Д. Заславский. Мечты и гаданья (статья) // Правда № 1, 1 января 1937, стр. 4
Д. Заславский.
Мечты и гаданья.
-----------------------------
Вера Павловна смотрит на поля и удивляется: она никогда таких полей не видела. Она говорит восторженно:
— Нивы — это наши хлеба, только не такие, как у нас, а густые-густые, изобильные-изобильные. Неужели это пшеница? Кто ж видел такие колосья? Кто ж видел такие зерна?
Поля удивляют Веру Павловну, а нас удивляет Вера Павловна. Хлеба обыкновенные, колхозные, выращены ударниками, стахановцами сельского хозяйства. Пшеница, безусловно, хороша, но могла бы быть и лучше. Откуда она приехала, Вера Павловна , — из каких мест? И имя у нее русское, а восторг какой-то иностранный, интуристский.
Вот смотрит она зачарованными глазами на поле и говорит:
— Группы, работающие на нивах, почти все поют: но какой работой они заняты? Ах. это они убирают хлеб. Как быстро идет у них работа! Ну, еще бы не идти ей быстро, и еще бы не петь им! Почти все делают за них машины — и жнут, и вяжут снопы, и отвозят их, — люди почти только ходят, ездят, управляют машинами...
Да что же. собственно, тут удивительного? Идет обычная уборка комбайнами. И машина даже не вяжет снопов, потому что деде обходится и без снопа...
Вот пришла она в колхозную столовую в недавно выстроенном дворце культуры.
— Понравилось вам. Вера Павловна? — спрашиваем ее.
А она рассказывает в каком-то экстазе:
— Великолепная сервировка. Все алюминий и хрусталь: по средней полосе широких столов расставлены вазы с цветами, блюда уже на столе, вошли работающие, все садятся за обед — и они, и готовившие обед...
Веру Павловну в особенности тронуло то, что у нас называется общественным питанием. Мы как-то прозаически относимся к нему и даже придумали слово «нарпит». А Вера Павловна чуть ли не в стихах говорит об этом. Боюсь, она немного опоэтизировала обыкновенный обед в колхозной столовой. Правда, столовая очень хороша, образцовая столовая, и действительно посреди столов стоят цветы, очень чисто, симпатично. Ложки, возможно, алюминиевые, но что касается хрусталя, это Вера Павловна хватила чересчур.
Конечно, будет в наших общественных столовых и хрусталь, а ложки и вилки из серебра, но пока еще нет этого. И нет того, что показалось Вере Павловне на полях какого-то колхоза.
— Как они удобно устроили себе, — восхищалась Вера Павловна, — день зноен, но им, конечно, ничего: над той частью нивы, где они работают, раскинут огромный полог; как подвигается работа, — подвигается и он; как они устроили себе прохладу!
Идея остроумная. Жаль. Вера Павловна не помнит, как называется этот колхоз. Крытые токи есть во многих местах, но этакого передвижного навеса, или полога, не приходилось встречать. Но если его еще нет, — возможно, он будет.
По части техники Вера Павловна, впрочем, слабовата. Ее несказанно поразило обыкновенное электрическое освещение. Она не удивилась бы, если бы встретила его во дворце пионера. Но такое обилие света во дворце трудящихся!
Вот что, однако, она вполне оценила: наше веселье, нашу радость. Вера Павловна рассказывала потом:
— У них вечер, будничный, обыкновенный вечер... Но когда же я видела такую энергию веселья? Но как и не иметь их веселью энергии, неизвестной нам? Они поутру наработались. Кто не наработался вдоволь, тот не приготовил нервов, чтобы чувствовать полноту веселья.
Вера Павловна выражается несколько старомодно. А главное: что же она — никогда в своей жизни веселья не видала?
Нет, говорит она, видела. Но это, объясняет она, не настоящее, не полное веселье, когда смущает воспоминание о лишениях, бедах, страдании. Веселье у них, говорит Вера Павловна, — это мимолетный час забытья нужды и горя.
— А здесь, — продолжает Вера Павловна, — нет ни воспоминаний, ни опасений нужды или горя; здесь только воспоминания вольного труда в охоту, довольства, добра и наслаждения, здесь и ожидания только все того же впереди... Счастливые люди!
Может быть, и тут Вера Павловна несколько приукрашивает. Она, например, убеждена, что все поголовно у нас музыкальны, все поют, играют на разных инструментах. Она в восторге от нашей хоровой культуры.
Это не так. До этого мы еще не дошли. Но в основном Вера Павловна права. Ей, пожалуй, даже виднее, чем нам. Мы, может быть, сами не вполне оцениваем успехи нашей культуры. То, что видела Вера Павловна у вас, наблюдается еще не повсеместно. Но это, несомненно, будет всюду.
В общем приятная интуристка. Приятно показывать ей наши новостройки. гигантские предприятия, новые города,
— Неужели ж это мы? — восклицает она. — Неужели это наша земля? Я слышала нашу песню, они говорят по-русски...
Она не узнала. Она. Вернувшись с Кавказа, она рассказывала:
— Горы, одетые садами; между гор — узкие долины, широкие равнины. Эти горы прежде были голыми скалами, теперь они покрыты толстым слоем земли, и на них среди садов растут рощи самых высоких деревьев: внизу, во влажных ложбинах, — плантации кофейного дерева; выше — финиковые пальмы, смоковницы; виноградники перемешаны с плантациями сахарного тростника; на нивах есть пшеница, но больше рис.
