Аннотация, хоть и туманна, но подогревает ожидания: "Земля, оказавшаяся в силу своего происхождения уникальным миром, хранящим великую мудрость бытия в наиболее полном виде, неудержимо влечет к себе познающих со всех концов Вселенной. Накопленная за бесконечные времена и записанная энергетическим кодом, эта мудрость заключена во всем, но особенно в "венце развития" — разумных существах. Она являет собой бесценное сокровище, и ради ее постижения пришельцы готовы на все, вплоть до уничтожения рода людского и других "братьев по разуму".
Право проникнуть в то невероятное, что едва ли способен осмыслить кто-то из ныне живущих, судьба доверяет простодушному юноше-романтику Абдулу аль-Хазреду, одержимому познанием Неведомого. Непонятные изображения на омытой кровью пластинке из неизвестного металла и рассказ мудреца-долгожителя о таинственных существах — лишь первый его шаг на пути постижения потрясающих разум тайн необъятной Бездны Миров со всеми ее невообразимыми обитателями. Впереди — путешествия в легендарные и неизведанные уголки мира, захватывающие и опасные приключения, сражения с коварными и безжалостными, но, главное, невиданными и загадочными врагами и встреча лицом к лицу с богами и демонами…
Некрономикон — легендарная средневековая книга, многократно упоминаемая в произведениях Говарда Филлипса Лавкрафта, из которой герои этих произведений черпают тайные магические знания".
А что внутри? Правильно, космос.
Если заранее не знать (хотя бы в общих чертах) о содержании книги, то аннотация совершенно логично рождает предвосхищение, будто читателя ожидает погружение во вселенную Г.Ф. Лавкрафта, предлагаемое чуть ли не самим автором легендарного «Некрономикона», что положен в фундамент давно ставшего художественным феноменом мира о Великом Ктулху. По крайней мере, я ждал определенного – соответствующего – представления-мистификации.
По факту же есть все основания говорить о спекуляции (не думаю, что инициированной именно автором), уж не знаю, насколько коммерчески оправдывающейся, но, как минимум, заточенной на сугубо определенную аудиторию интересующихся творчеством знаменитого американского писателя. В общем, я купился. Теперь возвращаю «по заслугам» (в моем строго предметно-ситуационном понимании «воздаяния»).
Прежде всего, необходимо отметить, что Ктулху и некоторым другим обитателям вселенной Лавкрафта место в произведении нашлось, но далеко не центральное, а лишь постольку, поскольку эту нужно было автору для развития магистральной идеи, которая куда шире и глубже, масштабнее и глобальнее, нежели можно себе представить. Скажем так (дабы не спойлерить), Василий Рябинин рассказывает о поиске главным героем (а впоследствии – группой главных действующих лиц) всего того, что проливает свет на «тех, кто приходит и уходит» (собирательное поименование существ и сущностей, проникающих – прямо или опосредованно — в «наш мир» с целью стяжания особой энергии). А средь них, понятное дело, и Ктулху сотоварищи (в романе они сначала как объекты интереса и исследований, а затем – в роли антагонистов неявных и явных).
Надо отдать должное автору: в той части, в которой он увлечен (и это видно) творчеством Лавкрафта, образы и атмосфера, так или иначе присущие миру Ктулху, получились убедительными и, что называется, зримыми. Иной раз возникало ощущение, что отдельные сцены, характеристики и нюансы – вовсе не плод фантазии В. Рябинина, а результат отображения посетивших его видений: порой откровенно сложно было представить, что столь подробные и в то же время целостные картины описываемого можно придумать «специально».
Но! Впечатление портит язык произведения. Он, да простит меня автор, оставляет желать… лучшего. Частота употребления местоимений на условную единицу текста зашкаливающая, то же можно сказать и о глаголах «был (-а / -о / -и)». В первом фантлабовском отзыве на роман отмечается удачная стилизация под арабские произведения, и поначалу я разделял это мнение; потом решил, что стилизация эта весьма искусственна и строится, в основном, на использовании относительно длинных предложений и довольно большого количества прилагательных, в том числе несущих экспрессивную смысловую нагрузку. Вот, пожалуй, и весь секрет. Не сказал бы, что словарный запас так уж богат; он действительно небеден, но, правда, иной раз автор допускает употребление слов и выражений, которых мастера художественного слова категорически стараются избегать (ибо казенновато и канцеляристо).
В общем, огрехи исполнения – основная моя «претензия» к произведению, которое, не могу не отметить, к тому же излишне затянуто (при умелом сокращении текста раза так в полтора роман лишь выиграл бы). Ощущение недостаточной прокачанности чувства меры – возможно, в том числе ввиду сильной увлеченности автора замыслом творения.
Книга отнюдь не пестрит разнообразием повествовательных средств и методов, технический арсенал в этом плане скуден, и читать (в целом) откровенно нудновато, повествование содержит минимум диалогов; по сути, этот роман – рассказ от первого лица, за исключением вложенных историй, которые подаются столь же однообразно. Из технических недоработок отмечу еще то, что все персонажи говорят (когда это все-таки случается) одинаковым языком, независимо от принадлежности к тем или иным социальным группам и т.п. Соответственно, по совокупности исполнительских маркеров делаю вывод о том, что В. Рябинин еще пока стремится к тому уровню мастерства, по достижении которого авторский слог технических нареканий не вызывает. Нет, всё не так плохо, как может показаться из этого отзыва – условно приемлемо (и привычно, если брать средний уровень непрерывно выплескивающейся на рынок отечественной беллетристики); просто к тех.составляющей я придирчив и требователен.
