Нелегко писать хорошее семикнижье. Ох, тяжко.

И совсем не просто его читать

Продолжается массовый падеж персонажей, при том, что автор стал куда бережливее, и теперь если просто «померк свет в очах» героя или героини — это ничего не значит. Может, ему/ей просто дали по голове, а может, эту башку и оттяпали.

Кроме быстрых и анонсированных смертей персонажей (а был представлен даже лорд Грифон, который еще жив, но мысленно поставил на себе крест, заразившись серой болезнью), перед читателями раскрывается немаленькая панорама «разрушения старых проектов и рождения новых» — и вот в этом Мартин действительно бесподобен.

Поясню. Основные семейства/группировки, которые вступили в борьбу, обладали собственной «программой действий». Старки, похоже, хотели оставить все как есть. Их целиком устраивало то положение, которое они занимали на Севере. Ланнистеры — хотели взять власть с опорой на золото, армию и родственные связи. Что важно — они уже не один год находились в непосредственной близости от королевской короны, и сколько-нибудь разумные члены их семьи понимали, что дальше может последовать затяжное падение. Тирелы — поначалу хотели как можно ближе подойти к трону, не помышляя о большем, и лишь когда подошли ближе некуда, стали думать, как на него сесть. А связей и возможностей явно не хватало. Дорн хотел отомстить. Дейнерис хотела вернуться и т.д.

И системный кризис, эпическую картину которого Мартин рисует уже в пятой книге, состоит в том, что разрушаются не только замыслы персонажей, не только отдельные биографии — рушатся и проекты, которые поддерживают сотни людей, и которые могут существовать и после смерти создателей.

На Ланнистерах можно окончательно ставить крест — погиб последний обшепризнанный политический деятель в семье, Киван. Серсея публично опозорена, Джейме надолго исчез. Если Томмен и останется жив, если успешно вернется Тирион, если даже Джейме выберется из западни — максимум, что светит Ланнистреам, это стабилизировать свое положение на уровне одного из великих домов. Но в любом случае, им будет предъявлено слишком много старых счетов.

Джон и Ночной дозор: самый, пожалуй явный и интересный проект, развитие которого подано в пятой книге. Перетащить одичалых на свою сторону стены, частично привлечь в дозор, частично расселить, частично сплавить в армию Станниса. Из других мест людей взять невозможно. Однако, простым глазом видны два недостатка проекта: расселенные по территории варвары могут плюнуть на законы, разбавленный орден окончательно рухнет, как организация. И это не нравится авторитетным братьям, причем не нравится вплоть до кинжалов.

Дейнерис — мы видим последовательные попытки спасения того, что было затеяно в предыдущей книге. Сначала ею, потом и её сторонниками. Всё держится буквально на честном слове единственного рыцаря. Драконы оказались слишком непредсказуемым фактором.

Дорн — погиб наследник, партия с Дейнерис не состоялась. Мстить, по сути, уже некому. Но маховик мести набрал обороты, и правители Дорна осторожно вползают в игру по большим ставкам, имея внутри своей провинции зародыш гражданской войны (с Темной звездой), наследниц-змеек и практически состоявшуюся смерть правителя.

Болтоны — попытались сесть на место Старков. Увязли в тяжелой войне, имея лишь одного наследника, притом садиста. Потеряли юридическое обоснование на правление Севером.

Станнис — ему хватило ума прислушаться к советам местного жителя в составлении плана войны, однако он конгениально увяз в сугробах. Совершенно неясная ситуация с битвой и т.п. На примере Станниса хорошо видно: его личный политический проект в понимании современности может быть вполне успешен, но род Баратеонов в совершеннейшем упадке, ресурсов и территорий практически нет. Хоть мобилизуй бастардов Роберта...

Повторюсь, проекты Мартин показывает превосходно, в лицах.

Но! В четвертой и пятой книге присутствует некая трудноформулируемая, но весьма ощутимая потеря сюжетности. Ясно, что «лучшие из лучших» померли, и на поле играют «лучшие из худших», да и они довольно быстро выбывают. Выходят на первый план проекты второго уровня, так сказать, локальные или реализуемые с малой вероятностью (как возвращение молодого Таргариена). Но не покидает ощущение, что Мартин слишком долго держит паузу — причем во всех смыслах. Вроде как противоречие вырисовывается: с одной стороны все становится до боли похоже на бессмысленные междоусобные войны, которые могут идти десятилетиями, с другой — фигурки игроков явно расставляются для финальной партии, расставляются со всем тщанием и любовью.

Как выпутается из этого противоречия автор — понятия не имею. Что может быть фактором, «закрывающим» весь этот спутанный клубок, так это появление реально осведомленных людей — так сказать, создателей управляющей рамки. Что Бран (тут явно основной фактор его видения), что Дейнерис (быстрые перемещения по территории) могут опередить сожаления очень многих читателей «ну, если бы имярек знал, что буквально рядом...»

Но шестую книгу хочется прочитать поскорее...

Берем фильм «Китайский квартал», посыпаем мелко нарубленным вестерном и натягиваем на него латексный киберпанковский костюм.

Получаем тот самый «углерод». Видоизменный....

Основная — острейшая — проблема текста, это противоречивый, совершенно идиотский мир.

Земля 27-го столетия, где искины давно стали нормой. Где человеческая психика записывается на машинные носители. И перезаписывается на новые мозги. Люди живут по пять сотен лет и меняют тела, как штаны.

А действуют там вполне нуарные персонажи.

Заказчик. Человек, которому несколько сотен лет, который за свою жизнь не терял власти и денег, не смотря на несколько страшных экономических кризисов. У которого суточная запись психики всегда хранится на жестком диске, и потому бесполезно сносить ему голову. Десятки детей, и каждого он может обеспечит клонированным телом...

Что должно быть у такого человека?

Двор.

Теснейшая команда приближенных лиц, самого разного возраста, которые пришлись ему по душе и нашли свои роли в ансамбле.

Причем речь не идет только о деловых связях. Такой человек прикрыт отовсюду. Ему нет нужды бегать по дешевым проституткам, чтобы «выпустить пар» брутальными и грязными способами, к которым он не желает принуждать свою жену. Это делает его уязвимым. Ему бы давно подобрали в штат виллы специально обученную прачку (мг, «Проклятые короли» М. Дрюона) или собачку, или кого-там еще.

Вместо этого автор выписывает портрет состоятельного человека, который ещё себе двор не создал, а только подобрал штат прислуги и нескольких доверенных лиц. Кинопродюсера Джека Вольца из «Крестного отца» — того, которому подкинули в кровать отрубленную лошадиную голову.

Будь там реальный двор — мы бы увидели не шашни главного героя с женой заказчика (стандартный визит в отель к частному детективу) — а длительные разборки с родственниками второй-третьей-четвертой линии. За героем ходила бы внучка заказчика, мать которой вышла замуж за перспективного адвоката из команды своего отца, но тот напортачил полтораста лет назад, давно списан в утиль — а вот внучка осталась и теперь старается подняться в семейном рейтинге. Уолдер Фрей и его выводок — вот и узнавайте там, кто пытался грохнуть дедулю. Любимого дедулю, черт бы его побрал...

Поэтому тридцатилетняя полицейская, которая вдруг получает возможности отказывать в расследовании дела такому могущественному человеку — это нонсен. У него куча знакомых в полиции — которым стольник уже стукнул.

Автор пытается защититься, и настаивает, что с Земли улетели миллионы и миллионы энергичных людей. К другим планетам. Оскудела Земля талантами.

Мг.

И тут второй вопрос — отчего такие проблемы, если есть возможность копировать сознание?

«Вот вы улетите к звездам, все такие креативные, и не заплатите за наше лучшее в галактике высшее образование».

Копии талантов оставались бы на Земле. Может быть, немного подредактированные.

И уж полным бредом выглядят виртуальные пытки, которым подвергали сознание героя, чтобы выдавить из него информацию.

Имея такой уровень медицины — нет нужды в давлению на сознание. Можно спокойно подключаться к памяти, и брать из черепного архива любую инфу (причем похожие технологии описываются в тексте).

Наконец, автор пытается показать мир (Землю!), где практически остановилось развитие культуры. Вы представляете себе Видока (французского сыщика 19-го века), которого вытащили, скажем, в 1970-е, в Сан-Франциско, и попросили распутать преступление?

— Парле ву франсе, гнида?

— А ты чё за мазафака такая?

Подонки общества, конечно, душою будут заодно, почти близнецы, то есть братва. Но представление о местных понятиях иметь надо, причем в мельчайших деталях. И описанная автором подготовка «специальных посланников» тут не поможет. Махай руками, не махай, стреляй, не стреляй — пока в эпохе слишком много белых пятен, расследование невозможно.

Почти все элементы будущего работают на то, чтобы обслуживать картинку из прошлого. Единственное, что автор пытается создать: это новые детективно-моральные ситуации с «обменами» тел.

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

Герой сидит в теле полицейского, личность которого недавно положили на хранение — слишком был жестким. И напарница этого полицейского, любовница и во многом ученица — принимает деятельное участие в сюжете. Соответственно, автор пытается разыгрывать тему противопоставления тела и духа, когда гражданка видит привычные черты лица, но разум там от совсем другого человека.

Только вот фокус в том, что подобные сюжеты уже отыгрывались — с близнецами, двойниками и даже богами, которые принимали человеческий облик.

Поэтому с точки зрения фантастики-футурологии — книга посредственная.

А вот детективно-батальная линия — выписана куда как лучше.

Персонаж придёт из тюрьмы и уйдет в закат. Он практически не знает промаха, чертовски удачлив, очень умен. Памятлив и злопамятен.

Он много раз настаивает на том, что жалость ему выжгли во время спецподготовки — но за плачущие глаза диковинной собачки вынесет мозги кому угодно.

Его обманывают и подставляют, он платит тем же.

Его убивают — но он убивает быстрее.

Вокруг очень мало хороших людей, и жалость в книге вполне нуарная, горькая — приправлена отвращением, цинизмом и разочарованием.

Автор хорошо взвинчивает напряжение, выкладывает новые карты на стол. Подсказки заботливо рассыпаны, но не складываются в голове раньше времени. Кульминация и развязка — сработаны по всем правилам триллера.

Сведения об экранизации романа выглядят вполне обоснованными: текст кинематографичен, множество сцен написаны будто специально под грядущую постановку.

Итого: если вам требуется фантастический боевик — вот он. Стрельба с интригой.

С одной стороны — есть язык, есть повествование, продуманы герои.

С другой — все сделано, чтобы от книги тошнило. Коцентрат депрессухи. 96 градусов.

Человечество деградирует, а культура еще осталась — и постлюди, которые уже мутировали до почти животного состояния — от этой культуры отслаиваются, как высохшая краска от стенки. Постапокалипсис литературы — её смыслы уже никому не нужны, хлотя взгляды шарят по строчкам.

Казалось бы — успех? Чего еще желать автору фантастики, если достигнут серьезный эффект?

Но уж больно длинные политические уши торчат из текста.

Такая вещь, имхо, на «ура» издалась бы в третьем рейхе. Потому как оплевывание людей в ней — искренне. Сделать из человека — быдло.

Многие в рецензиях вспоминали 451 по Фаренгейту. А я вспомнил советский мультик о злом волшебнике, скучающем падишахе и порошке, который позволял превратиться в кого угодно.

«Мутабор».

И автор превращает людей — в животных. Достаточно умело.

Знаю, что моя оценка — 4 — кажется заниженой. Но тут уж не за хореографию снижалось, но за артистизм.

Такие книги «закрывают» темы.

В том смысле, что можно разрабатывать аналогичные фантдопущения, но написать что-то лучше — немыслимо сложно.

Почему?

Автор детально показал, как должна развиваться структура общества после открытия путешествий во времени, как будут трансформироваться те структуры, которые отвечают за обеспечение хроно-программ. И путь рассуждений был пройден автором до конца. Это очень важно, такое редко удается. Обыкновенно рассказывают о начале проблем к временными парадоксами, с хроноклазмами, описывают будни «службы времени», которая пытается упорядочить бегоню из года в год. И все. Дальше не идут.

Лаумер прошел этот путь.

Когда одни попытки сменяются другими, после краха одних структур возникают новые, ставки все выше, обоснования все детальнее. Вмешательство в прошлое все глубже.

И все хотят жить. Даже машины хотят существовать. А кризисы после краха очередной программы — все страшнее.

На этом фоне автору удалось раскрыть характеры нескольких весьма примечатльных персонажей.

Главный герой — это почти бесконечная матрёшка, в нем всегда есть сюрприз.

Несколько оппонентов главного героя — и туповатый механизм, и почти гениальные люди — у каждого свой резон, у каждого свои позитивные идеалы.

Девушка главного героя — весьма запоминающаяся и боевитая (тут нельзя не признать, что на автора давило время, «бондианы» были в расцвете).

Удалось «обкатать» почти все сюжеты с петлями, тупиками, катастрофами, самоубийствами, бесполезными ожиданиями. Книга — почти как энциклопедия допущений. Есть даже попаданчество ;)

И, главное, вывод-финал.

Получается очень устойчивая схема, в которую укладывается почти любой роман о путешествиях во времени — если допущение о путешествиях не «попаданческое», не одноразовое, а все-таки перед нами служба, структура. И если вы решили написать что-то своё — лучше перечитайте эту книгу. Она заменит десяток других.

Известны многие фантасты, в текстах которых совмещается художественное мастерство и более чем достойный уровень философского базиса. А. Азимов, С. Лем, У. Эко, В. Виндж – их тексты одной ногой стоят на фантастике, на искусстве вымысла, а другой – на доскональном знании научных проблем. Это может быть физика, семиотика, кибернетика, футурология. Но всегда фантастическое допущение имеет железобетонный фундамент из детально разработанных гипотез и тщательно прописанной картины мира. Не суть важно точные или гуманитарные дисциплины использует в качестве основания автор. К истине ведет много путей.

Можно сказать, что в Н. Стивенсоне ждет своего часа выдающийся философ науки.

«Анафем» (М.: АСТ, 2012) — соответствует стандарту, заданному лучшими работами Станислава Лема. Во-первых, уровень использования философии. Основное фантастическое допущение – перемена мест в отношениях религии и науки, которая базируется на идеях платонизма. Мир планеты Арб обеспечивает связь мышления и бытия чуть более прочную, чем на привычной Земле. Автор выращивает из этого допущения историю науки Арба. Во-вторых – уровень разработки языка романа. Десятки существительных и глаголов, значения которых поясняются в эпиграфах и вставках. Часть их – простое искажение привычных терминов, часть – явные жаргонизмы, но в тексте они вполне органично вплетены в речь персонажей. В-третьих – искусно сработанные социологические конструкты. Хотя вера в сверхъестественное, высшее начало окончательно не покидает людей, но ученые живут в «матиках», фактически, монастырях – и наука воспринимается общества едва ли не как мистическое занятие. Если игроки в бисер, описанные еще Германом Гессе, могли лишь трансформировать полученные настоящими учеными данные, и плести паутину реминисценций, то монахи-«инаки» совершают открытия, поддерживают уровень образования, развивают систему «матиков». Подобная картина, думается, отвечает мечтам довольно большого процента исследователей – о существовании чистой, предельно отстраненной от коммерческого или политического содержания, науки. Отрешенность от суеты дополняется реалистичным описанием жизни небольшой, замкнутой, да еще и разделенной внутри себя общины. Система научных монастырей–«матиков» не взялась из пустоты, при чтении не покидает ощущение исторической подоплеки рассуждений каждого отдельного персонажа и событий в целом. Мы видим сочетание фантастических технологий с рукописными книгами, предписанную монашескую бедность и растущие материальные возможности «матика». Есть осознание великих достижений науки прошлого и скромных подвижек в настоящем.

