«Время Апокалипсиса» рисует будни трех уфологов, волею случая оказавшихся перед самым настоящим Концом Света в Богом забытом поселении Россошки Царицынского района. Поначалу их еще интересуют ходячие мертвецы и летающие тарелки, но, постепенно вживаясь в нехитрый крестьянский быт, столичным исследователям уже нет дела ни до говорящих рыб, ни до хвостоглазых пресноводных чудовищ, обитающих в местном прудике. Апокалипсис надвигается, и по радио уже объявлена дата заседания Небесного Суда, когда все земляне, независимо от конфессиональной принадлежности и вероисповедания, предстанут перед своими Богами. И тут такое началось… Бизнесмены забегали по церквам, пытаясь вымолить себе прощение; казнокрады поспешили сдаваться в милицию; клеветники каются прилюдно и просят прощения у каждого встречного. Непонятно остается до самого финала, то ли это вселенский розыгрыш по примеру известной радиопостановки Орсона Уэллса; то ли инопланетные захватчики, воспользовавшись устоявшимися, укоренившимся в массовом сознании религиозными догмами и представлениями, решили обманным путем покорить человечество; то ли действительно Высшие Силы, вдоволь наигравшись космической игрушкой, именуемой Землей, очищают место для будущих экспериментов.

В рассказе «Скучный вечер на Марсе» интернациональный экипаж исследователей Красной планеты коротает время за смешными и таинственными байками о необычных происшествиях, приключившихся на планетах и спутниках Солнечной системы — то на Луне найдутся вымпелы нацистской Германии 1934 года и древнеримский меч; то на Меркурии обнаружится километровое зеркало, отражающее события, происходящие на Земле; а то и просто инопланетяне предложат выкуп за никому не нужный астероид…

«Феникс», — о народном мстителе, устроившем охоту за наркобаронами. На протяжении нескольких последних лет в экспертно-криминальном управлении МВД России скопилось «более 75 пистолетов Макарова абсолютно тождественных друг другу», из которых было убито полторы сотни человек, имеющих прямое отношение к крупным поставкам наркотиков. Параллельно находят семь неопознанных трупов мужчин, имеющих идентичные дактилоскопические отпечатки пальцев. Загадка народного мстителя, восстающего из праха как легендарная птица Феникс, чтобы мстить за свою семью, уничтоженную малолетними наркоманами, имеет в повести «Феникс» свое, пусть нереальное, но все ж таки научно-фантастическое объяснение. А вот над вопросом, чем же отличается народный мститель, эдакий современный Робин Гуд, от заурядного киллера, расчищающего дорогу в Большой Бизнес другим отморозкам, читателю предстоит задуматься самому.

Очередной сборник фантастических повестей и рассказов. Самый увесистый изо всех предыдущих выпусков – наверное, сделан с расчетом, что при такой кучной стрельбе каждому фэну что-нибудь да понравится в этой лоханке.

Недурные рассказы Олега Дивова («Вредная профессия» – о работе канализации в условиях вечной мерзлоты) и Александра Тюрина («Дело чести» – продолжение «Эскадрона гусар летучих», в «Звездной дороге» №10-11 за 2002 год печатался – о попытках покорения злобного Марса).

Олег Дивов в последний год опубликовал немного рассказов, но все они юмористичны, следовательно, достойны прочтения. Рассказ «Закон лома для замкнутой цепи» («Звездная дорога» № 9 за 2002) – о русских мафиозо в США, взламывающих дома, нашпигованные сигнализацией. Повестушка «Параноик Никанор» («Если» № 11 за 2002) – о столкновении ура-милитаризма, вскормленного бездорожьем и разгильдяйством, с вторжением из космоса. «Эпоха великих соблазнов» («Если» № 5 за 2003) – о неудачном контакте с внеземным разумом, что произошел на космической станции.

Однако лучший рассказ сборника «Фантастика 2003/1» – «Итак, хоминоиды» Леонида Каганова. Очень метко схвачены человеческие заморочки и высмеяны наши привычки, обычаи… нет, шире: все устройство жизни землян подвергнуто гнусному сатирическому надругательству.

Вот собственно и все, что можно отметить в художественной части сборника.

В разделе «Критика» – три статьи.

«Апокрифы зазеркалья. (Записные книжки архивариуса)» Евгения Харитонова. Короткие истории с курьезными и забавными фактами из фантастической литературы: судьбы писателей, фантастических идей, книг. Читать необходимо: можно что-нибудь новое узнать о любимом жанре.

Андрей Шмалько «Памятник, или Три элегии о Борисе Штерне». Известный критик разбирает трехтомник Б.Штерна. Интересен лишь один пассаж: «ДО КОНЦА понять «Эфиопа» может только украинец».

Традиционный обзор фантастики прошедшего, 2002-го, года от Дмитрия Байкалова и Андрея Синицына, под названием «Диалоги при полной луне». Дорогие наши соавторы все больше и больше мигрируют от сухого нарротива к новеллизационной форме подачи материала. Есть и легонький пересказ основных книжных новинок прошлого года, есть и интересная статистика. Оказывается, в 2002-м году вышло 900 наименований фантастических книг. Из них отечественных авторов – треть. То есть переводная литература по прежнему превалирует (по количеству наименований). Но по тиражам некоторые российские фантасты вырвались далеко вперед: запрограммированные бестселлеры хитовых авторов (Бушков, Перумов, Лукьяненко) выпускаются стартовыми тиражами от 50 до 150 тыс. экз. А ведь через пару месяцев следуют неумолимые допечатки…

Надо посмотреть, кто из переводных авторов может похвастаться аналогичными стартовыми тиражами в наших краях. Стивен Кинг? Дж.Р.Р.Мартин? Л.М.Буджолд? Нет, по 5 тыс. стоят тиражи на первых изданиях. Издатели, естественно, лукавят, и делают регулярные допечатки (м.б., по 5 тыс. в месяц), но, видимо, совокупный тираж за целый год все равно едва дотянет до того же Бушкова или Перумова.

В этом выпуске сборника «Фантастика» издатели попробовали силы в библиографии фантастики, и на сорока страницах тиснули список. Список называется странно: «Библиография к сборнику «Фантастика-2003/1». Я сначала подумал, что составители дали перечень публикаций авторов сборника в других изданиях. Оказалось, что так переозаглавили номинационные списки с «Роскона» – по структуре (сначала романы, потом – повести и рассказы в одной куче, потом – критика и т.п., и совершенно отдельно – детская и подростковая фантастика) и алфавитному принципу составления он идентичен номинационному списку с конвента «Роскон». Следовало бы указать на немаловажное обстоятельство, что в данной библиографии присутствуют только первые издания романов и рассказов, все остальные просто не учтены. Удобнее было, если каждую книгу расписали отдельно, т.е. дали бы ее содержание. Но уж что было под рукой, то и попало в печать. И на том, конечно же, спасибо.

Что дозволено в самопальных одноразовых списках, тиражирующихся для ограниченного круга лиц, то следовало бы исправлять и вымарывать при публикации в многотиражном издании. Например, одно и то же издательство может фигурировать под двумя ликами: «ЭКСМО» и «ЭКСМО-Пресс». Во-вторых, чрезвычайно куцая информативность: автор, название произведения, место издания. Лишь случайно для книжки Ван Зайчика указан автор иллюстрации на обложке, А.Ломаев. Он тоже полноправный творец Ордуси, как переводчики Худеньков и Выхристюк? Или остальные 256 поименованные книги вышли безо всяких там рисунков на обложках? Или же составители библиографии таким образом выделили Лучшую Книжную Обложку Года?

В разделе «Критика» дела еще страннее: у одних авторов дотошно расписываются все публикации, другим же стыдливо вменяют некий совокупный продукт под названием «цикл статей в таком-то журнале». А еще говорят, библиографы вне политики. [Возвращаемся на круги своя: в 1986 году в издательстве «Книга» выходил библиографический справочник «Мир глазами фантастов». Там составители тоже достаточно вольно подходили к материалу: у Братьев Стругацких и Владимира Михайлова назвали только ранние произведения, а Артура Кларка так и вовсе не упомянули].

Прежде всего потенциальному читателю из числа любителей фантастики надо знать, что эта книжка – второй сборник, составленный музыкальной журналисткой:

«Диско 2000» является продолжением бестселлер «Дискобисквиты», который, в свою очередь, представляет собой сборник художественных рассказов с наркотической тематикой» (из предисловия составителя).

Это чтобы не обломаться, если кто ищет чистую нф или кого коробит от слова «конопля».

Тема сборника – апокалипсические настроения в ожидании Y2K.

Эсхатологические слепки реальности конца ХХ века сделаны удачно, но наблюдать из рассказа в рассказ за пережевыванием разными (и совершенно разноплановыми!) авторами одной и той же катастрофической тематики Finis mundi, мне, например, не очень интересно. В этом сборнике замечательно смотрелся бы роман Брюса Стерлинга «Дух времени», но вышел он чуть позже, да и по размеру вряд ли бы поместился в этой антологии.

Изо всех произведений стоит выделить рассказ Пола Ди Филиппо «Говорила мне мама, не ходи» и «Часы Сальвадора Дали» Роберта Антона Уилсона. В рассказе Ди Филиппо греческий бог Бахус весьма оригинальным способом спасает жизнь молодому самоубийце, в результате чего из грустной новеллы получается юмористическая зарисовка нравов, а в рассказе Уилсона в результате ожидаемой катастрофы исчезают все верующие в оную катастрофу христиане.

Считается, что сборник удался, если хоть одно произведение в нем будет классным. Здесь же их целых два.

В книге действительно есть космический корабль на гипердвигателе, но не ждите от этого романа космических путешествий и стрельбищ из лазерных луков на грязных просторах диких планет. Путешествия будут, но не дальше Стокгольма; равно и планета дикая хотя и присутствует, но уж больно привычная она для нас… По сути, это два повествования в одном — и по внутренней динамике текста, и по композиции. Первая половина — детективная история, преступление «в медовом раю», ловко раскручиваемое полковником ГБ Трубецким, и заканчивается она вполне удовлетворительно для героя: тяжелое ранение в легкое, пуля выбивает его из привычной колеи и вынуждает переходить от приключений тела — к исканиям духа, каковое занятие и наполняет вторую половину романа. Причем оказывается, что открываемые Трубецким в пыли архивной исторические факты ни чуть не уступают ни по значимости, ни по увлекательности событиям в современном ему мире. Ведь мир тот — альтернативная историческая реальность, с вилкой где-то ДО Парижской Коммуны; лучший из миров, в котором слова «коммунист» и «буддист» — близки; идеальный мир, в котором веротерпимость, взаимность, доверие, толерантность являются единственными стержнями в поведении любого человека. Как говорит сам В.Рыбаков — мир «мощной этики», в котором только и можно достойно существовать.

«Завтра буджет хуже чем вчера»

Казалось бы, сюжет избит еще в позапрошлом веке: отправиться в прошлое и изменить там самую малость, дабы в своем настоящем пожать плоды безапелляционного вмешательства в ход истории. Есть машинка времени, есть куча амбиций по переустройству Времени под свою мерку, и нет никаких ограничений: Вселенная не перевернется вверх донышком как скороварка и Земля не налетит на небесную ось, если начинающий писатель издаст бестселлер лет на десять раньше срока. Именно с таким предложением подкатывает к герою книги его альтер-эго из недалекого будущего. Параллельно молоденькая девушка горит желанием спасти мать от пьянства, а еще один типчик хочет себя-сироту пристроить в нормальную семью. В результате брэдберевская бабочка и рядом не валялась. Куда ей, чешуекрылой! Под сапогами хронопутешественников как-то сами собой гибнут люди – пачками, города – десятками (и не иначе как от атомных бомб, меньшие угрозы нам уже не интересны), а некоторые страны и вовсе прекращают скорбное существование свое под дулами вражеских танков (причем врага державы Е.Прошкин окончательно так и не определил, называя в качестве такового то миротворческие силы ООН вкупе с оккупационной армией НАТО, то и «зеленых братьев» с Ближнего Востока, а то и вовсе – Китай. [Читайnt сценарий «Оккупация» А.Столярова, там обо всем этом всерьез и подробнее]).

В романе напрочь отсутствуют какие-либо рефлексии по поводу ответственности хронопутешественника за вмешательство в ход истории: сама череда негативных Будущих как нельзя лучше иллюстрирует тезис о вреде всякого вмешательства.

Ни автору, ни героям шевелить серой извилиной некогда – проносишься по роману как в болиде по скоростной обледенелой трассе. «Если быстро бежать, можно увидеть собственную спину» – персонажи романа то и дело натыкаются на собственные следы, получают тумаки и оплеухи от своих двойников из недалекого будущего.

В книге практически нет рассуждений об изменчивости человеческой натуры: один и тот же человек в разных обстоятельствах оказывается то коммерсантом-нуворишем, то высокопоставленным сановником на службе оккупационного режима, а то и вовсе – писателем-патриотом. Наверняка в каждом человеке сидят зерна и того и другого и третьего, была бы только благодатная почва для произрастания той или иной личины, но наш герой неизменно бросается в Прошлое, чтобы подкорректировать события как-нибудь иначе. Ну не нравится ему ни один вариант: если себе хорошо, то стране плохо, а если себе плохо – то стране и вовсе капут.

Сентиментальные струнки (чуть не написал «слюнки») появляются где-то на задворках сюжета ближе к финалу и почти никак не влияют на его дальнейшее развитие – право слово, не было никакой необходимости приплетать к метаниям героя по параллельным временам призрачную надежду спасти малознакомую девушку в далеком 2038 году, если любое хронопутешествие влечет неизгладимые перестановки в обществе и стране уже буквально через несколько лет.

Странное дело, в книге вообще ничего нет, кроме чистого четырехсотстраничного приключения, но именно кинематографичность держит читателя от первой и до последней страницы: никогда не предугадаешь, какой фортель выкинут радетели за благо Измененного Будущего. Спасает роман безумный драйв в ритме современных посттарантиновских боевиков, а само чтение в этом случае напоминает процесс стремительного падения в санях на американских горках: разглядывать пейзажи некогда, в седле б удержаться.