Тем не менее, готов простить произведению то, что получил совсем иное, нежели ожидал. Виной тому оказавшийся заразительным энтузиазм автора (хотя, чего греха таить, при освоении процентов так 80-ти романа я ровно тем занимался, что укреплял силу воли). Плюс мне безусловно понравились идейные посылы, вложенные в произведение: исключительно гуманистические, ориентированные на расширение границ сознания, накопление и углубление знаний и духовный рост личности и человечества в целом. Конечно, развивая подобного рода идеи, трудно удержаться от скатывания в наив. Грешит этим и «Некрономикон», однако, не сильно – всё же автор, по ощущениям, старался не учить и не постулировать очевидное, а показывать, иллюстрировать, но, главное, стремился увлечь читателя так, как постижением нового и неведомого был преисполнен главный герой.
Однозначно могу порекомендовать книгу интересующимся вопросами саморазвития, других (в т.ч. параллельных) миров, эзотерикой (тут она мягкая и позитивная) и в целом прогрессивными веяниями антропологической направленности. Касательно же вселенной Лавкрафта: автор именно что «вписал» (возможно, отталкиваясь от / фантазируя на тему) Ктулху сотоварищи в свое произведение, являющееся, в общем-то, довольно самобытным. В итоге у меня, как, может, ни парадоксально, осталось приятное впечатление от собственно романа: я закрыл глаза на спекуляцию с названием и все те «минусы» текста, о которых написал выше, но оценку ставлю с учетом.
P.S. Вот, кстати, не припомню, встречается ли хоть раз по тексту слово «Некрономикон», вынесенное в заглавие? Так что, да, название романа с указанием псевдоавторства – чистой воды надувательство. А жаль (мне), потому что идеи и мысли произведения не заслуживают того, чтобы люди после покупки плевались. Обманывать нехорошо. Если В.Рябинин к решению издателя ТАК преподнести читателю книгу непричастен, не представляю, как ему может быть обидно.
За вложенные в роман идеи, мысли, посылы, за сам акт трансляции вовне всего того прекрасного и высокого (соответственно, правильного и нужного), чем автор столь искренне увлечен, я говорю ему спасибо. И – успеха на пути развития (в т.ч. на худ.-лит. поприще)!
Да, возвращаясь к аннотации: фокус в том, что она — правдивая. В том смысле, что — за исключением самого последнего предложения, где упоминается Г.Ф. Лавкрафт — очень правильно характеризует содержание романа. Но кто бы еще при этом сделал приписочку, что, мол, на название, "автора" и последнее предложение аннотации внимания обращать не стоит?.. Вестимо, "забыли"
Такие дела. Бизнес, ничего ли -чно/-шне го. Цена на книгу заломлена такая, что ... всё сходится. Г.Ф. Лавкрафт, Абдул аль-Хазред, Некрономикон. И — шелест-шелест-шелест шепот-шепот-шепот...
«…Вот тебе жизнь как она есть: раздобудешь себе сколько-нибудь счастья, и – бах! – его сметут в один миг, как паршивую соринку. По-моему, проклятья – чистая выдумка, их не существует. А зачем они, если есть жизнь? С нас и ее хватит. …» (стр.231).
Эти строки служат не эпиграфом к статье, не квинтэссенцией впечатлений от романа Джуно Диаса "Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау", скорее, этаким маркером, отображающим характерное для: содержательного наполнения (лишь отчасти, разумеется), технической стороны и позиционирования автора как рассказчика. Как рассказчик Диас хорош: открыт, честен, естественен, содержателен, мастеровит (однозначно; при этом не заигрывается, упрека в самолюбовании у меня нет, хотя в редких местах стоило бы, имхо, проще, без метафоричности, в целом стилю свойственной). Хвалят, пожалуй, не зря, роман титулован (в 2008 году получил Пулитцеровскую премию, Национальную Премию критиков, Премию Джона Сарджента за дебютный роман, еще ряд премий поменьше и вошел в короткий список Дублинской премии (по материалам сайта ЛайвЛиб)). Но вот осанны, размещенные на обороте книги, стоит воспринимать осторожно – помня, что служат они, прежде всего, рекламным целям:
1. Мы ждали такого романа много лет. И вот он. Как взрыв. Короткий и фантастический, как жизнь Оскара Вау. / The Washington Post Book World
Не знаю, кто чего ждал и сколько. Но роман и впрямь хорош. Конечно, не «как взрыв». Как по мне, роману не нужен апломб. Произведение для этого слишком, с одной стороны, само по себе честное и потому не столько камерное, сколько чурающееся кичливости, с другой стороны, быть фейерверком или бомбой – не его задача. В общем, не сенсация, не Откровение. Качественное произведение со своими лицом, голосом и нутром.
