Британские телеканалы BBC One и BBC Drama объединились для создания нового драматического сериала по мотивам первого «взрослого» романа Джоанн Роулинг«Случайная вакансия» (The Casual Vacancy).
Действие произведения разворачивается в городоке Пэгфорд, все жители которого шокированы смертью одного из членов городского совета Барри Фэрбразера. Пагфорд кажется воплощением английской идилии, с мощёной рыночной площалью и старинным аббатством. Но за милым фасадом скрывается город, в котором развернулась настоящая война. Богатые воюют с бедными, подростки — с родителями, жены воюют с мужьями, а учителя — с учениками. Пагфорд не такой, каким кажется на первый взгляд. И место в совете, которое оставил после себя Барри, вскоре становится причиной самой серьёзной войны из всех, что когда-либо происходили в городе. Кто окажется победителем в выборах, полных страсти, двуличия и неожиданных откровений?
Премьера сериала запланирована на 2014 год. Отмечается, что Роулинг будет принимать непосредственное участие в создании сценария к предстоящему тв-шоу.
Кастинг к мини-сериалу идет полным ходом. Скоро состоятся съёмки.
В Нью-Йорке объявлены победители Пулитцеровской премии — одной из самых престижных американских наград в области журналистики и литературы.
Пулитцеровская премия условно делится на два блока — в одном награждают за актуальные достижения в журналистике, в другом отмечают лучшее художественное произведение, книгу по истории, пьесу, биографию или мемуары, стихотворное произведение и нон-фикшн. За достижения в журналистике были отмечены газеты "Washington Post" и "New York Times" — за серию материалов, основанных на данных Эдварда Сноудена. Во втором блоке главную премию — за художественный роман — получила Донна Тартт и ее последняя книга «Щегол».
Американская писательница Донна Тартт получила Пулитцеровскую премию за роман "Щегол" с формулировкой за "безупречно написанную историю взросления с изысканно прорисованными персонажами".
Донна Тартт завоевала Пулитцеровскую премию за свой третий роман — дебютной её книгой стала "Тайная история", за ней последовал "Маленький друг". Критики описывают "Щегла" как книгу, которая "стимулирует ум и трогает сердце".
"Щегол" описывает жизнь 13-летнего мальчика, выжившего после террористической атаки, которая уносит жизнь его матери. Роман стал победителем самой престижной литературной премии Америки, оставив позади такие книги как "Сын" Филиппа Мейера и "Женщина, потерявшая душу" Боба Шакочиса.
В США этот роман наделал шуму, заняв, в частности, первые строчки в рейтинге продаж Amazon. Стивен Кинг положительно отозвался о романе Тартт, назвав его «ловким произведением, в котором соединились ум и сердце». К нему присоединились голоса множества литературных критиков Америки, которые даже сравнили «Щегла» с диккенсовскими «Большими надеждами». Так что победа Тартт была предсказуемой.
Победа принесла писательнице сумму в $ 100,000, а в придачу к этому возвела её произведение на пьедестал почёта. Теперь "Щегол" стоит в одном ряду с другими обладателями Пулитцеровской премии — в их числе "Гроздья гнева" Джона Стейнбека, "Унесённые ветром" Маргарет Митчелл, "Эпоха невинности" Эдит Уортон, а также прошлогодний лауреат — роман "Сын повелителя сирот" Адама Джонсона.
Тартт поделилась с газетой "USA Today" своей радостью. Она сказала, что была "очень счастлива и очень рада" выиграть эту премию, которая стала для неё первой крупной литературной наградой. Кроме того, победа, по словам писательницы, стала для неё неожиданностью.
В других номинациях пулитцеровское жюри отметило как заслуженных, так и молодых авторов. Так, за книгу по истории «Пулитцера» получил Алан Тейлор, уже становившийся лауреатом этой премии, — на сей раз жюри отметило его книгу «Внутренний враг: Рабство и война в Вирджинии, 1772-1832».
