...Жил-был у бабушки серенький козлик...

Эта фраза рефреном проходит через весь роман.

Нет, не так.

Фраза поётся. Под мелодию «сердце красавицы склонно к измене» из оперы Дж.Верди.

Что отличает сие произведение, кроме наличия ...ммм... музыкальности? Превращения.

Превращаются здесь все поголовно.

И помощник директора музея Иванушкин Александр, и матушка Ефросинья, и даже сам знаменитый писатель Сперанский, сын превосходного художника Сперанского, и вся воинствующая рать музея, и, конечно же, главный герой, серенький козлик (в порядке самокритики называющий себя козлом).

Не желая спойлерить, закончу лишь одну цепь преображений. Из мерзкого вонючего одноглазого чудища неожиданно для всех проклевывается несравненная Мотя, верная спутница нового директора музея.

Ещё здесь присутствует красота озёр и полей, памятник Ленину постройки 1985 (!) года (неожиданно), картины старых и не очень художников, стойкое ожидание Пасхи и лёгкая вакханалия.

В итоге имеем временами лихой, чаще неспешный провинциальный детектив, местами водевильный, чуть джеймсобондовый, несмотря на и вопреки, стойко оптимистичный и поднимающий настроение.

Сложно говорить о произведении, которое стало для тебя чем-то большим, чем просто книга.

Особенные яркие эмоции, новый опыт и знания, переосмысление чего-то очень личного, подъем на уровень, недоступный прежде.

Князь Света –книга невероятная, мощная, восхитительная, удивительная и бесконечно прекрасная...

Мое взбудораженное, встревоженное и беспокойное «я» умиротворилось, покоренное медитативностью и гармонией произведения. Отдых душе, отдых сердцу, отдых уму...

Прочтение первое сумбурно. Запомнилось лишь отрывочным восприятием и... неожиданностью, когда не срослось: Тот самый Яма -спаситель Сэма, сражается с Рилтом, посланным Сэма убить, но при этом Рилт Сэма защищает от Ямы???

На этом месте остановилась, и пошла на второй заход. Потом был третий. После четвёртого сюжетная канва выстроилась полностью. Но это только сюжет. Последний слой краски, наложенный художником на полотно, самый яркий и виден лучше. А сколько под ним...Пятое, шестое, седьмое прочтение... Каждый раз находятся новые оттенки, нюансы, акценты. Что-то уходит в тень, что-то, незаметное до этого момента, как по волшебству выходит на свет, расцветает. И удивляешься, как не замечал раньше, и радуешься, что еще одно послание автора услышано.

Книга в моем восприятии всегда разная, неизменным остаётся дивное певучее поэтическое звучание, льющееся с её страниц. И завораживает она невероятно..

Эта книга – праздник, в котором старое бургундское вдохновенно пьется под звуки вальса «Голубой Дунай».

Книга – несерьезность, где раджа Видегха обучает граклов распевать непристойные песенки, а если они фальшивят, скармливает незадачливых певцов змеям.

Книга – юмор, где рядовые граждане, желая улучшить свою карму, копят фекальные массы в доме (не беда, что воняет страшно, а ватерклозет будет готов ещё не скоро. Карма — она того стоит).

Книга – карнавал, где герои вместо масок меняют тела, и угадать кто же перед тобой можно по манере поведения или по строчке любимого тобой и собеседником стихотворения.

Книга – игра и книга – обманка. Игра в богов и в религию. Боги оказываются фальшивыми, а вера... используется как оружие.

Книга – фейерверк, сквозь развлечения и веселье которой неожиданно проступают иные интонации.

Вопросы ответственности того, кто сильнее, умнее, выше, за судьбу всех и вся, о возможности и необходимости вмешательства или невмешательства. Этим роман напоминает «Трудно быть богом» Стругацких. Но только этим моментом. Разноцветный фэнтезийный калейдоскоп Желязны сложно сравнить с каким-либо произведением. Здесь нашлось место не только вопросам нравственного выбора. Разговорам о буддизме, как религии, её отличие от других верований, отдано в романе немало страниц. При этом приключенческая линия не провисает, интерес не ослабевает.

Мысли философские и религиозные не надоедливы, а тема буддизма подана настолько симпатично и привлекательно, что ряды адептов данного вероучения легко пополняются читателями.

