Все отзывы на произведения Майка Гелприна

Lartis, 27 октября 2014 г. в 12:34

Милые постапокалиптические роботы. Роботы, потерявшие смысл существования без служения человеку, пропадающие без людей. Рассказ – этакая карамелька в машинном масле. Айзек Азимов улыбается.

Lartis, 27 октября 2014 г. в 12:33

Добротный рассказ, да они у Гелприна всегда такие. К сожалению, я ровно дышу к индейцам, ковбоям, кольтам и борьбе добра со злом в эстетике вестерна. А всё из-за того, наверное, что в шестидесятые, в рабочем посёлке моего детства ближе всего к безбашенным ковбоям были вечно пьяные сельские трактористы, не стоящие на ногах вне кабины гусеничного трактора, но вытворяющие чудеса вольтижировки за его рычагами. Автор в моём прискорбном равнодушии не виноват: Гелприн – молодец, уверенно работает с любым материалом. О`Генри и Майну Риду понравилось бы.

Lartis, 27 октября 2014 г. в 12:32

Рассказ, ласкающий душу филолога и сердце книголюба. Гелприн сумел создать непошлую и оригинальную литературную иллюстрацию печального процесса ухода в небытие бумажной книги (да и книги вообще). Примерно в середине вещи я стал догадываться, чем всё закончится, но догадался не обо всём. Написано трепетно и пронзительно. Рэй Брэдбери вытирает слезу. Я не иронизирую.

Lartis, 27 октября 2014 г. в 12:31

Лично для меня этот рассказ немножко потерял в качестве (оцениваю по триаде Стругацких «Чудо – Тайна – Достоверность») из-за того, что я не узнал в нём русскую карточную игру «двадцать одно» (знаменитое «очко»). Я сам в неё резался в рабочем посёлке моего детства. Фабула неоднократно изданной «Смерти на шестерых» строится на том, что один из героев проигрывает Смерти. На самом-то деле выигрывает, хоть и жульничает (да и Смерть жульничает). Но я не об этом. Я о том, что у играющих в рассказе очко получается складыванием значений туза и короля. А ведь король в советской игре «двадцать одно» обычно считался за 4 очка, а не за 10. (11 + 4 = 15, а не 21). Это в американском «блэкджеке» с полной стандартной колодой в 54 листа «картинки» (валет, дама и король) «весят» по десять очков. Мне кажется, что, учитывая время действия (Великая Отечественная), естественнее выглядело бы, если б герои играли обычной «русской» колодой в 36 карт, в обычное русское очко. Автор, когда-то профессионально игравший в азартные игры, любезно разъяснил мне, что игра со Смертью вполне могла проходить по описанным им правилам, но, к сожалению, это произошло уже после того, как я рассказ прочёл и первое впечатление о нём составил.

   Что касается «Чуда» и «Тайны», то они в «Смерти на шестерых» присутствуют в полной мере. Братья Стругацкие довольны.

Lartis, 27 октября 2014 г. в 01:21

Майк Гелприн. Миротворец 45-го калибра. Мои отзывы на произведения сборника с их оценками по 10-балльной шкале и краткой финальной объяснительной запиской

Смерть на шестерых – 7

   Лично для меня этот рассказ немножко потерял в качестве (оцениваю по триаде Стругацких «Чудо – Тайна – Достоверность») из-за того, что я не узнал в нём русскую карточную игру «двадцать одно» (знаменитое «очко»). Я сам в неё резался в рабочем посёлке моего детства. Фабула неоднократно изданной «Смерти на шестерых» строится на том, что один из героев проигрывает Смерти. На самом-то деле выигрывает, хоть и жульничает (да и Смерть жульничает). Но я не об этом. Я о том, что у играющих в рассказе очко получается складыванием значений туза и короля. А ведь король в советской игре «двадцать одно» обычно считался за 4 очка, а не за 10. (11 + 4 = 15, а не 21). Это в американском «блэкджеке» с полной стандартной колодой в 54 листа «картинки» (валет, дама и король) «весят» по десять очков. Мне кажется, что, учитывая время действия (Великая Отечественная), естественнее выглядело бы, если б герои играли обычной «русской» колодой в 36 карт, в обычное русское очко. Автор, когда-то профессионально игравший в азартные игры, любезно разъяснил мне, что игра со Смертью вполне могла проходить по описанным им правилам, но, к сожалению, это произошло уже после того, как я рассказ прочёл и первое впечатление о нём составил.

   Что касается «Чуда» и «Тайны», то они в «Смерти на шестерых» присутствуют в полной мере. Братья Стругацкие довольны.

Свеча горела – 9

   Рассказ, ласкающий душу филолога и сердце книголюба. Гелприн сумел создать непошлую и оригинальную литературную иллюстрацию печального процесса ухода в небытие бумажной книги (да и книги вообще). Примерно в середине вещи я стал догадываться, чем всё закончится, но догадался не обо всём. Написано трепетно и пронзительно. Рэй Брэдбери вытирает слезу. Я не иронизирую.

Миротворец 45-го калибра – 7

   Добротный рассказ, да они у Гелприна всегда такие. К сожалению, я ровно дышу к индейцам, ковбоям, кольтам и борьбе добра со злом в эстетике вестерна. А всё из-за того, наверное, что в шестидесятые, в том самом рабочем посёлке моего детства, о котором я вспоминал выше, ближе всего к безбашенным ковбоям были вечно пьяные сельские трактористы, не стоящие на ногах вне кабины гусеничного трактора, но вытворяющие чудеса вольтижировки за его рычагами. Автор в моём прискорбном равнодушии не виноват: Гелприн – молодец, уверенно работает с любым материалом. О`Генри и Майну Риду понравилось бы.

   Вот интересно, почему именно этот рассказ дал название книге? Пожелание издательства или автора? Подошло бы для этого название другого рассказа из сборника? Мне кажется, «Чёртовы куклы» тоже могли бы подойти…

Там, на юго-востоке – 6

Милые постапокалиптические роботы. Роботы, потерявшие смысл существования без служения человеку, пропадающие без людей. Рассказ – этакая карамелька в машинном масле. Айзек Азимов улыбается.

Каждый цивилизованный человек — 7

Снова постапокалипсис, снова роботы. Очередной конец света встречают в основном механизмы с искусственным интеллектом той или иной степени мощности. Сказал бы – «бездушные» механизмы, но они не такие. Ведь в рассказе есть и люди – дети, двое уцелевших мальчишек. Самоотверженные железяки помогают им выжить и, возможно, даже возродить человечество. Одного из героев зовут Кир. Но Кира Булычёва я вспомнил не поэтому, а из-за ироничного, светлого, грустного оптимизма, пронизывающего рассказ.

Сидеть рождённый – 7

У меня так писателей не хватит… Но кто сразу пришёл на ум, так это – Уильям Тенн со своим замечательным классическим рассказом «Срок авансом». Правда, Майк Гелприн, искусно смешивая российские бандитские реалии с тюремной псевдоромантикой, идею предварительной отсидки использует как бы походя, между прочим. Срок авансом – это не главное. Главное – что всю мерзопакостную блатоту в рассказе побеждает чистая любовь.

Придурок – 6

   Опять (или снова) Дикий Запад. В рассказе есть ранчо, салуны, лошади, бандиты, шерифы. А ещё есть – «придурок, не умеющий стрелять, скакать, плавать, играть в азартные игры, пить виски и волочиться за юбками… Зато с дурным глазом…». А ещё (немножко, совсем чуть-чуть) есть – Генри Каттнер…

Под землёй и над ней – 8

   Прискорбно, что прячущиеся под землёй и те, кто пытаются их уничтожить, не могут хотя бы попробовать договориться. Что поделаешь, примеров абсолютного непонимания и смертельной вражды вокруг нас сегодня хватает. Персонажи повести очень живые, очень достоверные. Инфицированные дети подземелья, прозванные «Заразами», обречённые, но борющиеся... Их взрослые наставники, не щадящие себя... Честные храбрые парни и чистые любящие девушки, наверху, среди «Карантинов»... Написано так, что сердце сжимается. Автор заставляет читателя сопереживать своим героям, мучиться, любить и умирать вместе с ними.

   Вячеслав Рыбаков и его ранние антивоенные вещи, вот что мне вспомнилось в первую очередь, ну и – «Посёлок» Кира Булычёва, конечно.

Путь Босяка – 7

   Зомби меня волнуют ещё меньше, чем ковбои. Поэтому выше, чем 7 баллов, оценить эту вещь не могу, хотя в основе своей она кардинально отличается от традиционного литературного (или киношного) показа инвазии живых мертвецов. Люди в рассказе не заражаются от заполонивших Землю топтунов, летунов и утопленников, не превращаются от их укусов в зомби. Мертвяки Гелприна людей просто-напросто убивают. Откуда же берутся всё новые и новые орды нежити? Авторское объяснение генезиса тотального нашествия умертвий безусловно оригинально и эксклюзивно, как и придуманный главным героем способ борьбы с вторжением. Всю прочую атрибутику, включая род занятий героя («почтарь», осуществляющий связь между разобщёнными укрепзонами, в которых укрывается выжившее население) я уже где-то встречал.

Интуит – 6

   Что-то с этим рассказом не так… Его финал оставил меня в некотором недоумении. С той частью, из которой следует, что провидец-герой готов отдать свою жизнь ради возможной победы над агрессивной внеземной цивилизацией, всё ясно. Но к чему там ещё не рождённый ребёнок Стивен Полторацки, ожидающий зачатия из донорских клеток, оставленных героями в генетическом банке, «будущий» Стивен Полторацки со счётом в банке коммерческом? Это плод грядущей любви героев, любви, которая ещё не началась?

Первоапрельская шутка — 7

   С логикой в рассказе не всё гладко. Интересующиеся могут посмотреть отзывы на эту вещь на сайте «Лаборатория фантастики». Мне их дублировать не хочется. Автор наметил любопытную интригу, создал героев, придумал обстоятельства, обозначил фантастическое допущение. Всё вышеперечисленное добротно и профессионально совместил. Читателю остаётся погрузиться в этот мрачный фантастический детектив и получить жуткое удовольствие. А если следовать намеченному мною курсу ссылаться на авторов и произведения, всплывающие в памяти при прочтении конкретных вещей сборника Гелприна, то необъяснимые субъективно-интуитивные ассоциации, понуждают меня упомянуть здесь Евгения Филенко с его романом «Отсвет мрака».

Чёртовы куклы – 8

   Создаётся впечатление, что создатели фильма «Время» (2011) с Джастином Тимберлейком без стеснения всё позаимствовали из «Чёртовых кукол» (2007) Майка Гелприна: и так называемые «карты жизни», и обеспечиваемые ими жизненные ресурсы, и имплантрированные контрольные индикаторы, и саму идею жизни лишь в пределах оплаченного лимита. Но, если напрячься, можно вспомнить что-то подобное и у литературных предшественников Гелприна. Например, в рассказе Роберта Шекли «Кое-что задаром» или в рассказе Г.Л.Олди «Цена денег». Очень давно придумано и никем не оспаривается крылатое двусловие «Время – деньги». Автор уверенно использует выросшее из этой фразы фантастическое допущение «Время жизни – за деньги», разворачивая картину большой любви и верной дружбы отчаявшихся героев в отчаянных обстоятельствах. И у него отлично получается.

Одна шестьсот двадцать седьмая процента – 8

   Майк Гелприн в своих интервью признаётся, что в своё время был профессиональным карточным игроком, а свои первые рассказы (он называет их «игроцкими») написал по заказу покерного журнала. Часть вещей, составляющих сборник «Миротворец 45-го калибра», как бы «замешаны» на карточных играх. Вот и завязка этого рассказа – мастерское описание проигрыша одного из персонажей (рецидивиста Ерша) в «секу». Криминальные коллеги «обувают» Ерша на двадцать штук зелёных и подписывают на мокрое дело. Но завязка – всего лишь первый слой. Далее мы узнаём о личных проблемах «ангехрановца» Олега Саныча (второй слой) и о системе «Ангехран», дистанционно диагностирующей опасные для окружающих состояния её клиентов – бандитов и прочих маргиналов (третий слой). «Ангехран» помогает сотруднику-паранормалу «вживаться» в обстановку контролируемого района, а точнее – в личности подопечных клиентов и с помощью мотиваторов поведения корректировать возможные вероятности событий (четвёртый слой). Но это ещё не всё, не буду всё пересказывать, имеются в рассказе (как обычно у Гелприна) и другие слои. Лучшие традиции Филипа Дика соблюдены.

Ангел-хранитель — 6

   Шахматы – игра таинственная, я к ней отношусь с почтением. Поэтому охотно верю, что шахматная доска может стать мистическим зеркалом в черно-белую клетку, в котором отражаются жизнь и смерть. Именно с помощью шахмат и своего волюнтаризма автор связал судьбы героев.

Человеко-глухарский – 7

   В этом рассказе шахматы стали средством коммуникации между представителями двух цивилизаций. Две милые красотки-учёные с планеты Сван из системы беты Лебедя, которых спасают пилоты земного грузовоза «Антей» (конечно, их тоже двое, и они – мужчины в самом соку), разговаривают и слышат только в ультразвуковом диапазоне. Всё остальное у «глухарок» в полном порядке. Об этом автор позаботился. Как и о том, чтобы у читателя всё было в порядке с впечатлениями и хорошим настроением. Я вот, например, уловил забавные интонации O`Генри. Не часто, кстати, у Гелприна встречаются такие весёлые, добрые вещи…

Однажды в Беэр-Шеве – 9

Я не очень-то разбираюсь в массе специфических подробностей и терминов, из которых сделан этот рассказ. Но абсолютно все эти детали работают у Гелприна на результат. Чрезвычайно сильная вещь.

Устаревшая модель, одна штука – 7

Ещё один рассказ о добром роботе-гувернёре с человеческой душой. Эх, откуда бы нам их набрать, из чего собрать, таких воспитателей…

Последний вампир – 7

Хороший, крепкий, грустный анекдот.

Поговорить ни о чём – 7

   Да, я встречал аналоги случившегося в этом рассказе катализационно-цивилизационного воздействия на неразумных аборигенов у фантастических классиков, например, у Айзека Азимова. Но Гелприн пишет свою историю палеоконтакта, наполняя её своими фирменными фишками, делает её гуманной и человечной. Именно человечной, хотя живых людей в рассказе нет…

Кругосчет – 7

Я не очень понял, как летоисчисление, принятое у аборигенов одной из планет способствовало тому, что они уходили из жизни в заранее назначенное им время. Зато понял, что введение календаря от земного космонавта Григорьева (кстати, наш календарь тоже называется григорианским) здорово помогло её обитателям, слишком серьёзно подгоняющим свои мифологические представления под жизненную реальность, избавиться от неотвратимо-запланированных событий..

Ромб – 10

Канатоходец – 10

Два блестящих, виртуозно сделанных рассказа, завершающие сборник. Два прекрасных рассказа, при прочтении которых имена классиков в моей памяти не всплывали. Может быть, этому мешали мои сентиментальные слёзы? Браво, Майк!

Одно мелкое редакторское замечание

Автор почему-то любит употреблять слово «вовнутрь» (см., например, с. 228, 238, 243   и др.). Я б рекомендовал хотя бы иногда заменять его обычным наречием «внутрь». Всё-таки «вовнутрь» считается просторечным, разговорным вариантом.

Объяснительная записка

Очень надеюсь, что Майк Гелприн не обидится на меня за то, что я пересыпал свои краткие впечатления от его рассказов и повестей, составивших сборник «Миротворец 45-го калибра», фамилиями других писателей. Ни в коей мере я не намекаю на какие-либо заимствования. Гелприн – сложившийся автор, мастер короткой формы, много и активно в ней работающий, к тому же чрезвычайно строго относящийся к собственному творчеству. Некоторая перекличка рассказов Гелприна с вещами старших собратьев по перу, кое-где субъективно отмеченная мною, говорит лишь о том, что чересчур много ваш покорный слуга фантастики перечёл. А имена классиков я вспоминал для того, чтобы, используя их авторитетную литературную ауру, хотя бы приблизительно передать атмосферу и вкус замечательных произведений Майка Гелприна.

