Но наши отряды, ох, отборные,
и те, что нас любят, — все смотрят нам вслед,
Да только глядь на образа, а лики-то черные,
И обратной дороги нет (с)
От самого сердца выражаю глубокую признательность соавтору alexlazer который на своей броской талантливой подаче принял участие в обзоре этого альбома 1991 года, записанного на основе живого выступления «Алисы» в Лужниках. В свою очередь искренне надеюсь, что в данной эклектике крепко сбитых композиций «Алисы» по принципу опции тасования треков оригинальный почерк каждого останется красиво замикшеванным и выгодно оттеняющим стилистику «Шабаша» непосредственно.
Эта пластинка — стильный такой полированный разворот с аскетичным оформлением красного и чёрного в привычном гранже «Алисы» — тогда в далёкой юности опрокинула раз и навсегда мировоззрение ещё неокрепшего ума абсолютно статичного школьника в лице сего скромного сочинителя скромной авторской колонки.
И песни «Алисы», как оказалось, включают такую сильную ностальгию, что эти мощные флэши буквально вышибают из привычного «здесь и сейчас» с тотальным погружением в прежние аллюзии воспоминаний.
Данный лакированный двойник «Шабаша» одной из самых классных тусовок отечественного рока был «случайно» куплен в начале нулевых на «развалах» провинциального города за первые премиальные а-ля начинающего рецензента. И терпеливо постигая тогда азы среднего образования, вместо общеобразовательной алгебры, он строчил на «заднике» тетрадки в клетку — перевернутой кверху ногами, чтоб не запутаться потом, где алгебра — свои первые тексты. Все они были весьма рваные и экспрессивные — зато искренние и честные. И каково же было моё глубокое удивление, когда из бесконечного коллективного бессознательного вдруг явственно подмигнули: Мы не одни во вселенной
А эта самая экспрессия горячей лавой рваных текстов и великолепных примочек Кинчева разлилась в душе и заполнила собой всё внутри буквально с первой композиции «Шабаша».
Именно тогда на подсознании произошёл удивительно слаженный щелчок, словно клацнул какой-то спусковой механизм триггера вечно беспокойной души, и вдруг в полсекунды стало ясно: Я абсолютно взрослый человек со своими плюсами и минусами взросления. Но взрослый и самостоятельно принимающий решения, — с правом на адекватный выбор пусть даже не оформившегося до конца подростка.
И нужно ли говорить, что к таким, как Кинчев, буквально прирастаешь душой. И нужно ли акцентировать то, что в этой жизни нет места случайностям…
За первой пластинкой была череда отвязного драйва на концертных площадках этого фронтмена, где на плотной модуляции офигенно красивого голоса в искреннем обожании публики, скандирующей выход Кинчева на сцену, он всегда с ироничным драйвом раскатисто приветствовал: Аааа-ллл-и-са!
Мы вместе! — на тысячи голосов орала истеричная толпа фанов, влюбленная в него каждым фибром своей преданной души.
У Кинчева не только талант написания глубоких текстов. У него редкая подача демонстративного театрала, который так любит сцену и свою «Алису», что дарит себя стократно в каждом выступлении миллионам своих фанов. За эту искренность и широту его души в сущности и обожают «Алису».
И точно так же как в своё время многие лечились Высоцким — позже выросло иное поколение рокеров, которые стали на свой лад латать дыры в душе своему преданному и настежь открытому слушателю. Для многих рождение «Алисы» было как глубокий глоток того воздуха, пульсирующего откровениями Кинчева, в котором можно растворяться, напитываясь его брутальной энергетикой, бесконечно.
Здесь не лишним будет сказать, что Шабаш в концепте заглавия представляет собой талантливо и с душой сложенный перевёртыш СашБаш — все песни этого альбома посвящены памяти трагически рано ушедшего Александра Башлачева, которого очень любил и ценил Кинчев во времена их буйной молодости.
«Шабаш» — одна из самых любимых вещей для Армии «Алисы», накачанная сакральными импульсами культового фронтмена до предела.
