Дукай уже издавался в серии АСТ "Сны разума", где в 2014 году был опубликован его роман "Иные Песни"; его произведения малой формы "Золотая галера", "Мухобой", "Дьявол в структуре", "Сердце Мрака", "Ход генерала" выходили в периодике и сборниках разных лет, а рассказ "Кто написал Станислава Лема?" вошел в антологию "Голос Лема" ЗНФ, к которой он еще и вступительную статью написал, так что ни для российского любителя фантастики в целом, ни в самой серии Дукай, если говорить точно, не новичок (а еще самиздатчики выпускали переводы его рассказов, повестей и романа-эпопеи "Лед"). Тем не менее, крупная форма в "Звездах научной фантастики" у него первая. Збешховский и Томпсон, в свою очередь, – дебютанты на российском литературном рынке. Для тех, кто не определился, читать ли их книги в ЗНФ, я и пишу эту статью.

Сразу скажу, что "Идеальное несовершенство" из этой тройки – самая сложная для чтения книга, настоящая литература-в-хардмоде, "Всесожжение" – самая жестокая и психоделическая история, а "Роузуотер" – роман с наиболее интересными персонажами. В то же время, у "Идеального несовершенства" не все хорошо с сюжетом, "Всесожжение" наполнено статистами вместо героев, а в "Роузуотере" слабая научная часть. Статья у меня длинная, так что по этим кратким плюсам-минусам можно выбрать, какой из рецензий вы готовы уделить основное внимание: мудреному "Идеальному несовершенству", кровавому "Всесожжению" или реалистичному "Роузуотеру".

На мой вкус, все три романа отличные, спасибо Кудрявцеву за хороший выбор, и все три посвящены одной и той же теме – Апокалипсису. Не думаю, что книги подбирались специально под апокалиптическую тему, скорее, так получилось само собой: серия "Звезды научной фантастики" тяготеет не к твердой НФ или разудалому сайенс-панку, а к технотриллерам, где все мрачно, страшно и трагично, а сюжет о гибели мира вполне естественно в этот поджанр вписывается.

Яцек Дукай Идеальное несовершенство Издательство: М.: АСТ, 2019 год, 2500 экз. Формат: 84x108/32, твёрдая обложка + супер, 512 стр. ISBN: 978-5-17-099904-0 Серия: Звёзды научной фантастики Аннотация: В конце XXI века Земля отправляет к странной астрофизической аномалии исследовательскую экспедицию, но, не добравшись до цели, корабль исчезает. Его находят спустя несколько столетий, в XXIX веке, и на борту погибшего судна оказывается лишь один астронавт, Адам Замойский. Он не помнит, что произошло, не понимает, как выжил, и к тому же не значится в списке экипажа, но не это тревожит его в первую очередь. Адам попал в мир, где изменилось само значение слова «человек», где модифицировался язык, где реальность воссоздается, где она изменяема, а само понятие личности трансформировалось до неузнаваемости. Здесь конкуренция является двигателем эволюции, и побеждает тот, кто лучше контролирует ресурсы планеты и сами законы физики. Здесь идет сложная борьба за власть между людьми, инопланетными цивилизациями и постчеловеческими созданиями. Это мир, которому грозит непредставимая опасность, и, как не парадоксально, какое-то отношение к ней имеет таинственный и примитивный пришелец из прошлого, оказавшийся ключевой фигурой игры, ставки в которой он не может даже представить. Комментарий: Внецикловый роман. Иллюстрация на суперобложке Т. Багиньского.

Роман Яцека Дукая "Идеальное несовершенство" – это футурологический трактат о пределе развития цивилизации, замаскированный под детектив. Сюжет книги целиком построен вокруг рассуждений о природе власти, ее философии и борьбе за обладание ею, а апокалиптические события здесь связаны с утратой власти или встречей с неподвластными человечеству сущностями. Дукай изображает дважды постсингулярный мир, уничтожающий пространство, время и материю в погоне за источником абсолютной власти, Предельной Инклюзией.

Причины борьбы и погони понятны: если цивилизация достигла райского состояния, остается ответить на всего один, но самый главный вопрос: кто тут Бог? Ведь Бог – это тот, кому принадлежит вся вселенная. Сильные мира сего, разумеется, не хотят никому принадлежать, каждый из них желает возвыситься над остальными и согласен ради этого на любые средства. Одним из таких средств в грандиозной игре аристократической верхушки постчеловечества оказывается Адам Замойский, единственный выживший член первой космической экспедиции к Сломанному Порту, колыбели мета-физической эры земной цивилизации.

Замойский – размороженный осколок прошлого, человек-загадка и для себя, потому как он почти ничего не помнит о своей жизни, и для заинтересовавшихся им сверхсуществ: его ДНК нет в документах экспедиции, он не должен существовать, а восстановление памяти Замойского обещает раскрыть несколько важных тайн, возможно, способных приблизить контролирующих его стахсов, фоэбэ и инклюзий к обладанию Предельной Инклюзией. Пока могущественные разумы будут отнимать главного героя друг у друга, словно вещь, самому Замойскому предстоит пройти по карьерной лестницы из статусу собственности одного из них, супербогача, стахса Первой Традиции, президента "Гнозис инкорпорейтед" Джудаса Макферсона к статусу его зятя.

​Еще Замойскому предстоит узнать, до чего доводит неосторожное обращение со временем и пространством.

Это, кстати, совсем не спойлер, ведь центральных персонаж "Идеального несовершенства" – типичная условная фигура наблюдателя, у которой есть всего две функции: смотреть на непонятное и просить объяснений; что с ним произойдет в начале, середине и конце книги, не столь важно, как то, что ему расскажут и покажут другие. По сути, Замойский – это аватар читателя, на которого с первых же страниц обрушивается изобилие футурологического дизайна Дукая; он точно так же, как и читатель, сначала ничего не знает о мире романа, а потом постепенно в нем осваивается, на чем его роль и заканчивается. Автор не утруждает себя даже сценой ключевой для судьбы Замойского дуэли с инклюзией, вынося ее, как и развязки многих других вселенских конфликтов, в ненаписанную вторую часть, а апокалипсис показан мимоходом: ой, галактические разрушители вышли из-под контроля, все погибло, ну да ничего страшного, едем дальше.

Будущее предела технологий, конечно, сконструировано изобретательно. Дукай подходит к задаче со всей мощью молодого таланта и со столь же присущим молодости вызовом читателю: попробуй прочти это! Книга стартует с графика кривой прогресса Homo Sapiens, философской максимы о победе разумной жизни над всем остальным и определений терминов "цивилизация" и "френ" из Мультитезауруса (субкод HS), а спустя уже два абзаца об интриге двойного убийства Джудаса Макферсона, автор перестает нас жалеть и излагает события от лица фоэбе Максимилиану де ля Рошу, которуё манифестировалусь в имении Макферсонов с таинственной целью.

Нет, это не опечатки. Фоэбе и Инклюзии – полностью цифровые постчеловеческие разумы – не имеют пола, и, чтобы подчеркнуть это, Дукай сочинил целую грамматическую подсистему для обозначения бесполого лица (к которому не применимо обращение "оно"): четвертое склонение существительных, четвертый род прилагательных, относительных местоимений и глагольных форм, четвертое лицо личных местоимений. В основном это буква "у" в окончаниях прошедшего времени глаголов и в родительном падеже существительных, но встречаются и более тяжелые случаи. Так уже на уровне языка автор подчеркивает, насколько далеко цивилизация, подчинившая себе законы физики, ушла от наших дней – читать роман приходится в буквальном смысле на чуждом нам языке будущего.

​Довольно простой фрагмент.

