Год 1941-й. Сказки Шварца становятся всё мрачнее. Однако пионерский журнал печатает их на первых страницах, — видимо, ценит воспитательный эффект.

В сказке "Два брата" обыгрывается острое чувство, знакомое всем, особенно в детстве. Переживания памятные и тяжёлые.

цитата

Ах, если бы всё передвинулось на два часа назад! Я не выгнал бы младшего брата во двор. И теперь мы стояли бы рядом и радовались

Художник Н.Кочергин на титульном развороте сразу раскрывает основную интригу сказки: злой Мороз превращает человека в ледяную скульптуру.

Внешне даётся вроде бы взвешенная оценка Мороза (равнодушной природы):

цитата

Не доброе и не злое лицо его было до того спокойно, что у мальчика сжалось сердце

Но в дальнейшем развитии сюжета Мороз предстаёт как инфернальное Зло, что для русской литературы очень необычно. Это больше подходит для европейских климатических условий, откуда появляются "Снежная королева", "Ледяная дева" и т.п. В России мороз — это "день чудесный", это "дева русская свежа среди снегов". Понятно, что восхищение Пушкина — это восторг праздного человека. Но и у Некрасова (взгляд со стороны крестьянина) Мороз-убийца всё же красив и величественен ("Мороз-воевода дозором обходит владенья свои..."). Да и сама смерть от мороза (тоже кстати, превращение в ледяную скульптуру той самой женщины, которая коня на скаку остановит) быстра и уютна.

Ну а уж, Дед Мороз из советских новогодних праздников... Пришлось таки Шварцу объясняться:

цитата

Дедушка Мороз — мой сын. Я проклял его. Этот здоровяк слишком добродушен. Я — Прадедушка Мороз, а это совсем другое дело, мой юный друг

Мрачная сказка, пессимистичен был Шварц в самом начале 1941-го года.

Полные комплекты иллюстраций к сказке "Два брата" имеются у Н.Кочергина (книжка-картинка 1962 года, переизданная "Речью" в 2013 году с оригиналов; у меня издание в мягкой обложке 2020 года) и у В.Чижикова (уже знакомое издание 2016 года).

У Кочергина случайных элементов нет, рамочки несут дополнительную информацию и эстетически украшают страницы (воспроизвожу не все), у Чижикова рамочки сделаны дизайнером из элементов авторских рисунков.

1) Шварц, конечно, удивительный писатель (он заложил основы интеллектуальной сатиры, которые будет успешно развивать, например, Г.Горин). Вот в сказке для детей заявление отца семейства:

цитата

сказал, что ёлки к Новому году он им не устроит. За ёлочными украшениями надо ехать в город. Маму послать — её по дороге волки съедят. Самому ехать — он не умеет по магазинам ходить

Именно это ироничное заявление иллюстрирует Кочергин.

Косвенно же слова отца направлены против розни между сыновьями ("А вдвоём ехать тоже нельзя. Без родителей старший брат младшего совсем погубит"). Этот мотив прямолинейно расшифрован в рисунке Чижикова.

Старший брат, конечно, дал обещания. Родители ему поверили и укатили на три дня.

2) Далее младший всё же взбесил старшего своими приставаниями. Старший выставил младшего за дверь, на мороз. Удивительно, что Чижиков себя превозмог и изобразил эту сцену.

3) Старший раскаялся и бросился на поиски исчезнувшего младшего.

4) Вернувшийся отец выгнал старшего из дома. И вот встреча с Морозом. Сложная композиция у Кочергина и простенькая мизансцена у Чижикова.

5) Мороз оставляет у себя старшего и объясняет ему обязанности: добивать подмороженных зверушек. У ранимой души Чижикова есть свои красные линии: гору трупов он рисовать не стал.

6) Жизнь в замке Мороза.

7) Необязательное ироническое отступление в тексте сказки, которое не мог не подхватить Кочергин (в 1920-е гг. он начинал с журнальных юмористических иллюстраций к фантастическим произведениям — см. примеры). Мороз рассказывает про давние времена, когда он, ещё молодой, общался с мамонтами. Кочергин на полях рисует ещё и шерстяных динозавров: шутить так шутить.

8) Сложная проблема с совестью: старший, отправляя в печь полузамороженных зверушек, спасает их сотую часть, отогревая избранных на обычном живом огне.

Чижиков не показывал чёрную сторону работы старшего, но подробно освещает его миссию по спасению.

9) Благодарные спасённые зверушки стащили ключ от комнаты, где был заперт младший.

10) Старший схватил ледяную статую и спасается бегством от Мороза. Зверушки задерживают продвижение преследователя.

11) Всё-таки по законам триллера старший на пороге спасения разбивает ледяную скульптуру. Зверушки её собирают по кусочкам. Чувствительный Чижиков эту сцену опускает.

12) Всё, младший ожил.

13) "Без младшего не возвращайся", — говорил отец. С младшим вернуться можно.

14) Ценная рекомендация от Шварца, как обходиться с малышнёй (книги доктора Спока ещё не написаны и не переведены на русский).

цитата

Правда, Старший говорил изредка брату:

— Оставь меня в покое.

Но сейчас же добавлял:

— Не надолго оставь, минут на десять, пожалуйста. Очень прошу тебя.

