Хорошо передаёт характер книги одна из первых сцен. Главный герой, оценив численное превосходство одноклассников, берёт два больших камня и долго бьёт оппонентов по затылкам. Примерно то же проделывает автор с читателями на протяжении четырёхсот с чем-то страниц.

Первое ощущение – автор терпеть не может общество, людей и каждого человека в отдельности. Мир 2082 выглядит отвратительно. Мало того, он выглядит абсолютно нереально. Некоторые из сегодняшних читателей Уоттса доживут до указанного им срока. Вряд ли кто-то из них может себе представить, что действительно окажется в подобном мире.

Понятно, будущее предсказать нельзя. Авторы рисуют то, что им хочется видеть, или о чём хотят предупредить, или то, что нужно для сюжета. Боюсь, здесь как раз первый вариант. Многие пакости идут сюжету только во вред.

Второе – жуткий язык. Дело не в переводе. Переводчик, кажется, сделал всё, чтобы хоть часть читателей смогла добраться до конца. Вот одна взятая наугад фраза:

«Тварь оказалась прямо передо мной – без всякого мерцания и абсолютно реальная; ничего, кроме схлопнувшейся волны вероятности и неоспоримой массы».

И так по всему тексту. В приведённой фразе хотя бы можно разобрать смысл. Думаю, насладиться этой книгой смогут только поклонники модернизма. Они способны одолеть любой текст, получить от него удовольствие и найти в нём смысл. Не обязательно тот, который пытался вложить автор, зато более глубокий. Беда в том, что любители модернизма редко читают фантастику.

Единственный плюс – автор умный человек. Ему есть, что сказать собеседнику, и он пытается это сказать, причём всё сразу. Проблема в том, что он не способен внятно высказаться. При этом ещё ненавидит собеседников. И себя, кажется, тоже.

Продукт для великовозрастных любителей стрелялок. Земля якобы готовится к отражению нашествия негуманоидов-жукеров. Для будущей войны готовят офицеров из самых талантливых детей Земли, гениальность которых определяют при рождении. По достижении школьного возраста их погружают в мир компьютерных и военных игр. К этому и сводится образование гениев. Реальная война неотличима от компьютерной игры. В этой войне юные гении будут решать задачи, которые мог бы решить робот средней сложности. Создавать новые системы вооружений и новые типы звездолётов должны, очевидно, люди с интеллектом ниже среднего.

На протяжении почти всей книги не оставляет ощущение, что никаких жукеров нет и не было. Это только предлог, чтобы оправдать существование глобального тоталитарного режима. Тоталитаризм этот очень неприятного сорта, построенный по образцу казармы из американских фильмов. Пока картина нового мира намечается короткими мазками, она вызывает некоторый интерес. После первой же беседы о целях, методах и перспективах всякий интерес пропадает. Очень примитивно.

Литературные достоинства романа на нуле. Ни стиля, ни языка, ни логики, ни юмора, ни реализма, ни полёта фантазии. Сюжет на уровне второсортного мультсериала. Персонажи безлики. Некоторое исключение представляет, на первый взгляд, сам Эндер. Автору удалось изобразить человека, которого держат в состоянии постоянного стресса. Но Эндер тоже, кажется, заразился от окружающих их безликостью. Реакции мальчика — это реакции человека абстрактного, без возраста, без симпатий, без особенностей характера. Только иногда в Эндере просыпается живой ребёнок, но редко и не всегда удачно. И всё-таки бледные образы Эндера и, отчасти, Валентины — единственное, что может примирить с существованием непомерно раскрученной книги.

До недавнего времени только один раз казалось мне при чтении, что не читаю, а жую бумагу. Это случилось, когда взял в руки детективы Дарьи Донцовой. Теперь ощущение повторилось, при чтении «Архимага».

Книга абсолютно пустая. То, что Шумер Рудазова никакой не Шумер, это не страшно. Вряд ли кому-то придет в голову знакомиться с шумерской цивилизацией по «Архимагу». Хуже то, что герои романа, все эти маги, джинны, демоны, полицейские и бандиты ведут себя совершенно неадекватно. Такие поступки и изречения допустимы только для персонажей ситкома. Сюжета, по сути дела, нет. Вместо него длинная вереница шуток. Шутки эти какие-то несмешные, примитивные и вполне предсказуемые. В подстрочнике ясно виден смех за кадром, как и полагается в ситкоме. Здесь должно быть смешно, если вы не поняли. И, самое главное, никак не могу понять, кому и зачем может понадобиться такая книга. Все уже сказано тысячи раз, причем сказано лучше. Почти 200 лет назад Эдгар Алан По написал коротенький рассказ о разговоре с мумией. Там на нескольких страницах намного больше мыслей, таланта и остроумия, чем в раздутом «Архимаге».

Единственное, что отчасти оправдывает существование книги, это ее безобидность. За исключением нескольких эпизодов, такое мог бы сочинить человек 13-14 лет. Начитался третьесортного фэнтези и сказал: ну чем я хуже? Я тоже могу так писать. И написал. В четырнадцать лет это не грех. К тридцати годам это уже несколько неудобно.

«Тарас Бульба» — единственная вещь Гоголя, которая оставляет двойственное впечатление. Литературные достоинства, как всегда, очень высоки. Гоголя, в том числе и «Тараса», можно читать без всякого напряжения даже сегодня, хотя многие более поздние книги кажутся безнадежно устаревшими. Речь Бульбы о русском товариществе актуальна, как никогда. (Несколько раз сказано, именно русском. Не казацком, не запорожском, даже не православном. И уж тем более не украинском — такое не пришло бы в голову ни Бульбе, ни Гоголю). Казаки Гоголя совершают подвиги, достойные эпических героев. И эти же люди поголовно вырезают мирное население без различия возраста и пола. Оправдывают себя тем, что все, кто не наши, это якобы басурмане, а басурманам лучше не жить. Это и есть геноцид. Гоголю самому было страшновато, но он писал правду.

А что поляки? У поляков есть свой эпос на эту тему.«Огнём и мечом» Сенкевича. Здесь действуют люди, получившие свой боевой опыт лет 10 назад, во времена походов Бульбы. Рыцари Сенкевича – люди отважные, бескорыстные, благородные – совершают такие же блестящие подвиги, как и казаки Гоголя. И точно так же режут безоружных, жгут женщин и детей, сажают на кол пленных, а заодно весь состав прибывшего к ним посольства. Не разбойники, благородные шляхтичи, хорошо воспитанные и образованные. Так и Бульба получил очень приличное образование, что не мешало ему жечь детей. То есть, война с обеих сторон выглядит совершенно одинаково. В итоге этой тридцатилетней в общей сложности войны (в неё со временем включились Россия, Крым, Швеция, Трансильвания, Турция, и каждый воевал против всех) население Польши сократилось на треть, а население современной Украины – примерно в пять раз. И назвали эту войну Руиной.

Я иногда думаю – откуда такое взаимное ожесточение двух очень похожих народов. Возможно, дело в том, что мы видим друг друга, как в зеркале, слегка искажающем оригинал. И такое изображение не нравится ни тем, ни другим. Вот и дерёмся, на радость всем прочим.

«Дурак стал нормой, еще немного, и дурак станет идеалом» (Братья Стругацкие, 1964).

В середине XX века, с разницей в 11 лет родились две гениальные антиутопии. «451 градус по Фаренгейту» и «Хищные вещи века». Братья Стругацкие жили в государстве, которое считалось тоталитарным, и рассказали, как на месте диктатуры возникает общество изобилия и свободы, а его граждане превращаются в стадо бездумных потребителей. Рэй Брэдбери жил в безусловно либеральном мире и показал, как либеральное общество закономерно, с абсолютной неизбежностью, перерождается в общество тоталитарное, а его граждане превращаются опять же в стадо бездумных потребителей. Только мир дураков у Брэдбери еще страшней, злей и бездушней, чем мир дураков у Стругацких.

Поражает, как точно автор смог предсказать и облик будущего общества, и механизм его формирования. Цель процесса — превращение граждан в послушных идиотов, всегда готовых потреблять тот товар, на который им укажут. Идеологическое обоснование — политкорректность (это в 1953!), запрет на любые высказывания, которые могут ненароком задеть кого-то из потребителей. В идеале — запрет на любые высказывания и размышления, кроме спущенных сверху. Инструменты дебилизации — прежде всего телевидение (сплошные телешоу, сериалы, ситкомы), затем прочие СМИ, реклама, шоу-бизнес, упрощение школьных программ. Разрушение семьи, разрушение всех традиционных связей в обществе. Система добровольной взаимной слежки, подкрепленная видеонаблюдением. И как все сбывается! Развлекаемся мы уже сегодня именно так, как предсказал Брэдбери. Только компьютерных игр у него нет. А чем мы занимаемся на работе? Никому не нужные бумаги, излишние услуги, торговля, съевшая производство. Виртуальные образы, виртуальные тексты, которые можно уничтожить за секунду. Товары, которые служат пару недель, новшества, важные лишь для подъема цен. Как задумаешься, становится страшно. Вот нас и учат не думать.

Костры из книг — это, конечно, излишество. Это от стремления тоталитарных режимов доводить любое дело до логического конца. В результате возникает эффект запретного плода. Все боятся книг, но многим хочется в них заглянуть. Краем глаза, потихоньку от властей. Вот в «Хищных вещах» нет никаких запретов, и нет читателей. Зачем еще читать, когда есть столько классных развлечений?

Единственная ошибка Брэдбери — в сроках. Он отводил на весь процесс пятьсот лет. Судя по нынешнему состоянию общества, конец наступит максимум через два поколения. Если все будет идти, как сейчас. Если не удастся остановить. Конечно, человек, так или иначе, переживет мир рекламы и шоу-бизнеса. Не такое переживал. Перебесится и снова научится думать, любить и работать. Но это уже будет совсем другая история.

«Таинственный остров» — самая фантастическая книга Жюля Верна. Даже немного мистическая. Жюль Верн был рационалистом и при этом верующим человеком. Касаться мистики ему не хотелось вдвойне. Однако остров Линкольна он разместил явно за пределами нашего мира. Попробую доказать.

Первое. К 1865 Тихий океан был изучен вдоль и поперёк. Последние крупные открытия здесь были возможны лет 90 назад, во времена капитана Кука. Такой большой остров (порядка двух тысяч кв. километров) невозможно было не заметить. Тем не менее, за всю его историю люди натыкаются на него только три раза, тогда, когда это необходимо по сюжету. Окно в другой мир.

Второе. Фауна и флора острова фантастичнее, чем идея полёта на Луну в артиллерийском снаряде. Они собраны со всей Земли. На острове посреди Тихого океана не может быть ягуаров, орангутанов, муфлонов, капибар, ламантинов и прочего зверья. Это даже в школе проходили. Почти все читатели Жюля Верна должны были это знать или смутно помнить. Какое замечательное поле для поиска ляпов. А это не ляпы. Это другой мир.

Третье. Время здесь течёт по-другому. «Дункан» совершил своё кругосветное плавание в 1864-1865, несколько месяцев назад. Для Айртона прошло 12 лет. «Наутилус» был спущен на воду где-то в начале шестидесятых, несколько лет назад. Для капитана Немо прошло 30 лет.

И для самих колонистов время течёт по-своему. Они ведь не только строят впятером дороги, проводят телеграфные линии, осваивают производство кирпичей, мыла, взрывчатки, медной проволоки и многого другого. Они должны одновременно добывать пропитание, готовить пищу, заниматься одеждой и обувью, которая развалится через месяц, поддерживать в жилом состоянии Гранитный дворец и в рабочем состоянии все ранее созданные производства. Чтобы всё успевать, каждый из пятерых должен работать по 100-150 часов в сутки. Они и работают.

У небольшого мира есть хозяин. Он видит всё, что делается на острове и может мгновенно переместиться в любую его точку. Помогает колонистам, но делает это незаметно, ненавязчиво и очень редко. Всего, что действительно важно, люди добиваются сами. Пять человек освоили целый мир благодаря умению и желанию трудиться, интересу к науке, любви и уважению к окружающим и умению с ними сотрудничать. То есть, проявили те качества, которые Жюль Верн считал главными для человека.

А когда всё сделано, окно закрывается. От острова даже следа не остаётся, отмели, утёса, мусора на воде. На специально воздвигнутый камень выброшены шесть человек и собака. Все, кто проник в этот мир извне. И тут же за ними приходит корабль. Экзамен сдан, можно возвращаться домой.