Основное достижение книги – непрерывный эффект «узнавания», когда предметы и концепции из другого мира вдруг обретают привычное значение. Перед нами «альтернативка» во всем своём блеске, и не военно-политическая, а научная. Читатели начинают путь познания созданного автором мира, «смотря из-за плеча» молодого фраа Эразмаса. Поначалу – это внутренний мир «матика», с его эпических размеров часовым механизмом, определяющим жизнь общины, с десятками ограничений и самыми неожиданными возможностями, которые дают обыденные на первый взгляд вещи. Потом – осторожное прикосновение к окружающему миру, встреча с сестрой, оживающие воспоминания детства. А потом возникновение Тайны, большого секрета, который переворачивает жизнь не только уединенного «матика», но и всей Земли. Чтобы раскрыть эту тайну, фраа Эразмасу приходится перетряхнуть все собственные знания, а читателям – будто взобраться по древу истории. Через платонизм и астрономию времен чуть не первых телескопов к теориям контакта и астроинженерии, от общих рассуждений о множественности миров – к идеям зависимости мышления от квантовых эффектов и математических основах вселенной.

Замечательно показан эффект, когда от чисто академических рассуждений, буквально от доказательства теорем, идет переход к решительным действиям, к титаническим усилиям и подвигам. И каждый аргумент, приведенный в споре, тянет за собой целый эшелон последствий. Фраа Эразмасу выпадает странная судьба: почти все время он был на периферии событий, и лишь в финале оказался на острие. Он научился не просто думать и выдвигать гипотезы, но соизмерять свои слова с последствиями. И когда в миг кульминации другой инак, который свободно перемещался между параллельными мирами, ухитряется буквально поменять прошлое, Эразмас понимает, когда надо молчать, а когда начинать рассуждения. На фоне закономерного чуда никакой хэппи-энд не покажется мелодрамой.

Но, увы, есть в книге существенные недостатки.

Искушение не заниматься наукой, а «играть в бисер» — всегда преследует сообщество ученых. И если нет связи науки с практикой, если самые разные заказчики не «приставляют штык к спине» разработчика, то появляется громадный соблазн заниматься собственными выдумками, а не исследованиями. Его первые симптомы — проверять и перепроверять информацию в поисках абсолютной истины, отказ работать с гипотезами. Множество «матиков» стали бы просто общинами, в которых повторялись бы старые истины, но никаких новых разработок не велось – и даже самыми строгими ограничениями в роскоши, самыми частыми рейдами инквизиции тут помочь было бы невозможно. Затем последовали бы рассуждения о поливариантности истины, о том, что каждый исследователь, в сущности, суверенен в своих догадках. Все разработки свелись бы к «самоделию». Как реакция на застой развития науки в «матиках» — неизбежно появление светской науки. Если инженеры уже работают с компьютеризированными станками, то раз в год (или раз в десять лет) обращаться в «матик» за академической консультацией – проросту разорительно. Да, автор подробно описал набор мер против распространения фундаментальных знаний и сумму доводов, которые делают науку опасной в глазах светских властей. Но если капиталисту дать триста процентов прибыли, а политику гарантировать сохранение у власти – нет такого преступления, на которое бы они не пошли.

Когда же возникла угроза из космоса – орбитальные челноки и баллистические ракеты были собраны буквально за несколько месяцев. Даже если все чертежи имелись в наличии, даже при свободном парке программируемых станков – можно с чистой совестью назвать такие быстрые темпы ввода техники явной фантастикой. Слишком сложно. Как врач, прежде чем достичь мастерства, заполняет кладбище пациентами, так же инженер, прежде чем выдать с конвейера работающие изделия, должен забраковать какое-то их количество.

Объем теста и его внутренняя самодостаточность – далеко не всякий читатель осилит девятьсот страниц, разберется в паутине намеков и совпадений. Тот же С. Лем для удержания читательского внимания мог насытить тексты юмором, превратить их в буффонаду. «Сказки роботов» как двухслойный пирог: языковые фокусы вкупе с едкой сатирой на одном уровне, а философия науки на другом. Разумеется, используется множество других приемов. Можно пугать читателя — но в «Анафеме» практически нет саспенса. Можно подпитывать его интерес детективной интригой — загадки присутствуют в изобилии, однако повествование развивается неспешно, и первую половину книги секреты и несоответствия интересны разве что ученым. Можно дать описание катаклизмов, масштабных потрясений, эпических битв – но Эразмас львиную долю времени реконструировал действия других персонажей, пытался понять, что они предпримут, а когда все-таки попал в самый центр событий, то все равно текст большей частью состоит из его рассуждений.

Проблема касается не одного Н. Стивенсона. Множество раз выдвигались претензии к творчеству А. Азимова, мол, и герои там картонные, и детективные линии порой с противоречиями. Частенько можно услышать жалобы на чрезмерную витиеватость работ У. Эко.

Вывод один: комфортное чтение «Анафема» требует солидного и специфического багажа знаний. Но вы таковым еще не обладаете, и лишь собственное любопытство вкупе с терпением подтолкнут вас прочесть книгу – можете считать, что термин «самообразование» точно соответствует затраченному вами времени.

К сожалению Дж. Роулинг ограничилась объяснением лишь этических, морально-нравственных причин войны магов. Герои ёё романов повзрослели, но серьезной политики в их мыслях не появилось, а лишь отвращение к ней. Экономика осталась на уровне домашнего хозяйства, но никак не сложных банковских комбинаций кризисных лет. Война сохранила часть своей романтики – герои столкнулись с предательством, с двойными агентами, с перебежчиками, но сами не предавали. Книги не повзрослели.

Разумеется, это романы-воспитание, а не романы-образование. Разумеется, Дж. Роулинг имела перед глазами образец – английскую систему образования – и многие, прой неясные читателю детали, можно легко понять, сравнив Хогвартс с реальными прототипами.

Однако последняя книга оставляет без ответа несколько важнейших вопросов:

- каковы предпосылки войны, причем войны очень жестокой, которая вспыхнула дважды меньше чем за двадцать лет? При том, что маги живут сравнительно сыто, свободно перемещаются по миру, общаются и т.п. А тут за малоадекватными лидерами идут в сражение и бьются насмерть.

- отчего при использовании отдельных технический устройств маги так мало используют именно оружейную магию в сочетании с техникой? Где «заколдованный пулемет»?

- отчего нет усовершенствования магии? Волдеморт рассматривается и как крупный модернизатор, по мелочам выдумывают и мастерят многие. Но усовершенствования орудий убийства, характерного для войн, практически нет?

- не разъяснены отношения магии и технологии.

Последуем же примеру Л. Мештерхази, С. Переслегина, К. Еськова – попытаемся представить «как все на самом деле» в сказочном мире, раскрыть причинно-следственные основания войны.

На первый взгляд удивительна позиция сторонников Волдеморта с их манией чистоты крови. При том, что и сам Волдеморт, и Снейп – два самых талантливых мага в «темном» лагере – полукровки, и скрыть этот факт нет никакой возможности. Дело даже не в перемене их социального статуса, как если бы они провозгласили себя истинными магами, а в полном отрицании, непризнании очевидного родства с людьми. Террористическая организация «Пожирателей смерти» буквально за несколько месяцев врастает до главенствующей силы в мире магов, идет бешеная погоня за титулами, за происхождением, причем на фоне не меньшей жестокости по отношению к тем, кто не успел получить документ «о чистоте крови». Малфои, которые и так были родовитыми магами, стали карикатурой на аристократов.

Очень похожий феномен описан в работе С. Лема «Народоубийство»: «Нацизм был в политике выскочкой, нуворишем, жаждущим все новых подтверждений права на титулы, до которых дорвался; поскольку же никто не заботится о приличиях больше, чем нувориш, пока он на виду, именно так и вел себя неожиданно преуспевший нацизм» [2, С. 454]. У «Пожирателей…» мы видим террор, без пяти минут расовую теорию, стремление создать нацию господ.

Кто им противостоит?

Весьма разношерстная и откровенно странная компания, многие в которой составляют редчайшее исключение (Хагрид), другие откровенные чудаки, инвалиды, травмированные судьбой представители почтенных фамилий (Дамблдор) или просто хотят отомстить «пожирателям…». Что характерно для них всех – достаточно высокий уровень мастерства, будь то в магии, в краже или в работе с животными. Прямой выгоды от своей деятельности они не получают. Наземникус Флэтчер – лишь исключение, которое подтверждает правило. Это группа идеалистов (в смысле прекраснодушных порывов), которая под ударами противников перековывается в серьезную силу.

Однако описание групп еще не раскрывает противоречий, которые толкали их к борьбе.

Сообщество магов находится в «постиндустриальной» стадии развития. Вся инфраструктура это Министерство, больница св. Мунго, Хогвартс и т.п. – общественные учреждения. Но ни заводов, ни фабрик, ни больших мастерских, ни плантаций по выращиванию, допустим, корней мандрагоры, ни ферм для единорогов, ни рыбных хозяйств – мы там не наблюдаем. При этом маги обладают чрезвычайно большими возможностями по трансформации предметов, изменению пространства, созданию новых живых существ и т.п. Иные магические народы не сформулировали собственной стратегии развития (или им этого не дали): представители каждой из нечеловеческих рас могут находиться по разные стороны фронта в войне магов. То есть мы не видим острых экономических или межрасовых предпосылок для конфликта. Предпосылки необходимо искать в более длительных процессах.

Для начала попытаемся установить численность магов Британии. Если Хогвартс единственная школа, если каждый год туда приходя хорошо если сто человек (а судя по количество учителей – тринадцать на всех учащихся – еще меньше), то получаем около ста рождений в год.

При этом маги живут дольше людей, но сроки жизни не различаются в разы или на порядки – сто лет для мага (возьмем опять-таки для простоты) это уже глубокая старость, и совсем не многие до неё доживают.

Если каждый год рождается сто волшебников, и каждый из них живет сто лет, то общая численность магов – десять тысяч. Даже меньше десяти тысяч: дети и учащиеся, фактически, выведены из серьезных конфликтов. Глубокие старики редко сохраняют активность и ведут замкнутый образ жизни. И, что важно, есть большие потери – как после первой, так и после второй войны.

Это уже объясняет множество проблем в магии. Сразу понятно, что выдающиеся таланты в такой ограниченной группе сравнительно редки. Как поэты в древности: когда в народе живёт хороший поэт, а когда лишь плохонький рифмоплет имеется – и так целое поколение, а то и дольше.

Кроме того, не смотря на рабский труд домовиков, и многие заклинания, облегчающие работу, помогающие хранить информацию – понятно, что воспроизвести лучшие достижения прошлого поколения порой не удается. Просто нет настолько хороших специалистов в соответствующей узкой области магии. Нет растущего класса специалистов, характерного для индустриальной эпохи человечества. Условно говоря, волшебник изобретает (создает) что-то новое, оригинальное и при этом сложное, требующее постоянного поддержания. Если это ноу-хау интересно всем или почти всем, найдет достаточно количество людей, которые поддержат систему каминов или подземный комплекс министерство магии или будут контролировать заклинания учащихся, да и много чего еще. Но если такой потребности нет – учеников у этого выдающегося мастера попросту не будет. Когда нужда в его изобретении возникнет, а она может быть очень острой, придется годы спустя после его смерти заново изобретать или же решать загадки, которые он оставил потомкам. Или же пользовать созданными им магическими предметами не как технологическими изделиями, но как артефактами.

Получается постоянное столкновение с неизвестными, забытыми заклинаниями. Такая проблема описана как в науке, так и в магии. С. Лем в «Сумме технологий» выражал сомнение, что возможности коммуникации позволят ученым бесконечно накапливать информацию. У А.Бушкова в «Свароге» — описано государство ларов – могущественных магов, живших по шесть сотен лет. Но поскольку этих ларов так же несколько тысяч, а магия в мире практикуется едва ли не миллионы лет, то снова и снова всплывают неизвестные заклинания, неясные могущественные артефакты и т.п. Континент под летучими замками ларов, парящими на высоте нескольких километров, несколько раз осваивался, потом цивилизация отступала, потом он снова осваивался – и на момент развития событий романа это известно/неизвестная местность, т.к. непонятно, что именно всплывет из ближайшего болота, и каким заклинанием ответит деревенская колдунья.

В этой коллизии есть ответ (далеко не полный), на вопрос ограниченного использования военной человеческой техники в оружейном деле: маги попросту опасались сочетать малопонятную им технологию с немногочисленными надежными приемами колдовства. Неизвестно, как поведет себя заколдованный пулемёт, а заклинаниями пользуются все. Разумеется, немедленно возникает вопрос – почему не были созданы магические компьютеры? Но ответ на него приводит нас к проблеме «техномагии»: если заклинание целиком анализируется, раскладывается на составляющие и отчуждается от субъекта, то перед нами уже формула. И не важно, что ею описывается накопление маны или диаметр волшебной палочки. Но настолько аналитически познанный мир – уже не магический, он становится равнодушен к человеку. Магия становится просто пассами и вербальными командами.

Малочисленность магов порождает специфическую проблему отношений с государством: оно есть, но его не уважают. Структура присутствует: кто-то чеканит деньги, борется с неизбежными фальшивками, содержит тюрьмы, контактирует с премьер-министром – но эта структура не может противопоставить себя обществу магов. «Чиновников» слишком мало, чтобы силой заставить остальных магов делать хоть что-нибудь, если на это нет хотя бы молчаливого согласия (если не брать в расчет период, когда Волдеморт де-факто управлял министерством). Отсюда такая нервная реакция на полудетские забавы с «Армией Дамблдора»: даже полусотня магов, пусть и недоучек, представляют опасность для министерства – под рукой может не оказаться сил, чтобы «привести к порядку» эту компанию. При этом львиная доля магов – вполне могут прожить у себя в домах, особенно никуда не выходя: наличие домовика уже делает имение «самодостаточным». Маг может себе позволить годами не общаться с окружающими, и не испытывать недостатка в пище одежде, и т.п. То есть министерство, деньги, тюрьма – они есть, но подлинного чувства государства еще нет. Держава это опасная игра, которая не стала единственно возможной реальностью.

Малочисленность магов порождает еще одну проблему, понятную очень многим, живущим в бывших республиках СССР: есть отдельная, магическая культура, но эта культура не может охватить всю техносферу и весь быт. Газеты – заимствование у маглов, для колорита там «живые» фотографии, но своя газета лишь одна. Везет детей в Хогвартс вполне привычный людям поезд, который отправляется с обычного вокзала, лишь с магически замаскированной платформы. Полная самобытность недостижима. В нашей реальности националисты, как правило, перегибают палку, пытаясь выпятить различия народов и заявить, что лучше о другой культуре ничего не знать. Но маги очень хорошо ощущают своё отличие от людей, и меру этого отличия – подавляющему большинству ничего объяснять не надо. Естественно, в их культуре присутствует некое отторжение. Технофил Уизли считается чудаком. Но это отторжение не артикулировано у всех, не выражается в явном презрении или отрицании. Нет даже попыток обособиться от маглов в языковом отношении – хотя последнее смотрелось бы чрезвычайно логично, не только с точки зрения националистов, которые ратуют за подобные разделения, но с точки зрения лингвистики различных замкнутых сообществ. Возникновение собственного жаргона почти неизбежно, даже у геймеров быстро вырабатывается собственный набор новых существительных, глаголов и т.п. А тут маги говорят на понятном посторонним детям языке. Почему? Вероятно потому, что рано или поздно у людей придется заимствовать очередную выдумку, и это тоже хорошо понимают. Мы не видим в жилищах магов видеомагнитофонов или компьютерных игрушек, нет даже телевидения – заимствование происходит медленно, но неотвратимо.