А для любителей спокойно обозревать просторы в арсенале НФ-луна-парка есть колесо обозрения.

Теперь по обложке. Трехосный драндулет действительно взят из книги – именно так он и описан, с идиотской вертикальной газоотводной трубой. Тем не менее бульдозерный нож, нарисованный художником, не способен срезать земляные завалы на пути следования этого транспортного средства: нож раза в два уже колеи этого «лунного трактора». Писатель-неудачник, что сидит на холодных бетонных ступеньках в ожидании геморроя – наверняка и есть главный персонаж. Только в книге у него две старенькие трехдюймовые дискетки. Художник одну где-то зажилил, и нарисовал только одну. Зато – лазерную, мегабайт эдак на 700.

Вот и в романе Е.Прошкина: ждешь приключений в духе «Патруля Времени» Пола Андерсона или «Конца Вечности» Айзека Азимова, а получаешь раз в сто больше.

Роман — разухабистый боевик с мощной психологический драмой, в которой никогда не следует недооценивать хитрость и силу противника.

Действие куаферского сериала отнесено примерно на три тысячи лет вперед от наших дней (с.194). Ареал расселения огромен, техника шагнула настолько далеко за горизонт, что электричеством люди, похоже, уже и не пользуются (с.205), планет заселено великое множество, и человек в запальчивости может выкрикнуть: «Не такая уж она и большая, эта ваша Вселенная!» (с.265).(Похожие по грандиозности миры созданы Бестером, Ван Вогтом и Урсулой ле Гуин.) И в этом мире живут люди, покусившиеся на самою Эволюцию, эти полупьяные, грязные супермены, не брезгующие изощренным садизмом и занимающиеся со скуки гомосексуализмом, которые приравнены в своей деятельности к Творцу, ибо на необитаемых планетах творят они живой, новый мир, приспособленный для проживания человека.

Где-то я это уже что-то подобное читал: командир космического корабля получает информацию от компьютера непосредственно на свои нейроны… Космонавты подвергаются генетическому усовершенствованию, дабы легче переносить свободное падение и многократные перегрузки — у пилотов более прочные кости и толще кожа… Перед коммерческим полетом команда корабля сомневается в пассажирах, зафрахтовавших судно… Крепчайший скафандр, расплывающийся по телу человека подобно тончайшей пленке… Профессиональный убийца на борту… И переводил вроде не Сергей Лукьяненко, и напечатана повесть тремя месяцами позже, чем роман «Геном». Опять будем рассуждать о свободном хождении сюжетов и тем в НФ, или сразу перейдем к эзотерической связи между писателями-фантастами?

Читая первый по-настоящему большой опус Пелевина я не избавился, а только ещё больше укрепился в мысли, что данный автор — мастер рассказа, и никакая другая форма, будь то повесть или роман, для реализации его задумок не подходят. История литературы знает немало примеров, когда признанные рассказчики “горели” при написании более объёмных вещей. (Вспомните, например, Роберта Шекли или Бориса Штерна, чьи вымороченные романы не идут ни в какое сравнение с едкими, лаконичными рассказами!) Тем удивительнее было наблюдать, что новое произведение Пелевина, фактически состоящее из набора рассказов-баек, жанра, так сильно полюбившемуся читающей публике после громкого успеха М.Веллера, тем не менее не распадается на бессвязные куски. Попытка Пелевина создать альтернативный мир, в который, как в сон/или явь/ погружается герой повествования, оказывается нещадно разбита самим же Пелевиным: чередования Питер — Больница аннигилирует прелесть Выдуманного прошлого, а параллельный мир заменяется фантазиями больного, легко объяснимыми с точки зрения психиатрии. Мир выдуманной гражданской войны не так уж и далек от действительности. Пелевину удалось уловить ее специфику — революции делают обиженные и неустроенные. (Адвокат Ульянов при мастерском владении даром убеждения людей, проиграл первые четыре процесса и плюнул на эту дурацкую юриспруденцию. Сын Котовского, между прочим, стал известнейшим индологом, а внук Кропоткина — археологом.) Так что если в театре стреляют со сцены, то лучше находится на ней, чем и не примнут воспользоваться люди хитрые или умные. У сюжетной линии романа, условно названной “Чапаев в бурке”, с точки зрения рацио гораздо больше минусов, в то время как линия психбольницы (или “Петька в дурке”, если угодно) вполне укладывается в каноны рационального мышления. Всё рационально, да не понятно, как эти зеки (пардон, психи) сны друг друга видят, когда через Гарроту проходят? (Впрочем, это есть уже — какое-то хитрое дыхание по методу Станисава Грофа). Тем не менее для любителей солипсизма книги эти — источник несомненного наслаждения.

Кстати, сын Котовского — известнейший индолог. Может быть, и папочка не только людей рубал?

Автор устами героя: «В будущем ни одного произведения искусства не будет создаваться просто так; не за горами появление книг и фильмов, главным содержанием которых будет скрытое воспевание “Кока-колы” и нападки на “Пепси-колу” — или наоборот» (с.116).

Отрадно, что Пелевин бросил идеализировать новых русских, мотивы романтизации которых встречались в “плейбойевском” периоде творчества писателя.

Как и было обещано в прессе, очередной роман Пелевина рассказывает о шаманизме в рекламном бизнесе. У Ллойд Бигл-младшего есть замечательный рассказ о рекламе — Музыкодел. Генри Каттнер в Уязвимом месте писал о рекламном бизнесе на Венере, а Александр Тюрин в повести В мире животного для оживляжа использовал массу юмористических рекламных сценариев. Вот и Пелевин обратился к этой любопытной теме, приковывающей внимание зрителей. Тема не новая, а интерес гарантирован, причем вызван он не только именем Пелевина, но и той странной тягой зрителей и читателей, которые испытывают прямо-таки мазохистское влечение ко всему, что связано с насилием, и с рекламой, как одним из проявлением массового изнасилования сознания. Рекламу никто не любит, однако телепередача «Рек-тайм» на канале РТР одно время имела рейтинг куда больше, чем всенародно любимый «Сам себе режиссер».

Поведав многие тонкости агрессивного маркетинга и эшелонированного позиционирования, Пелевин не останавливается на развенчании TV-рекламы, а продолжает копать тему глубже: главный герой, специалист по рекламным слоганам, сочинивший не один десяток успешных сценариев, терпит фиаско при написании Русской идеи. Не помогает даже помощь духов из потустороннего мира. Может, и нет никакой идеи-то? Так в процессе поисков наш сценарист оказывается в самом центре TV-мира, и делает еще одно открытие: уже и новостей никаких нет, да и политиков в реальности не существует, а есть лишь набор мощных графических станций от Silicon Graphics и штат высокооплачиваемых дизайнеров и актеров-двойников. Вторая тема романа тоже обкатывалась, в том числе и в российской фантастике. Достаточно вспомнить Поиск предназначения С.Витицкого, Перемену мест Льва Гурского и некоторые рассказы Сергея Казменко. [Вот что любопытно: почти все авторы, пишущие про двойников в политике, скрываются под псевдонимами. Береженого Бог бережет?].

Другая теория, спрятанная в тексте романа (смотри главу Homo Zapiens), имеет больший привкус оригинальности. Речь идет о существовании Экономического Моллюска, живущего на земном шаре в товарно-денежных отношениях, в которых людям отводятся только лишь функции потребления и исторжения денежных эквивалентов, а телевидение вкупе с остальными СМИ является всего лишь нервной системой этого пожирающего монстра. Рекомендую прочитать трактат о Homo Zapiens повнимательнее, ведь, по правде говоря, всё остальное в романе является вторичным даже по отношению к собственным ранним произведениям Пелевина, а Homo Zapiens — это новый вариант Голема, описанного А.Лазарчуком и П.Леликом более десяти лет назад. По сути дела, мало кто всерьез исследовал этот шокирующий “кибернетический” феномен, и я очень рад, что Пелевин попробовал на новом качественном витке, с присущим только ему солипсистким циничным юморком, рассмотреть проблему ноосферы, смешивая гигиенические прокладки, кризис семнадцатого августа девяносто восьмого года и кондиционер в одном флаконе…

***** СЕРГЕЙ ПЕРЕСЛЕГИН:

Запад и прежде всего Соединенные Штаты Америки нередко используют поверженных противников для проведения масштабных социальных экспериментов <…> На России 1993 года поставлен опыт для изучения отдаленных последствий тотальной деидеологизации. Было доказано, что в этом случае единственной общепризнанной социальной ценностью становятся деньги

ВИКТОР ПЕЛЕВИН:

Черная сумка, набитая пачками стодолларовых купюр, уже

стала важнейшим культурным символом и центральным элементом большинства фильмов и книг, а траектория ее движения сквозь жизнь — главным сюжетообразующим мотивом

Вячеслав Михайлович Рыбаков лет семь не радовал своих поклонников свежими произведениями. Нет-нет, цикл Хольм ван Зайчика про Ордусь продолжает выходить, но эта коллективная литературная игра в голландского затворника уже порядком истопталась на одном месте, превратившись в очередной издательский проект, в котором от былой оригинальной мирообразующей задумки ровным счётом ничего не осталось, а любопытный альтернативный мир не разрабатывается, а только используется как декорация для нехитрых детективных сюжетов.

Если рассматривать творчество Рыбакова ретроспективно, то, начиная с кинофильма “Письма мёртвого человека” (1986 год, реж. К.Лопушанский, гос.премия братьев Ваильевых), можно видеть планомерное изображение убийства Мечты. Именно Мечты с большой буквы, Мечты о прекрасном мире, где люди живут и поступают честно и по совести.

Если в первых рассказах, написанных в 1970-е, события происходят в далекие-далекие, мифически давние (“Художник”) или коммунистически недостижимые времена (“Великая сушь”), и проблемы волнуют героев глобальные (планеты спасают, о человечестве беспокоятся), то в рассказах восьмидесятых годов место действия – возможное завтра, засыпанное “радиоактивным песочком”, и целью персонажей становится выживание остатков человечества, спасение очагов Культуры после атомной бойни (“Сказка об убежище”, “Зима”).

Эпохи разнятся даже в описаниях окружающего ландшафта.

70-е:

“Медленно наступал вечер – прозрачный и тихий вечер Солы, наполненный медовым светом заката”

Далекие планеты, неизвестные миры. Всё ещё в наших руках, мы сильны и бодры, а ошибки (как бы они не были тяжелы) можно исправить в будущем; мы даже мечтаем допускать оплошностей вовсе – при освоении других, свежих планет.

80-е:

“Один раз где-то далеко – за городом, за мысом, в открытом море – полыхнула долгая голубая зарница. Что-то горело? Взорвалось? Или война еще шла?”

Вот бегали дети, цветочки цвели, и тут война. Самая последняя, окончательная Бомба. В том мире уже нет Будущего, некому даже мечтать о нем. Будущее всего лишь только-только перестало существовать, осколки Мечты стеклянной крошкой катаются по запустевшему асфальту под вой озлобленного ветра. Но у нас, читателей, еще есть возможность не допустить атомной войны. Звучит патетично, но ни один бункер не спасет от ядерной зимы.

90-е:

“Разгорается восход, яркий, кровяной, иссеченный лезвиями серых морозных облаков. Темными мертвыми коробками громоздятся на его фоне дома, какие-то промышленные трубы, над которыми наискось, кренясь по ветру, встают султаны то бурого, то белого дыма, ажурные, но уродливые опоры линии электропередач… С обвисшим хоботом чернеет перекошенный контур безжизненного экскаватора”.

Веерные отключения электричества, задержки зарплаты, тотальная безнадега… Сытый голодного не разумеет. Какая уж тут фантастика, отмечтались…

Период перехода от социализма к капитализму (если можно выразиться этим стереотипным клише марксистско-формационного подхода) самым негативнейшим образом отразился на всех произведениях В.Рыбакова, написанных в 1990-е. Годы девяностые сузили континуум до предела “здесь и сейчас”, практически не оставив фантастическому допущению ни единого шанса для появления в тексте (“Трудно стать Богом”, “Смерть Ивана Ильича”), но Рыбаков — воистину писатель Божьей милостью, для него всегда и при любых обстоятельствах важен человек и его судьба на переломе обстоятельств, а уж фантастическим антуражем далеких планет наполнено место действия, или трагедия происходит в полуголодной семье менеэса – не столь значимо. Важно, что Вячеслав Михайлович ставил вопросы, однозначного ответа на которые не существует. Это не простенькие задачки типа “солгать во спасение” или “несчастье одного ради блага других”, это почище тринитротолуола: пересказывать сюжеты тех рыбаковских книг – бессмысленное занятие, это надо прочесть собственной душой.

Однако с той поры прошло лет почти десять лет, и в новом романе “Зведза Полынь” мы видим нечто странное.

Америка враг России, Америка враг прогрессивного человечества, Америка шпионит за всеми учёными и скупает всех чиновников, Америка спонсирует шовинистические, фашистские и прочие деструктивные организации на территории России, все иностранные журналисты – шпионы. Если вдруг не шпионы — то в хороших отношениях с американской разведкой. Шпиономания – вот основной лейтмотив этого романа.

Лет двадцать назад, еще при СССР, в секретной лаборатории “Сапфир” гениальный учёный Константин Журанков разработал новый способ перемещения в космическом пространстве. Что это за способ, каким образом будут передвигаться корабли – никому не понятно, автор едва обмолвился, что это как-то связано с плазмой. Не секрет, что новый космолёт может быть использован и как транспортник при колонизации планет, и как неуязвимое средство доставки оружия. Неудивительно, что за изобретением идёт самая настоящая шпионская охота.

