМОТРИТЕ В КОММЕНТАРИЯХ
ПРИЛОЖЕНИЕ К ПОДСКАЗКЕ № 2:
Теперь совсем немного о фантазии корреспондента "Русского инвалида", М. Доманского.
Если честно, я был немного удивлён, что из прочитавших фантазию (а это более 900 человек) никто не обратил внимания на то, что её автор вводит нас в заблуждение. Даже если вы читали про древних греков только в книгах Николая Куна, всё равно должны помнить про богину Лета. Она упомянута Куном один раз в главе "Пандар нарушает клятву. Битва". "...Покинула богиня любви бранное поле, а Диомед опять напал на Энея. Три раза нападал на него сын Тидея, и три раза отражал его Аполлон. Когда же в четвёртый раз напал на Энея Диомед, грозно крикнул ему Аполлон:
— Опомнись, сын Тидея! Отступи и не осмеливайся нападать на бессмертных! Никогда не будут боги равны по силам смертным!
Устрашился Диомед, услыхав голос грозного бога Аполлона, и отступил.
Аполлон же перенёс Энея в свой храм в Трое. Там исцелили Энея богиня Лета и сестра Аполлона, богиня Артемида, на поле же битвы Аполлон сотворил призрак Энея, и вокруг этого призрака закипел упорный бой".
Внимание: "...Богиня Лета и сестра Аполлона, богиня Артемида".
В греческом пантеоне богов Лето (Латона) — титанида, мать Аполлона и Артемиды. Лето — воплощение материнской любви, преданности своим детям, самоотверженности в их защите. Лето — образец титанической стойкости в исполнении материнского долга. Когда Лето пришёл срок разрешиться от бремени, причиной которого был сам Зевс, преследуемая Герой, она нигде не могла найти пристанища. Гера устроила так, что ни один клочок земной тверди не должен был принять Лето. Отовсюду гонимая, она пришла, наконец, на остров Делос, который ещё не был окончательно затвердевшим, так как менял своё местоположение. Здесь Лето и нашла для себя убежище, пообещав воздвигнуть великолепный храм.
Девять дней мучилась богиня в родовых схватках. Почти все олимпийские богини хлопотали вокруг неё, пытаясь помочь, и только Гера из злобной ревности во всем мешала <...> Вместе с детьми Лето помогала троянцам в знаменитой битве с ахейцами. Аполлон вынес с поля боя Энея и поместил его в своём храме «на вершине святого Пергама». Стараниями Лето и Артемиды здесь к герою вернулись «мощь и краса".
М. Доманский извратил сюжет мифа древних греков, особенно в части "биографии" богини материнской любви... И это только одна из несуразностей этой фантазии...
Маркантонио Франческини. Рождение Аполлона и Артемиды. (1699) [Можно было бы назвать картину "Богиня Лето со своими чадами"]
Близится к завершению год 125-летия Михаила Афанасьевича Булгакова. А на страницах моей авторской колонки ни слова о Мастере... Надо исправляться. Итак:
АВТОР: Михаил Афанасьевич Булгаков
КНИГА: "Мастер и Маргарита"
Перевод последнего романа Михаила Булгакова на португальский – G. Asryantz
ПЕРЕВОДЧИК: Константин Гургенович Асриянц
Фрагменты из воспоминаний переводчика Константина Гургеновича Асриянца (публикуются впервые):
"...Мои предки со стороны отца были родом из Карабаха. Дед по профессии был каменщиком, но незадолго до мировой войны перебрался в Уфу и открыл на местном вокзале станционную лавку. Дела шли неважно, но всё изменила мировая война: через станцию пошли воинские эшелоны и солдаты охотно покупали колбасу, хлеб, пельмени и, из под полы, водку. Дела у деда пошли по восходящей. <...> Всё изменилось после начала революционных событий. Спасаясь от большевистской чумы, семья двинулась на восток, через Урал и далее по транссибирской магистрали, до самой китайской границы. <...> Семья добралась до Китая и осела на станции Маньчжурия, рядом с советской границей. <...> Во время советско-китайского конфликта на КВЖД, в 1929 году, советские войска вошли на станцию Маньчжурия. Дед был арестован и увезён в СССР, позднее мы узнали, что он погиб в застенках дальневосточного ЧК. <...> После этих событий семья переехала в Харбин. Мой отец, окончивший к тому времени гимназию города Маньчжурия, поступил на Юридический Факультет Харбинского Университета, но факультет этот вскоре закрыли, и ему пришлось искать работу. Удалось устроиться учителем русского языка в китайской школе города Фугдина. Работая среди китайцев, в городе, где практически не было русских, он овладел в совершенстве китайским разговорным языком. Сказалась и его врождённая способность к языкам. Во время работы в китайской гимназии директор этого учебного заведения предложил ему взять вторую фамилию, китайскую, т.