Однако вернемся к основной линии рассуждений. На фоне свободы и относительного благополучия общества магов – Хогвартс кажется не просто воплощением дисциплины, но и постоянства. Когда он перестраивался в последний раз? Расширялся? Сколько этажей добавилось в башнях факультетов? Нет сведений о расширениях, зато призраки ходят там же, где и всегда, картины висят десятилетиями, лестница в спальне для девочек создана очень давно.

Вывод прост – английская земля может родить лишь определенное количество магов. Верхний предел не точная цифра, но явно существует и в расчете на него построен Хогвартс.

Исходя из архитектуры Хогвартса можно было бы предположить, что число магов даже уменьшается: замок откровенно велик для такого количества учащихся. Заброшенных комнат и коридоров практически нет – все-таки сотня домовиков поддерживает здание – однако кентавру Флоренцу легко смогли выделить комнату на первом этаже, чтобы он не взбирался по лестницам. Но тут можно учесть, что замок – архитектурное заимствование у людей, как и поезд заимствование в транспорте, как и книга (книга с корешком, а не свиток, книга печатная и т.п.) заимствование в способах хранении информации. А любой замок, как укрепленное место, должен взять под защиту жителей окрестностей. Как поезду, идущему в Хогвартс, по большому счету, были не нужны колеса и рельсы, так и зданию школы, не особенно требуются каменные стены, высокие башни и длинные коридоры. В спальнях же всё равно будет жить приблизительно одинаковое число учеников .

При длинном сроке жизни, превосходной медицине – маги должны были давным-давно столкнуться с проблемой демографического барьера. И, вероятно, они смогли справиться с ней с помощью малодетных семей (Уизли – явное исключение) и т.п.

Но за последние два-три столетия население Британии выросло неимоверно. Десятки миллионов людей существуют на островах — при том, что лишь сотня детей может каждый год поступить в Хогвартс.

И тут мы обнаруживаем основную проблему. Если есть такое количество новорожденных, то задатками магов обладают очень многие, и лишь некоторым везет их «актуализировать». Как если бы в стране была единственная консерватория, а детей с музыкальным слухом и голосом становилось бы всё больше. В итоге – дети заслуженных скрипачей и барабанщиков уже не проходили бы конкурс при отборе в консерваторию. И не социальный конкурс, где можно сунуть взятку, а конкурс природы. «Ты прекрасна, спору нет, только есть тебе милее, и прекрасней и белее» — беспощадность зеркала известна каждой стареющей женщине, а если это не женщина, если это сообщество магов?

В Хогвартсе мы видим негров и индусов. Их родители, конечно, могли приехать в Британию, однако, зачем это массово делать индийским и африканским магам?

Это значит, что существовала тенденция, развивающаяся и несомненная, по которой в семьях магов рождалось все меньше одаренных детей, а все больше – в семьях обычных людей, без различия рас и национальностей.

То есть случаи, аналогичные случаям Гермионы, в последние десятилетия должны были учащаться. Изменения не могут быть обвальными — есть неизбежная инерция, и наследование магических способностей – однако, об этом феномене должны были знать практически все взрослые маги.

Это колоссальная проблема!

Она грозит минимум тремя последствиями:

- прерывание древнейших магических родов;

- утратой части кровнородственной магии, всех тех заклинаний и артефактов, которые сработают лишь в руках родных детей;

- утратой собственной, отдельной культуры магов. Кому рассказывать сказки о дарах смерти?

Давняя практика сработала в данном случае как паллиативное решение: с десяти лет все маги жестко изымались из семей и попадали в Хогвартс. Совы промашек почти не давали (об этом не сообщается). Но это именно паллиатив. Его логичное продолжение – изымать магов с рождения – не было осуществлено. Вероятно, волшебники были уверены, что выбор должен делаться относительно свободно, и если в их рядах будет слишком много «янычаров», то это породит неправильное отношения к людям: либо слишком большое отвращение, либо, напротив, преклонение.

Требовалось полноценное, всестороннее решение проблемы.

И тут можно сформулировать два пути её устранения. Каждый требует своей программы, обладает сильными и слабыми сторонами, у каждого найдутся сторонники.

Что собирался делать Волдеморт, понять проще. Объединить всех магов под своей властью, вбить в их сообщество самые фашистские идеи – после чего уменьшить население Британии. Очень значительно, может быть и в разы. Вполне мальтузианский подход. Вот почему не вербовали явных сторонников среди людей, не делали смертников для борьбы с другими магами – при всем отвращении к людям, их ведь можно было использовать не только с помощью управляющих заклинаний. Наврать обычным людям с три короба маги могли легко. Нет, с самого начала проводилась линия на уничтожение.

Но на этом кровавом фоне для Волдеморта обретал ценность каждый выживший волшебник, вот отчего он готов был – не прощая ничего и убивая по каждому поводу – тем не менее, принять очень и очень многих.

В итоге получилось бы, что все те полукровки, которые объявили себя истинными аристократами, они резко увеличили бы шансы на рождение магов в своих семьях. Возникла бы новая аристократия – и не временная, не на одно поколение. А старая аристократия (Малфои) гарантировала бы продолжение своих родов. Вот за это шли, за это дрались и готовы были терпеть далеко не ангельский нрав лидера.

Сложнее понять, чего хотел Дамблдор. И что хотели те, кто шел за ним – ведь аристократические роды должны были фактически, принять тезис о том, что на их детях/внуках они будут прерываться, придется все оставлять «гермионам».

Во-первых, многие опасались войны с людьми. Драконы и гоблины не могли уничтожить планету, а людям это уже по силам. Что-то не упоминалось о магии, которая спасает от радиации, химического оружия и т.п.

Во-вторых, явно господствовала идея если не объединения, то сближения с людьми. Дамблдор увлекался в молодости идеей управления человечеством. Уизли всю жизнь – техникой. Поттера, видимо, не только из соображений безопасности держали «в людской» до десяти лет: чтобы сознательно выбрать полную риска жизнь мага он должен был понять, чем живут люди-обыватели. В качестве финального пункта такой «интеграции» можно было бы предположить общество магов, в котором большая часть членов превосходно знает жизнь людей, потому как жила ею в детстве. Вот почему Дамблдор основные свои усилия направил на совершенствование Хогвартса: образование и воспитание новых поколений стало бы главнейшей задачей. И вот почему за ним шли искусные волшебники: магия для своего развития требовала все больше талантов, надо было повышать возможности каждого отдельного волшебника. Между прочим, здесь Дж. Роулинг воплощает образец мультикультурализма, политкорректных концепций 90-х

В-третьих – воплощение идеи радикального сокращение населения Британии потребовала бы армейской дисциплины и создания не полудобровольного, а самого настоящего государства. Предельно жесткого, тоталитарного, военизированного. Его образец был дан в период теневого правления Волдеморта. Сажать себе на шею такую машину магам совершенно не хотелось. И из противостояния ей врастало «сопротивление»: орден Феникса, в лице его старших представителей, никак не мог похвастаться отменной дисциплиной, скорее напоминал нечто среднее между пацифистской группировкой и клубом диссидентов. Что самое любопытное, постоянная угроза тотальной катастрофы и приход нового поколения, выросшего на войне, все изменил: чтобы оставаться самими собой, друзьям Гарри Поттера пришлось создать структуру, которая отвечала на вопрос Воланда о «внезапной смерти». Когда Долгопупс, видя тело Поттера, заявил, что война не закончена и сдаваться он не намерен, это означало, что смерть любого другого мага из армии Дамблдора (или ордена Феникса) не решит дела. А значит, конфликт будет продолжаться, и набрать должного количества магов для контроля над людьми не получится.

Эпилог последнего романа, казалось бы, опровергает все эти построения. Мы видим новое поколение волшебников, рожденных у предыдущего поколения. И Поттер, и Рон с Гермионой, и Драко Малфой, – все счастливые родители. Как их детям удалось «вытащить подходящий билет» из миллионов других детей? Просто война выбила несколько сотен, а может быть и пару тысяч магов. Много «свободных вакансий». Инерция крови берет своё. Есть множество волшебников, рожденных в семьях, наверняка есть и «пасынки Хогвартса». Кризис отодвинут на несколько десятилетий.

Литература:

1. Лем С. Народоубийство // Лем С. «Библиотека XXI века»

2. Холмогоров Е. «Гарри Поттер и нищета «консервативной революции» http://novchronic.ru/5441.htm

Исторический миг между возникновением Интернета и созданием полноценного, мыслящего ИИ — затянулся на десятилетия. Но каждый год область человеческого взаимодействия с компьютерами становится сложнее — вскрываются новые темы, которые может разрабатывать автор киберпанка.

Далеко не всегда в этих поисках надо видеть целостные модели или остроумные концепции. Как в «Сказаниях Земноморья» Ле Гуин многие волшебники всю жизнь тратили, чтобы найти одно единственное слово истинной речи — так и писатели порой пытаются разглядеть единственный отблеск будущего. Не всю картину в целом, но различить хотя бы один оттенок.

До самоотрицающего предела эту тенденцию довел Х. Райаниеми в «Квантовом воре» — нарисовал образ далёкого будущего, построенного на эстетических и постмодернистских аллюзиях. У него футурология обернулась игрой и карнавалом. Гибсон не заходит так далеко. Уже как два десятилетия в его романах актуальные проблемы, вполне современные и социально значимые — сочетаются с эмоциональным восприятием предметов и человеческих качеств, которые никак не получается поместить в сегодняшний день. И чтобы рассмотреть отблески грядущего вместе с автором — надо понять, что же он любит, в каких образах воплощает свои догадки.

Гибсон очарован ремесленничеством. Но не примитивным, средневековым, а сочетанием новейших технологий, свежих чудес науки — и дедовских механизмов. Почти в каждом его тексте можно найти описание мастерских завтрашнего дня, каких-то лабораторий, кустарных биоферм или подобия лавок старьевщика, где кудесят хакеры-надомники.

Не оставляет автора равнодушным и образ рождающегося предприятия. Процесс основания фирмы. Когда из случайного набора человеческих качеств и редкого стечения обстоятельств — вдруг появляется вполне значимый бизнес. Для него этот миг, как рождение ребенка или закладка корабля — сочетание больших нервов, торжественности и нежности.

Наконец, Гибсона привлекают чудачества богатых людей — которые порождают нестандартные технологические продукты. Вроде коляски, начиненной охранным роем микроботов. И вообще необычные изделия, которые выражают индивидуальность человека — прописаны в каждом его романе. Стертый, как пятак, рекламный слоган «вы покупаете не вещь, а образ жизни» — Гибсон умудряется делать правдой: трость с лезвиями, пустынная яхта, изысканный натюрморт в коробочке — становятся продолжением персонажа или даже его лицом, если персонаж никак себя более не проявляет.

Сложение этих трёх компонентов даёт нам образ «суммы технического знания», которая подвластна мастеру-человеку. Вот велосипед конструкции позапрошлого века, вот в его раме новейшие аккумуляторы, вот и чип, программы — они позволяют сделать уникальный трюк, на который не был способен никакой велосипедист прошлых эпох. И одновременно автор создаёт образ индустрии, нацеленной на конечного пользователя — когда под его личные потребности перебираются все конструкции прошлого и настоящего — и создаётся персональный гибрид.

Гибсон, при всём своем технократизме, пытается совместить уникальность личности человека, главенство её в нашей цивилизации — и новые уровни технологии, которые превращают личность homo sapiensa в серийный продукт. Он пробует сгустить вокруг себя время и, как муха в янтаре — застыть в предсингулярной эпохе, финал которой описал в своем первом знаменитом романе. Его будто пугает безжалостная интеллектуальность киберпанка Дэвида Марусека или Питера Уоттса

В этот раз, чтобы притормозить сингулярность, Гибсон обращается не к чисто техническим обоснованиям, а скорее к физическим: основное фантдопущение «Периферийных устройств», это воплощённый парадокс Эйнштейна-Подольского-Розена в проекции на параллельные миры — после вмешательства в прошлое, рождается еще одна реальность, ветвь на дереве бытия, при том исходное будущее сохраняется без всяких изменений или парадоксов. Прошлое и будущее, при всех своих отличиях, связаны незримой пуповиной, возможен обмен информацией, а для человека возможно удалённое цифровое присутствие. Главный технический объект романа — это нечто среднее между «аватаром» и «дистанткой» — управляемое тело, называемое «перифераль». Чтобы прочувствовать другое тело, ощутить «расщепление» — героям приходится сменить время и обстановку. И львиную долю своих усилий Гибсон тратит на то, чтобы показать разницу между присутствием в «настоящем ином» и обычным виртуальным погружением.

Одновременно уникальности человека противостоит 3D-принтинг — возможность очень быстро «сфабить» любую вещь. Умеренно сильные ИИ в будущем широко распространены, а рядом с людьми — роботы-митикоиды, мало уступающие живым слугам -охранникам. Только вот людей в будущем маловато — не все пережили глобальные потрясения.

Разумеется, в сюжете есть гонка с постоянно растущими ставками, есть детективная линия и целая череда масок, которые придется срывать с персонажей. Поначалу неторопливый — сюжет берет разгон, скачкообразно увеличивает сложность, размерность, после чего интриги растворяются в медленном и благополучно-слащавом финале, больше напоминающим анимэ.

Но самое страшное в картине — то, что остается за её рамкой.

Гибсон осторожничает не только в вопросах искусственного интеллекта — но и в моделях использования «альтернативного прошлого». На поверхности лежит идея найма людей из прошлого в относительно малолюдном настоящем — на должности второстепенных охранников или лакеев. Чуть глубже — идея коллекционирования оружие, которым будут истреблять себя люди, если в прошлое отправить некоторые технологии и спровоцировать войну.

Но ведь перед людьми из будущего — бесконечный ресурс.

Множество миров позволит не только моделировать экзотические механизмы, но и строить лаборатории — ставить опасные и антигуманные эксперименты. Или искать месторождение в глубинах земной коры самыми варварскими и разрушительными методами.

Можно так изменить мир, чтобы среди миллиардов людей нашлась та уникальная личность, которая будет сочетанием своих психических качеств соответствовать потребностям заказчика. Любым.

Конечно, использование человека из прошлого — задано граничными условиями. С одной стороны это стоимость ИИ, который может делать все тоже самое. А с другой — стоимость канала в прошлое, всей электроники и аватара-периферали. Лишь между этими гранями может существовать работник из прошлого, и грани эти в мире, где математика развита на несколько порядков лучше, чем у нас — должны быть просчитаны очень быстро.

Для малозначимого переговорщика Недертона путешествие в прошлое может быть средством утоления печали по минувшим годам и упущенным возможностям, воплощенной ностальгией. Но для индустрии, которая стоит на службе у семьи клептархов Зубовых — выводы должны были быть сделаны буквально за несколько часов. Рождение целой отрасли «эксплуатации прошлого» — это тайна, которую автор предпочел не раскрывать... И пока эти нечеловеческие бизнес-решения остаются за кадром — перед читателями разворачивается авантюрный запуск нового стартапа. Нескучное выходит дело. А в общении прошлого и будущего герои романа, до того неряшливо плывущие по жизни — буквально находят себя! Ветераны получают здоровье, деньги и войну в одном флаконе. Мать семейства — спокойную старость в безопасной местности, а провинциальная девушка Флинн Фишер — настоящую, большую цель, к которой она будет идти все следующие годы.

В остальном, увы, книга Гибсона — это крепкий, средний роман, в котором под маской грядущего прячется очень много черт современности. Русские клептархи-олигархи, живущие в Лондоне. Китай, как черный ящик, откуда можно получить всё, что угодно. Ожидание острейшего экономического кризиса, которое витает над Штатами, да и всем миром.

