Укорененная в нашей европейской цивилизации тема борьбы героя и чудовища лежит в основе приключенческой литературы, которая полными горстями черпает все, в чем нуждается, из сокровищницы традиций индоевропейской культуры. Современный литературный герой, такой как сотворенный Анджеем Сапковским ведьмак Геральт, это образцовый пример героя, социальной функцией которого является защита людей от племенных врагов, принимающих облик чудовищ.
Вопреки индоевропейским корням, фантастические ведьмаки не воспринимаются обществом как безупречные герои, а совсем наоборот, зачастую общество видит в них демонов. Однако такова уж конструкция мира Сапковского, которая не допускает существования безупречного добра в земном мире. При таком подходе ведьмаки действительно могут оказаться позитивными фигурами. Связь ведьмака Геральта с монстрами проявляется в его внешнем виде, особенно в его неестественно белых волосах и глазах, которые видят в темноте. Не будем также забывать, что Геральта называли Белым Волком, что является доказательством родства воина с диким зверем, дополнительно подчеркнутого принадлежащим ему медальоном в форме волка. Сам ведьмак чувствует себя отчужденным от общества, подобно монстрам, которых он убивает, неустанно балансирующим между собственными стремлениями и обязанностями по защите общества. Эта обязанность сильно подчеркнута в запрете ведьмака на убийство людей и является источником многих неприятностей для главного героя. Для Геральта нарушение такового запрета всегда равнозначно греху предательства возложенной на него социальной функции. Ведьмаки-ренегаты — преступники, которые умерли для общества, поэтому каждый может убить такого предателя, не подвергая себя опасности столкнуться с юридическими последствиями.
Борьба противоборствующих стихий добра и зла, принимая форму борьбы между героем и монстром, нашла свое отражение в мире «Звездных войн». В их вымышленной мифологии рыцари-джедаи противопоставлены демоническим ситхам. Эти персонажи являются противоположностями друг друга и в то же время связаны друг с другом до такой степени, что их существование взаимно детерминировано. Сходство героя и чудовища продемонстрировано в образе Энакина Скайуокера, который, будучи рыцарем-джедаем, обязанным защищать «племена Галактики» от любых враждебных действий, предал свою функцию и стал ситхом, темным Дартом Вейдером, обуянным злом.
Этот персонаж показывает, что разница между героем и чудовищем весьма зыбка, и единственная особенность, которая их отличает, — это поддержка стороны защитников (добра) или врагов (зла) общества. В этой истории отчетливо видна роль иудео-христианской традиции, повествующей о грехопадении Сатаны или столкновении Каина и Авеля, а также культурная память об индоевропейских героях и чудовищах, таких как Беовульф и Грендель, или Сигурд и Фафнир.
Совершенно естественно использовал в своем творчестве схему героя и монстра Дж. Р.Р. Толкин. В романе «Хоббит», адресованном юным читателям и во многом созданном в результате увлечения автора англосаксонским «Беовульфом», главному чудовищу противопоставляется неприметный и скромный образ маленького героя Бильбо Бэггинса. Явного сходства между героем и монстром здесь нет. Однако оно ярко выражено во «Властелине колец», в персонажах Фродо и Голлума, Носителей Кольца.
Сходство обоих персонажей очевидно, что подчеркивается предположением одного из героев книги о том, что Голлум когда-то принадлежал к народу, похожему на хоббитов. Сюжет «Властелина колец» однозначно говорит о том, то Фродо, чем дольше носит «сокровище Голлума», тем больше уподобляется чудовищу, и в конце концов проигрывает в борьбе со своей темной (звериной) душой и решает забрать кольцо себе. Впрочем, этот мотив является очевидным заимствованием из истории о Сигурде, который наследует проклятое сокровище Фафнира, приносящее смерть каждому владельцу. То, что контакт с чудовищем меняет героя, видно не только по разрушительному влиянию злого кольца на его личность, но и по болезни, которой поддается Фродо после ранения проклятым кинжалом Черного Всадника и после укуса чудовищной паучихи Шелоб.
Во «Властелине колец» антагонизм между героем и чудовищем многократно проигрывается, что видно помимо прочего на примере Гандальфа и Сарумана. Первый – добрый мудрец, защищающий мир людей от мира монстров (орков, гоблинов, троллей) и сопротивляющийся искушению использовать свою силу в личных целях.
Второй — падший маг, который отказывается от своих обязанностей, связанных с борьбой с силами тьмы, и, движимый стремлением к власти, использует свои силы для создания армии чудовищ (урук-хаев), отступаясь от навязанной ему роли защитника человечества.