«Волкодав» — это сказка для умеренно взрослых дам. Всё здесь вертится вокруг фигуры доброго непритязательного богатыря. Он легко побеждает врагов, защищает слабых, устраняет несправедливость, никого не калечит без крайней необходимости. Уважает тех, кто заслуживает хоть какого-то уважения. С женщинами заставляет себя обращаться по-братски. Хороший, симпатичный человек. Но поверить в него не получается. Сказка.

Остальные персонажи — бледные тени. Сюжет развивается неторопливо и вполне предсказуемо. Автор временами пытается его драматизировать, но, в большинстве случаев, безуспешно. Некоторые повороты сюжета не лезут ни в какие ворота и призваны только растрогать читателя. К тому же в сюжете, как и в биографии героя, и в картине мира, много заимствований. Но всё-таки над картиной мира автор работала особенно тщательно и в целом добилась результатов.

Тем не менее, успех «Волкодава» у читателей и, особенно, у читательниц не вызывает сомнений. Причина этого — тоска по настоящему герою. Ещё в большей мере — усталость от штампов. В начале девяностых мы накинулись на фэнтези западного образца и вскоре убедились, что сильные книги тонут здесь в море халтуры. Мария Васильевна предложила альтернативу в духе редкого тогда славянского фэнтези, и она, естественно, привлекла внимание. Ну, и в литературном отношении «Волкодав» при всех его слабостях всё-таки поднимается над средним уровнем фэнтези.

Самое простое — увидеть в этой книге Стругацких опровержение их собственных идей, высказанных в ранних книгах — «Полдне», «Стране багровых туч», «Понедельнике», который начинается в субботу. Но это самый поверхностный слой книги и самый неинтересный. «Улитка» — сложное философское произведение с элементами сюрреализма, которое будут читать и через столетия. Скажу о том, что понял сам, когда ещё не было позднейших комментариев и исправлений.

Управление было создано в первую очередь для исследования Леса, во вторую очередь — для его освоения. Но Лес не поддаётся ни исследованию, ни освоению. И Управление, не справившись с задачей, перерождается в бюрократического монстра, плодящего безумные распоряжения. Это не сатира на советскую бюрократию, это судьба любой бюрократии, утратившей ту цель, ради которой её создавали. Что в России, что в Европе, что в Древнем Шумере, что в Древнем Китае. Когда распоряжений слишком много, и они получаются слишком безумными, наступает привыкание, и сотрудники теперь не столько работают, сколько имитируют исполнение распоряжений. Что мы и наблюдаем в Управлении.

Перец — человек чужой для Управления, главным образом потому, что новый. Он хочет понять Лес, но никогда не сможет этого сделать. Не из-за абсурдных препон в духе Кафки, а потому, что Лесу он не нужен. Он ещё, вероятно, подёргается, попытается что-то изменить, а потом привыкнет, втянется в бюрократическую рутину, будет изучать Лес издали, а по вечерам пить кефир или что-нибудь другое.

Лес враждебен человеку. Но люди некогда смогли создать биологическую цивилизацию, идеально приспособленную к местным условиям. Как любая идеально устроенная цивилизация, она со временем пришла в состояние застоя. Кто-то (из местных или пришельцев) решил этот застой взорвать. Началось Одержание, Разрыхление и Заболачивание. Судя по всему, и этот эксперимент утратил первоначальный смысл и превратился в бессмысленное насилие над лесом и несчастными жителями лесных деревень. Там — бюрократическое безумие, здесь — безумие прогрессистское. Оно ещё страшнее.

И Кандид — человек чужой для Леса. Но он сумел остаться настоящим человеком, даже потеряв память и погрузившись в растительное существование лесной деревни. Он всеми силами защищает слабых и упорно пытается дойти до Управления. Управления, где царит бюрократическое безумие, но он этого не помнит. И никогда не сможет дойти.

«На краю Ойкумены», обе книги — единственная вещь Ефремова, которую тянет перечитывать регулярно. Конечно, Иван Антонович — колоссальная фигура, но поздние его книги непомерно категоричны. Автор знает всё, что было, и всё, что неизбежно случится. Владеет монополией на истину по любому вопросу, от эволюции Вселенной до правильной на все времена женской моды. А ранняя дилогия написана как будто другим человеком. Книга, полная восторга перед лицом огромного мира, бесконечно многообразного, величественного, кошмарного и сказочно прекрасного.

К самому небу уходят стволы лесных гигантов. Трава саванн укрывает с головой и человека, и льва. Стонут от жары чёрные скалы Ливийской пустыни. Нагорья Африки покрыты ковром голубых трав и рощами серебристых игольчатых деревьев. Расцветают всеми мыслимыми красками подводные сады Красного моря. Океан встречает волнами высотой в двадцать локтей. В степи носятся стада полосатых лошадей, скачут на задних ногах антилопы, раскачивают двухметровыми шеями жирафы. Летит, как снаряд, чудовищный носорог, соскочивший с рисунка Дюрера. Из лесов выходят свиньи ростом с быка и кошки ростом с осла. Селения окружены стенами из слоновой кости. Пастухи гонят домой стада антилоп, гиен и журавлей. Юные девушки пляшут на спине разъяренного быка. Выходит на охоту таинственный зверь гишу. Мир, способный постоянно удивлять. А если мир способен удивлять, он не поддаётся однозначным оценкам, и нет в нём места предопределению.

При первом прочтении «Остров Крым» прошел на «ура!». Впрочем, тогда, в 1990, на «ура!» проходило все сколько-нибудь непривычное. Теперь, через 23 года, книга воспринимается иначе.

Литературные достоинства романа, на мой взгляд, несомненны. Да, раздражают периодически проявляющиеся пошлости и обилие мата. Видимо, автор полагал, что читатель без этого не поймет. При всем при этом «Остров Крым» явно попадает в разряд настоящей литературы.

С точки зрения альтернативной истории — ерунда от начала до конца. Картины сказочного процветания свободного Крыма воспринимались с недоумением уже в 1990. Перебор. И как Остров смог уцелеть хотя бы в 1941-1944? Сначала немцы, потом наши заняли бы его с ходу. Однако весь смысл книги в том, чтобы Остров покончил с собой именно в 1980. Ладно, это действительно интереснее любых сценариев.

Картина самоубийства Острова написана рукой мастера. Шедевр сюрреализма, если не вспоминать, когда это написано и для кого. Аксенов писал «Остров Крым» перед самой эмиграцией в расчете напечатать его в Америке и постарался, чтобы текст соответствовал трафаретным представлениям о России. Поведение граждан Крыма накануне и в момент катастрофы воспринимается как смесь мазохизма, упрямства, глупости и стремления к саморазрушению. Русская душа, согласно утвердившейся легенде. Советские русские в этой же ситуации демонстрируют интеллект чуть выше, чем у ежа, и существенно ниже, чем у медведя. Русская нация, согласно утвердившейся легенде. Когда так пишут чужие, им простительно. Когда так пишет русский на потребу американцам, становится противно.

P.S. Поставлен перед необходимостью объяснить свою позицию. Я рождён гражданином Российской империи, принявшей имя СССР, и горжусь этим гражданством.

Разумеется, оценивать «Незнайку» должны те, для кого он был написан. С их точки зрения это одна из лучших тем в нашей детской литературе. Люди четырёх-восьми лет отдают предпочтение первой книге, те, кто немного постарше — третьей. Но написан цикл всё-таки взрослым человеком. Если посмотреть на него глазами взрослого? Тогда здесь можно увидеть три модели развития общества.

Первая книга — вариант устойчивого развития. Небольшие городки, жители которых обеспечивают себя всем необходимым и не замахиваются на излишнее. Нужно собрать хороший урожай. Построить мост через реку. Можно слетать на воздушном шаре, хотя это уже баловство. Добрый мир, уютный, приятный. Но очень уж узкие здесь горизонты. По-настоящему хорошо тут чувствуют себя дети и старики.

Вторая книга — воплощение коммунистической мечты. Если кто-то боится ещё слова «коммунистической», может прочесть «прогрессистской». Мир свободы и равенства, всеобщего благоденствия, стремительного прогресса, высокоразвитой науки и техники, культурных новаций. Фантастически привлекательный мир и фантастически хрупкий. И куда смотрели идеологи? Всего-то три осла развалили город будущего почти до основания, нашли массу подражателей, практически не встретили противодействия, и одолеть их удалось только с помощью волшебной палочки. А сколько ещё ослов ждут своего часа. И дождутся.

Третья книга детально описывает тот мир, который мы построили в реальности. Безусловно, автор считал такую вероятность исчезающе малой. Но мы постарались и свершили невероятное. Такое впечатление, что реформаторы начинали каждый день с изучения очередной главы «Незнайки на Луне», чтобы воплотить её в жизнь. Лунный мир тоже неустойчив по причине беспредельной жадности его хозяев. Но, тем не менее, в финале не ощущается особого оптимизма. Всё-таки жадность и недальновидность — болезнь большинства лунных граждан, а не только Спрутсов и Скуперфильдов. Да и быстрые перемены редко бывают устойчивыми. По крайней мере, перемены к лучшему. Улетят домой Знайка с Незнайкой, иссякнет рано или поздно энергия лунитов, места в новом Большом Бредламе поделят жулики новой формации. Вряд ли они будут лучше.

Один только раз Дюма взялся по-настоящему за своих современников, и картина получилась запредельно мрачной. На протяжении двух объёмистых томов один нехороший человек долго, нудно и подло мстит другим нехорошим людям. Хорошие люди присутствуют, но они крайне неубедительны. Борьба за справедливость? Вот уж ничего подобного. Несправедливости кругом море, но граф её игнорирует, а при случае приумножает. Только желание отомстить своим личным врагам, самое мелкое из всех доступных человеку желаний. На это ухлопаны чужие миллионы и вся своя жизнь. Самый последний алкаш истратит свою жизнь не так бездарно.

Вообще-то, у миллионов аббата Фариа были и другие наследники, пожалуй, более достойные. «Молодая Италия», карбонарии — словом, единомышленники аббата, борцы за единство Италии. В тридцатые годы они как раз на пике активности и не очень стесняются в выборе средств. Вполне могли вычислить графа и попросить его поделиться. Тем более что он не скрывается, живёт так, как должен жить нувориш, играющий в иноземного аристократа. И всё сходит. Июльская монархия, королевство либеральных проходимцев. Почти все знакомые графа по светским тусовкам тоже купили себе титул, во многих случаях на ворованные деньги. Поэтому все принимают игру, и никто никогда не заведёт разговор о происхождении денег или титула. Себе дороже.

Самого Дантеса ещё можно понять. Труднее понять его поклонников. Я с ними лично не знаком, но, судя по литературе, их много. Во всех странах, во все времена, во всех слоях общества. Неужели это так привлекательно — получить шальные деньги, с ними шальное всемогущество, и истратить то и другое на мелкие пакости?

Одна из самых сильных и самых реалистичных антиутопий, какие попадались мне в руки. Спустя 50 лет она выглядит ещё актуальнее, чем в год создания.

В центре интриги слег, мощный квазинаркотик, способный безвозвратно погрузить человека в виртуальный мир. Но слег – всё-таки не самая страшная угроза. Он считается запредельным извращением даже в городе, где привыкли к извращениям разного рода. За одно упоминание о слеге здесь могут сразу же набить морду. Это вселяет надежду. Намного страшнее общая картина потребительского мира.

Внешне всё выглядит как утопия. В некотором государстве при поддержке извне была свергнута диктатура, утвердилась демократия, и за 10-15 лет достигнуто полное изобилие. Заводы-автоматы производят всё необходимое для жизни и многое сверх того. Большая часть населения занята в сфере услуг. Гражданам положено ходить на работу, но как они там работают, и кому их работа нужна, вопрос второстепенный. Наличие денег желательно, но не обязательно. Всё необходимое, а это понятие толкуется очень широко, можно получить бесплатно. В нерабочее время свободный гражданин может развлекаться, как ему угодно. Можно пить водку, можно смотреть бесконечные сериалы, можно гонять на автомобилях, можно пробовать действие наркотиков, можно бегать на дрожку, можно записаться к экстремалам, можно уничтожать картины из музеев, можно бить других свободных людей. Лучше все-таки не до смерти. В принципе, можно читать и даже заниматься самообразованием, но какой дурак станет этим заниматься?

Ну, и что происходит с людьми в этом мире изобилия, бесконечных развлечений и безграничной, вроде бы, свободы? Правильно. Неплохие, доброжелательные, неглупые от природы люди дуреют, опускаются, превращаются в серую массу, туповатую, агрессивную, пошловатую. Выйти из этого процесса очень трудно. Те, кто, опускаясь, считают себя выше прочих – они-то, пожалуй, хуже всех.