И Младший всегда слушался

Краткие комплекты (по три иллюстрации) имеются у выдающихся художников М.Майофиса и Л.Токмакова, принадлежащих к тем, кто сформировал книжную графику поздне-советского периода. Уже знакомые сборники "Рассеянный волшебник" и "Волшебные краски":

Романтическая трепетная манера Майофиса и отстранённый угловатый символизм Токмакова.

1) Введение: Майофис рисует озлобленного Мороза, а Токмаков — вышвырнутого на мороз младшего брата.

2) Оба художника не обходят острой темы: задание младшему на уничтожение зверушек.

3) Оба художника изображают побег старшего брата с ледяной скульптурой младшего. У Майофиса праздничная нота: спасенные от смерти птички-помощники цветной гирляндой облепили спасителя.

4) Концовка Токмакова: домик лесника в снегах (напоминание о проступке).

Первые иллюстрации к первой публикации в журнале "Костёр" за март 1941 года принадлежали художнику Б.Семёнову. На обложке — Парижская коммуна, внутри — потрясающий по своей компетентности и неангажированности очерк боевых действий на театрах Второй мировой "Война без Франции".

Собственно иллюстрации к сказке выполнены в традиционной манере. Тему раскрывают полностью.

Интересный художник с долгой творческой жизнью.

Художница Н.Петрова, у которой были первые журнальные поучительные иллюстрации к "Сказке о потерянном времени", к "Двум братьям" обратилась в сборниках 1960 г. и 1969 г.

Иллюстрации в тексте, подробно следующие за сюжетом, повествовательные и не очень интересные. Вот пример разворота.

Вот портреты Мороза: на мелких картинках его злоба не видна.

Цветная вкладка из издания 1960-го года:

Цветные вкладки из издания 1969-го года:

Если кто из современных художников и способен на адекватное прочтение мрачной сказки, полной предчувствий, то это И.Олейников. К сожалению, в сборнике 2017 года иллюстрация только одна, но на ожидаемую тему: сожжение младшим братом в чёрном огне подмороженных зверушек с их трупами на первом плане.

UPD/15.07.2023

Среди иллюстраций к "Трём поросятам" особняком стоит книжка, выпущенная "взрослым" издательством "Советская Россия" в 1971 году. У меня этой книжки нет. На Фантлабе представлена: https://fantlab.ru/edition103067. Сканы иллюстраций со странички Фантлаба, а также отсюда: https://gbhfn.livejournal.com/271227.html, а также фото разворотов с интернет-барахолок (чтобы составить некоторое представление о макете).

Иллюстрации художника В.Медведева в технике линогравюры. Сюита Медведева прелестна. Хотя детские издательства её, конечно, публиковать не стали. Хорошо, что в СССР был плюрализм.

Иллюстрации необычные: поросята чёрные.

Эти чёрные поросята вызывают в Интернете у некоторых неприятие: "поросёнок должен быть розовым". Обычная история с необычными проявлениями творчества.

Во многом сюита Медведева формальна — она зависит от выбранной техники. Пишут, что Медведев возродил технику вырезанного силуэта — так что он удвоил восприятие линогравюры, когда ввёл в иллюстрацию чёрные силуэты. Изысканный театр теней тоже на ум приходит. В общем, советский декаданс.

И бесспорная попытка удержать эксцентричность шестидесятнических иллюстраций — вон какие кульбиты волк выделывает на титульном листе (легко представить себе аскетичный мультфильм начала 1960-х под дребезжащую музыку без слов).

Для 1971 года эти иллюстрации были, конечно, уже не созвучны новым веяниям.

Многие комментаторы отмечают, что чёрные поросята напоминают им чертенят. Это действительно так. Получается интересное прочтение сказки — ведь в самом деле, несмотря на чудесное спасение от грозного волка, поросята в сказке Диснея-Михалкова не производят впечатление несчастной жертвы. Наоборот, ведь именно поросята под весёлые песенки затравили сумрачного зверя — сущие дьяволята (чёрные дьяволята).

Жилища поросят различаются, а сами поросята — нет. Художник отказался от говорящих элементов одежды и иных обособляющих маркеров. Поросята неразличимы.

В условной фигуре гибкого волка в наибольшей степени отразился ускользающий схематизм шестидесятнической школы советской иллюстрации.

Волк не страшный.

Он забавный.

Кое-когда даже способен вызвать сочувствие.

Какая экспрессия — картинки передают кинематографичность текста конгениально (ведь первоначально текст Михалкова и был представлен как сопровождение кадров из диснеевского мультфильма). Из-за того, что волк показан слишком мультяшным, он не воспринимается как "настоящий". Его адские муки тоже не выглядят взаправдашними. Игровой элемент сохраняется в полной мере — сегодняшние мамочки, опасающиеся жестоких сцен в старых сказках для детей, просто должны тщательнее подходить к выбору иллюстраций в книжке.

Потрясающая задняя обложка — В.Медведев был, конечно, мастером.

Что-то должны означать огромные по сравнению с фигуркой волка стрекозы на заднем плане (я думаю, это всё тот же обострённый эксцентризм, вышедший из-под контроля художника). Хотя, возможно, это намёк на то, каким образом волку удалось попасть в дом Наф-Нафа через трубу — волк очень маленький и совсем худой (как спичка).

UPD/04.12.2022.

С опозданием обнаружил в Интернете полный скан книжки Медведева (формат djvu). Поместил её к этой статье в качестве вложенного файла.

