Ханья Янагихара «Маленькая жизнь»

Не интересным оказалось для меня творчество Х. Янагихары. Темы ее произведений кричат о желании создать себе имя на громкой, хотя и сиюминутной славе. Персонажи карикатурные, и потому только те, кто именует себя «людьми от литературы», готовы оправдывать, придумывать, притягивать за уши их глубину, а равно намерения автора показать чувства героев. Вот только у картона нет чувств, кроме того описательная гипербола изобретена давно и прочими писателями используется намного лучше, в то время как авторское стремление к гротеску, само по себе, не наделяет персонажей глубиной. Вместе с тем, данный роман имеет существенный порок перевода…

Во время чтения этого произведения (2015) неоднократно ловил себя на мысли о том, что сюжетный пазл не складывается. Даже, невзирая на тот факт, что людей подобного мышления и мотивов поведения как Джуд мне приходилось встречать на жизненном пути. Сам же роман словно бы продолжение «Дни нашей жизни» (2020) М. Франко, где обиженный по жизни мальчик раскручивает обидки и тащит их через всю свою жизнь, а Х. Янагихара использует те же приемы, что и М. Петросян в «Дом, в котором…» (2009), в части обезличивания времени и места событий.

Однако после мне удалось узнать, что переводчики решили за автора и читателя, что они изменят имя главного героя, а с ним и всю концепцию романа, поскольку Джуд, на самом деле – Иуда. Что называется: «Почувствуйте разницу» смыслового наполнения персонажа и сюжета.

Не смотря на то, что Х. Янагихара скрупулезно выписывает психологические и психиатрические проблемы Джуда, а равно психосексуальные девиации в его поведении – это само по себе не исключает того, что именная природа персонажа берет над ним верх и демонстрирует деструктивность по отношению к самому себе и окружающим. Данные факты роднят книгу с «Множественные умы Билли Миллигана» (1981) Д. Киз, так как в данной истории до сих пор не утихают споры относительно того обманул ли Миллиган психиатров, следствие и суд, или же это правда расслоение личности? Моя позиция по данному факту однозначна – Билли талантливый манипулятор и исторический феномен, но не человек с психическим расстройством личности в форме ее расслоения.

Вместе с тем – Джуд и Билли имеют расстройства связанные с поведенческой природой человека, которые основываются на травмирующем опыте детства. Но это не препятствует им изводить свое окружение, вводить их в созависимые отношения опирающиеся на комплекс вины людей, которые оказались рядом. Иудушка Янагихары эгоцентричный инфантильный персонаж, который дергает людей не за веревочки, но за жилы. Он все происходящее в своем существовании превращает в проблему, а желающих ему помочь в виновников его состояния или агрессоров.

Как и библейский Иуда, он получает тридцать серебренников, и не единожды, но всякий раз осуждает благодетелей, и после усыновления, и после обнаружения квартиры, и согласования уникальных условий по оплате, и после желания врача помочь ему, а после психиатра, и в отношениях. Все вокруг виноваты, поскольку делают все не так, или точнее не так как хочет Джуд, а потому каждый, кто встречается на пути этого мизантропа, заслуживает осуждения. Продвигаясь по роману, читатель увидит, что предатель людских чувств умеет говорить «нет», может даже перейти в агрессию. Вот только принцип того как это работает в авторской интерпретации останется загадкой.

Когда Иуда не получает определенных эмоций в свой адрес, или же материальных благ, конкретных действий со стороны тех кто рядом, он противится этому и открыто заявляет. Однако если что-либо способно причинить ему реальную боль или травмы, Джуд придумывает кружева оправданий того почему он должен это претерпевать, что б после причинить боль и травмы своими руками, что указывает на то, что мы имеем дело с персонажем мазохистом. Осознавая, что у него есть проблемы, он не стремится обратиться за квалифицированной помощью, а когда оказывается в кабинете врача, обесценивает его как личность, специалиста, обесценивает его труд. Оценивает желание и возможность ему помочь, после чего осуждает человека и остается не на том же месте, с которого начал попытку выйти из порочного круга, а полагает себя превзошедшим еще одного человека.

Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что отвергая людей, он жмется к ним, примерно так же как это было в «Степной волк» (1927) Г. Гессе, однако цель его не в желании социализироваться, а в том, что б завладевать последователями. Кем можно манипулировать и извлекать из этого необходимые ресурсы в виде эмоций и помощи. Наблюдение за взрослым мужиком, который ноет более тридцати лет, извиняется за то, что извиняется, пестует в себе инфантилизм подростка, прошедшего по жизни в окружении людей создавших ему тепличные условия бытия, и понуждает всех за все перед ним извиняться – вводит в ступор. Как и то, что эта книжка фактически история про гомосексуала написанная девочкой для девочек.

Роман фантастичен не в виду используемых автором приемов, а потому что в желании утрировать изложение, персонажей – созданный образ потерял привязку к реальности, возможность того что б читатель мог проассоциировать себя хоть с чем-то из описанного. Джуд без конца говорит о том, что он, якобы, хочет стать нормальным, но ничего не предпринимает для этого, а окружающим его людям затирает байки о том, что он недостоин счастья, хотя купается в нем, и дабы это не пресеклось, продолжает свою игру демонстрируя людям как погружается на самое дно создаваемых из воздуха проблем обмазываясь страдашками. Хочу быть правильно понятым, если вести речь о Джуде как о реальном человеке, то ему нужно медицинское содействие для решения проблемы, которая послужила спусковым механизмом, однако культивировать в нем убежденность в том, что он может манипулировать людьми – не верно.

Эгоизм Иуды проявляется и в ситуации с Калебом, который без обиняков рассказывает ему о своей ситуации из детства, что для него была сложной ситуация с матерью, на что получает ответ: «Угу»… То есть Калеб вызывает на себя огонь эгоцентризма Джуда, поскольку последний понял, что не получит определенного поведения и спектра эмоций, которые бы позволили ему проявлять инфантилизм. О неверном позиционировании и разрушительном для окружающих поведении со стороны Иудушки Янагихары, в разных частях книги, говорят Джей-Би и Энди.

Слышал, что данный роман называют историей дружбы. Позволю себе не согласиться с этим. Никто из окружения Джуда деятельно не подвигает его на обращение за квалифицированной помощью. Когда те, кто называют себя друзьями, попустительствуют деструктивному поведению человека — это явно не дружба. Виллем и вовсе перешел допустимую черту в общении, когда решил сменить свой статус при Джуде. Фактически, когда они поняли, что не могут помочь ему на уровне общения, поддержки, конкретного содействия, необходимо было устраниться, что б у манипулятора возникло понимание меняющейся реальности, и необходимости предпринять что-либо для изменения ситуации, своего поведения и позиционирования внутри нее.

Если, конечно же, такой человек в состоянии понять, что рядом с ним люди, у которых есть чувства, эмоции, им что-то не нравится, и т.д. Поскольку манипулятор легко может найти других подопечных, которые обеспечат его необходимыми эмоциями, заботой и благами. Вместе с тем, такая отстраненность может способствовать тому, что человек сделает верный выбор в пользу обращения к специалисту, если собственной рефлексии и навыков делать выводы недостаточно. А то, что делают «друзья» Иуды не более чем эксперимент по общению и взаимодействию с кукловодом, который ввергает всех кто оказывается рядом в созависимые отношения, словно паук окутывает в кокон из паутины, что б питаться жертвами в долгую.