Светская беседа де ля Рошу с примовой манифестацией открытой независимой инклюзии Тутанхамону в начале романа служит своеобразным фильтром: те читатели, которые готовы вступить с писателем в игру "попробуй прочти", продвигаются дальше совершенно непонятного из-за кучи неологизмов и недомолвок разговора, следят за многомерными поворотами авторской мысли, учат матчасть, выясняют, кто на ком стоял – а те, кто таким исследовательским типом чтения заниматься не хочет, где-то на этом эпизоде книгу и закрывают. Почти как в штуке "Я дочитал "Улисс" до слова "сановитый"". Дальше вас ждут в количестве Время Словинского, а-время и к-время, График Тевье, График Реми, мета-физика, Плато, Поля, Транс, крафт, Клыки, Мешки, Эн-Порты, Колодцы Времени, Дворцы Памяти, негэнтропианы, биовар, нановар, манифестации, френы, стахсы, фоэбэ, инклюзии, семинклюзии, деформанты, Войны. И это я перечислил только то, что сам запомнил.

На практике все не так страшно, когда освоишься. Каждую главу предваряет определение того или иного неологизма из Мультитезауруса, а персонажи (не)терпеливо растолковывают Замойскому, как работает n-мерный крафт пространства-времени (благодаря которому и получаются отделенные Клыками от обычной вселенной "карманные миры" Мешков и Портов), как происходит Транс между Полями на Плато, как прямо из воздуха или вообще из вакуума возникают манифестации фоэбэ и инклюзий, чем от них отличаются деформанты и так далее. Все вместе это дает шикарные футуристические декорации для сколь угодно захватывающих научно-приключенческих боевиков: предсказания будущего, мгновенный обмен информацией, телепортация, существование во множестве тел одновременно, бессмертие сознания и другие результаты манипуляции законами физики.

Очень жаль, что Дукай, начертив и раскрасив такой сложный, богатый на идеи, n-мерный мир, остановился ровно в тот момент, когда ничего нового о нем сказать уже было нечего. Вот так устроены засеянные нановаром Эн-Порты, вот так контактируют инклюзии с фоэбэ и стахсами, вот такие мотивы борьбы за власть и информационный контроль двигают ими всеми, вот так разгадывается загадка Адама Замойского и вот что на самом деле происходило все это время. На этом у автора все, ждите вторую часть, хотя она почти наверняка не будет написана никогда. Сюжетка в последнюю очередь интересует Дукая, скорее философа, чем беллетриста. Талант рассказчика он использует исключительно в прикладных целях заворачивания футурологических выкладок в привлекательную фабульную обертку из интриг, боев и расследований.

Не могу сказать, что это плохо, лично я люблю, чтоб мозги от чтения кипели, и разгадки оказались хороши, и Замойский, аватар читателя, достойно прошел свой путь, и идеи автора об устройстве всемогущей цивилизации замечательные, есть о чем подумать самому, поспорить или согласиться с автором. Просто, чтобы не разочароваться в финале, на старте надо иметь в виду, что Замойский, Джудас и Анжелика Макферсоны, их многочисленные родственники и слуги, дружелюбные и враждебные фоэбэ, инклюзии, уша и рахабы, какими бы живыми они ни были, просуществуют ровно до тех пор, пока Дукаю есть что сказать нам. Как только футурология дойдет до точки, закончится и роман, и неважно, что столько линий, включая полнейший апокалипсис галактики, повисли в вакууме.

В общем, Яцек, я все понимаю, ты пишешь большую литературу, но имей совесть, дорасскажи, что там было после!

***

Цезарий Збешховский Всесожжение Издательство: М.: АСТ, 2019 год, 2000 экз. Формат: 84x108/32, твёрдая обложка + супер, 512 стр. ISBN: 978-5-17-106780-9 Серия: Звёзды научной фантастики Комментарий: Роман и рассказы из цикла «Рамма». Иллюстрация на суперобложке М. Емельянова.

Роман Цезария Збешховского "Всесожжение" – это апокалипсис в чистом виде, сюжет об агонии мира и поэтапной смерти всего и всех, изложенный от лица последнего живого. Роман-финал большой истории о некой параллельной вселенной, которую Збешховский рассказывал на протяжении девяти лет в разрозненных новеллах. Кстати, шесть рассказов этого цикла "Рамма" включены в издание и до некоторой степени представляют собой комментарии к событиям "Всесожжения", хотя и не всегда прямо; очень советую их прочитать после романа, это и поможет понять отдельные моменты, и более полно оценить писательский талант автора.

В центре сюжета – представление конца света как чрезвычайно растянутого во времени процесса, настолько долгого, что люди почти не замечают его начала и нарастания, рождаются, живут и умирают, не ощущая, что их жизнь состоит из апокалипсиса на 100%. Поскольку роман очень короткий, 300 страниц, автор показывает нам лишь последние дни мира, а его предысторию излагает очень кратко, или намеками, или, в лучшем случае, пересказом в мыслях главного героя. Весьма рискованный шаг: Збешховский, видимо, рассчитывал, что читатели и так хорошо знают о Рамме по предыдущим текстам, а потому сконцентрировался на le grande finale вселенной, мысля роман не столько как самостоятельное произведение, сколько как завершающую главу цикла.

В начале вас ждет что-то вроде интенсивного ликбеза по Рамме, пока рассказчик, один из руководителей гигакорпорации "Элиас Электроникс" Францишек Элиас III едет с семьей и охраной домой по охваченной войной с загадочной Саранчой земле – а потом пояснений происходящего практически не будет. Меня в первой главе "В пути", занимающей пятую часть книги, больше смутило не то, что она едва ли не на две трети состоит из инфодампа, причем посвященного не самым существенным моментам истории (Францишек едет в машине, смотрит на детей и жену, на отца и брата в другой машине, на солдат, на разгромленную дорогу, замороженные поля, руины, трупы и все-все подробно комментирует), а то, что главным героем выбран сверхзащищенный супербогач.

​И вот так большую часть первой главы.

Францишек Элиас III – это полный антоним Адама Замойского из "Идеального несовершенства" Яцека Дукая: если Замойский – безвольная игрушка в чужих руках, с трудом понимающий, где он и что от него хотят, то Элиас – один из самых влиятельных и всемогущих людей на Земле, отлично знающий, что происходит с миром. Он оборудован дорогостоящей технологией бессмертия и практически неуничтожим, на его семью работает огромная военная организация и лучшие искусственные интеллекты, его жена – эксклюзивная модель Death Angel, кибернетическая машина разрушения. Вот это меня и смутило: слишком силен Францишек, как бы не вышло, что всю книгу он будет героически преодолевать препятствия путем заваливания врагов неограниченными запасами оружия, солдат и денег.

Мои опасения оказались напрасны, так как очень быстро выяснилось, что Францишек выбран рассказчиком просто потому, что менее защищенный человек не дотянул бы и до середины романа, а в семье Элиасов ему уготована совершенно особенная и, надо сказать, совсем незавидная роль. Когда же открылся страшный секрет, о котором и сам Францишек не подозревал, персонажа даже стало жаль. Тут очень сильный спойлерный момент, так что не буду даже намекать ни на что, скажу только, что задачу выбора персонажа, который мог бы добраться до самого последнего мгновения конца света решена блестяще. И безжалостно.

Поскольку мы ничего не знаем о мире Раммы, поначалу оценить масштаб войны с Саранчой сложно – вампироподобные повстанцы выглядят скорее как разросшаяся террористическая организация, однако затем Замок Элиасов, самое безопасное место на Земле, оказывается в безнадежной осаде. Автор не столько раскрывает истинное положение вещей, сколько обращает на него внимание: Саранча уже захватила почти весь мир, так как легко берет под контроль сотни миллионов людей, подключенных к Синергии, чья кровь наполнена нейронными катализаторами; остальных она уничтожает физически. Это не война, это финальная стадия бойни, силы людей и техновампиров слишком неравны.

Збешховский рисует грандиозную битву за Замок практически в игровом жанре tower defense. Элиасы начинают ее с максимум вооружений и военных, но с каждой атакой и контратакой, каждой вылазкой и диверсией, с каждой победой и каждой тысячей убитых чужаков люди все больше приближаются к неизбежному поражению. Так автор подчеркивает, что апокалипсис, черными кровяными тельцами которого выступает Саранча, не остановить физическими ресурсами, какими цифровыми и боевыми технологиями вы ни обладали бы. Источник апокалипсиса находится на совершенно другом уровне вселенной, до которой человек ни с какой Вавилонской башни дотянуться не может.