Кинчев в своих интервью никогда не скрывал, как сильно на него повлиял Башлачев в своей импульсивной манере написания сложной поэтики. И алисовский «Шабаш» написан на таком классном микшере усиления смыслов — словно до сих пор горит и плавится небо, под которым «Алиса» долгие годы давала свои концерты на многомиллионных стадионах. И в концертной подаче этой песни такая глубокая самоотдача и ядерная энергетика самого фронтмена — всякий раз стынет кровь от того, как распахнутый настежь Кинчев отдает своё огромное сердце другому, аскетично его полосуя и отпуская на все четыре стороны.
Что касается концертной «Алисы» — она по-прежнему держит отличный тонус и плотный график туров. В 2018 году вместо Игоря Романова в «Алису» приходит не менее одарённый Павел Зелицкий, один из лучших отечественных соло гитаристов. И это один из самых удачных «дивидендов» в концертную деятельность «Алисы». Зелицкий виртуозно держит на себе практически весь концертный репертуар. В юбилейном туре «Алиса 35 лет» Кинчев, разменявший уже шестой десяток, в самых значимых местах мудро «прячется» за яркими фрагментами игры Зелицкого. Во многих интервью он с отеческой любовью броско кидает от себя следующее:
Пашка — это находка, уникальный гитарист! При этом еще и трудоголик. Он действительно заставил нас всех опять получать удовольствие от репетиций, а это дорогого стоит.
Павел не просто виртуоз и мастер потрясающих оригинальных соло. Он играет на таком бешеном разрыве и на таком мощном предоргазмическом состоянии, когда буквально вылетаешь в Космос, сливаясь со всем живым и сущим.
И да, к такой плотной подаче «Алисы» нужно иметь особый иммунитет.
И да, у многих фанов он накачан годами.
Ведь в данном случае имеешь дело с особым наркотиком, раздвигающим границы привычного сознания.
Уже в 1996 году сам Кинчев признал этот альбом 1991го лучшей работой «Алисы». Практически каждый свой концерт они открывают именно «Шабашом». Если бы в отечественном роке был сегмент Экзистенциальный хоррор — «Алиса» была в нём открывающей.
И под мрачный протяжный депрессив клавиш Кинчев начинает своё талантливое иносказание.
Ветрам вверяли голову, огню — кресты нательные.
Легко ли быть послушником в приходе ряженых?!
Христос с тобой, Великий каверзник!
Стакан с тобой, Великий трезвенник!
Любовь с тобой, Великий пакостник!
Любовь с тобой!
Любовь!
Солнце с рассвета в седле, кони храпят, да жрут удила.
Пламя таится в угле, небу — костры, ветру — зола.
Песни под стон топора, пляшет в огне чертополох.
Жги да гуляй до утра, сей по земле переполох!
Памятью гибель красна, пей мою кровь, пей не прекословь!
Мир тебе воля-весна! Мир да любовь!
Мир да любовь! Мир да любовь!
Это лишь начало доброй игры.
Вместо ста избранных
По бурелому ветра понесут
Стаи расхристанных.
Будет потеха, только ты смотри,
Hе проворонь зарю.
Эй, птицы-синицы, снегири да клесты,
Зачинайте заутреннюю!
Есть предположение, что песня группы «Алиса» «Жар Бог Шуга» написана под влиянием творчества лидера группы «Калинов Мост» Дмитрия Ревякина. В общем-то, вполне себе обоснованное предположение, уж очень много элементов славянского язычества Кинчев сюда включил.
Лысые поляны да топи в лесах,
Это шьет по пням весна.
Хей, лихоманка вьюга-пурга,
Что, взяла? Ха! На-ка, выкуси-ка!
Кыш паскуда, черная ночь!
«Созидающая песня», по словам автора. Замечательный погребальный гимн на тему «прощай, зима – здравствуй, тепло!». В ней – Бог и чёрт, боль и любовь, сила и неистовство, воинственность и милосердие. Соединение древнерусского фольклора и современной рок-культуры, попытка создать на почве лучших мировых образцов хард-рока нечто самобытное и жизнестойкое в здешних неласковых реалиях. Это – русский рок как он есть, его гордость и слава. Нерушимый обелиск. Живая нить. Пульсирующий мост от поколения к поколению.
