Первое, что я заметил, войдя в дом — колокольчики. Они были повсюду. Дверь закрылась со стеклянным звоном, стены были увешаны макраме с колокольчиками. Гонг, сделанный из автомобильного колпака, металлических пластин и бучарды, расположился на подставке в центре гостиной.

«Ты заходи, если что. Я тама завсегда».

Я принял этот совет близко к сердцу и, определив, какой таунхаус принадлежит ему, просто повернул дверную ручку. Колокольчики, как я уже отметил, зазвенели. Но никого не было видно. Я потряс настенные украшения. Колокольчики звенели.

— Привет! — ответа нет. Жаждущие зелёные папоротники впитывали звук, влажно воруя его из воздуха. Я быстро огляделся. Колокольчики. Растения. Несколько постеров Питера Тоша, скрученные пучки яркой проволоки. Окна ярко раскрашены акварелью. Получившиеся витражи — замысловатые, но безвкусные коллажи из наркотических видений и гипнотических спиралей.

Я взял бучарду и вдарил по гонгу. Полоски стали, висевшие вокруг него, завибрировали. Дверь скользнула в сторону, и он вошёл.

— Здоров будь, чувак.

Его голова болталась на шее; длинные ноги придавали ему сходство с цыплёнком, неуклюже пробирающимся через груды хлама на полу. Жилистая рука появилась рядом с моим животом. Я неловко сжал её левой. Он лениво потряс рукой.

— Мистер Кейн? — спросил я. Он кивнул. — Я Джон Стюарт. Я вам звонил.

Его шея снова изогнулась.

— Точно, чувак. Делишки не очень? У тебя проблема, верно?

Он взял пустую бутылку из-под пива с кофейного столика, оставив кольцо липкой пыли. Приложив её к глазу на манер подзорной трубы, взглянул на меня сквозь коричневое стекло.

— О да. Совсем плохо.

Он порылся в кармане куртки и извлёк половину ТВ-пульта, подключённого к телефонной трубке. Зажал трубку между ухом и плечом и что-то быстро набрал на пульте.

— Ты что делаешь?

Водянисто-серые глаза сузились. Он поджал губы. Очевидно, делал что-то важное, и мне лучше не мешать. Он покачал парочкой пушистых кубиков над моей головой.

— У тебя проблемы, парень. Ты всё ещё живёшь в средневековье. Я заглядываю в твою голову с помощью сложного детектора ауры и вижу видения нетронутых пастбищ; зелёной, влажной травы; жёлтого солнца; пера и чернил. Ты мечтаешь о давно похороненном мире. Тебе не нравится бетон, чувак! Сколько передач ты смотришь в день?

— У меня нет телевизора. Я его продал на следующий день после того, как показали последнее шоу Энди Гриффита.

Его глаза распахнулись, и он ошеломлённо дёрнул коленом.

— Нет телика? О, чувак, у тебя плохо всё! Тебе нужна шоковая терапия.

Он вытащил сине-белую упаковку и показал обёртку. «Player's Raunchy Cut». Крепкий морской табак. Предложил мне одну. Я покачал головой. Он пожал плечами, вытащил две, прикурил обе и сунул одну мне в рот. Поражённый, я вдохнул. Облако фиолетового дыма заполнило голову, отупляя мозги.

— Чертовски хорошо, что ты пришёл ко мне именно сейчас. Ещё неделя, может быть, две, и ты почувствуешь себя таким несчастным, что бросишься с грёбаного моста, чувак.

Дым доставлял. Цвета в комнате померкли, приобрели серый оттенок, подходивший к его глазам.

— Слушай, насчёт оплаты…

Он шикнул на меня.

— Мы поговорим об оплате позже, чувак. Прямо сейчас нужно действовать.

Его рука протянулась и схватила меня за плечо. Он повёл меня в соседнюю комнату. Телевизор стоял на барном холодильнике; стереосистема подмигивала мне тысячью огоньков.