Torin, 25 октября 2014 г. в 00:35

Я, как и автор, надеюсь, что не одна река никогда не сможет разделить людей на два берега.

Повесть «Под землёй и над ней» рассказывает нам об одном варианте апокалипсиса, произошедшего из-за вируса, который столкнул людей друг с другом. Карантин и Зараза – это два вида людей, одни живут на поверхности, вторые в шахтах под землей, и каждый вид хочет выжить. Карантину угрожает вирус, Заразе угрожает Карантин.

Вообще это конечно спорная ситуация, первым делом после заражения всех взорвать и убить, с одной стороны это совсем не гуманно, с другой стороны это более безопасно. Майк позволил нам побывать в шкуре как членов вида Карантин, так и членов вида Зараза. Прочувствовать их стороны, понять, что обе стороны это все живые люди такие же, как и мы с вами.

Не знаю, хотел ли автор сравнить свой рассказ с общим понятием — война, но мне кажется, у него это получилось, с фантастикой и в своем стиле. Стоит ли задуматься о том, что было после финала повести? Думаю, стоит, но не сильно углубленно, стоит просто предположить пару вариантов угодных вашей душе. Это как раз тот случай, когда конец произведения оставлен на долю читателя, и каждый в свою меру может, что-то домыслить.

За концовку повести, хотелось бы сказать Майку отдельное «Спасибо!». Особенно за долю интриги и быстрое переключение между персонажами. Это как раз тот случай, когда от сюжетного драйва, мысли в голове начинают биться беспорядочно и кричать: «Что там? Как же там? Давай же читай быстрее! Нужно скорее узнать! Что же случилось?» И чем все закончится… Отлично в сюжетном плане, и в плане подачи заложенной идеи.

Torin, 24 октября 2014 г. в 23:00

Еще один рассказ, про Дикий Запад в сборнике Майка «Миротворец 45-го калибра». И я, кажется, начал понимать, почему автор любит писать именно рассказы, а не романы. А зачем разбавлять историю литрами лишней воды, когда можно передать ее с насыщенным вкусом, всего лишь в стакане? Выпьешь быстро, зато прочувствуешь весь вкус.

В этом рассказе герой Придурок, он сам себя так называет и все его так называют. И нет, этот рассказ не о том, как дуракам везет. Рассказ о том, что если взять и поднять свой зад от стула и начать что-то делать, то можно много добиться. И пускай ты будешь самым последним придурком, но это не значит, что ты хуже всех и не можешь стать лучшим. Шикарная история с отличным подтекстом.

Torin, 24 октября 2014 г. в 22:15

«Я иду на это по любви… .»

Казалось бы где, где… . Да все-таки спрятал автор любовь! Надеюсь не будущее, быть может, параллельная вселенная, антиутопия в блатном стиле. Но даже в таком месте может найтись место для светлых чувств.

Как и всегда в рассказах Майка в начале не понимаешь всей сути до конца, а когда приходит понимание, то оно льется на тебя от души, холодной в данном случае водой, и в большом количестве.

Рассказ о самопожертвовании ради любви. Веселья не вызвал, как писалось ниже в других отзывах, но впечатлений масса. Рассказ отличился от остальных первых в сборнике «Миротворец 45-го калибра» тем, что как мне показалось, был более отдален от устоев нашего мира, хотя я могу ошибаться.

Torin, 24 октября 2014 г. в 21:41

Еще один сногсшибательный рассказ Майка в его сборнике «Миротворец 45-го калибра» смог меня порадовать и впечатлить. Интересная вариация на тему конца света и то, что же возможно будет со всем человеческим родом. Не много сказки, много грусти, сладковатое послевкусие. Все это сопровождает все прочитанные мной рассказы автора. Все это не оставило и «Каждый цивилизованный человек».

Роботы – машины иногда читая фантастику, задумываешься, а возможно ли то, что наступит пора, когда в метало-пластике будет больше души, чем в живом человеке? Глядя на современное общество, мне кажется, что это время наступит совсем скоро.

Теперь я убедился, что Майк Гелприн настоящий мастер по части рассказа, романа и литературы в целом. Каждый его рассказ пусть даже самый короткий несет в себе душу, а это, пожалуй, главное, что должно быть в литературе.

Хойти, 21 октября 2014 г. в 00:47

Мне повезло прочесть рассказ «с нуля», не зная о нём загодя ровным счётом ничего. Первое впечатление: вариация классической схемы, автором предпринятая совершенно сознательно и даже демонстративно (уже потом узнала, что произведение написано для конкурса на заранее определённую тему). Второе: а получилось-то настолько живо, индивидуально, по-своему... И рассказ превратился в тот самый «Ghost in the Shell», уникальное сочетание жёсткой конструкции и живого мятущегося пламени... пламени свечи.

Отзыв не место для дискуссий, но: стоило ли концентрироваться на конкретных строчках Пастернака, давших заглавие рассказу? Свеча — один из выдержавших испытание столетиями (задолго до стихотворения) символов, даже архетипов. Свеча — вера (не обязательно в Бога). Свеча — творчество. Свеча — мимолётность и хрупкость человеческого бытия. Свеча — знак блуждающему во тьме. И стихотворение Бориса Пастернака здесь тоже не буквальные несколько строф о том, как кто-то с кем-то в феврале, а своеобразная мантра, если хотите, шибболет, по которому в прагматическом мире смогут опознать друг друга изгнанники, утратившие свою духовную родину — Литературу — и бережно, как огонёк свечи, несущие её в своих сердцах. Не для самих себя, а чтобы передать это трепетное пламя дальше.

офф за рамками отзыва: а тема конкурса-то, оказывается, была такая: «Узкий специалист». Замечательно. Пожалуй, даже оценку рассказу добавлю в свете новых знаний :) уж очень узнаваемо выписан Андрей Петрович, помесь жалости с досадой, не столь не желающий, сколь не умеющий приспособиться к «дивному новому миру», в котором ему нет места. И я когда-то, доведённая до отчаяния, пыталась продавать любимые книги (по странному стечению обстоятельств, это был четырёхтомник Жапризо, который виден и узнаваем на аватарке-фотографии автора рассказа «Свеча горела», вон он, за левым плечом МГ). К счастью, потенциальная покупательница оказалась мудрее меня. Она просто дала мне денег, сказав: «Вернёшь, когда сможешь. А книги я у тебя всегда могу взять почитать».

Мы возвращаем, когда сможем. Знания. Веру в себя. Чувство. Книги.

Хойти, 18 октября 2014 г. в 15:53

Рассказ авиабомбой ахнул в самое средостение, оставив после себя кровавую воронку, на краю которой, виновато ссутулившись, сидела Смерть.

Стилистику советской партизанской повести и мистическое содержание чуть борхесовского оттенка автор сплёл столь искусно, что ни швов, ни стыков не разглядеть. Повествование движется тоже по-партизански: бесшумной скользящей поступью, ограничиваясь скупыми, точными фразами-жестами.

Шестеро из заглавия кажутся невыдуманными: они пришли сюда из жизни, чтобы встретиться со Смертью. На краткий миг выступают они из-за светового занавеса небытия, чтобы побудить нас напряжённо вглядеться в эти лица. Хорошо, что автору хватает щедрости не выращивать сюжет в повесть: лаконичность, «выхваченность» словно бы фрагмента из куда более объёмного текста производит сильное впечатление.

И даже не предполагайте, что вам уже из названия всё стало ясно. Не буду выводить мораль, ограничусь цитатой из Визбора: «...ведь слово «смерть», равно как слово «жизнь», // Не производит множественных чисел...»

Torin, 16 октября 2014 г. в 09:00

Снова было суждено влаге приступить к моим глазам. Начинаю думать, что если много читать Майка, то стану совсем слезливым. Еще один рассказ в сборнике «Миротворец 45-го калибра» о будущем и о роботах. Способный растрогать даже самого черствого человека. Слаживается мнение, что все рассказы Майка дают бесконечную пищу для ума, что не может не заставить восхищаться автором и его творчеством.

Самое лучше в рассказе, как и во многих рассказах автора то, что до определенного момента остается загадка и неясность сути. Очень сильная игра с воображением. Мне кажется, рассказ на уровне с рассказом «Свеча горела» и заслуживает бесчисленное количество читателей.

Torin, 15 октября 2014 г. в 19:55

«Мудрого человека не надо уговаривать, он сам решит, как ему поступить».

Наконец-то я не был растроган, за рассказом Майка, а даже улыбался. Рассказ, безусловно, понравился. Написан он в стиле вестерн. Действия происходят на диком западе Америки. Рассказ ведет сам «миротворец» 45-го калибра, иначе говоря — револьвер. Герой в романе Дакота Смит, спасший индейца, который и подарил ему этот револьвер. Но не смотря на то, что в рассказе «миротворец» сам является отдельным героем, мне кажется, что «голос» револьвера это всего лишь мысли Дакоты. Ведь во всех ситуациях возникает двойная мысль. (А что если сейчас не смериться с оскорблением шефа, а взять и заехать ему в глаз.) – Конечно, шучу, но для наглядного примера моей мысли.

«Ни один воин не отдаст назад то, что добыл хитростью».

«Воин никогда не отказывается, если его избирают вождем».

При чтении, возникли какие-то ассоциации с повестью «О мышах и людях» Джона Стейнбека, есть некая схожесть именно в стержне. Думаю, мог бы получиться не плохой роман, в данном стиле и сюжете. Рассказ принес в мою голову мысли о противостоянии ангела и дьявола в каждом из нас. Это не конкретизировано в рассказе и Дакота Смит не ангел, как и «миротворец» не дьявол, но револьвер его определенно искушает. Над рассказом стоит поразмыслить... .

Torin, 15 октября 2014 г. в 17:21

«Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.»

                    Б. Пастернак

Сразу могу сказать одно — если я буду читать Гелприна в людном месте, кто-нибудь обязательно остановиться, что бы спросить: «Что с вами молодой человек?» Потому, что как можно читать, что-то раздирающее душу без каких-то эмоций? Для себя я решил – никак! Казалось бы, что можно написать такого на десяти страницах? Оказалось можно написать многое. Будущее, старость, менталитет, нищету, скорбь, боль, отчаянье, любовь, надежду, радость и еще многое, что словами просто не передать. Человек, обладающий душой, никак не сможет остаться равнодушным, прочтя этот рассказ.

В рассказе говорится о будущем и уже, о современных проблемах литературы и ее восприятия. В будущем интерес к литературе пропал. Его вытеснили инновации. Главным героем стал безработный учитель литературы. К которому, вот уже спустя 20 лет после его увольнения, пришел ученик с просьбой изучения курса литературы.

Хотелось бы, что бы все прочитали этот рассказ, и никто не остался равнодушным.

Torin, 15 октября 2014 г. в 15:41

«Изволь, я подарю тебе шанс».

Суровый рассказ, открывший сборник «Миротворец 45-го калибра», надолго останется в моей памяти и не только из-за своей фантастической части. Все те мысли, которые появились во время прочтения, глубоко укоренились внутри меня и не отпускают.

Сюжет расскажет о диверсионной группе, идущей на задание. По пути к месту диверсии к группе присоединяется смерть. И группа понимает, что они обречены на гибель. Кто-то может смериться с этим, кто-то — нет, а кто-то хочет сыграть со смертью в карты, ставкой послужит душа.

Снова я читаю творчество Майка с открытым ртом и глазами, наполненными влаги. Рассказать историю в таком малом объёме текста, плюс еще и включить в нее дух войны, смысл жизни и смерти – это дорогого стоит.

Тиань, 01 октября 2014 г. в 19:54

Сборник можно условно разбить на несколько тематических блоков.

Больше всего рассказов относится к теме роботов, которым автор склонен придавать человеческие черты. Роботы пытаются привить своим воспитанникам интерес к классической литературе как оплоту духовности («Свеча горела»), учат преданности и взаимной ответственности («Устаревшая модель, одна штука»), предпринимают опасное путешествия для поиска людей в мире постапокалипсиса («Там, на юго-востоке»), воссоздают и воспитывают детей человеческих, передавая им сохранившиеся кусочки знаний и прививая навыки выживания («Каждый цивилизованный человек»), становятся создателями новых цивилизаций, уступая статус богов мертвым людям («Поговорить ни о чем»).

Автор не рассматривает варианты возникновения самостоятельных машинных цивилизаций в безлюдных мирах. Его роботы ориентированы на сохранение и защиту человечества в любых условиях, будь то разрушение цивилизаций или личности. Роботы, действуя на пределах своих программ, до последнего пытаются исправлять то, что творят люди. Это своего рода страховка человечества, гарантия его сохранения. Идеи рассказов этой группы можно счесть спорными, но роботы получились очень симпатичными, им сопереживаешь, за них волнуешься, и они не воспринимаются как машины. Они почти люди, просто другие, в них сконцентрированы фрагменты лучшего в нас.

Вторая большая тема сборника: военная. Мы видим рутинный героизм солдат Великой Отечественной, которые со Смертью не о жизни торгуются, а о возможности выполнить боевую задачу («Смерть на шестерых»). Это производит впечатление даже на видавшую виды Смерть. Самопожертвование во имя победы — одна сторона войны. Другая же: абсурдная жестокость, когда солдаты, сами того не ведая, становятся истребителями детей, превращая их во врагов («Под землей и над ней»), когда сломленный утратой семьи человек привозит в свой дом человекоподобных кукол и заставляет себя верить, что его любимые рядом («Однажды в Беэр-Шеве»), когда людей превращают в симбионтов, способных сражаться еще лучше и эффективнее, но не способных жить обычной человеческой жизнью («Ромб»). Во всем этом для людей в целом или народа конкретных стран нет никакого смысла. Это нужно только для войны тем, кто в ней заинтересован.

Пожалуй, произведения о войне являются самыми сильными в сборнике, особенно рассказ «Однажды в Беэр-Шеве», в котором собственно войны нет. Есть человек и его погибшая семья. Он отказывается верить, создает замену утраченному, чудовищную, на первый взгляд, замену. Но жить-то надо. И религиозное сообщество (в данном случае просто люди, которым не безразлично горе соседа) поддерживает попытку психического протезирования героя, соглашается разделить его самообман. Ложь во спасение идет в разрез со строгим религиозным каноном, но помогает герою сделать шаг в сторону от безумия.

Следующая значительная тема: социальная. Автор рассматривает варианты будущего (или альтернативной реальности), где воровской закон возведен в статус закона официального («Сидеть рожденный»), универсальным платежным средством становится время жизни, а не деньги («Чертовы куклы»), профилактика преступности ведется с использованием тотального аппаратного контроля и манипуляций сознанием («Одна шестьсот двадцать седьмая процента»). Произведения этого блока очень разные.

В пером рассказе показан мир упорядоченной преступности, которая заняла место закона. При этом автор воздерживается от модной ныне идеализации воровской субкультуры. На примере героев мы видим, что в основе законов преступного мира пренебрежение достоинством людей. Основанный на праве сильного мир активно вытесняет мир правопорядка, сектор которого сужен до минимума. Но все-таки он сохраняется, поскольку соблюдение законов преступных сообществ тоже требуется обеспечивать. И не все люди готовы принять криминальную субкультуру, не смотря на специфическую систему школьного образования. Встречаются молодые люди, у которых чувство собственного достоинства к моменту выпуска еще не подавлено. Группа эта совсем небольшая, но все-таки она есть. Не сидеть рождается человек, другие цели в нем заложены.

Второе произведение социального блока — чисто приключенческое. Герои-смертники, действуя отважно и сообща, противостоят могущественной Организации и побеждают. Цена победы высока, но две куклы вырываются из капкана. Правда, социальный элемент в этой истории всего лишь фон для раскрытия характеров. Он прописан достаточно схематично, выжившие герои в финале просто дистанцируются от агрессивных факторов социума, то есть принимают заданные правила игры. Для социальной фантастики это не очень хорошо, но увлекательность и эмоциональность повествования компенсирует слабость идеи. Повесть захватывает внимание сразу и не отпускает до финальной строки.