Разумеется, в стране победившего соцреализма такой процесс нельзя было показать как глобальный. Несколько раз упоминается, что отупение коснулось только одного города. Ох, не похоже. Город, где нет ничего интересного, превратился в крупнейший международный курорт. И приезжие со всех концов света ничем не отличаются от местных жителей. А если отличаются, то в худшую сторону. Видимо, дебилизация – не случайное отклонение, а закономерность в мире, где всё есть и всё можно. За всё приходится платить.

Но не всё так уж мрачно в «Хищных вещах». У Стругацких представлен стихийный, мягкий, гуманистический вариант массовой дебилизации в обществе потребления. У Брэдбери есть жёсткий, целенаправленный, неокапиталистический вариант того же процесса. Боюсь, в сегодняшнем мире он ещё реалистичнее.

Просто гениальная вещь. При том, что тяжелая, мрачная, пессимистичная, с деградирующим главным героем. И, несмотря на это, при первом чтении оторваться физически невозможно, а со временем тянет перечитывать еще и еще. Завораживающая атмосфера триллера и, главное, вопросы, на которые нет ответов, по обычаю Стругацких. Вернее, ответов много, даже слишком много. Можно выбирать любой или придумать свой собственный. В любом случае останется ощущение, что истину надо искать совсем в другом направлении.

Центральная тема «Пикника», на мой взгляд, реакция человека на непонятную угрозу, постепенно превратившуюся в рутину. Все герои книги, от Нобелевского лауреата Валентина Пильмана до вечно пьяного чудака Гуталина, понимают, что Зона со всем ее содержимым представляет собой опасность для человечества. И почти все спокойно используют вытащенные из Зоны загадочные артефакты, причем используют их явно не по назначению. Одни делают это в научных целях, другие ради наживы, третьи из соображений престижа или удобства. Все понимают, что однажды это может рвануть. Вопрос в том, что рванет, где, когда и как, разнесет счастливого обладателя «черных брызг» или «этака», целый город или всю планету. А может, и не рванет, а начнет тихо менять генетический код людей или превращать их в зомби. Никто не знает. Но все продолжают забивать гвозди бомбами. А Зона подкидывает людям все новые сюрпризы, по большей части поганые.

Ну, хорошо. Допустим, люди поголовно и радикально поумнеют, добровольно соберут весь вытащенный из Зоны хабар, зашвырнут его обратно, построят над Зоной непроницаемый саркофаг и постараются забыть о ее существовании. И через несколько лет начнут долбить этот саркофаг. Человек не может не исследовать окружающий мир. И потом, при таком подходе следующее Посещение может обойтись людям еще дороже.

И, наконец, Золотой шар. Ведь никто не посмел вытащить его из Зоны, даже Стервятник. Потом он жалеет о несвершившемся, но это потом. Золотой шар — то, что остается, когда уже все растащено и разворовано, рассеялись все иллюзии, сошли на нет грандиозные проекты. И тогда, как ни спорно это воспринимается, звучат последние слова самого чистого из героев «Пикника». «СЧАСТЬЯ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫМ!» Так не бывает. Но если уж пришло время просить, то просить можно только об этом.

«Солярис», безусловно, одна из вершин мировой фантастики. Прежде всего, сама идея необычна для своего времени. В золотой век фантастики преобладали представления о принципиальной схожести путей развития в разных мирах. Ну, в крайнем случае, зелёные человечки, динозавры, разумные спруты и ракообразные. За год до «Соляриса» вышло «Сердце Змеи», программное произведение Ефремова, одного из гигантов золотого века. Там идея единства принципов доведена до логического конца. «Солярис» — своего рода ответ «Сердцу Змеи». Речь здесь даже не о разумной планете. В ходе дискуссий на станции проскальзывает фраза: как слон не может считаться гигантской клеткой, так и Солярис не может считаться гигантским мозгом. Это нечто такое, чему нет названия в человеческих языках.

После встречи с Солярисом начинается его исследование и попытка контакта. Для исследования избран, разумеется, чисто научный метод, то есть регулярные наблюдения, эксперименты и математическая обработка результатов. Проделана колоссальная работа, загублены десятки жизней, а результат близок к нулю. Что вполне естественно. Здесь достигнута та самая граница применения, которая существует у любого метода. Попытки разобраться строго научным методом в механизмах работы нашего собственного, человеческого сознания тоже не слишком успешны. Чем хуже сознание Соляриса, или что там у него вместо сознания? То есть, соляристика изначально направилась в тупик и вряд ли оттуда выберется.

Уже сама идея Соляриса даёт основание включить роман в золотой фонд фантастики. Но это не всё и даже не главное. Фантастика вообще и фантастика золотого века в особенности предпочитает иметь дело с человеком абстрактным, человеком-функцией. В «Эдеме» сам же Лем демонстративно превратил своих героев в символы определённых профессий. А «Солярис» — прежде всего исследование человеческого подсознания, выполненное на уровне настоящей большой литературы. Есть ли в научной фантастике история, подобная истории Кельвина и Хари? Мне не попадалась.

По формальным признакам рассказы о патере Брауне относятся к классическому детективу. Происходит преступление, которое раскрывается методом чистой логики. Но детектив — жанр с претензией на реалистичность. В реальности трудно представить ход событий, описанный в «Невидимке», «Сломанной шпаге» или «Волшебной сказке патера Брауна». Детективный сюжет для автора — прежде всего повод сформулировать очередной парадокс. Парадоксы Честертона поистине бессмертны. Они живут уже сто лет и будут жить, даже если их автора постараются официально забыть из соображений политкорректности. Некоторые из честертоновских парадоксов настолько уже вошли в наше сознание, что воспринимаются как нечто само собой разумеющееся.

Но и парадокс для автора — только повод поговорить о состоянии общества. Честертон — глубоко верующий католик и консерватор с уклоном в идею социальной справедливости. Тип, который уже третье столетие рождается заново с каждым новым поколением англичан. Честертон постоянно напоминает, что вера и суеверие — понятия принципиально несовместимые. Доказывает, что растущая бездуховность заставляет заполнять пустоту самыми странными суевериями. Так было сто лет назад, то же самое происходит и теперь. Говорит о либеральной политкорректной цензуре, запрещающей называть вещи своими именами и упоминать о том, что известно каждому. Тогда она уже делала свои первые шаги. Говорит о том, что начетчик, выучивший каждую букву Библии, может оказаться дальше от Бога, чем тот, кто считает себя атеистом. О том, что человек, который учит всех жить, чаще всего сам жить не умеет. О том, как постоянное веселье оборачивается мизантропией, праведность — ханжеством, интеллигентность — бездушием, аристократ оборачивается проходимцем, а демократ деспотом.

При всем при том автор не собирается разоблачать пороки больного общества. Общество это в представлении Честертона и патера Брауна состоит в подавляющем большинстве из людей хороших, добрых, честных, неглупых, порядочных. Вот только они давно утратили все естественные ориентиры и вынуждены блуждать вслепую.

«Мушкетеры» издавались как роман-фельетон, то есть сериал. Казалось бы, их ожидает судьба сериалов — шумный коммерческий успех и последующее забвение. Однако их и теперь читают, пожалуй, больше, чем любой роман тех лет. Интересно, что трилогия в целом получилась сильнее, сложнее и интереснее, чем каждая часть в отдельности. Для сериалов это опять же нехарактерно. Собственно, это повесть об умирании дворянства шпаги. Вообще-то, французское дворянство шпаги начало умирать за полтора столетия до мушкетеров и умирало ещё полтора столетия после них, но Дюма сумел втиснуть весь процесс в рамки одного поколения.

Первая книга — эталон авантюрного романа. Скачки, дуэли, остроумные диалоги, стиль, напоминающий бокал шампанского, и, конечно, четверка бессмертных героев. Они побеждают почти всегда, не выходя за рамки возможного. У каждого куча недостатков и море обаяния. Но и противники четверки, Ришелье, миледи, Рошфор, тоже люди сильные, умные, неоднозначные. Неоднозначна даже демоническая миледи — ведь только благодаря графу де Ла Фер она превратилась в то, во что превратилась.

Прошел год в жизни автора и двадцать лет в жизни героев. Они прибавили в силе, в ловкости, в боевом опыте, вообще изменились к лучшему. Атос избавился от презрения к людям, сохранив свой аристократизм; Арамис все так же скрытен, но куда менее лицемерен, чем в мушкетерские времена; д'Артаньян начал задумываться над последствиями своих подвигов; и только Портос как был, так и остался почти безгрешен. А вот победы приходят теперь нечасто. И дело не только в том, что гражданская война разделила четверку надвое. Даже после воссоединения они одержали единственную победу — вчетвером утопили одного Мордаунта. Уступки, вырванные у Мазарини, он и сам собирался сделать, а что не хотел выполнять, то и не выполнил. То есть, как авантюрный роман «Двадцать лет спустя» всё же не дотягивает до «Трех мушкетеров». Зато какой каскад великолепных исторических сцен! Побег Бофора, визиты к Бруселю, сборище у Скаррона, дорога на Ланс, День баррикад, бегство двора, процесс короля, бой у Шарантона, возвращение Мазарини. За любую из этих глав можно отдать исторический роман среднего качества.

«Виконт де Бражелон» — самая сложная, психологически наиболее достоверная, самая громоздкая и наименее увлекательная часть трилогии. Мушкетеры достигли всего, о чём могли мечтать в молодости, и даже с избытком. (Если честно, какой из д'Артаньяна маршал Франции? Капитан мушкетеров — это в самый раз.) Но места для них во Франции не остаётся. Дело не в возрасте — Портос поднимает и швыряет целые скалы, Арамис способен проскакать за сутки через всю Францию, д'Артаньян готов выйти один против целой роты. Но время для прежних подвигов прошло. Луи Четырнадцатый считает дворянство шпаги своей главной опорой, старается его усилить и при этом давит всех, кто способен хотя бы потенциально проявить независимость. А что это за опора, если она не оказывает сопротивления? И мушкетеры уходят, один за другим. Но вот что интересно — во Франции XVII век считается веком Луи Четырнадцатого, а во всем мире — веком мушкетеров.

Возможно, это лучшая вещь из всего цикла о Холмсе. Конан Дойл написал её после десятилетнего перерыва, в промежутке между гибелью Холмса и его возвращением. События разворачиваются за год или два до женитьбы Уотсона. Оживлять Холмса ещё и в мыслях не было. Но именно после выхода «Собаки» англичане единодушно потребовали вернуть героя, и автору пришлось сдаться.

«Собака Баскервилей» — это не совсем детектив. Кое-что от детектива, кое-что от готического романа былых времён, кое-что от будущих триллеров. Холмс, как известно, действует только в первых и последних главах. Поначалу он терпит неудачи, да и финал не блестящий. Чуть не скормил клиента собаке. И всё-таки получился настоящий шедевр. Кто не согласен, пусть вспомнит свои самые первые впечатления от книги.

В чём же секрет такого ошеломляющего успеха? Версий можно предложить много. Герои здесь на редкость убедительны, и главные, и второстепенные. Для детектива это даже роскошь, так как может преждевременно раскрыть интригу. Следствие постоянно натыкается на препятствия в форме бытовых мелочей и неожиданных поступков окружающих. Мелочи эти естественны, но учесть их заранее практически невозможно. Как обычно и бывает.

И, конечно, самое главное – атмосфера романа. Если кого-то из нас попросить теперь назвать какое-нибудь английское графство, большинство, вероятно, назовёт Девоншир. Страна болот и невысоких гранитных утёсов под пером автора превратилась в волшебное царство. Причём это царство органично вписывается в викторианскую Англию с её кэбами, паровозами, безоружными полисменами и почтой, доставляющей письма в день отправки.

Собственно, версия событий, предложенная Холмсом, почти столь же фантастична, как и старая легенда о чудовище с болот. Но благодаря таланту писателя в равной мере обрели бессмертие и злая собака из 1887, и демонический пёс, веками преследующий род Баскервилей.

«Гаттерас» заметно выделяется среди других романов Жюля Верна. Самая тяжёлая его книга и, пожалуй, самая сильная. Масса реалистических деталей и совершенно фантастические представления о географии полярного океана. Но высказаться хочется только о самом Гаттерасе.

