Грэм Джойс писатель негромкий. То есть издали его в России практически всего, литературные журналисты отзываются о нем с уважением (и пишут с удовольствием), но шумных восторгов не наблюдается. Оно, может, и неплохо, навязчивый пиар раздражает, но присмотреться к этому британскому мэтру повнимательнее все-таки стоило бы...
Шизофрения, как и было сказано, или Юрий Деточкин и бесы
Грэм Джойс. Как подружиться с демонами: Роман. / Graham Joyce. Ascent of Demons, 2008. Пер. с англ. А.Руденко. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2013. — 384 с. — (Книга-открытие). Тир. 3500. — ISBN 978-5-389-04785-3.
Грэма Джойса, пятикратного лауреата Британской премии фэнтези, хлебом не корми, дай только рассказать историю о человеке, живущем на грани двух миров. Нет, кроме шуток: какой его роман ни возьми, — бодрую ли «Зубную фею», психоделическое ли «Курение мака», унылый ли «Дом утраченных грез», — везде эта двойственность бросается в глаза. Не отклоняется от генеральной линии и главный герой новой книги Уильям Хини, благополучный британский джентльмен пятидесяти лет от роду, отец троих детей, руководитель некрупной, но авторитетной благотворительной организации. Так уж сложилось, что после пережитого в юности потрясения (об этом автор расскажет в свой срок, неторопливо и со всеми причитающимися подробностями) Хинни начал видеть демонов — легионы бесов, преследующих всех и каждого на лондонских улицах, в пабах, в ночлежках, в палатах парламента... Разумеется, бесы не сидят сложа руки: то и дело в кого-нибудь вселяются и что-нибудь откаблучивают. Вплоть до взрыва неподалеку от королевского дворца, устроенного отставным старшим сержантом, сбрендившим во время Войны в заливе. Он, кстати, тоже видит демонов — только описывает их в своих «мемуарах» скорее как джиннов из «Сказок тысячи и одной ночи». Впрочем, приставучие бесы не слишком мешают мистеру Хини, а диагноз «шизофрения», наскоро поставленный психологом, не отравляет ему жизнь. Бесы и бесы, эка невидаль — у каждого свои недостатки, как сказал один толерантный персонаж знаменитого фильма.
Роман «Как подружиться с демонами» вырос из рассказа «Простой солдат королевы», отмеченного мемориальной премией имени О.Генри. Из той самой истории сумасшедшего сержанта, приковавшего себя к ограде Букингемского дворца, обвязавшегося динамитом и потребовавшего, чтобы к нему немедленно спустилась Ее Величество Елизавета II. Похоже, получив эту премию, Грэм Джойс почувствовал себя обязанным американскому классику. Уильям Хини умен, ироничен, наделен несколько циничным чувством юмора, склонен к авантюрам и не дружит с законом. Например, он участвует в подделке старинных книг, без зазрения совести сбывая фальшивки спесивым снобам, и пишет стихи, с которыми выступает его друг, изображающий «талантливого молодого поэта, надежду современной английской литературы». В то же время Уильям романтичен и даже сентиментален — в общем, типичный герой О.Генри. Все свои «нетрудовые доходы» от разнообразных махинаций Хини тут же вбухивает в благотворительность, словно какой-нибудь Юрий Деточкин: именно его заботами процветает самый человечный лондонский приют для бездомных, который британским бюрократам словно кость в горле.
Казалось бы, ничто не в состоянии выбить неунывающего героя из седла: ни ссора с сыном, ни размолвка с бывшей женой, ни угрожающая долговая яма... Но то, что оказалось не по плечу легионам бесов, делает запоздалая любовь, обрушившаяся на Уильяма как снег на голову.
«Как подружиться с демонами», пожалуй, один из самых удачных романов Грэма Джойса: мускулистый, подтянутый, ироничный и абсолютно неполиткорректный. Его почти не портит сентиментальность, прорезавшаяся ближе к финалу, и даже слащавый хеппи-энд под звон рождественских колоколов. Не знаю, даст ли этот роман читателям подсказку, как подружиться с демонами, но лучше понять, каковы на самом деле обитатели «туманного Альбиона» определенно поможет.
Люблю, когда переиздают отличные книги, золотую классику НФ. Появляется повод перечитать, переосмыслить... ну и еще раз отрецензировать. Тем более что сайт Книжной ярмарки ДК им. Крупской относится к этому благосклонно. Ну а издателям одно пожелание: дорогая "Азбука", больше Уильяма Гибсона, хорошего и разного!
Побег из тюрьмы плоти
Уильям Гибсон. Нейромант: Роман, рассказы. / William Gibson. Neuromancer, 1984. Burning Chrome, 1986. Пер. с англ. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2015. — 480 с. — (Звёзды мировой фантастики). Тир. 3000. — ISBN 978-5-389-08793-4.
Адепты высоких технологий слишком поздно заинтересовались механизмом человеческого восприятия и недооценили роль телесности: нам комфортнее слепо тыкать пальцем в экран айфона, чем размахивать руками в пустоте или отдавать команды голосом, как в старой доброй НФ восьмидесятых. Внезапно выяснилось — сюрпрайз! — что самосознание неразрывно связано с его материальным вместилищем, а в человеческий мозг встроен хитрый предохранитель, биологическая защита от иллюзии, от того, с чем мы не можем взаимодействовать непосредственно, физически.
Отказ от телесности — одна из центральных тем цикла «Муравейник», куда входит и роман «Нейромант», и часть рассказов из сборника «Сожжение Хром», собранных под этой обложкой. Только взломав защиту, естественный брандмауэр, установленный эволюцией, можно войти в этот удивительный и жуткий мир. Подключиться к киберспейсу, матрице, «консенсусальной галлюцинации... графическому представлению данных, хранящихся в памяти каждого компьютера, включенного в общечеловеческую сеть». Попасть на хакерские небеса, где вольно парит дух киберковбоев, сбросивших узы плоти. «Световые лучи в псевдопространстве мозга, кластеры и созвездия данных», полная, абсолютная, ничем не ограниченная свобода... Но чтобы вдохнуть ее полной грудью, надо перестать быть человеком.