Третий рассказ — о роли «человеческого фактора» в любом деле. Герой мог и не найти способ предотвращения конкретного преступления. Он не был обязан выходить за очерченные инструкцией границы поиска и, весьма вероятно, не имел права использовать себя в качестве отвлекающего инструмента. Эмоции взяли верх над логикой профессионала.

Произведения социальной направленности показались мне самыми увлекательными. Как социальная фантастика они довольно слабые. Но приключенческая составляющая и персонажи хороши. Александр Дюма рассматривал историю как гвоздь для подвешивания своих романов. Майк Гелприн для своих рассказов сделал таким гвоздем социальный фантдоп. Почему бы и нет? Нормально висят.

Космическая фантастика тоже представлена блоком из трех рассказов («Интуит», «Человеко-глухарский», «Кругосчет»). В первом рассказе показана необратимость космоса в судьбе человека. Космонавт покидает Землю один раз и окончательно, возвращаться ему по сути уже некуда. Второй рассказ — забавная история взаимного соблазнения и любви, а также оригинального подхода к преодолению языкового барьера. Третья вещь философская: о влиянии детерминизма на развитие социальных структур. Вещи очень разные, но в каждой на первом плане интересный персонаж. Он — главный. Остальные элементы рассказа обеспечивают раскрытие психологического конфликта героя.

Вестерны «Миротворец 45-го калибра» и «Придурок» построены на противостоянии характеров: простоватый недалекий герой оказывается вполне себе цельной личностью с собственным взглядом на жизнь. Интересно, что именно один из этих рассказов дал название сборнику. Сравнение книги с пистолетом, в который вселился дух индейца, довольно необычно. С другой стороны, в книге тоже присутствует чуждый читателю дух, влияющий на развитие личности. Книгу, как и оружие, можно отбросить, если дух этот оказывается чрезмерно навязчивым. Рано или поздно мы откладываем книги, из которых выросли.

Есть в сборнике также рассказ о зомбоапокалипсисе («Путь Босяка»), весьма оригинально увязывающий появление зомби с религиозными мемами, детектив («Первоапрельская шутка»), ребенок-инвалид с паранормальными способностями («Ангел-Хранитель»), древний вампир («Последний вампир») и несчастная цирковая обезьяна («Канатоходец»). В этой россыпи самый яркий — рассказ о вапмире, который неожиданно оказывается не банальным кровопийцей, а оператором человеческих эмоций, составляющих основу его бесконечной жизни, и античным божеством к тому же.

Книга впечатляет разнообразием тем, сюжетов, характеров, оригинальными находками и эмоциональностью. При этом рассказы дополняют друг друга, раскрывают важные для автора вопросы с разных сторон, с разных углов прицела. Каждая вещь сборника охватывает несколько важных проблем, поэтому тематическая систематизация рассказов условна. Она лишь позволяет упорядочить калейдоскоп мыслей и эмоций, возникающих по ходу чтения.

Человеческие характеры — сильная сторона большинства произведений. Герои очень хороши: они запоминаются и часто удивляют, их интересно повертеть и разглядеть с разных сторон, благо возможностей таких неоднозначные моменты в сюжетах и мирах предоставляют достаточно. Слабая сторона — в непродуманности социальных конструкций и логических связок сюжета. Динамичное увлекающее действие и переживания героев превалируют над логикой фантастической составляющей. Не миры творит миротворец, а человеческие характеры. Фон многих рассказов скоро забудется, герои — нет. Они как пули 45-го калибра — надежный литературный боезапас.

Хороший многоплановый сборник, умный и эмоциональный, о разном и об одном: о людях, которые во все времена и во всех мирах пытаются оставаться людьми.

Нил Аду, 01 октября 2014 г. в 13:48

Видимо, никто так и не заметит ничего странного в этом рассказе. Придётся высказаться самому.

Одушевление предметов — волне законный и даже традиционный приём. Проблема в том, что здесь волею автора произошло двойное одушевление. И оно порой сбивает с толку.

Рассказчик, он же «миротворец» совершенно чётко даёт понять, что он и поселивший в нём дух индейского вождя — разные сущности. Хотя бы вот этой фразой: «и дух Ревущего Быка покинул меня.

Тем не менее, активно действовать «миротворец» начинает только после того, как в нём поселился этот дух. Иначе Дакота не удивился бы так, услышав его голос. Иначе Дакоту не считали бы никчёмным оборванцем. Но вот что интересно — судя по словам рассказчика, действует он везде сам, без какого-либо внешнего побуждения: «я сказал», «я решил»,«я смолчал». При этом «миротворец» иногда начинает рассуждать как истинный индеец: «Воин никогда не отказывается, если его избирают вождем», а в следующий момент вдруг начинает сыпать мудрёными словечками вроде «аргументация», «компенсировать». Я уж не говорю о том, что он замечает, как партнер по карточной игре передёрнул. Зато он не замечает в себе ничего странного: с чего бы он вдруг стал таким деятельным и разговорчивым? Или откуда в нём взялись эти индейские понятия о чести?

Можно возразить, что он и не должен ни о чём таком задумываться, не кольтово это дело — размышления о самом себе. И я бы согласился, если бы он сам вдруг не ляпнул: «Думать в абстрактных категориях я не умел». Ага, щаз. Тот, кто не умеет думать в абстрактных категориях, даже не подозревает о том, что он этого не умеет. И даже слов таких не знает. И откровенно говоря, что-то я сомневаюсь, что это мысли самого «миротворца». Нет там на самом деле никакого духа пистолета и никакого духа индейского вождя. Один только дух автора.

Собственно, ничего плохого в этом нет. Так обычно и бывает. Даже не так — по-другому и быть не может. Плохо лишь то, что это слишком бросается в глаза.

AntonAbramov, 01 октября 2014 г. в 12:36

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ — от автора, ценителя жизни, и потому часто смотрящего на нее с позиции смерти, мастера по наполнению жизнью героев, будь то кольт, робот, смерть, шимпанзе, зек, ну и конечно – обычный человек.

ЗАЧЕМ МЫ СОКРАЩАЕМ ЖИЗНЬ ДРУГ ДРУГУ?

Названием сборника автор выделил “Миротворца 45 калибра”, герой которого кольт Миротворец любил человечью жизнь сокращать. Может кольт — случайный попутчик Дакоты Смита, а может авторская подсказка: в каждом из нас сидит воин. И время от времени требует выйти на тропу.

Что разделило мир на Верх и Низ (“Под землей и над ней”)? Я переживал и за верхних и за нижних. И думал – неужели дело только в начальниках? Что достали нас своей глупостью, жадностью, беспощадностью, равнодушием. Уже потом, когда высохли слезы, вспомнил про тропу воина. Глупые и беспощадные умудряются сталкивать нас лбами. Значит, умеют нажать на нужные наши точки, и мы уже на тропе войны. Почему мы так управляемы, так легко находимы эти точки?

Ну а мир в “Чертовых куклах”? Самый страшный, что мы позволили создать. Не похоже, что использовали дух воина в нас. Испугали миражом: слишком много нас развелось, скоро будет негде жить, нечем дышать и нечего есть. И мы позволили окончательно посадить всех на поводок – смертельный поводок регулирования жизни.

И “Чертовы куклы” и “Под землей и над ней” – повести из 2007-го и написаны не для конкурсов. Автор бил в колокол. И я не пришел к единому ответу на выделенный вопрос. Но осталось: что-то такое в нас есть, что позволяет кому-то за нас главные вопросы решать. Что делает нас же расхлебывающими все.

Автор пошел дальше в этом направлении. В 2008 – “Там, на юго-востоке”. Мы доигрались. Идут по дороге роботы и ищут хоть кого-то из нас. И еще вариант постАпокалипсиса: опять роботы, но теперь пытаются спасти хотя бы пару детишек (“Каждый цивилизованный человек”).

Похоже, будущее не радует автора. Развитие науки и техники, изобретения и открытия – ни к чему хорошему не ведут. Сам автор считает своим лучшим произведением “Свеча горела” (2011). Стало некогда читать книги, вымерли пишущие. А как же духовность? Что ее теперь будет питать? И лишь никому не нужный учитель литературы да робот-гувернер озабочены этими вопросами. Благодаря им свеча горит и передается в руки детей. Это манифест: тревога, набат и надежда – свеча еще горит. В сегодняшнем тотальном увлечении компьютерными играми автор видит грядущую опасность. Один из редких случаев моего несогласия с автором.   Считаю ситуацию с духовностью глубже и не сводящейся только к литературе или крену в науко-технику, игры.

И ЧТО В БУДУЩЕМ? Изобрели мотиватор, привлекли к работе ясновидящих – в результате преступность пошла вниз (“Одна шестьсот двадцать седьмая процента”). Хорошо же?! Но ясновидящий с мотиватором и пультом – не регулировщик на дороге. Здесь не просто выбор безопасного варианта будущего, но и формирование этого будущего. Безопасное будущее маловероятно. Почему-то. И нужен мотиватор, меняющий поведение людей, чтобы невероятность превратить в реальность. Получили мотиватор – манипулятор.

Открыли пси-связь (“Ромб”), и военные тут как тут. Стали из людей делать боевые звенья. Я вообще симбиотов не люблю и боюсь. И еще раз в этом утвердился. Стереть из памяти семью, родину, друзей?! Поменять личную индивидуальность на коллективную?! — Бр-р-р.

Изобретение ментоскопа (“Первоапрельская шутка”) вроде бы только на пользу: преступность снизилась, скрыть преступление стало невозможно. Но люди ведь ушлые создания. Особенно женщины. Всегда придумают, как из общественной пользы личный интерес сцедить, заодно чувствам выход дать. Замочить и спрятаться. Или подставить. И что ментоскоп? – женских ручек-то и не заметил.

НЕ ВСЕ ТАК БЕЗНАДЕЖНО. Во-первых, не всякое будущее мрачное. В “Интуите” землян, если и ждет неприятность, то извне. В ”Человеко-глухарском” – идиллия и благодать. Славные роботы даже помогли инопланетной жизни в цивилизацию развиться (“Поговорить ни о чем”).

Во-вторых, есть палочки-выручалочки – герои. Их – на любой вкус. Они или выруливают ситуацию или дают надежду. И само собой, каждому приходится решать проблему выбора. В первую очередь я бы выделил Смерть – ту, что на шестерых. Не палач. Не приспешница разных мастей убивцев и душегубов. А кто она? Не знаю, как было в начале времен, но за эти годы она насмотрелась всякого и не скрывает уже, что ей не все равно, что происходит, что ты делаешь и как. Сочувствует тебе, помогает, чем может, устало несет свой крест. Самое яркое впечатление из всех героев. С такой Смертью я начинаю думать, что и впрямь могу влиять на ход событий, на судьбу…

К Смерти автор не равнодушен. Под разными углами на нее смотрит. Совсем другая Смерть приходит в цирк (“Канатоходец”) отдохнуть пару часов, самой выбрать жертву. И старый Беппо, больной, злой, много раз битый шимпанзе пытается ее обмануть, спасая друга. Подставляется сам. Потому что в конце жизни ему повезло – нашел друга, встретились два одиночества. И случается история, от которой ком в горле. И еще долго грустно и светло на душе.

И даже если герой мне не понятен, как мальчик-даун в “Ангеле-хранителе”, он все равно нацелен на добро, спасает две жизни. И этим занимается большинство героев, потому как кто-то должен. И когда в нужном месте не оказывается людей, выручают роботы, еще одни любимые персонажи автора.

НЕ СМОТРИ, ЧТО ЖЕЛЕЗКА. Еще один робот-гувернер (“Устаревшая модель, одна штука”), и опять мальчик и девочка. Что-то есть в этих железках, что делает их верными, а зачастую единственными друзьями. Из тех, что не предадут, всегда рядом, подставят плечо. Тема детей явно беспокоит автора. Они часто мешают нам, взрослым, требуют слишком много внимания, терпения, любви. И находят у роботов, бездушных, кажется, железяк. Даже любовь.

И совершенно замечательные роботы в “Поговорить ни о чем” — для меня. Но для автора они обычные, то есть не просто сделанные людьми, а получившие от них каким-то образом нечто большее, чем программы Защитника и Распределителя. Что создает в них трогательные потребности, в том числе — поговорить со своими мертвыми наставниками. Пару минут. Ни о чем. Но обо всем. Это, оказывается, очень важно. Только ли для них?

Для меня особенно важно, что роботы наделены еще одним редким среди людей качеством – несут всю свою жизнь благодарность к тем, кто вкладывал в них душу. Самих же роботов больше всего беспокоит ненужность людям. Я, наверное, робот. Меня это тоже сильно беспокоит.

Трогательно, до пронзительности, проявляется в роботах ВЕРА. Очень важное понятие для автора. Так или иначе присутствует в каждом рассказе. Мнение большинства: что в роботов вложили, так они себя и ведут. Вот только – что вложили? Не покидает ощущение, что вложили и часть своей души, и она отзывается, проявляется по-человечески. За глуповатым, с дырявой памятью роботом Томом пошли остальные роботы. По сути – в никуда. Но так сильна вера в Томе – все пошли на этот неведомый юго-восток. Думаю, не случаен именно Том – няня-гувернер. Вера в светлое будущее детей – главная в каждом из нас.

И НАКОНЕЦ, МЫ … Впечатался в память почти потерявший рассудок еврей (“Однажды в Беэр-Шеве”). Потрясение, когда я понял, кто его семья. Зачем же мы убиваем друг друга?

Очень рад знакомству с Маратом из “Человеко-глухарского”. Лидер по натуре, яркая цельная личность. Так уместно звучит его “согласен”, развеивающее даже намек на конфликт, окрашивающее диалоги легкой иронией и юмором. Позитив, находчивость, оптимизм. На таких все и держится. Я б с ним и в космос полетел.

Еще одна авторская особенность: зеки у него часто проявляют лучшие человеческие качества. Вот и Валет (“Чертовы куклы”) таков. Он точно не марионетка, потому что привычный ему мир блатных устроен очень жестко. И он умеет в нем выживать. Знает, что делать в любой ситуации. При необходимости – повести за собой.

И лагерник Алесь Бабич (“Смерть на шестерых”) — не только разбитной и бесшабашный — он сохранил невыжженной душу. И там расцвела нежность. Пока Смерть ждала. Еще один яркий герой.

ЗАГЛЯНУТЬ В ПАМЯТЬ. Это мне особенно нравилось – посидеть с героями, повспоминать: атмосферу, эмоции, самому побродить по памяти, заглянуть в пыльные ее уголки, приблизиться к детству, а то и войти в него. Со звуками колес повозки, ночными шорохами, возгласами цирковых. Под музыку колоритных еврейских слов, экзотичных с Дикого Запада. Порыться в забытых книжных полках: Хемингуэй, Маркес, Пастернак…

ВОТ ТАКОЙ СБОРНИК. Рассказы за 2007-2014 гг. Меньшая часть. Но взгляды автора на жизнь (и смерть!) передавшие. Жизненные ценности отразившие. Боль и пожелания нам транслировавшие. От прямого манифеста до намеков.

Пять десяток и три девятки на 22 рассказа (треть!) – столько в сборнике рассказов уровня победителей конкурсов Фантлаба, Колфана… На мой взгляд.

Еще бы. Прекрасный язык, живые и столь разные герои, оригинальные и понятные идеи. Картинка действия всегда четкая, объемная, со звуками и запахами, эмоциями и смыслом. Остальное – штрихами, тенями, в которых иногда таятся нестыковки. Порой автору не до них. Иной раз специально, чтобы все внимание – на сцену.

И все эти девятки, десятки бьют по нашей броне и пробивают ее. Пусть не все, не у всех. От кого мы закрываемся? – вопрос, оставшийся во мне.

Несколько рассказов удостоил пятерками и шестерками. Но это не мешает мне оценить сборник по максимуму.

Тиань, 30 сентября 2014 г. в 15:03

«Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!» — вот она, главная мысль и идея рассказа. Идея очень неоднозначная, поэтому и отношение мое к рассказу тоже неоднозначное.