к. наша армянская фамилия была для китайцев совершенно непроизносимой. Так мой отец приобрёл вторую фамилию — Наголен. Позднее ему предложили ту же работу в одном из китайских университетов. Однако, когда он приехал в этот город, выяснилось, что университет закрылся. Пришлось вернуться в Харбин. Здесь пригодилось знание китайского языка – отец устроился на работу в Управление железной дороги, на должность переводчика – китаиста. Именно в это время он познакомился с моей матерью. <...> В 1934 году завершились переговоры о продаже КВЖД: Советский Союз уступал её Маньчжоу-Го, а фактически, японцам, которые были к тому времени полновластными хозяевами Маньчжурии. Примерно в это же время отцу предложили поступить в армию Маньчжоу-Го, в чине капитана, на службу в штаб военного округа. Спустя приблизительно два года он установил контакт с советской разведкой, точнее, с её резидентом, инженером М. Этого человека я помню хорошо: невысокого роста, сутуловатый, с нездоровым, желтоватым цветом лица, он всё время покашливал, т.к. страдал болезнью лёгких. Одним словом, он меньше всего походил на классический тип разведчика – Джеймса Бонда или Штирлица. Напоминал, скорее, несостоявшегося актёра или спившегося чиновника. Не знаю, сколько человек, помимо моего отца, поставляли ему секретную информацию; бесспорно, однако, что ходил он по лезвию бритвы, потому что у японцев хорошо была поставлена контрразведка, а японская жандармерия по свирепости превосходила и Гестапо и НКВД. Арест означал смерть под пытками. Где-то в 1939 или 1940 году отца перевели на станцию Сунгари Вторая, где дислоцировался так называемый «отряд Асано», т.е. подразделение армии Маньчжоу-Го, укомплектованное русскими эмигрантами, проживавшими в Маньчжурии.
<...> Отца связывали в Асано не только служебные, но и дружеские отношения. Именно это спасло его от неминуемой гибели в застенках японской жандармерии. Некие «добрые люди» сообщали в жандармерию, что отец был связан с советской разведкой (что соответствовало истине). Жандармерия передавала эти документы полковнику Асано, а он показывал их отцу и рвал их у него на глазах.
Ещё один эпизод, связанный с Асано. В декабре 1940 отец отправился по распоряжению Асано и вместе с ним в Японию для того, чтобы ознакомиться с системой обучения в военных училищах и кадетских корпусах. В салон-вагоне экспресса Осака – Токио к ним подсел высокий, светловолосый европеец, который отрекомендовался пресс-атташе германского посольства. Завязалась беседа... Говорили, естественно, по-японски, что привлекло немедленно внимание японских офицеров и генералов, сидевших рядом. Им явно нравилось, что два европейца свободно беседуют на их языке и время от времени они прерывали беседу дружными аплодисментами. После обмена комплементами по поводу знания японского языка, немец заговорил о возможном вступлении Японии в войну и пытался выяснить мнение отца на этот счёт. Напомним, что в Европе уже шла война и были заключены Советско-Германский договор о ненападении и Советско-Японский договор о нейтралитете. Отец отвечал уклончиво, но, в конечном итоге, сказал, что всё, видимо, будет зависеть от взаимоотношений между СССР и Германией. Этот ответ явно не удовлетворил собеседника и разговор прервался. Много позже отец узнал, что его собеседником был Рихард Зорге.
<...> Я стал посещать школу, точнее некое подобие обычной школы. Это была небольшая комната в здании местного клуба, в которой занимались одновременно пять учеников в возрасте от семи до десяти лет и пока младшие выписывали под руководством единственной учительницы Евгении Ивановны палочки и нолики, старшие постигали подлежащее и сказуемое. Помимо того, время от времени появлялся учитель – японец. Насколько понимаю, его миссия состояла в том, чтобы внушить нам любовь и преданность к Японии. И мы старательно вырисовывали под его руководством иероглифы «го», т.е. «государство» и «Ниппон» — Япония.
В 1944 году отца перевели в Харбин, в штаб военного округа, и его контакты с советским резидентом М. стали ещё более частыми. В это время отец уже находился под чем-то вроде «гласного надзора» со стороны жандармерии. Выражалось это в форме неожиданных визитов, иногда очень поздних, офицеров с чёрными петлицами, т.е. жандармов, которые заходили к нам якобы «на огонёк».