Дрянь твое дело, дедушка-снег,
Почернел да скукожился.
Жги! Жги красное! Жги меня! Жги!
Жги, что бы ожил я!
Приметы того времени, когда создавалась песня, все равно просматриваются даже сквозь камуфляж языческой мистики. Время, когда сломалась одна конструкция и на ее основе зарождалась новая. Когда на руинах мертвой страны так горячо и страстно хотелось ее воскресения, начала новой жизни. И предчувствие того, что путь этот не будет легким, он будет залит кровью и наполнен болью.
Че, братушки, лютые псы,
Изголодалися?
По красной кровушке на сочной траве,
Истосковалися?
Че уставился, лысый козел,
Зенки-полтинники!
Чуешь, как в масло, в горло вошли
Клыки собутыльника?
Все будет впереди и снова вернется время смерти, но это потом, mellonta tauta, а пока что можно задрать голову к небу и прореветь в первые лучи весеннего света:
Ну, как тебе оттепель, царь-государь?
Не душно под солнышком?
Али уж хлебнул государь,
Вольницы-волюшки?
Че, скосорылился, али не рад?
Ты ж сам потакал огню.
Эй, птицы-синицы, снегири да клесты,
Зачинайте заутреннюю!
Жизнь и Смерть, Старое и Новое, вечный праздник встреч и прощаний, День и Ночь, Свет и Тьма сплетаются единым гадючьим узлом и трещит Мироздание, и воют космические ветра, когда на землю приходит Весна. Так начнем же наш праздник и пусть небесам станет тошно!
Во вступлении к песне «Бес паники» Константин Кинчев произнес: «Всем тем, кто отдал свои души ветру, кто знает, что такое любовь, но и умеет ненавидеть, „Алиса“ дарит свой огонь! Грейтесь, пока мы в силе! Да не коснётся вас своей поганой метлой танцующий бес паники». Эта одна из самых старых песен Константина Кинчева на этом альбоме, написанная ещё осенью 1986 года в Москве, не входит больше ни в один официальный релиз группы.
Пламенная вступительная речь и мощная, напористая – как в плане музыки, так и текста, одна из сильнейших песен альбома.
Факела, факела
В нашу честь.
На крыле ангела
Вспыхнула жесть.
Голоса вторили,
Ветер пел.
Долго ли, коротко ли,
Бес дробил передел.
Часто на нашем жизненном пути выпадают такие дни, когда нам кажется, что хуже уже не будет. И нет такой дороги, что способна привести нас хоть к чему-то. Когда стены смыкаются кольцом и давит атмосфера, когда хочется выть от отчаяния и смутным призраком в сумерках души тебе мерещится Он — Великий Бог Пан.
Его появление сопровождается паникой, когда хочется бежать сломя голову, ничего не видя вокруг, сшибая на пути все, что под ноги подвернется, чтобы раненым зверем заползти в нору. А там либо сдохнуть, либо, зализав раны, выйти на свет обновленным и готовым к новому дню.
Встань к стене,
Сделай шаг,
Видишь пепел?
А?
Это танцует бес, бес, бес!
Бес Паники, Бес Паники!
Счастлив тот, у кого есть кто-то рядом, на кого можно опереться, кому можно прошептать свою боль, освободиться от ужаса, разрывающего сердце и прогнать прочь подступающий призрак Пана. Великого сожаления достоин тот, кто встречает Великого Бога в гордом одиночестве, ведь так легко сломаться даже сильному, когда он заглядывает в Его глаза и слушает его тихое предательское нашептывание. Гибкий тростник сгибается под ветром, могучий дуб ветер ломает…
Ветер головы сыпал,
Как серебро.
И гуляла метла
По телам, по телам.
Ух, потеха была
Факелам, факелам.
В наше время этот бес орудует своей метлой особенно усердно и кто знает, к чему это может привести. Нельзя сдаваться, нельзя поддаваться этому приступу паники.
