Эстонский русский патриот Виктор Косенков узурпировал ранее коллективный псевдоним «Виктор Бурцев» и выпускает под ним уже второй роман о мужественных советских журналистах, противостоящих оккультистам Третьего рейха. Как и предыдущий «Не плачь по мне, Аргентина», «Вечное пламя» эксплуатирует стилистику молодогвардейской серии «Стрела» (а также «Искателя», «Подвига» и прочих «Военных приключений» 60-70 годов). В те строгие брежневские времена тема зомби не так уж часто всплывала в книжках «про партизан и разведчиков» (одним из исключений был роман Насибова «Безумцы», экранизированный под названием «Эксперимент доктора Абста»). Ныне фашистские зомби проходят по разряду забубённого треша, вроде фильма «Хроники ада» (он же «Главный калибр»). Тема же «красные каббалисты против нацистского вуду» носит юмористический оттенок со времён гумилёвиады Лазарчука и Успенского. А вот Косенков-Бурцев замечателен тем, что абсолютно серьёзен и на диво глубок. Он первый правильно понял фразу «Наши мёртвые нас не оставят в беде» — в его романе она играет в полную силу.

На три четверти «Вечное пламя» представляет собой реалистичный роман о первых неделях войны, об окруженцах в Белорусских лесах. Не Василь Быков и не Иван Кошкин — ровная простоватая проза, правдивая настолько, насколько правда доступна автору. Показаны жители, приветствующие немецкий порядок, солдаты, подбирающие «пропуска» в плен, немцы, намеренно не трогающие крупные колхозы. Но автор на стороне бойцов, оставшихся верными присяге: им постепенно открывается демонический характер идущей с Запада силы, и они видят, как в ответ пробуждаются ужасы местных болот.

В романе есть несколько сцен настоящего хоррора, есть куцые главы про «опыты Аненербе» и «красных магов». Такое впечатление, что ими Косенков отдаёт формальную дань жанровой серии. Но на последних ста страницах из-под этих приключений и фантастики появляется рука совсем другого Автора, который пишет книгу не о зомби и военных демонах, а о самом важном: о том, что в русских церквях живёт Бог и что земля эта не только для того, чтоб качать нефть или растить картошку. Из форматного китча прорезается голос мистика, чувствующего подземное шевеление ушедших в землю поколений.

Кто с добром к нам придёт, от добра и погибнет

Четвёртый «Терминатор» оказывается фильмом о жидкометаллическом тимуровце, который явился из будущего, чтобы спасать котят и переводить через дорогу старушек. Когда Джон Коннор разнёс его по привычке из гранатомёта, тот распался на ораву хныкающих детишек: «Дяденька, дяденька, мы хотим домой… Зачем ты в нас стреляешь, ты же добрый?..». Растроганный борец с машинами заплакал и поклялся никогда не брать в руки оружия. После просмотра этого шокирующего фильма у шестнадцатилетних братьев Кости и Стаса открываются глаза. Они видят, что мир изменился: в нём свирепствует эпидемия глобального подобрения. Батюшка в церкви клянётся в дружбе с католиками, хулиганы ищут, кого бы защитить и спасти, евреи обнимаются с арабами, в США выбрали в президенты негра. Население массово бросает пить и курить, а торговцы отказываются брать за товары деньги. Мир рушится, и только чудом оставшиеся нормальными братья могут установить причину напасти: так на людей действует код, зашифрованный в хите раскрученной поп-певицы. Какое-то время сопротивляться ему могут только глухие. Агрессивное добро атакует, мир надо спасать.

Братья, пережившие массу абсурдных приключений в давней трилогии «Остров Русь» (первая её часть была экранизирована фильмом «Азирис-Нуна»), повзрослели на пять лет. Один из них, Стас, пребывает во власти сексуальных страданий. От лица второго, Кости, ведётся рассказ, и красок для живописания брата он не жалеет. Шутка в том, что реальный Стас — один из авторов книги. Заменив своему отцу Юлию Буркину ушедшего в тень Лукьяненко, он уже успел рассказать о проблемах потери невинности в более толстом и чуть более серьёзном сольном романе.

