Генри Лайон Олди, Андрей Валентинов «Крепость души моей»

Роман достаточно тяжелый. Напомнил Стругацких, особенно «Заря над Содомом». Возможно, как раз потому, что книга о нас самих. Например, о том, что останется от человека, если смыть верхний, наносной слой общественных установок. Тем не менее, третья часть «зацепила» меня больше, чем две первые. Не соглашусь со вторым оратором: она не вызвала ощущение раздробленности и отрывочности, это, скорее, авторский инструмент, а не недостаток времени.

Особенное неприятие вызвали «Девять дней». Сложно разъять текст, как винегрет, и рассортировать: «с этим я согласен, с тем — лишь частично, а вот то вызывает у меня чувство отторжения». Вот и не идет... Наверное, Валентинов — просто «не мое».

Прочитал за три вечера — каждый вечер по части. Соглашусь с первым оратором — чувство сопричастности к Нам здесь жить. Даже по тексту казалось, что город — это тот самый город, до игрушечной войны, просто хронология событий другая. И вообще, если бы это вышло под одной обложкой в рамках одного романа я даже бы не обратил внимание что роман другой. Каждый роман как продолжение все тех же мыслей авторов там, и в новых романах.

Черезполосица стилей чувствуется лишь в первой повести. Там даже по главам можно определить — это Олди, это АВ — слишком выделяются и на их оригинальные стили похожи. Вторая и третья часть — написаны каждая в своем стиле, и как написано ниже, разными авторами, хотя при чтении не особенно задумываешься. Третья книга самая тяжелая для восприятия — мне понравились только отдельные сцены, общая задумка и отдельные идеи.

Первая — самая живая повесть, самая законченная и проработанная с деталями и цитатами из Библии, характерами и историей — финал логичен и ... законченю Вторая — набор эскизов — есть мир, фабула, сюжет, отдельное развитие персонажей, опять же тема внутриведоственных интриг. И кстати, возврат в любимое время соавтора ... задним числом понимаешь. Что-то из Филибера, Сферы, Омеги... ?-) — но делалось быстрее чем обычно. Третья — ощущение, что набор отдельных мазков, общая канва и текст и идеи — но времени совсем было в обрез — казалось просто один из черновиков Нам здесь жить, что не пошло в работу тогда.

У меня аллюзий с Тирменом не вызвало, может потому что читал совсем давно, может помню просто плохо...

ЗЫ Множество аллюзий с Белой Гвардией

Роман, как по мне, продолжает линию «Нам здесь жить» -> «Тирмен». Причем, если в «Нам здесь жить» Андрей Валентинов был не очень заметен, органично вплетался в общее полотно, то уже в «Тирмене» мне явно чудились отголоски «Ока силы».

В «Крепости души моей», в связи с четкой трехчастной структурой и разделением труда, Андрей Валентинович как отдельный писатель еще заметнее.

Как я понял, одну повесть писали Олди «соло», вторую — Валентинов. Так же, на ВОЛФконе Олег Семенович говорил, что хотели пригласить Дяченко, чтоб тоже написали свою часть — но не сложилось, потому третья повесть написана втроем. По мои прикидкам получается, что: «Право первородства» — это чистые Олди; «Девять дней» — Валентинов; «Заря над Содомом» — все вместе (комментарий авторов показал, что я в итоге чуть попутал: «Заря над Содомом» — Олди, а «Право первородства» — совместное).

Причем если «Право первородства» меня впечатлила еще в «журнальной» версии и была принята безоговорочно, то с «Девять дней» все сложнее. Это очень яркий «ноосферный» Валентинов со своими фишечками, которые у писателя вырабатывались годами писательства и десятками авторских листов. И этот стиль у меня еще со «Сферы» вызывает некоторое отторжение, аллергическую реакцию что-ли. Не идет, противится разум и душа. Да плюс еще некоторые социально-политические идеи, выраженные в персонажах и особенностях текста, режут глаз и внутренний слух. Хотя, опять таки, даже эти спорные для меня вещи в общую концепцию текста замечательно вписываются посредством библейского фундамента, на котором стоит роман.

Ну и общая тональность книги — от в общем-то светлой по итогам истории современного Иова, через через смутную, зыбкую, спорную и достаточно минорную историю любви на фоне проникновения библейских реалий в наш мир к натуральному депрессивному апокалипсису. При этом все три финала разворачивают историю может не на 180, но на 90 градусов точно.

Очень грустная, отнюдь не новогодняя, несмотря на время выхода, книга. Конечно же, о нас и про нас. Жестоко, порой жестоко. Без натурализма «Золотаря», но очень тяжело, особенно в «Заре над Содомом». И на таком фоне фирменная Олдевская ирония смотрится особенно ярко, как последние лучи солнца на фоне надвигающегося шторма.

Продолжая традицию «Тирмена» авторы очень активно используют «фигуру умолчания». И это немного удивляет на фоне того, что связь с библейской реальность, в «Тирмене» неявная, но жестко крепящая все сооружение, здесь выставлена на первый план. Ангелы смотрят в глаза читателя прямо со страниц книги. Как боги ахейцев в другом цикле авторов-соавторов. Мир священной книги проникает в нашу реальность, изменяя и поглощая.

Правда, мне не хватило (а может я не до конца уследил с первого раз) некоторой дополнительной связности текста. Узлы не до конца затянуты, не на полную мощь, как мне показалось. Некоторые концы и ружья повисают в воздухе. Возможно, это последствия особенностей выбранной структуры — три повести, в целом независимых и хоть и связанных местом действия и общей фабулой, но сюжетно стыкующихся достаточно свободно. Не сплав металлов, а приваренные друг к другу части. Но мешает тексту это не сильно.

Мне сложно анализировать Олдей на идейном уровне. Мне легче попытаться передать эмоции и впечатления. Потому вывод — книга достойная, но тяжелая и мрачная, хоть и не без светлых пятен.