Роман написан в самом конце прошлого века, хотя, как подумалось только что, вызрел, наверно, ещё на стыке 80-х — 90-х. При чтении случилась странная штукенция.

Начинал с некоторым усилием — давно знаю, что автор не совсем мой, прыгающий слог, слегка дурашливо-придурковатый; в предложениях не хватает то сказуемого, то подлежащего. Многословен, много всяких рефлексий. Рассудком отмечал, что сконструирована книга неплохо. Если это и реализм, то исключительно фантастический, как у Достоевского. Главный герой, опустившийся бывший писатель Петрович, собственно, тоже потомок героев Фёдора Михайловича, того парадоксалиста, что умствовал у себя в подполье. Этот не только умствует, но и совершает разные деяния, далеко не всегда хорошие.

Не мог и не отметить, что Маканин умеет зацепить за живое. Сразу как-то царапнула история про семейку, в которой мамаша по своей дурости потеряла годовалого ребёнка. Судьба брата главного героя залеченного в психушке бывшего художника Вени тоже как бы наждаком по чувствам прошлась. А вот описанию первого преступления не поверил — слишком умственно, слишком много слов. Хотя то, как преступление расследовала милиция, вернее, не расследовала, показалось очень интересным.

И однако на той главе, что описывала изгнание Петровича из общаги, случилась метаморфоза. То ли я настраивался, настраивался на чтение и наконец настроился (вчитался, как говорит Веллер), то ли перенастроился сам поток повествования — он меня вдруг подхватил... Детали, подробности — перестали скрежетать в моём восприятии железом по стеклу. Всё было удивительно на месте, всё было потрясающе в строку!

Да он переплюнул Кизи с его кукушкиным гнездом! — восклицал я мысленно. И ещё что-то... Я изо всех сил сочувствовал герою — чтоб он не сдался, не сломался, не впал в раскаяние, не выдал свои преступления, признание в которых так злобно пытались вырвать его враги...

А потом я восхищался хитростью новоявленного бизнесмена Ловянникова, обдурившего всех, в том числе и Петровича, — и опять-таки ради того, чтобы только не перестать уважать себя!

Да, я отметил, конечно, массу аллюзий на русскую классику, и не только девятнадцатого века, в том числе и в названиях глав: Новь, Квадрат Малевича, Палата номер раз, Двойник, Один день Венедикта Петровича.

И я опять думал над тем, что писатель сумел вот так трезво взглянуть на нашу действительность ещё в конце прошлого века. Честное слово, вспоминая себя тогдашнего, я думаю, даже несмотря на пережитый (вместе со всею страною, конечно) дефолт, как я был наивен! И прекраснодушен... А Маканин, он — нет... И в 97-м он был и не либерал, и не демократ, и уж конечно, не ура-патриот... Смотрел на жизнь зорко и сурово.

Полное название романа «Вечера с Петром Великим. Сообщения и свидетельства господина М.» Группа уже немолодых мужчин, проходящих лечение в санатории, коротает время в беседах на различные темы. Среди них есть профессор, чиновник, шофёр и, вполне естественно предположить, сам автор романа. Но «душою компании» оказывается скромный учитель истории Виталий Викентьевич Молочков. Он рассказывает о жизни Петра Великого так, будто сам был очевидцем этих событий.

Книга начинается в какой-то суховатой, очерковой, почти газетной манере. А заканчивается главами, выдержанными в подчёркнуто книжном, чеканном, высоком «штиле». Перед нашими глазами проходит жизнь Петра.

В смысле изобразительном роман оказывается противоположностью эпопеи Алексея Толстого, произведения почти уже канонического, посредством которого не одно поколение читателей знакомилось с личностью Петра и его временем. Там читатель подвергался прямому и, по ощущениям, глубокому погружению в петровскую эпоху. Гранин же даже в самые патетические и поэтические моменты своего повествования соблюдает дистанцию, показывает происходящее со стороны. Тем объективнее выглядит набрасываемая рассчитанно-сдержанными мазками картина. Тем заметнее сходство разных веков. Слушатели «очевидца» Молочкова, пожалуй, сходятся в том мнении, что Россия нынешняя во многом страдает от тех же бед и болезней, что разъедали страну три столетия назад.

В плане возвеличивания первого русского императора Гранин пошёл ещё дальше, чем автор «Петра Первого». По крайней мере в версии Молочкова царь — однозначно позитивная фигура, вклад его всё ещё не вполне понят и оценён.

Прежде всего, Пётр — царь-инженер, царь-естествоиспытатель. Других монархов, настолько обуреваемых жаждой познания и жаждой созидания, вообще не было даже в мировой истории.

И даже всё то зло, что традиционно приписывают Петру, а именно жестокость к подчинённым и народу, нещадное уничтожение не только противников, но и вообще населения России, в интерпретации школьного учителя предстаёт уже не столь бесспорно-очевидным. При жизни у царя было немало непримиримых врагов. Уже тогда они порадели над созданием образа «царя-Антихриста». Ряд моментов вообще надо оценивать в сравнении. И не с ХХ веком, уже написавшим Декларацию прав человека, объявившим мораторий на смертную казнь и т.п, а с другими царствами-королевствами петровской эпохи, с государями-правителями современниками Петра. И на их фоне главный герой «Вечеров» предстаёт уже не таким монстром...

В романе Гранина император показан вообще с разных сторон. Были в его биографии не только кровавые страницы, но и моменты забавные. Довольно часто страшное и смешное соседствовало бок о бок или вообще переплеталось. Ну а заканчивается повествование нотами печальными, трагическими. Поздняя любовь, жестокие удары судьбы, мучительная болезнь — все эти испытания пришлись на сравнительно короткий срок в несколько лет и завершились смертью главного героя...

Среднего объёма повесть — 100 страниц в сборнике серии «Классики и современники». Тынянов написал её в 1931 году. Язык рассказчика то ли действительно стилизован под изображаемое время, то ли просто «дистанцирован» от времени создания. Показаны последние дни жизни Петра Первого, а также и то, что происходило уже после его смерти, в ближайшие месяцы. Растрелли (Растреллий, как его называет автор) создаёт восковую фигуру первого русского императора (отсюда — название повести). Ближайшее окружение же царя строит свои планы, продолжает плести интриги.

Показан впрочем и народ. «Монстры», живущие в «куншткаморе», в их числе умный шестипалый «урод» Яков, кроме того его брат солдат Михалко. Ну и ещё ряд различных представителей других сословий. Наиболее сильное из возникающих при чтении чувств — ощущение общей уродливости и жестокости жизни. Конечно же, только усиливаемого особым топорным языком повествования. Всё-таки появилось подозрение, что автором произведена некая подмена. Очень он преуспел в демонстрации технического несовершенства тогдашнего мира, его убогости, отсталости по отношению к миру сегодняшнему (миру 1931 года и тем более миру 2015 года). Чего-то подобного, кстати, добивался Голдинг в своих исторических повестях и романах — впечатления чуждости, непохожести, даже непостижимости древней жизни для нас, жителей современности (из чего уже следовало впечатление полной и безошибочно точной реконструкции эпохи, во всяком случае иллюзии такой безошибности). Но уместен ли именно такой подход к истории — в художественном произведении?

Написанный в 1905 году роман является завершением трилогии «Христос и Антихрист». Предшествовавшие ему части — «Смерть богов. Юлиан Отступник» (1895) и «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» (1901). Полное же название третьего романа — «Антихрист. Пётр и Алексей». Трилогия полностью было мною прочитана в конце 90-х прошлого века; к заключительной части вновь обратился как бы «в рамках ретроспективки о Петре Первом».

Если совсем вкратце, все три романа посвящены противоборству (и взаимосвязи) христианства и язычества. Действие последней книги триптиха происходит в поздние времена петровского правления. Позади Полтавская битва, Петра уже практически называют императором (но он ещё не провозглашён им официально). Кто в романе стоит на стороне Антихриста, а кто — на стороне Христа, догадаться не трудно. И всё же ни Пётр, ни Алексей не предстают в изображении Мережковского личностями не только одномерными, но даже однозначными.

Пётр жесток, порой до зверства; страдает массой других пороков. Вместе с тем далеко не всё, что он делает, носит только негативный, разрушительный характер.

Алексей же — умён (в чем-то, по ощущению других персонажей, умнее, глубже отца), но слаб, мягок, не является лидером.

В трагедии, разыгравшейся между ним и его отцом, он несомненная жертва — во всяком случае, с точки зрения современного человека.

Помимо этих двух лиц, чьи имена составляют заголовок, третьим главным героем романа можно назвать «беглого московского школяра» Тихона Запольского. Его глазами читатель видит брожение народных умов, происходившее в петровские времена. Последний отпрыск некогда знатного, но давно уже опального и захудалого рода князей Запольских, как пишет о нём автор. Мать умерла при родах; отец, стрелецкий голова, был казнён после неудачного бунта против нового царя. Тихон, мечтательный мальчик, склонный к поэзии и философии, как и многие представители знати в то время, попадает в «навигацкую школу», там знакомится с западно-европейской премудростью, но затем неожиданно становится спутником старца Корнилия, одного из проповедников самосожжения.

Далее судьба сводит его не только с раскольниками, но и с маргиналами, сектантами разного рода. Но ни у кого из них не находит правды Тихон в своих поисках церкви истинной.

Роман создаёт чрезвычайно сложный, в высшей степени неутешительный образ эпохи. И то, что эпилог, в котором как раз описаны хождения Тихона по мукам, называется «Христос грядущий», и то, что в итоге Тихон всё-таки приходит к выводу «Антихриста победит Христос!» (это завершающая фраза романа), на мой взгляд, только усиливает общее трагическое настроение книги...

Собирался перечитать этот роман ещё весной прошлого года — тогда у меня вдруг затеялась небольшая ретроспективка по Петру Первому — но получилось только вот сейчас.

Первый раз я прочитал это произведение ещё в шестом классе средней школы, потом неоднократно возвращался. Но года с 80-го, наверно, не перечитывал...