Уже в первом опубликованном рассказе, «Фрагментах голограммной розы», Гибсон писал об «отвращении к совершенной машине тела». Кошмары и мечты Кейса, главного героя «Нейроманта», пропитаны презрением к «клетке из мяса», да и само его имя многое говорит внимательному читателю: кейс, как известно, это чемоданчик, «прямоугольная емкость для хранения предметов». Именно в таком носят душу босса мафии герои «Криминального чтива» — но Гибсон, как мы видим, опередил Квентина Тарантино. «Нейромант» — бесконечные па самоубийц, изящно и опасно балансирующих на краю пропасти. Кейс, заключающий необдуманные сделки, дергающий тигра за усы, очертя голову несется на адреналиновой волне и бессознательно провоцирует улицу прикончить его. Орбитальное семейство мультимиллионеров Тессье-Эшпулов, когда-то мечтавшее отказаться от самосознания ради превращения в нечто большее, в безмысленный рой, действующий как единое существо (эту идею Гибсон позаимствовал из одноименной повести Брюса Стерлинга), выродилось, деградировало, обратилось в уродливую «структуру, прорастающую внутрь себя». Наконец, истинный работодатель Кейса, ИскИн Уинтермьют, по сути платит за то, чтобы хакер уничтожил его, взломал, стер границу между «я» и «не-я». Все они стремятся к одному: выходу за естественные пределы, эволюции через саморазрушение. И как минимум один достигает успеха на этом тернистом пути.
«Нейромант» не просто краеугольный камень киберпанка — это безусловная классика конца XX века, книга, с которой начался очередной виток усложнения англо-американской фантастики. Стробоскопическое смешение образов, позаимствованных из поп-культуры восьмидесятых, из теории информационных и биотехнологий, из книг по антропологии и социологии, философии и теологии, образов, нанизанных на пульсирующую нить сюжета. Безумная динамика, рок-н-ролльный ритм, гламур и шагрень, хромированная сталь и потертый пластик с въевшейся грязью, светящиеся граффити молодежных банд и потускневший от времени антиквариат. Уличные самураи, клонированные убийцы, орбитальные курорты, моделированные наркотики...
Гибсоновский образ будущего, «необычайно объемный и ощутимый», как писали в журнале «Локус», давно распался на фрагменты, частью растворившиеся в нашем общем прошлом, частью так и оставшиеся нереализованной грезой, чем-то вроде Большой Американской Мечты 1930-х, которой посвящен рассказ «Континуум Гернсбека». Неон давно не используют для подсветки наружной рекламы. Обанкротились и закрылись аркады игровых автоматов. Никто больше не измеряет объемы информации в «тысячах мегабайт». Со всех географических карт исчез город Ленинград, фуллеровские геодезические купола так и не закрыли небо над мегаполисами. Ну а место Матрицы, сулящей безграничную свободу, занял «интуитивно понятный» Интернет, статичная картинка на плоском экране монитора.
Время стряхнуло с прозы Уильяма Гибсона шелуху футурологии. Осталась чистая литература. Но такая литература, от которой до сих пор пробирает до костей, от пяток до хребта — как от смеха покойника, заблудившегося в Сети.
Территория свободы
Уильям Гибсон. Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв: Романы. / William Gibson. Count Zero, 1986. Mona Lisa Overdrive, 1988. Пер. с англ. Анны Комаринец. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2015. — 576 с. — (Звёзды мировой фантастики). Тир. 4000. — ISBN 978-5-389-08797-2.
Время от времени фантастика погружается в застой. Не только и не столько отечественная, сколько англоязычная (читай — мировая): теряет упругость и драйв, скатывается к самоповторам, замыкается в себе. Но это не беда: стоит паровозу сбавить ход, как появляется новое поколение молодых и дерзких, готовое бросить вызов авторитетам, заново раздуть костры амбиций — и фантастика возрождается, словно феникс из пепла. Можно даже, наверное, с высокой точностью рассчитать периодичность, с какой происходит это впрыскивание «свежей крови» по методу профессора Богданова.
Для фантастики 1980-х киберпанк стал такой даосской пилюлей вечной молодости, сверхплотным концентратом новых образов и метафор, революционных идей и концепций, сюжетных ходов на грани фола и рискованных нарративных приемов. Конечно, если разложить тексты «киберпанка номер один» Уильяма Гибсона на составляющие, легко заметить, что по большей части они собраны из знакомых ингредиентов. Что-то позаимствовано у авторов «новой волны», от Дилэни и Балларда до Браннера и Дика, что-то — из арсенала поп-музыки 1980-х, что-то — у философов, политологов и футурологов второй половины двадцатого столетия, очень многое — из американского кино- и литературного нуара. Сам Гибсон этого никогда не скрывал. Но почему-то до пришествия киберпанков фантастам не хватало гибкости, таланта и, не побоюсь этого слова, наглости, чтобы собрать все детали воедино. Тут нужен особый тип мышления: неспроста любимые локации Гибсона — свалки, кладовки, блошиные рынки, полузаброшенные орбитальные станции, кладбища ненужных вещей, старого барахла, из которого неизбежно рождаются новые сущности.
«Трилогия Муравейника» (она же «киберпространственная трилогия»: «Нейромант»-»Граф Ноль»-»Мона Лиза овердрайв» и примыкающие рассказы) стала острием тарана, которым киберпанки, подбадривая себя молодецким уханьем, вынесли ворота изрядно обветшавшей крепости Ее Величества SF. Эти произведения соединили в себе все ценности киберпанковского Движения, обнажили его суть. Оригинальное название первой части «трилогии Муравейника», «Neuromancer», созвучно английскому «romancer» — фантазер, выдумщик. Так же, как футуристы начала XX века безудержно романтизировали индустриальную революцию (помните программный рассказ Гибсона «Континуум Гернсбека», написанный в 1981 году?), ранние киберпанки простодушно восхищались постиндустриальным ландшафтом и его обитателями. Если попытаться в нескольких фразах изложить сюжет этих довольно непростых книг, можно сказать, что романы трилогии — о том, как глобальная компьютерная сеть (бесчисленные базы данных, навороченные вирусы, ИскИны разного уровня) обретает самосознание — и о людях, стоящих у колыбели. О компьютерных ковбоях, уличных бойцах-ронинах, малолетних проститутках и безумных отпрысках аристократических семейств, обо всем том «человеческом мусоре», без которого невозможен расцвет новой эпохи. «Нейромант» и два его продолжения — не о компьютерах, — писал Гибсон в 1992 году в послесловии к первому электронному изданию трилогии. — Иногда эти книжки делают вид, и довольно неубедительно, будто они посвящены компьютерам, однако на самом деле главная их тема — технология в некоем более широком смысле. Я лично подозреваю, что в действительности они об Индустриальной Культуре; о том, что мы делаем с машинами, что машины делают с нами, и о том, насколько бессознательным (и, как правило, беззаконным) этот процесс был, есть и будет».