Аналогична ситуация и в случае Арагорна, героического короля людей, которому противопоставляется образ Призрака Кольца, темного вождя назгулов и бывшего великого короля-чернокнижника, ставшего демоном из-за своих отношений с тьмой. Таким образом, вождь назгулов — это то, чем может стать злой правитель, когда он становится по темную сторону моральной стены. Что еще важно в романе Толкина, так это то, что каждый герой, имевший контакт со злым Кольцом Всевластия, был тем или иным образом отмечен им. Именно по этой причине каждый из них покидает Средиземье после окончания войны. Очевидным исключением здесь является фигура Арагорна, который хоть и остается в Средиземье, но в значительной степени изменяется. Под влиянием Войны за Кольцо умирает скромный герой Странник, и рождается король Арагорн, правящий в полном блеске своего величия.
Отсюда можно сделать вывод, что никто, даже герой, победивший в схватке со зверем, не может освободиться от того пятна, которое оставляет на победителе этот извечный конфликт между героем и чудовищем.
Мы можем множить дальнейшие примеры. В хорошо известном любителям фантастики сериале «Чужой» монстр противопоставляется прекрасной героине Рипли, странным образом связанной с Чужими, благодаря чему она всегда избегает смерти, а в одной части даже становится носителем паразита.
Этот конфликт также имеет существенное отношение к сексуальности, в том смысле, что красивой и стойкой героине противопоставляется истекающий слюной Чужой (блудник), что имеет привкус апокалиптического мотива Жены (Девы Марии), борющейся с Драконом. (”Дракон сей стал пред женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца” ([Откр. 12, 4]).
Прекрасным примером обсуждаемой схемы может также служить фантастический образ Халка, сочетающий в себе разгневанного зеленого монстра и молодого ученого-идеалиста («лабораторного героя»).
Чудовище и герой неустанно сражаются друг с другом в душе Брюса Бэннера, и когда первое побеждает, тут же начинается разрушительный поход зеленого монстра. Нельзя не заметить здесь аналогии с повестью Р.Л. Стивенсона«Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», в которой злая и добрая части души главного героя, выраженные в двух отдельных персонажах (Джекиле и Хайде), борются за господство над учёным.
Нечто подобное происходит в романе Мэри Шелли«Франкенштейн», где представлен молодой ученый, который сам создает чудовище, своего противника и представителя темной стороны души героя.
При этом отношения монстра и героя настолько тесны, что один из них является отражением подсознательных желаний другого, и их моральная оценка неоднозначна. Ученый-творец думает о самоубийстве и проклинает свою гениальность, а чудовище мечтает о человеческой жизни (продолжении рода) и стремится обрести мудрость.
Все эти примеры, реальные или придуманные авторами фантастики, доказывают, что чудовище всегда является частью героя, и без злого дракона не было бы доброго защитника народа. Борьба с чудовищем, которое зачастую является социальной проекцией дурных качеств героев, определяет смысл существования их обоих, и этот конфликт лежит у истоков нашей европейской цивилизации, опирающейся на наследие языческих культур и иудео-христианских традиций.
Скандинавская мифология полна героев и монстров. Самым известным охотником на чудовищ был, конечно же, Тор, защитник Асгарда (царства богов) из рода асов, космогоническая роль которого заключалась в борьбе с гигантами, символизирующими в мифологии стихию хаоса.
Сам Тор, хотя и был представителем сил порядка, имеет много общего с великанами, хотя бы, например, по своему происхождению (его отцом был бог Один, а матерью великанша Йорд). Его отличительной особенностью была первобытная, зверская сила, подобная той, которой обладали тролли. Непримиримыми врагами повелителя молний (т. е. Тора) были также Мидгардсорм (Мировой Змей) и волк Фенрир.
Сражение Тора с монстрами зеркально отражает мифологический конфликт между силами порядка (богами) и хаосом (монстрами), являющийся одной из основ скандинавской системы верований. Война сил порядка и хаоса, апогей которой должен был прийтись на Рагнарёк (последняя битва богов с чудовищами, которая должна была произойти на краю света), на самом деле не была простым и ясным конфликтом противоборствующих сил. Дело осложняется фигурой Одина, который стоит во главе богов (а значит, и сил) и в то же время берет под свою защиту некоторых монстров. Сам он был владельцем демонического восьминогого коня Слейпнира, и за своим столом кормил волков, представителей разрушительных мифологических сил.