Теоретически, Гаттерас — герой. На самом деле это человек, которого близко нельзя подпускать к организации экспедиций, да и к любой работе с людьми. Он успешно погубил все три свои экспедиции. Из второй вернулся вообще в одиночку, оставив во льдах и судно, и экипаж. Во все времена капитанов за это судили или вешали без суда. Третью экспедицию Гаттерас загубил ещё до её выхода из Ливерпуля. Всех запутал, задёргал, во всех вселил неуверенность. Чем может закончиться экспедиция, если капитан скрывается от экипажа, экипаж не знает, куда идёт судно, а старпом, вынужденный командовать кораблём, вообще ничего не знает и вдобавок не имеет права принимать решения? Странно, что они сумели дойти хотя бы до Гренландии. И дальше весь план экспедиции построен на английском эквиваленте понятия «авось». Авось найдём по пути нетронутые склады, оставленные экспедицией Росса. Авось обнаружится подходящее течение. Авось у полюса нас ждёт свободное ото льдов море. Если бы не корабль Альтамонта, из третьей экспедиции Гаттераса не вернулся бы ни один человек. Кстати, Альтамонт, почти такой же авантюрист, представляется интереснее, умнее и живее Гаттераса. Гаттерас — это вылитая статуя Командора со всеми вытекающими отсюда последствиями.

«Жук» — настоящий шедевр, как и большинство романов Стругацких. Язык, сюжет, характеристики героев, философия. Очередная серия вопросов, оставшихся без ответов. И впервые в центре книги оказываются противоречия цивилизации Полудня. Раньше и авторы, и читатели старались не обращать на них внимания.

Мир Полудня — мир стабильных законов и неудержимого научно-технического прогресса. Почти каждый житель Земли старается внести свой вклад в развитие естественных наук, техники или биотехнологии. В этом залог процветания человечества, и здесь же серьезный риск глобальной катастрофы. Уже в «Далекой Радуге» люди случайно уничтожили все живое на цветущей планете. Побочный результат научного эксперимента. Побочным результатом другого эксперимента может стать гибель Земли или Галактики. В «Жуке» выясняется, что опасные эксперименты проводятся энтузиастами достаточно регулярно.

Второй звонок — разрыв культурной традиции. Люди XXII века почти ничего не знают о том, что было на Земле до XXI века. Практически не вспоминают даже писателей, художников, композиторов прежних времен. О прошлом они знают только то, что люди тогда носили сюртуки и шлемы с рогами, города окружали стены и рвы, а по их улицам ходили трамваи. Это не политика такая целенаправленная, это результат гонок по вертикали.

Третий тревожный звонок — прогрессорство. Оказывается, не только земляне тайно вмешиваются в чужие дела, но тем же, вероятно, занимаются и Странники. На Надежде они вывели в никуда всех жителей гибнущей планеты. То ли спасли, то ли истребили, так и осталось неизвестным. Никто не уверен, что добро в понимании Странников есть добро для людей. Но тогда добро для людей Полудня вряд ли есть добро для жителей Арканара и Гиганды.

И вот в вольном мире Полудня впервые появляется тайная полиция. КОМКОН-2. Цель — пресечение инопланетного прогрессорства и контроль над потенциально опасными научными разработками. И тут оказывается, что в беспредельно свободном мире можно засекретить огромные массивы информации, запретить совершенно безобидные научные работы, искалечить жизнь неповинным ни в чем людям. Причем делается все это в глубокой тайне, под разговоры о защите прав личности. Такая ситуация может взбесить не только Бромберга, но и самого законопослушного гражданина.

Лично мне Сикорски намного симпатичнее, чем Бромберг или, тем более, Абалкин, издерганный, злой, способный на жестокость, предательство, издевательство над любимой девушкой. Но и Бромберг тоже по-своему прав. Если дать запретителям полную свободу, они войдут во вкус и начнут запрещать все подряд. Или, еще хуже, начнут запрещать в собственных интересах. Выстрел Сикорски разрешил эту проблему. В следующей книге КОМКОН-2 — мощная бюрократическая структура с большим штатом, региональными отделениями, бумагооборотом, детально расписанными, а, значит, ограниченными полномочиями. Такая структура застрахована от громких провалов, но неизбежно становится неуклюжей и замкнутой на собственные проблемы. Когда наступает критический момент в истории Земли, КОМКОН-2 оказывается беспомощен. Может даже показаться, что в этом и заключался хитрый план Странников. Но это уже будет обычная интеллигентская паранойя.

Классический пример дурного фэнтези. Непонятно, как могут фанаты Перумова ставить его рядом с Толкиеном, Сапковским, Мартином и даже выше. Здесь же ничего нет. Ни интереса к людям, ни любви к ним, ни развернутой картины мира, ни интересных диалогов, ни ярких эпизодов, ни спорных аналогий, ни иронии, ни ощущения реальности. В плюс можно поставить только умение создавать атмосферу мрачноватой как бы тайны, и то лишь местами.

Основу сюжета составляет борьба за власть над миром между силами Света и силами Тьмы при явных симпатиях автора к Тьме. Принципиальную разницу между этими силами в «Гибели богов» обнаружить невозможно. Просто две банды пытаются уничтожить друг друга, а заодно всех, кто попал под руку. Борьба идет, разумеется, в глобальных масштабах. Так, видимо, легче и писать, и воспринимать написанное. Когда гибнет человек, его всегда жалко. Когда сметается множество условных фигурок, в которых трудно разглядеть что-то человеческое, это не пробуждает эмоций. Миром больше, миром меньше. Всегда можно перезагрузиться.

Что можно сказать в защиту «Гибели богов»? Фэнтези, по сути, есть форма эскапизма, бегства в мир, максимально непохожий на тот, что достает нас каждый день. Отсюда его популярность и у нас, и у них. Непохожий мир создан, хоть и не очень яркий, так что задача выполнена. Черноватость и склонность к глобальным разрушениям можно списать на время рождения книги. Тогда это было модно. Вот известие о выходе «Гибели богов-2» неприятно удивило.

Есть интересная закономерность. Если автор сдаёт в печать по 20-30 детективов в год, это, скорее всего, халтура. Если он пишет каждый детектив по 2-3 года, это, скорее всего, качественная вещь.

«Мэтью Шардлейк» — цикл из семи (переведено шесть) детективов о горбатом лондонском юристе Мэтью Шардлейке из времён Тюдоров. Он занимается адвокатской практикой, а время от времени выполняет поручения знатных лиц. Лезет он в их дела неохотно, особенно, если это связано с политикой. Но с лордами не поспоришь.

Романы огромные, по 800-900 страниц каждый. Такой размер детективу, в общем, противопоказан. Дело в том, что собственно детективная линия занимает не более трети объёма каждой книги. Остальное – картины жизни Англии тех лет, проблемы её граждан, жизнь героев, побочные сюжетные линии и отдельные детали, не имеющие прямого отношения к делу. То есть, детектив превращается в литературу в полном смысле слова и при этом держит читателя в напряжении. Много места занимают рассуждения на темы, которые волновали англичан того времени. Темы политические, социальные, религиозные, философские. Главный герой в молодости был убеждённым сторонником Реформации. Увидев, во что она превратилась, остыл к прежним идеям, хотя остался протестантом. Среди его знакомых есть и католики, и умеренные протестанты, и радикальные. Беседуют они, конечно, с оглядкой, но всё же смелости у них побольше, чем у современного человека.

Герои получились, практически все. Каждый из них неоднозначен, каждый может вызвать и симпатию, и неприязнь, у каждого меняется настроение, а с годами и характер. Всё, как у людей. Единственный персонаж, вызывающий абсолютное отторжение – король Генрих VIII. Единственный идеальный герой – темнокожий врач Гай. Вроде бы, дань осточертевшей политкорректности. Только персонажи, созданные по социальному заказу, всегда неестественны. Гай получился абсолютно реальным, не утрачивая при этом ни капли порядочности. Значит, он действительно такой и есть.

Цикл написан на одном уровне, хотя создавался чуть ли не 20 лет. Меня больше всего задела жутковатая «Седьмая чаша». На втором месте «Горбун лорда Кромвеля», положивший начало циклу. Меньше других понравился «Соверен». Но это чисто субъективное впечатление. На самом деле цикл удивительно ровный. Пожалуй, среди прочитанных в последнее время исторических детективов он лучший.

Есть древняя китайская легенда. Давным-давно, в эпоху Чжоу, в одном уезде завелось страшное речное чудовище, пожиравшее людей. Как и положено, каждую неделю ему на берегу оставляли в связанном виде самую красивую из уцелевших ещё девушек. Но вот однажды в уезд приехал ревизор из столицы и обратил внимание на дефицит красивых девушек. Ему объяснили. Ревизор выразил недовольство и пошёл разбираться. Вышел на берег, вызвал чудовище и приказал: 1) девушек не есть, 2) людей вообще не есть, не положено, 3) и вообще убираться из ревизуемого уезда. Чудище разинуло пасть, чтобы ответить, но ревизор выхватил свою должностную печать и показал зверюге. Смотри и содрогайся! Чудовище глянуло, устрашилось, скрылось в глубине вод и больше его никто никогда не видел. По крайней мере, в этом уезде.

Конечно, за три тысячелетия чудища всех рангов накопили огромный опыт в деле контактов с проверяющими персонами. Но страх всё равно остался. Страх, способный превратить старых умных хищников в стадо овец, а безмозглого ягнёнка в суперхищника. И вот на эту всем понятную тему совсем молодой ещё, двадцатишестилетний Николай Васильевич создал потрясающую комедию. Лёгкую и едкую, безумно смешную, стремительную, с почти невероятным сюжетом и полнейшим реализмом во всём, что касается ситуаций и персонажей. Может быть, лучшую комедию в истории русской литературы. После первых же постановок она целиком разошлась на цитаты. Не сомневаюсь, в запрещающих ведомствах стоял дружный хохот во время знакомства с «Ревизором». И никто не решался ни разрешить, ни запретить. Дело решил хохот самого императора. Николай отсмеялся, произнёс хрестоматийную фразу «Всем досталось, а мне в особенности» и запретил запрещать. С тех пор уже сто восемьдесят лет «Ревизор» порождает нескончаемый смех зрителей и читателей. Над кем смеёмся?

Это — одна из вершин приключенческой литературы. Та вершина, которая принадлежит уже настоящей большой литературе. Место действия остаётся неясным (вероятно, Южная Атлантика). Время действия можно вычислить довольно точно. Лет через 10 после битвы пр Фонтенуа, накануне Семилетней войны, то есть 1754-1756. Давно прошли времена, когда пираты снаряжали целые эскадры, грабили города, получали чины и титулы. Предел мечтаний нынешнего пирата — украсть шхуну, ограбить пару торговых судов и не попасть при этом на виселицу. Или, лучше всего, найти сокровища былых времён.

На момент издания роман Стивенсона нарушал каноны пиратской литературы. Зато почти все последующие книги и фильмы о пиратах на протяжении ста с лишним лет прошли под знаком «Острова сокровищ». Или подражали ему, или переигрывали, или пытались поспорить. Помимо чисто художественных достоинств сказалась удивительная соразмерность человеку. Взять хотя бы кульминацию сюжета, самое грандиозное сражение на страницах книги. Бой за блокгауз. Битва продолжается пару минут. Потери с обеих сторон — семь человек. Битва показана глазами Хокинса. Он сначала находится в закрытом помещении и почти ничего не видит, а потом катится кубарем по склону. Реалистичнее некуда. Запоминается на всю жизнь.

То же касается и героев. Подвиги в пределах возможного, злодейства в меру необходимого. Хорошие люди могут совершать нелогичные и даже бессмысленные поступки, умеют язвить, рефлексировать, скупердяйничать, оставаясь в целом симпатичными, а плохие люди временами вызывают сочувствие. Герои реалистичны и при этом нетипичны, что обычно есть признак настоящей литературы. О Джиме здесь уже было сказано так, что лучше не скажешь, но и другие получились не хуже. Сквайр Трелони — не совсем обычный сквайр. Доктор Ливси — весьма необычный доктор. Ну, а Сильвер — настолько необычный пират, что может существовать только в реальности.

Смешная до жути сатира, которая представляется жутковатым предвидением в век глобализации и постиндустриализации. Власть захватили марсиане. Перебили бандитов, разогнали коррупционеров, покончили с наркотиками, покончили с гонкой вооружений, занялись вопросами ЖКХ и сельского хозяйства, внедрили кое-какие технологии. И предложили всем желающим регулярно сдавать желудочный сок. Добровольно, за очень хорошие деньги. Неизвестно, зачем им сок, но теперь они непобедимы. Любая оппозиция развалится раньше, чем успеет оформиться.

