Неизвестный составитель «Время вышло»

В сборнике читателя ожидает пустотная, самоуверенная и часто глупая проза, сложенная на высоком художественном уровне, но без самого важного скрепляющего раствора — идеи. Тексты лишены даже малой теоретической вводной, да и сами авторы слабо представляют, что такое антиутопия и где её жанровые границы. Только несколько рассказов можно с натяжкой отнести к антиутопическому жанру. В остальном это сатира на современное общество, скетч, постапок, социальная критика и даже криминальный детектив.

В современной культуре жанр антиутопии встречается редко. Антиутопия — это не узаконенная дубинка, цифровой тоталитаризм или прогрессистское вырождение, а деконструкция жанра утопии, то есть отрицание мышления, руководствующегося идеальными значениями. Антиутопия отменяет трансцендентный исход утопии: он опасен, ложен и невозможен. Следовательно, для жанра антиутопии жизненно необходимо иметь мощную утопическую традицию, которой в современном мире с его отказом от долгих нарративов попросту нет. Это Замятин в «Мы» мог спорить с Чернышевским и Кампанеллой, но в XXI веке после проигрыша марксизма и вообще «революции» для антиутопии есть всего два возможных пути: исламистский (насколько можно судить, пока вообще не написанный) и прогрессистский (насколько можно судить, лучше бы вообще не написанный).

То, что обычно называют антиутопиями (например, «1984» Оруэлла) есть дистопии. В русском языке это слово означает негативную сторону осуществления утопии. Дистопия не опровергает сам принцип утопии, а лишь говорит о её пагубных последствиях, о том самом тоталитаризме, цифровом рабстве и вырождении. Дистопия — это предупреждение об опасности воплощения утопии, а в отдельных случаях даже попытка защитить её принципы! Но с учётом кризиса антиутопического жанра дистопия давно стала обычной фантастической критикой. Сегодня очень сложно представить выход аналога «Багрового царства» Дэвида Пэрри: кому придёт в голову обличать утопическую социал-демократию? И даже современные романы вроде «Страны качества» Марка Уве Клинга остаются ироничной критикой корпораций, а не спором с идеальными значениями. Вот «Сфера» Дэйва Эггерса — да, выворачивает утопию наизнанку. Не потому ли этот роман выделяется из общего ряда? В целом человечество сильно обожглось и постоянно напоминает себе, что не стоит совать руки в огонь: если в середине ХХ века число антиутопий существенно превышало число утопий, сегодня число дистопий существенно превышает число антиутопий.

Рассказы сборника «Время вышло» являются дистопиями: никто из них не спорит с утопическим началом, а лишь показывает его скверные стороны. Что определяет невысокую ценность прозы: одно дело опровергать Платона, совсем другое напоминать, что правительство следит за тобой. Дистопия слишком часто довольствуется простым инструментальным анализом. Тут у нас социальное расслоение, а тут — автократия. Это плохо, понятненько?

Впрочем, в сборнике нашёлся автор, который вообще написал утопию: конечно, если отбросить интересную, но слабую версию о ненадёжных рассказчиках, из-за которых мир с идеальной экономикой не так уж счастлив. Андрей Рубанов в форме статьи рассказал о разумной валюте азио, которую одухотворяет цифровой оттиск жены великого математика. Положительная история любви вторит классике, где неподотчётные чувства приводят к бунту против бесчеловечного государства. К сожалению, рассказ о чудо-валюте не смог предложить ничего из того, чего уже не предлагает блокчейн. Заимствуя у тайноденег отслеживание «пути из одного кармана в другой», Рубанов не смог позаимствовать даже базовых знаний в экономике: почивший Кузьменков верно подметил отсутствие у азио абсолютной ликвидности. Кроме того, ценность крипты в волевом обязательстве её держателей, в негласном договоре, в большой, отчасти детской игре. Такого почти мистического отношения очень не хватает экономическим выкладкам Рубанова. Писатель перенёс на бумагу механизм крипты без окружающего её экстаза, который он заменил одухотворённой личностью жены великого математика. Именно это и не работает: вместо объяснения, как устроены живые деньги, всё списывается на то, как мила была усопшая Мария Тихомирова. Из-за чего рассказ как история получился не самодостаточным, а как научно-популярная статья — неграмотным. Тем не менее, Рубанову можно поставить в зачёт написание оптимистической утопии. Очень редкое в наши дни событие. Правда, совершенно не ясно что акселерационистская утопия делает в сборнике антиутопической литературы.

