Эдгара Вальтера многие знают как великолепного книжного иллюстратора, пожалуй, лучшего эстонского иллюстратора детской литературы.

Но он не только оформлял детские книги, но и сам писал сказки для детей. «Котя и Филя» — одна из первых его сказок. Большую часть объёма книжки занимают иллюстрации (как всегда классные, хотя и не такие шикарные, как рисунки Вальтера к «Моховой бороде» или к «Покам» ). Из-за ярких рисунков книгу долго не удавалось опубликовать: эстонское книгоиздание в 90-е переживало тяжёлое время и никто не хотел связываться с дорогостоящей красочной книгой; сказку удалось выпустить только после шумного успеха «Поков».

Что касается текста, то он — простенький, история предназначена для совсем маленьких. Впрочем, она остаётся актуальной. Котёнок и совёнок от нечего делать стали меняться частями тела — глазками, носиком/клювом, лапками/крыльями. Конечно, ни к чему хорошему это не привело. А потому что сначала надо подумать. Как пелось в старой прибалтийской песне: «Надо, надо, надо, надо по-по-думать!».

На русском книжка вышла относительно недавно, и сразу (в диапазоне нескольких месяцев) в двух вариантах перевода — Гиты Сташевской и классика русско-эстонского перевода Татьяны Теппе (под названием «Котёнок и совёнок»). Перевод Сташевской мне понравился больше.

Довольно необычное для советской детской поэзии стихотворение — речь в нём идёт об уважении к хрупкому личному пространству каждого человека и необходимости иметь такое пространство, где можно укрыться от внешнего мира. Самая знаменитая часть стихотворения («жить в своём доме всегда одному не нужно ни мне, ни тебе — никому...»), позже, уже после ранней смерти автора, превратившаяся в «Песенку друзей» из мультфильма «По дороге с облаками», выглядит немного искусственной; словно писательница добавила эту часть спохватившись, чтобы не обвинили в эскапизме. И настроение у полного стихотворения, скорее, философско-печальное, а вовсе не весёлое.

Татьяна Макарова, дочь известной поэтессы Маргариты Алигер, прожила всего 33 года. Уже посмертно вышел единственный авторский сборник (ставший теперь библиографической редкостью), в который уместилось почти всё сохранившееся творческое наследие — проза, стихи, переводы. Но несмотря на небольшое число публикаций, с творчеством Макаровой в той или иной степени были знакомы почти все советские дети. Кто не помнит песенку про весёлых друзей из мультфильма «По дороге с облаками»? А в этой песне использован фрагмент стихотворения Макаровой. В виде мультфильмов экранизированы её сказки о Маленьком Ослике.

Сказочная повесть «Снег отправляется в город» — самое крупное произведение писательницы. И самое лучшее, на мой взгляд. Отличная городская сказка с острыми шутками, житейской мудростью. И вместе с тем — очень добрая, лиричная. И более того — по сей день очень актуальная. Лесной Снег захотел «посмотреть мир», для этого он принимает облик человека и отправляется в ближайший город, где знакомится со своим городским коллегой. Лесной Снег — добрый, чистый, глубокий, свободный. А Городской — пересоленный, запуганный снегоуборочными машинами, истоптанный тысячами острых каблуков (он даже на журнал мод подписался, чтобы знать, к чему готовиться), измученный работой по строгому графику. Конечно, он превратился в эгоиста, лодыря и циника. К новому знакомому Городской относится с высокомерием и пытается использовать, например, просит подменить на работе, когда ему нужно съездить в госте к бабе. К снежной бабе. Но под влиянием Лесного Снега даже закоренелый циник постепенно начинает меняться.

Как и во всех произведениях Макаровой, не обходится без нотки печали, но сказке это идёт только на пользу, подчёркивает художественную ценность произведения.

Книгу я прочитал относительно недавно — при работе над библиографией Макаровой. Прочитал с удовольствием. А если бы читал в детстве, думаю, был бы в восторге.

Важнейшее достижение Якуба Арбеса в том, что он предвосхитил появление писателей «пражской школы» — Майринка, Кафки, Перуца, проложил для них путь. Одним из первых сделал готическую атмосферу Старой Праги главным элементом произведений, стал одним из создателей современного литературного мифа о мистической Праге.

Но Арбес ещё и помог сохранить чешскую литературу, которая после онемечивания середины 19 века находилась в кризисе. Огромная популярность остросюжетных повестей-романетто Арбеса возродила интерес к произведениям на чешском языке, а «Святой Ксаверий», пожалуй, самое известное романетто писателя и находится в числе самых известных чешских книг 19 столетия.

Я написал «остросюжетных повестей», но современный читатель сразу ощутит, что динамики мало. Арбес не только мастерски создаёт мрачную, тёмную атмосферу, но и тяготеет к философским монологам. Взгляды не позволяли ему писать просто развлекательные книги, обязательно надо было «нагрузить» читателя рассуждениями на социальные темы. Возможно, в 19 веке повесть считалась триллером, но сейчас она больше подходит для неспешного чтения, неторопливого погружения в атмосферу готического детектива.

Сюжет напомнил о «Золотом жуке» любимого писателя Арбеса Эдгара По и о «Коде да Винчи» Брауна. Главный герой (альтер-эго самого автора, изучавшего живопись пражских церквей) узнаёт, что в картине «Смерть Святого Ксаверия» немецко-чешского художника 18 столетия Ксавьера Балко зашифрован путь к сокровищу. Картина реально существует и экспонируется в Церкви Святого Николая в Праге. Всё, связанное с картиной и поисками клада, в романетто оказывается окутано мистическим флёром.

Перед чтением повести советую найти изображение таинственной картины и карту Праги, это поможет лучше понять произведение. А Святой Ксаверий, между прочим, сооснователь Ордена иезуитов, миссионер в Индии, Японии, Китае. На полотне изображена его смерть в Индии, но всемогущий Интернет подсказывает информацию, незнакомую Балко и Арбесу: Ксаверий умер на китайском острове и в Индии был лишь перезахоронен.

После выхода книги народ валом повалил в церковь Святого Николая на Малостранской, чтобы посмотреть на загадочное произведение искусства. Жаль, что когда я был в этой церкви, то ничего ещё не знал о книге, Арбесе и Ксаверии.

Давно хотел познакомиться с работами Арбеса — и не пожалел. Хотя слишком велики были ожидания и осталось некоторое разочарование: хотелось всё же большей «готичности» (это обносится не только к «Святому Ксаверию», но и к другим произведениям автора, что я прочитал), тем более, что у писателя отлично получались описания мрачных локаций и видений.

«Сегодняшний день — есть день величайшего торжества! В Испании есть король. Он отыскался. Этот король я» («Записки сумасшедшего», Гоголь)

Первый рассказ сборника «Король в жёлтом», но не первый по хронологии: вскользь упоминается смерть одного из героев другого рассказа. Действие происходит в антиутопической Америке близкого будущего (относительно времени написания произведения) — в 20-х годах 20-го века: внешнее благополучие, богатство, государственная поддержка театра и оперы соседствуют с ужесточением иммиграционных законов, высылкой евреев иностранного происхождения, переселением негритянского населения в новый штат. В городах появляются правительственные Дворцы Смерти. Но довольно быстро читатель понимает, что нарратор Хильдред Кастейн — «ненадёжный рассказчик», проще говоря — псих, параноик, страдающий манией величия и считающий себя наследником императорской династии Америки. Предъявить свои права на престол Кастейну должен помочь ещё более безумный и совершенно инфернальный, напомнивший мне Огисфера Муллера из «Дома в 1000 этажей», злобный человечек — мистер Уальд, работающий «реставратором репутаций» и являющийся, с его слов, предводителем огромной тайной организации. Параллели с Аксентием Поприщиным из гоголевских «Записок сумасшедшего» напрашиваются сами собой. Но Кастейн ради своей цели готов на любое преступление.

Именно в этой истории впервые у Чембераса появляются Жёлтый Знак, озеро Хали, Бледная Маска, позаимствованные у Бирса Каркоза и Хастур, Гиады, запрещённая пьеса «Король в жёлтом, которая сводит с ума тех, кто её прочитал; продолжатели Чемберса сделали эти термины важнейшими элементами лавкрафтианского хоррора.

Но не надо ожидать атмосферы классического лавкрафтианского хоррора от «Реставратора репутаций» — это фантасмагория, мрачноватый гротеск, аллегория творческой одержимости. Притягательная, но опасная пьеса сводит с ума, потому что его автор «достиг наивысшей вершины искусства» и «природа человеческая не в силах выдержать эту ношу». Безумный король Кастейн, исполняющий роль короля и шута, воплощает два лика творчества. «Реставратор» задаёт настроение для других рассказов сборника, сразу ясно, что истории будут о «любви, безумии и смерти».

***

Очернили рядом провокаций,

Оболгали голосом елейным.

Даже реставратор репутаций

От дурдома не спасёт Кастейна.

Он сидит у зеркала. Корона,

Мантия... не всё пропало втуне.

Старый стул ничуть не хуже трона

И пускай корона из латуни.

©Вертер де Гёте

Рассказ разместился в середине сборника «Король в жёлтом» и отделяет первую половину книги, фантастическую, от второй — реалистической. Представляет собой подборку из 8 «мутноватых» философских притч. Переводчица Галина Эрли уверена, что в каждой притче зашифрована конкретная ссылка на какой-либо из рассказов сборника.

Аллюзии, честно говоря, очень неявные, но, конечно, после того, как я прочитал комментарии, они стали более заметными. Всё это из области предположений и, скорее всего, «Рай» просто создаёт общее настроение всему сборнику. Со вселенной «Короля» «Рай» связан лишь декадентской атмосферой и упоминанием «белой маски».

При всём колоссальном влиянии на дальнейшее развитие хоррора Чемберс всё же ближе к Бодлеру, чем, например, к Эдгару По или своим последователям — лавкрафтианцам.

Темнея, волны бьют о берег,

И в водах, словно в пошлой прозе,

Два солнца тонут без истерик.

Лишь тени движутся в Каркозе.

Чернеют в небе звёзды-черви,

Планеты замерли в гипнозе,

Забыв о жизни и о нерве,

Всё тихо в брошенной Каркозе.

Стоит, пока поют Гиады,

Король — в лохмотьях, в гордой позе,

Но умереть все песни рады

В далёкой неземной Каркозе.

Улёгся ветер, смолкли грозы,

Мои мечты почили в бозе,

Но быстро высохнут всё слёзы,

В жестокой, проклятой Каркозе.

© Вертер де Гёте

Это не совсем перевод, скорее, перепев, стихотворение по мотивам, но, надеюсь, мне удалось передать настроение, атмосферу проклятого инопланетного города Каркозы, расположенного на берегу озера Хали. Для фанатов «Жёлтых мифов» стихотворение Чемберса представляет особый интерес. Это самый крупный фрагмент собственно проклятой пьесы — «Короля в жёлтом». Самый крупный из написанных её создателем Чемберсом, разумеется. В основном он ограничивался туманными намёками, разжигая воображение читателя. И это прекрасно. Его последователи пошли дальше. Джеймс Блиш попытался воссоздать текст пьесы-мистификации в рассказе «Больше света». А Лин Картер частично переложил пьесу Блиша в стихах. Конечно, Песнь Кассильды (главной героини пьесы) присутствует в этих произведениях в варианте Чемберса. На русский стихотворение переводилось уже несколько раз.

«В соседнем доме окна жОлты...» А. Блок.

Путь сборника Роберта Чемберса к русскому читателю оказался столь извилист и долог, что и существование самой книги стало уже казаться не менее мистическим и нереальным, чем существование придуманной автором проклятой пьесы о «Короле в жёлтом». Между тем, сборник Чемберса — это один из тех столпов (наравне с книгами Эдгара По, Бирса и Мейчена), на которых в 20 веке выросло и держится древо современного хоррора, прежде всего — хоррор лавкрафтианского толка. Большинство любителей «тёмной литературы», даже те, кто Чемберса не читал, слышали о его вдохновляющем влиянии на Лавкрафта и роли в возникновении Мифов Ктулху. Это Чемберс сделал частью отдельной вселенной позаимствованные у Бирса странные имена и названия Хастур, Каркоза, Хали... придумал «жёлтый знак» и «короля», но главным вкладом в миф стала пугающая и чарующая недосказанность, атмосфера надвигающегося безумия. Запрещённая пьеса «Король в жёлтом» сводит с ума каждого, кто её прочитал. Чемберс не раскрывает сюжет и героев «Короля», по страницам рассказов разбросаны отдельные фразы из пьесы, упоминаются имена, присутствуют неявные намёки, от этого желание прочесть загадочное и великое произведение только усиливается. Жёлтый — цвет высшей власти, богатства, мудрости и безумия. Автор создаёт бескрайний простор для фантазии читателя. Можно предположить, что у пьесы есть что-то общее с «Маской Красной Смерти» Эдгара По. Но с «Королём» связана только первая половина сборника — пять рассказов из десяти. И то — «Мадемуазель д'Ис» лишь косвенно, одного из героев зовут Хастур и в рассказе присутствуют явная перекличка с «Жителем Каркозы» Амброза Бирса. Лучший рассказ сборника — это, конечно, «Жёлтый знак». В этом же произведении наиболее ярко выражены элементы мистического хоррора. В том же жанре написан рассказ «Во дворе Дракона». Напротив, открывающий сборник «Реставратор репутаций» — гротеск в духе «Записок сумасшедшего» Гоголя, но на нф-основе, ведь здесь описывается Америка будущего — 20-х годов 20-го века, присутствуют определённые черты антиутопии. «Маска» — своеобразная мрачная версия сказки о Спящей красавице — ближе к нф, чем к мистике. Уже упоминавшаяся «Мадемуазель д'Ис» — мистика с бретонскими мотивами. На первый взгляд кажется, что рассказы объединяет только проклятая пьеса, но присмотревшись можно заметить и другие точки соприкосновения. Например, скульптурная группа возле Дворца Смерти в «Реставраторе репутаций» — работа Бориса Ивейна, одного из героев «Маски»; друг Бориса Джек Скотт, вероятно, является рассказчиком в «Жёлтом знаке»...

Вторую половину сборника, начинающуюся с подборки коротких философских притч, продолжают четыре реалистических рассказа о жизни молодых американских художников в Париже, резко отличающиеся по тематике и стилистике от рассказов первой половины книги. Это своего рода дополнение к вышедшему годом ранее автобиографическому роману Чемберса о богеме, в романе и рассказах есть общие герои. Возможно, любители мистики и хоррора будут удивлены и разочарованы. Но принцип, по которому произведения вошли в сборник, понятен. Думаю, Чемберс не планировал создавать сборник хоррора, а хотел посвятить книгу творчеству во всех его проявлениях, особенно — безумию, как одной из «тёмных сторон» гениальности. Фактически, даже самые «страшные» рассказы сборника — не хоррор в чистом виде, а весьма тонкая декадентская проза. Почти все герои книги — творческие люди. Разрушительное влияние пьесы на сознание объясняется тем, что в ней «достигнута наивысшая вершина искусства», которую не способен вынести человек. А реалистические рассказы связывают мир Каркозы с нашим миром — события в них происходят зачастую в тех же локациях, что и в фантастической части.

Но если меланхолично-мрачноватая зарисовка «Улица четырёх ветров» неплохо вписывается в общую компанию (к тому же здесь можно найти лёгкие аллюзии на «Маску», а упоминание Сильвии позволяет самым ярым фанатам вселенной «Жёлтых мифов» предположить, что художник Северн — ипостась художника Скотта из «Маски» и «Жёлтого знака»), то неуместная мелодраматичность «Улицы Богоматери Полей» и «Рю Баррэ» делает их совсем чужеродным элементом. «Улица первого снаряда» рассказывает об ужасах осады Парижа времён франко-прусской войны и, пожалуй, более уместна.

И всё же интересно ознакомиться со сборником в полном, авторском варианте.

Заметно отличаются не только оригинал и пересказ Чуковского, но и первая версия пересказа Корнея Ивановича от пересказа, ставшего классическим.

Впервые в варианте Чуковского сказка вышла в легендарной антологии «Ёлка», которая готовилась Чуковским совместно с А. Бенуа несколько лет и вышла уже в Советской России, многие из авторов и художников антологии вскоре уехали из страны, но «Ёлка» осталась эталоном детской книги на долгие времена.

Первую публикацию русского «Джека» сопровождали серьёзные, мрачные, напоминающие даже работы Доре, рисунки В. Замирайло.

Во второй половине текста есть отличия от привычного нам варианта. Начало — такое же, довольно жестокое, но разделавшись с Кормораном, к Блендербору Джек относится более гуманно. Двухголовый великан сдался на милость победителя и был посажен в клетку. Пленнику там неплохо, дети кормят его сахаром и изюмом. Чуковский всё более смягчает настроение повествования, а заканчивает и вовсе на мажорной ноте: «а потом пошли к великановой клетке и стали кормить великана пряниками».

Первая публикация отмечена небольшим курьёзом: Блендербор в тесте называется сначала дядей Корморана, а потом — племянником.

Сам Чуковский решил, что великана-людоеда надо наказать более строго или ему указали на педагогические просчёты, но каноническим стал другой вариант, который читали, наверное, почти все и пересказывать конец не нужно. Из успешных находок второго варианта отмечу ссору двух голов в решающий момент. К великану Корморану Джек тоже стал более суров и не поддался на его просьбы о пощаде, автор подчеркнул, что пощады врагам не будет.

О том, чем отличается пересказ от оригинальной сказке, рассказано в другом отзыве и повторяться не вижу смысла. Оригинальная сказка намного больше, и разных великанов и приключений в ней тоже больше.

Интересная версия «Золушки наоборот».

Принц ищет свою суженую, но не ту, которой окажется впору волшебная туфелька. Претендентка должна снять волшебный башмачок с ноги самого принца

Единственная сказка из сборника «Детский сад «Тюльпан», которую я прочитал, когда сам находился в возрасте целевой аудитории Риэко Накагавы, то есть был дошкольником. Читал в одном из любимых журналов детства — в «Кругозоре». Кстати, сказка в журнале опубликована с небольшими сокращениями.

В детский сад пришёл маленький говорящий медвежонок, поначалу ребята его побаивались, но вежливость и заинтересованность в общении, проявленные медвежонком, растопили лёд и вскоре дети с ним подружились. Дошколят особенно потрясло его умение читать (они-то ещё читать не научились). То, что медведь говорит, их совершенно не удивило.

Сказка очень добрая, «кавайная», ненавязчиво учит дружелюбному общению, умению завести разговор. А на месте медвежонка мог бы быть любой неуклюжий новичок в детском коллективе. Описывается по сути обычный день в японском детском саду середины прошлого века.

PS. В начале рассказа медвежонок пишет письмо воспитательнице из детского сада (он ещё и писать умеет!) и обращается к ней: «Руководительница Хару», а она подписывает ответное письмо: «Харуко». Переводчик это никак не поясняет; возможно, Хару — фамилия, а Харуко — имя, но скорее всего, подобная трансформация связана с японскими суффиксами, в которых я не силён; тогда первый вариант обращения более официальный, а второй — дружеский. Воспитательница сразу же даёт понять медвежонку, что он может чувствовать себя как дома.

Произведение не вошло в первый вариант сборника, было добавлено позже, и, наверное, поэтому главный герой всей книги мальчик-хулиган Сигэру здесь уходит на второй план, а всё внимание на медвежонке Когу.

Экспериментальный текст-пародия одного из самых интересных, кстати, «неофициальных», «андеграундных» советских фантастов — Абрама Терца (Андрея Синявского). Написано уже в Париже. Попытка поддеть одновременно литературный соцреализм и всяческих модернистов. Большая часть текста — примитивные короткие диалоги, вероятно, напрямую позаимствованные из какого-то разговорника или словаря. А «между строк», среди монотонных вопросов и ответов — острые (по тем временам) фразы от самого Терца. Например, — Думаете ли вы возвратиться в Россию? — Нет, я этого не думаю.

Как эксперимент — любопытно, но как литературное произведение — не особо понравилось.

Подборка коротких комических диалогов двух мальчиков из нескольких номеров журнала «Мурзилка» за 1970 год. Петя Федькин рассказывает о каком-нибудь невероятном событии, свидетелем которого он был, а Редькин парирует ещё более удивительной выдумкой. Неплохой абсурдизм. Некоторые сюжеты довольно оригинальные, некоторые — парафраз популярных детских легенд: мол, на большой связке воздушных шариков можно улететь; если нажать на кнопку седьмого этажа в шестиэтажном доме, то вылетишь на крышу; истории о невероятно сообразительных животных. Возможно, истории Федькина и Редькина были бы продолжены, рубрика пользовалась популярностью, но в следующем году автор Рахиль Баумволь уехала в Израиль.

Достаточно сказать, что САМ Миядзаки, император японской анимации, является поклонником сказок писательницы и экранизировал одну из историй сборника — «Охоту на китов».

Короткометражка создана для демонстрации исключительно для показа в музее студии «Гибли». Миядзаки, правда, опередили на 15 лет советские мультипликаторы: мультфильм «Я жду тебя, кит» по этой же сказке появился в 1986 году.

Накагава признана в Японии бесспорным классиком детской литературы, писательницу называют «первым японским автором, которому удалось описать детский мир легко понятным юным читателям языком». Этому способствовало то, что писательница сама работала в детском саду. Детский сад «Тюльпан» — дебютная книга автора. Книга стала бестселлером и получила несколько национальных премий. Критики особо отметили реалистичность детских характеров — без их идеализации, что было для японской детской литературы того времени ещё в новинку.

Главный герой — непослушный четырёхлетний Сигэру — ходит в младшую группу детского сада и постоянно нарушает все правила, не думая о последствиях. Но всякий раз получает хороший урок. Сигэру — не хулиган, он просто хочет быстрее вырасти, жажда познания окружающего мира не даёт ему покоя. Главным в книге является общение детей, становление личности, социальная адаптация. Для сказок сборника характерно слияние обыденности и вымысла в процессе игры: на Чёрной горке по соседству живёт рогатый лесной мальчик, а из кубиков можно сложить настоящий корабль и уплыть в море. При этом волшебные происшествия воспринимаются всеми как само собой разумеющееся. Однажды в сад приходит самый настоящий говорящий медвежонок, но ребят удивляет не само появление говорящего медведя, а то, что он умеет читать.

На русский переведены почему-то только пять историй из семи. И если одна из них — о преследующем Сигэру волке — не столь важна для общей концепции книги, то заключительный рассказ, как я узнал из аннотации, рассказ — ключевой. Сигэру попадает в другой детский сад, где нет правил, но в конце концов понимает, что совсем без правил тоже нельзя. Что уж там разрешали Сигэру, я не знаю, но до сих пор полностью сборник на русском так и не вышел. Из-за отсутствия последнего рассказа составителям русского издания пришлось поменять название и порядок произведений.

Не самое известное и не самое удачное из произведений «красного графа» Толстого, которое тем не менее представляет интерес. Во-первых, как с исторической, так и с развлекательной точек зрения — это всё же один из лучших образцов «красного Пинкертона», авантюрно-детективные приключения с яркими приметами времени и чётко выраженной социальной задачей. Не обошлось и без фантастических элементов (гениальное изобретение, злое тайное общество). Особенно отмечу ироничность повествования. Герои и злодеи, в свободное от злодейств и геройств время, мило беседуют, выпивают, устраивают остроумные пикировки и вступают в словесную игру, бравируя своими планами: «А что вы сделаете, если мы сегодня сделаем вот это?».

Неплохо передана атмосфера Волги, именно как важнейшей водной магистрали, места пересечения многочисленных путешественников и торговцев.

По мотивам этого произведения в 70-х годах Высоцкий совместно с Кириллом Ласкари написал мюзикл «Авантюристы», но реализовать проект на сцене Высоцкому не удалось.

Несколько лет назад знаменитые американские составители Джефф и Энн Вандермеер задумали большую антологию научно-фантастических рассказов 20 века.

Русские рассказы помогал выбирать для книги Влад «Пикман» Женевский. В составлении лонг-листа оказывали некоторую помощь и админы Фантлаба.

Почему именно это произведение Влад выбрал и перевёл? Почему именно этот рассказ оказался рядом с «Днём Гнева» Гансовского, Стругацкими, Шефнером?

На мой взгляд, рассказ этот очень сильный.

«Боюсь Данаев я и дары подносящих!». Если враг сбрасывает на город цветы вместо бомб, то это не свидетельствует о его миролюбии. Возможно, он просто хочет «иметь старую, прекрасную культуру» побеждённых «у себя, так сказать, в погребе, и выдерживать её, как вино...».

Пожалуй, не нужно привязывать притчу к определённым событиям и странам. Это универсальная социально-философская фантастика на все времена, жесточайшая антиутопия, описывающая психологические и физические способы подчинения воли, развития покорности и подавления тяги к свободе.

Не оказав прямого влияния, рассказ стал таким же фундаментом для большинства антиутопий 20 века, как и сам Главный Город стал основой для Верхнего Города.

Многие фрагменты произведения — просто готовые цитаты.

Конец 80-х. Мы с одноклассниками пошли в один из первых видеосалонов в нашем районе на окраине Москвы. Это было моё третье или четвёртое посещение видеосалона. Находился он на первом этаже многоквартирного дома и по сравнению со многими другими салонами того времени производил солидное впечатление — достаточно сказать, что первый в жизни видеофильм я посмотрел в строительном вагончике, причём у «прокатчиков» была только одна кассета с двумя картинами, но народ (почти полностью состоявший из школьников) валил валом.

В этот раз показывали фильм «Калейдоскоп ужасов», что меня обрадовало, уже в то время именно ужасы интересовали больше всего, даже больше боевиков. И вот за рубль (деньги для советского школьника немалые) я смог ознакомиться с этим образцом американской кинопродукции, недоступной в кинотеатрах. Тем более, что привлекала фраза «по произведениям Стивена Кинга», а я уже тогда знал кто такой Кинг.

Впечатления от первого просмотра — неоднозначные. Фильм в большей степени оказался смешным, чем страшным. Хотя с чем я мог сравнить? До этого смотрел только один фильм-ужасов — «Телемертвецы», показавшийся воплощением кошмара. Произвела сильное и мрачное впечатление только одна из новелл — «Прилив».

А самое главное, — показали фильм не до конца, места на плёнке не хватило. Деньги, разочарованным школьникам, насколько помню, не вернули.

Через несколько лет я пересмотрел «Калейдоскоп ужасов» уже на собственном видаке. Теперь я уже был гораздо лучше подкован, узнал среди актёров комика Лесли Нильсена и самого Кинга, сыгравшего довольно заметную роль бедолаги Джорди Веррилла. Узнал, что фильм состоит из пяти новелл, а не из четырёх, то есть в первый раз мне не показали полторы новеллы. Я уже понимал, что фильм — это пародия на старые хоррор-комиксы и смотрел с бОльшим интересом. Парнишка на экране постоянно читал страшные комиксы и я ловил себя на мысли: «Вот бы полистать такую книжку!». Впрочем, это желание появилось ещё после первого просмотра.

Теперь я могу реализовать давнюю мечту. Комикс-новеллизация вышел почти одновременно с видеоверсией. Три истории из пяти были придуманы Кингом специально для этого проекта, а две — адаптации выходивших ранее рассказов. До России комикс добрался только в 2020 году. Хотя на многие другие языки был переведён гораздо раньше, в том числе на польский, финский, португальский. Пару лет назад вышла болгарская версия (библиографию переводчика Ивана Атанасова я не так давно открыл на Фантлабе).

Книга для всех любителей чёрного юмора в духе «Баек из склепа». А для меня этот сборник в первую очередь — ностальгия по детству. Так же как и для Стивена Кинга, который создавал комиксы, вспоминая свои любимые страшные рисованные истории из детства.

Не слишком люблю супергеройские комиксы, но в этот заложена прекрасная идея, которая позволяет произведению не только развлекать, но и выполнять благородную просветительскую функцию.

Дэдпул осознаёт, что весь окружающий мир — выдумка, и сам он — марионетка сценаристов. Чтобы освободить себя и других персонажей от череды бесконечных сражений, смертей и воскрешений, он сначала (в предыдущих комиксах серии) уничтожает супергероев Марвел, а потом понимает, что начинать надо с классической литературы, повлиявшей на развитие жанра комикса. При помощи приборов Рида «Мистера Фантастика» Ричардса «Болтливый наёмник» путешествует по «Миру Идей» — миру литературной классики. При встрече с героями из «большой литературы» автор в двух словах рассказывает, на каких героев комиксов они оказали влияние или предлагает рисованную подсказку. Так «Три мушкетёра» повлияли на саму идею команды, Русалочка переродилась в Нэмора, безголовый всадник из Сонной Лощины трансформировался в Призрачного Гонщика, Дракула стал прототипом не только Блэйда и Морбиуса, но и Доктора Стрэнджа...

Авторы — американцы, поэтому неудивительно, что большая часть представленной классики создана американцами или англичанами. «Моби Дик», «Маленькие женщины», «Том Сойер», «Сонная лощина», «Следопыт», «Макбет», «Ворон», «Франкенштейн», «Маугли», «Шерлок Холмс», «Портрет Дориана Грея», книги Уэллса...

Впрочем, нашлось место и для Грегора Замзы Кафки, Пиноккио, Дон Кихота, Капитана Немо, Беовульфа, древнегреческих мифов...

Шутки Дэдпула жестоки, он не щадит ни злодеев, ни положительных персонажей, даже таких безобидных как Русалочка и Том Сойер. Пожалуй, только Холмс сможет ему противостоять.

И Шерлок собирает свою команду героев...

Произведение Банна — отличная возможность убить сразу двух зайцев. С одной стороны — заинтересовать классикой тех, кто кроме комиксов ничего не читает. С другой — показать противникам комиксов, что истоки супергеройских графических произведений находятся в благородной большой литературе.

PS. Жаль, что русская классика в комиксе почти отсутствует (за исключением знаменитой цитаты из «Анны Карениной»). А ведь с Вием, Стариком Хоттабычем или Кощеем Болтливый Наёмник так легко не справился бы.

P. P. S. В русской версии комикса встречается шутка про «Наутилус Помпилиус» и «Ю-Питер». Разумеется, это выдумка переводчиков. В оригинале Дэдпул скаламбурил по поводу «Наутилуса» Капитана Немо и спортивных тренажёров «Наутилус».

Удивительно вдохновляющее, несмотря на мрачный сюжет и форму, графической произведение. Созданное хаотичными, экспрессионисткими штрихами чёрным по белому. И это лучшая возможность показать контрастность наполненной страданиями жизни главного героя.

Грубый одинокий алкоголик, человек совершенно приземлённый и даже неприятный, неожиданно получает божественный дар (хотя в Бога он даже не верит) — стигматы, незаживающие кровоточащие раны на ладонях, являющиеся обычно символом истовой веры и святости. Вся привычная герою жизнь оказывается сломана, одни люди относятся к нему с неприязнью, другие — наоборот, оказывают знаки утомляющего экзальтированного поклонения. Врачи считают его сумасшедшим, а полиция — мошенником. Обладатель стигматов проходит через множество этапов — раздражение, уныние, ярость, бегство, попытки заработать на своей «святости», отчаяние, смирение.

Вспоминается библейский Иов, но специалисты, разбирающиеся в теологии или религиоведении, возможно, найдут более точный прототип из христианских текстов, ведь здесь испытывается не праведник, а грешник, главный грех которого — равнодушие к своей жизни и к жизни других. Обычный, в сущности, человек. «Какое мне дело до вас до всех, а вам до меня» (с).

Не могу назвать себя сильно религиозным человеком, но этот авангардный философский комикс о стремлении к свету и духовному развитию мне понравился. Многочисленные отсылки к Библии и текстам деятелей церкви не усложняют сюжет, а лишь добавляют ему солидности.

Давным-давно, в далёкой-далёкой галактике...

Хотя начинается всё на Земле, за миллионы лет до появления современных людей. Планета является столицей могущественной космической империи и правит ей кровавый и эгоистичный «государство — это я» тиран-император, настолько жестокий, что императрица сбегает от него, забрав детей.

А затем, понятное дело, — погоня. Какое приключенческое произведение без погони?

Очень яркий и динамичный комикс: скачки по разным мирам, непрекращающиеся приключения, неожиданные для читателя повороты. Миллар, живой классик комиксов, — надо отдать ему должное, успевает раскрыть характеры персонажей прямо во время сражений и беготни. Есть, конечно, и комедийный персонаж, смягчающий довольно жестокое повествование. И в трудный момент этот клоун оказывается весьма полезен. Всё по учебнику.

Графическая сторона произведения — вотчина Стюарта Иммонена — очень хороша. Художник прекрасно передаёт эмоции героев, подчёркивает динамику при помощи нестандартных ракурсов.

И был бы комикс настоящим шедевром... Но хочется... не глубины даже (какая глубина в чисто развлекательном произведении), а просто чего-то нового.

Как бы ни старались создатели, но всё это уже где-то было. И кажется, что история сложена из цитат, так же, как и мой отзыв на неё. Впрочем, некоторые остроумные неожиданные решения здорово оживляют сюжет. И сделан комикс профессионально.

Отечественная пародия на нуар-детектив. Аннотация обещала что-то среднее между «Городом Грехов» и «Зверополисом».

Придурковатый детектив-любитель Мопс, конечно, милашка, но комикс меня не вдохновил. Ни сюжетом, ни рисунком (впрочем, графика, надо признать, довольно самобытная). Хотя попытка сделать мимимишный нуар уже заслуживает похвалы, но всё оказалось вторично, да и не слишком смешно. «Так как-то всё», — сказал бы, наверное, хлестаковский Пушкин.

Мутанты пытаются выжить в постапокалиптическом мире... Или показалось? И это антропоморфные животные в кедах и майках ищут пропитание в заброшенном дачном посёлке?

Забытый хозяевами щенок и два неудачника из соседнего леса — енотиха и оленёнок с обломанным рогом сколотили небольшую «банду». Их дружба пройдёт серьёзное испытание. Но ради настоящих друзей стоит отказаться от сомнительной «крутости» и даже рискнуть жизнью. Мораль произведения понятна и ясна, герои интересные. Графика — очень приятная, отличные яркие краски. Но всё же комикс выглядит как фрагмент без начала и конца, множество недомолвок. Поэтому оценка комикса оказалась неоднозначной.

Слегка проясняет ситуацию небольшой комикс «Банда», являющийся предысторией «Ужина на помойке», но ответов на большинство вопросов он не даёт.

Немецкая комиксистка Анна Хайфиш родилась ещё в ГДР, хотя и прожила там совсем недолго. Но советская культура оказала на неё определённое влияние: у маленькой Анны был игрушечный Крокодил Гена. Известность Анне принесли сатирические комиксы, героем которых стал обычный современный художник, выросший, разумеется, с мечтой стать гением и создавать красоту, но столкнувшийся с реальностью, многим художникам хорошо знакомой. Безденежье; неудачные попытки выставиться; непонимание со стороны близких; сложные отношения с коллегами; нелепые выходки, выдающие себя за «современное искусство». «Художник» — набор коротких сюжетов, связанных общими героями. Тем, кто интересуется искусством, «механикой» творчества и его скрытой частью, думаю, будет интересно и полезно ознакомиться.

Название комикса не могло не привлечь внимание американского читателя. В русской среде эта фамилия не на слуху, поэтому поясню — Дамер для американцев, то же, что для нас Чикатило, один из самых ужасных маньяков в истории, садист, некрофил, каннибал. Настоящий монстр. И вдруг — «мой друг». И в самом деле — автору «повезло» учиться с Джеффри Дамером в одном классе школы, они даже дружили (скорее, приятельствовали). После разоблачения серийного убийцы Бэкдерф по американской традиции постарался монетизировать своё знакомство с маньяком и выпустил успешный небольшой комикс, который потом был значительно расширен и превратился собственно в графический роман «Мой друг Дамер». Надо признать, что это хорошая, серьёзная работа. Не просто желание заработать на сомнительной славе, но попытка разобраться в том, как обычный в общем-то — хоть и с большими странностями — мальчик постепенно превращается в чудовище и где та грань, перед которой человека и его будущих жертв ещё можно спасти. Автор комикса опирается не только на свои воспоминания и воспоминания друзей, но и на материалы дела маньяка, интервью с Дамером, информацию из книги его отца (да, папа Дамера тоже написал книгу о нём, и мама планировала написать книгу, но не успела; громкое дело американские издательства стараются раскрутить по-максимуму), газетные статьи. Разрозненные детали старательно сложены Бэкдерфом в мрачную историю, где за фасадом скучной жизни школьников провинциального американского города 70-х скрывается зло и безумие, а малозначимые, обыденные события являются провозвестниками чудовищной деградации человеческой личности. Комикс описывает только школьные годы маньяка и почти все его чудовищные преступления остаются за кадром, но менее мрачной от этого книга не становится.

Редкий случай: творческий человек не только учился в одном классе с будущим маньяком, но и смог запомнить и в какой-то степени изучить, хотя многое в поведении Дамера стало понятно уже задним числом. Часто такие серийные убийцы кажутся совершенно обычными, скучными, серыми людьми. Так одноклассником лидера группы «Крематорий» Армена Григоряна был маньяк Головкин-Фишер, совершенно незаметный мальчик, о котором Григорян мало что смог вспомнить.

Пару добрых слов нужно сказать о графической стороне комикса — очень выразительная, интересная рисовка.

Книгу дополняют подробные комментарии автора.

Первая часть произведения, рассказывает о гротескной поездке на гигантском тарантасе и менее интересна, но дальше история превращается в настоящую фантастическую утопию.

Крестьянскую утопию. Большую часть жизни писатель и художник Ефим Честняков провёл в безвестности в довольно глухой деревне Шаблово Костромской губернии/области Кологривского уезда/района. А Кологрив, если верить Ильфу и Петрову, упоминавшим его в качестве синонима провинции («Конечно, вы не из Парижа. Вы приехали из Кологрива навестить свою покойную бабушку») — давно уже стал городом весьма удалённым от суеты.

Честняков описал здесь свои мечты о построении мира всеобщего благоденствия в отдельно взятой деревне Шаблово.

Вымостили улицу, построили водонапорную башню, всю деревню окружили кирпичными стенами и накрыли прозрачной крышей, чем-то вроде стеклопакета, наполненного тёплым воздухом.

В этой части следует описание фантастического изобретения: «Крышу сделали совершенно прозрачную, только не из стекла, а вместо него изобрели какое-то вещество — чище стекла: тоже тонкое, гибкое, можно свертывать в трубку и не бьется, как гуттаперча».

Стало в деревне тепло и сухо. Даже в декабре можно спать на улице.

«Избы дождем не мочит, и наружные стены стали оклеивать картинками, разными бумажками после чаю и прочим. А вместо чаю пьют мяту, ягоды, душистые травы. Чайные деревья, виноградные и другие стали садить дома».

Появилось ощущение, что жители деревни живут в одном огромном доме и это очень сблизило деревенских. Еду стали готовить на всех в большущих котлах. Всем накупили в городе ситцев и носовых платков. А в планах — строительство в деревне различных фабрик.

А началось всё с постройки огромного тарантаса...

Таким выглядел земной рай в представлениях русского крестьянина. Ведь, несмотря на учёбу в Петербурге, Честняков остался человеком деревенским.

Оригинальности произведению придаёт использование старого костромского говора.

В Тамужине (Тамужинском лесу) в Жемайтии, на северо-западе Литве, находилась когда-то столица чертей, а Имбаре — курган неподалёку.

Литовские сказки прекрасны — жесть почище эстонских. Черти, ведьмы-лауды, прочая нечисть чуть ли не в каждой третьей сказке. Переплетаются христианские и дохристианские темы, а соприкосновение нашего мира и мира потустороннего происходит совершенно обыденно. Неудивительно, что фантастическая история о чертях и «истинном зрении» размещена в разделе «бытовые сказки».

Страшная тема — бунт самых униженных из отверженных — прокажённых из лепрозория, презираемых даже врачами, забытых всеми, доведённых до отчаяния. Как всегда — отличный перевод Евгения Витковского, смелый, выверенный.

Ещё одно стихотворение зарубежного поэта (в данном случае — французского сюрреалиста Раймона Кено) ставшее хитом русского рока 80-х. Вновь постарались «Странные игры». Интересно, что на родине писателя стихотворение о том, что надо радоваться жизни пока молод, и «срывать розы счастья» тоже положили на музыку — получился типичный французский шансон. А русские рокеры сделали яркую ска-панковскую песню. Кстати, она больше известна под название «Девчонка».

Одно из трёх стихотворений Летова (два других — «Очередь за солнцем» и «Новый 37-й»), которые были опубликованы ещё в СССР государственным издательством «Молодая гвардия». Под одной обложкой с Борхесом, Андре Бретоном, Новеллой Матвеевой, и некоторыми рок-поэтами — Башлачёвым, Умкой, Степанцовым... Почему именно эти песни Летова? Выбирали, как я понимаю, из относительно свежих произведений, а главное условие — отсутствие неприличных слов.

Рок-поэзия очень своеобразна и порой неплохая, казалось бы, песня на бумаге без музыки и голоса выглядит просто беспомощно. Но гротескные тексты Летова и в виде стихотворений обычно довольно интересны, по крайней мере — любопытны. А есть у него и настоящие шедевры, настоящая большая поэзия.

Жан Тардьё — французский поэт-авангардист. Но стихотворение наиболее известно у нас как текст одноимённой песни группы «Странные игры». Популярные в 80-х «Странные игры» писали песни в основном на стихи французских поэтов, складывается впечатление, что просто брали томик «Западноевропейская поэзия ХХ века» из БВЛ и создавали хиты русского рока. Текст стихотворения — весёлая нелепица, но последние строки неожиданно оказываются глубокими и серьёзными.

Чистой воды «фанатская» песня, написана специально для мероприятий, посвящённых 20-летию группы «Секрет» и наполовину состоит из аллюзий на хиты «Секрета» 80-х — «Беспечный ездок», «Моя любовь на пятом этаже», «Сара Бара-Бу», «Алиса», «Ленинградское время», «Именины у Кристины», ностальгирующие поклонники, конечно, с удовольствием поддержат игру «найди ссылку на старую песню». И общий настрой — позитивный, жизнеутверждающий. Здоровая житейская философия от умудрённого опытом человека.

Немного подзабыли эту песню группы «Секрет» за три с лишним десятка лет, а ведь в конце 80-х она представлялась такой же смелой и «культовой», как например, «Мы ждём перемен». Но через пару лет настали лихие 90-е и слишком мелкими стали казаться грехи героев песни — вороватых официантов, хулиганов и проституток.

Именно тот случай, когда решили сделать всё хорошо и солидно, и... всё получилось!

Иллюстративный ряд и оформление производят очень сильное впечатление: большой формат, твердый переплет с тиснением, суперобложка, картонный футляр, специально разработанный оригинальный плакат-вкладыш, фото писателей и обложек книг, фантастические иллюстрации на цветных вклейках (без указания художников, к сожалению, — они перечислены общим списком, хотя работы Уэллана, Ахиллеоса, Вальехо узнаваемы) . Множество приятных дополнений — вступительные статьи братьев Стругацких и Гакова, писательская анкета, фантастическая энциклопедия на 200 биографий!

Но, разумеется, костяк тома — подборка лучших фантастических произведений 20 века в форме малой прозы. Хорошая подборка. Составитель попытался представить мир фантастики во всём его многообразии, включены рассказы не только выдающихся англо-американских и русских писателей, но и писателей континентальной Европы, а Латинская Америка представлена Борхесом. Сделана попытка охватить все основные архетипы фантастической идеи: темпоральная фантастика («Бесконечная ночь», «Апрель в Париже», «Хроноклазм», «Ночная ваза с цветочным бордюром», «Лучшее время года») Контакт и психология пришельцев («Чудовище», «Форма», «Роза для Екклезиаста», «Место ожидания», «Прохожий»), Роботы («Маска», «Улики»), антиутопия («Гаррисон Бержерон», «Побег»), прогрессорство («Самое далёкое плавание»), необычные эксперименты («Роковые яйца»). Щедро представлены основные поджанры фантастики: фантастический детектив, гротеск, фантастика юмористическая, антивоенная, социальная...

Рассказы в основном очень известные, а некоторые — просто шедевры из «золотого фонда» — «Будет ласковый дождь» Брэдбери, «Чудовище» Ван Вогта, «Вавилонская библиотека» Борхеса, «Роза для Екклезиаста» Желязны, «Апрель в Париже» Ле Гуин, «Форма» Шекли, «Лучшее время года» Мур и Каттнера...

Понятно, что составить подборку лучшего, которая удовлетворила бы всех, невозможно. Она в любом случае будет субьективна, к тому же составитель неизбежно ограничен такими критериями, как объём и общее количество рассказов, разнообразие подборки, количество произведений от одного автора, страны, и наличие проблем с авторскими правами.

Я, к примеру, не могу себе представить фантастику века без некоторых великих рассказов: «И грянул гром» Брэдбери, «Цветы для Элджернона» Киза, «Девять миллиардов имён Бога» Кларка, «Уходящие из Омеласа» Ле Гуин, «У меня нет рта, а я хочу кричать» Эллисона, «Цвет из иных миров» Лавкрафта, «Приход ночи» Азимова, «Кто ты?» Кэмпбелла... Они в антологию не вошли, уступив место другим произведениям, менее известным, но тоже весьма интересным. Состав произведений русских авторов я бы тоже изменил, думаю, он мог быть сильнее. Возможно, следовало бы уделить место «вирду», хоррору, фэнтези, чтобы осветить фантастику века в более широком спектре.

Текст должен быть хорошо знаком любителям старого русского рока: именно это стихотворение о несчастной любви короля француза Фомбёра, сторонника поэзии «естественной», близкой к народной, в переводе Кудинова стало в начале 80-х хитом лихой ска-панк-группы «Странные игры». А в 90-х кавер на песню сделала «Настя».

Странное блюдо приготовила любимица литературных критиков и мастер атмосферного «вирда» Келли Линк, решив рассказать викторианскую ghost story при помощи приёмов постмодернизма. Обладая тонким чувством стиля, Линк смело комбинирует волнующую недосказанность с игровым абсурдизмом Кэрролла и нотками экзотического хоррора в стиле Лавкрафта или Жана Рэ. Если сравнивать рассказ с творением из мира кино, то ближайшим аналогом я назову короткометражку «Бармаглот» знаменитого чешского сюрреалиста Яна Шванкмайера. Понравится, разумеется, не всем (слишком странное), но я оценил.

Даосский триллер «Ёжик и пустота»...

Многие знают притчу:

«Однажды Чжуан-цзы приснилось, что он — бабочка, весело порхающий мотылёк. Он наслаждался от души и не осознавал, что он Чжуан-цзы. Но, вдруг проснулся, очень удивился тому, что он — Чжуан-цзы и не мог понять: снилось ли Чжуанцзы, что он — бабочка, или бабочке снится, что она — Чжуан-цзы?!»

Однажды Медвежонок, друг не менее известного философа — Ёжика-в-тумане, наелся снежинок, заболел, уснул на целую зиму и снится ему, что он Снежинка. А, может, он — Снежинка, и ей снится, что она заснувший медвежонок. Всё это не столь важно. Главное, чтобы рядом был надёжный друг, который не даст тебе растаять весной.

О писателе Емельяне Ярмагаеве я узнал лишь в начале текущего года: наткнулся в сети на интервью с независимым издателем и специалистом по советской детской литературе Ильёй Бернштейном, где он рассказывал о самых необычных и незаслуженно забытых детских произведениях из СССР. Последней в списке оказалась повесть Ярмагаева, и сразу после короткого описания следовал печальный вывод: «Всё это уж точно полная Атлантида — кануло и не переиздается». Стало интересно. Среди забытых книг иногда можно найти настоящие шедевры. Я полез в сеть и нашёл очерк Марии Пуниной, которая сравнивала главного героя повести Ярмагаева Питера Джойса с Капитаном Бладом. Конечно, после этого я моментально нашёл и прочитал книгу.