Так то марсиане — прогрессоры или паразиты? Для проверки поставим эксперимент. Допустим, дон Румата сверг дона Рэбу и стал править Арканаром. Править будет как прогрессор-реалист. Распустит серую гвардию, прижмёт непокорных баронов, отменит пытки, заведёт библиотеки, ослабит сословные барьеры (хотя бы в столице), внедрит кое-какие технологии, пригодные в этом мире, попробует переловить разбойников (это вряд ли получится), объявит о снижении феодальных податей (бароны станут насмерть, но указ нужен). Издаст указ об обязательном ежедневном умывании. Чтобы подданные выполняли это малопонятное требование, им придётся платить. Выходит, марсиане — прогрессоры.

Как жить тем, кто попался под руку прогрессорам? Есть два мнения. Аполлон, конечно, человек здравомыслящий, занудный, адекватный до безобразия, но очень неглупый. Его позиция неуязвима. Если мы сами не можем решить свои проблемы, пусть этим займутся марсиане. Всё равно их не одолеть. Да может, и нет никаких марсиан. Никто их не видел, действуют через посредников. Синий хлеб — это не обязательно с Марса. Синий самогон — ну, этим нас точно не удивишь.

Есть только одно НО. Марсиане как прилетели, так и улетят. Либо наступит момент, когда они уже ничего не смогут дать землянам. И останутся люди, способные только сдавать сок и получать деньги. Разучились работать, разучились создавать, разучились соображать, разучились наводить у себя хоть какой-то порядок. Всё придётся начинать с нуля.

Получается, прав Харон. Интеллигент-шестидесятник, редактор маленькой газеты. Дело журналистов — убеждать людей в своей правоте. Собственно, их дело — доносить до людей неискажённую информацию, но этим давно никто не занимается. И тут выясняется, что журналист умеет убеждать только своих единомышленников. Остальных он не знает, и знать не хочет, и они его, разумеется, тоже не слышат. Когда аргументы кончаются, интеллектуал берёт автомат и начинает стрелять. Но стрелять он тоже не умеет.

Что же делать? У каждого своё решение. Каждый по-своему прав. Моё — прожить жизнь до конца, по возможности не теряя человеческого облика, и постараться сохранить, что возможно, из домарсианской эпохи. Когда-нибудь это пригодится.

Брал книгу с опаской, боялся испортить свои детские впечатления. Нет, все не так плохо. Сюжет на уровне лучших боевиков первой половины XX века. Получилось неровно, но есть очень удачные сцены. Штампы автор постарался преобразить до неузнаваемости. Написано с любовью к людям. Свои фантастические идеи автор пытался хорошенько обосновать. По нынешним меркам это для фантастики почти роскошь.

Теперь о минусах. Во-первых, оживить героев не удалось, они остались условными фигурами. Во-вторых, злую шутку сыграли многочисленные переработки романа. В первой редакции события, надо полагать, укладывались в 10-20 лет, не больше, в последней растянулись на 60 с чем-то. Главным героям задолго до середины романа перевалило за 80. В результате пришлось вводить новые сюжетные линии, новых героев, а старым придавать немыслимую в их возрасте активность. В-третьих, слишком много идеологии. Правда, здесь и видна относительная гуманность позднекоммунистической идеологии на фоне ее оппонентов. Либеральный герой Джеймс Бонд и его подражатели мочат врагов, почти не глядя. Это понятно, враги их выглядят хуже животных. В «Пылающем острове» враги выглядят по-человечески, и мочить их в мирное время не следует. Главный злодей сам себя накажет, остальные перевоспитаются. Такой подход вызывает законную ухмылку, но он все-таки порождал меньше маньяков.

Одна из неожиданностей — выбор кандидата на роль суперубийцы. Конец света, как ни странно, учинил не мистер Вельт, хозяин военных заводов и десяти тысяч боевых самолетов и вообще нехороший человек, а тихий, добрый и совестливый профессор. Он более 50 лет работал над одной и той же проблемой, а когда решил действовать, не смог просчитать элементарнейшие последствия своего поступка. Люди, знакомые с проблемой в общих чертах, просчитали эти последствия за секунду. Поистине, самый опасный дурак — это дурак-интеллектуал.

Конечно, наука как угроза человечеству — это у них, у империалистов. А что у нас?

«На многие аэродромы приземляются наши замечательные паролеты, в которых паровой котел совмещен с атомным реактором».

Представили картину? Хорошо, что такой паролет вряд ли сумеет подняться в воздух. А вдруг сумеет? Вот тогда нам точно конец, без всяких империалистов.

На первой странице «Азазель» обозначен как конспирологический детектив. Похоже, Б.Акунин действительно имеет склонность к конспирологии. После «Азазеля» отголоски эстернатской линии слышатся в «Турецком гамбите» и в «Смерти Ахиллеса». Есть еще «Квест», где тема доведена до абсурда, и всемогущие масоны из «Внеклассного чтения». Но все-таки с конспирологией у Акунина не получается. И заговор нереальный, и заговорщики ненастоящие. О таком заговоре мировая общественность узнала бы во всех подробностях через год и забыла через месяц.

Самое интересное в «Азазеле» — Фандорин. Это единственная книга, где он предстает в своем естественном виде. Нет еще заикания, седых висков, холодного взгляда, нет восточных гимнастик и философий, безапелляционных суждений, нет загадочности, от которой будет млеть половина знакомых и незнакомых дам. Фандорин здесь очень молодой человек и очень наивный, при этом неглупый, энергичный и храбрый. О громких преступлениях судит по приключенческим романам и полицейским мемуарам. Пособий по криминалистике еще не существует.

В детективах принято раскрывать преступление после третьего убийства. Фандорин разобрался во всем за минуту до пятого. На фоне многих других его дел результат вполне приличный, тем более для первого раза. И ведь почти сразу начал догадываться, но, как положено, отверг правильную версию и перебрал все неверные. Самое непонятное, как его самого не арестовали. Начиная со второго убийства, тем более с третьего он просился на роль главного подозреваемого.

Вообще-то, «Азазель» — книга совсем не веселая и не слишком глубокая, интрига просчитывается, герои тускловаты (кроме Фандорина и Зурова). Но язык хороший, аналогии интересные, читается, как обычно, с удовольствием. А кровь здесь, к счастью, ненастоящая.

В романах Беляева есть все, что положено иметь в фантастике — напряженный сюжет, экзотика, технические и социальные проблемы. Но самое интересное в главных его книгах — попытка понять человека. Достаточно вспомнить «Человека-амфибию», «Властелина мира», «Голову профессора Доуэля», «Человека, потерявшего (а также нашедшего) лицо» и даже «Продавца воздуха». Но лучше всех все-таки «Ариэль».

Я бы не согласился с тезисом о делении персонажей «Ариэля» на очень плохих и очень хороших. Настоящих злодеев здесь немного, и они как-то мелковаты. Ариэля пытаются использовать, как правило, более или менее приличные люди. Когда не затронуты интересы их бизнеса, или положение в обществе, или амбиции, они стараются быть доброжелательными, порядочными, даже честными. Но если подвернулся случай решить свои проблемы за счет летающего человека, тут трудно устоять. Вообще-то, в нашем сегодняшнем обществе Ариэлю пришлось бы еще хуже.

Идеальные персонажи тоже малочисленны. Сам Ариэль не идеален. Он может наделать глупостей, может соврать с ясными глазами, может подставить ближнего. Он человек, сформированный Дандаратом, сумевший выжить в этом аду и вырваться из него. Идеальный герой сложил бы там голову на первых страницах или даже раньше.

Ариэль вызывает такую симпатию и сочувствие именно потому, что он не ходульный герой, а живой человек, неоднозначный и не всегда одинаковый, как каждый из нас. В фантастике ведь нечасто можно встретить по-настоящему живого героя, хотя бы одного. Сильный, храбрый, добрый, самоотверженный юноша обречен на неволю и на одиночество. Благодаря обретенной способности летать ему удается вырваться из неволи, но этот же дар усугубляет его одиночество. Оно становится почти осязаемым. Летающий человек ничего не хочет так, как жить с людьми и для людей. А люди его или обожествляют, или, чаще, используют. И Ариэль мечется, делает глупости, набивает шишки себе и другим и постепенно превращается из вечного беглеца в человека, способного постоять за себя и за ближнего.

Встреча с сестрой (которую вряд ли можно отнести к условно плохим персонажам), безусловно, пошла Ариэлю на пользу. Он избавился от очередной порции иллюзий и научился, наконец, жить на земле. Только не так жить, как принято в кругу Гальтонов, а так, как следует жить человеку.

Чапек почему-то не попадает в число писателей-фантастов. Хотя без его «Войны с саламандрами», «RURа», «Средства Макропулоса» и «Фабрики Абсолюта» трудно представить себе фантастику XX века.

В силу обстоятельств «Войну с саламандрами» часто воспринимали как антифашистский памфлет. Фашистов Чапек активно не любил, и в последних главах «Войны» антифашистская тема ощутима. Но книгу он писал все-таки не об этом, и досталось в ней всем. Германские саламандры слушают нацистские гимны и принимают звание арийских саламандр, итальянские с помпой строят новый материк площадью четверть гектара, французские тайно возводят для Республики подводные крепости на чужом шельфе, а статус британских саламандр юридически не зафиксирован, и, значит, их как бы и нет. И все народы увлеченно роют себе могилу руками своих же саламандр.

При желании саламандр можно отождествить с угнетенными классами, угнетенными расами, угнетенными нациями, фашистами, мещанами, безликой толпой, да с кем угодно. В 1936 приходили на ум одни ассоциации, в семидесятых годах другие, в 2012 третьи. К тому же сами саламандры по ходу дела меняют свою окраску. Но прежде всего это существа, абсолютно чуждые людям. А современный человек не может потерпеть существование где-то рядом иного мира, ему неподконтрольного. Едва обнаружив саламандр, люди начинают эксплуатировать их, превращают в источник сверхприбыли, используют в политических играх и военном строительстве, пытаются переделать их по своему подобию, навязать им свою культуру, образ мыслей, нормы поведения, не задумываясь, возможно ли это, и чем это может кончиться. Все правильно. Человек рыночный неспособен задуматься над сколько-нибудь отдаленными последствиями своих поступков. Нету времени.

И ведь все хотели как лучше. Лучше, конечно, для себя. Однако и ближнему зла никто не желал. Кто-то делал на саламандровом проекте бешеные деньги. Кто-то пытался немного улучшить свое положение. Кто-то бескорыстно радовался поступи прогресса. Даже саламандры должны были выиграть, если приобщить их к цивилизации, научить и заставить работать. В итоге гибнут и люди, и саламандры.

«Война с саламандрами» стала одной из лучших книг Чапека. Легкая, грустная, остроумная, иногда добродушная, чаще язвительная, под конец все более пессимистичная. Но ни разу не возникает ощущения беспросветной черноты. Чапек не строил особых иллюзий, но при этом любил людей. Даже тех, что способны довести мир до катастрофы. И книгу он писал для того, чтобы люди посмотрели на себя и на свой путь в истории. Конечно, это мало помогло, но человек делал все, что мог.

И, наконец, книга просто прекрасно написана. От нее трудно оторваться. Почти каждая глава — маленький шедевр, от первого появления капитана ван Тоха до дискуссий на последней мирной конференции в Альпах. Чего стоят одни попытки просветить саламандр с помощью газет, рекламы, массовой литературы, массовой агитации, кино, современного искусства и прочего. Сегодня этим занялось бы телевидение. И как итог звучит заключение ученой комиссии: саламандру нельзя признать разумным существом, так как уровень ее умственного развития соответствует уровню развития современного человека.

Пожалуй, лучшее здесь – это язык. Для фантастики очень богатый, яркий, своеобразный. Есть, конечно, заслуга и переводчика, но и оригинал явно выдержан на высоком уровне.

Второй плюс – главный герой. Тут о нём сказали много разного, но объективно образ получился очень убедительным. Правда, парень пятнадцати лет рассуждает и поступает, как будто ему восемнадцать. Это можно списать на особенности данного мира, как и у Мартина. Возрастом можно объяснить неприятные стороны характера героя – непомерное тщеславие, агрессию, страсть к самоутверждению, слабую работу головы. Болезни роста.

Главный минус, на мой взгляд – невнятная картина мира. Этот мир явно вырос из средневековья и даже постсредневековья, но так ни к чему и не пришёл. Списать его противоречия на магию не получается. Что-то такое, старинное и не слишком, смутно знакомое. Хотя этот подход часто встречается у американцев, лишённых своей истории.