«Остров Русь 2» сделан в низком жанре площадной клоунады. Это сценарий для КВН, здесь почти не говорят спокойно, без аффектации, и не умеют тонко шутить, только хохмят, ожидая немедленной реакции зала. Как водится, главным объектом для осмеяния выступает профессиональная попса: примадонна Самогудова с фаворитами Лёликом и Грелкиным, патриарх Комбинезонов с лицом крёстного отца и даже козлобородый рок-идол Расчёскин. Мелькает региональная экзотика, вроде томского губернатора Вольфрамова, искусствоведа-любителя со страстью к перевоплощениям. И, конечно, не обойтись без фэндомовского капустника: проводится конкурс «Рваная клизма» под судейством трёх благородных кабанов: Нестора, Кагана и Наума.

Однако и в такой грубо нарубленной окрошке попадаются кусочки тонкого вкуса. Оказывается, что известный по старой трилогии ласторукий Смолянин в промежутке между романами служил в отделе защиты вымышленной реальности, внедряясь в литературные миры, чтобы исправить книги, «испорченные» злыми авторами. Он спас Муму, не дал утонуть Катерине, взорвал рельсы перед Анной Карениной. Правда, порой случалось, что в процессе исправления книга схлопывалась как чёрная дыра. Коллега Смолянина Кумок мало того, что сохранил Мересьеву ноги, так ещё и попытался спасти самолёт, после чего пропали и книга и сам Кумок. Однако главным делом своей жизни Смолянин считал исправление семитомной эпопеи Толкиена «Властелин колец». Ведь негодяй-профессор вдоволь покуражился над своими героями: дал Горлуму сожрать Сэма и Фродо, заразил Арагорна чахоткой, а Гэндальфа заставил вступить в коалицую с Саруманом, после чего Саурон стал организовывать в Средиземье колхозы…

Десант против снорков

Из секретной директивы штаба Объединенного Командования: «Сформировать восемь отрядов специального назначения (бойцов отрядов именовать в дальнейшем военными сталкерами). Службе РАВ и БТиВТ совместно подготовить расчет типов вооружений, б/п, в/в, оборудования и техники необходимых для укомплектования подразделений».

У одних срочная служба в армии оставляет обиду за потерянные годы, для других это — главное событие жизни. Писателя Алексея Бобла два года в ВДВ сформировали как личность. Его роман в сравнении с тем, что пишут в серию «Сталкер» литераторы, не нюхавшие пороху, — это как десантный АН-2 на фоне дельтапланов с моторчиком. В прозе Бобл неуклонно следует высокому образцу, заданному ещё Богомоловым, оснащая страница романа малопонятными аббревиатурами и выдержками из приказов и рапортов.

Когда военсталы идут по Зоне, всё живое должно разбегаться, кто не спрятался — мы не виноваты. Хуже, когда противостоящую армейской машине угрозу можно назвать «живой» лишь с большой натяжкой. Но цель спецназовцев не в уничтожении нежити. По некоторым чудесам аномальной территории плачут военная наука и производство. Многое из того, что может нас здесь убить, стоит превратить в небылое оружие и направить его против наших врагов.

От товарищей по перу Алексея Бобла выгодно отличает не только знание боевых реалий. Серьёзность тона и убедительный психологизм — вот что делает его книгу из ряда вон выходящей. Да и стилист Бобл неплохой, у него живой язык, персонажи разговаривают как нормальные люди. Диалоги чрезвычайно убедительные.

«Тишину прорезал писк девяти ПДА. И тут же со всех сторон зазвучало:

– Твою!..

– А чтоб тебя!..

– А на!..

– Кто?!

– Вот же!..

– Что за?!..».

Чувствуется, что автор не раз слышал всё это на самом деле. И память у него хорошая, для писателя это качество из важнейших.

И что тоже немаловажно: Боблу не изменяет чувство меры, даже в рамках известной игры он выдерживает убедительность, не завирается, преодолевает соблазн пустого фантазирования:

«– Ну, хватит, хватит... В войнушку еще успеете наиграться, для того и позвали вас».