Наиболее далёк от темы Александр Иличевский. Похоже он вообще не понял техзадание. Иличевскому настолько не интересна антиутопия, что он очерчивает её всего несколькими предложениями, а затем пускается в привычные поэтические качания:

«Шла война за Антарктиду; де-факто царило правление корпораций, которые для номинальных правительств осуществляли торговлю личностями, то есть голосами избирателей».

Поэтика Иличевского не на том безукоризненном уровне, которому можно простить отсутствие всякой истории. Иличевский никогда не писал так, чтобы можно было раствориться в словах, из-за чего в его творениях со скуки оглядываешься по сторонам. И видишь ещё один бессодержательный текст, где фантдоп о сданном для вычислений мозге бесстыдно изъят из первых киберпанковых произведений. Иличевский наплескал расплывчатое письмо с тиной, ценного в котором только метафора мухи. А антиутопия? Ну так сказали же:

«Вовсю развернулись подпольные теневые рынки, где шла торговля цифровым бессмертием, которое уже было не отличить от бессмертия подлинного.

Бушевали эпидемии, окончательно вытеснившие перемещения по планете в виртуальную сферу».

Запутался в антиутопии Дмитрий Захаров. Он написал ужастик о маньяке в условиях странного закона о псах. Кто бы подсказал автору, что странный закон — это не антиутопия, а всего лишь бюрократизм, от которого претерпевали во все времена. Власти запретили крупных собак, которых начали потрошить особые охотники. Но вскоре на охотников нашёлся свой зверь. Актуалочка на зоозащитную тему показывает как излишний собаководческий пыл, так и опасность глупых запретов. Обычный социальный комментарий, но никак не антиутопия.

Вообще «Альпина нон-фикшн» прежде всего составила чёртову дюжину жанровой литературы. Если Рубанов написал утопию, Захаров триллер, а Иличевский — Иличевского, юмор был доверен Снегирёву и Пелевину. Они в антологии вместе в серединке стоят. Такой как бы отдых от сурового чтения. Получилось натужно и полностью несмешно.

Александр Снегирёв выдал коротенький анекдотец, от которого стыдно отводят взгляд. Союз супермодерна и традиционного общества на балконе — просто забавность, а не какая-то антиутопия. Александр Пелевин не изменил кредо позёра, накрошив актуальное оливье из пародий и трендов. Такой псевдо-Бунюэль, где абсурдность происходящего скрывает отсутствие всякой структуры. Настоящий абсурд всегда связен и крайне логичен, но на том невидимом уровне, о котором можно догадываться только в самом глубоком сне. У Пелевина ничего этого нет, только одержимое перечисление параметров и регистров, кои в финале становятся удручающими титрами. Крайне переоценённый, несмешной и сильно выпирающий писатель продолжает рассекать литературу на волне поверхностного самомнения.

Высмеивание продолжает Ксения Букша, экспериментируя над бюрократическим языком Российской Федерации. Ловкая бессмыслица смотрелась бы выигрышно, если бы сопровождала обычный текст или служила к нему ключом, но в текущем виде свод законов остаётся вещью самой по себе. А самой по себе российской действительности недостаточно, чтобы проникнуть в шифры «Устава». Загадка, которую никто не хочет отгадывать — такова проза Ксении Букши.

Переход к дистопиям начинается с Германа Садулаева. Помимо привычных марксизма с Ведантой, коммунист-евразиец оттолкнулся ещё и от Елизарова. Запрещённый культ соцреалиста Самохина обещает разом окончить мир, освободив его от воспроизводства иллюзии. Но если Елизаров мастерски объяснил силу соцреалиста Громова, тайна Самохина остаётся примышленной. Садулаев не может обосновать, почему советский соцреалист стал провозвестником разрушения майи. Устало махнув рукой, Садулаев соглашается, что на месте Самохина мог быть любой прозаик. И это опрокидывает рассказ, потому что он держится на неожиданной фигуре сибирского выпивохи, феномену которого требовалось подыскать такое же неожиданное объяснение.

