Несмотря на несомненную космическую романтику, присутствующую в романе, и довольно оригинальную идею (техническую — жёлтого газа), общее впечатление какое-то тошнотворное. Дело даже не в том, что имеет место явный агитпроповский перебор (подлые и коварные американцы и беззаветные советские люди), протест вызывает изображение людей науки, то, как они её продвигают вперёд. Образцом всё ещё служит Жюль Верн, у которого одиночки совершали супер-открытия. И потом, все герои какие-то плоские, картонные. Чуть-чуть поживее — Дин Руис. Но и тот — пародия на морально разложившегося янки.

Вместе с тем не могу не отметить некоторое своеобразие альвов. Как уже было сказано до меня, настолько рассудочно-бесчеловечными высокоразвитые цивилизации в отечественной фантастике, кажется, никто больше не изображал.

Ещё в начале 70-х в сборнике «Фантастика-71» прочитал рассказ, который, как потом понял, был наброском к повести. А целиком прочитал «Багряную планету», когда книжица из библиотеки советской фантастики была ещё совершенно новенькой — кажется, я стал её первым читателем. Вероятно, тогда это произведение оказалось чересчур сложным для моих мозгов — запомнилось только несколько ярких эпизодов. Перечитал «Планету» два года назад. Впечатление особой утончённости стиля, даже изысканности. Причем — чересчур. Такая «артхаусность» даже как-то усыпляла. И мне стало грустно: вот, человек столько вложил в произведение... А ведь оно если и стало вехой нашей фантастики, то не такой и заметной, не на магистральной дороге...

К сожалению, прочитал этот роман всего лишь два года назад — надо было гораздо раньше. Могу сказать, что сюжет построен довольно недурно, неплохой язык и описания. Но вместе с тем и очевидно, что это всего лишь книга своего времени. Потому что в ней присутствует что-то неистребимо «докосмическое», характерное именно для той фантастики, что создавалась ещё до полёта Гагарина, до выхода Леонова в космос. Хотя и тогда были немногочисленные счастливые исключения — романы Лема, Ефремова, Стругацких. Читая же «Пояс жизнь», ясно видел, что автор много путешествовал, побывал в далеко не самых комфортабельных уголках нашей планеты. И вот этот опыт придал всему роману какой-то «геологический» колорит. Вот это, честно говоря, здорово смущало...

Роман Пьера Бенуа «Атлантида»

Хотя он и написан французом да ещё и почти сто лет назад, читал с большим интересом. Некоторая галльская высокопарность слогу Бенуа, конечно, присуща (кажется, Андрей Битов признавался, что пытался этот стиль копировать), но с другой стороны автор обнаруживает незаурядную эрудицию по части истории и географии; описывает похождения своих героев так, будто сам находился рядом. Версию Атлантиды он дал мне прежде неизвестную и весьма убедительную. Вдобавок сумел придать сюжету мистико-эротическую (или эротико-мистическую) окраску...

В каком-то смысле в этом романе автор бросает мостик от фантастики классической (Уэллса) к фантастике нового времени.

На мой взгляд, один из самых убедительных романов-антиутопий. Это не только сатира на поднявший голову во второй четверти ХХ века фашизм и нацизм, но и до сих пор актуальное предупреждение всему человечеству — ведь оно и по сей день остаётся разобщённым, подвластным узким интересам, далёким от общего блага, как государственным, так и частным... Я это на собственной шкуре ощущаю...

Любимая повесть цикла — поскольку самая фантастичная, на мой взгляд. Смелая. А то, что автор в какой-то момент как бы остановился, не стал, что называется, ошарашивать дальнейшими сенсационными открытиями, только придаёт этому сочинению особую убедительность. Ранее неизвестные цивилизации не должны становиться достоянием широкой общественности походя. Если тайна их была велика, значит, тому были серьёзные причины, которые не преодолеваются «лёгким движением руки».

Сборник «Записки хроноскописта» был одной из самых любимых книг в детстве, читанный-перечитанный. Но тогда возможности этого аппарата просто брал на веру, не задумываясь, как такое возможно. И только перечитав уже годы спустя, попытался представить, что называется, практически, пути реализации.

В основе аппарата — ЭВМ (именно так их называли в то время, причем перспективы в использовании видели безграничные). Но теперь-то понимаешь, что одной ЭВМ для такого «дивайса» маловато. Тут нужен и суперобъектив, и какой-то химический, скорее всего, анализатор. И что немаловажно — в какой-то мере хроноскоп наделён интеллектом!

Как бы там ни было, повести Игоря Забелина прививали особое, внимательное, пытливое отношение к истории да и вообще — учили думать. Вот за это автору респект!

Про эту книгу сам автор сказал, что она ему не нравится — поскольку писалась долго и трудно. И ещё почему-то он был уверен, что я её читать не стану. А я взял да и прочитал!

И кстати, не без интереса. Хотя сюжет и не нов —

Но и читать было интересно именно потому, что Евгений Шалашов щедро поделился личным опытом. Взгляд на знакомые коллизии получился свежим. Ну если бы поменьше скатологических подробностей, банальных «еротических» приколов (или побольше — небанальных) — совсем было бы хорошо.

Формально входит в цикл «Лунная радуга». Но связь с первыми двумя романами достаточно условная. Действительность, изображаемая в романе, является далеким следствием событий, описанных в романах «По чёрному следу» и «Мягкие зеркала». Достаточно сказать, что главным героем «Локона» является грагал — гражданин Галактики — дальнодей Кир-Кор (Кирилл Корнеев).

Не берусь судить, заслуга ли это таинственной Надежды Шаровой, примкнувшей к Сергею Павлову в работе над книгой, или же магическая искра была каким-то образом высечена внутри тандема (ведь были же такие случаи — когда в соавторстве люди писали с куда большим размахом и огоньком нежели порознь), но по стилю, по образному строю книга, на мой взгляд, не имеет аналогов в отечественной фантастике. Поначалу меня несколько напрягало обилие фантастических терминов (часть из них разъяснена в конце книги), но потом я был просто подхвачен могучим потоком повествования. Настолько, что я даже как-то не всегда успевал следить за поворотами сюжета, однако неизменно находился под гипнозом происходящего на страницах книги.

Я уловил некоторое влияние «Розы Мира» Андреева, получившей широкую известность как раз накануне выхода «Локона» в свет (первая часть была опубликована в начале 90-х), но собственно и это не счёл большим прегрешением. Почему-то меньший энтузиазм вызвали у меня чисто «космические» главы, рассказывающие об открытиях, сделанных Кир-Кором и группой его сына. А уж «философские» эпизоды не порадовали меня совсем (явный мистицизм-оккультизм; не даром и Блаватская комплиментарно упоминается), и всё же я готов закрыть на это глаза. Пусть! Ведь в остальном роман — явный шедевр...

Респект автору за умение построить увлекательный сюжет. Хотя главный герой, как здесь уже было сказано, личность весьма непривлекательная. Мало того, что личность совершенно беспринципная, поначалу так и совершенно безбашенный.

Автор, как мне кажется, следует в этой книге традиции Дюма-отца. Одно приключение сменяет другое. Передан колорит эпохи.

Но вот редактору книги объявил бы выговор — совершенно мышей не ловит.

Этот роман Ирвинга меня откровенно разочаровал. Главный провал этой книги, на мой взгляд, заключается в том, что автор весьме красочно расписывает нетрадиционные отношения двух семейных пар, но упорно хранит молчание о том, «как они дошли до жизни такой». А ведь для читателя не зацикленного на одном только сексе, это, пожалуй, самый интересный вопрос. И вот автор на него не ответил. Потому лично у меня и всё остальное, что происходит в романе, вызывает маловато доверия...

На эту книгу — роман «Ланарк» выдающегося шотландского писателя и художника Аласдера Грея я вышел благодаря... предисловию. Оно написано другим выдающимся шотландским писателем — Уильямом Бойдом, и поскольку его фамилия тоже была включена в название файла, поисковик его отметил.

Дело в том, что Бойд написал одну из самых первых рецензий на этот роман. Она вышла в феврале 1981в Times Literary Supplement (Литературном приложении Таймс). К тому времени Бойд был автором всего лишь одного опубликованного романа. Но и для Грея «Ланарк» был романным дебютом.

Любопытно, что писатель работал над ним практически тридцать лет. Не надеялся на скорый успех, но рассчитывал создать что-то вроде «Улисса» — но только применительно к Глазго. Собственно, в том числе и такие сравнения циркулируют сейчас вокруг романа. Указывают также на то, что это такой прорыв на шотландском направлении британской литературы.