Любимый сборник моего детства: "Наши сказки. Вып. 3" (М.:Детская литература, 1975). Художник Ф.Лемкуль (который не специализировался как Рачёв, например, на изображении животных). Генетически иллюстрации из этого сборника тоже связаны с графикой 1960-х гг. Так что продолжим смотреть на историю трёх поросят глазами шестидесятников.

Поросята (судя по всему, розовые) изображены, как и у В.Медведева, одинаковыми — говорящей человеческой одежды на них нет, шапочки не дают большой различительной способности. Отказ от разделения поросят на правильных и неправильных.

Схематичные, но очень выразительные домики.

Волк, похожий на большую собаку (причём, довольно добродушную).

Волк больше забавный, чем страшный.

Что показательно, у Лемкуля, как и у В.Медведева, нет сцены удара волка об яблоню. В том мультфильме, который рисуют художники-шестидесятники, много эксцентрики, но нет места простецким диснеевским шуткам.

Вопросы, которых в 1971 году только коснулся художник Медведев, в 1975 году встали со всей остротой в связи с ростом технической грамотности детсадовцев. Какого же размера был дом маленького поросёночка, чтобы огромный волк пролез в трубу? Какого размера должен быть камин в этом доме? Какого размера должен быть котёл в этом камине? Нельзя было далее отмалчиваться. Лемкуль всерьёз задался этими вопросами. Результат — на картинке.

Поэтому художник опускает сцены проникновения волка в дом через трубу, попадания в кипящий котёл, вылета обратно через трубу — он не может этого нарисовать, не погрешив против выявленных размеров волка и поросячьего домика.

Совсем не реалисты, а художники, творящие в условной манере, раскрыли нам тайну "Трёх поросят" — волк не попал в кипяток (в трубу не пролез). Походил вокруг каменного домика, да и ушёл. Окончание про то, что волка сварили заживо (ошпарили) придумал гораздо позднее свинья Наф-Наф. Мало ему было трудовой доблести.

Ну и закончить обзор иллюстраций в "мультяшной" манере можно несколькими картинками из Интернета современной западной художницы. Понятно, что двухмерный эксцентризм 1960-х гг. в современной иллюстрации сменяется трёхмерным гротеском.

Иллюстрируется первоисточник — английская сказка, которая начинается с того, что мама-свинья отправляет своих сыновей во взрослую жизнь (выживет одна треть).

Домик, который можно разрушить дуновением. А непохоже — просто в домике открыта дверь, что и позволило волку сожрать поросёнка:

Домик, который нельзя разрушить дуновением:

На Западе вопрос по-прежнему актуален: как волку пролезть в трубу?

Если изменить ракурс, может показаться, что большой волк может пролезть в большую трубу маленького домика. Не верьте: это оптический обман. Проблема ждёт своего разрешения.

У Михалкова было хорошее педагогическое чутьё: "Фома" — предвестник всех "вредных советов". Успех бешеный.

Стихотворение "Фома" в раннем детстве на многих произвело сильное впечатление. На меня тоже. Я долгое время был уверен, что слова взрослых "Фома неверующий" — это про михалковского персонажа. Наверное, Михалков рассчитывал именно на такой эффект (снижение пафоса библейского персонажа), т.е. в некотором роде стихотворение можно считать антирелигиозным. Поэтому, как я думаю, несмотря на нелюбовь советской педагогики к популяризации отрицательных персонажей, "Фома" Михалкова никогда не подвергался официальному шельмованию.

"Фома" — стихотворение, написанное двадцатидвухлетним Михалковым в 1935 году (в том же году, что и "Дядя Стёпа").

В отличие от Дяди Стёпы, персонаж по имени Фома не подвергался переоценке, текст стихотворения не менялся. Даже официальная советская критика иногда подчёркивала, что выдающиеся заслуги перед детской литературой были только у молодого Михалкова. Так вот, мне кажется, что именно "Фома" демонстрирует составляющие успеха молодого Михалкова. Это жизнерадостный чёткий ритм, калейдоскоп увлекательных эпизодов и минимум морализаторства.

Есть особенность и с точки зрения иллюстрирования... Художникам места для творчества здесь нет. Стихотворение настолько кинематографично, что художники покорно отрисовывают одни и те же кадры — ладно хоть, в после-сталинскую эпоху поощрялась оригинальность манеры рисунка.

Иллюстрировали "Фому", как и все стихотворения Михалкова многие художники.

1) Самым ранним из известных мне иллюстраторов, создавший полную сюиту, был К.Ротов (книга "Весёлые стихи", 1940).

2) Несколько раз обновлял свою сюиту Г.Вальк (книжка "Про мимозу", 1954, 1965, 1972, 1980). По обложкам очень хорошо видно, как, оставаясь узнаваемой, слегка менялась манера художника в соответствии с духом времени.

3) Отдельным массовым изданием выходило стихотворение с иллюстрациями Ю.Узбякова (1965).

4) Была книжка на украинском языке с иллюстрациями Г.Ясинского (Киев: Веселка, 1968). Героя зовут Хома (наконец-то, понял, что это за имя такое у гоголевского семинариста Хомы Брута — в архаичном русском языке нет звука [ф]). Возможно, художник этой книги — известный художник Г.Ясинский, манера которого ещё не сформировалась в те далёкие годы.