Дед Одина был великаном, многие его навыки (такие как магия типа сейер) являются производными из знаний троллей. Похоже, что характер Одина состоял из элементов порядка и хаоса, а его личность отражала извечный конфликт между богами и гигантами. Положение Одина как главы богов было обусловлено скорее его выбором, чем следствием его происхождения. С другой стороны, мы имеем Локи, который по своей природе больше похож на монстра, но все же помогает богам в борьбе со своими отвратительными потомками (Фенрир, Мидгардсормр, Хель), а в итоге предает его во время Рагнарëка и поддерживает в схватке силы хаоса.
Эти взаимоотношения героя и чудовища в скандинавской мифологии сложны и запутанны, хотя в их основе всегда лежит борьба, отчетливее всего заметная в многочисленных приключениях Тора, разбивающего своим молотом черепа злых великанов. Эта борьба была судьбоносной, и ее ведение легло в основу не только нордической, но почти каждой индоевропейской мифологии. Это хорошо видно в истории о заковывании в цепи Фенрира, существа, о котором заранее было известно, что оно в ходе Рагнарëка вырвется на свободу и убьет царя богов Одина, и все же никому и в голову не пришло убить чудовище.
В контексте германской культуры ярким примером борьбы земного героя с чудовищем является фигуру Сигурда (Зигфрида), приключения которого описаны в эддических песнях и в немецкой поэме «Песнь о Нибелунгах». Самым важным из подвигов Сигурда, сотворившим из него подлинного героя, было убийство дракона Фафнира.
После победы над драконом Сигурд съел его сердце и испил крови, что было символическим перениманием черт монстра. С этого момента его кожа обрела устойчивость к ударам меча, а благодаря приобретенным знаниям он стал понимать язык птиц. Купание в крови дракона и завладение его сокровищами (наследование) выражает единство героя и чудовища и показывает их как две стороны одной медали. После убийства Фафнира Сигурд унаследовал и проклятие, наложенное на сокровища дракона, которое, как это случилось и с чудовищем, привело героя к гибели. В истории Сигурда герой не становится чудовищем, а лишь приобретает его внешние черты и некоторые навыки. Это делает их близкими друг другу, но благодаря своим безупречным воинским принципам Сигурд, как и Беовульф, никогда не превращался в народной традиции в чудовище, всегда являясь примером образцового героя. В каждой истории о герое, сражающемся с драконом, важнейшим аспектом является защита общества от врагов (монстров). Тот факт, что противники племени могут принимать в мысленном восприятии людей облик монстров, блестяще отражен в фильме «300» -- в той сцене, когда группа персидских послов превращается в нечто, напоминающее большого волка, зверя, с которым каждый молодой спартанец должен был сразиться при прохождении обряда инициации.
10. В рубрике “Publicystyka” на стр. 4 – 8 размещена статья Лукаша Малиновского/Łukasz Malinowski, которая носит название:
ГЕРОЙ И ЧУДОВИЩЕ
(Heros i potwór)
В современной фантастической литературе нет недостатка в столкновениях героических рыцарей с отвратительными чудовищами (в научной фантастике зачастую принимающими облик инопланетян, как например в сериале, начало которому положил фильм «Чужой»), основанных на вписанной в нашу культуру вечной борьбе между элементами добра и зла, порядка и хаоса. Стоит задуматься над природой этой взаимосвязи и обратиться к нескольким примерам из мифологии, которая лучше всего отражает культурный код ценности, записанный в цивилизации современной Европы.
У начала истории
Чудовища так или иначе связывались с людьми с незапамятных времен. Есть множество указаний на то, что большинство из них были олицетворением хаоса или проекцией человеческих страхов, рожденной во время древних ритуальных танцев. Многие из монстров также были созданы путем народной визуализации злых космогонических сил, существовавших в человеческих верованиях со времен появления самых ранних духовных представлений homo sapiens. Во всех индоевропейских культурах мы может встретиться с монстрами и героями, связанными неразрывной связью, выходящей на явь в жестокой борьбе между ними. Во многих мифологиях начало этим сражениям положило само сотворение мира, в котором бог (герой) убивает чудовище и использует его тело для создания Земли. В греческой мифологии мир создается вместе с рождением богов и падением титанов (особенно Урана, убитого Кроносом). По нордическим верованиям могучий протогигант Имир был убит богами, носящими имена: Один, Вили и Ве,
и эти боги сотворили из мертвого тела инеистого великана новый мир (из крови — моря, из — плоти землю, из костей — горы, из зубов — скалы, из черепа — небо, из волос — леса).
Нет сомнения в том, что борьба между героем, олицетворяющим силы творения (богом), и чудовищем, символизирующим извечный хаос, лежит в основе многих индоевропейских мифологий, и самое интересное тут – необыкновенная связь, соединяющая представителей противоположных ценностей.