Как минимум с романа «AD» (2009) Садулаев пытается потеснить Виктора Пелевина в нише ироничного спрашивания, когда на большой важный вопрос следует неожиданный философский ответ:

«— А как же сам… президент?..

— А ты что, не знаешь? Нет давно никакого президента. Да и не было никогда.

— А что же тогда было? – удивлённо спросил Миша.

— Не что, а где, – ответила Ульрика. И постучала пальцем по голове Миши. – Вот здесь».

Садулаеву не хватает знаменитой пелевинской лёгкости. Он мешает индуизм с марксизмом, будто кашу готовит, а нужна сома или хотя бы нектар. Рассказ ведь об обычном террористическом солипсизме. В том или ином виде он всегда оканчивается отменой мира. Так что в допущении Садулаева нет неожиданности и тем более нет масштабности. Какие бы идеологические нашлёпки не использовал Садулаев, они не могут скрыть изношенности сюжета.

А вот Алексей Сальников удачно воспользовался столь же простой идеей. Всего-то и нужно было не мутить лишнего. В «Кадрили» прозаик показал общество с настолько раздутой сферой услуг, что оно инсценирует всё от кино-религий до тюрем и бунтов. Написано бойко, с изменённым под общество языком, но опять без какого-либо откровения: левые с 1960-х доказывают инспирированность социальных переживаний, замещение подлинности медийным расчётом. То есть старую догадку повторили на старый лад. Такой же простенький вывод присутствует в рассказе Дениса Драгунского:

«Вдруг он понял то, что смутно подозревал раньше. Новая Честная Власть на самом деле никакая не новая, это просто второе или третье поколение бывшей власти и в переносном смысле, и даже в прямом: дети и внуки всех этих «вице» и «замов», реальных правителей страны. А виселицы, лагеря и изгнания, ссылки в скромную трудовую жизнь — всего лишь расчистка рынка».

Проговаривая банальности, Драгунский отнимает у читателя самую минимальную работу, и здесь просматривается по-настоящему интересный антиутопический рассказ — написанный в до того объясняющей манере, что лишает читателя всякого творческого усилия, всякого удовольствия и фантазии. Рассказ можно бы представить как пример литературы из антиутопического будущего: что-то вроде Букши, только нормальное. Но Драгунский предпочитает трюизм о том, что революция — это жестокость. Ко всему прочему писателя волнует не антиутопия, а жизнеутверждающая метафора «золотой яхты». Она хороша так же, как и язык рассказа, но текст подводит структура: ради утверждения метафоры устраивается слишком резкий, необоснованный переход к финалу. Текст не успевает вызреть, развиться. Желание утвердить одну лишь метафору не позволило Драгунскому утвердить весь сюжет.

В полной мере дистопичен рассказ Алисы Ганиевой «Министерство благополучия». При этом он настолько клиширован, что является самым скучным текстом сборника. Устаревшая лет на десять обязательность соцсетей, банальное «Чёрное зеркало». Даже серия подходит: «Нырок». Покорно перенося западные реалии на российский контекст, Ганиева не замечает его чуждости к России, где нет этого мягкого западного тоталитаризма. У нас страна толкотни и понурых лиц. Здесь невозможен «автоматический измеритель улыбки», ибо когда кто-то вам на улице улыбается — на него пишут возмущённую жалобу, ишь чего, доброго утра мне пожелал. Ну в самом деле, вот она, Россия: улыбчивую контролёршу в метро Нину Бандур из-за жалоб на «неадекватное поведение» переводят на станцию «Опалиха». Опалиха, блин! Это ироничнее всего, что представлено в сборнике «Время вышло», но отечественные писатели преступно мало интересуются событиями в родной стране.

Наконец, наступает пора настоящих дистопий.