— Падай, чувак.

Я сел на ящик из-под молока. Он открыл холодильник и достал серебряную банку. Пиво «Coors Lite». Пока я тупил, он яростно встряхнул банку, подошёл к стене и потянул за язычок. На стену брызнула пена. Медленно он описал круг по комнате, затем вылил остатки из банки мне на волосы.

— Эй!

— Тихо, чувак. Нужно же как-то удержать души тех, кто умер и похоронен, верно?

Затем размашистым шагом описал три круга по комнате, закатывая глаза в такт песнопению:

— Биг Мак, филе-о-фиш, средняя порция фри, кола со льдом, молочный коктейль, яблочный пирог, мороженое.

Мой мозг расслаблялся; мысли стали мягкими, как топинг из маршмеллоу и взбитых сливок. Я рассеянно встал и включил телевизор. Показывали полицейский сериал. Парень в форме направил огнемёт на фургон. Тот взорвался, разбрасывая во все стороны кубинских наркоторговцев.

Внезапно меня пробило на измену! Грудь свело судорогой, глаза выпучились, кишки завязались узлом.

— Срань господня!

Я рухнул на пол. Дым от сигареты клубами поднимался вверх. Пот струился по лицу, шее. Затем боль прошла.

— Духи умерших и похороненных пытаются бороться с моей магией. Они вцепились стальными шипами, спутались нейлоновой верёвкой. Моя магия, она их отталкивает, но те держатся.

Он вытер мой лоб влажной тканью.

Я с трудом фокусировал взгляд. Глаза горели от дыма и болели от болезненного напряжения. Его лицо приблизилось к моему, он заговорил, слова слетали с кривящихся губ.

— Почему бы тебе, парень, не расслабиться, и просто посмотреть телик?

Я почувствовал, как мои ноги выпрямились и согнулись, и я снова сел. Полицейский сериал закончился, и началось видео из Топ-40. Я наблюдал, как тощие волосатые мужчины в обтягивающих штанах облизывали объектив камеры на протяжении шести или семи клипов. Затем я медленно переключил канал. Евангелист пытался спасти мою душу. Я обнаружил, что набираю номер 800 и делаю пожертвование, как ни в чём не бывало выкрикивая номер своей кредитной карты. Где-то глубоко внутренний голос пытался меня остановить. Но я с лёгкостью забил на него. Хозяин дома сел рядом со мной, протянул банку пива и картонную коробку с жирной жареной курицей. Я ел, не отрывая глаз от экрана. Дважды мои руки дёрнулись, и по мне прокатилась небольшая волна боли. Кейн успокаивал меня, вытирая мои руки влажными салфетками. Я заметил, что он отжимал тряпки в прозрачную банку, и жидкость была цвета летнего неба.

Я прожил там два дня. Помню смутно. Бесконечные телешоу, немного порнушки, куски пиццы, разогретые в микроволновке. Много пива. Когда я уезжал, то чувствовал себя... не несчастным. Раньше я проводил свои дни, тоскуя по неизвестному мне прошлому, теперь же чувствовал, что мир вокруг меня знакомый и вполне обыденный. Я попытался заплатить, но он отказался, слегка улыбнувшись.

— Просто расскажи обо мне своим друзьям, — сказал Кейн.

Я вышел к месту, где припарковал свою машину. Я мог бы поклясться, что, когда я приехал, там не было знака зоны эвакуации. Я вернулся, чтобы одолжить его телефон. Я прошёл мимо окна гостиной.

Свет мерцал по краям окрашенного стекла. Зелёный, как свежескошенная трава. Я заглянул через неокрашенный угол окна. Кейн танцевал в центре комнаты, грациозный, словно газель или кошка. Он умащивал себя небесной жидкостью, отжатой из салфеток, коими обтирал меня. Я чувствовал запах осенних листьев, лиан джунглей и красных цветов. Его кожа была покрыта пятнами солнечного света саванны. И я понял, что заплатил ему.