БЕОВУЛЬФ И ГРЕНДЕЛЬ — ангел и Сатана
Мифологическая борьба бога и чудовища, постоянно присутствующая в сознании языческих народов в качестве той, которая породила мир, позже получила продолжение в народных сказаниях. Чаще всего она принимала форму борьбы различных героев, защитников общества, с монстрами, рассматривавшимися как их противоположности. Именно этот тип борьбы стал одним из самых популярных мотивов героических повествований, культивируемых в фантастической литературе. Самой знаменитой европейской парой герой-монстр были Беовульф и Грендель, известные по англосаксонской поэме «Беовульф», хотя это был не первый подобный дуэт в истории индоевропейских культур. В ведийской мифологии мы имеем дело с богом-героем Индрой, убийцей чудовища Вритры (выступавшего в образе змея-дракона). Индра -- первый истребитель драконов, архетип героя, присутствующего в нашей цивилизации и по сей день.
В древнегреческой мифологии мы встречаем других великих истребителей чудовищ: Геракла и Персея. Первый уже в колыбели убил змею,
а в ходе совершения своих двенадцати подвигов победил немейского льва,
лемейскую гидру,
Цербера
и стимфалийских птиц.
Персей безжалостно расправился с Медузой
и драконом.
Однако наибольшее внимание историков европейской культуры привлекли Беовульф и Грендель, вероятно, в силу экспрессивности характера и необычайной взаимозависимости обоих персонажей. Беовульф – герой, прообраз средневекового безупречного рыцаря,
главная цель которого – защитить общество от врагов, представленных в поэме Гренделем, его матерью и драконом.
В сущности все три злодея очень похожи друг на друга и отражают один и тот же тип антигероя. Автор поэмы ясно дает это понять, часто не делая различий между Гренделем и его матерью. Беовульф, хотя и находится в прямом противостоянии с чудовищами и представляет собой другие ценности и противоположные цели (защита общества против разрушительных нападений монстров на жителей страны), имеет много общего со своими противниками. Он воин, наделенный сверхъестественной силой (равной суммарной силе 30 мужчин), который сражается с такой же яростью, как и Грендель. Имя Беовульф, происходящее, вероятно, от beo=мед и wulf=волк, что дает нам Пчелиного Волка или Пчелиного Врага, т. е. медведя, возможно, указывает на веру в возможность превращения в это животное, подобное превращению скандинавских берсерков. Это было умение, сравнимое с умением Гренделя, о котором писалось, что он мог менять свою телесную форму. Борьба Беовульфа с чудовищами является основной темой поэмы, из которой видно, что образ борьбы героя со зверем был важным элементом мифологического видения мира человеком того времени. Сходство обоих персонажей настолько велико, что в Гренделе мы можем видеть павшего героя, того героя, который отверг отведенную ему роль защитника общества и обратился против народа, Грендель — идеальный антигерой, наделенный чертами, противоположными тем, что подобают герою.
Он алчный, жаждущий убийства, беспощадный. Он олицетворяет все грехи, которые чаще всего совершают героические воины, вступающие на путь конфликта с обществом. Стоит отметить, что Грендель — преступник, то есть находится вне закона и, следовательно, вне общества, в отличие от Беовульфа, который, будучи защитником народа, а затем и его королем, сам будет вместе с помощниками налаживать правовой порядок в государстве.
В англосаксонской поэме есть еще один интересный аспект, проливающий свет на противостояние героя и чудовища. В поэму вплетены сюжеты, почерпнутые из иудео-христианской религии, а огры, эльфы и Грендель помещены в ряд отпрысков Каина, первого библейского убийцы (что, несомненно, вдохновило Карла Эдварда Вагнера, автора книг, главный герой которых носит имя Кейн). Всем известна история о том, как Каин убил своего брата Авеля, и нам следует осознать огромное влияние противостояния этих фигур на позднюю христианскую культуру. Противостояние между двумя братьями несомненно, и, по сути, они оба вписываются в схему герой — чудовище. Их взаимное сходство очевидно: они связаны узами крови и ведут схожий образ жизни. Основное различие между ними находится на моральном уровне и соответствует черно-белому различению добра и зла. В той же самой религии мы находим еще более выразительный мотив борьбы героя с чудовищем, скрытых в Библии под фигурами ангела и дьявола. Сатана – падший герой (ангел), который, подобно Гренделю, предал роль Божьего слуги (и отчасти человеческого хранителя) и превратился из безупречно хорошего человека в абсолютно плохого. В раннем христианстве Сатану часто отождествляли с драконом. Отсюда и взялась история битвы святого Георгия с драконом, эсхатологическое измерение которой -- борьба добра и зла -- приняло форму земного конфликта между героем (святым) и чудовищем (Сатаной).