2. Потрясающе… Написанная с необычайным драйвом на смеси испанского и английского, эта книга буквально нашпигована отсылками к различным культурным феноменам – от Флобера до «Дюны» и «Звуков музыки», не говоря уж о весьма познавательных и отвязных сносках касательно карибской истории. Читать это – одно непрерывное удовольствие, не меньшее, чем перечитывать. / Дженнифер Риз, Entertainment Weekly
Драйв есть, но необычайным его назвать не могу. «Нашпигована» – перебор, хотя упомянутых отсылок много, но в меру. «Отвязные» сноски – это, видимо, те, где автор, отдавая дань контексту эпизода или мысли, с учетом эпохи и антуража, позволяет себе «грубануть», используя резкие слова и обороты. Однако, на мой взгляд, тут не «отвязность», но либо правдивость, либо – когда-никогда – этакая разудалость с флером дерзости. Насчет же «непрерывности» удовольствия: Дженнифер Риз, видимо, намекает о целесообразности забыть о еде, сне и прочих нуждах на время чтения романа, чего я рекомендовать не стану. Возможность перечитывания допускаю (именно так, не более), хотя данный роман – не "Моя прелессть!", но его, конечно, можно любить (и есть за что!).
3. Панорамный и очень личный роман. Эту книгу невозможно классифицировать, она не укладывается в жанровые рамки. В ней сплелись ад и рай. / Los Angeles Times
Паноромный – да, личный – да, «очень» можно опустить. И с классифицированием, спорить не стану, сложности есть, но и в этом плане роман – отнюдь не невидаль.
4. Одно из главных достоинств Диаса – интимная интонация, с которой рассказана семейная трагедия нескольких поколений, тесно связанная с трагедией страны. В его книге настоящее и прошлое находится в фокусе, а возникающие при чтении картинки столь резкие, что больно глазам. Акробатическая проза выписывает идеальные фигуры, перемещаясь от реальности к фантазии, от прошлого к настоящему. / The Boston Globe
А как всё хорошо (= достоверно) начиналось!)) И продолжилось вплоть до «болей в глазах», что суть возведенный в степень гротеск. И проза хороша, да, но определять ее прямо таки «акробатической» уж не стоило бы. Автор уверенно владеет словом, всякими постмодернисткими приемами, жонглирует ими (очень в меру, не увлекаясь), язык довольно богат и точен. С технической стороны к Диасу претензий нет. «Фантазия»? Хм, смотря что называть ею. В романе есть сны, есть мечты, есть околомистические моменты (совсем чуть), но откровенной «фантазии» как противопоставления «реальности» мной не замечено.
5. Диас пишет завораживающе, почти магически. Мы словно сидим в поезде, а за окном проносятся то прекрасные, то пугающие картины. В ландшафте Диаса мы все равны, все мы жертвы и герои одновременно. Мы все погружаемся в ад, вместе взмываем в рай. Веселясь и горюя. / Esquire
Ну, хорошо Диас пишет, хорошо, но использованный выше эпитет натянут. Ад / рай – откровенно заезжено и вульгарно, чего не скажешь о романе.
6. Диас утонченно балансирует в своем романе сразу на нескольких уровнях. Он мешает отрывочность комиксного сюжета (побег, предательство, искупление) с честным реализмом, испанский сленг – с утонченным английским, постмодернистскую литературность – с детской наивностью. / New York Magazine
«Утонченное балансирование» читай «мастерство, позволяющее выдавать крепкую, качественную прозу». Ощущения «отрывочности комиксного сюжета» не создалось. «Утонченность английского» оценить не могу; одна из «фишек» произведения состоит в том, что наиболее яркие реплики персонажей автор сначала приводит на испанском языке, а затем тут же – на английском (в русском переводе, соответственно, на русском), что придает дополнительный колорит повествованию и глубже погружает в историю. Постмодернисткие приемы сведены, в основном, к:
— чередованию обозначения прямой речи как прямой речи и использования прямой речи без ее соответствующего обозначения и атрибуции (как авторский текст);
— отмеченной выше «двуязычности».
Композиционное решение романа также овеяно духом постмодернизма: поглавное повествование берет разбег с рассуждений автора-рассказчика о фуку (проклятии), описания жизни Оскара в малолетстве, затем читатель узнает истории родственников-современников ГГ (его матери — несравненной красавицы Бели, сестры — своенравной Лолы), между этими частями Диас вновь возвращается к Оскару, постепенно взрослеющему и в конце концов повзрослевшему, а в финальной трети книги на сцену выходит дед Оскара, раздавленный прессом диктатуры Трухильо, чтобы уступить место очередному сюжетному витку о здравствующих (тут — условно) членах семейства де Леон.
Наконец, привожу часть аннотации, отсутствующую на страничке произведения на фантлабе: «… Роман американского писателя доминиканского происхождения вышел в 2007 году и в том же году получил Пулитцеровскую премию. Удивительный по своей сложности и многоплановости роман критики едва ли не хором сравнивают с шедевром Маркеса «Сто лет одиночества». Поэтическая смесь испанского и американского английского; магические элементы; новый культурный слой, впервые проникший на столько серьезном уровне в литературу, – комиксы; история Доминиканской Республики; семейная сага; роман взросления; притча, полная юмора. Словом, в одном романе Джуно Диаса уместилось столько всего, сколько не умещается во всем творчестве иного хорошего писателя» <перебор, но Диаса я еще почитал бы, причем, с удовольствием>.