В предыдущем романе Вячеслава Рыбакова (“На чужом пиру”, 2000) эту роль “оружия возмездия” играла небольшая, размером с чемодан, приставка к космическому челноку “Буран”, позволяющая стотонному кораблю взлетать... без ракеты! Якобы этот прибор был сделан ещё в советское время и спрятан доброхотами до лучших времён. В романе “Звезда Полынь” оружие возмездия существует только в виде рукописи с расчётами, и лежит полтора десятка лет в земле в полиэтиленовом пакете, чтобы его не нашли ни демократы, ни иностранцы. Лучшие времена наступили только благодаря некоему олигарху, решившему на сэкономленные от уплаты налогов средства, в глубокой тайге и в тайне от общественности, разработать новое космическое транспортное средство. Про неуплаченные налоги вставлено не для красного словца, это именно так в романе и описано: на деньги, сворованные у государства, олигарх разрабатывает новые космические технологии. Ну, чего только не позволишь в фантазии для осуществления мечты! Чем олигарх так глянулся Журанкову, не совсем понятно. Ясно, что для овладения новой коммерческой технологией хитрый делец-нувориш всего лишь инсценирует на людях свою заинтересованность космосом.

Фантастические проекты В.Рыбакова великолепны в своём гигантизме и подслащены толикой патриотизма (видимо, с целью притупить критическое осмысление), но что хорошо в выдуманном мире фантазий, то разбивается вдребезги от соприкосновения с реальностью, и прожекты не перестают от этого быть нелепыми. Например, он предлагает восстановить систему “ГЛОНАСС”, чтоб не зависеть от иностранцев (с.179). Подозреваю, в следующем романе с таким же успехом будут обоснованы необходимость создания “Русской компьютерной Операционной Системы”, “Русского летоисчисления”, “Уникальной Русской Вилки” или даже “Русского Автомобиля”.

Жалкая детективная линия в романе строится по лекалам тридцатых годов, с обязательными циничными шпионами, мерзкими вредителями и кристально честными россиянами. Не стоит даже пересказывать сюжет, ибо он носит всего лишь подчинённое значение, обрамляя размышления автора о месте России в мировой политике и истории. На три четверти книга – чистая публицистика, и, чтобы не уподобиться Чернышевскому с его бессмертным “Что делать?”, автор вкладывает свои взгляды и свои размышления в уста журналистов, безработных учёных, успешных олигархов, китайских и американских шпионов. А потом увлекается и не замечает, что тринадцатилетняя девочка периодами пересказывает Достоевского, а фашиствующий болван как профессиональный историк рассуждает об историографии русско-польского вопроса. Ну, раз публицистика, то и разбирать книгу можно по законам публицистики.

Симпатии автора однозначно на стороне Советского Союза (не знаю, дошло ли до Санкт-Петербурга известие о его распаде): если фигурку стройной девушки обтягивает майка, то обязательно с надписью “СССР” на груди, если на скамейке стаканчики и окурки, то персонаж обязательно вспомнит советское время, когда мусора в парках не было, не говоря уж о изумрудной зелени травы образца 1976 года.

Любопытен пассаж про советские репрессии: “Коммуняки хоть и насиловали, когда им в их бреду это казалось необходимым, все же чуяли сами, что совершают нечто ужасное и отвратительное, — другой рукой тут же норовили как-то извиниться и подсластить произвол” (с.102). Интересно было бы озвучить эти оппозиционные пары, посмотреть на эти симметричные ответы, подержать в руках эти горькие и сладкие пилюли: на одной чаше весов расстрел Мейерхольда, на другой – массовое издание “Первого удара” Ник.Шпанова. Сначала загнать всех крестьян в колхозы, а потом одуматься, подсластить произвол, и ввести паспортный режим для горожан.

Среди персонажей романа, если человек придерживается вдруг либеральных взглядов – то он обязательно будет непримиримым, воинствующим и недальновидным, карикатурно нарисованным журналистом Бабцевым (прямолинейный намёк на радиожурналиста Бабицкого?).

Если человек придерживается патриотических взглядов, то ему и все девки дают, и в семье у него полный порядок. А если персонаж фашист – то он настолько милый и обаятельный, настолько умный и эрудированный, настолько дружелюбный, что кажется, что это не нацист, пристреливший инородца, а герой из крапивинской книжки про романтичных пионеров. Юному фашисту у Рыбакова дают пять лет условно за убийство по неосторожности — но это мелочи, это частности, мало ли, может, это олигарх потянул за какие надо ниточки, и мальцу дали такой срок, не новость, не концептуальная новость.. Но что же тогда Рыбаков так удивляется разгулу бандитизма, я не совсем понимаю.. Ведь когда это надо для своих (реальных родных ли, виртуальных персонажей ли) – это как бы и хорошо получается.

Даже едва не убитый нацистом персонаж книги, развалившись на больничной койке, лёжа под капельницей, настолько очарован фашистской сентиментальностью, что выдает такую примечательнейшую фразочку, выдающую какой-то глубинный мазохизм интеллигента (за который Ленин называл их всех скопом “говном”):

“– Я его минуту видел, ну, от силы две — не помню, сколько мы с тем вторым друг дружку валтузили, да и не в минутах дело... Ему с самого начала противно было Шигабутдинову говорить всякую чушь. Он говорил как робот — обязан сказать, вот и говорил. Без этой их фашистской истерики, понимаете... Такую идейную речь толкал — а себе под нос, с отвращением: бу-бу-бу... А потом за какую-то минуту он успел и изумиться тому, что его руками сотворили, и посочувствовал, дурачок, своему напарнику, потому что был уверен — тот случайно человека завалил и теперь будет угрызаться... и мне впердолил уже совершенно искренне, от души, потому что товарища выручал... Он мне понравился, ребята. Я бы такого сына хотел» (с.325).

Симпатия к фашистику выражается неоднократно, причём до того, как последний был изъят из нацистского сообщества сердобольным отцом и водворён под крыло олигарха и вынужден был раскаяться и осознать всю никчёмность и невыгодность данной неконструктивной парадигмы в новых жилищных условиях в таёжном городке “Королёв-16”. Намеренные антидемократические, антилиберальные инвективы в книге смотрятся как пришитый лисий хвост к чучелу утконоса. Апологеты либерпанка могут включать “Звезду Полынь” в хрестоматию шовинистической фантастики, наряду с какими-нибудь опусами С.Волкова (“Аксолотль”), А.Сивинских (“Формалинщик”), М.Харитонова (“Дракон”, “Разоритель”).

Рыбаков по прежнему находится в плену примитивной, упрощённой, безальтернативной модели мира, в которой почему-то обязательно должен быть только один верховный руководитель, одна идеология, один, единообразный образ мысли. Как пример, можно привести цитату о демократах и либералах: “Жуть представить, что было бы, если б и впрямь они пришли к власти, да не украдкой, вполсилы, как при Пьяном Хряке, а всерьёз. Они бы всех несогласных не то что пересажали, а просто в землю вогнали по ноздри, видно же: чуть им кто слово против – тот с ходу фашист, и весь сказ” (с.203). Практика – критерий истины. На земном шарике более двухсот государств с различным политическим устройством, и хотелось бы просто посмотреть на страну, в которой демократы и либералы пересажали бы всех несогласных. Пока же этого не произошло, эти гладкие рассужденья Рыбакова остаются всего лишь подтасовкой и обманом доверчивого читателя. Особо пикантно выглядит фраза “культура-взяточник” в адрес всего запада; наверное, автор давно не заглядывал в рейтинг коррупционности.

Предназначение России Рыбаков видит в военное время – в умиротворении всех воюющих и противоборствующих сторон по всему миру, а в мирное время — в открытии новых, негодных для проживания, земель (именно так в тексте). Примеров миротворческих операций Рыбаков приводить не стал, неужели он стесняется раздела Польши, событий в Венгрии и Чехословакии, ввода ограниченного контингента войск в Афганистан? Непоследовательно как-то..

Эпизод со сдачей новых космических разработок китайцам мне вообще в предложенной системе координат слабо понятен. То есть сначала эти инженеры-патриоты готовы свою печень продать за гроши, но не продать за миллион американцам свои разработки. А тут готовы китайцам просто отдать те же самые разработки – но с целью, чтобы, значит, не было монопольного использования сверхновой технологии. Китайцы же конечно они и мирные, и дружелюбные – они и атомных бомб Пакистану отродясь не продавали, и с Вьетнамом не воевали, и с русскими всегда дружили – на острове Даманском фестиваль был, помните?

Если отбросить политику, то основная идея романа – вовсе не в особой какой-то православной миссии России, конечно же.

Михаил Веллер ещё в “Кассандре” писал, что “для долгожительства цивилизации полезнее подтягивать ремни и бухать все силы в создание кораблей для экспедиции на Марс – чем в производство услуг друг другу”.

Рыбаков продолжает мечтать о космосе, строит логичные конструкции о том, как Мечта о полёте в космос заразит людей, они начнут двигать науку и технику в сторону колонизации Луны, Марса, спутников Юпитера…

Идея отличная, однако, будучи реализованной В.Рыбаковым в рамках патриотического высокопарного детектива и сдобренная типичными националистическими пропагандистскими клише из арсенала какого-нибудь махрового квасного патриота типа Макашова или М.Леонтьева, оказалась не такой уж и привлекательной, а даже в некоторых местах – отталкивающей. Что, естественно, лишь удаляет обитателей этой планеты от космической экспансии и мирного расселения в космосе.

Вот так форма (показавшаяся автору завлекательной обёрткой) меняет смысловое содержание.

“Хороших людей нет. Их выдумывают писатели, чтобы заработать хорошие деньги”.

“Я буду продолжать копаться в грязи, я буду выдумывать все новые и новые комбинации отчаяния и грусти”.

В.Шукшин “Точка зрения”

Джефф Нун, сорока лет, гитарист панковской группы «Манчестерский шум». Роман «Вирт» – вроде как дебют в прозе, причем отмеченный премией Артура Кларка. Где-то в сети (может, на «Митином журнале»?) мотылялся его роман «Автоматическая Алиса» (1998), с картинками, стилизованными под классические иллюстрации Джона Тенниела. Но сейчас речь о «Вирте».

Слабенький микс: покрошить «Убик» и «Стигматы…» Филипа Дика (инопланетные наркотики, солипсизм), настоять на «Экстази» Ирвина Уэлша (английские маргиналы по трущобам), присыпать щипоткой «Нейроманта» Уильяма Гибсона (выход в виртуальную реальность без спецсредств) и вылить в формочку «Экзистенции» Кроненберга. Хотя нет, это, скорее всего, «Экзистенция» по следам «Вирта» сочинена была. Но меня это не радует: концептуальной новизны в «Вирте» все равно нету, и за что Джеффа Нуна хвалят в аннотации, понять невозможно.

Может, перевод жуткий, а неведомые высшие смыслы где-то потеряны при трансляции?

Или кроме Уильяма Берроуза никто писать внятно на кислотно-триповые темы не научился? Жалкие попытки родить новояз, хилый слэнг, скудная психологическая мотивация, дерганное повествование и обрывки эпизодов – вся эта литературная неумелость выдается автором за ошметки сознания.

И, что меня больше всего огорчило – отсутствие каких-либо идей, окромя стержневой: типа нет границ между реальностью и виртуальностью. Думаю, даже для 1993 года концепция новизной не отличалась.

Литературный перевод замечательный (не зря же Дм.Коваленин корпел над ним несколько лет!), посылка фантастически глобальна (со времен Чингисхана живет на Земле инопланетная Овца, попеременно вселяющаяся в людей и ворочающая свои темные делишки), а исполнение – традиционно-затянутое для мэйнстрима. Треть книги герой собирается в Путешествие, треть – едет к намеченной цели, и только ближе к финалу начинает что-то происходить. Причем, как это у них в Большой литературе водится, все оканчивается Пшиком. Я не знаю, знаком ли Мураками с творчеством К.Саймака, но история про Овцу перекликается с инопланетным преступником из повести «Кто там, в толще скал?».

Мураками:

«Сотни лет она спала в своей пещере, и надо же было именно такому безмозглому идиоту, как я, ввалиться и разбудить ее!» (с.287).

Саймак:

«А что, если существо в толще скал вовсе не хочет, чтобы его спасали?», и в самом конце: «И тот, под толщей скал, не хозяин, а отбившаяся от стада овца?».

Опять же, «Волчья сыть» М. и С.Дяченко…

В книжке десяток рассказов, так или иначе пересказывающих библейские сюжеты. Не все они великолепны (как обещают в аннотации), но особо выделяются «Потоп» – о спасении блудной женщины во время потопа; «Известен лишь Богу» – о могиле неизвестного солдата на Вашингтонщине; «Дочь Земли» – нечто подобное было у Р.Брэбери, рассказ «Пирамидка», если не ошибаюсь; «Башня» – вывернутая наизнанку история о Вавилонской башне, да к тому же перенесенная в современность; «Эйб Линкольн в Макдональдсе» – настоящая альтернативная история, описывающая один день современной Америки с узаконенным рабством; «Складывание имени Бога не из тех кубиков» – настоящая нф-сатира: роботы на далекой планете построили догматическое религиозное учение, положив в основу… книгу Чарльза Дарвина «Происхождение видов». Прям-таки сюжет из «Сказок роботов» Станислава Лема!

«И на костях растут сюжеты..»

Юмор, он знаете ли, оживляет. Даже если на протяжении первой трети книги сын шорника будет рубить в капусту врагов на своем пути к королевскому трону, вторую треть – уничтожать государственных преступников, на означенном троне утвердившись, а там, глядишь, и достойные наследнички подрастут, средневековые нравы короля Гран-Поскони не преминут перенять, то все равно убийства выйдут опереточные, потому как перед нами комедия, а не триллер.

Новый мир Успенского – это тот же самое пространство Земли, вывернутое наизнанку после некой катастрофы. Только со времен легендарного богатыря Жихаря, награжденного «Золотым Остапом» и «Странником», минуло несколько сотен лет, и из периода варварства человечество прогрессировало до расцвета средневековья. Синкретичный мир этот построен на обломках нашей цивилизации и по степени воздействия на юмористические центры коры головного мозга (если таковые есть на самом деле) похож на эффект, производимый коктейлем Молотова при соприкосновении с работающим машинным двигателем. Географические названия претерпели изменения до неузнаваемости: попробуйте, например, соотнести выдуманные топонимы типа Хлестафорика, Стрижания, Габо-Маркес, Пуэрто-Борхес и Пуэрто-Кортасар с реальными! А чего стоят имена морских кораблей – «Партогас», «Ла Марадона» и «Хулио Иглесиас», а так же неизвестно зачем здесь появившиеся фабриканты игрушек, распространяющих выгодную для себя «гипотезу о существовании так называемых динозавров».

