Елки зеленые. Я только сейчас вспомнил, что Лукьяненко уже примеривался к "Понедельнику" Стругацких — в первой антологии "Время учеников". Получилось натужно, банально и стыдновато (Выбегалло хвастается скраденными в будущем электронными часами и игрой Doom, а Привалов не любит мещан и интеллигентиков). Потом-то такой подход стал отличительной особенностью автора, но тогда представлялся странным и огорчительным.

Теперь представится шире.

Продюсер Юсуп Бахшиев показал на "Росконе" рабочий вариант первой серии проекта "Посредник", снятого по "Дому скитальцев" Александра Мирера, и рассказал о намерении сделать 12-серийную экранизацию повести Стругацких "Понедельник начинается в субботу". Некоторые подробности от Burn_1982: http://fantlab.ru/blogarticle24961

Новость высекает смешанные чувства. С одной стороны, из всего кинематографического наследия, связанного с именем Бахшиева, мне нравится лишь десятисекундный матерный эпизодик из "Параграфа 78" с самим Бахшиевым в главной роли. Остальные "Параграфы" с "Антикиллерами" в наилучшем случае проходят по категории "так се". Ну и первый трейлер "Посредника" оптимизма никак не добавлял — несмотря даже на почти необъяснимое отсутствие в кадре давнего товарища и партнера Бахшиева, а по совместительству Главного Маркера Скверного Кино Гоши Куценко.

С другой стороны, судя по намекам продюсера, сценаристом "Понедельника" выступает Андрей Лазарчук. Сам Бахшиев клянется в любви к АБС, да и вообще в теме давно. Например, сто лет назад он выкупил права на экранизацию лазарчуковсих "Всех, способных держать оружие". Другое дело, что из-за провала "Параграфов" права никак не пригодились — ну да, может, что-то и к лучшему меняется.

Будем надеяться. Что остается-то.

UPD. Знающие люди говорят, что Лазарчук ни при чем, в качестве сценариста рассматривается Лукьяненко.

Иэх.

Пока никого нет в связи с выходной ночью, буду спойлерно культуртрегерствовать.

Как известно, один из лучших режиссеров современности у нас (во Вселенной, в смысле) — Джонни То, а один из лучших его фильмов (которых он вообще-то настрогал штук пиццот) — "Отверженные" (Exiled, 放‧逐, Fong‧juk). Это медицинский факт, который почему-то большая часть моих знакомых ленится проверить. Вот вам за это двойной лютый спойлер в виде пересказа и финального кинокуска.

"Днем, пожалуй, подтает, особенно на тротуарах, все-таки в городе теплее градусов на семь, если не больше. Может быть, даже удастся увидеть открытую землю, давно я ее не видел, — черную, сырую, восхитительно липнущую к подошвам, с прелыми мочалками ископаемой травы. Чавкающую. Что ж, может быть, и удастся, день на пятьдесят шестой параллели сегодня совсем не плох. Лето.

Прошлое лето было холодным. Без единой оттепели. Прошлым летом я познакомился с Дарьей и по выходным мы ходили на лыжах. Подальше за город, куда глаза глядят. Как правило, глядели ее глаза. Я наполнял термос кофе и пихал в рюкзак бутерброды. Мы искали лыжню и, если находили, забирались далеко в глубь леса. Там не так сквозило. Она убегала вперед, потому что лучше меня ходила на лыжах, и ждала меня, когда у нее замерзали руки. А я на эти руки дул. Помню, мы нашли в лесу карликовую сосну, с которой еще не ссыпались иглы, и Дарья объявила это чудом. Потом она хотела еще раз добраться до той сосны, только я не пустил. Незачем. Сейчас на той сосне наверняка не осталось ни одной иголки. Она уже тогда была мертвая.

А вот зимой мы на лыжах не ходили. Зимой мы вообще никуда не ходили, разве что изредка я выбегал за едой и возвращался с фиолетовыми губами и носом цвета ватмана. (…) Тут я обнаружил, что никуда уже не иду, а стою в сугробе и прочно в нем завяз. Пришлось выдирать ноги, выбираться на твердое место и нудно топать, отряхивая ботинки. Конечно, снег проник вовнутрь и теперь противно таял, пропитывая носки. Кроме как доводить человека до простуды, ничего другого он не умеет. Умник, обругал я себя. Ты еще вспомни, как по грибы ходил. По чернушки-волнушки. А как еще успел — хорошо, ребята уговорили — махнуть напоследок в Карелию и как байдарку колотило и ломало на порогах, вспомнить не хочешь ли?.. А по берегам порогов уже лежал и не собирался таять цепкий крупчатый снег, и было пусто, как в яме, вообще в том походе было что-то траурное, река остывала буквально на глазах, к утру тихие плесы схватывало тонким звенящим ледком, и мы ломали лед веслами и двигались медленно, сосредоточенно, стараясь оберечь байдарку от ранений лезвиями ледяных кромок...

Теперь она сгнила, эта байдарка."

Александр Громов, "Мягкая посадка", 1995 г.

Действие, напомню, происходит в Москве более-менее в наше время.