Отдельно хотел бы отметить высокий уровень откровенной авторской манипуляции, которая выражается в форме изложения текста, в частности, когда Х. Янагихара из головы фокала проникает в головы других персонажей, а после выдает свои заключения, которые не всегда являются отражением истины, или же логически выдержанными. Временами, из-за такого заигрывания с читательским вниманием и эмоциями, автор переходит на темную сторону, становясь ненадежным рассказчиком, что существенно искажает содержание, и не позволяет читателю стать соучастником чтения книги. Поскольку Х. Янагихара, через форму, обязывает его играть в поиск смыслов, доступ к части которых закрыт некорректным переводом, в оставшейся части, книга оказывается более мелкой, чем это позиционируется.

Массу сомнение вызывает Джуд как персонаж и потому, что не может априори существовать такого юриста, тем более в области корпоративных споров. Деятельность юриста требует решительности, аргументированной позиции, физической выносливости, навыков представительской работы в суде и перед клиентами, администрирования рабочих и бизнес-процессов, разъездов, а у Иуды всего этого нет. Он словно бы сурикат, который всегда на стреме или, скорее, на измене. Что подтверждается тем, как к нему относятся люди из его окружения, а относятся они к нему как к малому ребенку, так и общаются. Сложно представить себе, что этот «Кларк Кент» с «друзьями» играется в непонятого подростка, а в зале суда надевает красные трусы и вырывает победу из пасти корпоративной акулы.

Объективно, роман слишком прост, что б о нем говорить с придыханием, а читать без малого семьсот страниц о нереалистичном персонаже, лицемерном эгоисте, который бьется в пассивно-агрессивной истерике, лично мне было не интересно. Такие же ощущения сложились и от того, что Х. Янагихара накидывает проблем для главного героя как из рога изобилия, без баланса и альтернативы в виде намека на сознательность персонажа и авторской меры. Возможно все дело в том, что я не целевая аудитория этой книги, в том числе, потому что меня не впечатляют авторские манипуляции, кои не просто видны, а являются первостепенными в изложении книги, где мало художественной ценности или ее нет вовсе. Нетакусик, который не идет на контакт с внешним миром, но требует от него определенного к себе отношения – не может считаться жизнеспособным персонажем или личностью.

Иногда я читаю современный канон, чтобы понимать референсы в беседах, а потому неизбежным было мое знакомство с этим монстром, на которого молятся одни и высмеивают другие. В итоге я примкнул к другим, поскольку «Маленькая жизнь» – не более чем объемный фанфик о страшных страданиях, написанный ради того, чтобы посильнее расплющить нервы доверчивому читателю.

Я ничего не имею против истории о беспросветно сломленном тяжелым прошлым персонаже, как и против истории о селф-харме, но. Главный герой Джуд, которому предлагается сочувствовать, является искусственной схемой. Ребенок, настолько изуродованный насильственным сексом с мужчинами в детстве и отрочестве, не может затем вырасти даже в обычного человека, не говоря о том ангеле во плоти, каким Джуд предстает перед читателем. У человеческой психики нет ресурсов для такого преображения забитого, запуганного и искалеченного зверька в зрелого бойца юридических войн, чуткого друга и скромного работягу. 16-летнего маугли невозможно перевоспитать в Марти Сью. Из-за этого персонажного разрыва Джуд редуцируется до куклы вуду, в которую Янагихара втыкает сюжетные иголки ради того, чтобы помучить читателя – но это же и ослабляет эффект, поскольку главный герой в якобы реалистическом тексте не является живым человеком.

Джуд – машина страданий психических и физических, несчастный гомункул, помещенный злодеем-автором в благополучные декорации Нью-Йорка, в лучшие офисы, рестораны и квартиры города, в окружение нормальных успешных мужчин с их нормальными проблемами, чтобы неизбывность его мучений ярче била читателю по глазам. Он замечательный, талантливый, умный, трудолюбивый, заботливый, понимающий, красивый – все статы у главного героя выкручены на максимум, в связи с чем его все любят, даже обожают, готовы все для него сделать, и страдают от того, как он держится на расстоянии от друзей и приемной семьи, прячет от них что-то страшное в своем прошлом и режет-режет-режет-режет себя. Получается замкнутый круг боли: Джуд причиняет себе боль по любому поводу, друзья и родственники испытывают боль от его селф-харма, Джуд расстраивается, винит себя, еще больше себя режет и так далее.