Первой идёт стоящая задумка Сергея Шаргунова: «Нарушив нечто в таинственном космосе генов, поганый вирус ускорил механизм старения». Люди стали очень быстро взрослеть и дряхло умирать всего в двадцать пять:

«Летали самолёты, ходили поезда, работали рестораны, но реже, реже… Упростилась грамматика, обнищала речь, зато освежился сленг; обнаглели звери; обезлюдели большие территории. На улицах ежечасно грабили, справляли нужду, делали любовь, зато не было пробок. Местами шла злая резня, но атомного взрыва пока удавалось избежать. А ещё никуда не делась церковь, которая учила: когда-то за тяжкие грехи люди получили Потоп и стали жить не семьсот лет, а семьдесят, теперь мы прогневали Бога так, что сроки снова урезаны, — значит, близок конец света».

Каждое предложение — чудовищно интересно. Можно придумать и описать столько всего! История воина-наёмника восьми лет, который убивает людей и играется с бабочками. Секта мафусаилов, считающая, что фанатизм вернёт им долгожительство. Вопросы морали, которые не успевают за старением…. Фантдоп просто кричит о необходимости повести, о прописанном мире без чёрточек, где от лица разных персонажей можно охарактеризовать все аспекты раннего старения людей. Идея не нова, хотя у Шаргунова выстроена совсем иная позиция, чем в «Льде и пламени» Брэдбери. Конечно, это всё ещё старая-добрая «Я — легенда», то есть появление нового вида и вырождение старого, чьё столкновение в отечественной фантастике уже было осуществлено в «Мягкой посадке» Громова. Но Шаргунов всё равно искусен с фабулой и даже успевает позабавится с языком. Например, пишет тавтограммы: «болотце близкого будущего» или «От Любы, как всегда, просто, пресно и прелестно пахло прохладной рекой». Хотя, по правде сказать, здесь совсем другое слово напрашивается!

Единственная проблема рассказа в объёме: текст не может вместить столь масштабное ФД, из-за чего не может окончиться ничем иным кроме апперкота. Шаргунов проводит его из безысходности, здесь вообще иначе не поступить, что указывает на общую ошибочность концепции — весьма досадную ошибку, когда задумка не подходит под выбранный формат.

Но подвести может и сам объём, как в рассказе Вадима Панова, где технологии узурпированы обожествляемыми людьми. Пресытившийся псевдо-бог встречает незнакомку, которая распаляет его желание. Уже странно: тут в тридцать-то ничего особо не хочется, а «богам» в триста лет интересны чьи-то промежности. Панов на голубом глазу повторяет установки отборной боевой фантастики, где в XXVI тысячелетии сверх-над-боги с квантовым сознанием запускают многомерную руку в труханы инопланетной шалавы. Ну хочется же! И не понять кому — то ли автору, то ли герою.

Вульгарная вопрос-ответная экспозиция объясняет у Панова старую фантастическую догадку: высокоразвитая технология неотличима от волшебства. О чём и рассказывается скучным производственным языком. Приплюсуем сюда набор высокопарно-пустопорожних фраз («Время — всего лишь воображение, замкнутое в круг наших желаний») и невольно познаем грех уныния.

По счастью, в сборнике есть один отличный рассказ.

«Смена» Эдуарда Веркина блестяще разворачивает повествование от полностью непонятного к совершенно понятному, и в этом постепенном ощупывании наконец-то показывает читателю настоящее дистопическое будущее с жестоким классово-территориальным разделением. В отличие от того же Садулаева, который безрезультативно скрещивал веданту и терроризм, Веркин всего лишь показал один рабочий день служащего. И получилось радикальнее. И получилось жутче. У Веркина вообще удивительный талант: брать уже отработанное и делать его живым. Вот старый же троп — столь жёсткое социальное разделение, что младший слуга старшего поломоя в доме богача имеет больше власти, чем полицейский. И всё равно интересно. В отличие от Панова Веркину удаются мудрые фразы: «Поэзия выгорела задолго до того, как пришло её подлинное время». Даже «кошачья» тема, развитая Виктором Пелевиным в последних романах и неумело данная в рассказе Александра Пелевина, у Веркина выглядит умнее, смешнее и пугающее.

И самое главное.

Самое редкое.

Почти невозможное.

«Смену» хочется перечитать. И нужно перечитать. И первая её половина доставляет новую, сытую радость. Потому что всё непонятное становится на свои места: нет ни бесполезной зауми Букши, ни выделываний Иличевского, только хорошая, необходимая проза.