Случайная мясная цитата.

И здесь сквозь повествование "Всесожжения" прорастает религиозный аспект апокалипсиса, на мой взгляд, образцово продуманный. Автор представляет метафизику бытия (не путать с мета-физикой "Идеального несовершенства"), то есть Бога и человеческие души, как еще один тип материи – так называемый плазмат. Бог – это совокупность плазмата, не более разумная или осознанная, чем совокупность водорода, гелия и металлов в газовом облаке, но обладающая чрезвычайно мощным воздействием на реальность, привносящая в нее подлинную Жизнь. А душа – это плазматическая капля, то что называют божьим даром или божьей искрой, не обязательная для жизнедеятельности организма, но дающая ему особые способности.

Старт апокалипсиса, случившийся за сто с лишним лет до первый сцены "Всесожжения" – это просто исход плазмата с Земли из-за убийства нового Мессии. Збешховский изображает событие как природный процесс, вроде взрыва сверхновой, после которого вся духовная материя оказалась выброшена в другое измерение. Невидимая катастрофа погубила порядка ста миллионов человек – тех самых, у которых были души, а все остальные продолжили жить как ни в чем не бывало, более того, технический прогресс ускорился и достиг небывалого размаха. Особый скачок в развитии цивилизации обеспечил синтезированный плазмат – так называемый френический свет (снова никакой связи с френами из "Идеального несовершенства"), творящий чудеса не хуже библейских, – и он же породил Саранчу и погубил человечество Синергией.

Забросав читателя, как гранатами, энциклопедическими справками о Рамме (я здесь едва ли десятую часть изложил, по размаху дизайна Збешховский легко соревнуется с Дукаем), автор срывается в безостановочный боевик – запускает Францишека в самую мясорубку, делает из него фарш, запихивает фарш в холодильник, затем размораживает, начиняет им биотерминатора и забрасывает в мясорубку еще раз, только чтобы убедиться, что фаршем за это время стал весь мир. Довольно рассуждений, время убивать и быть убитым (дважды, трижды) до тех пор, пока не агонию не прервет оно, Всесожжение.

О, это особое удовольствие уничтожить свое творение, кропотливо сконструированное и проработанное до мельчайших деталей! Збешховский красуется, расписывая, как умирают построенные им города и государства, как разрушаются технологии и распадается живая и неживая материя, как изнашивается реальность и в мире не остается ничего отличного от пыли биодеградирующего нано. "Всесожжение" – это писательский потлач, соревнование в расточительности образов и идей, итогом которого стоило бы ожидать сожжение рукописи / удаление файла романа и всех его бэкапов; но тут то ли автор не решился пойти по пути сюжета об апокалипсисе до конца, то ли копию романа вовремя перехватили издатели. В итоге свою первую вселенную Збешховский успешно поделил на ноль, а всех нас пригласил в свидетели (не спойлер).

​Важные детали вынесены в рассказы.

Не могу сказать, что это плохо, лично я люблю, когда все умерли страшной смертью без надежды на спасение и когда герой старается изо всех сил, однако выжить ему все равно не удается. Есть в этих сюжетах жизненность, которой приятно разбавлять классические концовки "жили они долго и счастливо и умерли в один день [от Всесожжения]". Просто, чтобы не разочароваться в чтении, на старте надо иметь в виду, что ни один конкретный герой значения не имеет, включая главного, все они – равноправные жертвы апокалипсиса, а их имена, черты характера и биографии набросаны просто для удобства описания событий. Пусть вас не удивляет гибель половины семьи Францишека на первых же страницах – выжившие отличаются от погибших лишь тем, что их время настанет чуть позже, а так все это статисты в грандиозной истории массового вымирания.

Что самое интересное, у этой истории может быть продолжение, намек на которое содержится в одном из рассказов. [СПОЙЛЕР! СПОЙЛЕР?!]

***

Таде Томпсон Роузуотер Издательство: М.: АСТ, 2019 год, 2000 экз. Формат: 84x108/32, твёрдая обложка + супер, 448 стр. ISBN: 978-5-17-111847-1 Серия: Звёзды научной фантастики Аннотация: 2066 год, Нигерия. Роузуотер — город, построенный вокруг Звезды Полынь. Такое прозвище получил огромный инопланетный объект, доступ к которому преграждает биокупол, непроницаемый для человеческих технологий. Его прибытие изменило Землю: в воздухе теперь парят ксеноспоры, человечество начинает меняться, а США стали закрытой зоной, уйдя в полную изоляцию. В Роузуотере собираются ученые, военные и представители почти всех стран мира, а также отчаявшиеся и смертельно больные люди. Кто-то из них хочет заглянуть за непреодолимую стену. Кто-то жаждет исцеления, ведь Полынь способна вылечить любую болезнь на свете и даже оживить мертвых. Все ждут, что иная жизнь, наконец, ответит на многочисленные вопросы людей. Но она молчит. Кааро — правительственный агент с криминальным прошлым. Он – последний человек, который был внутри биокупола, и возвращаться туда не желает. Но когда что-то начинает убивать таких же агентов, как он, Кааро придется лицом к лицу столкнуться с собственной мрачной историей и понять, что контакт с внеземным разумом может произойти вне зависимости от того, хотим мы того или нет. Комментарий: Первый роман трилогии «Полынь». Иллюстрация на суперобложке М. Емельянова.

Роман Таде Томпсона "Роузуотер" – это честный взгляд из Нигерии на гибель мира. Мало кто задумывается на Западе и Востоке, что происходит в Африке, когда очередной планетарный катаклизм или вторжение пришельцев уничтожает Нью-Йорк и Лос-Анджелес, крошит в труху Лондон, Париж, Берлин, опустошает Москву, Пекин и Токио. Континент с миллиардным населением появляется в фильмах и книгах о всеобщих катастрофах в лучшем случае эпизодически, и если это не арабский север, то какой-нибудь пейзаж саванны, в котором решительным образом ничего не происходит. Но ведь там же тоже должны высаживаться инопланетяне и гореть/замерзать/покрываться не пойми чем города и люди?

Не так давно эту сюжетную лакуну заполнил молодой нигерийский писатель Таде Томпсон, написав трилогию о родной стране, которую то ли колонизировали, то ли облагодетельствовали пришельцы. Нигерия, на мой взгляд, самая интересная африканская страна – 200 миллионов граждан с равновесной многонациональностью (три народности по 30-40 миллионов, еще несколько по 5-15 миллионов), развитая культура, нефтяная экономика (24-я в мире по ВВП (по ППС)), шесть городов-миллионников, включая 20-миллионную агломерацию Лагоса. Жизнь в Нигерии не стоит на месте, а кипит, и там определенно есть что рассказать такое, что, пусть с поправкой на местный колорит, но отзывалось бы как в западном, так и в восточном сердце – историю далекой от привычных центров силы и никак от них не зависящей глубинки.

В моем сердце "Роузуотер" отозвался намного сильнее, чем "Идеальное несовершенство" и "Всесожжение" вместе взятые, и в первую очередь из-за центрального персонажа романа – сенситива Кааро. При всей любви к сложносочиненному дизайну миров и лингвистически переусложненным текстам я все-таки больше люблю хорошие истории о живых персонажах, то есть таких, которые ведут себя естественно и самостоятельно, а не как картонные стенды, расставленные автором по сцене для полноты картины. И Кааро как раз такой.

Главный герой "Роузуотера" – ленивый, трусоватый, похотливый мужик в районе сорока лет с довольно непростой судьбой (а у кого она простая?). В молодости он воровал, из-за чего, мягко говоря, рассорился с семьей, толпа линчевала его девушку и чуть не убила его самого, и только необычайные способности к контакту с ксеносферой помогли ему более-менее устроиться в жизни, а так бы помер не за грош. Теперь он ходит на скучную работу в банке, время от времени тайно вкалывает на спецслужбы, а в свободное время просто прожигает жизнь без всякой цели. Живет Кааро в одном из самых необычных мест в мире – кольцевом городском поселении Роузуотер, наросшем вокруг гигантского инопланетного купола Утопия-сити – но не придает этому никакого значения, ведь, куда ни глянь, везде та же Нигерия.

