Я был знаком с Аркадием Стругацким с осени 1963 года: наш незабвенный «Клуб любителей научной фантастики» при Доме Детской Книги на ул. Горького, 43, присуждал «Гриадного крокодила»(за коего нынче от всех, кроме люденов, получаем по шее), брать интервью к А.Н. я с неким И.В. ходил осенью 1964, так что когда зимой, помнится, 1978 года мы с А. Стругацким, М. Ткачевым и Н. Мальцевой оказались за одним столиком в ЦДЛ, это уже было «встречей старых знакомых». После первой же рюмки я спросил А.Н., почему у героев «Обитаемого острова» лишь слегка препарированные имена албанских писателей, взятые из статьи «Албанская литература» в первом томе КЛЭ — поэт Зеф Серембе (1843–1891) расслоился на «Зефа» и «Серембеша», Мемо Громено почти вовсе остался собой и т.д. А.Н. посмотрел на меня как на змею и налил нам обоим коньяк вместо рюмок в стаканы. Несколько имен похожи на венгерские... но и на албанские тоже («Гаал», к примеру). Б.С. в интервью утерждает, что в ОО ВСЕ имена венгерские, но факты сопротивляются.

После чего зашел разговор о только что с трудом прочитанном по-английски (мной) романе Фрэнка Херберта «The Dosadi Experiment». Романа А.Н. не читал, так что пришлось его пересказывать. То ли он прочел его позже, то ли нет?

Сейчас вижу, что в идее «Белого ферзя» кое-что от этого разговора осталось. Даже, скажем так, очень многое.

Впрочем, остальные мемуары пока оставлю при себе. Работая в жанре «параллельной истории» и видя, как мои романы в половине сетевых библиотек отписаны Федоренко (псевдоним — Витковский, а я пишу под собственной фамилией), понятия не имею — интересно ли это хоть кому-нибудь. Полагаю, и мемуары мои скоро станут чьим-то свежим воспоминанием.

Засим выражаю благодарность создателям этого Форума и сайта за возможность рассказать то немногое, что знаю. В ЖЖ это пропадет, а со своего сайта «Век перевода» я почти не отлучаюсь.

Евгений Витковский

Вероятно, в затертой теме «Гитлер-победитель» эта книга стоит настолько выше остальных, что остальные — даже пресловутый «Фатерланд» Харриса, про который много чего написать могу, да жизнь коротка, и на сто у.е. до этого уровня не дотягивает. Странно, пожалуй, разве что то, что по роману Дика нет фильма, ведь это готовый сценарий . Политкорректность? Вероятно, пропади она пропадом. Однако же тому, кто не знаком с китайской классической «Книгой перемен» читать ее трудно; зато если кто с нашим блистательным переводом этой книги (Ю.Щуцкий) сроднился и держит «Книгу перемен» на полке — тому в ней уютней, чем шахматисту за доской. Потому как для глубокого понимания «Человека в высоком замке», для истинного удовольствия от него, нужен научный аппарат чуть ли не такого же объема, как книга. Я и теперь не умею определять гексаграмму бросанием стеблей тысячелистника. Пользуюсь набором монеток. Но даже этого мне жаль (лучше бы пользоваться традиционными стеблями). С этой книгой надо сплестись и срастись, иначе ее вовсе лучше не читать.

Конечно, граница между Германией и Японией, проходящая по МИССИСИПИ, иронически отсылает читателя к «Путешествию Гекльберри Финна» Марка Твена, но сделано это ненавязчиво, в лучшем американском духе, когда даже самое великое и самое страшное все-таки предполагается не воспринимать слишком всерьез. И незадачливый герой, попадающий на обед к хозяину жизни (т.е. из японцев) так обаятельно глуповат, что немедленно опознается его прототип — Унистон Смит из «1984». Тот, пожалуй, тоже вспоминал бы как самое яркие события своей жизни случаи, когда ему (дважды) удалось съесть по кусочку мяса. Сколько тут Америки — вплоть до независимого Шайенна (который независим, ибо никому не нужен). Роман написан в 1962 году, накануне Карибского Кризиса, когда «горячей» атомной войной пахло как никогда (лишь своевременный отстрел Президента и снятие с работы Генсека спасли истинных хозяев жизни от возможности продолжать наслаждаться оной). Все это забывается. Но остается невероятно целостный, пугающе правдоподобный мир параллельной истории (явно входящий в пятерку лучших «миров», какие есть в литературе ХХ века). Одного лишь опасаешься: не начнут ли внуки-правнуки принимать именно этот мир за факт криптоистории. Но это не нам решать.

Это безусловно лучшая книга Филипа Дика, перехвалить ее нельзя, и я не продолжаю далее «дозволенные речи» лишь потому, что сейчас явно скачусь в пересказ романа. Этого нельзя. В отзывах. «Такой уговор». (с).

2015, декабрь Вот уже и сериал есть. И оценка ему — минус 10.

Иной раз классика жанра, лучшее произведение писателя и т.д. — вдруг смещается в читательском сознании резко в сторону и начинает отдельное бытие: знаменитая инсценировка этого романа, шедшая на сцене Таирова в начале 1920-х годов — произведение, достойное прочтения ПОМИМО романа (увы, в собрании сочинений автора инсценировки, С. Д. Кржижановского, этого «текста» нет — составитель им по неизвестной причине пожертвовал). Уже заголовок романа Ффорде «Беги, Четверг, беги» — немедленно напоминает о Честертоне. Цитатами из этой книги нафарширован весь (не только английский) постмодернизм, и так длится уже второе столетие, и не снижается популярность романа. Даже бессмертный Патер Браун, мистический сыщик — не конкурент Четвергу.

Словом, хвалить эту книгу — все равно что хвалить «Дон-Кихота».

А прожить жизнь, не прочитав ее — то же самое. То же, что не прочесть «Дон Кихота». Может быть, Честертон и не Сервантес... но в обязательную программу того, что должно быть прочитано — «Четверг» входит.

К сожалению, едва ли на такой уровень вышел еще хоть один роман того же автора. Но поэт он прекрасный, новеллист изумительный — а дальше, господа, подбирайте прилагательные по степени положительного ряда. И вверху секвенции все равно будет великий роман, о котором сейчас идет речь.

Знать бы еще, сколько тут Дика, сколько Желязны. Идея наверняка Дика. А вот «серебряные полудоллары»... Хоть на «Книге перемен» гадай — не разберешься. Редчайший сплав, когда автор в чем-то один получился. За Желязны с таким артистизмом никто и ничего еще так не написал.

Тьма фактов, которые может знать только житель Западного Полушария (черные крысы как нормальная еда в Восточном отсутствуют: их здесь рыжие-серые сами съели). Артистизм интриги и письма феноменальный. Словом, хвалить эту книгу то же самое, что хвалить черную икру.

У фэна, не читавшего этой книги, — дыра в образовании. Прошу иметь в виду, мое мнение ни от кого не зависит, но это рекомендация: читайте.

