Все отзывы на произведения Яцека Дукая (Jacek Dukaj)

Pickman, 03 июня 2014 г. в 22:34

О не в меру талантливых писателях часто выражаются в духе «у него в одной главе/странице/абзаце больше оригинальных идей, чем у некоторых авторов в целых трилогиях». Обычно это поэтическое преувеличение — говоря языком математики, разница составляет не несколько порядков, а один-два.

Но в случае Яцека Дукая старый рецензентский прием попадает в точку. Причем в самой смелой своей вариации — той, что про абзац (до предложений все-таки не доходит).

Не в меру, сверх меры, вне меры — «Иные песни» действительно написаны человеком, который мыслит по-иному. Написан, что примечательно, в двадцать восемь лет (как у писателя у меня этому факту сложное, очень сложное отношение). Но изобретательных идей и ярких образов в романе и в самом деле хватило бы на двадцать восемь авторов попроще. Если не дважды двадцать восемь.

Дальше я хотел написать, что в первую очередь покоряет и поражает мир, описанный в романе, но вовремя сообразил, что был бы не прав. Вселенная «Иных песен» неотделима от того, что в ней происходит, и тех, кто в ней живет. Как правило, автор средней руки заворачивает в фантастический фантик привычную нам действительность. В случае с Дукаем все наоборот: такое впечатление, что земные реалии привязаны к некоему чуждому мирозданию из чистого милосердия — чтобы не оставлять читателя совсем без ориентиров. Но даже и так ему, читателю (и читательнице) придется очень непросто.

Нам предлагают нечто большее, чем альтернативную историю, — альтернативную физику, основанную на онтологических идеях Аристотеля (воплотившихся почти буквально). И это не косметический эффект, а космический, в исконном смысле слова. За физикой идет длинная вереница других явлений — иные химия, география, биология, социология, политика, психология, иные механизмы любви и ненависти, лидерства и подчинения. При этом провести некие аналогии с нашей реальностью не составит труда, а ключевая концепция формы, определяющей облик всего сущего, оказывается отличной метафорой, поводом к размышлениям и спорам — о геополитических играх, о взаимном влиянии связанных между собой людей, о творчестве, о природе хаоса.

У каждой главы романа своя атмосфера, свое настроение, даже свое место действия — представьте все разнообразие «Песни льда и огня», втиснутое в один том вместо (дай Ктулху) семи и помноженное как минимум на пять. Большую часть пути мы пройдем с бывшим стратегосом Иеронимом Бербелеком — и с каждым шагом он тоже будет немного меняться. Этому персонажу трудно симпатизировать, но оторвать от него взгляд невозможно — а финал будет таков, что прогулку захочется повторить еще раз.

«Иные песни» — сложный роман, но его сложность не в изощренных стилистических изысках, а в количестве и качестве заложенных в нем идей. Пролистать книжку наскоро не получится — даже если вы хорошо знакомы с историей античной мысли, несколько сюрпризов наверняка найдется и по вашу душу. Простые смертные будут пробиваться с боем — но заодно и с пылом конкистадора, открывающего новые земли.

Безусловно, это очень холодная книга (хотя едва ли холоднее, чем другой дукаевский роман, «Лед») — для автора важнее посылки и выводы, чем люди. Действующие лица выписаны объемно и ярко, и все же каждое из них — не столько фигура, сколько функция. Но персонажей, способных привязать к себе, в литературе предостаточно. А вот настолько насыщенной и неординарной фантастики — считаные примеры. С другой стороны, в динамике недостатка нет — философские диалоги удачно вписаны в сплошной поток событий, приключений и интриг.

«Иные песни» заслуживают не этого поверхностного отзыва и даже не обстоятельной рецензии, а полноценной статьи (такой, например, как замечательное послесловие Сергея Легезы в конце русского издания, очень вдумчивое и информативное — спасибо Сергею и за него, и, конечно же, за перевод). Но я, признаюсь, не готов — по крайней мере, после первого прочтения... а роман требует как минимум два. Поэтому вместо анализа — открытка с места событий. Check-in, если угодно. Но я обязательно вернусь в эти места, полюбуюсь танцем стихий и мозаикой переменчивых форм.

Добавлю лишь одно: в кои-то веки англосаксы могут нам позавидовать. Мы уже можем читать Дукая на родном языке, а они еще нет.

P. S. В 2014-м выбрать переводную книгу года будет просто как никогда.

Fermalion, 15 апреля 2015 г. в 16:34

Сели на стволе медной рыбы. Под короной газовой пальмы висел огненный гиппопотам, с морды его капали прозрачные камни, пришлось подвинуться по стволу: разбиваясь, те взрывались обжигающим кожу снегом.

Из романа.

* * *

Эта книга стала в свое время большим событием не только для польской, но и для мировой фантастики: большой, глубокий и многоплановый роман, тугое сплетение философии, истории и культурологии — сложное и долгое чтение, выводящее фантастический жанр из ниши легкомысленной беллетристики в категорию Литературы с большой буквы. Лишь спустя десять лет — хотя фанатские переводы были и раньше — «Иные песни» добираются до нашего рынка, воссияв в лучах благосклонности множества критиков (см. рецензию в майском номере «Мира Фантастики» за 2014 г.)

Создавая свой мир на основе трудов античных философов — Платона и Аристотеля, Сократа и Гераклита, Пифагора и Евклида — автор превращает их метафизику в физику совершенно реальную, буквальную и действительную. Умозрительные теории древнегреческих схоластов, интересные нам на сегодняшний день лишь как прекраснодушная архаика, в мире «Иных песен» обретают статус законов природы, точнейших, всепроникающих и неотвратимых.

Мир наполнен Материей, Материя упорядочена в Форму, Формы наполнены Идеей — такова первооснова всего сущего в «Иных песнях», и это не просто словоблудие философствующих бездельников, но строгая математическая сетка реальности.

Человеческое общество пребывает во власти Кратистосов — князей, обладающих столь сильным идейным началом, что они способны морфировать мир вокруг себя по своему подобию, подминать под себя форму (а вслед за ней и сущность) пространства. Воденбург, вотчина кратистоса Георгия Мрачного — это город постоянных дождей, густых теней, тяжелых воспоминаний и непреходящей меланхолии, земли же кратиста Анаксегироса столь напитаны витальной силой своего владыки, что солнце там сияет жарче, кровь в жилах бежит быстрее а углы зданий кажутся более острыми.

Вдали от волевого присутствия кратистосов реальность истончается и оплывает, объекты теряют не только форму, но и суть, смешиваясь и взаимопроникая друг в друга (см. эпиграф), и даже язык, которым все это описывается, подрвежен сменшеию и всебоещму распдау — это загадочное и ужасное Сколиодои, Искажение, где люди начинают дышать песком, газ застывает в форме деревьев, а кости превращается в жидкую грязь.

* * *

Этот мир чрезвычайно интересен в статичном состоянии, его, как огромную картину, можно часами рассматривать, выискивая удивительные новые мелочи и наслаждаясь прихотливым перетеканием смыслов, идей и форм. Увы, когда этот колосс приходит в движение, его нежизнеспособность становится более чем видна.

Во-первых, отпечаток странности, исказившей мир, виден и в психологии персонажей. Речь не о каком-то единичном герое с трудным детством и непростым характером, но обо всей ментальности здешнего социума, которая сдвинулась в неких глобальных психологических координатах в неведомую для меня сторону. И если превращение воздуха в песок я, напрягши фантазию, еще как-то могу принять, то искажение характеров людей понять гораздо сложнее.

«Человеку нужен человек» — отметил в свое время другой светоч польской фантастики Станислав Лем. Люди тянутся к фантастике не ради неведомых планет и загадочных антуражей, людям нужно зеркало, чтобы видеть себя самих. Нам не нужна вся эта мишура с зелеными человечками и многочисленными щупальцами, мы хотим видеть настоящие характеры настоящих людей с их историями и проблемами.

«Иные песни» же и не пахнут подобной достоверностью. Поведение героев можно было бы назвать звериным — если бы звери могли быть столь целеустремленны и механистичны. Это можно было бы назвать средневековым варварством — но герои романа прекрасно образованы и безукоризненно воспитаны.

Кривое зеркало, идеально вписанное в контекст и атмосферу, порождает аутентичные характеры, соответствующие месту и времени — но ровно по этой же причине они далеки от меня, читателя из другого мира. Я их не понимаю. Не могу и не хочу понимать. Эти люди — не люди, а лишь фигурки в форме людей, слепленные из фарша (в психологическом смысле).

Во-вторых, трудно наслаждаться книгой, главный герой которой тебя чрезвычайно бесит.

Господин Иероним Бербелек, некогда бывший великим полководцем, еще до начала описываемых событий терпит сокрушительное поражение и становится хуже чем инвалидом — маленьким серым незаметным мышонком, сутулым коротышкой с бледными глазами и тихим голосом (напомню, что в реальности «Иных песен», где Идея превалирует над Материей, моральная травма может оказаться в разы страшнее физической).

Таким и принимаем мы его в первых главах романа, и все повествование, согласно авторской задумке, должно было стать историей возвращения былого величия: одинокая искорка, тлеющая на углях разрушенной личности, постепенно разгорается в новое пламя, величественное и мощное — пламя истинного Стратега и великолепного полководца. Герой должен буквально «вырасти обратно в себя», и фамилия «Бербелек» должна перестать ассоциироваться с булькающим супчиком, а превратиться в раскаты грома.

Так задумывалось. В теории.

Трагедия же, на мой взгляд, состоит в том, что изначальный образ, в котором мы видим Господина Бербелека — образ маленького человека, тихого и скромного хомячка — подходит ему гораздо больше. Он необычайно органичен и целостен именно в данной роли, и весь его облик — от фамилии до стиля одежды — соответствует именно ей.

И когда начинается его трансформация в великого стратега, выглядит все это противно и мерзко: как развитие синдрома вахтера у маленького, капризного и истеричного человечка. Наш пупсик начинает сучить своими коротенькими ножками и пытается подпустить стали в свой голос — сталь получается ломкая и визгливая.

Бербелек пучит глазки и что-то там лопочет про «право рождения», а я брезгливо вслушиваюсь, кто это там пищит из-под плинтуса. Ему хочется дать по лицу — не кулаком, ибо это бы уравняло его с настоящими мужчинами, а так, лишь пощечину для острастки.

В то, что все это происходит взаправду, я не верю ни миллисекунды, и тем более мне странно и неприятно, что все остальные персонажи воспринимают такое поведение как должное — отводят глаза и склоняют головы вместо того, чтобы пристукнуть этого жалкого мозгляка, как он того заслуживает.

Сюжет же, если отшелушить от него могучие напластования виньеточных красивостей (схоластику, герменевтику и все прочее древнегречество, коего здесь процентов восемьдесят от всего текста), получится весьма рыхлым. В одном месте автор вроде как берется писать детектив, в другом — любовный роман, а в третьем — и вовсе отправляет персонажей в полет на Луну (я не шучу). Ибо почему бы не отправить. Стройности нет, интриги нет, целостной цепочки причинно-следственных связей не проглядывается тоже — в общем, эдакое мелкое крошево, обильно замешанное на античности, средневековье и постмодернистском заигрывании со смыслами и формами, которое можно подавать в любом порядке и потреблять в любой последовательности.

Впрочем, отшелушивать могучие напластования ни в коем случае не следует, ибо именно они и являют собой суть и смысл романа, именно они создают рельеф и глубину. Но с горькой иронией отмечу: история, воспевающая торжество Идеи над Формой, по форме получилась гораздо сильнее, чем по идее.

* * *

Да простят меня фанаты «Иных песен» (впрочем, нет, чувствую, не простят), но ощущения от книги остались самые тягостные.

Автор невероятно умен, эрудирован и творчески смел, но как собеседник он зануден и совершенно неинтересен. В здешнем огромном болоте фактов, гипотез и исторических реконструкций есть место и любопытным идеям, но ввергаться в эту пучину большую часть времени чрезвычайно скучно.

Дукай прекрасно разбирается в древних цивилизациях и философских школах, но при этом он почему-то наделил своих персонажей какой-то совершенно ублюдочной психологией, отчего ни сопереживать им, ни даже интересоваться их судьбой нет ни малейшего желания. Он мастерски играет с формой и смыслами, но в попытке выстроить хотя бы простенькую сюжетную арку моментально роняет все кубики.

Этот роман сродни некоему академическому труду по истории культуры — он призван услаждать высоколобых академиков от литературы, собирать престижные награды и входить во всяческие Золотые фонды. Единственное, для чего он ни в коей мере не предназначен — это для того, чтобы его читали.

Скучно.

FixedGrin, 15 апреля 2013 г. в 18:36

Несбывшиеся Грезы алхимиков -трансмутация материи, селекция гомункулусов, власть над первовеществом-илемом — у Дукая работают на первом уровне сложности вселенной, аристотелевском. Чуть позднее к нему добавляются аналоги эйнштейновской и планковской теорий, восходящие к Гёделю и Голубовичу. Астрофизика и космогоника птолемеевы, мир геоцентричен, планеты (7 шт., об Уране, Нептуне и Плутоне сведений нет) закреплены на небесных сферах (что существенно облегчает обустройство лунной базы Иллеи Жестокой). За сферами -нематериальная бездна. Земля и, видимо, все населенные объекты вообще, от орбитальных станций до планет и астероидов (последние упоминаются глухо), поделены на зоны влияния сверхправителей-кратистосов, биологических концентраторов Идеи и Воли. Их мысли довлеют над материей-керосом в бассейне определенного аттрактора (сходная концепция мироустройства есть у Игана в «Неустойчивых орбитах пространства лжи» и у Летема в «Амнезии творца»).

Точка бифуркации с нашей мировой линией примерно в 322 г. до н.э., при Александре Македонском, который не пал жертвой усугубленной буйными попойками лихорадки, а успешно завершил объединение мира. Впрочем, Китай и Япония сохраняются как независимые цивилизации, политическая карта мира в 1190-х годах после разрушения Рима тоже не слишком отлична от нашей.

Но кому она нужна, эта политическая карта с ее эфемерными границами государств, если в пределах антоса сверхправителя плоть и мозг каждого подданного могут быть преображены по желанию владыки?

Христос и Мухаммед в этой версии технически продвинутого средневековья фигурируют, наравне с неудачливыми кратистосами сандалпанковской древности. Они попытались раздвинуть границы своих аттракторов. И потерпели поражение. Центром культурного мира вполне предсказуемо выступает Александрия с ее колоссальной библиотекой. Польша — как обычно, маленькая, но гордая. Центральная Европа в стадии феодальной раздробленности с коалесценцией вольных городов. По Москве бродят медведи и слуги великого уральского чернокнижника Максима. Америка заселена, но непонятно кем, скорее всего, евреями-марранами, сбежавшими из Иберии (теория заговора в комплекте и детально озвучена одним из второстепенных персонажей). У сандалпанкового человечества есть лунная база под управлением особо строптивой кратистки (хорошо, что у меня нет Microsoft Word и в браузере отключена проверка правописания, а то бы искусственный разум исправил на «каратистки»™) Иллеи, изгнанной с Земли за имперские замашки.

Сердце тьмы, как и у Конрада, где-то в бассейне Конго. Присутствует падший полубог (в данном случае поляк, что необычно), лишенный почти всех волевых потенций тем самым уральским чернокнижником в битве где-то посредь украинского Полесья, где сиротливо не сжата чернобыльская полоска одна.

Доступные аналоги.

Влияние Желязны очень мощное и бесспорное, чувствуется в первой половине книги практически непрерывно; когда же начинается квест к твердыне Хаоса и собственно война за спасение человечества, оно сходит на нет. «Город в конце времен» Бира написан позже, использует сходную идею с Вторжением Хаоса. Поскольку английского перевода «Иных песен» не имеется, предположить знакомство Бира с романом Дукая сложно.

Совершенно великолепное, бесподобное описание Хаоса, покрывающее все позднейшие чудачества с атакой на Кремль силами летающих макаронных монстров. (Но разве мыслима современная польская культура без постоянных диатриб в адрес Федеральной Империи и Императора?)

За полеты в космосе Птолемея-Аристотеля отдельная десятка: Хокинг и Иган временами курят в коридорах. Превосходные исторические зарисовки в духе Сенкевича, с поправкой на греческую в истоке своем, гностическую по духу культуру. Концовка переворачивает все действие романа с ног на голову и заставляет вспомнить квинтянскую миссию Лема. Конечно, в судьбе героя опять проступают параллели с неистребимыми богоубийцами Желязны — Железным Генералом и Сэмом Калкиным. Но если «Князь света» начинался с середины, то «Иные песни» в середине заканчиваются. Если читать эти книги, слепо повинуясь авторским Идее и Воле, процесс будет длиться вечно, и Колесо Закона никогда не остановится.

PS Аннотация, приведенная здесь, совершенно нечитабельна. Сказал бы, что провал «Иных песен» в продаже прискорбен, но, учитывая низкое качество перевода и редактуры (Легеза и Пузий) от АСТ, просто посоветую версию Марченко, если вы не владеете польским на свободном уровне.

ааа иии, 16 апреля 2014 г. в 22:11

Аристотель, Аристотель... Ну, Аристотель. Тут много чего еще: Эмпедокл, эпициклы, эфир, Гиппарх, нумерология, первоэлементы, александрийская библиотека. Трубопроводы пергамских иллюзий безусловно гиперзрелый плод «науки» садов Академа. Но ведь самого Стагирита, хотя его ученик почитался богом и пророком, греки с волшебным «крибле-крабле» не связывали.

А «Иные песни» не связать с ним нельзя. Лунная ведьма, морской змей, огненная карета, темный властелин... Под пеной эзотерики и аттицизмов крепкая фэнтези, декорированная, к тому же, стипанковскими дирижаблями, биотехом и дикарями. Точнее, антураж-то стимпанка, но того подвида, в котором альтернативность истории обеспечивает античность.

