В последние годы советского книгоиздания киевское издательство «Молодь» приступило к публикации в серии «Приключения. Путешествия. Фантастика» сборников-«обойм», включавших под одной обложкой творчество нескольких авторов. Мера вынужденная, — интересных авторов существенно прибавилось, а темплан был ограничен жёсткими рамками. (Нечто похожее одновременно выпускала и редакция ВТО МПФ «Молодой гвардии».) Начинание неплохое, и кто, знает, чьи авторские сборники ещё увидели бы свет вот в таких «обоймах», но «Молодь» прекратило своё существование, а сборники остались памятками времени...

Этот том должен был войти в «Библиотеку украинской фантастики», о составлении которой было объявлено накануне известных событий двадцатилетней давности. Успели составить пару томов, и наступили времена коренной ломки издательского дела. В свет хлынул печатный поток ранее запретного, и про амбициозные проекты госиздательств по-просту забыли. В «Библиотеке украинской фантастики» вышел ещё похожий том «Современной фантастической повести». И на этом издание, увы, прекратилось. Задуманная два десятка лет назад «Библиотека» так и не состоялась.

В России также аналогичное издание (двадцатитомное собрание «Б-ки русской фантастики»), хотя и было формально завершено, но фактически оказалось скомкано.

Издательские проекты, призванные отразить, — со всей «широтой размаха», — развитие национальной фантастики в настоящее время нереализуемы. С уходом издательских госструктур никто сейчас не отважится взять на себя риски. И множество произведений пока так и остаётся под спудом, в надежде вновь увидеть свет разве что в какой-нибудь серии «Фантастический раритет»...

Составленный почти четверть века назад сборник, объединяющий авторов, хотя и весьма известных, но произведения, по большей части, извлечённые из полу-, а то и вовсе полного забвения. Искусство составителя, в данном случае, в том и состоит, чтобы не только открыть читателю заново классику, но и — попытаться создать цельную картину литературной фантастики яркой прошедшей эпохи.

Если бы кто-то отважился создать аналогичную антологию сегодня, — поколение спустя, — насколько бы изменился состав авторов? Какие открытия сделали бы для себя н о в ы е антологисты и читатели? Наверняка там оказались бы произведения и авторы, заново открытые со снятием цензуры. Но их, увы, пока так мало... Как ни странно. «Навскидку» можно вспомнить полузапретные опусы Даниила Андреева и «роман в письмах» (Сталину) Яна Ларри. Кто-то вспомнит что-то «своё». Весь Фантлаб, с его «авторами, которых (уже и пока) нет», представляется вот такой нескончаемой антологией...

Весьма показателен состав сборника, — исчезающе малым количеством переведённых на русский произведений. Своего рода тест на связность альтисторий — англо-американской и российской. Составители сборника задались целью продемонстрировать всё разнообразие моделей «истории условной», а потому тут можно найти практически все основные направления, — конечно же, и «Гитлер-победитель» (история К. Робертса), и «Вечный Рим» («Сказки Венийского леса» Р. Сильверберга), и альтернативка на библейские темы... Есть тут и сослагательная история России («Ленин в Одессе»). Всё это имеется, разумеется, и «у нас», но это как бы параллельные альтернативные истории, — в каждой теме. Такая разделённость альтисторий (даже мировые и знаменитые гражданские войны у каждого — «свои»), с одной стороны, снижает взаимную заинтересованность, но, с другой стороны, создаёт основу для поисков новой библиотеки лучшего в альтернативке, — объединяющей высшие достижения обеих школ. Но время такой синтетической антологии, думается. пока не настало, — слишком коротка традиция российской альтистории в 20 веке. Интересно будет проследить умножение «точек соприкосновения», — по числу переведённых на русский произведений этой антологии. Хотя бы через год... Кстати, попытка создать сопоставимую по объёму «симметричную» антологию, — на материале АИ, созданной «русскоязычными» авторами, наверняка пока будет неудачной: по-просту, не наберётся материала. И всё же «Большая книга российских альтисторий» , хочется надеяться, в обозримом будущем будет создана!

«Если-президент» Чарльз Линдберг реализует во время своего недолгого виртуального президентского срока давнюю еврейскую фобию о «черте оседлости». Этническим евреям в США грозит переселение в американскую «глубинку», — поближе к истокам народной жизни... (Интересно, знал ли Ф. Рот о замыслах «отца всех народов», — последего года его жизни?)

Вполне реальная, кстати, черта оседлости в России стала одной из существенных причин октябрьского переворота 1917 г. До переворота в США, впрочем, дело не доходит: пилот-президент благополочучно исчезает, — вместе со своим самолётом... И всё возвращается на круги своя, США вступают во Вторую мировую. Альтернативка, едва начавшись, спешит завершиться.

Произведение написано с чувством явного облегчения: «у нас э т о невозможно».

Несмотря на отчётливые ретроантиутопические нотки, роман назван «признанием семидесятилетнего автора в любви к Америке».

С издания первых полюбившихся читателям «супербоевиков» Вас. Головачёва (СМЕРШ-2 и прочие) прошло уже почти двадцать лет, и вот российская фантастика пошла по второму кругу. Снова — реализация подспудных желаний читателей быстро и сразу расправиться со всеми вражинами. (Сколько же их «мочили», — начиная не только с опусов Мих. Шолохова, но и ещё — с романов Арцыбашева). А число их всё не убывает...

У Головачёва зло оказалось неистребимо, поскольку за ним стояли могущественные потусторонние силы. (Для борьбы с ними, как известно, необходимы супермены, коих не много). А как хотелось бы добиться истребления всяческих мерзавцев, — мешающих жить и строить светлое будущее, -уже «при жизни нынешнего поколения»...

Вот для этого и есть у нас и Альфа-Самцы, и Супер-Президенты!