Долгое время уникальный в своей харизме Кинчев был авторитарен. И практически весь репертуар текстов «Алисы» тянул сам. Однако периодически на волне своей особой рефлексии он любил работать с текстами других авторов. На манер того, как классно «Алиса» адаптировала «Ямщика» Высоцкого и «Спокойную ночь» Цоя — к этому альбому изящно пришвартовалась «Лодка» китайского поэта Су Ши в переводе И. Голубева. Великолепная вещь — нежная, глубокая, задумчивая. «Лодка» всегда исполняется Кинчевым на излёте алисовской души. И она «по самые борта» наполнена непривычным для них софтом психодела азиатов: Я в пути, и нет у меня никаких тревог и забот. Одинокая лодка моя, рассекая волну, плывёт…
Поскольку политика в то время ценилась больше всего, ради заветного разрешения Кинчев пошёл на чисто лисью хитрость, посвятив «Моё поколение» жертвам событий 13 мая в Филадельфии (по сообщению прессы, полиция тогда взорвала гранату в одном из городских гетто, что повлекло за собой гибель нескольких человек).
Ну, с десятком-другим мертвых афроамериканцев не поспоришь, поэтому комиссия, скрипя вставными челюстями, с неохотой-таки согласилась и композиция пошла в дело.
Две тысячи тринадцатых лун
отдано нелепой игре,
Но свет ушедшей звезды
всё ещё свет.
Тебе так трудно поверить –
твой путь от этой стены к этой стене.
Внимательно слушая песню, понимаешь, что для того, чтобы ее исполнить, необходимо быть сверхчеловеком, поскольку обычному homo sapiens ее исполнить в канонической версии попросту не под силу. Дело в том, что сильные доли здесь выставлены в местах, где у вокалиста кончается дыхание. Словно Высшие Силы Вселенной говорят с простым смертным, ведь им, как известно, дыхание не требуется.
Впрочем, склейки вокала Кинчева также можно заметить, если внимательно слушать. Лицедейство — вещь обоюдоострая. Попробуйте даже не спеть эту пронзительную вещь, просто продышать, и вы осознаете свое несовершенство. А ведь Познание и начинается с осознания своего несовершенства, говорил и старый мудрый учитель Кун.
Отвечая на вопрос о том, кого он считает типичным представителем своего поколения, Константин Кинчев отвечал: каждого, с кем ему довелось жить в одной время на Земле. В конечном итоге, все мы всего лишь пленники Пространства-Времени, которые Силы Мироздания по неведомой нам прихоти определили Сюда и Сейчас. Кричи не кричи, хоть бейся головой о стену, но этого простого факта никому не под силу изменить.
Что ж, будем играть теми картами крапленой колоды, которые сдала нам Судьба. Даже отлично понимая, что в итоге крупье все равно получит свое, мы продолжаем играть и сражаться, драться за жизнь до последнего вздоха.
Моё поколение молчит по углам,
Моё поколение не смеет петь,
Моё поколение чувствует боль,
Но снова ставит себя под плеть.
Самый великий подвиг для смертного — даже умирая, даже навеки оставляя эту землю, все равно упрямо стиснуть зубы и отчаянно шептать: «Врешь, не возьмешь, я пока еще жив!». Когда больше ничего не остается, всегда нужно отважно сделать последний шаг...
Здесь у меня просто посыпались все знакомые буквы с клавиатуры... И я не знаю, что сказать, честное слово... Кроме того, что я влюбилась в «Алису» когда-то давным-давно именно с этой композиции. До сих пор помню эти первые впечатления: как оборвалась что-то внутри и как что-то гулкое ударило под самые рёбра на тех словах, где Кинчев на плотной модуляции своей луженой глотки закричал: «Ко мне!»
Это какой-то запредел именно неповторимой Кинчевской бешеной энергетики и оригинальной подачи культового рокера — нервной, брутальной, психоделичной и одновременно очень мягкой и артистичной. И хотя много лет прошло со времён «старенького» Кинчева (первый раз я услышала от «Алисы эту песню на дебютной «Энергии» / LP 1988), всё равно по-прежнему с приятной болью в сердце врезается их рваное и гранжевое: Иди ко мне, если случится ночь, мы не станем пить чай. Иди ко мне, я объясню тебе смысл слова «прощай». Иди ко мне, если выпадет снег, ты ляжешь чуть раньше меня. Иди ко мне, слышишь? Это говорю тебе я. Ко мне!