Поэтому не надо искать в романе рабочей модели будущего. После колоссального успеха «Нейромантика» не всякий автор решится строить еще один целостный мир. Попробуйте рассмотреть в тексте яркие лоскутки из пёстрого одеяла завтрашнего дня.

Утопия в плохом смысле слова.

Невозможная в силу жутких внутренних противоречий, ляпов и ходульности.

Автор взял литературу по научной революции (Бэкон, Ньютон), что-то там почитал по техническому прогрессу (полевые кухни, ракеты. микроскоп), перехватил учебник по истории (даты) — и вперед, за орденами.

Глупость несусветная получается.

- персонажи быстро становятся чтецами инструкций. Главный герой изрекает что делать надобно, союзники повторают четко, оппоненты мямлят (и за это их больно бьют). Сопротивления своим гениальным задумках главный герой практически не встречает;

- реальный военно-политический и экономический расклад той эпохи — не заметен. Что герою делать-то надо? Ну, самозванца грохнуть, Романовых зачистить, и все, вперед к светлому будущему. Видны пожелания автора, который безбожно подыгрывает своему любимому персонажу, отчего внутренние и внешние враги валятся наподобие гнилых сараев. Описание побед — конспективно. Реальных сложностей, которые возгникают при управлении громадным государством — практически не видно.

- с точки зрения техники — традиционный триумф попаданца. То есть попаданец вспоминает какие-то обрывки из сведений своей эпохи, которые оказываются бесценными в прошлом, а внедряются с полтычка. Позволяют обрести государству невиданное техническое преимущество.

- разумеется, величие государства распухает до неприличных размеров. Все исторические противники посрамлены, инородцы массово стремятся перейти в православие и «стать русскими», прогресс несется вперед семимильными шагами, разве только с паровыми машинами главный герой решает погодить.

Автор не придумал оригинальных исторических вывертов, не показал эпоху, не смог представить персонажей. Основные «темы+локации» — война, завод, рынок, семья — все ходульно, все нечетко. Автор играл на бабалайке державности и фальшиво пел «Славься» — с такими «подпевалами» государству никаких врагов не нужно.

Да, в тексте есть «теория элиты», которая смотрится еще большей утопией, чем все остальное.

Итого: крайне слабый текст, который играет исключительно за счет лести «национальному сознанию» читателя. Все равно как фильм-карате, где любимый актер пальцем протыкает кирпичи и гнет рельсы.

Лучше уж перечитать незаконченный роман «Последний князь удела» Димыча.

Киберпанк – это жанр о приближении к антиутопии, о нисхождении в ад. Величайшая победа героя – возможность остановиться на лестничной площадке и неторопливо выкурить сигарету. Некоторые площадки просторные и обустроенные, там получается задержаться.

Как сигареты кончатся – пора вниз.

Корни киберпанковской мрачности вполне очевидно растут из нуара, который дополняется фокусами 1980-х.

Это непременный культурный шок. Вариация футуршока, при которой привычные слова и смыслы должны непременно измениться, и само пониманием новых обстоятельств – должно ссотавлять отдельный пласт романа.

И, разумеется, сращение человека с техникой. «Будни великих строек» или бюрократический ад кафкианского «Замка» — были образами индустриальной эпохи. В цифровом веке общение с приборами настолько интимно и проникновенно – iPhuсk10 — что сложно понять границы своего тела и разума.

Если три составляющих удачно смешать в одном котле – то можно сварить крепкий русский киберпанк.

Не подражание американским интонациям и сюжетам. Не работу с периферийной культурой чужой страны, как в романах Й. Макдональда. А трансформацию своей – пусть опростившейся и «смотрящей на мир как бы из угла». Но это будет свой, автохтонный угол зрения.

Тут автор буквально «отрывается»: фейерверк шуточек, в которых мехом внутрь вывернуты современные образы и модные лозунги.

Хотите монархию? К вашим услугам клоны Никиты Михалкова, причем генетически доработанные, чтобы у негров и китайцев не возникало претензий. Пятеро клонов уже мертвы, потому царствует Аркадий Шестой.

Россия стала самым главным государством в ЕС, который теперь мало отличается от СНГ. В западной Европе сейчас Халифат. Исламисты перестреливаются с китайцами через европейскую территорию – плата за пролет ракет существенно пополняет бюджет.

И уж если героиня искусствовед, то по живописи и скульптуре, по хепенингу с инсталляцией – можно пройтись в кованых сапогах завода им. Шемякина.

На этом фоне является очередной нечеловеческий персонаж, коих так много уже создал буддист Пелевин.

Порфирий Петрович – это «китайская комната». Набор программ, что дает сравнительно очевидные ответы, пишет штамповано-детективные тексты.

Ужас в том, что ему не требуется быть гениальным сыщиком – надо просто находиться достаточно близко к человеку, рано или поздно тот совершит ошибку. Очевидную и понятную, но мы же люди и нам свойственно ошибаться. Тогда Порфирий Петрович аккуратно напишет «в управление», и за растяпой придут.

Умная героиня, как Маруха Чо, ошибается не сразу, а мелкий уголовник еле-еле один день на свободе прожить может.

Раболепная техника всегда предаст тебя, читатель. Ведь не ты её программируешь?

Но роман – тот редкий случай, когда при виде бесконечной лестницы вниз и скрежета решетки лифта (да, «Сердце ангела») можно точно сказать, что в бездне.

Там – мир из романа «S.N.U.F.F.». Отлично показано, как уличные беспорядки поначалу дают возможность всяческим нацменьшинствам вымогать у государства пособия. Тогда можно жить в общинах, петь по воскресеньям рэп и заниматься «духовными практиками». Как деньги кончаются – на улицу, в строй, на баррикады. Пока государство богатое. Скоро обеднеет – и очередные беспорядки назовут «Священнейшей войной», спустят на людей кукол-роботов, приспособленных для убийства.

Видно, как утрачивает силу закон Мура – и тормозится гонка мощностей компьютеров.

Как людям продают механическую любовь, отбирая настоящий интим (а что получится из этого безобразия – можно прочесть в «Любви к трём цукербринам»).

Метафизику и религиозную проповедь на этот раз автор спрятал поглубже, слое в третьем-четвертом своих отсылок и аллюзий.

На первом – твердая детективная линия. Сработано хорошо, ружья развешены строго по заветам классиков. Намеки разной толщины и прозрачности проскальзывают тут и там. Промежуточная кульминация обеспечивает их сборку в цельный механизм интриги.

На втором — романтическая линия. Тоже вполне пелевинская — тени старых любовей героини играют с ней в прятки. Китайская комната по имени «Порфирий Петрович» отражает чувства Марухи Чо. Героиня переживает роман с собственными воспоминаниями, вполне понимая механизм самообмана, как понимает механику работы своего iPhuсkа.

В итоге Порфирий Петрович

Не скажу, что роман стал новым этапом, опорой или волшебным пинком для современной литературы. Но вещь куда сильнее, чем холостые «t», «5П» или ананасно-жиденькая вода для прекрасной дамы…

Когда в прозекторскую доставляют очередной труп, или когда хирург в очередной раз подходит к столу, где лежит живой, но жутко покалеченный пациент — рано или поздно жалость и ужас отступают, остается холодное и рациональное вопрошение «Что тут еще можно спасти»?

Это типично-стандартный попаданческий цикл романов, который начинается с излечения антибиотиками одного из великих князей — в реальности умершего от туберкулеза — а заканчивается большим банкетом в Зимнем дворце, в 1917-м, когда все проблемы не только Русско-японской, но и Первой мировой войны вообщем-то разрешены, победы одержаны, и можно немного расслабиться.

Из хорошего там есть:

- здравая мысль, что если вы изобретаете самолет, то противники скопируют его с отставанием в 2-3 года (японцы применили свои самолеты уже при начале войны 1904-го);

- противника не следует дожимать до предела, а скорее включать его в свою зону влияния (ту же Японию практически не объели по результатам войны, а сделали союзником);

- что сам по себе парламент без сопровождающей его целой тучи неписанных обычаев — опасная и глупая штука;

- пятилетки надо верстать, исходя не из финансовых, а из кадровых соображений;

- что многим талантливым инженерам совершенно не подходят административные должности;

- что крупный бизнес иногда надо национализировать, и делать это аккуратно;

- что политические партии, даже самые радикальные, при правильно подходе могут приносить пользу.

Но кто-то сразу скажет, что это историко-политические достоинства. Не художественные. Правильно.

Из художественных там только определенная легкость чтения материала, да пара курьезов, типа «Черногорско-курильской империи». Точка.

Герой — нагловатый, хамоватый, хитроватый и жутко удачливый. Изъясняется преимущественно сленгом начала 21-го века. В прошлом (т.е. в будущем) — технический интеллигент. Потому быстренько осуществляет ряд прорывных инженерных проектов, создает (не напрягаясь) несколько исследовательских институтов, разведовательных структур и гражданских организаций.

Индустриализация идет не просто по маслу, а еще быстрее...

Отношения его с высшим светом описать легко. Герой небрежно похлопывает по плечу наследников и так же небрежно потрахивает вдовствующую императрицу.

Словом, автор напоминает студента, который пересказывает конспект истории той эпохи: главное — чтобы герои произнесли правильное решение проблемы, а там все устроится как бы само собой...

По шкале сложности — этот цикл есть прямым антиподом «Жерновов истории» А. Колганова. Там — зубодробительное перечисление всех сложностей индустриализации в Союзе 20-х гг. Здесь — легко порхание от проблемы к проблеме. Причем порхает не бабочка — порхает воробушек, который этих бабочек шмяк-шмяк-шмяк-шмяк.

Там где можно было обойтись эссе — на двадцать страниц максимум — автор написал ШЕСТЬ книг.

Пять баллов ему... По десятибалльной шкале.

Рекомендую: практикующим критикам-паталогоанатомам и фанатам попадачества. Остальным — нет.

Много есть гипотез — отчего же тексты Лукьяненко сохраняют известную популярность?

Кажется, «Застава» становится хорошим аргументом в пользу гипотезы о достаточном уровне редукции.

Иными словами: сравнительно упрощенный, но эстетически привлекательный мир, где действуют похожие на читателей герои (герои — чуть наивнее читателей), и проговариваются достаточно стандартные моральные рекомендации.

Подростковый роман, где есть и сексуальная компонента (скорее обсуждаемая, чем визуализируемая), пара перестрелок и один серьезный штурм заставы, несколько рискованных технотрюков и много грустной самоиронии....

«Швамбрания» в семнадцать лет после провала на экзамене...

К сожалению, Лукьяненко крайне редко удается повторить фирменный прием Лазарчука: взять известную, замусоленную, затасканную фантпридумку, почти стандартное фантдопущение — и благодаря хорошим социотехническим мысленным экспериментам, хорошей культурологической базе — поднять это допущение на новый уровень. Если проще: мир выстраивается на новом уровне достоверности. потому штамп — уже не штамп.

В «Заставе» видны попытки автора эту достоверность обеспечить. В деградировавшем без пластика мире сохраняются амбиции государств и полугосударств. Противоречивые вопросы поднимаются — но ответа на них не дается (тот же механизм уничтожения пластмассы, или рабочая гипотеза о природе диверсантов). Но в остальном... Сохранилась как ощутимая вторичность множества идей, так и неправдоподобие мира.

Итак, вспоминаем «Белую дорогу» Вартанова.

Центральный мир и миры вокруг. Только тут телегу не перетащишь, тут лишь то в дело идет, что на себе унести можно. Соответственно, развита контрабанда из разных миров — кто во что горазд. Часть землян (таких немного, кто может портал открыть) шарится по территории.

И тут возникает момент с пограничниками. Открываем «Безграничней и медлительней империй» Урсулы Ле Гуин — команда психически неустойчивых, травмированных людей, которые объединены новым делом. Мг. Это личный состав заставы... Люди, которые не нашли себя на Земле теперь вот перемещаются регулярно в центральный мир, берут в руки винтовки и пулеметы — и патрулируют пустынную местность вокруг. Ловят таких же как они умельцев открыть личный портал — или ставят их в свои ряды, или выгоняют обратно на Землю, или убивают.

На местности вокруг довольно много таких вот застав (квадратно-гнездовым способом?) и люди разных стран и миров «стоят у границы времен».

Сами время от времени таская контрабанду.

А вокруг — умеренный стимпанк, потому как пластик в этом мире не живет, рассыпается. Какое-то время назад (довольно значительное) нехорошие люди что-то сделали, и все. Пластика нет.

Описанный мир не может существовать сколько-нибудь долгое время.

Если автор заявляет, что мелькали документы о ядерной бомбе, которая может работать без пластиковых деталей — то ежу понятно, что разработать не пластиковые изоляторы, поставить на поток производство (для начала — в одном из других миров) — дело пары десятилетий.

Технологии стимуляции талантов под открытие все более устойчивых порталов и перенос все большей массы грузов — в студию (д-р Франкенштейн поблизости, д-р Менгеле ассистирует, д-ру Фрейду приготовиться).

Вообще — сочетание большого количества миров означает довольно интенсивный интеллектуальный обмен. И хоть в центральном мире есть ограничение — это вам не Хранитель из «Белой дороги», и не ограничения на технику в Амбере. Следовательно — идет развитие альтернативных технологий. Пусть не такое быстрое и ударное, как у нас, но ощутимое.

Наконец, показана торговля каким-то уж очень серьезными артефактами, укрепляющими здоровье. Они идут из «перпендикулярных» миров. Но отчего-то не растет сеть торговли...

И?

Согласно каким-то устоявшимся (это я сейчас брежу) нормам требовать от подросткового романа проработки таких деталей — неправильно. Это перфекционизм. Мир же заточен под приключения и мораль (будто подростки — такие идиоты, что не оценят ляпов в мире...).

Интересна мораль, она весьма актуальна для современного общества, я бы даже сказал, автор писал на злободневные темы, тщательно соблюдая политическую корректность:

- интернационализм (что правильно) подан через фигуру жертвующего собой героя. Подан местами навязчиво, так чтобы всем все было понятно и вопросов лишних не возникало;

- отношение к деньгам — это важная, но не главная штука. Ну, у персонажей проблем с наличностью вообщем-то нет. Что охраняют, с того и имеют — главное иметь в разумной пропорции;

- о, да, половая распущенность.

- патриотизм и умение сотрудничать с государством (терпеть его судорожные движения по обеспечению безопасности и при случае помогать).

Получается в редуцированном мире, с частично живыми героями развивается предсказуемая интрига

, в рамках которой читатель получает порцию морали (причем он явно видит, что это мораль). Получается своеобразное отдохновение ума на старых учебных задачах, совмещенное с принудительным позывом ностальгии.

Итого: написано бодрым языком, роман хорошо структурирован, герои местами живые. Если есть несколько свободных часов — вполне их можно потратить на... Но до уровня «Холодных берегов» или «Мальчика и тьмы» тексту далековато.

Для своего времени — великолепная вещь. Читал в «Дне свершений» (тираж 0,5 миллиона — сегодня бы такие). Сейчас впечатления от неё чуть поблекли, но персонажей и обстановку помню очень хорошо.

- отлично проработан мир. Начиная от особенностей освещения (красный час это рассвет, а фиолетовый — закат. Без Солнца и Луны), и заканчивая особенностями истории, социального устройства и религии в Сфере;

- великолепно передана атмосфера постепенного технического упадка и медленного сползания в дикость. Постядерка до Сталкера;

- главный герой — отлично выверен образ, в него легко вживаешься. При этом у главного героя есть судьба, биография, в ней отражается прошлое Сферы;

- сюжет с нарастанием интриги и отчанием внутрисферических властей — превосходно. Начиная от попытки зачистить всех людей в районе потенциально высадки, и завершая финальным разговором с экзархом.

