В прошлом году Келли ЛИНК исполнилось 50 лет. Она странная. Как писал Джейсон ДАЙМОНД, «у нее есть сверхъестественная способность протягивать короткий рассказ далеко за его пределы». Он брал у Келли интервью в 2015 году и наговорил массу комплиментов: «Вы начинаете предлагать направление, в котором может следовать персонаж или история, и позволяете читателю представить после завершающей точки остальную часть истории, или набор возможных действий, или общее эмоциональное состояние». И действительно многие новеллы ЛИНК как бы не закончены или закончены не здесь, в тексте, а там – за его пределами. В своих многочисленных интервью она ни разу не говорит о Хемингуэе, но можно провести параллели с известными «Белыми слонами» или «Кошкой под дождем», переплетенными с «Гансом и Гретель», куда брошена щепотка Лавкрафта. И нельзя не отметить просто идеальную картинку на обложке от российского художника Андрея ФЕРЕЗА: прямо в точку!
Если вы не преодолели первый рассказ сборника — «Летние люди», а он здесь лучший, дальше читать не стоит – это не ваш автор. Остальные новеллы – страньше и страньше.
Вот, казалось бы, типичная «сайнс фикшн» – два космических корабля-близнеца улетают к Проксиме Центавра, по дороге один из них исчез. И рассказ состоит из того, что шестеро астронавтов оставшегося звездолета рассказывают друг другу мистические истории о привидениях. А в конце происходит нечто, о чем читатель может только ломать голову: то ли появился призрак пропавшего корабля, то ли он сам обнаружился, или это — всего лишь желание о нем. А может, сами астронавты – призраки и пропал не тот корабль. Возможно — все это вместе. Сама Келли ЛИНК где-то сказала, что ее творчество вдохновлено тем, что она называет «ночной логикой».
Но на самом деле рассказ под названием «Два дома» — вовсе не о том, что рассказано выше. Все главное передается в подтексте. Астронавты оставили Землю, где все было натуральное – жизнь, еда, море, другие люди, мама. И хотя корабль может воспроизвести все – запахи, вкусы, обстановку усадьбы XVIII века, драматурга Шекспира, чтобы поговорить с ним, они понимают: все это ненастоящее — даже если ты не в силах отличить копию от оригинала. Поэтому у каждого есть что-то взятое из дома: пара старых ковбойских сапог, вязальные спицы, крест на цепочке… Не зря в центре повествования история о перевезенном по кирпичику за океан и восстановленном там доме и стоящей рядом его точной копии из других материалов, где распознать, «ху есть ху» невозможно. Как бы ни была сочна корабельная говядина «Веллингтон», жующие ее знают, что она ненатуральная. Об этой вот нерациональной тоске по навсегда ушедшей Земле, тоске по настоящему и рассказывает здесь Келли ЛИНК. Не зря же рассказ вошел и в сборник "Театр теней", посвященный памяти Рэя БРЭДБЕРИ.
«Долина девчонок» – тоже, по сути, научная фантастика о будущем, где очень богатые люди оснащают своих детей специальными имплантами, из-за которых ни одна видеокамера не может их зафиксировать, а на всех официальных мероприятиях да и везде в Интернете вместо них фигурируют сугубо положительные двойники — «Лица». Никаких «секс-видео, никаких компрометирующих фотографий, на которых мы запечатлены в нацисткой форме или топлес в Ницце». Дабы войти во взрослую миллионерскую жизнь «без единого пятнышка, свидетельствующего о наших опрометчивых поступках».
Другой бы на этом и построил рассказ. ЛИНК же засовывает сюда традицию строить для дочерей пирамиды, куда они потом – после смерти – будут погребены, и сложные переплетения отношений «Лиц» и отвязных отпрысков, завязывая историю в таинственный калейдоскоп, где имя главного героя, в отличие от других, указано как пустой прямоугольник. А потом оказывается, что это был вовсе не он.