Лично я не смог оценить именно эту составляющую «Ланарка» — видимо, потому что никогда не был в Глазго и вообще в Шотландии. И вообще, как и Бойду, честно признавшемуся в своих впечатлениях, мне более всего понравились две реалистические части романа, описывающие страдания молодого Данкена (Дункана) Тоу (Duncan Thaw), сначала мальчишки, затем юноши, стремящегося стать художником (и художником ни от кого независимым!). Сам Бойд назвал эти главы малой классикой молодёжной прозы (a minor classic of the literature of adolescence), и я полностью с ним согласен. А вот обрамляющие эту историю две фантастические части, изображающие вымышленный мир, где действуют не столько отличные от наших социальные законы, как иные законы физические, каким-то громадным литературным достижением мне не показались. Именно в этом мире живёт персонаж, имя которого совпадает с названием романа, — Ланарк. Сосредоточением зла и всех бед мира, кажется герою город с говорящим названием Unthank (в переводе Людмилы Бриловой, Унтанк; для английского же уха топоним явно связан с чем-то неблагодарным). Эта ветка сюжета несомненно в какой-то мере — антиутопия, а во многом — сатира на мир реальный. Что-то здесь выглядит забавным (например, ведущий слоган романа: man is the pie that bakes and eats himself and the recipe is separation; человек — это пирог, который сам себя печёт и ест; рецепт — разделение); что-то интересным, что-то — просто занудным... Был даже момент, когда у меня возникло чувство, схожее с тем, какое преобладало при чтении «Путешествия к Арктуру» Дэвида Линдсея, а именно — ощущение бредовости происходящего, и я чуть не бросил знакомство с романом ещё в первой его части...

Ещё раз могу повторить: реалистические главы просто превосходны... А вот фантастика Грея не вызвала у меня той эйфории, которая охватила некоторых критиков. На мой взгляд, сейчас трудно удивить читателя именно чем-то фантастическим — по-настоящему оригинальным, остроумным и глубоким. Да и в прежние времена фантастические образы, идеи, сюжеты исключительного качества рождались исключительно редко и, как правило, в головах специально обученных... пардон, неординарно мыслящих людей. Фантазия Грея, по крайней мере, в «Ланарке» на такую неординарность, увы, претендовать не может...

Сравнение с «Улиссом» тоже представляется чрезмерным. Всё-таки большинству читателей в мире роман интересен вовсе не тем, что там изображен Дублин, а по двум другим причинам. Конкретно: во-первых, тем, что на блуждания Стивена Дедала по городу спроецированы странствия Одиссея (Улисса). Но и это, думаю, не главное. А второе — роман Джойса эксперимент стиля. Здесь он опробовал различные писательские техники, стили повествования и проч. А вот в «Ланарке» подобного новаторства я что-то не приметил...

Впервые прочитал этот роман, Мир глазами Гарпа, почти 10 лет назад и был тогда просто в восторге от первой главы, а затем — страшно разочарован главами последующими... Главное, не сумел разобраться, каков же он, мир глазами Гарпа? Зато сейчас я понял, кажется, всё...

В этой книге рассказана история короткой, но довольно яркой жизни писателя Т.С. Гарпа, родившегося во время Второй Мировой войны при довольно необычных обстоятельствах. Собственно, как раз этим обстоятельствам, тому, что предшествовало рождению Гарпа и посвящена первая глава романа. И сейчас для меня совершенно «прозрачен» секрет её, так поразивший 10 лет назад, — ведь здесь столько всего сошлось: радикализм матери Гарпа, не желающей жить в обычных семейных устоях; тайна смерти, тайна рождения, даже тайна человеческого сознания. По мощи эта глава не уступает лучших творениям Маркеса, быть может. А вот следующие главы действительно здорово «провисают» — особенно на фоне такого зачина. Чувствуется, что автор хочет выдержать взятую им такую необычную ноту, старается изо всех сил, но вместо этого у него получается какая-то развлекаловка.

Да, детство Гарпа, опыт его жизни в Австрии, только что пережившей советскую оккупацию, и его первые литературные опыты (за которые автор почему-то так цепляется чуть ли не до самого финала своего романа) — на мой взгляд, не более чем затянувшийся «оживляж». И всё-таки я не прав был 10лет назад, «оживляж» этот только лишь предшествовал более глубокой прозе, возобновляющейся где-то со средины романа, с описания событий, подготовивших трагедию в семье молодого писателя Гарпа.

Дальнейшее -уход из жизни один за другим близких людей — снова на том же уровне, что и первая, такая драматическая и даже эпическая первая глава романа. Здесь опять встречаются тайна рождения и тайна смерти, тайна смысла человеческого существования... Читая эти главы, я понял-таки, что представляет собой мир согласно Гарпу (мир по Гарпу, мир глазами Гарпа). Это мир, в котором почва под ногами может быть не жёстче спортивного мата, но в котором отношения близких людей так хрупки... И жизнь их хрупка. Поэтому в этом мире следует помнить всё — а что ещё остаётся, когда все, кто окружают нас, обречёны рано или поздно умереть?

В послесловии к роману автор вспоминает, что суть этой книги ясно понял его старший сын Колин (которому, наряду с его младшим братом Бренданом, собственно, посвящён роман), тогда двенадцатилетний подросток. Это книга о страхе отца за своих детей. В широком смысле это книга о страхе смерти. Ведь как гласит завершающая фраза романа: ... in the world according to Garp, we are all terminal cases. (... в мире глазами Гарпа все мы просто «терминальные случаи»)

На русский язык этот роман Кристофера Приста был переведён как «Лотерея». В одном из отзывов, помещённых на обложку оригинального издания, сказано, что это «в целом неуютная книга...» (altogether an uncomfortable book), и это действительно так. Из четырёх прочитанных мною романов Приста «The Affirmation» производит впечатление какой-то неопределённости и незаконченности — и не только потому, что у книги так называемый открытый финал (слишком даже открытый), но и потому что сюжет вообще развивался непредсказуемым образом: автор направлял его то по такому, то по другому руслу, а ведь мог бы и совершенно иначе...

Впрочем, вполне возможно, такой произвол как раз и работает на осуществление авторского замысла. Повествование ведётся от первого лица;

Словом, мы имеем дело с человеком, страдающем шизофренией и, судя по яркости и реалистичности воображаемых им эпизодов, вовсе не вялотякущей. Я уже сказал, что развитие действия кажется в большей степени подчинённым авторскому произволу, нежели некой внутренней логике, которую мог бы понять и принять читатель (и на этой основе выстраивать свои ожидания — которые, собственно, и делают чтение интересным, захватывающим и проч.). Тем не менее не могу отрицать авторское умение ошарашить, шокировать читателя (которое так привлекло меня в «Престиже», «Машине пространства»)

В заключение хочу поспорить с существующим в читательских кругах мнением, что к настоящему времени роман подустарел (на родине автора он был впервые напечатан в 1981 году), его не стоило переводить на русский и т.д., хочется сказать пару слов по этому поводу. Во-первых, одним из достоинств книги является то, что она написана рафинированным английским языком (ни одного не то что ненормативного, даже грубого слова во всём тексте). Баланс между рефлексиями героя (которыми так грешили писатели даже ещё первой половины ХХ века) и лаконичными, но зримыми описаниями ландшафтов, обстановки соблюдён автором безукоризненно. Это не более старомодный язык, чем для русского читателя язык, скажем, романа, написанного году в 1980-м В.Орловым или А.Битовым. Во-вторых, предмет писательского внимания — шизофрения — увы, тоже нисколько не устарел. Люди сходили с ума как в 80-е годы прошлого века, так сходят и сейчас... Как бы в газетах порой не писали об успехах науки, якобы победившей болезнь. Жертвами которой — и это самое печальное — становятся не самые плохие и не самые глупые люди...

В своё время изрядно развеселил эпизод в «Мастере и Маргарите», где Иван Бездомный, уже находясь в психиатрической лечебнице, силится написать о случившихся с ним удивительных событиях. Особенно порадовал тот из вариантов его записки, когда он решает начать с чего-нибудь сильного и пишет о том, что кот садился в трамвай...

Смех смехом, но Булгаков указал здесь на один из довольно популярных писательских приёмов. Любопытно, что сам Михаил Афанасьевич в зачине главного своего романа (да, впрочем, и других) приёмом этим не пользуется. Он был слишком сильным писателем, чтоб начинать с чего-нибудь сильного...

Такое же впечатление осталось у меня от трёх прочитанных романов британского писателя Кристофера Приста — «Престиж», «Машина пространства», «Опрокинутый мир». В каждом из них действие начинается достаточно буднично, вовсе не на ударной ноте, истинная же интрига развивается исподволь и захватывает читательское внимание постепенно. Это признак силы, Прист несомненно сильный писатель.

Роман «Опрокинутый мир» написан был раньше, чем «Машина пространства», но отечественный читатель познакомился с романами в обратной очерёдности. «Опрокинутый мир» вышел в издательстве «Мир» в 1985 году, в серии «Зарубежная фантастика». По жанру, соответственно, это научно-фантастический роман. Обращаясь к фантастике, даже самой «чистой» и «твёрдой» (science fiction то бишь), Прист далеко не ограничивается банальной игрой уже готовыми «кубиками», чем грешат, увы, большинство так называемых фантастов, как у нас, так и за рубежом (как то: путешествия во времени, контакты с инопланетянами, звёздные войны, в последнее время — борьба и баланс сил света и тьмы, альтернативная история и т.д. и т.п.). Он действительно пытается найти какие-то новые грани даже уже испытанных идей, пытается генерировать идеи новые... его произведения отличаются особенной достоверностью, герои не просто выразители неких одномерных функций... у них есть характеры, психология... происходящее с этими героями описывается прекрасным, ясным и точным языком (и заслуга тут не только добросовестных переводчиков... судя по роману «Affirmation», который начал читать, подлинный язык Приста ещё лучше...).

Словом, все эти похвалы вполне применимы к роману «Опрокинутый мир», в котором описывается некое в общем-то замкнутое человеческое сообщество, на протяжении уже долгих лет пытающееся выжить в трудных и парадоксальных (с обыденной точки зрения) условиях.