Автор обошел молчанием внесферические дела. Намекнул на прогресс и гуманизм.

Да, в конце 80-х у повести было вполне прозрачное политическое содержание. Которое легко читалось. Но хорошая вещь может пережить обстоятельства и смотреться совсем неплохо через четверть века. Эта — смотрится.

Повести тогда очень не хватило экранизации, и сейчас — она отлично смотрелась бы на экранах. Сюжет получше многих стандартных боевиков, декорации можно подбирать умеренные, с любого предприятия, которое успело зарасти молодым лесом, задний план обеспечивают относительно недорогие спецэффекты. Финал — не чернушный.

Так что — жду :)

Противоречивые впечатления.

Книга переведена не зря.

Есть относительно продуманный мир: на другой планете очередная вариация магии — воздействия субъекта на реальность силой только лишь своего желания.

Есть как минимум два персонажа, выписанных очень подробно, и еще с полдюжины различимых лиц. Не говоря уже о толково очерченных силуэтах, которых в книге много, и они разные.

Есть две сюжетные линии: расследование «чего наши натворили на этой планетке и как тут вообще дела?», а так же «взросление и бегство наследного принца».

Отлично выбран темп событий и язык целиком ему соответствует — книга читается легко, увлекательно.

Но что меня раздражало — и чем дальше тем больше.

Викинговщина и японщина (субъективно).

Автор использует наиболее распространенные, разрекламированные образы, соответствующие читательским представлениям «о старине».

Корея? Нет, не слыхал. Вьетнам? Поморы? Венгры? Сомалийцы? Пуштуны? Ну хоть кто-то???

«Доктор сказал в морг, значит в морг».

Хотя страна, в столице которой взрослеет принц — куда больше напоминает Китай после очередного варварского нашествия, когда кочевники перенимают культуру местных...

Та же засада и в безумии, в уме антагониста, создателя местного «сердца тьмы».

Если Босх — то непременно «Сад земных наслаждений». Если все плохо — то правая створка того же триптиха. Есть намёки на «Макбета» и «Спящую красавицу».

Земляне у вас что, фильмов не смотрят? В их сознании должны присутствовать аллюзии на самые раскрученные образы из масс-культуры. Из тогдашнего варианта «Игры престолов»... Но тогда бы пришлось расписывать в тексте еще один пласт информации — искусство Земли будущего. Автор не стал заниматься футурологией, упростил работу себе и читателю: культурные штампы стали той смазкой, благодаря которой сюжетные повороты легче проникают в мозг. При желании штампы можно именовать архетипами, но это будет подыгрывание автору.

Поэтому землянин-спасатель подан как интернациональный выживальщик. Простоватое дитя центрально-восточной Европы (от Финляндии до Хорватии) — польские словечки в речи мелькают (переводчик маскирует мат), но культурных рефлексий очень мало — и то, в рамках классических сюжетов, которые отыгрывал злодей. Ну портовый город, ну видел я такие, ну пиво с дрянным вкусом. В этом смысле Сварог и Язон дин Альт, попавшие на другие планеты, выглядят более подкованными людьми. И от диалога главгероя с главзлодеем — ожидаешь совсем другого уровня аргументов. Мысленно они должны были отыграть ситуацию на несколько ходов вперед, что в своём личном противостоянии, что в вариантах развития мира, где земляне решает поиграть в богов. А этого нет и близко.

Из-за этого при чтении книги возникает ощущение слалома: есть хорошо сконструированные фрагменты — скажем, учебный эксперимент для трех принцев с тремя островками и колониями полуразумных грызунов*, и есть фрагменты вторичные — когда главный герой постепенно обретает черты Одина. То сюжет идёт по стандартным ступенькам типа «спрятанная в камышах лодка», «переодевание в жрецов», «грабеж трупов», то мелькнёт маленькая трагедия — с тем домом, где точно решили придерживаться обычаев и жить ради своей культуры, пусть даже в стране война.

Наконец, вживленный в героя компьютер, цифрал — который даёт ему «+ много» в схватках и расчетах. Автор пытается маскировать сущность машины её симбиотическим статусом. Но машина — ведь не потому техника, что состоит из шестерёнок и шкивов. Или находится вне пределов человеческого тела. Машина — искусственная отрефлексированная система. Автор откровенно намекает, что слишком сложная техника на планете просто не функционирует. И, если подумать, то для штатной работы цифрала — герой должен знать его устройство...

В остальном это типичная первая часть. Пока сохраняются все возможности увидеть в продолжении как отличную расшивку «узких мест», так и сползание текста к стандартному «фэнтези-приключалову».

Итого: для начинающего любителя фантастики вещь вполне хороша. Рекомендую. Опытный читатель может столкнуться с ощущением вторичности... Моё ощущение 7/10, местами провисает до 6/10

* Допускаю, что где-то что-то подобное уже кто-то писал. И текст, при желании, можно подвести под образы компьютерной игры. Но я воспринял, как оригинальный поворот, согласующийся с логикой описанного мира.

«Когда мы были пацанами» — это явный и самый что ни на есть выпирающий лозунг данного романа.

Причем совершенно неважно — нынешние читатели вспоминают себя четырнадцатилетних, впервые уронивших челюсти от прочтения еще только рассказов о ведьмаке, или люди в преклонных годах, впервые прочитавшие опусы уже вполне зрелыми мужами, понимают, как веселились они много лет назад...

Сапковский железными сапогами бьет по двум болевым точкам:

- ностальгия о персонажах. Возвращается куча старых героев, у них снова дела, они снова живы;

- «взрослое мальчишество», то есть именно мальчишество (не ухарство, не удаль, не жажда приключений, не тяга странствий, не стремление к подвигу), но там так много моментов 16+, что приходится сочинять гибридный термин.

Тут последнее дело писать спойлеры о сюжете — прихотливая, многослойная интрига, чем-то напоминающая «Карты, деньги, два ствола».

Куда интереснее посмотреть, как автор вынуждено меняет мир.

Начинался ведьмачий цикл в довольно диких и откровенно средневековых краях. Потом, по мере раскручивания маховика интриги, автор добавлял в окружение Геральда и Цири все больше элементов эпохи Возрождения и даже Нового времени. Дело даже не в отдельных шуточках про молнию и Франклина. Возникли большие государственные структуры, организации разведок, характерных уже для 17-18-го века, политика приобрела откровенно современный оттенок, выползло понятие «террора». Приперлась латынь. Возникли довольно сложные интерфейсы (королевский кабинет с картами). А уж намеки на тоталитаризм и его последствия — ну прям из учебников истории прошлого века.

Если же брать длительные генетические проекты или взаимодействие с эльфийскими мирами — дело вообще запахло научной революцией.

Когда Геральд карабкался по лестнице сюжета, вляпываясь во все более цивилизованные политические интриги (головы, стало быть, откручивают еще подлей), усложнение мира было понятно.

Но вот он «в прошлом».

Какая-то периферическая задница, виноват, захолустье.

Какой-то ублюдочный король и карликовое королевство.

Все должно быть проще. Архаичнее.

Вот кольт, вот стрелок, вот мерзавец/чудовище. Вместо стрелка и кольта у нас ведьмак. Роковые красотки прилагаются. Пара финтов сюжета, как обычно и бывает в таких королевствах. Уровень сложности — типа сказочек братьев Гримм.

Но читатели уже познакомились с масштабом интриг «имперской разведки». Все может оказаться слишком скучным...

Потому возникают лаборатории магов, которые отдают уже 19-м веком как минимум.

Тут и преступность, организованная так, что профессор Мориарти пойдет решать дифуры.

Тут и транспортная система, которая вообщем-то приближается к каминам в министерстве магии (Поттер).

Возникает противоречие — если у вас так все было круто, куда все это добро делось ко временам «Крещения огнем»?

И получается будто смотришь на картинку Эшера

Но когда читаешь — мало обращаешь внимания на такие подробности. Сюжет несется, как электричка под откос. Бах, трах (в обоих смыслах), тарарах. О, и ты здесь, — хочется сказать очередному герою.

Итог: если бы А. Сапковский хотел развивать мир своих произведений — ему бы пришлось изряднейшим образом попотеть, сопрягая анахронизмы. Да и самого Геральда пришлось бы сдвигать на периферию сюжета, потому как все явственнее прорисовываются силы, для которых ведьмак все-таки пешка, и никакой доблестью тут дела не поправишь. Но я так подозреваю, А. Сапковскому глубоко фиолетова внутренняя непротиворечивость мира. Важнее неувядающее мальчишество персонажей.

Для поклонников цикла — читать всенепременно.

Хотя, все кто хотел, уже прочли :)))

Не всякий попаданец проваливается в прошлое с ноутбуком.

И с историей многие не дружат. В смысле — фундаментально. Так что куда попали — долгое время понять не могут.

Итак, некий умеренных личных качеств лоботряс, который современный ВУЗ еле на тройки закончил, и теперь больше сабелькой помахать любит — взял и провалился в 1925 год.

Когда освоился хоть в каких-то рамках — принялся газеты читать и, о ужас, тут же выяснил, что вторая мировая не состоится. Потому как Гитлер в тюрьме, а Сталин-то, Сталин вполне разумные статьи пишет. Не кровавый маньяк. И вообще, он вроде как не у власти, какую-то мелкую должность занимает, секретарь, что ли?

Что теперь делать-то?

Вокруг приграничная советская провинция 1925-го года — из суверенной Эстонии захаживают беляки, в городке нэпманы сорят деньгами, еврейская мафия крышует наркоторговлю, а беспризорники озоруют на дорогах. Фатальной проблемы с документами еще нет, при желании можно забиться куда-то в угол. Но герой достаточно быстро понимает. что это не вариант. Отчасти он слишком выламывается из обыденного окружения, отчасти сам не желает вот так пропадать в коровнике.

Надо духовно, интеллектуально и социально расти.

Собственно, герой этим и занимается.

Что хорошо:

- на фоне «Жерновов истории» тут читаемый стиль. Есть вменяемые персонажи (и второго плана — тоже), несколько сюжетных линий, интрига. Простым глазом различимы батальные и романтические сцены. Одним словом, лучше...

- роман (это все-таки роман, а не статистический справочник) построен вокруг процесса становления попаданца, как «отдельной креативно-боевой единицы». Маленький человек в прошлом, который в процессе обустройства постепенно перестает быть таким уж маленьким. При этом он не нацепляет маску нэпмана или бандита, он становится именно «новым человеком»;

- показан многоплановый конфликт старого и нового. Старое еще не исчезло — оно всего лишь побеждено военно и политически. Причем есть вполне честные и храбрые люди, которые это старое хотят защищать. Очень ярко показан вопрос о построении, о созидании, как единственном способе разобраться в этих противоречиях;

- вменяемо (не скажу, что совсем достоверно, тут не очень ориентируюсь, просто ляпов не видел) показана работа тогдашних «органов». Ни подслушки, ни телекамер еще нет. Приходится все через людей делать...

- автор по полной программе оттягивается на «детальках» эпохи. Главный герой — вместилище всех штампов и предрассудков о советском периоде — узнает кучу для себя интересного. Тогда и нудисты были, и фантастику снимали, и чего только не творилось...

Что плохо:

- первый недостаток это продолжение достоинства текста. Увы, но «оттягивание на детальках» порой отдает ликбезом. Если вы до того читали, скажем, «Республику ШКИД», то значительная часть «открытий» вами уже сделана, и следовать за главным героем порой как-то утомительно. Будто десятый раз идешь на тот же фильм;

- автор прикрутил к сюжету мистику — как герой попал в прошлое, как может выбраться, какие вокруг есть ведьмы и даже красные маги-фольклористы. И если образ ведьмы еще куда не шло, то в остальном магическая линия кажется шитой белыми нитками.

Если вы хоть немного интересуетесь попаданчеством — рекомендую.

Что до остальных... Я не хочу сказать, что такой уж историк или зубы съел на советском периоде. Или что такой уж крутой спец по литературе. Не крутой, однозначно. Но общее ощущение от книги — будто ты студент четвертого круса, а тебе предлагают учебник для первого. Учебник хороший, но ты оттуда почти все знаешь, только подзабыл слегка. Я бы уподобил «Сектанта» — геймановской «Истории с кладбищем» или «Задверью» (фанаты Геймана — простите): ладно сбитый текст, сюжет, но ощущение наивности не отпускает.

Тут дано уже немало положительных рецензий. И как историческая реконструкция — книга вполне состоялась. По ней люди создают себе образ той эпохи. По ней вытесняют из сознания некоторые предрассудки. По ней, наконец, учатся рассуждать и делать выводы при минимальном количестве доступной информации.

Но!

За прошедшие как никак десять лет сформировался — нет, не другой подход к проблемам истории — другой подход к восприятию информации. И вина тут совсем не уважаемого автора, а скорее того бурного прогресса в технологиях, с которым столкнулись мы все.

Хочется посмотреть на виллу римскую? А вот, нате, на сайте таком-то и вам виллы, и мозаики на полах этих вилл, и средний списочный состав прислуги.

Желаете ознакомиться с хронологией событий во время восстания Спартака? С учетом погоды и подъема уровня моря? А вот вам не только события, но и карта звездного неба, с теми созвездиями. которые виделись в ту историческую эпоху.

Может, возникла фантазия, обыграть пару исторических вариаций, проверить альтернативки? Милости просим — компьютерные игры на любой интеллект и затраты времени.

В результате тот немного панибратский, даже можно сказать хулиганский стиль, который выбрал автор — становится крупным недостатком книги. Даже не слишком просвещенный читатель, который, однако, смотрит канал «Дискавери», вдруг заявит. что про конструкцию шлема с двумя заклепками вместо четырех — он наслышан. Видел. И складной нож римский видел. И школы гладиаторские в разных сечениях рассматривал. и вообще, ушлый читатель, он еще и зритель — небось сериал «Рим» посмотрел.

Вот тут перед нами и возникает проблема. Если бы автор изначально избрал более аккуратный стиль, то, возможно, он смог бы рассказать (на основе собственной реконструкции, разумеется):

- о приблизительной сумме, которую Красс вложил в организацию своей армии (или которую украл на этом деле) и том эффекте, который произвели вложения;

- состав флота пиратов — общая оценка численности, распределения по основным «гнездовьям», возможности десантирования и т.п.;

- показал бы, наконец, те римские укрепления, которые все опасались штурмовать;

- оценил бы уровень смертности от ран в армиях двух сторон;

- оценил бы процент солдат в римской армии, которые прошли не одну компанию в войнах с отрядами Спартака (какое количество именно «антиспартаковских» ветеранов было в армии), и процент опытных восставших.

То есть создаваемые им модели развития событий стали бы куда как менее воздушными.

Да, я понимаю, это читается несколько занудно. Но ведь у Е. Тарле множество подробностей из экономической жизни Франции нисколько не повредили изложению биографии Наполеона.

Вот и я о том. Публицистический стиль, который дал много плюсов книге поначалу, теперь ощутимо бьет по её качеству.

Миг времени очарователен своей неповторимостью — если автор желает выпустить продолжение романа об этом мгновении, то оно неизбежно получит ярлык «второй сорт».

Так и здесь.

Есть довольно тщательная проработка деталей, есть груды исторического материала (видно. что автор хорошо изучил «материальную культуру»), но при всем при этом романтизм в понимании прошлого буквально застилает автору глаза. Предотвращение Первой мировой путем «разговора с несколькими людьми», путем «спасения Титаника» или даже «убийства Кайзера» — заведомая глупость для сколько-нибудь осведомленного историка.