Антологии фантастики ГДР в СССР были почему-то редкостью, а потому читатель так и не познакомился толком со своеобразным направлением поисков «немецкоязычных» авторов. (Несмотря даже на наличие экспертов, — вроде А. Лукашина, защитившего уникальную диссертацию о фантастике ГДР).

Были в потоке ГДР-овской фантастики произведения типа «кукиш в кармане» (подобным символическим образом воспринимали и произведения советской фантастики, — и читатели, и цензоры.

И судьбы у советской фантастики и фантастики ГДР схожи: после снятия цензурных запретов ссазу обесценилась изрядная доля фантастических произведений, — и тех авторов, что оставались в скрытой оппозиции режиму, и тех, кто занимался открытыми его словословиями.

Но есть ещё и те, кто остался предан фантастике и после того, как «осси» воссоединились с «весси».

Сборников фантастики объединённой ФРГ в российской издательской действительности нет, хотя темы, развиваемые «немцами», небезинтересны и для российсколго читателя. Например, — немецкая «альтернативка».

Одним из фантастов, представленных в «Параллелях» является Эрик Симон. Как раз тот, кто остался верным фантастике и — один из тех, кто и поныне занимает в немецкой НФ одно из лидирующих мест. Жаль что он до сих пор не представлен страницей на фантлабе. Но это дело времени...

Составление антологий произведений классики и лучшего альтернативной истории — занятие неблагодарное, — все они будут на одно лицо, — настолько определилась уже «первая десятка». В то же время для составителя это — тест на владение материалом. В данном составлении вызывает удивление одна причуда читательского восприятия: включение в антологию пародии на катастрофный роман Осипа Сенковского. Всё-таки в российском литературном наследии найдутся произведения и гораздо ближе к теме, и гораздо интереснее по замыслу и исполнению.

Впрочем, критиковать антологиста — легко, потому что критик не связан десятками «если», сковывающих составителя.

Поэтому просто поставим и эту антологию на не столь уж длинную полку сборников альтернативки, выпущенных русскими издателями. Да и сама традиция создания подобных сборников пока только складывается. «Большой книги избранных альтернативных историй» в русском составлении пока не получилось. Потому как не накоплена ещё ни критическая масса переводов, ни лучшего в отечественной альтернативке...

Подтверждением тому хотя бы вышедший в 2012 г. сборник «Альтернативная история», — перевод «Большой книги альтернативных историй».

В этом сериале интересно игровое развитие темы «попаданцев»: тут есть их разные (в т. ч. и враждующие) группировки, и — посредники, владеющие неким Порталом и занимающиеся коммерческой транспортировкой желающих «перекраивать» историю. При желании можно опять сбегать через Портал в 21 ст., и принести оттуда дополнительные средства производства «рукотворной истории». Можно и погибнуть в прошлом, ещё не ставшем альтернативным.

Кстати, такая серийная гибель незадачливых «попаданцев» в минувшем продемонстрирована впервые.

Впрочем, новые возможности пока использованы авторами мало и поверхностно. Зато текст перенасыщен «слэнгом» ролевиков, а общаются они на уровне агрессивных подростков (без разбору пола и возраста). Излишествуют и однообразные «документальные» файлы из СБУ, — по форме нечто вроде «характеристики на Штирлица». Вся эта «документалистика» изрядно затрудняет восприятие основного текста.

Авторы обнаружили некую «золотоносную жилу», но не знают пока, как к ней подступиться.

Воспринимая «Имперский рубеж», нельзя забывать о «Зазеркальных близнецах», «приквелом» которых являются оба романа («Любовь и кровь» и «Кровь и честь», — этот ряд символических названий можно и продолжить). Но если автор в «Зазеркальных близнецах» в основном наслаждался возможностями авантюрных странствий по параллельным мирам (и «генерированием» небезинтересных идей «альтернативок»), — в «Имперском рубеже» писатель предстаёт в новой и несколько неожиданной ипостаси: бытописателя параллельного мира. Мира Российской империи, занимающей «здесь» одну пятую часть Земли, — вместе с Проливами, Желтороссией, заморскими владениями и прочей привычной и экзотической для нас альтернативной политической географией...

Афган и здесь выступает как некий «инвариант», — не случайно автор связывает обе реальности, — «здешнюю» и «нашу» — именно через Афганистан. Писатель наверняка чувствует грядущие возможности освоения этой темы, — и продолжение последует...

Впрочем, уже сейчас нельзя не заметить и не отметить возросшее литературное мастерство автора «Зазеркальной империи». Оба сериала, — по всей видимости, — воплотятся в новом качестве в дальнейшей работе автора, результатов которой читателям стоит с интересом ожидать.

«Записные книжки» Ильи Ильфа — кладезь идей и сюжетов. Составителям страницы ещё предстоит аналитика этого жанра:записные книжки. Например, сюжет со вторжением римского легиона в Одессу вполне предвосхитил современные бойкие поделки «фэнтези» со всякими «затерянными легионами» и т. п. подразделениями, очутившимися в прошлом или в далях параллельных миров. У И. Ильфа этот приём служит для блестящих формальных стилистических находок. Например, одессит у писателя наделён (всвязи с непрошенными пришельцами из римской античности) остроумной репликой: «Ещё неизвестно, кто кого распнёт»...

«Записные книжки» ещё и впечатляющее собрание афоризмов. Афористика, как известно, близка и к фантастике, — в умении в кратчайшей форме выразить суть идеи. Словом, дополнительный том собрания сочинений юмориста и сатирика ещё требует прочтения в «Фантлабе»...

Сатира, юмор и фантастика. Их авторы зачастую пользуются общими приёмами. Но там, где фантаст начинает закапываться в технические детали, сатирик или юморист наслаждаются, — вместе с благодарными читателями, — представившимися возможностями. Строго говоря, фантастика у Ильфа и Петрова если и присутствует, то, главным образом, в плане эффективного и блестящего приёма.

Между фантастикой, сатирой и юмористикой, к счастью, нет барьера. Юмористы с успехом выступают в роли нечаянных фантастов, а фантасты зачастую — в роли суровых и беспощадных сатириков. Всех их объединяет стихия Литературы.