Иной, более ценной монетой.

Гнилостное зловоние бьёт подобно трамваю: обрушивает тебя на колени, и ты моргаешь, глаза слезятся, горят, когда ты пытаешься примирить осознание того факта, что этот объект — комок плоти, с его незамутнённой, абсолютной огромностью.

«Я биолог. Но это уже геология. Что я здесь делаю?»

Под его тяжестью погребены рухнувшие здания. Он угнетает, цунами плоти, красные каньоны и расщелины уходят глубоко внутрь, сочащиеся язвы, потоки извивающихся червей. Псевдоподии. Пытаешься классифицировать, разум отказывается. Эластичная... кожа? Это рот? Скорее, кратер.

Натянув капюшон своего защитного костюма на лицо, ты переключаешься на кислород из баллона. А затем встаёшь и двигаешь вперёд (твои инструменты не скальпель и пинцет, а кирка и лопата), дабы проанализировать предмет, упавший с неба.

Позже, избавившись от заляпанного красным облачения, наклоняешься вперёд на пассажирском сиденье кружащего вертолёта, онемевший палец на кнопке спуска затвора фотоаппарата, слушаешь жужжание автоматического увеличения, автофокусировки.

— Вниз!

Пилот подчиняется, хотя ты уверен, что зловоние гниющей штуки сгущает воздух настолько, что хлипкий вертолёт завязнет, подобно стрекозе в смоле. Ниже не выходит: размеры покрытой серыми волдырями оболочки слишком велики. С таким же успехом ты мог бы попробовать таксономию на арбузе, поднесённом к глазу. Ты вспоминаешь притчу о слепцах и слоне и смеёшься про себя, ибо знаешь, что стоит отпустить звук, и он истерикой вырвется наружу. Истерикой.

Экологическая катастрофа, думаешь ты. Эта штука загрязнит озеро Мичиган, как гниющий буйвол колодец. Ты задаёшься вопросом о чужеродных бактериях, распространении вирусов, воздействии на вымирающие виды. И затем понимаешь, что разлагающаяся гуттаперчевая равнина внизу когда-то была Детройтским столичным аэропортом округа Уэйн, и с осознанием приходит понимание: любое представимое воздействие просто чертовски мало.

— Подними нас немного вверх.

Пилот тянет вверх, и масштаб начинает обретать смысл. Пять красных борозд, похожих на каньоны, устрашают своей параллельностью, потом ещё пять, а затем огромная рваная рана, почти оторванный участок, выглядящий изрядно прожёванным, и — потому что ты биолог, был биологом до того, как стал советником президента по науке, потому что ты биолог — ты думаешь о сорокопутах и терновнике, леопардах и газелях, развешанных высоко на ветвях подходящих деревьев.

— Срань господня, — шепчешь ты, и вертолёт содрогается от реакции пилота на твою вспышку гнева.

Ты поднимаешь глаза к лазурному небу. Потому что, должно быть, этот обед оказался слишком обильным даже для имеющего в своём составе когти, пропахивающие каньоны, зубы, выгрызающие кратеры.

А хищники не прячут добычу, если не планируют вернуться...

В то утро Хуанито расположился на веранде и вкушал утренний кофе с молоком и восхитительными хрустящими чуррос, доступными лишь умению старой Марии. Машину на шоссе он увидел ещё издали. Старый дребезжащий «ситроен 2CV» Диего Мелиа, деревенского почтальона. Диего свернул с шоссе на дорогу, проложенную между полями миндальных деревьев, и остановился перед домом. Он вышел, слегка отдуваясь ввиду избыточности своего веса. В руках он нёс какой-то свёрток.

Двое мужчин воспитанно поприветствовали друг друга.

— У меня есть кое-что для вас, сэр, — сообщил Диего.

— Вы могли бы оставить это в моём почтовом ящике, — сказал Хуанито, — не стоило так утруждаться.