Елея налито откровенно много; полноценного сравнения с романом Г.Г. Маркеса произведение Диаса вряд ли заслуживает – так, лишь по отдельным составляющим. «Магические элементы» я бы таковыми не назвал; выше окрестил их «околомистическими». С остальным соглашусь, за теми изъятиями, что смесь языков мне прям "поэтической" не показалась, а юмора далеко не обилие, хоть и не без него.
Собственно, я бы охарактеризовал роман как драму.
Сам Диас дает такое жанровое определение роману: история про фуку. И тут же делает оговорку, что это определение вряд ли понравилось бы Оскару, который «был несгибаемым приверженцем фантастики и фэнтези, полагая, что именно в этой стилистике мы все и живем».
Всё началось с проклятия. Фуку. Первым от него пострадали дед Оскара, врач Абеляр Кабраль, и его семья. Был ли диктатор Трухильо дланью фуку, или его воплощением, однозначного ответа нет. Это, в конце концов, не важно, важно, как проявили себя люди в сложившихся условиях обстоятельств, места и времени.
Диас зримо рисует ту эпоху, погружая читателя в гнетущую атмосферу произвола диктатуры. При этом нет упрека в излишней натуралистичности: автор лаконичен – в описаниях, сценах, образах; соблюден принцип «необходимо и достаточно». И автор точен – нужного эффекта добивается.
Но в самом начале романа читатель ничего не знает ни о каком враче. В центре внимания – Оскар, страстный фанат фантастики и фэнтези, которые не просто увлечение, но жизнь. Заядлый книгочей, закомплексованный толстяк Оскар – неизменный объект насмешек и унижения сначала в школе, затем в институте. И ладно бы излишний вес – не редкость, в общем-то, но куда хуже его хобби, выросшее в глазах грубого и разнузданного окружения из простой чудаковатости в откровенное лузерство. Оскар – гик, достигший дна табели о рангах школьной / институтской молодежи. И друзей у него нет. Были, да отвалились, стоило им обзавестись подругами. Девушки для Оскара – самая больная тема. С детства пылкий и влюбчивый, сейчас парень испытывает от них только презрение, редко когда скрываемое. А как иначе? Толстяк и общаться-то толком не может – вечно изъясняется всякой литературно-художественной заумью; ни одна нормальная девушка с таким и минуты не вытерпит. Так и проходит жизнь Оскара: боль от беспрестанного столкновения с реальностью топится в уютных водах океана фантастики (во всех ее проявлениях – от «Властелина колец» до комиксов, любимые из которых – «Хранители»).
Автор очень органично и грамотно вводит фанткультуру в повествование, в его язык, в саму его ткань. Сравнение (с тем или иным произведением, героем, автором) здесь, образ там, метафора тут. Разного рода отсылки и ремарки, играющие на сюжет, иллюстрирующие мысли и, главное, весьма нетривиально раскрывающие персонажей и события. По большому счету этот роман не относится к произведениям фантастического жанра (изящно и современно исполненный роман-сага и роман-взросление в оправе реализма с легкими околомистическими вкраплениями), но именно читатели, сведущие в фантлитературе, смогут оценить его наиболее полно. Произведение это – отнюдь не гимн фант- и комикскультуре, оно просто о человеке, для которого фантастика и фэнтези стали отдушиной. Оскар страстно хотел стать писателем. И он писал. Сочинял любимую фантастику. Вплоть до последних своих дней.
Диас с самого начала не скрывает, что «в финале Джон умрет». Заявив об этом, автор добивается эффекта моментальной включенности читателя в судьбу Оскара, ведь образ доминиканца-неудачника такой, что ему просто невозможно не сопереживать. Никем не понятый добряк-фантазер подспудно вызывает симпатию и приязнь.
Диасу вообще очень хорошо дались персонажи. Я б даже сказал, что в романе нет «персонажей», есть люди, совершенно реальные и живые. Сложные и разные, выразительные, яркие, отталкивающие и притягательные. Настоящие, без «как». Создалось впечатление, что автор писал с конкретных людей, сам был частью истории. И вот это последнее впечатление очень и очень стойкое. Не только потому, что повествование изначально ведется от лица автора-рассказчика, но больше ввиду той пресловутой «интимной доверительности», с которой излагает историю Джуниор, созданный Джуно Диасом квази-автобиографический герой. «Сафа» – произносит он, что означает «чур меня» (как средство отвадить фуку). А еще этот Джуниор в самом начале романа обратится к читателю: «… И сейчас, когда я пишу эти слова, я спрашиваю себя: а может, моя книга – тоже сафа? Мое очень личное контрзаклятье». Что ж, роман таким и получился – близким, колоритным, живым и личным. «Персонажей» не только видно, их чувствуешь.