С одной стороны, я, как человек, выросший в «книжную» эпоху, разделяю горечь автора и героя по поводу исчезновения из нашего мира книг. Вместе с ними действительно уходит что-то хорошее, от людей уходит. Но связано ли это с утратой духовности? Связана ли духовность именно с чтением? Литература есть продукт духовной жизни людей на определенной стадии развития. Ей предшествует устное народное творчество, за ней следует... не знаю, что, но уверена, что что-то следует. Может быть, расширение литературной составляющей виртуальных игр, или углубление каких-то основ кибернетики, квантовой механики, электродинамики, физика высоких энергий. Ведь это не просто научные дисциплины. Они основы мироздания изучают. Как же на таком уровне без духовности обойтись?

Что такое литература в разрезе духовности? Это способ выражения внутренней жизни человека в вымышленных историях, зафиксированных с помощью букв. Устное народное творчество выполняло ту же функцию, только опиралось на память человеческую. На следующем этапе место письменных историй займет что-то другое, быть может, функционал тех же виртуальных игр, который будет требовать соучастия игрока в создании миров, характеров, сюжетов. Важна ведь не форма, важно наполнение. Внутренний мир человека можно передать не только через книгу.

Не разделяя взгляды Андрея Петровича на утрату духовности, я в то же время понимаю его и сочувствую этому персонажу. Мир изменился, а он не смог вписаться в перемены. Так было в России в пресловутые девяностые, когда привыкшие к советскому образу жизни люди оказались насильно вброшенными в то, что назвали «рыночной экономикой». Готовы были не все, многие оказались за бортом, в нищете, в социальной изоляции. Именно это случилось с Андреем Петровичем. Не удержался он на колесе жизни, сошел на обочину, закрылся в своей квартире и ностальгирует по временам, когда деревья были большие, а дети книжки читали. Будучи человеком ученым, он подводит под это социальную базу — прогресс вытеснил духовность. Самое страшное, что процесс он подметил верно, но неправильно диагностировал причину.

Не исчезновение книг создает угрозу духовности. Внутренний мир человека отражается в каких-то иных формах, которые Андрей Петрович просто не видит из своей раковины. А вместе с ним не видим и мы, читатели. Угроза таится в разрыве связей между людьми. Робот-гувернер — вот это настоящая угроза. Когда детей воспитывают роботы, а не мама с папой, бабушки, дедушки, дяди и тети, малыши вырастают в психологической изоляции. Они не могут почувствовать себя частью семьи, самой любимой частью. Они не слышат голоса мамы перед сном, в виртуальные игры с ними играет не папа, на прогулку ходит не дедушка. Все это делает робот. Механический мир. В таком мире духовность замещается функционалом. И исчезновение книг здесь совершенно ни при чем. Если книги читает робот, которому родители перепоручили своих малышей, духовность будет вытесняться функциональностью даже при сохранении библиотек.

Андрей Петрович унаследовал бумажные книги от мамы. Это одна из причин, почему они так дороги ему. Книги стали связующей ниточкой умершей матери и стареющего сына. Когда мы, читатели сегодняшнего дня, перебираем свои домашние библиотеки, многие книги заставляют вспомнить ушедших уже из жизни дедушек, бабушек, затерявшихся на перепутье лет друзей: они дарили нам книги, читали их с нами, обсуждали, каких-то авторов предпочитали другим, каких-то сурово осуждали и пытались изгнать с домашних книжных полок. Книги — часть нашей жизни, связывающая нас с нашими близкими невидимыми нитями. Анечку и Павлика книги могли связать только с роботом, ну и с чудаковатым профессором, испугавшимся жизни. Последняя связка действительно ценная. Не только для детей, но и для Андрея Петровича. Вдруг ребята вытащат его из раковины. Образование — процесс двусторонний.

В этом ключе финал рассказа замечательный. Вконец раздавленный жизнью человек, решивший покончить с собой, на пути к орудию самоуничтожения внезапно видит двух детишек, явившихся именно к нему. Это ценнее любых книг. И этому учат не книги, а только люди, в рассказах Майка Гелприна еще роботы, очень похожие на людей.

Так что свеча не горела. Она горит. Только вместо фитиля у нее вольфрамовые усики. А свет все такой же яркий. Если выбраться из своей берлоги, поговорить с людьми, забить козла или сыграть в шахматы с соседом, перекинуться парой электронных сообщений с таким же выброшенным за периметр коллегой-гуманитарием и выбраться вместе в парк, о жизни и литературе поговорить, горящие свечи сразу проступят из темноты незнания, ненужности и страха. Так что Максим знал, что делал, когда Анечку и Павлика к Андрею Петровичу направлял. Учителю эти дети нужны так же сильно, как и он им, а, может быть, и гораздо больше, чтобы в темноте не сидел.

Вот как-то так воспринимается этот небольшой, провокационный, однобокий рассказ, однобокий, в том смысле, что мир будущего показан в нем только с одной стороны — с позиции не вписавшегося в этот мир стареющего человека. Но мир есть, и в нем есть любопытные дети, и они пришли в дом потерявшегося учителя, чтобы спасти его от одиночества.

Тиань, 28 сентября 2014 г. в 16:33

Смерть — необходимое условие Жизни, ее сестра-двойняшка. Вместе пришли они в этот мир, вместе по Земле ходят. Но не сами по себе, а в людей воплотившись. Старый Лабань увидел Смерть по выходе из болот. Но подошла она к шестерым гораздо раньше, в обличье человеческом. Вот он — этот момент:

Докучаев выбрал подрывника Миронова, подрывник Миронов выбрал место — здесь Смерть к ним и подошла. Жизнь дважды спорила с сестрой своей за эту шестерку: в первый раз, когда Янка в группу запросилась и старый Лабань через болота группу вести отказался, второй раз — когда Миронов уговаривал Докучаева вернуться с задания. Но оба раза непреклонный Докучаев вел группу вперед — к месту встречи со Смертью. Не знал он про вражеский отряд с собаками, не знал про дрезину, знал только одно — железнодорожное сообщение должно быть прервано.

Не получилось у Жизни свернуть группу в пути, вышли они на точку рандеву. Для Смерти все было как всегда — пришли, стало быть забрать следует. Но вдруг:

Никто о жизни своей не торговался. Торговались о Деле, девушке и встрече с любимыми. Да и то вяло. Видно было умудренной Вечностью Смерти, что при любом исходе торга пойдут дальше, рельсы взрывать. Из тех, кто беседовал со Смертью, ни один не считал свою жизнь слишком высокой ценой, за Дело ею готовы были рассчитаться без споров.

Наверняка, Смерть и раньше такое видела — опыт Вечности неисчерпаем, но смелость и самоотверженность смертников не могла не вызвать у нее симпатии. Достойных людей ей предстояло забрать на этот раз, хороший улов для запредельного пространства. Так почему бы не подыграть людям напоследок? Хотя бы за то, что от просьб и рыданий избавили. Вот и подыграла, как могла, в границах установленной для нее вариативности. Не советской армии против гитлеровской подыгрывала Смерть, а храбрым людям, с которыми пути пересеклись.

Все рано или поздно с нею встречаются. И только ей одной не дано увидеть себя. При этом и двойняшку свою Жизнь она тоже не видит. А этой шестеркой (точнее — пятеркой, Миронов не в счет) залюбовалась невольно. Слишком близко подошла и получила вот это:

Здесь редкий случай, когда всесильная Смерть вдруг ощутила свою беспомощность и чуждость каждому из миров: и живым, и не живым. Умерший практически человек требует действия — убийства врага, а Смерть не может стрелять, нет у нее разнарядки именно этого врага именно в это время забрать себе. Нечем стрелять, сестрица Жизнь шмайссер держит. И сдохнуть не может пока Жизнь жива. Единственное, что ей дано: видеть, как живут и умирают люди. Живут по своему разумению, к сестрице Жизни особо не прислушиваясь, умирают под смертной дланью, и еще Смертью манипулировать пытаются.

Как это часто бывает, самый могущественный персонаж оказывается на поверку самым беспомощным и самым трагическим. Яркий образ, необычный рассказ с причудливым переплетением военных, философских и мистических элементов. Он требует напряженной работы ума, это снижает градус эмоциональности. Но ведь и героям пришлось приглушить свои чувства, чтобы как можно эффективнее отработать отпущенное Смертью время. Наверное, так надо, чтобы лучше представить их жизнь.

Тиань, 27 сентября 2014 г. в 16:01

Медики на службе армии ради любопытства создали нечто уникальное, очень дорогое, очень хрупкое, а используют это нечто для заколачивания гвоздей. Даже мне, человеку не военному, понятно, что ромб как боевая единица неэффективен.

В рассказе приведены две боевых операции с участием групп-симбионтов: захват и зачистка. В первой операции необратимо пострадало трио девушек, во второй — погиб ромб. Причем вторая операция показала, что степень боеспособности ромба значительно ниже, чем у обычной четверки бойцов, поскольку гибель или серьезное ранение одного из участников симбиотической группы выводит из строя всех остальных: они прекращают выполнение боевой задачи и переключаются на спасение товарища. Получается, что квартеты, трио и дуэты — инструмент одноразовый и не надежный. Для боевых операций, хоть антитеррористических, хоть общевойсковых больше подходят обычные бойцы.   

Ромб мог бы быть эффективен в «тайных» акциях, когда нужно незаметно проникнуть на объект, что-то изъять или заминировать и так же незаметно уйти. Здесь эффект слияния обеспечивал бы группе серьезное преимущество перед обычными диверсантами. Но из рассказа не видно, чтобы ромб использовался таким образом. Соответственно, не видны и преимущества симбиотических групп. Слов нет, ромб очень эффектно колотит гражданских хулиганов в барах, парках и прочих невоенных местах. Но хорошо тренированные бойцы спецназа без всяких обручей на голове сделают то же самое с не меньшим успехом и удовольствием.

Эпизод с Задирой показывает, что в конфликтах вне боя ромб не может вовремя остановиться. Если реакция слияния началась, ему непременно надо добить врага, даже если враг и не враг вовсе, а свой же вояка-хулиган. Обычную трактирную драку симбионты в состоянии слияния воспринимают как бой. То же самое происходит с восстановленным трио, когда драка в забегаловке рассматривается как проверка в условиях, приближенных к боевым. Чувство соразмерности в противостоянии агрессии симбионтам явно отказывает.

Непонятно, чем обусловлен элитарный статус пси-подразделений в космическом десанте. Это явно неудачный научно-исследовательский проект. В армии такие ромбы и трио не нужны. А там, где они могли бы быть полезны, а, может быть, и незаменимы, автор нам их не показывает. Для рассказа это не очень хорошо: интересная по сути идея оказывается не раскрытой.

vokula, 27 сентября 2014 г. в 10:55

За восемь лет этого суматошного века Майк Гелприн опубликовал чуть ли не сотню разных фантастических рассказов (а написал ещё больше), так что выбирать было из чего. Половина из двадцати двух произведений сборника уже публиковалась неоднократно, новых рассказов два-три, так что это некий «отчёт» о проделанной работе. И выстроен он профессионально — ведь от композиции (последовательности) тоже зависит восприятие читательское.

Начинается/заканчивается сборник некими «притчами». Уже в «Смерти на шестерых» автор даёт понять, что книга стандартной не будет – ведь в этой истории диверсионную группу времён ВОВ посещает сама Смерть… И в итоге пертурбаций психологических решает помочь партизанам – ну просто фантастика! Немного о деталях, в большинстве рассказов Гелприн внимателен к ним, в шахматах, покере и блатной фене он разбирается замечательно. Но иногда детали «прилажены с зазором», вот вес пулемёта ДП автор указывает более-менее верно, но «шмайсер» пресловутый – это явно MP 40, да и термина «кинология» не знали в СССР, только «служебное собаководство»…

Отчасти «мистических» рассказов в сборнике ещё три-четыре. Свой неукротимый дух «вселяет» в кольт (в знак благодарности) вождь Ревущий Бык в вестерне «”Миротворец” 45-го калибра». Столкновение психологий индейца и янки играет здесь роль более важную. «Законом называют набор правил для глупцов» — есть в этой сентенции сермяжная правда.

Ковбои, шерифы, стрельба и смерть фигурируют и в рассказе «Придурок», а также «экстрасенс», говоря современным языком. (Кстати о языке, «выпасают стадо» на пару секунд сбило ритм чтения.) Вот покер для автора – игра «родная», это чувствуется. В конце рассказа читателя поджидает небольшой «концептуальный переворот»… Неким «чудесным» образом спасает из смертоносных ситуаций героев — в отлично выстроенном рассказе «Ангел-хранитель» — урод-инвалид, и тут сопереживание читательское очень вероятно.

В нескольких произведениях существенная роль отведена роботам. Даже если, как в рассказе «Свеча горела», речь совсем не о них, а о людях будущего, в котором «литературу отменили». «Литература – это не только о чём написано, это ещё и как написано». Рассказ написан «хорошо», робот ДРГ-439К оценил бы…        

«Там на юго-востоке» — только о роботах, правда «психология» их, конечно, человеческая. Неплохо написан «еврейский» рассказ о роботах (точнее о еврейских судьбах) «Однажды в Беэр-Шеве», ещё лучше – «Устаревшая модель, одна штука». Добрее робота Пита всё же оказываются люди, хотя бы некоторые. В рассказе «Поговорить ни о чем» роботы Расп и Деф становятся (после катастрофы и гибели людей) основателями иной цивилизации на другой планете. А рассказ всё равно о чувствах-желаниях человеческих – удачно обрисованных.

Другие рассказы о будущем можно, наверное, отнести к НФ (а можно и не относить). Пост-апокалиптическая история «Каждый цивилизованный человек», несмотря ни на что, оптимистична. Написанный «с чувством» рассказ/повесть «Под землёй и над ней» о жизни в «зоне», заражённой вирусом Бугрова-Циммера, трагичнее… Зато он показывает, что в чувствах человеческих Гелприн «немножко понимает». Кошмарные картины «пост-апа» — декорации рассказа «Путь Босяка», автор тут пользуется некоторыми штампами, но вполне уверенно. Это такой «Почтальон» по русско-американски, с окончанием неожиданным.  

Среди рассказов о «некоем будущем» есть криминальные. «Сидеть рождённый» — «Срок авансом» на блатной фене. Как формальный эксперимент с языком – совсем неплохо. Но удачнее детективная «Первоапрельская шутка»: в мире всегда будут преступники, несмотря на всевозможные «ментоскопы/биоресиверы»: шерше ля фам…

Преступная «Организация» играет немалую роль в мире будущего, изображённом в самом большом произведении сборника, в повести «Чертовы куклы». Но повесть не о «делишках» по хищению жизненных ресурсов, это рассказ о людях непростой судьбы, осознанно идущих на смерть ради жизни других. Есть счастье в жизни – хотя и не каждому. Не дают покоя автору проблемы преступности, история «Одна шестьсот двадцать седьмая процента» это подтверждает. И вновь главное тут – проблема выбора. Некий институт «Ангехран» из всех вариантов будущего «окольцованных» индикаторами агрессивности преступников даёт возможность осуществиться самому безопасному, да только, чтобы это получалось, надо иногда самому «научнику» идти на смертный бой…   

Включены в сборник рассказы «космические»: «Интуит» — рассказ серьёзный, героям надо принять решение, и это совсем не легко. «Человеко-глухарский» — рассказ другой, занятный. Два земных мужика спасают двух симпатичных инозвёздных «глухарок» с матриархальной планеты, что в итоге – конечно же, любовь!

О любви, земной и внеземной, ещё пара рассказов. «Последний вампир» — воспоминания древнего «вурдалака», оказывающегося на самом деле… совсем иным, ударная концовка у рассказа! Столкновение земной и «сказочной цивилизации гномов» далёкой планеты в 2347 году от Р.Х. рисуется яркими мазками в рассказе «Кругосчет». А любовь-то едина, толкает она и там на ломку традиций… Рассказ научно-фантастический и ненаучно-мистический, и от этого он только лучше/экзотичнее.