5) У Ф.Лемкуля есть несколько вариантов сюиты (сборники, иллюстрированные Лемкулем: "Детям" (1973), "Весёлый день" (1979) и сборник с иллюстрациями разных художников "Мы с приятелем", 1980).

6) Есть несколько иллюстраций из уже известного нам сборника с иллюстрациями позднего А.Каневского "Вчера, сегодня, завтра" (1976).

7-8) Пример советской книгоиздательской политики (московское отделение "Детской литературы"): подарочное — вытянутый формат — издание с иллюстрациями прославленного художника Б.Диодорова (1979) и стандартная книжка массовой серии с иллюстрациями малоизвестной художницы Е.Кольцовой (1977). А рисунки прелестные и там, и там.

9) Выпускались открытки, нарисованные В.Гинуковым (1980).

10) Современные иллюстрации В.Юдина в массовом издании "Лучшие стихи" (2016)

Как представляли себе художники Фому? Казалось бы, это должен быть противный мальчишка с неизбежными ассоциациями на библейского Фому. Библейские ассоциации в момент создания стихотворения, скорее всего, предполагались остро сатирическими (в духе воинствующих безбожников).

1) К.Ротов в довоенных иллюстрациях даёт карикатурный образ. Фома — забавный персонаж шуточного стихотворения.

2) У Г.Валька вариации на протяжении 25 лет.

а) Сначала, в 1954 году Фома — пухлый мальчишка (стандарт послевоенного времени) с капризным выражением лица (многое прощалось детям войны).

б) В 1965 году Фома похудел и стал более самоуверенным (это уже послевоенное советское поколение, в массе своей рождённое от образованных родителей).

в) В 1972 году всё такой же самоуверенный Фома демонстрирует рост благосостояния советских людей.

г) А в 1980 году Фома (очередное поколение), остающийся всё таким же модником, вновь пополнел и, вместе с детской припухлостью, снова стал больше капризным, чем заносчивым.

3) У Ю.Узбякова в 1965 году Фома — унылый туповато-ограниченный школьник. Отрицательные черты детского упрямства выходят на первый план. Ирония михалковского текста трансформируется в бичующую сатиру.

4) В украинском переводе не "упрямый Фома", а "упэртый Хома". Сочное слово "упёртый", видимо, изначально присутствовало в литературном украинском языке. А вот в словаре русского языка Ушакова (время написания стихотворения) "упёртый" в значении "упрямый" зафиксировано не было. В современных словарях русского языка "упёртый" как упрямый всё ещё помечается как простонародное (разговорное). Но теперь оно воспринимается как особая степень упрямства — "упрямый как баран". Упрямый Фома (библейский тоже) может признать заблуждение, упёртый — нет. Думаю, художник воспринимал "упёртый" именно в значении русского разговорного языка. Михалковский Фома вышел крайне неприятной личностью — он теперь ещё и озлобленный.

5) Ф.Лемкуль, в 1973 году уже пожилой человек, более снисходителен к детям: в начале стихотворения Фома у него улыбчивый ребёнок, который более дурачится, демонстрируя своё упрямство. Однако к концу стихотворения он тоже превращается в хмурого упёртого персонажа — девочки над такими смеются.

В чёрно-белом варианте 1980 года видно, как Фома стремится быть в центре внимания, специально озадачивая окружающих своим неадекватным поведением. Детское поведение, чуть-чуть выбивающееся из нормы.

6) А.Каневский, ещё один художник старшего поколения в 1976 году, тоже показывает разудалого Фому, довольного произведённым эффектом. Тут уже видится выдвижение новой концепции с обвинением в адрес родителей: ребёнок компенсирует недостаток внимания к себе. Вполне в духе тогдашней советской педагогики.

7) Молодая художница Е.Кольцова в 1977 году Фому не демонизирует — обычный подросток.

8) Б.Диодоров — мыслящий художник, который старался глубоко проникнуть в психологию персонажей (Пятачка из "Винни-Пуха", например). Соответственно, трактовки персонажей у Диодорова оригинальные. Фома в книге 1979 года — настоящий фанатик. Может, этот образ был навеян темой несгибаемых (упэртых?) советских диссидентов?

9) Мультяшный образ Фомы без особой глубины у В.Гинукова.

10) Современный Фома в исполнении В.Юдина. Говорит рэпом и подтанцовывает сам себе. Типичный ребёнок XXI века.

Михалков перечисляет странности Фомы. И первые из них — отрицание погодных условий. В дождь Фоме предлагают надеть галоши, он отказывается и гуляет без галош (редко какое довоенное детское стихотворение обходилось без упоминания этих резиновых изделий). В дождь без галош — это ещё простительно. Но совершенно безумными выглядят зимние прогулки Фомы.

цитата

Мороз.

Надевают ребята коньки.

Прохожие подняли воротники.

Фоме говорят:

«Наступила зима».

В трусах

На прогулку выходит Фома.

Что думают по этому поводу художники?

1) К.Ротов в 1940 году не вполне определился в своём отношении к этому эпизоду. На одной картинке (в тексте) у него гордый Фома, идущий под дождём, противопоставляется Фоме, умирающему от холода. Окружающие в этом случае онемели от ужаса — смотрят на Фому неверующего и сами не верят в то, что видят. А на другой картинке (страничной) Фома в трусах идёт по зимней улице, чванливо задрав нос. Окружающие глядят на него с иронией.

