Первая книга-игра Браславского мне попалась в начале 90-х, как раз после второго издания. Точнее, не первая книга, а все четыре, которые мне тогда дал почитать друг, и тем самым отвлёк меня от учёбы и всего прочего недели на две. Тем более, компьютеров тогда не было.

Минуло 20 лет — и те четыре книги переиздали, плюс Браславский написал ещё две, ура! «Холодное сердце Далрока» — одна из новых книг. Мне она понравилась меньше предыдущих, но это, скорее следствие того, что мне уже не 10 лет. И всё равно интересно — два дня проходил, прошёл с удовольствием.

Имхо, книга-игра — это и по сей день лучший способо отвлечь ребёнка от компьютера и заставить полюбить чтение.

Прекрасная книга. Она в корне отличается от фильма, который тоже прекрасен. Но они и не могут быть одинаковыми. Связь времён в романе Митчелла столь тонка и эфемерна, что её не хватило бы на захватывающий сюжет, и потому Тыквер и Вачовски изменили ряд моментов, сделав одну историю непосредственным следствием другой. У Митчелла же связь скорее духовная, отдалённая, путанная. И сам принцип истории внутри истории подан здесь прекрасно — ты понимаешь, что всё начинается и заканчивается одинаково, что движение от начала к концу — то же самое, что движение от конца к началу, что любое твоё слово тянет за собой ниточку, которая не обрывается, но за эту ниточку с того, дальнего её конца тоже кто-то держится. И получается прекрасная книга, которую хочется читать, которую читаешь с удовольствием, а потом закрываешь и думаешь о том, что смысла нет. Или смысл есть. Или смысл создаёшь ты сам.

Блестящая книга. Страшная, нежная, добрая, странная, безжалостная книга о том, что смерти нет. Нет смерти, правда. Смерть — это такая обыденная, ежедневная, естественная штука, в особенности когда она медленная, мучительная и неотвратимая. Герои этой книги живут только для того, чтобы умереть, предварительно пройдя через несколько кругов ада, но потом ты понимаешь, что адом на самом деле подобная жизнь не является, ада нет вообще, есть просто жизнь, и это такая работа — лежать на больничной койке, переживая первую, вторую и третью выемку. И сознательно завершая на четвёртой. Именно завершая, это наиболее точный термин, точнее некуда, как скальпель хирурга, потому что, вы же сами прекрасно знаете, смерти нет, смерти нет, смерти нет.

Могучий роман, любителям космооперы — читать обязательно, потому что это качественная квинтэссенция космооперы в лучшем, пожалуй, её проявлении. Другое дело, что космооперы я не люблю как жанр, и не в последнюю очередь — за их предсказуемость. О том, чем закончится линия с архимандритом и насельниками, догадываешься примерно на 200-й странице (когда рассказывается о предположительном военном потенциале насельников) — и дальше читаешь просто в ожидании этого конца. Про то, что Фассин найдёт искомое, причём не там, где ищет, тоже догадываешься ровно тогда, когда он получает в начале романа задание. Бэнкс создал прекрасную атмосферу, придумал интересный мир, написал хороший роман... с простым, до боли простым сюжетом, который с трудом натягивается на столь толстую книгу.

Не понравилось. Потому что роман «Смерть Артемио Круса» опубликован в 1962 году, а гениальный фильм Орсона Уэллса «Гражданин Кейн» вышел в 1941-м. И в «Гражданине Кейне» есть то главное, чего не сумел вложить в свой — точно такой же по смыслу, один в один, роман Фуэнтес. У Кейна есть внутренний стержень, нечто сокровенное, что никогда не оставляет его — и именно это сокровенное всплывает наружу в момент его смерти, давая начало сюжету. У Артемио Круса никакого стержня нет, он плавающий, неприятный, склизкий персонаж, который так и остаётся пустой куклой что в 30 лет, что в 50, что в 70. Тема нераскрыта. Особенно в сравнении с Уэллсом.

Очень неплохо. Даже не ждал. Во-первых, я не думал, что это детектив — думал, что социальная проза. Доля социальности есть — судьба гренландских эмигрантов в Дании и так далее. Но в целом у Хёга вышла приключенческая книга, читающаяся на одном дыхании — с негодяями, любовью, теорией заговора и элементом фантастической загадки. Минусы тоже есть: концовка кажется несколько оборванной, плюс ряд линий ничем не заканчивается, просто некоторые сюжетные хвосты повисают в воздухе. Но за интересность чтения это можно простить. А ещё Хёг сделал себе на этом романе состояние. Чёрт побери :) В общем,

А что, весело. Лори вообще многоталантливый товарищ — и играет, и режиссирует, и поёт, и жнец, и на дуде игрец, как говорится — вот и весёлый британский детектив, написанный им в 96-м году, вполне читабелен и местами забавен. Правда, повествование несколько неровно — то на 20 страниц описывается какое-то 10-секундное действо вроде обмена ударами, то в пол-абзаца вписывается две недели жизни героя. Если бы такую книгу написал, например, Харлан Кобен, я бы поморщился: фи, мастер опустился. Но для единственной книги человека, который по жизни занимается совершенно другими вещами, — зачёт.

