И. Архангельская «40 австралийских новелл»

«Здесь ни воздух, ни земля не расточают милостей лентяям, зато осыпают своими неиссякаемыми щедротами всякого, кто способен покорить их трудом, вниманием и любовью» (Джеффри Даттон)

Впервые прочитала эту коллекцию рассказов австралийских писателей в каком-то запредельном прошлом — мне ещё и пятнадцати не было, так что воспоминания остались самые приблизительные, чарлигордоновские последней стадии (помните книгу в синей порванной обложке?.. то-то же). Так что можно условиться, что читала впервые.

Симпатия к Австралии, загадочной Стране Наоборот, месту обитания антиподов и кенгуру, зародилась ещё раньше (лет в десять, наверное, прочитала книжицу Даниила Гранина «Месяц вверх ногами»), так что и к литературе австралийской, не такой уж частой на наших книжных полках, у меня особое отношение, может, небольшая даже фора. Только нужна ли она этому сборнику?

Антология «40 австралийских новелл» составлена, как оказалось, не только со знанием дела и чувством меры, но и с уважением и приязнью к авторам. Присутствуют, конечно, общие темы (и «нужные» в том числе, о чём отдельно), и всё же чуть порыжевшие от времени страницы зелёного с золотом тома звучат впечатляющим многоголосьем: то стройным хором, возносящимся к небу, как светлые стволы эвкалиптов, то бурливым говором уличной толпы, где шёпот может оказаться слышнее крика... Отдельные слова, обрывки фраз, выхваченные из текста буквальные цитаты — я и сейчас слышу их, я всё ещё там...

«А как же Рози?..» — смущённо, с мучительной неловкостью спрашивает Вэнс Палмер (рассказы «Табак», «Выброшенный за борт», «Улов», «Коротышка, товарищ повара», «Серебристый дуб»). Герои его рассказов — в чём-то отщепенцы, не принятые обществом. Кто-то старается туда вписаться чуть ли не ценой жизни, а кому-то это совсем ни к чему, да жизнь заставляет.

«Было нас там, стало быть, трое...» — сразу захватывая внимание слушателя, начинает историю Катарина Сусанна Причард (рассказы «Удача», «Рождественские деревья», «Обольстительница из Сэнди-Гэпа», «Побег», «Лягушки Куирра-Куирра»). Миссис Причард, как ни странно сказать это о женщине, патриарх литературы зелёного континента. Пишет она совершенно прекрасно, что романов это касается, что рассказов. «Обольстительница из Сэнди-Гэпа» оказалась очень брет-гартовской, «Лягушки...» напомнили о «Королях и капусте», но особое внимание хочу уделить рассказу «Рождественские деревья».

Вообще-то это натуральная агитка. Серьёзно. Душераздирающий такой рассказ о бедных фермерах, страдающих под гнётом жестоких и нечистых на руку банкиров. Причём кровососы эти сравниваются с заглавными «рождественскими деревьями» — как становится ясно из контекста, красивыми, но дьявольски зловредными растениями-паразитами.

«Не нашего поля ягода», — скупо роняет Фрэнк Дэлби Дэвидсон (рассказы «Лесной дневник», «Сдвиг»). Ему отдельное мимими за крошечную пейзажную зарисовку «Мамонты в тумане» — ну, вы поняли.

«Бери, что хочешь» — с видимым простодушием предлагает Ксавье Герберт (рассказ «Кайек-певец»). Через восприятие аборигенов Австралии он показывает, как иллюзорны могут быть «истинные ценности» белого человека.

«Ропот разгневанной земли», — с леденящей торжественностью произносит Гэвин Кэйси (рассказ «Говорящий забой»), рисуя противостояние природы и человека.

«Земля наших отцов», — вторит ему и предыдущему автору Уильям Хэтфилд (рассказ «Там дышит человек»). Уважение внушает гордый выбор героя его повествования между жизнью и свободой.

Мрачный пафос на мгновение перебит лукавым «Наполовину цыплятки, наполовину ребятки» Е.О. Шлюнке (рассказ «Чудо матушки Шульц»), почти сказкой о беспомощной пожилой женщине, «высидевшей» птенцов.

«Матрос дрейфует!» — лихо выкрикивает Вальтер Кауфман (рассказ «Нынче здесь, завтра там...»), азартно рассказывая нам о похождениях незадачливого ухажёра. А мне в истории матроса Слима Мунро увиделся некий предвариант «Повелителя бури»: в море Слим дома, а на суше не знает, как шаг ступить, чтобы не испортить жизнь себе или другим.

«Зайди-ка завтра», — с горькой иронией повторяет А.Е. Стерджис (рассказ «В каменоломне»). Это о вечных отмазках работодателей. А работа так нужна, просто как воздух, и времена-то какие трудные...

«Как вы себя чувствуете, мама?» — звучит холодный, вежливый, беспредельно усталый и покорный женский голос, который мастерски воспроизводит Дэвид Мартин (рассказ «Кольцо»). Сентиментальность и суровая правда уживаются в его тексте — коротком, но впечатляющем.