Не аристотелевская. Победили так пугавшие первых христианских епископов неоплатоники и мир сдвинулся под их волей. Через тысячу лет библейские чудеса — дилетантство, страны и народы поделены аурами кратистосов на физически ощутимые сферы влияния. Македония мировая держава, сафари планируют по орбитальным картам, войска присягают стратегосам и леонидесам, демиургосы творят всякие полезные, забавные и опасные штуки, дулосы трудятся, рабы покорствуют, софистесы мудрят, перпетум мобиле крутятся.    

Местами хорошо, очень. Дукай держит литературный уровень Нила Стивенсона, Вандермеера, Мьевиля. Но используя их (или польских аналогов) наработки, обстреливая читателями неологизмами, перечнями и описаниями обилия позднего Херберта и «Горма, сына Хёрдакнута», он достаточно оригинален и, похоже, опирается на другую традицию. В этих чудесах, летающих горах и скачущих бегемотах, много рассудочного, интеллектуальных выдумок Свифта, Муркока, Вольтера или даже Распэ. Их сухость так же характеризует дукаевский стиль, как и его манера оборвать реплику на полусло —

Вот так. Клубящаяся на границе озарения и ощущения атмосфера необарочных текстов (Вулф, Келли Линк...) для Дукая лишь театральный занавес, который следует поднять над событиями, или иррациональное, в которое лучше не лезть, как не лезут в чужую молитву.

Стук колес извозщичьей пролетки, фонари во тьме, дом холодный, неуютный. Пошловатую интрижку мехоторговца Б. прерывает приезд сына с дочкой от давно живущей врозь супруги. Разговор о прошлом. Подробности, детали, окружающее все страньше, страньше, уходит от намекающих на бытописателей XIX столетия картин в солнечный простор, мощь Навуходоносора и тайны Селевкидов, страсти на Ниле и спасение Солнечной системы. Купчишко, оказывается, герой, словно из стихов Гумилева, по заслугам драматичного отражения четвертого сна уральского Чернокнижника получивший прозвание Коленицкий. А существование богатого Акакия Акакиевича, которому велят, что делать, где стать — первый шажок, начало реабилитации лепящего себя самого, по сантиметру, по каждой твердой нотке в голосе, заново. В фигуру, способную встать среди живых богов, стать игроком, способным переиграть их на их же ставках, подняться выше самой Луны... Чем дальше, тем жарче, безжалостнее Бербелек и его окружение, тем реже мы заглядываем новому Иерониму в душу. Он бронзовеет на глазах, техничней, инструктивнее делается текст.

Почти. В истории успеха, пылающей пиросом, шевелится сомнение Инь. А зачем всё? Не обманулся ли он, не мнимы ли его достижения, не марионетка ли он на самом деле? Почему усилия по восстановлению порядка и здоровья форм, оживляют демократию и прочее безумие...? Эпизоды такого рода, сцены на московском чердаке и воденбургском пакгаузе возвращают повествование от эпоса и интриг в границы психологической литературы, сравнимой с шедевром Сюзанны Кларк, но финал вновь уводит книгу в модерн, в ХХ век.

Издано нормально, перевод приличный. Очень благодарен за приложенную статью о современной польской фантастике и месте в ней Дукая. А вот толковый словарик того же приложения прошу читать как самостоятельную вещь, настолько своеобразен выбор терминов и не каноничны объяснения.

Жесть, мощь и меланхолия. Рекомендую «Иные песни» как Книгу-2014.

Green_Bear, 15 февраля 2019 г. в 13:38

В романе «Идеальное несовершенство» Дукай смоделировал далекое будущее человеческой цивилизации, развитие которой прошло столь длинный путь, что оказавшемуся в 29 веке после исчезновения его космического корабля Адаму Замойскому, астронавту из нашего столетия, лишь с огромным трудом удается понять и принять новые реалии. Но лишнего времени на панику или терзания у него нет. Ведь неизвестные силы уже начали охоту на гостя из прошлого, по-видимому, полагая его ни много ни мало — угрозой для вселенной. Или же не угрозой, а ценным призом?

В смоделированном Дукаем мире Прогресс означает не только развитие, но и совокупность уже пройденного цивилизациями данного вида пути по Кривой Реми. Каждому виду — людям, антари, рахабам и уша — соответствует свой Прогресс, поднимающийся по одной для всех Кривой к совершенству. Чтобы отразить многогранность и красоту постсингулярного будущего, Дукай не только придумал филологическую особенность для речи и обозначений постчеловеческих сущностей, находящихся вне гендерного деления, но также разработал полноценную терминологическую систему, понятийный аппарат для всего этого уникального мультиверсума. Впрочем, Дукай гораздо милосерднее к читателям, чем Ханну Райаниеми «Квантовым вором».

Что же из себя представляет дивное новое будущее? Если в «Иных песнях» лидеры-кратистосы вплавляли свою волю в окружающий мир, морфируя его, то в «Идеальном несовершенстве» Цивилизации уже переступили на Кривой прогресса второй Порог — Мета-физики — научившись сворачивать, кроить и сшивать ткань пространства-времени. Жесткими протоколами они определили действия и возможности программ — у крафтвара, нановара, биовара. Органика, нанотехнологии, даже само пространство и время — все они становятся лишь инструментами, обыденными и надежными в руках стахсов, фоэбы, оскэ — существ, стоящих на разных ступенях Прогресса. Первое время Адам Замойский будет жадно впитывать информацию, пытаясь понять, каково его место в этом мире. Вещь во владениях Джудаса Макферсона, главы могущественнейшей в Цивилизации людей корпорации «Гнозис»? Занятная игрушка, странный осколок прошлого или дорогой товар, если верить обрывкам предсказаний из Колодцев Времени?

Антураж становится частью сюжета, его философской подоплекой, предоставляя логические детали для итогового уравнения и выводов. Заставив читателя пробиваться через многослойную головоломную модель постсингулярных цивилизаций, Дукай неспешно принимается за препарацию таких понятий, как «человечность», «самотождественность», «смысл жизни». В мире, где тела легко создаются — хоть из инфа, хоть на основе органики. Где сознания стахсов регулярно архивируются на полях Плато, а фоэбэ и инклюзии уже вообще полностью обитают именно там. Где сошедшие с Кривой прогресса Деформанты представляют собой невообразимый калейдоскоп мышления — во всем этом многообразии уже крайне трудно провести грань, ограничивающую «се человек». Но если тело — это лишь пустышка, а не ты сам. Если можно кроить свой разум, перепрограммировать его — привет Грегу Игану с «Городом Перестановок», то до какого момента ты останешься собой? Ведь каждый шаг выверялся и определялся тобою, но тобою «прежним». И Дукай говорит уже не о точке «я», но о линии самотождественности, которая соединяет промежуточные этапы изменения личности.

При желании Дукай легко бы превратил книгу в закрученный детективный технотриллер, интересуй его эффектность и доступность истории для читателей. Но несмотря на титанический размер информационного слоя, философских и логических выкладок, в романе есть и активно движущийся сюжет. Будто ДНК свиваются две линии, судьбы Анжелики Макферсон, одной из детей Джудаса Макферсона, и Адама Замойского, астронавта из потерявшейся шесть веков назад в космосе экспедиции. Вместе им суждено столкнуться с покушениями и похищениями, пережить блокаду выпущенных на свободу Войн, искать шаткий мостик взаимопонимания и обжигаться о костры недоверия. Искать и обжигаться в странном мире, где культура опирается на многоуровневое притворство и имитации, где правда — самое ценное и обоюдоострое оружие, где разумом жонглируют, а пространством-временем манипулируют, как пожелают. И при этом разрываются между двумя пламенными желаниями. Страхом перед неизвестностью прогресса, заставляющим цепляться за огромный свод регламентирующих каждый шаг и слово правил — Традиции. И между страстью к переменам, к росту, к бегу навстречу совершенству, предельной инклюзии UI, которая откроет сознанию максимум эффективности, божественную власть, объемлющую всю достижимую вселенную.

Итог: постсингулярная НФ, синтезированная на стыке философии, космологии и психологии.

viktor111, 23 февраля 2015 г. в 18:21

О книге 3 впечатления: очень жаль времени, очень жаль отпуск, в течение которого я ее читал, и очень жаль, что опять поверил восторженным отзывам с сайта, хотя уже зарекался и после «ложной слепоты», и после «марсианина», и «войны престолов» и многого чего еще, не доверять им. Тут я даже предвкушал, что на сей раз точно будет что-то новое, сильное, качественное. Ну, в самом худшем случае, думал, окажется просто добротная НФ. Кто-то даже писал, что это второй Лем, у которого я читал почти все, и слабые вещи находил крайне редко. Также слышал и про философское наполнение, и одновременно твердую НФ, и уникальный мир. В общем, я опять поверил...

Книга настолько сырая, что прямо расползается в руках, донельзя перегружена нелепыми словами, комплексами автора, ощущением национальной неудовлетворенности и неимоверно раздражающим пафосом, который просто льется из книги. Про сюжет и героев не буду говорить, так как тут ну совсем очень просто, но, по идее, должно казаться сложным, так как обильно смочено потоком неуместных рассуждений, напыщенных мыслей героев и описаниями нелепого мира, но ход не удался, и постоянные ямы и провисания в повествовании просто невозможно не заметить. Философия романа пошла и бульварна до безобразия. Например, рассуждения, что если бы Иисуса повесили, то на храмах бы были виселицы... Ну да, я такой демотиватор тоже видел) Или пафосненькие рассуждения о разнице между господами и холопами, которые могут произвести впечатление разве что на детей школьного, вернее, даже дошкольного возраста) Ну, а каково описание роли охоты в среде аристократии! Бедняги делают вызов себе, рискуют жизнью...Нет, это перебор, все, больше примеры приводить не буду, а то еще вспомню про лизание сапог господину, весьма возвышенно описанное....

Те, кто все же хочет окунуться в этот волшебный мир благородных героев, следующий абзац пропустите )

Тут я напишу только о НФ составляющей. Которая нелепа до абсурда. Итак, мир романа сказочен. В нем вы найдете путешествие на Луну на гигантской стрекозе. Узнаете, что в Африке обитают причудливые монстры, такие как летающий змей (если убить и освежевать, то снятая кожа воспарит в небо), обезьяна без туловища (т. е. ручки-ножки в воздухе, типа как у Винни-Пуха в мульте), и остальные нелепицы, самый страшный из которых сгусток крови-убийца, который разделывается с одним из героев. Также, если долго стоять в одной из зон, можно врасти ногами в землю, но потом тебя вырубят топором как дерево, и все будет норм. ))) Также узнаете про злого правителя Москвы, его зовут Чернокнижник (ха-ха-ха), который занимается на Урале генетическими экспериментами по скрещиванию людей и животных, и их почему-то боятся в Европе, хотя уже в космос летают (???). Также вы узнаете, что если вы, например, работаете генеральным директором, а завтра вас переведут за косяк в менеджеры, то и рост у вас уменьшится от этого сантиметров на двадцать. На Луне ,кстати, живут люди, у которых вместо крови лава, и они сражаются с космическими монстрами посредством ловких перемещений и меча. Летающие острова тоже есть (привет Бушкову). В общем, чего том только нет, мир воистину волшебен и многогранен! А, ну да, логики нет...

Про сюжет писать не буду, он очень прост, и боюсь тут его целиком пересказать...

В общем, книга сугубо не понравилась. Кстати, читал ее, ни разу не выпивая. Может быть, в этом дело)

Не тратьте время, не ломайте голову, не беритесь за нее! Верьте только себе! Читайте проверенных, добротных авторов!

mputnik, 12 января 2020 г. в 11:42

Какой кошмар. Пойми меня правильно, уважаемый потенциальный читатель: оная эмоция (да, некорректная) — она не «про суть», она — «про форму».

Упомянутая «суть» — как раз понимаема, принимаема и даже — где-то, местами — интересна и увлекательна. Дабы не быть голословным, приведу пример. Обмусоливаемое понятие «предельной инклюзии», выводимое — в частности — из набора ассоциаций с «идеальным компьютером» — это и — познавательно, и — умнО, и даже — опять же где-то, местами — достаточно оригинально. И таких «целевых НФ-вставок» по тексту довольно много. Но... объём абсолютно пустого, буквально пустопорожнего текста, предельно бесполезной, абсурдной абстракции — этот объём просто огромен. Повествование превращается в словесную кашу, в набор звуков, лишь отдаленно напоминающих осмысленную речь. Это ПЕРЕБОР. Я понимаю — автор хотел быть оригинальным, но... всему есть разумный предел. И — в данном конкретном случае — чувство меры автору изменило.

Я догрыз этот кактус — до корневой системы. Хотел понять — ЗАЧЕМ это все, нет ли там — в конце — некоего «момента просветления». Увы. Ничего, окромя горечи и сожалений о потерянном времени — в итоге — не осталось.

Девять десятых текста можно безболезненно определить в унитаз. Вот тогда — в таковом итоге — да, получился бы значимый, почти гениальный НФ-рассказ, или — короткая НФ-повесть

cadawr, 28 ноября 2016 г. в 17:14

Идея книги великолепна: построить вселенную по чертежам древних, причём не какого-нибудь примитивного шамана из дикого леса, а одного из величайших умов античности. Мир получился абсолютно безумным, но гармоничным. Пейзажи его волшебны, и автор их очень вкусно рисует; логика его причудливо-сложна, и автор скурпулёзно ей следует; потенциалы его головокружительны, и автор филигранно их развивает.

К сожалению, в этом чудесном обрамлении вместо истории подаётся унылое занудство, размазанное по страницам, точно остывшая каша по тарелке. В главной роли – заносчивый, чванливый подонок, типичный «Мэри Сью», исключительно омерзительный тип. К тому же написан текст оголтелым, лютым русофобом, такого презрения и ненависти к русским я не встречал даже в «Майн кампфе».

В результате имеем очень качественную фантастику, читать которую лично мне было крайне неприятно.

primorec, 18 мая 2014 г. в 07:13

Небольшое лирическое отступление, которое, тем не менее, поможет понять суть происходящего.

Любите ли вы песни на иностранных языках? Нет, не на тех, которыми владеете свободно, а на тех, которые знаете едва-едва, несколько десятков слов, не больше, или на тех, слова которых для вас просто набор звуков, мелодичных или режущих слух своей чуждостью? Вы слушаете такие песни без раздражения? Если, да, то продолжим наш разговор.

Я люблю все хорошие песни, на каком бы языке не рассказывал певец свои истории. Сначала ты пытаешься уловить хоть какой-то смысл в звучащих словах, ловишь знакомые сочетания звуков. Твой мозг усиленно работает, пытаясь интерпретировать получаемые данные в знакомые слова и символы, но все его попытки напрасны.

И вот, когда ты уже сдался, что-то щелкает внутри головы. По давно спящим аксонам и синапсам пробегают электрические волны, вызывающие к жизни давно забытые ассоциации и эмоции, и, неожиданно, из глубин мозга всплывает УЗНАВАНИЕ — этот таинственный левиафан ПОНИМАНИЯ. Звуки полузнакомого или вовсе незнакомого языка сливаются со звучащей мелодией, и становится понятен СМЫСЛ, заключенный в этих Иных песнях. Иногда это глубинное понимание даже невозможно выразить словами. Я знаю, я понимаю, я готов петь эту песню вместе с вами....

Путешествие материалиста в страну Зазеркалья

Мир Иных песен — это своеобразное «Зазеркалье» нашего с вами существования. Мы дети мира, где материальное главенствует над духовным. Мы практичны, рациональны, свято верим в нерушимость причинно-следственных связей и всегда знаем, где «черное» и где «белое». Нам исключительно неуютно в мире, где мысль главенствует безраздельно и формирует материальное, лепит материю по своему усмотрению, и творит саму Вселенную. Здесь более сильная мысль и воля творят структуру и наполнение всего мира, а более слабые духовно обитатели просто слепо следуют уготованной им судьбе.

/Думаю в этом месте, кто-то сразу скажет: если так посмотреть, то это никакое не Зазеркалье. В нашем мире все то же самое: сильные мира нашего кроят для слабых судьбу, только действуют при этом более грубыми, материальными средствами. Но чтобы попасть в Зазеркалье, надо сначала посмотреть в Зеркало. Не правда ли?/

И вот я, материалист до мозга костей, неожиданно попадаю в такой мир. Мне чуждо все. Я не знаю его законов, поскольку философию Аристотеля изучала тридцать лет назад, да и то ей был уделен маленький абзац. Я почти не знаю этого языка, сформированного господством мысли над материей. Я теряюсь среди незнакомых слов, фраз, событий, пытаюсь уловить их смысл, а мой мозг рационалиста мучительно ищет знакомые вехи, причины, следствия, чтобы втиснуть получаемую информацию в знакомую и устоявшуюся картину мира. Мне неуютно, некомфортно и хочется вернуться к привычному. В этом месте можно бросить все и закрыть книгу.

Но я люблю песни на незнакомых языках и знаю рецепт их восприятия. В какой-то момент я отключаю свои рациональные мозги, и начинаю воспринимать текст так, как слушаю Иные песни. И это срабатывает: на помощь приходит память, воскрешающая эмоции и ассоциации. И тогда история жизни господина Иеронима Бербелека с ее взлетом, падением и новым взлетом, с его упорным и одиноким «нет» всем сильным, пытающимся перекроить его судьбу, становится почти личной и глубоко разделяемой. И тогда все, что так раздражало — незнакомые законы, понятия и слова — воспринимается гармонично.

Т.е. я хочу сказать, что невозможно вступить в этом мир туристом, который несет с собой шлейф из обыденных забот, устоявшихся понятий и не желания поступиться своими привычками ни на минуту. По этому миру надо путешествовать устремленным исследователем, как по реке или морю, полностью отдаваясь течениям-событиям и воздушным потокам-эмоциям., по волнам узнавания и понимания.

Еще одно лирическое отступление: отголоски Иных песен в закостенелой душе материалиста или зачем все это нужно

Я хочу заметить, что сознательно ничего не пишу о построении сюжета, переводе/хотя труд переводчика в этом случае — героический подвиг, не меньше/, развитии образов героев. Потому что в данном случае это абсолютно бессмысленно. Сухие слова ничего не скажут, не подготовят к восприятию и не ответят на вопрос: читать или не читать. Книга или очень понравится или вызовет полное отторжение. Единственное... Вам нравится Джин Вулф и его «Книга Нового Солнца»? Причем даже не первая часть, а последующие, где эмоциональное важнее рационального? Вы смогли дочитать «И явилось новое Солнце»? Если, да, то вы готовы и к восприятию «Иных песен».