И реплика в сторону: как всё-таки все эти зоновские снорки и бюреры напоминают персонажей Туве Янсон! Ещё Орехов это точно подметил, назвав своего героя Хемулем. Поневоле задумаешься, в каком мире происходили события «Волшебного лета»… И напрашивается название очередного романа: «Десант против Мумми-троллей».

Монстр почти не виден

Легко понять цель романа «Блокада»: щедрый вклад в волшебную мифологию двадцатого века, сочинённую Дугиным, Повелем и Бержье. Сложнее сказать, о чём там.

Июнь 1942 года, Гитлер с генералами, Сталин с Берией, партизаны под Винницей, русский разведчик беседует в Париже с магом Гурджиевым. Капитан НКВД испытывает на неуязвимость Василия Тёркина и посрамляет Вольфа Мессинга. Лев Гумилёв находит туркестанскую Башню Сатаны и дерётся с блатными в Норильсклаге.

Где сюжет? Что за «блокада»? На какого монстра охота?

Каждая глава представляет собой эффектный самодостаточный эпизод. Связь между эпизодами угадывается не без труда и не сразу. Перед нами экспозиция, завязывание сюжетных нитей, а как долго они будут длиться и пересекутся ли когда-нибудь — известно лишь автору. Сериал.

В то же время, понятно, что сюжет не столь важен. Первичен антураж, текст, в первую очередь, рассчитан на ценителей атмосферы. Аненербе, Хаусхофер и 13-отдел НКВД здесь от лукавого. Просто перед нами лайт-поп-версия военно-политического детектива, выглаженного до формата комикса. Этакий Юлиан Семёнов, впавший в детство, свихнувшийся на эзотерике и пишущий под диктовку издательских маркетологов. «Хроники» Семёнова тоже имели пунктирный сюжет и массу лишних персонажей, служащих углублению фона.

Читать это легко и не противно. У автора твёрдая рука, подвешенный язык и ясное понимание своей задачи. Он выкладывает текст из ровно вырезанных блоков, его сноровка вызывает уважение. Нет куража, но стоит оценить отточенность.

Здесь не поймёшь, когда автор использует штампы технологически, а когда пародирует их со скрытой ухмылкой. У партизан на далёком болотном острове обнаруживается склад, набитый артиллерийскими снарядами. А у сброшенного к ним на парашюте «особиста из Москвы» — начищенные до блеска пуговицы, сияющие хромовые сапоги и фамилия Кошкин. Автору незачем нас удивлять, он хочет, чтобы мы узнавали знакомое. Надо, чтоб было гладко. Читать «Блокаду» — как смотреть старый проходной приключенческий фильм: сюрпризов не будет, глаз радуется привычному.

Эзотерические выкладки служат в романе сюжетным стержнем, но сама магия артефактов почти не играет в событиях роли. Волшебные «предметы» выступают фетишем, символом могущества, как чемодан с миллионом в бандитском боевике. Владение «орлом» объясняет способности Гитлера к внушению, только и всего. Чего бы ему без них не обходиться, ведь себе же хуже делает? Не слушая доводов генералов и подавляя их волю, он наносит своей армии объективный вред. Сталин же лишён всякой магической поддержки, но его личным суггестивным способностям это ничуть не мешает. Ведь ещё в тифлисской молодости он прошёл обучение у Гурджиева!

Единственный момент романа, в котором магия оказывает влияние на ход войны — это воспоминание о встрече вождей СССР и Рейха, состоявшейся в октябре 1939 года во Львове. Именно тогда Гитлер сверхъестественным образом внушил Сталину, что не будет нападать на СССР. После того, как Иосиф Виссарионович осознал, каким образом его провели, ему, по логике вещей, следовало уничтожить в своём окружении всех «волшебников» и выходить из себя при слове «магия». Но нет, его подчинённые прикармливают шарлатанов, и сам он даёт добро на то, чтобы включиться в охоту на артефакты. В конце первой книги Берия отдаёт приказ о создании отряда русских супергероев, которые должны к Гитлеру подкрасться и орла у него отнять. А сам Гитлер снаряжает экспедицию на Кавказ, где в сатанинской башне ещё несколько предметов спрятано. Вот уж писатель Бенедиктов напридумывает нам в следующей части!