В этом смысле юмористика на «фантлабе» ещё только начинает осваиваться. Тут ещё возможны многие неожиданные открытия.

Замысел цикла небезынтересный, вот только исполнение... Ну да с серийными циклами всегда так, — замысел раскрывается в динамике.

Более серьёзные претензии к графическому оформлению текстов. Надо бы сопроводить повествование «портуланами», — картами, иллюстрирующими воплощение авторского замысла. Уж больно экзотические времена — век 17-й, в тех краях, что ныне зовутся Украйной... Словом, карта альтернативной Восточной Европы и Малой Азии необходима. А для сравнения — поместить бы и карты, отражающие историю «в реале». Хотя бы на шмуцтитулах. Всё равно ведь — пока там одна белая бумага.

Возможности для совершенствования серийного оформления есть.

А насчёт самостийного государства «От Татр до Каспия»... Автор хочет уверить, что такая возможность в веке 17-м была. (Правда, — идею подобного образования сформулировали лишь в веке 20-м). Интересно, что автор склонен называть это виртуальное протоукраинское государство, пользуясь непривычными терминами. Но тем интересней. По мере разработки сюжета новых и непривычных названий должно будет прибавиться.

Судя по сделанной авторским коллективом заявке, о физическом смысле переноса России из октября 2010 в 22 июня 1941 г. вовсе не задумывались. Главное — это моральный урок, который необходимо извлечь читателям.

Подобные «форумные перебросы» не в новость, — вопрос только, в каком масштабе авторы решаются его осуществлять: то ли — городка или одной военной базы, то ли механизированной бригады, а то и, — к примеру, — федерального округа или края...

Но одно дело, — намерения авторов, а другое — само произведение, выходящее из-под контроля «сочинителей». Приходится пытаться связывать воедино и мотивы «романа-катастрофы», и сатирического памфлета, и военно-патриотической оды, и многого другого. Всего громоздится столько, что в один том поместить не получается заведомо. И нравственный урок изрядно затягивается...

Заслуживает внимания сама попытка В. Бабенко переиздать Уэллса в новых переводах. Планировалось впервые издать 8 романов и 40, кажется, рассказов. Попытка, увы, провалилась, — вышло всего два тома с неплохим иллюстративным рядом. Но что касается переводов... Всё-таки чувствуется утрата переводческой культуры за весь ХХ век. Остаётся лишь пожалеть, что

за переводы Уэллса не возьмутся уже ни В. В. Набоков, ни Е. Замятин...

За минувшее после создания «Острова» время о произведении написано много, и ныне этот роман, помимо обновлённого перевода, следовало бы издать и в сопровождении избранных критических текстов. Такой же классики, как и текст самого Уэллса.

Любопытно, что р е а л ь н ы й архитектор и художник Джованни Баптиста Пиранези вовсе не был тем романтическим непризнанным гением, каким он представлен в опусе Одоевского. Хотя и автор единственного реализованного архитектурного произведения (храма), Пиранези прославился как блестящий гравер на меди, — один из зачинателей классического жанра архитектурной мегаломании, архитектурных фантазий и архитектурной фантастики. (Кстати, его произведения вполне заслуживают чести быть представленными и на Фантлабе).

Альбомы гравюр Пиранези ещё с 18 в. завозились и в Россию. Знаменитый ансамбль Биржи в Санкт-Петербурге создан не без влияния мастера и под впечатлением от гравюр Пиранези с изображениями античных храмов в Пестуме. Есть и советские издания альбомов офортов Пиранези.

Остаётся немного помечтать, когда на Фантлабе страницы фантастических искусств будут достойно представлены не только в иллюстративной ипостаси, — но и равноправно, — наряду с литературной составляющей.

Удивительно, как при такой непомерной длинне «монокниги» автору удаётся сохранить и внимание читателей, и относительную цельность повествования. Ведь значительную часть «листажа» приходится тратить на «увязывание концов с концами». Один из секретов, думается, — в ловком использовании неких читательских «архетипов», — потребности в переписывании, дописывании (и — дочитывании) с детства полюбившихся сюжетов известных авторов: Р. Хаггард, Л. Буссенар... Герои Звягинцева в той же мере переписывают историю, в какой автор переиначивает сюжеты популярной приключенческой классики. «Африка грёз и действительности»...

И — ещё один секрет: добротно прописанные детали быта, особенно — в части «выпивки-закуски». Недаром в числе прочих наград у автора имеется и «Пьяный меч».

Стоит похвалить автора и за то, что у него ничто не пропадает зря и втуне, — к иным эпизодам происходит возврат, но с более детальным прописыванием реалий. Вчитываться в такой текст, при наличии в подстрочниках авторских ссылок на конретные тома, — иной раз занятно.

Действие «гиперкниги» происходит не только в альтернативных реальностях но и, к примеру, — в реальности русской «морской» классики. Автор как бы задаёт себе высоты «планок», ниже которых нарратив не должен опускаться.

Одна из базовых целей т. н. «женского романа» заключается в образовательном воздействии на благодарных читательниц-домохозяек. В чём тогда цели «мужского романа», нескончаемо длимого Василием Васильевичем Звягинцевым?

Не могу удержаться от цитирования (для украшения страницы):

Вот распито кактусной поллитра,

Вот на Марс уносится изба,

Мужики, — ищите Аэлиту!

Аэлита — лучшая из баб...

В этих строках иронично записано само время... Далёкие 1960-е. Одновременно с поэзией и песнями Владимира Высоцкого.