По-видимому, Вера Павловна побывала где-то вблизи Колхиды. За точность ее сообщения нельзя поручиться, но в основном она правильно нарисовала картину сказочно меняющего свой вид Кавказа.
Кто же она, эта странная туристка, откуда, из какой страны приехала она к нам со своими восторгами? Она русская и на эмигрантку совсем не похожа. Она словно спала десятки лет, заснула в старой России и проснулась в советской стране в наши дни.
Но ведь почти так оно и есть. Вера Павловна во сне видела нашу страну. Это ее знаменитый «четвертый сон» в романе Чернышевского «Что делать». Вера Павловна видела во сне будущую социалистическую Россию.
А в действительности то, что называлось сном Веры Павловны, было мечтой одного из лучших, благороднейших сынов русского народа — революционного демократа и утопического социалиста Чернышевского. Он писал свой роман в тюрьме. На окне его камеры была железная решетка. Он видел перед собой только серые тюремные стены.
Видение этого будущего могло быть только сном десятки лет назад, и только в романе могло найтись место для такого сна. Это была тогда сказка взрослого человека для взрослых людей, и над сном Веры Павловны издевалась реакционная критика.
Сон Веры Павловны принадлежит к числу классических утопий, а утопия — это то, для чего нет места в реальной действительности, о чем можно только мечтать. Так мечтал о будущем Кабе в «Икарии» и еще многие выдающиеся писатели и мыслители.
Однако мы перечитываем теперь старые, пожелтевшие страницы; в них много наивного, но это совсем не сон, совсем не сказка и не утопия. Это подлинная наша действительность. То, что видела Вера Павловна во сне, мы видим наяву. Это осуществилось, — и подчас мечта Веры Павловны о будущем кажется нам рассказом о вчерашнем. Мы можем рассказать о нашей жизни больше, чем привиделось это лучшим людям прошлых десятилетий. В строгих, чеканных формулировках статей Сталинской Конституция записано больше подлинного исторического творчества, чей в наиболее поэтических видениях гениальных художников. То светлое, прекрасное будущее, которое было мечтой и остается мечтой на большей части земного шара, воплотилось в жизнь, приобрело реальные очертания в советской стране, и права была Вера Павловна, восклицая о нас, современниках Сталинской Конституции: счастливые люди! А ведь и мы — только предшественники тех людей, которые сон Веры Павловны сделают всемирной реальностью. Мечты лучших людей прошлого времени, став реальностью, сменились нашими мечтали.
Мы тоже мечтаем. Мы тоже видим сны. Они так же прекрасны, как сон Веры Павловны, как видения и мечты Кабе и Фурье. Мы видим в будущем цветущую и радостную землю, на которой освобожденный, творческий, радостный коллективный труд создает подлинные чудеса. На этой земле людям будущего дурным сном кажутся войны, капиталистическое рабство, национальный гнет, фашистское варварство.
Мы знаем, что это будет, и наша мечта станет реальностью, как реализовалась у нас мечта Чернышевского. Мы знаем теперь с научной точностью то, о чем только догадываться могли наши предшественники. Мы знаем не только будущее, но и пути к будущему. Они проложены гениальными вождями пролетарской революции.
Мы не говорим обычно о своих мечтах. Мы завоевываем будущее в суровых боях вместо того, чтобы говорить о будущем. Наша литература не нуждается ни в снах, ни в толковании снов. Но мы любим будущее, мы знаем, что оно светло, прекрасно. Мы следуем завету Чернышевского, работая для будущего, приближая его, перенося из него в настоящее столько, сколько можно перенести.
Встреча нового года располагает к мечтам. Нам приятно представить себе Испанию, освобожденную от фашистского зверья, радостную, счастливую. Мы знаем, что это будет. Мы любим это будущее, стремимся к нему, работаем для него. Нам приятно представить себе Германию в расцвете и блеске ее культуры, Германию, в которой детям рассказывают, как о кошмарном сне, о кровавом фашистском бесновании. Мы знаем, что это будет, и вам незачем гадать, когда это будет.
Мы мечтаем иногда, но никогда не занимаемся гаданьем. Гадают отживающие классы, не уверенные в своем ближайшем дне. Они тревожно вглядываются в темное и загадочное для них будущее. Мечтать они разучились, да и о чем они могли бы мечтать!
Гаданьем заполнены новогодние номера буржуазных газет. Это не только традиция и не только забава. К древнейшим временам восходит эта потребность темного человека узнать свою судьбу. «Что день грядущий мне готовит?» — об этом открыто или тайно вопрошают все буржуазные политики. И гаданьем занимаются не только профессиональные шарлатаны. Авторы передовых и иных статей в больших капиталистических газетах прорицают под новый год, стараясь в зловещем тумане найти хотя бы малейший просвет для обанкротившегося, проваливающегося, на корню гниющего старого мира. И мы можем с полной уверенностью сказать, что ничего хорошего не готовит капиталистическому обществу ни грядущий день, ни грядущий год.
А мы не гадаем. Пролетарская революция не верит в судьбу. Она сама готовит свой грядущий день и грядущий год. Мы знаем, что он будет прекрасен. Он не может быть иным, потому что он приблизит нас к тому светлому будущему, о котором мы мечтаем, которое мы любим, для которого мы работаем.
-------------------------------------------------
Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ
цитировать
свернуть ветку