Автор полна иронии. Взять хотя бы цикл про супергероев, где есть «Человек-Манн. Супергерой со всеми способностями Томаса Манна». Или вот другая цитата:
— Моя суперспособность – это деньги. Это единственная суперспособность, которая имеет значение. Это лучше, чем быть невидимым. Лучше, чем уметь летать.
Если вернуться к «Летним людям», то за внешней эффектной историей с некими существами из иного мира с необычайными и невообразимыми способностями, стоит история другая – о провинциальной девочке из бедной семьи, ее попытке обрести свободу от цепко держащего ее мира и поменять заданную рождением жизнь. Она принесла жертву и сбежала в Париж. Но жизнь ее не изменилась. Как, наверное, и у многих из нас.
Книга представляет собой научное издание единственного сохранившегося авторского экземпляра романа Евгения ЗАМЯТИНА «Мы», находящегося в университетской библиотеке в Олбани, США. Все предыдущие публикации в России основывались на нью-йоркском русскоязычном издании 1952 года и имеют некоторые разночтения с указанным машинописным текстом.
Несовпадения, прямо скажу, небольшие: «аккумулирующей башни» вместо «аккумуляторной башни», «прочерченной» вместо «прочерненной» и т. д. Более ценен справочный аппарат: подробные комментарии, отклики современников, научные статьи об истории издания, творческой манере автора и зарубежных исследователях романа.
Много действительно уникальной информации. Например, письмо, написанное критику Воронскому сразу после ареста в августе 1922 года: «Пора бы уже вам, коммунистам, как следует научиться отличать белый цвет от другого. Белые – вовсе не те, кто видит... ошибки во всем, что творится кругом, и имеет смелость говорить о них. И красные – вовсе не те, кто орет ура всему, что ни делается: военный коммунизм – ура! (НЭП) красные спекулянты и пролетарская буржуазия – ура!». На что получил от того ответ:«На разных плоскостях мы стоим. Вот вы пишете, нельзя связанного человека убивать, а я этого не понимаю. Как, почему нельзя? Иногда нельзя, иногда можно. Все зависит от форм, степени ожесточения борьбы, от цели, от того, кто и каков противник и что он, какими средствами борется сам. Вы – стоите, должно быть, в стороне от реальной борьбы теперешней, а так нельзя судить, что можно и чего нельзя». По иронии судьбы Александр Воронский в 1927 году был исключён из рядов ВКП(б) и отправлен в ссылку, в 1935-м повторно арестован, а в 1937-м – расстрелян.
Роман «Мы» очень заинтересовал Джорджа Оруэлла, который писал в 1944 году Глебу Струве: «Такого рода книги меня очень интересуют, и я даже делаю наброски для подобной книги, которую раньше или позже напишу», а в январе 1946 Оруэлл откликнулся на роман ЗАМЯТИНА статьей в «Tribune»: «Роман Олдоса Хаксли «Прекрасный новый мир», видимо, отчасти обязан своим появлением этой книге». Сам Хаксли никогда не признавался, что ранее читал «Мы».
Одноименная с названием авторского сборника повесть получила аж восемь призов в разных конкурсах любителей фантастики (правда, один из них – за лучшего главного героя и еще один – за весь сборник). Вряд ли на просторах отечественного фэндома найдется еще один аналогичный пример. Сборник уже выдержал четыре переиздания, не считая многочисленных допечаток.
«С нами бот» — история интеллигента в современном все более стандартизирующемся мире. Он из тех, кто «что, умный очень?», но в итоге невостребованный и непонимаемый в индустрии труда и отношений: «Полагаю, разум – тоже результат дрессировки. Три года ребенышей дрессируем, пока не заговорят. Да и потом продолжаем дрессировать, подгонять, обтесывать. Бедные, бедные маугли, попавшие в человечью стаю!».