Сюжет становится «всё чудесатее и чудесатее». Сюрпризы преподносятся и заявляются на будущее. Особенно впечатляет часть «Тот самый Наполеон», из коей выясняется, что «попаданцы» очутились всё же в Истории Параллельной. Где и Бонапарт не столь удачлив, и можно творить с куда большей свободой, нежели в случае попадания в «наше» прошлое. Десант форумчан движется в настолько неизвестном (для самих же авторов) направлении, что и читателям может стать интересно... Неужто Наполеон отправится-таки в Новый Свет? Вот где он пока не побывал ни в одной из альтернативок! Виноват, всё же побывал. У Орсона Скотта Карда. Там Наполеон — командующий франузским экспедиционным корпусом в Америке, — в мире б е з французской революции... (А между тем в Истории «реальной и состоявшейся» шанс у полководца стать, по крайней мере, исследователем Америк был. После Ватерлоо...)

Вот только обложки разнообразием не блещут: ну почему непременно нужно в цвете запечатлеть банальнейший сюжет с вышибанием мозгов из супостата? Надеяться следует, — в третьем томе попаданцев дизайнер обложки повторяться не станет?

Летняя резиденция президента США, ныне известная как Кэмп-Дэвид, первоначально, с лёгкой руки Ф. Д. Рузвельта, называлась Шангри Ла, — по имени сказочной волшебной горной страны сбывшихся грёз, пребывание в которой описано в ныне классическом романе Джеймса Хилтона, — «Потерянный горизонт». — Единственный фантастический роман, прославивший имя Дж. Хилтона, а название легендарной тибетской страны стало в один ряд с другим вымышленным сказочным географическим названием, — Страны Оз Л. Ф. Баума. «Потерянный горизонт» — одна из немногих позитивных утопий в англо-американской литературе ХХ в.

Франклин Рузвельт создал первую «скрытую» рекламу роману (подобно тому, как Джон Ф. Кеннеди во время одной из своих пресс-конференций рекомендовал Яна Флеминга как своего любимого автора), — объявив, что первый воздушный налёт возмездия за Перл-Харбор американские бомбардировщики осуществили с базы Шангри Ла...

«Ретрофантазия» у Эдуарда Вульфовича Дворкина — синоним альтистории. Впрочем, к альтисторическим играм автор относится несколько легкомысленно. Так, народовольцы, покушающиеся на монарха в альтернативном 1881 году, мечут в блиндированную карету не взрывчатку, но коробки с кондитерскими изделиями... А писатель Тургенев (не столь уж альтернативный) увлечённо занят созданием вполне постмодернистского гипертекста, — вместе со своей юной ученицей. Не менее увлечённо участвует в этом процессе и сам Эдуард Вульфович...

Переработанный в повесть рассказ напомнил сюжет гораздо более раннего произведения С. Гансовского «Демон Истории», где герои также отправляются в минувшее с целью уничтожить нацистского суперзлодея. Миссия удалась, но по возвращении обнаруживается, что место уничтоженного фюрера в истории занято А. Гитлером. Изменились только несущественные для кошмара Истории названия и детали.

Л. Каганов лишь в очередной раз очень точно иллюстрирует ТЩЕТУ ДЕЯНИЯ с целью исправить (улучшить) Историю. Всё получается с точностью до наоборот, — несчастья лишь умножаются.

Обнаружив явное совпадение сюжетов, испытываешь досадливое чувство: ну зачем же было заставлять героев наступаль на те же «грабли», — пусть и в иных, — на этот раз, кибер-реалиях. Только лишь для очередной назидательной концовки?

«Видеофабрика грёз» в повести Лино Альдани не выдержала тест на подлинность иллюзии. Тем хуже для столь несовершенной фантоматики. Настоящие драмы начнутся с наступлением эры доподлинной имитированной реальности. Возможность наступления эпохи фантоматики предрекал ещё Станислав Лем в «Сумме технологии».

Самое сильное произведение на эту тему — антиутопия «Открытая мишень» (Nagi cel) поляка А. Вишневского-Снерга. (Удивительно, — но этот роман до сих пор так и не переведён на русский). В мире -фантомате, в который превратилась Земля в грядущем, воображением Вишневского-Снерга создана действительность, где люди в состоянии анабиоза годами ждут очереди на выход в индивидуальное сценическое пространство фантомата, — чтобы ощутить себя демиургами реальности. Покинуть спектакль-наваждение можно только погибнув по ходу фантоматического действа. А затем остаётся только снова ждать своей очереди...

Так что описанный в «Онирофильме» примитивный суррогат сексуальных грёз — лишь первый и робкий шаг в царство фантоматики. Одолеет ли киберреальность химнаркотическую нирвану — вопрос пока остаётся открытым.

Соединение жанров военно-исторической и сказочно-мифологической фантастики уже произошло. И этим никого не удивишь. Но процесс создания всё более экзотических жанровых «коктейлей» продолжается. Вот и Л. Кондратьев добавил толику ролевых игр, чуток народного сказочного фольклора... Со временем добавится, по всей видимости, ещё и «альтернативка».

На фоне констант реальной истории лета 1941-го авторские изобретения выглядят не более чем усложнёнными условиями и г р «В войнуху». Трудно ожидать от этакой «развлекухи» некоей сверхзадачи. Автор и не предлагает. К сожалению. Действо оказывается слишком предсказуемым: боевую магию — на службу Красной Армии!

Осталось только договориться о сотрудничестве с тов. Сталиным и осназом НКВД. Заключить ещё одно союзническое соглашение.

Досадно, что автор даже не пытается оценить возможности тех инструментов, кои привлекает к сооружению сюжета. Пока же конструкция получается вполне нелепая. Удастся ли ещё что-то поправить?

Приведённые здесь негативные отзывы, думается, имеют простой причиной плохой перевод, по которому читатели знакомились с шедевром Лейбера. Никто ни «Хьюго», ни «Небьюлу» просто так не присудит.

А вот назвать лучший русский перевод, увы, пока затруднительно. По всей видимости, этот образцовый перевод «Странника» пока не сделан. А потому и трудно читателям оценить красоту классического уже текста.

Весьма впечатляюща картина внезапного вмешательства в размеренное земное существование чужой сверхцивилизации, предстающей как грозное космическое явление.