Молодец Веркин. Как всегда молодец. Он ещё раз доказал, что является одним из самых интересных современных писателей. И тащит на своём горбу весь сборник.

Почему антология «Время вышло» не удалась?

Во-первых, сборник компоновался с точки зрения коммерческой выгоды: антиутопия очень хорошо продаётся, так почему бы не попросить известных авторов прислать что-нибудь на тему? Вот издание и сложилось по принципу: «На тебе Альпина, что никуда не прокатило», из очень слабых, наотвалишных текстов.

Во-вторых, в литературе жанр антиутопии предполагает долгое романное полотно, когда можно успеть прописать жуткое будущее во всех тоталитарных подробностях. А в рассказе трудно что-то успеть. Там можно только означить. Не в последнюю очередь у Веркина получилась хорошая вещь, потому что это самый объёмный текст антологии, в сущности, повесть. Сборник рассказов-антиутопий не столько даже нелеп, сколь расточителен: его могут вывезти только сильные допущения, которые жаль оставлять неразвитыми как у Шаргунова. И получается ловушка: жалко тратить интересную антиутопическую идею на рассказ, поэтому повторим, как государство требует улыбаться и бьёт дубинкой. В этом смысле кривляющийся Пелевин поступил хитрее всех — выдал поток намеренной чепухи, который и в сборник проник, и стоящую идейку для повести спас.

В-третьих, недостаточный интеллектуальный уровень авторов, их потрясающая нелюбопытность. Хотя бы минимальное знакомство с теорией утопической мысли существенно расширило бы потенциал произведений. Рассказам сборника трудно вменить какую-нибудь художественную претензию, почти все они на высоком литературном уровне, но им страшно не хватает оригинальных идей. О чём собрались «предупреждать» прозаики, если повторяют предупреждения европейской литературы полувековой давности? Один только Драгунский попытался поработать с отечественным контекстом, да и то неудачно.

Вот и получается, что сборник антиутопических рассказов «Время вышло» — это устаревшая коммерческая макулатура, которая громким именем и горячей темой попыталась стрельнуть деньжат. Не получилось. Покупать и читать точно не стоит.

Сборник коротких рассказов, настолько неинтересных, что я смогла дослушать только первый. Дальше совсем все плохо. Ни идей, ни сюжета, ни умения рассказать историю. Увы. Более-менее читабелен только рассказ Вадима Панова. Но и то – на общем бледном фоне. Остальное не просто плохо, ужасающе. Вот, честное слово, на каких-нибудь литературных курсах и то люди пишут лучше.

И да. К антиутопиям эти тексты никакого отношения не имеют. Разве что в представлении авторов.

Никакого отношения к заявленному подзаголовку «Современная русская антиутопия» данная книга не имеет. Просто собрались востребованные и успешные писатели не из гетто и решили, учитывая наметившиеся репрессивные тенденции (о чем пишут только и исключительно они) и зажимание гаек свободным творческим личностям, любимым занятием которых является обличение режима за деньги режима, дать свой твердый ответ режиму, написав горстку рассказов.

Это модно, это поддерживается, это оценят в правильных странах, это купят бледные страдающие от тягот и невзгод юноши и барышни с последними айфонами.

Но, кроме того, что саму тему антиутопии в малом жанре крайне тяжело раскрыть, без обоснования существующего мира, так еще и рассказы эти написаны в чем угодно, только не в жанре антиутопии.

Кто-то, как наиболее подкованный Панов, выдал малосвязную историю с исламской Москвой и скучающими богами, а кто-то, как Веркин, написал киберпанковский полубезумный текст о неких Флоэмах и прислуживающих им людях.

Общая же проблема сборника проста — никто из писателей не имеет ни малейшего представления о фантастике, пытаясь наспех натянуть на себя чужую личину.

Хуже же того, что это не фантастика, другое — это даже не литература. Набор плохо скроенных сюрреалистических зарисовок практически ни о чем.

Просто проект-однодневка, куда втянули за толику малую десяток писателей-реалистов, возомнивших, что они с высоты своего видения мира в столь низком жанре однозначно создадут если не шедевры, то уж точно крепкие запоминающиеся вещи. Вышел же...мусор.