Первая часть романа, надо сказать, читалась вполне нормально – она в большей степени посвящена силе дружбы, чем натиранию персонажа и читателя на здоровенной терке. Четверо молодых мужчин в Нью-Йорке начинают строить свои карьеры в разных областях: гей-негр Джей Би – в живописи, мулат из обеспеченной семьи Малькольм – в архитектуре, сын нищих скандинавских мигрантов Виллем – в театре и кино, жертва католического целибата Джуд – в юриспруденции. У них сначала ничего не получается, потом (не синхронно) что-то начинает получаться, они ходят на вечеринки, общаются вчетвером душа в душу, наслаждаются своей молодостью и дружбой, в общем, вполне духоподъемно. Джуда даже усыновляют люди, которых он очень-очень любит.

Но это всего лишь пряничек, скушав который, читатель обнаруживает себя в пыточной комнате. Янагихара принимается подбрасывать Джуду мелкие, а затем и крупные неприятности в моменты, когда он вот только что успокоился и перестал резать себя чаще, чем раз в неделю для профилактики. Остальные трое уходят за кулисы и появляются на сцене лишь тогда, когда наступила пора пнуть Джуда посильнее – они же его лучшие друзья, а значит, они являются идеальными инструментами автора для того, чтобы продолжать пытать главного героя. Удивительно, что люди, уважающие и обнимающие «Маленькую жизнь», не замечают, что беднягу Джуда на протяжении всего текста насилует не множество разных персонажей, а один и тот же человек – Ханья Янагихара. После того, как именно она заканчивает мелодраматический эпизод романа (Джуд нашел любовь всей жизни, и у них все-все-все хорошо), сомнений в этом не остается.

Я не буду распространяться ни о том, что Янагихара плохо знает людей (к примеру, каким образом нарцисс, выросший в семье из одних женщин, окруживших его обожанием со всех сторон, мог стать гомосексуалом?), ни о ленивой работе с хронотопом (Джуд родился где-то в 1980-е, а умирает в возрасте 51 года, то есть в 2030-е, но в Нью-Йорке как будто все время один бесконечный 2000 год, в котором ничего-ничего не происходит), ни тем более о таких мелочах, как косяки в математике (аксиома равенства состоит не в том, что x = x; х = x – это свойство рефлексивности числовых равенств). Это все пыль, вращающаяся вокруг сияющего факта, что «Маленькая жизнь» является эмо-порном, технической литературой, написанной только ради производства негативных ощущений в читателе. У таких сочинений есть довольно большая читательская аудитория любителей наблюдать, как на их глазах человечка мучают – одни мазохистки самоидентифицируются, другие садистски остраняются. Я скучал, глядя, как автор пытается заставить меня почувствовать плохое разрезанием неживого картона. Перечитывать не буду.

Роман повествует о судьбе четырёх нью-йоркских друзей, товарищей по колледжу, чья дружба протянется через всю жизнь, пересилит множество тягот и испытаний и раскроется для терпеливого читателя драматическим полотном аж на целые семь сотен страниц. Главным героем «Маленькой жизни» выступает один из упомянутой четвёрки – молодой человек по имени Джуд Сент-Френсис, умный и одарённый мальчик со странностями. Дело в том, что Джуд сирота, поступил в колледж после приюта, он тих и необщителен, страдает от ужасных болей в ногах (последствия автомобильной аварии), но самое главное – он никогда, ничего и никому не рассказывает о своём прошлом. А вскоре друзья замечают, что Джуд имеет привычку запираться по ночам в ванной и резать себя лезвием. Такой вот сложноорганизованный подросток.