Странно, что такая хорошая историко-приключенческие повесть оказалась забыта, в русской литературе немало отличных приключенческих книг, но не так много, чтобы ими разбрасываться. Да и тема необычная для советской литературы — приключения английских переселенцев в Америке в 17 веке. Автор использует многие популярные шаблоны из приключенческой литературы (

Очень уж харизматичен этот авантюрист-романтик Питер Джойс, одержимый идеей справедливого общества. Джойс ловко владеет оружием, знает морское дело, несколько языков, обладает прекрасными ораторскими способностями, он обошёл всю Европу, побывал в Азии и в Новом Свете, воевал, сидел в тюрьме, постоянные неудачи сделали его немного циником, но не сломили — его любимой книгой остаётся «Дон Кихот». Джойс уверен, что в Новом Свете, освободившись от пут старого мира, переселенцы смогут создать утопию. Ради своей светлой цели, счастья для всех, Джойс готов на многое и никому не позволит встать на пути, он не ангел — согласен вести двойную игру, кое-что недоговаривать переселенцам, которых сам и уговорил на опасный переезд; в азарте боя он убивает безоружного, уже сдавшегося пирата (о чём потом очень сожалеет). Но душа и стремления у Джойса благородные, он безусловно положительный герой, а его одержимость справедливостью не превращается в фанатизм, фанатизм, особенно религиозный, Джойс не приемлет.

Его спутник — Бэк, молодой деревенский парень, полная противоположность — не такой яркий, энергичный, горящий, более замкнутый, погружённый в себя, но надёжный, земной, из тех людей, что в любом деле становятся опорой.

Дон Кихот и Санчо. Романтик и прагматик. Разумеется, не всё так просто — романтик Джойс очень хитёр и нередко прагматичен, а простодушный, но рассудительный Бэк способен на смелые и романтические поступки.

Повесть состоит из трёх частей. Первая и третья рассказаны от лица Бэка, а вторую (с морскими приключениями) — рассказывает сам Джойс.

В книге немало интересных исторических подробностей; большинство переселенцев — пуритане, и их вера вступает в противоречие с утопической верой Джойса. А мелкие человеческие слабости и пороки — с идиллическими мечтами.

Думаю, американская тема сыграла свою роль в том, что книгу не переиздавали, она вышла во времена «разрядки», но вскоре американо-советские отношения совсем испортились, а в книге автор с явной симпатией относится к трудолюбивым американцам вроде Бэка и повесть оказалась несвоевременной. В перестройку отпугнуть издателей могла уже атеистическая направленность произведения.

С книгами Чуковского мы знакомимся ещё в раннем детстве, казалось бы, — в творчестве столь знаменитого писателя не должно быть «белых пятен», но есть в наследии Чуковского несколько произведений почти незнакомых широкому кругу читателей. Одно из них — повесть «Хуже собаки». Строго говоря, книга написана не Чуковским, а Михаилом Вороновым, писателем середины 19 века, секретарём Чернышевского — так и написано на обложке. Но в библиографии Воронова повести «Хуже собаки» нет. Есть повесть «Моё детство» (потом переделанная в повесть «Детство и юность»), есть повесть «Тяжёлые годы». Вот из этих двух повестей Чуковский и составил произведение для детей «Хуже собаки», взял за основу «Моё детство», очень сильно сократил, дополнил внушительными вставками из другой повести и некоторыми фразами «от себя», скомпоновал, разбил на главы, став таким образом полноправным соавтором. Мне довелось прочесть «Детство и юность», автобиографическую книгу о тяжёлой жизни автора-подростка, сына сурового тюремного смотрителя, в провинциальном российском городе (подразумевался Саратов) среди невежества, самодурства и жестокости. В гимназии сомнительные знания вбивают руганью и поркой, а отца-деспота домочадцы боятся как огня. Тяжёлая книга. Но в версии Чуковского она стала ещё более мрачной, глава семейства превратился совсем уж в зверя, тогда как в оригинальной повести он иногда проявлял даже доброжелательное отношение к родным. Корней Иванович также убрал все эпизоды связанные с религией и моменты, показавшиеся ему затянутыми или малозначимыми. Так пропали учитель греческого, ретроград, любитель античности, ненавидевший Пушкина и Лермонтова, самовлюблённый молодой учитель истории, многие другие колоритные персонажи.

Не самая известная песня Высоцкого, которая стала в последнее время неожиданно актуальной. Речь в ней идёт о сорвавшей курортный сезон эпидемии холеры на юге СССР — в Крыму, в Одессе, в Керчи, в Астрахани — в 1970 году. О масштабах эпидемии СМИ тогда не сообщали, хотя полностью скрыть грандиозные карантинные и санитарные мероприятия было невозможно и в газетах появилась информация об «очагах инфекции». Но сарафанное радио разносило слухи. Одно из самых страшных заболеваний 19 века, холера погубила в России сотни тысяч, не щадя и «звёзд» — Чайковский и художник Александр Иванов умерли от холеры, да и Александр Сергеевич, «солнце русской поэзии», не просто так проторчал три месяца в Болдино — а находился в самоизоляции из-за холерного карантина. Казалось, в 20 веке в Советском Союзе холера побеждена, но внезапная вспышка опасной болезни здорово напугала людей.

Паника не менее опасна, чем безрассудство. Тому, кто сейчас яростно натирает спиртом руки, а прежде никогда их не мыл, не приходило, наверное, в голову, что он и раньше легко мог подцепить, к примеру, такую тяжёлую болезнь как гепатит. «Люди будьте бдительны», — это ведь слова на все времена. «Холодная голова, горячее сердце и чистые руки», — тоже правильные слова, как бы не относились к их автору. Руки должны быть чистыми — в самом прямом смысле. А голова... Хорошо, когда она есть.

PS. Почти одновременно написал отзыв вместе с другим пользователем. Впрочем, это не удивительно.

Цикл сказок о приключениях лисёнка Лиско Борис Априлов публиковал на протяжении тридцати лет: последние произведения публиковались уже по настоятельным просьбам фанатов и самим автором оценивались не слишком высоко. Но, конечно, наиболее удачными оказались первые сказки, особенно — самая первая, которую Априлов написал для своих маленьких дочек и сначала даже не планировал издавать.

Сказка получилась не совсем обычной — помимо детской приключенческой основы на втором уровне здесь нашлось место для взрослой социальной сатиры, ведь Априлов считался тогда одним из самых известных сатириков Болгарии, а выход сказки пришёлся на начало «болгарской оттепели», сменившей эпоху сталиниста Червенкова.

Непослушный Лиско сбегает из дома, но оказывается пойман орлом Каменаром и унесён в орлиное гнездо. Лесные звери, обеспокоенные пропажей лисёнка, обращаются за помощью к черепахе Костенурко — прославленному сыщику. И Костенурко, опьянённый своим величием, устраивает длительные допросы всем обитателям леса — от медведя до муравья.

В повести немало отсылок к другим известным произведениям. Костенурко — это явная карикатура на Шерлока Холмса; ослик-философ — болгарская версия Иа-Иа; хитрый лисёнок не хочет быть съеденным и отчаянно тянет время, рассказывая орлятам интересные сказки.

Язык книги остроумен и афористичен, некоторые фрагменты, вставные истории и диалоги представляют интерес сами по себе — как микрофельетоны.

Повесть существует в двух вариантах, немного различающихся концовкой, по легенде первый вариант не понравился главному читателю — младшей дочке Априлова.

На русском сказка издавалась в нескольких переводах. Мне больше нравится перевод Андреевой, он ближе к оригиналу, к тому же делался по исправленному, второму варианту. В переводах в ростовских изданиях начала 60-х немного смягчена «фельетонность» авторского стиля, текст слегка сокращён, «ростовский» вариант в большей степени ориентирован на детей.

Эстонский вариант «Сказки о рыбаке и рыбке». Дословно оригинальное название можно перевести как «Могущественный рак и жадная женщина» — из названия понятно, что муж сварливой жены вместо рыбки добывает здесь говорящего рака-волшебника. Не просто рака, а заколдованного злой силой человека. Для развития сюжета это не важно, но старинным эстонским сказкам свойственна мрачноватая готичность. Когда я в детстве читал эту сказку, то был уже, конечно, хорошо знаком с шедевром Пушкина, замечал явные параллели между двумя произведениями, но эстонская сказка при всей схожести казалась очень уж страшной. Причитания несчастного мужика «рак, из норки выйди, братец, выйди, черный человечек...» почему-то производили впечатление мрачного заклинания. Сейчас, спустя годы, я понимаю, что ничего особо жуткого тут нет — просто «Сказка о рыбаке и рыбке» с ярко выраженным эстонским колоритом и лютеранской строгостью.

В конце 19 века сказка добралась до Латинской Америки — именно в этом, эстонском варианте. Пересказанная французом Э. Лабулэ, она была переведена на испанский лидером кубинского освободительного движения Хосе Марти и приобрела известность под его именем. А по именам героев заметно, что Лабулэ был знаком и с другими сказками Крейцвальда.

Литовская вариация всем известной «Золушки». История близка к классической

Из-за семёновской Ябеды-Корябеды я когда-то я ждал каждый новый номер «Мурзилки» так, как сейчас фанаты ждут новый сезон любимого сериала. В 21 веке автор вновь вернулся к приключениям злой волшебницы, но, увы, противником её Мурзилка больше не является. Боюсь, что это связано не с желанием создателя, а с какими-то закавыками с авторскими правами. Жаль, хорошую пару «герой-враг» они составляли. У Корябеды появился другой враг — Иван Коврижкин, но полноценного дуэта именно в этой повести не получается: волшебница-неудачница здесь полностью царит.

Обычно повести о Ябеде-Корябеде — пародии на шпионские детективы с фантастическими элементами, но в этот раз сюжет самый что ни на есть фантлабовский — присутствуют инопланетяне, космос, перемещения во времени, полёт на другую планету, жители которой помешаны на литературе — постоянно цитируют Шекспира и ракетные двигатели у них работают на мудрых мыслях. Основной текст, как обычно, перемежается загадочными рисунками и весёлыми заданиями.

Очень неплохо, пусть и восторга, как от первых историй о Корябеде, я не испытал. И, думаю, не только потому, что я вырос; первые истории были поинтереснее, здесь интрига не так ярко выражена. На фоне великолепной Ябеды-Корябеды прочие герои выглядят блёкло. Но Семёнов по-прежнему «на уровне», юмор, фантазия и литературная раскрепощённость ему не изменяют.

Болгарский вариант известной сказки о коте-воеводе. Русскую народную версию вы, скорее всего, слышали — обнаглевший прожорливый домашний кот выброшен хозяином и вынужден жить в лесу. Благодаря грамотному пиару и полному отсутствию информации о кошках среди местного зверья, кот приобретает в лесу репутацию свирепого и страшного зверя. Болгарский вариант близок к русскому, но более достоверный. Меня всегда удивляло, как кот провёл лису. Ладно, волк, медведь... в сказках у них амплуа зверей сильных, но простодушных. Но лиса — символ хитрости, а ведь не заметила, что её новый друг не так уж крут. Наверное, не устояла перед кошачьим обаянием. Здесь же кот признаётся лисе, что боится лесных зверей и она его успокаивает, помогает.

Ну что нам понадобилось на Луне? Говорю вам: если сегодня люди всё ещё умирают, виновато в этом злосчастное существо по имени Жюль Верн. Он заморочил людям головы. Нет, чтобы пустить эти деньги на медицину (©Сальвадор Дали)

Погружённый в свой собственный мир Дали, разумеется, не прав — человечество многого достигло благодаря вдохновляющей силе великих революционеров фантазии вроде Жюля Верна. Уже в конце 19 века его книги пользовались в России огромной популярностью. Произведения Верна читал и Чехов (впрочем, Чехов был знаком с фантастикой и некоторых других писателей, например, Беллами). И уже тогда, хотя научно-фантастический жанр только формировался, в фантастике появились штампы: нудноватые технические описания, подчёркнуто точные цифры для большей убедительности и солидности, гениальные изобретения, великие проекты, «внезапные» находки и открытия...

А Чехову только повод дай — наблюдательностью отличался он феноменальной. Банальные бытовые случаи, незначительные детали, на которые из миллиона человек внимания никто не обратит — а для него Сюжет. Гений, кто спорит. Чехов не отказал себе в удовольствии написать пародию на Верна. Пародия не только на фантастику, но и на работу русских переводчиков, нередко сокращавших непонятные или скучные для них места.

У Чехова немало произведений имеющих отношение к фантастике, но по большей части они мистического и сказочного толка, либо косвенно затрагивают нф-тематику.

«Летающие острова» — единственное полноценное научно-фантастическое произведение писателя — полёт трёх британцев в герметически закупоренном кубе на восемнадцати аэростатах к летающим островам вокруг Луны. На необитаемом летающем острове, почвы которого не касалось прежде ни одно живое существо, путешественники находят растительность, дерево, «соком напоминающее русскую водку» и

Если бы я прочитал повесть не несколько месяцев назад — при подготовке библиографии Могилевской, а в детстве, когда эту книгу и нужно читать, то, скорее всего увлёкся бы филателией. Так интересно описано это хобби. Многие хвалят автора за яркость филателистических описаний и вспоминают о влиянии книги на интерес к почтовым маркам. Даже венгерско-израильский писатель Омри Ронен, выросший в СССР, признавался, что интерес к собиранию марок пробудила в нём книга Могилевской. Самое удивительное, он попался на ту же удочку, что и герой повести:

Конечно, марки я тоже собирал, как и все советские школьники, но не было в этом увлечении настоящей страсти. Потом сконцентрировался только на теме «футбол», но вскоре и совсем забросил это дело, да и меняться особо не с кем было.

Книга существует в двух вариантах — при подготовке переиздания в 50-х писательнице пришлось внести изменения в первую версию, вышедшую ещё до войны. Поменялись имена главных героев, вместо Петрик и Опанас — Петя и Вова. Внесён ещё раз изменений. Обычно такие вынужденные «косметические» правки на пользу не идут. Я приводил уже в пример сказку «В стране Бабушки Куклы» Эсфири Эмден, также вышедшую в 1941 году и переизданную в слегка изменённом виде в конце 50-х. Изменения незначительные, но ощущения от книги уже не те.

Как бы ни были хороши описания марок, но в повести они на заднем плане. Эта книга о взаимоотношениях ребёнка со взрослыми и сверстниками, о том, как различать настоящих друзей и фальшивых, которые просто пытаются использовать тебя.

»...дети сходят с ума от того, что им нечего больше хотеть» (©БГ)

»...это ведь был совсем не добрый, а очень злой волшебник...».

Несложно заметить, что в сказке в современной форме отражена замечательная средневековая легенда о Стране лентяев. Картину Брейгеля Старшего видели, наверное?

Страна лентяев — блаженная территория на берегу молочного моря, попасть туда не просто — нужно проесть тоннель в окружающих страну горах из каши. Здесь отупевшие от ничегонеделания счастливцы лежат под деревом, на котором произрастает снедь. Жареный цыплёнок сам укладывается на блюдо, а запечённый поросёнок с ножом в боку спешит навстречу едокам.

В похожей стране, где сбываются все, даже самые невероятные, желания, оказывается ленивый советский пионер. Со времён Средневековья представления о приятном времяпровождении немного изменились, обитатели Лодырантии хотят (поначалу) не только брюхо набить, но и посмотреть спортивные соревнования, заполучить в качестве домашних животных по-кошачьи ласковых тигров и львов. В Лодырантии живут только дети и уж им должно хватать фантазии, но достигшее предела желаний общество съедает апатия.

Советским писателям всегда удавались сказочные антиутопии (Шаров, Каверин, Шварц, Кнорре, «Который час?» Веры Пановой), чаще в духе оруэлловского тоталитаризма, но здесь мир ближе к «обществу всеобщего блага» Хаксли. Есть некоторое сходство с советским мультфильмом о Великом Нехочухе, но сказка Романченко написана заметно раньше.

И даже ленивый пионер Витя начинает понимать, что играть в волейбол куда интереснее, чем наблюдать, как волшебный мячик сам перелетает через сетку. И жизнь в Лодырантии не для него.

«Остановите! Вите надо выйти».

Про футбол и Хоттабыча. Только прошло уже полвека. Постаревший Волька руководит командой-аутсайдером «Колдобинские динозавры» и для сохранения места в лиге «Динозаврам» нужно победить в двух последних матчах. Жена ушла, болельщики ненавидят, в газетах откровенно критикуют. Кто может помочь тренеру такой команды? Лишь Хоттабыч, старый друг, помолодевший телом и умудрённый опытом, уже вполне освоившийся в мире людей, более практичный, чем раньше. Точнее, даже не сам Хоттабыч, а его изобретение. Новый взгляд на один из самых популярных эпизодов культовой книги — с позиции нашего века, профессионального футбола — напрашивался. Автор сделал интересный ход — лишившийся магической силы Хоттабыч использует не магические, а технические способы влияния на игру, идёт в ногу со временем. Но всё равно получилась хохма, не претендующая ни на что большее. Кульминация рассказа, матч между командой Вольки и лидером — «Авангардом», в плане фантазии и в эмоциональном отношении не идёт ни в какое сравнение с «матчем века» «Зубило» -«Шайба».

Трудно оценивать эту пьесу как литературное произведение — приключения Вольки и Хоттабыча служат здесь только поводом для математических головоломок. Да и приключениями это трудно назвать — отправились искать Омара Юсуфа, встретили в пустыне путешественника, помогли ему рассчитать необходимое для путешествия количество носильщиков; пришли в гостиницу — и долго обсуждали условия оплаты с хозяином и хозяйкой. Разумеется, пришлось решить ещё одну задачу. Задачи — интересные, именно они являются стержнем, а Хоттабыч с Волькой просто оживляют сухость математических расчётов. Но — надо отдать автору должное — язык здесь живой, весёлый.

В этом выпуске «Клуба знаменитых капитанов» на вступление в состав клуба предлагается кандидатура Артура Грэя из «Алых парусов». Соперник у него только один — старик Хоттабыч, который сразу берёт самоотвод, объясняя свой отказ занятостью, преклонным возрастом (более трёх тысяч лет) и хроническим насморком. Впрочем, короткое появление Хоттабыча дало повод внести произведение в цикл «Хоттабыч. Свободные продолжения».

Ещё выпуск интересен тем, что против капитанов здесь объединяется целая армия литературных злодеев — Негоро («Пятнадцатилетний капитан»), Билл Аткинс («Робинзон Крузо»), Князь Черногорский («Необычайные приключения Тартарена из Тараскона»), Миледи («Три мушкетёра») и Император Лилипутии со своим войском. Достойная (со знаком минус) компания отрицательных персонажей, из числа тех, конечно, что были дозволены советским школьникам.

Пьеса, точнее — сценарий детского новогоднего праздника. Так собирались встречать Новый год в конце 50-х.

Уж полночь близится, а деда Мороза нет... а ведь он должен зажечь новогоднюю ёлку. Её пытается зажечь Хоттабыч, потом и коллеги Мороза из других стран, но — безрезультатно. Большой плюс — не совсем традиционный для подобных спектаклей список действующих лиц, помимо деда Мороза и Снегурочки, появляются Хоттабыч с Волькой, дедушка Турахон, Санта-Клаус (в пьесе просто Клаус), наказывающий непослушных детей Фуэтар. Отдана дань модной технической теме — за дедом Морозом отправляют ракету, Хоттабыч превращает ослика в радиостанцию.

Время, когда создавалось произведение, всё же накладывает отпечаток — пьеса рассказывает о дружбе, здесь нет отрицательных персонажей (даже сердитый Фуэтар становится добрым), но заметна разница между «нашими» более симпатичными и деятельными героями — дедом Морозом, Хоттабычем, Волькой, Турахоном, по-сути представляющим советский Узбекистан, и капризными «западниками» — Фуэтаром и Клаусом. А без помощи нашего Мороза они вообще бы не справились.

Разумеется, какой-либо оригинальностью здесь и не пахнет (за исключением остроумной концовки) — сюжет построен на основе старой притчи. Мол, если ты хочешь иметь вдвое больше всего, что есть у соседа, то будь готов взвалить на себя и двойную долю его проблем. Классический пример на эту тему из фантастики — «Предел желаний» Шекли.

Образ волшебника Каминский тоже позаимствовал — это всем известный Хоттабыч.

Но в целом — написано хорошо, легко, весело. Хорошая поучительная сказка для школьников о лени и зависти.

Совершенно гениальный рассказ. Вечный эталон ироничного детектива (разумеется, в хорошем значении этого словосочетания).

В таком небольшом по объёму тексте Чапек сумел передать множество нюансов, связанных с человеческой психологией: игры подсознания, разницу в мышлении «физиков» и «лириков» и «из какого сора растут стихи», то есть — какие странные цепочки образов возникают порой в человеческой голове.

Автомобиль сбил женщину и скрылся, пострадавшая в больнице, полиция расследует дело, но как часто бывает, никто не запомнил даже цвет машины. Среди свидетелей происшествия был богемный поэт, он и вовсе не запомнил никаких подробностей, но под впечатлением написал странное имажинистское стихотворение. И в этом потоке неясных образов полицейский и сам автор неожиданно находят другой подсознательный смысл.

Вначале было слово — я услышал радиопостановку и был совершенно очарован, а затем уже добрался и до книги.

Ещё интереснее стало, когда на сайте Леонида Каганова я наткнулся на предысторию появления рассказа. В 1921 году поэт Уильямс, наблюдая за проехавшей мимо пожарной машиной с номером 5 на кузове, экспромтом сочинил пафосное стихотворение «Великая цифра». На какое-то время «цифра 5 « стала мемом у писателей и художников. Так художник Демут, друг Уильямса создал знаменитую авангардную картину «Я Видел цифру Пять в Золоте». Вот и Чапек не устоял перед возможностью обыграть этот мем.

Сказка — под названием «В стране Бабушки Куклы» — впервые опубликована в 1941 году, к этому времени писательница с ветхозаветным именем Эсфирь уже была довольно известным детским поэтом и весьма влиятельной персоной в кругах советской детской литературы — заведующей дошкольной редакцией Детгиза, редактировала книги Чуковского, Маршака, Барто, Михалкова... Редактором она была строгим — по требованию Эмден Маршак переписал первый вариант «Кошкиного дома», потому что там «явно нарушались школьные основы педагогики». В годы войны Детгиз эвакуировали в Киров и Эмден была в числе первых вернувшихся для работы в Москву наиболее ценных сотрудников.

Новогодняя сказка о приключениях брата и сестры в стране игрушек и о борьбе с ненавидящим шутки, смех, веселье Оловянным Генералом в Городе Забытых Игрушек стала первым крупным произведением Эмден. Во второй половине 50-х писательница переработала книгу и выпустила её уже как «Дом с волшебными окнами». С тех пор книга неоднократно переиздавалась, но каждый раз в новой редакции, первое издание превратилось в библиографический раритет и было почти забыто. Уже относительно недавно некоторые пользователи Рунета, разыскивая любимые книги детства, обнаружили, что книга существует в двух вариантах (и первый — большинству нравился больше) и в 2017 году сказка впервые была переиздана в первой редакции с двойным названием «В стране Бабушки Куклы, или Дом с волшебными окнами».

Я читал сказку в двух вариантах и должен согласиться с тем, что первый более гармоничный, изменения на самом деле совсем незначительные, но при этом они заметно меняют атмосферу книги. Но вот, к примеру, ищут дети «дом с серебряными окнами», а в новой редакции — «дом с волшебными окнами», при этом частично сохранившиеся в новой редакции ссылки на серебряный цвет уже становятся непонятны. В первом издании Господин Ледяной Ветер (не отсюда ли Господин Главный Ветер в замечательной сказке Каверина «Летающий мальчик»?) появляется в образе «человека в разлетающейся шубе», а во втором — превратился в «человека в бесцветном плаще». Во-первых, «серебряные окна» и «разлетающаяся шуба» более красиво, во-вторых, потерян весь цветовой код первого издания, да и во что ещё может быть одет ледяной зимний ветер — конечно, в разлетающуюся шубу, на рисунке Радлова видно, что это не плащ. Другие изменения тоже не пошли книге на пользу: у плюшевого медвежонка — одного из главных героев — было милое имя Плюшкин, а стало — банальное Мишутка; немного изменились в новой редакции характеры героев — бабушка Кукла при первой встрече выглядит сердитой, а Серёжа уже в первой главе конструирует машину-превращалку и вспоминает строки из «Кем быть» Маяковского. Этот целеустремлённый мальчик уже не так похож на Серёжу из первой версии, плакавшего из-за куклы.

Сама история в версии 1941 начиналась с того, что дети — брат с сестрой — уходят из дома 31 декабря для того, чтобы встретить Новый год в доме с серебряными окнами, им сказали, что в противном случае они останутся в старом году, но, вероятно, кому-то показалось недостаточно педагогичным такое поведение героев сказки. Поэтому в новой версии всё искусственно усложнено и детям нужно отправиться на поиски мамы, которая почему-то не может вернуться и ждёт их в доме с «волшебными окнами». Когда я читал книгу, то заметил, что сказка кажется знакомой, а уж когда дети попали в дом к Бабушке Кукле и Дедушке Мячу, то сомнений не осталось. Это же «Синяя птица» Метерлинка! Конечно, пересечения далеко не столь явные как в парах «Пиноккио» — «Буратино» или «Волшебник Изумрудного города» — «Волшебник страны Оз», но внимательный читатель заметит, что влияние Метерлинка очевидно.

Я бы рекомендовал читать именно первый вариант сказки. Более целостный, более продуманный. Он тоже не лишён некоторых недостатков (незавершённые сюжетные линии, некоторая нелогичность), но сохраняет очарование новогодней сказки, немного потускневшее во второй редакции.

Известный эротический (18+) комикс от настоящего титана, гулливера этого жанра, Мило Манары. Графика Манары, как всегда, великолепна, даже несмотря на то, что его героини внешне часто похожи друг на друга. Что касается сюжета, то он не отличается глубиной и сложным строением и в основном помогает продемонстрировать красоту женского тела и связать фривольные шутки. Просто эротическая фантазия на тему вечного романа Свифта: главная героиня (действие происходит в конце 20 века) попадает в Лилипутию, Бробдингнег, страну гуигнгнмов и на летающий остров Лапута. До совсем уж непристойных шуток Манара не опускается, но хулиганит вволю, общее направление его фантазии вполне можно предугадать — «Путешествия Гулливера» знакомы почти всем. Так я всегда думал, но разговорился (речь шла вовсе не о «Гулливериане», а о классической английской литературе) недавно в книжном магазине с девушкой, которая там работала, так она Свифта не читала.

Учитывая специфику жанра, ставлю довольно высокую оценку комиксу, простота сюжета полностью компенсируется изобразительным рядом. Мастерство Манары-художника сомнению не подлежит.

Что было бы, если бы Наполеон родился на три десятилетия раньше? Задолго до Великой французской революции, которая помогла ему сделать успешную карьеру.

Не имея денег и титулов, до какого звания он смог бы дослужиться во французской армии?

Наполеон в западной культуре до сих пор остаётся одним из самых ярких образцов как self-made man, человек, добившийся огромного успеха своими собственными силами. Величие этой личности не подлежит сомнению, но насколько большее значение для гения имеет окружающая среда и обстоятельства эпохи — таким вопросом задаётся автор и в качестве названия выбирает для рассказа первые слова из стихотворения Томаса Грея, где выражается сожалению по поводу судьбы некоторых талантливых людей, не сумевших раскрыть свой потенциал из-за бедности и незнатности.

Рассказ написан ещё тогда, когда жанр «альтернативной истории» не сформировался, в «доспрэгдекамповскую» эпоху (то есть до появления романа «Да не опустится тьма» Спрэг де Кампа, оказавшего большое влияние на развитие жанра) и тема «а что было бы, если...» встречалась не так часто.

Как правило, комиксы, созданные на основе кинематографической или игровой вселенной, рассчитаны на фанатскую среду и даже не претендуют на выход за рамки уютного фанатского сообщества. Читателю «со стороны» такие работы покажутся скучными. Но всегда есть исключения.

С игровой индустрией я знаком слабо и о знаменитой игре Bloodborne не имел никакого представления. Случайно наткнулся на комикс в магазине, привлечённый выразительной обложкой, полистал и понял, что обязательно хочу его купить. Визуальный ряд прекрасен! Разумеется, с поправкой на то, что это хоррор: готические развалины, мрачные пейзажи, разнообразные монстры, представляющие из себя причудливые сочетания клыков, когтей, клубков змей, паучьих лапок, тел оборотней и другой гниющей плоти. Сюжет же тёмен и неясен, недосказанности на каждом шагу.

Некий Охотник с андрогинной внешностью, умирая и возрождаясь, раз за разом возвращается в заброшенный зачумлённый готический город, где вынужден сражаться с чудовищами. Разорвать круг вечного возвращения, покончить с бесконечным кошмарным сном поможет лишь «бледная кровь». «Белой кровью» оказывается маленький болезненный мальчик. Охотник и Дитя отправляются в опасное путешествие. Сюжетные непонятки не слишком мешают — порой даже усиливают атмосферу и эффект сна-кошмара.

В целом — комикс («Конец сна», первые четыре истории цикла) понравился, но главную роль в высокой оценке сыграли мастерство и фантазия художника.

Великолепный образец «чистой» альтернативной истории, не замутнённой влиянием попаданцев и пришельцев. Всего одно историческое событие пошло по другому сценарию — и пути нашего мира и мира, описанного Тёртлдавом, резко разошлись. У Тёртлдава арабская армия захватила в 718 году Константинополь, а в нашем мире Второй Рим выдержал долгую осаду и Византия просуществовала ещё несколько столетий, что привело к распространению христианства и византийской культуры в Восточной Европе и на Руси.

«Точка бифуркации» — того момента, когда временные потоки разошлись, остаётся за кадром, но через 51 год после покорения Византии в Болгарию по приглашению местного хана Телерига (реального правителя Болгарии), решившего перейти из язычества в монотеистическую религию, приезжают послы папы римского и арабского халифа. Русский читатель сразу увидит параллели с легендой о крещении Руси. Конкуренты понимают, что успех миссии фактически позволяет внести в сферу влияния всю Восточную Европу. Дополнительной принципиальности добавляет тот факт, что европейскую делегацию возглавляет родной внук последнего византийского императора, а представителями халифа руководит участник той самой осады Константинополя. При этом представители двух великих, хоть и противодействующих цивилизаций, понимают, что по менталитету они гораздо ближе друг к другу, чем к хану-язычнику. Как объяснить человеку, привыкшему жить совершенно земными радостями и печалями, вопросы высокой философии и теологии? В ход и в самом деле идут уже упрощённые аргументы уровня «веселие Руси есть пити». Разгорается соперничество дипломатов, основанное на знании человеческой психологии. Немаловажно, что рассказ написан профессиональным историком, специалистом по Византии, хорошо разбирающимся в деталях жизни Балкан того времени (к художественной литературе Тёртлдав обратился тогда, когда уже имел докторскую степень), что делает произведение достоверным, основательным.

А вот это настоящая альтернативная история: в Гражданской войне в США побеждают южане. Как после этого изменится внешняя политика страны? Автор уверен, что она станет более агрессивной и беспринципной. Более того — Америка ещё в 19 веке может превратиться в фашистское государство, угрожающее всему миру.

Ещё один рассказ, опубликованный на русском в специальном «альтисторическом» выпуске журнала «Сверхновая американская фантастика», который к альтернативной истории не имеет отношения: здесь присутствуют черты антиутопии, но мир обрисован совсем уж скупыми штрихами. В ближайшем будущем (относительно даты написания рассказа, для нас сейчас это уже прошлое, — события начинаются в 2009 году) на президентских выборах в США побеждает «правый» кандидат и начинает закручивать гайки. Этим президентом движет не забота о всеобщем благе, а личные чувства — мелкая месть, например. Довольно популярная в англо-американской фантастике «страшилка», но об этом писали более остро, талантливо и интересно. Неплохо, но не произвело особого впечатления.

»...если есть в кармане пачка сигарет... и... самолёт....»©

«Лаки Страйк» — не только пачка сигарет, но и название самолёта, который в августе 45-го должен сбросить на Хиросиму новую бомбу невиданной мощности.

Читатель, хорошо знакомый с современной историей, сразу поправит: атомную бомбу на японский город сбросил бомбардировщик «Энола Гэй», названный так в честь матери командира экипажа, полковника Пола Тиббетса. Но в данном случае мы имеем дело с историей альтернативной — за несколько дней до «дня икс» «Энола Гэй» во время тренировочного полёта терпит катастрофу, погибает весь экипаж. Сбросить бомбу на Хиросиму поручают резервному экипажу капитана Фрэнка Дженьюэри. В отличие от Тиббетса, уверенно выполнившего приказ и до конца своих дней не испытывавшего угрызений совести, Дженьюэри разрывается между чувством воинского долга и желанием любой ценой спасти жизни десятков тысяч беззащитных людей — он уже понимает, что после взрыва город будет уничтожен почти полностью. Переживания и сомнения Фрэнка занимают центральное место в рассказе, но произведение оказалось не скучным, автор, всячески старается оживить повествование, например, описывает кошмарные сны капитана, да и напряжённое ожидание страшной развязки не даёт заскучать.

Произведение стало одним из самых заметных как в антивоенной фантастике, так и в жанре альтернативной истории, номинировалось на «Хьюго» и «Небьюлу», ничего, правда, не получило.

Рассказ иногда критикуют за некоторую наивность авторских выводов, но, думаю, здесь Робинсон осмысленно немного утрирует, чтобы подчеркнуть свою гражданскую позицию — борьбу за мир надо начинать с себя. Заметно, что на взгляды автора серьёзно повлияла тоже немного наивная антивоенная романтика 60-х — 70-х с протестами хиппи и песнями Джоан Баэз. Рассказ — это ещё и ностальгия по эпохе хиппи, по эпохе гражданской активности. Как пела группа «Лакмус»: «Ну где же вы остались? Шестидесятые, крылатые... Семидесятые, лохматые...».

«А трава всегда зелена на том берегу, когда на этом — тюрьма...» © БГ.

Человек — вообще существо сложное, обуреваемое всевозможными комплексами и испытывающее постоянные проблемы в общении другими представителями человечества. И в фантастике нередко обыгрывается дружба человека со своими двойниками (из параллельной вселенной или клонами), мол, насколько проще было бы для человека взаимодействовать с идентичными психологически, эмоционально и интеллектуально существами. На каком высоком уровне было бы взаимопонимание. Но вновь и вновь фантастические произведения доказывают, что каждый из двойников в первую очередь начинает заботиться о собственном благе, зачастую за счёт других. Нечто подобное было у Шекли в «Трипликации»: создал учёный для идеального сообщества по 500 идентичных копий себя и своей жены и всё равно начались интриги и измены. Вот и в этом остроумном и весьма пикантном (только для взрослых!) рассказе Олшена более успешный двойник из параллельного мира пытается отбить у героя жену. Нужно стать лучшей версией себя... или доказать, что у соперника тоже есть недостатки.

Очень неплохой рассказ из начала 90-х, который напоминает о шедеврах англо-американской научной фантастики 50-х — 60-х, столь любимой нами всеми. Покорение Марса, рутинная работа исследователей, непростые отношения в многонациональном коллективе, робкий контакт с инопланетным разумом. А главное — немного наивный гуманизм, ставший «немодным» с приходом в нф «новой волны». Стремление любой ценой сохранить чужую и непонятную, но такую хрупкую жизнь.

Рассказ опубликован в специальном номере журнала «Сверхновая американская фантастика», посвящённом альтернативной истории, но к «альтернативке» произведение не имеет отношения: это планетарная фантастика из близкого будущего.

Из примечания в журнале я узнал, что в середине 90-х в рамках совместного проекта планировалась отправка на Марс беспилотного космического аппарата с лазерным диском с записями произведений о Марсе русских и американских фантастов. О дальнейшей судьбе проекта мне ничего не известно, вероятно, он был заброшен, но лет 15 назад рассказ Кассута оказался в американской антологии лучших рассказов о Марсе «Четвёртая планета от Солнца» рядом с творениями Брэдбери, Желязны, Кларка, Дика...

Сюрреалистический фантастический детектив. Прекрасная пародия на детектив и советскую деревенскую прозу? Да, безусловно. Но корни произведения тянутся от русской классики. Вспоминается чеховская «Шведская спичка», произведения русских писателей 19 века. Связь с классикой, впрочем, не отменяет присутствия хармсовского абсурдизма.

Русская глубинка, село Испол, затерявшееся в альтернативной России неопределённого времени. Именно сюда вызвали главного дознатчика (следователя) Проторина: на днях озверевшее облако убило на поле единственного на селе тракториста-механизатора Горбатова. Дело осложняется тем, что убитый был членом могущественного рыцарского Ордена механизаторов. С самого начала многое вызывает у дознатчика сомнения: почему труп так поспешно захоронили, где акт о вскрытии?

Но главная причина смерти бедолаги — отрыв человека от природы, отрыв русской деревни от своих корней.

Маленький рассказ — и колоссальный шаг вперёд для фантастической литературы. Один из первых апокалиптических текстов с точки зрения научной фантастики.

Разумеется, истории о конце света люди любили с древнейших времён. За несколько десятилетий до рассказа Уэллса Эдгар По пишет «Разговор между Эйросом и Хармионой», где с Землёй так же сталкивается космическое тело, в 1894 опубликован «Конец мира» Фламмариона. Но в этих произведениях присутствует и мистика, а здесь — полностью научный подход. О конце света объявляет не экзальтированный пророк в рубище на площади, а уставший профессор-математик — буднично и спокойно сообщает студентам, что «не сможет закончить этот курс», потому что «человечество жило напрасно». Кина не будет. Люди просвещённого 19 века ракеты ещё не изобрели и атомную энергию не покорили. Герберт Уэллс обезоруживает человечество одной фразой. Ставит на место. Дикари древнего мира полагались на жертвоприношения богам, человек средневековья мог рассчитывать на молитву. В любом случае, менее информированные люди прошлого считали, что участвуют в решении проблемы. Современнику Уэллса, верящему в науку, осознавшему её могущество, а вместе с тем — и своё очень скромное место во Вселенной, в подобной ситуации остаётся надеяться только на Его Величество Авось. Конец света у Уэллса — не наказание за грехи, за то, что верили в неправильных богов или предавались инцесту. «Звезда» летит к Земле не под звуки ангельских труб. Это просто нелепый случай — одна песчинка летит навстречу другой. Люди в рассказе всё же пытались молиться, бежать, но победила привычка, и перед концом света — «девять человек из десяти жили своей обычной жизнью». Не буду рассказывать, чем всё закончилось, удалось ли Земле спастись, любители фантастики должны прочитать этот рассказ. Реакция толпы и отдельный людей, постепенное нагнетание страха, панорама событий и сейчас производит впечатление. При этом Уэллс не теряет веры в человечество и братские отношениях между людьми на фоне катастрофы.

Этот малоизвестный широкому кругу читателей рассказ, промелькнувший в 1926 в журнале «Красная нива», вероятно, одно из первых в мировой литературе появлений робота-любовника. Отчаявшись найти своё счастье, рассказчица заказывает у гениального учёного «стального мужа» в соответствии со своими представлениями об идеальном мужчине — он гениальный актёр, красивый, но уже немолодой, седеющий, в пенсне, насмешливый, самоуверенный и самодовольный. «Стальной муж» внешне неотличим от человека, но вместо крови в его искусственном теле бежит электрический ток, «мужа» можно «заводить», настраивать на программу путём нажатия на определённые точки на затылке и на плече, отключать на время. При этом заказчица откровенно намекает, что хочет от спутника не только платонических чувств. В одной из современных аннотаций рассказ назван «эротико-фантастическим», но на самом деле вся эротика ограничивается здесь довольно целомудренными намёками.

«Стальной муж» создавался задолго до появления азимовских роботов, и, конечно, создатель робота не был знаком с Пятым законом роботехники, сформулированным болгарским писателем Николой Кесаровски в 80-х, — «робот должен знать, что он робот». «Стальной муж», влюблённый в свою хозяйку, не догадывался об искусственном происхождении и правда стала для него потрясением, а жене его идеальность постепенно надоела, стала раздражать, лёгкость, с которой машина добивалась успехов, мастерство механического актёра лишало героиню веры в особую роль таланта, человеческих чувств, «последних остатков веры в человеческую жидкую кровь и в младенца, уносимого ангелом».

Рассказ неплох. Смелая, даже новаторская, идея, но молодому автору не хватило опыта, она попыталась вместить в короткий рассказ слишком много всего. Из-за неясности авторского отношения потенциал рассказа не реализован: для философской драмы рассказ оказался недостаточно глубоким, для юмористического произведения — недостаточно смешным, для фантастики — недостаточно научным.

Через несколько лет Баркова отправилась в лагерь по политической статье (сидела она трижды), после возвращения вновь обращалась к фантастике, но при жизни её больше не печатали, при этом авторский стиль серьёзно изменился на злую, «свифтовскую» сатиру, проза стала более зрелой. Возможно, если бы в этот период она вернулась к переработке рассказа, то смогла бы написать очень сильное произведение на тему конфликта человека и искусственного создания.

Комикс создан в 60-х — на заре болгарского «комиксостроения» — и простота графики сразу же бросается в глаза и печалит. История начинается интригующе (легенда о космическом пришельце, детективный сюжет) но быстро скатывается в банальность, концовка — просто квинтэссенция идеи худших образцов советской и восточноевропейской фантастики о пришельцах.

Вероятно, и самому Славчеву комикс показался неудачным, ведь лет через десять он вернулся к теме в комиксе «Загадката в Порт Анжер». Сюжет был изменён, но параллели с «Марсианином» провести не составляет труда.

Сэй Слайсер, он же — Сэр Нож или Сэр Резчик, — тот самый рыцарь, который постоянно насмехается на Финном в одной серий второго сезона мультсериала. Он словно следит за Финном и с радостью высмеивает его любую ошибку. Сэр Слайсер из того типа людей, что готовы на любые жертвы и неудобства ради сомнительного удовольствия унизить оступившегося и выглядеть успешным на его фоне. Словом, энергетический вампир, не слишком уверенный в себе (как стало ясно из финала серии мультфильма). Собственно, комикс к этой характеристике не добавляет ничего нового и ещё раз подчёркивает эту черту личности рыцаря.

Прихворнувший футбольный мяч (он играл в лесу с ежом, оказался, конечно, весь исколот колючками и сдулся) попросил Колобка неофициально подменить его во время важного матча. Колобок согласился. Вот и ещё один случай, когда Колобок пошёл на обман в спорте. Хотя главной причиной стала цель выручить друга, но и честолюбивого желания стать знаменитым спортсменом Колобок не скрывает. И симпатии авторов сценария — на стороне Колобка.

Короткий комикс является лишь началом истории, окончание — репортаж со стадиона — размещено на звуковой странице журнала «Колобок» и интересно тем, что комментирует необыкновенный матч сам Николай Озеров.

Этот комикс на модную в перестроечное время тему «полтергейста» появился в специальном «хоррор-выпуске» журнала «Мурзилка». Да, это не шутка, почти весь новогодний номер советского детского журнала был посвящён чертям: страшная сказка Ремизова «Чёрт», стихи Сологуба и Бальмонта («Чёртовы качели» Сологуба по ошибке приписали Бальмонту), знаменитое пушкинское стихотворение «Бесы», отрывок из гоголевской «Ночи перед Рождеством», очерк «Чёртово племя»...

Как всегда у Семёнова — приятная простота сочетается с хорошим юмором.

Аллегорический рассказ-притча в сатирическом тоне. Начинается как рассказ на экологическую тему: однажды (как пишет автор, «не очень важно, а может быть, вовсе не важно — в прошедшие ли времена или в те, что наступят») люди решили сжечь захламившие Землю кучи мусора, собрали всё в огромную гору и подожгли. А затём, разгорячившись, человечество стало бросать в костёр всё, что мешает в жизни — атрибуты аристократии и монархии, мировой запас алкоголя, чай, кофе, табак, оружие, орудия казни и пыток.

Дальше — больше. Каждый нёс ненужное прошлое, не дающее двигаться вперёд. Потом стали сжигать книги... Тут уже автор не отказал себе в удовольствии себе поиронизировать над некоторыми коллегами: «...стихи Шелли горели яснее любой книги его современников, выгодно отличаясь от томиков лорда Байрона, рассыпавших мрачные блики и испускавших клубы черного дыма. Что же до Тома Мура, то иные из его песен издавали запах горящей лекарственной облатки».

Комикс из вселенной Симпсонов. Пародийная страшилка в духе «Баек из склепа», рассказчик — Барт. Идея не нова, но подана изящно. Во-первых, в роли баснословно богатого и утончённого коллекционера комиксов неожиданно оказался Гомер; обычно это амплуа мистера Бернса, но кто бы стал ему сопереживать. Во-вторых, авторам неплохо удалось обыграть «лихорадку коллекционера», истеричное обожание владельцем своей коллекции «сокровищ» и здесь эмоциональность Гомера пошла только на пользу.

Вредные волшебники Ветер-в-голове с воздушным шариком вместо головы и красноносая Простуда с дрессированной бациллой Бац-Бац. Возможно, это самые колоритные из забытых отрицательных героев советских комиксов. Насколько мне известно, они появлялись только в этой истории, но создавала её мощнейшая команда — сценарий самого Эдуарда Успенского и рисунки художников Германа Огородникова и Александра Семёнова, которые вскоре станут одними из ведущих иллюстраторов детских книг, а Семёнов ещё и создателем Ябеды-Корябеды.

Хотя сюжет не слишком оригинален и даже является традиционным для новогодней истории: злодеи хотят проникнуть на новогодний праздник под видом Деда Мороза и Снегурочки, а потом превратить детей в озорников с помощью отравленных конфет. Но остроумный текст Успенского и талант художников вытягивают и такую простую тему. Вообще, в старых советских комиксах есть особое очарование, как правило создавались они с душой.

Злая волшебница Таратора не столь знаменита, как её коллега Ябеда-Корябеда из других историй Семёнова. Хотя бы потому, что известность Колобка, главного положительного героя комиксов о Тараторе, не сравнить с культом личности всеми любимого Мурзилки, врага Ябеды-Корябеды. Но Таратора тоже дама с фантазией и своеобразным шармом. Если облику Колобка Семёнов придал черты Мурзилки, то курносая Таратора внешне совершенно не похожа на Ябеду-Корябеду. У Тараторы нет своей организации и разветвлённой сети агентов, поэтому обычно всё самой приходится делать. Например, заразить — при помощи отравленного компота — детей и вожатых в лагере «тараторской» болезнью.

Среди агентов Ябеды-Корябеды второго состава в журнальной версии была невероятно болтливая девочка по имени Таратора, но изучив тему, я пришёл к выводу, что это просто тёзка волшебницы из «Колобка». К тому же в книжном издании она получила другое имя. Но методы их работы схожи — демагогия, забалтывание любых вопросов.

Где-то, говорят, в районе Рузы

Или, может, и в Тверской губернии

Ведьма мажет по ночам из кружки

Птичьей кровью все дома в деревне.

Замолкают в ужасе собаки,

Утихают дачники столичные

И горят загадочные Знаки

На дверях, заборах и наличниках.

© Вертер де Гёте (А. Грибанов).

Прекрасный образец современного русского подросткового хоррора «деревенского» направления. Атмосфера «городского» и «деревенского» хоррора различается кардинально — в первом случае зло вырастает из отрицательных эмоций миллионов людей, растёт в тесноте бетонных прямоугольников, пьёт жгучее электричество, подслеповато щурится в свете уличных фонарей. Бледное, нервное, болезненное, оно ненавидит себя и окружающих. Другое дело — зло деревенское. На деревенских просторах зло хтоническое, древнее, как сама земля, сытое и уверенное в своих силах. Именно с таким злом сталкиваются ребята в рассказе Подольского. Ведьма и древнее колдовство... Как бороться с этим современному человеку из эпохи компов и смартфонов? И чем дальше, тем более страшные тайны открываются героям, ввергая их (вместе с читателем) в лавкрафтианские бездны.

Крепкий и очень атмосферный ужастик.

«Глубоко в джунглях, куда я вернусь, когда я кончу дела;

Глубоко в джунглях, где каждый знает что сажа бела...

...Но достаточно бросить спичку

И огня будет уже не унять». ©Б.Г.