Безусловно, ранний, романтический киберпанк — литература прорыва во всех отношениях. Мир, который рисует Уильям Гибсон, не слишком уютен — но киберспейс открывает героям миллионы альтернатив. Ты можешь начать свой путь с самых низов, подростком из неблагополучного района, оккупированного молодежными бандами, драгдиллерами и сутенерами («Граф Ноль»), беспаспортной бродяжкой-наркоманкой («Мона Лиза овердрайв»), но если ты молод и не полный дурак, если у тебя есть кураж, харизма — и, конечно, если тебе улыбнется старушка-Фортуна, — ты прорвешься. Компьютерная матрица, высокотехнологичная «консенсуальная галлюцинация», это обеспечит. Тебя могут окружить плотным кольцом наемники, взять на прицел самый богатый человек в мире, но никто не помешает тебе уйти через киберспейс, вырваться из клетки тела, обрести подлинную, безграничную свободу. Такая ситуация с дивной регулярностью повторяется во всех романах трилогии — а в «Графе Ноль» не один раз. Понятно, что эта метафора особенно близка раннему Гибсону, во второй половине 1980-х в одночасье превратившемуся из малоизвестного рассказчика, маргинала и бунтаря, во влиятельного представителя литературного истеблишмента и культовую, без кавычек, фигуру.
Прошли годы, романтики постарели, на смену киберпанкам 1980-х пришли другие писатели, более сдержанные, рациональные и циничные — и куда лучше знающие историю, в том числе историю революций. На троне «главного киберпанка современности» Уильяма Гибсона закономерно сменил Нил Стивенсон. Свобода выбора, которой бредили энтузиасты IT-революции, по большей части обернулась иллюзией. Сегодня Гибсон отзывается о «трилогии Муравейника» без особого энтузиазма. «Мир Кейса и Молли — это мир гормонально озабоченных юнцов, — пишет он в послесловии к роману «Периферийные устройства» (2014). — Персонажи яркие, но это яркость глянцевого картона, а самые сильные эмоции вызваны либо суровой химией, либо невыносимой эротической утратой. В эти эмоции — да, я попадал, как панк в свои три аккорда. Но написать о том, как молодая женщина переживает за свою тяжелобольную мать, я не смог бы тогда и под дулом пистолета».
Классик, конечно, перегибает палку. Его можно понять: в истории фантастики и литературы в целом Гибсон остается прежде всего автором «Нейроманта» — сколько бы романов ни написал и какие бы художественные олимпы ни покорил. Обидно сознавать, что главная высота взята много лет назад и в будущем подобное никогда не повторится. И все же именно «трилогия Муравейника» — историческая веха, революционный прорыв, как бы сам автор к ней ни относился, — на мой взгляд, непременно должна стоять на полке у каждого любителя фантастики. В обязательном порядке, по умолчанию. Ну а остальные романы Уильяма Гибсона — опционально.
На недавнем "Зиланте" обсуждали сценарии космической экспансии. По-моему, всем участникам этой дискуссии надо было сперва в обязательном порядке, через "немогу" прочитать эту книгу, а отдельные места заучить наизусть.
Ким Стенли Робинсон. 2312: Роман. / Kim Stanley Robinson. 2312, 2012. Пер. с англ. Александра Грузберга. — М.: АСТ, 2015. — 480 с. — (Сны разума). 2000 экз. — ISBN 978-5-17-079626-7.
Ким Стенли Робинсон (не путать с однофамильцем Спайдером Робинсоном) — без малого классик англо-американской фантастики, антипод Уильяма Гибсона, неформальный лидер так называемых «гуманистов». Именно его единомышленники (вместе с киберпанками) ставили на уши западную фантастику в далеких 1980-х, но без хлестких манифестов, громких скандалов и публичных оскорблений оппонентов. В России К.С.Робинсона почти не знают: до недавнего времени у нас была переведена только его «Калифорнийская трилогия» плюс несколько повестей и рассказов. Выпуск нового романа — рискованный шаг с коммерческой точки зрения. Не потому, что «2312» — слишком объемистая, слишком сложная или слишком умная книга: романы Нила Стивенсона, к примеру, продавались у нас довольно бойко. Но в отличии от Стивенсона (или Симмонса) Робинсону в принципе не знакомы такие понятия, как «драйв» и «саспенс». «2312» действительно умная и мощная книга: путеводитель по освоенной человечеством Солнечной системе, история любви Свон с Меркурия и Варама с Титана, шпионский роман и справочник по политологии, астрофизике, кибернетике, биологии и медицине начала XXIV века под одной обложкой. Но тяжеловесность, неторопливость, неповоротливость повествования никогда не дадут роману стать бестселлером.
А жаль: Ким Стенли Робинсон обращается к одному из интереснейших жанров, незаслуженно забытому современными фантастами по обе стороны океана. Герои его романа живут в постдефицитном, посткапиталистическом обществе, работающем по принципу «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Коммунистическим это общество стараются не называть — но, похоже, только потому, что само слово было полностью скомпрометировано еще в XX веке. Персонажи книги конструируют сложные биосистемы и моют грязные тарелки, вкалывают на стройке и изучают строение мозга, читают Марка Твена и Марселя Пруста, слушают Бетховена, Вагнера, Дебюсси, терраформируют планеты и создают новые произведения искусства, используя как материал собственное тело и бесхозные астероиды... Они имеют доступ к почти неограниченным ресурсам, но в большинстве случаев не чураются черной работы — ведь в космосе от этой работы часто зависит общее выживание. «Поле попашет — попишет стихи» — сказал классик. Только так, и никак иначе.