Фирменные «устареллы» от Успенского (переложение на образы, доступные средневековому менталитету, хорошо известной книжки или кинофильма) наличествуют и в этот романе: на сей раз читатель прослушает историю о Когане-варваре, «Новую Хронологию» Фоменко, повесть В.Сорокина «Голубое сало» и десятка два мелких историй, относящихся к делу, не относящихся, и вообще просто так, ради хохмы, вставленных в роман. На этом обширном «конопляном поле» мертвых сюжетов и древних мифов Всадник Без Головы собирается убить стрижанского мальчишку Гарри Поттера, создатели бессмертной «Олдиссеи» преспокойненько поживают в городе Хрякове, спящую в хрустальном гробу Белоснежку разорившиеся гномы показывают за деньги на ярмарках, а добрая фея Деррида с помощью чугунного дискурса подвергает врагов полной деконструкции.

Человечество в очередной раз смеясь расстается со своим прошлым.

В этой хитрой книжке как бы походя открывается секрет построения идеального – для граждан – государства. В то время как в Немчурии или там Бонжурии короли встревали в государственные дела и мешали подданным жить, правитель Гран-Поскони никому не мешал, поскольку был занят исключительно воспитанием собственных детей. Поэтому в государстве никто ничего не выполняет, а все само собой как-то делается. Воистину, самое лучшее правительство то, о существовании которого народ и не вспоминает.

Вот только тогда и наступает всеобщая «невдолбенная пруха»

Чувствуется, растет мастерство автора: удачно закрученные перипетии сюжета, когда враги оказываются спасителями, а мнимые покровители — порядочными сволочами. Закрутовка книги такова: человек из влиятельного российского Ведомства по расследованию паранормальных явлений (торчат уши Молдера, Скалли и прочих людей в черном) по собственной инициативе попадает в средневековую конюшню на другой планете, где на положении батрака вынужден поить кобыл, выгребать из-под них навоз и недоедать поганую кашу, по органолептическим свойствам ненамного от этого навоза отличающуюся. Самое поразительное, что человек ХХ века, привыкший к плодам цивилизации, привыкший ходить на высокооплачиваемую работу в модном костюме и всенепременно надушившись дорогим одеколоном, с высокомерным чувством собственной значимости, подкрепленным табельным пистолетом под мышкой, даже и не думает возмущаться! Ему это нравится: да, нет? Текст здесь явно провисает — примерно между сотой и двухсотой страницами — на этом промежутке ничего существенного не происходит, и можно спокойно их пролистать без ущерба для понимания. Потом, конечно, будут и чудесные находки, и умопомрачительные достижения в спасении погрязшего в средневековом дерьме человечества…

Ляпов тоже хватает: например, когда на нашей Земле опергруппа едет по грунтовке через кукурузное поле, то шофер боится объезжать девочку, рассевшуюся на дороге — мол, кукуруза не пропустит машину, слишком плотно растет. Маловато Михаил Юрьевич видывал кукурузных полей!

Тем не менее, форма (то бишь -- обложка)

полностью определяется содержанием.

Поэтому -- отдельное браво оформителю, посмевшему идти наперекор книгооформительской моде.

За внешней игривостью -- такие же инфантильные рассказы, брызжущие гиперсексуальностью на лоно литературной целины соцраелизма. «Декамерон» эпохи загнивающего социализма. Приквел к «Легендам Невского проспекта». Сплошной стеб, читается на вылет. Фразы юмориста бьют куда-то в район солнечного сплетения, и невозможно разогнуться от пошловатого смеха

Ее звали Норочкой, а правильнее в таком случае было бы назвать норочкой тоннель метрополитена.

... он сильно переживает за людей, вынужденных вместо презеравтивов использовать тракторные колеса ...

Весь сахар вожатые и воспитатели забирали себе и пили сироп, а мы месяц пили чай без сахара и думали, что так и надо.

--.. Она всегда жалуется, что муж почти никогда не дарит ей цветы. А если когда-нибудь приносит, то ей приходится тут же ложиться на спину и раздвигать ноги.

-- Разве у них в доме нет вазы?

И так далее в том же духе, все полторы сотни страниц.

Юмор, как показали КВНщики, продляет жизнь на три часа двадцать минут.

Да, если кто поведется на инфантильную обложку и купить своему чаду книгу именно как детскую литературу, то и детям будет что почитать: последние три рассказа сборника -- чистый Хармс.

В книге 12 граней — как у общепитовского стакана. Я расскажу сначала об одной: за стакан водки можно пропить ударник для пушки, за дюжину бутылок — сотню снарядов, за глоток пива — с потрохами выдается месторасположение артиллерийского склада, и даже ночь, это “темное время суток”, наступает тогда, когда командиру крейсера страшно хочется выпить с богатым спосором…

«На кораблях Российского флота ночь наступает тогда, когда спущен флаг, а флаг спускается тогда, когда постановлено командованием и обычаем» (с.108).

С другой стороны, книжка очень сатирическая и политически заостренная:

Обкурившиеся коноплей матросы устанавливают социальную справедливость на всем пути следования легендарного крейсера «Аврора» — от Петербурга до Москвы. Легко и приятно навести шмон на продуктовом рынке захолустного городка, контролируемым двумя десятками бритоголовых братков во главе с паханом на задрипанном «Форде», лелея в руках маузер, а за спиной имея несгибаемую поддержку в виде шестидюймовых артиллерийских орудий. «И было это все похоже на советский фильм о революции, который после обрыва ленты и долгой, бессмысленной и яркой пустоты на экране под свист и топот зала, вновь запустили и озвучили, и зрители превратились в участников ожидаемого и требуемого действия» (с.301).

Легко и непринужденно рассуждать о повышении зарплаты представителям народного образования и учителям, голышом общаясь с милыми представительницами оной профессии, временно переквалифицировавшихся в жрицы любви.

Зайдя со стороны третьей, мы видим фантастический роман: тут тебе и путешествие по реке времени задом наперед, от энкаведистских заслонов на шлюзах судоходных каналов до пристреленного птеродактиля, скормленного судовым коком на обед членам команды, и олигарх Березовский манипулирующий массовым сознанием в особо крупных размерах…

С пятой точки зрения — эстонский беллетрист написал на русском языке едкую и ядовитую книжку, порочащую армию и флот, причем для пущей конспирации издало ее (книжку) украинское издательство, отпечатав тираж в белорусской типографии. Крепко достала Михаила Веллера армейская муштра на сборах, если даже в программу нового политического движения он вставляет следующие размышления:

«За шагистику и равнение подушек в казарме по ниточкам командир роты идет в тюрьму как за растрату государственных средств, отпускаемых на обороноспособность, а не на идеальное застилание коек и балет на плацу» (с.331).

Впрочем, внимательный читатель найдет в романе еще не один десяток шуток над Красной Армией и Военно-Морским Флотом.

Со стороны шестой, в книге много и откровенных дифирамб милитаризму, спецслужбам и в особенности — флоту, здравицы в честь которого произносятся на каждой странице. Неисправимой романтикой веет от этого р-р-революционного боевика.

С десятой стороны, это — очередной трактат на тему о том, “как нам дальше жить”, лишь для большей доходчивости преподанный в форме веселого и очень смешного романа. Вся судебно-правовая реформа легко сводится к долгожданному тезису о свободной продаже оружия, «поскольку народ несет священную обязанность в любой момент и по своему усмотрению устанавливать тот общественный строй и свободно избирать то правительство, которые необходимы для блага отечества» (с.418). Ведь если незабвенный зулус Чака (1787-1828) молниеносно наказывал преступника, то чем мы-то глупее?

В начале своей писательской карьеры Михаил Веллер говорил, что хотел бы «выпустить такую книгу, чтоб все рассказы в ней были разные». Теперь же он написал целый роман, в котором каждый читатель вычитывает то, что ему самому заблагорассудится.

Поэтому-то я и не стал раскрывать все грани этого хитового произведения культового писателя.

«К концу ХХ века в России перестали удивляться чему бы то ни было, события последних лет выбрали лимит удивления у электората» (с.223).

Великолепный рассказчик, каким мы знаем Веллера, не перестает им быть и рассуждая о судьбах вселенной. Философия — любовь к мудрости, а не борьба за знания, иначе бы ее называли филомахией. Еще со времен Декарта Мудрецы понапридумывали себе жаргонные словечки, чтобы усложнить и без того сложные вещи. Рассуждения долны быть понятны. Веллер не перестает быть занимательным и веселым, даже рассказывая мрачные, в принципе, вещи. Но становится невообразимо, нестерпимо скучно: скучно от того самого ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ, которое (по мысли Веллера) уготовано человечеству. Руки опускаются при воспоминании о бесчисленных попытках устроить более-менее рациональную жизнь на Земле. Если бы люди были разумны, история давно кончилась. История человечества — обвинительный приговор перед Страшным Судом.

Давненько я не получал наслаждения от чтения — книжка читается залпом, буквально запоем — и является ли причиной этому динамичность повествования, или удачно выбранный сюжет, затрагивающий всех жителей Земли (экологическая катастрофа ближайших десятилетий и мечты о неиссякаемых источниках безопасной энергии) — боюсь гадать.

Первую часть романа Александр Мирер написал без привлечения ходовых штампов из арсенала авторов бестселлеров: какие, к черту, любовные увлечения главных персонажей, предательства друзей и погони, когда история Эпохального Изобретения (оказавшимся на поверку Эпохальным Искушением), способного преобразить весь окружающий мир, читается увлекательнее? Чувствуется рука Мастера, писателя из раньшего времени. Сейчас так почти не пишут. Вторая же часть романа является просто попыткой закруглиться с «хорошей миной на лице»: тут тебе и амур, и погони, и прочие атрибуты детективчика, а машинки-невридимки, спасающие героев от неминуемой смерти, сыграли роль того самого «бога-из-машины» (который опускался в конце чуть ли не каждой средневековой пьесы, дабы разрубить узел накрученного сюжета). Зло не победило, но и добро что-то не восторжествовало…

Пособие по выживанию топливно-энергетического комплекса и нефтегазовой промышленности, получилось отнюдь не совсем правдивым: стоило ли магнатам тратить несколько $ миллиардов на подкуп конкурентов, если во сто крат дешевле было бы просто их убить, причем гарантия молчания в этом случае — безусловная?

Роман не охватывает “эпохальностью” — из этого ряда можно вспомнить «Мир на Земле» и «Футурологический конгресс» Ст.Лема, «ТП» — повесть самого составителя серии Виталия Бабенко, «Времена негодяев» Э.Геворкяна и уж конечно же «Катализ» Анта Скаландиса — роман о дубликаторе материи (его нельзя отнести к изобретениям, так как эта вещь попала в наш мир извне) полностью изменившим не только технологию мира, но и все стороны его жизни, начиная от сексуальных и кончая социальными. Повторюсь, «Мост Верразано» не охватывает окружающее так глобально, он лишь ставит проблему перед узким кругом лиц. Так вот, это изобретение так и останется частностью, эпизодом, о котором мало кто знает и уж тем более никто не воспользуется, когда нефть кончится и действительно прижмет. В истории не было такого случая, чтобы необходимое (и существующее уже) изобретение обнаружилось бы вовремя. Значительно позже — да, возможно, но уж никак не в критические моменты существования.

Приключения супермена, заброшенного из двадцатого века в древний Вавилон IV века до н.э., сбалансированы неучтённым фактором – деятельностью местного пройдохи и афериста, вынужденно выдающего себя за царя иудеев Даниила. Кроме того, экзотика Междуречья играет на руку В.Свержину, и чтение страниц с описанием шумерского быта могут дать хоть какое-то дополнительное знание, либо стимулировать интерес к получению оного из других, более вменяемых источников. Но и в этом романе Свержина появляются совершенно ненужные «летающие дракончики» — кроме как данью моде на фэнтези, никакой иной роли они не играют.

Жил обычный человек, служил клерком в мелкой торговой фирме. Но однажды его заставили работать в межмировой таможне, на перекрестке между пятью мирами.

Конечно, способ, каким Кирилла выкидывают из «списка живущих», иначе как кафкианским не назовешь: его неожиданно забывают сослуживцы, соседи, друзья и даже родители убеждены, что перед ними -- ненормальный шутник, а вовсе не родной ребенок. Мастерски наведенная выборочная амнезия людьми не ограничивается, а плавно захватывает и юридическую составляющего гражданина Данилова К.Д. 1978 года рождения: ни в поликлинике, ни в дэзе, ни в любом другом заведении не остается ни одного документа, свидетельствующего о его существовании, а потом в прах рассыпается и его паспорт. Без паспорта, если кто вдруг не знает, в Москве делать совершенно нечего, это вам не Англия.

Сидит теперь Кирилл в трехэтажной башне с удобствами, одна дверь в Москву выходит, другая -- в мир а-ля XIX век по Жюль Верну, третья -- на безопасный курортный пляж, четвертая -- в Нирвану, абсолютный наркоманский рай, а пятая -- на Землю-1, мастера с которой, собственно говоря, и устроили эту вереницу отражений с разнообразием обитаемых и необитаемых, гостеприимных и неприветливых, интересных и опасных миров. Кирилл, конечно, не сидит в башне, а путешествует по мирам и пытается узнать, за что его таким подарком судьба наделила, может, и не подарок это вовсе, а наказание? Не прошло и суток, как выясняется неприглядная сторона индивидуальной утопии: если кому-то хорошо, то всегда есть и недовольные; причем в количествах, явно превышающих число безусловно довольных. Прямо-таки закон сохранения вещества применительно к такой зыбкой материи как «счастье».