Теперь же я хочу ответить на свой собственный невысказанный вопрос. Зачем это нужно? Зачем придумывать такой сложный мир, наполнять текст непонятными словами, наслаивать уровни значений и скрытых смыслов. Можно ведь просто, ясно, без затей. Линейный сюжет, однозначные герои, динамичные события.

Я отвечаю сама себе, так, как прочувствовала. Все дело в идентификации. В своих и чужих. В нашем сложном мире, где происходит миллионы событий, уже невозможно исходить из крайних определений, деля мир строго на «черный» и «белый». Все усложняется многократно и линейный подход уже не годится. Не достаточно знать всего лишь один язык и утверждать, что он — единственно верно описывает окружающий мир. Без умения слушать, слышать, узнавать и понимать Иные песни уже ничего не получается. Вот такая моя версия зачем и почему нужны нам « Иные песни» Дукая.

Bizon, 04 марта 2015 г. в 05:44

Роман прочитан несколько месяцев назад, а сформировать главное не получалось. Чтение происходило в три этапа:

1. Недоуменный старт. Что это такое? Позади уже несколько десятков страниц, а до сих пор не понимаю, что читаю и зачем. Кто все эти люди, и этот мир наполненный непонятными словами? Может пора притормозить, а вдруг это не мое?

2. Ого! Пошла движуха (радостно потирая ладони и слюнявя палец, привычно перескакивая в объяснение слов и терминов в конце книги — хвала Вам Сергей Легеза за отличный перевод, статью о польской фантастике и глоссарий, которым были обделены поляки!). Оказывается я вовсе не глуп, и роман не метафизическая психоклопедия, разрывающая мозг.

3. И все же это моё. Я принял этот мир, понял мотивацию героев. По Дукаю, моя морфа подчинилась Иным песням.

Что сделал автор? Он не просто придумал альтернативную историю нашего мира, внедрив туда исторических персонажей и смешав времена, описав все по образу и подобию Платона и Аристотеля. Нет, Дукай смоделировал мир с иными физическими законами, поставив во главу угла пять первоэлементов. В этом мире каждому воздается по праву, и хозяином над огромной территорией не может стать никчемный человек. Он должен обладать силой, способной подчинять и переделывать под себя людей, природу, животный мир, всю окружающую действительность. Менее сильные люди могут управлять только одним из первоэлементов — земля, огонь, вода, воздух. Есть еще межзвездный эфир, который не подчиняется никому. Получается очень логичная концепция — люди с мощной морфой (кратистосы), создающие свое окружение (антос), в котором варится прочий люд. Размеры государств ограничиваются естественным путем — влиянием морфы местного владыки.

Конфликт вытекает из основы модели мира: появление существ не имеющих формы, способных смешивать материю и время в непонятных и жутких пропорциях. Это адинатосы, и только они способны разрушить мир, поставив под угрозу фундамент мироздания, деформировав краеугольный камень в основании.

Но есть такие люди, которые не гнутся и не меняются под чужим воздействием, они не воск, но камень, который можно лишь сломать.

Иероним Бербелек из таких. На него не влияет аура власть держащих. Он лишь может сломаться, потерпев поражение. Именно таким: сломленным и неспособным отвечать за себя и других он появляется в романе. А потом начнется возрождение к которому приложит руку окружение, дети, утрата.

Перерождение купца Иеронима в Господина Бербелека сопровождается физическими изменениями — он становится выше, сила убеждения способна убедить и сплотить власть имущих, и он, как настоящий дальновидный стратег, видит ситуацию в целом, понимая чем все должно закончится.

Вот и выходит, что в романе отнюдь не гелиоцентрическая модель мира, а очень даже антропоцентрическая. Потому как в подобном мире возможно появление человека способного изменить само мироздание.

Есть у романа и прикладная задача — для меня он будет репером, для определения тех, с кем мои литературные вкусы наиболее близки.

И да, разумеется это лучшая книга 2014 года.

Zangezi, 11 мая 2014 г. в 20:16

Все есть сила. (Ницше)

Стань тем, что ты есть. (Пиндар)

Аристократия означает власть лучших. С этим все просто. Но вот кто такие лучшие? Родовая знать? Интеллектуалы? Политическая элита? Гении? Святые? В нашем мире однозначного ответа нет. Но он есть в мире «Иных песен». Лучших там определяют не согласно традициям, не в философско-этических дебатах, а явственно, зримо, бесспорно. Это те, кто сильны формой. Любая встреча — есть встреча двух форм, и слабый не может не принять форму сильного. Отдаленную аналогию в нашем мире может дать пример встречи с харизматиком, человеком могучей воли и гипнотического взгляда. Но только отдаленную. Для того же, чтобы наделить этот в общем-то формальный фактор реальной, буквально физической силой, Дукай обращается к учению Аристотеля, для которого форма любого предмета, явления, процесса — это их суть. Форма деятельна, актуальна, индивидуальна и наделяет материю подлинным бытием. Таким перед нами и предстает мир «Иных песен» — пятиэлементная материя, готовая к принятию форм, и люди, силой воли формирующие ее и друг друга. Эта сила у всех разная, а значит перед нами мир строгой и очевидной социальной иерархии.

Ее нижние ряды занимают рабы и простолюдины. Это живой материал, те, кто только склоняются перед чужой волей, безоговорочно принимая чужую форму. Такие Дукая не интересуют. Лишь раз он (в форме своего главного героя) нисходит к ним, задавая экзистенциальный вопрос: Зачем вы живете? И получает предсказуемый ответ: Не знаю, не задумывался, наверное, чтобы родить детей…

Средние ряды иерархии отданы «узким специалистам» — мастерам одной формы. Им отведено в романе уже немало места. Астрологи и софисты, лекари и корабелы, воины и охотники, они властвуют лишь над некоторыми из аспектов неразумной материи, накладывая свою «специализированную» форму. Но зато делают это порой непревзойденно. Так, под формой идущего в атаку воина-ареса у всех, кто на его пути, становятся хрупче кости и ватнее мышцы, царапины превращаются в хлещущие кровью раны, а споткнуться и разбить голову можно на ровном месте. Между прочим, не правда ли, любопытное решение вопроса о набивших оскомину суперменских способностях?

На вершине же мира те, кто способен гнуть не только материю, но и человеческие души. То есть властвовать в самом полном и точном смысле этого слова. Воля к власти у аристократов Дукая, что называется, в крови. Властью живут, властью меряются друг с другом, власть — единственное, что почитают за ценность. Иерархия здесь твердеет и принимает кристальные формы. Чуть ниже — бароны, князья и прочие суверены, чуть выше — монархи, на самом острие — кратистосы, воплощение чистой власти и воли к ней. Их форма настолько незыблема, что не терпит ни малейшего смешения и нечистоты. Поэтому они не могут лгать или давать клятву верности, не могут встретиться друг с другом с добрыми намерениями, ибо сила против силы означает всегда бой, всегда волю к господству — и никогда к подчинению.

Остережемся, однако, думать, что эта иерархия раз и навсегда задана, неизменна. Отчасти это так: рабы рождаются от рабов, аристократы — от аристократов, социальных лифтов действительно нет, но нет и преград для возвышения тех, кто в стремлении познать себя, отстоять свою свободу и форму не признает никого свыше, будь он хоть сам бог. Впрочем, как раз богов как реальных сущностей и нет во вселенной «Иных песен» — зачем они там, где человек может стать подлинным властителем себя и мира? Будь он сам кратистос — так правильнее.

Мы застаем пана Бербелека на минимуме его жизненной формы: былая слава как стратегоса Европы почти не греет, врагов нет, желаний нет, все время хочется спать и говорить о себе в третьем лице. Жалкое, признаться, зрелище. Но кое-кто продолжает в него верить и надеяться на возвращение, кое-кто исподволь формирует его в нужном направлении, кое-кому кажется, что это идеальная возможность получить человека, равного волей кратистосам и в то же время верного, что само по себе подобно возжиганию холодного огня. Однако пан Бербелек таков, что вскоре возжаждет затмить Солнце — со всеми его миллионами градусов. Ибо такова воля истинного героя.

«Иные песни» — это формально, конечно же, иная «Илиада» (и «Одиссея»). Двадцать четыре (пардон, двадцать шесть — две раздвоились при переводе в наш мир) главы, маркированные буквами греческого алфавита. Сказание о герое — и героях, с которыми он бьется. Очень греческий — и одновременно сверхгреческий текст. Потому что пан Бербелек — квинтэссенция эпического героизма, такой тип, которого еще не всякий эпос выдержит, разве что основательно подкрепленный Дюмезилем, Элиаде, Боурой. В нем сложились лучшие формы множества древних героев — бесстрашного Ахиллеса, идущего навстречу своей судьбе, хитроумного Одиссея, тоже ведь своего рода «стратегоса», Гуннара из «Старшей Эдды», дерзнувшего встать вровень с тем, кто неизмеримо превосходит его властью, богатством, подданными — но не силой духа, не жаждой самоутверждения. Ибо самоутверждение для героя — все. «Кратистобоец» — с этой мыслью пан Бербелек засыпает и просыпается. Такова его не признающая иной воли форма.

И даже больше. Используя имена древних богов и героев в качестве названий специализаций-форм (воин-арес, охотник-нимрод, воевода-леонидас) эрудит-Дукай дает нам изящный намек. Неприметное словечко «пан» (в русском переводе спрятанное за «господином») становится важным указанием на бога, объемлющего многообразие природных форм, — «все-бога». Только Бербелека Дукай именует паном постоянно (для прочих благородных используется греческое эстлос), и именно Бербелек возвышается до того, чтобы претендовать на форму мира, форму форм, все-форму. А для этого ему придется сразиться с тем, что исключает, уничтожает всякую форму вообще, с хаосом как таковым, из-за космических пределов пришедшим в этот мир. Тут, конечно, вспоминается недавний стивенсоновский «Анафем», где так же пожаловали непрошенные «иные» гости. Только если в софистическом «Анафеме» местные ученые пытаются установить диалог, познать «невозможнцев», то в героических «Песнях» это ненужно, нелепо, незачем. Только бой, только наложение своей, человеческой формы, только самоутверждение за счет иного. И чем иначе иное, тем утвердительней утверждение.

И все же: почему герой — лучший из людей? Потому что он требует и воплощает сверхчеловеческое. В нем человек возвышается до божества, избавляется от власти смерти и судьбы, претворяет свой случайный жизненный путь в абсолютное бытие. В герое все на пределе: воля, свобода, страсть. Таких Ницше называл «до предела натянутым луком». Кстати, то, что Дукай (в форме своего героя) ницшеанец, нет сомнений. Достаточно охарактеризовать Бербелека цитатой из «Воли к власти»: «Сильные натуры сами хотят формировать и не хотят иметь около себя ничего чуждого». «Иные песни» это еще и песни Заратустры, учившего о трех превращениях духа: от верблюда, навьюченного «Ты должен», через льва, добывающего себе «Я хочу», к ребенку, играющему мирами. Первые две формы пан Бербелек прошел, что же касается третьей, каждый волен домыслить самостоятельно, благо открытый финал приятствует. Ведь стрела, выпускаемая туго натянутым луком романа, — это, в конечном итоге, наше, читательское, воображение.

Green_Bear, 21 апреля 2014 г. в 17:38

За тысячи лет истории человеческой цивилизации кладезь ее мудрости неоднократно наполнялся водами многочисленных философских, религиозных и научных течений. По мере взросления науки и общества, часть теорий каменела в мифологии и преданиях, другие осыпались песком, не выдерживая гнета времени и напора конкурентов. Лишь некоторые сохранились до наших дней, давно опровергнутые и ставшие путевыми вехами истории человечества. Один из таких памятников — античная культура, подарившая миру множество смелых теорий и знаменитых мыслителей. Аристотель, Платон, Демокрит, Зенон и Пифагор, список можно длить без конца. Однако научная фантастика чаще обращается к их наследию за политическими и социальными идеями, забывая о иных, не менее любопытных вещах.

Созданный Яцеком Дукаем мир «Иных песен» — это попытка изобразить весьма странное и зыбкое пространство, где ничто не постоянно. Здесь действует диктат Формы над Материей, духа над телом, воли над обстоятельствами, а ментальности над традициями. Лидеры — кратистосы — влияют и на людей, и на ландшафт, и на природу. Морфируется все, растения и звери — чтобы создать невиданные сады, диковинных созданий. Отпечаток личности ложится на людей и местность, сохраняясь годами, а то и веками. Вторая же сторона вселенной Дукая — это стройное здание мира, возведенное из пяти первоэлементов. Из кирпичиков земли, воды, воздуха, пламени и эфира можно складывать машины и дворцы, звездные ладьи и замысловатые инструменты. Даже вечный двигатель свершает оборот за оборотом в этом причудливом мире.

Однако на деле все гораздо сложнее. Как замечает и сам Дукай, многие любители фантастики сочтут его роман малопригодным для чтения, разве что представители элиты уловят смысл в хитросплетениях авторских мыслей, нарочито изложенных так, чтобы еще больше затруднить понимание. «Иные песни» построены как интеллектуальная игра, пестрое смешение исторических фактов, где за каждым словом может скрываться целая история или неординарная идея, понятная лишь знатокам древних культур. Учитывая, что автор щедро рассыпал по страницам неологизмы, архаизмы и морфированные понятия, которые, к слову, открыто объясняются поздно, вскользь и с явной неохотой, то полное понимание и вовсе становится недосягаемой звездой. А ведь еще Дукай вволю поиграл с построением предложений и лексической поэтикой.

Но роман невозможен без героя, судьба которого должна связать главы и части. И так получилось, что шестерни антуража — декораций альтернативной квазиантичности — и идей — рассуждений на тему Формы, ее свойств и влияния на мир — безжалостно измочалили сюжет, надорвав отдельные нити. Поверхностный слой — восхождение великого стратегоса Иеронима Бербелека — прописан детально, но если смотреть на изнанку, то она распадается на фрагменты. Автор то увлекается психологическими этюдами, то вспоминает о пейзажных зарисовсках, то и вовсе обращается к полузабытому жанру дорожных заметок, что особенно бросается в глаза во время путешествия на Луну. Ритм и поэтика слов помогают лучше ощутить душевное состояние Бербелека, понять мысли, уловить чувства. Порой они обрисованы кратко, но все же.

Усугубляет трудность восприятия неоднородная композиция, когда в начале имеем психологическую камерность, наибольшая насыщенность разгадками и сведениями достигается в середине, а в концовке преобладает эпический масштаб и космический экшен. Открытый финал подобен пропасти, разверзшейся перед бегуном. Он обрывает сюжет на пике взлета, заставляя перечитывать роман повторно и обнаруживать кольцевые отсылки и разбросанные по всему тексту подсказки. Столкновение Человеческой и Иной Форм, сложная керосополитика кратистосов, поиск и восстановление собственной морфы из обломков прежней личности, искалеченной Чернокнижником, — вот лишь основные мотивы песен. Увы, Дукай не удержался, чтобы не пнуть восточного соседа, изобразив москово-уральского Чернокнижника похожим на Иоанна Грозного.

Вы спросите, каков вердикт? Однако ответ зависит от спрашивающего. «Иные песни» — во многом близки пост-сингулярной научной фантастике, с той лишь разницей, что здесь автор играет с античной системой понятий, с идеями Формы, а не квантовыми теориями. Подлинная оценка романа возможна лишь после повторного прочтения, когда можно быть уверенным, что различил значительное количество скрытых смыслов и уловил большую часть мотивов. Тем более что каждый слышит их по-своему.

Итог: интеллектуальная головоломка, синтезированная из теорий античности и идей современности.

Artem_Nochkin, 12 июня 2019 г. в 15:55

«Идеальное несовершенство» (если в оригинале, то «Perfekcyjna niedoskonałość») — роман не простой. Не простой начиная со спорного названия и заканчивая бессмысленным финалом. И говоря «непростой», я не имею в виду «хитрый», «умный» и «интересный». Нет, вовсе нет. Я имею в виду скорее «непонятный», «невнятный» и «переусложненный». И вот, пожалуй , выражение «неоправданно переусложненный» в большей мере характеризует роман Яцека Дукая «Идеальное несовершенство».

* * *

Во избежание спойлером мы обойдем весь представленный в книге сюжет стороной и ограничимся издательской аннотацией, в которой и так представлен весь необходимый минимум информации для поверхностного понимания сюжета и его завязки:

«В конце XXI века Земля отправляет к странной астрофизической аномалии исследовательскую экспедицию, но, не добравшись до цели, корабль исчезает. Его находят спустя несколько столетий, в XXIX веке, и на борту погибшего судна оказывается лишь один астронавт, Адам Замойский. Он не помнит, что произошло, не понимает, как выжил, и к тому же не значится в списке экипажа, но не это тревожит его в первую очередь. Адам попал в мир, где изменилось само значение слова «человек», где модифицировался язык, где реальность воссоздается, где она изменяема, а само понятие личности трансформировалось до неузнаваемости. Здесь конкуренция является двигателем эволюции, и побеждает тот, кто лучше контролирует ресурсы планеты и сами законы физики. Здесь идет сложная борьба за власть между людьми, инопланетными цивилизациями и постчеловеческими созданиями. Это мир, которому грозит непредставимая опасность, и, как не парадоксально, какое-то отношение к ней имеет таинственный и примитивный пришелец из прошлого, оказавшийся ключевой фигурой игры, ставки в которой он не может даже представить»

* * *

В аннотации прежде всего интересно то, что она ни в коем разе не отражает качество текста:

— в ней нет уймы заумных терминов и лишних усложнений;

— в ней все предельно ясно;

— в ней все написано грамотным русским языком и черным по белому.