Говоря об этом романе невозможно не отметить труд переводчика. Огромное спасибо и поклон Виктору Лапицкому, за Симлу и Льва Толстого, за умение органично вплести в канву оригинала ниточки близкие и понятные русскому читателю, за виртуозное «Ложка тут же ожила, одушевлённая ложковостью, мяч исполнился мячности, кубик — кубиковости, и девочка рассмеялась» и тд... Поклон и чтецу Дмитрию Игнатьеву, сделавшему аудиоверсию, с такой любовью, тактом, преклонением перед мудростью и гением автора, что остаётся только восхищаться талантом и этого человека. Исполнение каждого образа продумано и отлично от других. Подборка звукового ряда потрясающе попадает в тему.

....

Даже будучи очень взрослым человеком, хочется радоваться и удивляться, надеяться на чудо. И я надеюсь. Я верю, что когда-нибудь, где-нибудь я непременно услышу тихое и чуть насмешливое «Опять в краю моем цветет медвяный вереск...» И я замру на мгновение, а потом разулыбаюсь во весь рот от счастья, и распахну объятья, и заору, что есть мочи: «Сэээм!!!», и брошусь навстречу.

И да, я знаю, что так обязательно будет.

....

А если такого все же не случится... обязательно найдётся человек, которому это скажу я.))

Однажды Будда – Будда навсегда)))

Странное. Тонкое. Нежное. Доброе. Смесь отчаянья, печали опустевшей деревни, доживающих свой век старух и ...желания угодить, удержать, быть нужными тому, кто очень нужен им. А уж как он выглядит... не важно, главное, чтоб помогал, не бросил.

Отзывы на эту книгу диаметрально противоположны. Кому-то не зашло, показалось скучным, не актуальным, чрезмерным и не дотягивающим до уровня Симмонса. Кто-то напротив восхищен... И... мне кажется, что я понимаю и тех, и других, потому что мои впечатления также несколько противоречивы.

На мой взгляд это очень мужская книга, временами даже мальчишеская... Много политики и оружия, адреналина, пота и грязи. Мало эмоций. Сухой лаконичный язык, при этом, текст перенасыщен инфомацией и похож на кубик Рубика, который разобрали и подают читателю в виде пестрого панно. Много отвлечений, которые не играют на общий результат. Любовь героев к старому кино, отсылки к Шекспиру не добавили атмосферности и не сказали чего-то важного о личности Ника Боттома и его семьи. Или, вернее, сказали, но для этого не нужно повторять, акцентировать такое количество раз. Самый главный же недостаток для меня в том, что я не поверила, не прочувствовала мир постапокалиптики, показываемый автором, не смогла в него вжиться. Мне показалось, что это стеб и автор пишет, улыбаясь широко и светло, собрав в кучу все политические страшилки, о которых вспомнил. Образы водителей Хулио и Пердиты Романо для меня из этой оперы, и несколько за гранью понимания.

И, все-таки, несмотря и вопреки моим чувствам и ощущениям от прочитанного, это было неожиданно, интересно, интригующе, пугающе, прекрасно стилистически.

Я втягивалась в действо достаточно медленно и с сопротивлением, но текстура крепкая, многослойная, композиционно выдержанная, притягивала все ближе, держала, не отпускала и теперь... когда последняя страница закрыта и каждый кубик встал (или не встал — лишние запчасти все-таки есть) на свое место, я испытываю странное послевкусие. При некоей карикатурности мира, героям (не миру) сочувствуешь, сопереживаешь, а финал — не только усилил общее впечатление, но еще и добил, и опустошил...

Оба окончания романа мощные. Если глава 000 просто жуткая, то счастливое обретение рая в Техасе прекрасно только на первый взгляд. Этот финал для героя ужасен не менее. Ибо постоянное балансирование на грани, неопределенность, неуверенность — абсолютно адовы муки. И получается, что бы ни выбрал читатель из предлагаемого автором в качестве окончательного «настоящего» финала для бывшего детектива Ника Боттома, выбора нет. И в том, и другом случае — мучения и мучения... Так мне показалось. И, наверное, это самое страшное.

Самое не страшное же в том, что автор, как мне кажется, абсолютно не воспринимает всерьез те самые страшилки, на которых построена книга.

И получается в итоге, что это книга не о мире, о политических веяниях, течениях, заговорах, великих переделах и все такое, а о душе человека, его поступках и ответственности за них...

Напомнило рассказ Александра Грина «Акварель». Прямой параллели, конечно, нет. Но и там, и тут, герои ругаются всю дорогу, а их примирение происходит лишь в финале. У Грина под влиянием великой силы искусства, в « Отпуске» — из-за маленького заботливого жеста супруга в отношении своей половинки.

А ещё мне понравился Пырпон. Очень, знаете ли, захотелось туда...

ну и что, что не существует. А я хочу.