Эпоха диктатуры Трухильо – неотъемлемая и мрачная составляющая истории, поначалу показавшейся лишенной «тяжести», а по ходу развития сюжета всё более и более ее набирающей. Чтобы уже ко второй четверти не осталось ровным счетом никаких сомнений в том, что роман Диаса – произведение не развлекательное. Многоплановый и честный (по авторской манере подачи) роман о людях. О добре и доброте. Для них.
О чуткости. Против черствости.
О любви. Во имя ее.
С надежной на будущее. С верой в лучшее. Во всем. Прежде всего, в самих себе. Чтобы не быть «трухильями» (как бросила по случаю Лола, «Мы все – Трухильо!»).
В финале жизни Оскар, кажется, нашел средство, каким можно победить фуку. И даже написал инструкции. Вот только они не дошли до адресата. А мне по прочтении показалось, что главное наше фуку – это потеря памяти о том, кто мы на самом деле есть.
Это очень орошая книга. Не откровение. Не событие. Не «ах!». Звезда ли пулитцеровского небосвода? Возможно, премия заслуженная, не знаю. Главное достоинство романа – он «доверительно-честный» и взывающий в человеке к человеку.
Ух, чего же я ждал от "Моби Дика" перед прочтением, да!..
Но только не того, что во многом книга окажется оправданием китобойного промысла – в смысле развенчания несправедливых (как на то обращает внимание рассказчик) домыслов о нем и изложения подробностей ремесла. «Производственная» часть могла бы для меня быть увлекательной, если бы имел аналогичное (производственное же) отношение к китам. Автор, с одной стороны, восхищается ими, с другой стороны, с невозмутимостью ветеринара описывает, например, предсмертное поведение животного и технику разделки туши. Именно подобное отношение, а не заблуждения и неверные представления, обусловленные временем создания романа, стало для меня неожиданностью.
Впрочем, Мелвиллом изображена именно что правда той далекой уже эпохи. Скрупулезное описание тонкостей промысла, что сродни документалистике, сочетается со старомодной тягучестью описаний, пафосом авторских размышлений, разговоров и монологов персонажей, некоторой наивностью оценок и суждений. В итоге получается весьма необычный коктейль из литературных стилей, приемов и средств, приготовленный в форме художественного произведения, выходящего за рамки классификаций. Содержательно же роман оказался много более прост, чем ожидал от него перед прочтением. Да, произведение и метафорично, и аллегорично; в нем бездна образов, «Моби Дик», можно сказать, проникнут символизмом (особенно в предфинальной и финальной частях; создалось даже ощущение избыточности). Роман сам – архетип в литературе и культуре (наверное, в этом основная его ценность). Он напитал собой коллективное сознание, и, прочитав произведение, такое чувство, что «Моби Дик» был знаком и «принят» на каком-то подспудном уровне еще до прочтения. Роман, конечно, составляет категорию «маст рид» – как базовый и естественный опытно-культурный пласт.
Есть произведения, в которых автора не «видно», он будто бы где-то «сверху» созданного им микрокосма, а есть такие, как «Моби Дик», где автор – непосредственный рассказчик, то прячущийся в образе одного из персонажей, то лично ведущий читателя от сцены к сцене, от одного знания к другому. Но к каким бы литературным приемам и ухищрениям ни прибегал Мелвилл, он не смог скрыть свою по-мальчишески пытливую натуру увлеченного исследователя, которому интересно буквально всё: от мелких, технических деталей быта на корабле, китобойного промысла, обычаев, традиций мореплавания, до поведенческих и психологических установок и реакций (считаю большой удачей автора образ Пипа (кто читал, поймет, в чем соль), вышедший очень и очень многозначным и характЕрным (характерным – для философской канвы произведения)). Собственно, философии в романе хватает: от идеи-противостояния «человек — Природа» до вопросов о смысле жизни и сути (и выражениях) добра и зла.
И невозможно не отметить Стихию, Море, Океан – один из главных образов полотна; образ этот бесконечно символичен (а выписан и преподнесен как живой); Колыбель Жизни; если уж чему и является «Моби Дик» песнью, то именно ей.
Оценка: 8/10 (на предполагаемый вопрос: "Почему не максимум?" отвечу: "Во-первых, не все ожидания оправдались (в значительной части ждал иного); во-вторых, как указано в отзыве, произведение, кажется, знакомо подспудно, и потому не эффект "ах!", а эффект сродни узнаванию"). Рекомендация: "маст рид", однозначно и безоговорочно.
Вот так бывает: увидел книгу в обзоре, привлекла аннотация, понравилась обложка (как показалось, соответствующая содержанию книги, по аннотации судя), и захотел приобрести. Сравнительно небольшой тираж намерение укрепил, хотя, понятно, уже только из этой цифры можно предположить, что книга изначально не ориентирована на массовый спрос. А жаль…
«Тигр. История мести и спасения» – книга неожиданно многоаспектная, задевающая за живое, вызывающая спектр эмоций, размышлений, переживаний и чувств (среди которых и восхищение, и гордость, и стыд, и горечь, и печаль). Заявленная как документалистика, читается как роман. По информации из сети, книгу собираются экранизировать. Итак, чем заинтересовала аннотация? Место действия: Россия, Дальний Восток 1997 года. Поскольку автор иностранец, стало любопытно, каким окажется его взгляд на время и события. Сюжет: взаимоотношения «человек – тигр» как проявление противопоставления «человек – природа», но в заданном узком ракурсе. Центральный образ – амурский тигр, грозный хищник, находящийся на грани исчезновения.