После переезда в Харбин, меня определили на учёбу в Лицей Святого Николая, закрытое учебное заведение для мальчиков, возникшее в 1929 году. Эта школа, созданная Орденом Марианцев, должна была способствовать сближению и взаимопониманию между католиками и православными и, в то же время, дать приют многочисленным сиротам и детям из бедных семей. <...> Лицей работал по программам дореволюционных школ России, а по методам воспитания напоминал кадетский корпус со строевой подготовкой и жёсткой дисциплиной.
<...> Вспоминая сейчас, на склоне лет, Лицей, могу только выразить глубокую признательность нашим отцам – воспитателям – они заложили в нас самое главное, человеческую порядочность, которую мы, лицеисты, пронесли через всю жизнь. 22 декабря 1948 года китайские коммунистические власти арестовали всех учителей – монахов, а также двух «гражданских» преподавателей – математика Марчишина и историка Власова. <...>
Капитуляция Японии погрузила город в хаос. Китайская чернь грабила бесчисленные склады японской армии, насиловала японок, грабила и убивала японцев. По городу ходили камикадзе – японские офицеры, решившие умереть вместе с Японией – они воспринимали капитуляцию, как смерть своей страны. В чёрных кимоно, с белой повязкой на лбу и винтовкой в руках, они бродили по городу, стреляя время от времени в русских и китайцев, которые попадались им на пути. Завершалось всё это ритуальным самоубийством – харакири. <...>
В это время в городе сформировался так называемый Штаб Охраны Харбина, или ШОХ, объединивший молодых харбинцев, в основном, студентов и бывших военнослужащих отряда Асано, которые решили защитить город. Руководили ими работники Советского Консульства. Эти молодые люди были подлинными героями: им удалось сохранить бесчисленное множество материальных ценностей и человеческих жизней – часто ценой собственной жизни: многие из них погибли от пуль японских смертников и китайских жандармов. Мой отец принял активное участие в работе ШОХа. Он помог найти военные склады японцев, обучить начаткам военного дела китайских бойцов охраны города и найти японские топографические карты. Помог также создать Китайский штаб обороны, установить связь с прогрессивными военными китайцами из Маньчжурской армии и разоблачить ряд тайных врагов СССР, пробравшихся в Штаб обороны. Рискуя жизнью и разоблачением, он не дал японцам уничтожить много важных карт и передал их через Штаб обороны Командованию Красной Армии.
18-го августа 1945 года первые подразделения Красной Армии вошли в Харбин. Никогда не забуду впечатления этих дней. Первое: я полагал, что Красная Армия – это нечто действительно красное…. Каково же было моё удивление, когда я увидел полк Красной Армии, поднимавшийся по Старохарбинскому шоссе: они были в защитном обмундировании, вымазанном до пояса серой маньчжурской грязью! Шли они медленно, видимо, сильно устали после долгого марша. Затем началась вакханалия грабежей... На другой день, вечером, прозвенел звонок. Я бросился к окну: на крыльце стояли двое военных в советской форме. Отец открыл им дверь. Вошли, как выяснилось, лейтенант и сержант. Уверенно прошли в комнату, стали открывать двери шкафов, осматривать всё по-хозяйски. Вели себя, нагло, уверенно. Пришли, явно, грабить. Но грабить было нечего: незадолго до прихода армии жители нашего дома снесли все ценные вещи в подвал и присыпали крышку землёй. Отец не растерялся и пригласил их за стол. Приглашение было принято с явным удовольствием – мамина стряпня была выше всяких похвал. «Гости» закусили, выпили, стали рассказывать. Выяснилось, что оба прошли всю войну с Германией, имели ранения…. Вот так за дружеской беседой прошёл вечер. Ну, а после совместного ужина и дружеской беседы грабить стало как-то неудобно. И гости ограничились тем, что попросили отца отдать часы, но он уговорил их ограничиться деньгами и объяснил, где их можно было купить. Так состоялось наше первое знакомство с «доблестной» Красной Армией… Позже в город вошли части НКВД и стали наводить порядок. Волна грабежей пошла на спад – теперь за это могли и расстрелять. <...>
В 1945 году отец поступил на работу в управление железной дороги, в качестве юридического консультанта. Пригодились знания полученные на юридическом факультете. Однако проработал он там недолго – попал под волну сокращений. Пришлось заняться частным предпринимательством. Предприниматель от Бога, отец очень быстро нашёл сферу для своей деятельности. В то время в китайских кинотеатрах демонстрировались главным образом советские фильмы. Шли они на русском языке и сопровождались титрами на китайском, которые большинство зрителей, люди малограмотные или неграмотные, читать не могли. Отец арендовал кинотеатр в городе Цзямусы и пригласил на работу двух дикторов, в совершенстве владевших китайским языком. Они сидели в специальной, звуконепроницаемой кабине, откуда хорошо был виден экран. После начала демонстрации фильма, звук приглушался и дикторы, мужчина и женщина, читали весь текст по-китайски с таким расчётом, чтобы слышны бы были также и голоса советских актёров.