Разочаровывает другое: авторская концепция разумного Космоса, где, оказывается, действуют примитивные отношения «полицейский-преступник», «беглец-гончая», и проч. И где Земля — некое заповедное захолустье, населённое отсталой расой... Но это, скорее, относится к устоявшимся литературным штампам НФ. Впрочем, это уже история...

Вместе с тем, в романе присутствует великолепное у Лейбера соединение скепсиса и романтики, цинизма и вдохновения.

«Противоположность смерти не жизнь, а — воображение». Вот максима-афоризм Лейбера, которую не следует забывать, читая избранные произведения мэтра фантастики ХХ века.

И, право же, — стоит хотя бы изредка внимательно перечитывать «Скитальца-Странника». Чтобы не пропустить выразительные отступления, блестящие даже на фоне происходящей с Землёй «контакт-катастрофы». (Одна только ода приливам — «нептунова арфа» — чего стоит!)

У североамериканского писателя К. У. Эндрюса есть сериал «Рейнджеры свободы», где «хронорейнджеры» США воюют со «времяспецназом» СССР и пытаются вычеркнуть друг друга из истории и реальности. Сериал написан ещё в 1989-91 г.г., и вот — двадцать лет спустя, — по тому же пути двинулись и российские авторы. «Войны во времени» по увлекательности, конечно, превосходят традиционную и скромную «альтернативку», но по замыслу содержат изрядную долю скуки.

А. Конторович пока находится в начале своего «Спецназа Свободы», и остаётся пожелать автору избежать соскальзывания в штампы «военно-исторической фантастики».

В. В. Набоков едва ли не первым в русской литературе начал разрабатывать тему альтернативной биографии А. С. Пушкина. Вот и в романе «Дар» эта тема затронута: сначала как мистификация школярами своего вернувшегося в Россию из САСШ родственника. Пользуясь долгим его пребыванием на чужбине (действие происходит в 1860-х), юные мистификаторы, в ответ на вопрос «а как там Пушкин?» отвечают в том смысле, что-де жив-здоров и даже тиснул на днях новую поэму. А потом, на каком-то театральном спектакле, показывают похожего зрителя, — «да ведь это и есть Пушкин...» Один из героев до того увлечён розыгрышем, что ему и самому начинает грезиться великий поэт, «пощаженный пулей рокового хлыща» и «вступивший в роскошную осень своего гения».

Одно из волшебных свойств набоковского дара творчества — в успешных попытках опровергнуть «тройную формулу человеческого бытия», — со всей его несбыточностью и неизбежностью.

Набоков вновь и вновь возвращает ушедшее, казалось бы, навсегда. Время оказывается обратимо, а реальность — изменчива...

На фоне обильной статистики опусов о попаданцах роман Ю. Корчевского стоит несколько особняком, хотя и здесь состоялся «визит» в 1941-1942-й. Но, во-первых, нет тут никакой альтернативки, — с попытками всё улучшить, и поскорее. Зато есть честная попытка описать суровую действительность реальной войны. Без мифов о «добром-добром» товарище Сталине, — но с жёстко работающими в самые трудные месяцы войны «органами». Тут вождь всех народов выступает как рационалист: по его (реальному) приказу для осуждённых военным трибуналом лётчиков организованы штрафные эскадрильи, — дабы не расходовать даром остро-дефицитный лётный материал в «наземных» штрафбатах. Герою — с навыками авиатора сельхозавиации — удаллось небезуспешно повоевать и пилотом-бомбардировщиком, и истребителем, и даже штрафником... А приём странствия во времени, похоже, применён автором, главным образом, чтобы показать всю безисходность ( в смысле-безвариантность) ситуации: или воюй как следует, или отправляйся на тот свет. Вот и все альтернативы...

«Многослойный» роман классика, где есть игра с реальностью и культурой, альтистория (параистория), научная фантастика, философский трактат , заметки энтомолога — хотя на первом плане — сюжет «благополучного варианта» «Лолиты». Произведение-«ребус», коих немало у Набокова, и расшифровать этот «ребус» ещё только предстоит. Впрочем, писатель и сам был альтернативой (единственным, — по оценке А. Битова, — представителем русской литературы в её естественном развитии, — какой бы та стала, если б не катастрофы ХХ в.), — со свободным многоязычием и столь же свобоной игрой со смыслами.

(Интересно, читал ли Набоков «Человека в Высоком Замке»? Между «Адой» и шедевром Дика — всего каких-нибудь семь лет и — достаточно много общих приёмов: каллейдоскоп реальности, «роман в романе»...)

Опусы на тему транс-временных странствий, про попаданцев, вселенцев и засланцев застали критиков врасплох. Защитной реакцией рецензентов обычно является краткий приговор: «нелитература». Впрочем, на авторов и издателей всё новых проектов это не воздействует никак, — идёт непрерывное генерирование всё новых приёмов, идеек и идей. Авторы целыми форумами срываются в минувшее, дабы начать историю заново.

Соединение тем альтернативки и постапокалиптики стало уже своего рода хорошим тоном. Несмотря на смену действующих лиц, есть всё же некие постоянные декорации: тов. Сталин и тов. Берия, а также — начальный период Великой Отечественной. Далее авторы действуют по своему разумению сюжетной искусности, — в попытках придания повествованию максимальной неожиданности, а действию — непредсказуемости.

Последние качества стали уже главным залогом как читательского успеха, так и длины сериала. Похоже, и на этот раз мы находимся в самом разгаре синтетического альтернативно-анти-апокалиптического действа. Но, по крайней мере, «лекарство от блицкрига» уже изобретено и начало действовать. Автору только остаётся удержаться от соскальзывания в зыбкую действительность «хроновойн», коим не видно конца...