Ну, это же Набоков. Что тут можно сказать. Даже переведённый с английского мастер прекрасен, тягуч, занимателен, ироничен и изящен. Профессор Пнин впитал, как мне показалось, черты самого Набокова, но при этом Пнин гораздо более прозаичен, более уныл, более шаблонен, нежели его автор; и всё же он сохраняет некое очарование, которое эмигранты обычно теряют в чужой стране. Пнин живёт прошлым и не хочет в настоящее — а если и хочет, то в какое-то другое, и это почему-то не раздражает, не удивляет, а по-доброму умиляет. Это грустная и по-своему смешная книга. Но что тут говорить. Это же Набоков...

Очень плохая книга очень хорошего писателя. Даже отвратительная. Спасибо, сёрфить по Сети я лучше многих умею. А треть романа — это копипасты с сетевых источников о чуме. То же, что не является копипастой, представляет собой что-то алогичное, невразумительное, мутное и бессмысленное. Более того, в конце герой загоняется в тупик, из которого нет выхода — и тут всё обрывается. Ничего не понятно. Все умерли. Ёпт, все умерли — да такую концовку даже «молодые талантливые авторы» уже сто лет как не допускают. А Иванов... Гм. Может, и не он писал-то? :)

Не проникся. Скажем так: не нужно быть Алексеем Ивановым, чтобы написать «Псоглавцев» — особенно в сравнении с блестящими «Сердцем Пармы» и «Географ глобус пропил». Собственно, «Псоглавцы» и вышли первоначально под именем Алексея Маврина — но слишком уж хорошо и по-ивановски было написано, чтобы не раскусили. В целом: хорошая идея и завязка, странная икона со Святым Христофором и его пёсьей головой, легенды о псоглавцах в местной деревушке... Только вот слишком много откровенного исторического гугления (порой крайне поверхностного) и совершенно откровенный бог из машины в концовке, что её превратило в фарс. Вроде как загадка — и вдруг опа! Deux в лице Ромыча всё разруливает в три минуты, привет, хэппи энд; непонятно, зачем вообще все эти сложности были. Лёгкий роман. Слишком лёгкий для автора такого масштаба.

Как ни странно, хорошая книга. Длинная, слишком длинная, перегруженная лишними подробностями, неприятными описаниями извращений героя — но всё равно хорошая, настоящая. Взгляд на Вторую мировую с непривычной стороны, изнутри другого общества, взгляд на еврейский вопрос и его окончательное решение — глазами офицера СС, глазами образованного человека, который думает и рассуждает — и понимает причины безумия. Вообще, после этой книги понимаешь, какое огромное количество сил и средств тратила Германия, ещё далеко не гарантировавшая себе победу, на какие-то удивительные глупости, на пустое уничтожение, на решение вопросов, которые не требовали решения. Местами книгу можно цитировать, потому что постулаты Литтелла сильны. Местами книгу хочется пролистать, потому что выглядит всё гадко. Местами героя жаль, местами он омерзителен. И при этом роман выглядит ровно, он лишён провалов. Это просто годы войны, просто несколько лет.

Ну-у... Так себе книжечка. Спасибо, я знаю и «Аленький цветочек», и «Красавицу и чудовище», и «Обыкновенное чудо» (хотя оно обратно названным). Не знаю, зачем хорошо известный сюжет нужно было растягивать на роман. Ну, превратился мальчик в белого медведя. Ну, жил в огромном дворце. Ну, поселил у себя девочку, которая чуть его не расколдовала. Ну, запорола она расколдовывание. Ну, поехала спасать его от злой волшебницы, королевы троллей. Ну, спасла. Книга не слишком-то детская и не слишком-то взрослая, ни то, ни сё на давно избитый сюжет.

С самого начала Харрис как бы заявляет: в этой книге будет неожиданная развязка. Точнее, мне показалось, что она так заявляет, потому что это уже далеко не первый роман Харрис, который я читаю. И потому я это неожиданной развязки ждал. Ждал, ждал, ждал. И поэтому она меня совершенно не поразила. Более того, она показалась мне какой-то глуповатой и несколько смятой. А вообще, приятный роман про 1610 год, в какой-то мере слишком современным языком описывающий те темноватые времена, времена определённого религиозного мракобесия. Через тридцать лет королём станет Людовик XIV, а через 50 разругается с Римом и затравит церковь до состояния мыши. Но пока, в 1610-м году об этом никто не знает. В общем, ровненько.