Опытные люди конечно растусовывают Кириллу, что «Ты собираешь налог с товаров. И можешь полностью тратить его на себя» (стр.161, занятный собирательный образ «силовика» в массах сложился, не находите?), и что кроме денег «Ты получаешь полное здоровье и огромную способность к регенерации. ... Полагаю, даже если отрезать голову, она способна прирасти обратно» (стр.157). Потом открытым текстом вбивают в голову потенциальному бунтарю: «Честно исполняй свою функцию -- и у тебя все будет хорошо» (с.192). Что ж, расхожие успокоительные сказки для быдла: очень уж недавний «социалистический феодализм» напоминают, который так мил сердцу некоторым политикам, гротескно выведенным в романе. Чего стоит только фраза «Эта дверь нужна нашей родине» из уст депутата ГосДумы Димы, (стр.211), безусловно отсылающая читателя к риторике неумех-экспроприаторов вековой давности, чьими идеологическими детьми и являются нынешние горе-радетели за мифическую «единую национальную идею» и никому не нужное «удвоение валового продукта».

Искусственные миры, куда силой внешних обстоятельств непреодолимой силы забрасываются люди из привычного мира -- вовсе не так уж и редки в фантастике. Рискнуть создать явно искусственный мир пробовал, кажется, каждый профессиональный фантаст. Вопрос лишь в том, для чего создается этот явно неестественный мирок, чья искусственность осознается его обитателями?

И если Филипп Фармер, например, начал городить бурлеск из приключений (как в «Мире реки»), Майкл Муркок в конечном итоге свел приключения бессмертных героев к декадентским оргиям на краю света, Братья Стругацкие показали жизнь социума и бездуховные эксперименты над ним, сродни коммуно-фашистским построениям, то Сергей Лукьяненко ограничился только попытками приключения тела.

Миры, описываемые Лукьяненко, живы и осязаемы, будь то обычная московская улица или выдуманная набережная моря, кишащая гигантскими спрутами, на Земле из параллельного мира. Весьма тщательно и достоверно выписаны как сами герои, так и мотивации их поступков, читатель как бы вживается в персонажа, и несется по роману уже в шкуре главного героя. Но в этом редком писательском мастерстве есть и изрядный минус: вживаясь в персонажа, читатель сразу замечает ситуационные ошибки, допущенные автором. Так и в случае с «Черновиком».

Откуда взялся казан с горячим пловом, если его не учуял нос главного героя? (глава 22).

Почему моментально выскочили соседи по лестничной клетке, как только девушка-акушерка начала орать, что ее убивают? (глава 5).

В первом случае запах плова просто-таки обязан был учуять любой человек. Во втором случае Кирилл мог просто успеть сбежать с места преступления -- выскочить из квартиры и ринуться по лестнице вниз все равно выйдет быстрее, чем соседям -- выйти на помощь пострадавшей; у него это получилось бы быстрее хотя бы просто потому, что на его стороне только один возможный выход из сложившейся трагической ситуации -- бегство, а у соседей -- полная неизвестность по поводу происшествия в чужой квартире.

Но это так, мелкие придирки к шероховатостям.

Новый роман Лукьяненко получился очень уж «московский». Не в том смысле, что роман привязан к топографии столицы, а в том, что автору удалось показать человека, перекованного мегаполисом: в сферу его жизненных интересов не входит абсолютно ничего лишнего, что могло бы ему помочь или навредить. Его интересует только то, что помогает выполнять его функцию, будь то торговля запчастями в компьютерном магазине или наказание преступников в параллельных мирах. Кстати, наверное именно по такому принципу и распределяют способности всемогущие мастера с Земли-1: функционалами становятся только те земляне, которые ничем, кроме как своей функцией не интересуются и не могут интересоваться в силу склада своего характера. Где, как ни в мегаполисе, устанавливающим особые правила жизни для своих обитателей, легче всего найти таких бездумных исполнителей?

-- Ты способен пить пиво, когда где-то убивают женщину? <...> Способен. В мире все время кого-нибудь где-нибудь убивают. Не умирать же от жажды» (стр. 199).

Какая такая война? А, так это на юге.

Когда же беды начинают входить в его дом косяком, когда война входит в его личную жизнь и рушит все планы... и, не найдя помощи у окружающих, герою приходится элементарно дезертировать, как неприспособленному к выживанию в экстремальных условиях, только тогда может быть его настигает катарсис.

Жаль только, что после очищения человек иногда чувствует себя как использованный лимон. Выжатый до последней капли, сморщенный и абсолютно никому не нужный лимон, выброшенный на помойку.

В подавленном состоянии Кирилл готов полностью отдаться в услужение высшим иноземельным функционалам, если б только не очередное издевательство со стороны новых хозяев: Кирилла лишают всех способностей, низводят в ранг простого человека, и убивают возлюбленную.

И тут Сергей Лукьяненко теряет чувство меры, идет на поводу своего персонажа, и, как следствие, впадает в дурную бесконечность: после утраты суперспособностей он наделяет своего героя гиперспособностями.

Думаю, во втором томе сериала Кирилл будет мстить, и месть его будет ужасной.

После чего книга приобретает совершенно закономерный в предложенных обстоятельствах поворот. Кирилл направляется в Харьков, где есть симпатизирующая ему женщина, кузнец-оружейник, (по совместительству назначенная межмировым таможенником), с помощью которой, надо предполагать, Кирилл будет мстить иноземельным функционалам.

Тем не менее книга содержит вполне здравый вывод: если сильно разозлить, то даже самый простой человек станет революционером. Или террористом, если пользоваться современной лексикой властьимущих.

Если использовать закон Мура, гласящий, что удвоение тактовой частоты процессора происходит каждые восемнадцать месяцев, то действие книги происходит где-то буквально через пару лет: шестисотые пентиумы становятся реальностью, а для героев книги вожделенной начинкой писюка является пентиум в гигагерц.

Вторая книга про Глубину развенчивает эпоху радости и первоначального знакомства с Сетью; кончились альтруистические фидошные ночи и начались тяжелые коммерческие дни интернета. Как и всякое сообщество, сообщество жителей Диптауна, этой виртуальной коммуны, прошло фазу восторгов и перешло в состояние перманентной борьбы за выживание.

Лукьяненко не может не вписать в окружающую “вербальную нереальность” элементы настоящего: появляются библиотека имени Мошкова (реально существующая виртуальная библиотека Мошкова), ресторан «Три поросенка» (шуточное название московского КЛФ «Три парсека»), воронежская ПТИЧКА КАР-КАР (интернет-журнал РЕДКАЯ ПТИЦА), липецкая ШЕЛУХА (догадайтесь сами). Но не перегибает ли автор ветку, на которой сам же и сидит? Беда Сергея Лукьяненко заключается в том, что свои личные оценки он без обиняков вставляет прямым текстом. Например, фраза «Какая гадость этот классический киберпанк…» (с.405) совершенно неуместна в контексте описываемой драки с таксистом-кибером. Зачем пинать классиков жанра, с тучных силиконовых полей которого имеет счастье кормиться не один автор? Ведь Уильям Гибсон — много революционнее Сергея Лукьяненко, Брюс Стерлинг на несколько порядков лучше разбирается в технике, а Руди Рюкер — смешнее (видимо, именно поэтому до сих пор ничего не перевели из его книг на русский язык).

Роман является образцом той самой «фантастики Пути», о которой долго говорил Сергей Лукьяненко, и которая наконец-то удалась ему как никогда раньше: герой все время куда-то идет или едет — на работу, к незнакомым людям, в ресторан, через игру «Лабиринт Смерти» к последнему уровню, и даже во сне он не прекращает ходить. Но не под себя. В Пути наш старый добрый знакомый, потерявший многие свои умения и навыки, ни чем не лучше обычного человека, и роман начинает казаться принципиальным анти-геройским произведением, не лишенным, впрочем, атрибутов геройского жанра фэнтези: некоторых персонажей книги зовут Маг, Император, но постепенно сила магии нарастает, и ближе к финалу чудеса проявляются в полную силу, и обязательно произойдет что-нибудь, фантастическое даже по меркам обитателя фантастической книги.

Конечно, за всей этой феерией скрываются и маленькие неувязочки. Сравните, например, такие утверждения, прозвучавшие из уст главного героя: «Я Ромку знал только виртуально» (с.109) и «В реальности мы встречались лишь один раз» (с.269).

Любопытен состав книги, ингредиенты: на каждого мало-мальски значимого героя положена своя, интересная тайна или загадка, причем главный герой прямо-таки нафарширован секретами — на то он и супермен, в конце-то концов.

Если мне не изменяет дырявая память, это уже тридцать какая-то книга Сергея Лукьяненко. Сочиняет он хоть и много, зато – не в пример многим отечественным фантастам – качественно, с психологической достоверностью выписывая главных персонажей (опуская, впрочем, проработку второстепенных – но и это ба-а-альшая редкость в нашей жанровой резервации), а сюжеты его романов всегда слабопредсказуемы, что делает процесс чтения увлекательным.

Однако написав такую порву книг нельзя не начать самоповторяться (читателям, знакомым с «Лордом с планеты Земля», дилогией «Звезды – холодные игрушки» многое в новом романе покажется повторением пройденного). Осознанно или не очень, но Лукьяненко моделирует в романе такую ситуация, при которой на Земле наступил общий кризис писателей и поэтов, вынужденных обслуживать государственный аппарат, либо забросивших писательство и ударившихся в путешествия по иным планетам.

Ситуация такая: некие инопланетяне понастроили на всех обитаемых планетах телепортационные станции, и разрешили свободно ими пользоваться, в обмен на интересные истории, рассказываемые путником служителю станции. Одна поездочка – одна байка или притча. Аргентинский товарищ Борхес Хорхе Луис только раза четыре пропутешествовал бы (помните его незабвенное «в литературе есть только четыре сюжета…»?), но кое-кому удается прыгать по мирам несчетное количество раз. Рассказчиков таких мало, а дел на иных мирах – много, поэтому приходится нашим сказочникам зачастую подрабатывать выполнением чужих поручений: то человека на иной планете найти, то весточку передать, а то и вовсе – должника грохнуть.

Частному детективу Мартину поручили найти сбежавшую из родительского дома девушку, вот и бегает он за ней по семи планетам, попутно вживаясь в иные миры с чудным социальным устройством, необычайно быстротечным циклом жизни, или даже – с непривычными физическими свойствами. (Была там планетка с чудовищной силой поверхностного натяжения воды. А по слухам, есть миры в нашей галактике, где число Пи равняется четырем. «Значение косинуса в военное время может достигать пяти»). Каждый мир – это отдельная повесть, со своей завязкой-развязкой-финалом (всегда, между прочим, трагическим), и только Мартин бегает за беглянкой как по замкнутому кругу, все больше и больше уподобляясь герою какого-нибудь плохого фэнтезийного сериала, просто-таки обязанного выполнить неуправляемую авторскую волю, наперекор логике, здравому смыслу и окружающим обстоятельствам.

Отсюда проистекает и главный недостаток книги: скомканный финал.

Виталий Каплан (если мне память не изменяет, редактировавший эту самую книгу) в рецензии (ЕСЛИ № 10’2002, с.285) уже сетовал на то, что концовка явно провисает, но видит в этом «открытый финал», за пределами которого читатель сам должен додумывать, почему так, а не эдак. Мне же ситуация видится в несколько ином свете. Герой, отказавшийся от божественного всемогущества – это уже как бы и не совсем герой. Он может сколь угодно долго развивать аргументацию в пользу отказа от вертикального прогресса и уверять читателя в верности стандартной мещанской триаде (дом-семья-работа), но за этим финалом четко видится всего лишь неспособность нашей современной фантастической литературы к осмыслению прогресса разума, невозможность оторваться от зрелищной космической пострельбухи и подняться хотя бы до уровня довоенных наработок Олафа Степлдона.

Какие там создатели звезд и творцы новых планет!

Нам бы поесть чего.

Не зря же главный герой так смачно и обстоятельно кушает в каждом прологе.

Что тут уж такого фантастичного – ума не дам.

Две трети романа — большая экспозиция. Потом происходит Происшествие, и оставшаяся треть текста — расследование, которое ведет не кто-нибудь, а Шерлок Холмс (пусть и клон великого сыщика из XXI века). Описание мироустройства у Лукьяненко великолепно деталями (взять, например, идею жидкой татуировки — эмоционального сканера, или трансформацию канцелярских крыс — в канцелярских же паучих!).

Однако перейдем к концепции счастья, нарисованной Сергеем Лукьяненко. В мире далекого будущего счастье закладывают в людей генетически: при исполнении своей работы, для которой сконструирован данный человек, индивидуум получает безграничное наслаждение и море положительных эмоций. Если у Вячеслава Рыбакова в «Гравилете» обычные люди могут быть счастливы без каких-либо изменений, то у Лукьяненко для достижения всеобщего счастья необходима коренная перестройка организма.

Во второй книге дилогии, изданной спустя пару лет, действие происходит через две недели после окончания части первой, «Холодные берега».

Роман получился на редкость смешным и веселеньким — по разудалости и бесшабашности он напоминает трилогию «Остров Русь» того же Лукьяненко и Буркина, разве что диспуты об оправдании бога за существующее зло (теодицея) предполагают наличие второго плана в приключенческом романе. Одна из ключевых сюжетообразующих идей дилогии (почти полное отсутствие железа в мире) не выдерживает критики при ближайшем рассмотрении: в промышленных нуждах вполне можно обходиться свинцом, алюминием, медью, оловом и ихними сплавами. Бронзовые втулки в двигателях, кстати, долговечны и в смазке почти не нуждаются. Машины станут дороже, но прогресс радикально не остановится. Разве что строительного железобетона не было бы, потому что только у железа и бетона коэффициент расширения и сжатия при перепаде температур одинаков. Ну и не нужны небоскребы, делов-то.

Приключения на долю героев выпадают всё какие-то комичные, и выходят они из передряг легче, чем месяц из тумана в известной считалочке.

Узник тюрьмы строгого режима сражает наповал маленького стражника, кинув тому в лоб зеленое яблоко; обманывает постовых, суя им под нос ведро с помоями и выдавая их за супчик… Или такой финт — город окружен по периметру, аэродром перекрыт, река просматривается. Как бежать? Известно как: подземный ход есть, прям из театра — и через государственную границу, всего-то километров тридцать под землей по карстовым пещерам! У героев книги не суперфантастическое везение, у них просто-таки полоса гиперудачных обманов и ультравезений на фоне прогрессирующего фарта. Если дюжине человек требуется перебежать охраняемое летное поле аэродрома и захватить для побега планер османских ВВС, то надо всего лишь сказать стражнику: «мы идем к начальству, и начальство знает о нас». Все расступятся! Янычары так и поступают правда?