Думаю, что роман Толстого — это если не самая вершина отечественного исторического романа, то уж одна из таких вершин точно. Полифоничный по звучанию; написанный ярким, ёмким, передающим дух времени языком; показывающий противоборство сил, судьбы людей различных сословий.

Хотя автор явно сочувствует своему главному и заглавному герою, общий тон повествования почти объективный. Великие дела вершил Пётр? Но сколько людей при этом погибло, причем, зачастую даже не по необходимости, а из-за крутого нрава царя, по причине особой ретивости некоторых исполнителей. А кто-то был убит или покалечен и вовсе оказавшись жертвой царских потех.

Из предисловия узнал, что Алексей Толстой стремился сделать свой роман максимально не похожим на «Петра и Алексея» Мережковского. Ведь там царь — воплощённый Антихрист, несущий стране и народу только погибель. Толстой же представлял его радикально иным — творцом новой России.

Хочу сказать слово в защиту Петра и от себя. Как я уже заметил выше, в самом романе показано, что преобразования, проводимые в то время, оплачены были высокой ценой — тысячами человеческих жизней. И вот, есть такая весьма популярная точка зрения, что новая государственность, новая армия, промышленность и всё прочее, что основал Пётр, — всё это было построено на костях. И я готов даже с этим согласиться. Однако недавно я задавал вопрос, хотя и не получил на него ответа: а какое современное государство построено не на костях? В той же просвещённой Европе, к которой так тянулся Пётр и тянул Россию, разве не было войн, религиозных преследований, да и просто феодальных усобиц? А потом — разве не было нещадной эксплуатации колоний, в том числе и прямого труда рабов? Не так ли были заложены основы нынешнего благосостояния некоторых государств? В результате вышло так, что граждане их жили относительно сыто и безбедно, а кто считал кости не-граждан?

И ещё один вопрос, в духе фантастов, работающих в жанре альтернативной истории. Если попытаться представить, что Петра не было бы, или он оказался бы другим царём, любителем старины, — каким бы путём пошла Россия, к чему бы пришла? Не получилось бы так, что население её ужалось бы — и кто знает? может, ещё значительнее — по другим причинам, из-за крайней бедности, косности управления, экспансии, военной и экономической, других государств и т.д.? Ну на этот вопрос ответить ещё труднее, тут надо учитывать слишком много разных факторов, влияющих друг на друга...

Возвращаясь непосредственно к роману, должен заметить, что книга получила высокую оценку писателей — современников Алексея Толстого. Бунин восхищался «Петром Первым», при том, что не испытывал больших симпатий к «красному графу». Однофамилец автора Сергей Толстой (автор автобиографического повествования «Осужденный жить», ряда переводов из западной литературы) тоже считал роман одним из лучших произведений на историческую тему. Кажется даже, под впечатлением он оставил попытки писать собственную историческую прозу...

Эти два имени пришли на ум потому, что обоих невозможно заподозрить в особом верноподданичестве режиму. Ведь другой популярной точкой зрения, на этот раз уже непосредственно на роман Толстого, является мнение, что автор всего лишь написал завуалированный панегирик Сталину. Будь это так на самом деле, полагаю, и у Ивана Бунина, и у Сергея Толстого мнение о книге было б совсем иным. Алексей Толстой же дал почти объективную панораму эпохи. И ещё раз я хотел бы похвалить язык романа, неровный, нервный, порывистый и отрывистый, создающий зримые картины происходящего, при этом совершенно чуждый пафосности и словесного украшательства.

Давненько хотел перечитать эту книгу, полное название которой, кстати, следующее: «Легенда oб Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, об их доблестных, забавных и достославных деяниях во Фландрии и других краях». Существует несколько переводов романа на русский язык. Лучшим из них считается тот, что выполнен Николаем Любимовым. Ещё в восьмом классе, как раз перед экзаменами, я впервые прочёл сокращённый вариант этого перевода — адаптацию для юношества. Спустя -цать лет познакомился и с полной версией, опубликованной в авторитетной Библиотеке всемирной литературы (предисловие, написанное Роменом Ролланом, цветные вклейки, хотя и с чёрно-белыми иллюстрациями, подробные комментарии). И вот, перечитал эту книгу вновь.

Итог — скорее, разочарование... Роман написан в девятнадцатом веке, но так будто реалистической прозы ещё не существовало. Не было Мериме, Бальзака, Стендаля... В «Легенде» угадывается влияние Рабле, но отсутствуют реалистические описания — пейзажей, интерьеров, внешности людей. Равно как их жестов, мимики и т.д. При том, что это умел делать ещё Гомер.

После толстовского «Петра» впечатление обескураживающее... Может быть, «Легенда» и выдающийся литературный памятник, но сейчас дала мне очень мало. Кроме разве что снобистского самолюбования — ведь читал довольно толстую бумажную книгу в пусть и потрёпанной, но суперобложке; книжку с цветными вклейками (на которых, правда, черно-белые иллюстрации)! Но и это чувство слабенькое и малоутешительное.

Впрочем, не могу не признать, что де Костер в своём романе предвосхитил кое-что — то, что зацвело довольно пышным цветом в ХХ веке, чуть ли не целые жанры составило. А именно — психоделические путешествия в мир духов в результате приёма соответствующих снадобий и зелий, а также истории про псевдомистических монстров (в данном случае, появление так называемого безжалостного вервольфа, нападающего на людей).

Ещё сегодня посмотрел первую часть экранизации Алова — Наумова по мотивам де Костера — фильм «Пепел Клааса» из «Легенды о Тиле». Тоже, скорее, разочарован. Леонов великолепный актёр, однако на роль Ламме можно было, наверно, подобрать толстяка и помоложе. У актёра в главной роли, Тиля, по-моему, слишком унылое и, возможно, чересчур интеллигентное лицо. Неужели никого лучше во всём могучем советском кинематографе не нашлось?

Этот роман изменил моё мнение об авторе. Раньше проза Маканина казалась мне какой-то ходульной, даже косноязычной. «Асан» написан очень живо, с огоньком, как сказал бы герой Солженицына, со смефуёчками, и посему читается очень легко. Это несомненное достоинство романа, хотя и не уверен, достаточно ли его, чтобы считать присуждение премии Большая книга в 2008 году заслуженным. Ведь речь-то идёт о чеченской войне. Вот тут начинаются сомнения и вопросы.

Автор, наверно, удачно взял такой несерьёзный тон. Это позволяет ему не впадать в пафос и одинаково запанибратстки описывать и горцев и российскую армию. И те и другие – далеки от идеала. И те и другие делают на войне бизнес… Федеральные части – в изображение Маканина (да и в действительности) – ещё и охвачены разложением…

ОбложкаГлавный герой романа, он же основной рассказчик, майор «Сашик» Жилин (у него ещё был друг Костыев – из чеченцев – ничего не напоминает?), а ещё он – Александр Сергеевич (опять же ассоциации), а ещё, в чеченской скороговорке, Асан (имя принадлежит древнему воинственному кровожадному божеству) обделывает делишки на поставках ГСМ. И российской армии, и чеченцам, не только правильным, но и сепаратистам. А также он наваривает определённые деньги на выкупе из плена русских солдат. И не только солдат. Он пытается поучаствовать в вызволении из зиндана известной журналистки (имя не названо, но и без того понятно – Елены Масюк). Не получается, раздутая СМИ вокруг судьбы «акулы пера» истерия подбрасывает размер выкупа к 2 млн (у.е.).

Кстати, эпизод этот может вызвать противоречивые чувства (да уже вызвал), — больно уж живописно подан, с подробностями… Но считаю, правомерно. Почему про бедных солдатиков, правдами и неправдами пробирающихся в свои части после разгрома их автоколонн бандитами (в комендатурах, в ФСБ вовсе не ждут этих бедолаг с распростертыми объятиями… во всяком случае, простирают эти объятия вовсе не из братской любви…), можно говорить с уничижительными смешками, а про случай с правозащитницей, напоровшейся на то, за что боролась, непременно надо поведать с трагически сдвинутыми бровями? Перед войной нет звёзд, нет избранных… Автор просто до конца верен взятому им с первых строк романа глумливому тону… И потом, случай важный, в каком-то смысле ключевой, поворотный. Повлек перемены в отношении российской интеллигенции к боевикам. Так что, о деле этом надо было сказать.

Несколько провисла в романе, как показалось, середина – там, где герой вспоминает свою ещё довоенную бытность в Чечне, своё знакомство с «Дудой», Дудаевым. Как он там держал склад, как потом снова оказался в Чечне, только уже вместе с российской армией, — всё это сильно отдаёт литературой. Но это хорошая, талантливая сказка, в отличии от бездарных, лишённых какого-либо чувства меры придумок Проханова, писавших в «Господине Гексогене» про присланную из Чечни отрезанную голову президентского представителя и проч.

Но ещё более серьёзным авторским упущением считаю какую-то расплывчатость его позиции. И не в том вопрос – за «красных» он или за «белых» (ни тех, ни других белыми и пушистыми не назовёшь); то, что писатель как бы придерживается нейтралитета, это опять-таки, как и его смешливый тон, правильно. Однако суть своего отношения не худо было бы как-то почётче обозначить. Ведь должен же быть в том, что он описал, какой-то нравственный урок… Такой урок – один из признаков по-настоящему глубокого и значительного произведения. А без оного – просто более-менее занимательная вещица; один из способов, пусть и культурно, но убить время…

В этот раз автор просто ошеломил меня своей эрудицией. На мой взгляд, чтение увлекательнейшее — для тех, кто любит миры множественные и предельно непохожие на наш собственный, а также для тех, кого очаровывают явления, существа и артефакты присущие этим мирам. Я же, в силу своего крайнего консерватизма, не смог насладиться столь многослойным антуражем, как он того заслуживает.

Но более всего роман убедил меня в том, что потенциал автора задействован здесь был лишь частично. Автору по силам нечто куда более грандиозное. И вот на это грандиозное я очень хотел бы надеяться.