Архетипичность данного образа удачно обосновывается в книге, равно как и его притягательность – через мифы, легенды и верования разных народов и народностей, а также результаты антропологических, биологических, социологических и психологических исследований. Одним из самых ценных – как в плане одного большого, но разделенного на фрагменты повествования об амурском тигре, так и освещения вопроса о балансе и гармонии в природе – стал опыт встреч и сосуществования с тигром отдельных жителей тех мест. Книга раскрывает целую систему взаимоотношений между человеком и зверем, сложных и тонких, опасных и порой совершенно удивительных. Пожалуй, нужно говорить о культуре отношений, которая, как то наглядно отображено в книге, разрушается, всё более отходя в прошлое. Причины очевидны. Конечно, очень подробно и ярко о них – в книге. Будь понаивнее, отметил бы: «Как жаль, что книгу не читают власти!». Но, пожалуй, всё куда мрачнее и в этом смысле безысходнее…
Книга – больше, чем просто история на тему. Автор очень комплексно подходит к освещению объекта его исследовательского интереса, и свидетельством тому немаленькая «выборочная библиография». Писатель, начиная книгу с локальной, но стержнеобразующей сюжетной завязки, раскрывает читателю историю вопроса, корнями уходящую в века, историю заселения Дальнего Востока (не ради красного словца, но для обоснования некоторых мыслей по теме книги), высвечивая образы В.К. Арсеньева и Дерсу Узалы (есть фото, на которой они запечатлены), отдельных природоведов и охотников, чья деятельность так или иначе повлияла на развитие межвидовых отношений, приводит выдержки из высказываний политических и общественных деятелей СССР, характеризующих подход советской власти к освоению Дальнего Востока, и, конечно, отображает плачевную социально-экономическую, удручающую бытовую действительность в регионе середины 90-х годов прошлого века и первого десятилетия настоящего столетия. И автору веришь, потому как картина пишется судьбами и словами конкретных жителей, а также событиями, которыми пестрят злободневные репортажи о жизни людей на Дальнем Востоке. Тональность книги в этом плане, разумеется, горька.
Если постараться «отвлечься» от главной темы истории, то «Тигр …» – это роман и о людях, о людях в условиях безнадеги, у которой множество причин, и в т.ч. о людях, которые силой разных обстоятельств бывают вынуждены пересекать черту мирного сосуществования с тигром. А непосредственными главными героями книги, помимо собственно Тигра, являются конкретные жители описываемых мест. Совершенно обычные, простые люди, смотрящие на читателя с фотографий, живут или жили в действительности, живут и будут жить на страницах книги. Автор повествует об их судьбах, неразрывно связанных с судьбой страны и отдельно взятого региона и – так или иначе – с Тигром.
Первым, чем приятно удивила книга, стал язык изложения. Автор умело обращается со словом. Естественно, почувствовать это можно благодаря переводу, который иначе, нежели качественным, назвать не могу. С первых страниц читатель ощущает «колорит» встречающего его места действия: ночная заснеженная тайга, стволы деревьев трещат и лопаются от мороза. Тайга – полноправный персонаж истории.
В книге внушительный объем информации об амурском тигре – причем, не только биологического характера, но, что наиболее интересно, об особенностях поведения в разных ситуациях. Много примеров взаимоотношений с человеком, из которых (а также из пояснений охотников и коренных жителей, привыкших чтить полосатого хищника) тигр предстает в совершенно ином свете, нежели <лично мною> предполагалось: как способное абстрактно мыслить существо, обладающее удивительными способностями. Если начну объяснять, что имеется в виду, будет один большой спойлер. Так что лучше прочитать. Книга, действительно, содержательно ценная – по многим аспектам.
Жанр истории переменчив, но при этом она воспринимается органично и цельно. Местами автор погружает в атмосферу триллера, а иной раз от описываемых сцен становится жутко. Когда сознаешь, что приводятся достоверные события (задокументированные различным образом), понимаешь, что, в общем-то, живешь в совсем в другой реальности. Но, как справедливо расставляет акценты автор, зверь не потому проявляет изуверскую жестокость, что он – тигр, а потому, что его, что называется, довели, поправ все и всяческие законы природы и мирного сосуществования.
Книга не оставляет равнодушным. Она настоящая. Очень живая. Хотел бы еще, как минимум, раз перечитать. В книге много различных сведений, опыта, мудрости, а также боли и горечи. Но несет она свет и добро, призывает к ним. В этом смысле – книга-колокол. Разумеется, не зря в названии указание не только на месть, а и на спасение. Но с ним, как водится, всё слишком зыбко.
Искренняя и правдивая, книга по своим содержательным ценности и направленности, пожалуй, одна из лучших <для меня>. Да это и не книга вовсе – окно, выходящее на неумолимо разрушаемый мир, пока еще составляющий часть нашей страны, Природы в целом.