Волею случая, в руки главного героя попал суперсовременный аппарат, который после подключения дает подсказки, как надо отвечать окружающим наиболее оптимально, а при перевода на полную автоматизацию может сам выбирать из нескольких версий алгоритм поведения. Без сомнений, без рефлексии, без душевных терзаний. Как компьютер, играющий в шахматы: есть набор ходов, который в среднесрочной перспективе дает какие-то тактические преимущества. Причем самообучающийся компьютер, прибавляющий оптимальные алгоритмы разговора с человеком после общения с ним. И как выяснилось, этот самый неразумный автомат гораздо более успешен в жизни, чем его хозяин, раз за разом отдающий боту на откуп то или иное решение.
Такой вот современный вариант «Тени» Андерсена или «Носа» Гоголя. Впрочем так ли нужен аппарат, чтобы передать управление своим поведением боту. Все мы в общественной жизни немного боты: «А навстречу мне шли боты. И каждый из них точно знал, что говорить, если спросят. Каждый был свято уверен, что намертво затверженное им сочетание слов – это и есть истина. Сегодня одна истина, завтра другая. Не важно, во что верить, лишь бы всем вместе. Сотня ботов несла по проспекту полосатое полотнище шириной с проезжую часть. Боты, боты... Такие, что круче еще не придумано: без проводков, без контактных линз, без металлических коробочек на поясе, без единого гвоздя!»
Параллели и пересечения арии в «Пятом элементе», «Стражах галактики», «Прекрасной смоковнице» и «22 пулях»
Ария в исполнении синекожей Дивы Плавалагуны (Diva Plavalaguna) стала одной из самых известных эпизодов фильма «Пятый элемент» 1997 года. Имя певицы взято от известного пляжа Плава Лагуна около хорватского города Пореч, где Люк БЕССОН отдыхал в детстве. Исполняет Дива так называемую «Сцену безумия» (mad scene) оперы «Лючия ди Ламмермур» (акт III, картина вторая) Гаэтано Доницетти. Ее еще называют «Il dolce suono» по первым словам «Сладкий звук его голоса поразил меня!». Сошедшая с ума Лючия после свадьбы, убив нелюбимого жениха Артуро, выходит к гостям с окровавленными руками и поет, представляя себя с любимым Эдгардо.
О фильме и этой сцене писали столько, что не вижу смысла множить сущности. Отмечу лишь, что в синюю кожу Дивы пришлось влезть гражданской супруге режиссера Майвенн Ле БЕСКО, с которой он расстался после премьеры, женившись на исполнительнице главной роли – Милле ЙОВОВИЧ. Композитор фильма Эрик СЕРРА предполагал использовать знаменитое исполнение Марии КАЛЛАС 1950-х годов, но качество граммзаписи, по его словам, оставляло желать лучшего. Поэтому и пригласили албанскую оперную певицу Инву МУЛА. Музыку Доницетти СЕРРА слегка преобразовал — так, что человеческий голосовой аппарат стал не способен ее исполнить. Голос Инвы МУЛА был частично доработан на компьютере.
Стражи Галактики
Очень забавно, что в титрах «Стражей галактики» указано, что в фильме использована «mad scene» из оперы «Лючия ди Ламмермур». Внимательно просмотрел фильм, вслушиваясь в саундтрек (кстати, впервые: и фильм оказался лучше, чем я ожидал, а музыкальное сопровождение вообще очень даже приличным), но не обнаружил никаких следов оперы. Начал разбираться. Выяснилось, что короткий фрагмент оперы идет фоном разговора лидера опустошителей Йонды Удонта в лавке Брокера где-то на 51-й минуте фильма. Но разобрать мелодию в этом эпизоде дублированной русской версии категорически невозможно. Попытался найти оригинальную англоязычную, но – увы! – борьба с пиратством на Западе поставлена на уровне.
Прекрасная смоковница
В 2008 году вышел фильм «La belle personne» Кристофа ОНОРЕ. В российском прокате его назвали «Прекрасная смоковница». Подозреваю, с намеком на «Греческую смоковницу», хотя фильм вполне невинный. Но надо же было как-то привлечь зрителей.