Автор опять продемонстрировал недюжинную эрудицию, причем в самых различных областях, истории, мифологии, современного городского арго. Но должен признать, что такие внутрикомпьютерные миры — это не моё. Более того, компьютерные игры считаю одним из вреднейших видов эскапизма, и роман только укрепил мою убеждённость в этом.

На этот роман вышел, интересуясь мировым кинематографом, причем путь оказался довольно извилист, от фильмов сравнительно новых — к картине более старой. Оказалось, есть такая книга, послужившая основой для фильма.

Книга, к счастью, не очень длинная. Но всё равно, ломал голову: читать до конца, или нет? Потом решил всё-таки этот вопрос положительно.

Автор романа сын беженцев из Польши, ещё в годы войны, чтобы спастись от нацистских преследований, перебравшихся во Францию. Книга вышла в 1964 году и, возможно, явилась одним из первых таких сочинений, пролагающих дорогу другим подобным опусам, во всяком случае, в Европе. Для меня же аргументом в пользу написание рецензии на неё стало сходство (некоторое) с такими произведениями как «Посторонний» Альбера Камю и «Красавчик» Марселя Эме.

Герой «Жильца» Трелковский (имя так и остаётся неизвестным) чем-то похож на Мерсо, героя «Постороннего». Во всяком случае, он, по его собственным словам, не любит осложнения и, довольно часто, как мне показалось, оказывается в стороне от событий, от так называемой общественной жизни и т.п. Есть в нём что-то асоциальное.

Сходство же с «Красавчиком» Эме я усмотрел в том, что и с Трелковским происходит некая метаморфоза. Только она очень неприятная, я бы так сказал.

Автор помещает героя в квартиру многоквартирного дома, вдобавок, в такую квартиру, прежняя съёмщица которой совершила попытку суицида. С момента вселения в это жилище начинается испытание Трелковского, пред которым, допустим, испытание Гилберта Пинфолда — просто увеселительная прогулка.

Трелковский становится жертвой того давления социума, которое знакомо всякому жителю многоквартирного дома — чаще в небольших, неопасных дозах. Но то, что постепенно наваливается на Трелковского явно превышает допустимый порог, во всяком случае, для этого довольно субтильного во всех смыслах субъекта.

«Жилец» — наверно, «культовый» в определённых кругах роман. По крайней мере, автору удалось передать ощущение вязкого, тошнотворного кошмара и бреда, который переживает герой. В том числе и за счет смакования всяких физиологических и вообще непотребных подробностей.

Довольно компактная фантастическая новелла, которая первоначально называлась «Путешествие на машине времени», а затем публиковалась как «Возвращение машины времени». Это продолжение знаменитого романа Уэллса, в котором Фриделль иронизирует не только над предрассудками своего века, но и над некоторыми особенностями той книги, что послужила основой для его работы.

Это довольно забавное, занимательное произведение, но, к моему сожалению, в нём автор не столько исследует человеческую природу, чего я ожидал от создателя «Истории культуры нового времени», — как придумывает различные фантастические феномены, вроде Инерции земного времени и т.п

Летом 1991 года прочел этот роман с большим воодушевлением. Это фантастика, только не научная, а чудесная. Герой внезапно теряет прежнее заурядное, скучное, некрасивое лицо, а вместо него обретает лик красавца — обольстителя женщин и начинает строить жизнь практически с нуля. Обратись к такому сюжету немец, получилась бы, наверно, мрачная готическая история. Но поскольку за дело взялся француз, у него выходит изящно, весело, местами нравоучительно, временами с глубокими наблюдениями. Но тема любви, любовных интриг заняла, конечно, о-очень важное место в структуре романа.

Грэм Грин назвал роман очень смелой книгой. Почему? Да потому, вероятно, что автор, говоря о некоем Пинфолде, на самом деле раскрыл собственные внутренние страхи, опасения, предубеждения, комплексы и проч. Грину, который был знаком с Во лично, такие откровения были крайне интересны. Я с писателем, увы, лично не знаком; мне его саморазоблачение показалось в общем-то банальным. Язык в этот раз не произвел на меня особого впечатления. В целом я нашел роман весьма старомодным, а именно, каким-то одномерным, плоским. Комические ситуации, которые возникают в ходе повествования, совершенно однотипны. Безлик даже главный герой, не говоря уж о персонажах второго плана. Основная причина, наверное, в том, что никакой нравственной борьбы, никакого противостояния тем напастям, что одолевают главного героя, я не увидел. Да, есть такие произведения, как правило, небольшого объема, в которых герой как бы пассивен, раскрывается через обстоятельства, которые ведут его. Но на самом деле если такой герой не лишен возможности хотя бы выражать своё отношение к происходящему, то он уже не пассивен. А о каком отношении к происходящему можно говорить применительно к человеку, впавшему в душевное расстройство, пусть даже и временное? Ведь не только реакция этого человека может быть порождением всё той же болезни (скажем, он протестует против того, что с ним твориться, вовсе не оттого, что он такая цельная личность, а из-за того, что у него перевозбуждены те или иные участки коры головного мозга?), но и сама картина происходящая просто может быть искажённой в его деформированном сознании. Кому-то и это может представляться интересным? Но лично мне — нет. При том, что, как я уже сказал, ситуации, в какие Пинфолд попадает вследствие своей болезни, из-за своей болезни, они выглядят рядовыми. Не только современники Во, но даже и его предшественники, умудрялись создать кое-что позатейливее, используя схожий приём — душевного заболевания, пограничного сознания и т.п. Не говорю уж о тех, кто пришел в литературу позднее. — Потому и называю сейчас этот роман старомодным.

Шпионский боевик, написанный в 1942 году и о 1942 годе. Действие происходит в Англии, в небольшом промышленном городе Грэтли. Главный герой Хамфри Нейланд ищет подходы к сети немецких шпионов, основавших в Грэтли один из своих локальных центров.

Книга может показаться наивной, старомодной. Так, наверно, и есть, — тем не менее чтение очень уютное и интересное.

Хотя и знал, что Дж. Оруэлл включил Пристли в какой-то там чёрный список просоветски настроенных драматургов и писателей, был всё же удивлён явно социалистическими взглядами главного героя. Но ведь по сути — Нейланд прав! Буржуазный мир середины прошлого века нуждался в преобразовании и обновлении.

А ещё должен заметить, что зачин повести в какой-то степени послужил образцом для повести братьев Стругацких «Волны гасят ветер». Во всяком случае, рассказчик, Максим Каммерер на это намекает...

Недавно открыл для себя Питера Устинова (1921-2004). Среди предков его были и русские люди, на что указывает фамилия (хотя на самом деле он — фон Устинов). Открыл для себя как писателя, поскольку имя давно было у меня на слуху, а как актёром я восхищался им буквально с детства. В роли хозяина школы гладиаторов в фильме «Спартак» (а вовсе не Пуаро, как можно было подумать).

Интересуясь его биографией, узнал, что в повседневной жизни Устинов имел репутацию очень остроумного рассказчика — устного, но оказывается, в отличие от некоторых собратьев по перу, тоже остряков в быту, он не терял своего остроумия и в литературных работах. Таков во всяком случае роман Крамнэгел, который я только что прочитал. Во всяком случае, с первых же строк видно, что книга написана очень ярким, очень хлёстским, очень язвительным языком. И, главное, это не зубоскальство ради зубоскальства. Издеваясь над своими персонажами, над различного рода предубеждениями и мифами, автор, как мне представляется, всецело верен правде жизни.

Вкратце о некоторых особенностях романа. Главный герой его — начальник полиции в одном американском Городе (так в романе; это почти милионник) Бартрам Т. Крамнэгел. Награждённый за свои заслуги в деле поддержания правопорядка поездкой в Европу, а именно в Англию, Крамнэгел попадает там в трагикомический переплёт. Вернее, там, в Англии, для него начинается цепочка удивительных событий. В каком-то смысле — новая жизнь. Почти как у героя романа Тома Вулфа «Костры амбиций». Только если участь персонажа Вулфа оказывается в конце концов предрешена — угодив в порочный круг американского правосудия, навсегда там и остаться — судьба Крамнэгела складывается, пожалуй, не так безнадёжно. Он свои незадачи умудряется решать, иногда и не без чужой помощи, но всякий раз при этом выходит на какой-то новый уровень... абсурда, если можно так сказать.

Думаю, что в своё время роман Устинова стал просто находкой для советской антиамериканской, антикапиталистической пропаганды. Так пройтись по американскому образу жизни, американским ценностям. Впрочем, англичан писатель тоже не щадит, им от него тоже достаётся. И помимо всего действие развивается в нескучном, практически авантюрном ключе. В общем такая весело-злая картина на тему «их нравы». Или «В каменных джунглях». С учётом того, что с некоторых пор и мы поселились в зарослях капитализма, причем весьма дикого, кое-что следовало бы просто намотать на ус. А вдруг и нам как-то пригодится

Читая «Мир приключений» в далёком 1976 году, я был заворожен этой повестью. Да, уже тогда я понимал, что ароматические сигареты без никотина, которые курили герои, аппелировали к каким-то подростковом комплексам, что спираллодиск ящеров был прямо заимствован из ефремовской «Туманности Андромеды», но сюжет казался необычным. Головоломки, которые подбрасывала планета героине, затем неожиданное противостояние цивилизаций, — на фоне тогдашней фантастики это выглядело нетипичным и даже смелым. Это сейчас, заново перечитав повесть, я нахожу стиль несколько попсовым, идеи — наивными, образы героев — невыразительными... Может, и не надо было перечитывать?

Франк Шетцинг (родился в 1957 году в Кёльне) начал свою писательскую карьеру в 90-е не как писатель-фантаст, однако наибольший успех ему принёс именно научно-фантастический технотриллер, название которого на русский язык перевели как «Стая». На самом деле более логично было бы перевести название как «Рой». Кстати, и на английском языке книга была названа «The Swarm». Чем руководствовалась автор русского перевода, не совсем понятно. Но о переводе я ещё чуть-чуть скажу. А сейчас о самом романе.