Надо бы сначала писать отзыв, потом оценку ставить. Но я решил свои «10» проверить и еще раз перечитал роман.

Может быть, это вообще лучшая фантастическая книга в России за последние лет пять-шесть. Сколько же ниток оставлено там — в любую сторону — продолжай-не-хочу; да ведь и я теперь постоянно, нечаянно подумав о ком-то, кого знал, но кто ушел, думаю: «вот и ему мнемон». А если человека не знал — «денежка». Но она тоже нужна, «за воздух» заплатить. Роман куда глубже любых аллюзий с анекдотическими вкраплениями («Жизнь дается человеку только дважды...» — и вдруг хохочешь в патетическом месте); между тем лишь сорок (или больше) раз передумав эту книгу, решил я, что изображает она ЧИСТИЛИЩЕ. То самое, которое отрицает восточная церковь и в которое твердо верят более миллиарда сторонников церкви западной. Данте по Чистилищу водил не Вергилий, его проводником там была Беатриче. У героя «Света в окошке» своя Беатриче... — царско-советский сыщик провокатор, петербургский «земеля». Каков поп, таков приход. Это так точно, что начинаешь ВЕРИТЬ.

С ужасом думаю, что начинаю воспринимать эту книгу как часть собственной религии. Ну, и ладно: если «джедаистом» быть не зазорно — в Англии их больше, чем иудеев или буддистов — я согласен и на такую веру.

В смысле писательского мастерства (особенно — мастерства новеллы) ничего лучше написать нельзя. Угадать финал рассказа, пожалуй, невозможно. И дело именно в нем: такого жуткого «посмертия», пожалуй, даже у Данте нет для страшных грешников девятого круга (где обретаются, напомню, «обманувшие тех, кто им доверился»). Дети, главные герои рассказа?.. Автор ИХ вовсе не боится, как бывает нередко с Брэдбери, — и ЗА таких детей можно не бояться: их потомком станет, пожалуй, одинокий воскресший землянин в великом рассказе ван Вогта «Чудовище».

Русским читателям вдвойне повезло: перевод Е. Коротковой стоит вровень с теми лучшими образцами фантастики в русском переводе, которую переделывать уже ни к чему (другой пример — «Хогбены» Каттнера в переводе Н. Евдокимовой).

И тех, кого главный герой, мальчик в тапочках, прячущийся за коробками с мусором, отсылает на бетонную дорогу без конца и края, не жаль.

Они нарушили заповедь: захотели запрячь в свою лямку детей-гениев лишь за их гениальность.

Хорошо бы этот рассказ превратить в учебное пособие для начинающих злодеев: сам не гений — не суйся к гениям.

Если это не Великая Литература, то я, стало быть, не рождался на свет. И ничего этого сейчас не пишу.

Прочел по-английски, правда (всю жизнь английскими романтиками занимаюсь, а тут это важно). Очень надеюсь, что в переводе хоть половина осталась.

Как писатель я автору позавидовал. Одному только «запрету ходить по земле», из-за которого кое-каким героям приходится сидеть на столе : )))

И не уверен, что моя зависть была такой уж... белой.

Притом: существование «дополнительного» поэта-романтика (чье «Собрание», по утверждению автора, даже один раз выходило — в 1932 году) — дело вполне реальное. Считается, что поэтов «Озерной Школы» (т.е. региона Карлайла) было трое. А по моим подсчетам — около двадцати, да еще и общее в этих списках только имя Вордсворта. Так что «параллельную реальность» создает не только Пауэрс, она и у нас на глазах наличествует. Прием, в англофонной фантастике ярче всего известный по «Гиперионам» (и сиквеллам) Симмонса, только Симмонс в бесконечной толпе героев явно запутался. С Пауэрсом этого не бывает никогда. Жаль, хоть и хорошо у нас несколько его романов переведено — но все же недопустимо мало.

Я бы обозвал этот жанр — «джипси-панк». Но едва ли кто согласится.

Что писать? Если Борхес считал эту книгу одной из величайших в ХХ веке, то я скромно подпишусь, что с ним согласен.

Перевод Д. Выгодского так и остается лучшим. Михаил Кадиш своим творением только и доказал, что даже великие книги переводом можно испортить, Солянов не понял половины текста... Крюков... ну хороший человек Крюков, зачем ему это было?.. Хотя он — профессиональный велосипедист. можете проверить.

PS По служебному делу сличил с оригиналом всю часть, где герой пробирается подземным ходом. Потом посмотрел переводы. 90% качества — только Выгодский.

В остальных переводах и 10% не наберется(в каждом).

Перевод М. Кадиша — уникален. ЭТО ВООБЩЕ СОВСЕМ ДРУГАЯ КНИГА! Не понято ничего. Хотя что удивляться. это переводчик вообще уникален: надо быть гением. чтобы «Альрауне» Эверса так испоганить, как ему удалось.

Все про Чехова да про Чехова. Вообще-то в этом «Сахалине» куда больше от книги В. М. Дорошевича «Сахалин. Каторга». Но не только.

Многие десятилетия японское искусство, – и литература, и особенно кино, – эксплуатирует тему «Гибель Японии». Веркин решил вывернуть ее наизнанку: а ну как в мире останется одна Япония. Разумеется, получилась антиутопия, наиболее плодотворный жанр в современной литературе; есть основания подозревать, что наше время в будущем будут считать золотым веком этого жанра. Велик соблазн только такое писать, да и читать только такое. Только вот оказывается, что получается то уцененный «1984», то его предшественники (Фиалко, Бойе, Хаксли, куда более значительный Замятин и пр.), то уж просто «Град обреченный».

Однако здесь не то, – здесь то, что Набоков уложил в одну строку: «И понял я, что я в аду». В этом аду с трудом можно выжить, хотя в таком мире кому это захочется, кому нет. Доказывать, что это хорошая книга, бесполезно. Сожалею, что не могу поставить больше десятки. Подобное пишу впервые за последние лет десять. Не зря роману ставят то десятку, то единицу, притом примерно поровну. Книга решительно делит читателей на своих и чужих: случай редчайший.

Если это экранизировать, то выйдет не хуже, чем «V – значит вендетта» или «Эквилибриум», причем без сладкого хэппи-энда, который там ради проката прилеплен. Но в артхаусе такой фильм провалится, а для большого экрана денег не дадут.

Земной поклон автору.

Проще простого: это величайшая сказка ХХ века. И все прочие ей ни разу не конкуренты. Потому, что помимо 14 (с дополнениями) книг самого Баума, считая с ними вместе, за 1900-1998 годы создано в общей сложности 40 книг «КАНОНА СТРАНЫ ОЗ». А к ним — выходящие по сей день многие сотни продолжений и вариаций той же темы. Причем среди этих «продолжений» американцы с удовольствием размещают все книги А. Волкова — они, кстати, переведены и на английский, и на многие другие языки. А ведь к этой теме англофоны ревнивы... да и правильно, что ревнивы, Лучше этого сюжета нет ничего.

