Столь странную следственную ситуацию детектив воспринимает как должное. Он не настаивает на четких ответах, не выясняет имена и адреса, не требует незамедлительной выдачи важных для поиска материалов, якобы имеющихся у свидетелей. Он слушает, наблюдает, размышляет, пытается впитать в себя психологическое состояние и подлинную мотивацию вовлеченных в круг поиска людей и всё больше углубляется в философские аспекты их жизни. Ему везде видятся знаки — в лимонной шторе на окне, в значке на лацкане пиджака, в фотографиях неизвестной женщины. Он выполняет обычную детективную работу: встречается с людьми, знавшими пропавшего, посещает места, где тот мог бывать, изучает его вещи. Однако, не это главное. Чтобы найти человека, мало повторить его путь в пространстве. Надо сделать что-то еще. Более важное, более сложное, относящееся к территории психики, а не собственно действия. Это понятно всем героям романа, и отчасти поэтому для них самих их странное поведение естественно.

Японская культура основана на созерцании и интуитивном осознании сути видимого. С такой позиции жизнь человеческая представляется не столько цепью связанных между собой действий и событий, сколько постижением своего пути, который может пролегать во внешнем мире или во внутреннем, в одиночку или через соприкосновение с другими такими же погруженными в созерцание людьми. Человек идет своим путем, и часто не знает, куда и зачем он идет. Или знает, но не готов открыть это знание не только другому человеку, но даже самому себе.

На пути этом исчезнуть для кого-то другого не означает попасть в беду. Исчезновение может быть шагом к обретению личной свободы. Поиск пропавшего человека может восприниматься, в том числе, и как посягательство на его свободу, как попытка повлиять на путь, который пропавший избрал для себя сам. Если он его избирал, конечно. Ищущие не обязательно хотят найти, они могут хотеть только искать или создавать иллюзию поиска.

Но жизнь безжалостно реальна. И расставание больно ранит, несмотря ни на какую философию. И смерть столь же реальна. Она настигает неожиданно и влияет на планы оставшихся в живых Ушел из жизни один человек, и другим надо менять свой путь, никто не движется в полной автономии. Нарушил закон один человек, другой нечаянно заметил это, всполошил, испугал, последовала реакция на нежелательное вторжение — и путь снова изменяется — до полной утраты осознания себя, имен, мест, дат, связей, всего, что осталось на уже созданной карте жизни.

Может быть, это и есть свобода. То состояние, когда обрывается последняя ниточка и на отчаянный телефонный призыв приходит незнакомый человек, совсем не тот, которого ждешь.

Такой вот странный роман, в котором речь идет о поисках пропавшего человека конкретно-пространственных, вполне приземленных, с целью узнать, где он и почему ушел. Но каждый персонаж ищет что-то иное, гораздо большее, и по мере продолжения поисков всё больше теряется сам. Возможно, потому, что боится найти...

Роман не является детективом в традиционном понимании: в нем показан процесс совершения преступления, а не его расследования. Расследование тоже ведется, но между делом. Ведет его полицейский искусственный интеллект Порфирий Петрович, выступающий в качестве сыщика-любителя в свободное от основных задач время. Фигура сыщика, прямо скажем, нетривиальная. Тем более, что расписал его Автор красочно, с множеством деталей, характеризующих особенности поведения, речи, психологии. Порфирий Петрович — самый интересный и самый симпатичный персонаж романа, хотя "человеческий" элемент в его поведении является всего лишь проявлением программного кода, о чем не раз говорится открытым текстом.

Преступление описывается вполне обычное, ничего особенного в его замысле или целях нет, но это преступление в мире высоких технологий, что придает процессу свою специфику. Специфичными являются два момента: способ сокрытия следов и орудие преступления. При этом первый момент показывает общность криминальных методов во все времена, независимо от технологий; второй же раскрывает принадлежность преступления конкретному миру, только в рамках которого оно и могло быть совершено.

Все мы помним замечательный эпизод из фильма "Семнадцать мгновений весны", когда Штирлиц складывает фигурки из спичек и придумывает объяснение отпечаткам своих пальцев на чемодане с рацией. Так вот в романе преступник делает совершенно то же самое. Только вместо отпечатков пальцев на ручке чемодана ему (то есть ей) надо объяснить отпечаток индивидуального электронного устройства в определенных сетевых сегментах. Технологии изменяются, а логика действий преступников и сыщиков остается вполне традиционной, как при Шерлоке Холмсе. И прокалываются преступники также вполне традиционно: Порфирий Петрович заподозрил неладное именно тогда, когда заметил попытки затереть электронный след.