Система остро желала выпустить пар. Ведущие страны наращивали число орудий, спускали на воду крейсеры и линкоры. Война казалась разумным выходом из подзатянувшегося экономического противостояния. И такой попаданец, скорее всего, принес бы лишь горе...

В остальном — громадная ностальгия автора по не прожитому им времени. Явное ощущение, что попади Дж. Финней вте годы — он бы намертво стросся с эпохой, не отличишь.

Когда современные историки берутся за материал, которые еще пару десятилетий назад был заидеологизирован до состояния сферического коня — это уже хорошо. В этом смысле хронология восстания, с яркими образами, судьбами персонажей (до и после), историей народов (до и после) — весьма интересная штука, и части подробностей я до прочтения книги совершенно не знал. Да, это публицистика, а не фундаментальная монография томика на три-четыре, потому вопросы все равно остаются, и в количестве.

Но!

Автор показал процесс в динамике, за что ему и спасибо.

Отличным образом стало сравнение потенциальной державы Пугачёва с «улусом Джучи» — подобного сравнения, с неким архаичным образцом (о котором Пугачёв и не знал, но делал то, что получалось) сильно недоставало «Спартаку» Валентинова. Сравнение отлично укладывается в образы относительно победивших восстаний (например, суданских махдистов в 19-м веке) и очень многое объясняет в ходе боевых действий.

Территория большой степи, где казаки составят основу воинского сословия — вот конечный образ той кочевой лавины, которую вел Пугачёв.

Хорошо получилось сравнение потенциально орды и возникающей нации.

Полиэтническая империя со множеством локальных «территорий-идентичностей» и дворянской аристократией, которая казалась сравнительно чуждой многим народам, но без которой мгновенно наступала кровавое месиво — вот чем была Россия того времени. Самый цепкий и страшный противник Пугачёва, который шел за ним, как охотничья собака — масон Михельсон. В этом смысле попытки уже эпохи «развитого модерна» просто найти иной народ (немцев, русских, евреев, казахов), который виноват во всех проблемах, равно как и найти организацию, виновную в том же (масоны, копинтерн) — смотрятся еще более карикатурно.

Восстание было пожаром — пока имелся горючий материал, пока можно было прийти на новую территорию, крикнуть «с нами царь!», пообещать волю — все катилось и катилось. Не думаю даже, что смерть самого Пугачева что-то изменила бы в самый разгар событий. Но кто именно был горючим материалом? Очень хорошо показано, что люди шли на бунт не только из-за притеснений — материальных или этнических — но из-за отсутствия локальной аристократии, которая бы имела представительство в империи. Как еще в восстании Болотникова участвовали провинциальные дворяне. В этом смысле попав в центральные области России Пугачев получил поддержку крестьян, которые не хотели идти дальше своего уезда — и всё.

Окончательное погашение бунта (проливка перекрытий после пожара) — это казни нескольких сотен человек (на виселицах и плахах после официальных судов — погибло меньше людей, чем было убито собственно дворян), это дарование статуса местным аристократиям (тут лучший пример — донские казаки, которые за лояльность получили выход в дворянство, а уже при Павле решили вопрос с башкирами), это максимальное снижение самоидентичности бунтовавших субэтносов. Автор замечает, что поскольку с местными элитами в итоге пришлось делиться — потом Россия не распалась на тюркскую и славянскую половины.

Собственно инкорпорирование местных аристократий — и было способом расширения империи. Издержки гасились за счет постоянно увеличивающихся полей: Россия несла великой степи пахоту. За счет новых торговых путей. За счет новых технологий. Ну, и за счет крестьян, которым на шею садились все сильнее. Которые составили очень большой процент бунтовщиков, но выдвинуть из своих рядов готовую военную прослойку — не смогли. Они смогут уже в Ипериалистическую и Гражданскую, когда их массово мобилизуют, обучат, дадут оружие.

Потому такой консерватизм и был в первой половине 19-го века: зачем что-то менять, если всё шикарно работает, а технологическое отставание (казалось) можно побороть очередным уральским проектом?

Но когда дело касается старой-доброй экономики — тут автор предпочитает говорить больше о заводах, а не о стране вообще. Та сумма административных изменений и экономических реформ, которая прошла после восстания — остается в тени. Поминается полусловом.

Описание отдельных боев, осад и столкновений. Действие артиллерии не на Сенатской площади, а среди изб, со стен монастырей, прямо с колоколен. Описание хитростей, встречных обманов, рискованных маневров, глупостей и удач. Военный пласт восстания.

Тут очень хорошо видно, какой однообразной оказалась пугачевщина. «Капитанская дочка» — это именно типизация. Очередное ветхое укрепление, в котором слишком мало людей готовы взяться за оружие. Там, где пропорция становилась не такой впечатляющей — либо тупая осада, либо поражение. Да, менялись декорации, менялся состав участников. Исключения есть, но их мало.

Чтобы появилось разнообразие — восставшим требовалась армия, а не орда. Для «полковников» нужны были полки, а больше того — сержанты. Пугачёву требовались не советники и «царицки», но штаб.

И, да, этим боям нужна экранизация. Только не хотелось бы увидеть фильм-попил «Михельсон против Пугачёва»...

Судьбы людей.

Есть лоялисты. Есть бунтовщики. Но самое интересное — люди посередине. Таких автор описывает довольно много. Как просто сумасшедших, вроде солдата-маразматика, так и весьма хитроумных. Как малодушных, так и хладнокровных до состояния ящерицы. Как суетливых — вроде нескольких офицеров, которые слишком рано решили «перевернуться» второй раз, так и совершенно инертных — Шванвича. Есть удачники (а более всех них — удачница-«царицка»), и совершенные лопухи.

Итого. Для специалистов, имхо, в книге не будет ничего особенного. По сравнению с описанием «горно-заводской цивилизации» — довольно много общих мест и повторов. Если хорошо побегать по страницам википедии — узнать можно и побольше.

Но как историческая публицистика — как вторая книга о пугачёвщине (после «Капитанской дочки») — отлично.

Это не третья книга, в которой должен быть обзор казачества, как общего феномена на фронтире великой степи, где необходимо показать самостоятельную, с более слабым государством, эволюцию казаков (восстание Хмельницкого — там ведь получилось много из того, что не вышли ни у Разина, ни у Пугачёва). Это не книга, в которой можно было бы увидеть механизм принятия решений в Петербурге, международную обстановку, сложности мобилизационной машины и т.п.

Но в качестве второй — рекомендую.

Тень вторичности лежит на этом романе.

С одной стороны автор не изменяет своей всегдашней методе: берет очередную страну третьего мира — со своей культурой и букетом неповторимых черт, добавляет пригоршню очередных технологических выдумок, и вот уже готов соблазнительный коктейль.

Но в этот раз дело идет медленно и шаблонно.

Во-первых, Бразилия — не просто страна «третьего мира», но и бывшая колония Португалии, теперь в значительной степени ориентированная на США. То есть карнавал, футбол, фавелы — свои, а прорывные технологии — импортные. Жизнь тела — самобытная, а жизнь большого бизнеса и науки — космополитичная. Если в Индии или Турции есть свой пласт культуры, который «отвечает» за осмысление новейших технологий хотя бы тем, что противопоставляет их древности, то в Бразилии это осмысление идет через призму потребления или прямого заимствования (понимаю, что ряд бразильских патриотов может резко на меня обозлиться, люди начнут вспоминать бразильских писателей и поэтов, да много чего. Увы, то что мне известно о Бразилии — подталкивает именно к такому описанию. Может я чего-то не знаю. Политический аспект противостояния США — я здесь не упомянул. И что будет с Бразилией в следующие десятилетия — другой разговор).

Во-вторых, каждый раз в новой стране Макдональд старается взяться за иной пласт технологий, использовать другое фантдопущение. В Бразилии это квантовые компьютеры. Но проблема оригинального фантдопущения — это необходимость показать подробности, которые бы отличали технологию от простого набора хотелок, от чисто фэнтезийных штуковин с наукообразными названиями. Потому, когда в действии появляется квантовый нож, разрезающий все — это вызывает недоумение. Далее — противостояние двух серьезных, трансреальных структур, которые бодаются за возможность управления совокупностью параллельных вселенных — объясняется безо всяких подводов: мир наш умирает, это просто отблеск исчезнувшей реальной вселенной. Просто часть знающих желает просто склеить ласты, а часть устроить какое-то неожиданное космогоническое действие (какое — они еще не придумали) в расчете на новый шанс.

В-третьих: структура произведения и отдельные фишки «не нашей» эпохи. Три линии, Бразилия 1732, 2006, 2032. Когда в XVIII-м веке начинают рассуждать о вычислительных устройствах — тут в голову стучится «Барочная трилогия» Нила Стивенсона, где все это подано на немного другом уровне. Путешествие по реке, с целью найти и при случае убить коллегу, который сошел с ума, и теперь целый племена страдают под его рукой — «Сердце тьмы», «Апокалипсис сегодня». Когда же в 2032-м героиня заявляет, что занималась экономикой параллельных миров — тут я припомнил собственный цикл статей, и нашел, что практически никакой информации эта девушка не сообщает.

В-четвертых: здесь, как ни в каком другом тексте Макдональда, виднен прием поиска и наклеивания «автохтонных» словечек на привычные предметы. Человек взял в руки словарь и принялся ставить другие ярлыки: прохладительный напиток — так, это должно быть что-то бразильское, мелкий воришка — что-то бразильское. Пляжный бонвиван — тоже местное слово. Там, где слов обозначают уникальные явления. из тех, что невозможно простым глазом обозреть у нас — такая манера вполне оправдана и хороша. Но слишком часто опускаешь глаза к подстраничной сноске, читаешь объяснение, и думаешь, что можно было бы вставить более привычный термин.

Но сам текст не напрасно перевели.

Это хороший по динамике, добротный по композиции, с относительно живыми героями, роман.

Квантовые стрелы, которые уничтожают всё на своём пути — хорошая находка (но нет самонаводящейся ракеты...).

Вещества из бразильских лягушек, которые позволяют мысленно путешествовать между мирами — может, и не самая оригинальная выдумка (Кастанеда...), но появляется она вовремя, чтобы увязать сюжетные линии.

Словом, если вы опытный читатель фантастики — то просто хорошо проведете время.

Если начинающий — много чего узнаете. 7/10

Проходной роман сильного автора.

В другом романе А. Иванова, «Географ глобус пропил» — очень хорошо показан момент совершенно иррациональной погони. Некая экспедиция школьников во главе с преподавателем встретила двух мужиков. Те спросили — есть ли водка? И им просто недостаточно уверенно ответили «нет». Те погнались, просили и грозили одновременно, и догони — дело могло бы закончиться очень скверно.

Подобный иррационализм, когда из-за оскотинения и пары неловких слов готова случиться любая трагедия, как нельзя лучше подходит в качестве фона для ужастика.

И типичный фильм-ужасов, как база сюжета, очень хорошо прослеживается в «Псоглавцах». В некую вымирающую деревню приезжает собраная в бору по сосенке троица. Выпилить в местном полузразрушенном храме уникальную фреску святого Христофора — тот изображен с головой собаки.

И уже по пути некая плохо говорящая девушка не рекомендует ехать в деревню. И сама деревня — хорошего впечатления не производит. Есть местный старый уголовник (избражающий авторитетного вора) и местный отморозок. Есть явный конфликт городских с сельскими. Есть дача, богатый хозяин которой не желает, чтобы деревня окончательно исчезла, потому как посреди заповедника (а окрестные леса заповедником объявлены) эта дача ему куда дороже стоить будет. Есть заброшенные торфяные выработки.

Автор довольно искусно обманывает читателя.

И вот с ними — у автора получилось куда как хуже. Два пласта повествования откровенно выбиваются из общей канвы.

Громадное количество материала — история святого Христофора и его культа — представлено в виде справочного, взятого из интернета, текста. Разумеется, по сюжету главный герой шарит по сети, у него бессонная ночь. Но все-таки, этот материал подан с перебором.

Послекульминационная рефлексия (вот ведь бредовые слова в голову лезут:blush:), а если проще, то объяснение. Как почтенный детектив после поимки злодея рассказывает всем участникам драмы, как он вычислил негодяя, так и здесь, после погони вдруг выясняется, что фонд, который послал троицу в деревню — не такой простой. И охранник на крутой даче — совсем не простой. Он объясняет главному герою, что тот выступил в качестве «дэнжеролога», изъял опаснейшую культурную реликвию. и даже зримое наличие оборотней — значимо только для героя. А для остальных может и совсем не значимо. Потому как сбъективное и объективное порой сочетаются в самых причудливых пропорциях.

Как итог: история, философия и хоррор — взболтаны, но не перемешаны. Получился отличный ужастик (кстати, весьма подходящий для экранизации), однако ни до «Золота бунта», ни до «Сердца Пармы» роман не дотягивает.

Во введении автор заявил, что желает показать настоящую Францию той эпохи. И перечислил несколько цифр, которые действительно плохо вязались с образами Дюма. Но в результате книга обернулась простоватым комиксом. Она напомнила мне — да извинят меня за сравнение — политинформацию застойных лет. Когда докладчики перечисляли вообщем-то правильные цифры, но всё это заливалось таким количеством идеологического «соуса», что читать мне эти тексты уже в другую эпоху удается с большим трудом. Какая-то бесконечная словесная жвачка.

У Бушкова словесной жвачки не наблюдается, но по смыслу и деталям, по образу мышления персонажей — он выдал очередной ура-детектив. Смысловую жвачку. Умеет Бушков ура-детективы выдавать — чтобы мордобой и любовь. В этом я не сомневаюсь.

Но вот заявочка в начале оказалась фальшивой. Ввведние произвело впечатление самого исторически достоверного отрывка книги:glasses:

А чтоб взять Фернана нашего да Броделя, а чтобы карт в книгу побольше (ну для начала, чтобы видеть куда герои движутся, куда путь держат), и хотя бы с десяток генеалогических деревьев — причем не монаршьих, а лиц второго плана? А нормально описание вооружений и кораблей? И чтобы все было интересно читать? Ну или хотя бы на уровне книги «Обыденная жизнь в эпоху Людовика 13-го» Покажите мне этот текст, чтобы я ощутил все те пружины, что заставили молодого человека не просто перейти на другую сторону, но ощутить себя слугой государства...

Чего-то не видать тайных пружин:frown:

Начало хорошее. Даются образы героев, их подводят к моменту инопланетного воздествия, раскрывая проблемы и черты эпохи. Есть дух времени.

Середина средняя. Герои оказываются с ограниченной фантазией и слабо применяют доставшиеся им сверхспособности. Напоминает все шуточку «вот тебе бластер, прополи огород».

Концовка слита начисто. Автор попросту не знает, что ему делать с героями — такое впечатление, что за основу были взяты «Секретные материалы» — ощущение загадки получилось, а вот с разгадкой полный ноль:frown:. Образ жены-агента, мысли котрой «персонаж-ум» не прочел за все время брака — это вынос мозга за кольцевую:haha:

Автор показал, что в исторической прозе а-ля конец 19-го века он работает на уровне выше среднего, но вот в фантастике понимает мало.

Что замечательно получается у Питера Уоттса — так это создавать новые образы космических кораблей.

Не дизельпанковских «звездных крейсеров» или вообще стимпанковских железных гробов.

Нет.

Он привносит в традицию фантастики новые открытия. Физика, биология, наномеханика, когнитивистика, генетика, астрономия, психология, археология и палеоклиматология.

Его можно сравнить с Нилом Стивенсоном или Дэвидом Марусеком.

Но — в узкой сфере.

Культурология, мифология, сплетение намеков и аллюзий постмодерна, герменевтика и пронизанные ризомами тексты политологов — в его текстах они глубоко вторичны.