<...> Примерно через два года отца пригласили в одно китайское учреждение, поблагодарили за создание столь успешного предприятия и добавили, что он должен «продать» его государству. Слово «продать» не зря взято в кавычки: цена, которую «государство» уплатило за процветающий кинотеатр, соответствовало разве что стоимости хорошего сарая. Пришлось создавать новое дело. Отец основал с несколькими компаньонами-евреями обувную фабрику, которая производила недорогую обувь – туфли на резиновой подошве с матерчатым верхом. Стоила эта обувь дёшево и спрос на неё был отличный. В семье был достаток и родители приобрели в это время несколько ценных вещей – хорошее пианино, бельгийское охотничьё ружьё, кольца и броши для матери. Пройдёт немного времени, и эти вещи спасут нас буквально от голодной смерти.
В июне 1950 года я однажды проснулся от непривычных звуков: мама плакала… Я побежал к ней в спальню. Мама прошептала сквозь слёзы, что отец не вернулся вчера с работы. Это могло означать только одно: его арестовали, а, вернее, просто похитили, не предъявляя никакого обвинения. Мама обратилась за помощью в Советское Консульство. Вице-консул Малинин заверил её, глядя преданно в глаза, что ничего не знает, но сделает всё возможное для того, чтобы «помочь советскому гражданину». В действительности, арест отца был инспирирован именно Советским Консульством, а «товарищ Малинин» действовал в точном соответствии с достославной чекистской традицией – лгать и подличать. Для нашей семьи наступили чёрные времена.
<...> Ситуация для русских в городе ухудшалась с каждым днём: людей увольняли, работы не было, учиться тоже было негде. От отца не было никаких известий – и Консульство и китайская полиция заверяли, что не имеет никаких сведений о нём. Много позже, в 1960 году, когда семья вновь воссоединилась, отец рассказал, что в тот июньский вечер 1950 года, когда он вернулся вечером с работы, у ворот его схватили какие то люди и затолкали в машину. Когда машина отошла от этого места, похитители объяснили, что они не бандиты, а сотрудники государственной безопасности.
В это же время начался отъезд, а вернее, бегство русских из Харбина. Люди ехали, главным образом, в Бразилию и в Австралию – эти две страны принимали русских эмигрантов. Решили ехать и мы. Другого выхода не было: Советский Союз харбинцев не принимал, а в Харбине явственно вырисовывалась перспектива голодной смерти. Сыграл свою роль и ещё один фактор: незадолго до ареста отец страдал болезнью печени и лучшие харбинские врачи не могли ему помочь. Мы решили, что в условиях советской тюрьмы он не выживет. <...>
Итак, 25 апреля 1954 года, в первый день Пасхи, мы выехали из Харбина в Тяньцзин. Отъезду предшествовали несколько месяцев мытарств и издевательств, Под какими то идиотскими предлогами Советское Консульство не снимало нас с учёта. В конце концов сняли, но тут начались издевательства со стороны так называемого Общества Советских Граждан, которое требовало крупную сумму, также за снятие с учёта. На подобные мерзости способны были только коммунисты. Ну да, как говориться, Бог им судья! В этот же день, 25 апреля, мы узнали на вокзале, что накануне, во время Заутрени, было объявлено, что разрешён выезд в Советский Союз. У московских чиновников, наконец, дошло, что массовый отъезд советских граждан в Бразилию и Австралию крепко портил репутацию Советского Союза. Начиналась наша авантюра, наше долгое путешествие в незнаемое! О Бразилии мы только знали, что там по улицам городов ползают крокодилы, а по веткам скачут дикие обезьяны.
