* * *

Мамочка, я потерялся. Но я был не виноват.

Водитель так торопился, что сразу захлопнул дверь.

Но, мам, я не испугался, я просто пошел назад,

И к ночи уже был дома. Ведь это мой дом теперь.

Ты, мамочка, не волнуйся. Я сыт, я обут-одет,

Я ем на обед конфеты и досыта пью ситро.

Я знаю, что вправду важно: бежать, если света нет,

И никогда и близко не подходить к метро.

Я часто думаю, мама, о том, как у вас сейчас.

Когда вы уже добрались до нужных солнечных мест.

Как Сашка? Уже большая, наверно, четвертый класс!

Как папа? Все клеит танки? Когда ж ему надоест…

Здесь очень много знакомых. Их, видно, тянет домой.

Устали: мычат невнятно и двигаются с трудом.

Я видел и тетю Свету, и бабушку из седьмой,

Ну ту, у которой внучку потом забрали в детдом.

Они не страшные, мама. Их даже бывает жаль.

От них порою на землю отваливаются куски.

Я сам убедился, мама, от них легко убежать.

Мы часто играем в прятки и бегаем взапуски.

...Письмо я бросаю в ящик — тот, что в городском саду.

Ну да, мне немного грустно, что я остался один…

Но ты не волнуйся, мамочка, я здесь не пропаду.

Со мной все будет в порядке.

Ты только не приходи.

июль 13го — февраль 16го

Константин Обручев. "Красные цепи"

Избыточность — мой самый тяжкий грех. Аркадий, друг мой, не говори красиво. Ужас же. И не в смысле жанра.

"...срываюсь с места и лихорадочно начинаю одеваться. Письмо так и остается открытым, и на экране по-прежнему светится имя: МАРИНА. Я мельком вижу его, когда захлопываю входную дверь.

Мой Wrangler стоит у парадной. На лобовом стекле несколько крупных желтых листьев — штрафные квитанции осени..."

Да-да, конечно, именно так и воспринимает этот полный меланхоличного очарования мир бывший супершпион, только что получивший известие о том, что девушка, в которую он влюблен, убита. Штрафные квитанции осени. Образ отличный, но в этот момент неуместный до оскомины. Будь таким авторский текст, это было бы выше всяких похвал, но текст медитативен, велеречив и образен вне зависимости от того, от третьего он лица или от первого. Даже вслух герои говорят тем же штилем, каким писал свой дневник средневековый рыцарь. Отсюда и объем в полторы тыщи страниц.

Итог. Полторы тыщи страниц сплошной атмосферы Петербурга, переданной безукоризненно, но транслируемой то и дело в ущерб логике. И сюжет, который плотно лег бы во вдвое... нет, втрое меньший объем.

Олег Радзинский. "Агафонкин и время"

Время по Агафонкину — вязкая субстанция, в которой раз и навсегда застыли в постоянно существующем моменте и теперь вяло колышутся мухами в смоле люди, точнее "частные случаи человечества". Картина безнадежная, как наша жизнь. Ощущение наведено виртуозно: независимо от того, что делают герои — строят Ордусь (или как она должна будет называться в том варианте), переигрывают постсоветскую историю, борются с предвестниками апокалипсиса или заводят в прошлом уютные поместья — все это не имеет ни значения, ни смысла.

Милосердия, кстати, в том мире тоже нет. Даже если сам господь бог всю жизнь готовит тебе ужины.

А вот линия с посланцами абсолютного зла карикатурна и необязательна: полемика с Булгаковым, наверное, да, но этим функция похоже исчерпывается. Во всяком случае, кончается эта линия ничем. Впрочем, там и жизни героев кончаются ничем, так что все гармонично.

Безупречный язык. Виртуозно замкнутые сюжетные линии. И спокойная, даже отчасти ехидная безнадежность.

Выкладываю в порядке чтения.

Дмитрий КОЛОДАН. Жестяная собака майора Хоппа

Дивный псевдовикторианский детективчик. Волшебность мира напоминает Мэри Поппинс, волшебность расследования — много кого, да хоть бы и Макса Фрая, общее впечатление заставляет вспомнить Шерлока Холмса и отца Брауна. Речь, конечно, не о заимствовании, а, скорее, о некоторой координатной сетке, в которую "Жестяную собаку" можно вписать. Но, как ни парадоксально для отличного текста, продолжения хочется. В таком стиле прямо–таки просится сериал. В рамках одного рассказа очень тесно и миру, и персонажам — они безусловно живые, но в силу формата излишне схематичные. Тесно даже стилю: в рамках одного рассказа он избыточен, хочется мира, которым этот стиль порождён и в котором он естественен как дыхание. А в способности Колодана продумать умную и нескучную "арку" я не сомневаюсь ни минуты.