Роман с громоздким, иронического оттенка названием начинается как обычные журналистские бредни про чудеса таинственной российской глубинки, как басни из серии «сибирская жуть», но уже скоро предохранитель правдоподобия вылетает напрочь, а тон автора окончательно сбивается в ту внежанровую невразумительную эклектику, которую проще всего назвать «притчей». Для трэша это слишком насмешливо, для сказки чересчур детализовано, да еще какой-то митьковский даосизм перебивками лезет. Как будто почитатель Коэльо взялся сочинить микс «Охоты на пиранью» и «Истории одного города».

Сотрудник жёлтого столичного еженедельника, специализирующийся на освещении сенсаций типа «снежный человек изнасиловал ведьму», послан в командировку на слёт таёжных шаманов. Ничего, кроме повальной пьянки, на таком мероприятии, понятное дело, не происходит, но на обратном пути трезвеющий репортёр принимает участие в крушении рейсового вертолёта. Ми-восьмой совершил аварийную посадку, отклонившись от курса, поэтому и пилоты, и пассажиры имеют о своём местонахождении самое смутное представление. Потом, правда, выяснится, что всё подстроено двумя замаскированными под пьющих геологов диверсантами ГРУ, тайно посланными разобраться с автоматическим укрепрайоном, который уже много автономно функционирует в близлежащих горных подземельях, не подпуская к себе ничего движущегося. Герой, увязавшись за липовыми геологами с одной из отдавшихся ему в этом романе красоток (лесбиянкой), попадёт на хутор к отшельнику-людоеду (мужик окажется шутником). Потом всех спасут вышедшие из тайги казаки-староверы, но объяснят, что на Большую землю можно попасть, только пройдя через пещеры. Там, под землёй, оставшиеся пассажиры окончательно потеряются, а герою отдастся вторая красотка (фригидная). Их спасут от механических пауков и выведут на свет бродящие по катакомбам спецназовцы. Но отмывающегося от подземной грязи героя смоет река и унесёт в столицу таёжной губернии, по недоразумению стёртой с карт ещё до перестройки и до сих пор не знающей демократии. Там он будет долго пить водку с губернскими начальниками, изображая из себя Хлестакова, но спасётся, попав к Хранителю Идола, побывавшему в тибетской Шамбале в одно время с братьями Рерихами. Хранитель чудесным образом перенесёт журналиста домой, и тот вернётся в родную газету, не в силах объяснить долгую отлучку. А чего объяснять? И так ясно, что всё это время он лечился от белой горячки в стационаре. Но автор сие напрашивающееся объяснение предпочитает замолчать и, наверное, правильно делает.

Некоторый свет на происхождение этого безобразия проливает творческая биография автора. Дело в том, что Николай Бахрошин несколько лет занимался написанием «исторической фэнтези» типа «Ярость волхва», «Месть берсерка» и «Проклятие викинга», а нынешней зимой сменил специальность, выдав роман «Звёздный штрафбат». Переход от «волхва» к «штрафбату», видимо, был болезненным, и результатом краткой творческой шизофрении стал этот самый «Липовый идол».

В первую очередь у романа стоит оценить название: «Бёглер» (с ударением, разумеется, на первый слог) — что бы оно ни значило. Михаил Бабкин любит словечки, от них, возможно, и отталкивается его фантазия. Только подозрительно, что все они напоминают неведомую воровскую феню: слимпер, хитник, бёглер — типа, слямзить, похитить и бежать. Впрочем, все сказочники имеют криминальную жилку.

Сюжетообразующая идея романа тоже хороша: Башня Реальностей, связывающая миры, — сугубо технологическая, без мистики, с обслуживающим персоналом и строгими правилами. Не беда, что мы таких башен без счёта встречали у самых разных авторов от Кинга до Головачёва, — штука ведь из архетипов. Бабкин и миф о Вавилонской башне обыграл: она помогает понимать языки всех связанных ею народов.