Лучшим нон-фикшн года признали исследование Дана Фагина «Томс Ривер. История науки и рабства», которое, как указывается в сообщении оргкомитета премии, «сочетает расследовательский подход с исследованием истории раковых заболеваний у детей в приморском кластере Нью-Джерси». Среди авторов драматических произведений отмечена молодой автор Энни Бейкер, чьи пьесы идут на Офф-Бродвее — в американском независимом театре. Пьеса «Flick», сделавшая ее лауреатом, уже переведена на русский под заглавием «Киношка».
Из поэтов «Пулитцером» в этом году наградили Виджая Сешадри — американца индийского происхождения, признанного англоязычного поэта, ранее работавшего в штате журнала New Yorker.
Известный мастер отечественной книжной иллюстрации Анатолий Михайлович Елисеев рассказал о том, как появились иллюстрации к «Золотому ключику» Алексея Толстого и с какими трудностями пришлось столкнуться при их создании.
— Анатолий Михайлович, расскажите, пожалуйста, какие у вас в детстве были любимые книги? Какой, на ваш взгляд, должна быть детская книга? Что в ней главное? — Я очень хорошо помню первую книгу, которая поразила меня в детстве. Жили мы тогда не богато, детских книг с цветными иллюстрациями не было. И вот, однажды, родители пошли в гости к какому-то обеспеченному человеку и взяли меня с собой. Там меня, чтобы не мешался под ногами, отправили в отдельную комнату, где прямо на полу, на ковре лежала большая красивая книжка с картинками. Я ее открыл и на первом развороте увидел рисунок – обезьяны прибивали солнце к небу, а крокодил пытался им помешать. И тут же включился в игру, принял сторону обезьян и начал думать вместе с ними – как же обойти крокодила? Фактически, я стал участником этой истории. На протяжении всего времени, что мы были в гостях, я разглядывал рисунки и фантазировал. Думаю, что это самое главное в детской книге – она должна приглашать в игру, оживлять героев сказок и пробуждать воображение ребенка. Не могу настаивать на этом, так как у всех свое восприятие и свои источники вдохновения. Могу говорить только на основе своих воспоминаний и наблюдений.
— Когда проявилась тяга к рисованию? Как вы поняли, что хотите стать именно художником? — Вряд ли возможно точно ответить на этот вопрос. Творчество всегда витало в воздухе. Начал рисовать еще в школе. Первые шаржи на учителей были обычным хулиганством, не думал, что когда-нибудь стану зарабатывать этим на жизнь. Очень любил уроки литературы, но делал много ошибок в сочинениях, поэтому старался писать покороче. В полиграфическом институте у нас тоже царила особая атмосфера творчества. Вообще, я считаю, что в процессе обучения ни в коем случае нельзя изолировать литераторов и иллюстраторов друг от друга. Потому что только совместная работа, общение могут обогатить и тех, и других. Так формируется особый взгляд на жизнь, пробуждается вдохновение, находятся новые пути самовыражения. Я всю жизнь общаюсь с творческими людьми самых разных профессий. Как тогда, еще в дошкольном возрасте, первая книга с картинками открыла мне целый мир, так и сейчас фантазия может начать работать от любой детали или услышанной где-то фразы.
— Вы достаточно много книг проиллюстрировали вместе с Михаилом Скобелевым. Расскажите, пожалуйста, немного подробнее о вашем сотворчестве. — С Михаилом Скобелевым мы вместе учились. Наш мастер, иллюстратор Виктор Васильевич Пахомов, выбрал нас для работы над одной книгой, и так, с его легкой руки, оно дальше и пошло. Мы некоторое время работали вместе, пока жизненные пути не разошлись. Думаю, что это и к лучшему для нас обоих, потому что, конечно же, каждый художник должен идти по своей дороге.
— С какими сложностями, на Ваш взгляд, сталкиваются современные художники и иллюстраторы? — Посмотрите на картины Яна Вермеера. Думаю, что ни один художник в наше время не сможет передать такую гармонию и покой. Это просто невозможно, потому что покоя нет, прежде всего, в душе людей. Ритм жизни и ее жизненные соки очень влияют на художника. Существует какая-то общая атмосфера, причинно-следственные связи, которые невозможно игнорировать. Перед революцией, когда по Европе «бродил призрак коммунизма», это бурление ощущалось в воздухе. Так появлялись новые художественные течения, о которых ранее никто не мог и помыслить. Сейчас же, по моим ощущениям, в воздухе разлита безнадежность, ощущение раздробленности и потерянности.