​Ох уж мне эти национальные обычаи.

Середина XXI века в "Роузуотере" очень похожа на наши дни за исключением одного события: в 2012 году на Лондон упала инопланетная форма жизни, за 50 лет разросшаяся по всей планете и заполнившая атмосферу невидимой сетью нейронов, похожих на грибные гифы – ксеносферой. Люди не смогли искоренить пришельца и привыкли к нему, так как особой агрессии он/оно/они к ним не проявлял, а потом и научились извлекать из него выгоду. Ксеносфера оказалась чем-то вроде интернета, чрезвычайно мощного: сенситивы, способные устанавливать контакт с вездесущей чужеродной нейросетью, научились передавать по ним информацию, читать с их помощью чужие мысли, создавать виртуальные пространства и искать людей; так возник новый тип коммуникации, мало чем отличающийся от телепатии.

Утопия-сити, чем бы это образование ни было, дает Роузуотеру бесплатную энергию, но главное – умеет исцелять любые человеческие болезни. Раз в год в город на так называемое Открытие собираются тысячи неизлечимо больных и просто недовольных здоровьем людей со всего мира; после недолгого контакта с ксеноформами, на полчаса заполняющими все вокруг, подавляющее большинство паломников становится абсолютно здоровым (изредка человеческое тело полностью перестраивается в нечто невообразимое, но это жалкие доли процента, да и считается большой честью). Ксеноформы не отличают смерть от болезни, поэтому все мертвецы в Роузуотере в этот день оживают, но на них давно никто не обращает внимания – мало ли в стране агрессивных бродяг и хулиганов.

На этом вся фантастика в романе заканчивается: есть "инопланетный интернет" и "инопланетная медицина" с зомби в качестве побочного эффекта, а так в 2060-х люди живут в Нигерии почти как сегодня. Формально стилистику истории можно охарактеризовать как биокиберпанк, так как все ключевые фантастические бои происходят в виртуальном мире ксеносферы, а за ее пределами царит обычная человеческая нищета и неустроенность, однако фабульно "Роузуотер" относится скорее к классу триллеров о спецслужбах и государственных тайнах, а сюжетно представляет собой вариант "мягкого" апокалипсиса, когда люди сначала не замечают гибели мира, а потом осознают, что не имеют ничего против столь приятного способа всеобщего умерщвления.

​В этом абзаце весь Кааро.

Не сочтите вышесказанное за спойлер, наоборот, это понимание сюжета поможет вам при чтении книги, так как композиционно она довольно сложная и большую часть времени остается непонятным, к чему автор ведет. Время действия свободно перескакивает между основной линией 2066 года, эпизодами молодости Кааро 2042-2045 годов и важнейшими сценами службы на тайное государственное агентство 2055-2061 годов. Томпсон выстраивает главы довольно хаотично: вот молодой Кааро в Лагосе 2045 года, вот он в Роузуотере 2066 года, а вот интерлюдия о втором задании в Лагосе 2056 года и сразу за этим события в Лагосе 2055 года. По завершении романа хочется прочитать события 2066 года и 2055-2061 годов в хронологическом порядке.

Это, впрочем, единственный избыточно сложный момент в "Роузуотере", а так вас ждет честный, открытый и весьма эмоциональный рассказ Кааро о его непутевой жизни и о том, как он впутался во все эти суперсекретные операции О45. В современном супергеройском дискурсе принято представлять суперсилы как огромную ответственность, накладывающую на человека не менее огромные обязательства, но Таде Томпсон подходит к вопросу с совсем другой стороны: чрезмерная способность соединяться с ксеносферой воспринимается Кааро не более чем неприятной бытовой помехой. Персонаж совершенно не думает о том, что он, благодаря этому дару сенситива, что-то там должен человечеству – он думает, что лучше бы от него все отстали и позволили тихо-мирно ничего не делать дальше.

Одновременно Томпсон показывает, что в героических поступках очень часто нет никакой воли к героизму, а есть лишь стремление выжить. Кааро постоянно оказывается в условиях близкой гибели, и потому, что в Нигерии жизнь не сахар, и потому, что спецслужбы используют его как живой локатор, и потому, что им слишком заинтересовались инопланетяне – впрочем, и потому тоже, что он ужасный раздолбай, наглец, бабник и пофигист. А тут уж, хочешь-не хочешь, приходится вместе со своей шкурой спасать и чужие. Так, перебираясь из одной передряги в другую, ругаясь на судьбу и дар сенситива, проваливая половину заданий и стабильно огорчая и начальство, и друзей, Кааро доживает до финала первого этапа "мягкого" апокалипсиса и узнает страшную тайну о том, что же на самом деле происходит.

Выясняется, что внеземные грибные гифы не то, чем кажутся, вернее, что они еще круче, чем считалось, причем настолько круче, что прежняя наукообразность построений Томпсона совсем уж лихо съезжает в магию на объяснении "ну это ж инопланетяне". У меня это единственная претензия к роману: центральное изобретение писателя – ксеносфера – не очень работает (что самое смешное, к низкоэнергетическому завязыванию пространства-времени в узлы Яцека Дукая и искусственному божественному свету Цезария Збешховского как-то вопросов не возникло). Наверное, претензия возникла по той причине, что роман предельно реалистичен везде, где только может, и от такого серьезного подхода к истории ждешь, что и научная часть будет на высоте. Увы, автор решил, что идея парящей в воздухе нейросети слишком хороша, чтобы с ней расставаться, а потому очевидные проблемы (скорость передачи, разрывы, навигация) решил кратко обрубить ссылкой на межпространственную и межвременную природу ксеносферы.

​Кхм, ну ладно...

Не могу сказать, что это плохо, лично я люблю всякие игры с пространственно-временным континуумом, да и идея биологического интернета (от которого спасает только противогрибковая мазь) классная. Просто, чтобы не разочароваться в дизайне, на старте надо иметь в виду, что он лишь некая, может быть, немного неуклюжая, метафора колониализма. Посредством фантастики Таде Томпсон говорит одновременно о прошлом и настоящем Нигерии, представляя ее будущее как продолжение колониальной политики, но теперь уже со стороны пришельцев, и подчеркивая, что ничем хорошим это закончиться не может.

Но для меня лично, несмотря на все смыслы, "Роузуотер" – это прежде всего роман о негероическом герое, неудачнике и балбесе Кааро, и его приключениях на фронте уже проигранной инопланетянам борьбы за Землю и человечество. Жду теперь с нетерпением, что же произойдет во втором-третьем романе, и надеюсь, что первая часть у нас пойдет хорошо и ее продолжения будут изданы в этой же серии "Звезды научной фантастики".

​Автор честно говорит, что дичь в наличии.

Во-первых, чтение надо начать с принятия того факта, что сложно и больно вам будет обязательно. Не сразу, не в первых главах, быть может, даже не в первых тринадцати главах, если скиллы у вас на уровне, но неизбежно даже самые-самые доберутся до 14-й главы и там встрянут в эпизод, написанный на древнерусском языке, а дальше будет бесконечная 15-я глава, которая положит многих продравшихся сквозь или пролиставших 14-ю.