Разочарование же вызвал какой-то скомканный финал романа. Автор пытается разом разрешить все загадки Опрокинутого мира, и это не вполне ему удаётся. Впрочем, следующее за текстом самого романа послесловие (написанное безымянным знатоком теории относительности Эйнштейна — так и не нашёл ни малейшего указания на авторство), разочаровало ещё сильней. Вместо того, чтобы «разжевать» недосказанное Пристом (как мне казалось), оставшийся инкогнито просветитель проводит параллели с известной теорий, блещет эрудицией...

Впрочем, возвращаясь к самому началу этой записи, насчёт «чего-нибудь сильного», то, может, где-то я и не прав. Первое предложение «Опрокинутого мира» звучит весьма необычно: «Наконец-то мне исполнилось шестьсот пятьдесят миль». Хотя до кота, садящегося в трамвай, этой фразе всё-таки далеко...

Уже многими отмечено, что британец Кристофер Прист стал одним из самых интересных писателей современности. Полностью согласен с такой оценкой, имея в виду его сравнительно недавний роман «Престиж», который разительно отличается от сочинений массовой хоррористики своей особой, весомой и зримой достоверностью в изображении событий таинственных и жутких... Тем не понятнее отсутствие издательского интереса к тем произведениям, с которых начиналось знакомство русского читателя с творчеством писателя, к роману «Машина пространства», в частности. В многочисленные книжные серии, в которых были переизданы не только классики западной фантастики, но и авторы прежде нам неизвестные (хотя именитые у себя на родине), Прист почему-то не попал... И всё же, поскольку в советское время те книги, что всё-таки проходили сложный и многотрудный издательский отбор и удостаивались чести быть напечатанными, имели фантастические по нынешним меркам тиражи (50, 100 иногда даже 200 тысяч копий!), эти выпуски, подобно свету вспыхнувших сверхновых, дошли, какой-то своею частью и до нас, людей XXI века...

Итак, роман «Машина пространства» написан по мотивам... сразу двух романов Уэллса — «Машины времени» и «Войны миров«! (Название первого романа классика фантастики выглядит в оригинале как «The Time Machine»; соответственно, у Приста получилась — «The Space Machine»). Жанр произведения определён как scientific romance. Первое слово в переводе на русский означает «научный», второе, в одном из своих значений, «роман героического жанра» (в противоположность роману бытовому, novel). А ещё одно значение слова «romance»... выдумка, небылица. И действительно, Прист не то, чтобы дал полную волю своей фантазии... он, по крайней мере, не стал ограничивать её вполне хорошо известными научными фактами, такими, например, как отсутствие на Марсе пригодной для дыхания атмосферы, делающее, соответственно, невозможным существование там высокоорганизованной жизни. И вообще, кое в чём Прист пошёл дальше Уэллса.

В послесловии, написанном известным писателем-фантастом Биленкиным, говорится, что автор «что-то там вскрыл недостаточно глубоко». Может быть, но лично я был в полном восторге от «научного романса» Приста, той раскрепощённости авторской фантазии, о которой я уже говорил. Немаловажно и то, что Прист дал возможность как бы заново пережить по-другому уже наверно невозможный кайф от двух классических романов фантастики — «Машины времени» и «Войны миров». Одним словом, проделал в высшей степени творческую работу.

Ещё до середины не дочитал, но роман просто улёт! Супер! Шедевр! (да, эмоции выплескиваю, а более развёрнутое мнение сформулирую, когда прочитаю полностью)

Книга является продолжением романа Эдгара По «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима», соответственно, посвящена памяти американского писателя, а также американским друзьям Жюля Верна. Русский перевод Аркадия Кабалкина, новый, выполнен в середине 90-х; имевшийся прежде вариант был сокращённым.

Жюль Верн подвергает переосмыслению ряд фактов, приведённых По, — иначе бы не получилось его собственное повествование. Что интересно, очень долго сюжет развивается без каких-либо серьёзных «взбрыкиваний». Очень привлекательным однако оказывается само описание рискованной экспедиции, я даже был удивлён. Уровень — явно выше подростково-детского (чего я опасался сперва); быть может, дело в хорошем переводе...

При чтении — отдыхал душой, самое немаловажное.

«Отдалённые последствия. Иракская сага» — первое прочитанное мною сочинение Данила (Даниила) Корецкого, хотя имя было, конечно, на слуху, краем глаза видел какие-то претенциозные, однако не слишком талантливые экранизации... К чтении побудила обратиться беседа с автором, услышанная на радио «Маяк» (кстати, оказался у писателя уж больно южный «ховор«!). А при выборе книги сыграл роль тот факт, что это всё-таки фантастика.

Корецкий отталкивается в своём романе от не шибко интеллектуального посыла, что пресловутый адронный коллайдер может быть крайне опасен (ну кто только об этом уже не говорил!).

Поначалу книга вызвала какое-то разочарование — едва-едва одолел первую треть, хотелось бросить. Как- то без большого царя в голове развивались передряги, в которые попали и взвод, и уборщик-одиночка. Бросилось, кстати, в глаза, что нечто подобное было в «Стреле времени» у М. Крайтона: сначала упоминание древних загадочных событий, потом разгадка этих событий через дела нынешние, через высокие технологии. Только у Крайтона куда всё позатейливее было, и со смыслом... Здесь же выглядело как-то по-детски: ну давай, кинем их в прошлое, посмотрим, как прикольно будет... Ещё подумалось так: вот и у Василия Звягинцева сюжеты похожие, а фантазии побольше, хотя он-то одну-единственную книгу всё так и пишет...

Но с какого-то момента повествование всё же зацепило. Дочитал до самого конца — кстати, уж очень хэппи-эндисто получилось, очень даже хэппи, и с каким-то малороссийским, как показалось, милицейским юморком...

В общем, книга занимательная, но явно не шедевр, даже на фоне фантастики... Автор пытался, как мне кажется, прописать героев подетальнее, психологию, но всё равно — прошёл как бы только половину требуемого пути, так они и остались у него не столько личности, как функции (этот — умник, тот — задира, третий — природный лидер, а четвёртый -... араб, зацикленный на расовой дискриминации, и т.д.)

Насколько глубоко автор проштудировал материал к своему роману — это вопрос. Не берусь судить о истории, но в описании вооруженных сил США есть явные ошибки. Во-первых, 105-миллиметровая пушка была только у первой модификации танка «Абрамс» (давно уже — 120мм). Во-вторых, низшие чины в морской пехоте, так же как и в сухопутных силах, называются «рядовой» и «рядовой первого класса», а вовсе не «матрос». И в-третьих, слово «марбек» можно произвести (при желании) только от русского слова «морпех». По-аглицки это звучит несколько иначе...

Отправным посылом пьесы «Белая болезнь» является некая неизлечимая инфекция, которая косит всех людей старше 45 лет. В рассказе о ней автор указывает попутно на некоторые (не самые лучшие) стороны человеческой натуры.

Наиболее известным произведением чешского фантаста Карела Чапека является роман «Война с саламандрами», но именно «Фабрика Абсолюта» была почему-то включена в авторский том писателя в Библиотеке современной фантастики (вероятно, ради заполнения некоего пробела...). А также пьеса «Белая болезнь». Сейчас я заполнил некоторый пробел для себя, прочитав-таки эти сочинения.

Роман «Фабрика Абсолюта» написан в 1922 году и является не только фантастическим, но и — в не меньшей степени — сатирическим. Некий инженер Рудольф (Руда)

Японская литература считается одной из самых утонченных, а вот я почему-то воспринимаю её с трудом... Этот сборник (Кобо Абэ «Четвёртый ледниковый период. Тоталоскоп» — 2-й том Библиотеки современной фантастики, тогда ещё в 15 томах) я читал когда-то, не в год выхода книги, правда, а много позднее, и тогда этот роман и этот рассказ мне, пожалуй, понравились (перевод Аркадия Стругацкого, под псевдонимом «Бережков»), но вот сейчас... Увы мне, увы...

Роман «Четвертый ледниковый период» был написан на заре компьютерной эры, и ЭВМ там творят чудеса — не только прогнозирования, но и моделирования человеческой психики, вплоть до извлечения информации уже из трупов. Сюжет носит детективный характер — тут и убийство, и происки какой-то таинственной организации. Ну и фантастика, конечно, — выведение новой расы людей, с жабрами как у Ихтиандра в романе Беляева. Да ещё и философия... Главный герой, компьютерщик, занят предсказаниями будущего. Но на самом деле не хочет он знать никакого будущего! Он хочет, чтоб будущее было точь-в-точь таким как настоящее.... Читалось однако как-то тяжело.

Роман был написан Лемом в 1961 году, на русском издан, полностью, уже в 1965 (4-й том библиотеки современной фантастики, перевод Вайсброта и Нудельмана) — факт удивительный; публикации, вероятно, поспособствовали остаточный либерализм эпохи, плюс — популярность автора в СССР, плюс — принадлежность его стране социалистического блока. «Дивный новый мир» Хаксли, представивший похожую версию будущего, ждал своей очереди, наверно, полвека, аж до 1988 года...