Литература — это прежде всего слово. Могучее, великое и живое.

Автор, ваш текст — абсолютная противоположность.

Много намешано, и спорного, и неубедительного, но финал потряс.

Неожиданный, рвущий душу, заставляющий переживать случившееся как свое собственное. Такая трагедия, такая боль...и слабость, и сила...

Образы яркие и запоминающиеся, портреты героев психологически выверены. Прекрасны страницы отрочества, становление характеров. Они читаются на одном дыхании и автору веришь. Это как песня романтичная, грустная, светлая. Особенный персонаж — старый дом. Колоритный, солидный, характерный. Вспоминается такой же деревенский старожил Алексея Чвикалова в рассказе «Яблоневый цвет» с фантлабовского конкурса.

Размеренность во всем. Степенно, солидно (иногда до жути) развиваются события. С мелкими детальками, вкусно переплетается прошлое и настоящее. Конец не отвратим, близок, «сколько веревочке не виться»...Но вот интрига... её, как бы помягче выразиться, нет. Примерно к середине романа понимаешь, что подозрительный товарищ найден и очень хочется, чтобы маньячиной был кто-то др. И товарища жалко и ... ждешь все же непредсказуемого поворота.

Я понимаю так, что эта самая интрига пала жертвой стремления показать бесхитростность, прямолинейность, простодушность, (человек даже имя не меняет, задумав преступление)

Противопоставление бесхитростности холодному расчетливому уму показалось слегка утрированным. Работа добротная, но не виртуозная.

Аудио в исполнении Т. Ненарокомовой неожиданно и очень своеобразно.

Абсолютно идеальное восприятие мной заданного автором темпоритма. Да, героев много и сразу, да, отступления, длинные и не в очень в тему... (перечисляю то, что ставилось критиками в минус), но! во-первых, это роман, и объем позволяет играть именно так, а во-вторых, чередование ярких, насыщенных эмоциями и действием эпизодов с длиннотами, наполненными техническими характеристиками, меня нисколько не раздражали и давали возможность прийти в себя от переживаемого, передохнуть.

Единственный момент, который смутил и показался не убедительным — образ главного злодея в человеческом обличьи, вернее его вклад в гибель экспедиции. Я не рассматриваю и не оцениваю с этической стороны... хотя для того чтобы взять на себя смелость навешать всех собак на реально существовавшего человека, помощника конопатчика Корнелиуса Хикки нужно иметь основания, серьезные, неопровержимые. Мы знаем лишь то, что он возглавил бунт, отколол часть людей и повел их обратно к кораблям. На основании этого (или есть ещё какие-то доказательства?) сделать вывод об его личности, придумать монстра (чего стоит одна сцена гибели лейтенанта Джона Ирвинга)... впрочем, это на совести автора.

Что же касается художественного произведения, то для меня оказалось несколько утрированным наличие одного неформального лидера, злодея, временами впадающего в полный неадекват, эдакого подлеца, с гадкой и безобразной душой, в короне, из под которой торчат мерзкие паучьи лапы, короля, чьи сексуальные предпочтения не должны бы прибавлять вес его персоне в глазах окружающих. При том, что никаких лидерских задатков в нем не обнаруживается. Охотнее поверила бы не в одного злого гения, а в нескольких, если не многих, недовольных, сомневающихся, несогласных, теряющих веру людей. Отсутствие единения, разобщенность, непонимание друг друга могли усугубить ситуацию, приблизить конец.

Глетчеры, паковый лед, «Террор» и «Эребус», остров Кинг-Уильям, капитаны Крозье, Франклин, Фитцджеймс — позывные, которые не дают мне покоя, я не хочу прощаться с ними, тем более, что на последней странице романа перечислены источники, которыми пользовался Симмонс при написании. С ними можно работать, изучать, сопоставлять и делать выводы. Этим и займусь.

В этом рассказе меня дико раздражало всё. Телеграфный безэмоциональный пересказ событий. Буднично, обыденно, сухо. Рудольф Терентьевич то, Рудольф Терентьевич это. Стопитьсот раз озвученное имя героя. Не доктор, не отец, не муж. Рудольф Терентьевич. Читателю — ни шагу назад, в стороны. Никакой развлекаловки. Монотонное продвижение вперед ... или по кругу...

Но... всё сыграло в положенное время. Ружья выстрелили. Бег прекратился. Смешанные чувства по отношению к случившемуся с героем. Ощущение, что он стал механизмом задолго до того как. Катастрофа — она ведь произошла раньше, намного, да? Нефантастика. Совсем.