Блестяще. Блестяще, правда. Исигуро рисует всё вокруг, он разукрашивает фон, расписывает окружающий мир, но ни словом не намекает на чувства мисс Кентон — но они прорисовываются, как силуэт, как тень, из ничего, из сторонних фраз и жестов, и когда в последних сценах занавес поднимается, мы уже знаем, что за ним, и это так грустно, так странно, так благородно и так пусто одновременно. Я не смотрел пока фильм с Хопкинсом — но посмотрю обязательно, потому что Хопкинс, кажется, единственный человек, способный сыграть Стивенса, этого великого дворецкого, отдавшего жизнь служению высоким идеалам, теряющим свою высоту в сравнении с тем, о чём в этом романе нет почти ни одного слова.

«Японский» роман Исигуро. Читать его после «Безутешных» хорошо, потому что ощущается талант человека, способного в равной мере быть японцем и британцем, сочетать философии, языки, смыслы и сюжеты столь разных литератур. С одной стороны, «Художник зыбкого мира» — роман в духе классических Оэ или Кавабаты (послевоенная Япония, конфликт старого и нового, пропасть поколений), но с другой есть в нём что-то европейское, что без трагики в лице и без сожаления о потере принимает это самое новое, готово любить Японию такой, какой она становится, а не такой, какой она была. Правда, читать мне было скучновато – всё-таки «японский стиль» — не по мне.

Отличный кафкианский кошмар, смешанный с доброй, сочувственной, немножко комедийной и отчасти философской японской лирикой. «Город Зеро», в который попадает герой, не отличается логикой или нормальностью и в определённой мере полон жестокости и зла, но одновременно с этим за щитом фальшивости и лжи открываются человеческие чувства, понятия, отношения и удивительная доброта, которой мне всегда как раз не хватало в Кафке. Знаменитый пианист, находящий в странном городе отголоски своего прошлого, казалось бы, должен что-то изменить – но он всё-таки уезжает, вырывается из замкнутого круга, и жизнь идёт дальше.

Ффорде мне пиарили столько раз, что я, наконец, сдался и взялся. Ну… Читать весело. Ффорде создаёт совершенно абсурдный и при этом вполне логичный мир-антиутопию, которая не имеет ни малейшего шанса на существования даже в постапокалипсическом будущем. Мир, ограниченный совершенно бессмысленными законами, при этом умудряющийся быть добрым и человечным. Но в итоге выходит пустышка: всё сводится к тому, что герои против этого мира, конечно, будут сражаться – в следующих частях эпопеи, который не то что не переведены, но, кажется, ещё и не дописаны. Смотрите, какой прикольный мир, говорит Ффорде, мы отвечаем: гы. Гы-гы.

В отличие от «Рыбалки в Америке», у «Следствия сомбреро» есть некое подобие сюжета. Даже трёх, причём весьма сомнительным образом между собой связанных. Правда, в итоге всё равно остаётся ощущение хрени. Ну, есть эта хрень в мусорной корзине с упавшим с неба холодным сомбреро, вызвавшем своим появлением что-то вроде гражданской войны. Ну, есть писатель с кучей коней в голове. Ну, есть его бывшая, которой снятся разные вещи. Ну, да, есть они — и что? Не-е, не по мне это. Я люблю книги, которые книги. А не книги, которые современное искусство.

Фигня какая-то, простите. Бессвязный набор абзацев, предложений, строк, глав и порой букв, которые вроде как совпадают в какие-то сентенции, но тут же распадаются обратно на составляющие. Бротигана явственно пёрло, да, впрочем, меня бы после электросудорожной терапии и вообще всей этой битнической эстетики тоже бы плющило и колбасило. Другой дело, писать на этом фоне что-либо связное, по-моему, невозможно. И не то чтобы Бротиган это мнение опроверг. Читать это, конечно, легко, но толку от подобного чтения — никакого. Ну и в целом, вся эта американская эстетика, видимо, близка только одному поколению — тому самому и сугубо американскому.

В принципе, о «Горменгасте» можно написать то же самое, что и о «Титусе Гроане». Кафкианства, правда, во втором романе трилогии становится чуть меньше, зато больше приключений, случайностей и некоторых несуразностей — но всё равно читается с удовольствием, приключения героев, пусть и в определённой мере предсказуемые, не отпускают читателя, а время, потраченное на чтение, определённо потрачено не зря. И по-прежнему жаль, что Пик успел написать всего три романа — пусть третий я пока даже не открывал.