Разные у Гелприна рассказы, «Ромб» — приключения боевого квартета, объединенного пси-связью, «Канатоходец» — притча на тему «любовь побеждает смерть». Объединяет рассказы (аннотация на этот раз почти не врёт) вот что: их героям надо делать некий выбор, и в критических ситуациях люди у Гелприна остаются людьми (в самом лучшем смысле этого слова).

Даже в наши времена тотальной демократии осмелюсь рекомендовать книгу к прочтению как прекрасный пример использования российским гражданином (проживающим в США) марксистского закона перехода количества в качество.

Тиань, 27 сентября 2014 г. в 00:19

Так кто же они, Боги? В мире рассказа это некие существа, кормовой базой которых являются эмоции людей. Отсюда следует, что Боги возникли позже, чем люди. Это своего рода энергетические паразиты человечества. Они отбирают у людей то, что никто другой отобрать не в силах — чувства. Не удивительно, что люди забивают таких Богов осиновыми кольями. Паразиты — они и есть паразиты.

Однако, Боги не только отнимают. Они могут и дать. Дать то самое чувство, на котором паразитируют. Дать тому человеку, которого признают достойным. Список достойных вогнал меня в ступор. Герой по этому поводу говорит следующее:

За что Елена великой любви удостоилась? Эта дама обладала изумительной красотой, в силу чего являлась предметом исканий, домогательств и споров, даже войну спровоцировала невольно. В чем достоинства-то? Красота — не достижение самой Елены. Она природой дарована. Получается, что Афродита посчитала Елену достойной дара любви потому, что она уже была одарена красивой внешностью.

Чем Ахиллес и Гектор заслужили дар силы? Ведь их подвиги особенной силой и были обусловлены. Без дарованной Богами силы они ничем не отличались от сотен троянских и греческих воинов. Выбор Афродиты хоть как-то объясним. Выбор прочих Богов откровенно случаен. Берем любого не трусливого воина, наделяем его силой трехсот воинов минус неизбежные потери и получаем античного героя. А зачем он Богам сдался, герой этот? На чувствах трехсот людей они могли бы лишнюю тысчонку лет прожить и вдруг такая расточительность.

Смотрим дальше на божественные свершения. Милейший Андрей Иваныч тихо-мирно питался на чувствах молодежи. Потом вдруг решил осчастливить Нату. Отобрал у кучи людей эмоции любви и впихнул их в Рината. Что залить эмоции в человека можно, понимаю. Но с чего бы вдруг Ринату всю эту залитую извне любовь обращать на Нату, которая его совершенно не интересовала ранее? Собранная Андреем Ивановичем любовь к Нате никакого отношения не имела, она адресовалась сотням разных мужчин и женщин.

На момент эмоционального вливания Ринат был увлечен Леночкой (до того, как добренький Бог-вампир у него это чувство выкачал). Логично предположить, что его внезапно обретенное чувство выплеснется либо на Лену (как последний объект), либо на первую девушку, которую он увидит после обработки. Чтобы выбор Рината пал на Нату, надо было либо подставить ее первой пред светлые очи перевозбужденного МЧ, либо оказать на него некое воздействие, заставить избрать именно этот предмет любви. Видимо, второй вариант и был использован Богом-вампиром. Он не просто одаривал людей чужим чувством, он еще и направлял выплеск этого чувства на нужный ему объект.

Ната — очень симпатичная милая девушка. Но разве она достойна любви в большей мере, чем те, кого любили доноры, обворованные вампиром? Пусть он изымал чувства не у самых достойных людей. Но дело же не в самих донорах, а в том, насколько этот человек дорог тому или той, кому адресовалось его слабенькое, кривоватое с точки зрения Бога чувство. Не только доноры оказались обворованными, обворовал вампир и тех людей, которые были любимы хоть чуть-чуть. По сути, он отнял любовь своих половинок у других Нат, чтобы осчастливить несказанно одну случайно избранную. Сама Ната захотела бы счастья такой ценой?

Боги ничего не могут дать людям. У них нет ничего своего. Они дают только то, что отняли силой у других людей. То есть любое счастье, полученное от Богов, построено на несчастье кого-то другого. Они делают людей соучастниками своего вампиризма, оправдывая тем самым свое существование. При этом свои сомнительные дары Боги-вампиры раздают по своему разумению, не спрашивая ни разрешения, ни согласия. Опасны они для людей. И, в общем-то, не нужны. Человек сам создает то, что Бог присваивает и выдает за дар или чудо.

Дар Андрея Ивановича Нате унизителен. Получается, что без божественного вмешательства эту девушку полюбить невозможно. Но это же не так. Если Ната способна взрастить в себе чувство, соответствующее стандартам недобитого осиновым колом божества, другим людям это тоже под силу. Ринат не любит эту девушку. Но когда-нибудь она могла бы встретить мужчину, которому нужна именно она. Нужна по-настоящему, а не потому, что на него навели любовный морок, обобрав для этого несколько сотен человек.

Богам не место среди людей. Этические системы не совместимы. Если обычные девушки Наты внезапно начнут превращаться в избранных Елен, жизнь на нашей многострадальной Земле совсем безрадостной станет. Хорошо, хоть вампир последний остался. Глядишь, добьет его кто-нибудь колышком, и люди смогут создавать семьи с теми, кого любят, а не с богоизбранными.

Тиань, 26 сентября 2014 г. в 00:04

И снова роботы. Но на этот раз рассказ не о них. Пит — существо симпатичное и вызывающее сочувствие, спору нет. Но главное в этой истории — не он сам, а преподанные им уроки.

Первый урок получила девочка Настя, когда ее мама решила отдать Пита на утилизацию. Это был урок предательства. Причем самого подлого, когда предается тот, кто состарился.

Мальчику Пете повезло больше. У его отца не оказалось денег на нового робота, он привел домой фиктивно утилизированного Пита и предупредил сына, что о нем никому говорить нельзя — если узнают, Пита заберут, а папу накажут. Петя включился в игру: он соблюдал тайну, он был спасителем и защитником Пита. Так мальчик получил урок преданности и верности блтзким.

Со временем Петя привел к Питу Настю, за которую робот-гувернер не переставал чувствовать ответственность. Настя тоже оказалась вовлечена в игру по спасению Пита. Девочка избавилась от груза предательства. Так робот Пит и не слишком удачливый в делах папа Пети, сами того не подозревая, сообща преподали детям урок прощения и любви.

Не удивительно, что эти ребята выросли нормальными любящими людьми, преданными и чувствительными. Не только Пит был «одна штука», Петя и Настя тоже оказались штучными детьми, ведь им выпала уникальная для их мира возможность спасти старого гувернера от гибели.  

Следующий урок преподали людям роботы новой модели. Они взбунтовались против человеческого произвола. При этом пострадали дети. Детей жалко, разумеется. Но рабовладелец, бездумно передоверяющий заботу о своем ребенке рабу, не вправе рассчитывать на безопасность ребенка. Рабовладение — удобная вещь. Особенно когда в роли рабов роботы. Можно не думать о том, что робот осознает себя, что у него есть не только мыслительный, но и эмоциональный блок, что в этот эмоциональный блок заложены, в том числе, желание быть и страх ликвидации. До поры до времени это будет сходить с рук, но в конце концов людям придется осознать свою ответственность — не только за детей, но и за роботов тоже. Это самый страшный урок, поскольку из рассказа видно, что люди его не осознали. Реакция людей свелась к банальному запрету. Проблему просто отложили на потом.

А вот цепочка уроков устаревшей модели успешно продолжилась: к спасению Пита подключились родители Насти. Урок прощения был усвоен детьми и передан следующему кругу причастных. Младшее поколение показало старшему пример преданности и любви. Старшее оказалось на высоте и подхватило эстафету. Не все безнадежно в мире, где дети умеют прощать, а родители признают свои ошибки. Даже если для этого требуется пример робота-гувернера устаревшей модели. Надежда есть. Командорскую поступь технического прогресса человечество выдержит. Может быть.

Sanata, 25 сентября 2014 г. в 21:02

Один из любимых моих рассказов от Майка Гелприна.

Вот просто так, не включая логику :)

Тиань, 24 сентября 2014 г. в 20:24

Суть рассказа кратко передана в словах доктора Леви: «Каждодневный нравственный конфликт между религиозностью и преданностью погибшим... На грани сумасшествия...»

Грань сумасшествия показана мастерски. Человек не может впустить в свое сознание гибель близких. Его мир разрушен. И чтобы не погибнуть под обломками, он заставляет себя забыть, и поверить. Забыть о смерти, забыть об одиночестве, забыть о куклах. Поверить в то, что любимая семья рядом с ним. Просто они не евреи. Поэтому не могут посещать синагогу по субботам. И лишь на краешке сознания — «... почти совсем не думал о том, что Б-г проклял меня». Вот она — грань сумасшествия: забыть, но помнить, быть там, но все-таки здесь.

А вот нравственного конфликта между преданностью погибшим и религиозностью я не увидела. Герой не предан погибшим, он просто не может принять мысль об их гибели. Рассудок рассеивается, душа устремляется за ними — теми, кого любит больше всех, после Бога. Куклы становятся якорем, которым Эфраим сумел закрепить свой рассудок по эту сторону жизни. Не погибшим он предан. Он себя по кусочкам собирает. Конфликт у него не столько с религиозностью — с ней он как раз вполне нормально ситуацию увязал. Читает Тору, соблюдает ритуалы, а то, что семью в синагогу не пускают — так они же не евреи. Проклял его господь, не евреи они больше, но если не евреи, значит, живые...

Когда ребе Нахум добился разрешения раввината на прием кукол в евреи, это тоже не с религией связано. Просто умудренные жизненным опытом люди пытаются помочь Эфраиму сохранить рассудок и здоровье душевное. Объявляя его кукол настоящими ашкенази, люди как бы говорят ему: «Ты не один. Мы рядом. Иди к нам. Не можешь сам, следом за куклами иди. Мы не будем смотреть на твой костыль. Ты только возвращайся к жизни потихонечку». Когда община приняла кукол как евреев, Эфраим впервые признался самому себе, что они не люди. И не впал в безумие при этом. Потому что поверил. Не в Бога поверил он, не в живых кукол, и даже не в себя. А в то, что не один. Можно ему в синагогу по субботам, и кукол предавать при этом не нужно. Куклы не мешают ни Богу, ни людям. И пальцем на них никто не показывает.

Смерть — часть нашей жизни. Смириться с ней невозможно. И боль утраты близких людей ни утишит ничто. Но жить надо. Эфраим, потерявший всю свою семью, в глубине сознания понимал, что жить надо дальше. Иначе не появились бы куклы в его доме. Зацепился человек за что получилось, и удержался на грани в момент первой непереносимой боли. А потом притерпелся, поддержку людей ощутил. Выживет. Научится постепенно ходить без костылей.

И с божественным проклятьем примириться сумеет. В сущности, все мы это проклятье на себе несем. Жизнь дает, она же отнимает, частями...

Редко случается читать такую искреннюю подробную историю о человеческом страдании, в которой боль человека показана без жалости и сантиментов. Как неотъемлемая часть жизни.

Сектор Газа вводит антивоенную линию. Но она уже воспринимается как второстепенная. Важная в принципе, но не в данном рассказе. Жизнь Эфраима разрушила война. В которой он даже не участвовал. Война есть зло. Она угрожает каждому человеку, как бы далеко от зоны военных действий он ни находился. Но не только она. Будь вместо бомбы автокатастрофа, пожар, преступление, для Эфраима ничего не изменилось бы. Ему все равно пришлось бы заставлять себя забывать, а потом еще раз заставлять поверить.

AntonAbramov, 24 сентября 2014 г. в 13:18

Я прочитал рассказ поздно вечером. Неожиданная концовка до мурашей взбодрила придремывающий организм. И даже что-то с глазами… Обида. Гордость. Надежда. С этим и уснул.

Наутро прочитал еще раз. Никаких мурашей, куча вопросов. Вспомнились “Отцы и дети”. Вечная тема. Но…

В рассказе вроде есть факты, против них не попрешь. “Но и в электронном варианте спрос на литературу падал – стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем – люди перестали писать”. А потом Андрей Петрович продолжает: “Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно…”

По прочтении я узнал, что Свечу автор считает своим лучшим произведением. Значит, это его позицию озвучил никому не нужный учитель литературы. Значит, Свеча – его манифест.

Люди перестали писать, и дети растут бездуховными. Первое, с позиций сегодня, ужасает. Второе кажется концом.

Андрею Петровичу, с его затворническим образом жизни, беда виделась в кризисе, из-за которого стало некогда (?). В победном наступлении техников на гуманитариев. В смещении интересов на компьютерные игры.

А если сейчас посмотреть на приоритеты, что выделяется? Да, читают все меньше, играют все больше. Но абсолютным королем стало общение. Мобильники и социальные сети. Это происходит на наших глазах. Уровень общения все время растет. Кто считает, что сейчас духовность падает? Вспоминаю вновь Отцов и детей. Этой теме тысячи лет. Нравственность уже давно в глубоком минусе должна быть.

Куда сместятся приоритеты через сто лет? двести? Бог знает. Я думаю, что Андрей Петрович не все сказал про свое время. Отметил только то, что его долбило. А многое не заметил, потому что рак-отшельник.

А робот-гувернер? Он-то не прятался, его мнение не в счет? – В счет. Только интересно мне – как он понял, что дети растут бездуховными? С чем сравнил? Откуда он знает, какие они – духовные, откуда берется духовность? Я, к примеру, не знаю. Но не взялся бы называть бездуховными миллионы крестьян, живших при царях и вряд ли что-то читавших. В те времена были свои приоритеты общения.

Боль и тревогу Андрея Петровича и автора понимаю, но не разделяю. Получилось плосковато.

А как же дети? Ведь “Свеча горела на столе, свеча горела”. Да, эту свечу они пронесут и, уверен, передадут. И вообще:

“…не все еще пропало,

пока не меркнет свет, пока горит свеча”.

AntonAbramov, 23 сентября 2014 г. в 16:34

Вечером, перед прочтением, заглянул в отзывы. Один товарищ спрашивал: почему Смерть подыгрывала нашим, какое имела право? Я удивился — такой явный косяк?!

Рельсовая война времен Великой Отечественной. Диверсионная группа на задании. Тысячи произведений на эту тему. Всех жанров и форм. Этот рассказ выделяется. Уж больно главный герой необычен. Смерть. Много кто пытался ее использовать. Почти все образы выветрились из головы. А этот запомню, потому, что необычный. Пристрастная. Со своим отношением ко всему происходящему на Земле. Но тогда почему она не влияла на исходы исторических событий? Столько наших полегло в войне, из них больше половины – не на поле боя. С другой стороны – мы же войну выиграли. Так может все-таки повлияла?

Так можно до опупения сидеть и перебирать: с одной стороны, с другой…. Но я теперь всегда буду думать, что Смерть за наших, за моих. Подсыплет деньков, если для дела. Эх, дело бы еще…

Предвзятая Смерть, да еще умеющая соврать или передумать. Кто-то на самом верху определяет ход событий, а Смерть уже действует по обстоятельствам. Как бы так.

Но рассказ не прост, хотя сюжет – прямая, вроде, линия. Ясно дело – пуля ее (Смертушку) не берет, пространство не удерживает. И всех нас она прибирает. Ключевое звено мироздания. А вот она у ног израненного Бабича: “сидела, согнувшись, скорчившись, едва не свернувшись в клубок. Брошенный Бабичем шмайссер лежал на траве у её ног.

— Стреляй, падла! — заорал на Смерть Алесь. — Что расселась, сука, стреляй!

Смерть резко выпрямилась, её шатнуло из стороны в сторону.

— Я не умею, — прошептала Смерть горестно. — Мне нечем стрелять.

— Чтоб тебе сдохнуть, — Алесь вновь припал к ручнику.

— Я бы не прочь, — отозвалась Смерть. — Но не могу вот”.