В какой-то мере его можно назвать французским «100 дней после детства» — 16-летние школьники, их взаимоотношения и преподаватели, обострение чувств, с которым уже трудно справляться, повышенное любопытство к определенным сторонам жизни, максимализм, некоторая идеализация и неожиданная смена оптики вглядывания в личную жизнь другого. А также чтение на русском языке с ужасным акцентом «Свечи» Бориса ПАСТЕРНАКА и прослушивание классической музыки на старых пластинках. Вот здесь-то они и слушают отвергнутую СЕРРА и БЕССОНОМ граммзапись «Il dolce suono» Марии КАЛЛАС.
Дословно «La belle personne» переводится как прекрасная персона. С оттенком некоторого совершенства, идеала. Такого человека видят в главной героине Жуни любящие ее юноши (разве учитель итальянского Немур, практически не отличающийся от своих учеников, не является тоже таковым?). Одного она оставила, потому что не полюбила его, другого – потому что полюбила (упрощаю, конечно).
В какой-то мере «Лючия ди Ламмермур» с ее вальтерскоттовскими корнями и драмой любви и смерти соотносится с фильмом. И это совсем не те ученики, что учатся в «Классе», снятом Лораном КОНТЕ в том же 2008 году. Хотя город один – Париж. Как и в фильме Сергея СОЛОВЬЕВА (не зря же в «100 днях…» юная Татьяна ДРУБИЧ читает на французском «Письма о Любви к Дженни Колон» Нерваля) эти школьники чуть-чуть приподняты над обыденностью. Этот слегка оторванный от прозы жизни и несколько чувственный школьный мир идеально передает атмосферу первоисточника. Как известно, сценарий был написан на основе «Принцессы Клевской» мадам де Лафайет, опубликованной в 1678 году. Книга входит в обязательную школьную программу. События романа, действие которого проистекает при дворе Генриха II Валуа, были перенесены в современность.
А поводом для создания фильма стали слова Николя САРКОЗИ в период президентской выборной кампании в 2006 года. Кандидат публично заявил, что только садист или идиот мог посчитать необходимым включить знание этого романа в экзамен для получения должности в таком госсекторе как почта: «Когда вы придете в почтовое отделение, вы разве о принцессе Клевской будете говорить в кассиром?»
Возмутилась интеллигенция. Враз популярным стал значок «Я читаю принцессу Клевскую». Состоялись многочисленные марафоны, в ходе которых люди вслух читали по частям этот роман – в одном из них принял участие режиссер Кристоф ОНОРЕ. Ведущий культурный еженедельник Франции Telerama попросил 100 писателей назвать свои любимые книги: принцесса Клевская заняла третье место после «В поисках утраченного времени» Пруста и «Улисса» Джойса.
Так что ария из «Лючии ди Ламмермур» достаточно органично чувствует себя в этой атмосфере прошлого, преобразованного в настоящее: во внутреннем времени фильма ее прослушивание занимает достаточно заметные минут пять – это немало.
22 пули: бессмертный
Фильм 2010 года «22 пули: бессмертный» (во Франции – «L'immortel», в США – «22 Bullets») основан на реальном человеке. В марсельского гангстера Жака Эмбера по прозвищу Jacky le Mat — «Безумный» действительно 1 февраля 1977 года попали 22 пули (точнее, 7 пуль 11,43 мм и 15 картечин). И он выжил с частично парализованной правой рукой. А потом началась так называемая «марсельская 100-летняя война», в результате которой положили многих. Но не его. Он благополучно дожил до 2019 года и даже посмотрел это кино про себя.