Прекрасная смесь Толкиена и Кафки в одном флаконе, иначе и не скажешь. Безумный, огромный, странный замок, за пределами которого, собственного, и непонятно, есть ли что-нибудь. Герои, характерные своим духовным, а порой и физическим уродством, сдвигами, съездами с катушек; гнетущая атмосфера вечного, нескончаемого бессмысленного ритуала. И рождение мальчика: уже здесь видно, что Пик планировал описать всю жизнь Титуса от рождения до смерти, и так жаль, что он не успел, а успеть подобное было бы, конечно, подвигом, который не удался. Но и так хорошо, и так прекрасно.

Если честно — какая-то муть. Ирвин пережёвывает, и пережёвывает, и пережёвывает, и пережёвывает, и пережёвывает, и пере... и так весь роман. Вот герой спит, и пережёвывает, и спит, и ему снится, и пережёвывает, и снится, и кровь течёт, и пережёвывает, и тот плохой, и этот плохой, но он не плохой, а просто снится, это сон во сне, и пережёвывает, и спит, и снова спит, и рассказывает историю, но не заканчивает её, потому что засыпает, но он уже спит, и пережёвывает, и пережёвывает, и не заканчивает, и спит, и кровь снова льётся, и снова льётся, и пережёвывает, и спит. В общем, не книга, а колыбельная.

Всё плохо. Нет, простите, всё ещё хуже. Ах, вы посмели увидеть какую-то надежду или хотя бы мораль? Хрен вам, будет ещё хуже. Сенчин не оставляет и так несчастным, глупым, пустым, неудачливым героям вообще никакой дороги — всё может быть только хуже, и ещё хуже, и ещё хуже. Сложно понять, зачем нужна такая книга. Мы знаем, что всё плохо, спасибо. Мы бывали в деревне, и мы понимаем, что безысходность во многом определяется сознанием, а не окружающей реальность, и что сознание, втоптанное в грязь, не способно из неё выползти. Поэтому всё будет ещё хуже. А смысла нет.

Смешная такая книга, то ли утопия, то ли антиутопия, пародирующая идеальные представления о светлом будущем коммунизма, каким его могли видеть идеалисты 1910-х, и о загнивании буржуйского запада в глазах советского же идеалиста — только не совсем в глаза, а как бы в реальности. Хорошо прописанный антураж (Москва в видении конструктивистов и авангардистов, крылолёты и скоростные поезда, сытость, гармония, честность, свободный секс — последнее единственное радует по-настоящем, кстати), но на фоне этого антуража — обычный шпионский романчик без идеи, без подоплёки, просто приключения, показывающие как угнетают буржуи рабочих в Америке/Англии, как разгильдяйничают, меняя еженедельно правительство, французы, как верят в свою избранность немцы. Как пародия, видимо, хорошо. Вопрос только, кому нужна эта пародия? Она потеряла актуальность задолго до того, как родилась сама Мария.

Хорошая книга. Велик талант писателя, способного писать книги в кардинально разных жанрах — сравните «Географа» с «Сердцем Пармы», ведь никогда, не зная, не скажешь, что писано одной рукой. Грустная история — обычная, обыденная, печальная — про, будем честны, дурака. Главный герой не то что несчастлив — он сознательно не хочет быть счастливым, не хочет пользоваться тем, что у него есть, не хочет беречь это, и потому постоянно впадает в какую-то глупость, безынтересность, пофигизм в отношении жизни и всего остального. И пусть ему нет ещё даже тридцати, он уже в определённой мере стар, и таким останется навсегда. И удивительно, насколько интересно читать эту, в общем, психологическую книгу, как весело она построена, и как лихо это построение контрастирует с тем, что прячется на дне.

И пусть это гимн солнцеедам и луч ненависти не-вегетарианцам. И пусть я люблю мясо. Но.

Это книга про коров и быков. Быки бывают мясные и производители. Они безмолвны и покорны. Их забивают, свежуют и перерабатывают на колбасы, вырезки, фарш, бифштексы. Это книга про мясомолочный комбинат. Про коров — молочных и мясных. Молочных доят каждый день с помощью специальных аппаратов. Их телят забирают, затем выращивают или забивают совсем маленькими, потому что нежное телячье мясо вкуснее. У города должна быть еда — мясо и молоко. Это книга про производство мяса, заготовку мяса, приготовление мяса.

А к середине ты понимаешь, в этой книге нет ни слова про быков и коров.