В этом мире радикально решены гендерные проблемы, не дающие покоя нашим современникам. Изменение пола — по прихоти, а чаще по медицинским показаниям, — рутинная операция, которую несколько раз в жизни проходит подавляющее большинство обитателей Солнечной системы. Хотя половая самоидентификация по-прежнему закладывается на первом триместре развития плода, гендерным стереотипам больше не придают значения: мальчик, девочка — какая разница, лишь бы человек был хороший.
Но главное, конечно, продолжительность жизни. Биотехнологическая революция привела к тому, что обитатели планет и астероидов Солнечной системы живут по полтора-два столетия — а в перспективе способны протянуть много дольше. Особенно если произойдет новый прорыв на этом фронте, о близости которого говорит один из персонажей. Это, разумеется, в корне меняет их отношение к жизни как таковой — и до неузнаваемости меняет общество.
Словом, перед нами натуральная утопия — в духе утопий эпохи Ренессанса с их долгими подробными экскурсиями по «островам блаженных», многословными отступлениями и отсылками к античности. И, само собой, в этом прекрасном новом мире «даже последний земледелец имеет не менее трех рабов» — квантовых компьютеров, квакомов, искусственных интеллектов, координирующих работу всей инфраструктуры. Но даже в постдефицитной бесклассовой утопии не обходится без конфликтов, и один из связан именно с искусственным интеллектом, вдруг проявившим неожиданную независимость.
Второй ключевой конфликт имеет прямое отношение к Земле, материнской планете, с которой обитатели Приземелья по ряду причин никак не могут разорвать связь. Пока люди азартно терраформировали Марс и Венеру, строили города на Меркурии и Титане, обживали астероиды, создавали общество, основанное на взаимном уважении, Земля жила привычной жизнью — и если менялась, то в худшую сторону. Бесчисленные малые войны, экологические катастрофы разного масштаба, три миллиарда людей за чертой бедности, безработица, голод, болезни... «Земля — это люди как боги и люди как крысы. — Безжалостно подводит итог один из героев Робинсона. — В огромной вращающейся карусели Земля — это красная лошадка с привязанной к ней бомбой. И сойти с этой карусели невозможно». Но, может быть, процесс удастся повернуть вспять, используя ту же стратегию, те же технологии, что и при освоении Солнечной системы?..
К сожалению, жемчужное зерно интриги тонет в многостраничных описаниях природы и отвлеченных рассуждениях героев обо всем на свете — Марселя Пруста Робинсон упоминает явно не случайно. При всей масштабности и литературной отточенности, роман «2312» удостоен только писательской премии «Небьюла», хотя выдвигался и на «Хьюго», и на «Локус», и на Премию Британской ассоциации научной фантастики, премии имени Артура Кларка, Джона Кэмбелла, Джеймса Типтри-младшего... Понятно и почему выдвигался, и почему ничего не получил. И все же отдадим должное составителям серии «Сны Разума»: хорошо, что издали! Чай, не только «темной фэнтези» и young-adult fiction жива современная англо-американская фантастика.
В связи с недавней дискуссией о "Рифтерах" Питера нашего Уоттса вывешиваю три рецензии на все части цикла. Так сказать, эволюция восприятия одного отдельно взятого рецензента. Если дочитаете, надеюсь, понятно станет, почему эти книжки надо читать все вместе, "одним куском".
Питер Уоттс. Морские звезды: Роман. / Peter Watts. Starfish, 1999. Пер. с англ. Николая Кудрявцева. — СПб: Астрель-СПб. М: Астрель, 2012. — 448 с. — (Сны разума). Тир. 3000. — ISBN 978-5-271-42350-5. ISBN 978-5-9725-2256-9.
«Морские звезды» — первый роман Питера Уоттса из цикла о рифтерах, впервые вышел на английском языке в 1999 году. Рифт — серия разломов земной коры, источник редких микроэлементов и халявной энергии, бесценной для быстрорастущей цивилизации будущего. Одна беда: расположены эти самые рифты на глубине трех и более километров под уровнем моря, в океанских пучинах, куда не проникают тепло и свет. Холод, адское давление, убийственные выбросы гейзеров, непредсказуемо меняющийся рельеф... И как минимум на одном рифте — гигантские рыбы, слепые придонные чудовища с хрупкими костями и неутолимым аппетитом. Машины не способны функционировать в подобных условиях, для работы на большой глубине нужны люди. Но не всякому представителю вида хомо сапиенс по плечу такие психологические нагрузки. Так кто же они, рифтеры, передовой отряд человечества, несгибаемые герои глубоководного фронтира?..
Если вы читали «Ложную слепоту» Питера Уоттса, роман, ставший главным событием в переводной НФ 2009 года, то наверняка обратили внимание: автор неровно дышит к девиантам, персонажам с ярко выраженными психическими отклонениями. Из того же сора выросло и сообщество рифтеров. Согласно Уоттсу, только люди, пережившие детскую психическую травму, привыкшие к насилию над собой, комфортно чувствующие себя в агрессивной среде, не сломаются и не пойдут вразнос в вечной тьме, на дне морском. Поломанные, искалеченные души находят свое место в глубоководном царстве Нептуна — как и планировали дальновидные авторы проекта. Но рифт постепенно меняет своих обитателей, влияет на их самооценку, отношение к собственной жизни и ближайшему окружению — а вот этого уже не могли предсказать даже лучшие психологи.
Питер Уоттс не претендует на приоритет по части описания такого специфического социума. Еще в 1964 году Филип К.Дик на страницах романа «Кланы альфанской луны» запечатлел общество, состоящее из граждан с ярко выраженными психическими отклонениями: «шизофреники вяжут веники, параноики пишут нолики» и далее по тексту. Но в «Морских звездах» другой расклад. Роман Дика — выпуклый гротеск, выразительная социальная метафора. Роман Уоттса — одна из моделей возможного будущего и напряженная психологическая драма в одном флаконе. Совсем другое преломление темы. Ну а массовое освоение человечеством океанского дна фантасты давно считают делом ближайших десятилетий, об этом написаны сотни книг и сняты десятки фильмов. В отличие от большинства коллег, автор «Морских звезд» прежде чем откочевать на тучные литературные пажити успел получить докторскую степень по гидробиологии, позволяющую ловко жонглировать терминами, не впадая в науч-поповское занудство. Уоттс, отдадим ему должное, не забывает и предшественников — обратите внимание на «говорящие» фамилии рифтеров-первопроходцев: Кларк и Баллард.