Жаль, что прочтение само по себе ничего не меняет… И стыдно за малодушие пытаться возложить что-то действенное на прочтение…
Понятия не имел, кто такая Марина Аромштам, как пишет. Загадка. Мотив, побудивший приобрести неизвестную книгу "Легенда об Ураульфе, или Три части Белого", – содержание аннотации (забегая наперед, отмечу, аннотация весьма точна), начинающейся со слов «─ это захватывающее и глубокое по смыслу фэнтези, которое вправе считаться экологическим». Слишком красиво. И ново – для меня – в контексте эпитета «экологическое».
Что на деле?
Вымышленный мир, своеобразие которого подчеркивается использованием уникальных лексических конструкций (важ – обращение к мужчине, важни – к женщине, время измеряется не днями, а «сменой светил» и др.).
Мир, живущий в эпоху цветного солнца. Позабывший главное. Стоящий у черты.
… Мальчик Валь слышит, как кричат деревья, когда их рубят. И поэтому он не может помогать отцу. Но вот беда: Валь – сын древоруба, значит, от рождения сам древоруб, и другим он быть не может. Но крики деревьев невыносимы!
Древорубы враждуют с охотниками. С тех пор, как издан Закон о лосиной охоте, по которому разрешено бить лосей, охотники – влиятельная сила.
Бить лосей – подрывать защитные силы Леса. Так говорили кейрэки. Давным-давно они ушли, передав жителям острова свою мудрость и оставив заветы. Что осталось от них теперь? Охотники не щадят даже лосих с белыми пятнами. А ведь от них мог бы родиться белый лосенок… Он вырос бы во взрослого лося, Белого лося. Такой изображен на Башне охоронтов (незримых хронистов острова, которых с жителями страны скрепляет древний договор). Правда, в лучах разноцветного солнца не сразу и поймешь, что он белый.
На острове почти не осталось Белого…
Мертвая плешь. Из нее возникают плешеродцы – жуткие твари, охотящиеся по ночам. Их красные глаза долго будут сниться в кошмарах тем, кому посчастливится спастись.
Тревожные вести с гор. Там какое-то движение. Не иначе горыны – вспомнили старые обиды?
А Совет? Там интриги, «политика». Совет так не любит, когда на острове что-то не в порядке. Здесь всё должно быть хорошо. Ведь главное – красота.
… Высоко-высоко, на вершине горы Казодак растет Белое древо. Оно – святыня племени, в котором каждый когда-то мог летать. Но ушли те времена. Древо словно бы умерло. …И нет больше крыльев. Даже для вождя. А есть ли надежда?
Мукаран, отступник, считает, что нет. Теперь он возглавляет макабредов – тех, что, поправ Белое, спустились с вершины горы Кадодак в пещеры. И стали людоедами.
Дарилла (ее кожа так сияла когда-то!) скорбит: Нариан исчез. И с ним – надежда племени. Кажется, последняя. В груди женщины – птичка. Кем Даррила заменит ее, когда та умрет?
Вот спойлеры, немного открывающие образы и сюжетные завязки романа. Даже если не акцентировать внимание на всяких подтекстах и аллегориях, история затягивает, следить за развитием событий интересно. Сюжетные линии переплетаются в сложный, замысловатый узор. Отдельные его нити тянутся из прошлого Лосиного острова и некоторых персонажей, и только в финале автор раскрывает значение обстоятельств, вплетенных в кружево истории. Причем, делает это блестяще: каждая фраза, реакция, оказывается, не просто не случайны, но очень поведенчески и психологически достоверны и точно отображают суть отношений, действительная природа которых обнаруживается лишь в финале. В истории всё, как говорится, «закрючковано» и «закольцовано».
Несмотря на довольно небольшой объем романа, он насыщен событиями. Их, действительно, много. И если не следить, можно упустить мостики от одного к другому. Такая насыщенность достигается благодаря динамичному повествованию, а также специальным методам подачи (например, через диалоги двух обезличенных горожан; это, в свою очередь, дает дополнительный эффект объема). Повествование динамичное, емкое, но при этом очень живое и яркое. Сцены сменяют друг друга, складываясь в непрерывный калейдоскоп жизни персонажей, Лосиного острова в целом.
Углов зрения в романе тоже много. Читатель видит историю через восприятие совершенно разных героев: мальчика Валя, сверхмастера изящных ремесел, охотника Барлета, Коварда (сына Моховника, предложившего Закон о лосиной охоте), живущей с ним Сьяны, знахаря Мирче <один из самых удачно получившихся образов>, «лекаря» и интригана Крутиклуса <другой отлично вышедший персонаж>, князя племени Вершины Нариана, отчаявшейся Дариллы, мудрого жреца Даридана, настоятельницы Лунного скита Юруллы и ее помощницы Анризы, забитого мальчика, которого из-за постоянной его улыбки зовут Придурком, кейрэка Тайре и даже плешеродца. Как следствие, мир истории ощущается объемно и многопланово. Персонажи не статичны, развиваются. Не все, конечно, и в разной степени, но тем не менее.