Боги тоже шутку чтят: первый Искупитель, пасынок Божий, две тысячи лет назад прикольнулся в особо крупных размерах — взял с собой на Холод (отправил в недоступное параллельное пространство) всё железо, о каком только знал, плюс все известные ему крупные месторождения. Да такому несуну позавидуют легендарные Лисовский, концерн АНТ и Боливар: оставил, добрая душа, без средств производства всех своих потомков. А если представить, что Искупитель прихватил вообще ВСЕ железо, то извлечение из планеты Земля трети (!) ее массы неминуемо повлечет за собой веселые изменения околосолнечной орбиты и периода вращения вокруг собственной оси, не говоря уж о таких мелочах, как исчезновение магнитного поля. А нет магнитного поля — нет и защиты от солнечного излучения. Впрочем, это уже наши собственные спекуляции.

И мне показалось, что этот большой смешной роман (не везде смешной, но уж то, что книга на редкость несерьезная — это точно) имеет весьма странную концовку, которую надо просто представить мысленным взором. Особенно финал, когда полубог, наследный принц Маркус, открыв на небе старую заначку своего предшественника, заваливает две противоборствующие армии кучей старого железа, и солдаты стоят по колено в ржавом металле, как золотари в дерьме.

Эта книга рассказывает о приключениях в 20 веке паренька из прошлого, повидавшего инопланетные чудеса будущего. Очень интересная коллизия, это не просто рассказ о линейных попаданцах из одного времени в другое, тут более усложненная коллизия.

Кстати, описание студенческой жизни и работы НИИ подвигло меня к поступлению в институт.

забавный и нетрадицонный аспект телепортации :)

Я проверял эту книжку на людях, которые не читают ничего — проглатывали взахлёб в один присест.

Падало прошлогоднее Солнце

Это, знаете ли, находка: печатать короткие произведения чуть ли не на картоне: сборник в 528 стр. по толщине и по весу сравним с дутыми семисотстраничными эпопеями, и это при том, что собственно сам новый роман занимает 380 страниц крупным шрифтом. Книг Лукиных с середины 95 года вышло уже, наверное, пять, и все они пересекаются по части содержания. Этот принцип дублирования — одно из спасательных средств для писателей, пишущих меньше, но лучше остальных. Правда, что касается именно этого сборника, вышедшего под лейблом фэнтезийной серии «Заклятые миры», то в его составе для полноты фэнтэзийной картины не хватает рассказов «Государыня» и «Рыцарь хрустальной чаши». Тогда и «Словесники» смотрелись бы как художественное приложение к «Манифесту…».

В «Солнышке…» люд добрый попадает под землю, а в «Ахероне» — пытается выбраться на свет.

Фэнтэзи по-славянски, «Империя Атома» Ван-Вогта из дерева, «Опрокинутый мир» Кристофера Приста на русской почве, читать намного приятнее: какие слова, какие обороты! А имена? Кудыка, Докука, Ухмыл, Шалава Непутятична. Музыка имен. Это вам не нортоновские-муркоковские-фрайеровские Летбриджи, Мирддины, Херлвины, Нур-Ары и Торил ор-Твайн ор-Эдельстеры.

Вдосталь поиздевался Лукин над словарем Даля (веревка — вервие простое; ажно — инда). Варяги похожи на персонажей из сатириконовской «Всеобщей истории» — такие же прямолинейные, тупые и смешные, а греки — типичные представители средиземноморской национальности. Множество аллюзий найдет читатель: и карикатуру на сепаратизм, и коррумпированность чиновников, даже идею о релятивизме Истории. Шуткой мрачною сей роман является. Как писал Веллер, интересная наука история — «очень настраивает на юмористическое отношение к происходящему». Мир получился до рези в глазах узнаваем, но все ж таки не нашим, чтобы прикрепить ему ярлык альтернативной истории.

Сотворение альтернативных миров — вот та новая ступенька, на которую взошел блистательный автор Евгений Лукин.

Роман представляет собой смесь мессианской фантастики реалистического толка: от «Дьявола» С.Ярославцева до «Человека напротив» В.Рыбакова, с дозой обеих «Ночей…» А.Щеголева. Материализация старозаветного принципа “перелом за перелом, око за око, зуб за зуб” для жителей одного конкретного дома проходит малозаметно, но в масштабах целого района или даже города — приводит к катастрофическому переделу сфер влияния между преступными группировками и другими властями. Российский областной городок погружается в ад, отмщение не ждет полуночи, щупальца мести охватывают всех злодеев, подстерегая негодяев в любой точке города.

Но праведникам и в этих условиях приходится несладко: смотреть, как пачками умирают люди за свои грехи, могут лишь бессердечные создания. Почему же тогда преспокойненько разгуливают по улицам воры и прочие негодяи? Может, их черед еще не наступил? Добро, которое с кулаками, не уходит безнаказанно: внезапно погибают солдаты, воевавшие с фашистами. Или их потом воскресят? Нет, безмолвствует безликая, внечеловеческая система приведения приговоров в действие, и уже проходит над городом вторая волна парового катка небесного правосудия, унося кровавую жатву: начинают умирать от инфарктов те, кто портил жизнь своим друзьям и коллегам… Может ли на такую всеобщую мясорубку смотреть человек честный, безгрешный? Вот и бегут они от такого правосудия подальше. А нувориши все равно снимают свои сливки. “Кому война, а кому и мать родная”. При наваре остаются ловкие подлецы, наловчившиеся грабить без применения насилия, используя лишь неразбериху и примитивный обман. Да, знаете ли, так легко с религиозными стереотипами и идеализацией правосудия еще никто не расправлялся. Мы уже знаем, что истинным праведникам на Земле приходится несладко; теперь придется признать, что и в случае Высшего вмешательства у них также останется она лишь надежда на что-то лучшее.

В заглавном романе нарисован альтенативно-параллельный мирок, в котором могущество мага прямо пропорционально величине народной поддержки, саперы ошибаются дважды, американские гоблины пристрастились к православному ладану, а домовые ширяются смертельной святой водой. Говорят, после повести «Там, за Ахероном», на Евгения Лукина взъелись некоторые адепты догматического православия. Теперь аналогичных реакций можно ожидать со стороны белых колдунов и черных магов.

Вилка в историческом развитии этого мира произошла после 1917 года, когда волею случая были намертво связаны меж собою коммунизм и православие. Новый человек православно-социалистической формации ковался в исправительно-трудовой колонии, с младых ногтей разучивал революционные молитвы (с.196) и готовился к битве с мировым колдунизмом-демократизмом в лице вездесующегося НАТО.

В рассказе «В стране заходящего солнца» нарисована абсурдная ситуация социального устройства, при которой трудолюбивые люди и работяги оказываются изгоями общества. Эссе «Дело прошлое» вводит нас в потусторонний мир общения Писателя с Внутренними Органами, а статья «История одной подделки» (напечатан полный вариант — в «Если» был с купюрами) прибавляет шуточных доказательств в концепцию выдуманной истории Морозова-Фоменко.

Цитаты из текста:

«Государство — наиболее организованная и многочисленная преступная группировка»

«В чем состоит разница между политическим деянием и уголовным?»

Пересказывать этот роман — все равно что лишать читателя удовольствия самому пройтись лабиринтом загадок и отгадок, навороченных молодым американским фантастом в призрачном и меняющемся выдуманном мире выдуманного будущего. Начнем с того, что после некой катастрофы распалась связь между явлениями и у людей появился шанс создавать новые реальности — чем и поспешили воспользоваться наиболее наглые и активные э-э, типы, иначе и не назовешь всю эту верхушку Творцов, создающих в подведомственных им полуразрушенных городках свои извращеннейшие миры с дикими правилами и установлениями. Прошли времена экономического или силового принуждения — сюзерены правят вассалами путем непосредственного внушения подданным своих снов, своих маний, своих бредовых концепций и глупейших правил общежития. Герой книги, сам не слабый Творец Снов, бежит из одного ада в другой, перемещая вслед за собой немногочисленных друзей, спасая их таким образом от сильнейшей гипнотической зависимости.

Смешнее всего то обстоятельство, что самой противной и самой дикой вселенной, из нарисованных Джонатаном Летемом, является мир, наиболее похожий на нашу с вами окружающую реальность — где политики оболванивают горожан путем бесконечных телепрограмм.

После прочтения «Иного неба» у меня сложилось определенное, не самое лестное впечатление об этом романе; после прочтения значительно дописанной (увеличенной ровно вдвое!) версии этого произведения, мнение мое только еще больше окрепло. И вот в чем оно заключается: каждое последующее произведение Лазарчука, написанное после «Опоздавших к лету», будет сверяться именно с этим романом. Вот и «Все способные держать оружие…» всего лишь выросли из небольшого, но очень ударного по эмоциональному и моральному воздействию фрагмента легенды о том, как солдаты древнего Вавилона вынуждены сдерживать осаду врагов, и “отбили их, потому что знали каждый свою задачу и свое место на стене…” (с.388 по двухтомнику издательства “Азбука”). Из одного абзаца накручено пять сотен страниц сильного динамичного боевика, и все с одной и той же целью: подвести главных героев к ситуации, когда они вынуждены будут просто-таки спать и есть с оружием наготове, чтобы защитить свою землю перед грозящей опасностью.

Торчат, кстати, из нового романа Лазарчука уши Миссионеров Л. и Е.Лукиных — на этот раз доброхоты из будущего решили эвакуировать майя из Америки, ну а спасенные не преминули в знак благодарности перерезать полчеловечества. Наверное, мы скоро дождемся от Лазарчука, с его прекрасным, мастерским умением нагнетать атмосферу ужасного и кровоточащего, новых произведений с более четкими “хоррор’ными” атрибутами (типа Там вдали за рекой), благо спрос на ужасы выдуманные будет все устойчивей с увеличением стабильности в мире не выдуманном.

Начало ХХI века. Россия в пучине цивилизованного рынка, достигшего некоего предела своего развития. Хищные вещи века заманивают с неумолимостью электромагнита в ловушку сверхпотребительства и держат цивилизацию на коротком поводке сокращающихся ресурсов в псевдокомфорте: “Телевизоры, которые сами выбирают для тебя программы… По три автомобиля на семью. Дорог проложили: жми, не хочу… Куда, зачем? Никто не думает, не считает”.

Западные экологисты в США, Англии, Нидерландах периодически проводят так называемый Bay nothing day (День без покупок) под лозунгами типа: “Мы хотим показать людям, что можно быть счастливым, имея мало вещей”. Телевидение мало показывает такие антикоммерческие новости. Цивилизованные страны первого эшелона давно тратят на индустрию развлечений в несколько раз больше энергии, чем на производство. А впереди висят дамокловы мечи экологических, парниковых, энергетических и прочих катастроф.

“ Землю покрыла вонь городов,

Переиначив суть.

Рваный туман ядовитых болот

Гонит по небу ртуть.

Липкие пальцы сквозь телеэкран

Тычут нам наши места...”

(К.Кинчев, 1987 г.)

Десятки автономных анархических экопоселений уже давно существуют в Дании, Австралии, Океании, Латинской Америке и у нас в России. Теоретик зелёного анархизма Мюррей Букчин писал в одной из своих работ: “Анархистские представления о гармоничном обществе, прямой демократии, гуманной технологии и децентрализации общества не просто желательны, но и необходимы. Они относятся не к великим прозрениям будущего людей, они сегодня — предпосылка выживания человечества”. В XXI веке тоже найдутся любители сбежать в пампасы, подальше от парши цивилизации и гнёта Голема-государства.

Где-то в Сибирской глуши группа энтузиастов создаёт на базе пустующего городка Павловск-69 (при заброшенном в 1997 году секретном военном комплексе) сельскохозяйственную коммуну Леонидополь на 2,5 тыс. персон. Сплошная идиллия: чистый воздух, разумная достаточность, честное распределение и никакой торговли, подлинное равенство, братство и свобода. Самое безопасное место в мире — “по городу можно гулять хоть всю ночь, не опасаясь ничего. И оставлять двери открытыми. И открывать на любой стук и звонок, не спрашивая, кто там. Полицейскую службу несли две сорокалетние тётки”, которым совершенно нечем заняться. Жители города прилагают все усилия, чтобы сохранить свою природную среду, и сами определяют экологическое развитие своего поселения. Да, это верно, что со временем из ярых большевиков выросли остепенелые бюрократы, на следующей стадии превратившиеся в социал-демократов и либералов, а к 2016 году, в котором происходит действие повести, некоторые организации переродившихся коммунистов и вовсе стали напоминать общины раннехристианского облика, где стержнем всех действий человека непременно становится совесть и высокая этическая культура. (Правда, позволяющая иногда ради святого дела придушить старика подушкой, но, как говаривал Ральф Уолдо Эмерсон, “То, что у других грех, у нас с вами — эксперимент”). Но нигде не скрыться коммунизму — и вот уже в свете предстоящих выборов монарха готово решение о разгоне городка — правительству и патриархии намозолил глаза слишком безмятежный быт каких-то коммунистов-сектантов, и отшельников опять будут подводить под “тоталитарную секту”.

Однако не злые козни государственников ставят крест на вольном городе, а материализовавшиеся кошмары из тоталитарной фазы развития коммунизма вылазят из-под земли и цепкими когтистыми лапками держат своих потомков за горло и не дают вдохнуть вольный ветер свободы, дабы не было в дальнейшем соблазна строить Рай на грешной земле. “И пусть никто не покусится на Божеское”.

Лазарчук не просто создал прекрасный мир, в котором хочется жить, “как в романе Стругацких”, чтобы действительность не лупила кованной необходимостью по бренному телу, иначе это была бы утопичная повестушка; он методично разломал идиллию, чтобы у нас с вами прорезались те самые проклятые вопросы: почему нельзя в мире жить без “войны всех против всех”, почему Государство встревает грязными лапами в личную жизнь людей, почему, в конце концов, ты — должен отдать жизнь за Родину, а она — никогда?