Это очень крепкий роман, не только в отношении научной его основы (автор собирал материал в течение пяти лет, а непосредственно писал роман только два года), так и с точки зрения реалистичности повествования. Предполагаю, потому, что Шетцинг не только хорошо поработал с соответствующей литературой, но и привнёс в книгу свой личный опыт — аквалангиста, путешественника и т.д.

Темой романа является угроза всему человечеству, исходящая из мирового окена. Первые ассоциации, возникшие в самом начале чтения, это «Кракен пробуждается» Уиндема и «Неукротимая планета» Гаррисона. Но Шетцинг оказался глубже и серьёзнее. Книга его не только в разы превосходит вышеупомянутые романы по объёму, но и куда более основательно проработана.

События, описываемые Шетцингом, развиваются в различных уголках земного шара, в основном у различных побережий — побережья Перу, Норвегии, Канады и т.д. Впрочем, в открытом море и на глубине тоже.

Герои романа — ученые из разных стран, а потом и военные — представители США. Роман насыщен не только интересной информацией о мировом океане (впрочем, не об одном лишь океане); по ходу повествования автор периодически создаёт очень драматичные, напряжённые, даже по-настоящему страшные ситуации. А ближе к финалу к основной коллизии противостояния человечества неизвестной форме жизни, угрожающей из океана, добавляется также интрига с явно политической окраской. Причем, автор, как мне кажется, занял правильную точку зрения в вопросе освещения мировой международной политики...

Вообще на самом деле книга настолько многопланова, что о ней можно писать долго. Автор много внимания уделяет отношениям между своими героями, их личным проблемам, рефлексиям, и роман как бы выходит за рамки «форматного» фантастического технотриллера.

Не уверен, что всё это передано в переводе. При чтении немецкого текста у меня возникали некоторые трудности и я решил обратиться за помощью к русскому переводу. Типа: а как там профессиональный толмач вот эту фразу понял? Какого же было моё удивление, когда я несколько раз просто не нашёл аналогов этих трудных фраз. Видно, для автора русского перевода они тоже были трудными, и он предпочел на них не заморачиваться. В целом текст оригинала примерно на четверть длиннее русского перевода, и, боюсь, вовсе не оттого, что русские фразы по определению получаются короче немецких...

Имена были в общем-то на слуху, но на эту книгу вышел случайно. Смотрел, что было издано «Олма-Пресс» в серии «Оригинал» и обнаружил среди прочих «Пещеру». Аннотация заинтересовала.

Указано, что это городская фэнтези. Поскольку я имел о жанре довольно смутное представление, мой интерес только вырос.

Сюжет вкратце следующий. В некой стране технологически довольно близкой постсоветскому пространству конца прошлого века и населяемой людьми с именами близкими к славянским (но, по-моему, не всегда) идёт двойная жизнь. Днём это обычные человеческие существа, ночью же, в своих сновидениях они вселены в тела зверей нескольких видов, которые ведут борьбу за существование в некой Пещере.

Не берусь судить, насколько идея соотносится с Пещерой Платона, но замысел показался мне очень многообещающим. Но вот реализация его впечатлила меня, к сожалению, меньше...

Не понравился язык — вальяжный, не понравилось — даже не знаю, почему — изображение героев... Плюс желание авторов привнести в происходящее дополнительную загадочность — так бы назвал неясность некоторых моментов. Вообще показалось, что при написании текста авторы слегка им любовались — а на мой взгляд, для прозы это серьёзный недостаток.

Вместе с тем повествование, протекавшее довольно размеренно, в последних главах вдруг прибавило оборотов, и вот эти главы — несомненно лучшее, что есть в романе.

А теперь хотел бы сказать о его достоинствах. Общим строем немного напомнило «Ланарк» Аласдера Грэя. И «паранормальные» повести Вежинова. Респект авторам за то, что они создали свой мир, оригинальный, без этих набивщих оскомину банальностей, которые можно сейчас встретить и в фантастике и в так называемой реалистической литературе. Т.е. по сути, это такая проза с претензией на европейское качество. В наше время это становится редкостью, поскольку даже лауреаты якобы престижных российских литературных премий всё чаще пишут какой-то трэш. Но при этом, сделал такой вывод, это не совсем моё чтение.

Для поклонника творчества Василия Звягинцева, в течение примерно четверти века написавшего почти три десятка томов, составляющих цикл «Андреевского братство», появление в этой серии книги, созданной в соавторстве, является, по меньшей мере, неожиданностью.

С некоторой настороженностью принялся за чтение нового романа и я. И по началу, взгляд на самом деле выхватывал детали, казавшиеся вторичными: отголоски так называемой лагерной прозы; потом, той литературы, которую условно можно назвать «Новой хронологией Великой Отечественной войны». Но в какой-то момент всё это вдруг отошло на второй план, меня просто подхватил могучий повествовательный поток, в котором передо мной представали персонажи самых различных социальных слоёв, в котором действие разворачивалось по нескольким и, при том, лихо закрученным линиям.

Да, роман «Para Bellum» стал для меня неожиданностью. Но сказать «приятной неожиданностью», это сказать слишком мало. Опираясь на «космогонию» цикла (аггры, форзейли, сосредоточенность всех книг серии на узловых моментах отечественной истории ХХ века), в каком-то смысле этот роман стоит как бы особняком по отношению ко всем остальным. Здесь гораздо меньше рефлексий, резонёрства, гораздо больше действия. Сюжет развивается не только динамично, но и драматично. Главные герои романа лишены какой-либо поддержки внеземных сил, той поддержки, которая, как правило, сопровождает, персонажей других книг цикла. И потому генерал Сергей Марков и студентка Елена Корлюченко оказываются столь же уязвимы к различным ударам судьбы, что и мы, обычные люди…

А что касается жанровых элементов, то в романе можно найти не только признаки лагерной или военно-исторической прозы. Это в каком-то смысле и детектив, триллер; присутствует заметный элемент эзотерики. И также – это роман о любви.

Читал поэму в переводе Вересаева, и она захватила меня почти так же, как перед тем «Илиада».

Секрет обаяния этого произведения мне не совсем понятен. Вероятно, в зримости тех картин, что рисует автор, в той живой убедительной психологии, которой он наделил своих героев — людей, живших более трех тысяч лет назад.

Поразило то, что уничтожив женихов, Одиссей всё-таки сознаёт свою вину и возможность наказания. И три тысячелетия назад люди не были дикарями, и у них был закон.

В общем я основательно гомеризирован поэмами Гомера!

Читал поэму в переводе Вересаева, хотя и говорят, что эта версия для неискушённых. Не ожидал, что описание последних дней троянской осады затянет меня там сильно.

Да, приёмы несколько архаичные; автор не применял метод потока сознания... и много ещё чего, но композиция выстроена в самом деле монументально! Троя должна пасть, но прежде погибнут Патрокл, Гектор, Ахиллес и многие другие, не столь выдающиеся.

Особенно понравилось выражение, которое, насколько понимаю, присутствует только в переводе Вересаева: «Что за слова у тебя чрез ограду зубов излетели!»

Быть может, один из немногих сборников последних лет, наиболее точно отвечающий заявленной теме.

Хотя и здесь некоторые произведения, как показалось, не столько показывают пути выхода в новый мир, как критикуют старый.

Наиболее реалистическим показался рассказ Сергея Звонарёва «Покидая колыбель» — неожиданно напомнило рассказы Артура Кларка из сборника «Лунная пыль».

Самый смелый рассказ в научно-техническом отношении — «Звёздное пламя» Дмитрия Никитина.

Всё, что вошло в сборник, читал с интересом.

Почти 6 лет назад, когда я прочитал сборник «Барьер», настоящим открытием стала для меня эта повесть, «Храни тебя бог, Ланселот!» — ещё одна (но вовсе не очередная) вариация на тему рыцарей Круглого стола. Пытался разыскать что-нибудь ещё венгерского автора — мудрого философа и увлекательного рассказчика. Но выяснил лишь следующее: писатель родился 15 августа 1935 года в городе Хатван, умер же 6 апреля 1973 года в Будапеште. За свою недолгую жизнь написал 7 книг, включая повесть «Храни тебя бог, Ланселот!» («Isten veled, Lancelot!», 1973 год). Был профессором венгерской литературы в университете Йозефа Атиллы в городе Сегед.

Других переводов прозы Гейреша на русский язык пока, видимо, нет...

Сборник совершенно замечательный — правда, за исключением опечатки в названии одного из рассказов.

Замечательная подборка произведений, не только для своего времени, но вообще. Особенно заинтриговала повесть Эндре Гейреша. Обидно, что об этом рано ушедшем из жизни авторе (1935-1973) на русском языке нет никаких сведений. И удивительно, что нет других переводов — писателя столь одаренного.

Эту замечательную книгу прочитал только что, хотя мог бы и много раньше — ведь роман почти ровесник мне. Несмотря на почтенный возраст, никакой архаики. Фантастика здесь очень убедительная. И так ярко схвачена эпоха!

Поначалу сюжет не казался очень напряжённым, но завораживала атмосфера; «Экипаж» был очень уютным чтением, вызывавшим неизбежную нотку грусти, по тому будущему, что мы потеряли. А ближе к финалу и события вдруг получили бОльший темп и размах. Человек, идущий сквозь стены и автобусы, — это по-настоящему круто!

Судьбоносная для меня книга! Заставила взяться за английский. Хотя путь был очень непростой. Сначала три года — с 1979 года, года издания, по 1982й — дожидалась меня в ленинградском Доме Книги (здание с глобусом на Невском). Купил буквально у входа в вестибюль. И ещё надо благодарить то обстоятельство, что за несколько месяцев до того прочитал брошюрку издательства «Знание», если не ошибаюсь, посвящённую англоязычной фантастике, — а иначе не знал бы термина!

Читать начал, естественно, в тот же день, предисловие. Поразило меня тем, что отношение автора предисловия (Муравьева) к фантастике было каким-то иным, не таким, как скажем, у Емцева или Парнова, тоже писавших предисловия-послесловия к фантастическим книгам. У Муравьева был взгляд филолога, притом лишенный особо пиетета к фантастике.