Классно стилизованный образчик отечественного фолк-рока. И тот показательный случай, когда эти стихи можно читать просто с бумаги и успеть насладиться их неповторимым импульсом. Да хоть выверни их словами «наизнанку» — они прекрасны. И среди прочего строки «Стерха» великолепно оттеняют все самые глубокие переживания любого человека, который хоть однажды берет на себя ответственность задуматься о смысле жизни. «Стерх» выйдет прежде у «Алисы» в «Шестом лесничем» / 1989. И позже в эклектике «Шабаша» он лёг на крыло просто изумительно красиво.
Где молчанье подобно топоту табуна, а под копытами — воля,
Где закат высекает позолоченный мост между небом и болью,
Где пророки беспечны и легковерны, как зеркала,
Где сортир почитают за храм, — там иду я.
Я поднимаю глаза, я смотрю наверх.
Моя песня — раненный стерх.
Я поднимаю глаза…
Холодная ярость Кинчева здесь оправдана в полной мере этого глубокого текста и классной подачи исполнения. Из толщи недр вечно загнанного мрачного Ид вырывается наружу глубокая экзистенция «Алисы» о том, что Сон не схоронил, а крест не спас тех, кто прожил в стороне.
Рвутся связки модуляции Кинчева. Рвется пополам душа «Алисы». Это необходимые компоненты их творчества. И эта композиция — песня назидания, созданная с размахом славянского полёта души любого, кто выбирает сложный путь принятия личной ответственности на восприятии опыта этой жизни.
Ну а тех, кто встал глазами к огню,
Кто рискнул остаться собой,
Кто пошел войной на войну,
По Земле веду за собой.
По земле, где в почете пни,
Где мошна забрюхатела мздой.
Где тоской заблеваны дни,
Где любовь торгует п****й.
Там, где срам верой наречен,
А поклёп — правдой-совестью,
Где позор знает что почём,
Где стыд сосет вымя подлости.
Песня группы «Алиса» «Чую гибель» обычно сопровождается стихотворением про гуляющего лесной стороной Емелю. Все это было написано Константином Кинчевым ещё в августе 1987 года в Адлере. На песню планировалось снять видеоклип, режиссёром которого должен был стать Борис Литвинов, да так и не сложилось.
Кто-то бьётся в поле,
Кто-то – в грязь лицом.
Случай правит пулей,
Ворон – мертвецом.
Посвящено всё это было, судя по всему, Емельяну Пугачёву. Кто же ещё «славит свободу сквозь дыбы изгибы – на радость народу, себе на погибель»? Песня, можно сказать, о войне. А война – это жизнь. Вся наша жизнь – не игра, а война. И тебе выбирать: принять этот бой или попытаться бежать, сломя голову. И поэтому «кто-то бьётся в поле, кто-то – в грязь лицом».
Чую гибель!
Больно вольно дышится!
Чую гибель!
Весело живём.
Чую гибель!
Кровушкой распишемся!
Чую гибель!
Хорошо поём!
Будущее не определено, а уж в наше время тем более. Гнилой ветер, как и много лет назад, доносит до нас смрад близкого кровопролития и каждому придётся рано или поздно решать, на чьей стороне быть и за кого сражаться. Или вообще сбежать и трусливо спрятаться под ближайшим кустом.
Поступь грядущей войны разлита в прозрачном воздухе и тот, кто первым примет огонь на себя лишь откроет шлюзы грядущему кровавому хаосу и далеко на факт, что оставшиеся в живых потом не позавидуют мертвым. Чувство вины за то, что ты остался жив, способно загнать в могилу гораздо вернее вражеской пули и сможешь ли ты потом прожить сразу несколько жизней — за себя и за тех, кто навеки остался на залитых кровью полях сражений, — тоже непростой вопрос.
Братские могилы
Переполнены.
Смерть серпом косила
Буйны головы.
Рваную рубаху
Пулями латай.
Топоры да плаха
По дороге в рай.