2) У Г.Валька в разных вариантах эпизод подан с некоторым равнодушием: Фома мёрзнет и, вроде бы, сам не понимает, зачем ему это надо. Окружающие довольно равнодушны к происшествию. В сравнении с рисунками Ротова становится понятным, что реакция прохожих может много прибавить к психологической трактовке эпизода.

3) Ю.Узбяков, у которого Фома был изначально представлен неприятным типом, развивает своё отношение к герою: Фома не кичится своим поступком, но прохожим его не жалко — у них на лицах написана неприязнь.

4) Г.Ясинский подаёт эпизод по-своему. Фома важно вышагивает по морозу, не заметно, что он страдает. Идущие вслед за ним тепло одетые взрослые и дети воспринимают прогулку Фомы как нормальное явление (для них это привычно). А на заднем плане группа малышей-детсадовцев смотрит на Фому заворожено (наверное, в первый раз такое увидели). В 1968 году Фома попал в мейнстримную струю — занимался "моржеванием". Допущение плюрализма быстро выводит Фому из маргиналов в кумиры (для малышей точно).

5) У Ф.Лемкуля тоже нет осуждения. Фома, гуляющий в дождь без галош, вызывает интерес у девочек (ну а зачем он ещё так делает?). А на зимнюю прогулку Фомы в трусах вообще никто не обращает внимания: приелось, несмотря на то, что Фома повышает ставки.

6) У А.Каневского столкновение поколений. И Фома явно смотрится выйгрышно рядом с примороженным дедком (а, может, и не дедком, но тем хуже).

7) И у Е.Кольцовой ведь тоже ординарная ситуация: Фома бодро вышагивает (мороз его не берёт), прохожий с лыжами (здоровый образ жизни) Фому одобряет, его жена-клушка осуждает, а их маленький сын поражен (он явно завидует Фоме). Реакцию собаки просчитать сложно.

8) У Б.Диодорова гордый Фома стойко переносит насмешки маменькиных сынков. Но уже не все дети его третируют, многие внимательно изучают политическую программу маленького диссидента Фомы.

9) Попытка В.Гинукова вернуться в 1980 году к представлению о стихотворении как о бесконфликтной шутке выглядит пресновато. Постмодернизм на дворе.

10) Показательная интерпретация у В.Юдина в рисунках XXI века. Сверстники Фомы рады развлечению — они пританцовывают рэп, извещают весь мир о том, что в трусах на прогулку выходит Фома. Ни осуждения, ни удивления, ни сочувствия. На телефоны не снимают (видать, рисунки сделаны до прорыва в массовой мобилизации), но почва для необратимых изменений в психологии уже подготовлена: чистая радость — какой инфоповод!

В скудную на литературу ужасов советскую эпоху эпизод со сном Фомы, где его заглатывает крокодил на реке Конго очень будоражил воображение малышей. Художники не упускали возможности поупражняться в дозволенном хорроре. Впрочем, у всех иллюстрации получились не страшные, а забавные. Психологизма тоже особого нет — крокодилы неэмоциональны. Комментировать нечего, а отснятые картинки выбрасывать жалко (все картинки кликабельны).

1) Худ. К.Ротов (1940)

2) Худ. Г.Вальк (1954, 1980)

3) Худ. Ю.Узбяков (1965)

4) Худ. Г.Ясинский (1968)

5) Худ. Ф.Лемкуль (1973)

6) Худ. А.Каневский (1976)

7) Худ. Е.Кольцова (1977)

8) Худ. Б.Диодоров (1979)

9) Худ. В.Гинуков (1980)

10) Худ. В.Юдин (2016)

Собирая иллюстрированные книги, невозможно было, даже без особого желания, не скопить солидное собрание книг Михалкова.

Разные иллюстраторы, вроде бы богатый материал для сравнений и обобщений. Но я неожиданно обнаружил, что даже если брать по-настоящему прекрасные стихи раннего Михалкова, обзоры иллюстраций к ним будут невыносимо скучными. Художники лишены возможности как-то выразить себя. Михалков всё образно показал в своих дидактических стихотворениях ("я у стенки", "у меня дрожат коленки" и т.д.), картинки не нужны. В этом сила морализаторской поэзии Михалкова. Его лирическая поэзия тоже черезчур предметна для лирики: "Дело было вечером...". Все вынуждены рисовать городской двор с компанией ребятишек. Потом взрослые читатели могут вспоминать самый любимый рисунок к этим стихам, но это будет рисунок "шаблонных" художников типа Чижикова, Лемкуля или Васильева-и-Булатова: они что ни нарисуют, всё будет хорошо, при этом все персонажи будут одинаковые и оторванные от текста. Здесь текст вообще не важен (у меня, например, во младенчестве любимым занятием было рассматривать "шаблонные" карикатуры Чижикова — и неумение прочесть подписи к рисункам нисколько не мешало наслаждению).

В то же время, существует прекрасный обзор иллюстраций к "Дяде Стёпе" из книги Л.Кудрявцевой "Собеседники поэзии и сказки". Это идеальный образец анализа, снабжённый необходимым и достаточным иллюстративным рядом (это эссе в формате pdf я прикрепил внизу).

"Дядя Стёпа" — приключенческий роман (первая и лучшая часть трилогии). Его интересно не только иллюстрировать, но и интерпретировать. Какую тенденцию выявила Кудрявцева?