— Как родилась идея проиллюстрировать книгу «Золотой ключик, или Приключения Буратино»? — Не сочтите за самонадеянность, но бывает так, что думаешь о книге и понимаешь: «Мое!» Так родилась книга «Конек-Горбунок». И она до сих пор переиздается. Также было со сказками Пушкина. Также случилось и с «Золотым ключиком». Я вообще считаю, что эта сказка – лучшая из авторских. Читаешь ее с чувством легкой зависти к человеку, который смог так талантливо написать. Это замечательная история. И не имеет значения, что она была придумана на основе «Пиноккио». Сказка Толстого все равно, на мой взгляд, абсолютно самобытна и неповторима. Интересно работать над той книгой, в которой есть своя атмосфера и необычные характеры. В этом случае художнику есть, над чем поработать.
— Мешало или помогало то, что книгу иллюстрировало до Вас достаточно много художников? Чьи иллюстрации Вы могли бы отметить? — Перед началом работы никогда не смотрю работы других иллюстраторов. Всегда существует опасность, что какая-то идея осядет в голове, окажет влияние на восприятие. Предпочитаю рассматривать книгу как чистый лист. Вот и предыдущих иллюстраций «Золотого ключика» я не видел.
— Есть ли в этой книге у вас любимый персонаж? Кто из персонажей ближе вам или, может быть, похож на вас? — «Золотой ключик» привлек меня, прежде всего тем, что все герои сказки очень необычны и интересны. Столько ярких типажей! Симпатичный хулиган и обормот Буратино, «светская дама» Мальвина, Лиса Алиса и Кот Базилио… У всех свой характер и мне как художнику было очень любопытно придумать и воплотить этих героев, показать развитие взаимоотношений. Присмотритесь внимательно – в сказке нет однозначно хороших и однозначно плохих персонажей. Толстой смог сделать всех героев абсолютно живыми людьми.
— Поиск какого персонажа этой книги дался Вам трудней всего? — Конечно, Карабаса-Барабаса. Он злодей, но злодей понарошку. Одновременно страшный и забавный. Такой злодей, в которого могут играть дети. Поэтому я постарался передать его злодейство, сохранив саму интонацию «понарошку». Знаете, как в детских играх: «Пиф-паф, я тебя убил». Все не по-настоящему, но взаправду. И интонация «понарошку» сохраняет уважение к ребенку, которому ты предлагаешь эту сказку и этого злодея.
— Расскажите, пожалуйста, об обложке книги «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Вы придумали сделать панцирь Тортилы выпуклым? — Нет, изначально у меня была другая идея для обложки, но в результате мне понравился вариант, предложенный издательством. То, что Тортила получилась такой выпуклой и приятной на ощупь, придает книге дополнительные очки. Я даже не знал, что есть такие технологии и возможности. Вообще, я очень благодарен издательству «Нигма» за их искреннюю любовь к книгам. Книжка пронизана этим чувством. Берешь ее в руки и понимаешь, что она сделана не ради денег, а из-за любви. Эта любовь передается читателю.
— На днях в «Нигме» вышла книга «Король и воришки» с Вашими иллюстрациями. Поделитесь, почему Вы создали именно такой образ для короля? Сразу ли он был для Вас очевиден? — Сложность в данном случае была в том, что образ короля в книге – собирательный, подробности его характера не прописаны. Поэтому я отталкивался не от героя, а от самой ситуации. Почему он повел себя именно так и как сумел перехитрить воришек? Так потихонечку родился этот персонаж.
— Над чем Вы работаете сейчас? — Сейчас иллюстрирую книгу «Теремок» для издательства «Нигма». Придумываю характеры всех героев. Книгу и ее персонажей надо сначала полюбить, почувствовать атмосферу, а уже потом приступать к работе. И тогда даже герои простой детской сказки «Теремок» смогут удивить нас. Это некий сказочный мир, и его обитателей хотелось бы сделать живыми и понятными для ребенка.