Значение книги для болгарской приключенческой литературы невозможно переоценить. После установления социалистического строя в Болгарии новые власти некоторое время с недоверием относились к приключенческим произведениям, считая их бесполезным буржуазным жанром. Справедливости ради, надо сказать, что такое подозрительное отношение к развлекательной литературе в чём-то можно понять: во время Войны магазины Болгарии был забиты бульварными приключенческими книжками невысокого уровня, в том числе — книжками антикоммунистической и шовинистической тематики. В конце 40-х — начале 50-х доля приключений и фантастики на болгарском книжном рынке сократилась до минимума. Исключение делалось для военных приключений, книг о болгарских партизанах, из зарубежных авторов — для идеологически верных советских писателей и совсем уж классики вроде Жюля Верна. Но после «оттепели» в середине 50-х ситуация стала меняться, начала выходить даже ставшая потом «культовой» «Библиотека приключений и научной фантастики». И внезапно — одним из первых болгар в серии оказался Марко Марчевский, живой классик болгарского соцреализма, автор хрестоматийной повести «Митко Палаузов» о юном партизане-герое. Но в этот раз он опубликовал роман в духе Хаггарда и Буссенара. После такой мощной поддержки приключенческая литература была окончательно реабилитирована. И вскоре в Болгарии появились писатели, полностью посвятившие свое творчество подростковым приключениям, как например, Пётр Бобев.

Так о чём же роман?

40-е годы 20-го века. В разгаре Вторая мировая война. Молодой болгарин Антон, вынужденный покинуть страну из-за коммунистических взглядов, в египетской Александрии знакомится со стариком-турком. Старик, помнящий ещё Плевну, тоже родился в Болгарии, уехал в детском возрасте после русско-турецкой войны, но испытывает к родине ностальгические чувства. Турок помогает Антону устроиться работать врачом на английские плантации на Кокосовых островах в Индийском океане, но по пути туда корабль, перевозивший Антона, терпит крушение в малоисследованном районе. В этом районе, впрочем, есть не отмеченный на картах остров — открытый некогда самим Магелланом и описанный в давно забытой книге остров Тамбукту («Криптоисторическое» допущение. Позже герой находит на острове следы пребывания Магеллана). Марчевский приводит даже координаты вымышленного острова: Остров Тамбукту находится в Индийском океане приблизительно на 84° восточной долготы и 7° южной широты.

Оставшиеся в живых члены экипажа попадают на остров и ...оказываются в плену у каннибалов. Дальше — кропотливое налаживание контакта с туземцами, взаимное изменение взглядов, трагическое столкновение двух культур. С началом военных действий в Мировом океане даже в этот безлюдный регион забредают корабли Японии и США, а когда речь идёт о стратегических интересах больших стран, то никого не беспокоит защита маленького мирка диких племён.

Роман и сейчас читается неплохо (особенно — первая часть), но, разумеется, без обсуждения социальных тем с социалистических позиций не обошлось — в противном случае произведение не было бы в то время опубликовано.

Роман выходил по частям — сначала первая книга, через год — вторая и третья. Иллюстрации для первых изданий подготовил известный болгарский художник русского происхождения Владимир Коренев. В Болгарии книга стала бестселлером и сразу была переведена на языки стран социалистического блока. Первое полное русское издание всех трёх частей в одном томе вышло даже раньше болгарского.

Одна из историй о лесных человечках Гржемилеке (Кржемелике) и Вахмурке, культовых персонажах чехословацких мультфильмов и сказок советского времени, в пересказе создателя «Карандаша и Самоделкина» Юрия Дружкова.

На самом-то деле они Кржемилек и Вохомурка, но Вохомурка по-русски не звучит совсем, то ли дело Вахмурка — слово уже вошло в разговорный русский язык.

В других странах их имена тоже изменяли, в Болгарии они и вовсе Милко и Морко, а в Польше — Żwirek и Muchomorek.

Что касается непосредственно этой сказки, то здесь человечки помогают маленькой фее зимы подковать её ездового горностая. К сожалению, фея не может с ними долго общаться — у Вахмурки слишком горячее сердце. Вахмурка — он такой, он всегда был позитивнее и интереснее Гржемилека.

Злые силы хотят помешать участию Деда Мороза и Нового года в новогоднем вечере во Дворце пионеров!

Как всегда у Семёнова — очень колоритные злодеи, здесь обошлось без злых волшебниц Ябеды-Корябеды и Тараторы, но Хиханька и Дремота, руководители Всемирного Центра Озорства и Лени, тоже довольно опасны, вооружены отравленными ленью и легкомыслием снежками. Спасти Деда Мороза с Новым Годом может только находчивый Колобок, немного похожий у Семёнова на «укороченную» (без туловища) версию его любимого героя Мурзилки — круглолицый и тоже в берете.

Просто написать сказку — для Семёнова это скучно. Поэтому текст сочетается с играми и великолепными авторскими иллюстрациями с баблами в стиле комиксов.

Редчайший случай, когда Колобок, сугубо положительный герой сказок и комиксов, не просто нарушает какие-то нормы по незнанию — такое бывало, а идёт на откровенный обман. За ночь до соревнований — «праздника силы и ловкости», чтобы не опозориться, Колобок выпивает разведённые в воде дрожжи, которые для его хлебного тела являются анаболиками. Разносит его, конечно, мощно. Но эффект сохраняется недолго.

1973 год. Полагаю, это первый советский комикс о допинге и разоблачении нечестного спортсмена.

Пожалуй, самая известная сказка Марины Потоцкой. Мне известны два варианта произведения, они отличаются незначительно, но всё же отличаются. В первом — «Барсундук для выставки» — мальчик Слава слепил из пластилина в детском саду невиданного зверя Барсундука. Очень злого, как он всем рассказал, который питается книжками и живёт в холодильнике. Зверёк ожил у Славы дома и оказался добрым и дружелюбным.

Для усиления педагогического эффекта сказка была переработана («Барсундук из детского сада» или просто «Барсундук»). Теперь подробно объясняется, что у Славы было плохое настроение (поссорился с мамой) и с этим настроением он слепил барсундука и придумал ему легенду. Барсундук, кстати, стал страшнее, чем в первом варианте — у него теперь один глаз, но ребята в саду боятся его меньше. Они даже не против оставить его в детсадовском зоопарке пластилиновых зверей, но в клетке.

Наиболее яркое и известное произведение Алексея Гастева, революционера, поэта, создателя методик НОТ (научной организации труда), сейчас порядком забытого, хотя когда-то его имя упоминал в стихах даже Маяковский.

Мне Гастев прежде всего интересен как революционер поэтический, одним из первых перешедший от футуризма к литературному конструктивизму. Геометрические фигуры Малевича — идеальные иллюстрации для поэзии Гастева, лаконичных, рубленных безэмоциональных фраз-приказов с обилием «технических» слов и неологизмов.

Стихотворение состоит из десяти глав-«ордеров» — нарядов на работы в далёком будущем. Масштаб работ, безусловно, потрясает воображение — это управление городами, континентами, погодой, человеческим сознанием на всепланетном и молекулярном уровнях. Здесь пачку «в двадцать кварталов» домов можно «сплющить в параллелограмм», «включить солнце на полчаса», «написать на ночном небе 20 километров слов», «омолодить на 30 лет канадцев», а «двадцать городов» отправить «в брак». Человек в этом мире механическом мире глобальных решений даже не винтик, а крохотный атом, который может быть отбракован в любой момент. Разумеется, ненужные чувства ликвидируются: «Инженерьте обывателей./ Загнать им геометрию в шею./Логарифмы им в жесты. /Опакостить их романтику». Войны есть, но они выходят на новый уровень — это «битва гипнозом», применение «игрек-лучей», «промывание мозгов», «азотирование противников». Но люди для войны всё ещё нужны, поэтому: «Сумасшедшие женщины, рожайте. / Рожайте немедленно, срочно».

Налицо все признаки антиутопии. За три года до Замятина. Хотя уже и после «Гибели Главного города» Зозули, ещё одного великого, но не слишком известного произведения с элементами антиутопии.

Подзаголовок откровенно говорит, что сказка написана в подражание Андерсену и это, вкупе с не слишком оптимистичным предисловием ко всему сборнику, сразу настраивает на определённую ноту: сказка будет красивой, но печальной. Сказка небольшая, по сути — это яркая зарисовка. Небольшой городок, луг возле города, населённый сверхъестественными существами, за лугом — лес и болото, которое все обходят стороной. И надо же было маленькому Максу забрести в лес и заиграться с мячом до темноты... Андерсеновской фантазии ждать от сказки, конечно, не стоит — она простовата, но и в самом деле красива. И настроение здесь — вполне себе андерсеновское.

Прекрасная сказочница Софья Могилевская превратила биографию великого французского композитора 17 века Жана-Батиста Люлли фактически в бытовую сказку о неунывающем бедняке, который благодаря своим способностям добивается расположения короля и попадает «из грязи в князи» — из поварят в великие музыканты. Да, парень был бедным гитаристом-итальянцем, звали его сначала Джованни-Баттиста, в юности вместе со свитой герцога де Гиза он приехал в Париж и даже — по некоторым сведениям — одно время работал в замке на кухне, но, думаю, в действительности всё остальное было немного иначе. Зато интересно получилось. Нелепо требовать от весёлой детской сказки исторической достоверности.

Интересный микрорассказ-детектив выдающего педагога 19 века Константина Ушинского.

Североамериканский индеец обнаружил, что окорок, который он повесил подвялиться на дерево, украли. Проявив достойные Огюста Дюпена (Шерлока Холмса во времена Ушинского ещё и не было) наблюдательность и логическое мышление, индеец по оставленным следам быстро раскрывает все основные приметы злодея. Удалось ли изловить вора и вернуть окорок — это Ушинского уже не волнует, главное — показать детям на какие чудеса способны простая наблюдательность и умение работать головой. В советское время эта логическая задача как минимум дважды выпускалась в виде «истории в картинках» — в 1930 году отдельным изданием (рисунки Л. Вольштейна), а в 1974 году — в журнале «Колобок» (художник В. Карасёв).

Хорошо известная любителям отечественной рок-музыки песня Андрея Карпенко «Анри Альфа», одной из самых загадочных и недооценённых фигур в русском роке. Трёх сильных песен на совместном альбоме с «Пикником» («Вампирские песни») в середине 90-х оказалось достаточно, чтобы Анри Альф вошёл в историю русского рока, но о самом авторе информации до сих пор немного, хотя в Интернете можно найти и другие его работы.

Гиперэмоциональные песни Карпенко удивительно гармонично сочетались с прекрасными, но, как правило, более холодными песнями Шклярского. В песне трудно отделить музыку, голос, манеру исполнения от стихов, но если оценивать только «чистый» текст — а на литературном сайте, как мне кажется, песня должна исследоваться строго с точки зрения текста — то и здесь поэт с задачей справился, смог выразить «истерику» — рвущееся изнутри чувство, копившееся годами, овладевающее разумом. Хочется сохранить контроль, и в тоже время отдаться этой волне хаоса. Балансируя на грани между этими желаниями, герой, повторяясь, путаясь от эмоций в мыслях, произносит свою исповедь, как заклинание:

«Моe тело уже не моe, только жалкая часть,

Жалкая надежда.

Hо во мне всегда жила — истерика!

Какое дикое слово, какая игра,

Какая истерика!

Истерика, но я владею собой,

Просто устал, просто устал, но я владею собой.

Какое дикое слово, слово — истерика!»

Хорошая притча.

Три друга решили разбогатеть на африканских приисках во время алмазной лихорадки, но дела пошли плохо и они стали рассуждать (просто гипотетически), как быстро снискать хлеб насущный другими способами. И пришли к выводу, что проще всего разбогатеть обладая огромной физической силой. Их разговор услышал некий индус и говорит: нет ничего сложного, вот зерна из саркофага Рамзеса I, в которых заключена сила жизни. В таких подарках — мы уже знаем по многочисленным произведениям — всегда есть, конечно, подвох. И, как правило, заключается он в отсутствии чувства меры у получивших подарок. Как грамотно распорядиться внезапным даром?

Одно из самых известных и признанных произведений Майкла Ши, номинировавшееся на обе ключевые фантастические премии — «Хьюго» и «Небьюлу». При подготовке статей о творчестве автора я прочитал немало воспоминаний его коллег и друзей и The Autopsy часто упоминается в восторженных тонах. Писатель Лэрд Баррон, находящийся среди лидеров современного американского хоррора, и вовсе называет «Вскрытие» в числе пяти своих любимых рассказов всех времён и признаётся, что именно «Вскрытие» привило ему в детстве интерес к «тёмной литературе». В список «Тринадцать самых страшных хоррор-рассказов» включил The Autopsy писатель Т. Э. Д. Клайн. Повесть включена в двухтомную антологию лучшего хоррора двадцатого века Джона Пилана и в не менее монументальную антологию лучшей малой прозы в жанре weird за сто лет, подготовленную супругами Вандермеер.

Начинавшаяся как «маньячный» детектив повесть подобно оборотню неожиданно перекидывается в научно-фантастической хоррор в духе «Нечто». Майкл Ши прославился своей безграничной фантазией, в частности, яркими описаниями ада, соперничающими с картинами Босха и Бексиньского. Но в данном случае — Ад находится внутри. Мрачная, психологическая история с очень сильным финалом.

На русском публиковалась лишь однажды, но сейчас выходит в новом переводе во втором томе собрания сочинений Майкла Ши от «Лаборатории фантастики».

Сборник «Легенды Гватемалы» гватемальского нобелевского лауреата, одного из основоположников современного латиноамериканского магреализма Мигеля Анхеля Астуриаса.

Бесспорно, это самобытные поэтичные произведения на основе мифов коренных жителей страны, индейцев, и легенд, сформировавшихся под влиянием испанского католицизма. В то же время поэзия образов здесь идёт вразрез с лёгкостью восприятия текста, временами читать непросто.

Уверенно сказать, что они мне понравились, я могу только о трёх легендах из девяти: эта удивительно красивая легенда о рабыне Татуане и мастере Миндале, раздавшем душу дорогам, и ещё по странному совпадению, а, может, и неспроста, понравились две легенды об искушении — «Легенда о Волосяном» и «Легенда о Сомбрероне». В первом случае речь идёт о возникновении демона Кадехо из центральноамериканского фольклора (на русский его перевели как «Волосяной») и о юной послушнице, которая отказывается от земной любви. Во втором рассказе другой известный демонический персонаж из гватемальских мифов Сомбрерон искушает благочестивого монаха игрой в мяч.

Перебирая советские издания региональных издательств, я наткнулся на очень интересную, хотя и не слишком известную, приключенческую повесть, Александра Кучеренко, публиковавшуюся (в немного расширенном виде) также в «Искателе» под названием «А на Кавказе шли бои». Во время Великой Отечественной войны немцы забрасывают небольшую группу парашютистов-деверсантов в Каракумы, чтобы повредить единственную железную дорогу, которая соединяет Среднюю Азию с Кавказом. Помешать им пытается туркменский чабан, демобилизованный с фронта после ранения.

Что может противопоставить прекрасно обученным, вооружённым до зубов боевикам парень с берданкой и двумя патронами, потерявший на фронте почти всю кисть правой руки?

Смекалку, великолепное знание местности и условий пустыни, умение маскироваться! А ещё на стороне «туркменского Рэмбо» самая актуальная информация о действующих и пересохших колодцах. В пустыне устаревшая информация об источниках воды легко может стоить жизни.

Запоминается фрагмент, показывающий, какую огромную ценность имеет вода для жителей пустынных регионов. Главный герой с трудом заставляет себя её вылить, даже понимая, что делает это для победы над врагом:

«Он совершал настоящее святотатство, страшнейшее из преступлений — выливал в пустыне воду на землю. Застань его за этим занятием кто-либо из знакомых чабанов, то самое меньшее, что предположил бы, — Абдулла сошел с ума».

Остроумный мистический рассказ лауреата Нобелевской премии.

«В действительности всё не так, как на самом деле» — в интернетах эту фразу приписывают Сент-Экзюпери, но я больше доверяю Юрию Никулину, назвавшему в своей книге автором афоризма Станислава Ежи Леца. Этот афоризм вполне мог бы стать эпиграфом к рассказу.

На самом деле вселенная устроена совсем иначе. Настоящая жизнь — в мире ангелов.

Ангельские души отправляются на Землю в наказание, рождение в облике человека для них — смерть, жизнь на Земле — адские муки. Любовь — желание создать могилу для нового покойника. А самый страшный грех на Земле — возвращение кого-нибудь к жизни (то есть убийство, с точки зрения человека).

Йохиду приговорили к смерти и отправили на Землю за грех ревности. Забыв о прежней, ангельской жизни, она жила среди других покойников, но однажды весной, во время ежегодного гниения и смрада (весеннего цветения и благоухания) встретила молодого покойника мужского пола по имени Йохид.

И на самом деле всё более оптимистично, чем можно подумать.

Эту сказку я читал сразу же после повести «Жираф» того же автора. «Сирли, Сийм и секреты» побольше совсем короткого «Жирафа» (извините за каламбур), да и поинтереснее, на мой взгляд.

У каждого есть свои секреты, тайные двери, ведущие в мир заветной мечты. Если надолго забыть о своей мечте, то она дичает и может превратится в чудовище. С другой стороны, если постоянно мечтать, то мечта порабощает человека. Мир заветной мечты есть у маленького мальчика Сийма — там он великий волшебник. Его старшая сестра Сирли дружит с облачными балеринами. На облака она отправляется привычным для сказок способом — на лифте (см. «Три банана» и «Фердинанд Великолепный»). Волшебный мир есть у папы (в фантазиях он — великий спортсмен), у мамы — она королева, даже у дворника — он Водяной Принц. Главные отрицательные персонажи в книге — это люди без фантазии или с испорченной фантазией, — злые учителя, сочиняющий страшные книги бездарный писатель Баранн (в оригинале — Lammas):

«А за стеной их квартиры сидел писатель господин Баранн, и настроение у него тоже было отвратительным. Правда, для него это было обычное дело. Он сочинял очередную ужасную книгу:

«Пеэтер валялся в канаве и стонал. У него был жар, руки и ноги дрожали, но ни один врач не появлялся. Вместо этого по Пеэтеру пробежал лось, наступив копытом ему на лицо и причинив больному ещё большие страдания. Затем…»

Господин Баранн подумал, какие неприятности могли ещё приключиться с Пеэтером.

«Затем приполз уж! — написал он и злорадно захихикал. — Уж пролез Пеэтеру в нос и начал странствие по его кишкам и позвоночнику!»

Господин Баранн ехидно улыбнулся и продолжил стучать по клавишам».

Как видим, Кивиряхк, хулиган от детской литературы, позволил себе описать некоторые неприятные подробности, но в остальном книга довольно безобидная. Здесь нет ничего шокирующего, в отличие от «Жирафа», где девочка дружила с глистёнышем, жившем у неё в животике. Я уж не говорю про самую скандальную книгу автора — сборник коротких сказок «Весна и какашка».

Первоначально сказка опубликована в 1954 году в «Мурзилке» под названием «Королева Зубная Щетка». В 1962 году появился одноимённый мультфильм, обожаемый мной в детстве. Кстати, сценарий написал создатель «Вовки в Тридевятом царстве» Вадим Коростылёв. Недавно, перебирая дома всякий хлам, наткнулся на старую записную книжку, в которой я рисовал, когда мне было лет шесть. И там мои «иллюстрации» к мультфильму «Королева Зубная Щётка». Наверное, тогда меня особенно покорила трансформация обычной ванной комнаты в фантастическую страну и оживление привычных бытовых предметов. В том же 1962 году сказка была слегка переработана автором, чтобы привязать её к циклу историй о Машеньке. Думаю, история о девочке-грязнуле, угодившей в страну чистоты, где правит Королева Зубная Щётка, многим хорошо знакома, если не по литературному первоисточнику, то по мультфильму. Так получилось, что сказку в детстве я не читал, а прочитал оба варианта несколько лет назад, когда вносил информацию в базу сайта. Сказка хорошая, но короткая и совсем детская. Педагогическую роль произведения мне трудно оценить — я уже нахожусь в том возрасте (среднем), когда человека, как правило, не нужно учить мыть руки. А если всё же нужно, то сразу возникает вопрос — как он вообще не зная элементарных правил гигиены до таких лет дожил.

Да, сказка хорошая, но мультфильм — супер. В мультике добавлены новые персонажи и вся история рассказана не так поспешно, как в сказке.

Сразу скажу, что отзыв написан на расширенный вариант сборника, опубликованный в 1973 году, уже после смерти автора, — в это издание были включены несколько рассказов из сборника «Мармотка».

Даже самому суровому читателю трудно удержаться от умиления, читая о приключениях детей и зверей.

Лишь в трёх рассказах речь идёт о домашних животных — собаке, лошади, ишаках.

Тигрёнок, медвежонок, волчата, птенец «страуса пустынь» дрофы, оленёнок... Лисёнок и сурок в этом списке выглядят самыми безобидными и банальными животными. Рассказы не отличаются оригинальностью: раз за разом детям привозят беззащитное маленькое существо, которое надо вырастить и приручить. Но каждый раз читать об этом на удивление интересно, ведь у каждого животного свои неповторимые повадки. Героям рассказов совсем нелегко: воспитание зверят сопровождается изжёванными занавесками, изорванной одеждой, задушенными и закопанными в огороде курами, разбитой посудой, растерзанными картинами со сценами из священного писания (очень удивил этот эпизод, ведь книга писалась в разгар антирелигиозной борьбы и хотя пострадавший набожный старичок, скорее, сатирическая фигура, но всё же... ) и разъярёнными, взбешёнными соседями. Порой они и представляют главную опасность для зверят. Человеческая глупость и злость. Некоторые рассказы заканчиваются печально — трудно и дикому животному среди людей. Но раз за разом юные герои пытаются преодолеть все трудности, жертвуют своим комфортом и привычной жизнью, чтобы получить высшую награду — доверие приручённого существа.

В сборнике детских «утиных историй» от итальянских комиксистов неожиданно обнаружилась более взрослая и довольно острая сатира на мир «высокой моды». Комикс создан в середине 90-х, во времена рассвета культа супермоделей, когда в качестве иконы успеха манекенщицы высшего разряда обогнали голливудских небожителей и могли себе позволить не вставать с постели меньше, чем за десять тысяч долларов (раскавыченная цитата из интервью Линды Евангелисты). Деятели моды и сейчас играют очень большую роль в шоу-бизнесе, но их влияние несколько меньше. Тогда же — имена Наоми Кэмпбэлл, Карлы Бруни, Клаудии Шиффер не сходили с первых полос изданий. В комиксе присутствуют их утиные двойники — Маони Супбелл (немёк на суп «Кэмпбэлл»), Карла Бьонди, Клаудия Шиззер. Модельер Гагаче — разумеется, Версаче.

Дональд пытается приударить за моделью Наоми Кэмпбэлл и погружается в мир высокой моды и больших денег.

Заключительная часть истории, высмеивающая внушаемость публики и бессовестную халтуру дизайнеров — откровенная перекличка с фильмом Роберта Олтмена Prêt-à-Porter. Но без обнажённых моделей, конечно, — комикс всё же для детей. Комиксисты выкрутились по-другому.

Что мы знаем об итальянском острове Сардиния? Сомнительную известность получил местный деликатес — сыр с личинками касу марцу, на острове есть футбольный клуб «Кальяри», середнячок итальянского чемпионата, древние башни нураги, пляжи... Расположенная по соседству Корсика известна всему миру благодаря Наполеону. А древняя земля сардов переходила из рук в руки — от финикийцев к карфагенянам, потом — к Риму, к вандалам, к Византии, к маврам, к Испании, к Австрии, но оставалась в стороне от главных европейских событий, жизнь простых жителей столетиями подчинялась древнему патриархальному укладу — они занимались оливковым маслом, овечьим сыром, вином, рыбной ловлей и контрабандой. В конце 19 века на Сардинии родилась талантливая девочка, ставшая всемирно известной писательницей. Значительную часть своего творчества Грация Деледда посвятила описанию родного острова и жизни его жителей — земледельцев, монахов, разбойников, рыбаков, контрабандистов... Оказалось, что за скромной жизнью островитян скрываются недюжинные страсти — искушение, измены, отвага, кровавая ревность, благородство... В 1929 году Деледда второй из итальянских писателей получила Нобелевскую премию. У сардов появился свой Наполеон. На литературном поле.

Хотя в основном творчество Деледды — реализм веристской школы, описывающий жизнь без прикрас, её также очень интересовали легенды и суеверия Сардинии. Писательница составила целую подборку легенд с подробными комментариями и цитатами. Большая часть историй рассказывает о колдовстве и нечистой силе, в горах Сардинии есть даже расщелины, соединяющие мир людей с адом; но, хотя писательница пишет, что «без чертей не обходится ни одна сардинская легенда или сказка» в её подборке есть и реалистичные легенды, а «Три брата» — волшебная сказка с довольно распространённым сюжетом о чудесных дарах. Цикл мне понравился, но для Деледды легенды родного острова — в первую очередь свидетели истории. Во что она пишет в послесловии: «Многие из этих легенд, особенно те, в которых речь идёт о церквях или о горах, имеют немалую историческую ценность. Отбросьте элементы сказочности, очистите повествование от сверхъестественных сил, соберите легенды воедино, изучите их, — и вы получите бесценные документальные свидетельства истории Сардинии». Из-за такого подхода некоторые легенды показались суховатыми. А лучшие, наиболее яркие в литературном плане произведения цикла — «Святой Михаил Архангел» и «Падре Топес», скорее всего, полностью (или почти полностью) придуманы самой писательницей.

Очередной просмотр «Ивана Васильевича» обернулся не только отзывом на булгаковскую пьесу-первоисточник, но вдохновил на отзыв на текст главной песни фильма. Стихотворение вопреки всеобщему мнению называется не «Счастье вдруг», а «Разговор со счастьем». Конечно, песня здорово украсила фильм.

Стихи Леонида Дербенёва стойко ассоциируются с комедиями Гайдая. Но Дербенёв-поэт тяготел к философской лирике, довольно печальной, если вдуматься. Достаточно перечитать тексты триады его самых известных песен: «Этот мир придуман не нами», «Всё пройдёт», «Есть только миг». Хрупкость человеческой жизни, эфемерность всего сущего, жестокость мира. Бодрая музыка Зацепина и общая атмосфера клоунады гайдаевских фильмов нивелировали эту печаль, но ведь даже в «Песне про зайцев» и в «Острове невезения» заметны оттенки тревоги и разочарования. Ну ладно, с «Песней про зайцев» я уже преувеличил, но в целом, Дербенев — поэт-философ, его песни — серьёзные поэтические работы.

«Разговор со счастьем» на этом фоне весьма позитивный текст, пройдя через множество испытаний герой обретает любовь и надежду. Хотя обращённые к счастью слова «Столько лет, столько лет где тебя носило?» — это просто крик души.

Трудно встретить Новый год в России и не посмотреть по телевизору «Иван Васильевич меняет профессию». Вот и на эти праздники я с удовольствием дважды посмотрел легендарную комедию Гайдая, вновь увидивился, что просмотренный десятки раз фильм ни капельки не надоедает и вспомнил, что уже лет тридцать как собираюсь прочитать литературный первоисточник — пьесу Булгакова. Каждый раз страх разочарования заставлял меня откладывать книгу — слишком уж хорош фильм и по моим предположениям сценаристы изрядно переработали булгаковское произведение. Но первого января 2019 года, сразу после фильма я решился — и не пожалел. Сценаристы фильма проделали хорошую работу, но вместе с тем — очень бережно отнеслись к первоисточнику, сюжетно фильм и пьеса очень близки, герои те же, даже большая часть лучших шуток придумана Булгаковым и воспроизведена Гайдаем почти дословно: «Что крест животворящий делает!»; «Ключница водку делала?»; «А что вы на меня так смотрите, отец родной? На мне узоров нету и цветы не растут»; «Как поймают, Якина на кол посадить. Это первое дело»; «Э, да ты ведьма!», «Украли два костюма, два пальто...»; «Как челобитную царю подаешь?»; «Был у нас толмач-немчин, да мы его анадысь в кипятке сварили»; «Скажите, и в магазине можно так же стенку приподнять?»; «Оставь меня, старушка, я в печали...»; «Ты чьих будешь?»; «Я не узнаю вас в гриме»; «Житие мое... Пёс смердящий! Какое житие?!»... Даже выступление «интуриста» на немецком «Дер гроссер кениг... « написано Булгаковым. Разумеется, для фильма, действие в котором происходит в 70-х, кое-что оказалось устаревшим и было изменено, хотя фраза «Вы с патефоном пришли к Шпаку?», по-моему, звучит даже смешнее. Нет в пьесе сцены с лифтом («животворящий крест» используется в других случаях), ставшей настолько культовой, что в ярославском ресторане «Иван Васильевич», извините за подробности, даже туалет оформлен как кабина лифта.

При этом несмотря на сходство фильма и пьесы, творения Гайдая и Булгакова заметно отличаются по настроению. Фильм — весёлая и добрая комедия, пьеса — довольно злая сатира, запрещённая к постановке и опубликованная через тридцать лет после создания. Если вспомнить о времени, когда создана пьеса, более понятными становятся многие намёки Булгакова. И слова Милославского «Бандиты они, Федя. Простите, ваше величество, за откровенность, но опричники ваши просто бандиты» звучат смело и донос Шпака о том, что «инженер Тимофеев царя вызвал» кажется более серьёзным. Булгакова очень просили, чтобы в пьесе — ещё в «Блаженстве», предтече «Ивана Васильевича» — «Иван Грозный сказал, что теперь лучше, чем тогда». Булгаков на это не пошёл, хотя в фильме, как мы помним, Грозный любуется Москвой: Лепота!

Кстати, в первой редакции пьесы путешествие на машине времени было реальным, а не приснившимся изобретателю.

Все герои пьесы не столь симпатичны, как герои фильма. Относительно безобидный бюрократ Бунша в книге оказывается беспринципным приспособленцем, отказывавшимся в Советской России от княжеского происхождения, уверявшим всех, что является сыном кучера и что «на иностранных языках только революционные слова знает, а всё остальное забыл», но во дворце сразу вспомнившим о своих корнях. Милославский (он, а не Бунша!) с лёгкостью отдаёт шведам Кемскую волость (Да об чем разговор? Да пущай забирают на здоровье!..). Более эгоистичный Тимофеев — не добродушный, мягкий Шурик. Жена Тимофеева Зинаида не только просит «не выписывать её», но и забирает у мужа все деньги «на дорогу,«.

Не бойтесь читать пьесу Булгакова. Наслаждайтесь фразами, которые остаются актуальными и остроумными на протяжении десятилетий.

Главное — постарайтесь при прочтении не сравнивать прекрасную пьесу с гениальным фильмом, это самостоятельные произведения. Я так и сделал — читал книгу, отрешившись от фильма (но это было нелегко) и сравнивал их уже после прочтения.

Долго я боялся браться за это произведение. Были опасения, что в этом внушительном романе о борьбе за независимость я столкнусь с излишним героическим пафосом и со скучными рассуждениями. Но я давно интересовался болгарской литературой, а писать о болгарской литературе, не прочитав самый знаменитый болгарский роман, всё равно что судить о русской литературе, не прочитав «Евгения Онегина» и «Войну и мир». Волновался я зря, первые главы книги — приключения и читаются влёт, потом становится немного сложнее — появляется много действующих лиц и на читателя обрушивается много информации о Болгарии второй половины позапрошлого века. Если «Евгений Онегин» — «энциклопедия русской жизни», то книга Вазова — это энциклопедия жизни Османской Болгарии перед освобождением. Интересы, настроения, повседневная жизнь болгар, культурные вкусы (целая глава с юмором описывает реакцию неискушённой, наивной публики на пьесу-мелодраму «Многострадальная Геновева»), песни, тосты. Иногда приходилось залезать в сноски и в Интернет в поисках незнакомых слов, имён и событий, хотя я с историей и культурой Болгарии немного знаком и считал себя подготовленным. Роман рассказывает о подготовке и провале болгарского Апрельского восстания 1876 года. Восстание было жестоко подавлено турецкими властями. Настолько жестоко, что султану пришлось даже казнить за превышение власти двух человек. Подавление восстания оказалось таким резонансным, что вскоре привело к русско-турецкой войне и к освобождению Болгарии.

Но художественное произведение — не документалка, главное здесь — человеческие характеры. Основная идея будет понята даже человеку совершенно незнакомому с историей Балкан.

Настоящее иго — в голове. Это — трусость, малодушие.

На словах — все за высокие идеалы, людям нравится играть в революцию и свободу (это даже модно), помогать в революционном комитете, вести смелые разговоры в кофейне, петь вдохновляющие песни, вести себя дерзко; кто-то просто наивно верит в предсказания Мартына Задеки «главы халдейских мудрецов» о падении Турции и в то, что если числовое значение фразы ТУРЦІА КЕ ПАДНЕ (Турция падёт,Т(=300) У(=400) Р(=100) Ц(=900) І(=10) А(=1) К(=20) Е(=5) П(=80) А(=1) Д(=4) Н(=50) Е(=5) ) — 1876, то уже в 1876 году болгар ждёт победа; кто-то ждёт, что придёт Россия — и всех освободит. Все, кого не возьми — патриоты. У Вазова встречаются даже такие ироничные определения: «он тоже был патриот, но пьяница». Но когда всё становится всерьёз, когда становится жарко, когда нужно рисковать жизнью и убивать самому, то каждый вспоминает, что «у меня семья», да и вообще — зачем оно мне нужно.

Предательство за предательством. Предательство бытовое. Ради должности, чтобы убрать конкурента в любви, потому что «я добропорядочный гражданин» и не могу не сообщить о подозрительном госте (но прежде, чем выдать, непременно накормлю — законы гостеприимства).Чаще всего — просто желание остаться в стороне, отказ в помощи, ведь «моя хата с краю».

Главные герои, настоящие патриоты, «апостолы свободы», романтически идеализированы, но им тоже приходится идти ради высшей цели на нарушение своих принципов. Например, на воровство.

По политическим взглядам Вазов явный консерватор. Один из героев нахватался в России социалистических идей и идей о равноправии женщин, но автор через других героев его высмеивает, объясняет, что социализм болгарам чужд и настоящим революционером тот становится лишь тогда, когда отказывается от социалистических взглядов. Вот уж в социалистическую эпоху устали литературные критики комментировать это мнение главного писателя.

Однажды два писателя переоделись Львом Толстым и Фёдором Михайловичем Достоевским, царствие ему небесное, и написали анекдоты про Пушкина. Подписались: Даниил Хармс. И отправили в газету. Пушкин прочитал анекдоты за завтраком и говорит: Смотри-ка, Гоголь (а они вместе завтракали), смотри-ка, правда ведь, лучше, чем у Хармса? Тургенев услышал это и думает: Ну вас, с вашими литературными спорами. И тут же, не допив кофе, уехал в Баден-Баден.

На самом деле всё было не совсем так. Два писателя — Н. Доброхотова-Майкова и В. Пятницкий ещё в 70-х написали и опубликовали в самиздате цикл литературных анекдотов «Весёлые ребята» в виде подражания «Анекдотам из жизни Пушкина» Хармса, но они оказались настолько удачными, что все теперь их и в самом деле считают хармсовскими. И сам Хармс греется в лучах славы, удивительного остроумия и безграничного позитива своих последователей. Соавторам удалось создать свой мир, где живут в одно время Пушкин, Достоевский, Толстой, Гоголь, Лермонтов, Тагор, Тургенев, Чернышевский, Некрасов... Каждый со своим ярким характером, своими причудами, недостатками и крылатыми фразами. Пожалуй, истории Доброхотовой-Майковой и Пятницкого даже ярче и интереснее анекдотов идейного вдохновителя. Я познакомился с «Весёлыми ребятами» в начале 90-х в сборнике «Евгений Онегин, Маленький мальчик, Винни Пух и другие обитатели Совдепии», где анекдоты Доброхотовой-Майковой и Пятницкого были приписаны Хармсу и объединены с хармсовскими «Анекдотами...» и тоже долгое время пребывал в неведении относительно настоящего авторства.

Патриарх новой болгарской литературы, автор получившего мировое признание романа «Под игом» о национально-освободительной борьбе болгарского народа, Иван Вазов неожиданно оказался ещё и родоначальником национальной фантастики. Для исследователей фантастической литературы — любопытно, а других сусально-утопические мечты о том, каким прекрасным государством станет Болгария через сто лет вряд ли сильно заинтересуют. Есть описания фантастических изобретений, но в целом жизнь через сто лет не так сильно отличается от жизни в конце 19 века — царь пользуется видеотелефоном, но на прогулку собирается ехать в карете с лошадьми.

Вазов написал рассказ 30 декабря 1899 года, но опубликовал лишь в 1912, когда начало сбываться кое-что из прогнозов — Болгария получила официальную независимость, из княжества превратилась в царство, в сугубо аграрной стране начала развиваться промышленность. Число 350 тысяч в населении «раскинувшейся до бескрайности» Софии, «превратившейся к концу 20 века в центр богатства, культуры и просвещённости обширного царства», было превышено ещё до Второй мировой.

А вот «самым счастливым столетием для всего славянского народа» жестокий 20 век не стал.

P. S. Благодаря исследованиям Георги Недялкова недавно установлено, что первая публикация рассказа и в самом деле состоялась 30 декабря 1899 года — таким образом болгарская научная фантастика уходит своими корнями в 19 век.

Классический постколониальный роман, африканский ответ «Сердцу тьмы» Конрада, книга о столкновении западной и африканской цивилизаций.

Ат-Тайиб Салих — первый суданский писатель, с творчеством которого я познакомился. Правда, значительную часть жизни писатель провёл в Англии, где учился в университете и работал журналистом. Судан двадцатого века — это крупнейшее государство Африки, объединившее арабский Север и негритянский Юг, части страны, различавшиеся по вере, по языку, культуре. Эта непохожесть привела к вооружённым конфликтам и — в конечном счёте — к расколу страны в нынешнем веке. Судан провозгласил независимость после долгих лет египетского и английского правления 1 января 1956 года. События происходят вскоре после получения независимости: молодой человек возвращается в родную суданскую арабскую деревню в пустыне на берегу Нила после 7 лет обучения в Европе. Для его наивных земляков (некоторые живут ещё в домах с кровлей из пальмовых листьев) поездка в Европу сродни полёту на Марс. Среди встречающих нарратор замечает незнакомое лицо — некто Мустафа приехал в деревню пять лет назад, женился и осел здесь. Сразу ясно, что Мустафа (вскоре выясняется, что его полное имя Мустафа Саид) совсем не прост, называет себя крестьянином, но, забывшись, читает сонет на безупречном английском, демонстрирует глубокие познания в разных областях.

Автор противопоставляет рассказчика (вероятно, альтер эго самого писателя) бездушному Мустафе Саиду, получившему прекрасное западное образование, но отказавшемуся от своих корней. Рассказчик — тоже учившийся в Европе — наслаждается своеобразной красотой родной природы, любит и ценит культуру своего народа, но понимает необходимость реформ. Старые обычаи становятся причиной его личной трагедии (вызывающая наиболее сильный эмоциональный отклик сюжетная линия в книге).

Цивилизация добирается и в этот пустынный край — колёса для орошения заменяют мощные насосы. Символичен пикник, устроенный водителями грузовиков в пустыне совместно с бедуинами. Всюду столкновение старого и нового, европейского и африканского, новых веяний и вековых традиций. Интересные описания жизни простых людей из столь далёкой страны, да ещё в эпоху великих перемен.

Книгу неизменно сравнивают с «Сердцем тьмы», но я в список «близких книг» под первыми номерами внёс бы «Белого ящера» Вежинова и «Постороннего» Камю. Критика колониализма интересна, но наибольшее впечатление произвели живые психологические портреты простых суданцев — крестьян, бедуинов.

На мой взгляд, «Баллада о Георге Хениге» — одно из самых ярких произведений 80-х, и не только в болгарской, но и в мировой литературе.

Возвышенное и земное. Вечная борьба этих двух стихий. Многие писали об этой борьбе. Но так, как написал Пасков — эмоционально, вовлекая в переживания читателя, доведя противостояние вечного и сиюминутного до предела, удалось сделать это очень немногим. Книга читается на удивление легко и увлекательно, несмотря на то, что текст насыщен серьёзными философскими и этическими вопросами.

Рассказчик вспоминает своё детство. 50-е годы 20 века. Семья жила в беспросветной бедности, хотя глава семейства Марин был талантливым музыкантом. Такими же бедняками были и соседи по дому, несчастливыми по-своему. Но в жизни мальчика-рассказчика присутствует настоящее чудо, состоявшееся благодаря дружбе с живущим неподалёку Георгом Хенигом. Георг Хениг — скрипичный мастер в третьем поколении, мастер гениальный, приехавший в начале века в Болгарию из Чехии, чтобы учить местных мастеров. Всё сложилось не так, как он ожидал — ученики его предали, жена умерла, знакомые забыли. Брошенный всеми больной старик умирает от голода в чудовищной нищете в маленькой комнате, на которую уже положили глаз бдительные соседи. Семья Марина начинает заботиться о старике. Понимая, что времени осталось немного, Хениг приступает к своему последнему и главному творению — он хочет сделать скрипку для Бога. Мир, созданный за шесть дней, получился так себе, а скрипка для Бога делается долго и тщательно из специальной древесины, десятилетиями впитывающей звуки и ветер. Есть только одна трудность: прежде чем работать над скрипкой мастер всегда изучал своего клиента, подбирал дерево и делал скрипку по характеру заказчика, но каков Бог, он не знает...

В сюжете выделяются две основные линии — почти мистическая работа мастера над скрипкой и яростная работа отца рассказчика, трубача-виртуоза, над буфетом, заветной мечтой его жены, недоступной бедной семье. Измученный нищетой, разочаровавшийся в жизни трубач, пытаясь доказать право на существование в сугубо материальном, бездуховном мире, собирает вещь, которая должна для него, слишком долго стремившегося к высоким идеалам, стать индульгенцией перед женой, перед обществом.

Есть ли в книге фантастические элементы?

А как же разговоры с тенями умерших, разговоры с деревом для скрипки? Человек рациональный скажет, что всё это плод фантазий фанатично влюблённого в своё дело старика и впечатлительного мальчика, но ведь здесь есть и самое настоящее, самое обыкновенное чудо — мастерство гения, отрешившегося от всего, страдавшего, как библейский праведник, ради шедевра. Я склонен считать, что это магический реализм. Не в духе латиноамериканской школы, выросшей на «Педро Парамо», это болгарский магреализм, идущий по дороге, проложенной Вежиновым.

При прочтении книги возник список из несколько близких по духу произведений. Печальные размышления о человеке, как о не самом совершенном божьем создании напомнили восхитительную новеллу Маргерит Юрсенар «Грусть Корнелиуса Берга» , а мысли о творчестве — «Альтиста Данилова» Орлова.

Мальчик-рассказчик хочет быть бедным — как герой книги француза Гектора Мало «Без семьи» (до сих пор одна из самых популярных детских книг в Болгарии), не понимая, что такое бедность.

Самым страшным пороком считает автор бедность. Бедность души. Нередко душу разрушает, высушивает материальная бедность, романтизированная в книгах, но беден духовно может быть и человек благополучный финансово. Бедны, раздавлены бытовыми неурядицами соседи из несчастного дома, бедны преуспевающие ученики Хенига, беден даже благородный Марин, променявший дар на буфет. Богач, обладатель огромного таланта — самый нищий из всех — Георг Хениг. Хениг, живущий на 18 левов в месяц (2,5 доллара, 2-3 книги можно было купить на эти деньги), обедающий хлебом, размоченным в разведённым водой уксусе. Но и талант Хенига вновь оживает лишь тогда, когда у старого мастера появляется ученик, появляются люди, которым он не безразличен.

По значению для болгарской сатиры, если проводить аналогии с русской литературой, опубликованный в конце 19 века сборник фельетонов о Ганю Балканском (он же бай Ганю) — это масштаб Салтыкова-Щедрина и Ильфа с Петровым. В 2009 году в рамках кампании Болгарского телевидения «Большое чтение», проводившейся с целью определить самые популярные в стране произведения мировой литературы, болгарские читатели поставили книгу на 19-е место. По соседству расположились «Три мушкетёра» (21-е место), «Преступление и наказание» (17-е) и «1984» (22-е).

Книга состоит из двух частей, в первой друзья рассказывают друг другу истории о том, как встречали в разных странах Европы их общего знакомого — мелкого торговца розовым маслом. Сейчас популярны истории о шумных и хамоватых русских туристах, но хамоватый турист — это типаж интернациональный.Таков и бай Ганю: не дурак выпить и закусить (за чужой счёт, разумеется), приударить за хорошенькой служанкой. Бай Ганю скуповат (очень!), бесцеремонен, самовлюблён, хотя с элементарными правилами приличия и даже с правилами гигиены он не знаком. Он ярый патриот, никогда не откажет себе в удовольствии объяснить представителям других народов, чем они хуже болгар. Хотя сам Ганю постоянно попадает в глупые, нелепые истории.

В первой части Ганю вроде героя габровских анекдотов и автор даже относится к нему с симпатией, ведь Ганю — образ только-только получившей после многовекового ига свободу Болгарии (хотя формально ещё считавшейся вассалом Османской империи), забитой, невежественной, но не потерявшей желания жить и действовать. Мол, свобода и просвещение смогут всё изменить и скоро заживём.

Но во второй части книги вернувшийся в Болгарию Ганю увлекается в политикой — участвует в фальсификации выборов, издаёт жёлтую прессу («Подумаешь, велика хитрость газету выпускать? Завяжи себе глаза (да и того не нужно) и ругай всех направо и налево. Вот и все!»). Дорвавшийся до власти невежа и думающий прежде всего о наживе торгаш-сквалыга уже не так безобиден и смешон. Самая безобидная затея Ганю-политика — учреждение «общества трезвости», закончившееся грандиозной попойкой с тостами «За трезвость!».

После получения независимости в стране продолжалась постоянная борьба русофобов и русофилов. Вскоре после возвращения Ганю времена резкого охлаждения отношений Болгарии и России сменяются оттепелью.Узнав, что расформировано русофобское правительство Стамболова, способный демагог и политический хамелеон Ганю быстро меняет в верноподданническом письме слова о «Северном враге» и «вонючем сапоге казака» на слова о «братьях славянах», «единоутробных братьях» и «царе-освободителе», а Стамболов из «Цицерона и Ньютона на болгарском небосклоне» превращается в «ужаснейшего мучителя, Калигулу, Тамерлана на болгарском небосклоне». Так же ловко Ганю меняет окраску и во многих других ситуациях. К сожалению, большинство наполняющих текст аллюзий будут понятны лишь человеку, хорошо знающему болгарскую историю и культуру. Даже первая строка книги «Помогли бай Ганю сбросить с плеч турецкую бурку, накинули на него бельгийский плащ — и все признали, что бай Ганю теперь настоящий европеец» — это ирония над словами премьера Стоилова, обещавшего превратить Болгарию в «Бельгию Балканского полуострова».

Это было в далёком (уже) детстве. Мы с мамой зашли в небольшой книжный магазин. Тогда я уже знал, что самые лучшие книги достают через знакомых или книгообмен, но и в обычном книжном в свободной продаже иногда можно отыскать хорошее издание; к тому же мне нравилась атмосфера книжных магазинов, нравилось ходить между книжными полками, брать в руки книги, вычитывать обрывки чьих-то мыслей и рассматривать иллюстрации. Я интересовался фантастикой и очень обрадовался, когда увидел издание с зовущим названием «Мир глазами фантастов». Разумеется, прежде всего привлёк внимание играющий на скрипке робот, изображённый на обложке. Теперь я понимаю, что художник явно вдохновлялся образом R2-D2 из «Звёздных войн», но в то время их у нас мало кто смотрел. Я взял книгу в руки, полистал: фантастических рассказов внутри не было (и на какое-то мгновение меня это разочаровало), но зато обнаружилась краткая информация о писателях-фантастах и их произведениях, рекомендации книг. Я вдруг понял, что это невероятно увлекательно. Именно в тот момент во мне родился исследователь фантастики. Оказалось, что читать библиографический справочник с краткими аннотациями произведений может быть не менее интересно, чем читать художественное произведение. Включалось воображение: «ох, и классный, наверное, роман, вот этот, о котором здесь написали пару строк». В 80-х годах 20 века справочник стал для меня аналогом Фантлаба. Я отмечал произведения, которые нужно будет достать и в книжный магазин шёл теперь вооружённым знанием, что хочу найти. Судя по тиражу — 75 000 экземпляров — интерес к фантастике в СССР был огромен и таким же «фантлабом» «Мир глазами фантастов» стал для многих. Знаю, что у «тру фанов» фантастики в советское время справочник не пользовался уважением. Слишком политизированы были статьи, слишком мало внимания уделялось зарубежным авторам, особенно авторам из капиталистических стран. Из американцев, к примеру, включили только девять авторов, самых идеологических правильных: Азимова, Брэдбери, Воннегута, Гаррисона, Каттнера, Ле Гуин, Лондона, Саймака и Шекли. Но для юного фаната книга стала окном в мир фантастической литературы.