Не Сатана здесь правит бал, а Костлявая с косой, что с рачительностью хорошего хозяина осматривает свои владения, разрастающиеся год от года. Страницы всемирной истории залиты горячей дымящейся кровью тех, кто сложил головы во имя бессмысленных целей власть предержащих. И все, что остаётся простым смертным, раз за разом поднимать голову на окровавленное закатом небо и вдыхать усталыми лёгкими остывающий вечерний воздух, чувствуя разлитую в нем близящуюся гибель.
Кости на погосте,
Луч на алтаре,
Страх пылает злостью,
Как звёзды на заре.
Вольная дружина, как и в далёком прошлом, уходит в очередной свой поход, черт его знает, зачем. Должно быть, наша жизнь действительно настолько омерзительна, что, будучи молодым, расстаться с ней в кровавой сече кажется нормальным вариантом. Кто его знает...
Красное и черное… По большому счету это символика самой «Алисы» и ее поклонников…
Цвет сердца, вырванного из груди и лежащего на черной земле, где уже орудуют лопатами могильщики, чтобы навеки спрятать в объятиях милосердной могилы тело казенного героя…
Цвет неба умирающего дня, когда утопающее на горизонте солнце медленно растворяется в тенях подступающей ночи...
Спектр восприятия этой непростой композиции весьма и весьма обширный, фигуры Роршаха отдыхают и нервно курят в сторонке. Сам Кинчев писал, что он специально «оставлял возможность для мысли, оставлял драгоценный камень неогранённым, чтобы каждый смог нарисовать свою грань».
И опять на горизонте сознания каркающим вороном, приносящим несчастье, появляется ницшевский Заратустра, снова и снова танцующего свой странный дикий танец… «Я поверил бы только в такого бога, который бы умел смеяться и танцевать», не так ли говорил это пророк истинной свободы?
Под стон хриплых, задавленных гитар, словно мучительный стон продирается:
Шаг за шагом, босиком по воде,
Времена, что отпущены нам,
Солнцем в праздник, солью в беде,
Души резали напополам.
Чёрное и красное, цвета смерти и возрождения, цвета боли и радостной отваги, снова и снова бросающей отважно вызов миру, чтобы однажды в свой черед стать грязью земной, вернуться в эту извечную черноту, в эту Запредельную Тьму…
Но, черт возьми, зачем вообще тогда жить, если не бросать вызов этой холодной равнодушной Вселенной? Пусть и над нашими могилами споют:
Нас величали черной чумой,
Нечистой силой честили нас,
Когда мы шли, как по передовой,
Под прицелом пристальных глаз
Чёрное и красное… Видимо, и в самом деле, в нашем мире слишком мало белого цвета, чтобы там не стонал Мэрлин Мэнсон, и взять его за основу невозможно…
И уходя во Тьму, пусть нашими последними словами будет:
А на кресте не спекается кровь,
И гвозди так и не смогли заржаветь,
И как эпилог, все та же любовь,
А как пролог, все та же смерть
Как-то так сложилось к тому времени, что эта песня стала неофициальным гимном всей рок-тусовки, хотя впервые мне довелось ее слушать в эпоху перестройки и гласности, о которых сам Кинчев довольно грубо высказался в песне “Тоталитарный рэп”. А когда Гарик Сукачев запел ЭТО, все мои соученики просто с катушек съехали и крайне редко школьные перемены обходились без того, чтобы какой-то очередной дятелЪ с ломающимся голосом не затягивал “Автобусы и самолеты, // Пароходы и поезда, // Сегодня нас ждёт Камчатка, // Завтра – Алма-Ата”, нещадно фальшивя и заставляя морщиться тех, чей слух был более-менее музыкальным. Стоило кому-то начать прочищать глотку, как мы с приятелями обреченно хватались за голову со словами “Опять они со своим Кинчевым, он им что, за рекламу приплачивает, что ли?”.
Но ко времени моего окончания университета в конце ХХ века как-то незаметно эта вещица исчезла и из репертуара Кинчева, и их набора застольных студенческих песен, окончательно вытесненная нелюбимым мною рэпом.