Второй минус – развитие сюжета. Вяло, многословно, без динамики. Динамику сюжета могло бы заменить развитие характеров, но и здесь динамики маловато.

Третий минус – штампы. Перечислять незачем, они бросаются в глаза каждому. Единственная интересная находка – чандриане, но они остаются на обочине.

Общий вывод – вещь чересчур раскручена, но при этом явно возвышается над средним уровнем фэнтези. Книга будет интересна не всем. Главным образом тем, для кого характеры важнее сюжета, философии или проблем мироустройства. Хотя и в этом отношении не следует ожидать слишком уж многого.

P.S. Всем здоровья, спокойствия, удержаться на работе.

Одно из самых ярких произведений русской прозы. И едва ли не самое злое, если говорить о XIX веке. Хотя из героев романа однозначный негатив вызывают только Плюшкин и Чичиков. Плюшкина не оправдать при всём желании. Да, жаль человека, пережил столько несчастий, но в распаде семьи виноват главным образом он сам. И крепостные бегут от него толпами. Бросают всё и бегут; бегут во времена, когда сбежать непросто. От Манилова не бегут. И от Собакевича. И даже от Коробочки.

Остальные неприятны в меру. Коробочка — обычная мелкопоместная бабуся. Что с неё взять. Ноздрёв как человеческий тип вызывает у меня аллергию. Но это с возрастом, а когда-то такой тип вызывал скорее интерес. Манилов вообще хороший человек, глуповатый, но безусловно хороший. И не такой уж патологический бездельник. Он ведь служил, причём случил в годы непрерывных войн, так что право на отдых в поместье заработал своей кровью. К хозяйственным делам непригоден, ну так это не всякому дано.

Отдельная тема — Собакевич. Людей он недолюбливает. Всех? Нет, не всех. О своих крепостных он говорит с неподдельным уважением, и не о народе вообще, а о каждом человеке персонально. Уже это вызывает к Собакевичу определённое уважение. Притом он единственный способен поставить Чичикова на должное место. И ставит на место при каждой встрече.

В общем, большинство героев «Мёртвых душ» не так безобразны, как их стараются показать. Ну, торгуют людьми, живыми и мёртвыми, так многие торгуют. Но если посмотреть на эту компанию в совокупности, ясно видно — общество без будущего. И сельское общество, и городское. Городское общество Гоголь судит даже злее, чем сельское. А глава, посвящённая оформлению купчей — настоящий шедевр, на все времена.

А что такое Чичиков? Мелкий жулик, лишившийся кормушки и пустившийся в заведомо провальную авантюру? Человек, обладающий фантастическим обаянием в сочетании с жёсткостью, проницательностью и способностью к нестандартным решениям? И вот эта странная личность запустила в оборот именно мёртвые души. Не беглых, что юридически безупречно и не менее перспективно, не векселя, не акции предприятий-однодневок. Нет, не зря Гоголь сжёг второй том, находясь в здравом уме и трезвом состоянии. Не всё так просто с Павлом Ивановичем.

Это последняя большая книга Ильфа и Петрова. Одноэтажная Америка и теперь преобладает над многоэтажной, причём преобладание это даже несколько усилилось. За 80 лет обе эти Америки сильно изменились. Тем не менее, книгу и сегодня читаешь с интересом и с удовольствием. Помимо языка и мягкого юмора, она обладает ещё рядом особенностей.

Первая особенность — сомнительный идеологический подход. Капитализм, конечно, загнивает, но не грех у него кое-чему научиться. Как выясняется, учиться надо многому. Интересно, что книга вышла на пике успехов социалистической экономики, и тираж её разошёлся мгновенно. Ещё интереснее, что её переиздавали при каждом нашем правителе. Как правило, только по разу при каждом.

Второе. Ильф и Петров ездили по Америке в 1935-1936, в момент ожесточённой борьбы вокруг реформ Рузвельта. Противники и сторонники Рузвельта относились друг к другу так же непримиримо, как противники и сторонники Трампа. Некоторым казалось, что Америка стоит на пороге гражданской войны. А в книге этого нет. Встречных американцев интересует политика, но значительно меньше, чем их семья, работа, зарплата, дом и автомобиль. Думаю, что и теперь ситуация аналогичная, что бы мы ни наблюдали по телевизору.

Третье. Главный герой книги — средний американец. Авторы стараются общаться с людьми всех состояний и профессий. Из известных людей запоминается Генри Форд, личность действительно интересная. Но вообще же это книга о среднем американце. О его характере, быте, работе, привычках, интересах, отношениях с другими средними американцами. О том человеке, трудом которого держится Америка, как и любое другое общество.

Четвёртое, и главное. Авторам очень нравятся американцы. Их трудоспособность, дружелюбие, жизнерадостность, добродушие, демократизм, готовность помочь знакомому и незнакомому (если речь идёт не о деньгах), их умение работать, устраивать свою жизнь и защищать свои интересы. Авторы объективны. Видят узость интересов, неумение думать, чрезмерную любовь к долларам. Но симпатий своих скрыть не могут и не пытаются. Можно разделять это отношение или нет, но нет сомнений, что именно эта атмосфера сделала «Одноэтажную Америку» книгой на все времена.

Сразу хочу сказать — не надо читать эту книгу. Не надо портить впечатление от лучшей книге о детстве. В «Пересмешнике» мир глухой южной провинции показан глазами ребёнка. Мир этот может быть жестоким, несправедливым, неправильным, и дети понимают это лучше взрослых, но всё равно — читаешь и окунаешься в море чистого света. В «Стороже» тот же мир показан глазами взрослой тётки (ей не 26, как она говорит, её хорошо за 30, судя по датам), пожившей в суетном Нью-Йорке, побитой и задёрганной жизнью, да ещё склонной к истерикам. Приятного мало. Героев узнать невозможно, ни одного. Книга получилась нелогичной, нервной, крикливой, полной резких, но не слишком удачных выпадов на все стороны света. И, тем не менее, сама по себе читаема. Вот на фоне главной книги — по-настоящему плохо.

Считается, что «Пойди, поставь сторожа» — первый литературный опыт автора, отвергнутый издательствами. Сомневаюсь. Во-первых, трудно представить эволюцию автора от «Сторожа» к «Пересмешнику». Такое просветление невероятно. Во-вторых, книга, повторяю, читаема. Рукопись могли не принять у молодого автора, но после заслуженного триумфа «Пересмешника» нашли бы и оторвали с руками, за любые деньги. Не стали бы ждать 50 лет. Тут что-то другое. Предлагаю более вероятную, как представляется, версию событий.

Итак, первый роман Харпер Ли был безвозвратно уничтожен или оказался абсолютно нечитаем. Бывает. После триумфа второго романа Ли засела за работу над третьим, возможно, используя черновики первого. Работа шла тяжело. Тоже бывает. Между тем общественное мнение Америки менялось, становилось более жёстким, и не только по отношению к автору. Журналюги изощрялись, выдумывали разные глупости, приписывали авторство «Убить пересмешника» Трумену Капоте. Хотя достаточно почитать Капоте, чтобы понять — нет, точно не он. Харпер расстраивалась, нервничала, работа шла всё хуже. Наконец, перечитав промежуточный результат, поняла, что лучше остаться автором одной книги. А через полвека литературные агенты или, может быть, родственники умирающей Харпер добыли рукопись и решили срубить бабла. Слегка доработали и опубликовали без ведома автора, возможно, с помощью формальной доверенности. Репутация тут не важна.

Несомненно, «Половина жизни» перекликается с «Извне» братьев Стругацких. Но при всём моём огромном уважении к Стругацким должен признать, что повесть Булычёва на порядок сильнее. Герой «Извне» думает о проблемах контакта, о характере чужой цивилизации, её технических возможностях, собирается наладить связь с хозяевами, ни минуты не сомневаясь в том, что это подлинные братья по разуму. И умеренно счастливый финал. «Половина жизни» — страшная, пронзительная и поразительно сильная история без хэппи-энда. Она производит почти шоковое впечатление даже при повторном прочтении. Надежда — обычная женщина из маленького среднерусского городка, совершенно не избалованная жизнью. Её,в общем, мало интересуют перспективы контакта, чудеса инопланетной техники и даже сами невидимые хозяева, для которых каждый, кто не свой — это животное. И прожив много лет на положении животного в жуткой темнице-зверинце, без единого шанса увидеть снова человеческое лицо, она осталась человеком. Не опустилась, сохранила характер, достоинство, привычку к труду и даже сумела ещё помочь обитателям соседних клеток. Это не навязанная кем-то толерантность. Это идущая от сердца потребность помочь тому, кому приходится плохо. Даже если тебе самой очень плохо. Даже если товарищи по несчастью совершенно не похожи на людей. Душа этой нормальной русской женщины — это и есть настоящее чудо Вселенной. Чудо, которое даёт надежду.

Возможно, эта дилогия — лучшие сатирические романы в истории русской литературы. Вторая книга получилась даже сильнее первой. А ведь их едва не запретили, и логику запретителей можно понять. К счастью, разум взял верх.

Воспринимать содержание этих книг можно по-разному. Можно наслаждаться тем, как обаятельный проходимец виртуозно морочит бюрократов, спекулянтов, мелких и крупных жуликов, бездельников, проходимцев и подобную публику. Обычно воспринимаешь именно так. А можно увидеть всю абсурдность утвердившихся в государстве порядков. Правда, для этого надо почувствовать себя самого на какой-то момент сторонним наблюдателем, стоящим вне системы. Думаю, сами авторы всё-таки ощущали себя частью системы, и именно поэтому на каждой странице выходили за рамки дозволенного.

Что касается самого Бендера, он поразительно умный человек. Точно знает, когда пустить в ход своё обаяние, когда наглость, а когда лучше сделать большой крюк в сторону. Трясти он предпочитает тех, кто занимает не своё место. Ну, какой из Ипполита Матвеевича искатель сокровищ? Он и предводителем дворянства стал в своё время по явному недоразумению. А какой священник из отца Фёдора? Он мог оставаться при церкви только в межвоенное время, когда большинство настоящих священников погибло, а новых больше не готовили. О сотрудниках «Геркулеса» или заговорщиках из «Меча и орала» я уже не говорю.

Единственный настоящий противник Бендера — Корейко. Личность сильная, жутковатая, почти инфернальная. Собственно, Остап берёт над ним верх только благодаря случайности. Пройдёт время, и наследники Корейко подомнут под себя всю страну и возьмут измельчавших наследников Бендера к себе на службу.

Но главный секрет успеха книг в их исключительных литературных достоинствах. Их не смогла и не сможет передать ни одна экранизация. Лёгкий свободный стиль, ехидный и беззлобный одновременно. Неожиданные отсылки и сравнения. Потрясающая точность наблюдений. Целые страницы запоминаются сами собой, почти наизусть. Чуть ли не каждая вторая фраза стала литературной находкой, разошлась на цитаты. Мне даже кажется, что спасли книги не соображения целесообразности, а то, что большие начальники сами умирали от смеха, читая о приключениях Остапа.

Сегодня самые молодые не все и поймут в этой книге. Великий Бре, Гологоловый Хру, Косматый Тро, династии вторых и третьих секретарей, Почетный Президиум жрецов Бре превратились в древнюю историю. Но тогда, на исходе перестройки, оторваться от книги было трудно. Новый для России жанр фантастического боевика, где действие происходит в квазифеодальном мире, да еще в будущем. Завораживающий стиль Бушкова. Постоянные повороты к актуальному тогда полупрошлому. Книга получилась легкой, яркой, остроумной и удивительно беззлобной, если сравнить с либеральной публицистикой тех лет. Времена Великого Бре были ведь не столько тяжелыми, сколько занудными. Нам сдуру и казалось, что с прошлым надо расставаться легко. Надо расставаться, и надо легко.

Это одна сторона «Анастасии», обращенная в прошлое. С другой стороны, в ней содержится в зачаточном состоянии вся сага о Свароге. Капитан ВВС — прямой предшественник майора ВДВ, только чуть помягче. Луна, угрожающая Земле, позже превратится в Багряную Звезду. Подземные ярлы подражают небесным господам и получают привилегию смотреть телевизор. Маленький человечек пытается играть роль бессмертного волшебника. И так далее, список получится большой. Потом Бушков развил свои сюжетные находки, отшлифовал их, довел до блеска. Но кое в чем «Сварог» уступает «Анастасии» — в новизне восприятия, цельности сюжета, человечности. Мне кажется, «Анастасия» — одна из самых удачных книг Бушкова.