Не буду скрывать — творчество Александра Подольского, которого я считаю одним из лучших рассказчиков в современной русской «тёмной литературе», вызывает у меня особый интерес. Импонирует широта интересов автора. Вот и здесь, несмотря на внешнюю простоту сюжета — «зомби-хоррор» во времена позднего социализма в районе строительства БАМа — рассказ, несомненно, имеет «двойное дно» и за приключенческим фасадом скрываются серьёзные социальные темы. В сущности, «живые мертвецы» являются здесь сильной метафорой, показывающей как брошенные, забытые своей страной люди превращаются в неуправляемую, сокрушающую всю стихию. Это история разложения принципов, идей, лозунгов, которые выглядели живыми уже только внешне. На нескольких страницах автор рассказывает нам об умирании великой стройки, великой некогда страны, всего социального строя «эзоповым языком». Только вместо лисички, нацелившейся на виноград, мы читаем о «зомбаках» вгрызающихся в живую плоть. Писатель не обличает, не вступает в дискуссию, он задаётся вопросом: есть ли шанс выжить у общества, забывшего не только о своих живых, но и своих мёртвых. И сам же даёт однозначный ответ — для такого общества спасения нет!

Хочу отметить язык автора, богатый, образный, стремление сделать письменную речь интереснее, ярче. «Забытые чёртом» — ранний рассказ Подольского и в первой версии произведения чрезмерные старания молодого, ещё не слишком опытного, автора в некоторых случаях приводили к ошибкам. В новой версии рассказа погрешности были исправлены. Но и в первом варианте уже заметна способность «чувствовать» литературный язык, понимать принципы, по которым он существует и развивается, умение создавать сложные характеры несколькими штрихами. Самодеятельные критики «в интернетах» любят употреблять нелепое выражение «вкусный язык». Даже хочется скушать таких рецензентов. Упаси вас Бог применять подобные словосочетания в отзывах, особенно на произведения о зомби. Язык у Подольского именно «богатый и образный».

Аллегоричность и наличие социальной основы никак не замедляют жёсткий, довольно кровавый «экшн» и ценители «зомби-хоррора» будут довольны.

При всех достоинствах рассказа у Подольского есть и более сильные произведения, созданные уже зрелым мастером, особенно, на мой взгляд, удаются писателю произведения пограничных жанров. Но «Забытые чёртом» заняли заметное место в современном русском хорроре.

В очерке рассказывается о Глебе Травине, ещё одном подзабытом ныне герое, в 20-х гг. прошлого века задумавшем совершить кругосветное путешествие на велосипеде. Несколько лет готовился он к этому приключению и наконец отправился налегке из Владивостока в сторону Москвы...

Итин случайно встретил путешественника на Чукотке. Знакомство оказалось поверхностным — Итин с Травиным перекинулись буквально парой слов, но журналист решил написать очерк о необычном человеке. В основном описывается самый трудный участок пути — вдоль арктического побережья. Здесь Травин столкнулся с трудностями на уровне героев произведений Джека Лондона — сам себе ампутировал обмороженные большие пальцы ног в ненецком стойбище, питался сырым мясом, несколько раз проваливался под лёд и ему приходилось вымораживать мокрую одежду, а самому закапываться в снег, однажды оказался замурован в ледяном сугробе и чудом выбрался. Когда ехать на велосипеде совсем не было возможности, по рыхлому снегу, например, он передвигался на лыжах, на собачьих упряжках. Небольшие участки пути преодолел на судах. К сожалению, в Америку Травина не выпустили и «кругосветное путешествие» оказалось путешествием вокруг СССР.

В 1960 году Александр Харитановский опубликовал книгу «Человек с железным оленем» с подзаголовком «Повесть о забытом подвиге», вызвавшую на некоторое время всплеск интереса к личности путешественника.

А что касается очерка Итина, то интересны были ещё его наблюдения сделанные на Чукотке:

«Меня поразил цветущий вид северян. Многие из них были высоки, сильны, у всех был яркий медно-красный цвет лиц, блестящих от жира. <...>

Чукотская обувь была удивительно разнообразна. Здесь были короткие «плеки», немного выше щиколотки, надевавшиеся под пятнистые нерпичьи штаны, обувь до колен и до паха. Выделка была также нескольких сортов: теплые изящные торбаза, с блестящей шерстью, светлые замшевые, шерстью внутрь, черные легкие, как бумага, летние торбаза без шерсти.<...>

Чукотская обувь могла бы найти отличный сбыт на всех наших промыслах, рыбалках, сплавах.<...>

На полках, среди товаров фактории, я нашел несколько фигурок из моржовой кости: нерпу, медведя, песца и маленького будду, явную копию с какого-то японского образца».

Сомов — яркий, интересный писатель, но после смерти как беллетрист он был почти забыт на протяжении полутора веков, отдельные редкие публикации — не в счёт. Лишь с начала 80-х гг. прошлого века вновь возник интерес к его произведениям, рассказы стали появляться в антологиях русской романтической прозы. А в 1984 году огромным тиражом — 400 тысяч экземпляров — отпечатан авторский сборник, которого при жизни у Сомова не было, в него вошли практически все основные прозаические произведения писателя, почти вся фантастическая проза — «малороссийские небылицы» и произведения, созданные на основе русских крестьянских поверий. Не включили, правда, самый известный его рассказ «Киевские ведьмы», незадолго до этого выходивший в антологии того же издательства, отличную легенду «Недобрый глаз» и ещё несколько менее заметных фантастических историй. После перестройки, когда старая русская «таинственная» проза, да и вообще — мистика, вошла в моду, рассказы Сомова публикуются уже регулярно.

Сомов часто нуждался и вынужден был заниматься литературной критикой (фактически, он стал одним из первых профессиональных русских критиков), переводами с французского. Среди его переводов и прозаический перевод знаменитого постапокалиптического стихотворения лорда Байрона «Мрак», оно переведено с французского, ага, тогда это было в порядке вещей, как в начале 90-х американцев с польского переводить. На своё собственное творчество времени Сомову не хватало и оно невелико по объёму — рассказы, стихи, наброски к романам. Но именно Сомов проложил дорогу гению Гоголя — первые «малороссийские были и небылицы» Сомова вызвали интерес в литературных кругах Петербурга. Гоголь был знаком с творчеством своего предшественника, в ранних произведениях испытал его влияние, но, конечно, продолжил начатое Сомовым на совершенно ином уровне. Сомов признавался, что в большей степени преследовал этнографические цели — сохранить и передать народные легенды, обычаи. Такого богатого языка, таких описаний, как у Николая Васильевича, у Ореста Михайловича нет. Но искренняя любовь Сомова к народным — украинским и русским — легендам, редкая наблюдательность мне очень понравились. Благодаря сборнику «Были и небылицы» (а впервые читал я его лет пятнадцать назад) у меня усилился интерес к русскому романтизму. И до сих пор Сомова я очень ценю.

За последние тридцать лет Сомова опубликовали несколько десятков раз, компенсируя многолетнее забвение, но и сейчас — даже на некоторых солидных сайтах в качестве портрета Ореста Сомова размещён портрет искусствоведа Андрея Сомова, человека из другой эпохи.

Как бы ни были популярны на родине писателя сказки «Три золотых волоса Деда-Всеведа» и «Длинный, Толстый и Глазастый», но в России по-настоящему знаменита только одна сказка Эрбена — «Златовласка». Дети знакомятся с ней, как правило, в прекрасном пересказе К. Паустовского. Эрбен слишком ценил народное слово и старался свести литературную обработку к минимуму. Паустовский, несомненно, оживил немного суховатый оригинальный текст, при этом его версия близка к оригиналу. Небольшие отличия, конечно, есть. В пересказе Паустовского (1947) и в переводе Т. Аксель («Царевна-Золотоволоска», 1948) главный герой Иржик съедает кусочек волшебной рыбы, мясо которой даёт возможность понимать язык животных, а в оригинале это не рыба, а змея (had). И это неспроста — в примечании к сказке Эрбен поясняет, что во многих славянских языках слова «змея» и «говорить» близки по произношению. Существуют древние поверья о доступных змеям тайных знаниях. В переводе Г. Лифшиц-Артемьевой справедливость восстановлена — здесь «змея». Король у Паустовского стал ещё более жадным и противным, а Иржик — более правильным. Иржик убивает своего коня, чтобы накормить воронят и Паустовский даже пытается найти моральное оправдание поступку главного героя — конь, оказывается, был старый и больной и только мучился.

Популярности произведению добавил и одноимённый чешский фильм 1973 года, в советское время появлявшийся в любимой юными зрителями телепередаче «В гостях у сказки».

Сказка впервые опубликована в 1859 году в толстом альманахе «Май».

Великолепные иллюстрации к «Златовласке» создал в начале прошлого века классик чешского модерна Артуш Шайнер.

.

Собственно, это не сказка, а четыре совсем коротких — в несколько предложений — чешских «бывальщин» о «дивьих женщинах», разновидности славянской нечисти, известной в основном у западных славян. Судя по записям Эрбена, если вести себя с ними по-человечески, не хвататься сразу за осиновый кол и святую воду, то «дивьи женщины» могут помочь и одарить. Как и многие другие существа из низшей мифологии.

При желании в сети можно отыскать русский перевод. «На бумаге» в русском переводе сказка не публиковалась.

Не прошло и семидесяти лет, а «Букет» Эрбена, бесспорный шедевр славянской литературы, вновь опубликован на русском. В новом переводе. Первое русское издание тиражом двадцать тысяч экземпляров вышло в далёком 1948 г. в прекрасном гослитиздатовском сборнике Эрбена вместе с его стихами и сказками (в том числе и знаменитой «Златовлаской»). Понятное дело, книга давно стала раритетом и мне просто повезло её купить, когда посмотрев чешский фильм «Букет», я бросился искать литературную основу этой замечательной кинокартины. Первым переводчиком «Букета» был маститый поэт Асеев, переводы Лифшиц-Артемьевой мне понравились, но всё же асеевские мне ближе. К тому же в новых изданиях «Букет» опубликован не полностью — в антологию «Предания, сказки и мифы западных славян» в 2016 г. из 13 баллад вошли только 9. Лишь в переиздании 2017 добавили ещё две баллады. Я могу понять издателей — из двух оставшихся «за бортом» частей «Загоржево ложе» грешит назидательностью, а незаконченная «Пророчица» основана на легендариуме чешской нации и не совсем понятна без многочисленных комментариев. Но при этом не учли, что «Букет» — концептуальный сборник, об этом далеко не все знают, но это так; Эрбен даже располагал баллады в определённом порядке, чтобы они составляли пары, например «Полудница» — «Водяной» (духи земли и воды). И даже просто из уважения к литературному памятнику надо публиковать его в полном объёме. Формат отзыва не позволяет подробно рассказать об авторском замысле и первоначальном варианте произведения, слегка отличавшемся от окончательного, — я расскажу об этом в отдельной статье. Лучше скажу несколько слов о содержании. Стоит отметить, что книга создавалась в середине 19 века, когда Чехия находилась в такой культурной зависимости от немцев, что речь уже шла о существовании самого чешского языка. В этих условиях, стремясь возродить национальную культуру, чешские писатели обратились к истокам — к народным сказкам, песням, легендам. По тому же пути пошёл Эрбен, сборник создан на основе народных легенд, зачастую страшноватых — с ожившими мертвецами, жестокими людьми и злыми духами природы. Это дало мне повод опубликовать статью «Дедушка западнославянского хоррора Карел Яромир Эрбен». Некоторые произведения сборника очень хороши, некоторые — менее интересны, хотя откровенно слабых здесь нет. Сборнику я выставил высший балл, хотя ни одна баллада не получила больше девятки (тоже очень-очень высокий балл в моей шкале отметок) , но так бывает — книга особенно ценна как единое целое, как сокровищница великолепных народных легенд, обработанных выдающимся поэтом-романтиком.

Но если всё же выбирать лучшие части сборника, то мне по душе фантастические истории — «Свадебные рубашки», популярная у самых разных народов страшилка о женихе-мертвеце; «Полудница»; «Золотая прялка», стихотворный вариант сказки Божены Немцовой; «Водяной»; «Лилия»; мрачные гадания в «Сочельнике» и почти лавкрафтианская «Верба». Ну вот, перечислил больше половины баллад.

Далёкое будущее. Судя по всему, после страшной ядерной войны цивилизация погибла и человечество вернулось к общинно-племенному строю. Катастрофа настолько потрясла оставшихся в живых, что вот уже несколько столетий свято соблюдается принцип «не убий». Он действует даже на охоте — и тут, как вы понимаете, не обходится без лицемерия. Мы с вами оказываемся в одном из племён на территории нынешней Сибири. Веками здесь не меняются ритуалы и обычаи, сложившееся общество консервативно, беззащитно перед капризами природы. И вот появляется молодой, энергичный человек, который хочет перемен.

Но благими намерениями вымощена дорога в ад.

Эта книга рассказывает о разлагающем влиянии Власти, о превращении обычного паренька в безжалостного кровавого лидера. На место Головни можно поставить любого диктатора, судьбы их схожи — такое же абсолютное одиночество. Вождь не может положиться ни на одного из своих соратников; и дело не в том, что все они предатели по натуре, просто люди вокруг диктатора уже не могут быть сами собой, человеческая психика не выдерживает постоянного гнёта, осознания того, что в любой момент можешь попасть в немилость.

Ситуация, когда «первые на последних похожи и не меньше последних устали, быть может, — быть скованными одной цепью». (С)

Потоки крови льются «во имя Науки». При этом для героев книги «Наука» — просто имя богини и лишь читателю понятна горькая ирония. Познание, открытие нового для человеческой цивилизации редко обходилось без жертв.

Книга, бесспорно, сложная. В большей степени это исторический роман, чем фантастика. Написан профессиональным историком, который прекрасно разбирается во всех историко-социальных аспектах выбранной темы — власть, судьба тирана, взаимоотношения диктатора с народом и «близким кругом». Читается произведение — сразу надо сказать — тяжело. Помимо того, что сам авторский стиль суховат, сюжетно книга тоже тяжела, мрачна и безжалостна к человеческой природе.

Но, несмотря на некоторые недостатки, я оцениваю роман достаточно высоко: он поднимает очень серьёзные темы. Такой неформат — не идущий на поводу у читателя, старательно продуманный — очень нужен. Сейчас мало кто решается на создание таких произведений и обладает для этого необходимыми знаниями. К тому же хочу обратить внимание на интересную детальную проработку мира. Недаром автор серьёзно перерабатывал книгу несколько раз.

Кивиряхк, пожалуй, — самый известный и самый скандальный писатель современной Эстонии. Эпатажные сюжетные повороты притягивают внимание к его книгам, но порой отвлекают от того, что скрывается за провоцирующим текстом, а острому на язык автору, безусловно, есть что сказать.

В детской повести Кивиряхка «Жираф» девочка Кай за неимением других друзей подружилась с ... глистёнышем, живущим у неё в животике. Скорее всего никакого глистёныша и нет, но у Кай очень богатое воображение. Она знает, что подъёмный кран — это спящий жираф, соседская собака — лев, охотящийся за жирафом, а привидения могут маскироваться под макароны. Это сказка о детском одиночестве, об абсолютном непонимании между детьми и живущими скучной, однообразной жизнью родителями. Папа Кай и вовсе думает только о том, чтобы из сада у него не украли ягоды, которые он собирается продать. Родители вроде бы беспокоятся о здоровье дочки, но не испытывают никакого желания узнать её поближе, вместо этого они покупают право считаться «хорошими родителями», подарив девочке куклу Барби, оказавшуюся очень вредной и капризной особой.. Позже Кивиряхк напишет сценарий для сатирического мультфильма «Барбары», где показана целая страна таких «гламурненьких», пустоголовых и беспощадных Барби.

В Эстонии книга введена в программы чтения для начальной школы.

Подробнее — в колонке https://fantlab.ru/blogarticle45926

Именно после этого рассказа я серьёзно заинтересовался творчеством Олега Кожина, стало ясно, что на жанровом небосклоне загорелась новая звезда, очень яркая по своему потенциалу.

»...где живет Кракен» — отличный «мальчишеский хоррор» на уровне Кинга и Лансдэйла. А надо сказать, что направление это сложное, не терпящее фальши, читателя здесь не проведёшь, все были подростками и помнят возраст, когда все чувства обострены и мир огромен, все помнят свои подростковые страхи и фантазии. Но если читатель поверит персонажам, то произведение способно произвести сильнейшее впечатление. Кожин замечательно справляется с задачей — непосредственность юных героев и жуткая обыденность кошмара, поданные в нужных пропорциях, создают один из лучших образцов русского «мальчишеского хоррора».

Рассказ — прекрасная аллегория взросления — именно наши подростковые поступки и решения определяют всю дальнейшую жизнь — кто-то уверенно пойдёт вперёд, а кого-то жизнь утянет щупальцами в мутную воду.

Думаю, это самое сильное стихотворение у Башакова. Он читал нам его на конвенте в Питере и каждый раз, когда повторял «цирк — это здорово, но он маленький, Лёха», казалось, что обращается непосредственно ко мне. Всё правильно, есть в жизни место цирку, чудесам, детскому восторгу, ярким эмоциям, но каждым годом я замечаю, как цирк, зажатый суетой, бытом, безумной жизнью нашей, становится меньше. Но он есть, и у каждого в душе должно быть место, где сохраняется немного детского счастья.

Песня посвящена легендарному футбольному вратарю Льву Яшину и написана в связи с его прощальным матчем. Яшин в то время был символом советского спорта: так чуть раньше, в 1967 году, читатели журнала «Спортивная жизнь России» назвали Яшина лучшим отечественным спортсменом за 50 лет существования советского государства. Высоцкий, кумир советских людей 70-х, пишет о кумире предыдущего десятилетия, уровни популярности Яшина в 60-е и Высоцкого в 70-е — я сужу по рассказам людей более старшего поколения — были в какой-то степени соизмеримы. Единственный (при всём уважении к Воронину, Нетто, Стрельцову, Численко) советский футболист 50-х-60-х находившийся в статусе мировой суперзвезды, узнаваемый не только журналистами и скаутами зарубежных клубов, но и простыми болельщиками в разных странах. Государство в случае с Яшиным (после того, как он приобрел всемирную известность) тоже проявляло редкое единодушие с народом, голкипер был удостоен Ордена Ленина, других наград. Высоцкому Яшин интересен, но Высоцкий не был бы Высоцким, если бы рассказал в стихотворении о герое спорта в духе официальной советской традиции, его Вратарь — живой человек (сгоряча даже подумывает попросить партнеров, «чтоб они разбили аппарат» настырному фотографу). По воле автора Вратарь сталкивается с неожиданным испытанием — с сомнением в правоте своего дела и искушением уступить «во имя искусства», соответственно, и бороться приходится в первую очередь с самим собой. Каждого из нас искушает порой мысль поступиться принципами, проявить снисходительность, «дать слабину»...

В первоначальном варианте песни фотограф обращался к Вратарю «Лёва», но затем Высоцкий «обезличил» текст, сделал его более универсальным.

Давным-давно это стихотворение Высоцкого вдохновило меня на собственные стихи о Яшине, начинались они так:

«Стадион — мое минное поле, /я единственный в мире сапёр. / Стать героем пришлось поневоле, /если помнить о страхе и боли, /мяч взрывается в сетке — и гол...» Не Высоцкий, конечно, но на конкурсе спортивной поэзии в одном журнале я с этими стихами победил.

Любопытный артефакт из прошлого.

Книжка из тех, что, как принято писать, «в увлекательной и доступной форме рассказывают юным читателям...». В данном случае рассказывают об основных принципах работы электрических приборов. Первая редакция вышла в 1937 году. Сюжет предельно прост: Юра и Наташа решили узнать, почему не работает настольная лампа. Лучший способ разобраться в неисправности прибора подсказан ещё Одоевским в сказке «Городок в табакерке»: надо стать маленьким-маленьким и изучить устройство изнутри. Авторы «Путешествия» пошли по тому же пути. Издание щедро оформлено прекрасными фотоиллюстрациями Махалова, выполненными в технике фотомонтажа, и воспринимается как своего рода фотокомикс. Фантастическая сторона вопроса авторов не интересует. Каким образом дети уменьшились? Да просто решили стать маленькими! В игре! Дети осматривают розетку, шнур, патрон, залезают даже в лампочку, несколько раз получают серьёзные удары током — никакой техники безопасности!

Годом ранее тот же коллектив (Булатов, Лопахин, художник Малахов) при участии уже известного Льва Кассиля подготовил похожую фотокнигу «В стране Дзинь-дзинь», где уменьшившиеся дети изучают устройство дверного звонка.

Через двадцать пять лет «Путешествие» переиздали уже под фамилией одного Лопатина. Для издания художник Е. Перников подготовил серию новых фотоиллюстраций. Ведь за четверть века слегка изменились одежда и причёски детей, внешний вид ламп, розетки, вилки. Текст тоже был серьёзно переработан, появился новый герой — собака Чуня, повредившая шнур. А главное, были сделаны выводы относительно «непедагогичности» хождения по оголённым проводам, теперь ребята берут в путешествие резиновые перчатки, резиновые сапоги, набор инструментов, фонарик, аптечку. В издании 37 года, дети из средств защиты используют только противогазы, вероятно, в 30-х противогазы были в каждой семье.

P. S. Лет десять назад электрик на работе обнаружил в подвале лампочку 37 года, что интересно — она ещё работала.

Повесть-сказку «Приключения Эльзятки в мышином государстве» написал известный калмыцкий писатель и сценарист Олег Манджиев.

Книга вышла в Калмыцком книжном издательстве в двух частях — первая опубликована в 1984 году, вторая, где действие разворачивается в мышиной стране Доллорадо, — в 1986. Тираж для советского времени смешной — 3000 экземпляров. Сказка вряд ли попала бы мне в руки, но у моей мамы была знакомая в крупном московском книжном, она откладывала для нас все интересные на её взгляд книги периферийных издательств.

Жила-была в советской Элисте обычная девочка Эльзятка и однажды в квартиру её родителей забрался мышонок, Эльзятка подружилась с ним и он угостил девочку волшебным кофейным зёрнышком. После этого Эльзятка стала маленькой-маленькой, научилась мышиному языку и отправилась с мышонком Пиком в путешествие по подземным мышиным странам. Они попадают в государства, где хозяйничают капиталисты — Серединный город и страну Доллорадо и здесь уже начинается социальная сатира в духе «Незнайки на Луне».

Сказка в детстве мне понравилась, хотя она и не слишком оригинальна, что-то здесь от кэрроловской Алисы, что-то — от Носова, что-то ещё неуловимо знакомое, да и политизирована она, как мне тогда показалось, изрядно; но приключения были интересными, а шутки удачными и довольно острыми: ««Смотрите, у него морщины на лбу! А если морщины на лбу, значит, думает! Бунтовщик! Нарушение закона о мыслях, статья сто пятьдесят, пункт второй!»; «Жители Серединного города должны весь день смеяться, чтобы не портить настроение приезжающим туристам...»; «В нашей стране развелось много жителей. И каждый хочет быть богатым. Золота на всех не хватает.»

Сказки о диктатуре и антиутопии советским писателям всегда удавались.

Подробнее — в колонке https://fantlab.ru/blogarticle45575

Книга хорватской писательницы Иваны Брлич-Мажуранич — один из ярчайших образцов «дотолкинского фэнтези» — думаю, что к фэнтези сборник ближе, чем к сказкам. Практически любой интернет-источник, начиная с Википедии, сообщает, что автора называют «хорватским Андерсеном» и «хорватским Толкином». Как ни наивны подобные сравнения, но в данном случае они удачны — произведения сборника отличаются поэтичным языком, богатой фантазией и написаны с использованием имён и образов из языческой славянской мифологии — здесь действуют домовые, покровитель домашнего скота Баган, злой дух баба Полудённица, Мокошь, Сварожич, владыка лесных бесов Бесомар, Морской царь, но сюжеты оригинальные. «Ни одна картина или фабула, ни одно развитие или освещение сюжета в этих сказках не найдены готовыми в нашей мифологии», — писала автор сыну. Произведения сборника между собой не связаны — их объединяет только антураж славянских мифов.

Сборник состоит из восьми сказок, шесть из них — «Как Потех искал истину», «Рыбак Палунко и его жена», «Регоч», «Солнце–сват и Нева–невестушка», «Стриборов лес», «Братец Ягленац и сестрица Рутвица» — вошли в первое издание. Немного позже писательница добавила в книгу ещё два произведения — «Топорок и его девять братьев» и «Ягор». Первой была написана сказка «Стриборов лес». Как признавалась сама Брлич-Мажуранич, идея пришла к ней во время прочтения «Поэтических воззрений древних славян на природу» Афанасьева: в камине однажды треснуло — с небольшим взрывом и облаком искр — сосновое полено, и сразу вспомнился домовой.

«Сказки» тоже сразу полюбились читателям. Через несколько лет они были переведены на английский и вышли в США и Англии. Выпуск книги в Лондоне осуществил издательский дом George Allen & Unwin, тот самый, что через тринадцать лет подготовит первое издание «Хоббита«! Затем со сказками хорватской писательницы познакомились читатели из Швеции и Дании.

За сто лет с момента выхода сборника его перевели на 40 языков, включая почти все славянские языки. Странно, что в СССР и в России на русском языке полностью сборник так и не опубликован: на украинском «Сказки давнего времени» выпустило киевское детское издательство «Веселка» в 1971 году, а полный русский перевод существует, но издан он в 1930 году в Загребе эмигрантом Николаем Фёдоровым, бывшим театральным критиком из Одессы, воевавшим в Добровольческой армии. Фёдоров сам перевёл книгу (при активной помощи сына писательницы) и издал в старой русской орфографии. Сейчас этот перевод доступен в сети. Четыре сказки из сборника вошли в антологию сказок югославских писателей «Пастушка Анка», подготовленную ленинградским отделением «Детской литературы» в 1973 г. Есть ещё югославские русскоязычные издания отдельных сказок.

Подробнее — в колонке https://fantlab.ru/blogarticle49060

Сборник небольших сказок, каждая из которых связана с определённым цветом. Сразу надо пояснить, что «всесоюзный» вариант сборника заметно отличается от вышедшего в Латвийской ССР в 1973 году. Первый вариант в том же году был переведён на русский Людмилой Копыловой. В начале 80-х некоторые сказки стали появляться в «Мурзилке» в замечательном пересказе Юрия Коваля, в его же пересказе сказки вошли в 1981 году в русское издание Зиедониса «Перелетный камень». Наконец, в 1986 году в «Детской литературе» вышел сборник сказок Зиедониса в пересказе Коваля. Основу сборника составили «Разноцветные сказки», хотя три из них — «Лиловая», «Красная», и «Зелёная» — в книгу не вошли, зато добавились другие прекрасные истории. «Лиловая сказка» высмеивала алкоголиков и в разгар антиалкогольной компании её, вероятно, решили вообще обойти стороной, хотя, может, были и другие причины. «Лиловая» и «Красная» сказки — не самый удачные, на мой взгляд. А вот «Зелёная» — о наступлении леса на город — поинтереснее. Лес устал от бензиновой гари, от шума, от мусора, распространяемого городом и вошёл в Ригу. Остановились автомобили — их выхлопные трубы забились мхом, поросли зеленью все деревянные вещи, прямо на улицах выросли лесные грибы. Такой вот весёлый апокалипсис.

Сборник «Сказки» потом переиздавался как «Разноцветные сказки», хотя от первоначального, концептуального сборника, как я уже писал, он отличается.

Зиедонис известный поэт и сказки получились очень лиричными. А ещё — добрыми, с юмором и изрядной долей сюрреализма. За внешней лёгкостью изложения скрыта житейская мудрость. Во многих сказках автор сам участвует в качестве персонажа.

Мне с детства запомнилась «Коричневая» (про человечков, которые красят в коричневый цвет всё на свете — созревшие орехи, жареную картошку и даже загорающих людей) и «Чёрная» (про жизнь чертей в аду, почти страшная... но... очень смешная, в чёрном мире чертей всё наоборот). Ещё очень нравилась сказка «Кроко и Дил» из «расширенного состава» сборника.

Советую перевод-пересказ Юрия Коваля.

Подробнее — в колонке https://fantlab.ru/blogarticle46085

Начиналось всё так: в одной американской семье скучали дети, мамы дома не было, за окном шёл дождь...

«В один холодный вечер,

В один дождливый вечер

Стучал в окошко ветер,

Заняться было нечем —

Скучали мы с сестрой.

Сидели мы в гостиной.

Был вечер жутко длинным,

Был нудным, паутинным,

Покрытым скучной тиной,

Тоскливый и пустой.

Сказал сестре я: «Салли,

Давно мы не играли,

А без игры едва ли

Развеять все печали

Удастся нам с тобой.

Пускай случится что-то,

Весёлые заботы

Пусть приведут кого-то

И сонное болото

Вдруг забурлит игрой...» (вольный перевод начала сказки — мой)

И тут появился кот в шляпе. И всё завертелось.

В Америке сказки Доктора Сьюза такая же неотъемлемая часть дошкольного чтения, как у нас — сказки Корнея Чуковского. В 1984 году писатель был удостоен специальной Пулитцеровской премии за «полувековой вклад в образование и развитие американских детей и их родителей». Кот в шляпе появился на свет благодаря тому, что одно из издательств предложило Сьюзу написать сказку в стихах для самых маленьких, использовав не более двухсот пятидесяти самых распространенных слов. Сказка должна была быть интересной и несложной для детей. Сьюз придумал рифму cat и hat, а потом и всю историю о волшебном коте-проказнике, который приходит к скучающим детям и устраивает кавардак. Сьюз, кстати, использовал всего двести двадцать слов. Книга вышла с авторскими иллюстрациями.

Несмотря на «культовый» статус в Штатах, в России «Кот в шляпе» своим так и не стал, да и публиковался на русском он мало. По разным причинам: так сегмент стихотворных сказок для дошкольников занят более близкими и привычными авторами, к тому же в 50-х книга оказалась очень своевременной в свете нового подхода к воспитанию детей, поощряла фантазию, предлагала фантастическую игру, даже шалости, вместо скучных положительных примеров, а когда она пришла к русскому читателю, то уже не казалась новаторской. Сюжет «Кота в шляпе» был знаком советским детям по мультфильму Свердловской киностудии «Кот в колпаке» (1984г.).

Подробнее — в колонке https://fantlab.ru/blogarticle45690

Фёдор Атянин — классик мордовской литературы и сказка, созданная на основе мордовских сказок и легенд, первоначально была написана на мокша-мордовском языке, затем переведена самим автором на русский. Не часто встретишь книги с использованием мордовской мифологии. Читал я её в детском возрасте в авторском сборнике «Серебряное озеро». Повесть запомнилась своеобразным колоритом и мрачноватым, почти готическим настроением. Я бы даже сказал, что это не сказка, а фэнтези, но в то время такого термина не было. Автора и название я потом забыл, но с приходом интернет-эры легко нашёл произведение по запросу «сказка мордовского писателя о змеях». На мордовскую землю совершают постоянные «набеги» (вообще-то это слово здесь неуместно, ведь речь — о змеях. Ну, вы поняли) войска змеиного царя Инекуя. Разоряют селения, угоняют в рабство жителей. В змеином войске есть и человек — предатель родной земли Филя. Чтобы отомстить девушке, отвергшей его притязания, Филя продал душу Чёрному змею и получил возможность превращаться в волка. Но есть у мордовской земли защитник-богатырь.

Последняя часть повести (а она в трёх частях) показалась немного скомканной: русский богатырь, помогающий главному герою, введён явно для политкорректности.

Подробнее — в колонке https://fantlab.ru/blogarticle45839

Единственная книга о Карандаше и Самоделкине, которая русскому читателю почти неизвестна. Дело в том, что написана она была Постиковым вместе с его другом Адрианом Лазаровски специально для болгарских детей и на русском официально никогда не издавалась: Постников подготовил черновой текст, а болгарский коллега отредактировал и адаптировал его для юных болгарских книголюбов. Лазаровски — переводчик с русского и английского, познакомил болгарских читателей со сказками Постникова, но больше прославился, как ни парадоксально, своей работой в области хоррора — писал рассказы, переводил Лавкрафта, Кинга, Кунца, стал одним из составителей первой болгарской антологии хоррора. Но на самом деле писателей, одинаково любящих детские сказки и хоррор, не так уж мало. К сожалению, два года назад Адриан Лазаровски погиб в автокатастрофе.

Карандаш и Самоделкин, их друг профессор Пыхтелкин, разбойники Дырка и Буль-Буль отправляются на Машине Времени в древнюю Болгарию. В основном — в девятый век, «золотой век» болгарского государства, но заскакивают и в другие эпохи. Неуклюжие разбойники вносят элемент юмора, а профессор нужен для отвлечённых рассказов о болгарской истории. Друзья знакомятся с историческими личностями и персонажами балканского фольклора — знаменитым хитрецом из болгарских анекдотов Хитрым Петром, полулегендарным средневековым сербским правителем Марко Кралевичем (болгары считают его своим героем), царями Борисом Первым и Симеоном Первым и с изобретателями славянской азбуки Кириллом и Мефодием.

Сведения о многих ключевых моментах болгарской истории изложены компактно и доступно. Пусть и в очень идеализированной форме. Исторические факты иногда трактуются весьма вольно, но это неудивительно, книга для детей и её основная цель — заинтересовать историей родной страны. И надо учесть, что по сути Карандаш и Самоделкин путешествуют не по реальной, а по легендарной, мифологической истории Болгарии: здесь Кирилл и Мефодий странствуют по всей стране и учат болгар азбуке (насколько я помню, на самом деле братья в Болгарии были только проездом), а Марко Кралевич предстаёт могучим великаном на говорящем коне.

Сказка ориентирована на определённую аудиторию, а познавательная часть превалирует над развлекательной, но мне детстве мне попался увлекательнейший сборник очерков о Болгарии «Синие горы, золотые равнины» Ирины Токмаковой и с тех пор информация о Болгарии всегда вызывает интерес. А со своей ролью самого первого учебника болгарской истории книга справляется.

В Болгарии сказка оказалась очень успешной и в 2011 году в рамках кампании «Маленькое» большое чтение», организованной Болгарским национальным телевидением, книга заняла 66-е место в списке самых популярных детских книг, оказавшись выше чем, к примеру, «Айвенго», «Питер Пэн», «Плоский мир», «Ведьмак», «Эрагон», «Путешествия Гулливера», «Барон Мюнхгаузен» ...

Хорошая сказка для дошкольников. В оригинале называется просто Mazsola (Изюм). Старый гном по имени Гном Гномыч жил в потёртой шляпе, валявшейся на земле, но однажды шляпу унесло ветром и гном сделал себе дом из большой тыквы. А чуть позже приютил крохотного поросёнка Изюмку. Изюмка — неплохой парень, но совершенно невоспитанный, не всегда отличающий плохие поступки от хороших, напоминает нашего Хрюшу из «Спокойной ночи, малыши». Гном занимается воспитанием сорванца. Сказка состоит из нескольких глав и каждая главка заканчивается неброским моральным намёком — «делись игрушками, а то не с кем будет играть», «не сваливай вину на других», «не капризничай».

Возможно, именно Изюмка повлиял на создание образа Хрюши, знаю, что в Венгрии кукольный Изюмка участвовал в телепередачах. Кукольный Изюмка традиционно зелёного цвета.

Книга приобрела популярность на русском в пересказе Геннадия Лейбулина. Но сейчас появился ещё и перевод А. Федотовой («Изюмка и гном»).

Подробнее — в авторской колонке https://fantlab.ru/blogarticle45728

Жил-был мальчик Ян Бибиян. Страшный хулиган и безобразник, даже родители махнули на него рукой, устав от его выходок. Про таких говорят: сам чёрт ему не брат. И что вы думаете, Ян Бибиян подружился с настоящим чёртом. Точнее — с таким же маргиналом из проклятого племени, чертёнком по имени Фьють, которого отец выгнал из дома за неумение вредить людям. И стали мальчик и чертёнок хулиганить вместе. Черти хотят окончательно погубить всё хорошее в мальчике и сделать его безголовым (даже в буквальном смысле) и парня ждут удивительные, сюрреалистические испытания. Но Бибиян — образцовый пример сорванца, постигающего мир на собственных ошибках, а значит, у него неплохие шансы в борьбе с чертями, колдуном Мирилайлаем и ведьмами.

Книгу написал болгарский классик Елин Пелин в первой трети прошлого века и по сей день она считается одной из лучших болгарских сказок. В 2011 году Болгарское национальное телевидение провело опрос с целью определить самые популярные в стране детские книги и Ян Бибиян оказался на 8-ом месте, обойдя «Карлсона» и «Алису в Стране чудес»; из болгарских авторов выше оказался только Ран Босилек.

Впервые о Яне Бибияне я узнал в середине 80-х — из болгарского альманаха комиксов «Радуга». А саму книгу прочёл уже в зрелом возрасте. Болгарская литература с детства была интересна, но Елин Пелин мне тогда не попался.

«Ян Бибиян» — одна из любимых сказок Макса Фрая, в статье «Первые черти на Луне. Макс Фрай — о сказках абсурда» он называет книгу «гремучей смесью истории доктора Фауста и мифа о Големе» (есть в сказке сюжетная линия, связанная с оживлением глиняного мальчика).

Подробнее — в авторской колонке https://fantlab.ru/blogarticle45665

Не особо смешной, наспех написанный на волне популярности сериала рассказ. В Простоквашино приезжает строгая тётя, чтобы учить дядю Фёдора игре на рояле, да и вообще — наводить здесь порядок. Естественно, скоро все взвыли от такого контроля.

Через несколько лет Успенский переработал рассказ в повесть, более удачную и более продуманную — тётя стала полковником в отставке, добавились новые персонажи, реалии 90-х (капитализм, Ельцин).

Это не сказка. Более того — эта книга Успенского не для детей. Мы так уже привыкли называть его детским писателем, что «взрослое» произведение автора оказалось для меня сюрпризом, хотя начинал он когда-то как «взрослый юморист». Если не ошибаюсь, повесть написана в середине 70-х, опубликована впервые в журнальном варианте в 1987 году и стала одной из первых ласточек «перестройки и нового мышления» — здесь нет страшных разоблачений, но есть сатира, и образ смелого, деятельного человека, считающего своим долгом «вытравлять из людей холуйство», безусловно, был тогда очень своевременным.

Не слишком люблю цирк и приготовился к описанию трудных будней простого клоуна, но книга оказалась не так проста и неожиданно понравилась. Клоун Иван Бултых открыто бросает вызов одному из своих руководителей — завлиту товарищу Тихомирову, отвечающему за репертуар, обвиняя того в косности, трусости и профнепригодности. Результат — поведение самого Бултыха будут разбирать на товарищеском суде. Дело пахнет увольнением. Ивану надо успеть собрать материалы, подтверждающие его правоту, и заручиться поддержкой людей, недовольных Тихомировым. Повесть для советской литературы необычна. Во-первых, здесь используются приёмы ироничного судебного триллера... Утрирую, конечно. Суд товарищеский, напряжения сильного нет, но за Ивана мы переживаем. Во-вторых, главный герой — а сразу становится понятно, что это положительный герой, хоть и «тролль» — участвует чуть ли не в подковёрных интригах. В-третьих, мы можем наблюдать за тонким оффлайн троллингом времён позднего СССР. Собирая информацию, Иван вспоминает о том, как боролся за справедливость ещё на старой работе — на авиационном заводе, затем продолжил это делать в костюме клоуна. «Борьба за справедливость» нередко превращалась в жёсткий стёб над плохими парнями и Бултых постоянно находился в центре скандала. Успенский вложил в книгу немало личного, он ведь тоже, как Бултых, авиационный инженер, работал на заводе, а затем переквалифицировался в юмористы, досконально знает эту кухню. Альтер-эго автора в повести — «один из пяти лучших эстрадных авторов страны» юморист Дзюровский (Дзюрова — девичья фамилия матери Эдуарда Успенского и он как минимум одно стихотворение опубликовал под псевдонимом Э. Дзюров). Тихомиров «зарезал» несколько острых реприз Дзюровского и теперь юморист готов поддержать Ивана. Заинтересовало описание среды советского «юмористического бизнеса», оказавшегося работой серьёзной и со множеством подводных камней. Иван Бултых сказал так: «В этот день я уже совсем серьезно начал понимать, что производство юмора – такой же вид человеческой деятельности, как и производство радиоприемников. Может быть, лишь менее управляемое и более интересное».

Прочитал эту повесть в десятитомнике Успенского начала 90-х. Был немного удивлён, что она туда вошла: десятитомник всё же объявлялся собранием детских произведений, а это явно рассчитано на более старший возраст: много «взрослых» тем, много места автор уделил алкоголю (не всегда в критическом ключе), да и слово

Это стихотворение не имеет отношения ни к стихотворению «Птичий рынок» того же автора, ни к одноимённому мультфильму и в сети его иногда обозначают как «Птичий рынок-1», чтобы отличать от истории о весёлой семейной поездке на Птичку. Здесь же рассказывается о том, что птице в клетке не поётся и лучше ей всё же — как и всякому живому существу — на воле.

«Одну простую сказку, а может, и не сказку...», — даже если вы не читали это произведение, вам, скорее всего, знакомы эти слова, ведь стихотворение не только послужило основой для средненького мультфильма «Слоно-дило-сёнок», но и вдохновило Александра Татарского на создание «Пластилиновой вороны». Молодой мультипликатор хотел использовать историю с постоянно меняющимися персонажами, чтобы подчеркнуть возможности пластилиновой техники. Казалось, сказка о слонёнке/поросёнке/крокодиле подходит идеально, но выяснилось, что такой мультфильм уже есть. Успенский быстро переделал текст. Первые строки, ритм и приёмы остались теми же, но сюжет он позаимствовал у всем известной басни Крылова. Так родился шедевр. «Пластилиновая ворона» имела шумный успех, в 2012 специалисты поставили её на 14 место в списке лучших отечественных мультфильмов за всю историю. А хорошее стихотворение «Жил-был слонёнок», даже несмотря на более оригинальный сюжет и всю ту же весёлую путаницу, выглядит сейчас на фоне «вороньей» версии куда менее ярко. Кстати, все эти постоянные «а может» можно понимать не просто как весёлую игру слов, а с философской точки зрения — как символ неоднозначности и субъективности постижения окружающего мира.

Это стихотворение о том самом Птичьем рынке, настоящем, находившемся ближе к центру Москвы — у платформы «Четвёртый километр». Небольшом и уютном. В советское время мы с отцом нередко там бывали. Да отец вообще торговал там рыбками и волнистыми попугайчиками. На этот рынок шли семьями, шли как на праздник, здесь нередко можно было увидеть известных людей. Нигде не было такого разнообразия животных, встречались экзотические. Сейчас «зооэкзотика» — банальность, а тогда — только в зоопарке и здесь. Прекрасно понимаю героев стихотворения — они не смогли устоять! По мотивам стихотворения снят мультфильм с прекрасной песенкой, помню её с раннего детства и порой напевал собираясь на «Птичку»; сейчас, к сожалению, мультфильм почти забыт, так вот в мультфильме стихи серьёзно изменены и комизм ситуации подчёркнут ещё больше: герои пришли с конкретной целью, купить щегла, но все животные, такие интересные и милые... думаю, вы уже догадались чем нередко оборачивалась для многих поездка на «Птичку» — серьёзными расходами, но и приобретением новых четвероногих и крылатых, чешуйчатых и мохнатых друзей.

Одна из самых страшных и самых известных баллад Эрбена. В основу баллады легла чешская легенда на популярный у многих народов мотив «свидания с мёртвым женихом», известный ещё со времён Старшей Эдды и особенно распространённый в преданиях Северной, Северо-Западной и Центральной Европы. Тему развили поэты-романтики и на первом месте в целом ряду похожих произведений — бесспорный шедевр эпохи романтизма «Ленора» немца Готфрида Бюргера (1773). В России «Ленору» один раз перевёл и дважды пересказал («Людмила», «Светлана») Василий Жуковский, ещё один пересказ под названием «Ольга» выполнил Павел Катенин. Стихотворение на похожую тему есть и у польского классика Адама Мицкевича — «Бегство». Но Эрбен и Мицкевич подчёркивали, что вдохновлялись не знаменитой «Ленорой», а написали баллады именно на основе народных преданий, которые сами записали — на родине Эрбена в Милетине и у литовских поляков соответственно. Как в большинстве баллад чешского писателя, в произведении чётко видна линия возмездия за грех. Лишившаяся всех родственников девушка, устав ждать пропавшего без вести жениха, в «греховной» молитве просит Богородицу вернуть возлюбленного или забрать её жизнь. Наказание за нарушенный нравственный закон не заставит себя ждать. Страшные намёки, ожившие мертвецы — мало не покажется.

В 1925 году в Чехословакии по мотивам баллады сняли фильм ужасов (до нашего времени полностью не сохранившийся), в 1978 — страшноватый мультфильм. В 2000 г. история стала одной из частей фильма «Букет» и роль жениха сыграл здесь один из самых известных современных чешских актёров Карел Роден (Распутин из «Хеллбоя»). На родине автора «Свадебные рубашки» как минимум четыре раза превращали в комикс.

Рекомендую произведение не только любителям классики, но и тем, кому интересны истоки зомби-хоррора и вампирской литературы. Эта баллада, пожалуй, самый яркий образец чешской готики, у нас почти неизвестной, но интересной сочетанием славянских легенд и немецкого влияния.

Первая по времени написания из баллад знаменитого сборника «Букет», хотя опубликована она немного позже «Клада». Наверное, самое известное в мировой литературе произведение о полуднице — злом духе жаркого полдня у славян. Ведьмы-полудницы (полудённицы) — вспоминаю навскидку — встречались мне ещё только в сказке хорватской писательницы Брлич-Мажуранич «Ягор», и ещё в стихотворении Бальмонта «Полудницы», но выглядят они там иначе. К полудницам иногда относят «полевых русалок», но в «эрбеновском» представлении Полудница — страшная ведьма. В Чехии баллада приобрела «культовый» статус — это уже не просто классическое произведение, но и часть массовой культуры, один из образцов чешского хоррора 19 века. И именно в этом качестве баллада всё чаще вдохновляет художников, комиксистов, кинорежиссёров. Баллада экранизирована в Чехии как одна из новелл нашумевшего фильма «Букет» (2000) — близко к литературному первоисточнику, а также основная идея произведения использована в фильме «Полдень» (2016). Как и все баллады «Букета», произведение очень эмоционально и понятно даже не знакомым с мифологией западных славян читателям, ведь основной мотив здесь — тревога матери за своего ребёнка.

Самая известная — наравне со «Златовлаской» и «Длинным, Толстым и Глазастым» — народная чешская сказка, записанная и обработанная Эрбеном. Сюжет этот распространён и произведение похоже на немецкую сказку братьев Гримм «Чёрт с тремя золотыми волосками» и (в меньшей степени) на русскую сказку «Бариново счастье» в обработке Тамары Габбе. Но вариант Эрбена особенно интересен почти метафизическим образом Деда-Всеведа, гораздо более выразительного персонажа, чем гриммовский чёрт. Сказка «так просится на холст» и её в разное время иллюстрировали многие знаменитые чешские художники — от Венцеслава Черны до Йозефа Лады, создателя классических рисунков к Швейку, но наиболее удачными принято считать иллюстрации Артуша Шайнера в духе модерна.

На удивление жестокая сказка о мести. Впрочем, излишная «жёсткость» присуща многим необработанным народным сказкам. Эрбена хоть и считают основоположником чешского хоррора, но подобное утверждение относится к его балладам, а сказки Эрбена в целом — вполне «детские». Думаю, при всей своей любви к народным легендам, собиратель их немного отредактировал. Не так давно в Чехии выпустили книгу с не публиковавшимися прежде черновыми записями некоторых народных сказок, сделанными Эрбеном. Я её не читал, но судя по отзывам в сети — варианты там более брутальные. Сама «Загадка» была опубликована только после смерти автора.