Впрочем, различия двух романов громадны. Герой «Возвращения», пилот космического корабля Эл Брегг, вернувшись из экспедиции к Фомальгауту, оказывается на Земле, постаревшей за это время на 127 лет. Все сверстники Брегга уже мертвы. Даже ученый, видевший Эла в центре подготовки, будучи ещё 7-летним мальчиком, сейчас дряхлый старик. Но не это самое ужасное... Земная цивилизация далеко шагнула по пути технического прогресса, так далеко, что переделала самих людей. Ликвидирована возможность совершения преступления, убийства. Но вместе с задатками убийцы уничтожены и предпосылки к подвигу, к самоотверженному, героическому поступку. А для всех опасных задач и работ у людей теперь есть роботы...

Но роман не сводится, конечно, только лишь к констатации одного этого факта. Это настоящий роман, без всяких скидок на «лёгкость» жанра; на фоне других книг, даже причисляемых к классике фантастики, кажущийся избыточным — авторским вниманием к психологии персонажей, самим способом подачи материала. Ведь читатель вместе с героем погружается в поразительный и, поначалу, в чём-то даже непостижимый мир будущего... И кстати, раз уж упомянул роман Хаксли, в отличии от книги англичанина у Лема нет никакой сатиры, никакой карикатурности, всё на полном серьёзе... (И сразу предупреждая ассоциации с книгой Стругацких «Возвращение», должен сказать, что таких ассоциаций у меня не возникло)

На русском «Возвращение со звёзд» существует в двух переводах, Вайсброта и Нудельмана, а также Гудимовой и Перельман. Сейчас перечитывал первый перевод, может, и не лучший, но ведь именно в этой версии познакомился с книгой в незапамятные, теперь почти былинные времена...

Первый, как считал он сам, формально — второй роман выдающегося британского писателя. На русский название переводили по-разному. Интересно, что написана книга была в 1962 году, т.е. более чем полвека назад. Но до русского читателя книги Джеймса Грэма Балларда (другой вариант транслитерации фамилии — Боллард) дошли значительно позднее. Причиною тому, вероятно, были сосредоточенность автора на тёмных сторонах человеческой природы, исключительная мрачность его фантазий, предрекающих нашей планете не просто несчастливое будущее, а прямую гибель. В частности, в этом романе континенты и островные архипелаги Земли исчезают под натиском воды тающих полярных шапок.

Впрочем, сказать о Балларде, что он фантаст, это почти ничего не сказать. Во всяком случае, до него такой фантастики никто не писал. При чтении прозы Балларда поражает кинематографическая зримость образов, отточенность стиля. Но опять-таки, если кто-то подумает, что писатель был занят всего лишь некими экспериментами с литературной формой, снова выйдет ошибка. Роман «Затонувший мир» визуальным своим рядом (если у книг вообще может быть визуальный ряд!) подобен арт-хаусному фильму, но при этом вовсе не лишён сюжета. Развитие действия, далёкое от штампов бульварно-развлекательного чтива, держит читателя в постоянном напряжении...

Что ещё можно сказать? Баллард замечательный психолог; какие бы странные вещи ни творились в душе главного героя романа, биолога Роберта Керанса, происходящему с ним веришь. Плюс, немаловажно и то, что писатель был человеком всесторонне эрудированным (для фантаста — качество просто обязательное!), а жизненным опытом обладал просто уникальным. В частности, ещё в детстве прошёл через японский лагерь для интернированных лиц, — эта, самая вероятно, ужасная страница его жизни найдёт потом отражении в, быть может, наиболее известном его романе «Империя солнца». И, можно предположить, отсюда тянутся и корни уже упомянутого мною интереса писателя к тёмным сторонам человеческой природы. В этом отношении не является исключением и дебют Балларда — роман «Затонувший мир», в котором иррациональность человека, его разума, его поведения показана весьма ярко...

Повесть американца Хола Клемента «Огненный цикл» стала одним из первых прочитанных мною научно-фантастических произведений, а если брать западную фантастику, вероятно, вообще самым первым. Она была заглавной в сборнике издательства «Мир», вышедшем в серии, которая так и называлась — «Зарубежная фантастика». Кроме повести Клемента туда входили ещё рассказы нескольких англо-американцев, западноевропейцев и пары-тройки авторов «восточного блока»; среди них — Станислава Лема, представленного рассказом «Крыса в лабиринте», пожалуй, самым причудливым и «фантастическими» сочинением той подборки. Впрочем, по этой части «Огненный цикл» уступал работе польского автора незначительно; проигрывал разве что в манере исполнения... Для такого неискушенного читателя, каким был тогда я, это была очень смелая фантастика!

Сейчас, более 4 десятилетий спустя, я знаю не только то, что Клемента для того сборника перевели братья Стругацкие (роль младшего брата в этом деле мне почему-то представляется более скромной; быть может, научного консультанта главным образом?), но и некоторые особенности творчества американского фантаста в целом.

Дело в том, что: 1) Клемент стремился писать по-настоящему научную фантастику и 2) в своих книгах он не довольствовался чужими наработками, а создавал оригинальные, очень своеобразные миры. В «Огненном цикле» это планета двойной звезды, регулярно проходящая радикальную смену климата. Несколько земных десятилетий условия жизни на ней близки к земным, затем наступает почти такой же по длительности период страшной жары, сменяемый опять порою «холода». В результате на планете весьма специфические формы жизни, уникальный симбиоз...

Читая сейчас оригинал повести, написанной в общем-то очень простых, совершенно без стилистических наворотов английским языком, я ещё более убедился, что автор уделял внимание в первую очередь научному обснованию своего вымысла. А все литературные красоты и даже «спецэффекты» обычной фантастики были для него делом десятым. Он даже не дал мало-мальски подробного описания внешности одного из главных героев, жителя этой планеты, именующейся Абъёрмен, планериста по имени Дар Лан Ан; ограничился только упоминанием подвижных и независимых друг от друга глаз, когтей и малого роста. «Картинок» фауны не дано вообще! Психологии — минимум.

И всё же, на мой взгляд, повесть — этапное для мировой фантастики произведение, заслуживающее внимания читателей XXI века. В том числе и благодаря не только её научной основательности, но и, как это принято называть, гуманистической направленности.

Имя Дэвида Линдсея стало мне известным в ходе чтения материалов о творчестве Ивана Ефремова. Вдруг выяснилось, что название планеты Торманс, на которой происходит действие его романа «Час быка», вовсе не искажённое английское слово torment (мука, мучение), как я считал прежде (ошибочно), а прямое заимствование из романа этого шотландского автора, называющегося Путешествие к Арктуру. Якобы русский фантаст восхищался этой книгой, находил её очень интересной, а фантазию её автора — исключительно богатой...

Как справедливо отмечают многие (из немногих прочитавших), роман этот не столько фантастический, тем более не научно-фантастический, как мистический... Рассказывает он о том, как трое землян отправляются на планету Торманс, вращающуюся вокруг Арктура (фактически — в системе двойной звезды) и...

Но прежде, чем перейти к этому «и...», скажу, что мне понравилось начало, спиритический сеанс в первой главе; затем интригующая преамбула путешествия; странное местечко, откуда путешественникам предстояло стартовать к далёкой звезде; сам способ перемещения в пространстве показался очень необычным. И даже первые впечатления от Торманса — одного из переправившейся туда земной тройки, Маскалла, сразу ставшего главным героем романа — тоже вроде бы не обманули ожиданий... Но то, что пошло дальше, довольно скоро начало напоминать бред..

Бред в самом обычном смысле, бытовом. Скажем, бред во время высокой температуры. Для него харатерно навязчивое повторение одной и той же неприятной мысли или образа... Так вот, торманский квест, в который оказывается вовлечен Маскалл, тоже состоит из однотипных событий... Попадая в новую область на чужой планете, англичанин встречает там новых людей (которые понимают его речь и изъясняются на понятном ему языке, хотя и несколько странном), обнаруживает изменения в строении некоторых своих органов чувств (такие новые органы развиваются у него сразу же, как он только попадает на Торманс). Далее Маскалл либо убивает одного из своих новых знакомцев (иногда и не одного), либо становится причиной его (её) гибели. А затем оказывается в уже другой области (местности), и там история повторяется с несущественными отличиями...

И всё же, как потом оказалось, несмотря на странные впечатления при чтении, роман крепко засел у меня в памяти. Вот уже год прошел, а можно сказать, «Путешествие» не отпускает... Ефремов, по ходу, был очень прав, оценив книгу столь высоко!

Сначала автор опубликовал этот роман под именем Алексей Маврин. В чём выигрышность такого хода мне было непонятно прежде, непонятно и сейчас.

Иванов стал очень популярен (и заслуженно!) после выхода в свет его исторических романов (обладающих также чертами литературного фэнтези, боевика, детектива, романа воспитания и проч.). Затем читатель познакомился с его более ранними произведениями — реалистической молодёжной прозой. Оценил её по достоинству и даже, быть может, выше. В сознании некоторых читателей Иванов — прежде всего автор романа «Географ глобус пропил», рассказывающего историю этакого русского Холдена Колфилда, который в отличие от своего американского собрата и чуть постарше, и, потом, в самом деле уже пытается спасти детей... но только не во ржи, а сплавляясь по реке на катамаране.

Роман про МУДО, перевернувший представления о прозе Иванова, насыщенный ненормативщиной и всякими другими реалиями современной России, был, вероятно, попыткой найти какой-то новый, неизбитый путь в нынешней нашей словесности.