В принципиальной важности борьбы добра и зла в христианской религии никого убеждать не приходится. В апокалиптической традиции, созданной в значительной мере множеством средневековых мистиков, в центре этой борьбы стоит сам Мессия, которому противопоставлен Антихрист, одержимый нечистой силой уже в лоне матери -- монахини или блудницы (антагонистки Девы Марии). Также стоит обратить внимание на народный образ средневекового дьявола с рогами, хвостом и копытами, на создание которого повлиял не только дракон из апокалипсиса святого Иоанна, но и собирательный образ множества существ из индоевропейской греческой мифологии, таких как фавн, кентавр и минотавр. Поэтому можно сказать, что индоевропейская визуализация злых космогонических сил, принявших форму чудовищ, с которыми боролись герои, была частично перенесена в область христианской религии. Многие современные писатели обращали внимание на взаимоопределяющее влияние добра и зла, которые вместе создают неразрывное целое. Достаточно упомянуть поэму Дж. Мильтона«Потерянный рай», в которой Сатана представляет собой трагическую фигуру с человеческим лицом, или роман Михаила Булгакова«Мастер и Маргарита», в котором Сатана, зла желая, все же творит во благо. Это идеально вписывается в обсуждаемый эталон взаимозависимости между героем и монстром, ведущими между собой вечную борьбу.
Пришла пора внимательнее присмотреться к внешнему виду и вооружению отдельных бойцов. Вопреки распространённому мнению, они не носят доспехи целый день, даже во время военной кампании. Этот наряд слишком тяжел и неудобен, в его полную версию облачаются только перед битвой или тогда, когда существует риск нападения (например, на марше или в карауле), в повседневности же используются только отдельные защитные элементы: шлемы, латные перчатки и стеганые кафтаны (гамбезоны).
В типичном фэнтезийном мире, поскольку он цивилизационно находится на уровне позднего средневековья, основной защитой тела являются пластинчатые доспехи. Правильно изготовленные и умело соединенные металлические пластины обеспечивают очень высокую подвижность, а также не столь тяжелы, как сплошные латы. Даже в полном доспехе такого типа рыцарю не требуется специальный кран, чтобы сесть на коня.
Кольчуга, состоящая из тысяч колец, соединенных крошечными колечками, еще не вышла полностью из ношения, хотя саму по себе ее редко можно увидеть, она чаще встречается как дополнение к пластинчатым доспехам. Ее либо надевают поверх доспеха, либо делят на части, закрывающие зазоры между пластинами.
Металлические доспехи нельзя надевать непосредственно на одежду (кроме толстой) и, тем более, на обнаженное тело. В противном случае они не только не выполнят защитную роль, но и могут навредить воину. Роль подкладки играют так называемые мягкие доспехи, т. е. упомянутый выше гамбезон и стеганые шапка и штаны. Такие доспехи изготавливаются путем сшивания многих слоев холста или простегивания толстой нитью слоев ткани и овечьей шерсти или ваты.
Вопреки названию, созданные таким способом доспехи могут быть очень твердыми, прочными и устойчивыми к тупым ударам, и в то же время легкими и дешевыми. Они единственная защита для бедных пехотинцев, а также их носят во время маршей или караула.
Голову воина защищает шлем, но рыцарский шлем обычно полностью закрыт или имеет подвижную переднюю часть (забрало или наличник), служащую для защиты лица и глаз воина.
Фактически только всадники могут себе позволить носить наличники, сужающие поле зрения, потому что в ходе выполнения своей главной и самой важной функции — кавалерийской атаки — они попросту скачут вперед. Те, кто сражаются пешими, предпочитают иметь лучшую видимость, поэтому предпочитают открытые шлемы.
К шлемам могут прикрепляться бармицы (своеобразные кольчужные «завесы», окаймляющие нижний край шлема, закрывающие затылок, шею и стекающие на плечи), так называемый подбородник — нижняя подвижно закрепленная часть пластинчатого доспеха, закрывающая щеки, подбородок и горло и опирающаяся на плечи, или шлемы могут возлагаться на кольчужный капюшон. Естественно, непосредственную защиту должна обеспечивать стеганая шапка, надеваемая отдельно или накрепко вшитая во внутреннюю часть шлема.