С. Переслегин — один из немногих комментаторов И. А. Ефремова, кто в своём подходе сохраняет и развивает правила игры, предложенные классиком. (Оживлённое и безостановочное обсуждение темы «Иван Ефремов» на форуме Фантлаба — как раз образец, в основном, прямо противоположного подхода, — зачастую с непониманием и неприятием классики)

Для развития «ефремовских» тем оказалось необходимо умение автора-методолога, — увидеть замысел автора во всей его полноте и открытости к развитию. Наблюдать за тем, как в процессе пристального изучения творчества выдающегося мастера возникают новые смыслы, актуальные уже для совсем иной ситуации, — самое большое интеллектуальное удовольствие, — и для автора «Странных взрослых», и — для его читателей.

Одно из ценных замечаний С. Переслегина о творчестве И. А. Ефремова в том, что у классика художественная метафора заменена метафорой криптоисторической. Некая «зашифрованность» текстов фантаста отмечается самыми наблюдательными критиками. Переслегин — один из немногих, кто даёт вполне рациональные «расшифровки»...

Постмодернистский текст со многими мистификациями и разоблачениями, — составленный многочисленными аллюзиями «нашей» реальности, названной автором окончательной.

Основное достоинство текста — в многослойности и «неодноприродности». Автору понадобилось создать и причудливый альтисторический вариант, — с Россиями Западной и Восточной, и разделённой стеной, — наподобие берлинской, — Москвой, — с опереточной казацко-готской державой со столицей Готенбург (бывш. Симферополь). Подробно прописаны реалии параллельной истории, — с пародийно-ироническими пассажами. Чего стоит, например, модный поэт В о з н е с е н к о, — с его броскими строками:

Уберите Гиммлера с денег,

Он — для сердца и для знамён...

Во многих персонажах читателем легко и с удовольствием узнаются фигуры нашей истории, а в финале обнаруживается ещё и аналог «нашего» Штирлица. Как же иначе, — если героем романа стал и некий журналист Юлик («у нас» известный больше как Юлиан).

Автор работает вне штампованных тематики и приёмов современной российской фантастики, где обычно четверть текста посвящена более-менее нудным объяснением способов попадания в параллельные реальности, а остальное содержание составлено более-менее добросовестной подгонкой истории под заранее известный ответ. Ничего этого в постмодернитстком романе нет, хотя сюжет и его оформление то и дело отсылают к классике альтистории, — например, помещённый в заключение список использованной литературы явно относит к хрестоматийному опусу Ф. К. Дика.

Чтобы окончательно уверить читателей в документальном характере повествования, — в книгу включены два фоторяда, — как вполне известных, так и не слишком прославленных «у нас» персонажей. Хотя, быть может, автор и перестарался с мистификацией читателя, — уж больно мистифицирующие приёмы навязчивы. Впрочем, сделано это наверняка для читателей же, — с тем, чтобы сообщить им возможности дополнительной «расшифровки» текста, как то делают современные литературоведы , «расшифровывая» и «декодируя» классику ХХ века, — в том числе и роман «Тихий Дон»...

В целом же скрывшийся за мистическим «готским» псевдонимом «Вильгельм Зон» автор наглядно демонстрирует, как можно достичь вполне фантастических, но в то же время — художественно и исторически достоверных — результатов, не прибегая к наработанному штампованному антуражу маскультовой фантастики. Хвала и слава постмодерну!

Проживи Джек Лондон подольше, — мог бы стать одним из преуспевающих голливудских сценаристов, и тогда к «Сердцам трёх» добавились бы, думается, не менее эффектные сюжеты. А что касается некоторой бутафорности открывающихся читателю зрелищ, то это не удивительно: таково требование жанра, — попроще и побольше.

И столетие спустя кинематограф и ТиВи продолжают расцвечивать, в общем-то не слишком замысловатый сюжет новыми лубочными красками, а убедительность сюжетным схемам придают традиционные для писателя ценности: мужская дружба и верность, бесстрашие и самообладание в самых безнадёжных, казалось бы, ситуациях. Ну и, конечно, злодеи, — «смуглые опереточные мерзавцы». И экзотические красавицы, — как же без них, — одна другой краше...

Классик немало размышлял о направленности эволюции разумных во Вселенной. При этом совершенство их внешнего облика ставилось автором в прямую зависимость от длительности эволюции — из недр животного царства к разуму. Впрочем, у Ефремова не все разумные, входящие в «Великое Кольцо», писанные красавцы и красавицы. Есть там и представители альтернативных ветвей, — чуждых человеку. И не вызывающих эстетического наслаждения внешним видом.

Негуманоидов, как можно заметить, вообще придумывать легче. Это заметно по множеству иллюстраций к НФ, где сонмы инопланетян своим обликом, мягко говоря, восторга не вызывают. Даже на цветных и глянцевых обложках. О «маленьких зелёных человечках» и прочих штампах уфологии и речи нет.

Перед писателем стояла сложнейшая задача, — доказать читателям единственную правоту ефремовской точки зрения, — истинной и высшей красотой могут обладать лишь разумные, повторившие НАШ путь эволюции. Пусть и на другой химической основе обмена веществ.

«Сердце Змеи» — как раз из этого направления писательских поисков. Недаром столько времени и усилий затратил в повести автор на сравнительное описание и изучение «фторных» инопланетян. Кстати, убедительных иллюстраций к этой повести до сих пор что-то не запомнилось. Художники набили руку по большей части в создании образов «чудовищных красавиц». И этим образам противостоят лишь «словесные портреты» инопланетян в изображении самого И. А. Ефремова...

Мэтр искал и находил свои эстетические идеалы не только в многообразии земного фигуративного искусства, — но и в воображаемых галактических далях.

Сагу Мировой войны лишь формально причисляют к альтернативной истории. Отсюда и все разочарования с недоумениями. Между тем, этот опус ведущего автора альтернативки относится, скорее, к не менее популярному жанру ««Военной НФ и фэнтези». В этом убедится всякий, кто обратил внимание и на продолжение «Саги МВ» — сиквел «Колонизация» и роман-эпилог.