Передо мной расстелилась бескрайняя парма, её ялпынги и ворги. Именно так — парма, а не книга, Пермь Великая, а не сухие страницы, хонтуи и хаканы, а не издатели и редакторы. Вешь — очень красивая. Именно красивая какой-то глубокой, дикой, древнеязыкой красотой, полная, объёмна, как почерневший языческие идол, волшебная маммутовым льдом и княжьими тамгами. Наполненная непонятными, странными словами, которыми когда-то жила Русь, и которые мы забыли за время Империи, за ещё более страшное время Советов и за наплевательское Новое время. Если честно, я никогда до того не задумывался, как образовались эти чудовищные просторы, как Иван III и другие князья московские захватывали территории других государств — Перми Старой и Перми Великой, Казанского ханства и Сибирского ханства, Нижегородского княжества и так далее. Пожалуй, это лучший исторический роман, который я читал. Роман о том, о чём официальная история почти ничего не знает, кроме нескольких имён, поскольку языческие книги или не существовали, или сжигались, а в христианских записях всё искажалось до невероятности. Многие обвиняли Иванова в том, что он понавыдумывал — а как вы прикажете поступать, говоря об эпохе, которая тёмным пятном накрывает половину России? Великолепно, право слово. Только конец искусственный, слабее всей книги. Но и чёрт с ним, не в конце же дело тут.

Очень круто. Нет, очень круто. Да, очень круто. Нет, так нельзя. Мы прочли этот роман. Точнее, не роман, а всю трилогию. Все три романа в этой книге. Теперь мы должны писать правду. Можно писать: «нам понравился этот роман». Нельзя писать: «это хороший роман». «Хороший» — слишком размытое понятие. Не абсолютная величина. Мы остались под впечатлением. Мы поняли этот роман по-своему. А вы, видимо, поймёте по-своему. Нас двое. Нет, я один. Нет, нас всё-таки двое. Мой брат перешёл через границу двадцать лет назад. Он вернётся. Пока мы его ждём, мы читаем этот роман. Точнее, все три романа. В перерывах между чтением мы выполняем простую работу. Мы пишем статьи. Мы моем пол. Мы ходим в магазин. Мы ездим в командировки. Между простыми делами мы читаем этот роман. Точнее, все три романа. Мы под впечатлением.

Фи-и-и-и. Это уже даже не заваренный по седьмому разу жиденький Андахази (что, в общем, комплимент Нотомб). Это какая-то сопливая девчоночья сказка в духе умноженного на женское мировоззрение господина Коэльо (что уже не комплимент совсем). Как и у прочих произведений Нотомб, у «Словаря» вполне себе занимательное начало, обещающее достаточно много. Обещающее конфликт, проблему, трагедию. А в итоге выходит совершеннейшая банальность (как известно, если в произведении есть девочка-танцовщица, в итоге она должна обязательно что-либо сломать и потерять возможность танцевать), подслащённая хэппи-эндом в форме типичного рояля в кустах.

Чак-Паланик, Чак-Паланик, что ты вьёшься надо мной. Ох, сейчас спойлер будет. Ну да ладно — этот роман ничего, кроме спойлера, не заслуживает. Как уже привычно у Нотомб: отлично, естественно, грамотно и интересно выписанный диалог приводит к сливу/пшику, не более того. К герою пристаёт в аэропорту безумец, начинающий его грузить (дежа вю: Тайлер Дёрден познакомился с героем в самолёте), а потом оказывается... ну, вы поняли. Я лично о стандартном трюке «привет, раздвоение личности» догадался примерно на половине этой крошечной повестушки, выдаваемой за роман. А кроме этого трюка, в книге нет вообще никаких слоёв, и потому плохо.

Если Андахази — это крепкий, вкусный чай, то Нотомб — это в том же жанре заварочка, растворённая в кружечке по седьмому разу. Он — мастер концовок, Нотомб — мастер слива этих самых концовок. Хорошая идея, хорошее, даже отличное нагнетание атмосферы, естественное вхождения девушки по имени Христа в жизнь героини, её граничащая с ненавистью любовь и стремление к власти, странные игры и желание повелевать — всё это внезапно заканчивается схождением на нет, оставляя у читателя вопрос: «и чё?».

Как выяснилось впоследствии, «Гигиена убийцы» — наиболее сильный и оригинальный роман Нотомб. Очень, я бы сказал, умело выстроенный. Сначала читатель восхищается тем, как старик-писатель мастерски унижает и выгоняет одного репортёра-мужчину за другим, а затем — как его точно так же смешивает с грязью репортёр-женщина. Но когда тайна старика открывается (незадолго до конца), становится ясно, что мастерской концовки не будет. Её и нет: Нотомб натягивает идею, последнее действие не кажется естественным, снижая уровень романа в целом. Хорошо написанного романа, не ведущего ни к какому выводу.

Конечно, «Первый закон» — это вовсе не трилогия. Точнее, это такая же трилогия, как, например, «Властелин колец» — один большой роман, долго писавшийся и при издании разделённый на три части, каждая из которых в отдельности не имеет ценности ввиду обрывистости. В целом получается огромный романище, читающийся, как ни странно, на одном дыхании.