Такова вкратце завязка сюжета, и надо сказать, что Х. Янагихара, используя немалый бумажный объём, окунёт нас в странную, пугающую и одновременно душещипательную историю жизни Джуда Сент-Френсиса с головой. И в этом, определённо, главная ценность книги – в тщательной и глубокой проработке характеров: Джуда, его друзей и знакомых. Основное внимание уделено не каким-то внешним событиям, а самоощущению героев, их рассуждениям и чувствам, мотивации поступков, тому, что принято называть внутренним миром, и над этим в тексте проделана огромнейшая работа. Желание автора загерметизировать историю настолько сильно, что в романе, действие которого разворачивается на протяжении более тридцати лет, не упоминаются никакие (ни экономические, ни политические) события внешнего мира, всё подчинено единой цели – как можно глубже погрузить читателя в эмоции действующих лиц. И это срабатывает.

Однако понятно, что если бы всё было так просто и радужно, никакого шума вокруг книги не возникло бы.

Вот что не вызвало во мне понимания, так это то, что автор, выстраивая повествование, использует сразу несколько избитых и, на мой взгляд, практически жульнических приёмов. Во-первых, наделяя героя физической неполноценностью (фактически инвалидностью) и делая его насколько возможно беззащитным и жалким, автор самым прямым и безапелляционным образом эксплуатирует наше с вами сочувствие. Ведь как можно не сопереживать умненькому мальчику-инвалиду, да ещё и сироте, пережившему в детстве жестокое насилие? Это какой же сволочью надо быть? Вот и сопереживаем. Я ничего не имею против таких персонажей, но в определённом смысле для автора такой герой – одна из гарантий читательского успеха книги. Ему будут сопереживать, а значит, и книгу прочтут до конца. Во-вторых: повествование, по сути, движет единственная интрига – покрытая мраком тайна прошлого Джуда, и Янагихара разыгрывает её с такой ученической предсказуемостью, как будто следует схеме в каком-нибудь очередном американском учебнике «Как написать бестселлер: пособие для чайников». Вводит детали и эпизоды прошлого в строгом соответствии с предписанной дозировкой, измельчая их в ступке и аккуратно распределяя на протяжении всех семисот страниц. Любители сериалов поймут, о чём идёт речь. Но каково же было моё удивление, когда примерно на четвёртой сотне я таки убедился, насколько вся эта «страшная» тайна банальна и предсказуема! Вот то, что сразу приходит на ум, и будет чёртовой разгадкой, этакий секрет Полишинеля. Но автор не стесняется раздувать огромный пузырь ожидания, чтобы затем предъявить нам пусть и трагичную, пусть и гипертрофированную, но угадываемую буквально сходу причину происходящего. И речь уже не о том, что там случилось (и так ясно), а о том, когда же, наконец, нам преподнесут подробности?!

Как вы, наверное, поняли, роман непосредственно затрагивает тему сексуального насилия. Причём, по словам самого автора, она хотела показать, насколько сложна коммуникация у мужчин, подвергшихся такому насилию в детстве. Тема, безусловно, важная, но вряд ли Янагихара здесь открывает Америку: у меня нет ни малейших оснований считать, что в цивилизованном мире остался хоть один здравомыслящий человек, полагающий, что подобные трагедии проходят для кого-то бесследно (какого бы пола не оказалась жертва; а сравнивать и рассуждать, что растлённым-де в малолетстве женщинам живётся проще, по меньшей мере кощунственно). Но меня опять же смущает другое, а именно фабульное наполнение истории и то, что Янагихара не останавливается на каком-то единственном эпизоде насилия, нет, это было бы слишком просто, ей отчего-то нужно вывалить на голову Джуда и в наши несчастные черепные коробки столько половых актов, сколько вообще возможно вместить в книгу, не получив при этом обвинения в пропаганде педофилии. Таким образом, вместо одного доходчивого эпизода мы получаем целую крышесносную вереницу сексуальных флешбэков, растянутую в формате книги на несколько лет, в ходе которых мальчик, по сути, пребывает в сексуальном рабстве. Иного объяснения, как кроме желания автора шокировать сопереживающего читателя и выколотить из него эмоции, заработав тем самым баллов, у меня нет. Уж я-то, наивный, думал, что западная литература наелась всяких мерзостей ещё во времена Чака Паланика, ан нет, дело его живёт, и, как оказывается, кого-то ещё реально всем этим купить.