Ни один из нас не имел никакой специальности. Мамина профессия, фармацевт, в Бразилии просто не существовала – все лекарства производились на фабриках. Мне было 19 лет, брату – 16. В Харбине я проработал несколько месяцев в токарной мастерской, но токарь из меня не получился. Увы, всё, что делается руками у меня получалось из рук вон плохо – в отличие от того, что делается головой – в этом случае всё получалось достаточно хорошо.
<...> Тяньцзин поразил чистотой, ухоженностью, рекламой Кока Колы (доселе невиданной) и... белым хлебом, вкус которого мы давно забыли. Объяснялось это тем, что Тяньцзин был международным портом, куда заходили иностранные суда, и китайские власти старались сделать его чем-то вроде «витрины» коммунистического Китая.
<...> При отъезде запомнилась китайская таможня. Молодые китаянки, преисполненные сознанием значимости своей миссии, осматривали, ощупывали и только что не пробовали на зуб каждую вещь. Помнится, одна их них даже рассматривала детали одежды на свет – не зашито ли там что-то противозаконное. Но, слава Богу, у нас ничего не нашли и мы погрузились на пароход. <...> Это было небольшое судно, типа «река – море» (Тяньцзин стоит на реке Хайхэ) и мы тронулись в путь. <...> Выход в море запомнился сильным волнением. Наш маленький пароход швыряло, как щепку и большинство пассажиров, в особенности, женщины, лежали «в лёжку». <...> Где-то на десятый день путешествия на горизонте возникло зарево – мы приближались к Гонг-Конгу. <...> Гонг-Конг….. Пожалуй, это одно из самых ярких воспоминаний моей жизни. После беспросветной серости и убожества Харбина, с его вечно пустыми магазинами и толпами людей в синей, безликой униформе, Гонг-Конг поражал и оглушал блеском бесчисленных великолепных витрин, в которых были выставлены, казалось, все мыслимые сокровища мира, потоками автомобилей всех марок и цветов и пёстрой толпой, заполнявшей тротуары. Никогда, ни ранее, ни после я не видел такого скопления людей на столь малом пространстве. <...> Настал день отъезда, вернее, отплытия. Нас погрузили на большой голландский пароход «Бойссевайн», в каюты третьего класса, расположенные в трюме рядом с грузовыми отсеками. <...> Так началось наше долгое путешествие через два океана, в неведомую Бразилию…..
Сингапур... Первый и, вероятно, самый памятный пункт нашего путешествия, запомнился невероятной духотой, сумасшедшей сумятицей, пылью и грязью порта, маслянистой плёнкой, плотно укутывавшей воду в порту и всепроникающим, пронзительным запахом резины. В трюм нашего парохода загружали огромные тюки каучука. <...> Здесь же пришлось познакомиться с Секретной Службой Её Величества, королевы Британии. Всех нас вызывали поочерёдно в одну из кают парохода, где сидела англичанка лет тридцати с неприятно пронзительным взглядом серых глаз и двое русских переводчиков. Всех нас подробно расспрашивали о самолётах, которые базировались на харбинском аэродроме, о танках, вооружении китайской армии и т.д. Разговаривали с нами вежливо, тем не менее, эта процедура оставила неприятный осадок. <...> В Мозамбике мы впервые услышали португальскую речь. Услышали и приуныли – большинство из нас объяснялось худо бедно на английском, а португальский воспринимался, как язык инопланетян. <...>
На горизонте показался берег Бразилии. Люди оживились, высыпали на палубу. На душе было тревожно — что-то ждёт в этой неведомой стране…
<...> Последний этап нашего путешествия, Рио де Жанейро – Сантос. Продолжался он всего лишь одну ночь. В Сантосе нас встретил мамин брат Владимир, уехавший в Бразилию на полгода раньше. Начиналась новая жизнь и весь первый её этап можно было бы озаглавить «армянская солидарность», и если бы не она, наше пребывание на «земле обетованной» вполне могло завершится катастрофой. Армяне, маленькая нация, которая, вдобавок, потеряла в одночасье две трети своего состава (в 1915 году), всегда были готовы прийти на помощь друг другу. <...> Богатый армянин, представлявший в Бразилии американскую автомобильную фирму, дал мне работу. Меня зачислили в отдел реставрации двигателей, где я должен был отмывать каустической содой старые блоки моторов. Работа была грязная и нездоровая, мои руки по локоть стали жёлтыми, кожа сходила полосами.
<...> Примерно полгода спустя, вернувшись с работы, я застал маму плачущей. Она молча протянула мне почтовую открытку. Это было письмо от отца, видимо, из лагеря, в котором он сообщал, что жив, здоров и просил прислать кое-что из одежды и еды. Письмо он отправил по нашему старому адресу, в Харбин, а дядя, брат отца, переслал его нам.