Понятно, что события фильма в основном вымышлены. Главный герой Шарли Матеи в исполнении Жана РЕНО решил уйти на покой и посвятить себя семье. Это и стало катализатором покушения: ведь сам факт его существования в городе уже влиял на криминальный бизнес. Ответный удар с убийством всех, кто в него (а не мимо) стрелял, при регулярных уверениях, что завязал, — вполне мотивирован. Ведь он не за жизнь и благополучие семьи сражается, а за репутацию. Если он оставит это безнаказанным, заявив тем самым, что с ним такое можно делать, то и за жизнь его родных нельзя будет отдать и ломаного гроша.
Да, работа режиссера Ришара БЕРРИ – не вершина жанра. Но достаточно крепкий боевик. Не без недостатков и передержек. Самая показательная из них – пятиминутное продирание Шарли через полосу колючей проволоки ради спасения своего маленького ребенка. Которого заперли в багажник автомобиля и должны были увезти, но злодей, конечно же, задержался до момента, пока исполосованный стальными шипами герой Жана РЕНО не выберется наконец на открытое пространство. Но таких чрезмерных попытках сыграть на «чуЙВствах» немного. Так что недавно я с удовольствием пересмотрел фильм второй раз, наткнувшись на него при переключении каналов.
Один из приятных для меня моментов: Шарли Матеи – большой любитель оперы и слушает ее на протяжении всего фильма. Фильм начинается с покушение сразу после прослушивания арии «E lucevan le stelle» из оперы «Тоска» Джакомо Пуччини. Шарли только успевает повторить последние слова арии «E non ho amato mai tanto la vita!» — «Но никогда я так не жаждал жизни!» и тут смерть обрушилась на него свинцовым дождем.
Завершается фильм после осуществления мести, когда он идет по пляжу в обнимку с семьей (мы видим их со спины – уходящими), говоря: «Я выжил на поле боя. Я со своей семьей и буду смотреть, как растут мои дети. Я спокойно состарюсь, ни от кого не прячась. И буду жить, не боясь того, что за мной следят». Камера наплывает на крупный план затылков, и вдруг после этих слов он резко оглядывается, цепко и хищно смотря на нас. Под «Il dolce suono» (в опере, напоминаю, Лючия поет с окровавленными руками) в исполнении Инвы МУЛА.
P. S. Николя САРКОЗИ был задействован и в этом фильме. Расследование ведет Мари Голдман, вдова убитого полицейского и мать-одиночка. Ее начальник, требовавший быстрых результатов и расследования по пути наименьшего сопротивления, после ее — вопреки его рекомендациям — успехов, вызывает Мари и говорит, что завтра должен приехать министр внутренних дел. Если будут вопросы, то надо сказать, что поимка преступников их общая заслуга. А на ее иронию сообщает, что внутреннее расследование показало: после смерти мужа у нее появилась алкогольная зависимость, плюс к этому она принимала участие в побеге Шарли Матеи: «А еще вы несанкционированно используете сирену… Так что если скажете, что аресты – моя заслуга, это останется между нами». За минуту до этого он перевесил портрет Николя САРКОЗИ.
Сборник «Понедельник не кончается никогда» (М.: Э, 2018) состоит из продолжений повести братьев СТРУГАЦКИХ «Понедельник начинается в субботу». Начинается он с Сергея ЛУКЬЯНЕНКО, как самого известного. Правда, его история – «Временная суета» – об остановке Колеса фортуны была опубликована еще в 1996 году в легендарном проекте Андрея ЧЕРТКОВА «Время учеников». Тогда еще мало кто знал и слово такое «фанфик» – вариация на тему известного литературного произведения.
С тех пор продолжений повестей СТРУГАЦКИХ написано в разы больше, чем написали сами братья. Но даже самым талантливым так и не удалось подняться до уровня исходника. Лучше всех получалось у тех, кто не смотрел на классиков снизу вверх и не пытался подражать стилю, а высказывал свои соображения по поводу тех проблем, которые мучили Аркадия и Бориса Натановичей. Именно таким являлся Михаил ХАРИТОНОВ, он же главный редактор газеты «Русский Марш» Константин КРЫЛОВ.