В «Бёглере» много забавных выдумок. Навеянные фильмом «Пила» демоны-конструкторы. Волшебная кукуруза, выращенная великим Мерлином во исполнение заклинания «Счастье для всех даром». Фотоаппарат-захватчик. Впечатляют постапокалиптические Безумные Земли — привет кинговским Пустошам!

Есть ли смысл ещё хвалить автора? Бабкин умеет гладко и легко писать — ну так он профессионал. У него не так много амбиций: он ничуть не претендует на роль гениального письменника, властителя умов и неподражаемого фантазёра. Бабкин просто с видимым удовольствием и вкусом сочиняет стопроцентно узнаваемую историю из стократно использованного материала и даже впасть в грех постмодернизма не испытывает ни малейшего искушения.

Разумеется, перед нами только первый том, по меньшей мере, трилогии, причём действие закруглено (чтобы создать иллюзию сюжетной завершённости) довольно формально. При сложной композиции это читателя не слишком радует. Добрую часть романа автор параллельно ведёт три сюжетные линии, но одна из них, как выясняется, нужна только для того, чтобы снабдить персонажей необходимым артефактом. Выполнив свою функцию, она обрывается в никуда (точнее, до следующей книги), и тут же из ниоткуда выныривают ещё две, которые опять-таки нужны, кажется, только для того, чтобы передать героям ещё пару магических вещиц.

Подробнейше прописанные боковые сюжеты выглядят вставленными в роман самостоятельными повестями, причём, разными по стилистике. Сам автор признаётся, что экспериментировал с жанрами. Если похождения очутившихся в чужом мире двух главных героев написаны с юмором, то линии местных магов и беглого наследника престола сделаны жёстко и мрачно.

Сюжетом «Бёглера» движет несколько факторов. Два главных героя перенесены из своего мира и брошены в неизвестность. Причём, один из них — дважды: его сначала вытащили из родного офиса в офис Башни Реальности, а потом забросили вообще чёрт знает куда. Хорошо, что он успел выдернуть туда же и виновника своих бед — охотника за головами бёглера Харитона (живой, кстати, вышел Харитон — с харизматическими усами). Прочих героев романа столь же бесцеремонно вышвыривают из обыденности уже в своей собственной реальности. Но если пришельцами движет единственное желание отыскать путь домой (найти ту самую покинутую Башню), то местным персонажам, попавшим в фатальные неприятности, обратной дороги нет. Они должны приобрести новый статус, и помочь в этом могут только магические артефакты, которые случайно или нет попадают в их руки, обмениваются один на другой, проявляют своеволие. Хитросочинённый сюжет романа похож на сложный механизм с множеством деталей. Что-то здесь знакомо, что-то кажется удивительным. Инструкция к этой машине осталась у автора, о принципах работы мы можем только догадываться, но то, что нам надо, — увлекательное чтение — он исправно производит.

«Абориген» — роман неожиданный, но закономерный, соединивший размах «Космополитов» с постоянными мотивами автора о самоорганизации закрытых сообществ и романтике тайных войн. Роман о постколониализме, о плате за независимость, о живой демократии, о культуре фронтира, созданной самыми жизнеспособными нациями Земли: немцами, русскими и китайцами.

Книга не самая лёгкая для усвоения, но читатели Лазарчука приучены к тому, что просто не будет. Всё, что может вызвать неудовольствие потребителя, автор делает абсолютно сознательно и намеренно. Собственно, большая часть его писательской индивидуальности и заключена в этих намеренно причиняемых читателю неудобствах. Автор без подготовки и акклиматизации погружает нас в колючую чужую жизнь, оказывающуюся куда сложнее, чем мы рассчитывали. Да к этому шоку добавляется неуют рваного повествования, сочетающего мемуарную неторопливость и непредсказуемое перескакивание с одной темы на другую, из нынешнего дня в прошлое. Когда к одному рассказчику удаётся приспособиться, вводится ещё несколько, причём не всегда можно понять, что следующий фрагмент говорит уже о другом и рассказывается другим.