Любопытно, что в среде критиков «Маленькую жизнь» даже назвали первым гей-романом. В задумке Янагихара собиралась написать роман вообще без женщин, но и в итоговом варианте всё-таки не обошлось без пары эпизодических женских ролей. Как соотносится желание автора поговорить о чём-то важном с намерением выполнить некий писательский challenge, сказать трудно, но тот факт, что в мире Янагихары нет женщин, ещё более отдаляет его от реальности, как и какая-то невероятная концентрация геев и педофилов на его поверхности. И я не думаю, что это правильный ход: говорить о реальной проблеме, вынося её в нереальные обстоятельства. Свою лепту в углубление разрыва с реальностью вносит также и изображаемая автором среда нью-йоркской богемы, где обеспеченные, что называется полностью упакованные, люди отказываются вступать в брак и заводить детей, а предпочитают семье дружбу. Мотив проносимой сквозь года мужской дружбы становится одним из центральных в книге, но описываемый образ жизни является, очевидно, закономерным продолжением взглядов и образа жизни самого автора – и от этого почему-то делается немножечко грустно…

Подводя итог, скажу лишь, что роман, действительно, получился неровный и спорный. Обладая сильнейшими и очевидными преимуществами, он тем не менее содержит целый набор недостатков. И у меня определённо нет мыслей, кому и в каких обстоятельствах его можно было бы порекомендовать.

Тот редкий случай, когда семисотстраничному «кирпичу» удалось, несмотря ни на что, удержать мое читательское внимание до самого конца. Порадовал уже хотя бы тот факт, что в романе присутствует смысл, что «Маленькая жизнь» не оказалась модным нынче бытописанием без определенных целей. Огорчило, что этот самый смысл тонет во многочисленных деталях и подробностях, рискуя остаться нераскрытым для неусидчивого читателя, способного бросить книгу, не добравшись до сути.

Основная мысль, которую автор хочет до нас донести, конечно, не нова: детство играет определяющую роль в жизни каждого. Тяжелые психологические травмы, полученные в нежном возрасте, преследуют человека на протяжении всей его жизни — как бы ни сложилась твоя дальнейшая судьба, чего бы ты ни добился, сколько бы ни было у тебя друзей, как бы тебя ни любили, ты все равно будешь считать себя неполноценным, сломанным, испорченным, недостойным любви... Надо отдать должное автору: тема непрощения себя со всеми вытекающими последствиями — нанесенением себе увечий, попытками суицида — раскрыта на «отлично». Главный герой вызывает безусловное сочувствие, и в этом плане книга, конечно, удалась.

Помешала мне излишняя многословность в описании взрослой жизни протагониста. Возможно, задумка автора заключалась в том, чтобы с помощью этой избыточности уравновесить непроглядный мрак детских лет героя; возможно, читателям со сверхчувствительной психикой это действительно необходимо. В таком случае я не принадлежу к их числу, потому что спокойно обошлась бы без описаний интерьеров, блюд и бесконечных посиделок.

Не продрался. Девочковый роман про междумальчиковую любовь, травмы и страдания пресыщенных бездельников.

Книга, полная противоречий. И двусмысленностей. Точнее — многосмысленностей. Безусловно только лишь в моём личном восприятии и отношении.