Но чтение собственно текстов сборника как-то забуксовало на первом же рассказе — «Возьмите спичку» Азимова. Потом выяснилось: в школе и ВУЗе меня учили не тому английскому. Спустя почти 12 лет я прочитал замечательную книгу Колпакчи «Дружеские встречи с английским языком», и вот эта работа прояснила для меня многое в понимании английского.

Всё же, дав мощный толчок к штудированию английского, к чтению на этом языке, надо признать, что сборник Science Fiction не стал для мена ПЕРВОЙ прочитанной книгой на английском языке. На рассказе Фредерика Пола я взял паузу и переключился на Treasure Island Стивенсона. Вот этот роман и стал для меня первой прочитанной до конца... А к сборнику вернулся через несколько месяцев, почти через год. Да, вот такой вот тернистый путь! Но очень памятный.

В аннотации книги, предисловии к ней автора называют одним из основателей европейской фантастики — наряду с Верном и Уэллсом. Роман «На двух планетах» является вершиной творчества Курда Лассвица. Он вышел в свет в 1897 году. Тогда же появился и другой роман на очень близкую тему, но сразу получивший широкую известность, — «Война миров». У книги же Лассвица путь к читателю оказался куда более трудным. На русский язык она была переведена только после революции — вероятно, по причине того, что немецкий писатель дал не слишком лестную оценку существовавшему в то время в России царскому строю (впрочем, на самом деле вопрос спорный, к нему я ещё вернусь). Однако британский империализм в его изображении предстал уже совсем непривлекательным, это несомненно! Потому-то, должно быть, на английском языке роман вышел только в начале 70-х годов прошлого века. Причем в сильно сокращённом виде. Русский перевод, кстати, тоже почти в два раза короче немецкого оригинала. Однако особенно ужасно то, что и для самих немцев роман Лассвица в полном виде стал почти что недоступен. Нацисты не жаловали классика европейской фантастики. Его книги были уничтожены наряду с произведениями многих других авторов, которые пришлись им не ко двору...Так что публикаторы двухтомного издания (электронной версии книги) поставили себе в заслугу факт издания полного текста романа (это отмечено даже в подзаголовке книги).

Роман Лассвица посвящён теме контакта человечества с цивилизацией Марса — куда более древней, чем земная, превосходящей её как в научно-техническом плане, так и культурном. На культурном превосходстве Нуме (жителей Марса — Ну, по-марсиански) не раз настаивает автор, его герои. Сам, я как читатель, не очень понял, в чём именно это выражалось, так что просто принял на веру (может быть, в частности в том, что всякий приём пищи у марсиан должен был происходить в строжайшем уединении? а в романе из-за этого даже происходят конфликты).

При чтении «На двух планетах» я невольно сравнивал роман и с «Войной миров», и с «Аэлитой» Толстого, которую перечитал недавно. Первое впечатление, сложившееся от описания полярной экспедиции Торма, Зальтнера и Грунте, склонило меня было к выводу, что Лассвиц значительно уступает Уэллсу как фантаст. И он сильно уступает А.Н. Толстому как писатель. Но далее мои впечатления стали куда более сложными, куда более сложными!

Даже принимая во внимание мой крайне слабенький немецкий, думаю справедливо будет сказать, что у Лассвица действительно нет того языка, той образности, что присущи произведению Толстого. Опять же не нашел я у немецкого писателя и той кинематогрофической, зримой достоверности, за которую так уважаю английского классика фантастики. Но! Но я вдург сделал вывод, что на самом деле Лассвиц гораздо серьёзней...То, о чем он написал в этой книге, обладает — в отличие от ярких и талантливых романов двух его соперников! — обладает для нас сейчас жгучей актуальностью! К сожалению...

Контакт двух цивилизаций у Лассвица вылился не в дружбу двух миров — как к тому стремились главные герои книги, но по сути он и к войне миров не привел... Вернее, как бы это получше сказать? Да, кое-какие боевые действия происходили, но при этом сразу было понятно, кто победит.

Марсиане быстренько принудили землян к миру. Людям они понесли свою бесценную культуру. А с Земли — концентрированную солнечную энергию и концентрированный же кислород.

Перед Лассвицем следовало бы неоднократно снять шляпу. За то, что он показал, что 1) культура, которую прививают принудительно, неминуемо вызывает отторжение у цивилизуемых аборигенов 2) культуртрегеры (они же цивилизаторы) в ходе такого принудительного насаждения культуры, сами как будто заражаются худшими чертами диких туземцев — становятся авторитарными, нетерпимыми, негуманными и т.д.

Фактически Лассвиц первым поднял тему, которую будут разрабатывать потом другие авторы, в том числе в кино. В частности, я в увидел в одной из сюжетных линий романа некий прообраз кэмероновского «Аватара». Иными словами, и здесь любовь оказывается сильнее и выше узко понятого «патриотизма».

Но помимо всего этого Лассвиц оказался и неплохим фантастом. Его марсиане познали тайну гравитации и применяют её как в космических путешествиях, так и для полетов по воздуху. Регулируют силу тяжести на своей земной станции — до привычного им уровня. Даже придумали специальные диабарические шлемы — под которыми притяжение уменьшается до марсианского (т.е. такая антигравитационная установка, которая, как праздник у Хемингуэя, всегда с тобой). Лассвиц, видимо, в соотвествии с представлениями тогдашней науки, понимал гравитацию как давление мирового эфира (потому уменьшение притяжения достигается экранированием от этого давления). На таком же принципе работал лунный модуль мистера Кэйвора в романе Уэллса «Первые люди на Луне».

Но куда более сильно меня поразило «изобретённое» Лассвицем устройство под названием «Ретроспектива» (в оригинале — «Retrospektiv»). Нуме начились перехватывать ушедшие в мировое пространство лучи света посредством куда более быстрых гравитационных волн. Получив назад некое «эхо» в виде всё тех же гравитационных волн, далее они преобразовывали эти колебания обратно в лучи света и... Да, получали картинку некоего события, имевшего место в прошлом! (если отраженные лучи смогли, конечно, уйти в мировое пространство). Визуальная машина времени своего рода. И по ходу повествования марсиане несколько раз пользуются своей Ретроспективой.

Однако радиовещание открыли уже после публикации романа, потому высококультурные Нуме отправляют световые депеши для передачи сообщений. Не знают они и радиолокации. — Это как бы картинка на тему «чего не смогли предсказать писатели-фантасты».

А напоследок про русского царя. Марсиане в романе почему-то подчинили себе в первую голову Западную Европу. А за Россию взялись уже потом. Правда, в куда более брутальной манере, нежели та, что использовалась ими во время «принуждения к миру» строптивой Британии — в ту пору мировой державы номер один (сверхдержав тогда просто не было; её роль как раз и взяла на себя планета Марс). Царь как-то сразу согласился на условия марсиан. Этот шаг преподносится как эгоистичный и малодушный... Впрочем, можно ведь истолковать его и как жалость к собственному народу — ведь сопротивление обернулось бы огромными жертвами. Хотя, вся Россия, по Лассвицу, покорно приняла ярмо марсиан — раз уж царь так решил... Радикально иной вариант развития событий предполагался в отношении США — марсиане якобы были уверены, что там каждый штат будет драться за свою свободу.

Словом, Лассвиц не слишком высоко ставил потенциал России, очень благоговел по отношению к Штатам... Идеалом его однако было объединение всех цивилизованных народов в единую семью, в человечество. Можно назвать его демократом, интернационалистом и сторонником классового мира.

В этой работе, написанной в 2005 году, Курцвейл с цифрами и фактами в руках доказывает, что развитие современных технологий в ближайшее время примет экспоненциальный характер. Иными словами, если до сих пор научно-технический прогресс нарастал линейно, по прямой, т.е. достаточно медленно, в ближайшем будущем этот процесс будет уже описываться резко задранной вверх кривой (экспонентой). И сам темп нарастания будет нарастать. Это и станет той самой Сингулярностью, которая ознаменует радикальное изменение не только жизни человечества, но и самих людей и того мира, в котором они будут жить.

В происходящей в настоящее время научно-технической революции Курцвейл выделяет три важнейших направления: генную инженерию, нанотехнологии и робототехнику (в оригинале — genetics, nanotechnology, robotics, или GNR — в виде аббревиатуры).

Суть предрекаемой грядущей метаморфозы человечества можно свести к следующему: с помощью генной инженерии люди будут корректировать свою биологию, генномодифицировать самих себя, бороться с патогенными факторами. Этому преобразованию поспособствуют наработки в нанотехнологиях и робототехнике. В кровеносных сосудах и других органах человека будут перемещаться нанороботы (наноботы), размером как раз с кровяное тельце. Тем самым окажется расширено не только физическое могущество человека (он будет способен подолгу обходиться без внешнего кислорода, например), но и могущество интеллектуальное. Ведь мозг человека будет усилен искусственным разумом, который будут составлять опять-таки наноботы. Искусственный интеллект, по Курцвейлу, неизбежно превзойдет разум человека, причем многократно. А через наноботы каждый отдельный индивид будет подключен и к мировой сети, т.е. разуму мировому...

Курцвейл утверждает, что при этом не человек превратится в машину, а напротив та небиологическая составляющая, что будет принята в себя человеком, неизбежно обретёт человеческий характер. В наступлении же Сингулярности футуролог усматривает феномен не только технический, но и духовный. По Курцвейлу это будет естественным развитием эволюции, которую проделал сначала неживой мир, потом живая природа, а затем уже и человек. Это будет приближением к Богу.

Перспективы Сингулярности автор рисует не в одних только розовых тонах, но и указывает и на опасности, подстерегающие человечество на этом пути. Например, размножение враждебных живому миру нанороботов. Или возникновение враждебного человеку Искусственного Интеллекта. Бороться с этими проблемами придется по мере их приближения, примерно в том духе, как сейчас специалисты противостоят компьютерным вирусам.