В чем была проблема написать в том же ключе и весь остальной роман? Вопрос, конечно, открытый, но я рискну предположить, что если бы потенциальные читатели встретили на обложке авторскую цитату, то книгу бы купили считанные единицы. Какую цитату? — спросите вы. А вот, хотя-бы эту:

«Де ля Рош также не передвигалусь по Плато, не отправлялу смыслова на Поля «Гнозиса» и Макферсона, поскольку зналу, что после, в рамках расследования, Император проверит каждую, даже самую малую дрожь оболочки. Поэтому терпеливо ждалу, жмурилу глаза на солнце, пилу песко и вежливо раскланивалусь с гостями»

И нет, ошибок с моей стороны допущено не было. Это прямая авторская цитата из самого начала книги, буквально с первой страницы. Так что все желающие могут посмотреть ознакомительный отрывок и самостоятельно убедиться в «оригинальном авторском слоге». И да, фанаты Дукая называют этот грамматический и фонетический ужас именно «оригинальным авторским слогом»! В интересном мире мы живем! У нас тут осознанную неграмотность называют «оригинальным авторским слогом»! О, Боже, где мои Азимов, Лем и Стругацкие? Что стало с нормальной человеческой фантастикой? Куда все ушло?

* * *

Простите, накопилось. Но согласитесь, что подобные диалоги встретить в художественной литературе — это ненормально. Далее цитата диалога:

«= Слушаешь его песни, фоэбэ? = допытывалусь инклюзия, по-девичьи клоня набок голову. = Вслушивайся внимательно.

= Извечная литания: UI, UI, UI, иногалактические Прогрессы, твари из Бездны…

= Слушай внимательно.

= А ты — услышалу нечто интересное, оска? = вопросил се́кунд де ля Рошу.

Он тоже представлял собой отражение примовой манифестации и тоже не выходил за конвенциональные программы языка и тела.

Этот протокол, думалу раздраженно Максимилиан, называется Вежливость, и ни один хакер не сломает его вместо нас.

= Стахс Мойтль Макферсон… = инклюзия сделала паузу.

= Да?

= Ничто не возмущает покоя умерших, = Тутанхамон демонстративно проводилу взглядом белых фениксов. = Поверхность озера — ровна.»

* * *

На мой взгляд, Яцек Дукай специально пытается по-максимуму переусложнить весь доступный ему текст и при этом считает, что выглядит сей «шедевр» авторской мысли невообразимо заумно, но нет. Это выглядит, как минимум неуважительно по отношению к потенциальным читателям, а я это вижу и вовсе настоящим плевком в лицо всем уважающим себя людям.

Автор пропагандирует сложности во всем. Зачем нам простые имена вроде Фреда (английское имя), Войцеха (польское), Владимира (русское) и т.д., если у нас все персонажи с именами вроде Фоэбэ Максимилиан де ля Рош? Зачем нам человеческая речь, когда автор нагородил невероятное количество псевдонаучных терминов, заменив ими обычные человеческие слова? Куча бредовых выкладок и специально переусложненные идеи, что смешно смотрелись бы у настоящих мэтров научной фантастики. В этом весь роман «Идеальное несовершенство».

ааа иии, 20 марта 2019 г. в 21:58

Сюжет вторичен, изложено сухо и сводится всё к тому, что Фам Нювен считает — вокруг Ретрансляторы, ан нет, он на Вершине, во власти Сил.

Дукаевский гость из недоразвитого прошлого носит имя Адама Замойского, а Ретрансляторы — «Гнозис Inc», однако суть одна: текст тоже про многокомпонентные сверхразумы из Края, то есть, пардон, Плато и инклюзий нескольких участков графика Тевье (толкование которого придает тексту оттенок лекции). Ощущение себя во многих местах, катастрофы космического масштаба, Древний и очаровательная дебютантка-стажерка — в наличии.

Ради справедливости: «Идеальное несовершенство» вторит больше «Иным песням», чем Винджу. Узнаваемы переходящее в деформированное пространство африканское сафари, золотой цвет (на тех же ролях) и высказывание про аристократию с демокра —

И прием с оборванной репликой.

Только в «Песнях» восторг и простор, а здесь... замкнутость на, от силы, десяток, персонажей в интерьерах нуворишей. И недоумение.

К чему коверкать славянский новыми местоимениями и окончаниями? От озвученной причины можно охренеть — категории рода в грамматике не зависят от субъективных ощущений.

Сомнительны многие отсылки. Эшер, например, здесь синоним архитектурного хаоса — но слава графики нидерландского гения выросла на симметрии и порядке структур. Дуэль... Расхожий прием, от «Века нерешительности» до «Трех бананов», но не на фоне демонстрируемого в романе викторианства (запретившего, как раз, поединки чести).

Куда пропал закон сохранения масс и энергии? Как сожранное Войнами пространство может быть пустым?

Почему на кривой прогресса «разумность» с «приспособляемостью» на разных осях?

Издано и переведено с огрехами, для «Снов разума» нехарактерными (см. 343 стр.)

Рекомендации: инкредибилистам и тейяршарденовцам. Прочим — космогония, философия и если охота убить время.

Pouce, 12 мая 2014 г. в 21:25

Дукая часто называют новым Лемом, и «Иные песни» свидетельствуют о том, что не зря. Как и Лем, Дукай пишет о серьёзных философских вопросах, и как Лем во многих своих произведениях пишет сложно, не подстраиваясь под уровень необразованности среднего читателя. Даже, похоже, сознательно создавая дополнительные трудности, чтобы отфильтровать из читательской массы читателя именно своего. И, что не может не радовать, находит такового.

Имеется множество альтернативно-исторических романов, заметно меньше романов, где обыгрывается изменение каких-то деталей мира, вроде геометрической формы, или, реже, фундаментальных физических констант. Но число романов, в которых мир вообще строился бы на принципиально других физических, точнее философских принципах, исчезающе мало. С ходу даже не назову. «Иные песни» поначалу напоминают именно альтернативно-исторический роман, в котором развилка произошла во времена Александра Македонского, избежавшего смерти в молодом возрасте. Потом, однако, оказывается, что весь здешний мир построен по Аристотелю. Пять первоэлементов, различные комбинации которых определяют свойства веществ и существ. Небесные сферы, содержащие светила и планеты. И главное — форма, точнее Форма накладываясь на неразумную материю формирует, точнее морфирует предметы, живых существ, ландшафты и общественные отношения. А Форму олицетворяют кратистосы, морфирующие своей волей практически всё на огромных территориях. Есть также более узкие специалисты, работающие лишь с определёнными аспектами: воины, врачи и т.д. Желающим более близких к истине философских объяснений рекомендую, например, почитать подробные отзывы ниже.

Антураж романа, как и следовало ожидать, учитывая развилку, античный. Точнее, античный, развитый где-то до 19 века. Большинство терминов образованы Дукаем от греческих корней, что, с одной стороны, при опеределённом уровне образования, позволяет понять их общий смысл, а с другой — отсекает заметную часть читателей. Главный герой, господин Иероним Бербелек, бывший стратегос, сиречь военачальник, потерпевший поражение от тамошнего варианта Тёмного Властелина, занимается торговлей, будучи совладельцем фирмы где-то в районе нынешней Гааги. Жизнь его скучна и неинтересна, но некие внешние силы хотят вновь сформировать из него стратегоса, необходимого для борьбы с невиданной и непонятной внешней угрозой... Чем это закончится, читайте сами. Правда, конец у романа открытый, так что даже прочитав, явно придётся перечитать его ещё раз, чтобы, обладая уже предзнанием, понять ещё некоторое количество смыслов, ускользнувших при первом чтении. А, возможно, двух раз тоже окажется мало. Решать вам.

Рекомендую любителям сложной философской фантастики.

Еркфтвгшд, 15 февраля 2019 г. в 22:48

«...где-то между Варшавой и Шотландией, где-то над Северным морем

— Замойский вошел в НФ-фильм...»

Где-то между первой и второй страницей романа я оказалась «гол, бос, нищ и бесправен». В равном положении с Адамом Замойским – астронавтом конца 21 века, улетевшим, как оказалось, на 600 лет вперед. И открылся нам с ним на пару мир, ужасающий и вместе с тем восторгающий. Человечество стартануло не только в освоение Вселенной (а то и Вселенных), но вырвалось в эволюцию пост-человеческих форм и видов. Замойскому закоротило привойку на мозге. Сорвало теплое одеялко выдаваемых иллюзий. А у меня и того не было.

Как автор пан Дукай к читателю не жесток, вовсе нет. Он любит свою читательскую паству серьезно и в чем-то академически. Его читатель бросается в ледяные воды текста и старательно окружает себя поплавками-поисковиками, учебниками по физике и научно-популярными статьями. Потому что сам пан Яцек разбрасывает картину окружающего мира широкими мазками с периодическими указаниями на важные для сюжета и Адама Замойского детали. А читатель? Читатель либо изначально умен (аудитория его произведений, как показал маленький опрос, пересекается с ценителями творчества Уотта и Винджа), либо он резко начинает разбираться в происходящем. А иначе никак. Ты либо приспособишься, либо не сможешь получить удовольствие. И мир открывается постепенно, прямо-таки с медицинской точностью, заманивая разобраться в своём устройстве.

Поможет нам (а ты, будущий читатель романа, окажешься в одной с нами, мною и Адамом, кампании) Анжелика Макферсон, юная «коготь и клюв» аристократической семьи – стахсов, основы Цивилизации и последовательницы Традиции Хомо Сапиенс. Для Адама она и защитница, и опекун, и даже психопомп. Зеленый лист с огромного дерева могучей семьи, ангел-Анжелика и «перво-человек» Адам оказываются в фокусе стремительно развивающихся событий. На Адама кто-то выписал лицензию на отлов. Что же у него, по сути своей собственности тех, кто его нашел, может быть такого важного и ценного через 600 лет после бесславной гибели? Какой-то особый ген? Некое знание, добытое на месте катастрофы? Найденный и припрятанный артефакт? Память о каких-то фактах или событиях, способных радикально изменить современный мир?

Да куда уж ему меняться? Тем паче радикально? Эволюционная кривая вывела разнообразные творения, как оговаривает сам Дукай «были бы ниша, время и возможность – а природа возьмет своё»: стахсы, оски, межзвездные крафтоиды, инклюзии, фоэбе... А где потолок возможности? Физика?

Но уже сейчас разрабатываются теории существования иных физик и их законов. Следовательно, возможны и иные реализации жизни. В принципе, разнообразие и разнородность (не в смысле биологического происхождения, а в смысле приверженности разным этикам и эстетикам) ступеней кривой Реми – отличная площадка для рассуждений на древние и постоянно актуальные темы: «а что есть человек и что отличает его от нечеловека?», «что доминирует в человеке – его происхождение или воспитание?», «тело и душа – что из этого человек?», «что есть Культура, зачем мы ограничиваем себя сводами правил?», «в чем сила и слабость Цивилизации как ступени развития общества?».

Его наблюдения и выводы интересны, иногда парадоксальны, иногда вызывают нарекание, но они всегда своевременны и, возможно, даже пророчески. Вероятно, именно способность человека в определенном возрасте абстрагировать себя, как совокупность всего накопленного и сформированного в личность опыта, от своего тела и внешнего облика станет спусковым механизмом в преодолении Порога, в переложении себя на программы и двоичный код (я крайне упрощаю, но чтобы вы хотите от «девушки из буша?»).

А еще «Идеальное несовершенство стало для меня открытием в представлениях о возможностях созидания в отношении пространства: огромный звездолет из всей Солнечной системы? Ничего нового. Черная дыра как телепорт(?!!!) – «а мы тут черными дырами другу письма шлём». Мешок – ловушка из куска Африки? Возьми три клыка и вперед. Устал от Войн? Закройся в своей Цивилизации и отдохни.

Тем временем демиург Дукай проведет нас парадигмой, извивистой словно лента Мебиуса, в которой уживаются разветвления и ответвления форм существования и движения материи, именуемой жизнью. Со своей лексикой и гендерной идентичностью, со специально разработанными местоимениями и атрибутами – словосмыслами, связыками, кодексами поведения, которые отражают психологию разных представителей кривой.

По итогу это умный, многомерный (в самом что ни на есть пространственном смысле) и многоплановый (по количеству затронутых тем) роман. В нем прошлое-настоящее в лице Адама встречает настоящее-будущее в лице Анжелики в мире, который стремится еще выше по кривой развития. Чтобы ужаснуться открывшемуся горизонту, вновь обрести себя и обрести своё место в этом дивном новом мире.

Адам улыбается, идеальный и несовершенный,

в каждый планк данного ему времени.

Таково всё человечество.

Для развития несовершенство системы идеально.

P.S. а еще здесь летает Смауг. Который дракон. Он сам так решил.

mikereader, 07 мая 2020 г. в 21:10

Пока одни авторы пытаются придумать необычные сюжеты, прописать живых героев (не факт, что у них все получится, но все же), захватить внимание автора — мы получаем это. А «это» оказывается какая-то совсем невменяемая белиберда графомана. 50% слов выдуманы, ну типа фантастика же! Каждые два предложения начинается новая смысловая конструкция, никак не связанная с предыдущим высказыванием. Кто вообще так пишет??? Обычно у меня получаются длинные отзывы, но тут сумбур, сумятица и скука... и никаких мыслей нет о таком «несовершенстве», кроме возмущения и отторжения от прочитанного.

ПС рандомный абзац откуда-то из начала:

«Положение егу рук относительно туловища, изысканный жест веером – все находилось в безопасном белом шуме вневербальной коммуникации. Де ля Рош прикрывалусь сходными поведенческими контроллерами и не надеялусь на нарушение конвенции со стороны инклюзии, чествующей старейшие традиции. Инклюзии менее консервативные, вместо того, чтобы приглашать фоэбэ в Сады под протоколом HS, просто произвели бы информационный осмос. Вне первой терции это наиболее естественный способ; разговор же, напротив, – мучительный, медленный ритуал.»

Типичная псевдо-научная белиберда от автора, который походу вообще ничего не понимает в ИТ, но пытается выдать себя за знатока, раздувая щеки. Это не я кудряво пишу, это вы, плебеи, привыкли картошку жрать. Куда вам до моего изысканного фуа-гра.

ostenbaken, 21 апреля 2014 г. в 13:07

Серьёзно? Восторженные отзывы? Бытие не перестает удивлять. Аннотация сулила нам приключения, фэнтези, научку и философский трактат в одной посудине. На выходе anamnesis morbi. Ну да... Одни любят арбуз, другие предпочитают свиной хрящ. Приступать к чтению очень осторожно, из текста регулярно выпадают щупальца, логика, птеригоподии и здравый смысл.

Zangezi, 10 марта 2019 г. в 13:42

Бескомпромиссность Яцека Дукая уже известна в России. В «Иных песнях» он с размаху окунает в мир другой физики и другого общественного устройства, в водопад новых слов и понятий, вынуждая читателя, подобно главному герою, первые полтораста страниц лишь ошеломлённо крутить головой. В «Идеальном несовершенстве» автор идёт ровно тем же путём — и даже дальше. Здесь он описывает постчеловеческую цивилизацию двадцать девятого века, что требует не только соответствующего наукообразного дискурса, но и более глубокой работы с самой тканью языка. Поэтому Дукай придумывает и активно использует новый грамматический род (не «он» или «она», а «ону», и далее «егу», «ому», «былу» и т. п.), дополнительные знаки пунктуации (двойное тире, двойной слэш), неологизмы («гаргантюозно», «овнетелесниться»); строит фразы нарочито искусственно, лаконично, зачастую обрывая на половине — всё для того, чтобы хоть как-то приблизиться сознанием стахса (стандартного Homo sapiens) к трансцендентному мышлению фоэбэ и инклюзий, этих далеко улетевших по линии Прогресса постчеловеческих сущностей. Не говоря уже о мета-физическом Сюзерене… Короче говоря, Уоттс и Иган пишут проще.

Итак, я предупредил. Теперь, слегка расслабившись, можно поискать какие-то зацепки, темы, которые будут понятны и нам, не хлебавшим инфа и Плато. К счастью, их немало. А некоторые из тем даже проходят непрерывной нитью через всю книгу, привлекая внимание куда больше, чем особенности пространственно-временного крафтинга. При желании, «Идеальное несовершенство» можно вообще объявить настоящим литературоцентричным романом — так много он «берёт» от предшественников. Например, с «Городом перестановок» Игана его роднит способность людей будущего к самонастройке — характера, предпочтений, мыслей. К «Хроникам Дюны» Герберта отсылают многоуровневые интриги и «дипломатические» разговоры, а также выращивание биологических тел-«пустышек». Несомненно влияние Лема на рассуждения Дукая о постцивилизации и постфизике — вплоть до пространных псевдоцитаций из будущего науч-попа, словно сошедших со страниц «Мнимой величины». Упоминает Дукай Дика и Хайнлайна, завершает книгу несколькими абзацами Тейяра де Шардена и, конечно же, держит в уме свои предыдущие «Иные песни». Прежде всего, их главного героя.

Подобно пану Бербелеку, Адам Замойский начинает с самых низов, чтобы вознестись до самых высот. Этот сюжетообразующий путь практически неизбежен, ведь мир двадцать девятого века в социальном аспекте представляет собой всё тот же мир аристотелевской иерархии с безусловно главенствующей аристократией. А демократия попросту «противоречит законам физики». Конечно, имеется в виду уже не аристократия крови, но «аристократия разума», только и её Дукай явно рисует с первой, традиционной. На это намекает и столь много говорящая для поляка фамилия Замойского, отсылающая к известнейшему графскому роду, к которому когда-то принадлежали великий гетман Ян Замойский, коронный канцлер Анджей Замойский и проч.; и сама феодальная структура постчеловеческого общества, конечно, во многом игровая (гербы, стяги, рауты), но несущая в себе куда более важный смысл непременного сохранения Традиции в мире, где сохранить, кажется, невозможно ничего долее нескольких планков времени.