Та же история и с «Видесским циклом» («Пропавший легион»). Излюбленная тема Тертлдава — перенос приёмов военной тактики из одной эпохи в другую, — с неожиданными эффектами. Писатель одним из первых описал методику написания подобных произведений (см. предисловие к сб. «Солдаты Вселенной»).

Альтернативная история у автора — лишь следствие вольного обращения с военными мотивами.

Весьма интересен комментарий самой У. Ле Гуин, связанный с её восприятием творчества римского историка Л и в и я (кстати, — чуть ли не современника Вергилия). —

Читать труды Тита Ливия для классика современной фантастики — одно удовольствие, поскольку то, с чем сему известному древнему римлянину приходилось иметь дело, полностью принадлежит к области мифов, легенд, догадок, фольклорных представлений и противопоставлений. У. Ле Гуин восхищает, как легко Ливий дополняет весь этот конгломерат списком празднеств, консулов и «кое-какими иными загадочными фрагментами истории». Впрочем, у нас, — резюмирует Грандмастер, — об этом периоде сведений куда меньше, чем у Ливия... По-видимому, такое самоопределение классика истории весьма импонирует автору «Лавинии». — за истекшие пару тысячелетий, повествовательное искусство для историка осталось столь же важно, как и для современных писателей — умение воплощать исторические факты в зримые и эмоциональные образы...

Изобретатель машины времени и хроностранник, — по сообщению автора «МВ», — не вернулся из своего первого же путешествия в прошлое. Уж не изменил ли он там реальность и не очутился ли в её параллельной линии? Эта сюжетная возможность, явно неочевидная во времена Уэллса , кстати, и до сих пор не использована ни авторами «фэнфика», ни «профи» — создателями сиквелов-приквелов. Удивительно, как «пионерный» роман стимулирует воображение и в начале 21 в.

Многоуважаемый мэтр Шантарской фантастики предуведомил, что впервые отнёс изобретение машины времени (МВ) не в будущее (как это обычно делают авторы НФ), но — в минувшее. (С изобретением МВ вопрос непростой, если учесть, что в фантастике ещё до создания хрономобиля во времени с успехом передвигались и на таком волшебном животном, как гиппогриф. Да и великий Г. Дж. Уэллс изобретение МВ отнёс в конец 19 в. )

Но вот обещанных А. А. Бушковым интересных и новых психологических коллизий пока что не наблюдается: сюжет строится по правилам литературной сказки, и странствие на МВ пока ничем не отличается от путешествий в некие экзотические страны. Да и принятая однолинейная модель времени выглядит (на фоне всех достижений адьтернативной фантастики начала нового века) несколько архаично. И сразу возвращает автора в традиции «Патруля Времени»: следует во что бы то ни стало сохранять хронологический «статус кво». Хотя как его сохранять, зная все исторические несправедливости минувшего и грядущего, и обладая таким инструментом, как МВ...

Неплохой образец криптоисторического боевика и политического ретродетектива.

Не случайно одним из персонажей этой криптоисторической реальности является Ф. М. Достоевский (тоже, в авторской редакции истории, «истинный лигер», — член сверхтайного общества, — вместе с народовольцем Н. Морозовым и анархистом князем А. Кропоткиным. Мир «Бесов» как нельзя лучше иллюстрирует странную и чудовищную реальность России позапрошлого века, где жандармы манипулируют террористами, а придворные интриги вовсе не совпадают с идеями конституции. Да и сам роман можно считать постмодерным литературным аналогом «Бесов» Достоевского.

Метафора бесовщины неоднократно и небезуспешно используется автором, — её влияние распространяется и в 20 в. (Драматические события 19 в. сопровождаются перипетиями поиска архива ордена «истинных лигеров», предпринятых по приказу Сталина в канун «большого террора»). Жаль, что с закрытием серии « Альтернативная фантастика» пока не вышла вторая книга романа. Произведение явно воспринимается незавершённым.

Шефнер не единственный поэт, обращавшийся к фантастике, но, пожалуй, ни у кого другого из поэтов так органично не вплетены в ткань авторской прозы так называемые «шуточные стихи». Впервые с поэзией Вадима Шефнера познакомился именно по вот этим вроде бы поэтическим «пустячкам», что разбросаны по фантастике автора. Стихи эти, пусть даже и пародийно-приземлённые и приписанные автором чудакам-графоманам, удивительным образом «осветляют» прозу писателя и делают его фантастические приёмы гораздо убедительней. Мгновенные «слепки» прошедшей реальной действительности (1920-х и 1930-х) украсили и сделали достоверной действительность вымысла... Но встречаются в этой «шуточной» поэзии и вовсе нешуточные, — пронзительные четверостишия:

...На склоне лет рванёшься ты

Из ада сбывшихся желаний

В рай неисполненной мечты

Произведение привлекает соединением жизненных реалий Ф. К. Дика с его творческими методами. Автор биографии склонен отождествлять писателя с его героями, и таким образом выходит, например, что писатель и сам прибегал к помощи «Книги Перемен» в написании своего «Человека из неприступной твердыни». Но парадоксально Дик, подобно персонажу «Убика», действительно продолжает жить и после завершения своего жизненного пути, более того, — его, казавшиеся современникам разочаровывающими, концепции обретают новый, почти теологический, смысл. Например, для понимания творчества классика стоит углубиться во взгляды Ф. К. Д. на божественное перепрограммирование Мироздания к лучшему...

«Альтистория» и криптоистория России имеет два хронологических направления, одинаково актуальные: в одном анализируются и переосмысливаются «узлы» минувшего, в другом — ближайшего будущего. Причём существует известное равновесие этих направлений (если судить по количеству публикаций). «Хроновойны» ведутся с одинаковым ожесточением и в минувшем, и в грядущем. И авторы рассматривают с одинаковой заинтересованностью возможности и вызовы, мимо которых УЖЕ прошли в истории, и угрозы, которые только ЕЩЁ надвигаются. Показательны сами названия серий: «Войны завтрашнего дня», «Война надвигается», «Военная фантастика», «Военно-историческая фантастика»...