При этом высокотехнологичный мир киберпанка открывает удивительные возможности. Орудие, созданное для ведения преступной деятельности, выходит не только за рамки возможного контроля, но даже и понимания. Его создали, чтобы эффективно мошенничать. А что же создали, в полной мере понять не смогли. Технологии киберпанка настолько сложны и многогранны, что сравнимы в волшебными джиннами из восточных сказок. Такие же могущественные, хитрые, умные, беспощадные и уязвимые. Только герой сказки всегда знает, что джинн — существо живое и волшебное, а вот оператор-недоучка в нечаянном порождении сверхсложных кибертехнологий видит обычный служебный гаджет. Пока не осознает внезапно, что перед ней самый настоящий джинн, и при этом спасительной бутылки рядом не наблюдается.

Называя электронного сыщика именем сыщика литературного, Автор подталкивает к сопоставлению, причем открытым текстом. В этом романе всё подается открытым текстом, Автор не затрудняет ни себя, ни читателя. И сопоставление получается довольно любопытным.

Герой классического романа совершил два убийства, чтобы получить возможность в дальнейшем творить нечто созидательно-гуманистическое, хоть и непонятно, что именно. Но не смог справиться с психологическим откатом после злодейства. Героиня киберпанковского романа предстает его полным антиподом. Она совершает акт созидания для того, чтобы его результат дал возможность обманывать и красть. И тоже не справляется с откатом, не успевая за развитием своего творения. Но в первом случае у преступника есть шанс на возрождение через осознание своей ошибки. В мире киберпанка такого шанса у человека нет, потому что противостоит ему не другой человек, а нечто, изначально основанное на искаженных принципах и целевых установках. Нет камертона для нравственной сверки. Слишком разный программный код.

Но код этот в итоге работает на одну и ту же цель у человека и искусственного интеллекта, у преступника и сыщика, у злодея и жертвы, в веке девятнадцатом и далеком киберпанковском будущем: "Жизнь ой, но да". И за это "да" искусственный интеллект будет бороться до конца, используя все возможности преступления и сыска, с которыми его познакомил человек.

Киберпансковский детектив имеет тенденцию выхода в бесконечность, запутываясь в словах, образах и умножении смыслов. В итоге в нем каждый персонаж оказывается преступником, жертвой и палачом одновременно, причем неожиданно для самого себя.

Приключение начинается сразу, без вступлений и подводок, и сразу захватывает внимание. В начале романа Автор использует прием кинематографа, когда сначала дается яркий, динамичный, волнующий эпизод, а потом следует пояснение — кто, откуда, почему и зачем. Прием этот применен несколько раз. В Предисловии глобально: от самого яркого эпизода (прорыв корабля из порта) следует откат в прошлое — к истории героини. Затем несколько раз — с небольшим опережением, когда новая глава открывается неожиданной картинкой, за ней следует краткая связка начального эпизода с ранее описанными событиями и далее действие развивается уже по хронологии.

Такая подача материала позволяет не терять динамику, дать всю необходимую информацию, но не углубляться в детали, которые могли бы ослабить внимание и эмоциональность текста. Прием этот похож на волну, которая набегает, откатывается, и снова устремляется вперед. И сам роман получился по-настоящему "морской", присутствие огромных морских пространств не покидает на протяжении всего чтения.

Как подобает классическому приключенческому роману, внешность, характеры, диалоги героев слегка нарочиты. Белоснежная сорочка Морин и благоухание свежестью на пиратском корабле во время многомесячного плавания, патетические диалоги, в которых аристократ непременно будет демонстрировать гордость и презрение к тому, что считает неприемлемым для себя, положительные и отрицательные герои в чистом виде, не гротескные, конечно, но всё-таки четко в рамках "плохих" и "хороших", торжество справедливости в большом и малом — все эти канонические элементы классического приключения последовательно представлены в романе и, учитывая изначально заявленный контекст, уместны и вызывают эмоциональный отклик. Именно так вели себя мушкетеры, рыцари Вальтера Скотта, благородные разбойники. Автор сумела воспроизвести нужный тон и не сфальшивить.