Быстрого прохождения у "Улисса" не существует: он настолько далек от "нормальной" беллетристики, что чтение одних лишь опорных точек истории ничем вам не поможет. Фабулы там на короткий рассказ без конфликта, завязки и развязки: [СПОЙЛЕР! СПОЙЛЕР?!] 38-летний сын еврейского мигранта, рекламный агент Леопольд Блум 16 июня 1904 года ходит по Дублину по дружеским, рабочим и личным надобностям, пока не встречается в борделе с параллельно бродившим по городу 22-летнем ирландцем, школьным учителем Стивеном Дедалом; за полночь (17 июня) он отводит вдрызг пьяного и немного побитого солдатами юношу к себе домой, где уже спит его жена, 34-летняя оперная певица Молли Блум, и... Стивен отказывается от ночлега и уходит куда-то в дублинскую летнюю ночь, а Блум ложится валетиком в кровать к жене, которая, как он знает, изменила сегодня ему N раз с антрепренером; в течение дня Блум: приносит жене завтрак в постель, делает покупки, хоронит знакомого, договаривается о рекламном объявлении в газете, пишет письмо любовнице, спорит с ирландскими националистами, дрочит на пляже, забредает в роддом, потом в бордель, заводит Стивена в еще один кабак; в то же время Стивен: разговаривает с соседями по башне, разговаривает с директором школы, разговаривает с литераторами, разговаривает с врачами, разговаривает с шлюхами, разговаривает с пьяными солдатами, никому особо не нравится, да и ему никто тоже. В качестве бонуса для тех, кому не хватило, роман заканчивается несколькими авторскими листами размышлений бессонной Молли. [/СПОЙЛЕР! СПОЙЛЕР?!]

Если вы ждали от "Улисса" истории, то вот она вся, сверьтесь только с порядком глав, чтобы при пересказе не путать, что было сначала, похороны или мастурбация, и можете спокойно всем говорить, что фабула у Джойса так себе, не роман, а какой-то рассказ в романах. Теперь, когда все трое рассчитывавших на лихой сюжет, ушли, поговорим о том, что в книге на самом деле есть (и в больших количествах).

​И это еще один из самых простых пассажей.

"Улисс" – это литературная головоломка на всех уровнях: персонажи, события, детали, речь, композиция, язык, символика. Кажется, логичнее всего сравнить его с квестом в открытом мире: автор не дает заданий и не задает вопросов, даже наводящих, молча предлагая читателю многомерный текст для какого угодно исследования. Потому "Улисс" – это амбивалентный рай/ад для любителей загадок, пасхалок, секретных мест, реконструкций событий и фанатских теорий (и филологического анализа текста, но это для специально обученных). И тут вам нужно сделать выбор: ввязываетесь ли вы в эту аферу лишь для того, чтобы механически прострадать слово за словом от корки до корки и поставить галочку "я прочитал "Улисс"" (не надо этого делать) или же готовы разбираться в том, что же там внутри написано (да)?

На самом деле, не все так страшно (хотя и многое), и в первую очередь потому, что Джойс обеспечивает очень плавный вход в книгу, наращивает сложность текста постепенно и время от времени устраивает читателю передышки. Первые шесть глав (утро Стивена и утро Блума) читаются легко и непринужденно, в них ярко выступают лишь два сложных приема – потоки сознания и отсылки к другим произведениям, да и то начинаются с гомеопатических доз, а списки и миметизм появятся позже. Эти главы – "Телемах", "Нестор", "Протей", "Калипсо", "Лотофаги", "Аид" – можно рассматривать как разминку и даже обучение джойсовскому методу перед основной нагрузкой. Не зная этого, можно влететь в седьмую главу "Эол", как в стену лбом, и начать сильно недоумевать, что это такое началось-то. Потому, прочитав первые шесть, сделайте паузу, загляните комментарии, обдумайте, через что вы уже смогли пройти, и только потом продолжайте.

Если говорит о потоках сознания, то никакой передачей мыслительного процесса в режиме онлайн "потоки сознания" в "Улиссе" не являются, пусть название вас не смущает. Это просто голая внутренняя речь персонажей: Джойс берет рядовую внутреннюю речь, убирает из нее оформление "он подумал", "он заметил", "увиденное навеяло ему воспоминание", "у него возникла ассоциация", "в его размышления вторгся" и так далее, и предлагает читателю самому восстановить связь мыслей с реальностью и между собой.

Бессвязной бессмыслицы в этих потоках практически нет, почти все законченные и незаконченные фразы грамматически верны. Они как кусочки паззла, из которых складываются образы персонажей и событий. Поначалу чтение потоков идет непросто, скачки мыслей, нарастающие, когда Блум беспокоится, сбивают с толку, а еще он, например, ленится слова целиком думать – но постепенно мозги сами приспосабливаются к такому чтению. Надо только настроиться, что Джойс намеренно убрал большую часть элементов авторской речи (те самые "он подумал", "он вспомнил", "он решил", "он почувствовал", а вместе с ними и "он пошел", "он обернулся", "он убрал мыло в карман") и показал события в буквальном смысле глазами персонажей, сквозь довольно мутную и расфокусированную оптику их восприятия.

Восприятие слов собеседника смешивается с наблюдениями за красоткой.

Благодаря этому в потоковых эпизодах исчезает какой бы то ни было рассказчик: автор свои слова стер (или не написал), а персонажам повествовательную функцию не передал, и те просто живут своей жизнью. В результате эту роль, вообще-то, ключевую в литературном произведении, приходится брать на себя – да-да, вы уже поняли – читателю, то есть лично вам. Это один из секретов романа: значительную часть истории вы должны рассказать сами себе, достроив до полноценного повествования ту фактуру, которую создал Джойс. Квест в открытом мире, я же говорил.

Отсюда такое обилие объемных исследований "Улисса" – каждый из авторов этих работ попытался восстановить роман на 100%, так, как он выглядел бы с точки зрения классического всеведущего повествователя. На мой скромный взгляд, для рядового прохождения потоков сознания в "Улиссе" достаточно быть ненадежным рассказчиком, путающимся в событиях и персонажах. Просто не прекращайте рассказывать историю Блума и Стивена (и Молли) сами себе, когда Джойс выходит покурить. "Правильные ответы", если понадобится, всегда можно посмотреть в комментариях Хоружего.

Добавлю, что, поскольку намерения у автора самые позитивные, он подводит читателя к потокам сознания милосердно: сначала сам показывает-рассказывает обо всех людях и предметах, за которые зацепился глаз персонажа, и только потом дает его спутанные мысли. Соответственно, если в мысли Блума проникла какая-нибудь очередная юбка, вы заранее будете предупреждены об этом авторской речью, а не просто поставлены перед фактом, что Польди, кажется, думает о какой-то женщине, которая и не Молли, и не Марта, а вообще непонятно кто. Тут главное – внимательно читать и не пропускать предупреждающие знаки.

О чем только не думает Блум...​

Теперь об отсылках к другим произведениям. Забейте на них. Да, прям вот так. Скажите себе: я взрослый человек и могу позволить себе что-то не знать, да даже очень многое, почему нет, мир такой необъятный, а я один. Узнали цитату – отлично, не узнали, но поняли, что тут что-то цитируется – лайк за проницательность, не узнали и прошли мимо – ну и ладно, потом, если будет желание, в комментариях Хоружего прочтете, где какие пасхалки для узких специалистов разложены. То же самое касается и имен собственных, и любых аллюзий на ирландскую реальность начала XX века, и всего корпуса фактов личной жизни Джойса, которые он зашифровал в образах и событиях романа.

Теперь, когда мы поставили галочку в графе потоков сознания и крестик в графе отсылок к другим произведениям, можно перейти к основной миссии, главам 7-18. Сразу о простом: местами вам будут попадаться чудовищной длины списки исторических лиц, должностей и характеристик людей, а также предметов. Выглядят они пугающе, вроде: в процессии участвовали – и дальше на страницу перечисление всех-всех-всех, кого только можно придумать и назвать. Пропускать их не нужно, тосковать тоже. Напротив, читайте их внимательно, ведь это не бездумные телефонные книги, призванные замучить читателя, а, скажем так, облака тэгов с гэгами.

У каждого списка есть свой смысл (мой любимый – перечень всех, кого ирландские националисты считают героями Ирландии), и в каждом обязательно в какой-то момент начинается юмор. Местами юмор вставлен как награда для тех, кто дочитал список до конца, местами показывает вырождение идеи, которой подчинен список, местами сатира начинается с самого начала и только бодреет по мере продвижения от одного имени к другому. Читать списки нужно не как обычно "кто что сделал и что из этого получилось", а аналитически, отвечая самому себе на вопросы, что у этих людей/предметов общего, как каждый из них вписывается в эту общность и что все это может означать. Очень, кстати, похоже на потоки сознания, только если там голая внутренняя речь, то тут голая информация, которую вам нужно обработать без помощи автора.

