Чтобы поверить в силу детских историй многого не надо – нужно лишь отпустить границы своего воображения, отправить мысль в прошлое, и отдать себя на волю знакомой сказке. Это не всегда работает, и это не всегда к месту. Взрослым серьезным людям многое часто кажется привязанным не к месту. Но иногда… в темный вечер, когда погода на улице не позволяет и носа высунуть, рука совершенно случайно натыкается на шелестящие страницы, и вы начинаете верить в силу сказки.
Я уверен, Нил Гейман уж точно верит в силу своих сказок. Иначе они не были бы такими, какими увидели их мы. Увидели – и приняли. Такой дар веры – особый, его нельзя приписать случайному человеку. Да и не бывает таких случайностей. Для меня, одним из самых ярких примеров людей, обладающим таким даром помимо Геймана, является Терри Пратчетт.
В вере, с которой нам рассказывают “Историю с кладбищем”, кажется, будто и нет ничего особенного, ведь эта книга всего лишь рассказывает нам одну из множества вариаций истории взросления. Тем более что по фабуле сюжета и некоторым персонажам, “История с кладбищем” представляет оммаж Геймана “Книге Джунглей” Киплинга, о чем сам автор говорит в предисловии. Поэтому, в “Истории с кладбищем” нет ничего такого, что смогло бы удивить матерого читателя, который был знаком с оригиналом. Точнее, этого нет лишь с точки зрения предубеждения и логики. Потому что сама вера автора в историю, завораживает.
Внезапно оказывается, что рассказ о “новом Маугли” – это всего лишь первый пласт, который скрывает за собой другие важные линии. И нет ничего удивительного в том, что переосмысленные образы знакомых персонажей из “Книги Джунглей” вдруг начинают обретать собственные индивидуальные черты характера, превращаясь в нечто большее, нежели “современный взгляд на классику”.
Магия Геймана заключается не только в его вере – она пестрит волшебными искрами и в том настроении, которым пронизана эта история. Смесь легкой печали об ушедших временах, меланхолии, странных приключений и странных историй любви, произошедших на одном кладбище, ласковым туманом обволакивает читателя и без боя берет в плен его сердце. Это настроение не столь заметно – оно по чуть-чуть начинает проявлять себя в рассказах генералов старых армий, сожалении или безразличии к собственной истории смерти. Оно насквозь пронизывает любовь новых родителей мальчика, которые в другом времени и месте никогда бы не взяли на себе это бремя. Это ощущение тоски, с надеждой на будущее оформляется в коротких зарисовках, рассказывающих о ночи танцев, о боях на невидимых фронтах за жизнь одного ребенка. Наконец, оно заставляет что-то сжаться внутри, раскрывая истинный смысл слов всадницы на белом коне, и вместе с мальчиком отнимая у читателей возможность видеть старые чудеса.
И если смотреть на “Историю с кладбищем” рациональным взглядом, то ее сложно будет назвать книгой для детей. Здесь смерть и любовь соседствуют рядом, а жестокость жизни не скрывается за широким слоем метафор. Но в мире, в котором мальчик по имени Никто нашел приют, смерть не является ужасным явлением, потому что она возникает в нем с самого его начала. И если человек не увидит того, что смерть и потусторонние силы могут не просто спасти, но любить, то он поступит подобно героине Скарлетт. Это будет тот же вопрос веры, которую автор предлагает разделить с читателем, ставя его на перепутье. Если сможете поверить, то увидите одно. Если нет – то другое. Или просто ничего не увидите.
Да, “История с кладбищем” – это гораздо большее, нежели просто детская сказка. Об этом можно судить, не опираясь даже на сюжет и персонажей, а лишь взяв на заметку огромное количество тонких недомолвок и отсылок к культуре и реальной жизни. Этот “второй пласт”, заложенный Гейманом, если не смотреть в подсказки переводчика, может предоставить своему читателю особое удовольствие. Автор предлагает читателю поиграть, попытаться разгадать смысл его намеков, и это только сильнее подогревает интерес к поиску истины в той или иной отсылке.
Но в то же время, эту книгу нельзя назвать книгой для взрослых. Это история ребенка, и как часто случается – это история в первую очередь для ребенка, познающего мир. Будет ли она предназначена для ваших детей или для вас самих, но каждый сможет найти в ней что-то важное, если поверит. А если это произойдет, то где-то рядом, между застывшим временем кладбища, где-то над потертыми надгробными камнями, прямо за превращающимися в пыль розами, будет слышен стук. “Тук, тук”. Ваше сердце будет стучать сильно и уверенно, напоминая, что между грустью и потерей всегда присутствует вера в чудеса, а конец пути вполне может стать началом новой блестящей жизни.
P.s Хочется отдельным добрым (в этот раз без сарказма) словом упомянуть издание 2010 года (отличное офоромление) с предисловием и послесловием автора, а так же послесловием переводчика. Эти вступления и поскриптумы хорошо обрамляют эту красивую сказку, а так же настраивают на нужный лад. За это им поклон.
цитировать
свернуть ветку