В иных сценах активного действия невозможно сообразить, что происходит. Вот эпизод вызволения Кумико из плена кромешников. Там кадры нарезаны и перемешаны так, что картина не складывается, хоть пять раз перечитывай. Но главное, что большую часть книги нам непонятен смысл происходящего. Мы наблюдаем описываемые события извне, не в состоянии проникнуть ни в суть действия, ни в мотивы действующих лиц. Как ребёнок, который слышит разговоры взрослых, понимает, что они озабочены важными делами, но каковы эти дела, объяснять никто не собирается, да ему и не понять их. Притом что текст перенасыщен фактурой и отсылками на неведомые толстые обстоятельства. О, это создаёт эффект объёма, несомненно! По прочтении (пусть даже медленном, спотыкающемся, с возвратами) книга не кажется исчерпанной, к ней хочется вернуться ещё, перематывать её, как фильм, прокручивать по многу раз тёмные моменты, а потом смотреть целиком, пытаясь увязать уловленное. Притом что новые художественные достоинства роман вряд ли обнаружит, все эмоции с него сняты при первом же чтении. Дальше можно оценить лишь интеллект автора.

В «Аборигене» нет романной истории. Это хроника, кусок действительности, выхваченной в кульминационный момент. Развязки скрытых и лишь мельком упоминаемых завязок. Те перемещения и действия персонажей, что мы наблюдаем в романе, никак не связаны с финальным изменением их мира. Это изменение производит бог-из-машины, и перед нами, в сущности, роман-катастрофа. Катастрофа, правда, позитивная (бывает такая?), но что с того? Представьте, что Ленин с большевиками готовят в поте лица переворот, но в самый острый момент их вызывают в Зимний дворец (откуда уже самоулетучилось Временное правительство) и предлагают делать с Россией что захотят. Гитлер разворачивает войска с полдороги и возвращает их в Рейх, поклявшись компенсировать причинённый ущерб. Горбачёв объявляет о наступившей свободе, а Ельцин распускает Союз. Кто-то за этим, вероятно, стоит, но на вас, готовившихся к полувеку необъявленных войн, это просто свалилось.

«Абориген» выглядит, возможно, взрослее всех других книг Лазарчука. Его главный герой действительно похож на серьёзного человека, способного уладить юридические проблемы, убить без эмоций, вырубить самолёт топором и успеть подумать об экзистенциальных проблемах. Но взрослость подходов не мешает испытывать детскую радость от яркой праздничной картины нарисованного здесь смертельно опасного и доброго мира.

Начнём с ярлыка.

Перед нами сборник произведений в жанре «exploitation». В интернациональном жанре, выжимающем какую-либо популярную тему в целях заработка. Отечественный продукт на заработок не особо рассчитывает, поэтому местный аналог часто называют «дрочерством», каковое определение куда глубже и даже духовнее, поскольку выдвигает на первый план мотивы виртуального удовлетворения не только читателя, но и автора.

Если фантастика в целом следует схеме «если бы да кабы, да во рту росли грибы», то в плане удовлетворения она должна концентрироваться на крутости и необыкновенной приятности такого гипотетического положения вещей. В данном случае роль грибов выполняет факт существования в будущем справедливого российского императора во главе сильной империи со счастливыми и бравыми подданными. Запрос на такое допущение в обществе существует давно, но предысторию и анализ явления мы здесь опустим.

Очевидно, что в определении «exploitation» есть оттенок уничижительности, и мы никогда не обратились бы к нему, имея дело с настоящей социальной фантастикой, занятой серьёзным моделированием, либо решающей художественные задачи на приличном литературном уровне. Но в сборнике это редкость. Значительная часть содержимого написана дурно – неумело, либо халтурно. Почти все представленные вещи ориентированы на стандарты лёгкого чтива, балансируя между благонамеренной глупостью и тем, что в Российской Империи называли бульварщиной. Хотя есть исключения, и, в любом случае, стоит поблагодарить составителей за некоторое количество включённых сюда профессиональных текстов, чьё качество варьируется от «приемлемо» до «неплохо».