Вообще, книга состоит из пролога, девяти глав и эпилога. Каждая глава разбита на маленькие под-главки. Они все снабжены в качестве эпиграфов высказываниями различных выдающихся умов, а завершаются такими полушуточными интермедиями, в которых принимает участие сам автор, а также ряд действительно существовавших или же вымышленных персон (например, Эйнштейн, Дарвин, Фрейд, Лудд, чьим именем было названо движение луддитов, Тимоти Лири и т.д.)

Автор рассматривает массу других проблем, не касающихся GNR напрямую. Но все равно так или иначе связанных с этими направлениями. Например, задачу потенциального контакта с внеземным разумом. А с другой стороны — задачу экспансии человечества во Вселенной. Особенно в том случае, если наша цивилизация является единственной во всей Вселенной.

Довольно много говорится о технических проблемах развития вычислительной техники, распознавании образов, моделировании ЭВМ по образцу биологических структур, в том числе и мозга. Не оставлены без внимания даже инновации в военном деле, которые нас ожидают в будущем.

По ходу рассказа приведено немало цифр, графиков, диаграмм, формул. Если честно, все эти выкладки я просто принимал на веру.

Есть также и возражения на критику его идей, выраженную с самых различных позиций.

В общем я весьма впечатлён книгой. Смутил меня лишь один моментик. Курцвейл не просто делает в книге прогнозы по поводу тех или иных достижений, но и указывает примерную дату того, когда это произойдёт (так приход Сингулярности он помещает в 2045 год). Но где-то уже ближе к завершению рассказа он между делом бросает, что к концу этого десятилетия, т.е. к 2010 году, уже будут созданы так называемые наношпионы. Кстати, по ходу чтения отметил, что о таких супермелких роботах, способных действовать как автономно, так и объединяться в более крупные структуры, Станислав Лем писал ещё в 80-е годы, причем, он особо выделил именно военный аспект применения такой «разумной пыли», не употребляя при этом слово «нано». Короче, цифра 2010 меня поставила в тупик. То ли Курцвейл на сей раз промахнулся, то ли наношпионы на самом деле уже и впрямь созданы, только о них скромно молчат. Ведь примеры подобного засекречивания сначала вроде бы открытых тем мы уже имели в прошлом....

Хотя это произошло сравнительно недавно, сейчас уже затрудняюсь с ответом, кто или что навело меня на эту повесть 1957 года. Скорее всего, делая подборку из «Библиотеки приключений и научной фантастики», я включил туда и детгизовское издание 63 года...

Ну что можно сказать вкратце? Главным образом то, что речь в повести идёт о контакте с иным разумом. Для советской фантастики версия дана достаточно не тривиальная. Общее же впечатление — произведение не очень ровное. Смелые озарения фантазии чередуются с довольно подростковыми моментами. Но как говорил Лем, такое вообще типично для фантастики. Так что всё-таки автор поработал очень недурно...

Всегда любил творчество Алексея Николая Толстого, хотя, надо признать, и не был особым его знатоком. Название рассказа встретилось в одной из книг цикла Василия Звягинцева про Андреевское Братство (и должен сказать, что чтение Звягинцева полезно уже только потому, что расширяет читательский кругозор).

Рассказ, который первоначально вышел под названием «Семь дней, в которые был ограблен мир», можно назвать фантастико-сатирическим. Пятеро авантюристов задумывают дерзкий план по отъёму денег и материальных ценностей в масштабах всего мира. Для этого они прибегают к чудовищной дезинформации и чудовищному вмешательству в существующий порядок вещей. Сюжетно рассказ связан с «Аэлитой», поскольку здесь упоминается не только инженер Лось и его ракета, на которой он совершил полёт на Марс и обратно, но его вклад в развитие техники используется проходимцами.

Рассказ служит иллюстрацией очень актуального в настоящее время тезиса, гласящего, что ломка мироздания чревата непредсказуемыми последствиями.

Понравился язык, несмотря на то, что ряд выражений показались архаичными или корявыми (типа: «...сутуло стоял на штурвале»). При чтении подавляющего большинства нынешних авторов возникает впечатление, что они разучились (а может, никогда и не умели) описывать происходящее. Они все — просто пересказывают действия, совершаемые героями, воздействия, которым те подвергаются. Толстой же стремится создать зримую картину — и это ему удаётся.

Малоизвестный нынешнему русскому читателю роман классика неоромантизма, поскольку новых переводов нет; единственный имеющийся был сделан, похоже, ещё до революции.

Наверно, и не главное произведение Стивенсона вообще. Действие происходит в вымышленном немецком княжестве Грюневальд, судя по всему, ещё до объединения Германии Бисмарком. Но намёк на «железного канцлера», мне кажется, в романе имеется (об этом чуть ниже). Главный, он же заглавный герой книги, принц Отто — номинальный государь Грюневальда, — человек добрый, тонко чувствующий, но — слабохарактерный... Он занят охотой, сочинением стихов (по отзывам — довольно слабых), домашними спектаклями. Его маленькой страной управляют его жена Серафина и премьер-министр барон Гондремарк, прожжённый интриган.

«Принц Отто» — произведение ярко выраженной драматургии. При чтении возникло даже чувство, что задумывался роман как пьеса — так велика в нём доля именно диалогов; и более того, всё, что с персонажами творится, так и просится на сцену. При этом не могу не отметить, что повествование ведётся совершенно особенным, именно стивенсоновским языком (порою не совсем простым для понимания человека, родившегося далеко за пределами туманного Альбиона). Многие эпизоды полны тонкого комизма, иронии. А нередки и философские нотки в дискуссиях героев. Однако финал, как мне думается, несколько подкачал. Не то чтобы показался предсказуемым, но после ряда довольно напряжённых сцен, в развязке сюжета мне как раз и не хватило той драматургии, в которой так преуспел автор и меня успел приучить...

Прочитал роман Конрада «Тайный агент», заинтригованный обсуждениями британской литературы, а также из интереса к так называемым «секретным миссиям».

Итак, роман британского автора. Написан более ста лет назад. Главный персонаж — действительно шпион. Но как выясняется далее, двойной. В первую очередь шпионит в пользу какой-то континентальной державы. Возможно, России. Сначала его боссом был какой-то барон Штотт-Вартенхайм, затем некий мистер (господин) Владимир. Имена как бы не совсем ярко-выраженно русские... Собственно шпионская интрига в романе не очень интересна. Но язык (хотя и не как у Набокова) и психология героев (хотя и не как у Достоевского) всё же заслуживают внимания... Достоевского вспомнил не случайно. Иррациональность поведения некоторых персонажей уж больно наводит на мысль... Видимо, волна увлечения творчеством русского классика к началу века только-только докатилась до берегов туманного Альбиона. Увы, такой же глубины проникновения в мотивы человеческого поведения мистер Конрад достичь не смог... Да и сам сюжетец выглядит полубессмысленным.

Рассказ Роберта Стивенсона «Похититель тел» — один из малых (по объёму) и, боюсь, неизвестных русскому читателю шедевров писателя. Такое же название было у каких-то американских опусов ХХ века и, соответственно, голливудских экранизаций, но вопреки такому совпадению, здесь обошлось без инопланетян. Стивенсон рассказывает историю вполне земную, хотя и не менее ужасную — в смысле, в жанре хоррор.

Бросается в глаза мастерство рассказчика: умение создать атмосферу (где-то даже нагнести её). Действие, как и во многих больших и малых произведениях Стивенсона, происходит в милой его сердцу Шотландии.

Отметил для себя то, что Стивенсон не удовольствовался сюжетом бытовым. Плюс, поставил проблемы нравственные. Причём, позицию свою заявлял совершенно недвусмысленно — будучи писателем западным, в этом ничуть не отличался от современных ему русских писателей. Это уже годы спустя, в ХХ веке западные литераторы (прежде всего западные) будут говорить с пониманием и даже сочувствием о разных подонках и проходимцах. Осуждать таких сделается немодным что ли...

«Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» была написана Стивенсоном в 1886 году. В настоящий момент имеются как минимум два русских перевода (Е. М. Чистяковой-Вэр — 1900 года и вариант более близкий к нам по времени, выдержанный в стиле ХХ века — Ирины Гуровой). В англоязычной же литературе это одно из самых, не побоюсь этого слова, культовых произведений.

В весьма концентрированном, сжатом виде писатель рассмотрел здесь проблему добра и зла, сочетающихся в пределах отдельно взятой личности. Приключенческой повесть, наверно, трудно назвать, но это классический образец фантастики и литературы ужасов.

Лично меня повесть привлекает более всего своим языком. Это как на русском читать прозу Пушкина, Лермонтова; или, скажем, те произведения Тургенева и Чехова, которые отмечены элементами мистики. Стивенсоновский сюжет теперь мне слишком уж хорошо знаком, чтоб порождать какие-то бурные или нервные чувства; герои — не вызывают симпатии, потому в финале не испытываешь пронзительного чувства утраты, как при чтении новеллы Джойса, а вот язык... по-прежнему да.

И ещё всегда возникал вопрос, куда же девалась хорошая половина несчастного доктора, когда от него оставалась только плохая часть... Впрочем, лучше на этом не настаивать, чтоб не прослыть занудой.

Роман Роберта Луиса Стивенсона «The Master of Ballantrae. A Winter's Tale» — «Владетель Баллантрэ. Зимняя повесть» — считается итоговым, одним из самых значительных его произведений. Лет -цать назад я читал его в переводе Ивана Кашкина (кстати, выдающегося мастера, заложившего основы школы современного русского перевода) — и был тогда разочарован. Мои ожидания как-то не совпали с прочитанным... Теперь я понимаю почему.

«Владетель Баллантрэ» — роман достаточно далёкий, как от канонов приключенческой литературы на момент его создания, т.е. в девятнадцатом веке, так и от принципов построения нынешнего авантюрно-фантастического боевика. В этом произведении Стивенсон как никогда близок творчеству Достоевского (с работами которого, он, между прочим, успел якобы познакомится в переводах на французский). На мой взгляд, «Владетель» — это такая развёрнутая и куда более реалистическая версия «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда». Там, воспользовавшись приёмом совершенно фантастическим, он выделил из личности героя его злую, порочную составляющую. Здесь, во «Владетеле Баллантрэ» речь идёт о противостоянии двух родных братьев, как бы символизирующих две стороны человеческой природы, хорошую и дурную, и являющихся непримиримыми антиподами. Младший брат, Генри Дьюри, представляет собой положительную и скучную посредственность; старший же брат, наследник титула, Джеймс Дьюри, обаятелен и талантлив, но — сволочь.