Действительно: если вы способны себя программировать, копировать, размножать, придавать своим видимым манифестациям какой угодно облик, загружая себя в них лишь частично, не полностью — о каком тождестве может идти речь? Где тут укрыться пресловутому «я», самосознанию, личности? Это не постчеловеческие понятия, а устаревшие, феодальные! — так мог бы сказать Питер Уоттс, в романе «Ложная слепота» изобразивший мир, в котором самые продвинутые и разумные организмы прекрасно обходятся без «наблюдателя в голове». Для традиционалиста Дукая такая позиция неприемлема. В его версии будущего высшая ценность — это именно самотождественность. Не сила, власть, информация, хотя они многое значат, но прежде всего желание оставаться собой — даже непрерывно меняясь. Строго говоря, самотождественность из когнитивной проблемы превращается у Дукая в требование самого разума, условие его развития и неослабевающего интереса к жизни. Несомненно, подобный разум уязвим (выгоднее вообще не иметь никаких ценностей), поэтому несовершенен… Так и есть: личность несовершенна. И тем не менее это самое совершенное, что мы можем себе позволить. Идеальное несовершенство.

Ну, конечно, таковым предстаёт и весь роман. Его несовершенство уже в том, что это лишь первая часть из задуманной Дукаем «трилогии Прогресса». Поэтому многие линии не доведены до конца, многие загадки не раскрыты, многие ружья не выстрелили (причём буквально: так, мы оставляем нашего героя перед интригующей дуэлью). Будут ли написаны продолжения? Кажется, автор взял на себя непосильную задачу, ведь предполагается, что Замойский станет уже не наивным стахсом, но постчеловеческим фоэбэ — и далее. Какие же космологические задачи окажутся ему по плечу? Какие мета-вселенные он отправится спасать? В одном можно быть уверенным: это будет всё тот же рубаха-пан Замойский, покоритель женских сердец и любитель крепкого алкоголя. Ведь ничто человеческое постчеловеку не чуждо…

prouste, 02 июня 2016 г. в 10:56

Объемная и скучная книга. Понятно, что Дукай движется в русле Нила Стивенсона и его добросовестность в осмыслении греческого материала достойна уважения, но тщательно воссозданный мир получился умозрительным . Текст перенасыщен терминами, авторскими словобразованиями, отчего читается наискосок — в попытке отследить сюжет. Как ни крути, а к миру что-то надо было присобачить. Сюжетная составляющая получилась неинтересная. Главное, различного рода Формы, которым автор дал имена, перемещаются в пространстве, изрекают какую-то чушь, изменяют другие формы путем войн и не только — людей в книжке нет. Назови центрального персонажа не Берлебеком, а Треугольником, ничего не поменялось бы. Умозрительные взаимоотношения абстракций сами по себе сюжета на выдуманном пространстве не создают. Дукай вполне квалифицированный декоратор, но декорации носят самоценностный характер. Немало копий сломано относительно мэйнстрима и проч., но вот «Иные песни» — пример именно геттовой фантастики, специфической литературы в коммерческом жанре, созданной без заискивания перед читателем. Получился фактурный коктейль. который, судя по отзывам, многим понравился.   Любопытно, «Лед» хоть немного более антропомофрная вещица или опять придуманный для треугольников мирок с географически враждебной Московией и словоериками?

olpo70, 04 апреля 2016 г. в 21:47

Обращение ко всем нормальным людям,всем кто любит и читает фантастику.НЕ ТРАТЬТЕ СВОЁ ВРЕМЯ НА ЭТУ КНИГУ!Это просто не возможно читать.Эта книга для не большого количества супер интеллектуалов.И то мне кажется что они хвалят эту книгу только по тому что,её хвалят такие же как они.А как же прослыть тупым в кругу себе подобных,ну ни как нельзя.А началось всё с того что кто то присудил этой книге кучу премий.За что?За то что нормальные люди не смогут её читать?Наверное эти премии присуждались по принципу:«Ты читал?-Нет.Но премию надо дать ,мы же не тупее тех кто дал премию раньше.»

Я уверен из ста человек начавших читать эту книгу-пятьдесят бросили сразу,тридцать пожалели о потраченном времени и деньгах,девятнадцать ни чего не поняли и забили.И лишь один какой нибудь очень умный и хороший человек подумав скажет-«Хорошо!»,что бы приобщится к тем супер интеллектуалам которые присуждали премии(он же не хуже их).

Я люблю интеллектуальную литературу.Я с удовольствием читаю:Кафку,Митчела,Лема и других.Но это заумная,написанная чудовищным языком,с простеньким но завуалированным до нельзя сюжетом книга-полная билеберда.

Я жалею о своей дурной привычке-начав, я дочитываю книгу до конца.Столько времени потратил в пустую.

Brachicephallus, 28 сентября 2015 г. в 15:42

Тот редкий случай, когда на вполне обоснованный вопрос даже вполне подготовленного читателя «ЗАЧЕМ?» заранее дан столь же вполне закономерный ответ «ПОТОМУ ЧТО». Вопрос: надо ли было писать много сотен страниц высокохудожественного, почти-маркесовского по размаху эпичности текста, чтобы смоделировать вселенную, где единственной данной в ощущениях реальностью является аристотелева «Метафизика» (с прибавлениями «Физики» и «Метеорологии»)? Ответ: да, надо, вот же пан Дукай написал, и написал талантливо. Вопрос: альтернативный ли нашему этот мир? Ответ: в нашем мире ученик Аристотеля Александр Великий умер тридцати трёх лет от роду, а в мире пана Дукая сорокалетний Александр был коронован владыкой обитаемой вселенной, и с этого момента «всё пошло не так»; но это только на поверхности — на деле же мир «Иных песен» и до воцарения Двурогого обладает не просто иной, нежели в реальности, историей — он обладает иной космогонией, ведь небесные сферы, четыре простых элемента и пятый — эфир, но самое главное — психократическое воздействие человеческого разума на живую и, что характерно, на неживую природу... — все это не могло возникнуть в результате восхождения Искендера на мировой престол, а следовательно, существовало изначально — не как исторически ограниченная система воззрений на мир ранних философов, а как, повторюсь, данная нам в ощущениях подлинная реальность.

В общем, титанический труд автора по созданию полностью иного мироздания, которое к нашему привязывают только некоторые события древней истории, невозможно не уважать.

Но вот возможно ли его любить?

Наверное,в молодости он воспринимается как откровение.

Наверное,будь мне двадцать один год,я задыхался бы от величия постигаемого в этом тексте — так же как в свои реальные 21 я задыхался от величия вселенной Гарсиа Маркеса...

Но во вселенной Маркеса были живые люди.

А во вселенной пана Яцека Дукая, увы, живых людей нет. Есть морфы (*кстати, г-н переводчик, это у Вас формы и морфы так произвольно взаимозаменяются по тексту? или так в оригинале польскем?), которым более или менее правдоподобно приданы черты, схожие с человеческими. Но мне как читателю так и не удалось установить свое читательское,человеческое родство с этими морфами. Они так и не стали для меня людьми. Величественные абстракции, восхищающие могуществом фантазии автора (о лунники и лунницы, особенно одна конкретная лунница, пышущие огнем как доминирующим в лунной сфере первоэлементом!) — да. Живые люди, с которыми читатель может себя ассоциировать,в которых может узнать кого-то, особенно себя? Нет. О нет.

Даже главный герой — он сложно разработанная абстракция, он мощный комплекс писательских идей, он причудливая система философских построений... Но не живой человек. В нем не узнаешь живого человека. Он не вызывает ни ненависти,ни любви. Он не достоверен психологически. Бледно прописанная пышущая «пиросом» лунница — и та достовернее, чем господин Бербелек, поляк аристотелевой вселенной — с польским упрямством и польскими национальными комплексами (ну конечно же Зло в лице самого мрачного из кратистов, владык Морфы — кстати, г-н переводчик, почему показатель греческого именительного падежа понадобилось сохранять в косвенных падежах, набивая текст «кратистосами» вместо «кратистов»? — так вот, Зло находится в Москве, а Урал это вообще средоточие ужаса, ну конечно!), но без польской души.

Просто потому, что в отличие от подлинной философии Аристотеля, души у обитателей мирка «Иных песен» нет.

Возможно, еще и потому, что в мире Аристотеля есть Перводвигатель, есть Первопричина — то есть Бог.

А в мире «Иных песен» нет Бога — и, вероятно, поэтому нет и людей как таковых.

А. Н. И. Петров, 12 декабря 2019 г. в 11:41

Роман Яцека Дукая «Идеальное несовершенство» – это футурологический трактат о пределе развития цивилизации, замаскированный под детектив. Сюжет книги целиком построен вокруг рассуждений о природе власти, ее философии и борьбе за обладание ею, а апокалиптические события здесь связаны с утратой власти или встречей с неподвластными человечеству сущностями. Дукай изображает дважды постсингулярный мир, уничтожающий пространство, время и материю в погоне за источником абсолютной власти, Предельной Инклюзией.

Причины борьбы и погони понятны: если цивилизация достигла райского состояния, остается ответить на всего один, но самый главный вопрос: кто тут Бог? Ведь Бог – это тот, кому принадлежит вся вселенная. Сильные мира сего, разумеется, не хотят никому принадлежать, каждый из них желает возвыситься над остальными и согласен ради этого на любые средства. Одним из таких средств в грандиозной игре аристократической верхушки постчеловечества оказывается Адам Замойский, единственный выживший член первой космической экспедиции к Сломанному Порту, колыбели мета-физической эры земной цивилизации.

Замойский – размороженный осколок прошлого, человек-загадка и для себя, потому как он почти ничего не помнит о своей жизни, и для заинтересовавшихся им сверхсуществ: его ДНК нет в документах экспедиции, он не должен существовать, а восстановление памяти Замойского обещает раскрыть несколько важных тайн, возможно, способных приблизить контролирующих его стахсов, фоэбэ и инклюзий к обладанию Предельной Инклюзией. Пока могущественные разумы будут отнимать главного героя друг у друга, словно вещь, самому Замойскому предстоит пройти по карьерной лестницы из статусу собственности одного из них, супербогача, стахса Первой Традиции, президента «Гнозис инкорпорейтед» Джудаса Макферсона к статусу его зятя.

Это, кстати, совсем не спойлер, ведь центральных персонаж «Идеального несовершенства» – типичная условная фигура наблюдателя, у которой есть всего две функции: смотреть на непонятное и просить объяснений; что с ним произойдет в начале, середине и конце книги, не столь важно, как то, что ему расскажут и покажут другие. По сути, Замойский – это аватар читателя, на которого с первых же страниц обрушивается изобилие футурологического дизайна Дукая; он точно так же, как и читатель, сначала ничего не знает о мире романа, а потом постепенно в нем осваивается, на чем его роль и заканчивается. Автор не утруждает себя даже сценой ключевой для судьбы Замойского дуэли с инклюзией, вынося ее, как и развязки многих других вселенских конфликтов, в ненаписанную вторую часть, а апокалипсис показан мимоходом: ой, галактические разрушители вышли из-под контроля, все погибло, ну да ничего страшного, едем дальше.

Будущее предела технологий, конечно, сконструировано изобретательно. Дукай подходит к задаче со всей мощью молодого таланта и со столь же присущим молодости вызовом читателю: попробуй прочти это! Книга стартует с графика кривой прогресса Homo Sapiens, философской максимы о победе разумной жизни над всем остальным и определений терминов «цивилизация» и «френ» из Мультитезауруса (субкод HS), а спустя уже два абзаца об интриге двойного убийства Джудаса Макферсона, автор перестает нас жалеть и излагает события от лица фоэбе Максимилиану де ля Рошу, которуё манифестировалусь в имении Макферсонов с таинственной целью.

Нет, это не опечатки. Фоэбе и Инклюзии – полностью цифровые постчеловеческие разумы – не имеют пола, и, чтобы подчеркнуть это, Дукай сочинил целую грамматическую подсистему для обозначения бесполого лица (к которому не применимо обращение «оно»): четвертое склонение существительных, четвертый род прилагательных, относительных местоимений и глагольных форм, четвертое лицо личных местоимений. В основном это буква «у» в окончаниях прошедшего времени глаголов и в родительном падеже существительных, но встречаются и более тяжелые случаи. Так уже на уровне языка автор подчеркивает, насколько далеко цивилизация, подчинившая себе законы физики, ушла от наших дней – читать роман приходится в буквальном смысле на чуждом нам языке будущего.

Светская беседа де ля Рошу с примовой манифестацией открытой независимой инклюзии Тутанхамону в начале романа служит своеобразным фильтром: те читатели, которые готовы вступить с писателем в игру «попробуй прочти», продвигаются дальше совершенно непонятного из-за кучи неологизмов и недомолвок разговора, следят за многомерными поворотами авторской мысли, учат матчасть, выясняют, кто на ком стоял – а те, кто таким исследовательским типом чтения заниматься не хочет, где-то на этом эпизоде книгу и закрывают. Почти как в штуке «Я дочитал «Улисс» до слова «сановитый»». Дальше вас ждут в количестве Время Словинского, а-время и к-время, График Тевье, График Реми, мета-физика, Плато, Поля, Транс, крафт, Клыки, Мешки, Эн-Порты, Колодцы Времени, Дворцы Памяти, негэнтропианы, биовар, нановар, манифестации, френы, стахсы, фоэбэ, инклюзии, семинклюзии, деформанты, Войны. И это я перечислил только то, что сам запомнил.

На практике все не так страшно, когда освоишься. Каждую главу предваряет определение того или иного неологизма из Мультитезауруса, а персонажи (не)терпеливо растолковывают Замойскому, как работает n-мерный крафт пространства-времени (благодаря которому и получаются отделенные Клыками от обычной вселенной «карманные миры» Мешков и Портов), как происходит Транс между Полями на Плато, как прямо из воздуха или вообще из вакуума возникают манифестации фоэбэ и инклюзий, чем от них отличаются деформанты и так далее. Все вместе это дает шикарные футуристические декорации для сколь угодно захватывающих научно-приключенческих боевиков: предсказания будущего, мгновенный обмен информацией, телепортация, существование во множестве тел одновременно, бессмертие сознания и другие результаты манипуляции законами физики.

Очень жаль, что Дукай, начертив и раскрасив такой сложный, богатый на идеи, n-мерный мир, остановился ровно в тот момент, когда ничего нового о нем сказать уже было нечего. Вот так устроены засеянные нановаром Эн-Порты, вот так контактируют инклюзии с фоэбэ и стахсами, вот такие мотивы борьбы за власть и информационный контроль двигают ими всеми, вот так разгадывается загадка Адама Замойского и вот что на самом деле происходило все это время. На этом у автора все, ждите вторую часть, хотя она почти наверняка не будет написана никогда. Сюжетка в последнюю очередь интересует Дукая, скорее философа, чем беллетриста. Талант рассказчика он использует исключительно в прикладных целях заворачивания футурологических выкладок в привлекательную фабульную обертку из интриг, боев и расследований.

Не могу сказать, что это плохо, лично я люблю, чтоб мозги от чтения кипели, и разгадки оказались хороши, и Замойский, аватар читателя, достойно прошел свой путь, и идеи автора об устройстве всемогущей цивилизации замечательные, есть о чем подумать самому, поспорить или согласиться с автором. Просто, чтобы не разочароваться в финале, на старте надо иметь в виду, что Замойский, Джудас и Анжелика Макферсоны, их многочисленные родственники и слуги, дружелюбные и враждебные фоэбэ, инклюзии, уша и рахабы, какими бы живыми они ни были, просуществуют ровно до тех пор, пока Дукаю есть что сказать нам. Как только футурология дойдет до точки, закончится и роман, и неважно, что столько линий, включая полнейший апокалипсис галактики, повисли в вакууме.

В общем, Яцек, я все понимаю, ты пишешь большую литературу, но имей совесть, дорасскажи, что там было после!

Нарисмер, 21 октября 2014 г. в 16:12

Почему я не знал про этого автора раньше? Почему не читал его?

Лёд прекрасен.

Это и альтернативная история, и философико-логический трактат, и научная работа по методологии интроспекции и блестящий пример политической фантастики — всё это пропитано прекрасным слогом ( в наличии стилизации под Достоевского и Леблана et cetera, et cetera)

Сюжет перерассказывать не буду — слишком много, слишком сочно. Возникает ощущение, что Дукай стремился вместить в небольшой объем (а для романа — это небольшой объем, хоть многие могут со мной не согласиться) мир, где человек становится я-оно, а логика поддается заморозке.

Сюжета не будет, а другую аннотацию я предложу. Надеюсь, её примут.

10 из 10.

malecula, 08 апреля 2014 г. в 01:22

Мир «Иных песен» базируется на метафизике Аристотеля. База богатая, есть, где развернуться. Можно сказать, я полкниги дожидалась, когда же «космические корабли» вырвутся за неподвижные звёзды и станут «бороздить» планетарные сферы.

Древнегреческая терминология и её производные сбили меня с ног и завертели восхитительным водоворотом. Большое спасибо издателю за примечания. Предполагаю, что расчет на тех читателей, кто знаком с истоками философии, или на тех, кто, как я, любит выстраивать мир книги в голове по кирпичику, пропуская через себя каждое новое понятие.

Сущность каждого человека (Форма) определяет его позицию в социуме, занятие, да и весь жизненный путь. Государства держатся на Форме и влиянии сил-создателей (Кратистосов). Какой Форме подчиняется весь мир и во что стремится превратиться – это один из вопросов книги.

Для людей в своей Форме есть варианты взаимодействия – подчиниться сильному, победить слабого или сосуществовать с равным. Но в мир пришел враг, который разрушает Форму, переваривает и вминает в себя и людей, и окружающий мир. Неясно, откуда и зачем пришла загадочная сила. Что это — разведка, нападение или дипломатический визит?

Разбираться предстоит главному герою. Иероним Бербелек, в прошлом великий стратегос, много в своей жизни побеждал, но проиграл ещё больше. И Бербелек, и многие другие персонажи выглядят чистыми, без примесей символами собственной Формы: стратегос в поисках верного решения оставит боль потерь и ненависть в стороне, нимрод никогда не сойдёт со следа добычи, дети богов упорно служат спасению мира.

Мир получился интересным и экзотичным. Общество аристократов позволяет сталкивать Формы сильнейших и определять их место в мире. Африканские джунгли веют жарой, опасностью и азартом охоты. Молодой лунный мир чистого пламени лишает Землю титула единственного центра космоса.

Разнообразные механизмы описаны до мелочей, некоторые – просто прекрасны, некоторые – даже сложно вообразить.