Псоглавцы — это опять-таки «езда в незнаемое», в нескольких смыслах. Его герои, москвичи, заядлые юзеры интернета (настолько — что их и отбирают для выполнения миссии на основе их блогов) отправляются в российскую глубинку, жизнь которой не только страшно далека от московской, но кажется, вообще строится на каких-то иных физических законах, чем жизнь всей остальной планеты... Таким образом, это в каком-то смысле фантастичский роман. Вместе с тем это книга о современной России, и многое в ней схвачено очень остро и точно.

При чтении немного напрягала зацикленность главного героя, Кирилла, на американских боевиках. Свои личные впечатления он поверяет кадрами из ужастиков, мистических триллеров; причем, в двух соседних предложениях, по-моему, могут фигурировать два разных названия. Но с другой стороны — такими уж были его впечатления, да к тому же американизированность российского массового сознания — действительно факт нашей жизни...

Несколько плоскими показались и различные сведения, исторического и не только характера, которые герой черпает из мировой паутины. И всё же книга отличается напряжённым, динамичным сюжетом и, порой, и впрямь любопытными рассуждениями о том, что такое культура и проч. и проч. Есть и по-настоящему жутковатые эпизоды. Словом, хотя по силе роман, на мой взгляд, и уступает уже достигнутым автором вершинам, всё равно это интересная книга, а за то, что она ни в коем случае не является перепевом уже написанного, — отдельный респект.

Считается вторым романом дилогии о дэнжерологах. Термин возникает только уже где-то во второй половине текста, ближе к развязке; почти так же, впрочем, было и в первой книге. Но прямой связи с «Псоглавцами» нет. Действие на этот раз происходит в Москве, и героями являются представители «киберэлиты» (т.е. творцы расейского интернета, властители дум, хозяева и проч.)

Люди весьма непривлекательные. Вспомнилсь даже высказывание одного моего институтского однокашника, правда, о персонажах «Жизни Клима Самгина»: «Хочется всех этих людишек облить бензином и сжечь».

Но в данном случае необходимости в бензине нет совершенно никакой. Герои романа сгорают здесь, в каком-то смысле, от другого «огня». Напасть вызвана человеческой волей и пришла из интернета.

При чтении одолевали разные мысли. Прежде всего, Алексей Иванов — большой профессионал. Он закрутил тугой сюжет, он наделил персонажей резко индивидуальными чертами, яркой речью (часто ненормативной). Он уверенно живописует Москву, её постиндустриальные ландшафты. И вместе с тем возможность такого прихода напасти (как показано в романе) показалась совершенно неубедительной. Это несерьёзно, Кирюша — как вспоминалось порой протагонисту предыдущего романа. Рассчитано на наивняков, фанатов интернета, «Матрицы» и прочей киберпанковской лабуды. Хотя жутковатые моменты в «Комьюнити» опять-таки есть!

Но вот дополнительная информация исторического характера, порциями которой перебиваются и разбавляются похождения главного героя, топ-менеджера Глеба, совсем не глянулась. Википедия она и есть Википедия, совсем не Толстой.

Кстати, невольно я почему-то сравнивал книгу Иванова с прозой классика, ранней. У Толстого не было таких эротических описаний, не было такого хлесткого языка, ошарашивающих метафор, и однако двадцатисемилетний Толстой, поручик артиллерии, начинающий сочинитель, кажется, умел проникать тоньше и глубже в суть вещей...

И вообще думалось о том, что романы подобного уровня (и даже выше) регулярно выходят на Западе. Феноменом это может считаться только для России. Но и то, Россия, её так называемая широкая публика, в первую голову запомнит книги попроще, как раз для широкой публики, — «Дозоры» Лукьяненко. Ну а потом — опусы Минаева про всяких там духлесс и проч. И конечно же, претендующие на усложнённость, трансцендентальность и особый ай-кью творенья Пелевина... Просто потому что они появились несколько раньше, а Иванов со своей дилогией всего лишь следует за ними по пятам.

Книга была издана издательством «Ладомир» в серии «Неизвестный Жюль Верн». Факт особенно интересный — с учетом того, что действие романа происходит в России. В ходе работы над «Михаилом Строговым» писатель консультировался с одним из российских дипломатов, давал текст на проверку самому Ивану Тургеневу. Тем не менее впервые на русском книга была издана лишь годы спустя и — с купюрами.

Фантастичность романа заключается прежде всего в том, что в нём изображены масштабные события, которые на самом деле никогда не происходили. Кроме того, географические подробности действия, по части которых Жюль Верн всегда был специалистом, оказались далеко не всегда точны. С точки зрения же политического устройства писатель и вовсе изобразил российское государство как бы из некой параллельной действительности.

Впрочем, автор не всегда серьёзен; иногда он шутит. Главным образом, рассказывая про двух других путешественников по бескрайним и опасным просторам Сибири, французского и английского корреспондентов, Альсида Жоливэ и Гарри Блаунта. Вот так, в частности, выглядит их застолье: «...в тот день за обедом француз, как всегда открытый и даже чуть развязный, и англичанин, по-прежнему замкнутый и чопорный, чокались за одним столом, распивая настоящее «Клико» по шесть рублей бутылка, щедро разбавленное свежим соком местных берез».

Или позабавил ещё такой случай:

"— Вчинить иск — в России! — вскричал Альсид Жоливэ. — Да коли дела, даже принятые к производству, пойдут, как прежде, своим чередом, то конца разбирательства вам, собрат, не дождаться! Вы что, не знаете истории с русской кормилицей, которая требовала от семьи младенца уплаты за двенадцать месяцев кормления грудью?

— Нет, не знаю, — ответил Гарри Блаунт.

— Она выиграла дело, но знаете, кем стал этот грудной младенец к моменту вынесения приговора?

— Кем же, прошу вас?

— Полковником гвардейских гусар!»

Но в большей части эпизодов тон повествования серьёзный и, скорее, мрачный. Как бы то ни было, благодарен автору за его веру в наш народ. Думаю, что это не будет большим спойлером, если закончу рассказ о книге словами самого автора, взятыми из заключительной главы:

«В конце концов для эмира и его союзников военная кампания закончилась плохо. Попытка нашествия, бессмысленная, как и все прочие, когда-либо затевавшиеся против русского колосса, оказалась для них роковой. «

Особой похвалы заслуживают иллюстрации, которым снабжено издание (классические иллюстрации Фера из оригинального издания). На моём глючном Explay-е большая их часть, за исключением самых первых, превратилась в заштрихованные прямоугольники или вообще в пустые места, но кое-что всё же можно показать в этой записи.

Повесть «Подмастерье» напомнила мне и роман Кира Булычёва «Любимец» (наверно, потому что это было первое прочитанное мною произведение такого плана), и ту фантастику, что печаталась в своё время «Детской литературой» в «Библиотеке приключений и научной фантастики». Хотя здесь, как мне кажется, фантастика и не всегда такая уж научная. Но многие книги в серии «рамочка» до сих пор вспоминаются с ностальгией. В «Подмастерье» тоже — есть атмосфера, в которую погружаешься; есть герои, которым можно сопереживать; есть сюжет, удерживающий внимание, подгоняющий читать дальше. Наверно, это всё-таки чтение скорее для старшего школьного возраста, тем не менее я прочитал и умственно после этого не деградировал.

Когда начало 80-х прошлого века было не достаточно отдалённым уже прошлым, а самым, что называется, всамделишным настоящим, уже тогда у меня, как у читателя, складывалось впечатление, что фантастика, по крайней мере отечественная, как-то подвыдохлась. Нет новых ошеломляющих идей. Нет по-настощему первоклассных сюжетов. И вот сейчас, прочитав «Мягкие зеркала», как бы окунулся в тогдашнее ощущение. Авторы тех лет взялись описывать быт и повседневную жизнь в будущем. И получалось у них это как-то одинаково — у всех, у разных авторов. Какой-то пресный, плоский мир, похожий на стройку по прокладке БАМа, только несколько «задрапированный» в «одежды будущего»... Увы, грешат этим недостатком и «Зеркала»...

Сумел прочитать только с энной попытки. Начало напоминает компьютерную стрелялку. Респект, конечно, за то, что уже в то время автор сумел предугадать, но как чтение было, скорее, усыпляющим. Вообще странное впечатление. С одной стороны, казалось бы, техника будущего изображена в таких подробностях! А с другой стороны — плоская она какая, скучная, неинтересная, эта техника. И потом, центральная проблема романа, то, что космос может изменить природу человека, опять-таки подана в каком-то очень тяжеловесном ключе. Поживее читались только эпизоды с «детективными элементами», но общий удельный вес этих фрагментов не столь уж велик.

В общем, сравнения со Стругацкими и Лемом представляются совершенно неуместными. Чисто техническая фантастика, но бескрылая. Старик Жюль Верн, даже тот, про технические новинки своего времени интереснее рассказывал.

На эту книгу вышел в общем-то случайно. Ещё год назад делал себе подборку из «Библиотеки приключений и научной фантастики» («рамочка» — оригинальная, «Детская литература»). Роман был издан в этой серии в 1981 году. Просматривая аннотацию, заинтересовался. Речь в книге идёт об авантюристе семнадцатого века Тимофее Анкудинове, выдававшем себя за сына князя Шуйского. Об этом же деятеле читал у Юзефовича — «Журавли и карлики». И также уже в новейшее время про этого же самозванца написал книгу Евгений Шалашов.