В этом романе, как мне представляется, Стивенсон не пытается ошеломить читателя неожиданными поворотами сюжета, характерными для других его произведений, для приключенческой литературы вообще. Иногда логика интриги вообще как-то хромает, кажется какой-то невнятной (можно, правда, сделать скидку на то, что повествование ведёт Эфраим Маккеллар, управитель поместья Баллантрэ, пользующийся языком достаточно архаичным — по всей видимости, стилизованным под восемнадцатый век). Но несомненная удача автора — это психология, проникновение в глубинные движения души главных героев. Портреты братьев, их отца, лорда Баллантрэ, миледи (до замужества — мисс Алисон) выполнены блестяще. Стивенсон — реалист, и в других его сочинениях никогда не встретишь таких идеализированных персонажей, какими полны, скажем, романы Жюля Верна. Здесь же мы видим его героев в развитии. Видим, как скучный, не наделённый никакими артистическими талантами Генри Дьюри, надломленный столкновением с братом, по выздоровлению становится озлобленным, мстительным, эмоционально неуравновешенным человеком, равнодушным по отношению ко всем, за исключением наследника — мистера Александера... Его брат, «злой гений» Джеймс Дьюри, вопреки всем ударам судьбы, напротив демонстрирует умение расположить к себе людей, даже врагов, прямо-таки кичится своей «королевской природой».

И ещё одно немалое достоинство романа — то, что можно назвать словесной живописью. Запомнилось описание окрестностей имения в ночь дуэли братьев — блуждания мистера Маккеллара во мраке в поисках тела погибшего. А также финал — последние злоключения кучки авантюристов, охотящихся за сокровищем Джеймса Дьюри в северо-американском лесу (а за ними тоже кто-то охотится, каждую ночь зверски убивая одного из незадачливых искателей золота, — тут автор, пожалуй, всё-таки отдал дань канонам литературы хоррора на тот момент), и сцена, в которой другая партия охотников, включающая несчастного Генри Дьюри, тайно наблюдают за тем, как индус Секундра Дасс раскапывает могилу своего саиба Джеймса Дьюри...

Прелюдия космоса» — первый роман классика научной фантастики ХХ века. Название упоминалось в сведениях об авторе, помещённых в сборнике «Лунная пыль», который, если не ошибаюсь, вышел в 1966 году в издательстве «Знание». Мне в руки книга попала четырьмя годами позднее, я только-только начал открывать для себя фантастику... Сборник перечитывал несколько раз, и предисловие, конечно. Название «Прелюдия космоса» меня просто гипнотизировало, особенно поначалу, когда я не очень понимал, что означает слово...

Буквально на днях узнал, что роман в оригинале написанный в 1947 году, в 1951 изданный, на русском вышел только в 2009. Впрочем, причины такой затяжной паузы вполне понятны. Дело даже не в том, что здесь Кларк и словом не упинает советской науки (ну да! в 47 году даже он не мог представить, что СССР вскоре станет космической державой №1!); просто в 60-е наши издатели не сочли книгу столь же интересной, как, допустим, «Лунная пыль» или «Пески Марса» (в продисловии тоже упоминались; а перевод вышел даже раньше, чем «Пыль», правда в журнальном варианте, в «Науке и жизнь», №№ 4-6 за 64й год). А почему — сейчас объясню.

В «Прелюдии» молодой писатель (ему было только 30) взялся описать первый космический полёт — полёт на Луну — и сделал это со всей присущей ему научно-технической дотошностью.

Собственно, речь идёт лишь о подготовке полёта; запуском корабля «Прометей», состоящего из могучего крылатого челнока-носителя «Беты» и космического модуля «Альфы», роман как бы и заканчивается.

Чтобы подробная очерковая манера подачи материала стала убедительнее, происходящее мы видим, главным образом, глазами историка из Калифорнии Дирка Алексона. Задача Алексона — таким образом собрать весь необходимый материал, чтобы эпохальное событие было понятно в первую очередь не современникам, а потомкам.

Критика часто сближает американца Азимова и англичанина Кларка. Но мне всегда был ближе последний. Манера его письма представляется мне гораздо более убедительной. Конечно, в отличие от Джойса и Вулф он не топит читателя в потоках сознания, но психологические портреты героев всегда зримы; пусть и скуповато, но также наглядно Кларк делает описания ландшафтов и интерьеров. Язык писателя, в оригинале, не страдает тем легким косноязычием, который присущ некоторым британским писателям (например, Уиндему). И потом, когда это уместно, Кларк умеет осветить происходящее мягкой улыбкой. Понравилась глава, в которой описывается банкет накануне отлёта, то, как Алексон беседуя с незнакомцем, оказавшимся его земляком, американцем из Калифорнии, принял его за очередного пронырливого журналиста...

Читая, не мог мысленно не делать пометок, какие предсказания автора оказались точны, в чем он ошибся. Про неучастие СССР в Межпланетном сообществе я уже сказал. Первые вылеты в космос (но почему-то по Кларку они не являются настоящими космическими полётами, значит, суборбитальные) он отнёс на начало 60-х — довольно точный прогноз. Но «Прометей» у него летит на Луну в 1978 году, и с атомными двигателями. В действительности же атомные двигатели так никогда и не пошли дальше проектов и лабораторий, а реальный полёт на Луну состоялся почти на 10 лет раньше и на химических двигателях! Так что ракета «Сатурн» превосходит «Прометей» — размерами, конечно, — в разы.

Вместе с тем рассуждения Кларка о том, что завоевание Солнечной системы возможно только с применением атомных ракет, представляется верным, пусть и в отрицательном, если так можно сказать, смысле. В действительности космонавтика до сих пор располагает только химическими ракетами и в результате, более чем 50 лет спустя после начала космической эры, топчется в основном в окрестностях Земли. Исследования же более отдалённых областей ведутся довольно-таки медлительно, растягиваются на годы. Как ни обидно, но приходится это признать.

И ещё, по ходу чтения встретил ряд интересных фразеологизмов, британских, конечно же, по преимуществу. Все фразы абсолютно интеллигентные и, по-хорошему, надо бы их просто тупо зазубрить, но... Лень-матушка. Впрочем, ещё раз пробежаться по тексту никогда не поздно.

С этим романом, «Война мороженого», Уильям Бойд вошёл в финал Букера в 1982 году. Для всех прочих известных мне крупных работ писателя характерно то, что в каждой из них — только один главный герой и происходящее подаётся увиденным его глазами. Эту книгу можно назвать панорамным романом, пусть и довольно компактным, — главных героев здесь несколько, география событий, в которых они принимают участие, весьма обширна. Хронологически действие охватывает временной интервал от июня 1914 года до января 1919, включающий в себя Первую Мировую войну. Само название романа восходит к строчке из реально существующего письма одного из участников боевых действий в Восточной Африке, написанного в октябре 1914 года и предрекающего скорое окончание кампании: якобы, всё это продлится не больше двух месяцев, потому что здесь слишком жарко и мы растаем, как мороженое на солнце...

В своём романе Бойд нарисовал очень странную войну. В которой совершенно нет места подвигу, в которой люди погибают и умирают бессмысленно и нелепо... В процессе которой выжившие становятся совершенно другими людьми... В которой буквально всё идёт не по плану...

Должен отметить, что размещение этого произведения на одной странице с сочинениями шотландского писателя Уильяма Бойда является ошибкой. Соавтором А. Азимова в данном случае является американский учёный и писатель-фантаст Уильям Клаузер Бойд ( William Clouser Boyd)

В своё время этот роман, «Броненосец», опубликованный издательством «Иностранка» в 2003 году тиражом 5 тысяч, стал для меня настоящим открытием. Я сразу понял, что Уильям Бойд — мой автор. И чтение других произведений писателя, как в русских переводах, так и в оригинале, только укрепило меня в такой оценке.

Роман «Броненосец» вышел в 1998 году. Очевидно, что действие его происходит в конце 90-х прошлого века, — хотя автор буквально первыми словами своего произведения выражает нежелание называть точные даты: «Однажды в нашу пору... впрочем, это произошло в самом начале года...» Герой — молодой высокий человек лет 30 по имени Лоример Блэк. По профессии — оценщик ущерба (убытков — в переводе Татьяны Азаркович). Но русский вариант этого термина мне представляется вообще довольно поверхностным и косвенным. Loss adjuster — тот, кто корректирует, оптимизирует потери, сказать совсем уж прямо, уменьшает и преуменьшает их... Промежуточное звено между пострадавшей стороной и страховой компанией, которой надлежит выплатить страховую премию... Потому это довольно опасная профессия, хотя Лоример и гордится ею.

В акценте на эту сторону книги и лежит, я полагаю, причина негативных её оценок (а роман получил самую противоречивую критику — сравнительно с прочими произведениями Бойда). Однажды пришлось читать даже отзыв, в котором «Броненосец» противопоставлялся... «Бойцовскому клубу» Паланика! На мой взгляд, нет книг более далеких друг другу. Прямолинейно-туповатый, ударно-бездарный опус Паланика предназначается для подростков (или тех, кто так и не вышел из этого возраста, интеллектуально). В романе же Бойда, моё мнение, детективная линия (и в самом деле какая-то темновато-невнятная, уж если говорить о тех финансовых махинациях, жертвой которых становится главный герой) как раз не главная. Эта книга в диккенсовской традиции, полная своеобразных, весьма комичных персонажей и не менее комичных ситуаций. Но также и моментов щемяще пронзительных... Ведь, как всегда у Бойда, как справедливо заметил кто-то из его соотечественников, это в первую очередь human story... история человеческой судьбы...