Доспех дополняется щитом, обычно чем больших размеров, чем слабее надетая на воине броня. Щиты имеют выпуклую форму и изготавливаются путем склеивания впритык профилированных досок и обивки их деревом или обшивки кожей. Рыцарские щиты обычно небольшие и треугольной формы, а солдатские чаще всего представляют собой так называемые павезы -- большие щиты, способные закрывать чуть ли не все тело, прямоугольной или овальной формы. Особенно полезны они арбалетчикам, которые, поставив их на землю, могут стрелять из арбалетов из-за такого укрытия.
Щит не является обязательным элементом снаряжения у пехотинцев (хотя и полезен), некоторые его не используют из-за оружия, требующего двуручного удержания (например, древкового). Крупных щитов не используют также лучники – им хватает небольших пуклеров — металлических или деревянных круглых щитов размером с крышку кастрюли, подвешенных на поясе.
Основное оружие в войске – не меч, а древковое оружие, способное поражать на большем расстоянии, чем меч. У конных воинов таким оружием является копье, удерживаемое в одной руке и используемое при атаке.
После первого же удара копье обычно разбивается в щепы, и тогда всадник хватается за висящее на его боку оружие, которым может быть меч, но также топор или булава.
Базовым снаряжением пехотинца также является древковое оружие, тем более что пика длиной в несколько метров позволяет эффективно противостоять атакам кавалерии, когда конник нанизывается на острие пики прежде, чем дотянется до человека, держащего древко.
Ассортимент древкового оружия у пехотинцев очень широк и стандартизации тут нет. Применяется колющее (пика, копье), рубящее (глефа, бердыш),
оснащенное крюком для стягивания наземь всадника (гизарма)
и способное использоваться во всех указанных видах деятельности оружие (алебарда).
Некоторые пехотинцы, шествующие в дальних шеренгах, орудуют в сражении двуручными мечами длиной до двух метров. На маршах их носят на спине, обмотав тканью или кожей. Это фактически единственный тип меча, который носят таким образом — при таком расположении обычного лезвийного оружия, вытаскивание его из ножен и возврат в них становятся усилием, требующим много времени и внимания.
Для ближнего боя пехотинцы используют личное оружие, по сути такое же, как и рыцарское, но преимущественно более дешевое в исполнении, то есть топоры, булавы, цепы. Встречаются и типичные для плебеев элементы вооружения, обычно изготовленные из сломанных мечей: тесак (по форме напоминающий большую саблю) и корд (очень длинный нож, а точнее короткий меч, однолезвийный, часто с дужкой, защищающей пальцы).
Существуют также подразделения, состоящие исключительно из арбалетчиков и лучников. Они применяют не древковое оружие, а оружие дальнего боя. Однако воины этих подразделений подготовлены к рукопашному бою, оснащены, как и другие пехотинцы, личным оружием и защитными средствами. Арбалет, из которого стреляют короткими массивными стрелами, так называемыми болтами, это очень точное оружие с большой пробивной силой, но, к сожалению, его заряжание и стрельба требуют много времени, поэтому оно более полезно в ходе осады, чем на поле боя, где ситуация может развиваться попросту молниеносно.
Используемый на войне длинный лук (размером до двух метров) — менее точное, но и более быстрострельное оружие (тренированный стрелок может сделать 10 выстрелов в минуту), по пробиваемости немногим уступающее арбалету. Стрельбу, которую ведет группа лучников, по частоте и количеству запущенных в воздух смертоносных снарядов можно сравнить с очередью из пулемета. И в столкновении с открытой большой массой противника (например, атакующими рыцарями) она приносит аналогичные результаты.
И наконец – другие расы фэнтезийного войска
Стандартный фэнтезийный мир многорасовый, и каждая из обитающих в нем разумных рас имеет свои обычаи, связанные с войной,
собственную организацию армии, способ ведения войны, типичное оружие и т.д.. и т.п. Мои соображения относятся в первую очередь к людям как к доминирующей расе. Но что будут делать нелюди в армиях людей? Место представителей других рас, вероятно, будет прежде всего среди массы плебейской пехоты, поскольку сомнительно, что им будут достаточно доверять, чтобы делать из них рыцарей или командиров более крупных отрядов. Предположительно, их будут по возможности рассредоточивать по разным подразделениям. Более высокие должности будут достигаться ими только в отрядах наёмников, и вполне возможно, что именно нелюди монополизируют рынок наёмников, который по природе своей «свободен».