Опубликованный в сборнике «Рубидий», к сожалению, не дотягивает до его же «Факапа», где он, не погрешив ни против одного факта из «мира СТРУГАЦКИХ», полностью переиначил подоплеку событий «Полдня. XXII века»: мир оказался не таким светлым и добрым, но не менее концептуальным и плотным. Заготовка повести явно написана в начале 2000-х вместе с первыми рассказами «стругацковского» цикла, заброшена в долгий ящик на 10 с лишним лет и завершена лишь в 2016-м. Одно из подтверждений тому — харитоновский неполиткорректный текст 2004 года «Выбегалло как русский учёный», вполне коррелирующийся с рядом тезисов произведения.
В «Рубидии» дело происходит спустя 30 лет после событий «Понедельника...» – в 1990-м году, когда положительными героями страны начали становиться, скажем условно, не «комиссары в пыльных шлемах», а их антиподы — реальность переконфигурировалась. Заведующий отделом Линейного счастья Федор Киврин укатил Оклахому. Не ради денег, он ученый, который занимается счастьем, – это его тема: «А никакого счастья у нас в стране не осталось. Сотворить того, чего нет, нельзя. Вот Киврин и отправился туда, где оно есть. За предметом изысканий». Кристобаль Хунта организовал кооператив в партнерстве с татуированными ворами. Сам Александр Привалов, точнее, Саша Привалов — для повести это концептуальная разница — изменился мало: «Пр-ростодушный пр-роект! Пр-римитив! Тр-рудяга!». Если учесть, что в НИИЧАВО рабочие дни не считались прожитыми, а в зачет жизни шли только выходные, проведенные вне институтских стен, знаменитое долголетие и трудолюбие магов получило иное объяснение.
Немало тех, кто по прочтении ХАРИТОНОВА осенял себя крестным знамением: «Ату его!» и заявлял об отвратительности его писания. На святое-де руку поднял. Но так и задумано: повесть изначально провокативна. Автор осуществляет классическую дерридавскую деконструкцию. Прямо по словарю: разрушение стереотипа и включение смыслов произведения в новый контекст.
В чем самый главный смысл «Понедельника начинается в субботу»? Вот в этом: «Каждый человек – маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше — о других, когда работать ему становится интереснее, чем развлекаться».
Но что значит: меньше о себе, больше – о других? Кто эти другие? Вспомните знаменитую новогоднюю ночь в НИИЧАВО, забитом работающими сотрудниками: «Напились все. Дай, думаю, пойду лучше поработаю. Оставил им дубля и ушел», «Ты знаешь, танцую я с ней и чувствую, что обрастаю шерстью», «Галка, как же ты это мужа оставила?», «Опомнись! Двенадцатый же час! Верочка ждет! – Не! Я им туда дубля послал. Хороший дубль, развесистый… Анекдоты, стойку делает, танцует как вол…»
То есть родные и близкие – это не те другие, ради которых… Но кто тогда эти «другие» и кто пользовался плодами увлеченной работы в НИИ? И разве не входили в идеологему СССР лозунги, что «работа лучше, чем развлечение», «раньше думай о Родине, а потом о себе», «надо жить ради других»? В «Рубидии» эту идеологию десятками лет поддерживал «отсекатель», подавлявший мысли эгоистические.
Повесть ХАРИТОНОВА, аналогично его же «Факапу», дает абсолютно иную интерпретацию известных фактов ПНС. Как это сделал и Михаил ВЕЛЛЕР в рассказе «А вот те шиш». На этом, на парадоксальном сломе стереотипов, строится вообще все творчество Михаила ХАРИТОНОВА. В какой-то мере оно — это малевичевский «Черный квадрат». Неожиданно, концептуально, ярко. Но его «стругацкиада» ни в малейшей мере не перечеркивает творчество братьев СТРУГАЦКИХ. Даже раннее. Они существуют в разных плоскостях.
облако тэгов