На фоне грядущих потрясений (как они представляются сегодня воображению российских авторов) «развилка» с ГКЧП вряд ли может впечатлить образами утрат и моделями упущенных великих достижений и столь же великих опасностей. Но, со всей очевидностью, авторы разрабатывают тему до полного логического исчерпания: всё могло бы быть/будет гораздо лучше/хуже — самые распространённые сценарии. Гораздо реже встречается логика «ничего не случилось». — Например, нигде не встречался вариант «БЕЗ ГКЧП». Как бы развивались события в этом случае? Так что простор для сценирования ещё далеко не исчерпан...

Удивительная судьба идеи перемещения на параллельные временные линии. Сегодня кто только эту идею не эксплуатирует. В параллельные времена тысячи раз переносятся и с помощью особых устройств, и спонтанно. И трудно вообразить, что сравнительно недавно (каких-нибудь шестьдесят лет тому назад) эту идею предложил ВПЕРВЫЕ именно Бим Пайпер. Обратим внимание: изо всего наследия писателя, названного «Паравремя», на русский переведено единственное произведение...

А ведь цикл-то — хрестоматийный для истории НФ. Не только англо-американской.

В канонических правилах создания альтистории среди прочих рекомендаций наличествует и совет не заменять, к примеру, слонов Ганнибала танками.

Оная рекомендация давно уже оставлена без внимания создателями «истории рукотворной альтернативной». Ибо что же может быть привлекательнее и сладостнее нарушения запретов! Вот и тащат плохие парни в средневековое минувшее и танки, и «мессершмиты», и прочие артефакты, коим вовсе не место в классической истории.

Дабы доблестный герой мог сразиться с происками зла и сполна продемонстрировать либо навыки спасителя Истории, либо — Её же — пересоздателя.

- По ему одному ведомым законам...

И бушуют в литературных пространствах хроновойны, и множатся альтернативные реальности. Неизменным же остаётся Хроногерой. Надёжный и всесокрушающий Хранитель. Спасающий принцесс — законных наследниц престола. Восстанавливающий историческую справедливость. Исправляющий досадные ошибки истории.

1963 год. Почти классик советской «деревенской прозы» вдруг публикует фонтанирующую фантастическими идеями повесть. Тут и любимая н-ф «придумка» о передаче личности по радио на межзвёздные расстояния, и контакт с инопланетянами, и проблемы человеческого бессмертия, и (непрочитанная до сих пор) идея о создании «спектакля без зрителей», — грандиозной «ролёвки», — на миллиона полтора участников, — в казахстанских степях, на тему: «Гражданская война в России». Всё это придумал Владимир Тендряков в одной-единственной его повести «Путешествие длиной в век»...

В этом заботливо составленном «Лексиконе» особо интересен «Канон» (всемирный «канон фэнтези») , — составленный Сапковским перечень классических произведений жанра, мимо коих пройти невозможно и которые необходимо читать и изучать. Из российской словесности там, помнится, один только Грин А. С. (Гриневский) Интересно бы узнать, насколько этнические корни А. С. Г. повлияли на выбор мэтра польской фэнтези.

Самое интересное в книге, — изложение хода и результатов проводившихся в Петербурге оргдеятельностных игр, посвящённых проблемам и перспективам атомной энергетики. Чувствуется, — автор владеет инструментарием системо-деятельностной методологии (парадигмы), а потому альтернативные варианты миров, отказавшихся от атомной энергетики, выглядят убедительно. Думается, книга будет дописана после событий на «Фукусиме». Возможно, появятся и новые достоверные данные о причинах чернобыльской катастрофы.

Во всяком случае, автор убедительно показал: мир без «мирного атома» — суть мир энергетического голода, — со всеми вытекающими из него последствиями.

Вспоминается Ефремовская «Туманность Андромеды» — там показан мир, овладевший «чистой» внутриядерной энергией, а памятниками былого энергетического голода остались «поля» гелиоустановок в африканских пустынях...

Самыми убедительными воспринимаются эпизоды с альтернативной космонавтикой, — там, где альтернативный (точнее, — «параллельный») тов. Сталин принимает историческое решение: в космической гонке с американцами участвовать не будем, а будем Космос планомерно ОСВАИВАТЬ. Со всеми вытекающими последствиями, — советской высадкой на Марсе уже в альтернативном ХХ веке. (Кстати, такая альтернативная возможность существовала и в «нашей» действительности, — «лунный» ракетоноситель Н-1 планировался Королёвым как носитель «марсианский» , и при благоприятном стечении исторических обстоятельств, советская экспедиция могла бы вернуться с Марса уже где-то к 1978 году альтистории... (См. об этом у того же А. Первушина).

Впечатляет сделанный главным героем «Теплицы» выбор: вместо борта «живого звездолёта» он решительно ступает в джунгли предзакатной Земли. Вместе с предводимой им командой из отважных «амазонок»...

Похожее происходит и с выбором постсовременной НФ, — авторы отворачиваются от ещё недавно столь блестящих перспектив менее вероятного Будущего Позитивного в пользу неожиданных, но более вероятных н е г а т и в н ы х картин грядущей действительности...

Впрочем, для Олдисса подобная ломка привычных сюжетных ходов и схем ранней пафосной НФ была закономерной — в поэтике «Новой Волны», — именно тогда её приверженцы начали интенсивно обживать апокалиптические и постапокалиптические миры. Готовить свой образ «некомфортного будущего», подхваченный и развитый ныне киберпанками...

Отрывки из пьесы приходилось слушать. Автор поставил себе сложнейшую задачу: средствами драматургии представить альтисторическое действо. Ничего подобного, насколько известно, не предпринимал никто (по крайней мере, — по отношению к виртуальному «Пугачёвскому царству»). Тем более интересно бы увидеть пьесу опубликованной.