Что меня подкупило с самого начала (когда много неизвестных персонажей, и мир истории только-только начинает открываться), так это по-настоящему оригинальные образы, созданные автором, живой, яркий, динамичный слог и драматизм ситуаций. В романе есть жесткость и жестокость, но они именно что (за небольшим исключением) ситуационно-событийны. Личные трагедии персонажей заставляют переживать им, а драматизм обстоятельств и переплетения сюжетных линий создают напряжение, подстегивающее интерес. Тут есть и гибель героев (одних из главных), и сложные ситуации, когда положительный персонаж, которому сопереживаешь, поступает злонамеренно, но при этом персонаж вызывает сочувствие.
Минусы. Автору, на мой взгляд, не удались батальные сцены. Их в романе одна-две и обчелся, но написаны они неудачно. Есть в романе и наивность (не много, но тем не менее). Плюс автор мало и скупо описывает облик героев. Меня удивил момент, когда в истории появляется Ураульф. Казалось бы, заглавный герой, соответственно, должен быть читателю представлен больше многих. Ан нет, о персонаже можно судить только по его поведению, поступкам, словам и общим характеристикам. Сразу же попытался оправдать автора: мол, это же легенда (по смысловой нагрузке названия), значит, средства выражения могут быть специфическими. Но, думаю, автору ничего не мешало дать пусть не самое подробное, но всё же описание. К слову, Ураульф, этот кейрэк, Говорящий с ветрами, один из наименее удачно получившихся персонажей, весьма схематичен и необъемен. То ли дело Кетайке, персонаж второстепенный, но яркий, живой и запоминаюшийся. Впрочем, как и ряд других.
На Лосином острове главное – красота! Это утверждение, раздающееся из уст персонажей, и то, что под ним понимается, – маркер, отображающий нелицеприятные качества общества, его характеристики – ханжество, закостенелость сознания, узколобость и ограниченность, серость и стремление принизить до собственного уровня, – довлеющие над разумом, добротой, искренностью, бескорыстием и истинной красотой. Автору отлично удалось – в штрихах, реакциях, каких-то диалогах, отдельных словах – показать читателю социум Лосиного острова, его ценности и настроения. А фраза «Ах, это…» в одной из финальных сцен – в контексте соответствующего диалога – просто «браво»!
Может сложиться впечатление, что после финала остается недосказаность. Однако, пожалуй, если читать внимательно, то претензий в этом плане не будет. Финал абсолютно в духе и стиле основного содержания романа – подан так же емко и концентрированно. Имеют значение буквально отдельные слова в описании персонажей, какие-то, казалось бы, незначительные детали – чтобы понять, как завершились некоторые основные сюжетные линии. А вот о судьбах двух героев, которых сложно назвать второстепенными, читателю придется додумывать и допредставлять, что же случилось на самом деле. Автор так мастерски выстраивает окончание сюжетных линий этих персонажей, что драма и счастливый исход для них возможны в одинаковой степени. Всё зависит от того, как понимать слова и реакции в контексте событий.
Подтексты и аллегории. Они по всему роману. Их выражение: от образов (как самих по себе, так и в контексте) до сцен и сюжетных поворотов. Эти подтексты и аллегории не сложны и не замысловаты, напротив, весьма просты, понятны, но красивы и убедительны.
По жанру «Легенда…» – это много менее фэнтези (здесь слово это несет больше атрибутики, чем наполнения), чем притча (ввиду пресловутого наполнения).
Особо благодарен автору за то, что «Легенда…» – очень доброе и светлое произведение (и в том числе поэтому такую высокую оценку ставлю). Доброе и светлое – вопреки всему: тенденциям и веяниям, конъюнктуре рынка, реалиям сегодняшнего дня. Оно несет посыл.
И, да, в итоге соглашаюсь с аннотацией («─ это захватывающее и глубокое по смыслу фэнтези, которое вправе считаться экологическим») – за тем изъятием, что это не столько фэнтези-роман, сколько перепетийно-событийный (слово «приключенческий» считаю не вполне уместным) роман-притча. Касательно глубины смысла: глубина есть, но не стоит искать марианских впадин; смысл понятен и прочитывается, произведение в этом плане берет тонкостью образов и их подачи, а еще – каким-то своим внутренним – гармоничным – звучанием.
P.S. Когда прочитал, на странице с выходными данными книги увидел пометку «для ст.шк. возраста». Нет, конечно, в истории есть дидактический подтекст, но в каком хорошем произведении его нет? В конце концов, в школьную программу для старших классов включены «взрослые» произведения мировой классики. Не ставлю роман Аромштам в один ряд с ними, но как при чтении, так и по итогам впечатления о подростковости произведения не было. Это совершенно не «подростковый» роман – в том смысле, в каком употребляется данный эпитет. «Легенда …» – это именно что роман-притча. По совокупности характеристик он значительно перерастает категорию «для подростков». А в классификаторе соответствующую пометку сделал как дань указанию, приведенному на странице с выходными данными книги. Наверное, издательству зачем-то нужно так позиционировать «Легенду…».
Мне этот роман-притча понравился на 9 из 10. Но произведение специфическое (выше постарался подробно охарактеризовать), не из тех, которые читателями могут оцениваться преимущественно высоко.
облако тэгов