Этот ключевой момент рассказа я вообще только с третьего чтения разглядел. Скорчившаяся, спрятавшаяся в клубок – это ведь она от стыда, что не может помочь. — Смерть со стыдом! Офигеть. А вот это “Я бы не прочь” – так она такая же заложница судьбы, как и я. Вот бы с кем за жизнь перетереть. С Черненькой под беленькую. И даже без Черненькой есть о чем про жизнь под таким углом подумать.

Весь рассказ под Смерть заточен. Смерть сразу всех профильтровала, передо мной распахнула. До чего разношерстная группа на дело шла. Единственный специалист (подрывник) оказался единственным слабым звеном. И — блеклый образ. Потому и красавчик.

Докучаев о деле просил. Ну да – командир, коммунист. Всё внутри выжжено? Красной линии эквивалент. А слезы, навернувшиеся от обещанной Смертью поддержки их Делу? Слишком много ему довелось пережить, и он знает, что только Дело может сплотить всех, осмыслить все потери, не дать потерять человечий вид.

Отпетый уголовник Бабич просить не привык. Сыграл за жизнь какой-то соплюхи, душу на кон поставив. Ну ладно, понты у блатных – любимое дело. Но ему-то зачем за чье-то дело так стоять? Сначала я подумал – упростил автор, подыграл времени. Но нет, как раз у Бабича душа не выжжена. В ней нежность робкий росток пустила. В самый жгучий момент он и распустился, расцвел. Не зря именно Бабича Смерть выделила. На коленях пред ним стояла.

Потерявшие семьи старик Лабань и смертник из гетто Левка, да семнадцатилетняя Янка, успевшая хлебнуть горюшка – ядро воюющего народа, ничем не выделяющаяся часть. Они притушены, лишь Янка выделилась своим спасением. Что и понятно – на молодых девушек у Смерти особые права, иначе кто рожать будет.

Слезы Докучаева, молитва Левки, любовная сцена, высоко держали тонус. Но на одном уровне, чуть-чуть повышая. Короткая схватка у железной дороги резко его подняла. Столь яростной, беспощадной была. Смерть, скорчившаяся возле умирающего Бабича, – высший подъем. Зашевелились мурашки. И вдруг – сброс. Тонуса, мурашек. Почему-то спасение Янки сработало в минус. Жаль. Сразу вспомнились мелкие зацепки типа истлевших пальцев Смерти (сколько можно), пустые глазницы (то же самое), выплеска семени (перебор)…

Подытожу. Ум блаженствовал. Написано классно. Чувствовал себя очень комфортно. Глубина и продуманность оказались выше чувства. Эмоций маленько не хватило до пробоя. По сути 10-ка, но без мурашек.

Тиань, 22 сентября 2014 г. в 23:15

Рассказ похож на шахматную партию, финал которой неизвестен. Название заставляет задуматься, кто же и кого хранит.

Ответ на первую часть вопроса кажется очевидным: ангел-хранитель — Руслан Лежнёв, мальчик-даун. Отгороженный от обычной человеческой жизни своим недугом, он погружен в расчеты вариантов шахматных партий, частью которых неожиданно становятся живые люди. Не может ли быть так, что Руслан не только спасает избранные фигуры, но и создает комбинации на доске, вследствие которых они подвергаются смертельной опасности? Ему нужно сделать выбор, спасти, но отдать часть своей жизни и рискнуть репутацией гроссмейстера — единственным, что у него есть в этой жизни, или не вмешиваться в зеркальное отражение партии и спокойно завершать игровые туры. Он не выбирает, он вмешивается сразу. Потому что разум ангела спит, действиями руководит лишь сердце. Не в этом ли суть ангела-хранителя: принимать решения сердцем, не думая о последствиях? Хранить любой ценой? Поэтому и спит разум ангела, перегруженный абстракциями шахматной игры. Только спящий разум может хранить, бодрствующий неизбежно отвлечется на инстинкт самосохранения.

Вторая часть вопроса сложнее. Ответ на нее скрыт в перемещениях людей и судеб. Руслан Лежнёв сохранил жизнь девочке Салли и мальчику Тиму. На этом ресурс тела человеческого был исчерпан и ангел получил свободу. Вскоре на смену ему пришел другой ангел: Руслан Мортон. Его разум не спит. Он пытается сохранить жизнь (или здоровье) девочки Кати. Исход этой попытки неясен, финал рассказа открытый. И возникает вопрос: а не был ли Руслан Лежнёв ангелом-хранителем девочки Кати? Не явилась ли его болезнь следствием того, что он разминулся во времени с объектом своей охраны и вынужден был все силы ума сосредоточить только на просчете вариантов будущего: кого спасти, чтобы родившаяся в свое время Катя не осталась без ангельской охраны?

Сюжет рождает множество вопросов, от которых захватывает дух. И не дает ответа ни на один из них. Кто ты, ангел? Кого хранишь? Есть ли особый смысл в состоянии твоего разума? Вопрошать можно бесконечно. Ответом будет молчание. Боги всегда молчат. Поэтому кажется, что их нет.

Torin, 22 сентября 2014 г. в 19:33

«Это они думают, что он будет таскать для них из огня каштаны.»

Рассказ я прочел в сборнике «Хроника Посещения», сборник был куплен от скуки, так как я рассказами не увлекаюсь. Так же рассказ можно наблюдать в романе «Хармонт. Наши дни», как его начало. В сборнике же это выглядит не как ознакомительный фрагмент, а как полноценный рассказ, который послужил прологом к роману.

Рассказ, как и начало первой части романа, расскажет нам, о событиях спустя не большое время после оригинального «Пикника» братьев Стругацких. В «Свои и чужие» главный герой Рэд Шухард. Сталкер Гуталин, находясь при смерти, решает отдать долг Рэду Шухарду, который в данное время находится под заключением, и по средствам Ричарда Г. Нунана вытаскивает Рэда под залог. Но Шухард должен отработать свое освобождения, для института, принеся все тайники Гуталина, а их не мало. Рэду предстоит раскрыть главный секрет друга сталкера и выяснить кто «свой», а кто «чужой».

Рассказ написан приятно, его легко и интересно читать. В нем есть полноценный сюжет, который заинтересовывает нас на прочтение романа «Хармонт. Наши дни». Но для тех, кто уже прочел роман, это будет всего лишь повторение, прочитанного. Что ж, я рад, что сборник начался с Майка, так как очень люблю и уважаю его творчество. Если оценивать рассказ как отдельное произведение, то его уровень очень высок.

Примечание: В тексте использованы цитаты только из рассказа М.Гелприна «Свои и чужие».

AntonAbramov, 22 сентября 2014 г. в 09:19

Смерть еще, кряхтя, возилась на помосте, как опустилась Ностальжи, цилиндром нежного тумана накрыв место действия. У волшебства своя обитель.

“Ностальжи, как во сне к тебе взываю” – сладкий голос Хулио наполняет туман.

Да, и голоса у волшебства свои. Ночь разделяет меня с последней страницей, а волшебство все не уходит. Сказочно скрипят колеса повозки. Легкая тряска способствует воспоминаниям. Но туман не рассеивается, и все призрачно. То ли там я был, то ль слышал что-то, а может где встречал… Совсем далекие полочки памяти, все в пыли. Цирк… далеких краев имена… забытый запах зверинца… Так то не туман?! — Пыль. Поднятая до боли знакомыми фигурами. Вечными спутниками. Призрачная Удача – как всегда со спины. Навязчивая Невезуха с пьяными объятиями. Отвязная блонда Беда – отворяй… Ну и эта, всё кряхтит, но уже рядом с моими полочками, пыль сдувает. Ну-ну.

Прибрала уж Беппо. Беднягу Беппо. Красавца шимпанзе. Вынула кусок сердца Луи, зацепив и кусочек моего. Да-да, Луи, тяжело. Зато теперь он не облезлый, злой на весь мир обезьян. Память о прекрасном Беппо все затянет. Так, так, Луи.

А вот и волшебник. Не грусти, посиди со мной, повспоминаем вместе. Раз ты так все организовал, раз все разбередил. Пока звучит Ностальжи... Эта сказка тебе удалась.

Тиань, 21 сентября 2014 г. в 16:46

Автор верен себе. Его роботы удивительно похожи на людей. Но людей особенных. Таких в нашем человеческом обществе назвали бы отстающими в умственном развитии, потому что в них совсем нет хитрости, эгоизма, зависти. Зато в избытке верность хозяину (руководителю, наставнику, старшему) и потребность быть полезными.

Вряд ли роботы действительно будут такими. Все-таки автор сделал их чрезмерно эмоциональными. Распу не нравится словарный запас Дефендера, он проявляет волнение, услышав первое разумное слово крылатого, скрывает от Дефа информацию, опасаясь, что тот наложит на себя манипуляторы. Применительно к узкоспециализированным роботам это выглядит неестественно. Не могут они быть такими. Для воспроизведения эмоций требуются значительные мощности. А Дефендер в беседе с Уокером выражает опасение, что попытка расширить имеющийся у него объем знаний может привести к вытеснению ранее заложенной информации, то есть его ресурс использован по максимуму на обычный служебный функционал. Но все это второстепенные детали. Главное же в том, что два робота создали новую цивилизацию, а место создателей-богов уступили мертвым людям.

Пройдут года, десятилетия, века. Уйдут из жизни крылатые, лично знавшие Единственного и Второго. Останется лишь завещанный Распом обряд: заходить иногда к Ключевскому и Уокеру поговорить ни о чем. Реальные создатели цивилизации в памяти поколений будут вытеснены символическими. Но в этом есть свой резон. Если у создателя цивилизации есть свой создатель, он имеет больше прав на статус религиозного символа. В этом проявляется бесконечность пирамидальной структуры Вселенной. Когда-нибудь крылатые это поймут, отчасти и потому, что их создатели не побоялись уступить свое место в пантеоне...

AntonAbramov, 21 сентября 2014 г. в 16:03

Тему конкурсную не выбирают. Что бы вы написали на тему День десантника? Автор пошел очень оригинальным, необычным путем. Было все время интересно и неудобно. Все-таки переживать за нечто (человекоподобное ли?) – непривычно. Иногда я попадал внутрь ромба, что-то вроде бы начинал чувствовать. И тут же выпадал. Было непривычно и неудобно не только мне. Но и автору. Интересно, он себя внутри ромба как ощущал? Что-то подсказывает – когда он выпадал, тогда и я. Мы с ним на время чтения дуэт образовали.

Ощущение недополученности. Больших возможностей от ромба, что ли, ожидал? Действий, вызвавших бы сопереживание? Вот летит по штольне четверка, боевой мощностью, утверждает автор, эквивалентная космодесантной роте. “Ромб прокатился по ней огненным шквалом, на пути подавляя, сжигая, аннигилируя очаги сопротивления”. И чем наши рязанские десантники отличались бы?

Что-то не припомню ни одного случая демонстрации боевой мощи ромба. Семеро человек в парке отметелили Запад. А говорили – рота. Но может ромбовский эффект только при наличии всех четверых реализуется? С зэками опять не увидел – две ракеты из леса, и флайер подбит. Бесстрашие Юга подвело – хотели уйти от ракет, вовремя не катапультировались. Еще мозги и трезвый расчет нужны.

Мало того, что не рота, так и не все качества симбиота работали на пользу. А может автор и хотел – показать глупость затеи с этими пси-звеньями. Если и не хотел, то рука художника сама рисовала правду. Какая большая идея больших начальников и стратегов может оправдать Восток? Хорошо, что еще краснеет от стыда: “Все эти годы он старательно пытался стереть из памяти родину, семью, друзей – всех”.

А Запад слушал девушку и тоже думал о долге: “Сношаться, совокупляться, трахаться — да. Но не любить”.

В конце рука художника дрогнула и слепила треугольник – почти корейскую триаду. Две девушки, наверное, олицетворяли Природу и Мать. А кореец – Братство.

Как говорится, дело … живет и побеждает. Занавес.

Все ж выйду: написано живо, динамично. Идея очень интересна и оригинальна. Большой потенциал. Но не зацепило.

AntonAbramov, 21 сентября 2014 г. в 11:56

Ведь не скажешь, что Деф и Расп особо напрягались, помогая, а по сути — создавая Цивилизацию на далекой планете. Оказывается для этого не надо сверхразума, сверхмощи. А что надо? – Толчок, просто постоянная помощь, знания, участие, общение? По одиночке ничего из этого не сработает. Не факт, что и все вместе даст результат. Так что сработало?

Расп уже учил крылатых писать ДЕРЕВО, когда Деф жаловался мертвому своему наставнику: “Плохо дело, Уокер... — Я опять не сильно-то и нужен”. Еще жаловался, что обходы делать перестал – так город разросся.

Достаточно оказалось робота-защитника и робота-распорядителя, единственно выживших из экипажа. Их невеликих узкоспециализированных умений и еще чего-то вложенного людьми, как при их создании, так и при дальнейшем общении. И еще у них было время. Примерно пять тысяч лет.

Уже который раз автор обращается к теме роботов. Они у него как собаки – не предадут человека, благодарны хозяевам, друзья. И все время оказывается, что в них есть еще что-то, что проявляется неожиданно по-человечески. Да так, как хотят женщины увидеть это в настоящем мужчине, — с достоинством, надежностью, обязательностью, нежностью, добротой, силой, пониманием.

Чую – со всех сторон зашелестело: все это невозможно, одни хотелки, что запрограммировано, то и делают, нечем им чувствовать, нежность проявлять…

А тем не менее цивилизацию вместе с крылатыми создали. Память оставили на века. Да еще постарались на первое место нас, людей, выставить.

У меня щемит сердце, как вспоминаю Дефа, беседующим с Уокером. Ни о чем. Но обо всем. Тысячи лет эта потребность общаться с наставником, другом жила. Как мало в моей жизни благодарности от людей. Как хочется иметь рядом Дефа.

Тиань, 20 сентября 2014 г. в 17:39

В рассказе представлена еще одна вариация управления реальностью через минимально-необходимое воздействие. Только в отличие от вечных, ангехрановцы ограничены в выборе вариантов линиями вероятности будущего и не могут перемещаться во времени. Но могут другое — врубить мотиватор. Что это значит? — спрашиваю я себя. Ангехвановец нажимает клавишу на компьютере и создается направленное поле? Или на субъекта воздействуют гипнозом? Или... не только заключенным вживляют датчики и не только индикаторами агрессивности эти датчики являются? Прямого ответа на этот вопрос в рассказе нет. Есть три эпизода воздействия.

То есть ангехрановцы с помощью технических средств воздействуют на нужного человека, вызывая (или усиливая) в нем нужные им чувства. Получается, каждый человек в этом мире находится под постоянным наблюдением и угрозой косвенного зомбирования. Каждый управляем. И вот ведь какой парадокс: за криминальным элементом просто следят, а законопослушными нормальными людьми управляют. Управляют тайно, раз ангехран официально не существует и в правовое поле не включен. При этом в первом случае усилено желание покурить, во-втором, желание выпить, а в-третьем, практически на пустом месте в человеке спровоцировано любовное чувство такой силы, что он ради любимой (хоть и малознакомой по сути девушки) жизнью рисковать бегом бежит. Неограниченные возможности воздействия на психику человека получаются. Причем аппаратными методами, то есть любому человеку доступные, а не только избранным паранормалам.

А кто-нибудь из принимающих решения ангехрановцев проверяет изменение линий вероятности после вмешательства? Судя по рассказу: нет. Единственная цель дежурного ангехрановца — предотвратить конкретный акт агрессии со стороны поднадзорного криминального элемента. О возможных негативных последствиях в будущем никто и не задумывается. А ведь есть притча о матери, вымолившей у Господа жизнь своему умирающему ребенку, который во взрослом возрасте стал жестоким убийцей, тираном и мучителем своих близких, и этой же матери тоже. Очень в тему для ангехрана эта притча приходится. Предотвращая очевидное зло, не создают ли паранормалы зло еще большее? Вопрос философский и риторический. Перед людьми конкретная задача поставлена, и они ее выполняют.