Книга, которая явно придется по душе олдскульным поклонникам НФ, требует особого подхода: от сносок местами рябит в глазах и далеко не факт, что неподготовленный читатель, привыкший совсем к другой фантастике, прорвется сквозь нагромождение смыслов. Потери в личном составе неизбежны. Не исключено, что и у профессионалов — гидробиологов, геологов, айтишников — возникнут вопросы к переводчику Н.Кудрявцеву. Скажу в его оправдание только одно: уж больно густая солянка получилась у автора, никто не может объять необъятное. Но если отвлечься от терминологических споров, волнующих узких специалистов, перевод вполне годный, читабельный. Разве что регулярно повторяющийся вульгаризм «играется» неприятно царапает глаз. Переводчику на заметку: в современном литературном русском языке возвратной формы глагола «играть» не существует, слово используется исключительно для речевой характеристики героев, так же как «семки-треники-пивасик», а здесь явно не тот случай.
И в заключение: открывая «Морские звезды», не забывайте, что это ранняя книга Уоттса, фактические его романный дебют. Ее успел прочитать — и одобрить! — еще Роберт Шекли, ныне покойный. Многого из того, чего ждешь от автора «Ложной слепоты», здесь попросту нет, хотя кое-какие контуры уже просматриваются. Уяснили? Запомнили? Отлично! Тогда готовьтесь к погружению!
Чудовище из Водоворота
Питер Уоттс. Водоворот: Роман. / Peter Watts. Maelstrom, 2001. Пер. с англ. Николая Кудрявцева. — СПб: Астрель-СПб. М: АСТ, 2015. — 480 с. — (Сны разума). Тир. 2000. — ISBN 978-5-17-087254-1.
«Водоворот» — так в романе Питера Уоттса называют компьютерную сеть, пришедшую к середине XXI века на смену Вебу, Всемирной Паутине, а заодно и наивному Киберпространству ранних киберпанков. Водоворот — среда, где информационные потоки рождаются и умирают, сливаются и разделяются, вскипают мелкой пеной и иссякают со скоростью, недоступной человеческому восприятию, даже форсированному. В то же время это довольно точное описание мира будущего, в котором происходит действие трилогии «Рифтеры», начатой «Морскими звездами» и продолженной этой книгой.
В свое время отечественные фантасты, пытавшиеся раскрутить маховик движения «турбореалистов», ввели в обиход занятный термин «эпикатастрофизм». Мол, вся жизнь (и человека, и человечества в целом) — одна сплошная катастрофа. Что-то где-то всегда горит, рушится, взрывается, тонет, рассыпается пеплом — и с этим ничего не поделаешь, так уж устроен наш мир, неизлечимо больной энтропией. Эту концепцию могли бы взять на вооружение и герои Питера Уоттса. Они живут в декорациях бесконечного фильма-катастрофы. Смерчи, цунами, эпидемии, засоление почв, истощение источников пресной воды, «красный прилив», неконтролируемые мутации — все это обрушивается на них разом. Единственное, что можно сделать в такой ситуации — минимизировать ущерб, принести необходимую жертву, выбрать меньшее зло. Для многих персонажей «Водоворота» спасение мира — рутинная работа, скучный повседневный труд. Как и ликвидация последствий — иногда вместе со свидетелями, способными посеять панику и подорвать веру в благополучный исход.
«Специалист подобен флюсу», заметил Козьма Прутков. Канадец Питер Уоттс — специалист по экологическим системам, гидробиолог и немножко айтишник. И это, надо сказать, чувствуется. Он описывает весь мир как комплекс экосистем: устойчивых и уязвимых, стремительно эволюционирующих и застывших в шатком равновесии, изолированных и активно взаимодействующих друг с другом. Главная угроза человечеству в трилогии «Рифтеры» приходит из океана, но там же, глубоко на дне, можно отыскать и спасение от энергетического кризиса, поджидающего нашу цивилизацию. Компьютерные сети пронизывают весь мир незримыми нитями — и при этом живут своей темной животной жизнью, больше похожей на жизнь перенаселенного экваториального леса, кишащие изобретательной, но безмозглой фауной, неподконтрольные и непредсказуемые. Все три «професиональные» составляющие на лицо. Будь Уоттс финансистом или профессиональным оперным певцом, рискну предположить, он увидел бы совсем иную картину: может быть, пульсацию денежных потоков, может — нескончаемую симфонию жизни и смерти.
Природа не знает понятия апокалипсиса. Там постоянно кто-то кого-то жрет, аж за ушами трещит, более приспособленный выживает менее приспособленного — это нормально, это в порядке вещей и автора не смущает. Даже в водовороте может со временем сложиться своя уникальная экосистема. Единственное, чего стоит бояться по-настоящему — потери видового разнообразия. Именно этим грозит Бетагемот, древнейший вирус, способный уничтожить всю земную биосферу за считанные десятилетия. Его распространяет Мадонна Разрушения, танцующая Кали, Вавилонская Блудница, оседлавшая библейское чудовище, — рифтерша Лени Кларк, чудом уцелевшая во время ядерного взрыва, который уничтожил глубоководную станцию и убил людей, ставших ее семьей. Теперь она мстит: корпорациям, которые использовали ее и выбросили, обществу, которое молча стояло в сторонке, всей безразличной и несправедливой вселенной. С Лени Кларк все понятно. Но в этом крестовом походе у нее оказывается неожиданно много сторонников. Даже те, кому по долгу службы положено выследить и «зачистить» носительницу Бетагемота, сочувствуют ей и стараются при случае оказать услугу — хотя точно знают, какую опасность для всего живого представляет беглая глубоководница.