Первая по времени написания сказка из сборника «Сказки давнего времени». Сама Брлич-Мажуранич признавалась потом в письме сыну, что её вдохновил один образ — сосновое полено лопнуло в камине, рассыпавшись облаком искр, а поскольку писательница читала тогда книгу «Поэтические воззрения древних славян на природу» Афанасьева (думаю, что в оригинале — русский язык она знала), то ей сразу представились проказники-домовые. Первая сказка потянула за собой другие и скоро был готов целый сборник сказок по мотивам славянских поверий, за который Брлич-Мажуранич прозвали «хорватским Андерсеном» и «хорватским Толкином».

Сюжет сказки прост, в одном интернет-отзыве его даже назвали «жизненным»: мать, при помощи домовых, должна разоблачить змею, превратившуюся в девушку и околдовавшую её сына. Но метод для разоблачения применяется очень колоритный. Много интересных деталей, фантазии автору не занимать, волшебный мир по-настоящему оживает.

А лидер домовых Малик Тинтилинич — до сих пор очень популярный в Хорватии персонаж, он даже попал на почтовую марку.

Есть мнение, что отзыв на микрорассказ написать чуть ли не сложнее, чем на роман — мол, из-за небольшого объема миниатюры трудно анализировать. На самом деле, воздействие на читателя не зависит, конечно, от длины произведения и порой одностишие способно потянуть за собой целую волну образов и воспоминаний. Это произведение я прочитал на ФантЛабораторной работе и ещё не знал, что автор — мэтр современного русского хоррора Александр Подольский, но миниатюра сразу попала в число моих фаворитов конкурса. Современная городская сказка о «гарантийных человечках» из двухсекционного светофора, благодаря необычной точке зрения, из романтической истории влюблённых, «которым не суждено встретиться», перерастает в настоящий кошмар апокалипсиса. Яркая, образная и оригинальная история! Хотя я не удивлюсь, если, например, выяснится, что Подольского вдохновляла странная попсовая песенка, ещё недавно звучавшая «из любого светофора»: «Красный, как же ты не понимаешь, что с собою меня губишь...» Хороший автор способен вырастить классную идею из чего угодно.

В 1987 г. на экраны вышел фильм «Асса» и песня «Город золотой», прозвучавшая в этом фильме в исполнении Гребенщикова, получила всесоюзную славу. Более того — «Город», наравне с «Переменами» Цоя из этого же фильма, стал символом романтических надежд, связанных с перестройкой и переменами в обществе. Какие прекрасные слова: «Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят«!

Почти все тогда думали, что песню написал Гребенщиков, хотя на пластинке-саундтреке к фильму было указано «народная песня в обработке Б. Гребенщикова». Но оказалось, что история песни совсем сложная и запутанная. Сначала появилась музыка — сюита «Канцона и танец» с популярной в СССР пластинки «Лютневая музыка XVI—XVII вв.». Долгое время считалось, что автор музыкального произведения — итальянец Франческо да Милано (1497—1543) и лишь в 21 веке выяснилось, что настоящий композитор — советский гитарист и мистификатор Владимир Вавилов.

Текст на музыку с пластинки в конце 1972 года, незадолго до иммиграции в Израиль, написал ленинградский самиздатовский поэт Анри Волохонский. Песню исполнял друг Волохонского Алексей Хвостенко, затем — Елена Камбурова. С середины 80-х «Город» вошёл в репертуар Бориса Гребенщикова и группы«Аквариум». В редакции Гребенщикова текст немного отличается от оригинального стихотворения Волохонского, получившего название «Рай», главное отличие — в первой строке: «под небом голубым» вместо «над небом голубым». Всего-то поменялся предлог, но Город спустился с небес на землю и резко изменилось философское наполнение текста — из явно религиозного, с отсылками к ветхозаветной Книге пророка Иезекииля, он превращается в фантастический. Вероятно, это облегчило песне дорогу к слушателям.

В некоторых источниках в качестве соавтора текста указывается первый исполнитель — А. Хвостенко, но на самом деле текст написал один Волохонский.

На самом деле — это не повесть, а цикл из 23-х книг, выходивших с 1920 по 1947 гг.. Всего произведений об Ордене Жёлтого Дятла вышло несколько десятков, но они неоднократно перерабатывались автором, объединялись, классическим составом считаются именно 23 книги. Причём многие из этих книг представляют из себя что-то вроде занимательных учебников по истории, географии, математике, физике... Русский пересказ основан, как я понимаю, только на нескольких произведениях, из которых к тому же убрали в значительной мере образовательную часть. Что-то просто устарело, что-то не слишком интересно маленькому русскому читателю. А что-то посчитали ненужным: обошли стороной, например, книгу, основанную на бразильском «страшном» фольклоре. Одна из книг цикла — «Сказки тётушки Настасии» — вышла на русском отдельным изданием.

Итак, девочка Лусия (из-за вздёрнутого носика все называют её Носишка) живёт в маленьком домике, почему-то получившем прозвище Домик Жёлтого Дятла, вместе с бабушкой Донной Бентой и отвечающей за хозяйство пожилой негритянкой тетушкой Настасией. Двоюродный брат Носишки храбрый мальчик Педриньо, приехавший к ним отдыхать на всё лето, основал рыцарский Орден Жёлтого Дятла, куда кроме Педриньо и Носишки вошли: ожившая тряпичная кукла Носишки Эмилия, прожорливый и ленивый поросёнок Рабико (он же — маркиз де Рабико) и учёный граф де Кукурузо (в оригинале — Visconde de Sabugosa), сделанный из кукурузного початка.

Главная звезда цикла — капризная кукла Эмилия. Она страшная болтушка, она совершенно не умеет себя вести. Она пытается всеми манипулировать и выходит замуж по расчету. Ужасный характер Эмилии постоянно приводит к конфликтам. Но Эмилия не так уж плоха, она очень любит своих друзей (хотя и не всегда это показывает) и нередко именно её нестандартные идеи помогают найти выход из беды. Книги до сих пор очень популярны в Бразилии, неоднократно экранизировались. А самые популярные персонажи — это как раз Эмилия и чем-то похожий на Дон Кихота граф де Кукурузо.

Оценить я могу только русский пересказ И. Тыняновой. Начало книги было скучноватым, но чем дальше, тем интереснее становились приключения, появилась даже серьёзная сатира на чиновников, которые создали целый Департамент для ловли сбежавшего из цирка носорога и всячески затягивали поимку и осваивали средства, уже даже и телефонную линию провели от лагеря охотников до Домика Жёлтого дятла (рядом с Домиком и обосновался носорог) и подвесную дорогу планировали. Конечно, притягивает колорит далёкой страны — экзотические звери, необычные растения, экзотическая пища. Эклектичность книги, фантазия автора — поражают, читатели встретят здесь Аладдина, Белоснежку, Золушку, Кота в Сапогах, Синюю Бороду, баснописца Лафонтена и героев его произведений, мультипликационного кота Феликса (фальшивого, как выясняется), происходят постоянные превращения. Абсолютная непредсказуемость сюжетных ходов, иногда выбираются самые парадоксальные. Грань между вымыслом и реальностью совершенно размыта — автор предлагает читателям самим выбрать с какой точки зрения относиться к рассказываемым историям. Ребёнок увидит здесь настоящие чудеса, а большинство взрослых, наверное, — детские игры и фантазии.

В Бразилии цикл настолько популярен, что за 70 лет шесть раз аддаптировался в виде длительных телесериалов (один из них — анимационный), некоторые из этих сериалов стали любимейшими для нескольких поколений. Интересно, что сценарии для двух сериалов написала известная бразильская детская писательница русского происхождения, уроженка Петрограда, Татьяна Белинки. В 1951 году был также снят художественный фильм, первый семейный фильм в Бразилии.

Цикл остроумных эпиграмм, посвященных картинам художников, современников поэта. Большая часть этих миниатюр первоначально публиковалась в фельетонах Минаева о художественных академических выставках. В 60-х гг. 19 века уже понятно было, что официальный академизм тормозит развитие русской живописи и вошедший в обличительный раж поэт, думаю, перегибал палку; во всяком случае, картина Сергея Петровича Постникова «Прощание Гектора с Андромахой», за которую он был удостоен звания академика, вовсе не так плоха, как можно подумать, а ведь эпиграммист сравнивает Гектора с хожалым (посыльным при полиции). Изображения с другими мишенями сатирика — картинами почти забытых художников Карла Кенига («Отелло и Дездемона»), Александра Швабе («Голова осла»), Граверта («Битая дичь») и ошибочно названной «господином Гаугером» Эмилии Гаугер («Нищие») мне найти не удалось. Но с тем, что Отелло, убивающий Дездемону кинжалом выглядит странно, как и счастливые «богатые нищие», я согласен.

Стихотворение оказывается не таким простым, каким кажется на первый взгляд, в составных рифмах в безобидном разговоре кумушек великий каламбурист Минаев зашифровал фамилии усмирителей петербургских студенческих волнений 1861 года генерала Паткуля и военного губернатора Игнатьева — «лупят под лопатку ли» ( «лупят подло Паткули») и «гнать, и гнать, и гнать его» («гнать и гнать Игнатьева»). Цензор понял это не сразу и стихотворение запретили в самый последний момент, когда журнал «Искра» готовился в типографии. Опубликовано стихотворение было уже после смерти автора, в начале 20 века.

Петр Исаевич Вейнберг был довольно плодовитым поэтом, но «в веках» осталось лишь это его восьмистишие. Фраза «он был титулярный советник, она генеральская дочь» стала крылатой. Как признавался автор, его вдохновляла неразделенная любовь к дочери тамбовского губернатора Данзаса; может, поэтому стихотворение воспринимается двояко — одновременно как искренняя трагедия и откровенная пародия. Популярности стихотворения способствовал романс Даргомыжского, который сейчас называют чуть ли не предтечей современного городского романса.

Чин титулярного советника был вовсе не так уж ничтожен, как может показаться, — он располагался ближе к середине Табели о рангах и давал право на личное дворянство. Другое дело, что для большинства неродовитых чиновников эта ступень так и оставалась пределом, а шансы получить потомственное дворянство были очень малы. Вот «за бесперспективность» «титулярный советник» и стал в русской литературе синонимом неудачника, самый известный пример — Башмачкин из «Шинели».

Дмитрий Дмитриевич Минаев. Этого прекрасного поэта-сатирика второй половины 19 века называли когда-то «королём рифмы». Современному читателю его имя не слишком хорошо известно, но тем не менее каламбуры Минаева знакомы многим. Они ушли в народ и в учебники по филологии. Каламбуристом Минаев был гениальным: абсолютный поэтический слух, замечательное чувство юмора и смелое использование составных рифм позволяли творить настоящие чудеса в области словесной эквилибристики. Да вы наверняка слышали о Розине, к которой не надо ходить без подарка или о каламбуре и «финских скалах бурых». «В Финляндии» — это, пожалуй, самое знаменитое стихотворение-каламбур Минаева, в шести строчках он не только отдал дань занимательному стихосложению, но и выразил свое творческое кредо: «Область рифм моя стихия, и легко пишу стихи я ...».

Одно из лучших произведений о любви, о её зарождении, в русской литературе. В коротком стихотворении Толстой смог выразить целую гамму чувств: очарование первой встречи, волнение, опьяняющее наваждение и ... сомнения. Стихотворение написано под впечатлением встречи Толстого с будущей женой и получилось глубоко личным, интимным.

Шедевр Толстого лег в основу трёх романсов. Первые два варианта композиторов Шереметьева и Шефера ныне забыты, но романс П. И. Чайковского приобрёл невероятную популярность, исполнялся чуть ли не всеми звёздами нашей оперной сцены — от Собинова и Лемешева до Отса и Хворостовского — и до сих пор считается эталоном русского романса. С одной стороны это добавило стихотворению популярности, с другой — прекрасная музыка Чайковского заглушает собственную внутреннюю мелодию не менее прекрасного стихотворения, которое трудно теперь воспринимать в отрыве от музыки.

Абсурдистский прозаический пересказ басни Крылова «Огородник и Философ». совершенно в духе Хармса, хотя сам Даниил Иванович Ювачёв (Хармс) появится на свет лет через 70 после написания этой шутки юным Толстым. Автор, конечно, всерьёз это произведение не воспринимал, при жизни не публиковал и опубликовано оно было только в 1924 году. Толстой снабдил «Басню» рисунками-карикатурами, как и другое своё «протохармсовское» произведение — «О том, как юный президент Вашингтон в скором времени сделался человеком».

Пародия на «греческие» стихотворения (в частности — на «Письмо») Николая Щербины, поэта ныне подзабытого, а некогда весьма популярного. Несмотря на очевидный талант, Щербина так и не смог полностью раскрыть свой дар, во многом из-за того, что долгое время не мог выйти за пределы излюбленной темы: будучи наполовину греком, Щербина с детства преклонялся перед Древней Грецией и выпустил целый сборник красивых, но искусственных и наивных стихотворений, где описывал Элладу, так, как он себе её представлял. Были у Щербины и очевидные поэтические удачи: так его стихотворение «Моряк», написанное по образцу песен сражавшихся с турками греческих пиратов-клефтов, послужило основой для народной песни «Раскинулось море широко» ( у Щербины: «Раскинулось небо широко,/ Теряются волны вдали.../ Отсюда уйдём мы далеко,/ от грешной земли!»). Крылатой стала эпиграмма Щербины «Мы»: «У нас чужая голова,/ А убежденья сердца хрупки.../ Мы — европейские слова/ И азиатские поступки.»

Шмидт сжимает парабеллум:

Всё ему неймётся;

Всё ему на свете белом

Просто не живётся.

Слишком тонкая натура,

Сверхидеалист.

Вновь хватает пулю-дуру,

Если вянет лист.

Вертер де Гёте (с)

Вероятно, самое известное стихотворение самого талантливого из несуществовавших русских поэтов — Козьмы Пруткова. Впрочем, реальный автор произведения доподлинно известен — это лидер квартета «прутковцев» острослов и выдумщик Алексей Толстой. Изящное восьмистишие, высмеивавшее русских подражателей Гейне, которые писали нечто (по выражению Добролюбова) «о тоске, любви и ветре», приобрело такую известность, что и само стало объектом пародий и подражаний. Самые известные строки, созданные под впечатлением от Юнкера Шмидта, написал в 1906 году Саша Чёрный:

«Дух свободы… К перестройке

‎ Вся страна стремится,

Полицейский в грязной Мойке

‎ Хочет утопиться.

Не топись, охранный воин,—

‎ Воля улыбнётся!

Полицейский! будь покоен —

‎ Старый гнёт вернётся…»

Это, возможно, самый известный из рассказов Вилье де Лиль-Адана. Произведение создано — и этого Вилье никогда не скрывал — под впечатлением от великого рассказа Эдгара По «Колодец и маятник». Потрясённый рассказом По, Вилье написал свою версию испытаний, выпавших на долю человека, угодившего в подвалы испанской инквизиции. «Пытка надеждой» так удачно дополнила рассказ Эдгара По, что в 1983 г. замечательный чешский кинорежиссёр Ян Шванкмайер снял короткометражный фильм «Маятник, колодец и надежда» (Kyvadlo, jáma a nadeje) , в котором объединил сюжетные линии рассказов Лиль-Адана и По. Кроме того, фрагменты «Пытки надеждой» цитируются в фантастическом рассказе-антиутопии недавно открытого на Фантлабе немецкого писателя Франца Фюмана «Бумажная книга Пабло».

«Одной из самых душераздирающих историй в истории литературы» назвал «Пытку надеждой» Г. Ф. Лавкрафт..

В 1984 году Кристине Нёстлингер была удостоена премии имени Г.-Х. Андерсена, высшей награды для детского писателя (иногда эту премию даже называют «малой Нобелевской»), хотя в нашей стране имя австрийской писательницы не столь известно, как имена некоторых других лауреатов этой премии — А. Линдгрен, Т. Янссон, Д. Крюса, Д. Родари. Небольшая повесть-сказка «Долой огуречного короля» — самое известное в нашей стране произведение Нёстлингер. Повесть переиздавалась на русском несколько раз, по её мотивам в СССР были сняты два телеспектакля, а в 1983 произведение вошло в том «Повести и рассказы современных зарубежных писателей» «Библиотеки мировой литературы для детей», вышедшей внушительным (даже по советским меркам) тиражом. Собственно, в этом томе БМЛД я эту повесть и читал и из всех произведений сборника интересней оказался только легендарный «Проданный смех» Крюса. Судите сами: обычная австрийская семья в один прекрасный день обнаруживает в своём доме странного человечка, похожего на огромный огурец, и это существо заявляет, что является свергнутым в результате революции королём и просит убежища. После этого весь привычный уклад жизни добропорядочного семейства трещит по швам. Повествование лёгкое, ироничное, к тому же множеством замечательных и забавных словечек и фразочек отличается и перевод Френкеля. Но несмотря на шутливый тон, произведение поднимает серьёзные вопросы о взаимоотношениях в семье, об ответственности за свои поступки. Не обошлось и без совсем ненавязчивой пропаганды демократических ценностей, что только поспособствовало изданию книги в СССР.

Ламли составил этот сборник в 2007 г. из рассказов, опубликованных ранее в разные годы, но объединённых единой темой — все эти произведения так или иначе соприкасаются с миром Древних Богов Говарда Филлипса нашего Лавкрафта. Pickman уже выделил два рассказа, которые представляют наибольший интерес — «Порча» и «Рождённый от ветра». Что касается «Порчи», то этот рассказ знаком русскоязычному читателю по антологии «Ужасы». Хороший, нетривиальный рассказ, претендующий даже на определённую психологичность, недаром название рассказа вынесено в заголовок оригинальной версии сборника — «Порча» и другие истории». Но «Порчу» писал уже опытный, заслуженный писатель, а «Рождённый от ветра», наоборот, относится к раннему периоду творчества Ламли. В «Рождённом» заметно сильное влияние не только Лавкрафта, но и Блэквуда с его «Вендиго». И тем не менее — рассказ удался. Отмечу ещё один ранний рассказ — «Ужас в Оукдине», старательное подражание Лавкрафту, в целом — это неплохая работа, несмотря на очевидное эпигонство.

Что касается других рассказов... Когда я вновь и вновь сталкиваюсь с тем, как старательный и способный ученик кропотливо перерисовывает что-то по лекалам и идеям старых мастеров, я вспоминаю слова Льва Толстого «гений – это 99% труда и всего 1% таланта» и понимаю, что без этого одного процента искры божьей не поможет никакой труд. Нужно просто видеть и чувствовать по-другому. Ламли прилежен, он искренне увлечён лавкрафтианскими мифами, проявляет хорошое «знание предмета», щедро рассыпая по тексту (к вящей радости тех, кто «в теме») «пасхалки», отсылающие к произведениям Лавкрафта и его соратников — Дерлета, Говарда, а также к произведениям самого Ламли. Он способен придумать очень хорошую интригующую завязку, но не всегда способен её в полной мере реализовать. Атмосферность Лавкрафта Ламли не по плечу, а сам дух Мифов он ощущает не в полной мере, Ламли всё же хороший ремесленник, а не вдохновенный творец. К чести писателя, он старается отойти от канона, переносит действие в самые разные места, соединяет Мифы Ктулху с другими легендами, но всё же — рассказы предсказуемы, порой — наивны, но и плохими их не назовёшь — старательность приносит свои плоды — добротные, неплохо сработанные развлекательные произведения, но... и только.

И всё же, ценителям «лавкрафтианского ужаса» познакомиться со сборником будет интересно и полезно. В первую очередь из-за перечисленных лучших произведений сборника. Кроме того, Ламли расширил Пантеон Древних Богов и попытался структурировать и связать воедино некоторые сюжетные линии Мифов.

Немецкий писатель Вальтер Моэрс, которому в русских переводах довелось побывать уже и Мёрсом (вероятно, наиболее верная транскрипция имени), и Морзом, известен прежде всего нашумевшим романом «Город Мечтающих Книг». Давно я собирался прочитать этот роман, но всё руки не доходили, и получилось так, что моё знакомство с автором началось с другой его книги. Книги необычной. Иллюстрации в этой книге являются не дополнением к тексту, а необходимой его составляющей и — более того — основой и источником всего произведения. И в этом нет ничего удивительного, ибо «Безумное странствие сквозь ночь» Моэрс написал по мотивам гравюр вероятно самого лучшего книжного иллюстратора «всех времён и народов» — Гюстава Дорэ (1832-1883). Фантазия этого художника настолько безгранична и по-хорошему безумна (Сальвадор Дали отдыхает), что немецкому писателю понадобилось только отобрать 21 гравюру мастера (из созданных к самым разным литературным произведениям, здесь и «Гаргантюа и Пантагрюэль», и «Библия, и «Дон Кихот», и «Неистовый Роланд» Ариосто...), записать происходящее на картинках и объединить всё общим сюжетом. Доре вполне можно считать соавтором книги. В знак уважения к художнику Моэрс сделал 12-летнего Гюстава Доре главным героем произведения. Чтобы выиграть пари у Смерти мальчику придётся отправиться в фантастическое путешествие, встретиться с драконами, великанами и «Самыми Страшными из Всех Чудовищ» и даже побывать на Луне. Именно пережитые приключения послужат потом источником вдохновения для получивших мировую славу гравюр. К слову, книга вовсе не состоит только из описания приключений, автор успевает обсудить с читателем многие важные философские вопросы о Жизни, Смерти, Любви, Времени и Вселенной, причём, делает это с весьма тонкой иронией и с позиции современного человека, например, использует в сравнениях образ супермаркета, современную терминологию, хотя действие происходит в середине 19 века (в основном, потому что будет и перемещение во времени), но это только подчёркивает фантасмагоричность повести.

Несколько слов об издании. Издательство Zangavar поработало на славу: книгу приятно взять в руки. Альбомный формат, хорошая печать, плотная бумага, ляссе, хронологическая таблица жизни Дорэ, обложка с серебряным тиснением, гравюры Доре во всю ширину листа, гравюры на форзацах, а также разнообразные иллюстрации-заставки с черепами. Будь тут побольше гравюр, я бы назвал книгу художественным альбомом. Что касается перевода, то он неплох, хотя несколько помарок в тексте встретилось — это небрежности корректуры.

До того, как я взял книгу в руки, я был большим поклонником Дорэ (гравюра на стр. 47 — одна из самых любимых с детства), а теперь заинтересовался ещё и Вальтером Моэрсом.

Интересно, что в рассказах Лиль-Адана нередко встречаются упоминания о России: в «Машине славы» наравне с театрами в Нью-Йорке и Гааге упомянуты театры в Москве и Санкт-Петербурге; в «Мариэли» герои курят «гаванские сигары и русские папиросы» (похоже, престижными считались); в «Желании быть человеком» безумный поджигатель сравнивает себя не только с Нероном и Геростратом, но и с Ростопчиным, сжигающим Москву в порыве патриотизма. В рассказе «Вера» русской оказывается жена главного героя. Об этом свидетельствует имя Вера, «складень на русском плетёном шнурке», «сибирское ожерелье», «византийский крестик», и то, как называет её муж — по-русски — «Душка» (Douschka).

В целом идея рассказа весьма популярна для европейского романтизма, да и написан он в соответствии с романтической традицией. Хотя, на мой взгляд, Вилье вдохновлялся в первую очередь произведениями Эдгара По — по настроению рассказ вполне в духе «Лигейи».

Пожалуй, самый известный из мистических рассказов Вилье.

Любители «страшной литературы» давно уже ждут появления самобытного русского «хоррора». И в этом смысле на роман Левандовского я возлагал определённые надежды: все мы родом из детства и детские страхи, получившие материальное воплощение должны быть интересны многим. Увы, но роман оказался весьма средним по уровню. Качественный «хоррор» для меня — это прежде всего высокая степень сопереживания персонажам, эмоциональная разрядка, позволяющая «проветрить» все самые потаённые уголки сознания. Здесь же герои остались всего лишь героями страшилки про Бабая, трудно воспринимать их реальными людьми. А главное — автор так и не определился с возрастной аудиторией своего произведения — если это написано для взрослых, то слишком простовато, если для детей, то фривольные шуточки и кровавые сцены не совсем к месту. Бросаются в глаза ляпы, о которые уже писали предыдущие рецензенты. Не могу назвать «Бабая» откровенной неудачей — всё-таки читается он легко и местами даже вызывает интерес, но хотелось бы чего-то большего, чем раздутая до размеров небольшого романа детская страшилка, созданная по образцам подростковых голливудских ужастиков.

Книга с красивым названием «Чёрный рассвет», включающая в себя одноименный роман и повесть «Иллюзия», — это дебют в художественной литературе журналистки астраханской газеты «Комсомолец Каспия» Орынганым (Ольги) Танатаровой. Опубликованы произведения под не менее красивым псевдонимом — Алла Самшитова. Как и многие начинающие авторы, Алла Самшитова не избежала искушения насытить роман образами из всех своих любимых произведений, наивно полагая, что если у Желязны вышло хорошо, то и всё похожее будет столь же здорово. В результате получился полностью шаблонный, наспех написанный фэнтези-роман (на самом деле, скорее, повесть) о «попаданце» из нашего мира в мир магии, напоминающий «Хроники Амбера» и все истории о «попаданцах» вместе взятые. Сюжет привычен и прост: ничем не примечательный парень внезапно узнаёт, что является наследным принцем, потомком династий великих магов и славных королей двух враждующих миров — прекрасного волшебного Асарбара и Арлиса, мира Вечного Затмения, где развита техника, а колдовство находится под запретом. В правящих кругах обоих миров плетутся всевозможные интриги, не обходится без обмана, предательства, шпионажа. Конечно, опытный автор «вытянул» бы и этот избитый сюжет, но Самшитовой это не удаётся. Роман скучноват, несмотря на то, что приключение следует за приключением, а фантастических существ хватило бы на небольшой средневековый бестиарий.

Даже среди ироничных рассказов По крайне мало «смешных пустячков», рассказов проходных, легковесных. Почти в каждом присутствует остроумная, тщательно продуманная сатира на темы весьма серьёзные. И сумасшедший дом с «системой поблажек» и вседозволенности — это очередной выпад автора в сторону американской демократии. Во многих своих произведениях По выступал с предостережением об опасности «власти Толпы», «Власти Черни», которая неминуемо приведёт к жесточайшей тирании.

Идеи По развил знаменитый чешский режиссёр Ян Шванкмайер, создавший по мотивам рассказа фильм «Безумие» (2005 г.). В фильме сумасшедший дом становится метафорой окружающего мира, а его пациенты вынуждены находиться в условиях жесточайшей диктатуры или не менее опасного хаоса вседозволенности.

Рассказы По насыщены каламбурами и игрой слов, здесь в оригинальном названии в именах «докторов» обыгрываются слова «смола» и «перья», в русских переводах им попытались дать соответствующие эквиваленты — Смоль и Перро или Дегот и Перье... но зачастую каламбуры Эдгара По теряют силу при переводе.

Как мне кажется, слишком односторонне мы воспринимаем творческое наследие По: отчего-то считается, что он в первую очередь создатель мрачных мистических рассказов и только на мистический антураж читатель и обращает внимания, не замечая, что основные идеи находятся на втором плане. Сам По, кстати, считал себя материалистом. Рассказ «Лигейя» (хотя он страшноват и мистичен) мне видится гимном абсолютно человеческим силам — силе воли, разума и любви. Об этом говорит и эпиграф из Гленвилла: «Ни ангелам, ни смерти не предает себя всецело человек, кроме как через бессилие слабой воли своей».

Пред смертью страха не имея,

Презрев трусливый «Nevermore»,

Возносит в полночи Лигейя

Себя на жертвенный костёр.

Она горит, не зная боли —

И не страшна любая боль

Для силы разума и воли,

Которую творит любовь.

Пусть локоны моей царицы

Чернее вороновых крыл,

Но герб её — иная птица;

То Феникс — вечной жизни пыл.

© Вертер де Гёте

Одна из нескольких научно-фантастических мистификаций Эдгара По. Автор с большим интересом следил за научными достижениями своего времени, развитием техники, новыми открытиями и присущие определённой части научных кругов излишний консерватизм или поверхностность суждений, а также подача научных материалов журналистами частенько становились мишенью сатиры и мистификаций писателя. В этом произведении, стилизованном под научно-популярную статью, автор на полном серьёзе (и даже нарочито буднично) рассказывает об открытии своего знакомого фон Кемпелена — а тому удалось всего-навсего воплотить в жизнь заветную мечту всех средневековых алхимиков и получить золото из свинца. Псевдонаучные рассуждения и ссылки на сторонние источники и публикации (вплоть до указания страниц) должны были окончательно убедить наивного читателя броситься скупать серебро и свинец. А читатель внимательный обратил бы внимание на фразу «как легко мистифицировать мужей науки в вопросах, лежащих за пределами обычного круга их исследований» и на то, что фон Кемпеленом звали реального изобретателя «шахматного автомата», основанного на обмане (очень известная в конце XVIII — начале XIX вв. история).

Очередная злая сатира на современную Эдгару По Америку. Автор пользуется почти тем же приёмом, что в рассказе «Разговор с мумией», но теперь пытается взглянуть на своих современников не из прошлого, а из далёкого (тысяча лет) будущего и вновь успешно поражает критикой все свои излюбленные мишени: американскую демократию, «относительность» книжных знаний, бездуховность и легкомысленность общества («они поклонялись двум идолам, звавшимся Богатством и Модой»), консерватизм, пренебрежение творческим подходом и т. д. В произведении, действительно, присутствуют черты социальной антиутопии (насколько современны для жанра хотя бы такие фразы: «мы живем в истинно просвещенный век, когда отдельная личность ничего не значит. Подлинное Человеколюбие заботится только о массе» или «насколько уничтожение какого-нибудь миллиарда отдельных личностей полезно для общества в целом»), но всё же не будем преувеличивать роль Эдгара По в возникновении жанра антиутопии. Впрочем, проживи он чуть подольше, наверняка стал бы основателем жанра — со своей-то фантазией, интересом к психологии и социальным проблемам. Жаль, что многочисленные мелкие злободневные детали и аллюзии в рассказе (например, имена политиков — Захарий, портной — т. е. Закари Тейлор, Ван Бюрен ; насмешки над модой, наукой) теперь не столь понятны и интересны. А ведь ещё Достоевский отмечал, что главная сила Э. По — в подробностях. Но всё равно — рассказ очень неплох, хотя уступает в изяществе сатиры тому же «разговору с мумией» и несколько вторичен.

«Только поэты и женщины умеют обращаться с деньгами так, как деньги того заслуживают.» © Андре Боннар

Поэт Эллисон (поэт по духу, а не по форме) получает в наследстве колоссальное состояние и тратит его на создание совершенного сада... Если воспринимать рассказ буквально, то он может вызвать недоумение и скуку — слишком уж утомительны и статичны описания красот поместья Арнгейм. Я же уверен, что в этом произведении Эдгар По в метафорической форме раскрывает свои философские взгляды, свои идеалы. Поместье суть «земной Эдем», прекрасный мир, который, уподобившись Творцу, способен создать на Земле человек Будущего. Олицетворением этого человека является Эллисон (фактически, «сверхчеловек» с точки зрения По) — умный, творческий, благородный, совершенный душой и телом, руководствующийся в жизни 4 основными принципами — здоровье (через физические упражнения на свежем воздухе), любовь, отсутствие честолюбия и возвышенная цель. По сути, в рассказе Эдгар По излагает свою систему нравственного и физического совершенствования, свою собственную «йогу», если угодно.

Эдгар По неоднократно возвращался к рассказу: переписал первоначальный вариант, а затем написал ещё «дополнение» — «Коттедж Лэндора». Это доказывает, что автор придавал рассказу большее значение.

Самое загадочное и спорное произведение Эдгара Аллана По. Отношение к роману, при жизни автора почти безоговорочно признанному неудачным, значительно изменилось в конце 19 века и особенно в веке двадцатом: продолжение книги создал Жюль Верн («Ледяной сфинкс»), под впечатлением от приключений Пима Лавкрафт написал «Хребты безумия». По мнению Борхеса, «Приключения Артура Гордона Пима» — вообще лучшее из всего, созданного По; включил роман в список своих любимых книг и Борис Стругацкий. Книга начинается как классический «морской» роман — с увлекательных приключений с множеством придающих событиям эффект достоверности деталей, порой натуралистичных — вплоть до сцен каннибализма. Ближе к концу повествование становится всё фантастичнее и «чудесатее», превращаясь в почти «лавкрафтовскую» историю.

Я читал книгу взахлёб, почти не отрываясь.

Несмотря на откровенно несерьёзный тон повествования, это самый настоящий детектив. Понятно, что вычислить злодея не составляет труда — и не только для нынешнего читателя, поднаторевшего в детективах; любой современник По, чуть менее простодушный, чем «добрые жители Рэттлборо», способен был быстро найти ответ. Впрочем, По и не пытается «замаскировать» преступника, потому что основная загадка произведения не «кто виноват?», а «каким хитрым способом преступник будет изобличён?». И в разоблачении и наказании порока автор (как всегда) проявляет недюжинную изобретательность.

Великолепная социальная сатира в духе Свифта. Даже не представляю, как современники По отнеслись к такой смелой критике самого святого для американцев — демократии и технических достижений. По использует распространённый в сатире приём — под видом вымышленной или исторической страны (в данном случае — Древнего Египта) высмеиваются порядки родной страны автора. В разговоре с ожившей мумией выясняется, что все достижения, которыми безмерно гордятся соотечественники По, существовали уже в Египте, но на гораздо более высоком уровне. В том числе и демократия: «Тринадцать египетских провинций вдруг решили, что им надо освободиться и положить великий почин для всего человечества (США, как известно, были основаны в результате союза 13 штатов). Кончилось, однако, дело тем, что эти тринадцать провинций объединились с остальными не то пятнадцатью, не то двадцатью в одну деспотию, такую гнусную и невыносимую, какой еще свет не видывал». А имя деспота — Толпа.

Больше я не смог мириться, я воскликнул: «Злая птица!

Ты лишил меня покоя, самый подлый в мире вор.

Ты когда меня оставишь, сердце мне клевать устанешь,

В ту же тьму проклятья канешь, в ту, что надо мной простёр?

Лишь тогда мне станет легче и светлее станет взор...»

Он в ответ мне: «Nevermore».

(© Вертер де Гёте. свободный перевод, фрагмент)

Одна и вершин американской и мировой поэзии. Тревожное размышление о тяжести фатума, судьбы. Ни одно художественное произведение не переводилось на русский язык так часто, как «Ворон», только «официальных» переводов более двух десятков. И это без учёта многочисленных сетевых переводов, пародий (в том числе А. Вознесенского и И. Иртеньева) и стихотворений, созданных «по мотивам». Хрестоматийными считаются переводы Бальмонта, Брюсова и Мережковского. А есть ещё переводы С. Андреевского (самый первый перевод 1878 г.), М. Зенкевича, В. Бетаки, А. Грибанова, В. Жаботинского...

Рассказ не только интересен сам по себе, но и входит во всемирный «золотой фонд» как один из главных прародителей всей современной приключенческой литературы. Р. Л. Стивенсон откровенно признавался, что на «Остров сокровищ» его вдохновил рассказ Эдгара По; под влиянием «Золотого жука» и рассказов о Дюпене возникли книги о Шерлоке Холмсе Конан Дойля (рассказ «Пляшущие человечки» — это вообще явный реверанс в сторону «Золотого жука»). Конечно, метод частотного анализа, который используется в рассказе для расшифровки текста, известен ещё с 9 века, а лет за 20 до «Золотого жука» использовался Шампольоном для разгадки секрета египетских иероглифов; но именно По силой своего таланта сделал дешифровку — скучноватое казалось бы занятие — главной изюминкой увлекательного приключенческого рассказа. «Золотой жук» спровоцировал всемирный рост интереса к головоломкам и криптографии. Ещё одна отличительная особенность произведения — метод «ложного акцента»

Страна придуманных чудес

И приключений,

Здесь полон кладов каждый лес.

Из увлечений

Здесь — дедуктивный

Иль другой подобный метод.

и каждый третий здесь Легран,

Дюпен иль Шерлок!

© Вертер де Гёте

Я изрублен на кусочки,

Ну и что, теперь возможно

Заменить мозги и почки

И покрыться новой кожей.

Я пожил уже немало,

Что бы точно убедиться —

Только сердце из титана

Не болит и не боится.

Дайте мозг из силикона —

В нём не будет мыслей лишних

Буду чистым, как икона,

Буду счастлив в жизни личной.

Заменю глаза и уши

На локаторы и фары.

И пластмассовую душу

Я поставлю вместо старой

© Вертер де Гёте

Возможно, для современников По финал оказывался неожиданным, но нынешний читатель вполне может расшифровать интригу произведения уже в самом его начале. Основная же мысль рассказа вполне ясна — за ироничным тоном видна печаль автора-романтика о подмене истинного искусственным, фальшивым и о нравах общества, где фальшь не только вызывает уважение, но и является товаром.

Отличный сатирический рассказ. Считается, что в этом произведении По высмеял американского президента Марина Ван Бюрена (голландца по происхождению), а город Школькофремен (в оригинале Вондервоттеймиттисс) — пародия на Нью-Йорк, основанный голландцами. Впрочем, это не мешает увидеть в рассказе в первую очередь едкую сатиру на образ жизни обывателя, косность мышления и трусливый консерватизм. Абсурдистское описание облика города и быта его обитателей просто великолепно!

Вопреки мнению, установившемуся об Эдгаре Аллане По как об авторе преимущественно мрачных, бесконечно трагических произведений, юмористических и сатирических рассказов у него лишь немногим меньше. «Очки» — забавный «амурный» анекдот с моралью, история довольно симпатичная, но предсказуемая и слишком гротескная, чтобы быть достоверной, что впрочем не мешает и многим современным создателям книг и фильмов успешно обыгрывать подобные ситуации.

P.S. Несмотря на французские имена героев, действие в рассказе происходит всё-таки в Америке и лаборанты, указавшие в классификаторе «Европу» ошиблись.

Первый опубликованный рассказ По. Влияние немецких романтиков на молодого писателя очевидно, мы наблюдаем полнейший набор штампов «романтической готики»: рыцарские замки, соперничество древних родов, таинственное проклятие, да и действие происходит в популярной для готических историй Центральной Европе. В этом раннем рассказе ещё не полностью раскрывается самобытная манера того По, о котором Достоевский сказал «он вполне американец, даже в самых фантастических своих произведениях». Рассказ несколько простоват, но всё же неплох. В общем и целом — «готичненько». Существует версия, что в рассказе Эдгар По зашифровал свой конфликт с отчимом.

Позднее по замыслу автора рассказ должен был войти в состав неоконченного «Фолио-клуба», как история, рассказанная одним из героев.

Страх перед возможностью быть похороненным заживо, в состоянии летаргии, известен людям издревле: поговаривают, что ещё в Древнем Риме существовал обычай для проверки громко трубить в трубы возле умершего. Но в 18 (и особенно в 19) веке боязнь преждевременного захоронения (тафофобия) приобрела характер чуть ли не массовой истерии, о чём и свидетельствует рассказ: именно в то время патентовались и производились многочисленные «приспособления для сигнализации о воскресении покойников» и «безопасные гробы», принимались меры предосторожности подобные тем, что принимает герой рассказа. Панически боялись быть заживо похороненными Гоголь, Уилки Коллинз, Альфред Нобель... да, вероятно, и сам Эдгар По — слишком уж подробно он описывает ощущения больного тафофобией. Рассказ можно разделить на две части, первая — это эссе, в котором автор вспоминает известные ему случаи «мнимой смерти», наконец во второй части идёт речь о страшной истории, приключившейся с рассказчиком.

Один из лучших рассказов Эдгара По.

P.S. От своей бабушки я слышал историю, как у них в глухой деревне в 20-х гг. прошлого века чуть не похоронили соседку, заснувшую летаргическим сном. Слова самой «мнимой покойницы»: «Я очнулась, слышу, что меня отпевают, а пошевелиться не могу, наконец собралась с силами и села в гробу». Можно представить, какая паника разразилась в церкви.

Я Вас приветствую опять

В красивой сказке,

Она залезет под кровать

В кровавой маске.

Она откроет Вашу дверь,

Пугая скрипом;

Она опасная, как зверь,

Схвативший бритву.

Протянет руку Вам она

В кровавых струпьях,

Весьма волшебная страна

Красивых трупов.

Но если станет не смешно —

Заприте двери.

Увидит в сказке каждый то,

Во что поверит.

© Вертер де Гёте

Рассказ был впервые прочитан в очень юном (особенно для таких историй) возрасте, и произвёл сильное впечатление; помню, как руки хотелось вымыть после книги: настолько ярко описана кровавая чума, что казалось, она может передаться с книжных страниц. Позднее перечитывал не один раз — превосходная аллегорическая история о неотвратимости рока и высшего наказания (это вообще конёк Эдгара По). Интерес к произведению также возрос после просмотра классической британской экранизации 1964 года с Винсентом Прайсом, впрочем, в фильме был введён дополнительный интересный мотив — мотив смерти-освободительницы, святости смерти.

В 1833 году Эдгар По задумал сборник рассказов «Фолио-клуб» о клубе джентльменов, которые собираются время от времени, чтобы выпить, хорошо закусить и рассказать придуманные ими истории. В смысле качества историй есть недурной стимул: автор худшей оплачивает вечеринки, победитель же становится на время Председателем. К сожалению, сборник так и не вышел. В первом рассказе цикла после небольшого вступления и знакомства с членами клуба историю рассказывает мистер Щелк, причём история мистера Щелка — ничто иное, как уже опубликованный ранее рассказ По «Метценгерштейн» (самый первый опубликованный рассказ автора, кстати). По сути дела, рассказ «Фолио-клуб» — фрагмент незаконченного произведения, не представляющий в существующем виде особой ценности, так как «Метценгерштейн» — рассказ абсолютно самостоятельный.

P.S. Судя по разгневанному тону, худшую историю в итоге рассказал персонаж, от лица которого ведётся повествование.

От высшего не скрыться рока —

Я говорю начистоту —

Детали моего порока

Известны Чёрному коту.

Запомни же, читатель, фразу,

Что, без сомнения, верна:

«Я знаю, совесть одноглаза

И, как душа моя, черна».

© Вертер де Гёте

Мотив неизбежной высшей кары для преступника — один из наиболее популярных у Эдгара По. Особенно занимало писателя не собственно наказание, а обличение преступления, принимающее порой особенно изощрённые формы. Интересно, что и совершение преступлений и их обличение (преступник у По чаще всего невольно выдаёт себя сам) автор приписывает якобы существующему в каждом человеке чувству противоречия, которое и подталкивает на неожиданные поступки. В рассказе присутствуют жестокие сцены, но никакого смакования жестокости я не увидел. Конечно, жестокость по отношению к животным всегда отвратительна, но особенно отвратительна она тем, что с неё и начинается жестокость по отношению к людям.

В ночи, как и в душе, черно.

Не слышно крика.

Жизнь — просто мутное пятно.

Лишь Береника....

Она одна — как солнца луч,

Где мрак так жуток.

Её присутствие как ключ,

Хранит рассудок.

Между безумием и сном,

Мечтой и явью

Брожу я юным стариком,

Эстетом-рванью.

Хотя бы раз ещё припасть

К родному лику.

Моя единственная страсть.

О, Береника!

© Вертер де Гёте

Рассказ «Береника» — мой фаворит среди «страшных историй По. Пожалуй, квинтэссенция мистической части творчества писателя. Традиционные для По мотивы и образы (влюблённые друг в друга родственники, больные душой и телом; навязчивые идеи,

Вероятно, это самый знаменитый из всех «страшных» рассказов По — безоговорочная классика «чёрного романтизма», постоянный участник тематических антологий. Рассказ отличный, хотя, на мой взгляд, у По есть и более сильные истории. А здесь впечатление от рассказа немного портят слишком уж «театральные» эффекты. Главный плюс произведения — конечно, атмосфера, эмоциональный фон. Упоминать о великолепной переданной в рассказах Эдгара По атмосфере — уже просто mauvais ton, слишком это очевидно. Но не могу удержаться, ибо атмосфера и эмоции таки да, великолепны! Высшая степень мастерства: все мысли, тревоги, ожидания героев явственно ощутимы, все шорохи и скрипы слышны, а тени и полумрак окутывают читателя.

Начало рассказа — как это частенько бывает у По — представляет из себя лирическое отступление: очерк о неброской красоте природы «нетуристических», укромных уголков Северной Америки, проникнутый огромной любовью к родному краю, немного нудноватый. Собственно Лось — сильнейший аллегорический образ уходящей, покорённой Дикой Природы — появляется лишь в заключительной части произведения, но оставляет яркое впечатление. Думаю, читателю XXI века тревога автора и печаль по поводу исчезновения девственной природы намного более близки и понятны, чем его современникам.

Я согласен с обстоятельным отзывом уважаемого Knig`и: эта сатирическая миниатюра, совершенно очаровательная по своему замыслу («не вынесла душа эстета»), во многом проигрывает из-за не слишком удачной реализации; более того — современному читателю она может показаться и малопонятной, особенно читателю плохо знакомому с литературой эпохи романтизма. В этом «вина» как автора, выбравшего для повествования несколько сумбурный стиль и наполнившего произведение французским фразами и обыгрывающего подзабытые литературные штампы своего времени, так и современного читателя, привыкшего к несколько другим ритмам и с иностранными языками (за исключением английского) в целом незнакомого.

«Мёртвые идут» — единственное пока переведённое на русский язык произведение Роберта Эйкмана и самый, пожалуй, известный из его рассказов. Рассказ неоднократно включался в различные антологии ужасов и мистики, вошёл он и в знаменитую антологию Р. Даля «Рассказы о приведениях», и стал, на мой взгляд, самой яркой историей книги. По всем законам жанра муж с женой решают провести медовый месяц в английской глуши, выбрав для этого максимально неподходящее место и время. И, естественно, странные и страшные события не заставляют себя долго ждать. Автор ловко нагнетает атмосферу: озадаченность и недоумение героев и читателя последовательно сменяется тревожным ожиданием, пугающим предчувствием и откровенным страхом, приближаясь к нестандартной развязке.

«Не коси меня косой, Не втыкай в ладонь гвоздь...» © БГ

Сразу обратим внимание на дату публикации — 1943 год. Разгар самой страшной в истории человечества войны, когда гибли миллионы людей (в том числе и совсем молодых). Отсюда и тема рассказа. Не составляет особого труда сразу же догадаться, в чём состоит назначение косы, доставшейся главному герою. Но написан рассказ на удивление зрело для 23-х летнего писателя, с глубокой мудростью. Не умозрительными философскими рассуждениями, а именно житейской мудростью, которая бывает только у человека, сталкивавшегося со смертью близких и с тревогой за их судьбу.

«12 И все тело их, и спина их, и руки их, и крылья их, и колеса кругом были полны очей, все четыре колеса их.

13 К колесам сим, как я слышал, сказано было: «галгал».

14 И у каждого из животных четыре лица: первое лице — лице херувимово, второе лице — лице человеческое, третье лице львиное и четвертое лице орлиное.»

(Книга Иезекииля, гл. 10).

Фантастичен и неопределён загадочный «галгал» из ветхозаветной Книги Иезекииля и необычен взгляд Валерия Вотрина на библейские сюжеты. Робкие, примитно-бытовые поначалу мысли пророка становятся всё более чёткими с ростом ЧСВ (чувства собственной важности): вы просто радуетесь жизни и «не вздыхаете о всяких мерзостях»? Тогда мы идём к вам! И даже ироничный стиль не скрывает тревоги. А концовочка-то, концовочка-то какова — натуральный Хлестаков. Ну вы помните: «...что, брат Пушкин?»- Да так, брат, отвечает бывало: «так как-то все...»

Гениальный рассказ, приёмы из которого до сих пор успешно используются в литературе и кинематографе. Мало кому в своём творчестве удалось настолько ярко, искренне описать жизнь солдат, как это удавалось Киплингу; писатель подметил, что страшнее любого врага для «человека с ружьём» могут быть скука и однообразие, постепенно, но неуклонно изматывающие нервы до предела, приводящие сначала к издевательствам над сослуживцами, а в конечном счёте — к безумию и ярости.