Не эволюция старых сюжетов или персонажей, но эволюция возможностей науки, которая дает возможность разыграть старую драму по новым нотам.

Чем-то он напоминает Беляева — сколько-нибудь достоверные персонажи у него могут получиться, если он оставит живое общество людей где-то за дверью. А здесь и сейчас в деле будут странные существа, чудаки, фрики, одиночки или даже отморозки. Да хоть биотехнологические вампиры.

Проще «вести» вдоль сюжетной линии шизофреничку, чем придумывать мотивы из жизни нормальных людей будущего общества.

Потому лучшим фоном для его текстов становится космос.

А самый любимый персонажем — очередной корабль.

В этот раз — «Летучий голландец», который здесь и сейчас зовут «Эриофора».

Большой астероид, с пещерами и камерами, в которых вполне могут спать три тысячи человек. Где создаются и разрушаются экологические системы. Где вместо двигателя — крошечная черная дыра, куда падает и падает корабль, всей своей массой в миллион тонн разгоняясь до космических скоростей. Уровень техники повыше, чем в «Я, Хобо...» Жарковского.

И вот он подходит к очередной звезде, готовой схлопнуться и взорваться, превращаясь в заготовку для черной дыры. Он создает автоматы, которые создают новые автоматы и так до тех пор пока новая техножизнь не позволит проворачивать фокус с физикой — и открыть несколько врат. Порталов. Окон.

Которые откроют короткий путь с Земли и дадут кораблю шанс лететь дальше...

Если в предыдущих рассказах цикла Уоттс лишь крупными мазками набрасывал образы экипажа и функции корабля — то в «Революции стоп-кадров», довольно большой повести, всё показано в подробностях.

«Эриофора» существует как бы в на пересечении двух бесконечностей.

Простая — от вакуума до звездного ядра.

Сложная — от безжизненной космической пыли до технологической сингулярности.

Судно в пути уже семьдесят миллионов лет и закончится этот путь лишь с тепловой смертью вселенной. Люди — копии ксероксов отпечатков исходных людей. Они просыпаются у очередной звезды, несколько человек из трехтысячного экипажа — страхуют Шимпа, искусственный интеллект корабля, который не умнее обезьяны, но сообразительней и образованней человека. Потом снова засыпают. А в кристаллах хранятся данных об их телах и рассудках, которые иногда приходиться обновлять, впечатывать в уязвимую плоть.

Экипаж понятия не имеет, что теперь творится на Земле.

Когда открываются очередные врата — «Эриофора» проваливается в них так быстро, что не получается нормально общаться с «новыми землянами». Да и выходит из врат за спиной всякая агрессивная гадость, которую для краткости именуют «гремлинами». Или не выходит, и от этого еще страшнее.

Соратники Ермака, все едущие и едущие на восток, не знают, что в Москве теперь республика, а может уже и коммунизм или что там будет в следующей геологической эпохе?

Зачем так жить?

Да, экипаж таким вырастили. Отчаявшаяся Земля, которая разбазарила почти все свои ресурсы, увидела, как приближается иная жизнь. И в космос был послан корабль, который должен открыть дорогу к звездам. Люди на нем — как деревья-бонсаи.

Да, их альтернатива — остановиться, начать колонизацию подходящей планеты и прожить пару сотен лет в «соломенных хижинах». А хочется идти вперед до скончания времен.

Или нет?

Повесть — история заговора. Часть экипажа против корабельного компьютера, Шимпа. Уоттс трудолюбиво конструирует варианты действия заговорщиков: как уйти от контроля, как передавать информацию, как выявить тот узел внутрикорабельной сети, в котором здесь и сейчас установлены программы Шимпа. План А и план Б, страховка и перестраховка.

И как всякая серьезная схватка, она частично проходит в воображении.

Протагонистка Санди — участвует в заговоре и одновременно сомневается в его необходимости. Она точно знает, что лидер заговорщиков убьет потенциальных предателей. Хорошо понимает, что выложить все Шимпу — обречь часть экипажа на гибель. Но даже если перерывы между очередными сходками продолжаются по сотне тысяч лет — выбор всё равно делать придётся.

Но в финале получается, что люди и корабельный компьютер — слишком привыкли дополнять друг друга. Симбиоз разумов не получается разорвать через различие в мечтах. Да и мечты эти не так уж различаются — ведь люди, выращенные в аквариумах следующих веков, в предельно урбанистическо-интернетовской среде — не чувствуют необходимости становиться на Землю двумя ногами. Роль звездных кочевников лучше всего удается тем, кто до того кочевал по сети...

Но это — лишь внешняя оболочка трагедии.

По идее «Эриофора» должна заселять Галактику.

Да, открытие врат — достаточно жесткий процесс, который серьезно перекраивает планетарные системы вокруг очередных звезд.

Но ведь не у каждой звезды они открывают врата! И не все планеты исчезают за кормой корабля.

Можно разбрасывать зонды с зародышами будущих экологических систем. Можно конструировать совершенно новые формы жизни — подходящие для газовых гигантов и окрестностей красных карликов. А на планеты, которые после терраформирования могут стать очередной Землей, можно отправлять капсулы со своими детьми или даже с клонами.

Пусть эти капсулы откроются через тысячу лет, когда от «Эриофоры» и след простынет. Или даже не откроются, но экипаж будет это верить.

Да что там — если можно было выращивать и воспитывать новых детей на «Эриофоре», то вопрос с выбытием уставших членов экипажа решался бы архипросто. Они бы оставались на очередной «осемененной» планете.

Да и сам компьютер со своими виртуальными лабораториями за семьдесят миллионов лет ничего нового не открыл? Ни нового способа открывать червоточины, ни создавать новую жизнь?

Но этого нет. Хотя намеки на подобный вариант автор щедро рассыпал по тексту.

Так в чем же дело?

Звездолет может быть садом и может быть машиной. В саду достаточно внутренних противоречий, чтобы начать развиваться во что-то новое. Машина — в привычном понимании — жестко подчинена проекту, потому разрушится раньше, чем эволюционирует.

Садом «Эриофоры» были людские головы. Сомнения, ожидания, надежды, мечты, страхи. Из них могла начинаться новая цивилизация. И должна была — если позади лишь «гремлины». Но вот экипаж прорежен, а тот, кто хочет продолжать полет — тот уже не повернет назад, не остановится.

Проектировщики на Земле оказались слишком осторожны, а заговорщики — слишком радикальны. Энтропия восторжествовала.

Потому корабль, пережив внутренний кризис, упростившись, будет лететь дальше, открывая и открывая врата, в которых уже нет смысла.

До тепловой смерти Вселенной.

А кто сказал, что Уоттс — оптимист?

Когда есть все компоненты блюда, и вроде вкусно, но нет гармонии?

Вот то и означает.

Хороший, читабельный текст. Всё, как обычно у Лазарчука:

а) гиперболические коллизии на ровном месте. Вот сидим, а тут метеорит, да такой, чтобы полгорода снес (в книге метеорит упоминается, но не тот, серьезной роли не играет, и вообще — обманка). Если коньяк — то практически лучший на свете, но из пластиковой бутылки и вот прям в сибирской глуши. Если перестрелка, то у кого-то откажет автомат по странной, очень редкой причине, про которую все знают и понимают, но вот именно здесь и сейчас он — внезапно, тыщу лет до того стрелял и в руках он у опытного стрелка — перестает стрелять. И т.д, и т.п.;

б) хроническая недосказанность в диалогах. Постоянно одни герои начинают что-то объяснять другим, но всё идет как в истории Никулина про анекдот: ему двадцать лет начинают рассказывать анекдот про попугая самые разные люди, но всех дергают в середине анекдота, буквально на минуту, а дослушать уже нет возможности — или сам Никулин уезжает, или рассказчиков убивает.

в) постепенно вырисовывается картина и к концу первой части — что-то понятно, но масса дыр. Прием построения сюжет вполне лазарчуковский, когда берется известная история — «Дом скитальцев» Мирера, и фильм «Посредник» как экранизация — и на её основе выстаивается более сложный и реалистичный сюжет. Фраза «Здесь красивая местность» — присутствует :)

г) есть отсылки к актуальным политическим моментам, и ставится стандартный лазарчуковский мысленный эксперимент: мы слабее, враги технически более развитые, но мы вот такие хитровжаренные...

д) всегда есть хорошие, решительные люди, на которых всё держится. И, разумеется, дети пойдут на войну...

Чего лично мне критически недоставало в первой части, и на что надеюсь во второй:

а) если у вас есть громадное сообщество планет, где враждующие группировки стремятся завладеть телами, то неизбежен технический прогресс. Я понимаю, что проблема сингулярности как бы выведена за скобки, но у пришельцев должны быть постоянно новые фишки в карманах. А тут мы видим ребят, которые придетели, и за несколько лет буквально растратили свой потенциал, вроде как попаданец, который в 19-м веке рассказал, все что знал полезного и конкретного, и теперь на него смотрят скорее как на плохонького романиста, что и фильмов прилично пересказать не может, только ядрёной бомбой пугает. Есть к примеру, эпизод, где землянин пугает пришельца тем, что того пустят в расход свои же, потому как тот допустил какую-то ошибку. Как пугали некоторых эсесовцев партизаны («Посмотри в глаза чудовищ»). Но если у вас настолько велик разрыв между цивилизациями, настолько утилитарно отношение к землянам, то протокол поведения пришельца должен быть построен таким образом, чтобы его в принципе не волновало мнение землянина. Тем более, если это субъект из передовой волны десанта, и на переднем крае много чего может быть.

б) сразу возникает вопрос — почему искусственные тела такие угребищные, и нет выращивания клонов для использования? Пришельце должны сеять не только сознания в тела землян, но и фабрики по производству подходящих киборгов-носителей. Так же не отыграна тема виртуального тела — то есть сознания должны пребывать в виртуальных вселенных, посматривая, чего там в реальности творится. Тогда, кстати, получает объяснение тот фанатизм, с которым они стремятся к обладанию именно живыми телами и захвату чужих цивилизаций: только так можно поучаствовать в настоящем деле, в реальном проекте — а не в 100500-й версии виртуального парка развлечений (потому, кстати, в дело должны идти волевые и властолюбивые пришельцы — остальные останутся по виртуальным гаремам);

в) стандартный лазарчуковский приём, когда некто старший в иерархии говорит младшему/обывателю/ученику/ребенку — у нас война, иди в бой, некогда объяснять. И тот отвечает — да, иду. Ну блин, должен же быть значимый процент людей, которые говорят «Вот никуда сволочи не пойду, пока все досконально не объясните. А будете давить — сделаю, как считаю нужным (а считаю нужным какую-то глупость вашему мнению)». И даже умная улыбка — то, что ты считаешь действием вопреки, это тоже действие на пользу — совершенно не поможет. Чего это требует? Долгого, детального объяснения, убеждения, борьбы с предрассудками и т.п. Это может сильно сбить темп подачи событий. Но иногда это совершенно необходимо делать персонажам — потому что очень много вокруг любителей сказать «вот веревка и мыло, некогда объяснять, покупай биткойны»

Автор написал довольно серьезное предуведомление, глоссарий, расширенно выразил признательность, не говоря уже о подробных сносках.

Когда пишут такое — редко упоминают истинные источники вдохновения. У меня нет под рукой хорошего ментоскопа и головы автора (и некоторых других голов), чтобы раскрыть их методами объективного контроля. Но я попробую реконструировать. Потому ко всем утверждениям в нижеследующем тексте, надо приставлять, со всех сторон, больше и жирное «имхо».

Отправной точной послужил текст Т. Толстой «Кысь» — мрачнейшая постапокалиптика, где мутанты изображают из себя настоящих людей, пытаясь подражать героям сохранившихся книг. Чернуха это первостатейная, однако написанная приличным языком и явно рассчитанная на попадание в школьную программу. Герои лишены смысла жизни, смысла смерти и даже смысла принадлежности к некоей общности — всё вокруг мерзость, распад, гниение и тлен. А у читателя — ощутившего себя онкологическим больным, брошенным всеми родственниками и вещающимся в холодном сортире облезлой районной больницы — должно оформиться желание сдохнуть не сходя с места.

Прочитавши подобный трэш, автор-жизнелюб решил дать подрастающему поколению альтернативу. Где будет все тоже самое, и даже в сто раз круче и энергичнее, но без смертного греха уныния. То есть романе мы видим тотальный, убойный, полисексуальный, каннибалистский и национально-политизированный карнавал — но там нет отчаяния! Герои в любых ситуациях — даже если их тестикулы изымаются для пропитания ближних — хотят жить и строят какие-то планы на будущее.

Далее автор пошел в сокровищницу мировой литературы и взял во временное пользование следующие первоисточники:

— работы С. Лема. Множество разнообразных существ, которые живут в постапокалиптическом мире, очень уж напоминают по своему генезису и габитусу — всяческие нутрёшки и длиннуши;

— «Похождения бравого солдата Швейка» Я. Гашека — оттуда взят дух ветхого лицемерия и всеобщего притворства, натянутый на городскую культуру, который порождает тотальные непонятки и удачные попытки прикинуться бревном. То есть на фоне глобального мирового кризиса герои не чуждаются маленьких радостей жизни, стремятся к ним и умеют находить в них удовольствие. Причем всё это весело читается, но как-то грустно представлять себя на месте персонажей;

— У. Дилени «Пересечение Эйнштейна» — там ярче всего блистает сочетание постапокалиптического притворства (когда мутанты изображают из себя людей), требования новых сексуальных практик и многослойность восприятия культурного наследия человечества. Говоря простым языком — любой мутант, стуча клыками и совершая коитальные фрикции, найдет для себя образ, подражая которому, он будет выглядеть не так уж плохо, хотя бы в своих глазах. К этому образу привинтится своя философия, прилепятся жизненные вопросы и ответы на них — и где тут еще человеческое, а где уже мутагенное понять сложно. /Возможно, по той же статье проходит «Рибофанк» Пола Ди Филиппо/;

— А. Толстой «Золотой ключик». Про это произведение читатели и так в курсе. Автор использовал именно этот текст, чтобы побольнее пнуть Т. Толстую с её «Кысью», дескать, из наследия ваших предков, гражданочка, можно сделать вещь куда как ярче;

— Рабле в интерпретациях Бахтина, с манифестированием телесного низа, который плавно подводит нас к образам уже масс-культуры;

/ другая кладовая, в которой хранится много интересного, что мутанты после гибели человечества наверняка объявят культурным сокровищем /

— порнография — как жанр, несомненно интересующий подрастающее поколение, и работающий как бы смазкой для подселения в юные мозги некоторых философских и политических доктрин;

— музыка — шансон во всех его проявления, который создает ауру маршрутного такси, привычного большей части читателей;

— политика — автор щедро унавозил некоторые политические фигуры, а так же околополитический бомонд, низведя их вплоть до имен нарицательных, хотя некоторые опознаются и под именами собственными. Часть политических доктрин так же была обращена в ничтожество;

— анимэ (включая хэнтай, настолько причудливый, что сейчас не воспринимается в качестве порнографии);

— бондиана — уровень остроты коллизий, в сочетании с технологческими штуковинами — взят именно оттуда;

— городские субкультуры советского и постсоветского пространства, начиная от садистских стишочков и завершая уголовными понятиями. Особо выделяется тут игра «Сталкер»;

При всей многослойной пошлости и физиологичности, от которых можно защититься только холодным взглядом санитарного врача или заматеревшего сексопатолога, текст несомненно является романом:

— есть взросление части главных героев (да и герои тут яркие);

— тщательно проработанный мир. А вот так. Роман этот — укор массе фэнтези-произведений, где из вполне годных заготовок авторы умудряются склепать очередное невозможное бытие. (пожалуй, я вижу только два серьезных несоответствия. Можно допустить такую гиперсексуальность у массы постапокалиптических существ. В конце концов это не самый плохой способ налаживание межвидового, межотрядного и межклассового диалога — в мире, где единый стандарт разумного существа остался в глубоком прошлом. Но в таких условиях должно давать какие-то преимущества и отсутствие постоянной половой активности. То есть на фоне тотальной оргии (и при развитии биотехнологий), должны существовать персонажи в стиле «Велосипедного мастера» Б. Стерлинга, умышлено снижающие своё либидо. Во-вторых, почему только русский шансон? Я, конечно, понимаю, что автору пришлось заужать культурное наследие человечества, чтобы оно стало сопоставимо с «Золотым ключиком» и словарным запасом школьника, но при сохранении такого уровня технологий и регулярных раскопок — нашли бы и оригинальные «немецкие порнофильмы»...);

— полифоничный диалог. Полиязычный, поликультурный, зависящий от персонажей. Погружение во внутренний мир явно отличается от вооруженной разборки. Автор щедро выдумывает новые слова, превращая глаголы в существительные, работает с историческим развитием терминов. Похожий уровень присутствует у Жарковского в «Я, Хобо»;

— разветвленный сюжет. Могут быть вопросы к завершенности такого романа, но перед нами лишь первая часть трилогии — события сказки только должны начаться...