Произведение Балязина — в общем-то традиционный советский историко-приключенческий роман. Автор начинает рассказ с детства героя, проходившего в Вологде, и пытается показать социальные корни его будущих авантюр (рано остался без отца; мать местные мракобесы считали ведьмой; сам же Тимофей отроком был весьма одарённым).

Действие затем переносится сначала в столицу, Москву, затем и вовсе в иные государства. Зарубежный колорит удался автору пусть и не по самому высокому разряду, но всё же, считаю, довольно неплохо. И сюжет довольно динамичный (хотя и не Дюма!).

Не без удивления отметил, что отношения так называемых «зарубежных партнёров» и России, как они показаны Балязиным, совершенно такие же, что и сейчас!

Вместе с тем огорчён, что личность главного героя, авантюриста, самозванца Тимофея Анкудинова во многом так и осталась для меня загадкой. Если у Юзефовича самозванец наделён чертами демоническими, то здесь он этакий народник, к финалу жизни и книги чуть ли не социал-демократ. Чтобы пройти через те аферы, в каких отличился настоящий Анкудинов, надобен и какой-то своего рода артистизм, то, что потом стали называть страстью к мистификациям, а вот такая жилка у персонажа Балязина просматривается несколько не очень...

Тем не менее — общее впечатление очень положительное, жалею, что не прочитал книгу в более юное время.

«Нью-Йоркскую трилогию» Пола Остера впервые прочитал в середине нулевых, типа в серии «Интеллектуальный бестселлер». Не запомнилась совершенно! Разве лишь то, что перевод вроде бы и без огрехов, написан правильным русским языком, но — при этом сухой и безжизненный какой-то.

Как выяснилось только что, совсем другое дело — оригинал. Остера, возможно, и нельзя причислить к немногочисленному отряду живописцев и кинематографистов от литературы (вроде Набокова и Апдайка), но стилист он весьма тонкий, это несомненно. И вдобавок мастер того жанра, который в России не имеет точного определения, а за бугром называется «mystery novel» (т.е. таинственный роман или роман с тайнами).

Действие всех трёх частей цикла, как нетрудно догадаться, происходит в основном в Новом Йорке. «City of Glass» («Стеклянный город» или, если угодно, «Город из стекла»), «Ghosts» («Призраки») и «The Locked Room» («Запертая комната») — таковы названия книг, составляющих трилогию. Главный герой «Стеклянного города» писатель по фамилии Куинн, как и автор триптиха, тоже пишет таинственные романы, только под псевдонимом Вильям Вилльсон (привет Эдгару По!). Но помимо двойничества темой трилогии можно назвать и одиночество людей в большом городе. Вообще, вся трилогия звучит на очень минорной и очень интровертной ноте. Герои её, писатели, издатели, частные детективы по разным причинам приносят собственную личную жизнь в жертву наблюдениям за жизнью чужой либо преследованиям призраков, привидений, иллюзий, миражей и проч. И видимо, по причине почти полной изоляции от внешнего мира, со страшной силой погружаются в самих себя.

Единственным огрехом трилогии показалось прямое (и на мой взгляд, совершенно произвольное — в смысле, по произволу повествователя) упоминание двух первых частей трилогии рассказчиком-героем третьей части. А ведь как раз перед этим моментом мне показалось, что автор меня совершенно загипнотизировал...

Стивенсон опять прибег здесь к стилизации под сказки «1001 ночи» — повествование представляет собой нанизанные одна на другую истории, в которых происходящее с героем продолжается рассказом встреченного им персонажа, затем — похождениями нового действующего лица, потом — снова рассказом, а в итоге оборачивается так, что все эти события меж собою тесно связаны и, более того, даже вроде бы далёкие друг от друга индивиды на самом деле оказываются весьма близкими и знакомыми друг другу...

Буквально в начале автор предупреждает, что главная фигура предшествовавших «Новых Арабских Ночей», богемский принц Флоризель, действует здесь под именем хозяина табачного бутика «Сигарный Диван» мистера Годолла (фамилия как бы говорящая — Godall). Впрочем, под своим прежним, настоящим именем принц тоже затем ещё появится. Но действие стартует именно в «Диване». Трое друзей приходят сюда, чтоб насладиться дорогостоящими канцерогенами, и один из них призывает к приключению. А далее и следуют эти приключения, в которых каждый из участников вступает в довольно тесный контакт с террористами, динамитчиками...

Зачин показался не очень правдоподобным, но далее сгущающаяся было при чтении (некоторая) скука была рассеяна очень интересным рассказом из жизни Мормонов... Вообще, вставные истории в «Динамитчике» — это самое лучшее в этой серии, настоящие жемчужины фантастической и приключенческой прозы. Стивенсон — это голова...

Ещё не мог не отметить тот факт, что «Динамитчик» написан на добрых двадцать лет раньше, нежели «Тайный агент» Конрада. О том же самом шотландский писатель рассказал куда интереснее и, что немаловажно, отметив основные черты терроризма, вокруг которых бывший российский подданный как бы всё ещё ходил вокруг да около...

Это такая комедия положений, но также и характеров — уж больно прикольные герои... Начинается всё с того, что два брата, Мастерман и Джозеф Финсбери, ещё в детстве, вступили в так называемую тонтину (tontine). Я думал, такое учреждение Роберт Стивенсон выдумал, на пару со своим пасынком, но оказывается, слово есть в словарях. Тонтины появились ещё в 17 веке — это такая форма страхования жизни, в которой капитал складывается на паях, и по мере ухода пайщиков из жизни, оставшиеся... как бы это сказать... становятся всё состоятельнее. Последний уцелевший пайщик срывает куш. Только это, скорее всего, ему уже не нужно. Вот и братья Мастерман и Джозеф дожили до такой поры, что оказались последними пайщиками в своей тонтине. Как известно, деньги и вообще всякие материальные ценности разобщают людей, даже самых близких родственников. Так произошло и в романе.

У обоих братьев были наследники; у Мастермана — сын Майкл, преуспевающий адвокат, специализирующийся на разруливании всяких тёмных делишек. Джозеф был опекуном сыновей другого брата, ушедшего из жизни, — Морриса и Джона. Да вдобавок ещё и другой сироты — дочери покойного друга Джулии Хейзелтайн. Наследство своих подопечных он растратил в своем бизнесе, постепенно приходящем в упадок кожевенном деле. Моррис не мог этого ему простить и начал старика всячески притеснять и кошмарить... Для Джозефа, любившего попутешествовать, всюду читать импровизированные лекции, материал для которых он собирал в популярной прессе, такая жизнь очень скоро стала невыносимой... Моррис полагал, что кузен Майкл блефует, и его отец Мастерман, уже мёртв, только не знал, как подступиться к своему пройдошливому двоюродному братцу, считающемуся лучшим адвокатом Лондона. Судьба однако предоставила шанс не Моррису, а его дяде. После крушения поезда, на котором наша троица ехала в Лондон, первым пришёл в сознание Джозеф и дал дёру с места катастрофы, имея на руках чек на восемьсот фунтов стерлингов. Очухавшийся несколько позжае Моррис кинулся на поиски дядюшки, но вместо него ошибочно нашёл изуродованное тело другого старика, по какой-то случайности облаченного в ту же самую униформу одного из движений за правильный образ жизни, какая была и на Джозефе. Моррис решает скрыть факт смерти своего опекуна. И вот тут начинается уже просто что-то фантасмагорически невероятное...

Майкл и один его счастливо избавленный от юридических напастей клиент случайно заскакивают в багажный вагон, в который погружена бочка с телом так и оставшегося инкогнито джентльмена. Подзащитный Майкла, весь во власти эйфории, меняет ярлыки на багаже. В результате по адресу Морриса приходит громаднейший ящик со статуей Геркулеса (как оказывается, нелегально переправленной из Италии), а бочка с телом попадает к организовавшему эту скульптурную контрабанду так называемому художнику (малюющему что-то там в свободное от репетиторства и преподавания время) Уильяму Денту Питману. Но на этом перемещения тела бедного старичка вовсе не заканчиваются. Как и разные прочие махинации с переодеваниями, применением грима и каких-то вымышленных имён...

Помимо того, что роман просто гомерически комедийный, это и неплохое исследование человеческой психологии... Не зная о том, что он всё-таки переведён, пытался дать свой вариант названия. Буквальная версия, «Неправильный ящик», не самая плохая. «Чужой груз» или «Доставка по ошибке» — значительно хуже. Решил в конце концов совсем отвязаться от оригинального титула, предложив «Похождения покойника». Но оказывается, переводчик изданной в 2004 году русской версии нашёл куда более удачный вариант — «Несусветный багаж».

Роман впервые попал ко мне в руки в «бумажном» издании «Художественной литературы», выпущенном ещё до распада Советского Союза. В перестроечные времена была в издательстве запущена такая серия, возможно, ответвление «Классиков и современников», в книжках с мягкими и обычно пёстро разрисованными корочками печатали так называемую «полочную» литературу — Платонова, Булгакова, Набокова, Ремизова, Хаксли с Замятиным. Попали в эту компании и Стругацие с их «Градом», поскольку это тоже была самая настоящая полочная литература. Написан был роман в глухие годы застоя, а на суд публики попал лишь в самом конце 80-х.

Только я-то взялся за роман уже несколько позднее, когда перестроечные страсти, все эти митинги, дебаты и проч. уже отшумели, а на смену им пришёл рынок (дикий, но тогда ещё в это не хотелось верить)и дикая, отнюдь не митинговая (во всяком случае, не только) и не книжная вольница 90-х годов (которые более чем 10 лет спустя назовут лихими).