1) Сталинский период.

Очень сильно в СССР отличалось предвоенное искусство, которое начали всерьёз ограничивать года с 1934-го, но ещё сохранялась инерция "золотого века" детской книжки-картинки 1920-х гг., и послевоенное искусство, когда "сталинский ампир" вытеснил все другие направления.

а) А.Каневский в 1936 году

цитата

воспринял Дядю Стёпу как персонаж абсолютно комический... Просто какой-то Иванушка-дурачок. И лицо дурашливое. В общем, остроумная шутка.

б) В 1949 году И.Кеш-Проскуряков рисует совсем другого Дядю Стёпу

цитата

За десять лет Дядя Стёпа вырос в образцового гражданина... Получился жизнеутверждающий плакат.

2) После-сталинский период.

Тоже разные времена: "Оттепель", Семидесятые, Восьмидесятые.

а) К.Ротов. 1957 год:

цитата

Его Дядя Стёпа тоже весьма положительный мужчина, но нарисован с улыбкой

б) Ю.Коровин. 1971 год:

цитата

Внёс лирическую ноту, декоративность. Какой же это "Дядя" да ещё "Стёпа"! Приятный спортивный молодой человек с мечтательностью во взоры... Такая книжная жизнерадостная иллюстрация. Таков и герой. Тоже, конечно, плакатный.

в) В.Гальдяев. 1984 год (первый вариант), 1987 (второй вариант):

цитата

Грубоватое лицо, накачанные мускулы, лёгкая самоуверенность, заломленная на затылок белая кепка... Веселится и ликует весь беспечный народ.

От себя добавлю: это был первый опыт историзма в стёпаниане. Через 50 лет Дядю Стёпу вернули в его довоенное время. И это время — грубоватое и крикливое — представлялось таким художнику. Я не знаю, какого происхождения был Гальдяев (родился в Москве в 1938 году), но он принадлежал к поколению, родители большинства из которых были полуграмотными выходцами из деревни. Это взгляд поздне-советских интеллегентов на свои корни: трогательно, неуютно и немного стыдно.

г) Р.Вольский. 1988 год:

цитата

Нарисовал его таким аккуратненьким подтянутым франтом. Красавчиком, как бы сейчас сказали, гламурным.

Новые прочтения старых произведений становятся наглядными в иллюстрациях разных эпох. Эволюция образа Дяди Стёпы от Иванушки-дурачка до гламурного супермена впечатляет.

Иллюстраций к "Дяде Стёпе" было больше, чем привела в пример Кудрявцева. Но сюиты таких, например, первоклассных художников как Сутеев (см.), или Мазурин (см.) — при своём создании ничего не добавляли к развитию образа героя, уже закреплённого в этот период. Пост-советские молодые художники тоже ничего нового не привнесли в стёпиниану. Но всё же можно добавить пару слов к обзору Кудрявцевой.

Мартовский номер "Мурзилки" за 1998 год был посвящён юбилею Михалкова. Блеснуло целое созвездие поколения поздне-советских художников-концептуалистов. Иллюстрировать "Дядю Стёпу" выпало М.Бычкову. Художник вернул персонажей стихотворения в 1935 год. Это возвращение вышло совсем не таким, как у Гальдяева десять лет назад в советское ещё время. Сейчас, в 1998 году, получилось милое ретро с очаровательным советским допризывником в настоящей футболке. Мейнстримом это в конце Девяностых не было.

1) Мирная жизнь Дяди Стёпы.

2) Мирные подвиги Дяди Стёпы.

Сложно объяснить, почему Кудрявцева в своих книгах и статьях упорно игнорирует художника Ф.Лемкуля. Может, потому что это "шаблонный" художник, который критику не интересен. Но ведь столь же "шаблонного" Чижикова она в своей книге не забывает. Что-то личное, наверное, лежит в основе этого умалчивания. А я вот думаю, без Лемкуля не получится полноценного обзора стёпанианы. Хотя иллюстрации Лемкуля стоят настолько особняком, что могут поломать любую стройную концепцию.

У меня имеются две книги Михалкова, проиллюстрированные Лемкулем.

Первое издание крупноформатной книги "Детям" было в 1969 году (а последнее стереотипное, скорее всего, в 1973 году). Сборник обычного формата "Весёлый день" первым изданием вышел в 1979 г. — через 10 лет после большой книги. Для советского общества эти 10 лет — эпоха больших изменений: жить стало лучше, жить стало скучнее.

В книге 1969 года Дядя Стёпа — забавный и беззаботный. Лемкулю в период 1960-х гг. это было свойственно — он и совершенно хулиганского Хармса в это время проиллюстрировал озорными картинками (1967). Дядя Стёпа получился разбитным, как в довоенное время, когда его воспринимали как Иванушку-дурачка. А потому что Лемкуль наслаждался "оттепелью", которая дала ему — уже пожилому художнику — второе дыхание и, наконец-то, собственную оригинальную манеру. Лемкуль выпал из общей тенденции лакировки образа Дяди Стёпы.

А что же в книге 1979 года? Лемкуль перерисовал рисунки. Изменил персонажей чуть-чуть, а настроение совсем другое. Дурашливость исчезла. Как будто, в самом деле, Лемкулю указали на отклонение от генеральной линии в трактовке "Дяди Стёпы", и он всё переделал с нескрываемым раздражением. В целом, это может служить подтверждением концепции Кудрявцевой о наведении лоска на образ Дяди Стёпы.