И тут мы подходим к главному вопросу: зачем? Почему герои романа поступают вопреки собственным интересам, почему то и дело выдают фразы, в обыденном разговоре попросту немыслимые: «Пиранозильная ДНК. Более сильные пары Уотсона-Крика, чем у обычной РНК, и эта гораздо избирательнее в конъюгации. Например, последовательности, богатые гуанином, не скрещиваются друг с другом. Шестистороннее кольцо»? Почему говорят и действуют подчеркнуто не по-людски? Ответ, мне кажется, лежит на поверхности: да просто потому, что быть людьми в нашем понимании они давным-давно перестали. В мире Водоворота, в условиях перманентной катастрофы эволюционные процессы многократно ускорились. В техногенном аду выживает и добивается успеха лишь тот, кто эволюционирует быстрее других — и в нужном направлении. Тот, кто умнее, быстрее, сильнее, устойчивее к воздействию внешней среды, лучше распознает образы, анализирует информацию, решительнее применяет свои способности. В телах этих людей почти не осталось человеческой ДНК, их мозг неоднократно «перепаян» и улучшен, их мотивы определяются искусственно внедренными программами — например, трипом Вины, усиливающим угрызения совести, или ложными, специально сконструированными воспоминаниями. Без этих улучшений человек рано или поздно ломается под влиянием постоянного стресса и сходит с ума — либо подсаживается на антидепрессанты, вливается в бессмысленное и бессловесное стадо. То самое, которому мстит Лени Кларк...
С постчеловека, конечно, взятки гладки: мы можем только гадать, какие зоны коры головного мозга ласкает ему многоэтажное нагромождение научных терминов и неологизмов, из которых состоит этот роман. Кое-что от современного человека он, конечно, унаследовал — ну так и мы с вами во всю пользуемся отделами мозга, появившимися еще у рептилий. Стоило ли ради этого писать довольно пухлый и, посмотрим правде в лицо, не самый удобочитаемый роман? Даже если учесть, что на страницах «Водоворота» звучат некоторые идеи, положенные позже в основу «Ложной слепоты», magnum opus Питера Уоттса? Я не знаю ответа. Скажу только одно: с точки зрения видового разнообразия появление на отечественном рынке таких книг, как трилогия «Рифтеры» или «Отчаяние» Грега Игана, — безусловное благо. А то иные жанровые бестселлеры выглядят так, словно над мозгом их авторов и читателей уже основательно поработал Бетагемот.
Биохимическая природа зла
Питер Уоттс. Бетагемот: Роман. / Peter Watts. Behemoth, 2004. Пер. с англ. Г.Соловьёвой, Ю.Вейсберга. — СПб: Астрель-СПб. М: АСТ, 2015. — 608 с. — (Сны разума). Тир. 2000. — ISBN 978-5-17-087255-8.
Мир долго баллансировал на краю пропасти. Экологические, техногенные, биологические катастрофы подтачивали его основы с середины XX века, и только усилия «правонарушителей», постчеловеков с неограниченными полномочиями и «перепаянным» мозгом, удерживали цивилизацию от падения в эту бездонную воронку. Явление Бетагемота, древнего вируса, против которого бессильны любые вакцины, нарушило шаткое равновесие. Но остатки биосферы еще можно спасти — и ответственность за эту миссию ложится на плечи Лени Кларк, женщины, которая однажды чуть не уничтожила человечество...
Случай не то чтобы уникальный, но и не самый распространенный: третий роман из цикла «Рифтеры» существенно сильнее двух предыдущих частей. С чисто художественной точки зрения: язык легче и прозрачнее, метафоры ярче, образы убедительнее. Не знаю, чья это заслуга, самого Питера Уоттса или новой команды переводчиков, Г.Соловьевой и Ю.Вейсберга, но по сравнению с «Морскими звездами» и «Водоворотом» роман «Бетагемот» заметно выигрывает. Мутная взвесь осела, солнечные лучи, пробившиеся сквозь толщу океана, высветили контуры замысла более сложного и масштабного, чем механическая сумма частей. Все ружья, торпедные аппараты и установки залпового огня, скопившиеся в арсенале Уоттса, наконец выстрелили — а если и не все, то достаточное количество, чтобы обеспечить полное покрытие цели. Изуродованные физически и психически постчеловеки с искусственно модифицированным поведением; компьютерный супервирус, эволюционировавший в глубинах перенаселенной компьютерной сети-Водоворота; суицидальная тяга к саморазрушению, таящаяся в недрах коллективного бессознательного вида хомо сапиенс; перепаханный техногенными катастрофами ландшафт Северной Америки середины XXI века; древнейший обитатель нашей планеты Бетагемот, готовый неторопливо пожрать всю биосферу, не исключая высших млекопитающих... На страницах новой книги эти элементы наконец складываются воедино, как кусочки гигантского трехмерного паззла.
Действие «Бетагемота» разворачивается через пять лет после апокалипсиса. Того самого конца света, провозвестницей и кровавой Мадонной которого стала Лени Кларк, глубоководница-рифтерша, одержимая жаждой мести своим создателям из транснациональной корпорации — а заодно и всему человечеству, которое безразлично стояло в сторонке, пока ее друзья страдали и умирали во имя Общего Блага. Что ж, месть удалась на славу. Североамериканская цивилизация лежит в руинах, вся власть на континенте сосредоточена в руках чудовища, социопата и сексуального садиста с ампутированной совестью. Но со временем слепая ярость Лени уступает место столь же всепожирающему чувству вины. К тому же в перевернутой вселенной Уоттса, где ад — на поверхности, а рай (по крайней мере, частилище) — глубоко под толщей океанских вод, не все пошло так, как было задумано. Над обитателями глубоководной станции «Атлантида», на которой планировали отсидеться корпы (а заодно и уцелевшие рифтеры), нависла новая угроза. И Ленни, чье имя стало нарицательным, а действия породили множество тоталитарных режимов и культов смерти, вновь поднимается на поверхность, выходит из пены морской. Но на этот раз не для того, чтобы сеять смерть и разрушение, а с прямо противоположной целью.
Биологическая, химическая, социальная природа добра и зла — одна из сквозных тем трилогии «Рифтеры». Хотя, разумеется, далеко не единственная. Зло сознательное и зло рефлекторное, зло меньшее и большее, зло в ответ на зло и зло во благо... На страницах «Бетагемота» представлены все сорта, на выбор. Вина, ненависть, любовь, нежность — все это результат сложных биохимических процессов в отделе мозга, доставшемся нам в наследство от рептилий. Друзья и враги меняются местами, стоит чуть-чуть поколдовать с нейромедиаторами, которые вырабатывают «маленькие серы клеточки». Постиндустриальное общество устроено настолько сложно и настолько шатко, что любое из этих чувств может стать убийственным — а может спасительным для всего человечества. И долгосрочные последствия не предскажет ни одна динамическая виртуальная модель, даже самая сложная и тщательно продуманная...