Надо сказать, что в последние годы жизни в Харбине отец сильно болел, допекала печень, и лучшие харбинские врачи ничем не могли ему помочь. Мы решили, что в «местах не столь отдалённых» его дни сочтены. Но вопреки всякой логике, тюремный режим оказался для него благотворным. Вскоре он был полностью реабилитирован, вышел на свободу и перебрался в Челябинск, где уже находился его брат Сергей с семьёй, выехавший из Харбина вместе с волной репатриантов, которых советское правительство отправило осваивать целину.
Мы прожили в Бразилии шесть лет, и эти годы запомнились, как время бесконечных сомнений, нравственных мук и страхов. Отец «бомбил» нас письмами, требуя, чтобы мы ехали в Советский Союз. Но многочисленные выходцы из СССР, так называемые «остовцы», попавшие после войны из Германии в Бразилию, хором заверяли нас, что нам «наденут кандалы» через пять минут после пересечения советской границы. Слава Богу, их пророчества не сбылись.
<...> Мне посчастливилось познакомиться с несостоявшимся «падре», по имени Алоизио, который стал моим первым учителем португальского языка. Несостоявшимся – потому что после окончания Высшей Семинарии, что помимо сана священника давало право преподавать в средней школе, мой новый знакомый предпочёл не давать обет безбрачия, обязательный при рукоположении в священники, и стал гражданским лицом. Он знал довольно хорошо английский и французский языки, и пожелал выучить ещё и русский. На этой почве мы и сошлись. Я преподавал ему русский язык, он мне, португальский.
Я и сегодня чувствую благодарность к этому человеку. Именно он заложил во мне основы литературного португальского языка, который стал в дальнейшем моей профессией. Я имею в виду именно «литературный» язык, потому что основная масса жителей города изъяснялась на своеобразном «волапюке», т.е. упрощённом и неправильном португальском. Объяснялось это общим бескультурьем и обилием иностранцев.
Прошёл ещё год. Я ненавидел лютой ненавистью свою работу... Но язык я знал ещё плохо, и специальности не было никакой.
Не помню, кто мне посоветовал обратиться за помощью к Господину Гюльцгову, в прошлом офицеру Российской Императорской Армии. Сейчас он был исполнительным директором крупной страховой компании и, по совместительству, председателем Общества Святого Андрея, которое объединяло бывших офицеров Кавалерии и Артиллерии Российской Императорской Гвардии.<...> Начался новый этап моей жизни. Теперь я был «funcionario», т.е. служащий, и вместо грязной робы носил чистую белую сорочку. Я ведал архивом. Мне приносили пакеты полисов, я их регистрировал и открывал на каждый из них карточку в картотеке. Работа не сложная, и я её быстро освоил, несмотря на слабое знание языка.<...> Я стал изучать самостоятельно техническое черчение в надежде найти более квалифицированную работу. Платные курсы черчения, которые я посещал, не дали ровным счётом ничего, зато хорошо помог советский учебник. С его помощью я освоил основы начертательной геометрии, перспективы и технического черчения. Примерно спустя год после поступления в страховую фирму я нашёл работу по новой специальности. И ещё раз, хвала армянской солидарности – одна знакомая соотечественница помогла мне устроиться на работу в Гидравлическую Лабораторию при университете города Сан Пауло.<...> Так прошли три года. Мы, особенно я и брат, уже вполне адаптировались в Бразилии, появился круг друзей, брат работал в американской фирме и даже стал футбольным фанатом. Я начал заочно учиться в канадском политехническом институте, на английском языке. Успехи были налицо – мои оценки редко опускались ниже 90 (это по стобалльной системе оценок).
Однако неизбывным компонентом этого благополучия были письма от отца: он просил, требовал, умолял нас приехать. И мы терзались сомнениями: ехать в Союз (где ожидали кандалы и тюрьма), остаться в Бразилию или уехать в Америку, где проживал мамин младший брат Жорж. Разрешение на эмиграцию в Америку уже было получено.
<...> Сами бразильцы говорят, что Господь Бог – тоже бразилец и, потому, их страна – самая прекрасная в мире. И это утверждение не столь далеко от истины, даже с учётом некоторой экзальтированности, свойственной бразильцам. В том, что касается климата, почв, условий для занятий сельским хозяйством и наличия полезных ископаемых, Всевышний, действительно, не поскупился, когда создавал Бразилию: эта страна «облагодетельствована», возможно, больше чем любая другая страна мира.