В издании 1969 года иллюстраций к "Дяде Стёпе" очень много: отображён каждый эпизод. В 1979 году гораздо меньше картинок. Будем смотреть только те, которые совпадают в обоих изданиях (т.е. все из книги 1979 г. и некоторые из ранней книги 1969 г.). Полная сюита из книги 1969 г. приведена   вот здесь, например: https://kidpix.livejournal.com/1895315.html.

Итак, смотрим и сравниваем. Один и тот же Дядя Стёпа десять лет спустя.

1) Представление.

1969 год: у Дяди Стёпы непропорционально длинные и тонкие ноги (как на ходулях, что сразу настраивает на балаганную атмосферу). Лицо — расплывшееся в улыбке. Толпы народа — идут по своим делам, только малыш пялится на сказочного великана.

1979 год: ноги пропорциональные! Всё, не будет цирка. Обыкновенная дылда. Дядя Стёпа всё так же молод, но он теперь солидный гражданин, не лыбится. И широко известный: добропорядочные дети выстроились для приветствия вдоль пути уважаемого Степана.

2) Поездка на осле.

1969 год: многочисленная публика по-разному реагирует на то, как комично-длинноногий Стёпа едет на осле. Но можно заметить и эмоциональных граждан, радостно приветствующих цирковой номер.

1979 год: в глазах народа недоумение и возмущение. "Сколько можно мучить ослика?". За Степана всем неловко.

3) В тире.

1969 год: Дядю Стёпу окружают какие-то персонажи, не идентифицированные в тексте. Но эти персонажи сплошь колоритные, что поддерживает атмосферу карнавала.

1979 год: Степан совсем один, он никому не интересен со своими ногами обычных пропорций.

4) Спасение утопающего.

1969 год: Дядя Стёпа, шагающий по воде, по-прежнему комичен. Хотя он в первый раз без улыбки (ребёнок чуть не погиб). Публика (включая рыбок) продолжает вносить элемент абсурда даже в серьёзное дело спасения на водах. Комичен даже спасённый младшеклассник с зелёным лицом.

1979 год: Степан не просто не улыбается, он явно взбешён из-за маленького паршивца. Публика настроена серьёзно и даже трагично.

5) Медкомиссия в военкомате.

1969 год: комично и многолюдно.

1979 год: обмельчал Дядя Стёпа, с ним теперь пара скучающих докторов справится.

6) Отпуск моряка.

С эпизодом возвращения моряка Дяди Стёпы такая история. В 1935 году он, понятно, пришёл в отпуск с флота мирного времени. В войну или сразу после войны Михалков сделал вставку о военном приключении Дяди Стёпы: он, не покидая советского корабля, своими длинными руками сорвал флаг с мачты фашисткого судна (я в начале 1970-х гг. смотрел диафильм с этой вставкой). Потом этот эпизод выпал и осталось только упоминание о войне, о ранении. Так что в последнем каноническом варианте текста Дядя Стёпа получил отпуск по ранению (война, вероятно, ещё не закончилась). Но большинство поздне-советских художников помещают действие стихотворения в современную обстановку. Поэтому между текстом и рисунками возникает временной диссонанс, на который предпочитают не обращать внимания.

При собирании детских книжек-картинок советского периода на первом этапе трудно произвести селекцию: исторически всё интересно. Постепенно вырисовываются контуры самых иллюстрированных авторов. Не вызывают удивления такие поэты как Маршак, Чуковский, Барто, Михалков (от них увернуться никак не получается). Есть поэты второго ряда. Одна из них — Е.Благинина. В советских учебниках/хрестоматиях для младшей школы было её стихотворение "Мама спит, она устала..." — так что Е.Благинину знают все. Автор массово издаваемый. Часто её иллюстрировали известные художники.

Пытаюсь понять через призму иллюстраций, что там такого было — в советской детской поэзии второго ряда.

Тема, которую активно разрабатывала Благинина — это тема про любовь к маме. Это такая благопристойная линия в сталинской литературе, которую и позднее поддерживали талантливые авторы (у Токмаковой будет много про то, что не надо родителей расстраивать, Софья Прокофьева напишет "Не буду просить прощения" и т.д.). Тема эта популярна в традиционном обществе, а в обществе модернизированном для неё требуется новой оформление. По-разному художники отображали семейную идиллию.

Бесподобный Лемкуль, нашедший свою неповторимую манеру в зрелом возрасте (до того, в 1940-начале 1950-х гг., вынужден был подчиняться требованиям, предъявляемым к иллюстрации сталинского периода). У меня с его иллюстрациями тонкая книжка "Бабушка-забота" (М.: Детская литература, 1974).

У Лемкуля — в иллюстрациях всегда хорошее настроение. Картинка к стихотворению "Вот какая мама".

"Посидим в тишине": "Мама спит, она устала, ну и я играть не стала...".

Выдающийся художник С.Остров несколько раз иллюстрировал книги стихов Благининой. У меня вот такие сборники: в тонкой обложке 1989, в переплёте 1982 года и в тонкой обложке 1987 года. Все три книги издательства "Малыш".

Вот разные вариации того самого хрестоматийного стихотворения "Мама спит, она устала, ну и я играть не стала...".