Секрет успеха прост. Баум, создавая свою страну, наделил тех, кто живет в ней, даром вечной юности — кажется, впервые за всю мировую литературу. В итоге и Страшила, и Железный Дровосек (плевать, что он вообще-то жестяной) и многие другие герои могут жить там вечно и не стареть, и вот уже второе столетие они вместе с Трусливым Львом и Голодным Тигром — и со Слоном Кобампо — живут и будут жить, радуя читателей в возрасте приблизительно от шести и до ста лет. Перехвалить этот великолепный миф нельзя. Если уж более чем взрослые писатели Стивен Кинг и Филип Хосе Фармер оскоромились написать по книге про Страну Оз — значит, мир убедился, что стал сам он лучше от того, что не особо-то тогда еще известный писатель френк Баум посмотрел на каталожный ящик с надписью « O-Z». И он увидел дорогу в волшебную страну, в Страну Оз. И была эта дорога — из желтого кирпича.

Да, читатели. Кажется, мы уже не в Канзасе.

Кажется, нужно добавить (в ЖЖ я это написал, но там то ли будут читать, то ли нет).

Часть имен в романах и впрямь взята из венгерского ареала, хотя албанцев больше: кто бы спорил.

Однако:

Тут припутан и третий народ: итальянские арбереши (албанские католики), по сей день живущие «против Албании» на итальянском берегу; когда я ими интересовался, было их тысяч 400 (это в начале 1970-х годов). Они — католики, язык у них близок к албанскому, но сейчас уже основательно с ним разошелся. В сети о них мало, хотя само существование и языка, и народа признается. Именно их классиков — а это Иероним де Рада, Зеф Серембе и т.д. — еще хоть как-то можно было пробить в печать в те годы (преимущественно в антологиях). Единственное толковое, что по ним можно найти если не в сети, то в НРБ — реферат диссертации Т. Ф. Серковой «Литература итальянских арберешей и проблема албанского романтизма», (1836-1900). М., 1971.

Диссертация, конечно, появилась позже (хотя носилась с ней Серкова по 3-му этажу «Художественной литературы» довольно долго, а на том же этаже располагалась Восточная редакция, где немало наработал АНС (и ваш покорный, хотя позже) — но всего на два года. Книги в «Соц. редакции» шли куда дольше, чем в Восточной (да еще книга неугодной Албании, — о книге отдельно, если интересно). В любом случае «имена носились в воздухе».

Кстати, легенда о моем разговоре со Стругацким верна только в первой версии (там, где про коньяк). Остальное — чьи-то пересказы.

Единственная книга Кука, которую я с первого раза запомнил целиком, а прочел уже трижды и еще собираюсь. Похоже на озарение, которого побоялся сам автор, и не стал развивать тему в сериал.

Словом, проза высочайшей пробы. Не просто литература, а настоящая ФАНТАСТИКА, что куда выше более высокое звание.

хотя и впрямь жаль. что автору платят за «Черный отряд» и «Гаррета» втрое больше, чем за отдельные романы. Была бы тут хоть небольшая серия — получили бы шедевр даже больше, чем на «10»

Это, боюсь, почти автобиография. Дж. К. Оутс («Эдди, Эдгар» по рассказу) в 1956 году, когда ей было 18, тоже встретилась со своим «Эдвардом» – именно тогда родилась ее сестра Линн Эбби, страдавшая тяжелым аутизмом. Представьте персонажей в жизни близнецами и мужчинами – вот и все содержание рассказа. Характерно и то, что «хилый брат» в рассказе – младший из близнецов. Большего не расскажу, читайте рассказ – очень поздно написанный, кстати. «Близнечный миф» (тот самый, который забыл упомянуть в числе главных сюжетов мировой литературы Х. Л. Борхес) развернут в рассказе так, что человеку, который пишет сам, впору помереть от зависти.

Даже традиционная американская истина-тошниловка о том, что «самое главное, что есть у человека – это его семья», в этом рассказе не раздражает: никакой семьи у братьев нет, кроме той сцены, которую читатель находит на последней странице (похоже, действие ее по сравнению с нашим разворачивается в будущем). Оутс здесь – мастер новеллы, мастер уровня Эдгара По, и больше сказать нечего.

Если у многих читателей (наверняка у очень многих) рассказ вызовет депрессию – ну, такова жизнь. И сюжета в рассказе нет почти – так и в жизни сюжета нет (совсем никакого). «Колодец и маятник» – тоже депрессивный рассказ (с не совсем убедительным финалом, если честно).

… Отчего-то вспомнились мне кое-какие, самые горькие, рассказы Брэдбери.

Отчего? Оттого, что ни на один вопрос ответа этот рассказ не даст.

За что и спасибо Нилу Гейману и Элу Саррантонио, включившим этот маленький шедевр в свою новую антологию.

Я прочел эту книгу в рукописи — в РГАЛИ, не скрываю, там в папке моя подпись есть — в 1977 году. И заболел этой повестью, как другие, бывает — «Мастером и Маргаритой», «Бледным огнем», «Осенью патриарха», «Войной конца света», «Гимном Лейбовичу» и т.д. Даже теперь, когда практически весь Кржижановский уже трижды прочитан, для меня эта вещь остается главной, а ее последние строки (про «одно и то же») снятся мне перед пробуждением почти каждую ночь. «Воспоминание о будущем» — одновременно «Шинель» и «Когда спящий проснется». Ниже оценить не могу.

Больше года я высчитывал — какого же года достигает в своем путешествии Макс Штерер. У меня получилось — «1959». А если так, то встающий перед ним в тумане лес почти утративших кумачовость, почти серых знамен — это то самое, что случилось в нашей действительности, притом всего лет через десять после смерти автора повести. «Пророк» — профессия, в древности не считавшаяся почетной. Но, видимо, Кржижановский об этом не думал. Печататься ему хотелось, но приспосабливать свое творчество к требованиям цензуры он не мог вообще. В итоге — не печатался. В итоге — уцелел и вполне реализовался. В итоге — ровно через пятьдесят лет — после окончательной остановки Штерера и возврата в 1929 год — ИМЕННО В 1989 году вышла в Москве первая книга рассказов и повестей Кржижановского — «Воспоминание о будущем» («Московский рабочий»).

Сколько русской литературы (что в СССР, что в эмиграции) нынче даже библиографы вспоминают с трудом. А вот «литература из ящиков письменного стола» (простите за германизм, но по-русски «одного» слова для этого явления пока нет) оказалась тем самым, что спасет нашу репутацию в XXI веке: если нынче у нас и не всегда есть что-то новое-интересное на прилавке, то вот уже четверть века как непрерывно отдают свое заветное наследство архивы. Ладно, попытаемся издать накопленное, а потом — как сказала протопопу Аввакуму бессмертная его супруга Марковна — «Добро, Петрович, ино ишшо побредем».

«Воспоминание о будущем» — книга на всю жизнь. Таких книг на свете очень мало.

Ничего не поделаешь. Судьба. Кисмет.