А кто задачу поставил? Рассказ и на этот вопрос толком не отвечает. Ясно лишь, что это какие-то глубоко законспирированные силы в смычке с государством. За спиной бесплодно рефлексирующего и внезапно влюбленного героя встает призрак оруэловской диктатуры. На этом фоне эффектная концовка с взбесившимся Олегом Александровичем уже не смотрится такой эффектной. Какая разница, предотвратит он это конкретное убийство или нет, если кто-то другой в любой момент может врубить мотиватор на две максимальных мощности и вызвать в тысячах других людей потребность убить, не кого-то конкретного за что-то, а просто убить.

На протяжении почти всего рассказа в фокусе находятся только герои: уголовники, Олег и Галя, объекты их воздействия. Очертания мира размыты и проявляются не сразу. Когда же его удается увидеть, становится по-настоящему страшно. Это не карикатурное общество из «Сидеть рожденного». Это диктаторский режим, способный сломать даже внутреннее сопротивление людей.

Рассказ производит сильное впечатление. Герои переживают свои маленькие драмы, а Молох ждет очередных жертвоприношений.

AntonAbramov, 20 сентября 2014 г. в 15:15

А почему не Последний бог? Не силен я ни в истории вообще, ни в мифологии в частности. Лишь застряло в памяти: Афродита, Гименей – из мифологических богов. Герой говорит: “Моя сестра Афродита”, а еще: “Когда-то моя раса была многочисленна”.

Боги, раса, вампиры – от этих перекрестных по челюсти я сник. Потом от дикой идеи воспрял: так автор же новую историю написал. Человеки и вампиры одно время рядом проживали. Это как бы и научно уж доказано, всякий фант.чел знает. Только кровушкой не красненькой вампиры (или как их там?) питались, а голубой. Чувства наши – ея голубенькой компоненты. Человечий народ с первородства прост: у него голубенькую отсасывают, маленько кого-нить взад одаривают. Остальные-то все опустошенные. А все глупыши радуются, храмы строят, богами называют.

Но даже богов злая молва сгубила. Сначала вампирами и упырями обозвали, а потом – осиновыми кольями, да серебряными пулями... Не повезло вампирам с соседями. Простые смертные, а простыми палками поистыкали, и перевелись бессмертные. Почти. Автор последнего нашел. Дал слово ему.

Страшное существо, если вдуматься. Особенно для нашей страны, перераспределениями доведенной, да несвободами умученной. Вот ведь гад! У всех забирает, а потом хрен знает как распределяет. А кто ему позволил? Тем более – на самое святое покусился, на любовь. Жаль, автор никак его не контролировал, интересный сей вопросик не задал.

Я вот теперь думаю, что от него, последнего этого, все наши беды. Ведь его методами и живем. А потому осерчал я на автора – упустил, уважаемый, шанс. Я б еще спросил у этого – а чо делать-то теперь нам, перераспределенным? И кол осиновый как бы между прочим показал. Как есть раскололся бы бессмертный, твою…

Тиань, 19 сентября 2014 г. в 23:38

В этом рассказе для меня самое значимое — образ Лидии Семак. Полеты в космос — это дорога в один конец. Возвращаться некуда, не к кому и, по большому счету, не за чем. Парадоксы времени сохраняют жизнь космонавтов, но уже вне жизни Земли. Поэтому страх интуита Яноша перед космосом и его острое нежелание лететь понятны и оправданны. Ему тоже некуда будет вернуться. И попытка обмануть время законсервированным генетическим материалом и рождением сына после возвращения не сделает героев «своими» на чужой уже Земле. Человеку космос не нужен. Но лететь все равно надо. Космос — наша мечта и наше проклятье. Этот момент отражен в рассказе ярко, пронзительно. Хотя рассказ не о космосе.

Рассказ о применении экстрасенсорных способностей в подборе экипажей космических кораблей. И в этой части он весьма забавен. Интуит проверяет претендента на «возвращение» из экспедиции. При автономной проверке ответ «нет», при проверке в составе тройки — ответ «да». Из контекста видно, что обычно интуиты проводят только автономные проверки кандидатов, причем при таких проверках ответы «да» — не редкость, экипажи успешно формируются. А разве такое возможно в принципе? Берем для примера того же десантника Луиса Авилу. Если отправить его на космическом корабле одного в совершенно безопасный рейс, есть у него шансы вернуться на Землю? Никаких, он не пилот, он не сможет управлять кораблем. Автономный отбор у интуитов с ответом «да» могут пройти только пилоты космических кораблей. Космонавты прочих специализаций в одиночных проверках должны получать «нет». И тандем судовой врач + интуит без пилота тоже должен получить «нет» при сканировании. Проверка на «возвращение» имеет смысл, только если интуиту подают предварительный список экипажа и проверка проводится комплексно, с учетом того, что каждый космонавт идет в этой команде. Тогда «да» будет обоснованным, а «нет» потребует ротаций списка.

Сочетание серьезного, даже трагического взгляда на космос и забавной бестолковщины с интуитами придает рассказу определенный шарм. Серьезное и комическое в сюжете существуют автономно, они не пересекаются. В итоге рассказ распадается на две части: одна — о космосе, забирающем жизнь человеческую, и об оправданном самопожертвовании во имя безопасности землян; вторая — об экстрасенсах будущего, мало чем отличающихся от наших современных предсказателей и исцелителей. Слияния этих линий в нечто единое так и не происходит. Не знаю, плохо это для рассказа или хорошо. Он вызывает улыбку легкого недоумения. По прочтении остается странное чувство, что интуиты в нем лишние.

ИМХО, разумеется.

AntonAbramov, 19 сентября 2014 г. в 12:08

Странное ощущение после первого прочтения. С одной стороны – какое-то тепло исходило от взаимоотношений робота-гувернера с детишками его любящими. Да и в любом случае мои симпатии на стороне устаревшего робота – почему так бездушно с ним поступили? С другой стороны – мало что понял. О чем речь?

Попробую еще раз. Может сбивают с толку новые роботы? Тем более что меня сразу настроили против: был гувернер, станет комбайн? Неприятно представить ходячий пылесос воспитывающим моего ребенка. Да еще с повышенным самосохранением. Как-то сразу в голове щёлк – а если выбором его припрет: сохраниться самому или выручать, спасать ребенка?

А разве не подозрительно прозвучало: “ он способен на ложь, если того требуют интересы ребёнка”. Наверняка ведь возникнут ситуации, где красавец с бесшумной походкой и доброй улыбкой соврет, чтоб себя сохранить и… Не указан же приоритет: себя сохранять или интересы ребенка отслеживать. В общем сведется все к предыдущему варианту. И что за добрая улыбка на лицевой панели?

Тут и без вируса ясно – добром это не кончится. А если некоторые все же не поняли? — Автор грустно сообщает: “…вспышки неконтролируемой агрессии. Несколько сотен детей по всей стране погибли”.

Ну хорошо, тут все очевидно – новые роботы не задались. И что? Наверняка — не первый раз. Что ж теперь – под корень домашних роботов? Надеюсь, не к этому автор вел.

А может надо было законодательно признать гувернерами только действующую модель? Тогда бы Пит триумфально вернулся. Шутка.

Еще мне не понравилось поведение Настиной мамы – Даши. С чего она решила, что Пит устарел? Почему решила консультироваться с представителем компании? Почему ей наплевать на дочкино мнение? — Здесь уже теплее. Ветер вполне мог с этой стороны дуть. Но тогда причем новые роботы? Они могли и очень даже успешными оказаться. И тогда замена Пита оказалась бы оправданной?

Как ни верчу, всё одно две разные истории получаются. Одна – про милого, доброго робота-гувернера Пита. Ставшего другом сначала девочке Насте, потом мальчику Пете. Что, быть может, привело их к супружней жизни. Робот действительно устарел, пардон – постарел. Гибкость там, реакция – не те уже. Так ведь можно было все подновить. Ведь его полюбили Настя, потом Петя. Может надо было эту линию и вести? Куда жизнь пришла, что дети с роботами дружат, а не друг с другом? Конфликт настоящий был бы.

Вторая же история – с новыми роботами, новыми законами – как бы сама по себе, и даже не параллельна или перпендикулярна первой. Просто аморфна.

И опять я не свел концы с концами. Осталось впечатление – автор находился в цейтноте, что успел, то и слепил.

Тиань, 18 сентября 2014 г. в 21:17

В основе этого рассказа потрясающая идея: герой во имя любви подарил людям своего мира бессмертие. Со времен первой Видящей сородичи Кругосчета жили, зная срок своей смерти. Одним словом он уничтожил это знание, ввергнув мир в состояние хаоса, когда каждому человеку принадлежит не строго отмеренный конечный срок, но все время мира. Песочные часы жизни разбиты, хранящие их драконы уничтожены, перед людьми открылся мир со всем своим многообразием и бесконечностью.

Вот только недоработал автор сюжет: захотел еще и героя личным счастьем одарить хоть ненадолго и запутался в собственном мире.

В рассказе довольно подробно показано, как работает принцип предопределенности:

Кругосчет вспомнил — Камыш умер. Мысль запустила программу умирания. Но автору очень не хочется убивать Иву, и он на ходу перестраивает уже прописанную систему.

Откуда взялось это условие — произнести вслух название дня? В случае с Камышом этого не потребовалось. В беседе с Григорьевым тоже четко произнесено — вспомнить (не произнести слова, а просто подумать о наступившем дне). По логике устройства этого мира при описанном поведении Кругосчета Ива не могла выжить. Зачем эта логическая брешь? Ведь можно было оговорить вербальное условие заранее, можно было перейти на новый календарь за три дня до наступления срока Ивы, когда вариант ее спасения уже был понятен Кругосчету. Тогда логика мира не была бы нарушена, но эффектной сцены изменения календаря в первый день нового круга и в день предопределенной смерти любимой не получилось бы.

Будь идея рассказа не такой яркой и трогательной, можно было бы махнуть рукой на нестыковки — мало ли их в современной литературе, где многое пишется наспех. Но за Кругосчета мне обидно. Не так уж много в литературе произведений, где во имя любви герой дарит бессмертие целому миру. Фальшивые нотки снижают эффект и от идеи тоже.

AntonAbramov, 18 сентября 2014 г. в 07:32

В первый раз я читал и отмечал: как прикольно звучит текст с еврейскими словами, именами, праздниками. И когда понял, кем были дети и жена ГГ, то не смог дальше читать. До конца прошел только со второго захода.

Для меня этот рассказ – не против войны. Его место – в скромной часовне, для всех несчастных, раненых в сердце – вестями с войны, с авто-и прочих-аварий, с торнадо-цунами-ураганов, с больниц всех мастей и так далее и так далее. Все перечислить – солидный том наберется. Не надо тома, достаточно нескольких этих страниц.

А как насчет Б-га? – Если вы еще не разобрались, то вам как раз в часовню, пробежите еще раз эти строчки, и послушайте себя еще раз. Эфраим пришел к своей формуле жизни с этим Б-гом: сначала — забыть, потом – поверить. Вернее: заставить себя забыть, заставить себя поверить. Вы найдете свою. Нашел ли я? Пожалуй, пора уединиться в часовне.

Сколько ж не своей смертью погибает людей! Почему столько горя? Почему я перестал пускать в сердце горе? Что делать, когда настигнет? Уже без часовни вижу – один вопрос отвечает на другой. А если еще посидеть в тишине и уединении?! И может тогда, встретив неизбежное, мы не потеряем рассудок, как несчастный Эфраим, оказавшийся не готовым. А может только так и можно жить – балансируя на грани, когда у тебя вырывают сердце?!

Так пришел ли к своей формуле Эфраим, взрывающийся при всяком касании к тонкой пленке, прикрывающей дыру в груди? Смог ли себя заставить? И можно ли себя заставить? – Посидите, подумайте в тишине.

Вот такой текст. Почти библейская притча. Современная во все времена. Не библейская — без нравоучений, без надежд на… Памятка проживающим в опасной зоне. Памятка проживающим на Земле.

ДмитрийВладимиро, 17 сентября 2014 г. в 22:42

Один из первых прочитанных мною рассказов. Ну, в этом рассказе собраны все три составляющие от Автора.

Иногда правду жизни приходится тащить в фантастику. Некоторые это не воспринимают на клеточном уровне, но против правды не попрешь.

Вот и в реальности: мир толкают алеси бабичи, а не рафинированные герои.

AntonAbramov, 17 сентября 2014 г. в 10:09

Прелестная вещица в излюбленном авторском стиле. Основное – ярко, сочно — в маленьком круге света, остальное – штрихами, тенями, логическими лакунами и разрывами. Вряд ли дело в нехватке сил все прописать. Скорее – в осознанной позиции: штрихи, тени, лакуны помогают мне, читателю, сконцентрироваться на главном, и тогда почти наверняка меня пробьет эмоционально, до мурашек, до слез. Или, как в данном случае, адресат – мозг. Омываемый юморком диалогов, он отдыхает, я наслаждаюсь. И мозг делает вид, что не замечает странного способа передвижения Антея, класса гамма: до недалекой планеты ему надо полпрыжка, а до базы – шестимесячный рейс. Хрен с ними – прыжками, рейсами.

Колоритная личность — Марат Гуляев. Наверняка прошли времена тщательного подбора экипажей – вон их сколько бороздят просторы. А может и подбирают. Но в паре Марат – Поль вся спайка на нем. Они могут говорить друг другу что угодно, иногда весьма эмоционально, но Марат знает, как гасить:

“Марат ткнул пальцем в сторону Поля. — Уродливо, — прокомментировал он.

— Ну, ты и скотина.

— Согласен”.

Это Согласен умиляет меня, кого-то может раздражает, но работает без сбоев. И не только с Полем. Им заканчивается большинство диалогов, собственно и составляющих ткань рассказа. И диалоги получаются упругими, краткими, смешными.

И женщины выделяют его – “сильного и красивого”, явного лидера. Конечно, спят не только с лидерами, зачастую – не с ними в первую очередь. Но любят…

Ха! Вот и меня занесло. Как и автора перед этим (на мой взгляд). Целая планета без половой любви. Без мало-мальского обоснования. Что-то Марат невразумительно проблеял в конце. Хотя хитрый автор валит по привычке на шахматы, не все нюансы передающие.

Да, сей ход с отсутствующим понятием любовь придал колориту, добавил дровишек в костерок. Но любовь – святое. Колоритно, прикольно, интригующе – да, но без опор. На чем же мир на Сване держится? И кстати, у самого-то Марата любовь когда возникла? Кто заметил? Уж не это ли начало: “Теперь скажи-ка мне, Бло, какого чёрта ты ни хрена не жрёшь?”

Безусловно, конкурсная тема (языковые проблемы контакта) раскрыта — оригинально, ярко. Хотя я сомневаюсь, что смог бы овладеть человеко-глухарским.

Замечательный язык. И вообще впечатление общее – яркое, бодрое, юморное. Но без мурашек. Поскольку автор целил в мозг. Он туда попал.

Тиань, 16 сентября 2014 г. в 23:25

Почтальон Босяк заметил, что заполонившие мир мертвяки стали проявлять признаки самоорганизации и подчинения вожакам. В критический момент угрозы жизни это знание сработало и он сумел выступить вожаком одной из мертвяцких толп. В этом его путь — быть вожаком мертвецов, чтобы выжить. Причем в финальной ситуации выбора у героя не было: либо возглавить толпу, либо быть сметенным ею. Так что путь это вынужденный, случайно обнаруженная тайная тропка. Но идти по ней можно, раз мертвяки послушались указаний живого человека.

Почему мертвяки послушались человека, я не поняла. Ну разделись герои, и что? Разве живого от мертвяка отличает только наличие одежды? Помнится, в рассказе говорилось, что у мертвяков кожа своеобразная. Да и запах должен быть другим. До проявления признаков образования внутренних структур мертвяки восемь лет вели охоту на людей, то есть отличали их от себе подобных. Почему же Босяка с Аленкой не отличили? И разве предводители мертвяков голосовые команды своим подопечным подавали? В одном из эпизодов показано, что вожак направлял свое воинство жестами. Членораздельная речь — это как раз то, что отличает человека от мертвяка. Выкрики Босяка скорее должны были агрессию спровоцировать, а не повиновение.