Книжку «Из темноты» необходимо купить неофэнам, чтобы знать, из чего собственно, выросла современная российская фантастика с перестрелками и беготней по параллельным мирам, откуда пошли леденящие душу мирного зашуганного пролетария ужасы про красных коммунистических вурдалаков и сказки про затерянные секретные лаборатории. Все это с лихвой представлено на страницах нового авторского сборника Андрея Лазарчука. Только помимо непременных атрибутов социалистического хоррора и политического триллера читатель найдет колоссальный анализ устройства бюрократической машины, превосходящий по полноте анализа иные газетные разглагольствования, и вынужден будет задуматься над своим местом в этом нечеловеческом мире.

Это вам не «Гиперион» Джона Китса (1795-1821) пересказывать для сытых американских школьников, и не про бедную долю опекаемого Сильными расами земного человечества повестушки для тинэйджеров выпекать. Тут задачка посложнее: вырваться из плена набившего всем оскомину сериала Криса Картера и написать разухабистую космооперу с детьми-героями (кому же еще доверить спасение цивилизации в романе, читательская аудитория которого процентов на девяносто – именно подростки?), инопланетянами-предателями и вечной борьбой спецслужб. Заговоры (один жутче другого) раскрываются со скоростью автоматной очереди – охранка против государства, государство против людей, некоторые люди против человечества, спецназ сам не знает кого ловит а пергидрольные банды фанов Скалли и Молдера держат в страхе окружающих и иногда почему-то наводят справедливость по-своему.

«И только флот у нас в Англии честен», как говаривал Эжен Ионеску. Космофлот, естественно. Космофлот – это вааще надёжа и опора наша, за ним будущее и только там можно найти настоящих пацанов, готовых своими не до конца сформировавшимися костьми лечь за правое дело. Например, за право летать куда вздумается и куда захочется.

Мир XXI века у Андронати и Лазарчука выглядит по апокалипсически весело.

Надоело зеленым человечкам на летающих блюдцах тибрить на темных окраинах людей-одиночек. У кого-то там среди звезд хороший аппетит прорезался, и решили инопланетчики злые воровать землян кучно, пачками по паре сотен голов. Инопланетчки же добрые решили землянам помогать: истребительные кораблики там понастроили, оружие новенькое подогнали взамен устаревшего. Ну там без перегибов не обошлось: телевидение исчезло и сгинуло вместе с компьютерной техникой. Первое заменило, как ни странно, старое доброе кино, ЭВМ же деградировали до лампового состояния но все равно продолжают шевелиться. Прибамбасы из Зон инопланетного вмешательства (сталкеры! сталкеры!) нехило помогают земной промышленности – как всегда, голь на выдумку хитра, и мусор в умелых руках превращается в конфетку, согласно старой мичуринской поговорке «Сорняк – это растение, полезные свойства которого пока не выяснены».

Мораль первого тома эпопеи (а я надеюсь, что дорогие наши соавторы не похерят «Космополитов» как «Штурмфогеля») можно высказать одним предложением: не доверяй добрым дядям!

По крайней мере, не каждый прибежавший на пожар будет спасать твое имущество. Будут еще и мародеры.

Последний роман Курта Воннегута, уставшего за свою долгую жизнь шутить, прикалываться и смеяться над глупостями человеческого рода. Ему и раньше было несладко в жизни, даже не все родственники воспринимали Воннегута всерьез — например, тетка Элла Воннегут Стюарт не продавала в своем книжном магазине его книг, так как считала их «непристойной» литературой. Курту приходилось выкручиваться и делать вид, что он-де совершенно не при чем, просто пересказывает рукописи полусумасшедшего нищего графомана Килгора Траута.

Этот роман тоже в основном построен на пересказывнии рассказов Килгора Траута, чужих историй и собственных воспоминаний. Зачем люди сочиняют себе псевдонимы, помимо утилитарных целей уйти от налогов и разъяренных соседей? Прикрываясь чужим именем, как маской, можно позволить себе вольность стиля и свободу высказывания, персонифицируя себя-пишущего с неким абстрактным Траутом, перекладывая, таким образом, моральную ответственность на выдуманное лицо, существующее в воображении. Килгор Траут появляется почти в каждом романе Воннегута — то как один из главных персонажей, то в эпизодической роли.

Маска оказалась настолько привлекательной, что в 1975 году другой американский шутник и завзятый мистификатор, Филип Жозе Фармер, выпустил роман «Венера на половине ракушки», подписавшись «Килгор Траут»!

В последнем своем, мемуарном романе, Курт Воннегут не устоял против соблазна, и опять включил-таки одним из основных действующих лиц незабвенного Килгора.

Получилась не линейная мемуарная проза, а своеобразный сборник рассказов, черновиков и анекдотов, смесь фантастики, реальности и горькой сатиры — о том, как химические элементы на вселенском конгрессе приговорили человечество к смерти за всевозможные преступления; о том, как дятлы в Канаде прекратили долбить деревья ради личинок, а перешли на комаров и мошек; про какого-то двоюродного дедушку Карла Баруса, который мог бы получить Нобелевскую премию по физике, если б не ленился; про то, в каком возрасте и от чего умер брат; где и когда женились дети; почему пиво, сваренное дедушкой, получило премию на Парижской выставке 1889 года; почему в США вымер жанр рассказа; про своего литагента и привычки фронтового друга; про свои картины и «абстрактный экспрессионизм» вообще, и многое, многое другое… Книга наполнена всяческими приятными мелочами, из которых, собственно говоря, и складывается жизнь. Например, жизнь такого талантливого мастера и оптимиста, как Курт Воннегут.

Проза Воннегута насквозь афористична. Что ни предложение — то новый взгляд на обыденные вещи и устоявшийся миропорядок.

Самый главный афоризм в романе: «Святые — это люди, которые приносят пользу и поступают бескорыстно». Может быть, именно по бескорыстности скорбит Воннегут на закате жизни:

«Мое поколение в большинстве своем разочаровано».

Когда на планете идёт затяжная позиционная война между несколькими островными государствами, экономика находится в запустении а прогресс едва топчется на одном и том же месте, всеобщее ощущение упадка не может не затронуть Роберта Питера Синклера, простого обывателя, жителя Джетры, столицы Файандленда, страдающего от экзистенциальной пустоты окружающего мира.

Роберт Синклер, выигравший в Лотерею острова Коллаго бессмертие, не радуется неожиданному призу, а с некоторой ленцой и явной неохотой отправляется в круиз по экзотическим островам огромного Сказочного Архипелага.

По пути от острова к острову Питер не успевает даже запомнить их названия, не то что бы ознакомиться с нравами или обычаями островитян – настолько быстро корабль бежит от театра военных действий в нейтральные страны, где пассажиров ожидает южное тропическое умиротворение и реальная физическая безопасность вдали от бомбёжек.

Бежит и Питер, но не столько от войны, сколько от проблем: от сожительницы-психопатки, от сестры, вздумавшей взвалить на себя родительские обязанности по воспитанию уже давно выросшего и самостоятельного брата, от скуки повседневности и мрака безысходности. Как последовательный неудачник, наш герой неудачлив во всём: его увольняют с престижной работы на химическом комбинате, от безденежья он вынужден съехать с квартиры, с ним порывает девушка. В качестве компенсации, во время круиза на теплоходе Питер постоянно выдумывает себе красивых попутчиц, каких-то невест, но даже выдуманные героини не выдерживают скучного общества в компании с аутичным английским мальчиком, он бежит к ним – а они все равно бегут на острова, режут вены, глотают таблетки, но всё бесполезно, ибо они всё равно окажутся на страницах очередной фантазийной повести Питера, и будут путешествовать с ним с одной Земли на другую, как в кинофильме «Эффект бабочки» персонаж переправлялся из мира в мир посредством чтения своего собственного дневника.

Питер так и будет бежать по Сказочному Архипелагу в поисках лучшего места для жизни, идеального острова для счастья, и он готов, как пел Малежик, найти его – даже если целый век придётся плавать.

В конечном пункте турне Питеру сделают несложную, но чрезвычайно дорогостоящую (по стоимости задействованных препаратов и длительному, двухмесячному реабилитационному периоду) операцию атаназии, и его тело биологически навсегда останется молодым, двадцатидевятилетним, – таким, каким оно было на момент проведения процедуры. Но нет бесплатных подарков, и расплата будет страшнее приобретения: регенерация организма затрагивает не только сердце-печень-почки и прочий ливер, но и клетки главного органа человеческого тела, клетки головного мозга, вследствие чего пациент полностью теряет всю память, то есть теряет себя, свою личность. Для восстановления личности пациенты перед процедурой записывают свою автобиографию, и после второго рождения психиатры-воспитатели аккуратно наговаривают на чистое сознание великовозрастного ребенка его прошлое, его полную анкету.

Однако Питер подсунул врачам вместо своей автобиографии... фантастический роман о параллельной Земле. С этого-то всё и начинается на первой странице.

Хотя роман «Престиж» и написан в 1995 году, но ждал я эту книгу с 1986 года – именно тогда прочитал в серии «Зарубежная фантастика» издательства «Мир» сногсшибательный роман «Опрокинутый мир». Если не ошибаюсь, «Опрокинутый мир» до сих пор нигде не переиздавался («Машина пространства», изданная на русском в той же «мировской» серии в 1979-м, в 1996-м была переиздана некой фирмой «Эль-Фа» (г.Нальчик) в аляповатой серии «Фатум»). Прист – один из немногих фантастов, пишущих настолько сочно, что необходимо делать усилие, чтобы убедить себя в невозможности, выдуманности написанного.

«Престиж» – книга о фокусниках. Два дневника, два диаметрально противоположных взгляда на одни и те же события, разные оправдания своих поступков и проступков, разные акценты при пересказе каких-либо происшествий, а фактически – одна и та же история противоборства иллюзионистов второй половины XIX века, но преподнесенная нам с двух разных точек зрения. (Способ не нов, но достойное воплощение, способное заинтриговать читателя, встречается не часто. Первое что приходит на ум: четырехтомный «Александрийский квартет» Дарелла и маленький рассказик Роберта Шекли «Па-де-труа шеф-повара, официанта и клиента»).

И Альфред Борден, и Руперт Энджер – уважаемые в своей профессиональной среде фокусники. Но кошка пробежала между ними в юности, на заре карьеры, вот и кидают они друг другу подлянки: то посреди аттракциона Энджер, прикинувшись рядовым зрителем, начинает орать: «Смотрите на левую кулису, там ассистентка будет дергать ниточку!», а то Борден отключает электричество во время представления своего недруга. Война магов в данном случае – двигатель прогресса. И Борден, и Энджер вынуждены изобретать новые, оригинальные фокусы, чтобы противник не мог а)сорвать представление б)спокойно спать от того, что не смог сорвать представление. И тот, и другой становятся изощреннейшими престидижитаторами, блистательнейшими шоуменами, «первыми по профессии». Но Кристоферу Присту только этого противостояния мало. Прист не был бы писателем-фантастом, если б в исторический роман не ввернул какой-нибудь научно-фантастический элемент: ближе к финалу, под занавес, один из фокусников в творческом порыве изобретает... машину для телепортации.

(Может, сейчас это и не совсем «играет», но в литературе термин «телепортация» появился только в начале 1930-х годов; Джек Уильямсон в 1930-м году написал рассказ «Космический экспресс», в котором впервые в научной фантастике использует телепортацию как новое средство передвижения, а Чарльз Форт в 1932-м использовал этот термин для обозначения телекинеза – способности перемещать предметы из одного места в другое усилием воли.

Получается, что использование телепортации в конце XIX века — посильнее даже парового компьютера английского математика Чарльза Бэббиджа из «Машины различий» У.Гибсона и Б.Стерлинга).

Насколько был великолепен роман «Престиж» — настолько проходным является роман «Гламур».

Насколько «Престиж» был великолепным «производственным романом» о фокусниках, настолько бесполезно искать в «Гламуре» особенности работы кинооператора или художника-иллюстратора, хотя герой и героиня «Гламура» как раз к этим профессиям и относятся.

Не без издевки над читателем, конечно: как в «Престиже» речь совсем не о престиже, так и в «Гламуре» -- вовсе не о глянцевой жизни богемы. Но ходы в «Престиже» прописаны слишком подробно, персонажи только и делают, что рефлексируют, сюжет виляет, и в глазах другого рассказчкика опять оказывается, что все было не так, а чуть-чуть по-другому, и непонятно, сцена изнасилования героини в плюсы или в минусы идет в этой книге, а запутавшись окончательно в причинно-следственных связях, автор обрубает всё -- все кончается все пшиком, даже бога из машины не получите.

Резюме: если не читали Кристофера Приста и хотите почитать, ни в коем случае не начинайте с этой достаточно средненькой, проходной «любовной истории».

Если б мне сказали, что сценарий к «очень страшному кину» писал К.Мур – я б поверил. Та же бодяга: тихий скромный городочек, умиротворенный собственной жизнью, и тут на тебе! – в город ворвался неконтролируемый фактор, никем не ожидаемый.

У него почему-то вертелись слова Карла Маркса: “Религия – опиум для народа”. Из этого, значит, следует, что “опиум – религия наркомана”. (с.210).

Конечно, в анонсе перегнули смехотворящую составляющую романа К.Мура, но после первой сотни страниц действительно читается взахлеб – так плотно наворачивается событийная ткань повествования на хлипкую конструкцию простенького сюжета, известного еще по «Аленькому цветочку»: красавица трепется с чудовищем и спасает город от а)преступников; б)коррумпированных полицейских; в)от жуткого людоеда (то есть от самого себя, страшного).

Эдакая сказочка о деве и чудовище на калифорнийский манер: полгорода таблетками обдолбалось, сидят на антидепрессантах, сорокалетний констебль марихуану без передыху курит со студенческой скамьи еще, во дворе у себя садик каннабиса развел, окружной шериф содержит промышленную лабораторию по производству наркоты с оборотом лямов тридцать в год, а аптекарь вместо таблеток наладил торговлю плацебо (т.е. муляжами лекарств, упакованными, и, что самое ценное, стоящими как настоящие лекарства).