То ли пресловутая “красная волна” окончательно потеряла статус зловещей инфернальности (нет, ну в самом деле, невозможно всерьез воспринимать коммунистов, которые 70 лет вопили на каждом перекрестке о своем атеизме, отмечающих Пасху!), то ли времена наступили такие, когда старые людоеды уже накушались, а молодые каннибалы еще только оттачивали свой кровососущий аппарат, мне неведомо, но общий посыл песни (Сопротивление Тоталитарному Злу) выглядел какой-то потасканной пыльной античностью.
Как же нам тогда хотелось верить, что все это больше никогда не повторится, и как же нам предстояло круто ошибиться в этом! Как ни странно, сейчас эта композиция вновь обретает злободневность и одно это уже само по себе довольно зловещий признак.
В 1991-м году, когда “пьяный воздух свободы” кружил нам всем голову и так хотелось верить в то, что хоть что-то в нашей кефирной действительности может измениться к лучшему, заветный винил “Шабаш”, раздобыть который было не так-то просто, как может показаться современной молодежи, грел сердце и душу и эти грубоватые экспрессивные аккорды были дико созвучны нашему тогдашнему настроению, вспоминать о котором сейчас приходится с известной долей стыда. Даже сейчас время от времени ловишь себя на мысли, что мурлычешь “Где каждый в душе Сид Вишес, // А на деле Иосиф Кобзон”, глядя на очередного не в меру резвого товарища, проедающего тебе мозжечок и с тоской вспоминаешь то бесшабашное время юности, и смотришь на себя в зеркало, а оттуда на тебя смотрит какой-то странный постаревший чувак, которого ты и знать не знаешь, и как же хочется, как и в далеком 1991-м году, зареветь раненым буйволом на всю округу, как когда-то давно: “И мы катимся вниз по наклонной // С точки зрения высших сфер // Молодежные группировки // Берут с нас дурной пример.”
И может быть, для тебя еще не все потеряно, думаешь ты, но твой возраст и печальная реальность вокруг подло хихикают в унисон и напоминает тебе, где твое место. И знаете, что хочется прорычать им в ответ (пусть подавятся!)? Вы угадали — “Где воспитательный фактор? // Где вера в светлую даль? // Эй, гитарист, пошли их всех на… //И нажми на свою педаль.”
И, быть может, это один из немногих способов сопротивления не позволяет тебе окончательно оскотиниться и позволяет поверить, что еще не все потеряно… И, какого черта, быть может, так оно и должно быть?
Но только цепи золотые уже порваны,
Радости тебе, солнце мое!
Мы, такие чистые да гордые,
Пели о душе, да все плевали в нее.
Та самая сокровенная вещь, которую Кинчев изначально сделал акустической. Есть много вариантов её исполнения в альбомах и на концертах. Взрослела «Алиса» и менялась интонация подачи самого Кинчева. Но не менялось ощущение изумительно красивого и болью накачаннного плотного психодела в этих стихах. И каждый раз, особенно на юбилейном туре «Алисы», благодарные фаны — настойчиво перекрикавая и заглушая Кинчева — наизусть речетативят, словно каждому из них до боли близки эти глубокие дебри экзистенциального кризиса:
Думы мои — сумерки,
Думы — пролет окна,
Душу мою мутную
Вылакали почти до дна.
Пейте, гуляйте, вороны,
Нынче ваш день,
Нынче тело да на все четыре стороны
Отпускает тень.
Вольному — воля,
Спасённому — боль…
Заводные скоморошьи гуляния шального рокера, переложенные на риффы сложных метафор и виртуозно зашитые в символику славянского язычества. Второй «Шабаш» великолепно держит основное брутальное напряжение альбома. И эта одна из жемчужин творчества «Алисы». Складывается особое ощущение, что после «Шабаша» Кинчев в своих текстах на такую вертикаль в своём позднем творчестве больше не вышел.
Но голову шальную
Пулей не спасти,
Вьюга затянет жаркую рану белым рубцом.
На удачу бесу
Спину не крести,
Подмигни да сплюнь, коль узнал в лицо.
Кто за что в ответе,
С тем и проживет,
Время покажет, кто чего стоил в этой пурге.
Кто там на том свете
Кружит хоровод,
Объяснит момент — палец на курке.