​Что же у этих людей общего?

Наконец, самое главное, самое сложное, самое бескомпромиссное в романе – миметизм. Абстрактно, это вещь довольно простая, по сути, речь идет всего лишь о подчинении языка повествования его теме. Задачей, которую ставил перед собой Джойс, как я понял, было создание текста, чья форма зависит от истории и рассказывает ее наравне с авторской речью, диалогами и внутренней речью персонажей. Поэтому так сложно читать промежутки между потоками сознания: читатель смотрит на слова, по которым в его воображении воссоздается картина июньского Дублина, ищет их в странных синтаксических конструкциях, бесконечных наборах подробностей и деталей, постоянных уходах в сторону от "генеральной линии" – но на самом деле эти "обычные" слова о том, как Леопольд Блум по городу ходил, наименее важны для сюжета "Улисса". Они просто заполняют тело текста, как звук заполняет тело музыки, а читать надо совсем другое.

[К слову, осознание того, что Блум и Стивен (ребята, на мой взгляд, одинаково неприятные и скучные) являются лишь текстурами истории, лично мне помогло примириться с необходимостью погружаться в убогие подробности их личных жизней. Хотя с Молли не спасло и это. Центральные персонажи "Улисса" – притчевые сферические кони в вакууме, пусть и выписанные с далеко не притчевой детализацией, и наделенные совсем не притчевыми индивидуальностями. Уговаривайте себя, когда затошнит от очередного сексуально-уринального экзерсиса Польди, что книга не о нем лично, и не о таких, как он людях – едва ли найдется много таких же помешанных извращенцев – нет, она о [не буду спойлерить, это же инструкция к прохождению, а не само прохождение].]

Конечно, в литературе форма и так зависит от истории: жанр боевика диктует один набор приемов, жанр любовного романа – совершенно другой, но Джойс идет по этому пути до логического предела. Для каждой главы, начиная с "Эола", он создает отдельный жанр. Многие из этих жанров по требованиям к искусству авторского письма и квалификациям чтения задают довольно высокую планку, а некоторые существуют только здесь, настолько редкими оказались необходимые для их сочинения авторские намерения. В этом плане "Улисс" лучше рассматривать не как роман, а как явление более широкое, например, как литературу. В самом деле, представьте, что вы читаете несколько отдельных произведений, написанных разными авторами в разное время и объединенных лишь загадочной традицией использовать в качестве фабулы похождения одних и тех же героев в один и тот же день в Дублине.

​Блум слушает музыку, и текст пытается обратиться в музыку.

Эта установка означает, прежде всего, что к каждой новой главе придется подходить с чистого листа, как к самостоятельному произведению, никак не связанному с предыдущей и последующей главами жанрово, стилистически и идейно (за вычетом потоков сознания, отсылок и списков – они везде одинаковые; в какой-то момент однообразная внутренняя болтовня Блума даже начнет казаться зоной отдыха на фоне бушующего вокруг миметизма). И лучше заранее знать, о чем глава. Дальше спойлеры, но я все же советую их прочитать, чтобы минимизировать ту боль, что постигнет вас в попытке понять, что именно делает сейчас автор с текстом и читателем.

Еще раз подчеркну, что это лишь мой читательский опыт, и часть трактовок (до 100%) может быть в корне неверной. Специалисты приглашаются в комментарии, ваши поправки, дополнения и опровержения будут очень полезны читателям.

Глава 7, "Эол", миметирует газету. Блум заходит в редакцию договориться о рекламном объявлении, и реальность журналистской среды превращает текст в ворох эпизодов, произвольно разделенных на "новости" с "заголовками".

Глава 8, "Лестригоны", миметирует перистальтику (sic!). Блум проголодался, и зов желудка погружает текст внутрь персонажа, так что глава почти целиком состоит из потоков его сознания и телесного подсознания.

​См. Глава 14, "Быки солнца"

Глава 9, "Сцилла и Харибда", миметирует литературоведение. Стивен заходит в библиотеку, встречает там группу местных интеллектуалов и рассказывает им теорию о роли родственников в творчестве Шекспира. Текст полностью посвященной научному диспуту о шекспироведении.

Глава 10, "Блуждающие скалы", миметирует всеведение. Запечатлены несколько минут всех ранее упомянутых и новых персонажей перед тем, как они увидят вице-короля, проезжающего по Дублину. Текст – мозаика связанных лишь временем и близостью места эпизодов, фиксация одновременных событий.

Глава 11, "Сирены", миметирует музыку. Блум обедает в ресторане под песни тоже зашедших поесть горожан. Восприятие им музыки наполняет текст ритмами, рифмами, созвучиями, повторами, превращает отдельные фразы авторской речи в строки песен; поток сознания Леопольда выдает множество песенных и оперных цитат.

См. Глава 17, "Итака".​

Глава 12. "Циклопы", миметирует популистскую пропаганду. Ирландские националисты пьют в кабаке и рассуждают о величии Ирландии, когда к ним заглядывает Блум, ввязываясь в скандал. Эпизод подан глазами безымянного пьянчуги, однако текст время от времени срывается в ура-патриотические пассажи в самых разных жанрах, от имитации эпической саги до политологической статьи, все с неизменно раздутым пафосом.

Глава 13. "Навсикая", миметирует секс. Юная Герти Макдауэл без слов заигрывает с наблюдающим за ней Блумом на пляже, а тот дрочит на ее панталоны прямо у себя в штанах. Первая часть текста – это поток сознания Герти с нарастающим эротическим возбуждением (от рассеянных мыслей о жизни к сосредоточенным на незнакомце-Блуме, к фейерверку в буквальном смысле и у Польди в штанах), вторая часть – поток сознания Леопольда с угасающим после оргазма эротическим возбуждением.

Глава 14. "Быки солнца", миметирует рождение. Блум забредает в роддом, встречает там Стивена в компании молодежи, наверху заканчиваются тяжелые роды. Здесь Джойс поставил самую амбициозную задачу – показать рождение письменного литературного языка от древнеанглийского к современному состоянию, соответственно, в русском переводе вас ждут эпизоды, написанные на древнерусском языке, русском языке XIV-XVI веков и так далее вплоть до языка начала XX века. Мужайтесь.

См. Глава 15, "Цирцея".​

Глава 15. "Цирцея", миметирует кошмар. Близится полночь, и сонный Блум шатается по ночному Дублину, забредая в бордель, где вновь встречает Стивена, вместе они уходят оттуда и натыкаются на пьяных солдат. Текст – это огромная пьеса, состоящая из пьесок поменьше, одна безумнее другой. Почти ничего из этой стостраничной галлюцинации не является ни событием истории, ни потоком сознания Блума, скорее это сны, которые могли бы присниться Блуму, если бы он сейчас спал, причем Джойс показывает все варианты возможных кошмаров. Эпизод – своеобразная проверка пройденного, поскольку в нем в мелкую крошку перемешаны все предыдущие события и персонажи.

Глава 16. "Евмей", миметирует молчание. Блум завел пьяного Стивена в кабак, не зная, чего от него конкретно хочет. После ужасов "Быков солнца" и "Цирцеи" "Евмей" выглядит передышкой, но лишь потому, что это текст-вода, из которого удалены все сколько-нибудь содержательные детали. Герои не понимают, что они тут делают и зачем, не могут нормально друг с другом поговорить, так что текст заполнен разговорами других людей и многословным канцеляритом, из которого решительно ничего не следует.

Глава 17. "Итака", миметирует FAQ (тогда это называлось катехизис). Блум приводит Стивена домой, но не может уговорить его остаться на ночь, и герои расстаются. Поскольку Блум наконец пришел в себя, понял, зачем ему Стивен и стал смотреть на него с рациональной стороны, текст превращен в цепочку аналитических вопросов-ответов о действиях персонажей и деталях быта Блума. На мой вкус, самая легкая часть книги, читается как пересказ с кучей отступлений в сторону и избыточных деталей.