Но кое-чего мне не хватило. Чуждости и страха перед врагом. Я, конечно, вижу, как чужое сознание разрушает самую суть личности, расплывается материя – отрастают хвосты, речь становится забавно путанной и это, видимо, отражает смешение в мыслях. Изменения зайдут слишком далеко, и ты уже потерян для своего мира и не вернёшься. Но мне не страшно – чего-то не хватает для осознания миро разрушительного ужаса. Скорее очень любопытно.

Книга не заставила задуматься о том, как опасны чужие миры. Я скорее надеюсь, что они существуют, и мы когда-нибудь встретимся.

demetriy120291, 25 февраля 2019 г. в 18:59

Представьте себе постсингулярное будущее, в котором само слово «человек» приобрело совсем иное значение. По факту автор поступил с читателем... достаточно лояльно, поскольку мы вместе с главным героем, оказавшимся в будущем, познаем этот мир, видим его глазами. Можно ли это считать «мягким» погружением в историю? Только отчасти. Книга полна особой терминологии и образов, для представления и понимания которых необходим определённый запас. В этом преимущество научной фантастики — возможность «разогнать» мозг и восприятие, по необходимости вооружившись энциклопедиями или поисковиком. Но и недостаток — читатель, пожелавший сугубо отвлечься от реальности, может откреститься от такого рода литературы, словно вампир от распятия. В этом плане символично само имя главного героя — Адам. Что-то похожее испытываешь во время прочтения Питера Уоттса, к которому я отношусь с большим уважением. Так что, здесь два варианта развития событий — либо читатель изначально умен и подкован, либо способен переступить через свою лень и осилить книгу, которая впоследствии сможет дать ему гораздо больше, чем просто интересную и развлекательную историю. При другом раскладе ничего она не даст и вы ничего не поймете, а соответственно и удовольствие от чтения не будет получено. Либо же слишком глуп и как ни старайся — выше потолка не прыгнешь. Но это самый неблагоприятный исход событий.

Итак, наш главный герой оказался в совсем другой реальности, которая не вяжется с его привычными представлениями о мироустройстве. Поэтому Адам впитывает в себя новые знания и старается найти свое место в будущем, где цивилизации научились перекраивать по своему желанию пространство и время. Гендерная характеристика в будущем не имеет особого значения, как и человеческий облик. Возможность абстрагироваться от собственного Я и мыслить совершенно другими категориями, изменять пространство и время по своему желанию, создавать огромный звездолет из Солнечной системы — как далеко это от привычного восприятия человека, отождествления себя с первоначальным образом. Представьте, насколько сложно Адаму адаптироваться к новым обстоятельствам. Поначалу наш главный герой практически беззащитен, плюс ко всему кто-то его ищет, кому-то нужен этот «устаревший» человек, который, потенциально, обладает каким-то знаниями, способным повлиять на ход развития будущего, что и так продвинулось максимально далеко. Или может «человек из прошлого» пробуждает в сверхлюдях какое-то чувство ностальгии, словно напоминание о том, какими они были. Словно вымирающая зверюшка в зоопарке от которой нужно избавиться или запереть в клетку и любоваться до конца жизни.

В принципе, это достаточно стандартный для литературы ход — персонаж из прошлого с амнезией, потенциально обладающий ключевыми знаниями или секретами. Обладающий какой-то Тайной, именно с большой буквы. Важен не каркас, а подача. С этим у автора нет проблем, успевай только перелистывать страницы, и периодически переводить дыхание, попутно воображая себе фантасмагорические образы и события. В плане футуристичности история в чем-то перекликается с «Квантовой трилогией» Ханну Райаниеми. Для возможности дать определение происходящим в книге вещам автор разработал особую терминологию, ономастику, которая переплетается с привычными нам терминами, но уже являющуюся чем-то другим.

Помимо технологического аспекта очень остро затронут вопрос человечности: в какой момент ты перестаешь быть собой, а не частью коллективного разума и что останется от каркаса, на который наслоилось слишком много вариаций развития и технологичности? Вопрос личности, собственного Я. Ведь в плане технологий будущее, описанное автором, находится на распутье — с одной стороны прогресс уже достигнут, большой прогресс и все манипуляции чётко регламентированы, но нет предела совершенству и желание двигаться дальше способно притупить страх перед неопределенностью. Личность в таких обстоятельствах тесно взаимосвязана с прогрессом — невозможно изменять реальность и технологии без личностного развития, изменения сознания и категорий мышления. И какие изменения должны произойти или отдельно взятых разумов недостаточно и важна общность, коллективное сознание? Личность в таких обстоятельствах может быть лишь разменной монетой, которую легко заменить, частью общности, что не пострадает, если эта частица исчезнет. Или послужить тем камешком, который сдвинет эту лавину в любую из сторон. По факту это и есть определяющим фактором прогресса в ущерб самотождественности.

Новые представления о возможностях сознания и пространства, структура будущего и вариантов развития, постсингулярность и философские догматы, отображенные через призму будущего, которое стремится к еще большему прогрессу — это лишь малая часть тем, затронутых автором в его творении. Больше вы узнаете лишь по прочтению, если осмелитесь погрузиться в настолько многослойную историю, где можно потерять себя или обрести заново.

Прекрасный представитель «умной» научной фантастики, с примесью философии, психологии и детектива.

«Адам улыбается иронично, настолько прекрасно несовершенный, настолько бесшабашно человеческий».

Настолько идеально несовершенен, настолько совершенно не идеален...

Avex, 14 февраля 2017 г. в 15:14

Не совсем то, что хотелось бы: не паломничество к истокам Нила, к сердцу тьмы, которая не в глубине Африки, а в недрах собственного человеческого сознания, не песнь, улетающая вслед искоркам от костра навстречу ледяному дыханию звёзд, и даже не день, когда пришли олимпийцы — а (вот ж пся морфа!), за вычетом буквально пары страниц сркнскх словоморфоз, подростковая фэнтези в стиле раннего Муркока — с лунными поселянами, ангелицами и демоницами, невольницами различной степени обнагощённости, а также с кракеном, бегемотами, с формосплавами и дирижаблями, соборами, с нетронутой пиросом Александрийской библиотекой, с висящими в пустоте анаксагоровскими раскалёнными булыжниками, и разумеется с боями и покушениями (экшна как раз хотелось бы поменьше всего, но требует рынок).

Элитарность, усложнённый язык? Не замечено. (правда, пред этим был «Анафем», коего проглотил не дочитывая вступление и не обращаясь к глоссарию, после чего «Иные песни» пролетели совсем незаметно, точно трели райских птах) Греческий лексикон и знакомство с азами античной культуры, полагаю, не должны представлять проблемы. Может смущать быть может намеренная мешанина из древнесемитских, греческих, вавилонских имён и языков, но автор вправе поступать по своему усмотрению, тем более, что мир Песен устроен по своим законам, да и древняя ойкумена, не в пример нынешней, была более цельной: границы были ближе, а культурный слой намного тоньше.

На датировки (после упадка Рима) особенного внимания не обращал, но мимоходом отметил, что перестановкой цифр получаются знакомые даты — 1914 (первая мировая), 1981 (ввод военного положения в Польше), 1991 (распад советского блока).

Замес под элитарную фантастику, с уклоном не в действие, а скорее в необычность воображаемой «картинки» и лексики, но к сожалению, засим открывается вполне заурядный вид, без тонкости и глубины конрадовской новеллы — что поделаешь, «Апокалипсис», однако ж, продукт штучный, случается не каждый день, и не каждый год. В итоге, «Иные песни» — не совсем то, что хотелось бы, но тоже неплохо — как чтение для отдыха.

Переведено достойно, если возникнут проблемы с пониманием происходящего, в конце имеется послесловие и глоссарий, которые я всё же посоветовал бы приберечь напоследок.

PS/ в целом неплохо, как развлекательный подростковый роман, не прочь прочитать и другие книги — манера автора экспериментировать, рисовать необычные картины и создавать непривычные миры, плыть против течения импонирует, несколько охлаждает только конечная развлекательность результата, работа на зрелищность, внешнюю сторону происходящего.

есть книги действия, есть книги эмоций, книги ярких и красочных картин, есть книги эксперимента и книги мысли. наиболее ценны для меня последние. и жаль, что «Иные песни» к ним, при всём желании, не относятся — хорошо в своём роде, но всё ж массовый коммерческий продукт.

Екклизиаст, 02 ноября 2016 г. в 15:45

Первое, что стоит отметить для того, кто раздумывает о том, стоит ли браться за это поистине крупное произведение: перевод, выполненный В.Б. Марченко (тот самый, который доступен в сети) хорош и позволяет пройти различные смысловые и надсмысловые пути вслед за героями, НО по словам другого переводчика с польского Сергея Легезы (который перевел другой крупный роман Дукая «Иные песни») одним из ключевых аспектов романа является то, что автор придумал (!) своеобразный «новый» язык: польский, каким он мог бы стать, если бы Польша оказалась под длительной оккупацией Российской империи. Плюс нельзя не упомянуть несколько режущее глаза «я-оно», которое используется главным героем, чтобы показать свою отстраненность от своих же поступков, показать, что он лишь щепка, несомая обстоятельствами. Да и вообще, есть множество словесных конструкций, которые так и остались загадкой для переводчика (в чем он сам признается в примечаниях). При этом, официального перевода возможно придется ждать ещё несколько лет, поэтому, за неимением лучшего, вполне можно читать перевод Марченко.

Теперь немного о содержании романа, который в общем то можно было бы смело называть эпопеей, а то, что он вышел одним томом отнести лишь к тому, что Дукай не гоняется за гонорарами и позволил своим читателям увидеть произведение сразу целиком.

В романе огромное количество героев. При том, трудно сказать, что они второстепенны, ведь сам главный герой, молодой польский математик, азартный игрок и человек «который не существует» по его же словам, попадает в череду событий и лиц, которые много больше, чем он сам и, соответственно, он не может заслонить их собой. Редкость, когда автору удается это многоликое повествование без перегибов в различные стороны.

Роман изобилует различными рассуждениями героев обо всем на свете, но в первую очередь об Истории. История в романе подается как одна из фундаментальных движущих сил, которая не подвластна даже владыкам, даже императорам. Не История подчиняется им, а они Истории.

Мне особенно хочется отметить очень сложную и красивую любовную линию в романе. Она пронзительна, реалистична, многоярусна и заставляет сопереживать.

Немаловажная роль уделяется черной физике (так в романе называется физика Льда лютов, физика где температуры могут быть ниже абсолютного нуля) и двузначной логике и психологии людей (такая особая логика, где есть только да или нет, где человек «замерзает» в определенном характере, который без особых проблем читается другими).

ИТОГ: если вас не пугает объем и медленно развивающийся сюжет, если вы любите не просто развлекательную литературу, но такую, которая заставляет задуматься и в чем то даже переступить через себя, обязательно читайте. В романе есть все: и НФ, и философия, и психология, и история. И ещё, это такое произведение, в которое надо сначала погрузиться (прочитать страниц 50-100), потом уже будет легче.

supertigr, 05 января 2016 г. в 01:28

Вы меня конечно извините, но читать это «чтиво» абсолютно невозможно.. Автор видимо хотел блеснуть умом и перегрузил свою книгу излишней терминологией, персонажами и прочим прочим. Любой уважающий читателя автор должен понимать, что мы читатели оказываем ему огромную честь беря в руки его произведение чтобы погрузиться в его мир. Так вот, погружение это должно быть плавным, равномерным и приятным.. Писатель перед тем как использовать авторскую терминологию должен подробно разъяснить читателю ее значение и то, как ее следует понимать контексте его произведения..

С первых страниц автор меня огорошил такими словосочетаниями как «пирокийные фонари» ,« морфа ночи» , и т.д. Дальше, хуже. Масса новых имен неизвестных персонажей которые сходу не получается связать с главным героем.. Напрашивается очевидный вопрос — зачем мне ломать голову пытаясь выстроить у себя в голове модель авторского мира? Мне за это деньги не платят. Это не профессиональная литература ради которой стоит напрягать свои извилины.

Представьте себе новичка приходящего в тренажерный зал который без разминки начинает выполнять базовые упражнения с максимальным весом. Буквально через несколько подобных занятий он получит травму и плюнет с высокой колокольни на это самоистязание..

Эта книга подходит тем, кто после ее прочтения чувствует себя важным, сверх-интеллектуальным.. Вообщем хорошая пища для самомнения. Всем остальным не рекомендую..

Оценивать ее не берусь, так как не имею на это морального права..

DN, 13 мая 2014 г. в 17:23

Полагаю, следует снять шляпу перед автором за старательную попытку осуществления заведомо провального и тем самым бессмысленного замысла. Не иные песни поем мы безумству слабых и мудрости храбрых. Панам Бербелеку и Дукаю слава!

Что ж, представим, что мир полностью соответствует представлениям первых греческих философов о нем — и прочитаем роман, действие которого происходит в таком мире. Видно, что автор тщательно создавал свою вселенную, вложил много труда, и это вызывает уважение. Но можно ли вообще сколько-нибудь серьезно воспринимать роман, в котором плоская и круглая Земля стоит на трех китах, лежащих на огромной черепахе? И при всем том, что вокруг черепахи плетутся коварные интриги, «сильные личности» пытаются перевернуть земной блин, инопланетяне похищают одного из китов, а в междупланетном эфире разворачиваются астральные войны — при всей эпичности описываемых событий нам как-то не эпично.

Да, за всем этим эпиком как бы проскальзывает что-то еще, но, собственно, что? Невнятный сюжет, завершающийся невнятным пшиком? Самопротиворечивый мир, который не то, что шит, а сшит белыми нитками? Мутные персонажи со странным поведением и непонятной мотивацией? Суконный язык с «морфой и «Формой» в каждом предложении, «пыром» и «этхером» в каждом абзаце? Многословное пустословие (слов много, а нет ни картинки, ни сути)? «Философские» рассуждения о том, как хорошо обладать могучей волей, и быть сильным и богатым? «Загадки сюжета», (не) разрешающиеся после пятого прочтения?

«Книга года», не иначе.

Отдельные места и отдельные идеи книги, кстати, удачны, и даже весьма — но в целостный паззл пестрые кусочки не сложились, получился всего лишь один большой пестрый кусок. Возможно, таков и был метазамысел автора (дать цветное пятно как символ нарушающих всякую форму Чужих), не знаю. С идеями автора, кстати, тоже не все так просто — вот, с одной стороны, автором всю книгу проводится идея о людях, чья воля (Форма) способна изменять мир (кратистосы, стратегосы, на фоне которых плебс играет роль фона), а с другой стороны сам же автор и издевается над этой идеей, изображая суперволевого ГГ человеком, легко, как вода, принимающим любую предлагаемую ему форму: купец — пожалуйста, отец — отчего нет, любовник — как скажете, и вообще чего изволите. Это тоже сделано неплохо, даже (особенно) если и не умышленно.

И все же недостатки перевешивают, и сильно. Добавим балл за высоту устремления, но выше семерки не получается, как ни крути.

beskarss78, 29 сентября 2012 г. в 11:27

Серьезная вещь.

Аристотелевская физика взята за основу мира. Она дополнена, расширена — чтобы люди-кратитосы могли навязывать свою морфу громадным областям, почти целым континентам. Они — на вершине иерархии смертных. А чем ниже, тем слабее морфа, тем сложнее удержать ей материю, короткий срок жизни и уродство — идут рука об руку.

Герой — аристократ с непреклонной волей (разумеется, это поляк ;) ), которого подталкивают к борьбе не на жизнь а на смерть с пришельцами. Это странные существа, просто потому, что они не принимают никакой формы из известных на земле. Борьба с ними — все равно, что с призраками, хотя уже целые области Африки населены какоморфами.

Две характеристики мира, которые запомнились мне больше других:

— цивилизации сосредоточены вокруг кратитосов. То, что за пределами морфированных ими областей — мало кого интересует, если не с охотничьими и не с научными целями;

— очень плотно «населен» воздух, и вообще — пространство жизни там трехмерно. Есть и дирижабли, и летающий город, и ангелы, которые ходят по летающему городу в специальных доспехах, потому как их природное место еще выше. И даже на Луне присутствует довольно обширная колония — изгнанная кратитос смогла переделать под себя часть территории и вывела специальную породу людей себе в помощь.

Роман хорош.

Главный герой воспринимается как живой человек, его личная трагедия раскрывается в полную силу.

Многочисленные персонажи второго плана, герои случайных эпизодов — все они показаны фактурно, рельефно.

Интрига развивается динамично, её повороты неожиданны.

Но. Есть одна проблема.

«Морфа» — как термин — присутствует с громадным перебором. «Морфа» — 85 раз как отдельное слово, а «морф» в самых различных сочетаниях — 456. Но сочетание эти ограничены. «Какоморфы», «морфирование», «морфинг», «хилеморфное равновесие» — едва ли не все.

Что же в реальности — пусть и нашей, а не аристотелевской?

Слово, которое образует базовое понятие, имеет какое-то количество модификаций, а потом его буквально скрывает чешуя из частных понятий.

Еда — хлеб, борщ, закуска, лакомство, осетрина, икра, дичь...

Оружие — нож, пистолет, патрон, боеприпасы, пушка, ракетница, алебарда...

Вот этих то понятий остро не хватает в тексте. Автор, отдавая дань античности, имхо, чересчур увлекся именно тогдашними терминами. Вот и получилось, «Одно матерное слово автомеханика Петрова, в зависимости от интонации. может обозначать до 50 предметов и приспособлений».

Iriya, 12 февраля 2020 г. в 07:17

«...предполагаемый уровень реальности подобен воску в наших руках.»

