Уважаемый Алексей Неделин 2_All, взявшись за перевод документального фильма о Смите, предложил перевести звучащие там стихи. Ну что делать, взялся, куда деваться. Всё равно никто кроме нас самих этого не сделает.

Фильм готов Clark Ashton Smith – The Emperor of Dreams. Русские субтитры.

https://fantlab.ru/blogarticle68031

В фильме использованы следующие стихи, которые ещё не переводили на русский —

The Sorcerer Departs

Cycles

O Golden-Tongued Romance

To Howard Phillips Lovecraft

High Surf

The Cool, Grey City of Love (George Sterling)

Первый

The Sorcerer Departs

Колдун уходит

Фрагмент незаконченной поэмы Монолог в эбеновой башне

Я ухожу... но в одинокой древней башне,

У моря хаоса бурлящего стоящей,

Оставил книги я свои и свои зелья:

Дороже редких митридатов* яды,

И заклинания, любовных песен слаще…

В подвалах спят полурождённые проклятья

И руны тайные из старых манускриптов

Перечумят чуму, пережуют червей

В теченье долгих и диковинных эонов,

Пока откроют их иные чародеи

Под очерненною Луной и бледным Солнцем.

_____________________________________

* Митридат — полулегендарное противоядие; название дано по имени понтийского царя Митридата, который, желая охранить себя от отравы, приучался к различным ядам, в итоге получив состав компонентов, нужных для приготовления этого антидота.

*

Перевод В. Спринский, Е. Миронова, июль 2020

_____________________________________

The Sorcerer Departs

I pass… but in this lone and crumbling tower,

Builded against the burrowing seas of chaos,

My volumes and my philtres shall abide:

Poisons more dear than any mithridate,

And spells far sweeter than the speech of love…

Half-shapen dooms shall slumber in my vaults

And in my volumes cryptic runes that shall

Outblast the pestilence, outgnaw the worm

When loosed by alien wizards on strange years

Under the blackened moon and paling sun.

Всё что угодно, ну или почти

Almost Anything

*

В высшей степени звучный

Подобно саксофону, наполненному медными клёпками и гвоздями для гроба;

Реверберентно ритмичный и ритмично реверберирующий,

Словно дрожание пятимесячного плода

В утробе самки бабуина;

Имперский, романтичный и живописный

Словно говённо-коричневый туман, крадущийся по трущобным переулкам

И над городской свалкой;

Прекрасный и миловидный, как готтентотка с ягодицами в два топорища шириной*

И глазами, что сияют как тухлая макрель в лунном свете;

Вкуснее горгонзолы, похороненной на два месяца

Под целым трюмом гуано;

Мягкий и чувственный

Точно лоно едва живой акалефы,**

И благоуханный, как комната

Где по ошибке закрыли кошку...

*

Но ты говоришь, что мой стиль туманен,

И что трудно понять, на что я ссылаюсь и о чем говорю:

Я спрошу тебя,

Лукавый чтец, mon semblable, mon frère,***

В чем смысл писать эту модернистскую поэзию

Если поэту не разрешено

Быть при случае скромным или неприлично загадочным?..

А что касается смысла –

Ну, я и сам в нём не слишком уверен,

Но если ты в самом деле полон решимости его выяснить,

Предлагаю тебе задать этот вопрос кому-то из модернистских критиков.

_____________________

Примечания

* В австралийском сленге "топорище" — мера длины.

** Медузы

*** Мой приятель, мой брат (франц.)

___

Перевод В. Спринский, Е. Миронова, ноябрь 2019

На первое пятидесятилетие надо себя побаловать. Ну и других тоже.

Титаны в Тартаре

The Titans in Tartarus

Первая публикация "The Fugitive Poems of Clark Ashton Smith" — Xiccarph No.1, 1974

Можно рассматривать эту короткую поэму как продолжение Сатурна — о печальной судьбе титанов, проигравших в битве с молодыми жестокими богами. Впрочем. связь эта довольно условна, а поэма — вполне самостоятельна. Опубликована посмертно, в малотиражном журнале, позднее в 2002 году вошла в сборник "The Last Oblivion: Best Fantastic Poems of Clark Ashton Smith", Hippocampus Press.

*

В глуби чудовищной, в обширной тени мира,

Под недвижимой ширью тьмы великих крыл

Рождённых бездною, плывёт ужасный Та́ртар

В безмолвии и мраке. Ночь и Время

Придя к согласью как-то раз, создали место

Посреди Хаоса, и спрятали его

От шума времени и от земной тиши,

В пучинах мира, отлучённого от солнца.

Прастите, не удержался. Гениальный Ложкин подходит тут практически идеально и дословно. Два демона, вышедшие из межзвёздной бездны, в ужасе наблюдают за летящим куда-то по своим делам ангелом смерти Азраилом, гггг

Ладно, пусть дальше будет мрачный величественный пафос, как положено, чтоб не выбиваться из стиля

Полёт Азраила

The Flight of Azrael

Первая публикация Fantastic Worlds (Summer) #1, (1952)

Сцена: Громадная и тёмная равнина, освещённая далёким закатом последнего дня. Два демона, вышедшие из межзвёздной бездны, остановились на вершине одинокого холма.

Первый Демон

О, что это за мир, столь тусклый и пустынный

Под ирреальным, одиноким небосводом

С повисшею над ним великой ночью?

Вон то свечение, зловещее как отблеск адской пе́чи

Виднеется сквозь неразрывность мрака

Тьмы Киммерийской. И весь воздух здесь

Дрожит печально, как от тяжких взмахов крыльев

Невидимых и злобных. На равнинах

Ничто не движется, лишь тени, что собрались

За мёртвой гранью дня.

Кларк Эштон Смит

Консервная банка на вершине горы

Tin Can on the Mountain-Top

Первая публикация в сборнике "Selected Poems" Arkham House, 1971 год

Небольшая забавная зарисовка верлибром. Смит с Лавкрафтом и другими приятелями периодически развлекались подобным образом, выписывая изысканным стилем оды во славу самых незначительных предметов — то на спор, то просто так, для собственного удовольствия. Однажды редакторы журнала Fantasy Magazine в 1934 году задали своим авторам тему — описать в собственном характерном стиле зажжённую сигарету, чтобы читатели попытались угадать автора. Смит это сделал следующим образом —

Зажжённый в густом и многоцветном сумраке Антареса, кончик сигареты космического пилота вспыхивал и угасал, точно маленький алый глаз какой-то пещерной химеры; и опалово-серый дым клубился, словно благовония с языческого алтаря, вздымаясь вверх по спирали, поперёк высоких полотнищ полярных сияний, встававших в небесах из закатных лучей гигантского солнца.

Нижеследующее стихотворение, выполнено в том же жанре парадоксального энкомия (или травестии) — похвалы низменному предмету, никак не заслуживающему подобных слов. Жанр старый, заслуженный, род свой ведёт ещё от "Похвалы мухе" Лукиана и ещё более древних греков типа Горгия.

Консервная банка из-под помидоров, тебя я пою:

яркий светоч свободы и цивилизации,

провозвестник прогресса,

оставленная участником пикника

среди тысячелетних можжевельников и обкатанных ледником глыб гранита

на вершине Доннер Пик*.

Ты лежишь беззаботно, с отклеивающейся этикеткой,

в цветистом зелёно-пурпурном декольтированном платье,

открывающим твои округлости, с разбросанными тут и там вмятинками,

но во всём прочем совершенные,

футуристической загадочностью и цилиндрической формой груди

напоминающие соблазнительного робота-стриптизёршу.