У Аберкромби получилось. Получилось создать действительно интересный, большой, объёмный, настоящий мир. В принципе, этот мир даже сложно назвать «фэнтезийным». Что в нём — чуть-чуть магии? Плоскоголовые полуразумные обезьяны? И всё, пожалуй. Я бы назвал «Первый закон» огромной живой стратегией, компьютерной игрой с множеством персонажей.

Это достаточно глубокая вещь. Как хорошо я понимаю чувства Джезаля, когда он в первый раз чувствует близость Арди. Как хорошо мне понятны поступки многих других персонажей: они действуют естественно, приключения в романе не наигранны, но возникают, проистекая одно из другого, без ощущения рояля в кустах — хотя сколько, казалось бы, их там, этих роялей! Ну, не понравилось мне только воскрешение дочери Делателя — без неё вполне можно было бы пережить.

Я не люблю фэнтези, потому что 90% фэнтези (и 99% русского фэнтези) — это просто тупое мечами-махалово ради мечами-махалова, помноженное на эльфов и гномов. Абекромби сделал что-то новое — и это очень круто. Он использовал фэнтези как приём, а не как самоцель. Единственный реальный минус — это откровенно смазанный в расчёте на некое продолжение (которое он уже написал в количестве ещё двух романов) конец. Почти всех жалко. Почти все выглядят глупо. Особенно Джезаль. Но чёрт с ним — читать было интересно, и потому стоило того.

Ну так. Весёлый лёгкий роман с чрезмерным количеством объяснений от автора, которые к концу начинают откровенно мешать. Динамика действия неожиданно сменяется длинными историями из прошлого, и эти скачки сильно сбивают с толку, расслаивая единое целое книги. Если говорить о самой идее — ну, гимн Сколково прямо какой-то, право слово. Чрезмерно умные и талантливые подростки, чрезмерно крутые наноботы, чрезмерно хэппи такой энд. Не понравилось. Хотя читается быстро и легко — но это ли ставить в плюс?

Хорошо (у а Галиной иначе не бывает) написанный роман со смятый концом, оставляющим очень много вопросов и оборванных концов. По общей стилистике и настроению напомнило почему-то скирюковский «Блюз чёрной собаки» — там схожая атмосфера, и конец таким же образом появляется «вдруг, а никто и не ожидал, что уже всё». Герой какой-то... пустоватый, за него не болеешь, им не интересуешься, в его внезапную любовь к Рогнеде не веришь, кем бы она, Рогнеда, ни была. Кроме того, сейчас, когда я пишу этот отзыв — а книга дочитана вчера — я уже никак не могу вспомнить каких-то деталей, и понимаю, что, в отличие от «Малой Глуши», «Медведок» я забуду очень быстро.

Для Грасса, тем более для «Данцигской трилогии», — слишком сухо и кратко. История мальчика, просто история, не более того, без отклонений от сценария, без уходов в сторону, без какой-либо подоплёки, нечто напоминающее обыденную бытовую трагедию — и потом совершенно справедливое. Вот он, мальчик, который прекрасно умеет нырять и плавать, который идёт в армию, который носит форму, который хочет свою награду, а потом понимает, что такое война на самом деле, его война, его Рейх. И он ныряет, ныряет, ныряет. И всё.

Хотя «Траектория краба» официально не является частью «Данцигской трилогии», она вплотную к ней примыкает. Её главные герои — сын и внук Туллы Покрифке, той самой девочки из «Собачьих лет», с которой я когда-то «срисовал» героиню стихотворения «Конура». Да и сама Тулла в романе присутствует. Это история нескольких человек и одного корабля, «Вильгельма Густлоффа», история одной из самых страшных морских трагедий за всю мировую историю. Очень хорошо чувствуется, что Грасс столкнулся с явной нехваткой данных про Александра Маринеско — что нашлось в сети, то он и использовал в Романе. Напротив, личности Давида Франкфуртера и самого Густлоффа прописаны очень хорошо, «по-грассовски». В принципе, это роман не о войне. Это роман о вечном противостоянии двух культур, о чём и говорит нам последняя фраза (не заглядывайте в конец!). Он слабее «Жестяного барабана» и «Собачьих лет» из-за чрезмерной документалистики, но он всё равно хорош. И читается легче.