Классифицируя содержимое сборника по темам, а точнее – подходам к заявленной теме, увидим, что благостных утопий здесь не так много и принадлежат они исключительно авторам женского пола. Безоблачно светлое будущее обещают лишь три из двенадцати представленных вещей. Остальные три четверти содержания сборника – это непрерывные войны, противостояния терактам и диверсиям, в лучшем случае – просто демонстрации силы. Хотя женщины тоже отметились на стороне торжествующей боевитости, есть соблазн поделить имперские идеалы на условно дамские и условно мужские. Одни представляют картину, где нас, имперцев, все любят за справедливость, другие – где нашей силы боятся.

Образцом дамской утопии можно считать закрывающий сборник рассказ Ольги Елисеевой «Экзамен». Он написан от лица вузовского преподавателя, которым автор скорей всего и является (кому ещё придёт в голову называть студентов «детьми»?). Если в классических утопиях персонажи обмениваются монологами-лекциями, то здесь мы узнаём о новейшей истории из экзаменационных ответов. Есть ещё бытовые и рабочие моменты, должные в идеале прояснить нам обыденную жизнь обитателей выдуманной империи. В действительности они не выходят за пределы личного опыта автора, лишь раскрашивая его фантастическими мечтами: вместо трамвая – монорельс, вместо лифта – телепорт, вместо экзаменуемых – голографические образы. В коридорах стоят кадки с инопланетными растениями, в деканате обсуждают отпуска на Луне и объявившиеся в Сибири племена диких «чубак»... Это автор так шутит. Соотношение между теоретической частью и оживляющим её беллетристическим щебетом примерно 1:7. Заканчивается рассказ Елисеевой экстренным сообщением о покушении на Государя, и, надо сразу сказать, подобных покушений в сборнике найдётся немало. Уязвимость самодержавия – как раз та проблема, что первым делом приходит в голову всякому разумному сочинителю.

Так же ближе к концу стоит очень фантастический очерк Ольги Шатохиной и Алекса Громова – несмотря на соавтора-мужчину, очерк тоже типически дамский – с романтикой, мягким юмором и кокетством. Земля в нём превратилась в галактический заповедник – место экскурсий для расселившихся по космосу людей и братьев по разуму. Всяческие монархические самобытности здесь имеют то ли сказочный, то ли музейный характер и служат не более чем украшением.

В закрытие дамской темы упомянём также святочную историю Далии Трускиновской, о малолетних наследниках престола, вступившихся за обиженных техническим прогрессом ветеранов труда. И чтобы окончательно покончить с упоминанием гендера, скажем о двух женских сочинениях, живописующих войну и теракты. Образцово антитеррористический рассказ Натальи Духиной «Зелёные лбы» не примечателен совершенно ничем, даже его явная бессмысленность не вызывает эмоций. А вот «Свидание с Ноем» Татьяны Беспаловой интересно как единственный во всей книге случай постановки автором художественной задачи. Российская империя у Беспаловой живёт мирной жизнью внутри кольца непрекращающейся войны, безопасность обеспечивают бессмертные воины, начавшие воевать ещё в Донбассе и Сирии. С фронта им можно отлучаться лишь ненадолго, один такой отпуск автор собственно и описывает. Рассказ коряв и беспомощен, попытка показать людей войны обернулась провалом, однако сам замысел заслуживает одобрения.

Произведения авторов-мужчин в целом довольно однообразны, так что стоит первым делом отметить рассказ Олега Дивова, который из общего однообразия выбивается. Сюжет очень простой. Компания геодезистов-частников совершает вынужденную посадку на только что показавшемся из океанских глубин островке и обнаруживает на нём некий космический артефакт, который можно использовать как мощнейшее во вселенной оружие. Чтобы он не нарушил мировое равновесие, попав в руки какой-либо сверхдержавы, открыватели объявляют о независимости острова, а для защиты своих прав привлекают Российскую империю, с высшими чинами которой один из них на короткой ноге. В пересказе сюжет выглядит набором нелепостей и натяжек, но автор успешно разыгрывает его благодаря живым диалогам и характерным персонажам.