Диего покачал головой.

— Джентльмен из Мехико заплатил мне, чтобы я вручил это лично в руки. В любом случае, в почтовый ящик это бы не поместилось.

В руках у него был большой плоский свёрток, завёрнутый в мешковину и перетянутый серебристой клейкой лентой. Почтальон протянул свёрток Хуанито.

Хуанито покрутил посылку. Ни адреса, ни координат отправителя.

— Что это?

Диего пожал плечами.

— Джентльмен не сказал.

— А что за джентльмен?

— Судя по акценту, он из Мехико. Пришёл в почтовое отделение как раз, когда я открывался. Сказал, что проезжал через наш штат, и решил по дороге вернуть кое-что, принадлежавшее вашей семье. Он хорошо заплатил, чтобы я вручил лично в руки.

Диего вежливо отказался от предложенного Хуанито кофе или чего-нибудь покрепче.

— Мне пора возвращаться на почту. Да пребудет с тобой Бог, Хуанито.

Хуанито наблюдал, как маленький "2CV" не покинул его владения и не свернул направо, на шоссе, ведущее обратно в деревню. Затем сел на один из стульев с прямой спинкой и разрезал клейкую ленту складным ножом.

Внутри он обнаружил записку. В ней говорилось:

Дорогой сэр!

Это ацтекское зеркало оказалось в моём распоряжении. Я считаю, что оно ценное, но сие значения не имеет. Вопрос только, кто является его владельцем? Мои исследования показали, что зеркало по праву принадлежит Вам как прямому потомку Хуанито Гусмана, спутника Кортеса, принимавшего участие в Завоевании Мексики. Делайте с ним, что хотите, сохраните или уничтожьте, как считаете нужным. Но помните, что это зеркало посвящено Тескатлипоке, коего больше нет, а, возможно, никогда и не существовало.

Хуанито развернул мешковину и достал старинное ацтекское зеркало из полированного обсидиана. Поверхность зеркала была дымчатой, и он с трудом смог разглядеть своё отражение. Ему пришло в голову, что, возможно, разумнее всего не иметь с зеркалом ничего общего. О днях Завоевания лучше забыть; вряд ли этакий сувенир принесёт что-либо хорошее.

Он ещё раз посмотрелся в зеркало. Казалось, зеркало желало, чтобы он в него заглянул. Было в нём нечто магнетическое.

Затем зеркало начало проясняться. Хуанито увидел пирамиду. Она была усечённой, а не заострённой. Ступенчатая пирамида. На плоской вершине находился низкий каменный алтарь. На алтаре кто-то лежал навзничь, лицом к небу. Четверо мужчин крепко держали его за руки и за ноги. Смуглые мужчины с коричневой кожей, одетые в белые хлопчатобумажные мантии. Рядом стоял мужчина, похожий на жреца. Он тоже был одет в белую хлопчатобумажную мантию, но покрытую перьями, заскорузлыми от крови. Второй жрец в подобном одеянии, держал в руках зеркало из дымчатого обсидиана, точно такое же, как сувенир Хуанито. Казалось, что жрецам было важным, чтобы зеркало видело, что происходит и что произойдёт. Хуанито вспомнил, как читал, что Тескатлипока, верховное божество ацтеков, наблюдал за событиями на Земле через обсидиановое зеркало.

Жрец поднял нож — длинный, острый, обсидиановый. Жрец подобрался, готовясь вонзить нож в грудь распростёртого на алтаре человека. Но прежде чем он успел завершить задуманное, раздался выстрел. Жрец закричал — скорее от ярости, чем от боли. Рука была раздроблена. Обсидиановый нож выпал из пальцев и разбился о камень.

А на вершине пирамиды появились другие люди. Белые люди в латных доспехах и стальных шлемах, со стальными мечами в руках. Они взбирались на пирамиду, перепрыгивая с камня на камень. Было слышно, как они, кряхтя, размахивают тяжёлыми мечами, рубя державших жертву прислужников.

