Гор Видал «Юлиан»
- Жанры/поджанры: Историческая проза
- Общие характеристики: Религиозное (Христианство | Язычество ) | Философское | Социальное
- Место действия: Наш мир (Земля) (Европа (Южная Европа | Западная Европа ) | Азия (Ближний Восток ))
- Время действия: Древний мир
- Сюжетные ходы: Становление/взросление героя
- Линейность сюжета: Линейный с экскурсами
- Возраст читателя: Для взрослых
Роман современного американского писателя Гора Видала, получившего в России известность в основном благодаря прокату голливудского фильма «Калигула», поставленного по его сценарию, посвящен одной из примечательных фигур на римском императорском троне IV в. — Флавию Клавдию Юлиану (332-363) — римский император (361-363). Одаренный аминистратор и полководец, Юлиан также обладал литературными способностями (значительная часть его произведений и писем дошла до нас); однако в памяти поколений он остался прежде всего как человек, попытавшийся повернуть историю вспять: Юлиан стремился возродить язычество и низвергнуть христианство. Роман задуман как публикация записок и дневника Юлиана, и этот текст комментируют два представителя античной культуры. Перед нами свего рода историческая хроника, насыщенная выразительными персонажами, острыми коллизиями. Юлиан — фигура трагическая, в его ярком образе переплетены и обстоятельства биографии, и напряженные духовные искания, и ситуация в империи.
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
Aletes, 26 июля 2015 г.
Перед нами написанный с позиций американского либерализма середины XX века панегирик Юлиану Отступнику, естественному предшественнику всех религиозных диссидентов христианской истории. Учитывая роль Видала в собственной национальной культуре, Америки 1960-х здесь по крайней мере столько же, сколько и поздней античности. Но в силу не так давно осознанной «непрозрачности» нашего восприятия других эпох навязывание прошлому современных идеологических стереотипов – распространенный недостаток даже в сугубо научных работах.
Разумеется, составляющие тело романа фиктивные «письма» и «дневники» говорят об американском классике и его времени не меньше, чем о своих условных творцах. Однако каждый рассказчик у Видала – подлинная историческая фигура, чьи суждения, высказывания и поступки достаточно корректно соотносятся со свидетельствами сохранившихся источников, в том числе действительно вышедших из-под пера упомянутых лиц. Иными словами, любой из представленных персонажей вполне мог написать что-нибудь в подобном духе. При этом мировоззренческие и стилистические особенности того или иного повествователя открывают неисчерпаемые возможности для периодической смены угла зрения на описываемый предмет. А поскольку весь корпус «документов» о правлении Юлиана представлен читателю в процессе формирования (его составители – Приск и Либаний – состоят в переписке и, зачастую, в полемике друг с другом, дневники же своего царственного покровителя, если они противоречат их собственным взглядам, дополняют и корректируют), мы имеем перед собой живой диалог различных версий реальности.
Пожалуй, в наименьшей степени данный подход пошел на пользу самому императору. Смутно угадываемому за скупыми фактами дневника, чтобы сразу потеряться в ворохе чужих суждений о нем, образу Юлиана, возможно, не достает психологической глубины. Но Видала интересует не психологический портрет и даже не жизнеописание как таковое, а история воздействия религиозного выбора Отступника на последующую европейскую традицию. Бывшие сторонники Апостата создают в классической греко-римской форме своего рода языческое евангелие, настолько же превосходящее самого героя, насколько христианское благовестие больше любой возможной человеческой биографии. В результате «Отступник», как и «Галилеянин», продолжает жить в современной культуре.