См. Глава 18, "Пенелопа".​

Глава 18. "Пенелопа", миметирует мышление. Молли, разбуженная Блумом, пытается заснуть обратно, перебирая впечатления прошедшего дня и размышляя о том, о сем. Здесь чистейший, дистиллированный поток сознания, от первого до последнего слова.

Как видите, "Улисс" – это действительно литература. В нем есть и поэзия ("Сирены"), и драма ("Цирцея"), а кроме того, публицистика ("Эол" по форме и множество эпизодов "Циклопов" по содержанию), научный стиль (естествознание в "Итаке", литературоведение в "Сцилле и Харибде), фольклор (отдельные эпизоды "Циклопов"), порнография (от легкой эротики в "Навсикае" к конкретной порнухе в "Пенелопе"). Мой большой совет – старайтесь каждую главу прочитывать за один-два раза (большие – за три), а между главами делайте перерывы. Лучше их не смешивать.

О чем еще надо предупредить открывающего "Улисс"? Готовьтесь к тому, что похоть и болезненный интерес Блума к нижнему белью и мочеиспусканию будут периодически затапливать страницы, "балансируя" высокие рассуждения об Ирландии, христианстве и науке. Джойс совершенно не стесняется документировать любые мысли, ощущения и действия персонажей, поэтому, если Блуму захотелось пукнуть, вы узнаете последовательно о зарождении этого смутного чувства, о его росте, захватывающем все больше внимания Леопольда, о размышлениях, где и как это сделать, о спешке к нужному месту и, наконец, о благополучном разрешении от газового бремени. Опять же, все это дается в потоке сознания, и вы сами должны решать, что с такими деталями истории делать, нужны они или не нужны, а автор просто предоставил вам всю big data, какая у него есть.

Просто цитата про секс.​

Какой у всей этой модернистско-постмодернистской феерии итог, решайте сами. На мой взгляд, никакие инструкции и правильные ответы лучших джойсоведов не должны вам мешать сделать собственные выводы, что же это было в сумме. Я не знаю, зачем вы открыли эту книгу, могли бы и не открывать, но, если уж открыли, постарайтесь прочитать ее так, как это задумывал (но никому не сказал) Джеймс Джойс – как историю, в которой рассказчиками выступают вообще все поочередно: и автор, и персонажи, и читатели, и сам текст, и все рассказывают что-то свое, и ничего непонятно, и кто такой вообще Макинтош, а в результате получается "Улисс".

Как-то так вышло, что Идиатуллина у нас хорошо знают как автора мистического хоррора с национальным колоритом "Убыр" и контрностальгического романа об андроповской эпохе "Город Брежнев", а вот о его злободневных работах "Татарский удар" и "СССР(тм)" известно так мало, что в последние месяцы не раз и не два можно было прочитать характеристику свежего текста "Бывшая Ленина" как долгожданного обращения автора к актуальности. А ведь актуальность – фишка Идиатуллина.

Если для "Татарского удара" безвестность еще можно как-то объяснить (единственное издание 2005 года, невозможность найти эту книгу и нежелание издательств связываться с ядреной темой татарского сепаратизма (которой там нет, но)), то "СССР(тм)" полтора года назад был переиздан "Азбукой" на хайпе вокруг "Город Брежнев" и до сих пор в количестве лежит в интернет-магазинах. При этом число отзывов о романе по-прежнему близко к нулю, как и в год его выхода в свет.

Я ничего не знал об этой плачевной ситуации, когда брался за роман, я просто прочел "Бывшая Ленина" и решил дать шанс еще одной книге Идиатуллина, стоявшей у меня на полке. И не пожалел. Оказалось, что "СССР(тм)" – это magnum opus автора, как по амбициозности поставленных задач, так и по уровню их исполнения, целая эпопея о том, как можно жить, если очень захотеть и все звезды сойдутся. Было бы здорово, если бы этот роман получил достойную долю внимания читателей.

Чтобы вы понимали, чего ожидать от книги, я немного расскажу о том, почему, на мой взгляд, этот opus такой magnum.

Сцена знакомства главных героев — Рычева и Камалова.

Первая амбициозная задача "СССР(тм) " – предложить оригинальный взгляд на избитую тему. О Советском Союзе, советской жизни и советском реванше к 2010 году, когда вышел роман, уже было написано предостаточно (а девять лет спустя плотность контр/ностальгических сочинений об СССР на кубометр бумаги только выросла). Можно сказать, сформировался целый поджанр исторического романа "совьет-панк" из двух альтернативных вариантов "кровавая гэбня" Vs "колбаса докторская по два тридцать". Казалось бы, где тут пространство для нового слова?

Идиатуллин предлагает взглянуть на Советский Союз платонически: сначала осознать, что колбаса с гэбней суть тени истины на стене пещеры, затем попытаться выявить и воплотить в жизнь чистую советскую идею. Причем воплотить не сферически в вакууме, а здесь и сейчас (а именно в 2007-2012 годах, в России конца эпохи гламура).

Объясняя, как такое вообще могло произойти, автор стоит на прочном фундаменте реализма: началось все, по классике, из-за бабла на самом высоком уровне – в попытке придумать, как еще изъять деньги у госкорпорации "Проммаш", Кремль предложил ее руководителю Рычеву купить права на советский бренд, оформить как товарные знаки и приобрести в собственность все ключевые слова, связанные с СССР. В самом деле, грандиозный неосоветский проект и не мог бы стартовать в гламурной России никак иначе, кроме как сверху и чисто ради денег под прикрытием формальных идеологических обоснований. Вопрос лишь в том, как ситуация стала бы развиваться дальше.

И здесь автор вводит, как минимум, полуфантастический элемент: Рычев, будучи топ-менеджером уровня Чемезова и Сечина, оказался человеком, которому не все равно на Россию, и решил рискнуть всем ради мечты о развитом государстве с мощным ненефтяным сектором экономики. Опять же, абсолютно трезвый подход: перемен к лучшему нет, когда эти перемены некому лоббировать на самом верху, а лоббировать их способен только идеалист, которому одних лишь денег и власти недостаточно. Сколько угодно государственный деятель может быть крепким хозяйственником, талантливым управленцем и дальновидным стратегом, но, пока ему не надо двигать страну к лучшему будущему, он заниматься этим и не будет.

Рычев раскрывает душу Камалову.

Идея Рычева была до гениального проста: взять советский бренд, который лежит без дела, и под ним создать целую сеть высокотехнологичных производств полного цикла, которые займутся разработкой, выпуском и дистрибуцией уникальных товаров гражданского и двойного назначения. Короче, где-то в одном месте под маркой Made in USSR специально обученные люди будут самостоятельно изготавливать от мельчайших винтиков до корпусов, собирать и продавать лучшие в мире машины, смартфоны, одежду и все такое. Чистой воды утопия! – скажет читатель, и будет прав.

Но это утопия, которой до реальности всего пару шагов. Разработки есть, надо только отобрать действительно толковые и передовые. Специалисты есть, надо только собрать их по человеку, по два человека из разных мест. Честные менеджеры тоже есть, и их тоже надо только найти и нанять, а еще надо расставаться без сожаления с немножко нечестными, случайно прошедшими отбор. А главное-то что? У государства есть деньги, надо только где-то раздобыть политическую волю инвестировать их в собственную промышленность. Перефразируя Канта, ничто так не развивает экономику и общество, как моральный закон во мне и прочная крыша надо мной.

Придерживаясь этой максимы, Рычев, сам человек-крыша, конструирует Союз-каким-он-должен-быть, трудовой рай производственников. И это, конечно, такой контр-реваншизм: вместо фантазий о реставрации СССР автор рассказывает, в каких социально-экономических формах советская идея может быть жизне- и конкурентоспособной.

Утопия, для которой все есть, надо только начать.