Кажется, ни одно произведение древней прозы не перечитано мною столько раз. «Я буду говорить ложь, одну только ложь и ничего, кроме лжи, и это правдиво, а это значит — вся моя история будет правдива...» Сколько раз приходило мне это в голову, когда я брался за стило — и когда не брался. То ли это модернизм, то ли пост...?...

В любом случае: двухтомник Лукиана я держу на самой верхней полке. Если его сопрут, восстановить скорей всего будет невозможно, а сердце мое будет разбито.

Хотя у Лукиана есть и более значительные вещи, но без этой — не было бы нашего жанра.

Так, выходит, и будем молчать. Конечно, Марк Маркович Парасюхин, которому морду бьет герой (так и хочется добавить) — литературный герой.

А то, что это реальный писатель-«фантаст», травивший Стругацких сколько сил было, по сей день (если жив) их ненавидящий — реальное лицо — молчим.

Конечно, он накормил Иуду югославским супом с мелкой вермишелью... Но это не повод тащить его на таком луковом перышке и из вечного огня.

Реальный Поросенкин никого таким супом не накормит.

Именно этот человек угробил н/ф редакцию в «Молодой гвардии». И я свидетель, я в соседней редакции работал.

...А по вопросу об антихристианских мотивах книги, так надо бы присмотреться к тому, что иудаизму и исламу там досталось столько же. Христианство — не та «организация», которой можно повредить негативным мнением о ком-то отдельно взятом. Не развалится храм, воздвигнутый на том самом камне, который тут ненароком помянут. И даже сходство Г.А.Носова с Га-Ноцри — это сходство всего лишь двух литературных персонажей. Религия тут почти ни при чем.

Помнится, Лем, прочитав тощую папочку рассказов Ильи Варшавского, удивился: как на столь немногие страницы уложилась вся западная фантастика.

Здесь — больше. Здесь в ОДИН рассказ уместилось больше, чем мог бы мечтать целый материк фантастов.

Это уровень «1984» Оруэлла. Только со знаком плюс: от рассказа этого я в детстве... странно вспомнить: перестал бояться атомной войны. И скоро полвека уже, как не боюсь.

Кажется, повесть вообще не попала в офф-лайн. Между тем это шедевр Щепетнева, не хуже чем «Седьмая часть тьмы» и «Марс 1939», если ненароком не лучше. Глубокий постмодернизм аллюзий, от Кавафиса до Херберта («Досадийский эксперимент») и до Дж. М. Кутцие, требует от читателя очень много. К тому же для человека, хоть немного ностальгирующего по советским временам, повесть неприемлема.

Щепетнев не мастер романа (отсюда и один провал, о коем писать не хочется — к этой вещи он не относится). Но повесть вот такого объема — даже не знаю, кто у нас до такого трагизма в этом жанре дотягивает. Статистика неожиданно оценила запас оригинальных слов в повести как НЕВЕРОЯТНО ВЫСОКИЙ, не помню, есть ли такая оценка еще хоть где-то на ФЛ.

Короче, жаль мне каждого, кто это не читал.

Того, кто это читал, но не принял и не понял, мне не жаль. Мы с ним относимся к разным биологическим видам. О том, кто выдавливает автора из литературы в пользу собственного положения, мнения не имею.

...Больше двух лет прошло. А публикация все остается «сетевой». Это при том, что фантастов такого уровня у нас меньше десятка на весь русский язык, по крайней мере среди живых авторов (приписано в мае 2013 года).

Наконец-то и в книге напечатано. (Приписано весной 2014 года)

Странно читать, что кто-то собрал ВСЕ переводы «Ворона». Покойный Евгений Дерлятко (он же Дейк) собрал их 50. они сохранены в его вполне открытом архиве. после его смерти появилось еще от 5 до 10. Лучшие переводы, заметим — Георгия Голохвастова, Сергея Петрова, Николая Голя, Александра Есенина-Вольпина (не пародия, а именно перевод. который тоже есть),. Нины Воронель особенно лучший из всех — Игоря Голубева — в этой библиографии не зарегистрированы. А ведь от того, ЧТО именно каркнет ворон — зависит успех работы. Он не может каркать «никогда», без звука «р» ворону не произнести ничего. Он не может в русском тексте каркать по-английски, он превращается из ворона в попугая. Блестяще найденный вариант Голубева ищите, друзья в сети.

В этом смысле библиография тут — чистое введение читателя в заблуждение. Понятно. что читатель может иметь и свое мнение. Но составлять его п 20 процентов наличных переводов — как раз и вызывать вопль про «непереводимо».

Видимо, драматург Эрик Ингобор написал эту пьесу раньше, чем роман «Этландия», – главное произведение, сохранившее имя автора для потомков. Между тем при поверхностном чтении (постановок пока нет, но явно будут), пьеса кажется просто инсценировкой романа, с полностью по правилам Дюрренматта измененным финалом: иной жанр, значит, и концовка иная. В одном случае робот «Энрик-9» ржавеет и рассыпается, в другом – объявляет себя императором Этландии. Имена же и характеры, а особенно диалоги персонажей в изрядной части текста совпадают. О чем пьеса? Как всегда у Ингобора – прежде всего о голоде и безработице. Советским читателям предлагалось верить, что речь идет о Западе. В тридцать третьем, тридцать четвертом году советский читатель был ничуть не более сыт, чем западный. А то и менее. В целом пьеса и похожа на «Белую болезнь» Чапека, и не уступает ей. Да вот незадача: пьеса Чапека написана в 1937 году, а «Назад в пещеры» – в 1933, если не ранее. Антураж у Ингобора выстроен под Скандинавию: так же на сцене и при постановке «Белой болезни» из «барона Крюга» сделали, помнится, «Олафа Крога». Скандинавия со времен Карла XII ничего страшного для Европы не символизировала, что в Чехии, что в СССР.

Именно название отличает, кстати, пьесу и от романа «Этландии»: принципиально иная развязка произведения дает возможность автору устроить на сцене такую фантасмагорию, что ее в нашей драматургии сравнивать не с чем, это не Булгаков и не Кржижановский, это уже практически Ионеско. Я завидую тем, кто пьесу еще не читал. И очень прошу при ее чтении представить себя в зале театра: зрительный ряд очень многое добавит, когда пьеса пойдет на сцене. Пойдет, не сомневаюсь.

Наконец-то. Лучшая французская фантастическая книга после смерти Жюля Верна. Одна беда — это не новый перевод, это отредактированный СТАРЫЙ, 20-х годов.

Одна из первых книг, где человек и автомобиль гибридизируются (притом более или менее случайно) — как ни рассматривай «пишущего по немецки» основного отрицательного героя, но перед нами — киборг. По сюжету изрядно похоже на «Кристину» Стивена Кинга, да только написан роман раньше, чем родился папаша Стивена Кинга — тот самый, таинственно пропавший.

Будете читать — обратите внимание на тревогу ЛГ — «вдруг там появятся слишком умные телята»?