— Есть ли у Вас мечта проиллюстрировать какую-либо конкретную книгу? — Я мечтал проиллюстрировать именно «Золотой ключик, или Приключения Буратино», и очень рад, что мечта сбылась. И, конечно же, всегда мечтается, что следующая книга будет лучше предыдущей. Для того и живем. Часто случается так, что я остаюсь полностью доволен новой книгой, но через некоторое время смотрю на нее и вижу, где и что я сейчас сделал бы по-другому. Это постоянный процесс, который невозможно остановить.
Однажды Сталин охотился в лесу и набрел на куропаток: на ветке сидели ровно 24 птицы, а патронов у генералиссимуса было только 12. Он ни разу не промахнулся, убив половину куропаток, а потом вернулся в город, взял еще патронов, снова нашел то дерево и застрелил оставшихся. Этот случай Сталин рассказывал ближнему кругу, в котором никто не решился возразить вождю или подвергнуть сомнению рассказанную им байку. Лишь один Хрущев осмелился усомниться вслух, и это стало началом новой эпохи. Свободомыслия, гуманизма, десталинизации? Нет-нет, всего лишь той, где чувство юмора потеряло смысл. Ведь никто, включая Хрущева, не услышал в словах Сталина шутки.
Звезда Пражской весны, политэмигрант, многократный кандидат на литературную Нобелевку, удостоенный чести прижизненного ПСС в «Плеяде» (это как если бы Сорокина издали в «Литературных памятниках»). Все это — только что отметивший 85-летие французско-чешский классик Милан Кундера, не только автор нескольких потрясающих романов, но и создатель собственной теории романа как высшего проявления европейской мысли и духа, от Сервантеса и Рабле до Музиля и Рушди. Забавно, что этот адепт крупных форм достиг высшей виртуозности в самой миниатюрной: Кундера — гений анекдота. На нем и строятся буквально все его книги, начиная с «Шутки» и заканчивая новейшим романом (точнее, мини-романом, 140 страниц крупным шрифтом) «Праздник незначительности», только что вышедшим во Франции. Его героями стали четверо современных парижан, а также Сталин, Хрущев и Калинин. Одни — рассказчики анекдотов, другие — их герои.
В своей первой за 13 лет прозе Кундера обходится без сюжета (хотя сюжетов, спрятанных между строк, масса). Ему хватает ситуаций и образов. Например, на вечеринке в честь дня рождения одного из персонажей под потолком невесть откуда появляется перо, которое парит в воздухе и не торопится опускаться. Тогда все гости, один за другим, задирают головы и, как завороженные, следят за пером, отрицающим закон всемирного тяготения. «Праздник незначительности» — такое же, зависшее между небом и землей, невесомое и необъяснимое явление, исполнение давней мечты писателя о книге, в которой не было бы ни одной фразы, написанной всерьез. Сталин здесь охотится не только на куропаток, но и на ангелов (вот откуда перья), а родной город Канта отнюдь не случайно получает имя всесоюзного старосты, страдавшего от недержания мочи.
Когда-то исследовавший невыносимую легкость бытия писатель увлекся чем-то диаметрально противоположным: парадоксальной тяжестью той ни к чему не обязывающей жизни, которую ведет так называемый цивилизованный мир (став его гражданином еще в 70-х, Кундера продолжает смотреть на него со стороны, со смешанными чувствами восхищения, презрения и любви). Его герой ходит день за днем в Люксембургский сад в надежде попасть на выставку Шагала, но каждый раз, увидев огромную очередь, разворачивается и уходит — гулять по аллеям ему нравится больше, чем пытаться прикоснуться к искусству в потной толпе других ценителей возвышенного. Возможно, завтра очередь уменьшится? Но она с каждым разом все длиннее. Точно так же в толпе литераторов, встроенных в уютную иерархию современной культуры, Кундера одинок и свободен, как прогульщик-нонконформист, ставящий под вопрос самое очевидное и способный рассмотреть в нем невероятное.