Этот текст, написанный когда-то на разрыве алисовской души, Кинчев долгое время по причине локального скандала на одном из его концертов не брал в репертуар. Всё дело в том — «Алису» нельзя трактовать линейно. И каким бы не был сам Кинчевым — резким, отвязным, заводным или задумчивым — он всегда работал на глубоких метафорах.
Дорогу выбрал каждый из нас,
Я тоже брал по себе.
Я сердце выблевывал в унитаз,
Я продавал душу траве.
Чертей, как братьев, лизал в засос,
Ведьмам вопил: Ко мне!
Какое тут солнце? Какой Христос?!
Когда кончаешь на суке-луне!
Именно потому тексты «Алисы» стали классикой и закономерно вошли в антологии отечественного рока. И именно потому что-то трогательно сжалось внутри, когда этот фронтмен на своём юбилейном концерте символично вновь озвучил: Душа — это птица, её едят. Мою жуют уже почти 60 лет.
Ещё одна задумчивая и невероятно талантливая вещь — знаковое завершение пластинки. Красиво, тонко, пронзительно, символично и очень трогательно. Кинчев может быть разным — и его талант многогранен.
Что проросло,
То привилось, —
Звёзды слов или крест на словах.
Жизнь без любви
Или жизнь за любовь —
Всё в наших руках
Кинчев в качестве харизматичного фронтмена рок-группы дал новый толчок в развитии контркультуры рокеров 80х прежнего века, которая пережила крещение временем и, откликнувшись трижды в сердцах миллионов, стала сегодня крепким жизненным стержнем для многих.
«Шабаш» 1991 года можно по праву считать жемчужиной творчества этой рок-группы. Складывается особое ощущение, что песни этого альбома находятся вне времени. И в последующие 30 лет «Алиса» будет их играть неоднократно в своих новых концертных программах.
Атмосферность и наполнение песен «Алисы» знаково оттенят основные тенденции времени и подведут некий маркер глубокой искренней самоотдаче Рокера. Ибо таких как Кинчев сейчас единицы.
«Алиса» по-прежнему взрывает стадионы и огромные концертные залы.
Фаны всё так же очень тепло принимают новый репертуар, несмотря на то, что он стал другим по энергетике и драйву.
Кинчев никогда особо не любил давать интервью по той тривиальной причине — на каждый глупый вопрос по обыкновению приходится давать такой же глупый ответ. В сети давно гуляет знаменитый ролик Как не надо брать интервью, вызывающий ироничную улыбку на грани скатывания в lol*ы, в котором Кинчев виртуозно отшил назойливого представителя прессы в стиле: Всем спасибо — всем свободны.
И разве нужно на волне нездорового любопытства нарочито у него что-то спрашивать — когда он так много сказал в своих текстах, талантливо зашитых в альбомах дискографии «Алисы»?..
______________________________
Когда-то известный журналист Нина Барановская, отечественный музыкальный критик, писала в своих воспоминаниях о встречах с известными рокерами тех лет. Однажды на маленьком квартирнике Кинчев сильно психанул, хлопнул дверью и ушёл сидеть на ступеньки лестничной клетки. Я подошла к нему и вкрадчиво сказала: Костя, вставай. Ты простудишь лёгкие на этих холодных ступенях. На что он очень устало и печально ответил: У меня нет лёгких. Зато одно большое сердце...
PS Фаны его обожают. За это одно большое сердце. За весь его такой сложный и витиеватый жизненный путь. За то, что на чёрный день лучей не прятали — а жили жадно так, словно к рассвету расстрел.
И за то, что «Алиса» — это по-прежнему такая тусовка, за которую не стыдно. Спасибо!
Значит, всё было не зря!
цитировать
свернуть ветку
) что-либо радикальное, но Бог миловал. Я тогда за компактом спецом на Горбушку ездил.
один отсыл к записке из зала на одной из «Акустик»: «Есть ли в Вашем творчестве созидающие песни? Пусть они прозвучат сегодня», чего стОит
Я крайний раз сорвала связки — потом неделю на теплом имбире кантоваться пришлось — на «Эй, ты там на том берегу». И да, Павел Зелицкий у них умничка — его после не менее великолепного Романова фаны очень тепло приняли. Заводной такой прикольный пацан
![8-]](/img/smiles/blush.gif)