Было это 20 лет назад (чуть больше), но я до сих пор помню, какие книжки взял тогда в библиотеке: кроме романа Стругацких авторский том Кобо Абэ из Библиотеки современной фантастики и «Взгляни на дом свой, ангел» Томаса Вулфа. У меня даже возникло тогда незаконопослушное желание все эти три книги «заиграть», но я ему не поддался и в положенный срок (или почти) всё вернул обратно.

После того чтения от «Града» у меня осталось какое-то двойственное чувство: с одной стороны — не похоже на прежние работы Стругацких. С другой — лёгкое разочарование, как если бы ожидал чего-то большего.

Принявшись за чтение теперь, я уже сделал для себя заметку, что относительно романа есть мнение, что это самое глубоко философское произведение Стругацких. А ещё — сейчас я знал, что, оказывается, вдохновила авторов на эту работу одноимённая картина Николая Рериха.

Чтение же моё опять вышло непростым. История звёздного астронома Андрея Воронина, ставшего участником некоего таинственного эксперимента и перенесшегося из 1951 года в Город, населённый людьми разных народов и даже разных десятилетий ХХ века, тем не менее разговаривающих друг с другом на одном, общем для всех языке (в восприятии Андрея — русском), поначалу вызывала у меня скорее раздражение... Во-первых, все эти интернационалисты казались мне если и не очень похожими друг на друга, то уж точно похожими на своих соплеменников в весьма среднем изображении, в описании, взятом из написанного популярным автором романа для юношества, скажем так. Другими словами, бывший унтер вермахта Фриц Гейгер — он такой, каким и полагается быть не слишком глубоко разработанному образу немецкого солдата из не слишком глубокой книги. Из книги, скорее всего, советской — не Генриха Бёлля и не Дитера Нолля. То же самое можно сказать про американца Дональда, китайца Вана и других. И только бывший танкист дядя Юра показался действительно живым и симпатичным, и не только потому что — земляк, а просто он такой, русский медведь, на самом деле и есть.

Во-вторых, идеи, питающие, во всяком случае, начальные страницы повествования, не показались мне сильно новаторскими, смелыми, независимыми. Авторы начали работу над романом в конце 60-х. Вот на этом уровне они и остановились.

И всё же затем в моём чтении произошёл перелом. Когда я дошёл до описания переворота (в книге он назван Поворотом). Настолько всё отчетливо я представил, будто авторы были очевидцами этого события.

И такой же убедительной, страшной, даже жуткой предстала предо мной экспедиция, начальником которой стал Воронин.

Я не знаю, самый ли это философский труд Стругацких, но чтение меня всерьёз захватило... Да, мне было интересно (не то слово!)... Да, роман заслуживает...

Один из самых глубоких и — как бы это сказать — на мой взгляд, невероятно печальных романов выдающегося писателя и мыслителя. Он был завершён в 1967 году, опубликован на родине в 1968-м, полный русский перевод появился только в 90-е годы.

В центре сюжета — глубоко засекреченный Пентагоном проект, который так и называется «Глас Господа» (в английском варианте, который приводит сам автор, — «Master's Voice»), связанный с исследованием сигналов из космоса, предположительно искусственного происхождения. Знатоки фантастики могут припомнить в чем-то похожие произведения — «Андромеду» Фреда Хойла, «Контакт» Карла Сагана, вероятно, ещё что-то. Роман Лема отличает от них полное отсутствие фельетонно-развлекательной составляющей, основательнейшая философская основа и весьма серьёзный, способный даже показаться суховатым тон повествования. Ведь по форме — это воспоминания одного из участников проекта, математика Питера Э.Хогарта.

Значительную долю объёма романа (впрочем, объёма не столь уж громадного — менее 200 страниц книжного текста) составляют размышления главного героя — рассказчика — о природе познания, об устройстве нашей цивилизации, о контрастах нашей цивилизации и проч. Читателю предоставляется возможность взглянуть на научный процесс, причем именно большой науки, изнутри. Думается, это было бы крайне полезно тем, кто чересчур оптимистично смотрит на технический прогресс и вообще будущее нашей планеты. Ведь если сказать коротко, в романе показано то, что мы — в лице лучших наших умов — знаем о мире, Вселенной, гораздо меньше, чем не знаем о ней.

Роман и печален, как я уже сказал, именно потому, что позволяет — хотя бы в первом приближение — человеку, в общем далёкому от тайн материи и космоса, представить всю грандиозность, сложность и непостижимость Мироздания (нечто подобное было достигнуто, на мой взгляд, в романе «Должность во Вселенной» классика отечественной фантастики Владимира Савченко, только несколько иным способом).

Два года ведутся работы проекта в романе Лема, и за эти два года участникам «Гласа Господа» удаётся сделать очень интересные открытия и прийти к ещё более ошеломляющим гипотезам, но — в отличие от романов Хойла и Сагана — обходится всё же без явных чудес, к каковым следует отнести создание искусственных разумных существ или звездолетов на принципе телепортации. Лем серьёзнее, он как раз и подводит читателя к мысли, что даже если бы инопланетники и передали на Землю некие «мануалы» по изготовлению биороботов и нульпространственных кораблей, мы земляне, с нашим уровнем развития науки, поняли бы крайне мало из этих «руководств», если б вообще что-то поняли...

Изданный всего один раз, в начале 90-х, в сборнике «Немецкая антиутопия ХХ века», русский перевод романа давно уже стал раритетом. О самом Арно Шмидте в России известно тоже до ужаса мало... Впрочем, не все и немцы слышали о таком писателе, хотя он уже признан там классиком. Припоминаю забавную историю... Прощаясь с работавшим у нас немецким специалистом (программистом-электроником широкого профиля) Хольгером Шмидтом, я поинтересовался, читал ли он книги своего однофамильца? Выяснилось, что нет. И даже более того. «Do you know the guy?» — спросил меня Хольгер. Откуда! Ведь Шмидт умер ещё в 1979 году...

Сам же я — в силу какой-то странности — прочитал «Республику» не в середине 90-х, как это произошло у меня с «Городом за рекой» и «Гелиополисом» (они вышли под одной обложкой), а только в начале «нулевых». Пришел тогда в неистовый восторг — от особой манеры писателя, от его мастерства, стёбности и т.д. и т.п.

Роман, как уже несложно догадаться, антиутопия. Написанный в 1957 году, он изображает мир в 2008м — после атомной войны, уничтожившей всю Европу, часть Соединённых Штатов и, кажется, другие территории. Противоборствующие стороны смогли после войны договориться и общими усилиями создали искусственный остров в Тихом океане (в районе Саргассова моря), на котором живут избранные представители всего человечества — художники и учёные (название же пародирует трактат поэта Фридриха Готлиба Клопштока «Немецкая республика учёных» — текст найти не удалось).

Главный герой романа, он же рассказчик, журналист Чарльз Генри Уайнер, американец с немецкими корнями, проделывает удивительное путешествие сначала через территорию, населённую мутантами (гоминидами), из которых кентавры являются наименее странными, затем попадает на остров, где посещает сначала правую половину, контролируемую западниками, а затем — половину левую, коммунистического блока.

Как выясняется, холодная война продолжается и на острове... И вообще пост-апокалиптическое человечество предстаёт в не очень выгодном свете... всё те же комплексы и те же страстишки...

Про авторскую же манеру (она присуща не только «Республике», но и другим произведениям Шмидта) лучше сказать словами А. Дранова, автора предисловия и одного из переводчиков романа Шмидта: «... сначала возникают, как в убыстренном кинокадре, яркие разрозненные картинки, «фото», затем вокруг них в ходе дальнейшего «припоминания» группируются дополняющие и объясняющие их кусочки, фрагменты, отрывки — «тексты». На втором этапе в сознании писателя возникает некая связующая незначительные события повседневности нить, на которую он нанизывает «жемчужины» воспоминаний, впечатлений, переживаний. Затем наступает очередь «сна» и «игры мыслей» — возникает «рагу из древесной смеси, обломков и слов-окурков».» Такой фрагментарный стиль Дранов называет атомарным...

Грустно и поразительно то, что этот роман я читал дважды — первый раз в прошлом столетии, фактически в другой жизни. Но тогда я его не прочитал. Сейчас я понимаю, почему.

Это действительно очень непростое произведение, требующее от читателя собранности, концентрации внимания, а главное — определённого жизненного опыта. Человеку, ещё не пережившему больших потерь, «Город за рекой» может показаться просто причудливым, — «экзистенциальный роман, переосмысляющий мировоззрение Франца Кафки в свете истории нашего столетия» — как сказано о нём в аннотации сборника «Гелиополис. Немецкая антиутопия» (Москва, «Прогресс», 1992 год), включающем три выдающихся образца жанра, помимо сочинения Казака, также роман Эрнста Юнгера, заглавный для сборника, и «Республику учёных» Арно Шмидта.