Денис ДРОБЫШЕВ. СРО

Чо. Ну это... Как бы да. Ехидно. Грубо. Физиологично. В целом, наверное, неглупо. Оппоненты обозначены честно: "Омон Ра" даже задействован в сюжете, а эпизод про Быкова и спецкостюм вшит в текст без без единого грубого шва.

О живых персонажах говорить не приходится, персонажи вообще существуют исключительно затем, чтобы иллюстрировать собой. Степень условности всего происходящего зашкаливает. Многие куски текста не нужны для сюжета, зато всё с новых и новых сторон показывают гротескную убогость реальности. Впрочем, это все не недостатки, а особенности, тут придираться не к чему.

В целом, "СРО" больше сатирически-философский трактат, чем художественное произведение. Предполагаю (сейчас будет незаслуженный комплимент), что Свифт реализовывал аналогичные задумки, чтобы впервые понять/осознать животную природу человека. А престарелые предперестроечные диссиденты писали в чём-то схожие тексты чтобы взломать залакированную псевдореальность соцреализма (ничего не скажу, "Москва 2042" Войновича, пожалуй что, и пофизиологичней будет). Но зачем писать такое сейчас — лично мне решительно непонятно. Что все плохо, мир дерьмо и люди сволочи, мы, спасибо, знаем и так. А больше никакой информации текст не содержит.

Светлана ЛАВРОВА. Куда скачет петушиная лошадь?

"Ничто пожирает Страну Фантазию"… В смысле, уральскую парму.

Иногда скучновато, иногда раздражают сюжетно необоснованные мелочи, но в целом читается легко и с интересом. Детям, по моим представлениям, должно очень нравиться. Этническая составляющая вплетена в целом ровно, юмор в целом милый, персонажи в целом обаятельные. Вот только обратная сторона детскости — инфантилизм мессаджа. К сожалению, чтобы земля не умирала, надо не с пустотой в душах бороться, манипулируя чувством ответственности, а хорошие дороги строить.

Вроде бы для детской повести придирка странная, но раз уж сам автор прямым текстом обозначил проблему — "люди не виноваты в том, что хотят жить там, где лучше", появляется ожидание, что и мораль не будет исчерпана типовой благоглупостью.

Владимир ПОКРОВСКИЙ. Чёртова дочка

Стилистически — очень хорошо, хотя переняты скорее формальные признаки оригинального стиля, чем его функциональные свойства. На материале девочки-мутанта, дочки сталкера из хармонтской Зоны (ну, вы поняли) рассказывается история про помесь Бодхисаттвы и достоевского ребенка со слезинкой. При этом автор умудряется не сказать в обеих заявленных темах ни одного нового слова.

Мартышка — персонаж сугубо страдательный, не совершивший ни единого поступка, значимого в рамках заявленной истории. Ей управляют то опекуны, то Шар-подселенец… Ну и заканчивается все абсолютно и идеально пассивно: сидением на попе ровно, с отмершими потребностями чувствовать, пить, есть и срать. Короче, персонажа ("человека действующего") и сюжета ("обстоятельств, приводящих к развитию") в данном тексте не обнаружено.

Михаил УСПЕНСКИЙ. Алхимистика Кости Жихарева

Так и не смог окончательно решить для себя, художественная это проза, или популярная-для-школьников, вроде математических путешествий Лёвшина или "Клуба знаменитых капитанов". Пожалуй, все же, второе. Вот только приручить новую аудиторию Михаил Глебович не успел, а старой, которая его уже знала и любила, этот цикл будет, пожалуй, скучен.

Впрочем, до новой аудитории он и не дойдёт: спасибо интеллекту книгоиздателей, не задумавшихся о том, что этим текстам нужно совершенно новое позиционирование, да и оформление, отличающееся от оформления криминально-юмористических боевиков.

Василий ЩЕПЕТНЁВ. В ожидании Красной Армии

Атмосферно. Стилистически выдержано. Психологически достоверно. Но, пожалуй, и все. Герои не раскрыты, смысл истории неясен, (фабула ясна, а смысл — нет). В целом — ощущение совершенной необязательности текста.

Ещё три текста на очереди.

А почто на ФЛ вот этого издания нету?

Брандлькаст.

Избыточная языковая энтропия — текст перенасыщен, а смысл — разжижен, в итоге кажется, будто смысла нет вовсе.

Ризома

Невероятно интересный мир, описанный невероятно скучным языком.