Короче, хорошо, что издано. Но издано поначалу было очень неважно и нелепо дорого.

PS Ну, а теперь, когда в «Престиж Бук» вышел двухтомник ВСЕГО, что выходило из Ренара на русском языке — так и не очень дорого. И издано хорошо.

Как символично, что первая книга Ренара (рассказы — она тоже есть в двухтомнике) вышла в год смерти Жюля Верна. А сам Ренар умер уже в год оккупации Франции Германией. Сейчас там, понятно, не густо — но, пожалуй, на весь ХХ век традиции хватило.

.

Довелось мне в 2000-м году работать главным редактором скоро исчезнувшего издательства «Гудьял-пресс». По дружеским связям с семейством Ратушинской-Геращенко, только что переселившихся из Лондона в Москву, получил я и семь-собаками-еденный экземпляр из списанного неизвестно куда тиража «Золотого эшелона». И как открыл книгу, так ее и не закрывал. Написанная по преимуществу Виктором Суворовым и Ириной Ратушинской, снабженная научно-технической базой (Игорь Геращенко) там, где того требовал текст, обутая в политические статьи диссидентом нашим славным В. К. Буковским (что делал пятый соавтор — я понять не смог), эта книга смешна как лучший Довлатов и строго сюжетна как лучший Войнович — вот ее уровень. Не зря как только мы ее ПЕРЕиздали — пришлось печатать еще четыре тиража. Да и теперь добавить бы не вредно, книга трудно находима. Я бы, честно говоря, эту книгу в школьную программу ввел. Может читателю и не важно, что маршрут Золотого Эшелона по России более или менее повторяет контуры серпа и молота... но не так уж много на русском языке подобного сюрреализма, доводящего до хохота и колик. Книга — на уровне лучших книг Андрея Куркова, которого знает весь мир, но не Россия — об этом в другой раз.

Оценка дана за безусловную долгосрочность жизни этой книги, за ее бредовую достоверность — и за то, что это очень хорошая книга.

А их в России после 1991 года (новых) не особо-то много. Все больше таскаем к печатному станку то, что создано в эмиграции — или валялось в ящиках письменного стола.

Кирилл блестящий писатель, и книга блестящая. Но — сбежал с поля боя. Антиримейк к Толкину написал чуть не лучший из наличных, антиримейк к самому себе писать не решился.

А писатель только тогда писатель, когда у него Свой Мир. Единый воздух на все книги, с возможными отступлениями «для души».

Попробовал бы Кирилл то же самое сделать с «Плоским миром» Пратчетта.

Между тем дождется он, что кто-то вынет из его «Кольценосца» мимолетного героя, Командора Аменго, отрывшего архипелаг из двух островов... и будет «Кольценосцу» еще одно щастие.

Здесь никак нельзя ставить ни «10», ни даже «десять с плюсом» (хотя пришлось...). Величайший из прозаиков, писавших по-английски, стал для Ирландии тем же, чем для Англии стал Шекспир (хотя строго говоря — не был ирландцем, и даже кельтом не был, — но но канонику дублинского собора это простили и в вину никогда не поставят). «Гулливер, вероятно, входит в тройку величайших романов Европы — возможно, уступая разве что «Дон-Кихоту», но тот к фантастике отношение имеет самое малое. Писать о Свифте — все равно, что описывать Гималаи или Тибет. Это огромный, фантастический, хоть и написанный с натуры мир, причем от части к части роман все сильнее: часто ли встретишь такое?

... Словом, нет героя лучше Гулливера — и нет писателя-фантаста лучше, чем Свифт.

Едва ли это лишь мое частное мнение.

«...Однако мною овладел соблазн, и, выправив первых шесть страниц, я вернулся к людям. Я созвал гостей. Среди них было двое журналистов из «Пароходства», рабочие, как и я, люди, их жены и двое литераторов. Один — молодой, поражавший меня тем, что с недосягаемой ловкостью писал рассказы, и другой — пожилой, видавший виды человек, оказавшийся при более близком знакомстве ужасною сволочью».

Я даже не выяснял, кто этот второй (неважно). Но уже в конце 70-х, основательно познакомившись с творчеством Сигизмунда Кржижановского, догадался, что именно его – первого, «МОЛОДОГО, ПОРАЖАВШЕГО» упомянул Михаил Булгаков в этом весьма знаменитом абзаце из «Театрального романа». Ничего удивительного: и Кржижановский, и Булгаков, и его герой Максудов – все киевляне (как-то мистически присутствующие в пространстве Художественного театра). Хотя Сергей Малашкин, писатель, не доживший до своего столетия в 1988 году примерно две недели, вспоминал незадолго до смерти, как весело обсуждали эти двое киевлян драматические дела за столиком у Грибоедова «в год посещения Воландом Москвы» (© А. Щуплов). Малашкин был на на год моложе Кржижановского, на три года старше Булгакова, и его рассказ едва ли можно ставить под сомнение.

Некогда Нина Берберова гордилась, что хоть однажды, но присутствовала при разговоре Годунова-Чердынцева с Кончеевым (т.е. Набокова с Ходасевичем). Так вот и тут из мрака забвения проступают фигуры великих русских писателей, о которых Россия знать не хотела до конца 1980-х годов.

Этот отзыв можно бы приписать почти к любому рассказу Кржижановского тридцатых годов, но именно «Неукушенный локоть», великая метафора того, как человек достигает того, что ему совсем не нужно (Гарри Тертлдав), был тем рассказом, публикация которого давным-давно попалась мне в журнале «Тридцать дней», 1939, № 3. За всю жизнь у писателя было всего несколько полноценных публикаций прозы. Но эта все-таки случилась. Не просто в год по РХ 1939. Это случилось в особый год. По крылатым словам все того же Александра Щуплова, случилось это «В год посещенья герром Риббентропом Вослед за герром Воландом – Москвы».

Изумительная книга и изумительный кинофильм с Аль Пачино и Робертом де Ниро. Кстати, никто не ценит третью серию — но поколение, бывшее только что не свидетелем убийства папы Иоанна Павла I , оценит эту часть — и сердце щемит, что здесь есть только фильм, но по сути дела нет романа. Однако категорически не согласен с тем, что жанр книги — «реализм». Это РОМАНТИЗМ чистой воды... и высочайшей пробы. Сам Пьюзо признавался, что никогда не слышал о вот таких гангстерах-Робин-Гудах, только читал что кое-что. Тут можно бы многое написать, но кто не видел фильма — лучше в режиссерской версии 1992 года, но можно и в классической — тому книгу читать не надо, и плохо верится, что тот, кто читал книгу, но не видел фильма — в состоянии это оценить.

Только не надо разговоров про реализм. А то и «Роб Рой» окажется вершиной реализма.

Классика среди классики.

Уровень Гофмана и Свифта.

А финал — вся наша жизнь ХХ века.

...На дом, где жил автор, все никак мемориальную доску не повесят.

Хотя она давно готова.

Перехвалить ни этого писателя, ни этот рассказ — нельзя. В русском языке суперлативов не хватит.