Уно, Дуал, Триас, Кварт...

Примо, Секондо, Терцо, Куатро...

Мир торговцев, ловчих, морских удальцов, сказочный мир, в котором желтое южное солнце каждый день встречается с северным белым, где мореходы не представляют себе жизни без моря,  без своих товарищей, без   кораблей и корабелл, а корабли (жи-вы-е!) сами набирают себе команду. На  всю жизнь, долгой или короткой она будет. Думать о своем корабле, скучать по нему...

Мерно плещет волна,  вахтенный несет дежурство, всё как обычно, буднично и ... волшебно.  Добрая сказка, у героев которой сердце оловянного солдатика, полное отваги, мужества и любви. Во всяком случае у одного — точно.

Примо, Секондо, Терцо... Уно

Жестко, динамично, достоверно. Настолько достоверно, что самое начало запараллелилось с «Моментом истины» Богомолова.

Гармонично. Поэзия легко вплелась в канву будничного. Утонченность и простота, жестокость и сострадание, умиротворенность и страх взялись за руки и пошли рядом. Непринужденно, будто только это и делали. Мифология Востока ожила среди березок средней полосы, а крутые спецназовцы оказались бессильны перед древним ужасом.

История затянула сразу, держала не отпуская на протяжении всего повествования, финалилась лихо, изящно, на выдохе и с облегчением.

Я запнулась один раз, но сильно.

Не бей, но не церемонься. Не церемонься, но бить не надо. Пятилетнюю девочку. Бить не нужно. Девочку. Пяти лет. И эта установка подчиненному обязательна??? Потому что иначе подчиненный все перепутает??? Потому что могут быть другие варианты??? Мысль бежит по кругу, возвращаясь к исходной точке, карябает, скребет, зудит... Дело не в том, что с молоком матери в нас заложена уверенность « солдат ребенка не обидит», а в том, что такой приказ выглядит странно, даже с учётом ситуации, в которой оказались герои. Да, степень опасности определяет наши действия, и события в доме Агиева обьяснимы (простить нельзя, понять можно). Здесь же я не понимаю. И не хочу понимать, кстати.

Два балла минус за одну фразу.

А Мамма Сонним еще не раз вернется, чтобы прищурив свои черные холодные, как пистолетное дуло, глаза, забрать человеческий негатив, напитаться им, дав взамен ... что-то точно дав, может быть, вечность.

Этот рассказ пропитан запахом только что убитого мяса.

Не убитых животных, не людей, а именно мяса.

Запах бойни стойкий, тошнотворный и одновременно сладкий и пьянящий. От него рвет крышу, он бодрит не хуже, чем кофе, он вселяет уверенность — жертвы не напрасны.

Рука правосудия найдет и покарает, молодость и опыт пойдут рядом в боевом марше под шелест знамен. Чеканя шаг, держа равнение на.

Без тени смущения. Дух и плоть крепки, но закалять не перестанем, дабы не уподобиться вшивой интеллигенции.

Жалкое, рефлексирующее, человечное — попросим на выход, там где петля и крюк.

Ах, Исай Семёнович, какой простой выход вы выбрали. Вам предложили (невербально, естестно), вы согласились. А ведь вы ещё могли что-то сделать. Исправить. Переписать. Попробовать.

Мне сказали, что рассказ, который я написала на Лабу, похож на «Курсанта Прошкина». Мне приятно. На самом деле. Нет, я  не обращалась к творчеству писателя, я даже не знала о его существовании. А теперь знаю. Юмор, динамичное повествование, позитив, и, (главное!), сопереживание героям присутствуют и делают чтение интересным, а мысли легкими и светлыми.

Очень понравилось подведение (закономерное) итогов с  блондинистой смертной Трифоновой и молокососом Юрчиком, с Рахметовым и Пилипенко — как-то   гораздо меньше.

Ангелы, опять же, какие-то вертухайные... то есть, наблюдается карикатурность  по теме «почем опиум для народа».

Но некая бодрость в теле и позитивный настрой по прочтении появляются. черт те знает почему.

Дюморье здесь такая же, как обычно, и ... другая. Как всегда, высококлассная, психологически выверенная тонкая работа над портретами героев. Умело нагнетаемая атмосфера, предвкушение катастрофы, неминуемой, неизбежной. Вялотекущее, неспешное развитие сюжета, с кучей вкусных подробностей, дающее возможность вжиться в этот мир, стать его частью, смотреть на него глазами героев, чувствовать его кожей. Буквально с первой встречи повзрослевших братьев, я начала прыгать на одной ножке, приговаривая:«я знаю, чем это кончится!!! Но при этом мой интерес к чтению нисколько не пропал.»