Воинские подразделения, составленные из представителей других рас, обучавшихся и вооружавшихся согласно воинским обычаям данного народа формировались бы, вероятно, только из обитателей подчиненных людям анклавов (таким анклавом был, например, Шир в королевстве Арнор). Однако такие подразделения, скорее всего, останутся под командованием людей. В большинстве фэнтезийных миров отличительной чертой человека является его универсальность и легкость адаптации чужих образцов. Скорее всего, если бы боевая система, разработанная другой расой, показалась эффективной, были бы созданы человеческие отряды, оснащенные и обученные по примеру эльфов или гномов. Это, конечно, было бы удобнее и безопаснее, чем собирать в одном месте группу вооруженных нелюдей, не обязательно лояльно относящихся к вышестоящим начальникам-людям.
Современная война заключается более или менее в том, что одна из сторон конфликта переходит в наступление, это наступление иногда теряет темп вследствие обороны другой стороны, а зачастую в конце концов заходит в тупик и создается линия фронта, из-за которой противники как могут досаждают друг другу. Время от времени та или другая сторона переходит в наступление, в результате чего на этой линии возникают стычки и разгораются бои, что может привести к ее прерыванию или смещению. Во всей этой сумятице замешаны настолько большие силы, что «армия» не представляет собой всей совокупности войск той или иной стороны, а лишь тип соединения.
В средневековом фэнтезийном мире война выглядит совершенно иначе. Одна из сторон конфликта вступает на территорию другой с военной экспедицией, обычно с участием всего войска, участвующего в конфликте. Никакого фронта не образуется, войско обычно проникает на территорию противника единым клином и пересекают ее, стремясь достичь своих целей, т. е. либо опустошить районы, либо пытаться захватить ключевые крепости.
Разрушительные действия имеют целью запугать противника, ослабить его экономически путем уничтожения полей и посевов, воспрепятствования торговле. При этом агрессор пытается пополнить бюджет экспедиции за счет добычи и сохранить свои силы за счет ресурсов противника. Другая сторона, в свою очередь, стремится противопоставить противнику как можно большую силу и пытается вынудить его к крупному, решающему сражению. Она пытается также как можно дольше удерживать стратегически важные точки, чтобы изнуренный ведением осады противник решил, что война того не стоит, и вернулся домой.
Что касается стратегических точек, то это прежде всего укрепленные города и замки. Они являются ключом к овладению территорией, ведь тот, кто ее удерживает, контролирует прилегающую округу. Такая крепость является базой для войска, укрытием, куда оно может отступить при численном превосходстве противника, исходным пунктом для рейдов, изнуряющих противника, а также центром, координирующим оборонные действия.
Осада крепости — это обычно занятие, отнимающее много времени, денег и людей — но если война носит завоевательный характер, а не только грабительский или карательный, то без взятия крепостей, к сожалению, не обойтись. В такой войне не может быть и речи о быстрых, решительных наступлениях, известных нам из современной истории, — военные действия делятся на серию осад, в которых обе стороны пытаются уничтожить друг друга.
Об этом помнил Толкин, знаток как раз средневековья. Силы тьмы, ведущие войну за Кольцо, в основном стремятся захватить ключевые твердыни: Бирад Римрас и Минас Тирит. Таким образом, завоевательная война в фантастическом мире, которую ведут страны с примерно одинаковыми силами, напоминает то, что мы знаем по Первой мировой войне: длительный обмен ударами, опустошающий обе стороны. Сражающиеся вместо того, чтобы сидеть друг против друга в рядах траншей, сидят за крепостными стенами и в системе траншей и валов, окружающих осажденную крепость (предназначенных для предотвращения снабжения осажденных или прерывания связи с внешним миром, откуда осажденные могли бы ожидать помощи). Время от времени нападающие штурмуют крепость, пытаясь прорваться в нее, тогда как защитники совершают вылазки за стены, пытаясь прорвать окружающее их кольцо. Тем временем обе стороны подвергаются обстрелу из арбалетов, луков, метательных механических устройств и магическим атакам.
Если круг осады тесный и помощь не приходит, а у нападающего участника конфликта достаточно терпения и сил, рано или поздно у защитников заканчиваются ресурсы (в основном продовольствие и оружие) и они либо не выдерживают очередной атаки, позволяя себя разгромить. или спасают свои жизни, сдавая крепость в обмен на обещание достойного обращения с пленными. Искусство войны со стороны осажденных таким образом заключается в том, чтобы выдерживать осаду до тех пор, пока не появится возможность позвать на помощь и она не прибудет, либо же пока нападающий, утомленный неудачными штурмами, не решит, что несет слишком много потерь, и уйдет восвояси.
Как войско организовано?
Теперь, когда мы знаем общий вид фэнтезийных войн, пришло время пристальнее приглядеться к принимающим в них участие войскам. Эти войска настолько отличаются от того, что мы знаем сегодня, что их может быть трудно признать вооруженными силами.