Алену, Шарлю, Рамону и Калибану не угрожают советские танки, их не могут выгнать с работы или выслать из страны — но они полны той же смутной тревоги, что все герои чешских книг писателя. Это чувство неистребимо, как тоска по исчезнувшим родителям. Мать Шарля умирает, и ее болезнь отзывается в судьбе другого персонажа — именинника, симулирующего рак, чтобы вызвать к себе симпатию и сочувствие. Мать Алена бросила его, когда ему было десять лет, и теперь он беспрестанно выдумывает истории о ней: о том, как та хотела покончить с собой во время беременности, о случайности своего появления на свет, о принадлежности к армии «извиняющихся», просящих прощения у всех и за все, без вины виноватых. Атеист Кундера не чужд метафизике и на свой лад заговаривает о первородном грехе. Его печать на теле каждого — обнаженный пупок, эротический символ XXI столетия, в равной степени возбуждающий и нейтральный.
Пуповина, связывающая «Праздник незначительности» с другими, более масштабными и знаменитыми книгами Кундеры, невидима, но ощутима. Метафоры, едва успеешь ощутить их аромат, развеиваются, как аромат драгоценного арманьяка, бутылку которого нечаянно разбил неловкий Калибан. Да ведь этот текст, по сути, — еще одна «Книга смеха и забвения». Подводя итог постмодернизму, Кундера прощается с тем столетием, которое принесло ему боль и славу, а напоследок перечеркивает гротескно-страшную Историю, сводя ее к анекдоту. В нем никем не узнанный Сталин в старой охотничьей куртке гуляет по Люксембургскому саду, а Калинин пристраивается за памятником Екатерине Медичи, чтобы справить малую нужду.
Прежде я не особенно любила читать биографии: они казались мне скучным изложением фактов из жизни того или иного человека. Отсутствие интереса к биографии как жанру столкнулось с интересом к жизни и восхищением творчеством и актерским талантом Одри Хепберн. Тогда я увидела в книжном магазине книгу о ней, пролистала, купила и поставила на полку, откладывая прочтение на потом. И вот это "потом" настало. И я ни на минуту не пожалела, что прочла книгу, настолько интересно Спото удалось рассказать о жизни и личности Одри Хепберн. Она открылась мне с совсем другой стороны — не только как талантливая актриса и красивая женщина, обладавшая отменным вкусом, грациозностью и чувством стиля, но и как женщина, прошедшая непростой путь.
Автору удалось найти ту грань, когда повествовнание о жизни знаменитости не овеяно личным к ней отношением. Спото описал жизнь актрисы, не давая ее поступкам своей личной оценки, не давая вообще никаких характеристик. Но в то же время биография не написана сухо, она изложена живым языком, читается как увлекательный роман, пестрит подробностями, сведениями из семейных хроник, цитатами из воспоминаний современников. Это история о жизни Одри Хепберн, преподнесенная под разными углами зрения. В книге не создается одухотворенный образ ангела, непорочной женщины, идеала, как это обычно бывает, когда речь заходит о Хепберн. Нет, здесь она предстает перед читателем как есть, без приукрашиваний и восторгов. Книга дает возможность узнать ее через восприятие других людей: близких, родных, друзей, коллег.
Из этой биографической книги читатель почерпнет много нового об Одри, то, о чем не читал раньше, пройдет с ней жизненный путь — отнюдь не яркий и безоблачный, вовсе не похожий на фейерверк и жизнь принцессы. Но он увидит силу доха актрисы, ее мужество и стойкость перед лицом невзгод и испытаний, увидит ее успехи и неудачи как на сцене, так и в семейной жизни, беудет радоваться и сопереживать.
История Одри Хепберн — это не сказка в зефирно-розовых тонах. Нельзя отрицать в ней силы воли, великодушия, стремления сделать этот мир чуточку лучше и помочь тем, на кого большинство привыкло не обращать внимания. Одри стала международным послом доброй воли ЮНИСЕФ, в качестве которого активно привлекала внимание к проблемам детей в наименее благополучных регионах Африки, Южной Америки и Азии. Ее жизнь, ее путь, ее чуть таинственная улыбка и мягкий взгляд вдохновляют и вселяют уверенность и по сей день.
облако тэгов