«Город за рекой» («Die Stadt hinter dem Strom») на самом деле очень печальный роман... Главный герой, учёный-лингвист Роберт Линдхоф прибывает на поезде в некий город за рекой — с тем, чтобы исполнять здесь обязанности хрониста и Архивариуса. Архив, которым ему предстоит руководить, занимается вопросами бессмертия (да-да! не меньше) литературных сочинений, отбором достойных и отбраковкой не заслуживающих внимания. С первых же шагов Линдхофа поражает облик города, где ему предстоит жить. Дома разрушены, от них остались руины... Не менее странным кажется хронисту и местное население. Роберт встречает здесь людей, которых он знал в прошлом, считающихся пропавшими и даже ушедшими из жизни... Он становится свидетелем необычных ритуалов, каких-то непостижимых «перфомансов» и процедур, в которых участвуют большие группы людей...Только уже по прошествии порядочного времени, он наконец понимает, куда он попал — благодаря Анне, женщине с которой в прежней жизни его связывала взаимная, но безнадёжная любовь...

В романе можно усмотреть и сатиру на бюрократию, и обличение милитаризма, и всё-таки здесь это только — «элементы», вовсе не основное. Точно так же, наверно, «Город» ни в коем случае нельзя причислить исключительно к «литературе развалин», хотя написан он был в 1947 году, когда Германия действительно лежала в руинах, и многим немцам, вероятно, могло казаться, что жизнь в их стране уже никогда не возродится. Эсхатологический настрой нашёл в этой книге более широкое выражение. С особой силой автор говорит о том, как хрупки наши связи с близкими нам людьми, как хрупка сама жизнь... Фактически в этой книге Герман Казак выполняет один из заветов старшего товарища по перу, Германа Гессе, сформулированный в новелле «Маульброннский семинарист»: «...спасать, уберегать живое от тлена, бунтовать против бренности и забвения — вот что, наряду с прочим, входит в задачу поэта»...

Эрнст Юнгер (1895 — 1998) — писатель, о малоизвестности и неширокой популярности которого у нас свидетельствует тот факт, что даже в первом положительном отзыве о нём в нашей печати указана была неверная дата его смерти ... — 1990 год. Такие сведения были приведены публикаторами сборника «Немецкая антиутопия», вышедшего в издательстве «Прогресс» в 1992 году «поразительным» по тем временам тиражом 25 тысяч. Помимо принадлежащего перу Юнгера романа «Гелиополис» туда входили также «Город за рекой» Германа Казака и «Республика учёных» Арно Шмидта. С тех пор переизданий этих произведений почему-то не было... Сам сборник стал раритетом.

Прежде Юнгера именовали только милитаристом, чуть ли не фашистом. Военная косточка у писателя действительно была ярко выражена. В молодости завербовался в Иностранный легион, участвовал в Первой Мировой, во Второй Мировой служил какое-то время на Кавказе, затем в Париже при штабе генерала-«диссидента» Штюльпнагеля, казнённого после неудачного покушения фон Штауффенберга на Гитлера. Юнгер же после этих событий ушел в отставку. Членом нацистской партии Юнгер никогда не был. Дослужившись только до звания капитана (хауптмана), был тем не менее неоднократно награждён высшими военными орденами Германии. Был энциклопедически образованным человеком, выдающимся энтомологом.

Роман «Гелиополис» (1949) считается одним из вершинных достижений немецкой литературы ХХ века. Мои личные впечатления от романа — да, можно назвать антиутопией, но это антиутопия, не преследующая никаких предсказаний и явных предупреждений. Можно назвать также и этаким мрачноватым фэнтези, которое мог бы написать ученик Ницше. Чем-то похоже на «Игру в бисер» Гессе, — действие происходит в мире, география и история которого не очень понятны (упоминается, впрочем, Берлин 1945-го, немецкие поэты и политические деятели); много внимания уделено именно духовной жизни людей, населяющих этот далёкий от нас мир. Но возникнет, наверно, и ощущение, что автор — во многом антипод сугубого гуманитария Гессе...

Единственным «прозрением» Юнгера можно назвать некий прибор фонофор — совмещающий в себе функции мобильного телефона, маячка пеленгации, электронного удостоверения и электронной чековой книжки... Такими приборами различного уровня наделены граждане Гелиополиса, в зависимости от кастовой принадлежности. Изъятие фонофора — приравнивается к поражению в правах...

Главный герой романа командор Луций де Геер является одним из высших офицеров Патрона, генерала, служащего Проконсулу (он же — Князь), в руках которого военная власть в городе. Патрону противостоит Ландфогт, в чьих руках сосредоточена власть политическая. Жертвой этого противостояния оказывается народ парсов, выполняющий в мире будущего роль этакого громоотвода, на который разряжается злоба черни и всяческий прочий негатив, накапливающийся в обществе.

Даже при чтении этого самого динамичного эпизода романа не покидало ощущение погруженности в какой-то сноподобный мир... Опять-таки повторюсь, это можно сравнить с очень мрачным ницшеанским фэнтези...

Эту повесть (наряду с другой — «За миллиард лет...») считал и считаю лучшим произведением Стругацких. Отрывок из неё (первую главу) прочитал более 40 лет назад в заключительном, 25-м томе Библиотеки современной фантастики. Был удивлен, что полного книжного издания пришлось ждать так долго (аж до 80-го года). При чтении ещё тогда заметил, что над текстом произведена была правка... смягчающая, скажем так. Но лишь сравнительно недавно узнал, что история вокруг этой публикации вообще была очень драматична. Об этом рассказывает Борис Стругаций в послесловии к 6 тому «чёрного» собрания сочинений (канонического, восстановленного — спасибо Светлане Бондаренко). Совсем недавно, уже из других источников, выяснил, что в США повесть была издана в сборнике «Пикник на обочине. Сказка о тройке» ещё в 1976 году (т.е. раньше, чем в СССР). Весьма позитивное предисловие к той книжице написал известный американский фантаст Теодор Стёрджён (называемый у нас почему-то Старджон). В том же 1976 году книга была выпущена на немецком, издательством Das neue Berlin, ГДР, специализировавшемся на приключенческой, фантастической и детективной литературе. Какое из этих двух изданий появилось всё же первым, затрудняюсь сказать, но однозначно — оба раньше первого советского книжного издания.

Взявшись перечитывать «Пикник» уже в новейшее время, считал главным недостатком повести то, что... сюжет мне слишком хорошо известен, и даже многие детали памятны наизусть. Но всё-таки мне удалось открыть для себя кое-что новое...

Прежде всего, мне кажется, Стругацкие в этой повести откопали совершенно новую жилу в фантастике — встреча с иным разумом и без войны миров и без Великого Кольца миров... Плюс, зона, таинственная, жуткая. Потом такого рода зоны начали клепать, по-моему, все, кому не лень.Но Стругацкие были не просто первооткрывателями. У них Зона — это метафора. Развития человеческой цивилизации вообще. Не рай на земле нас ждёт впереди, и не апокалипсис, а нечто невообразимое... мир будет меняться так, что ни один гений, ни один пророк не сумеет упредить эти перемены... И человек в этом мире будет меняться так, как нам заранее и в голову никогда придет... Сейчас, спустя четыре десятилетия это предвидение подтвердилось.

Написан «Пикник» плотным, лаконичным языком... И при чтении ни на секунду не возникает ощущения, что это какая-то архаика (а ведь какими наивными кажутся вещицы, написанные другими авторами примерно в то же время, и даже позднее, и нашими, и западными!).

Ещё раз хочется отметить то, что в повести Стругацких Зона — явление планетарного порядка, этакий непостижимый мегаполис, но только практически без людей, населённый всяческой нежитью, какими-то нечеловеческими, по-настоящему жестокими чудесами...

Где-то попадалось высказывание, что это единственный завершённый роман По. Если честно, других романов писателя вообще не читал. Этот же — увы — как раз производит впечатление обрывающегося на полуслове... Как бы то ни было, «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» — вероятно, самое большое по объёму произведение мастера (таково название русского перевода, выполненного Г.Злобиным; читал лет -цать назад в авторском томе Библиотеки всемирной литературы; дословный же перевод названия звучит так: «Повествование Артура Гордона Пима из Нантакета» — «The Narrative of Arthur Gordon Pym of Nantucket».)

Написан роман более полутора веков назад, достоинства же его до сих пор не померкли. Да, повествование «прикидывается» неким отчётом о морском путешествии (путешествии удивительном, беспрецедентном!); язык сухой, скупой (вполне старомодный); им передаются даже диалоги персонажей... так что диалоги эти отсутствуют начисто. Иногда рассказчик даже зануден. Очень часто ему отказываешься верить

Так что Эдгара По можно и отцом «альтернативы» назвать, не только детектива и фантастики... И у него уже есть всякого рода «психоделика» и эзотерика, проникновения за грань обыденного...

Французский фантаст Жюль Верн настолько был впечатлён незавершённым романом, что даже написал продолжение (правда, спустя годы, десятилетия даже...) — «Ледовый сфинкс».

Самое первое прочитанное мной произведение Лема. Атмосфера запомнилась навсегда.

Для меня эта книга — не просто книга; впервые я прочитал её в такой момент, что она стала частицей моей жизни.

Одно из самых любимых произведений — и у Лема, и вообще. Когда читал первый раз, просто погружался в эту атмосферу, всей душою переносился в эту далёкую великую эпоху.

Прочитав первый раз, был почти разочарован. А через полтора десятка лет — неожиданно проникся. Талантливая вещь, какими бы наивными не выглядели сейчас технические подробности.

Пан Станислав столько вложил в эту книгу... Она не укладывается в стандартные рамки.

Во время чтения сборника «Люди как люди» рассказ показался, наверно, вторым по силе...