Человек с трудом поднялась на ноги. Один из бородатых незнакомцев наклонился и взял зеркало из безжизненной руки державшего его жреца.

— Держи, Хуанито, — крикнул он, бросая жертве. — Сувенир на память. Оно чуть было не засвидетельствовало твою смерть.

Человек подхватил зеркало. И едва удержал. Зеркало оказалось на удивление тяжёлым.

Жрец, собиравшийся принести кровавую жертву, теперь сам истекал кровью, рука была раздроблена, нанесённая мечом смертельная рана виднелась между шеей и плечом, и он крикнул:

— Тескатлипока! Настанет час, повелитель, когда он будет готов!

Один из испанцев прикончил его ударом по спине.

— Довольно языческого мумбо-юмбо, — буркнул солдат. — Всё закончилось. Давайте в лагерь. Кортес ждёт.

Они с трудом спустились по высоким ступеням пирамиды. Площадь, окружавшая пирамиду, ранее была заполнена людьми. Сейчас она опустела. Туземцы бежали, оставив дюжину тел, когда испанский отряд прорубился сквозь них.

Стоя на земле и оглядывая пустую площадь, один из солдат сказал:

— С этим покончено.

Жертва ответила:

— Нет, это не конец, ни для меня, ни для Тескатлипоки. Я предназначен в жертву, и выхода нет.

— Не будь суеверным дураком, Хуанито, — ухмыльнулся испанец.

Жертва уставилась в зеркало. Мутное, тёмное. Хуанито Гусман прошептал:

— Сейчас я не нужен Тескатлипоке. У меня есть ещё время...

— Мужайтесь, сеньор Гусман, — сказал командир отряда. — Всё закончилось. Вы вернётесь в Испанию, в своё поместье в Астурии, к своей суженой, прекрасной Ньевес. Вы счастливый человек, сеньор. Если зеркало оскорбляет тебя, разбей его!

— Нет, я не осмелюсь уничтожить его, Диего. Но я слышал, что Тескатлипоке безразлично, кого приносят ему в жертву. Возможно, кто-то другой...

Он осторожно положил зеркало у основания пирамиды.

— Красивая вещица, сеньор. Отличный сувенир. Если она вам не нужна...

— Нет! И советую всем вам не иметь с ним ничего общего!

Солдаты перешёптывались между собой. Сувенир бы вышел прекрасный. Но в лагере хватало добычи. И было что-то сверхъестественное в этом мутном зеркале.

Оставив зеркало позади, они вернулись в лагерь...

Внезапно Хуанито непроизвольно поднялся со стула. Зеркало показало слишком много! Была ли какая-то связь между ним и его предком Хуанито Гусманом? Он не знал и не хотел знать. Сон, вызванный зеркалом, был слишком странным, сверхъестественным, неотразимым...

Одним судорожным движением он швырнул проклятую штуковину в каменную стену дома — и зеркало разлетелась вдребезги, но один осколок, по форме своей напоминающий нож, отскочил назад и со сверхъестественной точностью пронзил сердце хозяина. Хуанито погрузился в мутную тьму, осознавая, что принял участие в древнем жертвоприношении, столь долго откладывавшимся, но наконец завершившимся, в последнем жертвоприношении невинного человека жестокому и безличному богу, коий, возможно, никогда не существовал, но теперь уже точно не нуждался в существовании.

— Вы желаете, чтобы трусы были снаружи? — спросила Селеста, убирая с глаз светлые локоны и поправляя рулетку.

Мужчина напрягся. Его зелёные глаза обежали магазин, оценивая ассортимент супергеройских нарядов.

Селеста положила руку ему на плечо.

— Джим — верно? — я знаю, это ошеломляет. Но ты должен мне доверять. Я сошью тебе идеальный костюм. Я исключительно хороша в своей работе. — Она подмигнула.

Он посмотрел ей в глаза и рассмеялся.