Угу-угу. Только финал оказался не очень похож на то, что читала раньше и что ожидала. Тоньше, болезненнее и без всякого Голливуда.

Конечно, советую всем поклонникам автора.

Чуткое, внимательное и бережное отношение друг к другу внутри семьи согревает читателя. Вот он настоящий домашний очаг, тёплый и уютный.

Но надуманность и слащавость присутствуют. Чуть-чуть, слегка, но картину портят.

Это точно не рецензия. В предновогоднюю ночь, накануне, я хочу ещё раз порадоваться тому, что  выход книги стал фактом свершившимся. Для меня это одно из немногих светлых пятнышек тревожного, печального, горестного года две тысячи четырнадцатого.

Часть рецензентов, отложив сборник, пыталась понять, что останется в голове и сердце по истечении времени. В связи с этим моя история о рассказе «Смерть на шестерых». Прочитала я его  в альманахе «Полдень 21 век», и ощущение было «крепко, средне, качественно». Прочитала и забыла, и пошла вперед,  занятая проблемами ежедневно-насущно-суетными. Каково же было моё удивление, когда через год с небольшим, я вспомнила о нём. Вспомнила и удивилась своей реакции. Была радость, как радуются старому товаришу, тепло в груди и свет, и счастье, что есть возможность взять и перечесть. Оказалось, что этот рассказ запал в душу и пророс там. Чем?  Когда я читала второй раз, поняла, что в моей голове гораздо больше подробностей, чем у автора в тексте. А ещё судьба Янки вдруг напомнила мне о моих бабушках, чья юность пришлась на те военные годы. Одна  воевала, другая  водила поезда в тылу, третьей с годовалым ребенком повезло уехать из Ленинграда буквально за несколько дней до начала блокады, четвертая за неделю, что ехала в поезде с одного края страны на другой,   успела выйти замуж. Приехав домой не знала, как сказать об этом родителям. Выложила документы на стол, а в них никто не заглядывает. Не было такой привычки в  доме. Пришел в гости сосед. «А что, Тарас Григорьевич, Валентина-то  ваша, замуж вышла? Вот написано». Так вот и выяснилось. Когда пришла телеграмма, что молодой муж, военный врач приезжает, родители рассудили: «Замуж сама выходила? Вот и встречай сама». И она пошла сама, взяв с собой  десятилетнюю сестру, и прятались, смотрели, как солдаты выносили вещи военврача из поезда, как он стоял, курил. Прятались, пока не ушел поезд (а поезда тогда стояли ой-как долго), пока не опустел перрон, пока окончательно не промерзли и стало понятно, что отступать поздно.

Они были чистыми, доверчивыми, достойными счастья и любви. Такие, как Янка. Наши бабушки. Чувственность, женская чувственность в них раскрывалась гораздо позже, чем в нынешних девчонках. Не было и понятия такого. Но сердечность-то была!

Эмоциональная составляющая  рассказов Майка Гелприна чаще всего не оставляет меня равнодушной. Со знаком плюс, со знаком минус, но достаёт. До сердца, до печенок. Они разные, его герои, но, так получилось, что со многими из них у меня какие-то свои собственные истории. Он- мой автор, и моё мнение такое:   рассказы Гелприна выдерживают проверку временем.  Хочется верить, очень хочется верить, что значение творчества этого человека, этого Мастера наше общество поймет. Чуть позже, но поймет,  и оценит. Верю!

Талантливая бездуховность, расчетливое проявление чувств, искреннее притворство. Несочетаемое сочетание. « Не сотвори себе кумира « Для меня рассказ оказался об этом.

Солнце скрылось за горою, комары ложились спать.

Незнакомцы. С леса. Трое. Чую нам сюрпризов ждать.

Одинокая собака забрехала... во дела...

но в округе-то , однако, ни деревни, ни села.

Вышел месяц из тумана, нет же, полная луна !!!

Таинством священным, пьяным эта ночь озарена.

Тёмный омут. Чёрт. Вопросы. Нечто бродит у реки.

.....

Не ходили бы без спроса вы к нам в гости, мужики.

Что важнее : чувства добрые пробуждать лирой или построить крутой сюжет ?

Если творчество-это полет души автора , когда он пишет , и души читателя, когда читает, то могу сказать честно, с этим рассказом не полетаешь.

Авторский эпатаж в смеси с цинизмом добрых чувств не пробудил.

Очень жаль, потому что пишет автор хорошо.