Какой тут отзыв?

В первую пятерку лучших фантастических романов ХХ века(вместе с «Гимном Лейбовичу» и еще кое-чем) эта книга точно входит.

Но сексофобам даже в руки не надо брать. Роман, в отличие от прочих у Урсулы Крёбер, подспудно и глубоко трагичен.

Что вообще-то огромная редкость.

Странно читать отзывы на эту книгу. Будучи на голову выше знаменитого «Баудолино» Умберто Эко и изрядно совпадая с ним по канве, она угодила в разряд чего-то, что можно мерить технической точностью деталей и тем, просяное пиво в месопотамской харчевне продают или вино, – виноград, стало быть, не растет, рецензент это точно знает. И то уж хорошо. что вроде бы не дошли до сравнения с «Анжеликой, маркизой ангелов». То ли в мире без ислама возник запрет на вино? Бедный мир, еще беднее рецензент. Кстати, о том, что в основу путешествий героя положена «Жизнь Аполлония Тианского» хорошо бы сообщить в аннотации. Но с этим — к издательству.

Если в альтернативном мире десятки книг с миром без христианства, отчего бы не быть миру без ислама, где Константинополь становится врагом Ктесифона. Пришлось отказаться, что жаль, от вечно раздиравшей подлинную империю борьбы сект, но с ними роман стал бы непонятен полностью Автор твердо отрезает: Муаммет остался христианином. Вот и нет большинства религиозных конфликтов. Игра без ферзя. Ладно, «попаданцы» иной раз играют и без фигур и без доски.

Эта книга к надоевшему жанру «а что было бы если бы» (давно знаем, что в этом случае бабушка оказалась бы дедушкой) не сводится, Тертлдав – византинист, и он до такой степени в материале, что со стыдом вспоминаешь Дэвида Дрейка с его «Велизарием», хороший сериал, но столь же нелогичный (насчет Индии против Византии, идея небогатая), как логичен мир Тертлдава. Его Василий Аргирос – герой убедительный, при этом остающийся истинным византийцем, представителем народа, мало что вложившим в мировую науку и культуру... кроме обращения мира в христианство. Именно поэтому Василий считает своим святым покровителем великого поэта святого Муаммета. Подумать, так не такая это и ересь, ислам почитает Христа.

ВОТ ПРО ЭТО – ВСЯ КНИГА.

Но всех-то изобретений у реальной Византии было – греческий огонь да подъемные механизмы на ипподроме. Поэтому, кстати. «Кюстантинийя» столь презираема была средневековыми арабами. которые рассматривали империю лишь как библиотеку античных знаний. Вот и дарит автор герою способность усваивать чужое знание.

Если бы единственное «религиозное» допущение и в самом деле приключилось бы в истории, этот мир мог бы существовать. Он обаятелен и убедителен, да еще и лиричен, любовных линий тут выше крыши.

Ценителям попаданства не рекомендую решительно. Ценителям Борхеса, думаю, доставит радость.

«Дориан Грей» тут куда меньше задействован, чем кажется. Рассказ именно о выборе, который в итоге сделан. Сделан так отчаянно однозначно, что весь сюжет выворачивается наизнанку: рассказ-то, оказывается, не о о свадьбе, тем более не о подарках — но только о любви. Сколь многим можно во имя нее пожертвовать. И ведь еще не факт, что принесенная жертва... поможет.

Я заметно старше автора, так что предложить мне Гейману нечего. Но был бы я заметно моложе — подумал бы: стоит ли предложить мои (теоретические) «запасные» годы лишь за то, чтобы иметь возможность прочесть собрание сочинений «Весь Нил Гейман». Рассказ-то, господа, прежде всего о любви. А в литературе она бывает такой же сильной, как «в браке».

Конечно, не зная английского и знаменитой песенки, которая тут служит ключом к роману, ни хрена не поймешь, даже и «положительного Дракулу» (уже из другой песенки) не оценишь. Но объективно — похоже, что великий мастер с нами этой книгой попрощался.

Это то, что называется — «Красиво уйти».

И сделал это более чем достойно. Лучше, наверное, это написать и нельзя было. Оттого и оценка.

Ничего не добавить. Такого ФЕРМЕНТИРОВАННОГО МАМОНТОВОГО МОЛОКА как не пил сорок лет с лишним, так, вероятно, и не выпью. Потому как сегодня и навсегда — МАМОНТОБОЙ.

Кто читал рассказ, тот понял.

Блестяще развернутая в тетралогию история о непьющем сыщике (алкоголике, посему с ним вечно мотается Умник, т.е. «Клюгер») в ... параллельно существующем Государстве Израиль — Греция упоминается как нечто вроде Руанды. Остроумно и ни на что не похоже. Задумано еще несколько частей: пусть автор еще две-три добавить, сможет по праву считаться классиком жанра. Редкое мастерство детали, прекрасное знание предмета и насквозь еврейский колорит в духе лучшего Майринка (вроде знаменитого рассказа «Бродило», о сапогах аббата, с помощью коих заквашивалось драгоценное вино к королевскому столу).

Немного фактов. Переводов у этого стихотворения, мягко скажем, несколько больше. В частности, опубликовали их те пятеро, кто подарил нам полные «Цветы зла» – А. Панов, Арсений Альвинг, Эллис, Адриан Ламбле, Вадим Шершеневич, – также весьма интересны варианты, которые создали Василий Комаровский, Вильгельм Левик, Иван Бабицкий, Алексей Кокотов, Юрий Лифшиц, – дальше. извините, писать устал, хватит и десятка. Перевод этого супер-программного стихотворения для понимания Бодлера важен: в первом издании «Цветов зла» (1857) его не было, оно написано позже, в 1859, притом не в Париже, а в Онфлёре, Кальвадос, гостя у овдовевшей матери. Онфлёр – старинный, хоть и утративший значение морской порт в устье Сены, близ моря. Море было тем единственным пейзажем, который радовал Бодлера, – помимо пейзажа городского, понятно.

Может быть, в оригинале в оригинале «Путешествие» (оно же «Плавание») и не дышит таким пламенным ростановским романтизмом, как в переводе Цветаевой. Она считала его лучшим среди своих переводов, справедливо полагая, что здесь «лучший оригинал»из всего. что ей доводилось переводить. жаль. это правда, хорошего ей досталось мало — шесть миниатюр Лорки, а так... Замнем. Бодлер и в худшем переводе обречен на удачу. .

А прочие подробности – лишние. Великие стихи не судят. Они просто – великие стихи.

PS Кстати, больше у Цветаевой ни единого перевода из Бодлера нет. то, что на ФЛ обозначено как ее переводы — ошибка издания «Рипол-классик» от 1997 года:там неизвестно почему ее именем подписали переводы Адриана Адриановича Ламбле (1884-1955). причина ошибка угадывается. Но писать о ней тут ни к чему. Просто исправить надо.