— Хорошо. Я тебе доверяю. Но, прошу, никаких трусов снаружи.

Селеста улыбнулась.

— Знаю, это выглядит несколько старомодно, но ты бы удивился, узнав, сколько людей всё ещё просят об этом.

Она записала размеры его рук и перешла к ногам. Под мешковатыми джинсами и футболкой его тело было в хорошей форме. Действительно в хорошей форме. Худощавый и мускулистый. С густыми чёрными волосами и лёгкой щетиной, бесспорно привлекательный, и она даже на секунду замечталась, прежде чем заставила себя вернуться к реальности.

— Итак... Джим, давно ли у тебя суперспособности?

— Несколько месяцев.

— Укус радиоактивного паука? Волшебное кольцо? Неудачный эксперимент?

— Понятия не имею, как это произошло. Я увидел, как на женщину напали в переулке, и прежде чем я что-то понял, нападавшие были на земле, и я её спас.

— А, генетическая мутация. Родился со способностями, но нуждался в травмирующем опыте, чтобы их высвободить. Прям как мой папаша. Он мог замораживать предметы. Собственно, так он и с мамой познакомился. Спас её от падающего пианино. После свадьбы она начала шить костюмы для супергероев. Сказала, что это веселее, чем свадебные платья. Я унаследовала магазин от неё.

— Видать, ты и мамин талант унаследовала! Эти костюмы потрясающие. Ты очень крутая.

Селеста покраснела. К комплментам она не привыкла. Большинство супергероев оказались настолько самовлюблёнными, что она задавалась вопросом, уж не совершают ли они добрые поступки исключительно ради поклонения. Джим казался другим. Он даже не рассказал о своей сверхспособности — обычно это первое, чем хвастались клиенты.

— Джим, я шью каждый наряд в соответствии со сверхспособностями владельца. Какие у тебя? Суперскорость? Сила? Эластичность?

Он уставился в пол.

— Я метаю... ну… кое-что… из запястий. Вроде Человека-паука с его паутиной.

— О, как круто! А что именно?

Он помялся и что-то пробормотал.

Селеста подняла взгляд.

— Прости?

— Банановая кожура. У меня вылетает банановая кожура.

Селеста хихикнула, но тут же замолчала, увидев боль в его глазах.

— Вау. Как... уникально! Я думаю, ты первый известный мне супергерой, у которого есть сила, связанная с едой.

— Это бесполезная сверхспособность. Если бы у меня была суперсила, возможно, я смог бы остановить грузовик, сбивший моих родителей.

— Мне так жаль, Джим. Какая ужасная трагедия. Но думаю, тебе невероятно повезло, что у тебя есть сверхспособность. Хотела бы я иметь такую. Одного человека ты уже спас. Кто знает, скольких ещё ты спасёшь? Давайте проведём мозговой штурм крутых способов победить злодеев с помощью шкурки от банана.

***

Два дня спустя Джим осторожно присел перед зеркалом, затем развернулся и нанёс удар с разворота.

— Идеально. — Он ухмыльнулся, поглаживая блестящий жёлтый материал. — Однако кое-чего не хватает. Можешь добавить карман сбоку?

Селеста подняла брови, но улыбнулась.

— Конечно, приходи завтра.

***

На следующий день он попросил молнию на левой руке.

Через день — чёрную накидку. В тот раз он принёс кофе и морковный пирог.

Несколько недель спустя костюм Джима претерпел больше изменений, чем все остальные творения Селесты, вместе взятые. Его визиты в магазин стали рутинными, он всегда идеально приурочивал их к утреннему чаю, чтобы посидеть и поболтать. Селеста никогда не записывала клиентов на это время.

Однажды он вошёл в магазин и увидел, что Селеста рыдает, обхватив голову руками.

Он бросился к ней и обнял за плечи.

— Что случилось?

— Моя швейная машинка сломалась, а мне надо закончит три костюма к утру!