Во-первых, казарменных, постоянных армий практически нет.
Это не означает, что нет каких-либо постоянных военизированных сил, такие силы есть, но они не пригодны для проведения операций большего масштаба, особенно наступательных; они скорее оборонительные и правоохранительные по своей природе. Это королевская гвардия, городское ополчение, постоянные крепостные гарнизоны.
Настоящая армия организуется лишь в случае необходимости, когда правитель готовится к военному нападению или его границы нарушаются иностранной военной экспедицией. Тогда правитель призывает к оружию вышеупомянутое народное ополчение, собирает отряды наемников и/или объявляет рекрутский набор в правительственные войска, создавая «контрактную» армию. Накопленные таким образом военные силы обычно расквартировываются ad hoc, в палатках, в районе своих операций и расформировываются после окончания войны.
Интересный факт: наемники или «контрактники», а также рыцари народного ополчения обычно привлекаются к военным действиям на заранее определенный период времени. Когда такой период времени проходит, а война продолжается, им обычно за это приходится доплачивать. Это делает проведение военных операций очень дорогостоящим занятием, и нередко которой-либо из конфликтующих сторон приходится досрочно завершить кампанию, даже если она будет для нее успешной, потому что у нее попросту нет уже денег.
Собранное войско состоит из двух основных типов воинских формирований: кавалерии и пехоты. Сюда же следует добавить отряды магов и так называемые обозы, т.е. всю мобильную армейскую базу, дополнительных лошадей, запасы продовольствия и снаряжения, перевозимые в повозках, и личный багаж ветеранов (особенно тех, что побогаче и сильнее) и множество прислуги и помощников (повара, маркитантки, врачи, возничие, конюший и т. д.). Некоторые профессиональные воины берут с собой еще жен и детей, а за всем этим тащится толпа бродяг, желающих чем-то поживиться на войне, т. е. музыкантов, блудниц и обычных босяков и оборванцев. Неудивительно, что обитателей лагеря обычно гораздо больше, чем тех, кто непосредственно принимает участие в военных действиях.
В войске нет униформы, разве что обе стороны конфликта выглядят настолько похожими, что в общей суматохе легко ошибиться. Тогда главнокомандующий может распорядиться о всеобщем ношении какого-либо отличительного знака. Однако это не униформа в современном понимании этого слова, а, например, шарф определенного цвета, символ, нарисованный на доспехах/щитах и пришитый к одежде, или определенный цвет одежды (например, красные капюшоны).
Не существует также воинских званий в современном смысле этого слова. Те или иные именования обозначают прежде всего функцию, выполняемую данным человеком (или нечеловеком) в настоящее время. Они могут быть самыми разнообразными даже в пределах одного войска, в зависимости от региона. откуда происходит данная часть войска, его традиций и обычаев.
Разумеется, имеется и некое общее «звание» – например знаменосец, т.е. та особа, которая имеет под своей опекой знамя подразделения. Эта функция очень важна и ответственна, ведь знамя – это прежде всего средство связи на поле боя. Его движениями передаются приказы войску, оно также является точкой сбора, когда необходимо перегруппироваться, его потеря вызывает такую неразбериху, что битва может закончиться поражением. Жизнь знаменосца нелегка — на него не только неустанно нападают, но он еще и оплачивает жизнью его утрату.
В подразделениях наемников может появиться также особа, называющая себя капитаном, но в значении главного, верховного командующего (например, капитана отряда или корабля). Может быть и «звание» ротмистра, т.е. командира пехотной группы численностью по меньшей мере в нескольких десятков воинов (роты) или кавалерийского эскадрона. Обычно наименование ранга командира указывает на то, сколькими людьми он командует. Часто можно встретить десятника, т. е. командира группы примерно из десяти воинов, или, соответственно, сотника. Существует множество различных способов организации армии. Один из возможных вариантов — разделить конницу на эскадроны, а эскадроны — на полуэскадроны и взводы, а пехоту — на батальоны, роты и взводы. К этому надо добавить еще и отдельные подразделения в виде отрядов наемников, нанятых как единое целое.
В хоругви (соответствующей примерно современной роте) около сотни рыцарей, и в нее обычно входят воины из определенной местности или зависимые от конкретного феодала или, возможно, принадлежащие к определенному роду. Хоругвь составляют копья, небольшие группы, состоящие трех или четырех бойцов, все верхом на лошадях: рыцаря, его оруженосца, вооруженного слуги и конного лучника или арбалетчика. Следует отметить, что последний стреляет чаще всего спешившись, лошадь служит ему лишь средством передвижения.
облако тэгов