<...> Решение ехать пришло как-то внезапно – раз отец зовёт, то значит, уверен, что ничего страшного с нами не случится. В те времена Бразилия не имела дипломатических отношений с СССР и советские паспорта мы получили через советское консульство в Уругвае. Польское консульство в Сан Пауло помогло с оформлением документов и в мае 1960 года мы сели на французский теплоход «Прованс» и тронулись в путь. <...> Высадились мы в Генуе, Италия, и далее, поездом, проехали Австрию и Польшу. В Варшаве – пересадка на поезд до Бреста и вот мы на советской земле. <...> Здесь мы впервые познакомились с советскими «компетентными органами». Помимо оформления документов, нас расспрашивали о вооружённых силах Бразилии, но наши сведения на этот счёт были крайне скудными. Через несколько дней нас посадили в поезд, следовавший в Москву, где нас уже ждал отец: руководство торговой организации, в которой он работал, устроило ему командировку в столицу. На другой день, в июне 1960 года, ровно десять лет спустя после похищения отца в Харбине, мы снова встретились на Белорусском вокзале Москвы. Свершилось!
<...> В Челябинске у отца была двухкомнатная квартира в отдалённом районе города. Там мы, т.е. отец, мама, брат, я и бабушка, мать отца, и поселились. Через несколько дней я уже сидел в приёмной комиссии местного политехнического института – оформлял документы на конкурс. Честно говоря, надежд больших не питал – был уверен, что все остальные подготовлены много лучше меня. Разочарование, — впрочем, весьма приятное, — пришло на первом же экзамене, по английскому языку. Выяснилось, что единственным абитуриентом, который мог грамотно построить английскую фразу, был я. Остальные едва могли произнести несколько слов и, как правило, с ошибками. Дальше всё шло, как по маслу – я блестяще сдал экзамены по математике и физике и только за сочинение мне поставили тройку и то только потому, что я честно писал его самостоятельно, в то время, как все остальные бесстыдно переписывали готовые тексты. <...> Начались занятия в институте. Исполнялась моя давнишняя мечта – получить образование в настоящем ВУЗе. Учится было легко – сказывалась подготовка, которую я получил при заочной учёбе в Бразилии. <...> После третьего курса я стал «семейным человеком» — моё сердце «пленила» преподавательница нашего института Оля Лихачёва, а в 1965 году родился сын. Мы назвали его Игорем. В это же время я нашёл дополнительный заработок – начал читать лекции в местном планетарии. Это было время первых полётов в космос, время Гагарина, и спрос на «космос» был большой. Пять лет прошли быстро. К моменту защиты дипломного проекта я уже был главой маленького семейства, и когда пришло время определяться с работой, я выбрал должность мастера на стройке – молодой семье нужна была квартира, а проектные бюро, где мне хотелось работать, квартир не давали. <...> Так прошли два с половиной года. Помимо работы я поступил в аспирантуру, но очень скоро разочаровался – выяснилось, что моя руководительница разбиралась в теме моей диссертации меньше меня. Ещё одно разочарование... Но тут, как говорится, Господь сжалился надо мной – стало известно, что Московское Радио проводит конкурс знатоков редких языков, включая португальский, и мне было предложено принять в нём участие – перевести любую статью из «Правды». Вскоре пришло приглашение из Москвы – мне предлагали приехать на неделю и поработать в качестве переводчика. <...> Спустя, примерно, полгода я получил вызов в Москву и мы, т.е. я, жена и маленький сын, тронулись в путь. Жильё нам досталось в одном из самых отдалённых районов Москвы, Медведково. <...>
Примерно через год после начала моей работы на радио я установил контакт с издательством «Мир», которое специализировалось на публикации советской научной и технической литературы на иностранных языках. Мне предложили перевести на португальский язык фундаментальный труд профессора Феодосьева «Сопротивление материалов», и я охотно взялся за эту работу – пригодились мои инженерные познания. Книгу издали в Португалии и, как мне стало известно, она пользовалась большим спросом.