Блистательная сатира на все социальные отношения, на всю человеческую природу. А природа человека, как и всякого живого существа — суть лень. Да-да, та самая, что родилась вперёд нас всех и, наверно, всякий живой организм, не понукаемый инстинктом и потребностями, всегда предпочтёт лишний раз сохранить энергию, чем заняться работой. :wink: И если бы людям не хотелось время от времени кушать, мы вели бы такую же бессмысленно-блаженную жизнь , как «неедяки». Однако, ещё Козьма наш Прутков заявил: «Три вещи, единожды начавши, трудно закончить: беседу с вернувшимся издалека другом, вкусный обед и чесать, где чешется»...

Короткий рассказ, который стоит толстого учебника социологии, поскольку объясняет всё просто и правильно:

Великолепный рассказ. Пожалуй, в антологии «999» он уступает только рассказу Геймана — и это не смотря на присутствие в книге таких прославленных писателей как Кинг, Диш, Блэтти, Морелл, Пауэрс... Главным орудием против страха всегда был смех, а вот когда смешное превращается в кошмар — вот тут страшно по-настоящему. «Один из самых удивительных и необычных Апокалипсисов, когда-либо встречавшихся мне в литературе» © Kuntc . Удивительна атмосфера почти безмятежной обречённости, с которой гибнет мир. Но главное — прозрачная как слеза основная идея рассказа — без любви ничто не имеет смысла и не нужна даже целая вселенная.

Если вы полагаете, что основоположником русской литературы абсурда был Хармс сотоварищи и именно Хармс начал первым писать забавные псевдоисторические анекдотцы из жизни всяких «исторических лиц», то вы сильно заблуждаетесь. Козьма Прутков? Уже ближе, но прочитайте вот это маленькое произведение одного из создателей Пруткова А. К. Толстого, написанное в молодости, когда о создании фиктивного писателя-псевдографомана Козьмы ещё никто и не помышлял. Это же Хармс чистейшей воды! Даже стиль изложения и некоторые приёмы схожи. Вот где корни «Случаев» и «Анекдотов из жизни Пушкина». А написан рассказик в 30-х годах XIX века, задолго до Эдварда Лира и Льюиса Кэррола. Так что Россия не только «родина слонов», но и литературного нонсенса. Толстой произведение не публиковал, считал за пустячок и напечатали его почти через столетие после написания — в 1925 году. Большого литературного таланта был Алексей Константинович (да и с чувством юмора у него всё в большом порядке было), чего только не напридумывал — одну из первых в Европе историй о вампирах, один из первых образцов нонсенса... А рассказик почитайте, стоит того.

«Ну что вы думаете, ведь Вашингтон не всегда же был президентом...»

Замечательный тургеневский рассказ о собаке, к сожалению, гораздо менее известный, чем, прости Господи, приснопамятная история о «Му-Му». «Собака» — это мистика. Не «классическая» — с демонами высших рангов, сонмом приведений и родовым проклятьем, это мистика бытовая, связанная с теми странными и необъяснимыми явлениями, которые порой вторгаются в жизнь обычного человека, и становятся темой стариковских пересудов и страшных сказок подростков. Участники подобный происшествий, как правило, делятся воспоминаниями о них «в кругу друзей у камелька» — что, в общем-то, и происходит в рассказе. Простая, но мастерски написанная история о роли сверхъестественного в жизни человека и собачьей преданности; в совсем коротеньком рассказике отлично прописаны детали, характеры. Как говорится: в лучших традициях русской классической прозы. Хотя современники рассказ Тургенева не поняли и не приняли — именно из-за мистической составляющей.

Собственно, «Филин и Киска» (The Owl And the Pussycat) — это название знаменитого стихотворения Эдварда Лира, одного из основоположников мировой литературы абсурда. Выбрав одноимённое название, Диш не только связывает произведение со стихотворением великого «путаника» и абсурдиста (у Лира Филин и Киска также хотели пожениться и искали обручальное кольцо), но и сразу намекает читателям, что с рассказом всё не так уж просто; и точно — «в действительности там всё совсем не так, как на самом деле» (как сказал бы Ежи Лец). Двойное (а то и тройное) дно произведения раскрывается только в самом конце замысловатой истории. А поначалу... поначалу всё немного непонятно, но будем терпеливы — всё-таки вдохновил на неё Диша великий «перепутаник» Эдвард Лир. Рассказ не отличается динамикой, остротой сюжета, он берёт другим: тонкой, щемящей психологичностью и какой-то совершенно фантастической возможностью увидеть окружающий мир глазами того, кто видит его абсолютно, кардинально по-иному. Ко всему прочему это ещё и детектив (хотя вы поймёте это не сразу), да ещё и один из самых странных образчиков жанра!

Ставлю рассказу очень хорошую оценку, которая могла бы быть ещё выше, но «вязкое», неторопливое, сложное для понимания начало — не совсем мне понравилось, хотя этот минус одновременно является и плюсом произведения — заворожив, запутав читателей, Диш предлагает им шокирующую развязку.

Силайский плод — не плод Эдема,

И здесь соблазн в особом роде;

О, Власть, как вечна эта тема,

И как близка людской природе.

© Вертер де Гёте

Удивительно смелое для своего времени произведение. Вячеслав Назаров — из тех самых «шестидесятников», которым довелось глотнуть обманного воздуха хрущёвской «оттепели». И как у многих «шестидесятников», в творчестве Назарова причудливо уживалась романтика комсомольских строек и трудные размышления о стране, где «убили слово» (поэма «Атлантида») и неопубликованное полу-крамольное «Мне приснилось сегодня, что Сталин воскрес...». И не меньшей крамолой было писать в середине семидесятых о планете, укрывшейся от всего мира за «железным занавесом» (в буквальном смысле); о студенте-недоучке, волей случая ставшем кровавым диктатором-параноиком, «Великим Кормчим» и получившим всенародную любовь и «одобрямс». Показательно, что при жизни автора ни одно издательство так и не решилось опубликовать повесть. Этот хороший социальный памфлет до сих пор не потерял остроты, ведь тема Власти — вечна. Произведение могло бы быть значительно сильнее, как уже отмечалось, но автору не удалось полностью раскрыть потенциал повести: всё, что связано с диктатором Оксигеном Ашем, всякие антиутопические и социальные «фишки» — всё это превосходно, но детективно-приключенческая линия немного сумбурна и наивна, а особенно разочаровывает невнятный главный герой, похоже, автор так и смог определиться в своём отношении к этому персонажу, свехположительному парню из «светлого будущего». О чём-то Назарову не удалось сказать по цензурным соображениям. Но несмотря на эти недочёты, повесть, бесспорно, заслуживает внимания.

Пожалуй, самое известное из фантастических произведений Тургенева. К большим литературным удачам великого нашего прозаика эту историю отнести нельзя, но она, несомненно, представляет интерес. Хотя бы потому, что это один из первых русских рассказов на вампирическую тему. В 1841 был опубликован «Упырь» А. К. Толстого и больше до появления «Призраков» ничего такого я и не припомню. Мистические события в рассказе нельзя однозначно толковать как «вампирскую историю»: Тургенев обрисовал всё лишь косвенно, полунамёками, да вскользь обронённым словом «вампир», но атмосфера, стиль, детали произведения — в духе настоящей вампирской классики.

«Зомби играет на трубе — мы танцуем свои танцы.

Но, видит Бог: скоро он отряхнет прах с ног,

Плюнет в небо и уйдет, оставив нам свои сны ...» © «Крематорий»

Разве для шоу-бизнеса может быть что-то привлекательнее мёртвый звезды? Леннон, Пресли, Цой, даже Моцарт — какие замечательные бренды. Управлять творчеством мёртвого человека — есть в этом что-то от управления зомби. Но ещё интереснее заставить талантливого покойника вкалывать и после смерти. Заставить мертвеца добросовестно выполнять привычную работу — для науки будущего не проблема. Вот только способен ли мёртвый по-настоящему творить? В чём настоящая суть музыки: в безупречной технике исполнения или искренности чувств?

Нежить, живые мертвецы, зомби... Именно этим странным существам, застрявшим на границе между жизнью и смертью и посвящена антология. Совершенно не похожие на утончённых вампиров или столь же романтических призраков, ожившие мертвецы — это своего рода панки инфернального мира: их не волнует свой внешний вид, им не нужна особая одежда или ещё какие-то атрибуты, они неприхотливы и естественны в поведении, как самые настоящие гниющие трупы. Да и вообще, ожившим мертвецам, как правило, всё по-фигу. Кроме крови и плоти живых. Когда только появился панк-рок, кто-то из критиков заметил, что в отличие от многих рок-музыкантов панков «никогда не скучно смотреть и слушать». Возможно, в этом одна из причин популярности произведений о зомби: да, они (и зомби и произведения о них) порой могут быть глупы, неповоротливы, наивны, нелепы, но почти никогда не скучны, один из рассказов антологии так и называется «С зомби веселее». К тому же, чего люди бояться больше всего? Есть основания полагать, что смерти. Хотя древнегреческие философы хорохорились, мол «я жив — смерти нет, смерть придёт, меня не будет». Но зомби — это пугающий символ возможного пересечения жизни и смерти. Символ потери души, сознания, чувств, то есть всего, что составляет личность в духовно-ментальном смысле. В конечном счёте, можно рассматривать ожившего мертвеца как философскую победу плотского (в самом одиозном значении слова) над небесным; воскресение, после которого человек теряет всё, что имел, приобретая лишь жажду крови и гниение заживо — это прямая противоположность возвышающему Воскресению в христианстве, других религиях или в народных сказках (оживление героя с помощью живой воды, после которого он становится только сильнее).

Что касается состава антологии, то некоторым минусом является то, что некоторые произведения уже не раз издавались прежде, а про отдельные рассказы можно даже сказать, что они очень неплохо знакомы русскому читателю. И всё же подборка хороша. Радует невероятное, фантастическое разнообразие как по разновидностям описываемых живых мертвецов (классические гаитянские и классические «киношные» зомби; мертвецы, используемые как рабочая сила; мертвецы думающие, говорящие, играющие на музыкальных инструментах; восставшие из могил и превратившиеся в зомби из-за неизвестных вирусов; мертвецы — священники, гладиаторы, проститутки, фотомодели, дети и старики; а также какие-то совершенно невероятные виды мертвецов) , так и по диапазону затронутых тем (любовь и мертвецы, мертвецы и право голоса, мертвецы и вера, мертвецы и образование). Очень хороший сборник, хотя и уступающий (на мой взгляд) тем же «азбучным» «Вампирам» и «Волшебникам».

Из рассказов особо отмечу «Прерию» Эвенсона, рассказы Джо Хилла, Симмонса, Швайцера, Мартина, Кастро, Эдельмана и совместную работу Сильверберга с Эллисоном.

Потрясающие кошмарные фантазии автора, представленные в виде дневника испанского конкистадора XVI века, добравшегося вместе со своей бандой до прерий Северной Америки. Лаконичность, хладнокровие записей и нарочито поверхностные, краткие описания производят очень сильное впечатление. Историческая правда отсутствует полностью. Превосходный коротенький рассказ, дающий сто очков вперёд многим толстым романам. Произведение, которое попадает в мою личную номинацию «самый кошмарный мир».

Выборы-выборы... Хотя при этих словах русскому человеку приходит на ум не то, что американцу, но интрига политических «избирательных» триллеров (как литературного жанра) теперь тоже вполне понятна. Бейли ввёл в свой рассказ о предвыборной компании оживших мертвецов: а что они не люди, что ли? Не будем лишать их свободы волеизъявления. С другой стороны: чем человеческая толпа так уж сильно отличается от толпы мертвецов? Живыми вполне можно управлять как зомби — с помощью телевизионных роликов, чёрного «пиара» или сомнительной рекламы. Всё же зомби здесь, скорее, аллегорические фигуры, а на первом плане — внутренний мир главного героя и его возвращение к жизни из «могилы» большой политики, поиски правды, ведь замалчивание истины в конечном счёте всегда возвращается бумерангом — что в личной жизни, что в политике. Крепко сработанное социально-психологическое произведение.

Просто развёрнутый анекдот о блондинке. Блондинке-зомби. Как сказал поэт: «Да, она не Нефертити, но зато какие тити!». А на умственных способностях барышни изменение физического состояния не сказалось: как была интеллектуальной блондинкой, так ей и осталась. Вещица легкомысленная, забавная. Ничего особенно плохого о рассказе сказать не могу, особенно хорошего, впрочем, тоже. Пустячок. Но приятный.

А мне рассказ понравился: неплохой стёб на извечную тему «двоё друзей в борьбе за девушку». Естественно, в зомби-антураже. Ну, «голивудщина», ну, «армия мертвецов»... Ну, миленько ведь. Небольшая доза старого-доброго/злого трэша никогда не повредит. Вот как-то так... :shuffle: Дурной вкус? У меня?! ... А если серьёзно, то рассказ немного простоват, но симпатичен, да и концовочка ничего-так. Главное, опять-таки необычный взгляд — главный герой рассказа ... зомби. Чувствуется, что автор изрядно в детстве насмотрелся фильмов о живых мертвецах и «оторвался по-полной». Проза очень многих молодых хоррор-авторов слишком уж кинематографична, но если автор это сам понимает, то это по крайней мере уже неплохо.

Оказывается, в одной отдельно взятой стране может наступить не только коммунизм, но и зомбипокалипсис, что и случилось с Индией в рассказе Брайт (нашествие зомби, а не коммунизм). Впрочем появление живых мертвецов особенно никого не удивило и не слишком изменило привычный ход жизни: что раньше по улицам бродили гниющие заживо прокажённые, что теперь — такие же гниющие зомби; та же грязь и вонь, а жертвами кровожадных, но неповоротливых мертвецов становятся в основном дети, старики или совсем уж неосторожные люди, так что жить (точнее существовать) можно как и раньше. А какого-нибудь слишком надоедливого покойника можно просто хорошенько излупцевать (совсем как у Хармса). Вот такую Индию показывает нам Поппи Брайт.

«Индия — это сердце мира», — говорили мистики прошлого; «Калькутта — это вагина Земли», — простодушно заявляет героиня рассказа: — «источник самых немыслимых наслаждений и рассадник всей мыслимой заразы».

Красивая история-зарисовка, порочной и тлетворной красотой красивая. И атмосферой огромного человеческого муравейника, понятной любому жителю мегаполиса, атмосферой толпы, в которой давно уже не имеет разницы кто жив, а кто мёртв.

Вот что значит — нетривиальный подход к теме! Нарушая надоевшие шаблоны произведений о зомби («мы бежим и прячемся — они ищут и нападают»), Кастро пытается взглянуть на ситуацию совершенно под другим углом: а нельзя ли скрыться от зомби замаскировавшись под одного из них, стать «шпионом» среди мертвецов? Благодаря такое свежему взгляду, описательное, «статичное» повествование не только читается с интересом, но даже приобретает философскую глубину.

Спасибо антологии «Нежить» — я познакомился ещё с одним писателем, до которого вряд ли бы добрался в ближайшее время, со знаменитой Лорел Гамильтон. Не поверите, я доволен. Рассказ оказался не так плох, как я ожидал, то есть он, конечно, плохенький, но я ждал вообще чего-то из разряда самых ужасных ужасов (в плохом смысле слова «ужас»). Саму идею с профессиональным оживлением трупов я оценил — начало довольно интригующее, но исполнение идеи... Непомерно высокая доля диалогов (что само по себе уже подозрительно — часто автор таким образом камуфлирует нехватку словарного запаса, неумение выстроить сюжет, да и откровенную лень), диалогов изрядно фальшивых, как фальшиво и поведение героев (включая зомби). Логика, которой руководствовались в поступках все участники сего действа (включая зомби и автора) осталась для меня темна как «вода во облацех». Неуместная сентиментальность вкупе с претензиями на «красивость» приводят к ожидаемой невнятной концовке. И остаётся только недоумение: «Для чего всё это было нужно?»

Отличный рассказ о любви и чувстве долга в условиях зомбипокалипсиса — когда весь мир летит к чёрту, придаёт сил только добросовестное выполнение любимых, привычных дел. Да уверенность... нет, хрупкая надежда, что твой труд нужен кому-то ещё. Делай то, что должен и ... будь, что будет — таков девиз настоящих рыцарей. Даже если этот рыцарь — немолодая уже училка, а те, кого она защищает — кровожадные, опасные для неё самой, чудовища.

В главном Симмонсу я верю: тому, кто столько лет учил маленьких детей, уже не страшны никакие монстры)).

Роман Мерлин (Мерлин — не имя и не прозвище, а фамилия, но тоже вполне говорящая), скрывавшийся энное количество лет в сибирской тайге (правда, не в хижине отшельника, а в элитном коттедже со всеми удобствами, но без радио и интернета) возвращается в лоно цивилизации. А в мире-то за время его отсутствие произошли такие перемены, что «мало не покажется» и все бредят каким-то Химэем! Однако, оправившись от первоначального шока, Роман (а с ним и читатели) понимает, что на самом-то деле ничего не изменилось, словно и не уходил никуда, а творится вокруг то же, что и творилось всегда — очередное нагибалово. Человек ведь так интересно устроен, что готов поверить в любое светлое будущее, лишь бы его преподнесли на блюдечке с голубой каёмочкой. Пусть это сделает кто угодно — очередной пророк, батюшка-царь, революционер с грандиозными идеями или дяденька-миллиардер с тугой мошной... , лишь бы самим ничего не делать. А уж сколько раз твердили миру «На Бога надейся, а сам не плошай» и «Умирать собирайся, а пшеницу сей». Райская машина, она не в книге, а у нас в головах и пока мы это не поймём, пока не научимся своей головой думать, нас «химэют» и будут «химэть». Химэй не близится, он давно уже здесь! Чувствуется, что у автора наболело, с такой злой и тревожной иронией описывает он весь этот карнавал бреда, в котором находится Мерлин, а фактически — и мы с вами. Гротеск, присутствующий в романе, только усиливает атмосферу всеобщей тревоги и растерянности. Вместо с тем книга можно назвать смешной, вот только смех этот горький, сквозь слёзы, как в сатирах Гоголя и Салтыкова-Щедрина, традиции которых прямо продолжает «Райская машина».

Итог: один из лучших за последнее время образцов социальной фантастики, искренняя, очень эмоциональная антиутопия, книга уже не предостерегающая, но бьющая тревогу, кричащая во весь голос. Несомненный успех автора.

Я — варвар. Пьяный и небритый,

Пусть даже не раскосы очи —

Я правнук скифов, гуннов, бриттов,

А также очень многих прочих.

Мой дом — леса, поля и горы,

Везде хозяин, а не гость;

И только этот душный город

Противен, словно в горле кость.

© Вертер де Гёте

Этимологию слова «варвар» нам всем раскрыли ещё в четвёртом классе — так гордые эллины называли тех, кто говорил на чужом, непонятном языке, а все иностранные языки казались древним грекам набором грубых звуков, бормотанием «вар-вар». То есть, по сути дела, таким словом греки обозначали любого чужака. Порядочные шовинисты были эти греки. Говорят, каждый день благодарили своих богов, что те позволили им появится на свет свободным человеком, а не рабом, мужчиной, а не женщиной, эллином, а не варваром. И слово «варвар» сразу получило негативную окраску , ибо любой чужак «по определению» был существом низшего сорта, грубым и опасным.

Именно с книги с многообещающим названием «В ожидании варваров» (самой, пожалуй, знаменитой книги автора, — а что мелочиться?! ) я и решил начать знакомство с писателем Кутзее. На обложке «ничтоже сумняшеся» красовалась ещё более многообещающая реклама: этот роман включён в список ста лучших романов всех времён! Смелое заявление. Ладно, — подумал я — посмотрим, что ты за Кутзее.

Суть происходящего на страницах романа понятна из аннотации и предыдущих отзывов: маленький провинциальный городишко на краю некой Империи оказывается вовлечён в войну с варварами, населяющими окраины этой самой Империи. Повествование ведётся от лица местного судьи, первого человека города. Скажу сразу: если вы ожидаете стремительного развития событий, искромётных приключений, батальных сцен, то оставьте эти надежды — вам предстоит погружение в неторопливый и мучительный самоанализ, философию взаимоотношений толпы и индивида, извечную дилему — противостояние долга и совести, и другие «кутзеизмы». Но как ни странно — роман завораживает. Необычна фигура главного героя, хотя симпатии читателя целиком на его стороне, это почти антигерой — слабый физически и духовно, неуверенный, снедаемый многочисленными сомнениями человек. Автор своего персонажа не щадит и подвергает его невероятным унижениям. Но даже униженный, растоптанный, откровенно жалкий, почти потерявший человеческий облик, он сохраняет свои нравственные идеалы. А разве это не высшая победа человеческого духа?! В этом смысле роман Кутзее кажется мне оптимистичным, несмотря на внешне депрессивную атмосферу.

Многие увидели в романе столкновение интеллигенции и тоталитаризма. Безусловно, эта тема в произведении проходит красной нитью, но, как любое талантливое произведение, роман Кутзее многомерен и многозначителен. Не хочется говорить о том, что и так на виду, более важным мне кажется заключённая в романе идея внутренней свободы, варвары — люди живущие вне Империи, в более широком смысле — вне системы, условностей «цивилизованного общества». Империя же порождает таких чудовищ в человеческом облике, как сотрудники Третьего отдела; или растерянных, не понимающих своих собственных желаний, скованных своей собственной «внутренней полицией» людей — таких, как главный герой.

А Империи всегда нужны внешние враги — иначе она пожрёт себя изнутри. Когда-то мне самому хотелось написать об этом книгу. Но, думаю, что Кутзее сделал это лучше.

Итог: отличный философский роман, уж не знаю: достоин ли он места в «сотне лучших романов всёх времён» (это всё-таки уровень вечной классики), но произведение очень достойное, с тонким пониманием психологии — личности, толпы и даже целой Империи.

А это уже Вадим Степанцов ©:

Были радостные звери мы —

Стали скользкие рептилии.

Я люблю тебя, Империя,

царство грязи и насилия.

Расфуфыренная, гадкая,

Видишь: как младенец, хнычу я,

Глядя на твое закатное,

Обречённое величие.

Подзаголовок рассказа — Tribute to Roger Zelazny. Но это не стилизация. Вещь выполнена не в манере, а скорее «в настроении» Великого Мастера: высокая печаль и одиночество. Чувства сопровождавшие Гэллинджера и Сэма Калкина, Джека и Корвина. Но как измерить одиночество того, кто по сути не имел собственной жизни и жил жизнями других... даже если они уже были не совсем живы. Ясно, что где-то «за кадром» происходят глобальные события, но одиночество лодочника сильнее и красноречивее множества слов, любых описаний, которые использовал бы менее опытный автор. Красивая... Очень красивая история.

Выросшая из книг Дика, Гибсона и иже с ними «продвинутая версия» загробной жизни как посмертного существования в виртуальной реальности из безумно-гениальной идеи превратилась уже в модную киберпанковскую фишку. Но Каганов не был бы Кагановым если бы просто погнался за модой: рассказ хоть и повествует о виртуальной реальности, но к киберпанку имеет такое же отношение как фильм «Газонокосильщик» к одноименному произведению Кинга. Идейно рассказ Каганова скорее близок философии нашумевшей в последнее время «Малой Глуши» Галиной. Ну и черты фирменного «жёсткого» кагановского стиля, естественно, присутствуют. Не знаю кому как, а мне было жутковато от мрачных картин мира, уходящего в иную реальность, мира целиком принявшего философию эскапизма. Вот что ещё вспомнилось: планета Шешинеру из» Путешествия Алисы» Кира Булычёва — там жители тоже рванули к лучшим моментам своей жизни и не нашли в себе сил вернуться, все мы помним к чему это привело...

Незабвенный Козьма Прутков, обладавший поразительным даром с самым глубокомысленным видом произносить банальности, которые становились перлами мудрости, ничтоже сумняшеся заявлял: «Первый шаг младенца есть первый шаг к его смерти», и «Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы удобнее к ней приготовиться». Вымышленный классик русской литературы как всегда «зрит в корень»: пока есть серьёзные основания полагать, что вряд ли кому-то из живущих удастся избежать встречи со Смертью. Естественно, всех интересует вопрос о том, что происходит в этот момент, в этой точке встречи Жизни и Смерти. Это только античные стоики были предельно прагматичны: мол, «я живу — Смерти нет, Смерть придёт — меня не будет»; большинство же людей размышляет о Цели своего жизненного пути с опаской и надеждой, и верой в Чудо. В этом отношении фантасты не слишком отличаются от обычных обывателей, но безграничная фантазия и писательская интуиция возможно помогут литераторам немного приподнять завесу Тайны...

Антология понравилась. Не стану причислять книгу к шедеврам «всем времён и народов», но подборка очень качественная, довольно ровная, концептуальная (и опять не откажу себе в удовольствии ввернуть модное словечко)), часть рассказов, правда, уже публиковалась раньше в других изданиях. Отдельно отмечу рассказ Олди «Посети меня в моём одиночестве...», рассказы Данихнова, Каганова, Саломатова, Бачило, Гаус, Трускиновской, Рыженковой.

Я-заводная игрушка.

Ты хочешь со мной дружить?

Тогда заведи мне душу

Набором стальных пружин.

Смахни со стола все крошки,

Черти игровое поле:

Мы будем жить понарошку

В мире без страха и боли.

Под синим картонным небом,

Без горя и без забот.

Пока шестерёнки бегают,

Пока ещё есть завод.

А кончится…стоп,игрушка.

Никто и не вспомнит,что жил.

Да и не жалко душу

Из металлических жил.

© Вертер де Гёте

Произведение очень необычное, очень сильное и очень честное. Эскапизм, погружение в свой искусственный мирок — сюжетный ход весьма популярный в литературе, особенно в литературе с претензиями на «интеллектуальность». Красильникову удалось совершенно непретенциозно, удивительно искренне (что удаётся немногим) создать мир под картонными небесами, который выглядит «некартонно», это наш с вами реальный картонный мир... Этот непрочный, этот здравомыслящий, этот искусственный реальный мир...

А трактовка Апокалипсиса в рассказе самая удивительная из всех, что мне доводилось читать.

Благодаря таким писателям как Г.-Х. Андерсен, С. Лагерлёф, А. Линдгрен, Т. Янссон, П. К. Асбьёрнсен сказки скандинавских писателей воспринимаются как своего рода литературная марка, знак качества. Скандинавские литературные сказки зачастую очень своеобразны, тесно связаны с легендами и преданиями суровых викингов и поэтому отличаются, на мой взгляд, некоторой философической холодностью. Думаю, именно к этим эмоциям и располагают тонущие в молочном тумане фьорды и хрусталь лесных озёр в оправе елей. Сказка Марии Грипе ни в коем случае не разрушила эти сложившиеся у меня стереотипы. Скорее разросшаяся философская притча, чем традиционная детская сказка, это произведение насыщенно поэтической меланхолией, и даже ожидаемый хэппи-энд (для детей книга всё же) не обходится без нотки философской задумчивости. Совершенно определённо можно говорить и о влиянии на книгу мифологии: например, легенд о боге Одине, ведь ворон — это птица Одина, сам Один любит путешествовать под видом карлика, а один свой глаз он отдал за возможность испить из из источника мудрости; и недаром самый интересный персонаж произведения — ворон Разумник — сильный, почти эпический образ. Характеры второго плана автору очень удались, по контрасту с номинальными главными действующими лицами (собственно детьми стеклодува и их родителями), которые чаще служат Грипе только для развития сюжета (строго говоря, довольно статичного) и поэтому не вызывают настоящего сопереживания.

Но в целом сказка понравилась. Простота сюжета с лихвой компенсируется философской начинкой, своеобразной сказочной атмосферой и интересными аллюзиями к мифологии Скандинавии.

Вадим Шефнер — удивительный писатель. Будучи уже признанным поэтом, он вдруг увлёкся таким «низким» (по мнению литературных «светил») жанром как фантастическая проза. И только сейчас мы начинаем понимать, что фантастика Шефнера, это не прихоть, которую обычно снисходительно-уничижительно называют «прозой поэта», а одна из вершин всей отечественной фантастики, да и всей русской прозы второй половины XX века. Самобытные, искренние произведения, без эпигонства, без жалкого повторения западных образцов, вне политической коньюнктуры и социального заказа. Проза Шефнера — это великолепный слог, превосходное владение русским языком (не «сухим», академическим, а живым языком питерских улочек и «дворов-колодцев»), проза Шефнера — это истинная лирика и романтика, благодаря книгам Шефнера я мечтаю побродить по улицам Васильевского острова, проза Шефнера — это та самая знаменитая интеллигентность «Культурной столицы». Конечно, герои Шефнера совсем не против пропустить порой рюмочку-другую и почитать озорные стихи, но делают это с безупречным тактом. Читайте Шефнера: вы поймёте какими невероятно смешными (а иногда печальными), увлекательными (а иногда опасными) и наполнеными глубокой житейской мудростью могут быть самые обыденные на первый взгляд ситуации; и, конечно, вы полюбите его героев, которые в любых ситуациях остаются романтиками.

Откровенный, махровый, беспощадный (но не бессмысленный) стёб. Ньюман, верный своей манере смешать всё, что только возможно и приготовить из несочетаемых ингредиентов нечто необычное, на этот раз потчует нас просто литературным «коктейлем Молотова», соединяет в одном произведении два самых «страшных страха» американского обывателя — зомби и Sovetski Sojuz. Естественно, все стереотипы и первого и второго — налицо. Автор же ёрничая, посмеиваясь и постоянно балансируя на грани китча, превращает происходящее в настоящий балаган: Lenin, vodka, Moskva, Rasputin, даже оригинальное название стилизовано под русский акцент «Amerikanski Dead...» Конечно, это на американцев в первую очередь рассчитано, не потому, что они такие невежды, просто возможность поностальгировать «как наивны мы были». Порой автор теряет чувство меры, ближе к финалу становится даже немного утомительно, но всё же рассказ неплох.

Некоторые моменты, наверное, только «местным» и понятны: Боба Дилана и Эдди Кокрена русский спекулянт подчёркнуто официально называет Робертом и Эдвардом. Ну и как во многих ужастиках не обошлось без музыки «Криденс» в ключевой момент. :wink:

А рассказ-то в целом не плох. Сначала он мне тоже не очень приглянулся, но его перечитал (благо произведение совсем крохотное) и оценил жестокую иронию автора. Нужно отдать должное воображению Шнайдера: это надо же, превратить безобидную «расправу» над сосисками за ужином в кровавый разгул маньяка! Что там скрывается в тёмных закоулках человеческой души? И все эти кошмары от того, что слишком плотно поел на ночь, или это проекция скрытых желаний?

«999 — зеркальное отражение Числа Зверя. О явлении в мир дьявола и его слуг и чудовищных последствиях их визита для человека и человечества...» Издательская аннотация (как это часто бывает) врёт. Восприятие числа 999 как перевёрнутого «Числа Зверя» весьма распространено: у меня был знакомый, который мечтал иметь номер мобильного, оканчивающийся на 666, но достать такой было невозможно, тогда он получил номер с тремя девятками на конце и успокоился. Составители аннотации купились на определённую репутацию трёх девяток. Но произведения, входящие в антологию, связывает отнюдь не тема дьявола. Пожалуй, смысл названия книги близок к тому, что вычислил в своих нумерологических изысканиях герой рассказа М. М. Смита «Книга иррациональных чисел»: 1999 год — год начала нового цикла, истинный миллениум. Рубеж! Вот об этом рубеже, переломе и рассказывает антология. Рубеж, который делит человека, общество, мир... нет, не на добро и зло, не на чёрное и белое, а на «Тьму и Тень». Тут уже не «тёмная сторона сознания», а Тьма в философском, вселенском значении. Скажу сразу, часть произведений антологии имеет лишь косвенное отношение к фантастике или мистике, но в антологию вписывается вполне органично.

Что можно сказать о содержании? Есть у меня правило: перед чтением новой книги никогда не ожидать от неё чего-то выдающегося, дабы не разочароваться. В этот раз я правилу изменил: ещё бы такие имена, такой состав, премия Стокера!.. И почти разочаровался... чуть-чуть. Слишком уж многого ожидал. Антология всё-таки оказалась не шедевром, но очень качественным продуктом. Не подкачали главные классики: Кинг (сюжетно слегка вторичный, но хороший, крепкий рассказ), Гейман (отличный, нестандартный, философский рассказ), Блэтти (неожиданная «история с привидениями»). Отмечу так же «готические» (по духу) детективы Лансдэйла и Моррелла. Вулф, Пауэрс, М. М. Смит, Литтл — это тоже хорошо. Очень и очень оригинален, сложен по замыслу и исполнению рассказ Диша (обратите внимание!). Запомнились жёсткий социальный рассказ Ли, серьёзная философия Лиготти, откровенный стёб Ньюмана. Наравне с рассказом Геймана к лучшим историям книги я отнесу рассказ самого составителя антологии Саррантонио. А разочарования — это произведения Клайна, Брайанта, Оутс, Маккирнана, Спрулла, Хоталы.

Эта книга написана для детей старшего дошкольного возраста, но так получилось, что в своём дошкольном возрасте я её не читал и прочёл совсем недавно, чтобы лучше познакомиться с творчеством Рауда, библиографию которого я тогда и готовил. Конечно, взрослый человек воспринимает детскую книгу не так, как ребёнок: понятное дело, мне уже не даёт особенно ничего нового информация о том, что если гулять по крышам, не соблюдая мер безопасности, то можно свалиться вниз; если промокнешь в холодной воде, то можешь заболеть; а телевизор показывает, потому что ловит волны с телебашни. Зато теперь я смог оценить насколько тонко понимал Рауд детскую фантазию, умел смотреть глазами только вступающего в жизнь человечка, для которого «был целым миром двор, был полон тайн чердак». Детская фантазия, детское мировосприятие переданы в «Сипсике» просто буквально: и веришь, что Сипсик не просто сушится на бельевой верёвке, а занимается спортом; и он действительно летал на Луну в коробке от ботинок! Добрая, милая книга.

Сипсик считается символом детской литературы Эстонии и эстонцы надеются, что по популярности он со временем догонит , например, Муми-тролля из соседней Финляндии. Хотя Сипсика и так уже знают за рубежом: наиболее полную информацию по некоторым изданиям цикла я нашёл не на эстонских сайтах, а на ...японском сайте, посвящённом Сипсику.

«Сипсик» не раз издавался на русском (было два варианта перевода и ещё перевод-пересказ Муравина, где дети носят русские, а не эстонские имена).Охотно издают Сипсика и в современной Эстонии, правда, в последнее время включают в книги 12 рассказов из 15. К примеру, рассказ «Телевизор Ану» во многом устарел и будет не слишком понятен детям.

«Хорошую религию придумали индусы...» (с) В. С. Высоцкий.

Очевидно, что своим появлением на свет рассказ обязан хорошей песне «Karma police» группы Radiohead (автор косвенно это признаёт, упоминая название композиции в конце рассказа) и очень своеобразно трактуемым принципам реинкарнации и кармических последствий. Очередное предостережение для «зажравшегося человечества», выполненное в форме гротеска со специфическим «чёрным» юмором.

Писать отзыв после baroni — дело неблагодарное, почти «дурной тон». Андрей Валентинович, как всегда, точно выразил всю суть произведения в нескольких фразах. Рассказ Коппера — произведение и в самом деле абсолютно «среднее». Главное достоинство рассказа — это, конечно, атмосфера постапокалиптического мира; атмосфера — да, очень хорошая (для рассказа ужасов, потому что плохая и мрачная: грязь, слизь, деградация и тревога). И если бы автор удосужился поподробнее рассказать о мире, где происходят события, оценка, несомненно, была бы выше. А многозначительные недомолвки, вынесенные на суд читателя приводят только в недоумение, малопонятны причины всех бед, а поэтому — мотивы и цели героев; естественно, и судьбы героев не вызывают настоящего сопереживания, на которое, совершенно определённо, рассчитывал автор... В общем: «Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме» (с) В. С. Высоцкий.

Рэмси Кэмпбелл продолжает оставаться для меня совершенно загадочным автором. Вопреки мнению многих уважаемых и прекрасно разбирающихся в мистике/хорроре людей — Пикмана, например (а Пикман называет Кэмпбелла «Королём Ужаса» — см. отзыв чуть ниже), я никак не возьму в толк в чём заключается великолепие литературного гения автора. Не мой вкус — так все кэмпбелловские рассказы, прочитанные прежде, были средними и больше других понравился рассказ , на который я сейчас пишу отзыв. Этот в самом деле читался с интересом, сюжет хоть и совершенно незамысловат, но атмосфера вполне себе: жуткая ночь в пустом многоэтажном доме, выстроенном когда-то сумасшедшим миллионером с непонятной целью. Учтите также, что за окном проливной дождь, а перемещаться в этом странном доме без лестниц можно только на лифте (меня пугает лифт даже в обычном жилом доме. Днём. А тут такое... :)) . Согласитесь, звучит заманчиво. И ожидания рассказ в целом оправдывает. Хотя это всё же не шедевр.

М. М. Смит тонко прочувствовал одну из основных черт характера современного человека — деликатность. Нет, я не о вежливости говорю, а имею в виду деликатность другого рода, которой насыщена жизнь «яппи», «среднеклассового» представителя офисного племени: боязнь обидеть босса недостаточным усердием, боязнь потревожить в поезде пьяного, боязнь сказать глупость на людях, боязнь лишний раз привлечь к себе внимание. Что будет делать такой персонаж столкнувшись лицом к лицу со сверхъестественным? Как вы думаете? Молчу, молчу... История стоит того, чтобы узнать её окончание не из моих скромных уст, а из уст самого автора. А концовка рассказа оказывается не только неожиданной, но и наполненной социальной остротой.

Казалось бы: что делает рассказ о «старом добром» классическом зомби-апокалипсисе в антологии о монстрах? Банальные зомби, какие же это монстры? Старые знакомые для каждого любителя хоррора. Но когда я дочитал рассказ до конца, мне пришлось оказаться от этого поспешного мнения и в очередной раз восхититься умением Стивена Джонса подбирать рассказы для своих антологий. Это самый настоящий рассказ о монстрах... вот только зомби служат в рассказе всего лишь фоном, являются скорее аллегорическими фигурами. Опасные ночью, но жалкие и беспомощные днём, нет, не они настоящие монстры рассказа. Тем более, что прежде они были совершенно обычными людьми. Но есть чудовище, которое всегда чудовищем было и остаётся — дракон жестокости и агрессии, живущий в глубинах души некоторых из нас. Этот монстр не использует клыки и когти, но с лёгкостью способен избить женщину или ребёнка. Что страшнее: безмозглая толпа голодных зомби или тупая агрессия семейного деспота?

«Но Бог не ангел, Он просто такой, как он есть». Б. Гребенщиков ©

Странный и страшный мир показывает Чан в этом рассказе: мир, в котором религия не требует Веры, не требует Чуда. Зачем? Существование Бога, Дьявола и потустороннего мира здесь не только доказано, но и является неопровержимой аксиомой — ангелы регулярно совершают посещения и жизнь в Преисподней можно наблюдать. Да, люди средневековья или современники Данте тоже представляли ангелов и демонов неотъемлемой частью окружающего мира, облекали их в определённую физическую форму, буквально воспринимали все утверждения о географии Рая и Ада. Но их Вера основывалась на невозможности её доказательства. В мире, созданном Тедом Чаном, Веры, как непостижимого шестого чувства, попросту не существует. Вера давно превратилась в рутину, работу; в зависимости от этой работы человек попадёт в Рай или Ад. Впрочем Ад и Небеса не слишком разнятся. Пожалуй, Ад отличается от Рая только отсутствием Бога. И даже в этом кошмарном мире, есть чувство не подчиняющееся никакой логике — любовь.

«Стоя по стойке смирно, танцуя в душе брейк-денс,

Мечтаешь что ты генерал, мечтаешь что ты экстрасенс,

Зная что ты воплощение вековечной мечты —

Весь мир это декорация и тут появляешься ты.»

© Борис Гребенщиков

Судя по отзывам, сравнение этого рассказа с «Цветами для Элджернона» стало просто общим местом. Хотя на тему резкого поумнения и сверх-интеллекта писали многие авторы и определённые параллели можно найти даже у писателей «Золотого века». Итак, герой произведения колоссально, чудовищно умнеет и становится сверхчеловеком прямо-таки в ницшеанском смысле этого слова, ибо выходит за грань деления окружающего мира на добро и зло, и не потому, что он настолько порочен, просто его новому сознанию скучно с людьми, скучно жить по их законам. Помните у Ницше: «Что такое обезьяна по сравнению с человеком? Посмешище либо мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для Сверхчеловека – посмешищем либо мучительным позором.» Люди становятся для героя почти что микроорганизмами, живущими совсем в ином мире. Но кто более опасен для людей: сверх-эгоист , которому люди «до лампочки» или добрый сверх-интеллект, решивший облагодетельствовать человечество? Это один из основных вопросов рассказа.

«Красота — это страшная сила

И нет слов, чтобы это сказать.

Красота — это страшная сила,

Но мне больше не страшно —

Я хочу знать.» © Борис Гребенщиков

Очередная грандиозная идея от Теда Чана. В этом рассказе автор предлагает нам мир близкого будущего, в котором каждый человек по желанию (пока ещё) может установить себе так называемое «калли» , блокирующее восприятие красоты. Цель подобного изобретения безусловно благородна: люди будут воспринимать друг друга «такими, какие они есть» — в соответствии с высшими принципами политкорректности. Автор не показывает своего отношения к фактору «калли» , сохраняет нейтралитет, оставляя за читателем право решать к чему приведёт использование этой системы: к раю истинного равенства на Земле, когда фраза «я не прекрасен, может быть, наружно, зато душой красив наверняка» потеряет смысл; или к тоталитарной уравниловке и потере людьми способности вообще воспринимать прекрасное? Скорее всего рассказ написан Чаном на основе его собственных впечатлений, со своей ярко выраженной китайской внешностью, он вряд ли считался красавцем в США. Но вот что я подумал: давайте поставим всем «калли», давайте уравняем Квазимодо и Давида, Бабу Ягу и Венеру Ботичелли, а как же способность человека преодолеть себя, увидеть прекрасное в уродливом, вопреки всему? Красавица полюбила Чудовище безо всякого «калли», она и теперь его полюбит, но без стресса и переживаний. Всё просто: ты моя женщина, я твой мужчина. И ещё одним чудом любви станет меньше.

Эпатажный сибирский писатель и художник первой четверти прошлого века Антон Сорокин (видимо, Сорокины — они все любители шокировать публику)) прославился не столько своим творчеством (большая часть написанного им не опубликована до сих пор), сколько литературными мистификациями: «ничтоже сумняшеся» он объявлял себя «Джеком Лондоном, Киплингом и Метерлинком Сибири» и «Королём сибирских писателей», а иногда наоборот — шутом и «маниаком». Сорокин сам себя выдвигал на Нобелевскую премию и рассылал свои произведения правителям всех крупных государств мира. Это напоминает историю с поэтом-авангардистом уже 60-х годов Александром Кондратовым, который якобы оправил свою книгу диктатору Португалии Салазару с подписью «Уважаемый диктатор, поскольку кроме вас в Португалии я никого не знаю, то направляю это Вам». Сорокин, кстати, получил ответ только от короля Сиама, тот благодарил за книгу, но объяснял, что не может её прочесть по причине незнания русского языка.

«Хохот жёлтого дьявола» — самое известное произведение Сорокина. В какой-то мере оно тоже является литературной игрой, если можно так говорить о столь серьёзном по тематике произведении. Повесть в очень эмоциональной форме рассказывает об ужасах войны и перекличка с «Красным смехом» Андреева несомненна. Но литературный гиперэкспрессионизм-сюрреализм Сорокина гораздо более сумбурный и понравится не всем. Вероятно, оказал влияние на Сорокина и «Город Жёлтого Дьявола» Горького: название повести представляет из себя комбинацию из названий этих двух произведений. Тем не менее, даже несмотря на некоторую вторичность «Хохота», он представляет интерес, особенно если «держать в уме» личность автора и общие настроения в искусстве России и Европы рубежа веков: романтический образ войны заменяется на представление о ней, как о кровавой бойне (Ф. фон Штук, Верещагин — в живописи, Андреев, Л. Толстой — в литературе). Существует легенда, что свою повесть Сорокин отправил Толстому и тот в целом отозвался о ней с одобрением, но, скорее всего, эта история — очередная мистификация «короля писателей Сибири».

Через 7 лет после окончания Второй мировой, когда раны нанесённые войной Британии только-только начали затягиваться, за 10 лет до диковского «Человека в высоком замке» Сарбан издаёт роман, где описывается мир победившего фашизма. Некоторая искусственность и наивность сюжетных ходов вполне окупается яркой (даже, хм, по-хорошему извращённой) фантазией автора и мрачно-тревожной атмосферой. Идеи «третьего рейха» доведены в мире будущего до совершенства: деление на господ и рабов происходит на генетическом уровне, причём, и у первых и у вторых остаётся всё меньше человеческого. Человечество, по сути, начинает делиться на тупых скотов и кровожадных монстров (чувствуется влияние Уэллса). Всё же автор, на мой взгляд, не совсем верно определился с формой произведения — из такой темы вполне могла бы вырасти большая, толстая, мрачная классическая антиутопия или же — хороший кошмарный рассказ. Получился же небольшой роман-повесть — произведение местами затянутое, но со многими недомолвками. Хотя, как я уже сказал, атмосфера и многие идеи весьма и весьма интересны.

«Малая Глуша» — одна из самых ожидаемых книг года, и надо сразу сказать, что ожидания книга полностью оправдала, а в чём-то и превзошла. Давненько я не получал такого удовольствия от самого процесса чтения. Мои предшественники-критики уже подробно рассказали, что книга состоит из двух частей, которые связаны между собой только косвенно. На мой взгляд, это не так. Судите сами: в первой части романа действие происходит в 1979 году — это рассвет, высшая стадия «эпохи застоя», нет ещё Афгана, страна ждёт московскую Олимпиаду. Серость и беспросветность существования в южном портовом провинциальном городе не спасает обитателей от нападения потусторонних сил, вернее, это даже привлекает инфернальных существ. Вот Дух Голода, к примеру. Вот уж кому раздолье так раздолье в советской провинции. Здесь голод мучает всех, разного рода голод, конечно: кто-то вожделеет столичных колбас, сытости московской; кто-то «голодает» по информации в условиях цензуры, питаясь «огрызками» сплетен и слухов; кто-то ищет свободы, освобождения от удручающе бессмысленного быта, любви, романтики «как в кино про Анжелику»( а ведь предупреждали,«главное — не читать «Алые паруса»). Голод приводит к тому, что организм начинает пожирать сам себя, и дни Империи уже сочтены, голод разума рождает чудовищ — и они не заставляют себя ждать. И вполне логична часть вторая — год 87, уже начался этот процесс. Пожирания. Уже Чернобыль, уже Перестройка, ощущение наступающего кризиса. Как говорят: «Не дай вам Бог жить во времена великих перемен», но менно в такие, переломные времена обостряется чувствительность и открываются двери в потусторонние миры. Безумный квест в местечко под названием «Малая Глуша» предстоит совершить людям, которым совсем уж нечего терять. «Глуша» — их последняя надежда. Даже по названию местности понятно, что «Глуша» — это такая Глушь за которой уже нет ничего... Или есть? Есть что-там за границей, за пределом всего? Путешествие проходит как бы на двух уровнях — мистическом и физическом, абсолютно реальном (даже гипертрофированно достоверном). Незримые связи, объединяющие обе части проступают постепенно, как рисунок на запотевшем стекле, пока не становится понятно, что второй части (и в самом деле ещё более глубокой, более психологичной) никак не могло быть без части первой. Хотя мне лично первая часть понравилась не меньше.

Можно усмотреть в книге влияние «Пикника на обочине», «Божественной комедии», мифа об Орфее, но путь человека к самому себе и своей любви через ад, через все препятствия — настолько вечная тема, что избежать подобных сравнений просто невозможно, а вот как Галина трансформирует знакомую тему — вот это очень интересно! Уважение к мельчайшим деталям, умение создать ощущение достоверности в абсолютно фантастическом эпизоде и ощущение фантастичности — в совершенно бытовом, глубокий психологизм, насыщенная, просто-таки «кинговская» атмосфера. Книга очень сильна как философской, так и социальной мыслью. Несомненно, роман войдёт в число самых заметных книг последнего времени.