«Бетагемот» — прекрасный завершающий аккорд, придающий новое звучание всей трилогии «Рифтеры». Проблема в том, что освоиться в мире будущего, который рисует Питер Уоттс, очень непросто даже если начинать с первой книги цикла. В принципе, это один огромный роман в трех частях — именно так его и следует читать, ни в коем случае не забегая вперед и не заглядывая на последнюю страницу.
цитата Из интервью:
По своему опыту могу сказать, что погружаясь под воду ты испытываешь кристально-ясное чувство чуждости, инопланетности окружающей вселенной. Мир под водой может быть жутким, прекрасным, устрашающим и невероятно скучным, причем эти состояния сменяют друг друга мгновенно. Я погружался в разных местах, от девственно чистых коралловых рифов до районов радиоактивных выбросов. Неважно, был ли этот опыт возвышенным или ужасающим — это всегда был опыт столкновения с другим миром. Я могу совершенно точно сказать, что моя собственная практика даже не морского биолога, а ныряльщика, дала мне совершенно явный, натуралистический опыт переживания инопланетного. Даже если ты не ныряешь, не погружаешься на глубину сам, а просто знаешь, какие там обитают существа, ты тоже можешь ощутить, сколько в мире разнообразия.
Вернор Виндж. Пламя над бездной: Роман. / Vernor Vinge. A Fire upon the Deep, 1992. Пер. с англ. К.Фалькова. — СПб.: Азбука, М.: Азбука-Аттикус, 2014. — 560 с. — (Звёзды новой фантастики. Вернор Виндж). Тир. 4000. — ISBN 978-5-17-078403-5. ISBN 978-985-18-2035-7.
По здравом размышлении вынужден признать, что понятие «новая космическая опера», введенное в обиход в 1990-х, — детище не столько критиков и литературоведов, сколько маркетологов от книгоиздания. Этим тавром метят очень разных писателей: Орсона Скотта Карда и Дэвида Брина, Самуэля Дилени и Грегори Бенфорда, Питера Гамильтона и Иэна Бэнкса, Аластера Рейнольдса и Вернора Винджа. Общего в их творчестве кот наплакал — зато так книги куда удобнее гуртовать в одном разделе «Амазона». Отсюда, мне кажется, и узкая специализация большинства этих авторов. Кто-то прекрасно передает масштабность событий — но с характерами и фабулой у него полный завал. Кто-то органически не в состоянии представить и описать общество будущего, хоть чем-то отличающееся от современных США, зато отлично разбирается в ядерной физике. Кто-то обладает развитой фантазией, но пишет так дубово, что о литературных лаврах за пределами узкого кружка «ценителей жанра» может и не мечтать.
Словом, универсалов среди авторов «новой космической оперы» раз-два и обчелся, не помогает даже бригадный подряд, — но это не значит, что их нет вовсе. Вот, к примеру, Вернор Виндж. В его романах из цикла «Зона мысли», говоря словами классика, прекрасно все: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Эволюция характеров, детальное и убедительное описание инопланетных рас, морально-этические парадоксы, изощренные средневековые интриги, лихие сюжетные повороты — все это увязано здесь в тугой пучок. Плюс, разумеется, впечатляющее фантдопущение, без которого не было бы ни романа «Пламя над бездной», ни всего цикла в целом.
Вернор Виндж, математик по образованию, предлагает нам представить Вселенную, в некоторых областях которой можно перемещаться со скоростью, многократно превосходящей скорость света. Что из этого следует, кроме очевидного — межзвездных перелетов, неограниченной космической экспансии и тэпэ? Прежде всего, в таких условиях возможно создание вычислительных систем с быстродействием, превосходящим самые смелые ожидания — и глобальной информационной Сети, трансгалактического «Фейсбука», к которому подключены тысячи цивилизаций и бессчетное множество частных пользователей. (Еще ее именуют «Сетью Миллиона Лжецов» — по-моему, название отлично подходит для любой из ныне существующих соцсетей). В конечном итоге тут просто не мог не возникнуть сверхмощный искусственный интеллект, этакий бог-из-машины, превосходящий хомо сапиенса настолько же, насколько мы интеллектуально превосходим кишечную палочку. А раз уж высокоразвитых цивилизаций в этой вселенной пруд пруди, «прорывы в трасцендентцию» случаются с дивной регулярностью. Недаром Вернор Виндж — известный адепт и пламенный проповедник теории технологической сингулярности.
Гадать, что именно придет на ум новорожденному богу, можно до бесконечности. Логично предположить, что некоторые из Сил, как их называют в романе, одержимы жаждой контроля или тягой к разрушению. Именно такую Силу, могущественного и злонравного джинна из бутылки, ненароком пробуждают представители одной малоизвестной цивилизации — и становятся первыми ее жертвами. Мораль: не стоит читать вслух таинственные манускрипты из заброшенной библиотеки, будь ты хоть трижды межзвездный Индиана Джонс! Но вместе с заразой в древнем архиве погребено и противоядие. Антидот успевают эвакуировать с захваченной планеты — вместе с детьми сотрудников лаборатории, погруженными в гибернацию. Но это только завязка: вместо того, чтобы отправиться к высокоразвитым цивилизованным мирам, космический корабль с беглецами на борту застревает на границе Медленной Зоны, где возможно перемещение на скоростях немногим выше релятивистских. В результате детки, бодрствующие и спящие, оказываются на планете, которая переживает эпоху средневековых войн, на территории враждующих королевств, в окружении аборигенов-киноидов, обладающих своеобразной разновидностью группового разума...
«Пламя над бездной» уже выходило в России, и даже не раз — но неизменно в переводе М.Б.Левина, чье имя успело стать для любителей англо-американской фантастики символом профессиональной некомпетентности. Вернор Виндж не великий мастер художественного слова, не Томас Пинчон, — просто хороший стилист. Его стихия — не утонченные игры с языком, а драматургия, конфликт, напряженный диалог, точный психологический портрет. Так что читать, в общем, было можно. Тем не менее любой прокол переводчика — пятно на репутации автора. Издательство «Азбука» решило не наступать на те же грабли и заказало новый перевод. Не сличая этот текст с оригиналом можно сказать, что у К.Фалькова получился вполне вменяемый роман — если не считать обращения «чувак», то и дело звучащего из уст людей далекого будущего. Хотя может быть это элемент авторского стиля, фишка Вернора Винджа — мол, шестидесятые не умрут никогда, да здравствуют секс, драгз и рок-н-ролл!