Жаль пинать человека, но четыре серии — это слишком. Уже первой хватило с избытком. Самое печальное, что это вот и есть средний уровень фантастики. Бывает гораздо хуже. Никак не пойму, зачем нужно все это необозримое море квазилитературы, не дающей ничего ни уму, ни сердцу.

Автор решил поместить героя в максимально плохие условия, подержать его там как можно дольше, а затем, наверное, позволит поднятся. Может быть, это и сработало бы, если бы герой был поинтереснее. Но главный герой, как и все персонажи, получился стандартно-безликим. Редко-редко промелькнет человеческая черточка и снова спрячется. А приключения... Ну не сможет современный человек выжить в одиночку в диком лесу или степи целый год, даже если превратить его в мага-мутатнта. Да что там год — неделю.

Что касается источника вдохновения, то мне показалось, что им был скорее «Рыцарь из ниоткуда» Местами это просто бросается в глаза (хотя бы король Донгер Ужасный или детеныш неведомого зверя). Только Сварог сразу оказался на самом верху местной иерархии, а Ярика сунули для начала в самый низ. И второе существенное отличие — Бушков пишет все-таки намного лучше.

Большинство из нас знакомилось с этой книгой по пересказу Любарской и Задунайской. Сама же Сельма Лагерлёф писала книгу для чтения по географии Швеции в форме детской приключенческой повести. Именно для чтения на уроках. Вообще хорошо бы иметь в младшей школе подобный учебник. Книга страниц на 500. Там говорится о каждой провинции Швеции, о её природе, укладе жизни, пересказываются легенды, немного говорится об истории. Есть и серьёзные соображения о путях развития Швеции, об охране природы (удивительно, в 1906). Есть и вера автора в то, что нет совсем плохих людей, что каждый человек проходит свой путь к спасению. Людей здесь, кстати, немало, больше, чем в пересказе. Множество приключений, ярких, весёлых, опасных, озорных, добрых, иногда довольно жёстких. Но всё это, наверное, не сделало бы «Нильса» книгой на все времена, если бы не удивительное ощущение полёта в сказку. Не знаю книги, которая создавала бы подобное впечатление. А ведь сама Лагерлёф к этому времени явно ещё ни разу не поднималась в воздух.

Русский пересказ меньше по объёму примерно втрое. Из книги для всех «Нильс» превратился в чисто детскую сказку, даже более увлекательную, чем оригинал. Почти не осталось географических сведений и легенд, выпали относительно сложные рассуждения, нет и ненавязчивого христианского гуманизма автора. Выпали даже многие приключения, другие сильно изменились, многие поменялись местами. В результате книга стала ещё увлекательнее, ярче, стремительнее, интереснее именно для детей. Взрослый человек в редких случаях станет перечитывать её для себя, но когда читаешь ребёнку, сам не можешь оторваться. И ведь именно по этому пути шли и другие наши пересказы — «Золотой ключик», «Волшебник Изумрудного города». Оригинал, разумеется, больше заслуживает уважения, но для чтения детям я бы взял именно пересказ.

Полагаю, эта книга осталась и останется лучшей повестью об исчезнувших мирах. Все последующие книги и фильмы на эту тему, тем более экранизации самого «Затерянного мира», не идут с ним ни в какое сравнение. Пусть такого плато на Земле нет и быть не может. Пусть теперь считается, что игуанодоны передвигались на четырёх ногах, а стегозавры пытались подняться на две. Мне трудно вообразить двуногого стегозавра, но специалистам виднее. Всё равно первое и самое впечатляющее знакомство с исчезнувшим миром чаще всего происходит по книге Конан Дойла.

«Затерянный мир» — своего рода образцовая приключенческая повесть. Сюжет держит от начала до конца, с каждой главой захватывая всё больше. Нет побочных линий, способных отвлечь внимание. Нет пространных научных или околонаучных комментариев, которые всё равно бы устарели через несколько лет. Вместо этого яркие, очень рельефные картины происходящего, создающие почти кинематографический эффект. Лёгкий ясный язык. Своеобразные герои, навсегда западающие в память. И всё повествование сопровождается лёгкой доброй улыбкой.

И ещё один секрет автора, может быть, самый главный. Он любил людей. Ну что может получиться, если соберутся вместе самодур, педант, авантюрист и журналюга? У сэра Артура получилась одна из самых симпатичных компаний во всей приключенческой литературе.

Это самая страшная книга во всей русской литературе. В художественном отношении она совершенна. Написана с нечеловеческим блеском. На её страницах можно найти всё, что угодно, на любой вкус. Здесь видят повесть о великой любви, трагедию гения, псевдоевангельскую историю, картины Апокалипсиса, сатиру на личных врагов писателя и на систему в целом, апологию Сталина и карикатуру на Сталина... Всё есть, и всё правда, и мы готовы согласиться с любым толкованием, чтобы не сознавать того, что лежит прямо на поверхности. Того, что эта книга есть блестящая апология Зла.

В первый раз я читал эту книгу почти 40 лет назад. Тогда я был человеком абсолютно неверующим, и всё равно не мог отделаться от ощущения зла, исходившего от книги. И не мог от неё оторваться.

Исходным толчком к созданию первой версии романа стало, судя по всему, желание автора хоть как-то наказать душившее его мелкое зло. Пусть виртуально, пусть с помощью зла большого. И как это выглядит? Воланд и его свита действительно наказывают людей, совершивших некрасивые поступки. При этом, как правило, сами их и провоцируют. То есть, чтобы наказать зло, надо его сначала организовать. Всё правильно. Большое зло должно порождать малое и подпитываться им. Иначе оно зачахнет.

Полагаю, Михаил Афанасьевич сам страшился того, что написал. Он сжигал рукопись и восстанавливал её, убирал некоторые эпизоды, смягчал другие, вводил новые сюжетные линии. В первой версии не было ни Мастера, ни Маргариты, ни Ершалаима. Всё напрасно. Книга становилась всё ярче, сильнее, глубже, приобретала нечеловеческий блеск и оставалась гимном Сатане. Даже через псевдоевангельскую историю проходит злая усмешка. Зло здесь на редкость обаятельно. Зло на любой вкус. Те, кто не способны подняться (или опуститься?), чтобы насладиться обаянием Воланда, могут общаться с обаяшками Бегемотом и Коровьевым. Хотя их трудно назвать гениями зла. Скорее уж, гении пошлости.

Но в литературном отношении роман великолепен. Он стал культовой книгой для целого поколения. Те, кто вырос после 1990, вряд ли могут представить масштабы этого культа. «Мастера» читали все, хотя в продаже его, разумеется, не было. Мы сидели над ним в читальных залах, годами ждали очереди в библиотеках, брали у друг у друга на неделю или на три дня, через третьи-четвёртые руки. Многие могли цитировать целые страницы. А со временем это же поколение, воспитанное на Воланде, наше поколение, с радостными воплями разрушило свою родную страну.

«Бесы», безусловно, были задуманы как памфлет против людей, которые несколько позже стали называть себя демократической интеллигенцией. Хотя мало кто из них понимает, что такое демократия, и не каждого можно назвать интеллигентом. Но роман почти сразу же сломал рамки памфлета. Одни герои отказались исполнять свои роли, другие остались в их рамках, но постарались показать себя с разных сторон. Даже самый поганенький из персонажей, Верховенский-младший, и тот оказался явно сложнее, чем было задумано изначально. О Ставрогине я уже не говорю. Он не только сразу же вырвался из основной сюжетной линии, но и постоянно отодвигает её на второй план. Да и вся толпа разрушителей оставляет впечатление мелких бесов, только пока остаётся толпой. Как только толпа делится на лица, впечатление существенно меняется.

А вообще, люди, подобные Петру Степановичу, были скорее исключением, чем правилом. В большинстве своём оппозиция тех лет состояло из людей порядочных или, по крайней мере, честных. К активности их толкало, с одной стороны, стремление отмежеваться от занудной и консервативной системы, с другой, понятное и при этом бестолковое желание изменить всё и сразу. Кто-то опускался до террора, то есть до убийства безоружных людей. Для большинства же общественная деятельность превращалась в умеренно опасную игру длиною в жизнь. С реальными проблемами России эта деятельность соотносилась очень приблизительно.

«Говорили об уничтожении цензуры и буквы ять, о заменении русских букв латинскими, о вчерашней ссылке такого-то, о каком-то скандале в Пассаже, о полезности раздробления России по народностям с вольною федеративною связью, об уничтожении армии и флота, о восстановлении Польши по Днепр, о крестьянской реформе и прокламациях, об уничтожении наследства, семейства, детей и священников, о правах женщины, о доме Краевского, которого никто и никогда не мог простить господину Краевскому, и пр., и пр.»

Знакомо? В худшем случае за это можно было попасть в ссылку, то есть пожить какое-то время в провинции. И они всю жизнь продолжали игру. И дети их играли, и внуки. Пока не доигрались.

Сагу о Гарри надо оценивать с точки зрения тех, для кого она создавалась. С этой стороны она заслуживает очень высокой оценки. Каждая книга предназначена как раз для ровесников главных героев. Мне в этом плане повезло. Дочка взрослела вместе с Гарри, я читал следом за ней и мог воспринимать текст адекватно.

Ну, а с точки зрения взрослого человека самое удивительное то, что последние книги сильнее первых. Как правило, бывает наоборот. В первых томах мир Хогвартса более или менее благостен, герои однозначны, мир строится по правилам игры. С третьей книги волшебный мир раскрывает свою подлинную сущность. Начиная с четвёртой книги, исчезают хэппи-энды. У юных героев, как и положено в этом возрасте, портится характер, и появляется много новых проблем. С пятой книги у взрослых персонажей обнаруживается множество скелетов в шкафах. По мере приближения решающей битвы зла с добром положительные персонажи иногда начинают раздражать, а отрицательные в некоторых случаях вызывают симпатию (кроме Амбридж, разумеется). Больше места занимает главная философская тема книги, тема преодоления смерти. Цикл постепенно теряет характер книги-игры и превращается в настоящую литературу.

И ещё один аспект, который подростки видят, но обычно не формулируют. Как устроен мир магов на грани XXI века? Так, что оба непримиримых антагониста, Волан-де-Морт и Дамблдор, оба не принимают существующих порядков. Министерство магии — классическая олигархия. Никем не избирается, само себя пополняет, принимает законы в своих интересах. Силовая структура Министерства, дементоры — существа хуже всякого Воланда. Хуже не придумаешь. Азкабан явно организовал человек с больной психикой. Само существование волшебного сообщества лишено смысла. Все силы брошены на то, чтобы спрятаться, оставаться незамеченными для маглов и самим ни на что не реагировать. Не удивительно, что Волан-де-Морт смог так легко осуществить переворот. Удивительно скорее то, что это вызвало сопротивление, хотя бы среди молодых.

Очень средненькая фантастика. Жаль. Сергей Лукьяненко — автор не из числа любимых мной, но безусловно уважаемый. В аналогичных книгах («Спектр», «Черновик»-«Чистовик») были интересные миры, и явно присутствовала мысль. «Застава» — простое подражание шпионским романам. Причем не самым лучшим образцам.

Мир Центрума не очень интересен и плохо просматривается. Непонятно, почему молекулярная чума вызывает разложение нефти и пластмассы, но не затрагивает белковые структуры в живых организмах и мертвых телах, не трогает пищу, одежду, уголь, резину, бумагу и другую органику. Фантастика проглотит и не такое, но «Застава» — наполовину детектив, который требует некоторой реалистичности. Новых интересных идей не удается обнаружить. Герои только обозначены. Вообще-то, доверить охрану границы такому коллективу не решились бы даже в самом политкорректном государстве. Чисто литературные достоинства «Заставы» очень средние. Цепляет несколько деталей, но им книгу никак не вытянуть. Ну, и жечь текст, чтобы не было соблазна его прочесть — это признание своей слабости.

Остается сюжет. Участники событий охраняют границу, шастают через границу, готовят диверсии и срывают их, гоняются друг за другом, нападают, отстреливаются, хватают, допрашивают, убивают. В основном, всё. Пару раз коротко обсуждают глобальные проблемы. Головой работают умеренно. Друг о друге ничего толком не знают и знать не хотят.

Автору остается только шаг до сочинения пустых сериалов. И боюсь, этот шаг неизбежен.