*

Мое знакомство с творчеством автора началось с произведения «Идеальное несовершенство», которое оставило после себя очень неоднозначные чувства. В отличие от него, роман «Иные песни» показался мне своего рода шедевром. Здесь я увидела совсем другого Дукая, который продолжал удивлять и завораживать необычностью своей прозы. Данная книга очень сложная по форме и глубокая по содержанию. Ждать от нее какой-либо легкости не имеет смысла, и это ясно с первых строк. Автор экспериментирует с языком повествования, выстраивает сюжет в условиях уникального мира, а так же задевает вопросы, охватывающие многие сферы интересов человека думающего. Мне хотелось тишины библиотеки, где ни один посторонний звук не отвлекал бы от созерцания событийности книги. Я снова на несколько дней покинула повседневность и очутилась в мире демиурга Аристотеля. Представьте, что Вы на планете Земля, которая является центром мироздания, началом отсчета всех координат. В основе ее существования лежит система четырех первоэлементов, а все остальные небесные тела обращаются вокруг нее в субстанции пятого элемента, именуемом эфиром. Порадовало упоминание Луны, которая в романе является колонией Земли и населена человеческими существами. Здесь нет явной магии, но активно используется «перпетуа мобилиа», а у власти находятся «кратистосты» — аристократы, способные «морфировать» людей вокруг себя и выстраивать Форму окружающего пространства по своему усмотрению. Назвать все это альтернативной реальностью сложно/невозможно. Несмотря на кажущиеся сходства, мир Дукая и привычный нам с Вами абсолютно разные.

«В столкновении Форм разум и логика ничто, здесь, от начал мира, лишь одна мера: сила.»

Иногда я ловила себя на мысли, что воспринимаю эту книгу не как художественное произведение, а как увлекательно написанную научную работу. Здесь очень умело метафизическая философия была спрятана за ширму фэнтези и научной фантастики. Очень понравилась описанная автором нумерологическая рекомбинация вселенной и рассуждения о принадлежности Форме человека составляющих времени («начало-теперь-тогда»). Поэтому взять мгновенным штурмом это произведение невозможно, да и не особо хочется. Наоборот, было огромное желание читать и перечитывать отдельные эпизоды романа, а так же анализировать приложение, которое любезно составил для читателей переводчик Сергей Легеза. Дукай снова импровизирует с лингвистикой и создает производные от древнегреческого языка неологизмы. Подобной игры со словом я никогда не встречала в литературе. На первых страницах я задавалась вопросом, зачем создавать такую речевую неразбериху. И лишь к финалу становилось понятным, что особенности слога автора являются неотъемлемым элементом всей этой истории, которая только в реалиях придуманных писателем слов приобретала «морфу» высокой искренности. В очередной раз восхищаюсь трудами переводчика. На мой взгляд, работа, которую он провел с этим произведением, выходит на уровень подвига.

«Можно наложить на тело морфу игнорирования боли, нельзя наложить на мир морфу игнорирования тела. Разве что ты — настолько уж безумный кратистос.»

Завязка этой истории начинается с обнаружения аномальных мест, на территории которых стирались границы увековеченных законов природы, все живое претерпевало неожиданные метаморфозы, и окружающая действительность превращалась в одну огромную «какоморфу». Люди, жаждущие верить, что в мире есть чудеса и не все можно охватить разумом, совершали набеги на окраины Искажения, чтобы поохотиться на необычных видоизмененных зверюшек. Именно главному герою этого романа и его команде предстояло разобраться в причинах появления странных областей безымянной аморфности. С целью определения водораздела между познанным и непознанным, он снаряжает «джурджу» в эпицентр африканских «не-джунглей». Вместе со всеми действующими лицами нам предстояло лицезреть ужасающее зрелище искореженного пространства. Оно душило влажностью, рычало, трещало, стонало и хихикало, а люди в нем умирали в неописуемых состояниях. События оторванной от форм цивилизации дикой Африки дополнялись интригами разделения власти, путешествием в лунной ладье на обитаемую планету-спутник, военными действиями с осадами городов, а также полетом в космос. Читала ли я когда-нибудь такое в контексте одного романа? Никогда. Антураж произведения восхищает!

«Белизна рубахи и тяжесть колец на пальцах определяют значимость мгновения.»

Повествование ведется с позиции нескольких персонажей, но основная доля принадлежит главному герою — «кратистосу» Иерониму Бербелеку. Роман-головоломка с массой разбросанных на страницах загадок требовал повышенного внимания к деталям. Поэтому интересно было наблюдать за сюжетными линиями абсолютно всех рассказчиков, в достоверность суждений которых с трудом верилось. Каждый из них вел свою борьбу, стремился к своим целям и пел о происходящем свои песни. Не вызывал стопроцентного доверия, даже сам Бербелек, образ которого претерпевал различные изменения подобно фабуле самого произведения и пространству окружающей его действительности. Начало романа застало героя в состоянии полной эмоциональной отстраненности, холодного равнодушия ко всему. На глазах читателей из диванного, раздавленного неудачей полководца он ожидаемо превращается в могущественного творца, воля которого задает вектор исторического развития. Вместе с ним мы движемся от невежества к совершенству через принятие гипотез, которые во всеобщем незнании кажутся среди прочих самыми разумными. Герой, действительно, растет на наших глазах во всех смыслах этого слова. Но при этом, не воспринимается слащавым суперменом, потому что для мира Дукая сверхчеловек — явление очень актуальное. В унисон с образами героев меняется и стиль повествования: от иронично-веселого в начале, до трагически-напряженного в финале.

«Мне недостаточно одержать победу. Мои враги должны еще и проиграть.»

Думаю, что однажды вновь захочу перечитать эту потрясающую историю, чтобы еще раз попытаться постичь таинство полностью открытого финала, незаметно замыкающего в себе несколько линий сюжета. Надо сказать, что автор не загружал читателей философствованиями и многие проблемы затрагивал очень аккуратно. Однако во время чтения этой книги в моей голове взрывалась шрапнель тысячи новых мыслей и вопросов, которые набирали скорость по мере повествования и еще долго продолжали свой полет по инерции. Что есть месть? Разновидность жажды воздаяния за израненную гордыню, когда страдание унижает слабость в глазах собственных и чужих? Хороша ли жизнь, сведенная к поиску мелкого спокойствия, счастья, мечтаний и легких чувств? Что есть Сознание, которое определяет Бытие. И как добраться до неизменной Истины, когда мы все невольно живем во Лжи, живем Ложью и живем, потому что Лжем? Иллюзорность реальности снова напоминала о себе. Хотелось верить, что где-то в бесконечности миров за пространством Земли существует иная Жизнь, иные Цели и иные «Адинатосы» с иными Песнями на музыку небесных сфер. Они существуют.

*

«Неважно, каково оно есть; важно, как на это смотришь. Все возвышеннейшее вызывает отвращение у тех, кто ползает в пыли и глядит из грязи: рождение, смерть, любовь, победа.»

Latte, 21 августа 2019 г. в 21:29

Забавно. Но, к сожалению, не более того.

Выглядит как если бы пятиклассник, прочитав запоем Толстого и Достоевского, решил бы написать свой философский роман. Вышел бы замах на рубль, удар на копейку.

Так и здесь.

Хотя идеи у него попадаются интересные, проработка и изложение... хромает, скажем прямо. Если бы такое написал мастер, это был бы замечательный манифест постсингулярности, у Дукая же просто не получилось. Как в анекдоте — «ну не шмогла я, не шмогла».

MadRIB, 02 июня 2019 г. в 11:41

В невероятно далёком от нас XXIX веке исследователи обнаруживают космический корабль, пропавший ещё в конце века XXI. Из всей команды на борту лишь один человек – Адам Замойский, однако его генетическая карта не совпадает с генетической картой того самого Замойского из прошлого. Одна из могущественных и богатейших семей воскрешает Адама и берёт под свою опеку, поскольку он крайне важен для будущего по причине, которой никому не известна и не понятна. Теперь Замойскому придётся как-то вписываться в мир, в котором он чужак... во всех смыслах.

Как, думаю, и у большинства русскоязычных читателей, моё знакомство с Яцеком Дукаем произошло через книжную серию «Сны разума», где его «Иные песни» выделялись даже среди прочих нестандартных произведений. «Иные песни» показались мне прекраснейшей историей, потому я с радостью и нетерпением взялся за «Идеальное несовершенство»... И жестоко обломался. Да, автор и здесь сконструировал причудливый мир со своей логикой, правилами и языком, но если «Иные песни» были мало-мальски понятны, особенно при минимальном знании принципов греческого словообразования и философии Аристотеля, «Идеальное несовершенство» забрасывает читателя в такие дебри, что к последней трети роман превращается в кашу из терминов, которые абсолютно непонятны и описывают абстракции, не имеющие связи с реальностью. Ближайший аналог – трилогия Ханну Раяниеми «Квантовый вор», но и эти три романа кажутся лёгким чтивом по сравнению с «Идеальным несовершенством». Виртуальный мир (но не виртуальный), клонирование (но не клонирование), цифровые аватары (но не цифровые), раздвоения и растроения личности, изолированное нелинейное пространство/время, сверхчеловеческие организмы третьего пола – всё вброшено в текст, без каких-либо объяснений. Читателю просто предлагается принять всё на веру и составлять собственный словарик для выдуманной автором терминологии, чтобы не запутаться. Слои реальности/виртуальности множатся всё больше, Кристоферу Нолану с его «Началом» и не снилось, а Адам Замойский, который в начале книги, в общем-то, мало отличается от читателя в непонимании происходящего, слишком легко врубается в происходящее и начинает строить далеко идущие многоходовочки с использованием таких технологий будущего, только от попыток понять которые начинает плавиться мозг.

Подобное можно было бы простить, будь история сколько-нибудь интересной, персонажи яркими, а текст приятно написанным, но нет. Такое чувство, что сюжет и персонажи нужны автору для демонстрации своих задумок, и оттого книга кажется механической и выхолощенной, и, если поначалу, читать ещё более-менее интересно, то как раз к той самой финальной трети всё сменяет лишь скука и желание долистать до конца, тем более, что «неожиданный» сюжетный твист если не очевиден, то по меньшей мере, предсказуем.

В итоге оценить книгу довольно сложно – в ней хватает интересных идей, каждую из которых можно положить в основу отдельного романа, но вместе они создают хаос, который нисколько не уравновешивается языком повествования, продуманной психологией или глубокой философией. Всё равно в итоге всё упирается в вечный вопрос кибперанка о том, что есть человек и постулат Кларка о неотличимости продвинутой науки от магии.

URRRiy, 04 мая 2019 г. в 17:49

Я догрыз этот кактус, прорвался сквозь бредовое нагромождение левых терминов, псевдонаучных выкладок и многократно и многословно закрученной простой идеи — все возможно. Если что то невозможно, значит, возможно, ты не нашел выход туда, где это возможно. История Адама Замойского и его многомерный квест, в принципе по идее должны отразить сложность понимания мира будущего — аж 29 века, для примерно нашего современника попавшего туда, фактически контрабандным (это конечно спойлер, но сюжета не раскрывает) путем. И читатель, волей автора, убивается напрочь от глобально закрученной теории и практики развития человеков и вселенных, до фонетических издевательств при описании уже «докрутившихся» постчеловеков. По форме это квест в пространстве и немного во времени, сопровождаемый разного рода препятствиями и опасностями. Сам Адам, а также его очаровательная спутница, (не Ева, Анжелика) обречены пройти это испытание с помощью как собственного, так и искусственного интеллекта. Поскольку у читателей помощник в лице ИИ отсутствует, сразу предупреждаю, что пройдут его не все (читатели, понятно:)). Это не графомания, это скорее искренняя попытка автора поделиться своей шизофренией, с виду похожая на научную фантастику. Тем не менее, на любой продукт есть свой потребитель, поэтому и это тоже имеет право на существование.

neky, 30 марта 2019 г. в 15:52

Я не дочитал. Поэтому без оценки.

Еще лишь пребывая в процессе, будучи охвачен далеко не смутными сомнениями, решил предпринять я некоторое расследование — сомнительное уж больно послевкусие осталось от прочитанной части.

По итогам следствия, в ходе коего я пролистывал текст, изучал рецензии и отзывы, выявилось предсказуемо, что я себя спас.

Во-первых: что из себя представляет эта книга. Сюжет наподобие «У попа была собака...», обвешанный гроздьями грецизмов, в который налиты ведра воды, чтобы получилась «толстая книжка». Тем не менее не хочется сравнивать это с «Поминками по Финнегану» Джойса или «Големом100» Бестера, ибо первый экспериментален не лишь по форме, но и по сути, а второй интересен и по содержанию.

Во-вторых: что из себя представляют автор и страна, в которой он существует. Маленький коричневый домен в Центральной Европе, несостоявшаяся империя «от можа до можа» — та-ак... а кто же в этом виноват?!. — в центре которой сидит какоморфный ясновельможный селитёр Дукай, вяло шевелит члениками и вонзает крючочки в бледную плоть постмодернизма.

Deliann, 24 марта 2019 г. в 07:49

Я долго не мог заставить себя погрузиться в «Иные песни» Яцека Дукая. Непонятно было, с каким настроением подступиться к книге и стоит ли вообще к ней подходить. Если прочитать официальную аннотацию, то книга как будто не представляет собой ничего особенного. Если открыть книгу, то надо приложить изрядное количество усилий, чтобы прорваться через обилие непривычных слов и незнакомых феноменов. Если почитать отзывы, то только и видишь кругом, что необычный мир, аристотелевская философия, странный мир, мир, мир и еще раз мир. Поэтому мой путь к «Иным песням» был долгим и трудным. Дольше и сложнее, чем к какой-либо другой книге в принципе.

На первый взгляд, перед нами история Иеронима Бербелека, некогда великого полководца, ныне одного из совладельцев торговой фирмы. И кажется, что все просто – обычный путь к успеху персонажа, который перековывает всего себя ради великой цели. Но знаете, эта история настолько проста, что ее можно пересказать буквально одним абзацем. Потому что, на самом деле, «Иные песни» — это вовсе не история господина Бербелека.

На самом деле, «Иные песни» – история мира, придуманного автором. И правы были те отзывисты, кто посвящал описанию этого мира целые абзацы, ведь даже сам Яцек Дукай с упоением рассказывает о нем на протяжении почти семисот страниц. Местная вселенная выросла на основе античной философии. Здесь Идея определяет Материю, люди способны навязывать свою Волю окружающим, Форма человека не отличается постоянством, полеты на Луну соседствуют с масштабными военными кампаниями на Земле, а почти хтонические монстры – с почти генетическими мутантами. Фантазия Дукая настолько богатая, что он может посвящать несколько страниц лекциям по механике и устройству местных аэростатов, рассказам о географии, истории, политике и философии.

Неудивительно, что основной сюжет остался как-то за бортом авторского внимания и оттого кажется уж слишком простым. Да и персонажи здесь не могут порадовать глубиной проработки характеров или хотя бы яркостью образов. Зато запоминающихся сцен довольно много. Увы, но все это сильно снижает развлекательность романа, делая его текст тяжелым для восприятия.

В итоге получился очень мироцентричный роман, обильно сдобренный различными интересными идеями, но слабоватый по части сюжета и персонажей. Добавьте к этому сложную подачу текста и задумайтесь, стоит ли эта книга прочтения. Вещь штучная, но требующая к себе много внимания, времени и усилий.

P.S. На этой мажорной ноте я закончил чтение серии «Сны разума». Именно благодаря этим книгам я полюбил по-настоящему твердую научную фантастику, впервые открыв для себя творчество Питера Уоттса в 2012-м году. Были в ней и провальные книги, которые мне абсолютно не понравились, но сейчас, спустя семь лет, впечатления от всего прочитанного остались скорее приятные и разнообразные, за что я очень благодарен создателям серии.

Futuris, 09 февраля 2017 г. в 00:22

Великолепнейший образец рафинированной русофобии от лучшего писателя-фантаста Польши! Проклятый Сталин, выковыривание глаз русскому генералу, ядерный терракт в Москве... это надо читать полностью!

К теме терракта в Москве и последующего за ним уничтожения России Дукай вернётся ещё не раз, очевидно, это его idée fixe.

Какого-то осуждения терроризма я, к сожалению, не заметил. Нет, терроризм у Дукая действенен, именно он ведет к главного героя к победе. Законы войны, Женевское право, Гаагское право также никак не упоминаются в контексте.

Ааз, 13 февраля 2016 г. в 10:38

Эта книга — какоморф.

Сколиодои победил, антос Дукая оказался слабее.

На полпути Сколиоза проникла в книгу и начала медленно разрушать ее морфу, разделяя, искривляя и преображая порядок в то, чем являет себя в мире времени и пространства — хаос, незавершенность и избыточность, вопросы без ответов.

Антос Дукая не совладал. Книга сопротивлялась, надо признать, но Искривление пересилило.

osipdark, 13 июля 2015 г. в 17:26

Целый месяц, а то и чуть больше, и вот — «Лед» Дукая дочитан.

Роман, который может сравниться по количеству текста со всеми вместе взятыми романами цикла «Многоярусный Мир» Фармера, ну, правда, если брать еще в расчет все примечания переводчика... Кстати, о переводчике В.Б. Марченко; ему нужно выразить огромную благодарность за доступный для всех перевод, настолько кропотливый и подробный, тщательный и качественный, насколько это вообще может быть возможно для фундаментального труда Яцека, с которым может сравниться лишь столь же фундаментальная работа уже упомянутого переводчика.

Что же касаемо самого романа... Он огромен. Он многословен. Он наполнен философскими, логистико-философскими, политическими, полито-философскими теориями и высказываниями. Он по-настоящему отображает графоманского монстра автора, так что, вкупе со всем остальным, «Лед» может показаться и быть читабельным далеко не для всех (лично я без скорочтения не обошелся).

Сюжет произведения, как уже говорит аннотация, вертится вокруг одного главного, польского, разумеется, героя — молодого математика с философскими замашками, которого Министерство Зимы (далее) отправляет через всю Евро-Россию и Сибирь на поиски его отца, в которых нас всех ждет знакомство с миром «Льда», многочисленными политическими и партийными интригами и распрями, и даже встреча с последующими воскрешениями очень известных личностей... И, как я уже упоминал, много-много философских теорий, особенно вокруг сути Истории и ее вариациях и поисках истинности в них.

Но самая главная сюжетная идея романа — это Лед и люты; некие сущности и явления, появившиеся после падения Тунгусского метеорита, которые и изменили всю историю этого мира. Например, отменили Февраль, Октябрь, Первую Мировую, сделали из Российской Империи, как это ни странно, экономического гиганта, а так же преподнесли науке и техники свои загадки и дары, такие как тунгенит и зимназий. Плюс, конечно же, разделение мира на Лето и Зиму. Обо всем об этом, между бесконечно длинными диалогами героев, и доносится нам, правда, в виде теорий и таких же бесконечных, как и сами диалоги, интерпретациях.