Все рассказы Андреева беспощадно, безумно эмоциональны, гиперреалистичны. Автору мало просто показать чувства героев, он доводит эти чувства до критической точки, когда они становятся материальными, приобретают физическое воплощение: захлёбывается кровью Красный смех, вобравший в себя ужас и отчаяние тысяч людей; несёт свою безграничную, неземную тоску «Он»... И Иуда, Иуда Искариот, вечный символ предательства, становится вдруг воплощением любви, любви искренней, самоотверженной и ... беспощадной. Да, это странный мир героев Леонида Андреева, мир, где существуют только искренние чувства на пределе человеческих возможностей, так — на износ — жил и сам Андреев, умерший от паралича сердца.

Это, вероятно, одно из самых ярких произведений об ужасах войны за всю историю мировой литературы. Бессмысленность и безумие кровавой бойни вторгаются в жизнь людей с такой яростью, что обретают наконец физическое воплощение. Жуткие сюрреалистические образы создают впечатление незабываемое. В начале прошлого века повесть вызвала немалый резонанс, оказала серьёзное влияние на русскую литературу того времени, появились даже откровенные «перепевы» повести, например, «Хохот жёлтого дьявола» Антона Сорокина, где влияние Андреева очень заметно. А в конце века «Красный смех» продолжил «гулять по стране» в одноимённой песне Егора Летова.

Маленький шедевр большого Мастера.

Рассказы семи человек сливаются в одно удивительное повествование

— словно нить жемчуга.

У каждого — своя правда, у каждого — своя истина, своя причина, своя оскорблённая честь, свой упрёк.

И что заставит их быть честнее — допрос, исповедь или... смерть?

Или же каждый из них по-своему честен? Но как странно меняется правда только от точки зрения.

И только странствующий монах просто сожалеет о хрупкости человеческого бытия...

«Вавилон, город как город, печалиться о об этом не след,

Если мы идем, то мы идем в одну сторону, другой стороны просто нет!» Б. Гребенщиков ©

Да, Вавилон — город как город, но есть в нём Вавилонская башня, которой нет больше нигде. Как известно из текста Ветхого Завета, строительство этого циклопического сооружения не было завершено, но что если бы людям удалось довести до конца эту стройку многих веков? Об этом и повествует рассказ Чана. Стройку он описывает деловито, достоверно и рассказ порой приобретает черты «производственного романа», но от масштабности, грандиозности замысла всё равно захватывает дух. Ритмичная мелодия сюжета нарастает, приближаясь к развязке, как «Болеро» Равеля. Многомесячные доставки стройматериалов к месту строительства, целые поколения, привыкшие жить между небом и землёй, страх высоты и восхищение человеческой дерзостью — вот из таких кирпичиков строит свой рассказ Тед Чан, а раствором, скрепляющим эти фрагменты, служит Вера. Ведь именно ради Веры и ради Познания, а не из-за гордыни, работают вавилоняне и «гастарбайтеры» из близлежащих стран. Впрочем, нашей стране это тоже хорошо знакомо — здесь тоже в едином порыве и во имя Великой Цели построили немало каналов, дворцов, городов, потемкинских деревень и прочих «вавилонских башен» малого масштаба.

«Математика соблазнила нас, математика казнила нас...» Б. Гребенщиков ©

Только рассказ совсем не о математике. Да, в основе рассказа — опровержение фундаментальных законов, но речь идёт о математике нашей жизни. Живёт себе человек на свете, радуется, печалится, но какой бы не была его жизнь, в ней всегда есть основополагающие, вечные истины, аксиомы, на которых эта жизнь и держится. Они, эти аксиомы, есть у каждого, только у каждого свои. И вдруг — бац! всё рушится... Причины здесь могут быть самые разные: предательство, разочарование или какой-то злой рок, но итог один — потеря веры, потеря опоры в жизни. Вся твоя предыдущая жизнь оказалась пустотой, вся она была поделена на ноль. И как теперь жить? Арифметика просто объясняла нам, что на ноль делить нельзя, не вдаваясь в подробности; только высшая математика пыталась понять суть этого деления. Мы уже выросли из арифметики, а взрослая жизнь не делит поступки на «хорошо» и «плохо»; она переходит к более сложным формулам...

Что же касается софизма, который упоминается в рассказе и позволяет доказать, что 1=2 , да и вообще, что любые числа равны друг другу , то вот один из таких примеров из сети:

1) Пусть c=a+b, где a, b -произвольные числа .

2) a2-b2=(a-b)(a+b)

3) т.к. a+b=c, то получим следующее тождество: a^2-b^2=(a-b)c

4) раскроем скобки в правой части: a^2-b^2=ac-bc

5) добавим к правой и левой части «ab»: a^2+ab-b^2=ac-bc+ab

6) перенесём из левой части в правую «b^2»: a^2+ab=ac-bc+ab+b^2

7) перенесём из правой части в левую «ac»: a^2+ab-ac=ab-bc+b^2

8) вынесем за скобку в левой части «a», а в правой «b»: a(a-c+b)=b(a-c+b)

9) сократим в левой и правой части на «a-c+b»: a=b

10) Т.к. a и b -произвольные, то все числа равны друг другу.

Абсолютно классическая по составу антология русской мистики, даже тогда (в 1993 г.), когда издание вышло из печати, почти все входящие в него произведения были хорошо известны любителям «страшной» русской прозы прошлых веков, а за прошедшее с тех пор время их издали ещё множество раз (исключение — тургеневская повесть «Собака», которую издают не часто). Возьмите любую подобную антологию и процентов на 80 она будет состоять из одних и тех же имён, одних и тех же произведений — «Семья вурдалака», «Страшная месть», «Упырь», «Лафертовская маковница»... Прекрасные повести, но однообразие подборок, как вы понимаете, не радует. Впрочем, если вы не слишком хорошо знакомы со старой русской мистикой, то эта антология предоставляет отличный шанс познакомится с шедеврами этого жанра.

Назад в будущее...

Вот и я добрался до произведения, из которого — как считается — выросла вся отечественная фантастика 60-80-х гг, а главное — здесь был сформирован «эталонный» для советских авторов образ далёкого будущего нашей планеты. Конечно, в юности пару раз я пытался подступиться к этой книге, но не пошла... Советскую фантастику в целом я знаю (смею надеяться) неплохо и захотелось мне для лучшего понимания обратиться к её истокам, ибо — «что посеешь, то и пожнёшь». И вот мои впечатления...

Роман по сути двуслоен: коммунистическая утопия далёкого будущего сочетается с «космической оперой». Что касается первой составляющей, то это — романтизм чистейшей воды, подобные утопии охотно писали романтики в 19 веке, да и гораздо раньше. Естественно, о преимуществах социализма (и коммунизма, как его высшей стадии) говорится немало, но Ефремов искренне пытается рассказать о людях будущего с совершенно иной логикой, людях, которые вышли на совершенно иной духовный уровень: они почти не испытывают агрессии, зависти, ревности, лени, алчности, не нуждаются во лжи, стараются помочь ближнему даже в ущерб себе. Это идеалы не только коммунистической философии, но и любой философской школы. Несомненно, Ефремов вдохновлялся идеми и культурой античного мира, особенно заповедью «mens sana in corpore sano» («в здоровом теле здоровый дух»): лёгкий эротизм, воспевание красоты здорового женского и мужского тела пронизывают всё произведение: «крепкие груди, похожие на широкие опрокинутые чаши, были почти открыты» — в таком духе. То есть, тема...хм, может, и не вполне раскрыта, но физическую красоту автор не упускал из вида. А впрочем, эстетика античного мира всегда была популярна при тоталитарном строе.

Приключения в космосе, развивающиеся параллельно с действием на Земле, наиболее интересная часть романа. Отдельные эпизоды написаны просто здорово, захватывающе и остаётся только сожалеть, что они остались на втором плане по сравнению с философско-социальными фантазиями писателя, очень неглупыми, в целом, но преподнесёнными однобоко и порой нудновато. Масштаб замысла автора, конечно, поражает воображение и сейчас: Великое Кольцо и все образы далёкого будущего, безграничная вера в Человека, в творческую силу человеческого разума — всё это вызывает большое уважение. А ведь создавалось произведение ещё до начала «космической эры«! Но некоторой скованности и суховатости романа это не отменяет, а заключительная его часть и вовсе безнадёжно скучна.

Так что сам по себе роман вполне заслужил своё место в галерее отечественных фантастических произведений, а вот то, что он стал официальным «эталоном», по которому оценивали всю советскую фантастику (и любая ирония по поводу этого романа, как вспоминал Булычёв, считалась кощунственной) — это просто ужасно.

Почти все романы Нила Стивенсона, получившего с лёгкой руки критиков неофициальный «титул» «самого продвинутого писателя Америки», стали заметным явлением в научной фантастике последних лет. «Алмазный век» не стал исключением — книга получила приз «Хьюго», который за красивые глаза, как вы понимаете, не дают. Читать роман не слишком легко, особенно поначалу — автор сразу же бросает читателя в море информации и предоставляет утопающему возможность спасти себя самому. Освоившись, можно уже с интересом наблюдать за приключениями героев книги. Действие романа происходит где-то в конце 21 века, причём основные события разворачиваются в приморском Китае. Крутые нанотехнологии и всевозможная «киберпанковщина» занимают в книге важное место, но они, так сказать, «на поверхности» сюжета, сразу бросаются в глаза , неоднократно отмечены в отзывах. Мне хотелось бы сказать о «подводной части айсберга» — философской составляющей романа, исследующей роль личности в обществе. Автор символически показывает три дороги, по которым можно направиться свободной личности, несогласной с лицемерием окружающего мира — 1) нонконформизм, бунтарство 2) уход в творчество и третий путь (о нём умолчу — ответ в книге). Развитие «собственного я» героини показано в книге на фоне столкновения Запада и Востока: первый представлен сообществом Новой Атлантиды, живущей по принципам Викторианской Англии, которая олицетворяет вершину западной культуры в чистом виде; на противоположном полюсе — конфуцианский Китай со своими понятиями о добродетели. Несмотря на некоторую «перегруженность» «литературного полотна» деталями, роман представляет значительный интерес, описание мира будущего оказалось ярким и запоминающимся.

Это самый первый опубликованный рассказ Клингермен. Он был опубликован в знаменитом The Magazine of Fantasy & Science Fiction, а никому тогда ещё не известная Клингермен была представлена в журнале как «домохозяйка из Аризоны». Дебютный рассказ стал для автора и одним из самых известных, а в СССР издавался аж под двумя названиями ( в «Юном технике» его назвали «Чёрные, белые, зелёные...» ). Простодушный, но очень милый рассказ о том, что мир могут спасти только доброта и искренность. Это было актуально в разгар «холодной войны» и «маккартизма», когда писался рассказ, актуально и сейчас.

Сейчас уже невозможно точно определить все стихотворения из прутковского цикла, которые написаны Толстым, но доподлинно известно, что, Алексеем Константиновичем созданы, пожалуй, самые известные творения Козьмы — «Осада Памбы», «Письмо из Коринфа», «Мой портрет», «Из Гейне». Помните? «Вянет лист, проходит лето, / Иней серебрится. / Юнкер Шмидт из пистолета / Хочет застрелиться...» Прутковские стихотворения очень сильно повлияли на развитие русской литературной сатиры и — особенно — на развитие литературной пародии. Учились у Пруткова искусству пародии, пародировали самого Пруткова... (Дух свободы... К перестройке /Вся страна стремится, /Полицейский в грязной Мойке /Хочет утопиться. — Саша Чёрный) Да и Остап Бендер, называвший себя «сыном лейтенанта Шмидта», на самом деле прямой литературный потомок другого Шмидта — юнкера. А кому только не доставалось от Пруткова. Толстой сотоварищи пародировали стихи Фета, Щербины, Бенедиктова, Жуковского, Хомякова, Веневитинова, Полонского...

Я и сам, грешным делом, не раз подражал в стихах Пруткову. Уж больно хорош.

Существовал в советское время такой польский журнал — «Горизонты техники для детей» (ГТдД). Вообще-то в Польше назывался он Kalejdoskop Techniki, но специально для СССР выпускали русский вариант издания. Обалденный журнал. В нашей стране тоже выходили хорошие технические журналы для детей и юношества — замечательный «Юный техник», например, или «Техника молодёжи», но по советской традиции материалы в них были порой слишком «академичны», серьёзны, а поляки ухитрялись выпускать журнал, который оказался одинаково интересен и дошкольникам и совсем уже взрослым читателям: печатали головоломки, рассказы из истории техники, весёлые рисунки, предлагали чертежи совершенно невероятных вещей — от удивительных игрушек, до миниатюрного пылесоса из консервной банки, работавшего от обычной плоской батарейки. Печатали в «ГТдД» и фантастические рассказы. В 80-х одним из постоянных авторов-фантастов была Юлия Нидецкая. Я, честно говоря, в детстве даже подозревал, что это псевдоним, в смысле «автор жжот нипадецки» (до таких фраз тогда, конечно, ещё не дошли, но ассоциации понятны). Нет, оказывается и в самом деле есть такая писательница, довольно известная в то время в Польше. Её рассказы в «ГТдД» были простоваты, но «Согласно заданной программе» мне очень понравился. Рассказ повествует о взаимоотношениях людей и упёртого в своём стремлении делать им добро робота — классическая история о простодушии (которое хуже воровства) искусственного интеллекта. Наверняка, Нидецкую вдохновили подобные рассказы Шекли (она сама признавалась в интервью, что обожает Шекли) и Силверберга, а также «Вождь краснокожих» О. Генри, но получилось хорошо.

«ГТдД» читали многие и, как выяснилось, некоторые люди до сих пор помнят это рассказ, но даже они не помнят, кто был его автором. Собственно, эта несправедливость и сподвигла меня на составление библиографии Юлии Нидецкой.

Многие русские писатели пытались описать жизнь в России одной фразой. Короче всех сказал Карамзин: «Воруют»; по мнению неизвестного автора: «У России две беды — дураки и дороги»; В. Гиляровский считал, что «в России две напасти: Внизу — власть тьмы, а наверху — тьма власти». Но, остроумнее всех оказался А. К. Толстой, воспользовавшись фразой из летописи Нестора: «Земля наша богата, порядка в ней лишь нет». Эти слова звучат рефреном в стихотворной сатире из 83 строф, которая рассказывает всю историю России с древнейших времён до середины 19 века. Опубликовать произведение при жизни автора не было никакой возможности, но оно быстро разошлось по стране в рукописных списках. Бесспорный шедевр — беспощадная, остроумная сатира, написанная прекрасным живым языком! Произведение породило множество подражаний-продолжений: например, поэт В. Адикаевский продолжил «Историю государства Российского» до 1905 года, И. Алексахин написал своё продолжение «История государства Российского от декабристов до Горбачева (1825 — 1985 гг.)», а Аркадий Сорокин в 2005 году продолжил толстовскую «Историю» до Путина .

Роман принято считать классикой «альтернативной истории». Вот и почти в каждом отзыве на это произведение не обходится без слова «классика». Да, классика. Но альтернативной ли истории? К «альтернативке» относят произведения, в которых привычная нам история в один из переломных моментов пошла по другому пути. Эти признаки в романе, несомненно, присутствуют. Но не являются для автора приоритетом, автор уделяет место не сколько описанию изменившейся жизни, да и эти изменения ещё не столь выражены (они больше — в перспективе), де Камп прежде всего задаётся вопросом: способна ли «культурная» цивилизация противостоять варварству, милитаризму, мракобесию. Молодец видфара — обратил внимание на дату написания романа. Для де Кампа, как и для его героя, сохранение Империи, сохранение античной культуры — символ противостояния фашистской угрозе, символ веры в человеческий разум.

А сами приключения археолога Пэдуэя — классическое «попадалово» из 20-го века в 6 век, в Королевство Остготов (условно говоря, государство, существовавшее на месте Западной Римской империи и сохранявшее античную культуру). Как историк и археолог, Пэдуэй знает, что в ближайшем времени Королевство рухнет и вся Западная Европа погрузится в мрачную эпоху Средневековья. Поэтому засучив рукова он принимается за работу — «изобретает» книгопечатание, виски (!),арбалет, надёжный сигнальный телеграф, совершенствует систему бухучёта... Просто-таки лабораторная работа на тему «Роль личности в истории». Всё это наивно, но интересно, чужака в чужом мире ожидают не только опасные, но и забавные происшествия. Хотя можно говорить лишь об элементах «альтернативной истории» в романе, но на развитие этого направления в НФ, произведение оказало большое влияние, поскольку в нём подробно раскрываются базовые принципы «альтернативки» — изменения в ключевых точках истории.

Что касается перевода Баканова, то он совсем неплох, но традиция написания исторических имён и в самом деле не соблюдена. Так императрица Феодора названа Теодорой и. т. п.

Интересно, что сам Лейбер вырос в семье актёров «шекспировского» театра и главный герой романа, потомственный актёр — «альтер эго» автора книги. Итак, не слишком талантливый, но старательный актёр (себя он считает гением) прилетает по очень важным делам на постъядерную Землю с Циркумлуны — искусственного спутника Луны. Циркумлуну населяют в основном «высоколобые» учёные, а «придаток» Циркумлуны — «Мешок» — хиппари и богема (искусство частенько становится просто «придатком»), на Земле же после атомной войны произошли немалые перемены — почти всю Северную Америку захватил непомерно разросшийся Техас. Привыкшему к невесомости герою приходится на Земле постоянно носить специальный экзо-скелет, без которого он шагу ступить не может, а поскольку наш герой ещё и худ, как смерть, то земляне называют его Призраком или Черепушей. Как известно, в мексиканской традиции особое отношении к смерти. «Мексиканец со смертью знаком близко; он шутит о ней, ласкает ее, прославляет, спит с ней; это одна из его любимых игрушек и самых крепких привязанностей» (Октавио Пас). А угнетённые мексиканцы составляют значительную часть населения Техаса. Придётся Черепуше стать вождём народных масс... Произведение представляет из себя социальную сатиру, представленную форме яркого, почти «карнавального» гротеска. Автор высмеивает разнообразные штампы — «русских медведей», самомнение техасцев, ставшее притчей во языцех, немецкий «милитаризм», революционную романтику. Иронизирует по поводу мнимой свободы искусства, которое вынуждено служить то денежным мешкам, то революционным идеям.

Некоторые шутки великолепны, хотя встречаются и такие, которые будут интересны, в первую очередь, американскому читателю.

Чайна Мьевиль — убеждённый социалист и его дебютный роман просто насыщен аллегориями, отражающими его политические взгляды. Здесь и жажда власти представителей «проклятого класса» — королей и иже с ними, здесь и нежелание «плясать под чужую дудку», и духовная слепота обывателей, и манипуляция толпой, и традиционно-бунтарские размышления о том, что «чистым (то бишь стерильным, опять-таки — в духовном смысле) быть неестественно» (Помните у Цоя : «мы пили воду из луж»?). Сюжет романа немного прямолинеен и книга могла бы стать в один ряд с многочисленными просто добротными произведениями в жанре «городского фэнтези», но три основных потока энергии, три направляющих вектора книги, которыми Мьевиль владеет в совершенстве — любовь к музыке, любовь к Лондону и умение ловко перерабатывать известные легенды — поднимают произведение на гораздо более высокий уровень. И, конечно, невозможно не сказать о замечательном внимании Мьевиля к деталям, позднее в рассказе «Детали» Чайна объявит это своим художественным принципом. Благодаря этому, книга превращается в симфонию, грандиозную песнь о свободе, и оживает каждая трещинка в стенах домов, каждое окно в сумраке городской ночи, нервное сердце города бьётся в стиле драмм энд бэйс. Лондон становится дорог даже тем, кто там никогда не бывал .Потрясающе яркие описания «другой стороны города» — Лондона подворотен, крыш, метро, клубов и подземелий. Дабы не наполнить отзыв спойлерами, о легендах, использованных Мьевилем, умолчу. Но пару слов о персонаже по имени Лоплоп сказать необходимо. Птицечеловек Лоплоп был придуман знаменитым художником Максом Эрнстом и стал персонажем его работ. Перевод не всегда передаёт игру слов автора. Например, знакомясь с героем, Лоплоп говорит: «Лоплоп представляет Лоплопа», — это дословное название одной из картин Эрнста.

Принято считать, что эта пьеса положила начало русской литературе нонсенса, абсурда. Увы, первый же показ пьесы вызвал грандиознейший скандал государственного масштаба — не готовая к новаторству публика совершенно не поняла пародийности пьесы, а возмущённый император Николай I (он тоже присутствовал на премьере) покинул зал не дожидаясь конца представления. Пьесу запретили. Было чему удивиться почтеннейшей публике — по сцене бегали собаки, Кутило-Завалдайский в нарушение канонов обращался непосредственно к зрителям, герои пьесы носили (по тогдашнему обыкновению) «говорящие имена», но их характеры именам совершенно не соответствовали. Застенчивый Беспардонный, «человек приличный» Кутило-Завалдайский... Абсурдные диалоги высмеивали банальность многих театральных постановок того времени. Ещё лет за десять до появления «Фантазии» Некрасов писал о русском театре: « Если на афише стоит жид, грек или татарин, а тем паче все трое вместе, тогда дело кончено: театр полнёхонек». Поэтому среди героев «Фантазии» — Разорваки, Батог-Батыев и Либенталь (правда, немец). В общем, выражаясь словами пьесы, это произведение -«очевидная пасквиль». Очень смелая и смешная.

Пьеса имеет даже косвенное отношение к фантастике: в финале спектакля Кутило-Завалдайский в своём знаменитом монологе рассказывает парочку фантастических историй.

В этом романе Муркок пародирует не только штампы шпионских романов и произведений о Бонде, «Китайский агент» — пародия на произведения самого Муркока, в первую очередь — на книги из цикла о Джерри Корнелиусе. Автор посмеивается над собой совершенно откровенно: Корнелла по ошибке называют Корнелиусом, у него есть брат Фрэнк и. т. д. А если учесть, что Корнелиус писался Муркоком как пародия на его же Элрика, а Элрик начинался как альтернатива (почти пародия) Конану... Весёленькая родословная получается у героев романа. Главный герой романа Джерри Корнелл — секретный агент английской разведки. Симпатичный разбитной парнишка, дамский угодник. В остальном, он, пожалуй полная противоположность трафаретным крутым суперагентам: одевается неплохо, но неопрятно — волосы сальные, рубашка несвежая; его любовные победы — как правило, ирландские официанточки, а женщина-вамп и сама может легко подчинить его своей воле; вращается не в «высшем свете», а среди старьёвщиков и алкоголиков лондонского дна; работает не из любви к Родине, а ради прибавки к зарплате; трусоват; не бедствует, но вынужден экономить каждый фунт — секретную службу не балуют хорошим финансированием (что уж говорить о китайской разведке, которая вынуждена подторговывать пиратскими дисками «Битлз» и пытается купить секретные материалы за 80 фунтов). Каков герой — таковы и его приключения. В итоге мы имеем что-то вроде «Голого пистолета» конца 60-х — весёлую, нарочито наивную и немного абсурдную историю. А если учесть, что первая редакция романа создавалась в середине 60-х, то произведение стало одной из самых ранних пародий на «бондиану».

P.S. Для знатоков Муркока — одной из героинь книги является Мэвис Минг. Помните «Легенды Края Времени»?

«Плюнь тому в глаза, кто скажет, что можно обнять необъятное!», «Смотри в корень», «Бди!», «Козыряй!», «Если хочешь быть богатым, будь им», «Не ходи по косогору, сапоги стопчешь!».

Банальные откровения графомана-обывателя Козьмы Петровича Пруткова настолько вошли в наш разговорный язык, что уже воспринимаются как ... народная мудрость. Сейчас уже невозможно определить какие из афоризмов придуманы Толстым, какие братьями Жемчужниковыми, многие, наверно, писались совместно. Но всё же есть серьёзные основания полагать, что именно Толстой внёс основной вклад в создание «Мыслей и афоризмов». Упорно доказывающие очевидные истины и парадоксальные, короткие и хлёсткие или демагогически замысловатые афоризмы Пруткова — одна из вершин мировой сатиры, такая же, как «Басни» Эзопа, «Путешествия Гулливера» Свифта», «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Швейк» Гашека, «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова. Вас удивляет, что я ставлю афоризмы на пьедестал вместе с романами? Тогда обратимся за мудростью к самому Козьме. У него есть на любой вопрос ...

«На беспристрастном безмене истории кисть Рафаэля имеет одинаковый вес с мечом Александра Македонского» © Козьма Прутков.

Талант Сенковского-сатирика сопоставим с талантом таких гениев русской сатиры, как Гоголь и А. К. Толстой. Удивительно, насколько хорошо овладел Сенковский русским языком, который не был для него родным: отличное построение фраз, тонкая игра словами, живость речи, фразы — хлёсткие, чёткие. А превосходное чувство юмора, беспощадность и даже некоторый очаровательный цинизм сделали Сенковского грозой всех тогдашних «звёзд» — современные «гламурные подонки» жёлтой прессы могут только мечтать о такой славе. Особенно беспощаден сатирик к своим собратьям по перу — и многие его произведения остаются удивительно современными до сих пор, если некоторые социальные и политические аллюзии потеряли свою остроту для читателя 21 века, то насмешки в адрес графомании, литературной фальши и литературной моды не менее актуальны, чем в 19 веке.

Влияние рассказа на последующее развитие вампирской темы огромно. Полидори создал не только первого литературного кровососа, он заложил основы классического образа вампира — загадочного аристократа, соблазнителя, обладателя многих имён, чудовища, живущего среди нас и искусно маскирующегося под «порядочного человека». Да, конечно, самым ярким, интересным и знаменитым вампиром стал граф Дракула , но основные черты воплощения «притягательного зла» были созданы Джоном Полидори. До середины 19 века лорд Ратвен (Рутвен) был одним из наиболее популярных литературных персонажей (кстати, упоминался он даже в « Графе Монте-Кристо» Александра Дюма), впрочем, в произведениях некоторых писателей он появляется до сих пор.

Неизвестно как бы ещё сложилась судьба рассказа, не будь он опубликован первоначально под именем Байрона, одного из самых популярных писателей того времени. Возможно, читающая публика не проявила бы интереса к творению никому не известного Полидори. В таком случае вся мировая мистическая литература была бы сейчас совсем другой.

Полидори иногда упрекают чуть ли не в плагиате, но хотя он и воспользовался замыслом Байрона, всё же очень серьёзно переделал его, развил в ином направлении и сотворил из довольно-таки бесформенного фрагмента оригинальное произведение. А история создания рассказа в один из вечеров на Женевском озере в ходе литературного соревнования (другим результатом которого стал «Франкенштейн» Мэри Шелли) знаменита, пожалуй, больше рассказа, обыгрывается во многих книгах и фильмах и Полидори сам постепенно становится таким же литературным персонажем, как его лорд Ратвен, частично списанный с лорда Байрона (да и вся история о Вампире — зашифрованная история разрушенной дружбы между Байроном и Полидори).

Рассказ представляет интерес и для современного читателя, хотя, конечно, может показаться немного наивным и старомодным, так как история относится к тому странному романтическому времени, когда данное однажды слово держали даже под угрозой смерти и угрозы для близких, и когда слово «честь» казалось одной из основ мироустройства. Читать рассказ лучше всё же в современном переводе Лихачёвой, чем в классическом переводе Киреевского.

Замечательный (и, увы, — последний) сборник одного из самых самобытных русских фантастов. Автор собрал в книге лучшие повести и рассказы из своих предыдущих сборников, расположив их в хронологическом порядке, позволяющем наблюдать не только эволюцию стиля и взглядов писателя, но и меняющиеся научно-фантастические взгляды общества на протяжении десятилетия, которые он высмеивает — от восторженного сюсюканья по поводу НТР и роботов в начале 60-х до более настороженного отношения к технике в начале 70-х. «Фантастику я никогда не любил» заявляет писатель-фантаст Варшавский в предисловии к сборнику и я понимаю смысл этого пародоксального заявления: рассказы Варшавского — это в первую очередь Литература, это тонкое понимание человеческой психологии, сопереживание героям, вечная философия человеческой души, словом, всё, без чего роботы, перемещения во времени, космические полёты и прочие атрибуты научной-фантастики, конечно же, во множестве встречающиеся в произведениях автора, окажутся пустым хламом. О возможности потерять человеческую душу в погоне за техническим прогрессом и комфортом предостерегает нас и автор. Большая часть произведений сборника — сатира, порой очень жёсткая (хотя встречаются милые, добрые юморески и настоящие трагедии) и вопреки названию, которое на самом деле весьма двусмысленно (это вы поймёте прочитав одноимённый рассказ) — «тревожные симптомы» есть. Давайте же прислушаемся к мудрым историям автора.

Рассказы Варшавского, конечно, актуальны в любое время и не имеют привязок к определённому времени, но атмосфера 60-х годов прошлого века — времени грандиозного духовного подъёма, интереса к науке, развитию (особенно в СССР), наложила на них свой отпечаток: сейчас так эмоционально и душевно вряд ли кто-то напишет.

Согласен с kkk72: это произведение и в самом деле гораздо ближе к научно-популярной литературе, чем к художественной, язык довольно прост, без всяких изысков, приключения так же незатейливы. Зато в рассказе довольно интересно описываются разнообразные физические и астрономические явления — эффекты меньшей силы тяжести, отсутствия атмосферы... Современному читателю всё это во многом знакомо благодаря школьному курсу физики, но не будем забывать, что Циолковский писал свой рассказ в конце 19 века (!), когда предположения автора казались махровой научной фантастикой и не будем смотреть свысока на произведения прошлых веков, наоборот — восхитимся ещё раз гением нашего соотечественника, великого Пионера Космоса К. Э. Циолковского. Известный писатель-эрудит прошлого века Марк Алданов сказал как-то : «Через сто лет любой школьник будет знать больше, чем я». Пусть этот рассказ — небольшой шажок для великой русской литературы, но — грандиозный прыжок для космической эры человечества.

P. S. Утвеждение, что Циолковский «забыл» об отсутствии атмосферы на Луне — неверно, его герои даже сами удивлялись, как они могут дышать на Луне при отсутствии воздуха и ответ приходит в самом конце рассказа. Возможно, Циолковский просто решил не «загружать» лишний раз тогдашнего неподготовленного читателя и «упростил» своим героям пребывание в безвоздушном пространстве.

Вместо эпиграфа.

Хлестаков. У меня лёгкость необыкновенная в мыслях. Всё это, что было под именем Барона Брамбеуса...всё это я написал.

Анна Андреевна. Скажите, так это вы были Брамбеус?

Хлестаков. Как же, я им всем поправляю статьи...

(Н. В. Гоголь. «Ревизор»)

Конечно, это был не Хлестаков. Под именем сверхпопулярного в 30-х годах 19 века Барона Брамбеуса творил Осип Сенковский. Мужчины любили произведения Брамбеуса за беспощадную, едкую сатиру, женщины — за лёгкую фривольность острот. Действительно, Сенковский не щадит никого и ничего, великолепная образованность и блистательное чувство юмора позволяет ему с лёгкостью едко шутить на самые разные темы — от политики до проблем русской литературы, от женского кокетства до модных в то время научных теорий. Описывая забавные приключения легкомысленного барона (почти «русского барона Мюнхгаузена»), Сенковский успевает отпустить колкости и по поводу «малороссийских писателей» (вероятно подразумевая нелюбимого им Гоголя) и по поводу египтолога Шампольона, успевает раскритиковать устаревший стиль литературного языка (с бесконечными «сей» и «оный») и поговорить о лицемерии нравов «высшего общества». Приключения Брамбеуса написаны прекрасным языком, но русский не был для поляка Сенковского родным. Однако, он обладал врождённым талантом полиглота и помимо русского в совершенстве овладел турецким, арабским и некоторыми другими трудными языками. Сенковский много путешествовал по арабскому Востоку.

В знаменитой цикле Ф. Фармера «Мир реки» одним из героев является Ричард Бёртон — знаменитый путешественник, писатель, полиглот. Иногда мне кажется, что Сенковский вполне мог бы стать героем не менее фантастичных романов — может, он знал и не 29 языков, как Бёртон, но больше дюжины — точно. В любом случае, альтер-эго Сенковского — Барон Брамбеус становится участником очень фантастических событий. К фантастике относятся две последних повести цикла.

Нельзя не согласиться с мнением уважаемого Кел-кора — история сама по себе хорошая, но вступление — длинное, нудное, архаичное — читается с трудом. Бывало такое в творчестве Сенковского (на самом деле — очень талантливого литератора): ударится вдруг в философствование и куда только подевались живые, язвительные фразы, обычно свойственные его повестям и рассказам?! Однако, благодаря второй части произведения, впечатления от прочитанного остались неплохие.

Шедевр русской готики начала 20-го века. Впрочем, назвать это рассказ просто «готическим» означает откровенно его унизить; будучи абсолютно готическим по атмосфере, «Он» — в первую очередь, шедевр великой русской литературы в целом и одна из квинтэссенций творчества Андреева: запредельно яркое выражение эмоций, мучительно сладкая недосказанность, глубокая философия, словом, всё, что отличает произведения Леонида Андреева, присутствует в рассказе.

Конец 80-х. Второй фантастический спецвыпуск белорусского журнала «Парус»: всего таких спецвыпусков было три, у меня есть первые два и они до сих пор являются для меня чуть ли не эталоном отечественного фантастического журнала. А уж тогда мои юношеские впечатления были просто восторженными. Так вот, самым ярким произведением второго спецвыпуска был, конечно, «Магический треугольник». Сейчас повесть многим, наверно, покажется средней, но тогда таких боевиков, да ещё и в жанре технофэнтези, и не писал почти никто. Повесть я перечитывал несколько раз — так она мне понравилась. По «старой памяти» ставлю очень высокую оценку, хотя сейчас приключения Матвея выглядят порой простовато. Но недавно я опять перечитал повесть с умилением и большим удовольствием: наверно, тут уже даже не в тексте дело, а в ностальгии по детству.

Рассказ будет понятнее, если знать его историко-религиозную подоплёку. Симон волхв (Симон маг) — историческое лицо времён императора Нерона, мистик, родоначальник гностицизма. В «Деяниях апостолов» описана известная легенда о противостоянии апостола Петра и этого самого волхва. Самоуверенный колдун даже пытался взлететь, призвав на помощь бесов, но силой веры апостола был низвегнут на землю. В данном рассказе Ордынцев по своему трактует легенду и предполагает, что Симон пытался взлететь не при помощи тёмных сил, а с помощью изобретённых крыльев. Рассказ неплох, но, на мой взгляд, как часть большого исторического произведения воспринимался бы лучше — так он показался мне немного грубоватым, необработанным фрагментом.

Стечкин (писавший чаще всего под псевдонимом Соломин) стал, наверное, первым русским писателем-фантастом, то есть — писателем, в творчестве которого фантастика играла главенствующую роль. «Предки» — одно из наиболее известных произведений автора. Рассказ незатейливый, но его основная идея довольно смелая и интересная, тем более для своего времени. Рассказ производил впечатление и через полтора десятка лет: в конце 20-х годов один из читателей журнала «Всемирный следопыт» прислал рассказ в редакцию под своим именем и занял первое место на конкурсе фантастического рассказа. Мошенничество раскрыли лишь после возмущённых писем читателей.

В 20-х годах XIX века Сомов познакомил русских читателей с очаровательными украинскими легендами, чуть позже Гоголь превратил малороссийские небылицы в недосигаемые шедевры — «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Вий». В ещё более позднем расказе Данилевского — тот же украинский колорит, те же полёты на чёрте и на ведьме, всё это довольно мило, с неплохим юмором, но ничего нового после Сомова и Гоголя Данилевский в этом рассказе не сказал.

Я бы советовал воспринимать это произведение в контексте других рассказов «Первого субботника» — как и другие рассказы сборника, это своеобразный вызов официальной советской литературе. Пока «инженеры человеческих душ» ваяли фальшиво-сопливые произведения о любви советского человека ( к Родине, или к другому советскому человеку), народ сочинял частушки вроде «Нравится — не нравится, спи моя красавица». И такие частушки пользовались большим успехом, чем стихи многих советских поэтов. Математическое правило «минус на минус даёт плюс» ещё никто не отменял , и Сорокин опошляя саму пошлость создаёт произведение искусства. Но, конечно, рассказ я советую далеко не всем — может вызвать неприятные чувства. Некрофилия всё-таки. Хотя в нашей стране к некрофилии давно привыкли.

«А рано утром

Я встану в очередь в Мавзолей.

Некрофилия, некрофилия.

Моя изнуренная некрофилия.»

Егор Летов

Рассказ очень напомнил классический советский анекдот про чукчу, который поехал в Москву за товарами, логично рассудил, что в самый лучший магазин будет самая большая очередь, но попал на Красную площадь и встал в очередь в Мавзолей. В общем, пока он очередь отстоял, «продавец умер и в гробу лежал». А ещё рассказ напоминает произведение Зощенко «О том, как Ленину подарили рыбу». Если бы Антон Семёнович Сорокин прожил ещё несколько лет, он вероятно писал бы истории, где рыбу дарили уже не Ленину, а «Лучшему другу всех тунгусов, товарищу Сталину». Это чистейшей воды конъюнктурное произведение и, к чести Антона Семёновича, он этого и не скрывает. Всё настолько наивно, что даже вызывает умиление. Хотя скуповатое, но выразительное описание тогдашней сибирской жизни представляет интерес.

Неплохая мифо-историческая повесть, основанная на всем известных древнегреческих легендах. Владимир Богораз-Тан известен как видный этнограф, специалист по чукчам и другим северным народам. В повести, правда, народов Севера нет, наоборот — она о горячих южанах, древних греках и критянах. Но серьёзный подход к материалу налицо: яркие детали и подробности жизни и быта древних народов, фантазия автора делают произведение живым и помогают по-новому взглянуть на уже казалось бы набившие оскомину блуждания Тезея по Лабиринту с «нитью Ариадны» в руках или безрассудность летящего Икара.

С точки зрения собственно литературы — всё-таки слабовато. Следует, правда, учесть, что весь цикл о Магах Крыжановская писала под явным влиянием произведений Блаватской и назидательность, стремление донести до читателя философско-моральные принципы космизма, возобладала над фантастико-художественной составляющей романа. Всё равно — поступки героев наивны и предсказуемы, текст грешит жутким пафосом и мелодраматизмом (чувствуется, что Крыжановская много работала в области «сентиментального романа»). К тому же крайний консерватизм автора выглядит сейчас странновато: корень всех зол Крыжановская видит в стремлении людей к «сокращению труда и увеличению заработной платы». Но как антиутопия роман представляет несомненный интерес. Ещё в начале прошлого века автор описывает находящийся на грани экологической катастрофы мир будущего, циничный и бездуховный, общество потребления. Лозунгами о свободе и равноправии прикрывается всемирная диктатура кровавого Шелома Иезодота. А культ личности диктатора и уничтожение церквей под прикрытием идеи «свободы совести» — всё это нынешнему читателю уже понятнее, чем современникам Крыжановской.

Рассказик внешне непритязательный, такая, знаете ли, типичная советская «журнальная» фантастика 80-х. Но чем он мне понравился — здесь сбывается заветная мечта если уж не любого поэта, то любого русского графомана точно. Знаете какая заветная мечта у графомана? Нет, помимо мечты о славе , тиражах... Правильно — «бухнуть» с Пушкиным! У меня у самого, как у порядочного графомана, тоже было целое стихотворение, которое начиналось словами: «Мы пили с Пушкиным когда-то, и в час предельного запоя, сказал он: Лёлик, я как брата тебя люблю, и всё такое...» И вот у главного героя рассказа — не слишком умелого поэта — появляется возможность воплотить мечту своих собратьев. В целом, несмотря на простоту (или благодаря ей) рассказ довольно мил, с иронией, с некоторым даже пафосом: мол, живо наследие Солнца русской литературы, жива русская поэзия, сильная и понятная людям разных эпох.

Рассказ «Встреча через триста лет» гораздо менее известен, чем «Семья вурдалака», хотя эти два произведения составляют своеобразный мини-цикл о маркизе д`Юрфе. Но если в «Семье...» маркиз был главным рассказчиком и главным героем, то здесь повествование ведётся от лица его возлюбленной герцогини де Грамон, из-за которой, как, наверно, помнят читавшие «Семью вурдалака», маркиз уезжает на службу к господарю Молдавии и попадает в неприятную историю с упырями. События «Встречи ...» предшествуют этому: в мистическую историю оказывается вовлечена сама герцогиня. Рассказ послабее «Семьи вурдалака», но неплох.

Василий Лёвшин — это даже не «отец русской фантастики», а её «прадедушка». Его «сказки», положившие начало русской волшебно-богатырской повести, созданы на основе древнерусских сказаний, а также — легенд других народов: среди героев встречается, например, колдун Твердовский (пан Твардовский из польских средневековых легенд), упоминаются персонажи греческой мифологии. В конце 18 века «Русские сказки» пользовались огромной популярностью, выдержали четыре издания, несмотря на отрицательное отношение к ним отцов православной церкви — из-за романтизации язычества и фривольных шуточек. Современному читателю произведения Лёвшина покажутся наивными, Во-первых — вычурный язык екатериненских времён, коим писаны сии великомудрые повести стал самой настоящей архаикой уже в начале 19 века, а чуть позже Козьма Прутков беспощадно издевался над ним в замечательных «Гисторических материалах»; постоянный повтор чуть не через каждую строчку слов «сей», «оный», «учинить» понравится далеко не каждому. Впрочем, мне, как любителю старины читать подобные словесные конструкции было чрезвычайно забавно. К тому же произведения отличаются не только устаревшим языком, но и богатейшей фантазией и своеобразным юмором, который хоть и выглядит порой грубовато, но понятен и сейчас: Алёша Попович ( а плутовская повесть о нём — просто-таки юмористическое фэнтези, с элементами хоррора) приклеивающего смолой бороду деда или богатырь Чурило так бьющий противнику по голове, что «оная ушла совсем в тело, выскочила в противуположной части на низ и вынесла на себе желудок, ровно как шапку». Как ни странно, при всей относительной наивности языка и сюжета сказок, я неоднократно ловил себя на мысли, что читаю их с искренним интересом.

В четвёртый том «Библиотеки русской фантастики» вошли фантастические произведения русских авторов первой трети 19 века. По замыслу ли составителя, либо же по случайному совпадению, но большая часть произведений сборника оказалась так или иначе связана с Украиной ( по-старому — с Малороссией) и её богатейшим фольклором. Антоний Погорельский, вошел в историю русской литературы прежде всего знаменитой повестью «Чёрная курица, или Подземные жители», но в антологии мы познакомимся с фрагментами другого его произведения — «Двойник, или Мои вечера в Малороссии», составленного из мистических историй, к которым автор относится с изрядной долей иронии. Нас ждёт очередная встреча с одним из важнейших произведений отечественной литературы — гоголевскими «Вечерами на хуторе близ Диканьки», бесценной кладовой малороссийских легенд, суеверий, обычаев. Близки по духу «Диканьке» и многие произведения предшественника Гоголя Ореста Сомова. Этот писатель, конечно, не обладал гением Гоголя, но тоже, по моему мнению, был весьма талантлив. В антологию вошли произведения Сомова из цикла «Малороссийские были и небылицы», основанного на украинских легендах (порой, как и у Гоголя, довольно страшноватых), а также рассказы по мотивам русских крестьянских поверий. Михаил Загоскин более известен как автор исторических романов, но в цикле «Вечер на Хопре» он талантливо рассказывает несколько мистических (не то — псевдо-мистических) случаев, посмеиваясь над наивной верой в таинственное. Впрочем, окончательный выбор: верить в истинность рассказанного или нет, автор оставляет за читателем. Действие некоторых рассказов цикла происходит в Польше и Белоруссии — продолжая малороссийскую направленность сборника.

Нельзя не отметить солидность издания: в качестве приложения в антологию входят русские легенды из книги Бурцева «Сказания русского народа», многочисленные примечания. Книга иллюстрирована работами почти забытого художника начала прошлого века Сергея Соломко. Хороший подарок для любителей ретро-фантастики. Общий уровень произведений антологии весьма высок — ещё бы: все авторы — заметные фигуры «золотого века русской литературы». Правда, многие повести, входящие в сборник, мне были уже хорошо известны , но цикл Загоскина стал приятным открытием.

«Хвалебные слова всегда банальны», как справедливо заметил Роберт Рождественский в одном из своих стихотворений. Казалось бы: всё, что только можно сказать, сказано об этой повести, одной из вершин русской литературы. Но обаяние произведения таково, что поделиться своими впечатлениями так и тянет — так же как героев Гоголя тянет вдруг пустится в лихого гопака.Язык произведений Николая Васильевича всегда был великолепен, но здесь он безупречен: красивый, певучий, каждое слово живёт , переливается причудливо, и каждое словечко на своём месте — чуть поменяешь слова в предложении — ан нет уже той гармонии. Господи, как же красив может быть русский язык под умелой рукой! — по повести Гоголя можно как по эталону проверять современных писателей: почитал такого нынешнего классика — вроде ничего, а открыл после него книгу Гоголя — вот тогда на контрасте всё и понятно. И не правы те, кто считает, что язык Гоголя устарел. Вот писатель Михаил Веллер, например, пишет: «юмор Гоголя скучен — на взгляд с нашего сегодняшнего юмора»... Да ни черта подобного! Шутки некоторых сегодняшних ,с позволения сказать, юмористов второй раз уже невозможно слушать — становятся смертельно скучны, а «Ночь перед Рождеством « я в очередной раз не могу перечитывать без смеха. Самое удивительное, что язык-то гоголевский не устаревает! Уж почти пара сотен лет прошла, уж та эпоха ушла безвозвратно, а герои Гоголя сидят покуривают свои трубки-люльки, попивают варенуху и рассказывают были и небылицы. И плевать им на мобильные телефоны и компьютеры, и выглядят они при этом гораздо более живыми и реальными, чем наши современники. Украинский колорит, конечно, украшает повесть ( и весь цикл о Диканьке) — безмерно. С таким вниманием, уважением к традициям народа и к родной природе написано.

Имя Андрея Зарина стало для меня главным открытием антологии «Русская готическая повесть XIX века». Отзыв на маленькую, но очень симпатичную повесть «Чёрная дама» я уже написал, теперь очередь поговорить о втором произведения Зарина из этой антологии. Повесть «Дар Сатаны» затрагивает одну из излюбленных тем русской классической литературы: крушение романтических идеалов при столкновении с «прозой жизни», мелочность и двуличность царящих в обществе отношений. Всё это подаётся в форме фантастического гротеска: чувствуется влияние Гоголя, Гофмана, лермонтовского «Штосса». С циничным юмором и без пощады автор обличает пороки человеческой природы. Хотя главной целью писателя являются именно социальные, философско-этические вопросы, но мистические события, к моей радости, занимают в повести немалое место. Произведение отличается хорошим языком, «живыми персонажами», помимо всего прочего современный читатель может узнать из повести множество интересных бытовых подробностей из российской городской жизни конца 19-го- начала 20-го веков: например, как тогда решали проблемы с тараканами. «Кощунственным» для современного читателя покажется и описание «крошечной» двухкомнатной квартирки главного героя: квартирки, где только в одной комнате помещались три стола, три кресла, этажерка, книжный шкап, диван, печка, корзины с растениями и колонна с фигурой Наполеона.

Русский писатель Евгений Салис (Салиас де Турнемир), сын настоящего французского графа, получивший когда-то прозвище «русский Дюма» (надо думать, не за качество, а за количество своих исторических романов) сейчас почти полностью забыт. Готический детектив «Он же», который встретился мне в антологии «Русская готическая повесть ХIХ века», — моё знакомство с автором. На мой взгляд — относительно неплохо, хоть... и не слишком хорошо. Атмосфера — классическая до банальности: почти заброшенный польский замок, странное поведение его обитателей, наследство... Явно не располагая талантом Дюма французского, «русский Дюма» порой грешит наивностью поворотов сюжета, несостыковочками, затянутостью действия. В то же время, местами интрига выглядит весьма достойно и вызывает интерес, любопытна неожиданная для романтизма практичность героев повести. Да и удовольствие от знакомства с новым для себя автором нужно учесть, пусть он и не слишком талантлив, но всё же старателен.