Перевод технической книги навёл меня на мысль заняться составлением технического словаря. На таких словарях специализировалось издательство «Русский Язык», которое, как выяснилось, имело в своих планах выпуск португальско-русского и русско-португальского словарей. Я предложил свои услуги и вскоре мы, т.е. мой соавтор Владимир Матвеев и я, подписали контракт. Так у меня появилась вторая работа. Компьютеров в России в то время не было, и словарь составлялся в виде картотеки, включавшей более 40 тысяч карточек – по одной на каждый термин. Такой труд обычно называют «сизифовым». Правда, в отличие от древнегреческого царя, который вкатывал камень на гору, наш труд бесполезным не был – через два года мы поздравили друг друга с выходом словаря в свет. Этот словарь переиздавался дважды. Завершив эту работу, мы немедленно подписали контракт на составление второго словаря – на сей раз русско-португальского. Эта работа заняла четыре года. Насколько мне известно, оба словаря пользовались большим спросом и до сегодняшнего дня остаются единственными в своём роде – ни в России, ни в Бразилии желающих браться за подобную работу не нашлось.
Вскоре после выхода второго словаря мне предложили сотрудничать с издательством «Прогресс», которое специализировалось на выпуске общественно-политической литературы на иностранных языках. Издательство занимало огромное здание на Зубовском бульваре. Основные редакции, английская, французская и китайская, насчитывали до сотни сотрудников. Наша, португальская, человек пятнадцать, но коллектив был очень дружный, а обстановка в редакции, благожелательная. Раза три в год мы собирались на так называемую «фейжоаду», проще говоря, небольшой банкет с песнями, танцами и играми.
Моя работа состояла в переводе книг по общественно-политической тематике на португальский язык. Всего я перевёл за время работы в издательстве больше пятидесяти книг. О некоторых из них, как например «География СССР», вспоминаю с удовольствием и, даже, гордостью, о других (например «Комсомол – вопросы и ответы») предпочитаю не вспоминать.
В 1978 году... я сделал «рокировку»: стал штатным работником издательства «Прогресс» и внештатным, Радиокомитета.
<...> В целом, период с 1970 по 1990 годы был, вероятно, самым благополучным в моей жизни. Работу свою я любил, работал с удовольствием. Именно в это время мне удалось установить с помощью бразильских друзей контакт с бразильским издательством «Арс Поэтика». Мне дали небольшой перевод на пробу, работа моя понравилась, и я получил заказ на перевод романа Булгакова «Мастер и Маргарита». Работа эта была очень трудной и, в то же время, безумно интересной. Никогда ранее я не испытывал такого удовольствия от работы. И по сей день я горжусь тем, что на португальской версии этой великой книги стоит моё имя, тем более, что в бразильской прессе появились хвалебные отзывы на этот роман.
Вскоре то же издательство доверило мне перевод ещё одного романа Булгакова – «Собачье сердце». Надо ли говорить, что я взялся за эту работу с ещё большим энтузиазмом и примерно через полгода отправил готовый перевод в Бразилию. Увы, к тому времени владелец издательства убедился в его нерентабельности (бразильцы не жаловали мировую классику) и решил прекратить свою деятельность. Так что этот мой труд никогда не увидел свет. Жалею об этом по сей день!" <...>
ИЛЛЮСТРАТОР: Enio Squeff
Репродукция картины на обложке этого издания "Мастера и Маргариты" и внутренние иллюстрации выполнил известный бразильский художник Enio Squeff.
С биографией художника и его творчеством вы можете ознакомиться самостоятельно:
Завершить разговор о Мастерах – переводчике Асриянце, художнике Enio Squeff – подаривших русскую книгу читателям Бразилии (и всем, кто говорит на португальском), хочу аккордом: поможет мне в этом один из зарубежных читателей "Мастера и Маргариты", весьма и весьма известный в мире человек, сразу оговорюсь – читал он роман на английском языке в конце 1960-х годов. Зовут этого читателя Мик Джаггер. По его собственному признанию, роман Михаила Булгакова о посещении дьявола безбожной Москвы вдохновил его на написание песни «Сочувствие для дьявола».
Прослушать песню Sympathy for the devil (Rolling Stones) и прочесть её перевод можно здесь:
Простите, если этот пост показался вам большим. Честное слово! Старался, "резал по живому". За "бортом" остался Г.Г. Пермяков, с его неоконченной повестью "Фантом" о советском разведчике Наголене (Гургене Асриянце) – отце Константина Гургеновича, того самого, что превосходно выполнил перевод "Мастера и Маргариты" на португальский... Об отряде "Асано"...
Вам, Константин Гургенович, моя безмерная благодарность за предоставленные материалы об отце и Ваши прекрасные воспоминания. Огромная благодарность Вашей крёстной за присланный мне экземпляр книги...
Похоже, надо будет делать новый пост...
Ваш, visto. Хабаровск, декабрь 2016. День полной луны.
облако тэгов