Ретроспективно окидывая взглядом сюжет, хочется выделить два момента. Во-первых, боевые сцены — прорыв фрегата "Мэри Клэр" из Порта-Ройал под обстрелом кораблей лорда Кондрингтона и сражение "Эвмены" с сорокафутовым флагманом. Эти два эпизода, что называется — на "ах". Читаешь, и замирает сердце. Второй момент — побег из тюрьмы. Это невозможно читать без улыбки: Джек Лондон, да. Но заимствование оказывается очень уместным, усиливая литературный контекст. Не в пустоте существует роман "Расплата за грехи". Он является частью огромной Страны Приключений, начало которой положено две сотни лет назад.

Многие прекрасные авторы добавили свои паззлы к карте этой Страны, чтобы не иссякал поток "нужных книг", со страниц которых к нам шагают сильные, смелые, благородные герои, готовые вступить в бой за справедливость. Такие книги взывают к лучшему в сердцах человеческих и несут это лучшее в мир. "Расплата за грехи" — еще один такой паззл.

Сюжет политического детектива обычно сконцентрирован на практике работы спецслужб. Филип Дик не следует данной традиции, он выстраивает чисто приключенческий сюжет, главный герой и фокальный персонаж которого хотя и является сотрудником ЦРУ (да, да, оно и в мире будущего осталось), но действует как частное лицо, не связанное каким-либо служебным заданием. В центре внимания героя семейные, материальные, личные, карьерные проблемы, но никак не судьбы планет и бывших соотечественников. В межпланетный конфликт он вовлечен по стечению жизненных обстоятельств, случайно. И лишь по немногим косвенным признакам можно предполагать присутствие за кадром облеченных властью кукловодов. Таких кукловодов я насчитала аж четырех. Каждый из них пытался подтолкнуть героя к определенным поступкам, которые в итоге могли бы повлиять на расстановку сил и интересов.

Методы работы спецслужб и сама тактическая операция в романе не раскрываются. Но две методологические проблемы, с которыми сталкиваются земные спецслужбы в мире состоявшегося межпланетного контакта, Филип Дик проиллюстрировал весьма наглядно.

Первая проблема связана с внедрением агента-человека в окружение, где есть негуманоиды с отличными от человеческих органами восприятия окружающего мира. Как установить пределы восприятия негуманоидного существа, которое не имеет органов зрения? Как скрыть намерение от того, кто может считать мысль? Как воспротивиться внушению? В романе нет ответа на эти вопросы. Если ЦРУ пыталось внедрить главного героя в медиаструктуру, с которой контактировал эмиссар финансовых кругов Альфы II (а на мой взгляд, именно это происходило, когда герой якобы по собственной инициативе пытался подработать), то попытка эта оказалась неудачной и другой быть не могла. Внедренный "в тёмную" человек агентом не является и действует соответственно. А любые формы информированности или нейропрограммирования негуманоиды вполне способны распознать.

Вторая проблема связана с адекватностью оценок психологии политического противника. Звездные торговцы Пола Андерсона всегда умели точно оценить менталитет внеземных контактеров и найти нужные аргументы и методы воздействия. У Филипа Дика не так. Его земляне смутно представляют себе психологические особенности альфанцев и не принимают во внимание даже вещи достаточно очевидные. Обычный землянин привычно отделяет психически здорового человека от душевнобольного. А для негуманоидного существа эта разница не очевидна. Если отношения сотрудничества можно установить как с Землей, представляемой условно здоровыми людьми, так и с Луной Альфы II, все жители которой по меркам землян психически больны, то обе эти группы принимаются как годные партнеры по контакту. Только аргументы убеждения и методы воздействия для каждой из этих групп разные.

У Филипа Дика альфанцы поняли некоторые нюансы психологии человека гораздо лучше, чем сами люди. Люди же не слишком преуспели в постижении инопланетной психологии. И это сделало возможным проведение специальной операции, образующей сюжет романа. Суть этой операции раскрывается лишь в финале, который заставляет полностью переоценить все события сюжета.

Филип Дик создал уникальный политический детектив. На протяжении всей книги мы наблюдаем приключение, за сценой которого усматриваются уши спецслужб и межпланетной наркомафии. Финальный же аккорд представляет собой хлопок одной ладонью, которая изначально была единственной.