Учитывая социальную и политическую обстановку, и возросший спрос на Оруэлла в последние годы, стоило ожидать, что количество антиутопических произведений начнёт расти. И всё-таки, хотелось бы чтобы с их количеством, не терялось качество.

Конечно, в некоторых кругах сатирическую книгу, наверняка, купят, и даже, скорее всего, оценят страдающие от тягот и невзгод юноши и барышни с последними айфонами. Однако, я считаю, «Время вышло» откровенная макулатура

Время подумать уже о душе

Так вышло, что новые, революционные, «мыслящие» мировые деньги обрели сознание 32-летней женщины Марии Тихомировой. Она была весёлой, жизнелюбивой женщиной. Таким же характером теперь обладают и азио.

«Выход в деньги» Андрей Рубанов

Сборник «Время вышло», выпущенный Альпиной под занавес прошедшего года включает тринадцать рассказов о будущем от современных российских писателей. Как чаще всего бывает со сборниками, оценивать в совокупности почти то же, что выводить температуру в среднем по больнице, правильнее будет коротко рассказать о каждом.

В абсолютном большинстве случаев это антиутопии, но открывает сборник обаятельная и духоподъемная утопия «Выход в деньги». На языке сегодняшних финансистов это выражение означает обналичивание активов, выведение средств из действующих проектов и со счетов, у Андрея Рубанова, однако, все буквально. Рассказ о средстве консолидации нового человечества, построенный в форме энциклопедической статьи о создателе новой валюты азио Азе Иванове, который наделил разумные деньги добротой и оптимизмом любимой женщины. Честное слово, я не отказалась бы жить в таком мире.

«Полная щитня» Сергея Шаргунова — а вот это о том, как все стало плохо. Последствия нового вируса разладили что-то в механизме сопротивления старению и средний срок человеческой жизни равняется теперь двадцати пяти годам. Соответственно ускорились все циклы и нужно как-то учиться жить в режиме бабочек-поденок. А надо ли?

Герой «Края, где сбываются мечты» Германа Садуллаева всего лишь хотел перечитать книги писателя Самохина, которого любил в детстве. Он не знал, что месяц назад самохинские сочинения признаны были экстремистскими, и соответственно, в экстремизме обвиняются теперь его читатели.

В «Смене» Эдуарда Веркина описание одного дня инженера чел..., простите, нечеловеческих душ Арсения, дипломированного зоолога, концертирующего пианиста, специалиста по европейской поэзии и российскому Серебряному веку, который работает с Флоэмой. Нет, я не буду объяснять, кто это, Веркин моя давняя любовь и жаль, что теперь мало пишет, но он по-прежнему прекрасен.

Образ математика, сдавшего часть вычислительных мощностей своего мозга в аренду некоей могущественной корпорации, сквозной для Александра Иличевского, в «Соснах у медвежьей реки» появляется снова. Читать Иличевского ради сюжета излишний и неоправданный оптимизм, но высокая поэтика неотъемлемая принадлежность его текста, и никто, как он, не хорош с пейзажной прозой.

Александр Снегирев в ерническом и довольно привычном для себя амплуа рассказчика-приятель-которого-очень-обеспеченный-человек.«Человек будущего» саркастический взгляд на «новое опрощенчество» хипстеров, которые декларативно ратуют за экологию, не отказываясь пользоваться ни одним из достижений цивилизации.

«Планета жирных котов» Александра Пелевина по-хармсовски абсурдистская окрошка из тоталитаризма. спецслужб, инопланетной экспансии, питательной биомассы, невыполнимой миссии, пятидесяти оттенков серого и астероида-убийцы.

Герой «Кадрилей» Алексея Сальникова сетевой инфлюэнсер средней руки меняет убеждения как перчатки в соответствии с прогнозами экспертов, и раз за разом попадает пальцем в небо. Пока не оказывается вынужденным принять участие в протестной акции, которая многое в его жизни изменит.

Будущее «Сучьего потроха», в котором муниципальные структуры присваивают право решать, собак какого размера позволено держать гражданам, а всех, кто сверх лимита, изымать и уничтожать. Грустная и страшная реальность, Дмитрий Захаров не самый большой оптимист, здесь превзошел себя по части мрачности, а постоянная для него нота ответственности за прирученных звучит осипшим надрывным хардкором.