— Позволь мне помочь. Я знаком с тонкой работой.

Она подняла глаза, сияющие благодарностью.

Он взял её голову в свои руки и наклонился для поцелуя.

Селеста вздрогнула в порыве страсти, но резко отстранилась.

— Я не могу. Мне жаль.

Джим моргнул, сбитый с толку.

— Селеста?

Она отвернулась.

— Всё моё детство я наблюдала, как мама ворочалась с боку на бок каждую ночь, ожидая звонка, чтобы узнать, что папа не вернётся. И однажды ночью телефон зазвонил. Вскоре после этого она умерла от разбитого сердца. Так что теперь у меня есть правило. Никаких свиданий с супергероями.

— Но...

— Прости, Джим. Ты мне нравишься... но правило есть правило. Я думаю, тебе лучше сюда не возвращаться. Удачи с твоим костюмом. Береги себя и прощай.

Она выпроводила его и заперла дверь.

***

Джим несколько часов просидел в одиночестве на скамейке в парке, прежде чем принял решение. Он так легко не сдастся.

Выстрелы он услышал всего в нескольких футах от магазина Селесты. С колотящимся сердцем он ворвался в дверь, швыряя банановыми корками в двух грабителей, размахивающих пистолетами перед дрожащей Селестой.

ШМЯК!

Десять скорострельных банановых шкурок влетели в лицо первого грабителя.

БАМС!

Ещё одна банановая кожура попала во второго нападавшего, тот отшатнулся назад, поскользнулся на свежей банановой кожуре и ударился головой о швейную машинку.

Джим с облегчением шагнул к Селесте.

БАХ!

Он обернулся и увидел третьего бандита и пулю, каким-то образом застывшую в воздухе в нескольких дюймах от сердца Джима.

Затем он заметил, что лицо Селесты исказилось от напряжения.

Джим развернул пулю, и Селеста сняла заморозку, отправив пулю в обратном направлении. Грабитель в агонии рухнул на землю.

Селеста подбежала к Джиму и обняла его.

— Вся жизнь промелькнула у меня перед глазами, и всё, о чём я могла думать, это ты. К чёрту правила. Больше я не боюсь.

Джим страстно поцеловал её.

— В любом случае твоё правило не работает, раз у тебя тоже проявилась сверхспособность.

— Отправляемся спасать мир! Вместе. Но сначала, как насчёт бананового коктейля?

Эта маленькая зарисовка о супергероях родилась в результате полуночного конкурса писателей в Нью-Йорке, где у меня было 48 часов на создание романтической истории, с ателье в качестве места действия и с обязательным использованием шкурок от бананов. Сначала я испугалась сего странного сочетания, и долго пыталась придумать самые дурацкие способы привнесения романтики в банановую кожуру. Но как только я представила супергероя со шкуркой от банана, история, по сути, мгновенно выплеснулась наружу.

Сомнений не оставалось. Зелёная одежда? Есть. Цилиндр? Имеется. Рыжая борода? Наличествует. Курит трубку? Точно.

Это был лепрекон.

Арнольд не верил, что удача могла ему изменить. В последнее время дела у него шли из рук вон плохо. Ходили слухи об увольнениях в «Бургер кинг», и он был в курсе, что мистер Лоусон недолюбливал его с самого начала. Салли порвала с ним, намекнув, что устала от долгих прогулок по пляжу и походов в «Бургер кинг» за акционной едой.

— Положим, я не считаю, что только деньги имеют смысл, — пояснила она, — но мне бы хотелось время от времени получать что-нибудь приятное.

А теперь лепрекон. Он сидел, прислонившись к дереву, смотрел на закат и курил трубку. Около трёх футов ростом, со всеми необходимыми атрибутами.

Включая горшочек с золотом. Он был маленький, размером со стандартную жестяную банку, но будь он даже наполовину полон, Арнольд был бы доволен. Золото есть золото.