И во всей этой каше пусть и возможно собрать единую линию мысли автора, но гораздо проще запутаться во всем этом и сомневаться. Хотя, скорее всего, чего-то единого во всем этом и нет — Дукай, видимо, дает нам шанс сам выбрать что-то более-менее конкретное. Все это сопутствует с убивающим глаза «я-оно», политическим дерьмовалом на Россию в виде Империи и ее царя Николая Второго, вместе с обвинением его в онанизме, графоманством, как я уже писал, и несколько скомканным концом, который, впрочем, вполне подходит для пусть и сложного, странного, многовесного и спорного, но событийного романа Яцека Дукая «Лед».

П.С. Оценку поставить сложно, а для тех, кто думает, что не потянет «Лед», есть схожие в некоторых моментах «Иные песни».

Nikquest, 31 июля 2018 г. в 12:56

Книга, в которой древней метафизики, философии и сухой «академичности» в разы больше, чем приключенческой увлекательности.

Книга, в которой авторских неологизмов столько, что хочется выписывать отдельный словарик и разбираться в каждом новом лексическом обороте. Но при этом действительно незнакомых и не дающих подсказок о своем истинном значении – крайне мало. Контекстуально и подсознательно ты все же нащупываешь верную почву.

Книга, населенная невероятными (для нас) существами и невероятными (для нас) природными законами. При этом в рамках внутреннего мира наполнение выглядит логичным и даже неизбежным.

Книга, в которой послесловие переводчика с разъяснениями читать интереснее всего, сверяя свои догадки, образующиеся по ходу «Иных песен», с тем, что «написано на бумажке».

Книга, в которой несомненно умный и талантливый автор преподносит свои умозаключения и рассуждения так, будто пишет научный трактат на фэнтезийно-фантастическую тематику, словно уподобляющийся свиткам древности.

Книга, в которой космические путешествия соседствуют с изображением древнего мира, отчего работа на контрасте вызывает ряд удивительных эмоций. Этот мир будто бы соткан из самых разных жанров и их особенностей, но при этом не вызывает ощущения их дичайшего переизбытка.

Книга, в которой читателю отводится роль не собеседника, не слушателя, не безымянного статиста, не наблюдателя за происходящим, не беспомощного младенца, плавающего в терминологии, не умудренного опытом старого циника, которому все происходящее безразлично. Читатель здесь – как будто функция, необходимая, чтобы книга «работала» с ним или над его вкусами в качестве другой функции, иначе механизм застопорится и заржавеет. Иными словами, читателю отводится место именно читателя, узнающего что-то новое, но без определенного заранее набора каких-то условностей или прогнозирования дальнейших событий. Схожее чувство можно испытать, листая, например, красочно оформленную энциклопедию каких-нибудь войн древнего мира. Разница лишь в художественной обработке и степени сухости подаваемых фактов.

Книга, которую читать сколь легко, столь же и трудно. Одни и те же главы могут пролистываться на одном дыхании, а могут увязнуть в болоте словоблудия и авторской намеренной косноязычности и словосмешения. Главное – поймать нужный темп, уловить звучание, мелодию, подстроиться под стиль, язык и мысли. Если прервешься или зазеваешься – начинай все сначала.

Книга, в которой структура построения глав и событий сама по себе может стать поводом чаще открывать оглавление.

Книга, в которой противоречий – уйма, что и делает ее отличной. Скупой на чувства к персонажам, строго выдержанной в несколько занудном стиле, густо приправленной монологами, авторскими словечками и обрывающимися фразами, не особо дружелюбной к читателю, местами вызывающей желание бросить на полстраницы, но – отличной. Как так получается? Бербелек его знает…

Книга, которую нужно перечитать. Не сразу, а спустя время. Желательно за это время не забыть о массе тонкостей, а перед повторным чтением заранее вспомнить и постоянно держать в голове общую картину мира.

Al_cluw, 11 марта 2016 г. в 12:12

И все-таки они вертятся! Причем все, и даже Солнце:) вокруг Земли!

Изначально читать было очень муторно, глаза прикрывались сами собой, не добредя до окончания предложения. Лишь неимоверным усилием приходилось заставлять открываться глаза и читать строку за строкой. Постоянно ловил себя на том, что терялись не только строки или предложения, терялись абзацы. Нередко повторялись случаи повторного чтения одних и тех же предложений. Зачастую их смысл не добирался до зависшего мозга даже при перезаг.. тьфу, при повторе. Повторение, мать учения? отнюдь. Возможно, это способ чтения книг наискосок, ИНОЙ способ...

Но все не вечно под Луной, зима и сырая весна остались позади вместе с Воденбургом, и повеяло теплыми ветрами из Африки. Вот она, Александрия, край магии и иной музыки. Город аристократов и кратистосов, рабов и преступников. Город Навуходоносра, Ворот Солнца, Ворот Луны, Великой Библиотеки и Великого Маяка на острове Фарос. А еще дальше, в Сахаре, нашлась Зона (Сколиодои по Дукаю), населенная какоморфами. А на Востоке империя зла, Московия, подвластная Чернокнижнику, выводящему какоморфов во глубине Уральских гор.

Звездный корабль с Солнечным парусом — очень красиво (но увы, не Дукай это придумал первым),ведомый экипажем лунников. Интересен момент с выдуванием пассажирки за пределы корабля, как же она смогла протянуть несколько часов в межзвездном эфире (хотя, там возможно, эфир тоже иной). Описание Луны в Иной морфе, где чрезвычайно жарко, где находится Лабиринт, Город Гармонии, Столица Луны и Лабиринт в кратере Мидоса c адинатосом вместо минотавра и где живущие на поверхности спутника лунники вполне успешно обходятся без аэроматов. Сражения за Земле, на суше и на море, и битва в Эфире (космическом). Очень немало всего вышло из-под пера автора, и местами описываемые события вовсе не выглядят «лениво».

В итоге получается сложночитаемое произведение, где изначально надо «проникнуться» очень необычным языком, придуманным автором для этого романа. Предполагается, что одного прочтения для книги явно недостаточно. Но от повторного посещения сырого и серого Воденбурга, жаркой и распаленной Солнцем Александрии, заснеженной монголоидной Москвы, странной насыщеной пиросом Луны и заключенной в «Цветок Искривления» орбиты Юпитера подавляющее число «упертых» читателей (тех, кто всеж таки осилил книгу, пусть и не с первого раза)скорее всего откажется. Ибо помимо «Иных песен» есть непочатый край гораздо легче «ощущаемых» книг. Хотя, это наверное в определенной степени, подвиг книгопечатания — издание книги ИНЫХ песен в почти современных реалиях.

vokula, 20 октября 2015 г. в 17:17

Прочёл русский перевод В.Б. Марченко (благодарности ему), дочитал всё-таки... «Букаф много» — 2.345.370. Стало понятно, почему роман книгой на русском не издадут. И дело не в том, что он отчасти «антирусский», важнее то, что Дукай здесь совсем не думает о читателе (будь он хоть польский). Роман явно «избыточен», чего в нём только нет! И от этой наполненности/многогранности читать его совсем непросто. Представить не могу, что какой-либо русский писатель мог написать нечто подобное сейчас. Оценить его мне лично невозможно ни по какой шкале. Дукай — «гигант» замыслов (10), но читать все его «сентенции» подряд иногда совершенно невозможно!..

Нортон Коммандер, 03 мая 2019 г. в 20:11

Мне не стыдно будет признаться, что эта книга не для моего IQ. Даже не знаю, какую именно часть романа в процентном соотношении я не понял. Наверное, Дукай писал это для людей с высшим физико-математическим образованием. Причём, то, что было понятно, можно оценить высоко. Достоверное постсингулярное будущее, на которое и Вернор Виндж не замахивался в своих произведениях, у Дукая изображено во всей красе. Это общество, где социология, физика и программирование взаимозависимы. Это мир, где реальность может переноситься в виртуальное пространство, и равно виртуальность может материализоваться в реальном мире. И стиль и атмосфера — всё на высоком уровне. Но, как часто бывает в фантастике, читать о мире, где возможно практически всё, не очень то интересно. Автору удаётся создать впечатление, что этот мир существует по определённым законам, но по каким именно — понять непросто. И если первые две части, несмотря ни на что, были всё-таки увлекательными, то третья часть испортила впечатление — там оставалось только продираться через текст, где каждое второе слово обозначает понятие, аналогов которому в нашем языке нет.

pavel-lob, 25 апреля 2019 г. в 13:29

Мне всегда очень трудно представить постсингулярный мир. И так и должно быть, на то он и постсингулярный. На помощь приходят замечательные писатели: от Ди Филиппо до Игана с Уоотсом. Теперь ещё и Яцек Дукай, знакомый по «Иным песням» и паре рассказов, показал своё видение этого гипотетического состояния цивилизации HS.

Тема такого будущего в современной НФ – это как тема освоения космоса в фантастике «золотого века» (ожидание резкого скачка в развитии, социальных изменений, прорыва в понимании глубинных законов вселенной) и прогнозирование жизни людей в этих изменившихся условиях. Разница лишь в том, что постсингулярность для человечества как биологического вида представляется не вполне приятным местом.

Дукай сотворил и поместил в этот мир своего Адама, идеального человека с несовершенной личностью, такого настоящего для нас и непостижимого для постлюдей.

Адам, как и мы, ошалело взирает на такое будущее, в котором он лишь вещь, собственность корпорации, реликт, оживлённый для непонятных целей. Вместе с читателем ему предстоит долгий процесс врастания в новое общество не людей – сущностей. Постсингулярная утопия не случилась: неравенство процветает, борьба за выживание идёт с помощью Войн – специально развитых цивилизаций уничтожения, сверх-разумы соперничают со сверх-сверх-разумами, маховики Прогресса ускоряются с каждым планком времени. С первых страниц автор погружает читателя в настоящее киберпанковское безумие XXIX века и держит эту атмосферу до последних строк.

P.S.

Скажу честно: читать роман крайне тяжело. Пока пытаешься понять значение незнакомого слова, на тебя падает ещё несколько, скорость чтения падает, постгендерные местоимения натыканы в тексте как подножки. Но всем поклонникам жанра «Гранитная НФ» однозначно рекомендую к ознакомлению.

P.P.S.

В некоторых местах книги я начинал подозревать, что автор – уже фоэбэ, настолько мощно и стремительно развивалась его мысль, он просто нечеловечески умён.

Inkor, 15 августа 2016 г. в 10:29

Совершенно прекрасное миростроительство. Взяв за основу античность после завоеваний Александра Македонского, Дукай создал мир работающий по метафизическим законом античных философов: Демокрита, Анаксагора, Левкиппа, Эмпедокла и конечно в первую очередь Аристотеля. Материя состоящая из пяти первоэлементов на которую накладывается Форма и которую в свою очередь может формировать воля человека. Иная работа общества и психологии людей, чью форму личности и разума, также можно морфировать обладая достаточной силой (Кратистосы — сильнейшие из людей, придают форму целым странам и народам). Полеты в космосе, построенном на основе геоцентрической модели мира с землей в центре и окружённой семью сферами по которым движутся эпициклами солнце, луна и планеты. Подробная атомическая модель с добавлением алхимии, нумерологии и каббалы. Вторжение неописуемых чужаков чья форма чужда этому миру, вносящая в него совершенно восхитительно описанное искажение и хаос. А также вечные двигатели, летающие города, стипанковские дирижабли и прочее, прочее и прочее.

И в этих античных декорациях разворачивается полная политики, интриг история возвращения главном героем потерянного статуса и личности. Чувствуется привкус творчества Желязны, также вспоминается Анафем Нила Стивенсона. В некотором смысле активное развитие сюжета заканчивается где-то на середине, переключившись на повествование от лица другого персонажа, который больше играет роль пассивного наблюдателя, чем активного участника закономерно разворачивающихся событий. И тут на мой вкус, книга несколько провисает, хотя и к финалу снова набирает обороты. Концовка открытая и неоднозначная в своей интерпретации.

Впрочем нужно отметить, что чтение не самое простое. Дукай известен своими языковыми экспериментами и стилизацией. Текст и без того способен проверить на прочность ваш словарный запас, но в него добавлено еще множество древнегреческих терминов и неологизмов на их основе, дополняющих общее античное ядро романа. Остается сказать лишь спасибо переводчику, снабдившего конец книги справкой по происхождению данных терминов, изрядно облегчающую жизнь.

Как итог, хорошая книга с сильным и интересным идейным ядром, а также сложным, но тем не менее идущим на пользу общему стилю языком.

Lyolik, 14 апреля 2014 г. в 13:05

Про роман написано уже много, так что многословного разбора писать смысла нет. Разделяя личное и общее стоит сказать следующее.

Автор поставил себе формальную задачу – показать мир живущей по механике Аристотеля. Получилось. Раскрыты все стороны жизни, наука, язык. Отсюда такой объем – правдиво описать принципиально иной мир, который к тому же ты не выдумываешь, а реконструируешь очень амбициозная задача. Владение литературным мастерством тоже на высочайшем уровне. Сплетение множества жанров, море второстепенных персонажей и маскировка их функций в многословных и многослойных главах. Новые смыслы, несомненно, будут открываться при каждом новом прочтении. Снимаю шляпу, но… Поймал себя на мысли, что воспринимаю текст романа как рекламный буклет, описывающий возможности автора. Хочется прочитать у него что-то еще, но жанрово более чистое.

Ближе к финалу есть прекрасный момент, когда правитель Воденбурга излагает свою утопичную (иную) для данного мира идею демократичного правления. Излагает единственному человеку, который мог бы эту идею воплотить. Ирония в том, что Герой, чье призвание бороться с теми, кто навязывает миру свою волю, становится оружием борьбы с инаковостью. Консерватором на страже мирового порядка. Таких «жемчужин мысли» в тексте найдется немало, но все же форма в тексте подминает собою содержание и когда автор раскрывает предназначение героя и перестает переключаться в тексте между жанрами, становится откровенно скучно читать длинное бытописание. Все же мир, построенный на механике Аристотеля, слишком предсказуем…

volga, 07 октября 2013 г. в 15:21

— Ты веришь в Бога?

— Скорее… догадываюсь.

Действие рассказа происходит в вымышленной звездной системе, в скоплении астероидов, вращающихся вокруг звезды Леви. А конкретно на астероиде Рог. Когда-то здесь потерпел крушение космический буксир «Стрелец», на борту которого находился экипаж из четырех человек. Из-за повреждений произошла разгерметизация, корабль быстро терял кислород. Спасатели не успевали: слишком мало кислорода для четверых. Но чего не хватит для четверых, будет достаточным для троих. Измир Преду вышел из буксира на поверхность астероида и разгерметизировал свой скафандр... Здесь, на этом астероиде, его и похоронили спасшиеся члены экипажа «Стрельца». На этом можно было бы и закончить, но... этот поступок, бесспорно геройский, стал причиной некоторых удивительных событий.

Мне рассказ показался трудным, причем не столько в плане восприятия текста, сколько в понимании смысловой нагрузки. Один человек жертвует собой ради других. Его жертва добровольна и осознана, и она не напрасна. Над местом его упокоения из живых кристаллов вырастает удивительно красивое и грандиозное сооружение — Собор. Люди приходят сюда, веря в то, что Святой Измир излечит их от болезней, направит на путь истинный. Кто-то действительно излечивается. Но иногда происходит настоящее чудо: Собор избирает человека, который уже никогда не сможет покинуть это место. Однако это чудо очень уж похоже на проклятие. Особенно в свете описываемых в рассказе событий. Возможно, живокристы, выросшие на могиле человека, впитали в себя душу, мысли, сущность того, кто лежит в саркофаге. Произошёл некий симбиоз двух живых организмов, точнее неживых.

Наверное, инициация происходит именно тогда, когда человек получает какое-нибудь незначительное ранение. И возможно, когда на алтарь попадает кровь, это воспринимается как жертва. И Собор её принимает. Через рану клетки живокриста проникают в организм человека, и начинается процесс поглощения, или объединения организмов. Человек проходит по тому же пути, что и Измир: приносит себя в жертву. Но умирает ли он при этом? Или он просто становится частью Собора, растворяясь в нем, становясь ещё одним элементом в гигантской конструкции, вынужденный навечно существовать в абсолютной темноте, «лишенный всяческих страхов и желаний, укорененный в вечности»?

А может все это мои бредовые идеи и рассказ совсем о другом?

Evil Writer, 06 октября 2013 г. в 12:16

Произведение польского читателя оставило на мне неизгладимый след после прочтения. Это действительно мощное и грандиозное событие в фантастике написанное интересным и живым языком с целой многослойностью образов и смыслов. Дукай создает настоящий смысловой взрыв разумов, разбавляя свой рассказ философией и смыслом бытия. История священника-паломника, напоминает пусть исканий и обретение чего-то невиданного внутри себя осознание некой непостижимой некогда точки мироощущения и понятия. Именно так я увидел рассказ Дукая, в мрачно-искристых странствиях главного героя, блуждающего и ищущего нечто такое, что найдет не там где ищет.

В чем плюсы «Katedra»? Она не типична, она резкая, умная НФ которая западает пониманием и осознанием темы и идеи. Это история о людях, о их миропонимание и осознание их самих себя и мира вокруг.

Шедевр? Безусловно, давно такой яркой и умной фантастики не читал. Пожалуй на сегодняшний момент абсолютное поражение в мой разум и сердце. Спасибо, Дукаю за столь яркую фантастику.

Итог: восхитительно-качественный рассказ, по мне так который стоит прочесть обязательно.

Alexzander, 02 марта 2019 г. в 22:37

Тот самый случай, когда отличная первая половина романа складывается под искусственной многомерностью второй.

В итоге живое повествование увядает от обилия пластиковых интеллектуальных усложнений и уступает своё место скуке.

Сюжетная же линия, как бы странно это не звучало, от нагромажденных выкрутасов лишь уплощается. Жаль.