Второй прочитанный мной роман Нобелевского лауреата 2002 года Гюнтера Грасса. Первый – «Жестяной барабан» — произвёл на меня неизгладимое впечатление, и я сразу сделал вывод, что Грасс гениален. Он настолько своеобразен и многослоен, что его невозможно просто читать, в нём нужно плыть, в него нужно погружаться. «Собачьи годы» мне не очень понравились, хотя написаны они точно в той же странной, тягучей манере, что и «Жестяной барабан», и герои местами пересекаются (Оскар, главный герой «Жестяного барабана» несколько раз всплывает в «Собачьих годах»). Но в этом романе нет чёткой линии и, что главное, окончания. Он не сводится в точку, а расплывается по древу, обрывает множество сюжетных линий пустотой. Читать интересно, но в конце меня ждало некоторое разочарование. Всё-таки в «Жестяном барабане» всё вращалось вокруг одного героя – и его жизнь пришла туда, куда и должна была прийти. А тут Грасс не охватил многогеройность собственного романа, чего-то не хватило.

Срочная необходимость культурного просвещения привела меня к прочтению самого знаменитого романа Нобелевского лауреата 1999 года Грасса. Первые 30 страниц продираешься сквозь его великолепный, безумный, витиеватый язык, сквозь все эти тонкости перевода и предложения длиной в страницу, а потом – вчитываешься, вливаешься в поток аллюзий и аллегорий, в жизнь маленького Оскара Мацерата, в его голубые глаза, в его 94 сантиметра вечного роста, в его голос, режущий стекло и в главное – в его жестяной барабан, на котором он, пациент специального лечебного заведения, рассказывает историю своей нелепой и странной жизни, про своего дедушку Коляйчека, зачавшего матушку под картофельными бабушкиными юбками прямо на поле, про двух отцов – Бронски, погибшего под пулями, и Мацерата, подавившегося партийным значком, про учителя, старого лилипута Бебру, про свою любовь к медсёстрам и про отрезанные безымянные пальцы, про извращённое, кривозеркальное видение Германии и Польши с 1924 по 1954 год, про тридцать лет, прокатившиеся дробью по жестяной поверхности барабана.

Впервые взялся я за Нила Стивенсона, и он мне понравился. В «Алмазном веке» Стивенсон рисует нечеловечески красивый мир, склеенный, причём на удивление гармонично, из этикета, нарядов и антуража Викторианской эпохи, из дам в пышных платьях и настоящих джентльменов, и нанотехнологий, ботов, автоматических сборщиков материи из чего угодно. Правда, ближе к концу Стивенсон уходит из гармоничного и интересного сюжета в несколько надуманный небоскрёб с армией девочек, которая смотрится неестественно, но в целом, конец романа так расплывчат и просит, просит продолжения, что обращать на него внимания нет смысла, нужно восхищаться тщательно проработанными деталями уже имеющегося текста.

Пропущенная мной некогда книга Пелевина. Видимо, не зря пропустил, потому что муть нечеловеческая, совершенно не в духе того Пелевина, которого я люблю и уважаю безмерно. Читать вроде как интересно, и извращённая логика повествования прослеживается, но в какой-то момент Пелевина начинает колбасить, и он быстренько сливает концовку в область мутного, непонятного и необъяснимого. И всё удовольствие от прочтанного достаточно быстро убывает, поскольку хотелось бы чего-то разумного. А получили выброс чёрт-ти чего чёрт-те куда.

Хороший сборник хороших рассказов. Разных, но при этом наделённых характерным почерком Марии Галиной, узнаваемым, одновременно изящным и лёгким. Правда, немалую часть сборника составляет уже читанная некогда повесть «Прощай, мой ангел», но перечёл я её не без удовольствия, потому что ничего не помнил, давненько читал. Рассказы же... Даже не хочется ничего выделять. Они эквивалентны один другому, это приятная, странная, необъяснимо интересная и оставляющая надежду даже в случае общего грустного фона проза. Понравились «Заплывая за буйки», «В плавнях», «Ящерица». Не понравились «Краткое пособие по собаководству» и «В конце лета». Вообщем, каждый найдёт своё.

Пелевин ранний был прекрасен (сборник «Жёлтая стрела», романы «Чапаев и Пустота», «Жизнь насекомых»). Пелевин поздний ужасен (например, «Ампир В»). Пелевин нынешний — пустоват. Он по-прежнему демонстрирует свои способности в области языковых игр, но наполнения у этих игр как-то нет. «S.N.U.F.F.» — это позитивный бред, смешной 500-страничный стёб над нынешней российской действительностью, сатира на Путина и иже с ним, обременённая верой в будущее и надеждой на восстание пролов, это печаль по поводу того, что нас ждёт в будущем, если оно наступит (впрочем, такая печаль уже была у Пелевина неоднократно). И поэтому к концу — устаёшь. Всё понятно, всё ясно, всё открыто. Спасибо, кэп, мы знаем, что мы в жопе.