Читатели, не читавшие, убеждены, что тут полно развесистой клюквы. Однако ведь в Канаде есть исполинская клюква, где ягоды — с яблоко. Так и тут: перевести и издать это дело было необходимо. Это безо всякого сомнения одно из лучших книг Перуца. Однако же не зря главный герой именно этого романа стал прототипом Джеймса Бонда, что Флеминг сам и сообщал. Жаль, фильма по книге нет — готовый сценарий.

Уже переведено. Уже почти раскуплено. Уже половина читателей спросила — откуда опечатка в заглавии. Там ее нет. потому как — Эх, яблочко, куда кОтишься. попадешь ко мне в рот — не воротишься. Триллер — он и есть триллер. и не зря исходный тираж у книги составил три миллиона, перебив даже успех «Мастера Страшного Суда».

Категорически не рекомендуется сторонникам фантастики ближнего прицела.

Самое неожиданное переименование московской улицы коснулось самого Сигизмунда Кржижановского. И произошло оно совершенно в его духе.

А именно: не менее 5-6 выявленных мною жителей улицы Кржижановского (возле метро «Профсоюзная») глубоко убеждены, что живут они на улице имени Сигизмунда Кржижановского.

Г. М. Кржижановский перешел в примечания, в которые нормальный человек не лезет.

Первого такого «уверенного» выявил (см. ЖЖ) литературовед Александр Соболев. Потом череда таких уверенных пошла к десятку, и лишь один весьма старый и совсем не литературный хренок сказал, что «это тот, который «Варшавянку» написал.

Дешево и сердито.

В Питере бытовала легенда, что улица Чайковского тоже некогда была улицей эсера Н. В. Чайковского (1850-1926). Но это все-таки оказалась легенда.

А у нас, в Москве — никак нет.

Если ХХ век и не сделал «Кафку былью», то российская литература сделала былью Борхеса... и Сигизмунда Кржижановского.

Такой вот поскрикптум к рассказу.

Если бы Эдгар написал такой рассказ, он был бы классикой жанра. Миниатюры на французском как-то лучше выходят; возможно, билингвальный Жан Рэй/Ян Фландерс умел выбирать язык — «на каком что писать». Прикиньте, что Вы не можете вспомните чьей-то фамилии. И немедленно скажете... «Ну, скажем, Смит». Тема исчерпана.

По-русски, полагаю, вышло бы... «...Ну, скажем, Смирнов». Это не просто рассказ, это — психологический тест, притом немалой сложности.

И перевод Найденкова очень хорош.

И не вина тех, кто на подобные шедевры лепит единицы-двойки. Право на альтернативное мнение не отнять.

...И никто не замечает, что никакой это не рассказ, а набросок романа, который Гейману, как всегда, нет времени писать, потому как сроки по сотне обязательств поджимают.

Короче, это всего лишь рассказ о любви, которая может принять и такую вот форму. Да и вообще какую угодно — об этом Гейман много где пишет.

Сказал бы я и больше, да только я сам переводчик Геймана (поэтический), и будет мне от него на орехи за расшифровку лишнего. Оценку ставлю не рассказу (это все же «скрипт»). а зрению и выдумке Геймана.

И завидую.

Это безусловно (для меня) столь же проза, сколь и поэзия. Актеон, переживающий сперва возраст когда умирают олени, но продолжающий жить, потом возраст, когда умирают люди — но продолжащий жить — и так один за других уходят возрасты, вплоть до последнего крещендо, когда он видит, что охотник, бросив оружие, стоит перед ним на коленях и смотрит — нет, не в глаза оленю... не хочу ничего загонять под спойлер. Рассказ был напечатан на русском языке в книге фантастических новелл Ренара, так что захочет, тот сам найдет. Подобного образа я вообще не могу припомнить в европейской новеллистике, а она далеко не бедна, этому рассказу Уайльд бы позавидовал.

Этот рассказ, возможно, (если брать малую форму) — вообще самое драгоценное дитя музы ныне воскрешаемого Мориса Ренара. Кто захочет прочесть по-русски — найдет его в книге:

Ренар, Морис. Необычайные рассказы. СПб, 1912, М. Г. Корнфельд. Библиотека «Синего журнала». 224 с.

Больше всех выиграет тот, кто СПЕРВА посмотрит шестисерийный телесериал (усл. русское название обычно — «Нигде и Никогда») режиссера Дьюи Хэмпфри (1996), а потом будет читать книгу. Фильм не то, чтобы шедевр — но он дает фон: подземелья и крыши Лондона, очаровательных бандитов Крупа и Вандемара — и красавца негра Карабаса; фильм сильно отличается от романа, но так и было задумано: многое без очень дорогостоящих коноэффектов (а были ли они вообще возможны в 1996?) попросту не входило в формат сериала. «Ничего» — твердил Гейман на съемках», — это я в роман вставлю», пока Хэмпфри не пообещал ему: еще раз услышу эту фразу — и я тебя зарежу. Гейман примолк но хозяйству пропасть не дал: оно, конечно, есть именно и только в романе.

После этого как раз и надо читать роман. То немногое, что удалось Хэмпфри с блеском, память сохранит — а остальное достроит голова читателя по мере спускания по Даун-стрит... далее смолкаю, дабы не поганить отзыв спойлерами. В любом случае эта книга — классика рубежа Миллениума, и едва ли она слабей, чем уже обессмертившие Геймана «Американские боги».

«Ворон ударил крылом высоко в горах. Сошла снеговая лавина. Завалило долину с жителями...»

Кажется, эхо от этого удара крылом слышится до сих пор — особенно теперь, когда после чуть ли не двух десятков неудачных попыток, появилась блистательная экранизация «Франкештейн Мэри Шелли» Кеннета Брамы (1994) с Робертом де Ниро в роли Чудовища. А для России важно и то, что «Франкенштейн» вышел в «Литературных памятниках» под одной обложкой с романом «Последний человек». Помнится, у Мэри Шелли еще пять романов есть, но их прочесть надо (а поди найди время....

Виктор Франкенштейн — не зря немец. Почему? пусть желающие прочтут книгу и найдут ответ (а то мне его под спойлер загонять придется, что, на мой взгляд, дело недостойное). Напомню лишь вопрос. заданный на Патриарших Воланду: «Вы немец?» — Воланд отвечает: «Да, пожалуй, немец...» Ну, и дальше, читатель, читай роман Мэри Шелли и сам поймешь — что сколько стоит.

Драгоценная книга, единственная в своем жанре, выходящая на уровень прозы Варлама Шаламова. Чудовищность этих рассказов нормальна, мы привыкли) — но это большая литература. К фантастике она отношения не имеет, но есть в этой книге «Приложение первое» — «История отпадения Нидерландов от Испании» (написано в соавторстве с Л. Гумилевым на блатном языке, но от этого стало только лучше). Если есть на этом языке великая литература, то перед нами = образец таковой. А поскольку подлинный сюжет совершенно мифологизирован («...На Альбу пахали епископы и князья, в ставке шестерили графьья и генералы, а кто махлевал, тот хагинался. Он самых высоких в кодле брал на оттяжку... — и т.д.).