Попробовал определиться с основной темой романа. Дружба длиной во всю жизнь? Богема города Нью-Йорка и её особенности? Аутоагрессия и суицидальные наклонности? Любовь истинная и любовь гомосексуальная? Насилие над детьми? Сексуальные перверзии? Патопсихологии и психопатологии и другие девиации и расстройства психики и поведения? Жизнь и смерть?..

Список тем и их смешений и оттенков можно множить и дальше; думаю, что каждый прочитавший эту книгу волен сам для себя выбрать основной тематический мотив этого романа или сформулировать что-то иное — в любом случае ошибки не будет.

А вообще мне показалось, что это очень женская книга. При том, что основными персонажами и героями её являются мужчины… ну, точнее, люди со всеми анатомическими признаками и особенностями сильного пола. Уточнение это непременно должно существовать, ведь из пяти главным героев книги трое являются геями и только двое живут в гетеросексуальных отношениях (при этом вовсе не факт, что и они хотя бы раз не пробовали вариативные сексуальные игры). Но женскость этого романа заключается не в сексуальных ориентациях её главных героев — просто сам роман выстроен выразительно по-женски. Почти все персонажи книги чрезвычайно эмотивны вплоть до экзальтации, сентиментальность и мери-сьюшность отдельных диалогов и описаний просто выпирает из текста. Может быть всё дело в принадлежности героев книги к богеме, но всё-таки мне кажется, что мужчины ведут себя более сдержанно и не льют слёзы так часто, как это делают герои романа.

А противоречивость книги для меня состоит как раз в неоднозначности и разнонаправленной векторности моего личного отношения к описываемым явлениям, событиям, к особенностям характеров и сферы интересов — ко всему тому, о чём (и о ком) идёт речь в романе. И отсюда получается странная раздвоенность отношения — книга в целом мне всё-таки понравилась, а вот её народонаселение не особо.

А ещё мне кажется, что из этой книги можно сделать добротное объёмное голливудское кино.

Роман про абсолютно мифическую Америку: про страну, в которой как будто бы две — практически не пересекающиеся — реальности. В первой живут люди — интеллигенты и интеллектуалы, а также прочие добрые и разумные люди, — у которых одна забота: куда бы потратить свои деньги (которые всегда есть и почти всегда — в избытке), т.е. в какой ресторан сходить, в какую бы ещё экзотическую страну съездить или какой бы ерундой ещё заняться, чтобы время убить. Во второй всё по-другому — там, к примеру, мальчика-сироту будут насиловать все подряд: католические монахи, воспитатели сиротского приюта, водители грузовиков и прочие рядовые граждане вплоть до врачей, и никто на протяжении многих лет не понесёт за это никакого наказания. Лишь один герой из первой реальности волею судьбы «соприкоснулся» со второй — и это «соприкосновение» привело к тому, что он всю жизнь мучался воспоминаниями об этом и в конце концов покончил с собой. Если бы роман не вышел в 2015 году, я бы подумал, что его специально написали про тот самый раскол — не американских элит, а раскол американского народа, — так ярко проявившийся во время выборов Трампа. Правда, мифическая Америка Янагихары настолько мифична, что в ней интеллектуалы, например, вообще не говорят о политике, а «простой» народ настолько груб, омерзителен и развратен, что те же интеллектуалы вообще не хотят про него ничего знать и иметь с ним дело (не говоря уже о народах других стран). Вся эта мифология нанизана на «модернизированный» сюжет «Трёх мушкетеров»: историю про четверых друзей, двое из которых однажды становятся не просто друзьями, а больше, чем друзьями. Однако несмотря на авторскую позицию (однозначно ЗА интеллектуалов) и местами довольно мелодраматическую интонацию читается этот 700-страничный том на одном дыхании. Ничего не скажешь, автор постаралась, — при том, что, по сути, она вскрывает комплексы американского класса интеллектуалов, а уж народишко просто мочит почём зря, — занимательность текста находится на той самой должной высоте, которая позволяет из таких замысловатых книг делать бестселлеры.