Никак не могу вспомнить, кто мне порекомендовал почитать Клеведжера. Ну что, почитал. Не то чтобы в восторге, но неплохо. Прекрасно показано, как человек обманывает психиатра, как он предсказывает каждый поступок психиатра, каждое его действие, и скармливает врачу то, что хочет — и так почти весь роман, хорошо укладывающийся в мою картину мироздания и мнение, что в психиатры в 99% случаев идут самомнительные девочки с чудовищными тараканами в голове (реже — такие же мальчики), и из них выходят не психиатры, а психи, естественно. Интересен и второй слой романа — подделка документов (куча интересных тонкостей описана, Клевенджер явно в теме). Но концовка откровенно слита, плюс раздражает глупость героя, постоянно страдающего от передозов.

Собственно, второй роман Клевенджера после «Человека-змеи», который я прочёл. «Дермафория» более известна, но, имхо, значительно хуже. Особенно раздражает, что весь роман герой находится в наркотическом трипе, и потому с самого начала понятно, что отличить его видения от реальности будет совершенно невозможно. На этой базе легко догадаться, что случилось на самом деле, кто кого убил и почему. Я вообще не люблю искусство, посвящённое наркоманам (будь то книги или кино), и «Дермафория», гм, идёт лесом.

Наконец, прочёл. Ну, гм. Неплохо. Но после «Защиты Лужина» не поднимается язык сказать «Хорошо или прекрасно». Нет в «Лолите» того набоковского богатства образов, как в «Защите», или в «Короле, валете, даме». Да, он сам перевёл этот роман на русский — но именно перевёл. Нет чувства, что он его написал. Что сказать о самом романе в отрыве от языка? Гумберт вызывает омерзение, педофил, чёрт побери. Лолита — тоже не сказать чтобы ангел, но при этом внушает уважение факт изменения Гумберта к концу, когда он осознаёт, что любит не только нимфетку-лолиту, но и человека-лолиту, даже беременную, даже 17-летнюю. Какие-то сумбурные мысли, право слово, у меня по поводу этого романа. Скажем так: неплохо, но раздули из него шедевр в первую очередь из-за скандальности, а не из-за его художественно-психологических достоинств, полагаю я.

Нет, не люблю я японскую прозу. Впрочем, предыдущий прочтённый мной роман Кавабаты, «Мэйдзин» (или в другом переводе «Мастер игры в го») был весьма хорош, мне понравился. А вот «Старая столица» — нет. Как и многие японские произведения, этот роман производит впечатления отрывка из чего-то более крупного. Эпизод из жизни героини видится лишь одним из эпизодов, оставляющим огромное количество «невыстреливших ружей», ты остаёшься в недоумении: и всё? а смысл в чём? а развязка где? Но это нормально: совершенно иная психология и особенности языка сформировали такую японскую литературу, какая нам, европейцам, не очень близка. По крайней мере, мне.

В современном переводе этот роман называется «Мастер игры в го». Но всё-таки «Мэйдзин» — правильнее, это высший титул игрока, и именно этим словом называется роман в оригинале. Кавабата всегда был главным конкурентом Мисимы, потому что его романы практиковали ненасилие, спокойствие, умиротворение, и именно он в 1968 году стал первым японским обладателем Нобелевской премии по литературе. «Мэйдзин» — это история одной-единственной партии в го, всех её двухсот с лишним ходов. Старый мэйдзин Хонинбо играет свою прощальную партию против молодого и амбициозного седьмого дана. У обоих — свои проблемы, свои вопросы, свои болезни, свои принципы. Сложно сказать, понравилось ли мне. Классическая японская проза странна — в ней нет сюжета, нет развития, это просто текущая река, не более того. Но могу сказать одно: это единственный роман, после которого мне действительно захотелось научиться играть в го.

Осилил. Невероятно мутная, мрачная, безысходная и — пустая книга. В игре слов Грасса или Рушди есть смысл, это не язык ради языка, а у Славниковой — чистой воды язык ради языка, завязка на весь роман, смотрите, как я умею, огромный набор деталей, причём для сборки модели достаточно трёх процентов из них, а остальные просто сложили в коробку, чтобы она казалась наполненной.

Первый роман Славниковой, который, можно сказать, мне понравился. Герои не вызывают такой жалости, как обычно, не пахнут резко затхлостью и убожеством. За словесными эквилибрами прячется вполне себе сюжет. Окончание логично и оставляет какую-то надежду на будущее, более или менее светлое. Есть пара весёлых нынче вещей. По версии Славниковой (роман написан в 2006-м) в 2017-м году Путина будут чтить, как великого президента прошлого. О, святая наивность :))) Сейчас это читается, точно сатирический памфлет. Кто мог подумать в 2006-м, что спустя столько лет он ещё будет президентом!.. Но это ладно — это было непредсказуемо. Если отбросить время, то всё окей.