Повесть одного из составителей сборника Дмитрия Володихина «Майорская дочка» имеет три главы: «Выстрел», «Медный всадник», «Метель» — и пытается пересказать сюжет космического боевика образами и языком русской классики. К сожалению, с задачей автор не справляется, стилизация хромает на обе ноги, какой там Пушкин, образцом служат «Милорд» и «Кречет», копеечные народные книжки. Собственно боевик выходит у Володихина более или менее удовлетворительно, но вот на сценах обыденных чутьё и вкус совсем изменяют ему. Касаясь же тем сердечных, автор вовсе скатывается в несусветную пошлость. Притом на неумелую речь недалёкого вояки-рассказчика безобразие не списать, поскольку в иных местах он умеет говорить вполне себе по-человечески.

Повесть Игоря Прососова «Casus belli» тоже построена на игре со старомодной литературностью, но у него эта игра получается ловчее, она не служит самоцелью, всего лишь обрамляя лихо заверченный сюжет, изложенный в неплохом темпе. Условность жанра «space opera» позволяет не задумываться, отчего это космическая политика будущего ведётся средствами из времён Ост-Индских компаний.

Лубочность в той или иной степени свойственна всем произведениям сборника. Чистым лубком представляется открывающий книгу рассказ Романа Злотникова «Десять лет спустя». Название, по-видимому, указывает на тот срок, в течение которого в России утвердится имперскость, могущая высадить десант на выручку своего ребёнка, заточённого шведской ювенальной юстицией. Заточён он натурально в темницу, освобождает же его атлетически сложенный мужчина в строгом костюме, выбивая дверь в темницу ногой. «Интересно, а каково это – быть рядом с таким мужчиной?..» — млеют, замученные феминизмом и лесбиянством служительницы приюта.

Проще счесть лубком и беспощадный героизм рассказа Григория Елисеева «Штабная работа», в котором футуристический антураж на голубом глазу сочетается с анекдотически архаичными политическими реалиями. Вот цитата, обнажающая приём, характерный и для многих других рассматриваемых нами произведений.

«Голографические страницы газеты развернулись предо мной в воздухе, едва различимо дрожа. Я окинул взглядом первую полосу. На Юпитерианском театре военных действий затишье. Британцы отступили к своим базам и зализывают раны после провала орбитального десанта на Каллисто. Седьмая и Девятая Преображенские дивизии встретили их ураганным огнем зенитных батарей, расположенных вдоль экватора спутника, и превратили корабли Короны в пылающие обломки еще в атмосфере».

Назвать рассказ Елисеева пародией не поворачивается язык, ведь нечеловеческие подвиги его персонажей описаны, кажется, на полном серьёзе, с истинным зубовным скрежетом.

В том же, что и у Елисеева, антураже героического отражения немыслимой террористической угрозы происходит действие рассказа Сергея Сизарева «Фаворский синдром», но построен он гораздо сложнее и мастеровитее. Тщательное описание технологий будущего, наукообразность сюжетных допущений и даже некоторый психологизм даёт возможность отнести рассказ Сизарева к чистой научной фантастике.

Приз за достойное раскрытие темы, по нашему субъективному мнению, должен быть отдан рассказу Эдуарда Геворкяна «При дверях». Избегая игры с архаикой, автор рисует работу основы самодержавного строя – тайной государевой службы. Его преимущество в честном и трезвом зрении: никакой справедливый правитель не изменит психологии подчинённых ему бояр. Любая элита в массе своей порчена и в борьбе за власть способна на всё что угодно. Какой бы ни была поддержка монарха в народе, во власти он всегда одинок, и только лично порядочные и преданные оперативные работники (с правом произнести в безвыходной ситуации магическую формулу «слово и дело») спасают его от бесчисленных изощрённых заговоров. Рассказ не идеален, но хорошо сделан во всех отношениях, это неглупая беллетристика с вкраплением положенных истинной фантастике научно-популярных идей и проблесками не самых заурядных мыслей.