Дом, который построил Виндж
Вернор Виндж. Глубина в небе: Роман, повесть. / Vernor Vinge. A Deepness in the Sky, 1999. The Blabber, 1988. Пер. с англ. К.Фалькова. — СПб.: Азбука, М.: Азбука-Аттикус, 2014. — 736 с. — (Звёзды новой фантастики. Вернор Виндж). Тир. 3000. — ISBN 978-5-389-08427-8.
Роман Вернора Винджа «Глубина в небе» из цикла «Зона мысли» (отмеченный, обратите внимание, премиями «Хьюго» и «Прометей», а также Мемориальной премией Джона Кэмпбелла) для отечественного читателя не совсем чтобы новинка. Один раз он уже печатался у нас в 2000 году, и дважды — в 2003-м. Правда, неизменно в переводе М.Б.Левина, наводившем лютую тоску даже на закаленных ценителей советской школы ФЛП, «фантастики в любительских переводах». Понадобилось пятнадцать лет, чтобы на смену не слишком внятному подстрочнику пришел полноценный литературный перевод. Ну что ж, стоило подождать — книга того, безусловно, заслуживает.
Формально «Глубина в небе» — приквел к роману 1992 года «Пламя над бездной»: действие разворачивается в одной и той же вселенной, да и ключевой персонаж кочует из тома в том. Однако по сути это самостоятельный текст, полностью завершенный и не нуждающийся в продолжениях. Уникальная звезда переменного класса, меняющая мощность раз в несколько столетий, давно привлекала внимание астрономов ближайших обитаемых миров. Еще сильнее исследователей интриговала землеподобная планета, вращающаяся вокруг аномального светила. Теперь в эту солнечную систему на субсветовых скоростях входят две космические эскадры: флот межзвездных торговцев Чжэн Хэ — и корабли цивилизации «авральщиков», за краткий срок достигшей серьезных успехов на ниве научно-технического прогресса благодаря одной весьма специфической (и не вполне этически безупречной) технологии. Между тем на планете, к которой они приближаются, развилась собственная культура — негуманоидная, но по многим параметрам до дрожи напоминающая земную цивилизацию XX века. Чжэн Хэ рассчитывают наладить с новыми партнерами взаимовыгодные торговые отношения. Но у «авральщиков» другая стратегия победного поведения, иные моральные императивы — и совсем другие планы...
В лучших своих романах Вернор Виндж возводит многоэтажное здание сюжета кропотливо и тщательно: цивилизационный конфликт — цоколь; человеческий конфликт — второй этаж; внутренний психологический конфликт — уютная мансарда. А есть еще и просторный сухой подвал, где хранятся древние манускрипты с еретическими теориями о строении нашей Вселенной. Автор «Глубины в небе» талантливый архитектор: все детали со вкусом отобраны, хорошо подогнаны и отлично уравновешивают друг друга. Виндж любит симметрию: например, лидер «авральщиков», вероломно напавший на флот торговцев, подражает гениальному стратегу Чжэн Хэ, чья слава пережила века, — между тем этот легендарный персонаж, Фам Ньювен, фигура масштаба Александра Македонского, скрывается на одном из захваченных кораблей под личиной недалекого и трусоватого неудачника. Встречаются и более сложные схемы. Расцвет негуманоидной «паучьей» цивилизации на протяжении жизни одного поколения неспроста напоминает историю «большого рывка» в США первой половины двадцатого века — от провинциальной буколики до первых космических стартов. Виндж убедительно оправдывает этот вопиющий антропоцентризм: постепенное очеловечивание группой переводчиков чуждой, абсолютно нечеловеческой расы — важный элемент всей его сюжетной конструкции.
Несмотря на солидный объем (около 40 авторских листов, две-две с половиной фантастических книжки стандартной толщины) «Глубина в небе» увлекает не на шутку. Складывается впечатление, что держать интригу Виндж учился у авторов романов-фельетонов позапрошлого столетия, Диккенса, Дюма, Майна Рида и т.д.: каждый эпизод он доводит до кульминации — и «на самом интересном месте» перескакивает на другую сюжетную линию. И так раз за разом, постепенно наращивая темп по мере приближения к финалу. Костеришь автора на все корки за инженерную просчитанность приема, но страницы глотаешь не отрываясь. Логических натяжек в романе, конечно, хватает — не меньше, чем у упомянутых классиков. Например, каковы шансы, что универсальный гений родится на планете разумных пауков именно в тот момент, когда на орбите появятся флоты Чжэн Хэ и «авральщиков»?.. Но это входит в правил игры, с которыми ты по умолчанию соглашаешься, открывая первую страницу любой «космической оперы».
Литературная карьера Вернора Винджа началась задолго до цикла «Зона мысли»: первый рассказ он опубликовал в 1965 году, в легендарном журнале Майкла Муркока «Новые миры», а первый роман — четыре года спустя. Но только в конце восьмидесятых американский фэндом обратил внимание на скромного беллетриста и за какое-то десятилетие вознес его на вершину славы. Премии посыпались на Винджа как из ведра: «Прометей», «Хьюго», «Локус»... Что ж, в данном случае любителей фантастики трудно упрекнуть в предвзятости. Скиллы писатель прокачивал медленно, но упорно: чтобы оценить рост его литературного мастерства, достаточно сравнить «Глубину в небе» (1999) и повесть «Болтунья» (1988), включенную в этот сборник. Не то чтобы небо и земля, но... В повести — крепкая НФ, в романе — отлично организованное художественное полотно редкой для «жанровой» литературы напряженности и плотности. Спасибо издателям, рискнувшим вернуть нам эту книгу после более чем десятилетнего перерыва. Для полного удовлетворения осталось дождаться перевода на человеческий язык «Детей неба» (2011), третьей части цикла «Зона мысли», а если повезет — то и футуристического «Конца радуг» (2006). А к тому времени Виндж, глядишь, и чем-нибудь новеньким нас порадует.
облако тэгов
Ну а издателям одно пожелание: дорогая "Азбука", больше Уильяма Гибсона, хорошего и разного!