Сергея Красильникова мне рекомендовали как одного из самых многообещающих молодых русских авторов. Заинтересовался. И читая дебютную книгу автора трилогию «Долина лжи», параллельно занялся составлением его библиографии для Фантлаба. Трилогия эта, надо сказать, выглядит весьма оригинально: каждая из входящих в неё трёх повестей делится на две части, которые, в свою очередь, состоят из пятнадцати микрорассказов, расположенных в алфавитном порядке по названиям, словно статьи в энциклопедическом словаре (в какой-то степени, это и есть словарь, словарь человеческих чувств и странностей). Таким образом, «Долина лжи» — это 90 историй-притч, совершенно разных по жанру — от городских легенд до классического фэнтези, от «страшной истории» до анекдота. Признаюсь сразу, микрорассказы я очень люблю, короткая притча — одна из самых древних литературных форм, у её истоков — басни Эзопа, анекдоты-притчи Древнего Востока; литературу 20-го века невозможно представить без «случаев» Хармса. На фоне своих великих предшественников Красильников отнюдь не выглядит дилетантом — умело использует и «эзопов язык» и хармсовский абсурдизм. Среди героев книги — демоны, ангелы, разное зверьё, мифологические персонажи, всякая нечисть, но главные герои, конечно, люди. Самые обыкновенные — ровесники Сергея, юзеры, ролевики, металлисты, чаще всего — студенты мединститута (там учится и сам Сергей). Ведь самые страшные демоны и самые прекрасные ангелы — в душе каждого из нас. Иногда достаточно посмотреть в зеркало, чтобы это понять...

Истории внешне выглядят независимыми друг от друга, хотя несколько микрорассказов связаны общими героями, многие объединяет медицинский институт и , если хотите, общая мелодия. Красильников признаётся, что без «музыки не пишется» и музыка постоянно присутствует в его рассказах — иногда скрыто, иногда откровенно , как цитата из песни «Пикника» или альбом Pearl Jam. И всё же: чтобы лучше понять замысел автора, трилогию нужно читать полностью.

Конечно, не все рассказы, одинаково хороши, наравне с просто очаровательными встречаются и неудачные. Но общие впечатления от книги — самые благоприятные. У молодого автора уже есть свой (весьма приятный) язык, свой оригинальный взгляд на мир. И его новых книг я буду ждать с интересом.

На мой взгляд, коллега Goto Dengo абсолютно прав в своём понимании этого рассказа. Я, когда его читал, вспоминал известный английский анекдот (привожу его скрытым текстом, ибо он, в какой-то степени, является спойлером):

Бог у каждого свой, как и восприятие окружающего мира. А рассказ — очень симпатичный и остроумный; не самый лучший у Брауна, конечно, но весьма и весьма недурственный.

О, господи. Мои «бедные железные нервы» этого не вынесут. Придётся и мне поучаствовать в увлекательной фантлабовской игре: Напиши отзыв на «Мёртвый город». Мало кто из писателей классиков удостаивался такого внимания всего за пару дней. Уважаемые участники дискуссии (как с той, так и с другой стороны) хотелось бы вам напомнить, что раздел отзывов предназначен не для словесных баталий, а для возможности обменяться мнением о прочитанном произведении, и писать здесь несколько отзывов на одно произведение, отзывы на отзывы и устраивать прения — всё-таки моветон.

Теперь по сути вопроса. Рассказ не вызвал у меня резкого отторжения, да и каких-то других сильных эмоций. Мой девиз : «Я уважаю любые мнения, тем более те, которые не совпадают с моими». Я даже найду для автора пару добрых слов: мне очень понравилась фамилия главного героя — Верещагин. Красивая русская фамилия. Впрочем, эту же фамилию носит и сам автор. А больше автора похвалить не за что. Если говорить по справедливости, критики тоже порой перегибают палку: гражданская позиция автора мне вполне понятна — статьи на подобную тему можно найти в любом издании, называющем себя патриотическим. В конце-концов — это фантастическая ситуация — Россия в условиях войны с Западом.. Что, таких рассказов о советском нападении не было на Западе? — были. Недавно попадался мне на глаза рассказ болгарского автора о том, как Россия захватывает США... Говорить о ненависти к иностранцам тоже не совсем корректно (в произведении немало упоминается представителей других стран, которые переходят на нашу сторону) и говорить о том, что здесь показана ненависть остального мира к России тоже не надо — например, войска половины Европы воевали с Наполеоном не потому, что ненавидели французов. И в целом, желание автора показать настоящих патриотов, пассивность, даже трусоватость обывателя, показать жизнь страны в условиях страшной войны — понятны. Понятно желание красиво сказать «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Есть правда и другая поговорка «Худой мир всегда лучше доброй ссоры», а герой Верещагина Верещагин признаёт, что хочет войны — вот это неприятно.

Тем не менее, даже такую жизненную позицию я ещё могу понять (хоть и не принимаю), но вот полнейшее отсутствие литературного вкуса я понять никак не могу. Рассказ смертельно скучно читать. Перечисление раненых, убитых, вооружения — это, извините, просто бухгалтерский отчёт, герои совсем картонные и фальшивые. Возможно, есть любители такой «литературы», но я к ним не отношусь. Мне даже совершенно непонятна полемика вокруг этого рассказа — ей-богу, не стоит он даже прочтения, не то что обсуждения.

Довелось мне прочитать рецензию Аркадия Стругацкого на эту повесть Фирсова. Рецензию, в которой уважаемый мной фантаст называет повесть «непомерно разбухшей сказкой о Кощее Бессмертном» и считает её явной неудачей автора. Позволю себе с уважаемым фантастом не согласиться. Повесть всё-таки не chef-d`œuvre, но это очень качественная, на мой взгляд, антиутопия. Причём довольно необычная, тем более для своего времени. Автор объединил в произведении классические черты антиутопии (свехтоталитарное государство, кровавая диктатура, лживая пропаганда, культ личности), «авантюрного дворцового романа» (заговоры, придворные интриги, «двойная игра») и фантастические, почти мистические образы. Жаль, что повесть увидела свет лишь в 1993-ом, возможно в этом сыграла свою роль и низкая оценка Аркадия Стругацкого.

Почти классический «рыцарский роман» в антураже далёкого будущего: рыцарские турниры, прекрасная принцесса, благородный герой и коварный злодей, честные поединки и закулисные интриги, а также ... роботы, космические путешествия. А ещё — мрачная религия далёкой планеты, таинственные смерти. В детстве, конечно, вся эта романтическая смесь произвела неизгладимое впечатление. История о приключениях рыцаря-спортсмена (сейчас бы сказали — реконструктора) Алексея Северцева казалась захватывающей , а местами просто страшной. Перечитал недавно. Не могу сказать, что роман плох: он наивен, но ведь и написан для школьников. Воиствующий атеизм , дифирамбы «светлому коммунистическому будущему» и откровенная «социальность» — вот это просто бросается в глаза и произведение не украшает. Но в целом — читается оно и сейчас относительно неплохо, как ни странно. Хотя свои детские восторги мне тоже уже не понятны.

В отличие от первого фантастического выпуска «Паруса», во втором — не было звёзд уровня Шекли и Лема. Здесь были представлены в основном начинающие писатели. Но номер удался. И если бы в нём не было даже настольной фэнтези-игры (а она, честно говоря, понравилась мне тогда больше всего), то ему всё равно можно было бы поставить высокий балл. Помню, меня просто потрясла повесть Леонида Резника (ныне израильского писателя) — боевик в стиле Технофэнтези, тогда так почти никто и не писал. Очаровательна юмореска польского писателя Бабулы ( в «Парусе» он назван Бабулей). Да и рассказы других авторов заслуживают внимания. Спецвыпуск-89, конечно, уступает спецвыпуску-88, но до сих пор представляет интерес, а уж в те времена он читался с превеликим удовольствием.

20 лет спустя...

Фантастика в СССР всегда была в почёте (не у чиновника, у читателя!), к фантастике у советского читателя всегда было особое, трепетное отношение — как-никак она давала возможность путешествовать по другим мирам, о чём в нашей довольно-таки закрытой стране оставалось только мечтать. Но не смотря на такую любовь (а может благодаря ей, ведь не было, например, подписки на газету «Футбол-хоккей», чтобы по подписчикам она не перегнала «Правду») журнала посвящённого фантастике в СССР не было. И вот в 1988 году — более 20 лет назад — белорусский молодёжный журнал «Парус» свой июльский номер полностью посвятил фантастике — это была своего рода попытка показать каким мог бы быть советский фантастический журнал. С каким же восторгом я его читал. Значительно позже — уже в интернете — я прочитал и ругательные статьи об этом первом фантастическом опыте, журнал ругали за «местечковость», мол, кроме Шекли, Лема и Рыбакова все остальные авторы — из Белоруссии. А что вы хотели, господа? Журнал всё-таки издавался в Минске, я наоборот — очень благодарен редакции, что смог познакомиться с творчеством Брайдера и Чадовича, Евгения Дрозда, Сергея Булыги.

В 1989 году «Парус» опять посвятил июльский номер фантастике, что я воспринял как отличный подарок — у меня ведь День Рождения в июле. С тех пор я прочитал немало замечательной фантастики. У меня очень неплохое собрание фантастической литературы, но первый фантастический журнал в СССР до сих пор занимает в моей коллекции одно из самых почётных мест.

Один из тех редких случаев, когда в отзыве на книгу невозможно обойти стороной её экранизацию, собственно просмотр фильма и сподвиг меня на прочтение произведения. Фильм «Девятые врата» превосходного Романа Полански по сюжету весьма близок книге, но убрав некоторые сюжетные линии, Полански в корне изменил саму суть произведения. «Девятые врата», безусловно, замечательный мистический триллер, благодаря своей лаконичности и гораздо более мрачной атмосфере в отдельных моментах книгу даже превосходит (если уместны такие сравнения), но замысел романа значительно шире, чем просто мистический детектив. В конце концов «каждый получает того дьявола, которого заслуживает». Роман — как признание в любви, в любви к КНИГЕ, Где ещё , как не на Фантлабе смогут оценить такую любовь к печатному слову: библиофилия — как болезнь, как страсть, как жизнь. Много очень интересной информации о редких и старинных книгах.

А завязка романа такова: наёмный охотник за редкими книгами Лукас Корсо (в фильме — великолепный Джонни Депп) — не то бессовестный эгоист, не то рыцарь без страха и упрёка, просто играющий по правилам нашего циничного века — по заданию богатого клиента должен разузнать всё о редчайшем издании 1666 года «Девятые врата». Книга, естественно, о дьяволе. Кроме того в руки Корсо попадает рукопись одной из глав «Трёх мушкетёров» Какое отношение Александр Дюма имеет к этой странной истории? Об этом вы узнаете лишь дочитав роман до конца. Могу лишь сказать , что симпатии автора на стороне тех, кто искренне любит и уважает книги, а не относится к ним как к средству достижения своих целей или источнику дохода.

Интересно, Каверин сразу написал сказку в таком виде или позднее дополнил её подробностями, которые усиливают узнаваемость главного отрицательного героя? Так или иначе, прототип бесноватого Кощея угадывается без труда по многим деталям: Коричневая страна, эмблема из переплетённых собачьих лап (самая настоящая свастика!), имена трёх кощеевых собак начинаются на букву «Г» ( вспоминается наивная народная легенда, что свастика — составлена из четырёх букв «Г», потому что фамилии главных руководителей Рейха тоже начинаются с этой буквы — Гитлер, Геббельс, Геринг, Гимлер). В результате мы получили шикарную сказку-антиутопию, а Коричневая страна, куда попадают Митя и Маша стала одним из самых ярких в советской литературе образцов тоталитарного государства — ещё бы, как не запомнить страну, где птицам подрезают крылья и где нельзя сказать пары слов без добавления «да здравствует Кощей«!

Сказка довольно жестока, в раннем детстве, когда я её читал, порой было не по себе, но автор совершенно правильно показывает патологическую жестокость Кощея. Попытки пересказать старые сказки на новый лад встречаются часто, но, откровенно говоря, мало кому удаются. Кощей же Каверина вошёл в роль диктатора Коричневой страны просто идеально. Книга полезная как детям, так и взрослым.

Произведение, написано ещё в середине прошлого века, но вот я перечитал его недавно и, как ни странно, читал с не меньшим, наверное, интересом, чем в детстве, при первом прочтении. Классика. Повесть-то стала одной из из из первых в ряду любимых мной «параноидальных» фантастических произведений: простой американец, англичанин... в общем — «маленький человек» вдруг узнаёт, что «всё не так , ребята», «в действительности всё не так, как на самом деле» и восстаёт против фальши жизни и всего мироустройства. А уж сатира на назойливость рекламы стала современному нашему читателю ещё понятнее — теперь фразы о « всесильной западной рекламе, нагло вторгающейся во все сферы жизни» — так аннотировали рассказ в советское время — просто не нужны.

Захотел ознакомиться с творчеством автора... М-да, рассказ явно из категории «о господи» — для меня эта фраза означает высшую степень непереносимости бытия. Дело даже не в том, что сходство с произведением Брэдбери вызывающе бесстыдно, даже заимствованные идеи нуждаются хоть в какой-то творческой обработке. Костлявые, сухие, штампованные фразы до самого окончания (слава богу, совсем короткой) истории так и не обрастают хоть какой-то плотью литературного изящества. Некоторые перлы заслуживают отдельного внимания: «один из безопасников с ядрёным матом сполз на пол...», «Били долго — дубинками, рукоятками пистолетов, ногами: Кейл потерял сознание на второй минуте.» (считал автор что ли?)... и т. д.

Очень скучно, вторично и предсказуемо.

Читал в подростковом возрасте в журнале «Роман-газета для юношества». Тогда (в конце 80-х) в жанре постапокалиптического боевика у нас почти не писали и повесть произвела достаточно яркое впечатление. Помню, что очень расстроился, когда прочитал, что повесть оказалась для автора единственной и его уже нет в живых... Влияние творчества Стругацких на повесть несомненно (Жилин долгое время был участником их литературного семинара), как, впрочем, можно провести и некоторые параллели с произведениями классиков зарубежной фантастики — с «Куполом» Ф. Брауна, например. Но для своего времени произведение значительное, перечитал его сегодня — показалось немного наивным, простоватым, но всё равно читается хорошо — неплохая мрачная атмосфера, динамичные приключения, интригующая развязка. А ведь это хоть и не проба пера, но, по большому счёту, первая проба настоящих сил молодого способного автора. Очень жаль, что она осталась единственной...

Если уж вдаваться в подробности, то в оригинале это не шмель, а ос (wasp) — «балшой полосатый мух». Поскольку у Кэрролла осоподобное существо — мужского рода, по при переводе обозвали его шмелём. По предложению художника Тенниела, который иллюстрировал первые издания «Алисы» (эти иллюстрации считаются теперь классическими) Кэрролл убрал этот фрагмент из окончательной редакции «Алисы в Зазеркалье». Эпизод и в самом деле не самый интересный, но и не плохой, достаточно забавный, и если бы он сохранился в романе, то воспринимался бы вполне естественно и никакого вреда своим присутствием не принёс бы.

Нравоучительная сказка Жака Казота, автора плодовитого, но известного русскому читателю почти исключительно по роману «Влюблённый дьявол», одному из знаменитых романов 18 века, а также по слухам о мистических познаниях самого Казота. «Красавица по воле случая» — произведение весьма характерное для своего времени — скрывающаяся за авантюрно-плутовским действием история перевоспитания неразумного отрока, с ясной, понятной моралью (мол, нечего в эмпиреях витать). Восточный колорит придаёт сказке особую пряность, хотя в географии автор не силён и где именно происходят события повести сказать трудновато, видимо, Астракан — это всё-таки Астрахань. Сказка отнюдь не выглядит архаичной, а с её основной идеей — «нет на свете ничего прекраснее красивой женщины, одушевлённой благородной любовью» — вряд ли кто-то не согласиться.

«Оккультный» исторический детектив — по поручению Екатерины II сыщик Степан Шешковский (реальное лицо — обер-секретарь Тайной экспедиции) расследует дело о мертвеце-упыре. Произведение простовато, особенно в детективной своей части, но читается неплохо. А из-за маленького объёма, воспринимается, скорее, как слегка страшноватый исторический анекдот.

Сейчас Григория Мачтета помнят в основном как автора слов песни «Замучен тяжёлой неволей», проза его полузабыта. Но в конце 19 века Мачтет был довольно известным писателем. Повесть «Заклятый казак» — интересное произведение, продолжающее лучшие традиции «малороссийской повести», заложенные ещё Гоголем и Сомовым: яркий украинский колорит, народные поверья, романтика «казацкой вольницы», ведьмы и колдуны (куда уж без них в украинских легендах), ироническое повествование. В повести легко угадываются общие черты с «Пропавшей грамотой» Гоголя, но произведение выглядит совершенно самобытным благодаря таланту (несомненному таланту!) автора, «сочному», живому языку и достоверности исторических деталей: действие повести происходит на фоне реальных событий 17 века — борьбы гетмана Правобережной Украины Дорошенко с Москвой, и среди героев произведения встречаются исторические личности — сам Дорошенко, крымский хан Селим-Гирей и другие.

Эта небольшая повесть стала прородительницей не только русской «таинственной повести», так называемой «русской готической прозы», но и — ни много ни мало — одним из истоков всей современной русской литературы вообще. Молодой Карамзин ( ещё не придворный историограф) написал «Остров Борнгольм» по возвращении из своей знаменитой европейской поездки (той самой, во время которой, он, якобы, на вопрос «Что в двух словах происходит в России?» ответил «Воруют!»). Слог покажется современному читателю немного архаичным, но наибольший интерес представляет атмосфера произведения — нагнетание тревоги, таинственности, эмоциональность, заложенная в описаниях, пейзажах — всё это, насколько я понимаю, имело революционное значение для отечественной литературы. А уж как ловко (и в то же время простодушно) Карамзин выкручивается из клубка тайн, которые сам создаёт!

Вероятно, самое известное произведение Сомова, во всяком случае, оно является частым гостем различных антологий, посвящённых русской мистике 19 века. По мне, так все его рассказы из цикла «Малороссийские были и небылицы» — хороши, Сомов очень хорошо знал и любил украинские легенды, собирал и изучал их. Его малороссийские истории очень близки малороссийским историям Гоголя. Как собиратель фольклора, Сомов главное внимание в своих произведениях уделял именно легендам, обычаям, приметам, разным фантастическим элементам народных поверий, но и литературным талантом Бог его не обидел — произведения Сомова отличает очень хороший язык, лёгкое, чёткое и понятное повествование. Данный рассказ — не исключение. Он небольшой, но написан с такой фантазией и вниманием к деталям, что читатель на какое-то время вполне сможет совершить небольшое путешествие во времени — в Киев 17 века и увидеть знаменитую Лысую Гору, где устраивали свой шабаш ведьмы.

Небольшой «оборотнический» рассказ от классика русской литературы, который с большим интересом относился к необычному и сверхестественному; рассказ написан на основе легенд его любимого Полесья. Крепкое, добротное произведение, красивый — как всегда у Куприна — язык.

Классика русского «страшного рассказа», одно из основополагающих произведений, один из «столпов» отечественного хоррора! При всём при этом русский читатель знаком с рассказом в переводе — молодой граф Алексей Толстой написал его на французском (свободное владение несколькими языками было тогда в порядке вещей). Во многом благодаря именно этому рассказу слово «вурдалак» прочно вошло в русский язык. В народных поверьях мертвецов-кровососов никогда не называли вурдалаками и впервые в таком значении слово употребил Пушкин в одноименном стихотворении (видимо, от искажённого вовкулак — оборотень). В подростковом возрасте повесть произвела на меня довольно сильное впечатление — было жутковато. Простота сюжета с лихвой окупается яркостью образов и богатством фантазии. Всем любителям мистики — если кто-то ещё не читал — настоятельно рекомендую к прочтению. Классику нужно знать.

Очень и очень неплохая «загадочная» повесть (если уж быть щепетильным, то и не повесть вовсе, а рассказик) почти забытого русского писателя конца позапрошлого века. Интересна тревожная атмосфера петербургских белых ночей, обычно белая ночь — это романтика, это праздник, Зарин же пишет о белых ночах, как о мучительном и опасном времени. Ощущение тревожной тайны и нереальности происходящего не покидает читателя до последних строк этого произведения.

Человеку, выросшему в Советском Союзе, невозможно воспринимать рассказ Сары Хойт серьёзно. Относиться к произведению как к стёбу также сложно, ибо по сравнению с советскими политическими анекдотами — это жалкий лепет. Основная идея рассказа не новая и даже напрашивающаяся: Ленин — вампир. Не волнуйтесь, это заявление не спойлер, ведь сам автор раскрывает все карты на второй странице. Хойт основательно подготовилась, надо отдать ей должное, выучила несколько русских фамилий и ни разу их не перепутала — Trotsky, Khrushchev, Brezhnev... и более менее ознакомилась с основами истории СССР. Но не верю я рассказу Хойт, вот в Ленина-вампира у Лазарчука в «Мумии» верю, а в этот балаган — нет. Это рассказ слишком для западного читателя, для которого Ленин и Сталин — почти условные понятия, примерно тоже, что Пол Пот или Франсуа Дювалье, только масштабом побольше. А ведь чтобы пить кровь из целой страны совсем не обязательно быть вампиром.

Название произведение сразу напоминает об одном из наиболее известных мифов о Наполеоне: Великого Корсиканца погубили зелёные обои в его комнате, выкрашенные краской на основе мышьяка. Чтобы узнать какую на самом деле роль сыграли зелёные обои в последних днях жизни Наполеона (по версии Танит Ли), вам придёться прочитать рассказ до самого конца. История могла бы показаться даже слегка нудноватой, если бы не изобразительный талант автора: Ли насыщает повествование яркими образами, наполняет такой энергией почти статичный поначалу рассказ, что он взрывается абсолютно непредсказуемым финалом. Крепкое, качественное произведение.

Ну что, вампиры, разбегайтесь по норам — я собираюсь писать отзыв и пощады не будет...

После успеха «азбучной» антологии «Вампиры», которую я считаю одним из лучших сборников последних лет, «Секретную историю вампиров» я приобретал предвкушая продолжение вкусного кровавого пиршества. Тем более, что составителем книги стал Дарелл Швайцер, автор знакомый мне по превосходному произведению «Стать чернокнижником»...

Опаньки! Я ожидал чего-то большего. Не могу сказать, что сборник совсем неудачный, но то, что он не совсем удачный — это грустный факт, суровая проза жизни. Хотя и без поэзии в антологии тоже не обошлось: маленькая поэма «Иллионский кошмар» Фроста, написанная классическим гекзаметром, повествует о неизвестных страницах Троянской войны. О чём побоялся писать Гомер. Не худшее, кстати, произведение сборника. Сама по себе концепция сборника интересна — здесь собраны рассказы, созданные в жанре так называемой криптоистории, якобы неизвестные случаи из реальной жизни великих людей прошлого (среди героев книги — Наполеон, Ленин, Гудини, Конан Дойл, египетский император Хеопс, киноактриса Грета Гарбо, астроном Тихо Браге, и многие другие легендарные персонажи), но с небольшой поправкой — по мнению авторов и составителя всем этим людям приходилось так или иначе столкнуться с вампирами. Лучший рассказ в сборнике — без сомнения — шокирующий рассказ Тертлдава, хотя на меня он произвёл менее сильное впечатление по той причине, что намёк на основную идею произведения встречался мне ранее — у Нила Геймана. Весьма неплохи рассказы Танит Ли, Тейлора, Уотсона и Стэблфорда. Остальные — средний уровень, а то и ниже.

Не жалею, что купил книгу, но всё же мои надежды не оправдались.

Интересное это дело — страхи человеческие. Бывают страхи понятные во все времена — страх смерти, болезни, бедности... а бывают такие, которые возникают и исчезают подобно веяниям моды. Первая половина 19 века — люди панически боятся быть похороненными заживо. Возникают общества по спасению мнимых покойников, газеты пестрят ужасными историями о случаях летаргии, изобретатели получают патенты на хитроумные устройства — гробы с системой подачи воздуха, освещением и.т.д. К чему я всё это рассказываю, рассказ Мельгунова также содержит в себе частицу этих страхов человека 19 столетия. Это не спойлер. Так, небольшой намёк. Рассказ же — средний по уровню, написан в довольно стандартной для своего времени манере (опять история бывалого человека о случае из своей молодости). Но концовочка неплоха.

Леонид Каганов, на мой взгляд — один из наиболее интересных сейчас отечественных фантастов. Во-первых, отмечу замечательный язык его произведений, выверенный стилистически, живой: Каганов удачно играет со словами, нередко оживляет тексты используя слэнг (в основном — компьютерный, сетевой), но делает это очень аккуратно, деликатно. Короче говоря, литературным русским языком владеет мастерски. Нелитературным, впрочем, тоже, но в данном сборнике об этой стороне таланта автора можно судить лишь по рассказу «Масло», и тот приведён в цензурированной, «приличной» версии. В творчестве Каганова импонирует также прекрасное чувство юмора и , одновременно, серьёзная философская «начинка» многих, казалось бы, лёгких и смешных произведений. Автор, несмотря на молодость, многое повидал на этом свете, поучаствовал во многих телевизионных и сетевых проектах, попутешествовал автостопом, пообщался со многими людьми и охотно использует в литературной работе свои наблюдения и опыт. Отмечу и его неполиткорректность (одно из важнейших сейчас положительных качеств хорошего человека).

«День академика Похеля» — второй авторский сборник Каганова. Многие отметили неровность сборника. Частично упрёки эти справедливы, наряду с прекрасными рассказами, которые уже вошли в «золотой фонд» русской фантастики -«Эпос Хищника» и «Хомка», здесь присутствуют и необязательные произведения. Но откровенных слабых тоже нет. Мне не понравился только «Брэдрол», но и этот рассказ является фрагментом крупного произведения, где он смотрелся бы , вероятно, лучше. Остальные вещи — от «очень хорошо» («На поселение», Флэшмоб-террор», «Любовь Джонни Кима») до «удовлетворительно». Не будем забывать, что многие произведения Каганов, ветеран рунета, создавал для публикации в сети, где зачастую действует принцип «утром в новостях — через пять минут в блоге», и на бумаге некоторые рассказы немного потеряли свои преимущества. Но я бы не сказал, что произведения включены в сборник совершенно бездумно. Каганов сделал всё, чтобы сборник производил даже впечатление концептуального — каждую историю сопровождает интересный авторский комментарий и, учитывая частое упоминание в книге интернета, сборник напоминает бумажный вариант сайта или блога. Общие впечатления — очень хорошие.

Интересный пример «пристойного» Сорокина. «Шоковая терапия» в этом рассказе и не нужна — и без того тема и время действия в рассказе оказываются достаточно «жёсткими» для отечественного читателя — репрессии, 37-ой год... Рассказ, написанный в форме причудливого сочетания оккультно-герметической притчи и быта 30-х, содержит множество аллюзий: к Булгакову, к картинам Малевича и Кандинского... но мне больше всего запомнился скрывающийся за гностицическими символами образ жертвоприношения тысячи людей, которые гибли, подкармливая своей верой равнодушного монстра.

Ретро-фантастику я люблю, но произведение Итина мне не понравилось. Такое впечатление, что перед нами типичная «проза поэта»: бесформенный и малоинтригующий сюжет, наивная эмоциональность. Я понимаю, что писал это всё Итин в очёнь тяжёлых условиях, вскоре после Гражданской войны, когда он не имея своего дома обитал в здании бывшего синематографа, и спал «накрывшись старой картой». В таких условиях, конечно захочется уйти хоть к чёрту на кулички, не то что в какую-нибудь «страну Гонгури». Может, поэтому романтика страны Гонгури получилась красивой (не спорю), но скучной, фрагменты, где действие происходит в реальном мире, выглядят интереснее. Возможно, что лучше был первый вариант книги, написанный ещё до Октябрьской революции, где революционный пафос заменяла утончённая эстетика «серебряного века», а среди действующих лиц были персонажи, которые оказались совершенно неуместными в 1922-ом: юноша-романтик, «блоковская прекрасная дама» и священник.

Мне хочется думать, что произведение получилось немного невнятным вот ещё по какой причине: Итин, тогда простой студент, начинал его писать, когда был влюблён в дочь профессора университета и книгу он писал о себе , о ней и для неё. Как часто бывает в таких случаях, хотелось рассказать о своей любви, но и сохранить недомолвки , понятные только двоим.

Книга понравится немногим, но для интересующихся историей отечественной фантастики она представляет несомненный интерес.

Автор неоднократно правил свою книгу — первый вариант, о котором я упомянул, был создан в 1917 году и подготовлен к печати в журнале «Летопись», редактируемом Максимом Горьким. Горькому рассказ (гордо именовавшийся «романом») понравился, но из-за известных революционных событий он так и не был издан. Сильно переработанный вариант произведения Итин издал своими силами в 1922 году — книга стоила дёшево и её быстро раскупили... на цигарки, а авторские экземпляры, раздаренные друзьям, их владельцы уничтожили в 30-е гг., когда любая связь с репрессированным «японским шпионом» Итиным стала опасной. Сейчас это первое издание первого советского фантастического произведение стало раритетом. В 1927 году Итин выпустил произведение в новой авторской редакции (Горький, прочитав книгу, сказал,что изменения её не украсили). Эта версия романа была напечатана в советской «Библиотеке фантастики в 24-х томах» (где я её и читал), вычеркнули лишь одну фразу: «Я не люблю членов партии...».

Читая это рассказ, я вспоминал песни известного в узких кругах Кости Кудряшова: «Люблю я бардовскую песню...» и «Хранитель добрых традиций и нравственных законов, борода, очки, гитарка, костерок, бухло...»( дальше цитировать я не буду — полная нецензурщина)). У Каганова в рассказе нет такого агрессивного отношения к движению КСП, хотя барды грядущего представлены здесь немного «в утрированном виде». Но усматривать в рассказе нападки на движение авторской песни не стоит, скорее это размышление на тему: почему слёты и собрания «по интересам» заканчиваются обычно обыкновенным бухаловом. На слётах КСП я не был, но был на тусовках художников-авангардистов, спортивных журналистов, рок-музыкантов и прочих интеллигентных людей, конвенты, опять-таки, всякие... Заканчивалось всё всегда одинаково — «по кагановски».

P.S. Не подумайте плохо про встречи «Фантлаба».:biggrin: Это культурные мероприятия.

На мой взгляд, это лучшее произведение в авторском сборнике «Джентльмены непрухи». Доброе городское фэнтези. Главным местом действия рассказа, даже чуть ли не одним из «главных героев» является тёмно-синяя ветка московского метро (Арбатско-Покровская). Эта ветка мне хорошо знакома, что, конечно, придало рассказу дополнительный интерес. Хотя, немосквичам рассказ тоже придётся по душе: такие понятия, как «доброта», «совесть», «искренность» близки и понятны всем, вне зависимости от географического местоположения. Могу только подтвердить, что в этом рассказе Васильев правдив и внимателен к деталям: и в магазинах электроники возле «Семёновской» я также бывал (на музыкальные центры облизывался) и место жительства главного героя можно вычислить довольно точно (я-то всё думал, где он живёт — рядом с «Измайловским парком»/«Партизанской» нет жилых домов. но когда автор упоминает окружной мост и то, что от метро идти минут 15, всё становится понятно).

Что же, будем ждать появления предсказанных автором станций: «Маросейка» уж точно не помешала бы.))

Обратите внимание на время написания произведения — начато оно было ещё в 91-ом году, то есть в ту эпоху, когда почти каждый уважающий себя молодой человек (а уж подростки — все поголовно) в той или иной степени интересовался восточными единоборствами. Вырезки из журнала «Азия и Африка сегодня», самоучитель карате на чешском, мутные фотки из польских журналов — всё это я прекрасно помню. Гонконговские фильмы, от которых все «тащились», мне никогда особенно не нравились (сходил я как-то в один из первых видеосалонов — у ребят был строительный вагончик, плохой телевизор, старый видак и одна кассета с жутким качеством и двумя фильмами — « Демоны» и «Кулаки ярости»; стоило всё удовольствие в душном вагончике — бешенных денег — рубль, после этого фильмы с Ли я смотреть не мог). Так вот хотя фильмы мне не нравились, но сам миф о чудесах Шао-Линя и прочих учебных заведений -притягивал. Ничего удивительного, что совсем молодому тогда Васильеву захотелось написать что-то такое шаолиньское, но без всяких наивных фокусов, и для большей достоверности он представил повесть в жанре фэнтези (кстати, можно усмотреть в произведении параллели с «Властелином колец»). Повесть простовата, но написана лёгким, комфортным языком, читается быстро, с интересом. А псевдо-буддистский колорит придаёт ей очарование некоторой ностальгии.

Рассказ, на мой взгляд, очень неудачный. Хорошая идея и — вновь — её плохое воплощение. Видимо, по замыслу автора, история должна была получиться интригующей, захватывающей, азартной и немного плутовской; а вышла — пустословной и скучной. Это надо же — даже эпизод с картами, почти «русская рулетка», максимальный адреналин и то читается абсолютно равнодушно!

Сообразительность автора, решившего обыграть давно набившую оскомину фразу «Земля — наш общий дом», заслуживает всяческих похвал, но произведение получилось слишком уж похожим на утопические рассказы времён «развитого социализма» — скучновато.

В конце 80-х Владимир Васильев играл в рок-группе «Проспект Мира», довольно известной в своём украинском городе Николаеве, поэтому повесть во-многом автобиографична: сохранено и название группы, и в главных героях, переживающих фантастическое приключение, узнаётся сам Васильев и его «братья по оружию», даже имена и фамилии участников реального «Проспекта Мира» изменены совсем чуть-чуть по сравнению с их литературными «альтер-эго».

Произведение оставило двоякое впечатление. Сюжет не нов, но потенциально очень привлекателен. Судите сами: Самый конец ХХ века, альтернативный мир (это выясняется очень быстро), Россия, судя по всему, избежавшая революций 17 года, — не только ведущая мировая держава, но и законодатель мод в рок-музыке. Талантливые , но малоизвестные музыканты из перефирийной группы мечтают попасть на рок-фестиваль в Бологое, «русский Вудсток», состоявшийся в далёком 79-ом году. И вдруг у них появляется возможность попасть в прошлое... В какое прошлое они в результате попадают — не трудно догадаться... Как человек, поварившийся в этом котле, Васильев описывает «трудовые будни» рок-музыкантов уверенно, со знанием дела. В тоже время общий уровень повествования неровный — интересные наблюдения чередуются с совсем наивными и несуразными. Почему-то в царской России существует улица имени мятежников-декабристов (должно быть это признак либеральности конституционной монархии будущего). Повесть — вроде бы — апология русского рока, а названиями глав служат альбомы «Deep purple» — («дееп пурпле», как сказали бы «олдовые чуваки»). Удивляет ещё как за несколько часов можно было записать все хиты «Машины времени» и «Воскресения», которых хватило потом на несколько альбомов. Покоробил эпизод с «музыкантом из Питера», в котором все узнали БГ. Я БГ люблю, хотя качественный (даже бесцеремонный) стёб в его адрес почитал бы с удовольствием, но зачем так человека опускать?

Всё же, несмотря на недостатки, рассказ я прочитал с интересом. Любопытно всё же прикоснуться к«золотой эпохе русского рока», пусть и получилось, что показана она скомканно, второпях и несколько однобоко. Не буду слишком уж суров к автору, прежде всего, он пишет историю о своей рокерской молодости и судьбе своих товарищей и, надо отдать ему должное, делает это достаточно искренне и откровенно.

Во-первых: «никогда слишком не доверяйте издательским аннотациям» — вопреки тому, что указано на обложке, в книге не ДЕСЯТЬ, а только ДЕВЯТЬ произведений, а утверждение, что каждый из рассказов « представляет собой образец одного из жанров современной фантастики» тоже немного вводит в заблуждение, рассказы разножанровые — факт, но собирались вместе они , видимо, не по какой-то концептуальной задумке, а по принципу винегрета. И по составу сборник, откровенно говоря, очень среднего уровня. Мне безоговорочно понравился рассказ «Скромный гений подземки» (возможно, потому что по синей ветке московского метро, которая является одним из главных мест действия в рассказе, мне приходиться ездить каждый день), понравилось «Око всевышнего (это, правда, не рассказ, а повесть) — незатейливый, но легкий в прочтении «псевдошаолиньский» фэнтезийный боевичок. «Рок на дороге» мог бы быть весьма неплох, но повесть получилась слишком наивной, да и некоторые моменты в ней, касающиеся реальных людей, оказались просто некрасивыми. Что касается прочих произведений, то они все очень хороши по замыслу и плохи (порой даже скучны) по исполнению.

Прочитано в антологии «Новые марсианские хроники». До этого автор не был мне известен, слышал только, что живёт он в США. Произведение любопытно по форме, это не совсем рассказ, а комбинация из 13 микрорассказов, из которых только три последних последовательно связаны между собой (история о марсианине Треузе, выращивавшем необычные яблочки). Прочие истории совершенно независимы, да и с Марсом их связывает только обозначенное автором место действия, все они могли происходить на любой другой планете, а с ещё большей вероятностью — на Земле. Тот же Треуз — самый настоящий житель глухой русской деревни. А ещё рассказики объединяет чёрный юмор. Их можно назвать «трэшем», «жёстким стёбом» или ещё как-нибудь, но получилось неплохо. Это то, что мог написать обчитавшийся Брэдбери Даниил Хармс. Язык в некоторых микрорассказах даже чем-то напоминает хармсовский (или, как ни странно, Зощенко): нарочитые повторы отдельных фраз, обилие глаголов настоящего времени, «разжёвывание» для читателя некоторых моментов. Хороший стёб (тем более с философской начинкой, как здесь) я уважаю и произведение мне понравилось.

Рассказ ещё одного эстонского автора в антологии «Новые марсианские хроники». Индрек Харгла/Indrek Hargla (псевдоним) — один из ведущих писателей эстонской фантастики, о которой мы почти ничего не знаем. Начинал читать рассказ с двойственными чувствами — с некоторой настороженностью, боязнью разочарования и желанием скорее познакомиться с новым автором, тем более, как с представителем неизвестной мне прежде фантастической традиции. Произведение оказалось весьма достойным, более того — одним из лучших в сборнике. Философская фантастика в духе старых мастеров — заслуживает внимания!

Рассказ эстонского автора, пишущего по псевдонимом Сийм Вескимеэс (Siim Veskimees) (боюсь, что его настоящее имя ещё более труднопроизносимо) я прочитал благодаря антологии «Новые марсианские хроники». Прежде о существовании этого автора я не знал, хотя , насколько я понимаю, у себя на родине он хорошо известен. Впечатления о рассказе таковы: довольно неплохо, смесь махрового киберпанка с классической «твёрдой» НФ выглядит сумбурной и перенасыщенной техническими терминами, но всё же читать это можно и первое знакомство с автором, оставило, скорее, благоприятные впечатления.

Очень красивый поэтичный рассказ, один из лучших в антологии «Новые марсианские хроники», где я его, собственно, и читал. Но в то же время, рассказ не то чтобы банален («красивые слова всегда банальны»), но слишком понятен и логичен: столько уже сказано о способности и неспособности людей видеть чудо, об ограниченности внутреннего мира человека, погрязшего в земных проблемах... Всё в рассказе правильно, но как-то слишком правильно. Ожидаемо. Но по форме он очень хорош, стихи великолепны. Произведение с большим правом можно назвать поэмой, чем рассказом, ибо прозаические части произведения тоже дышат поэзией. Поэзией моря, которое в песках Марса может увидеть далеко не каждый.

Вспомнился Уильям Блейк:

В одном мгновенье видеть Вечность,

Огромный мир — в зерне песка,

В единой горсти — бесконечность,

И небо — в чашечке цветка.

Издание антологии было приурочено к 55-летию великого брэдберианского цикла «Марсианские хроники» и должно было стать данью уважения Брэдбери со стороны писателей пост-советского пространства — в книгу вошли рассказы и повести о Красной планете, созданные авторами из России, Белоруссии, Украины, ведущими фантастами Эстонии и представителями русской диаспоры в США (Шарапов) и Германии (Тюрин). Естественно, такая концептуальность поднимает интерес к сборнику, но в тоже время — задаёт определённый уровень, ниже которого никак нельзя опускаться, ведь Марс для Брэдбери — это понятие не астрономическое, а философское. Не могу не попенять на качество издания, антология с такими серьёзными претензиями должна издаваться лучше. Как говорил герой фильма «За двумя зайцами» Голохвостый: «Фасон не тот — симпатии уже нету». Бог с ней, с картонной обложкой, но на обложке — что-то попсовое в жанре космобоевика, ни одной иллюстрации внутри, некоторые проблемы со сносками, в довершении всего по недосмотру издателя в книгу не вошло предисловие Владимира Ларионова(!). Впрочем, хватит о качестве издания. поговорим о содержимом. В целом — неплохо, но ожидал я большего. Сборник ровный по составу, но в данном случае это не комплимент, просто произведения подобрались средние. Не буду особенно упрекать составителя Алексея Калугина — он проделал серьёзную работу, подобрал довольно разноплановые произведения и строго по теме, но ни одного рассказа, который бы заставил меня сказать с восхищением «Вау!» здесь нет. Но хорошие и весьма хорошие рассказы есть. Не подкачали, как всегда, классики — отмечу поэтичный рассказ Прашкевича, фантастический детектив Михайлова, неожиданно хорошо выступили почти неизвестные у нас «горячие эстонские парни» Харгла и Вескимеэс; понравились состоящие из микрорассказов произведения Шарапова ( своеобразный сюрреализм) и Синякина ( очень качественные стилизации под классические марсианские хроники), рассказы Зеленского, Ильина и «Колдун» самого Калугина. Дух «старых» «Марсианских хроник» в антологии присутствует — в рассказах неоднократно прямо и косвенно цитируется Брэдбери, но если в рассказах гения фантастики Марс с точки зрения литературы, определённо, был живым, реальным, то после прочтения этой антологии вопрос «Есть ли жизнь на Марсе?» всё же остаётся без однозначного ответа.

Произведения фантастов первой половины 19 века о далёком будущем всегда интересно оценивать с точки зрения творческой смелости. Насколько человек из неспешной, внешне почти статичной в технологическом отношении, эпохи способен выйти за пределы своей фантазии, насколько он сам способен поверить в то, что в его время считалось чудом. Как зрители «Чапаева» гадали: «Доплывёт? Не доплывёт?», изначально зная ответ, так и тут — понимаешь, что подробное описание лазера или микроволновки в книге, созданной более полутора веков назад, найти трудно. Но вот в произведении Одоевского можно найти немало достаточно смелых сбывшихся прогнозов. Это не интуиция, не случайно сбывшиеся фантазии, а плоды аналитического мышления и твёрдой веры в науку, то есть самая, что ни на есть НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА. Хотя это только наброски к роману, они всё же представляют интерес. Одоевский предсказывает электронные книги, полёты на Луну, управление климатом, метро, стекловолокно, проблему перенаселённости... Но даже князь Одоевский, один из образованнейших людей своего времени, человек научного склада ума и богатой фантазии не обладает достаточной верой в торжество прогресса, чтобы отнести описываемые технические достижения раньше. чем к 4-ому тысячелетию от РХ. Многие прогнозы давно сбылись, другие выглядят сейчас немного смешными. И опять же, летают люди на воздушных шарах. В аппараты тяжелее воздуха трудно было поверить даже Одоевскому.

Светлая сестра антологии «Полночь, XIX век», причём имеющая больше прав на «XIX век» в названии. Если в «Полночи» немалую долю объёма занимали произведения первой трети XX века, то здесь — все произведения созданы в XIX веке, за исключением повести Фёдорова 1906 года. Напомню, что «Полночь» состояла из «страшных»(хоть и не всегда фантастических) рассказов русских писателей и имела подзаголовок «Ужас». В настоящую же антологию вошли фантастические произведения отечественных авторов позапрошлого века. Многие произведения представляют из себя попытки описания жизни далёкого будущего: утопии Одоевского («4338-й год»), Булгарина («Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в двадцать девятом веке»), классическая антиутопия Николая Фёдорова «Вечер в 2217 году», повести Данилевского (где действие разворачивается в 20-ом столетии) и Соловьёва (время действия — 21-й век). И надо сказать, что на фоне заморских «жюльвернов» и «уэллсов» наша старая фантастика выглядит весьма достойно. Русские фантасты предсказывали появление ранцевого парашюта, роликовых коньков, обыденность летательных аппаратов и подводных лодок, полёты на Луну, управление климатом, подводные фермы, подводные жилища и активное использование даров океана, искусственные острова, гигантские подземные тоннели, газопровод, проблему перенаселения и оскудение природных ресурсов из-за неразумного их использования, Евросоюз. Но есть, конечно, прогнозы совершенно нелепые и смешные. К тому же, не привыкшие к быстрому изменению жизни, писатели 19 -го века помещают изобретения. которые давно стали для нас обыденными, аж в невероятно далёкое будущее. И всё равно у них там все летают на воздушных шарах! В антологию также входят: фантастико-приключенческий роман поэта-классика серебряного века Брюсова, ещё две повести Булгарина (сатирическая фантастика), антиутопия «Город без имени» Одоевского и известный рассказ Достоевского «Сон смешного человека». Сборник очень ровный и — что похвально — хорошо демонстрирующий жанровое разнообразие старой отечественной фантастической прозы.

«Гора звезды» — самое крупное фантастическое произведение создателя русского символизма Валерия Брюсова. Это приключенческий роман в духе Жюля Верна и Хаггарда. Сейчас сюжет о поисках в глухих районах Африки города потомков марсиан покажется уже порядком избитым, но благодаря литературному таланту писателя роман представляет интерес. Очень интересен образ главного героя произведения, он во многом даже антигерой, хотя симпатии автора и читателей целиком на его стороне; мизантроп и циник, он наверняка имеет черты характера самого Брюсова, который носил литературную маску демонической личности и высокомерного эстета и своё отношение к толпе также выразил в романе. Цинизм главного героя порой посто очарователен, вот как он разговаривает с умирающим стариком в самом начале романа:

— Почему я так слаб? Разве мои раны опасны?

— Вам не пережить дня.

— Не может быть! Не теперь, нет!.. вы ошиблись.

— Возможно, — холодно сказал я.

— Просто я потерял много крови.

Я улыбнулся:

— Вы продолжаете её терять: мне не удалось остановить кровотечение.

Зато когда герою самому угрожает опасность, он ползает по полу и умоляет сохранить ему жизнь.

Это любопытное произведение впервые было издано через многие десятилетия после написания, лишь в 1975 году. Некоторые источники в сети указывают, что роман незавершён, но он выглядит полностью законченным произведением: возможно Брюсов планировал переработать его.

P. S. В некоторые издания произведения вкралась досадная ошибка — перепутаны между собой фрагменты первой и второй глав.

Произведение не окончено и поэтому в полной мере его трудно оценить, однако даже в доступном читателям отрывке присутствуют некоторые любопытные мысли и прогнозы: захваченная китайцами Европа (в этом смысле рассказ Данилевского является одной из первых ласточек охватившей мир в конце 19-го — начале 20-го века идеи «жёлтой угрозы»), технические чудеса (автомобили, телефон). Китайское владычество над Европой — это своего рода литературная месть Данилевского державам, незадолго до написания романа победившим Россию в Крымской войне — Россия-то остаётся независимой!.

Метод, которым герой переносится в будущее, тоже довольно занятен — при помощи пилюль, погружающих его в семидневный сон. В вопрос: как при таком нематериальном способе путешествия между веками перемещаются одежда и деньги автор не углубляется.

Это произведение (к сожалению, известное немногим любителям фантастики) является одной из первых русских антиутопий. В ней описан мир будущего — 23-го века — такой сытый, благополучный и красивый внешне. Это благополучие достигается тем, что людям приходится жить и работать по затмившему всё принципу полезности для общества. И нет уже ни любви, ни веры, ни семьи, ни любимой работы. Жизнь (даже сексуальные отношения) регламентирует Верховный совет. И даже сытость и доступные теперь человеку необычные развлечения (например, ароматические концерты) не компенсируют бездуховности и бессмысленности существования. Не удивительно, что произведение было практически забыто в советское время. Достаточно солидно выглядит и технический образ будущего, нарисованный Фёдоровым, хотя рассказ написан в начале прошлого века, но самодвижущиеся тротуары, цифровые табло, кнопочное управление, воздушный транспорт и сейчас отнюдь не выглядят наивными. На мой взгляд, это произведение очень достойно представляет русскую фантастическую прозу самого начала 20-го века.