Арнольд перемещался медленно и осторожно, пока не оказался всего в нескольких ярдах от своей жертвы. Затем бросился вперёд.

Всё оказалось проще, чем он себе представлял. В одно мгновение маленький человечек оказался у него в руках.

— Чё за хрень? — сказал маленький человечек. С типичным техасским акцентом.

Арнольд немедленно отпустил его.

— Извините, — сказал он. — Мне показалось... — Он запнулся, не хотелось бы выглядеть психом.

— Вы решили, что я лепрекон, — вздохнул мужчина.

— Ну...

— Как же это меня это достало, — сказал он. — Сидишь, никого не трогаешь, а какой-то йеху, насмотревшийся «Лепрекона», решает на тебя напасть.

— Что ещё за «Лепрекон»?

— Худшее, что выходило со времён «Дарби О'Гилл». Или его вы тоже не видели?

Арнольд покачал головой.

Мужчина презрительно фыркнул.

— А теперь, если вы меня извините...

Арнольд прокрутил разговор в голове, что-то тут не сходилось.

— Что в горшке? — вопросил он.

— Каком горшке?

Арнольд заметил, что южный акцент пропал. Поразмыслив, он решил, что всё шито белыми нитками.

И снова схватил мужчину за руку.

— Ну ты, мелкий говнюк. Какого хрена, по-твоему, ты вытворяешь?

— Я хочу твой горшок с золотом.

— Я ж говорил тебе...

— Я слышал, что ты сказал. Но лепреконы хитрые. А мне нужно золото.

Маленький человечек попробовал вырваться, но Арнольд держал крепко. Лепрекон вздохнул.

— Хорошо, — сказал он. — Ты можешь взять всё, что в горшке.

— Всё?

— Всё.

— Это золото?

— Хорошо, — сказал маленький человечек. — Это золото.

Не отпуская лепрекона, Арнольд снял крышку.

Горшок был пуст.

— И где золото?

— Я ещё не наполнил горшок, — объяснил лепрекон с ирландским акцентом.

— Чёрт, — выругался Арнольд. — Мне нужно золото. Прямо сейчас.

Он заломил руку лепрекона.

— Наполни его для меня.

Человечек взвизгнул.

— Хорошо. Я наполню его. Но…

— Живо! — Никогда ещё Арнольд не чувствовал себя настолько крутым.

— Эй! Всё будет! Просто отпусти меня.

— А ты убежишь? Не выйдет.

— Да ты меня так зажал, что шевельнуться не могу.

Это был тупик. Арнольд не мог отпустить человечка, чтобы тот не сбежал. Но лепрекону нужно было освободиться, дабы наполнить горшок.

Арнольд протянул руку и схватил трубку лепрекона.

— Эй, — сказал человечек. — Она у меня сто лет, и я только что её почистил.

— Получишь обратно, когда я получу золото, — объяснил Арнольд и отпустил человечка. — Теперь наполни горшок.

Лепрекон вздохнул.

— Ты жёстко торгуешь, человек. — Он взял горшок. — А теперь отвернись на минутку. Мне нужно уединение.

Арнольд подчинился.

Позади себя он услышал бурчание лепрекона, затем безошибочно узнаваемый звук пердежа.

Ужасающая мысль пришла Арнольду в голову.

— Вот, — объявил лепрекон. — А теперь отдавай мою трубку.

Арнольд заглянул в горшок. Он был наполнен золотом, сиявшим, подобно закату. Но форма была тревожно знакомой...

Прежде чем он успел опомниться, лепрекон выхватил свою трубку.

— Бывай, парень. Наша сделка закрыта.

Он зашагал прочь.

— Не хочешь вернуть горшок? — спросил Арнольд.

Лепрекон пожал плечами и выпустил клуб дыма.

— Ну а сам-то как думаешь?

«Лепрекон» (1993), «Дарби О'Гилл и маленький народ» (1959) — достаточно известные фильмы о лепреконах.