Художник Л.Непомнящий в конце 1980-х гг. проявился как модернист. В яркой манере он проиллюстрировал сборник Благининой в переплёте (М.: Детская литература, 1990).

Вот его картинка к стихотворению "Посидим в тишине":

Художница Прибыловская себя проявила, напротив, приверженницей крепкого реалистического направлени. Книжка с её картинками — небольшого формата в массовой серии (М.: Детская литература, 1987).

"Мама спит...". Дело происходит в деревенском доме.

Художница Успенская с её минимализмом в тонкой книжке из другой популярной серии (М.: Детская литература, 1978).

Всё то же стихотворение "Посидим в тишине".

И стихотворение-то вроде душевное, но всё-таки немного назидательное. Художники его без воодушевления иллюстрируют. Ну и вообще — маму, конечно, нехорошо будить, но все мы помним, какая это пытка была: не шуметь, пока кто-то спит. Думаю, художников тоска охватывала.

Правильным поэтом была Благинина. Много писала про счастье труда. Надо, конечно, детей приучать. Но ведь не любят малыши ни по дому помогать, ни грядки копать. Конечно, стихи Благининой получше, чем "только тех, кто любит труд, октябрятами зовут", но всё равно не очень увлекательно. Большие советские детские поэты, такие как Маршак или Чуковский, от воспевания труда уклонились, пришлось Благининой за всех отдуваться.

Программное стихотворение "Не мешайте мне трудиться" (мешают, видимо, дети, которые зовут поиграть, и родители, которые просят отдохнуть).

Остров дважды иллюстрировал стихотворение "Не мешайте мне трудиться". Впрочем, оба раза без свойственного ему размаха (слева — тонкая книжка 1987 года, справа — сборник в переплёте 1989 года)

Непомнящий нашёл интересный ракурс с трогательным карапузом. Возможно, так он придал стихотворению правдоподобие: маленький ребёнок совсем не желает "трудиться", но подражает старшим под их умильные восторги и уверения, что он "совсем большой".

У Валька книжка вышла в массовой серии (М.: Детская литература, 1978) под общим названием "Не мешайте мне трудиться". От своих шаблонов Вальк не отступил, рисунки узнаваемы с первого взгляда.

Через семь лет книжка вышла в том же составе, под тем же названием, в той же серии, но с иллюстрациями другого художника — И.Година, не такого титулованного (М.: Детская литература, 1985). Наверное, ожидалось, что смена художника осовременит стихи.

Пытаюсь припомнить, какие заучиваемые наизусть стихи в начальной школе не вызывали отторжения, и понимаю, что это стихи даже не про природу, а про погоду: "Мороз и солнце, день чудесный" (в хрестоматии — без последней строфы), "Буря мглою небо кроет" (в хрестоматии — без последней строфы), "Мороз-воевода дозором владенья обходит свои".

У Благининой ничего такого запоминающегося нет, но стихи милые, и уж, конечно, не такие дидактические как про маму и про труд. Беспроигрышная тема. И художники с удовольствием рисуют времена года.

В Перестройку издали книжку со стихами Благининой большого формата (М.: Малыш, 1988). Художницей была Н.Салиенко. Вот это точно была свежая струя в детской иллюстрации.

Салиенко рисует не совсем в соответствии с текстом, но передаёт какое-то собственное воспоминание о погоде и развивает общие образы Благининой (про маму), но совсем не по казённому.

А за три года до Салиенко вышла крупноформатная книга с одним длинным стихотворением Благининой (М.: Малыш, 1985). Художник — П.Багин, тогда уже известный, но по-прежнему современный.

Вот такие прозрачные и печальные развороты.

Народные потешки — это русский нонсенс. По потешкам можно собрать отдельную большую коллекцию с иллюстрациями выдающихся художников. Благинина создала несколько стихотворений в духе таких потешек. Художники опять же с удовольствием их нарисовали.

Одна такая потешка — "Ай-люли, люли, люли, гости к Дашеньке пришли" имеет богатую историю: публиковалась дважды в "Мурзилке" с потешными картинками А.Семёнова и с торжественными иллюстрациями В.Чапли.

Ну и в отдельных книжках эта потешка печаталась.

Есть у Благининой несколько переработанных вроде бы немецких сказок — и в стихах, и в прозе. На удивление, эти сказки очень хороши. Видать, это и было призванием Благининой, но она уже не могла отказаться от своего амплуа вещателя нравоучительных истин.

Сборник сказок был выпущен в 1976 году с иллюстрациями всеми любимого В.Перцова (М.: МАлыш, 1976).

Для примера можно посмотреть сказку "Ганс-путешественник". Начало у неё сказочное: встреча с гномом, который одаривает нищего подмастерья Ганса семимильными сапогами. А затем начинается обыденность: честный труд, жена, дети, дом. Всё некогда попутешествовать. И вот только в глубокой старости собирается Ганс отправиться в дальний путь, и отправляется...

Художник Перцов — как и всегда, показывает высочайший класс.

Та же не совсем малышовская сказка в иллюстрациях Непомнящего.

Всё правильно писала Благинина: и про то, что маму надо беречь, и про то, что лениться плохо. Но труд её был неблагодарным. Что тут поделаешь, если шедеврами детской литературы остаются книжки про бандитского Карлсона, праздного Винни-пуха, антисоветского кота Матроскина.