«Устав, регулирующий и уполномочивающий вещи и явления (выдержки)» от Ксении Букши вещь, с которой без поллитры не разберешься, впрочем и с ней вряд ли. Ксения как-то заметила, что неплохо бы освоить дискурс по Локану, чтобы уже с полным основанием потрясать читателя витиеватостью мысли, так вот — это покруче любого Локана будет.

Прозрачный «Реликт» Вадима Панова в котором Бог, воплощенный прекрасной женщиной приходит, чтобы в очередной раз спасти ленивое и нелюбопытное человечество от окончательного оболванивания корпоративными вурдулаками, и в котором понятно абсолютно все, встречаешь едва ли не слезами благодарности.

«Министерство Благополучия» от Алисы Ганиевой — мир «Черного зеркала» и «Страны качества» Марка Уве Клинга, где соцсетевой рейтинг решает все в жизни обывателя, а пошлость ежеутреннего кофейного порнфуда вменена в обязанность, нарушение которой карается, сообразно проступку.

Завершает сборник «Яхта из чистого золота» Дениса Драгунского. В отечестве победила очередная революция, нынешние олигарх свергнуты, а олигаршата и дети менее богатых, но все же обеспеченных людей отправлены на перевоспитание в места не столь отдаленные. Герой, после отбывания некоторого срока, должен вести СЖ (скромную жизнь) в селе Капитаново. Это означает до скончания века поденщина или кормиться с огорода. Но человек, он ведь без мечты не может, и однажды... Хороший рассказ на тему «Революция, ты научила нас верить в несправедливость добра».

Сборник неоднородный и качественно неровный, но интересный и рассказ, который придется по вкусу, найдет каждый.

Новая русская литература. Во-первых, покороче — ибо читают все меньше и меньше, «много букав — не осилить». Во-вторых — попроще, поскольку цель чтения — расслабить мозги, по крайней мере, для большинства современных читателей. И в третьих — потрясти фигой в прохудившемся кармане — иначе не в тренде, «долой режЫм!». Фуфло, конечно. Но по сути — продукт своего времени под свою аудиторию.

Мне лично не понравилось, слишком много матов, слишком упрощённо, слишком откровенный масс-продукт. Хотя и здесь есть пара рассказов приемлемого настроя — качества, что тоже в рамках сбытовой политики — воткнуть в клейстер изюминку.

В общем, книга на любителя.

Сборники рассказов и повестей про антиутопии — одни из самых популярных. Стоит отметить триптих антологий «Хаос...», русскую и американскую антологии-тезки «Апокалипсис».

Вот и непрофильное издательствл «Альпина нон-фикшн» решило отметится на этом рынке. Видно, витало что-то в воздухе, наполненном вирусом ковида, еще год назад. Накаркали.

Идея антологии понятна — взять востребованных авторов не из фантастического гетто и попросить их дать своё видение того, что бывает, когда время вышло.

И что же из этого вышло?

Чёртова дюжина (думаю, что число неслучайно) рассказов разделились на три неравные части: юмор-сатира-ирония-сарказм, абсурд-сюрреализм и триллеры.

Больше всего, очевидно, сатирических вещей. Человеку всё-таки проще даже над жуткими вещами смеяться, а не заламывать руки.

За абсурд и сюр отвечают А.Пелевин и Букша. Отвечают плохо.

Триллером отметился Захаров.

Чисто жанровые фантастические вещи, без попыток в натужные смехуечки, получились у Рубанова, Панова, Шаргунова.

Как и в большинстве антологий, есть вещи, вызвавшие восторг, разочарование или не вызвавшие ничего.

В восторге остался от рассказов Садулаева, Веркина, Сальникова, и, пожалуй, Ганиевой и Драгунского.

Разочаровали Пелевин и любимая Букша.

Считаю, читать необходимо. Помимо любопытно раскрытой основной темы, антологию можно и нужно рассматривать, как точку знакомства с современными российскими писателями.

8(ОЧЕНЬ ХОРОШО)

Отзывы на каждый рассказ антологии в карточках рассказов.