По-моему, одна из лучших книг в мире фэнтези. Собственно, это не совсем фэнтези. Это попытка возродить мир легенд европейского средневековья на языке, понятном современному читателю. У большинства авторов получился бы в лучшем случае стандартный боевик с эльфами и гномами, в худшем — очередной шедевр юмористического фэнтези. А у Андерсона с его чувством истории получилась уникальная вещь. В меру героическая, в меру романтическая, в меру наивная, в меру ироничная. Особенно поражает мера иронии. Ее ровно столько, сколько нужно, чтобы пройти по границе между легендой и игрой в легенду, не разрушить обаяние сказки и не стать серьезным до смешного. Даже то, что Ожье Датчанин, он же Хольгер Карлсен иногда вспоминает что-нибудь из учебников физики, химии или биологии, не портит впечатление, а помогает автору сохранить равновесие между жанрами.

Роман читал в двух переводах. Первый (кажется, Гюннера) пытается отчасти передать дух эпохи. Второй близок к обычному сленгу фэнтези. Впечатления от прочтения существенно отличаются. Мне кажется, первый перевод адекватнее, во всяком случае, ближе к другим книгам Андерсона из средневекового цикла.

Закрывая эту книгу, поневоле ждешь продолжения. Продолжения не последовало. Может быть, это и правильно. Только в «Буре в летнюю ночь» Хольгер промелькнет в одном эпизоде и снова исчезнет.

Как портит восприятие книги школьная программа. Когда-то в детстве получил от повести настоящее удовольствие. Потом стали проходить по программе, и с тех пор долго не хотелось брать её в руки. А потом перечитал в очень зрелом возрасте и снова получил удовольствие. Хотя, конечно, не такое, как в детстве.

Слабое место повести – сюжет. Он, действительно, построен во многом по стандартам приключенческой литературы того времени. Подражание «Эдинбургской темнице», конечно, чушь. Это для любителей сводить всю литературу к трём или десяти сюжетам. Но стандарты действительно присутствуют. Это полностью искупается языком Пушкина (вспомним язык среднестатистических сочинений тех лет), его необычной для своего века иронией, умением сочетать мягкость и жёсткость, попыткой соблюдать объективность. Это было трудно даже не из-за цензуры, а из-за естественного отношения дворянина к геноциду дворян.

И, конечно, герои повести. Пугачёв, на мой взгляд, как раз не получился. В попытке стать объективным Пушкин наградил его чертами литературного разбойника, разгульного, но сохранившего некоторое природное благородство. В результате Пугачёв Пушкина не тянет на казачьего царя. В лучшем случае, атаман небольшой шайки. А все остальные получились замечательно. Особенно обитатели Белогорской крепости. В том числе многократно обруганная Маша. Единственная дочка пожилого офицера, который явно выслужился из солдат или однодворцев. Вокруг на сотню вёрст нет практически ни одного человека того же возраста, или положения, или пола – хотя бы что-то одно. Она и в Швабрина готова влюбиться, только не может переступить через себя. (Кстати, интересно было бы читать ненаписанный роман Пушкина, где на роль главного героя намечался Швабрин). А когда появился Петя Гринёв, всё понеслось так, как было неизбежно и в книге, и в жизни. И насколько эта Маша сильнее и сложнее Маши из «Дубровского».

А самое лучшее – портрет глухой русской провинции в «золотой век» Екатерины. Её обитатели не только плохо понимают политику петербургских правителей. Они даже не представляют, как могут выглядеть эти правители. Приказали служить – служим. Приказали работать – так мы и работаем. Но когда доходит до дела, поднимаются и стоят насмерть. Одни за самозваного императора, другие за самозванную императрицу.

По замыслу пьесы, дураки-реакционеры затравили умного прогрессивного героя. На самом деле, гениальная пьеса немного вышла из-под контроля автора. Реакционеры — несомненно. Малоприятные люди — да, конечно. А насчет дураков — это как посмотреть. Глобальные проблемы общество Фамусова мало интересуют, но на микроуровне их мозги работают неплохо. Молчалин подл, но никак не глуп. Фамусов восторгается придворными шутами Екатерины, но сам-то он делал большую карьеру уже при Павле и Александре, когда требовались деловые качества. Это теперь, попав на хлебное место, обленился до безобразия. Скалозуб играет в дурака, но смутные речи Репетилова он разобрал буквально с полуслова. Сделал выводы и моментально остановил поток сознания. Чацкий не мог справиться с этой проблемой на протяжении пяти страниц. Совсем не глупы Фамусова-младшая, Хлёстова, Загорецкий, да и многие другие. Даже самый глупый, Репетилов, ясно видит, что Чацкий и Скалозуб не донесут, а Загорецкий донесёт, и при нём болтать не следует.

Что касается Чацкого, то действительно создаётся впечатление, что идеи по большей части не его. Это ещё Пушкин заметил. Сам же Чацкий скорее остроумен, язвителен и, прежде всего, эмоционален. Он говорит и делает то, что ему хочется сказать и сделать в данный момент. Результат соответствует. Неужели он думал, что Фамусов проникнется и освободит своих крепостных? (Кстати, сам Чацкий тоже не торопится давать вольную своим.) Ухаживал когда-то за девушкой, тогда ещё девочкой, потом пропал без вести. Решил сделать политическую карьеру, стремительно взлетел и всё бросил. Захотел посмотреть мир и скоро передумал. А девочка давно стала взрослой и больше не хочет его знать. Пришёл на бал — ну пригласи девушку танцевать, может, что-то удастся ещё исправить. А поговорить можно завтра, в Английском клубе. Там хотя бы услышат, поймут и, может быть, даже что-то поменяется. Нет, Чацкому хочется говорить здесь и сейчас. Именно хочется. Чем он в принципе отличается от Репетилова? Ну, конечно, умнее...

А сама пьеса изумительна. Несомненно, лучшая комедия в стихах на русском языке. Кто не читал со школы, советую перечитать. Получите редкое наслаждение. На протяжении четырёх больших актов умные и в меру глупые люди делятся друг с другом своей житейской мудростью. И мудрости эти вызывают бесконечный здоровый хохот. Эта комедия будет жить столько, сколько проживёт русский язык. И, боюсь, никогда окончательно не устареет.

Первый раз я читал феерию в самой ранней юности. Тогда она попала, разумеется, в список самых лучших книг. Само воплощение светлой романтической мечты. Ощущение свежего морского воздуха. Ощущение свободы. Магия слов. А ещё это была любимая книга Самой Лучшей Девушки На Свете.

Второй раз читал Грина спустя 15 или 20 лет. На этот раз видел совсем другое. Пафос к месту и не к месту. Искусственные повороты сюжета. Совершенно невозможные диалоги. Язык, через который надо продираться, особенно, если нет настроения. Но даже тогда языковые и сюжетные слабости «Алых парусов» не шли ни в какое сравнение с аналогичными проблемами «Бегущей по волнам» или «Блистающего мира».

И в третий раз читал «Алые паруса» в сравнительно недавние времена, следом за дочерью. И на этот раз понял, почему феерия пережила своё время. Для самых молодых это книга об Ассоль. С возрастом в центр внимания перемещается Грэй. Человек, который доводит дело до конца. Человек, способный воплотить в жизнь и свои мечты, и мечты окружающих, не только Ассоль. Причём воплотить так, чтобы никому не пришлось об этом пожалеть. Если нам это редко удаётся, это ещё не значит, что такое невозможно.

«Лезвие бритвы» — это не роман, а философский трактат. Само по себе это очень интересно. Но до уровня таких книг, как «Час Быка» и даже «Туманность Андромеды», «Лезвие бритвы» явно не дотягивает. Здесь соображения автора во многих случаях представляют собой отклик на сиюминутные проблемы начала шестидесятых, моды тех лет и модные заблуждения. При этом Иван Антонович откровенно субъективен. Примеров множество. Вошедший в моду на пару лет каблук-шпилька связывается с вечным идеалом красоты, существующей в природе. Для опытов над людьми используют ЛСД, и это правильно, а те, кто опасаются разрушения организма, просто ничего не понимают. К 1963 эту дрянь уже освоили, но ещё не до конца разобрались с последствиями. Животные здесь делятся на плохих и хороших. Скажем, львы хорошие, а обезьяны поголовно плохие. То есть, сиюминутное и субъективное выдаётся за абсолютную надвременную истину. И так почти на каждой странице.

Это всё не страшно. Хуже безапелляционность автора. Он говорит за всех своих героев. Его точка зрения не просто единственно верная, она единственная. Он читает художникам лекции по основам эстетики и разъясняет индийским брахманам их заблуждения в области религиозной философии. Все внимают, раскрыв рты. Оппоненты, если они существуют, ограничиваются репликами: «Да как же так?», «Да не может быть!», «Да неужели?», «Да, в самом деле!» Мыслителям прошлого, мыслившим несколько иначе, выносится диагноз: истерия. И это пишет человек, не любивший официального единомыслия и много сделавший, чтобы научить людей думать. Нет людей тоталитарнее, чем борцы с единомыслием.

Тем не менее, разумеется, книга заслуживает того, чтобы её читали и перечитывали. Во-первых, представленная здесь единственно правильная позиция не совпадает с официальной единственно правильной позицией. Это уже немало, а по тем временам удивительно. Во-вторых, Иван Антонович высказывает здесь много интересных идей, интересных даже в наше время. К сожалению, они не доказываются, а постулируются. Ну и, наконец, умного человека всегда интересно послушать, даже если с ним не согласен.

Сильное разочарование. На протяжении шестисот страниц три десятка бандитов (а бандиты здесь все, независимо от положения) убивают друг друга всеми возможными способами. К началу первой главы уже ясно, кого убьют обязательно и в какой примерно последовательности, а кто имеет небольшой шанс выжить. Временами это дело перерастает в бойню с истреблением сотен случайных людей. Автор так любит смешивать кишки с мозгами, что становится ясно — сам он никогда под огнём не был и не собирается туда лезть. Герои не безлики, но неинтересны. Некоторый интерес, но не симпатию, вызывают Монца, Коска и, как ни странно, Морвир. Мир создан на основе Италии века так пятнадцатого с устранением церкви и других неполиткорректных явлений. Словарный запас на уровне, доступном тем же бандитам. Диалоги представляют собой обмен короткими репликами. Реплики подаются строго по очереди, не перебивая.

Всё это не смертельно по меркам фэнтези. Тем более, книга не совсем пустая. Иногда мелькает мысль, иногда становится интересно. Хуже всего то, что ясно видна главная задача — сделать круче, чем у предшественников. Круче здесь означает — больше крови, грязи, бестолкового насилия и чёрного юмора. Задача выполнена. Крутизна становится самоцелью. Следующее поколение сочинителей постарается написать круче, чем Аберкромби. Собственно, уже старается. Рано или поздно тёмное фэнтези опустится до такого уровня, что перестанет вызывать интерес даже у самых преданных фанатов. Тогда маятник пойдёт обратно. Начнут писать о благородных, вежливых и чувствительных бандитах.

Возвращаясь к роману. Для кого, на мой взгляд, он предназначен? Для тех, у кого жизнь слишком обеспечена и благоустроена, и от этого тянет вываляться в грязи. И для тех, кто давно хочет дать в морду недругу, но в жизни это не получается. Читатели этих двух категорий — добро пожаловать в Талин. Остальным, наверное, лучше остаться дома.

Первая книга трилогии вышла в 1983, под конец эпохи. Налицо многие приметы советской фантастики — победа коммунизма во всём мире, быстрый научно-технический прогресс, звёздные корабли. По сути же, книга ближе к постсоветской литературе. Антиутопия, причём в параллельном мире, который в советской фантастике никак не мог прижиться.

На Планете, поразительно похожей на Землю, негласно правят не люди. Цели их, вроде бы, разумные — создание правильно мыслящей Галактики. Глобализация в космическом масштабе. Люди с их многообразием в эту схему плохо укладываются, и на них обрушиваются эпидемии, междоусобицы, нашествия живых палящих туч. Сопротивляться или хотя бы как-то организоваться взрослые люди не способны и молча следят за постепенным разрушением их мира. Послушно выполняют нелепые правила, придуманные неизвестно кем и для чего, в противовес традиционной этике. И победили не люди, по версии автора, не потому что люди оказались слабыми, а потому что оказались ленивыми, равнодушными и слегка перекормленными.

А что на правильной Земле? В XXII веке главные приметы нового в крупных городах — стереовизоры и монорельсовые дороги. В малых городах нет и этого. Почти все ресурсы Земли уходят на осуществление нескольких амбициозных проектов. Ожидаемых результатов эти проекты не приносят. Так что и здесь не всё в порядке. Оно и к лучшему. Когда все уверены, что всё в порядке, значит, впереди тупик.

В основном-то, книга о другом. Это даже не столько фантастика, сколько сказка для подростков. Серьёзная, грустная, честная и пронзительная сказка.