«Между землёй и небом», — тихонько напевает себе под нос Джеффри Даттон (рассказ «Клинохвостый»). О чём этот рассказ? О том, как лётчики сбили огромную и величественную птицу? Об азарте? О том, что человек зря, быть может, воображает себя царём природы?..

«Сильный и дерзкий», — печально кивает Даттону в ответ Джон Хезерингтон (рассказ «Охота на лягушек»), и ситуация словно проигрывается ещё раз — как и любая история, второй раз — в виде фарса, в «уменьшенном варианте».

«Вежливый отказ» пугает безымянного героя Бена Кидда (рассказ «От двери к двери»). А вам самим-то случалось что-нибудь «впаривать», следуя тщательно разработанным инструкциям эффективного обмана? И как ощущения?..

«Все вы так говорите...» — скрипит Дэл Стивенс (рассказ «Призрак-работяга»), умело мимикрируя под хрестоматийного скупердяя, которому бесплатно — и то дорого, вот если бы приплатили ещё... тогда он, может, и взял бы на службу работящее привидение без претензий. Чем-то эта хитрованская сказочка «Кентервильское привидение» напоминает — и не одним только участием потусторонних сил.

«Мысли её где-то далеко», — вздыхает Джуда Уотен (рассказы «Мать», «Чёрная девушка»), один из авторов сборника, знакомых мне и по другим произведениям — например, читала у него детектив «Соучастие в убийстве». Подозреваю, что рассказы для Уотена — зарисовки из жизни, возможно, оттачивание мастерства. И ведь получается. Не могу пройти равнодушно мимо таких, например, строк: «Я помчался в парк, вглядываясь в темноту, пытаясь уловить звуки знакомых голосов. Над головой вздыхали, скрипели, шуршали, словно ворочаясь в своих постелях, тёмные деревья. Воздух был напоён пряным запахом эвкалиптов, и луна излучала мягкий свет, прорезая во тьме серебристые дорожки».

«Если бы она была мальчиком...» — понятливо откликается Эдит Дисмэк (рассказ «Продажа Голодного Герберта»). Должно быть, не понаслышке писательнице известно пренебрежение отца, для которого сын — наследник, а дочь — досадное недоразумение.

«Мне ведь нужно так мало... всего-навсего дом!» — безнадёжно шепчет бывший узник концлагеря, и по эту сторону земного шара не нашедший себе пристанища, сломленный жизнью. О трагедии человека из очереди поведал нам Дэвид Форрест (рассказ «Кто следующий?»).

«С гордостью скряги» хвалится своими «достижениями» персонаж Ланса Лохри (рассказ «Во что обошёлся автомобиль»). Он самая натуральная иллюстрация одного из любезных мне парадоксов: «без необходимого прожить можно, а без лишнего нельзя» :)

«Я стоял вместе со всеми», — говорит он просто, совсем просто, и глаза его лучатся... а на мои глаза наворачиваются слёзы. Что такое, почему? Ну, просто надо знать, кто это говорит. А это дорогой мой Алан Маршалл. Он инвалид с детства, поэтому так много значат эти нейтральные для любого другого человека слова: «стоял», «вместе со всеми»... Составителям сборника отдельное спасибо за то, что отобрали для перевода и публикации целых пять его рассказов, да ещё настолько разных. Фотографическая точность увиденной и запечатлённой сценки: «В полдень на улице». Дурашливость и детская искренность: «Как ты там, Энди?». Цельное жизнеописание «не такого, как все» человека — поэтическое, похожее на легенду: «Моя птица!». Такая короткая и тихая драма, которые мы большей частью не замечаем, но их острый просверк в сознание может больно ранить: «Кларки умер». И бесшабашной весёлости копилка фольклора переселенцев, осваивавших новый континент: «Вот как жили люди в Спиво...» — весь — одна блестящая гипербола.

«Он выбросил этот крест», — наотмашь рубит Фрэнк Харди (рассказы «Ветеран войны», «Дрова», «Друг не подведёт»), автор когда-то нашумевшего политического романа «Власть без славы». Должна сказать, что Харди отменно владеет своим оружием — словом — используя его прицельно, ярко, болезненно.

«Меж двух миров» оказывается и сам Джон Моррисон (рассказы «Ночной Человек», «Битва цветов», «Ночная смена», «Чёрный» груз»), и его герои. Здесь особо отмечу очень разную стилистику представленных рассказов, а один из них — «Битва цветов» — прямо-таки настырно кой-кому из друзей рекомендую ;)

Хороший «странный» сборник (от слова «страна»). Читала с огромным удовольствием, и уже готова была поставить высший балл... как вдруг прекрасная и гармоничная композиция была подпорчена фальшивой, скрежещущей какофонией финала :( Последним «номером программы» оказался рассказ «Чёрный» груз»: ходульный, плакатный, политически ангажированный и непереносимо скучный. Протокол профсоюзного собрания, кроме шуток. Я его только в три-четыре приёма смогла осилить. Так что, если кому вдруг придёт в голову прочесть «40 австралийских новелл» — вы этот последний рассказ просто не читайте, ok?