Говард улыбнулся, как улыбался бы гробовых дел мастер при виде опрокинутого автобуса с пассажирами. (с.345).

Ящеры-драконы спасают землю, но они же и жрут всех напропалую. Очередной кирпичик в стенку драконоведения.

В сумме весь этот черный юмор с небольшой долей наукообразного объяснения читается в один присест.

Основополагающая идея «Алхимика» заключается в двух абзацах:

1. «Люди слишком рано узнают в чем смысл их жизни. Может быть, поэтому они столь же рано от него отказываются».

2. Но надо пытаться достичь своей цели.

Все остальное – притча, растянутая до размеров повести.

Сюжет притчи прост: жил да был в Андалусии паренек Сантьяго. Отдали его учиться в духовное училище, но пацану стало неинтересно искать Бога по книжкам, захотел он странствовать по миру. Папаша, вместо того чтобы всыпать сынку по первое число (деньги-то на учебу потрачены по крестьянским меркам немалые), субсидирует его на покупку небольшой отары овец. Пастухи, мол, те же путешественники. Новоявленный пастух гоняет овец по горам и долинам, шерсть сдает, книги помаленьку почитывает. А потом ведется на лихой сон о сокровищах, спрятанных под египетскими пирамидами в Фивах. Идет к цыганке – та одобряет путешествие в Египет, только просит за это 1/10 от гипотетических сокровищ. Сантьяго в раздумьях: на кой ляд старухе проболтался? Тут ему старичок, как бы случайно рядом случившийся, вторит: давай, дуй в Египет, а мне за этот дельный совет 1/10 часть своего стада отдай. Паренек отдал. И двинул через Гибралтар в Танжер. Ну, Танжер он и в Африке Танжер. Кто не знает эту портовую клоаку и пристанище негодяев! В первый же день распрощался Сантьяго со всеми накоплениями – пришлось в мелкой лавчонке помогать хрусталем торговать. Бизнес немного окреп, Сантьяго деньжонок поднакопил, и двинул-таки через Сахару.

Там война, пришлось тусоваться в оазисе, у двухсотлетнего старика-алхимика учиться, ума-разума набираться.

Алхимик, как утверждает Пауло Коэльо, это вовсе не чувак в колпаке на голове и с ретортой в руке над спиртовой горелкой, способный превращать свинец в золото. Алхимик – это человек, познавший сущность Души Мира и свободно проникающий в сущность вещей. Ему запросто поболтать с Ветром или с Солнцем, схватить кобру за хвост или предсказать нападение бандитов.

Сантьяго идет по пустыне, помаленьку учится всяким премудростям, попадает в передряги и опять же, учится из них выкручиваться – и так до самых пирамид. Сокровищ, конечно же, он не нашел, зато путешествие получилось весьма поучительным.

Как утешение страждущим путешественникам, до сих пор сидящим по домам, кинута кость для обмусоливания на досуге:

«Каждый человек на земле, чем бы он ни занимался, играет главную роль в истории мира. И обычно даже не знает об этом».

«Овцы способны постичь все в мире. Но вот арабского языка им не выучить». (с.88)

«Любая вещь на поверхности земли способна рассказать историю всей земли» (с.143).

Сборник афоризмов и размышлений о Пути и Долге, Судьбе и Борьбе. Пауло Коэльо гуртом цитирует Лао-Цзы, Т.Гексли, Д.Беньяна, Ганди и Чжуан-Цзы – всех, у кого можно найти хоть сколько-нибудь успокаивающие размышления для подкрепления духа не очень-то уверенных в себе людей. Которые, читая «Книгу воина света», будут отождествлять себя с главным персонажем, эдаким Рыцарем и Борцом за Некое Справедливое Дело, романтично именуемым Воином Света.

Сборник нравоучительных банальностей, каковым и является произведение Пауло Коэльо, несомненно, претендует на место в массовом сознании, освободившемся после заката звезды Карлоса Кастанеды и Ричарда Баха. Литература магического реализма, находящаяся на стыке философии, мистики, фантастики и откровенного шарлатанства готова занять пустующую нишу в головах подверженных рефлексии людей, безутешно ищущих смысл жизни.

Банальности – это разумные и ясные слова, ставшие общим местом от слишком частого употребления.

Просто на каждом новом витке цивилизации опять возникает потребность в простых словах и нехитрых выражениях сущности окружающего мира. Пауло Коэльо пришел вовремя. Собрал цитат старых из философов, и явил читателям то, что читатель с легкой радостью воспримет без лишних осложнений.

«Те, кто дают, но не исполняют обещания, теряют самоуважение и стыдятся своих поступков. Вся жизнь этих людей превращается в постоянное бегство: они тратят гораздо больше сил на поиски благовидных предлогов для отречения от тех слов, которые произносились ими прежде, чем воин – на то, чтобы обещание свое исполнить».

«Воин света подобен струящейся воде, обтекающей препятствия, которые встретились ей на пути».

«Воин должен покорно ждать, когда в нужное время вступит в действие Вселенная»

«Любая задача выглядит очень простой – после того, как решена».

«Нет людей совершенных, как нет и безнадежно дурных».

Для кого книга написана? Коэльо дает ответ:

«Временами у воина света возникает впечатление, что он одновременно проживает две жизни.

В одной из них он принужден делать то, к чему у него не лежит душа, сражаться за идеи, в которые не верит. Но существует и другая жизнь, и она открывается ему в мечтаниях, в чтении любимых книг, во встречах с теми, кто мыслит так же, как он».

Для рефлексирующих интеллектуалов любого возраста, так и не нашедших способа реализовать себя на полную мощность, вынужденных тратить жизнь, чтобы играть социальную роль, отведенную для него обществом, идеализированный Воин Света будет эдаким образцом для подражания.

Что же мешает человеку отринуть первую жизнь и целиком погрузиться во вторую?

Меняя что-либо кардинально, человек мечется между Страхом потерять и Желанием приобрести.

Мечта все так же далеко – лишь выдуманный Воин Света способен с легкостью птичьего пера менять направление своего движенья – человек на земле скован обязанностями.

Но никогда не говори о своей мечте: «всякий раз, когда он говорит о своей мечте, приходится тратить некую часть ее энергии на то, чтобы облечь мечту в слова. И, если говорить часто и пространно, возникает опасность истратить всю знергию без остатка, так что на исполнение мечты ничего не останется.

Воин света знает, какой мощью обладают слова».

Так что если на вопрос старшего поколения о цели жизни представитель младшего будет с ухмылкой идиота молчать, есть вероятность что перед нами очередной помешанный на Коэльо.

Сборник странных рассказов питерского прозаика привлечет к себе внимание именно потому что Крусанов (как это указано на обложке для читателей, не акцентирующих внимание на ФИО) — автор «Укуса ангела». Насколько я понял, почти все, предложенное в этом сборнике, написано ранее «Укуса ангела», и уже выходило в свет в малотиражных сборничках. Чисто фантастических (или, если угодно — фэнтезийных; это определение более размыто и точнее соответсвует магическому, колдовскому миру Крусанова) вещей в этом сборнике практически нет: только первые три новеллы можно причислить к фантастике. Причем рассказ «Бессмертник» настолько сочный и запоминающийся, настолько динамичный и жуткий своими описаниями средневекового варварства, что по инерции прочитываешь весь остальной сборник «на вылет» в поисках чего-то похожего…

И жестоко обламываешься.

Остальные произведения, мягко говоря, до занудства многословны, до тошноты велеречивы, сотканы из ничего не значащих пустопорожних фраз и читать их можно лишь от нечего делать. А можно и не читать вовсе. В конце концов, нигде не заявлено, что эта книга — Фантастика, так что пульп-традиционалисты могут ее просто-напросто игнорировать. Сугубо реалистическая повесть «Дневник собаки Павлова» содержит пару анекдотов: как призывник от армии косил (глава 5) и как на семинаре молодых писателей биолог читал главу «Шистозомный церкариоз человека» из своей диссертации «Развитие партеногенетических поколений трематод Филофталмус рионика» под видом авангардисткой прозы.

Странно как-то получается: когда автор пишет фантастическую выдумку, получается интересно. Когда же он придерживается реалистического канона — выходит скучища. Или это у меня аберрация вкуса произошла на почве преимущественного чтения нф?

Роман в жанре мОгический некрогероизм — в том смысле, что геройство в фантасмагорическом альтернативном мире заключается в увеличении числа смердящих до небес завалов искромсанных в гуляш человеческих трупов, а “могический” — от того, что колдуны в той Росиийской Империи воистину делают всё, что могут. Дуэли проводят на шаровых молниях, консулов народ выбирает вполне демократическим путем, предварительно отупев немного перед экраном телевизора, страной восемнадцать лет правит труп, а пророчества неизменно сбываются.

Удачливый генерал Иван Некитаев с холодной жестокостью расправляется с противником, вырезает целые села (дабы исключить партизанщину в тылу), каленой метлой наводит железобетонную дисциплину в вверенных ему частях, как раскаленный до бела булатный клинок проходит по Кавказу, Восточной Европе и шутя отсекает от Турции исконно русские проливы. Если ему поставили боевую задачу отвоевать очередной лакомый кусочек для Великой Империи, то для достижения Цели можно делать всё, что Душе угодно. А в душе Некитаева, фанатично идущего к безграничной, неохватной, вселенской власти, поселилось убеждение во вседозволенности. В мечтах он уже Император. А если мечты достаточно сильны, то человек уже живет в этих самых грезах. Некитаев живет императором, волюнтаристски презрев правопорядок, честь, совесть и другие предрассудки.

Крусанов взахлёб рассказывает историю прихода к власти императора, то и дело отвлекаясь на второстепенные, третьестепенные и вовсе не существенные для основной сюжетной линии эпизоды, которые, тем не менее, весьма важны для создания целостной картины чужого и чуждого нам мира альтернативной вселенной. Отсюда скоропалительность и конспективность изложения, экскурсы в выдуманную историю и лаконичные пересказы судеб людей, стран и целых народов, на свою беду существующих в рамках Империи.

Если власть Императору дана Богом, то «ни над собой, ни под собой, ни тем более окрест Император не имеет никакого высшего метафизического принципа, с которым он вынужден был бы духовно считаться». Строго по Достоевскому — если Бога нет, то всё дозволено. Дозволено украшать восставшую Варшаву гирляндами из висельников, позволительно выжигать огнеметами целые провинции, сечь головы оппозиционерам, нашедшим в себе наглость заикнуться об отклонении от либеральных ценностей и уж тем более разрешено применять против мирного населения новое сверхоружие, отравляющее воду, землю, воздух и скалы. И уж тем более позволено привлекать на свою сторону таинственных могов и колдунов, силою своего ведовства превращающих кости людей в труху, отчего колонны повстанцев и сепаратистов оседают слизняками в придорожную пыль.

«Бог стоит во вселенной на одной ноге, как цапля. Россия — стопа Его. Оттого-то Ему нас и не видно». На этой земле дозволено всё.

Но проходит пора удач, ликования от скорых побед сменяются плачем по не вернувшимся сыновьям, и нет повода для сладостных триумфов, когда с трудом удерживаемый Суэцкий канал вот-вот оттяпают англичане. «В войне слишком много жизни, поэтому здесь сама собой плодится смерть».

Битва гиперимперии со всей Европой и Североамериканским Штатами затягивается в семилетнюю кровавую бойню. Линия фронта, проходящая через два материка, не может не прогибаться от внутренних слабостей перманентно воюющей державы.

И уже не помогает дешевое алхимическое золото, идущее на закупку оружия и подкуп оппозиции в стане противника.

И уже солдаты едко шутят над членами семьи императора и иронизируют над его глуповатым бесталанным наследником — а это, как ни крути, последний из признаков разложения существующего строя.

И остается только один способ одолеть противника — впустить на Землю первородное зло, уничтожить весь мир, целиком и без остатка.

Психопат, нарисованный Павлом Крусановым в роли Императора России, не колеблясь пойдет на такую жертву.

С научной, технической точки зрения концепции Колодана представляют собой примерно уровень знаний обывателя конца 19 века (или наши представления об уровне тех знаний в области натурфилософии). Может это обстоятельство как раз поможет его произведениям легче восприниматься вне круга фэндома.

Идейки просты, но повторяемость их в тех или иных вариациях заставляет заподозрить неладное. В одно рассказе низкими ритмичными звуками можно уничтожить кристаллическое ядро земли; в другом вызвать антиматерию из параллельного пространства – и опять таки непреднамеренно уничтожить Землю. В «Собирателе камней» звуковые волны используются для вызова реликтового глубоководного чудовища из морских пучин, а в «Последней песни Земли» жабы (тоже своего рода чудовища) спасают Землю от разрушения звуковыми волнами же.

В одном рассказе художник-анималист, рисующий акварельки для журнала «Популярная наука», с большим напрягом, но спасает-таки землю от апокалипсиса, тогда как в рассказе «Тяжесть рыб» его внук(?) фотограф не успевает спасти землю от разрушения. В «Отрицательных крабах» главный герой рассматривает микросокопический макет железнодорожного вагончика «Невероятного цирка Барсума», который уплыл из рассказа «Затмение».

Скомканные финалы – это не признак ученичества, это свойство жизни вообще, равно как и сама жизнь – она не предполагает великолепных концовок ни в чьей жизни. Отсюда общая мрачноватость атмосферы рассказов; но происхождение этой печали — от мудрости, набранной человечеством к концу своего существования, от тоски и осознания тупика в развитии, и от ясно видимого обрыва, к которому подошла на полном ходу цивилизация.

Небольшая повесть «Затмение» напоминает набившие оскомину фокуснические эскапады циркачей. «Престиж» К.Приста, «Картер побеждает дьявола» Г.Голда и мн.экранизации интерес к теме инициировали немалый, но множественные повторы или случайно одновременно появившиеся зарисовки на ту же тему, но не несущие ровным счетом никакой иной нагрузки кроме как «показать цирк, арену с шапито» — зачем оне?

«Над бездной вод» — об одержимости исследователя, настолько одержимо ищущем предмет поиска, что он сам (предмет поиска!) приходит к нему.