Рецензию на этот роман прочитал в журнале «Эксперт», обнаружив номер... в деревянном кармашке туалета на работе, — кажется, так. Очень в духе, кстати, сего сочинения, которое было объявлено в той рецензии невероятно новым, смелым и сильным словом отечественной словесности.

Спустя какое-то время (месяц-два-три) уже держал книгу в руках, в книжном магазине (тогда ещё даже не задумывался о том, что могут существовать электронные e-book-и), но почему-то не купил. Усомнился.

Прошло больше десяти лет — прочитал. Не нашёл там ни языка, который так хвалили — не только в той давней рецензии, но вообще многие, ни той смелости мысли, ни того полёта воображения, которые должны быть присущи по-настоящему талантливой фантастике. Ни... «отчаянно честный роман об экзистенциальном ужасе и любви», так сказано в аннотации — не нашёл тоже. Ужасы, впрочем, есть, но, пожалуй, и всё.

Роман, написанный в 2002-2003 годах (как уже страшно давно это было!), изображает Землю 2060 года, мир окончательно победившего гедонизма. Человечество семимильными шагами загоняет себя в оскотинивание — впрочем, у кого насколько хватает материальных средств. Кто-то реально превращает себя в звероподобных существ (морфирует), кто-то пока ещё ограничивается тем, что испытывает те переживания (конечно же, сексуального характера), которые записаны для них специальными порностудиями, использующими порноактёров и особую аппаратуру. Впрочем, других студий и других актёров у человечества больше нет. Порно всего лишь делится на так называемую ваниль, якобы соблюдающую олределённые правила, и чилли, что работает уже не по этим правилам, а по своим.

В романе показаны те, кто производит порно, кто продвигает его на рынок (далеко не всегда легальными и безопасными, в том числе для собственного здоровья способами), и те, кто пытается с порно бороться — вернее, с нарушениями в области производства и продвижения порно на рынок.

По ходу чтения несколько раз пытался это дело бросить... но брал себя в руки и продолжал. Несколько напомнило разгребание навозной кучи, в которой таки обнаружил несколько — нет, не жемчужин и не крупиц золота, конечно — а вполне ещё пригодных ддя заколачивания в доски гвоздей. А именно: эгоизм людей, даже эгоцентризм, их глухоту к ближним своим авторы показали весьма зримо. Ещё зацепил момент, когда один из героев посещает дачный посёлок, основанный дедами-прадедами, в лихие 90-е (термин не упоминается; впрочем, в 2002м — 3м его и не было ещё). Подумал (уже не герой, а я сам): а у ведь у тех, кто будет жить в 2060м году, какие-то легенды о нашем временем останутся?

Вот только они, эти легенды, полагаю, будут иными, потому что и реальный 2060-й год будут иным, не таким, как в книге «Нет».

Предвосхищаю возражение: мол, на самом деле книга о нашем времени, и это такой протест... А вот мне, когда читаю подобное, почему-то часто (почти всегда) кажется, что авторы не протестуют — нет, напротив, они сами хотят, чтоб так всё и было...

Этот роман, всё-таки в чём-то и крепкий (не только крепкими выражениями), цепляющий, не отпускающий читателя, написан хоть и дурным, но русским языком, потому возникает и такой вопрос: а как авторы вообще-то относятся к тем, кого принято довольно неуклюже называть носителями этого языка? Нет, авторы вряд ли этих носителей сильно любят. Ведь даже самый симпатичный в романе персонаж, представитель российской глубинки, кажется, единственный, кто морфирует себя не в зверя, а в человека, показан этаким чудачком-дурачком, придурковатым интеллигентиком, что-то там рассуждающим про силы российской глубинки. Авторы явно принадлежат к тем довольно многочисленным представителям населения страны, которые так сильно были шандарахнуты происходившим на стыке 80х-90х годов, что страна для них стала страной-лузером, навсегда обреченным только деградировать, разлагаться и загнивать. Увы-увы — но взгляд совсем не смелый и не оригинальный.

Вот таковы мои первые и, возможно, весьма сумбурные впечатления от книги под странноватым названием «Нет»...

«Конец Вечности» Азимова — этот роман очень хотел прочитать в детстве — как и всю «Библиотеку современной фантастики», впрочем. Однако добрался до него только лет в 30 и в другом издании («Мир приключений» «Правда»). Но тогда прочитать не смог — вступление показалось очень примитивным...

Недавно узнал, что в нулевые был опубликован другой, полный перевод романа (в старом, «библиотечном», имелись купюры). Под влиянием Василия Звягинцева (для него эта книга типа культовая) решил взяться за оригинал. Благо, язык у Азимова не самый сложный, и летом читал первые две книги его «Foundation» прямо на берегу Эгейского моря и без всякого словаря.

Первые впечатления от «Вечности», как и тогда от «Основания», были несколько бледноватыми... Простым показался не только язык, но и герои и, главное, подход к изменению истории (речь в книге в первую очередь идет именно об этом — постоянном корректировании истории). Уж очень легко всё учитывается и просчитывается. Если б на самом деле всё было так...

Но примерно с середины действие меня захватило, я стал с интересом следить за развитием ситуации и где-то даже сопереживать главному герою Технику Эндрю Харлану, влюбившемуся аж до беспамятства...

Дочитав до конца, пришёл к выводу, что роман совершенно справедливо считается одним из самых главных в фантастике, в «Библиотеку современной фантастики» включен был правильно. Азимов создал оригинальную модель мира, определил одно из направлений развития фантастики. Потому и Звягинцев эту книгу уважает — в своих книгах только перекроением истории и занимается. Но в отличие от Азимова он не первопроходец.

Роман написан сухим, «протокольным» слогом. Эмоции у автора прорываются только в самые «ударные» моменты. И такая писательская тактика, наверно, была правильной. Рансмайру удалось выполнить поставленную задачу — весьма весомо и зримо передать те самые ужасы льдов и мрака, которые заявлены в названии.

На мой взгляд, Борис Батыршин — восходящая звезда российской фантастики. Издана пока одна книга, но написана уже трилогия. Если две другие части столь же хороши, как и первая, это очень, очень хорошее начало.

По жанру, вернее, поджанру — история о попаданцах. Но свободная от «родового проклятия» типичного именно для такого рода фантастики. Герои книги, отец и сын Семёновы, попав из Москвы 2014 года в Москву 1886, вовсе не спешат усовершенствовать эпоху, а прежде всего стремятся вжиться в новую для них действительность.

Написана книга очень увлекательно, на уровне лучших образцов приключенческой литературы, причем подходит как для юношества, так и для более пожилых людей. Не такое уж частое качество в последнее время.

Автор не только владеет мастерством построения динамичного сюжета, но и любит отечественную историю. Чувствуется, что то, о чем он пишет, ему дорого и близко. И вероятно, тут кроется главный секрет обаяния книги.

На мой взгляд, книга представляет собой соединение трёх жанров: фэнтези, крутого детектива и... вестерна.

Действие происходит в некоем вымышленном мире в стране, населённой как минимум тремя расами разумных существ (эльфы, гномы и люди; упоминаются также орки), где помимо обычных физических законов действуют и законы магии. Главный герой — частный детектив по имени Гэбрил (в каком-то смысле «брат» Филипа Марлоу, персонажей Хэммета). Элементы вестерна выражены в том, что по уровню науки-техники изображаемый мир находится где-то в земном девятнадцатом веке. Пассажирское сообщение осуществляется посредством дилижансов. В книге есть эпиход погони за таким дилижансом — вполне в духе вестернов студии «ДЕФА», историй о Зорро и т.п.

Быть может, предпочтительнее было бы, если бы автор построил своё произведение на материале истернов, отечественной истории (касающейся освоения Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии), но вместе с тем не могу не отметить, что сюжет выстроен весьма занимательно. По крайней мере, читая, отдыхал душой.

Не думаю, что ошибусь, если скажу, что Лем никогда не видел танкового боя. Да он и в армии-то не служил! Но рассказ написан будто очевидцем и участником. Личные впечатления с лихвой компенсировало могучее воображение будущего автора «Рассказов о Пирксе», «Соляриса», «Гласа Господа».

Уже в первом своём фантастическом романе будущий великий мастер поднял магистральнуую для всего последующего творчества тему — контакта с иным разумом. И справился с задачей великолепно, решение дал совершенно нетривиальное. И хочется отметить ещё то, что финал не менее пессиместический, чем, скажем, в его зрелом шедевре «Глас Господа».

Весьма впечатлила высокая структурированность показанного в книге виртуального мира, а также неиссякаемое острословие героев — даже если материал и почерпнут в недрах интернета, как тут уже предположили.

Прочитанный в журнале «Пионер» (кстати, буквально на днях узнал, что это был всего лишь журнальный вариант), этот роман, похоже, оказался самым первым для меня крупным фантастическим произведением. И на несколько лет стал своего рода эталоном фантастики. Не Ефремов, не Стругацкие, не Уэллс и Верн, а именно книга Петра Стыпова. В которой изображено было освоение космоса и, главное, встреча с братьями по разуму. Похожими и вместе с тем не похожими на людей. Превосходящими их не только интеллектуально, но — зачастую — и нравственно. И очень запал в душу огромный звездолёт мионян. Только таким должен был быть звёздный корабль, дом по сути, предназначенный для преодоления огромных расстояний.

Прошли годы, я познакомился с творчеством других фантастов, с нефантастической литературой. И стал понимать, что «Гости с Миона», увы, не вершина мировой фантастики. И даже более того — роман несёт на себе печать тяжёлого противостояния двух миров, но разделённых не межзвездным расстоянием, а всего лишь политическими системами... Роман, как мне казалось тогда, времени уже прошедшего. Поскольку наступила более светлая, мирная, творческая эпоха. Так тогда казалось...

Фактура выписана весьма реалистично, чувствуется, что автор, по крайней мере один из тандема, в прошлом — военный человек.

Сюжет — «слоёный»; по ходу действия открываются новые «пласты». Концовка же такова, что предполагает продолжение.

Повествование не совсем ровное, но это нормально для дебюта. Какие-то моменты показались выписанными ничуть не хуже, чем у мэтров.