Вторая амбициозная задача – смоделировать и изобразить этот всеохватывающий технологический комплекс. Если "Татарский удар" был про трудовыебудни силовиков, от простого милиционера до летчика-бомбардировщика, то "СССР(тм)" – это производственный роман о промышленниках, строителях, инженерах и отделе продаж. Звучит уныло, однако Идиатуллин, раскладывая весь процесс поэтапно, находит и показывает читателю ключевые интересные и неочевидные моменты. С чего начинается строительство технопарка на новом месте? Какой функционал продукции необходимо разрабатывать в первую очередь? Как происходит выбор названий для товаров? Как определяется стратегия дистрибуции товара? А самое главное – какое влияние на производство оказывает человеческий фактор?

Как и в случае с советской идеей, автор подчеркивает, что кадры решают все, что каждый успех и каждый провал на производстве совершается конкретными людьми, а не обстоятельствами непреодолимой силы. А потому принципиально важно, чтобы администрирование осуществлялось на самом высоком уровне, иначе неизбежны конфликты – личные, групповые, отраслевые, межкакиеугодные.

В романе есть блестящая сцена, где один из главных людей Союза Сергей Кузнецов, все знающий, все умеющий, едва не попадает в аварию на сильно напоминающем по технологичности бэтмобиль внедорожнике и в гневе идет разбираться со сборщиками. Рядовая рабочая ситуация, правда же? А вот нет, в процессе раздачи люлей Кузнецов выясняет, что он сам-дурак, жал на рычаги-педали не там и не так, как в машине это вообще предусмотрено. Это прекрасная иллюстрация того грустного факта, что менеджерского фиаско может постигнут кого угодно, даже управленца уровня Бога – и замечание о том, как же важно, чтобы руководитель имел смелость признать собственные ошибки.

Святой человек Кузнецов, всем бы такого начальника.

Подобных эпизодов о проблемах производства в романе множество. Утопия утопией, но автор не даст Союзу ни единой поблажки: корпорацию идеалистов будут испытывать на прочность изнутри и снаружи, вы узнаете и о том, почему рабочие при лучших в России условиях могут (от чистого сердца!) работать на развал предприятия, и о том, как элиты, не слишком беспокоясь о последствиях, сливают ноу-хау в Китай. Рискуя утомить читателя телефонной книгой персонажей (а их там что в твоей "Игре престолов"), сжато и емко Идиатуллин дает действительно полную, панорамную картину производства полного цикла, от выбора площадки в чистом поле до давки в магазинах после удачной рекламной кампании.

Третья амбициозная задача – написать о России за пределами личного опыта. "Татарский удар" был о родном для писателя Татарстане, о Казани с географически точными маршрутами героев, хоть экскурсии води: вот тут была натовская бомбардировка, а вот тут – расстрел ФСБшников (крутая книга, в общем). Можно было бы продолжать в том же духе, уж аргументы, почему Союз должен возродиться на татарской земле, наверняка нашлись бы, но автор решил дополнить идеологический и технологический челлендж краеведческим.

"СССР(тм)" – это роман о российском севере, жизни в приполярье и сибиряках. Художественный смысл ясен – утопия должна располагаться где-то очень далеко, не-рядом с обыденной цивилизацией, только вместо острова в море в данном случае оазис кварцитовой шахты в снежной (полу)пустыне. Но есть и более важный смысл: таким образом Идиатуллин продолжает говорить о многополярной России, где есть не только классический треугольник Москва-Питер-уездный город N, но и другие, абсолютно самостоятельные муниципальные образования.

Ничего необычного, просто губернатор и оппозиция обсуждают выборы.

Россию Идиатуллина никак не удается назвать провинциальной: Челябинск, Красноярск, Томск, Иркутск, Новосибирск, Хабаровск – это настоящие центры силы, политической и экономической, мало в чем зависимые от федералов и вспоминающие о существовании кремлевских башен только тогда, когда оттуда позвонят. И это не то чтобы частое слово в российской литературе, когда города на другом конце страны (на самом деле, рядом с ее географическим центром) показываются не как декорации для упражнений в "Роисся вперде", "за МКАДом жизни нет" и прочих "прощай, немытая Россия", но как нормальные населенные пункты, населенные нормальными людьми. Нормальные люди (внезапно) живут в России везде, напоминает Шамиль Шаукатович.

Переезд авторского хронотопа из Поволжья далеко на северо-восток также позволил автору и дополнить новыми красками тему внутренней геополитики: если к Казани хотя бы теоретически можно пытаться применить силу за счет "близости" к Москве (всего-то 800 км с перевалкой в Нижнем), то в случае Иркутска о таком даже подумать сложно (5200 км, считай что на Луне). Поэтому там действует только "мягкая сила", а региональные связи являются куда более влиятельными, чем связь центр-периферия. Сами вы периферия, извините.

Четвертая амбициозная задача поставила себя сама – вписать этот трактат о здоровом образе рабочей жизни в формат бодрой художки. По счастью, бодрость прозы – это писательский стандарт Идиатуллина, без исполнения которого он в печать не выходит. Мне даже кажется, что имеет место позитивный профессиональный перекос: будучи редактором корреспондентской сети "Коммерсанта", автор просто не может писать скучно – едва почуяв чуйкой информационщика, что читатель вот-вот поплывет, он тут же вводит в действие оживляж.

BOSS FIGHT. Как же я ждал этого поединка.

В основном за оживляж приходится отвечать местному Марти Сью, гениальному татарскому юноше Галиакбару Камалову, пока его непосредственный начальник Рычев держит оборону наверху, а подчиненные строят светлое будущее на отдельно взятом куске вечной мерзлоты. Алик – интеллектуал и мудрец, ниндзя, красавец и примерный семьянин, но у этого супермена есть недостаток почище криптонита: он брутально невезуч. Ниндзя-семьянин? Получи-ка драки и любовные коллизии в количестве. Интеллект, говоришь, неземной? Проверим по ориентированию на пересеченной местности, а то блестящие административные решения каждый может.

Бодрит не только фабула, но и форма романа. Текст наполнен юмором, каламбурами, цитатами из советских книг, песен и фильмов, персонажи за словом в карман не лезут и другим не советуют. Интерлюдии сделаны в виде неатрибутированных диалогов, автор не стесняется использовать нестандартные композиционные приемы, когда они требуются (например, многоплановый эпизод, где места действия связаны повторяющимися словами). Что важно, все ружья, развешиваемые в первой трети книги, стреляют каждое в свой черед, ну а ближе к концу разряжается целая базука, спрятанная в начале романа на самом видном месте.

В общем, скучно не будет, разве что в какой-то момент вам может захотеться отменить тот или иной дополнительный конфликт как избыточный для основной истории. Скажем, когда экшна стало столько, что производственная утопия съехала на обочину, пропуская вперед сурвайвал хоррор на Диком Севере, мне больше всего хотелось, чтобы ужасы побыстрей закончились и все опять зажили хорошо до самого финала.

Так откуда цитата-то?

Наконец, пятая амбициозная задача – написать достойный финал утопии. С этим у утопий все непросто: сломать утопию нельзя, выйдет антиутопия, но и заключить "долго и счастливо" тоже нельзя, выйдет история без финала. Я, конечно, пока читал и видел, как проблем у Союза становилось все больше и больше, и в коллективе, и в Сибири, и в Москве, просто на всех руках-ногах пальцы скрещенными держал, чтобы закончилось все не плохо – иначе зачем 500 страниц было вести мечту к расцвету?

И, вы знаете, финал романа – главная писательская удача автора, по моему мимохожему мнению. Идея "были бы люди – и все будет" срабатывает и здесь, окончательно раскрывается в понимание, что утопия — это действительно не место, что она может существовать только в голове и сердце человека, но в этом есть не негативный, а ярко позитивный смысл: утопия – это дела людей утопии, и там, где они собираются и работают вместе, утопия возникает автоматически. Как это произошло в конце нулевых далеко-далеко в Сибири под формальным брендом СССР(тм).

Имена, в конечном счете, не имеют большого значения, значим только сам человек и его стремление к нормальной жизни для себя и окружающих. Поэтому не стоит пугаться "совкового" названия второго романа Шамиля Идиатуллина – он не об СССР, он о том, что жить в утопии можно, надо только захотеть и всю жизнь ее строить. Ведь утопия – это не место, это процесс.