Второй непонятный мне момент: почему умершие люди мертвяками не становились. По теории отца Питирима первыми на землю возвращаются последние умершие, а только что убиенные последние и есть.

И непонятный момент: про парламентеров. Предположение само по себе неожиданное до изумления. Откуда такая мысль в голову пришла? Разве почтари ходили, махая белыми тряпками? Разве парламентеров непременно должно быть двое? Насколько я знаю, таких ограничений в военном деле нет и не было. Да и с чего бы мертвякам парламентеров пропускать? Разве они все поголовно бывшие военные?

Конечно, все это мелочи. Главное, что Босяку удалось стать предводителем толпы мертвяков. Если удержится в этой роли, сумеет приручить противника, получит шанс на выживание. На земле мертвых это уже немало.

Идея сброса мертвяков из переполненного ада (или рая) сама по себе любопытна. Только в рассказе не очень нужна. Какая разница, откуда взялись мертвяки, если герой рассказа — бродяга-бывший музыкант и его единственная задача: выжить самому и прибившейся девушке жизнь сохранить.

Вот, пожалуй, и всё. В целом рассказ не показался мне плохим, но и отклика не вызвал. Скорее всего, это связано с тем, что я не люблю истории про зомби. Вглядываешься в такой заполненный мертвыми телами мир, и отвращение охватывает, то есть атмосферу автор передает мастерски, именно ту, какую надо: неприятную, удушающую, с оттенком безумия.

AntonAbramov, 16 сентября 2014 г. в 12:52

Не удивлюсь, если автор принял участие в конкурсе (с ключевыми элементами: мистика и зеркало) лишь потому, что нашел красивый образ – шахматная доска как зеркало. Ребенок-даун спасает девочку и мальчика – тоже очень красиво. А в завершение – уже сын повзрослевших спасенных девочки с мальчиком спасает от насилия еще девочку. С малиновым звоном в голове иду пить кофе – очень во рту приторно.

Малыш-даун спас второго ребенка, и я подумал, может в этом идея: дауны на Земле – чьи-то ангелы-хранители. Но вспомнил – ангелы почти у каждого из людей есть. Где ж столько даунов…?

А вот третий спасенный ребенок реанимировал первоначальную мысль. А что если главный здесь Руслан – дитя спасенных Тима и Салли? Может таким образом мессии на Земле появляются? И тогда рассказ получает совершенно другое звучание. Может и сладостный колокольный звон в моей голове не случаен? Но почему эта тема никак не развита? Даже если знаки почти все истратил, хотя б намек то можно?

Если ничего такого в рассказе нет, то что есть? – Красивые образы и хорошо написано. Да еще мистический туман: как же через доску-то спасать удавалось? И только ли через шахматную доску сие возможно? И кому? Идеи вообще не увидел. Не примитив же: хорошие дела подхватываются и продолжаются?! Пятерка максимум.

Будь реализован потенциал — не пожалел бы и десятки. А так лишь балл добавлю за потенциал.

ДмитрийВладимиро, 16 сентября 2014 г. в 01:24

Наблюдается последовательность в хорошем рассказе от Автора. Обязательное присутствие трех составляющих, одно из которых — карты.

Понравилось знаковость, намеки на поворот в Судьбах героев за счет нереальных существ(?). Этакие таблички, «за поворотом — провал», который мы видим, а Герои нет.

Начинаешь сопереживать, надеяться на благополучный исход...

А вот каким он получился — решать каждому.

Тиань, 15 сентября 2014 г. в 23:42

В этом рассказе больше всего мне понравилась первая фраза: «Нет ничего хуже, чем продрать утром глаза не оттого, что пора, а оттого, что стреляют». Фраза эта очень подходит герою и характеризует нравы. В мире рассказа стрельба — нечто совершенно обыденное, так же, как смерть от этой самой стрельбы и презрение к осторожности. А герой осторожен. И при этом спокоен: абсолютно все события он встречает с барабанным спокойствием.

Он предпринимает какие-то действия: отправляется искать Костлявого Бада Покера, оговаривает с ним ставки, убивает шерифа, женится на Линде, отказывается покидать свое ранчо и становиться шерифом. Но при этом ведет себя так, словно выполняет заранее спланированную программу. Я даже подумала, что такая индифферентность героя есть результат его способностей ясновидящего. Он все про себя заранее знает, поэтому и не суетится.

Стиль рассказа под стать характеру персонажа. Весь рассказ выдержан в тональности первой фразы: ни разу действие не ускорилось, ни замедлилось, ни разу герой не задумался, не усомнился. Совершенно ровное течение и действия, и слов. В этом есть свое очарование.

Стиль — главное достоинство этой вещи. За цепочкой слов интереснее следить, чем за действием. При этом чувствуется атмосфера Дикого Запада — классического, из романов Майн Рида. Весь рассказ этой атмосфере соответствует, а герой — нет. Однако, рассказ ведет герой, и атмосферу Дикого Запада это не разрушает. Получается матрешка: читатель из 21-го века смотрит на мир Дикого Запада, о котором рассказывает герой, участвовавший в событиях этого мира тоже как бы со стороны.

Необычно, интересно, ни в какой момент не скучно, и только по прочтении возникает вопрос: а о чем это все, собственно? Но и ответ также возникает сразу: не важно, о чем, важно — как. В данном случае форма и стиль исполнения в приоритете. Причем это не отрицательная характеристика, в данном случае.

AntonAbramov, 15 сентября 2014 г. в 17:09

Финальная сцена, конечно, запоминается – несущийся по ночной улице ботаник с арматуриной в хилой ручке. Летел он, накачавшись под завязку каким-то мощнейшим стимулятором. Накачался, чтоб хоть как-то приподнять с почти нуля свои шансы. Чтобы в увиденную могилу лег не он, а этот урка. А если доведется лечь самому, так ведь не деду-филателисту.

Вообще-то ничего не предшествовало такому мачизму. А может и да, но я-то точно не привык чувствовать себя богом, “вынужденным принимать решения, влияющие на человеческие судьбы. А иногда и на жизни”. Герой же устал им быть. Но некая пафосность и еще что-то неуловимое – и я не чувствую его, я не с ним, а сбоку, смотрю, что дальше будет.

И поэтому замечаю непонятки, коплю вопросы. Индикаторы агрессивности вживляли зекам – это понятно. А вот мотиватор, тот, что накачал героя-ботаника хлеще наркостимулятора, — он на всех действует? И как? – Лояльный к автору сам себя уговариваю: как-как? – просто! Усиливает именно ту линию вероятности в близком будущем, что гасит красных. То есть накачивает тех, кто на этой линии оказался. Как? Ну это не так и важно.

С другой стороны – секунду назад не было любви, а теперь есть, да такая, что ради нее – все…

Это смущает. Как-то по-другому к любви отношусь. И сразу недоверие к мотиватору. А ведь есть умельцы шестого уровня. Те, поди, разглядят вероятность в одну миллиардную процента. Нешто и эту вероятность мотиватор сумеет реализовать?

Хороша задумка с линиями вероятного будущего, с ангелами-хранителями, с тем же мотиватором. Но реализована так, что мотиватор оказывается круче любой волшебной палочки. А еще важнее другое – в каждом превращении красного в зеленый участвуют посторонние люди, у которых мотиватор усиливает не только лучшие их качества. В результате они попадают к ментам, ломают машины, есть подозрение, что и теряют жизни. Ведь, к примеру, в случае с Ёршом предотвратить можно было, только ставя под угрозу жизнь постороннего человека, пусть в данном случае – самого героя. Маленькая вероятность и потому бывает маленькой, что в некоторых случаях на бугая выходит хиляк. Значит смерть вполне реальна. И все права на выбор варианта предотвращения преступления – у ангехранцев. И кто их им дал?

Любопытно – почему герой говорит: работа врачей во много раз хуже моей? Что такого особенного во вживлении заключенным индикаторов агрессивности? Вроде ерунда, а доверие к герою падает. Он что – весь в комплексах?

В однозначном плюсе остается только образ: “крича на ходу, бежал, нелепо размахивая зажатой в руке железякой, очкастый, тщедушный задохлик”. Интересно – кто победил в их схватке. Сценку запомню. За это от меня доп. балл.

AntonAbramov, 14 сентября 2014 г. в 10:38

Абсурдный гротеск. Так бы я назвал способ, выбранный автором для реализации своей идеи. В совершенно нереальном мире происходят совершенно заурядные события. Лишь ударная концовка выделяется из множества разговоров – соло, вдвоем, втроем… вшестером. В небольшом круге света поочередно появляются герои в разных сочетаниях. И я не могу оторваться от разговоров, разговоров. В первой главе комментирует происходящее автор, грустно и любовно знакомя с персонажами. Со второй главы он отходит в тень, уступая сцену героям в полное распоряжение.

Мир, доведенный либералами и демократами до гротеска, — кошмарен. Беззащитность, дошедшая до предела, — палачом выступаешь ты сам. Ни соломки, ни ковриков-подушек. Неосторожность, необдуманность – и твоя жизнь скукожилась до обрывка шагреневой кожи. А не повезет – так и сразу хана. Мир без права на ошибку. Тираны наблюдают с раскрытыми ртами: во как!

Может, это правильно, что мир сей в принципе невозможен. Сколько тираний и диктатур ни старались, сколькими эпидемиями и морами смерть ни косила, но численность росла, то быстрее, то медленнее. И срок жизни потихоньку рос. А здесь упал ниже сорока. И если учесть, что каждому какая-то хрень вживлялась под сердце, то ясно, что давно бы уже снесло такое жизнеустройство.

Невозможность мира не раздражает. Он за сценой, смутно проступает странными тенями. И небрежность в его начертании вполне к месту – детали не важны. Мы поняли, в каком болоте оказались. Так близко с героями, что слышны шорохи втирающихся тел, словно пытающихся спрятаться друг в друге от этого… А их переживания, страхи просачиваются сквозь мои поры. И уже не всегда разделяю, где я, где они. Чувствую, как уходит страх, уступая место чему-то еще более глубокому. Что всегда со мной, но где-то там, далеко. Так далеко, что уж и забываешь о нем.

Какой же молодец Валет! Давно чувствуется в авторе неравнодушность к зекам, ну и ладно. Его (Валетова) среда издавна приближена к сварганенному миру. Он знает – что делать, как выкарабкиваться. И пусть этот представитель человеческий выдвинулся вперед, именно он пробудил во мне, в нас то забытое. Отчего мурашки, отчего гордость.

Идиллия в конце, где-то на склоне у ручья пасутся хороводом кудрявые барашки. Ну да, ну да – это мне отдышаться, я и не успел подумать плохого.

Спасибо, автор. Встряхнул, пробудил.

Тиань, 12 сентября 2014 г. в 21:14

Даже не знаю, что сказать... История любви, к которой прикручено все остальное: и мир, и характеры героев. Возникает три вопроса:

1. Мир этот каким образом существует? На экзамене по социологии Костян рассказывал о двух способах делать гешефт с потенциала. Первый: возможность нападать и защищаться, не думая о последствиях. Второй: возможность «дела делать», то есть обогащаться преступными методами. Другими словами, выпускник школы, у которого ни гроша за душой, отбывает авансом десять лет на зоне, потом «откидывается» и либо нанимается в крутую охрану, либо начинает добывать средства к жизни грабежами, либо разом совершает крупный преступный акт и присваивает чье-то состояние, становится богатым, влиятельным человеком. Последний вариант — программа-максимум, разумеется. Потенциал на его реализации сокращается существенно. В результате богатый и влиятельный оказывается беззащитным перед следующей волной откинувшихся. А нужно ли это богатому и влиятельному? Разумеется, нет. Богатые стремятся к защите своей собственности, а безнаказанность откинувшихся новой волны ей серьезно угрожает. Поэтому владельцы состояний постараются по максимуму использовать свои средства и связи для изменения конституционных порядков в обществе, в результате которых силовой отъем собственности будет невозможным. Если исключить эту форму гешефта с потенциала, число желающих сидеть авансом серьезно сократится. А если потенциал имеет не подавляющее большинство, объем гешефтов с него будет постоянно урезаться. Набросанная в рассказе социальная структура нежизнеспособна. Чтобы она обрела хоть какую-то стабильность, в обществе должен существовать рынок потенциалов. В этом случае в авансовых отсидках есть смысл. Но в рассказе о рынке потенциалов не упомянуто ни словом, зато говорится о вторых сроках, что позволяет сделать вывод о неотчуждаемости права на преступление.

2. Верка откуда в таком обществе взялась? Если школьное образование направлено на подготовку парней и девчонок к отбытию на зону по результатам выпускных экзаменов, а воровской закон одобряется общественной моралью, девочек в школе и воспитывают как «марух». В таком обществе и сама Верка, и ее Костян должны были воспринять поведение Пахана-экзаменатора как само собой разумеющееся. Ничего необычного для воровской среды на экзамене не произошло. Реакция Верки на экзамене требует какого-то объяснения. Без этого поведение героини выглядит странным, идущим в разрез с воспитанием, образованием, общественной моралью, школьной практикой.

3. За счет каких людей пополняются милицейские структуры? Верка в милицию готова пойти, чтобы не становится воровской марухой, то есть именно тем, на что ее с рождения готовили, Костян — «по любви». Других примеров в рассказе нет. Возможно, кто-то идет в менты по идейным соображениям: воровской порядок защищать. Кого-то опчество заставляет из тех же соображений. Кого-то мама с папой на зону отправлять очень не захотели. Кто-то оказался патологически туп и не сдал выпускные экзамены. Кого-то «завалили» специально. Можно придумать с десяток причин, по которым человек потенциал насиживать не захотел или не смог. Но в любом случае не думаю, что случай с Веркой и Костяном единственный. Провал девушки на экзамене школьная общественность восприняла достаточно спокойно. В изумление никто не впал, педагоги за голову не схватились, сама девица будущее свое представляет сразу и ясно — то есть прецеденты есть. И это еще один штрих, показывающий нежизнеспособность начертанного автором мира. Система школьного образования не справляется с подавлением в учениках чувства собственного достоинства. Не все согласны, что они рождаются сидеть. В сочетании с изложенным в пункте 1 это серьезный фактор.

Странный рассказ получился. Эмоции ключом бьют, а где — непонятно. Социальная структура никакой критики не выдерживает. Когда рассказ строится на одних эмоциях, это серьезный минус. Его сразу можно не заметить. Все-таки управлять читательскими эмоциями автор умеет мастерски. Но в конце концов странность истории все равно осознается. ИМХО, разумеется.

AntonAbramov, 12 сентября 2014 г. в 11:22

Не удивлюсь, если рассказ увидел свет 1 апреля или в его окрестностях. Тогда все сходится. Первая реакция по прочтении: “Уф-ф, вот это да! Но почему шутка? С 1-м апреля понятно – в рассказе имел место розыгрыш в этот день. Но розыгрыш и шутка – не одно и то же”. Я даже заглянул в Вику: “Розыгрыш или шалость отличается от разговорной шутки тем, что основным её компонентом является юмор физический, а не словесный (например, положить соль в сахарницу)”.

Окончательно же понимание пришло после знакомства с отзывами. Тиань очень качественно разобрала все логические проблемы рассказа. Но этот автор не мог совершить столько ляпов. Стало ясно: он над нами, читателями, пошутил. Сотворил иронический ТриДе (триллер-детектив). С магистральным и теневым уровнями.

Со мной его затея сработала на все сто. Влекомый интригой, я не замечал ничего по сторонам, мчась по магистрали вперед и только вперед. Лишь в финишном створе чуть не сшиб лбом плакаты с надписями: “Классно!”, “Оригинально!”, “Как тема раскрыта!”

И только необходимость писать отзыв заставила напрячь мозги. И потихоньку выцепить все логические несуразности. Но это было после. Которого обычно не бывает у обычного читателя.

За плакатами угадывался ухмыляющийся автор: вы что-то заметили на такой скорости? Вглядывались в тень? А оно вам надо? — Тогда – с 1-м апреля.