Так и вспоминаешь диалог Ваги Колеса с Доном Рэбой («С нами габузиться вам не сростно»).

Словом, во что ценю эту книгу, то и ставлю. Все остальные книги того же автора она, мне кажется, перевесит. Даже вместе взятые.

Ничего удивительного, что в весьма полном московском архиве Кржижановского (РГАЛИ) этой повести нет. Хотя название ее было известно (по весьма недостоверным воспоминаниям Н. Молевой и по воспоминаниям вдовы писателя, А. Бовшек). Искали в Москве, в Одессе (куда уехала умирать вдова Кржижановского, Анна Бовшек). Нашелся же текст... в Киеве, куда, согласно документам, (автограф) его сдала А. Бовшек в 1972 году. ЧЕРЕЗ ГОД ПОСЛЕ СОБСТВЕННОЙ СМЕРТИ. ... У другого писателя подобное могло бы показаться накладкой, ошибкой. У Кржижановского — нет: я свято верю, что вот так и было. Потому как интерес к писателю уже вспыхнул в России и за ее рубежами как степной пожар. И спохватилась Анна Гавриловна! Вернулась в 1972 год... и сдала туда, куда приняли и где могли найти живые.

Повесть немедленно была опубликована в № 1 журнала «Октябрь» за 2006 год. Тут все и стало ясно: рассказ мог довести писателя (хоть и не печатавшегося) до сумы, тюрьмы, Колымы... Впрочем, сума его не пугала: он с ней и так всю жизнь прожил.

«Красный снег» датирован 1929 годом: годом страшным, годом возникновения Главлита и моментом полного озверения цензуры. Думается, даже в самом дальнем будущем не предвидел автор публикации этой вещи: потому она и не копировалась для московского архива. Писатель, пишущий «в стол», все же надеется, что когда-нибудь то, что он пишет, будет опубликовано. Но есть и у него своя отчаянная «синяя папка» (с): кое-что он пишет лишь потому, что иначе не может. От такой вещи может остаться лишь автограф. Он и остался. Он нам и достался.

В рассказе-повести играет важную роль некое горящее окно. За этим окном — эпоха. Господи, дай нам никогда не заглядывать в это окно: ХВАТИТ! А ужас, который приходит от того, что в этом окне (не рассказываю, в каком — читайте сами) никакого света быть не должно, достаточен сам по себе. От такого горящего окна можно лишь отвернуться и бежать в ночь. Но никому не забыть, что свет этого окна не погашен и смотрит бегущему в спину.

Нет ничего страшней этого окна.

Ну, а то, что рассказ — шедевр, так это для Кржижановского скорее норма.

Книга — по возможности вместе со знаменитым кинофильмом, куда добавлен изумительный «Капитан Шекспир» — образец того, как писать можно и должно. (Капитан Шекспир, похоже, вписан специально для Роберта де Ниро, иначе великому актеру совсем играть бы там нечего было. Зато — травестийный танец... Жаль, этого словами и напишешь, потому и в романе нет, — да снят сериал раньше, чем написан роман).

И как почти никто нынче, к сожалению, не умеет: не более десятка фантастов на весь мир. Это уровень Гофмана (чего, увы, не скажу о переводе).

Нравится он или не нравится — Гейман ни у кого не спрашивает. Гейман знает, что мы живем во времена Геймана.

Однако не во времена его переводчиков. Оригинала не было под рукой, многое удавалось понять, лишь переводя в уме «обратно на английский. Поскольку я уже вторую книгу Геймана перевожу — не хотел бы, чтобы обо мне сказали то же самое.

Одно лишь неизбежно: книга написана для хорошо образованного читателя. Другой тут и вовсе половины текста (да и фильма не поймет). А с этим у нас... сами знаете.ю

Это самый смешной цикл фантастический рассказов американского автора, хоть и не самый глубокий. Главный герой носит много чего говорящую специалистам бурскую фамилию «Ретиф», и, пожалуй, превосходит «Межзвездный госпиталь» Уайта: там прием затирается от рассказа к рассказу, тут это невозможно. Жаль, что весь расцвет Лаумера занял 13 лет. Жаль, что к «Лафайету O'Лири» и «Ретифу» можно только сиквеллы сочинять.

Но и тех не видно. Что-то не раскушали у нас писателя.

У великого писателя даже библиографии нет.

А ведь это — лучшее из лучшего. И «10» тут надо бы ставить на полсотни рассказов и повестей.

И на пьесы тоже.

Обождем...

PS Ну, обождали (2015).

И шеститомник издан, и классиком автор признан (первого ряда), и переведен на польский, французский, немецкий, английский, испанский и не помню какой язык, и на сцене идет, и фильмы по нему снимаются, И всего чем дальше, чем больше. Только и думаешь: неужто и впрямь состоялось?... В России норма — обратное.

...все подробно сказал в отзыве на «Неукушенный локоть» и не хочу повторяться.

Последняя и тоже великая книга Майринка. Кстати, тоже уровня «Голема» — все, что посредине, на такой уровень не тянет. Потом, увы, ушел в буддизм — и прощай, литература.

И кто только эту книгу не обдирал! Правда, потом ее же и хаял. Это непременно. Мог бы фамилии привести. но нельзя.

вся линия Джона Ди и Келли потом была разжевана чуть не сотни раз, как же, сюжет крутой, А что майринк и тут издевается над читателем (как в «ГМ») — по переводам не видно.

Читать пока что можно только в оригинале. Ни самиздатские шедевры, ни нынешние творение не хочу упоминать кого к оригиналу Майронка отношения не имеют. Ну совсем никакого.

Такое же филигранное творение, как и «Магазин даров старого света». Перевесить картину — ... нет, случится совсем не то, что у Фармера. А что — читайте рассказ. Не пересказывать же.

Кто возьмет на себя труд найти эту довольно редкую публикацию — тот, возможно, узнает о самом себе больше, чем из «миллиона слов» весьма уважаемых Коула и Банча.

Как жалко, что писателя почти нет в русских переводах. А про био/библиографию пока что не приходится.

Уникальный образец жанр фэнтези в жанре (условно говоря) «стихотворение в прозе». Все но новеллы Дж. М. Ши строятся вокруг искусства «Фэнг шуй» (или, как в этом переводе «фань ши»), что неожиданно создает синтез Западной и Восточной цивилизаций Земли, — но в миниатюре, а не в крупном жанре (как у Филипа Дика в «Человеке в высоком замке»).

Жаль, что писатель по сей день остается у нас почти неизвестен.

Безусловно: самый оригинальный из героев «диких карт» («Неизвестный Туз»). Автор — проживи он дольше — мог бы развить этот сюжет и в роман, и в кинофильм — и уж безусловно в телесериал. Хотя в те времена компьюграфика еще и не позволила бы сделать «как надо», но свое воображение на что? Вот и кажется, что этот сериал еще откроют на сезон, на другой...