Итого: роман явно написан с целью выделиться из общей массы фэнтези-сталкерского чтива. При том автор не слишком далеко отходит от постмодернизма с его тотальным воровством персонажей, ситуаций, смыслов и образов. Да, есть ответ «Кыси» Т. Толстой, и ответ впечатляющий. Есть сильный пример национальной локализации биопанка. Но не более того...

Бронзовеющая традиция выдумки

Средневековые китайские студенты, чтобы стать чиновниками, писали сочинения традиционной формы. Норма, правило, преемственность – были сутью экзамена.

Самая большая проблема постороннего человека, при чтении этих сочинений – я так подозреваю – не околеть со скуки. Потому как разница между «калинкой-малинкой» и «малинкой-калинкой» — со стороны не ощущается.

Но представьте, что вы автор, который живет внутри традиции…

Бывшим советским гражданам этот вопрос не то, чтобы странен, но в плоскости фэнтези ещё мало актуален. Всего лишь двадцать лет назад мы пережили нашествие западной фэнтези, во всей её силе – и множеству авторов пришлось творить, используя новые фантастические допущения. Новые образы. Да и сама жизнь изменилась так, что многие выдумки нервно курят в углу.

Справились. Однако, если мы возьмем советскую мистику второй половины 70-х (или то, что посчитаем таковой), и сравним её с мистикой последнего десятилетия – разница будет очевидной.

Авторы, которые стали писать фэнтези новейшего времени, они большей частью еще с нами, у них продолжаются творческие поиски. Традиция еще молода.

Другое дело в западной – англо-американской – литературе.

Кого бы мы не посчитали основателем фэнтези (мнения разнятся) – этот человек мертв. Какую бы мы не взяли известную книгу – у неё имеется десяток «свободных продолжений». И фанфики давным-давно стали отдельным, уважаемым, направлением – там есть свои удачи, и свои «табели о рангах», будто у средневековых комментаторов Аристотеля.

Поэтому авторы оказываются в положении, чем-то напоминающем положение сказочников у Проппа – есть какие-то нормы, некие сочетания констант, которые приходится соблюдать. Воленс-ноленс. А когда нарушаешь – действуешь в пределах норм бунтарства. «Если у тебя есть какие-то свежие идеи, как отсюда убраться, свяжись с постоянным комитетом по подготовке восстания», — как говорил опытный вояка одному герою галактики. И есть оригинальность, которая нужна, без которой совсем никак. Ибо читатель жаждет развлечений.

Этой «вилке» и отвечают рассказы в сборнике.

Ностальгия и фан с одной стороны. Хотите оказаться к криминальном подобии Венеции(?), где украденное, будто поликратов перстень, возвращается к хозяину? Джо Аберкромби «Жить всё труднее».

Хотите ощутить дыхание Фафхрда и Серого Мышелова – если вы понимаете на творчество какого автора это намек – вот вам рассказ в античных декорациях «Недоразумение в Тире».

Путешествие с караваном по пустыне, где виден мираж заброшенного города – сколько раз вы читали что-то подобное? «Караван в никуда» к вашим услугам.

Разоблачение жадной и тупой компании? Более чем почтенная тема для рассказа, особенно, если работают молодые и перспективные ребята – и вот вам «Впервые на экране».

На этом фоне истинные монстры фэнтези – экспонируют продолжения и фрагменты своих историй. Развивают свою собственную традицию. Нил Гейман, к примеру.

Ну, и Дж. Мартин, самый тяжеловесный автор в этой колоде, дает пояснение к собственным романам и повестям – его текст нельзя воспринимать иначе, чем материал из энциклопедии Вестероса.

Стилистика в описании чисто сказочных миров и в описании почти документальных преступлений – тоже весьма узнаваема. Традиционна. В сборнике к научной фантастике можно отнести буквально пару рассказов, есть и практически чистые детективы, НФ тут самого ближнего прицела, а в плутовских историях есть намеки на мистику и отсылки к чисто фантастическим образам — разнобоя не ощущается.

Что будет новизной и придаст свежие оттенки вкуса этому гамбургеру?

В первую голову – интриги. Особенности сюжетных поворотов.

Тут авторы неистощимы на выдумку. Знакомые декорации подразумевают относительно знакомый сюжет, его надо просто вывернуть наизнанку или, внезапно, поменять лишь одну ноту в привычной мелодии, тем совершенно сбив читателя с толку. В плутовском рассказе всегда тысяча концовок. И, скажем, Майкл Суэнвик умеет на традиционной шахматной доске Нового Орлеана разыграть оригинальную партию – которую от марктвеновских и огенриховских эндшпилей отличает лишь форма жульничества.

Глупо тут что-то рассказывать – это все равно, что перечерчивать орнамент индийского храма.

Вторая новизна – это работа с фантастическими допущениями. Они тоже традиционны. Но бывают разные зомби, очень разные драконы и подозрительно отличаются друг от друга служители мелких богов. Финты ведь возможные не только в том, кто у кого что украдет, но и кто чем окажется в процессе этой кражи.

Наконец, третья новизна – при всей своей ограниченности – это типажи негодяев. Да, есть традиционные воры, убийцы, грабители, предатели, маньяки, властолюбцы, интриганы и просто мошенники. Все дело в маленьких отличиях, в тех самых «роялях с сыром». Вам покажут ворье, но это будет техасское ворье. Принц-негодяй во всей красе – но не заговорщик. Несколько друзей взломщика, но странная это команда…

Стала ли проблемой эта традиционность? Для кого-то – наверняка. Но большая часть рассказов в сборнике исполнена такими мастерами, которые хорошо будут работать во многих традициях. И покажут оригинальность там, где другой разведет руками.

Если вы начинающий любитель фэнтези – сборник откроет вам много миров, если уже опытный – то не будете разочарованы. 8/10.

Серьезная вещь.

Аристотелевская физика взята за основу мира. Она дополнена, расширена — чтобы люди-кратитосы могли навязывать свою морфу громадным областям, почти целым континентам. Они — на вершине иерархии смертных. А чем ниже, тем слабее морфа, тем сложнее удержать ей материю, короткий срок жизни и уродство — идут рука об руку.

Герой — аристократ с непреклонной волей (разумеется, это поляк ;) ), которого подталкивают к борьбе не на жизнь а на смерть с пришельцами. Это странные существа, просто потому, что они не принимают никакой формы из известных на земле. Борьба с ними — все равно, что с призраками, хотя уже целые области Африки населены какоморфами.

Две характеристики мира, которые запомнились мне больше других:

- цивилизации сосредоточены вокруг кратитосов. То, что за пределами морфированных ими областей — мало кого интересует, если не с охотничьими и не с научными целями;

- очень плотно «населен» воздух, и вообще — пространство жизни там трехмерно. Есть и дирижабли, и летающий город, и ангелы, которые ходят по летающему городу в специальных доспехах, потому как их природное место еще выше. И даже на Луне присутствует довольно обширная колония — изгнанная кратитос смогла переделать под себя часть территории и вывела специальную породу людей себе в помощь.

Роман хорош.

Главный герой воспринимается как живой человек, его личная трагедия раскрывается в полную силу.

Многочисленные персонажи второго плана, герои случайных эпизодов — все они показаны фактурно, рельефно.

Интрига развивается динамично, её повороты неожиданны.

Но. Есть одна проблема.

«Морфа» — как термин — присутствует с громадным перебором. «Морфа» — 85 раз как отдельное слово, а «морф» в самых различных сочетаниях — 456. Но сочетание эти ограничены. «Какоморфы», «морфирование», «морфинг», «хилеморфное равновесие» — едва ли не все.

Что же в реальности — пусть и нашей, а не аристотелевской?

Слово, которое образует базовое понятие, имеет какое-то количество модификаций, а потом его буквально скрывает чешуя из частных понятий.

Еда — хлеб, борщ, закуска, лакомство, осетрина, икра, дичь...

Оружие — нож, пистолет, патрон, боеприпасы, пушка, ракетница, алебарда...

Вот этих то понятий остро не хватает в тексте. Автор, отдавая дань античности, имхо, чересчур увлекся именно тогдашними терминами. Вот и получилось, «Одно матерное слово автомеханика Петрова, в зависимости от интонации. может обозначать до 50 предметов и приспособлений».

Для меня это одна из базовых книг в научной фантастике.

Автор смог предельно четко показать эффект «футуршока» и соотношение периферии человеческой цивилизации с научным центром. До этого романа (и после тоже) создавалось очень много текстов про затерянных колонистов, к которым прилетают товарищи с восстановившихся материнских планет, и удивляются, до чего ж дошли эти колонисты. Мутировать могли, или пацифистами стать, или про государство забыть.

А в нормально поставленном мысленном эксперимент вышло, что центр цивилизации эволюционирует так быстро, что периферия почти не успевает за этим темпом. Цивилизация как машина, и обороты в двигателе зашкаливают. Сотни тысяч изобретений каждый день, миллион новых механизмов, больше открытий, больше, больше, больше...

И война тоже машина. Люди на ней постепенно утрачивают человечность. Через тысячу военных действий (не чередования мир/война, а непрерывной войны) мы видим практически полное подчинение индивида государству. В вопросах любви, службы, вдохновения, тайны. Какие-то секреты людям позволяют иметь, но лишь для лучшей работы.

Еще не расцвел «трансгуманизм», не родился киберпанк и образ человеческого сознания в компьютере не стал «вышибать» с поля боя классическую космооперу. Даже «Звездные войны» еще в будущем. Но романтику межзведных сражений книга убивает напрочь.

Даже если любовь главных героев все-таки прошла весь этот ад...

Венец великого делания

«Система мира» (М.: АСТ, 2011) — третья книга и достойное окончание «Барочного цикла».

Финал эпопеи это завершение работы громадного часового механизма, который автор запускает с первых строк пролога. Механизма любовно сконструированного, со множеством тщательно продуманных шестеренок, трудолюбиво смастеренных подшипников и маховиков. При том, что в росте, в становлении текста параллельно идут два процесса: сюжет развивается своим ходом, и одновременно полотно повествования обретает своё завершение, собственную целостность. Чтобы потом – во второй и третий раз – читатель мог пройтись взглядом по страницам книги, и его мысль стала бы как свет, проходящий сквозь калейдоскоп. Он захотел бы увидеть неизменные портреты старых героев, но непременно разглядит в них новые черты.

А в финале всякой эпопеи есть своя сложность: как остановить интригу, но не уничтожить эпоху? Самый простой, казалось бы, ответ – истребить всех персонажей, фактически, описать их смерть, в более или менее счастливых декорациях. Но тогда финал истории обернется подлинным кладбищем, каковым стали последние главы «Властелина колец», и эпоха умрет вместе с героями. Можно дать образы следующего поколения героев, которые мало чем отличаются от своих отцов и матерей, от учителей и старших боевых товарищей – только перед читателями уже будет сериал, таких поколений автор может накрутить столько, сколько хватит терпения у издателей.

Нужно ухитриться продлить мир дальше героев, показать, что каждый значимый персонаж – очередное звено в бесконечной цепочке развития. Герой достигает своих целей, уступает самое интересное место на карусели жизни, но «шоу должно продолжаться». Вот автор «Системы мира» и выдает каждому персонажу свою толстую брошюру с окончанием роли – и в каждой свой обман, своя горькая улыбка судьбы, потому как будущее всегда иное, чем мы его представляем.

Работу Стивенсону изрядно облегчает то, что все читатели приблизительно знают, как пойдет развитие Европы и, в широком смысле, Запада. Но кружево сюжетных линий не становится проще, а герои лишь выигрывают в достоверности своих судеб.

Луиза, неистовая в своих интригах, борется с рабством, однако ей не суждено узнать, что самый пик торговли людьми еще впереди, человек пока слишком ходовой товар, а машина, которая должна его заменить, еще настолько слаба, что выгодное вложение капитала заглушает укоры совести. Аболиционизм – тот истинный ребенок, которого Луиза произведет на свет памфлетами и жалостливыми историями о рабах.

Самый знаменитый вагабонд Европы – выходит на пенсию. Из всех центральных персонажей, он человек, крепче остальных привязанный к собственному времени. Его интриги живут и умирают вместе с людьми, которые помнят о них. Настоящая авантюра – это искусство момента, она мимолетна и не нуждается в протоколах. И когда силы начинают оставлять Джека Шафто, любовь в нём сменяется усталостью, ему хочется травить байки, а не рисковать жизнью на каждом углу. Зато его сыновья начинают находить себе собственные, тоже не самые безопасные, приключения.

Ньютон и Лейбниц так и не решили вопросов о сущности материи, о вмешательстве высших сил в траекторию светил и об истинной философии. Разногласия остались. Да и не могли решить – даже королевская воля тут бессильна. Как страстны были они, с какой яростью и одновременно терпением шли к свету познания. Каждому из них казалось, что он знает истину, но, как часто бывает, они уподобились слепым, ощупывавшим слона. И всякий, кто прочитает переписку Лейбница с Кларком (а очный спор, мастерски «реконструированный» автором, основывается именно на этой переписке), поймет, как фундаментальность рассуждений совмещалась с хитроумием аргументов и желанием одержать верх в споре.

Замечательна рамка личного бытия, начало и конец жизненного пути Даниеля Уотерхауза. Его отец, религиозный фанатик, послал младшего сына учиться, чтобы он мог приветствовать ангелов Судного дня на всех языках древнего мира. Ведь многие ожидали конца света в 1666-м году. А полстолетия спустя, дряхлеющий старик смотрит на работающую в шахте паровую машину Ньюкомена, к внедрению которой он косвенно причастен. Даниель всю жизнь был на вторых ролях, ассистировал гениям и вежливо спорил с корифеями. Научная революция состоялась, впереди – промышленная. Индустриальная эпоха начинает своё шествие и её увидят уже другие, более молодые, глаза. Даниелю выпадает несколько лет бенефиса: лишь он сможет разобраться в отношениях ученых и политиков, французских шпионов и скупщиков краденого.

Вот каковы главнейшие персонажи.

А как с последними тактами механизма эпопеи, с шарнирами и подпятниками? Мы видим становление Британии как первой в мире капиталистической империи. При показном всемогуществе монарха уже сформировалась «двухтактная» система власти – тори и виги будут оспаривать друг у друга политическое господство, но ни тирании государя, ни диктатуры парламента уже не предвидится. В этой машине власти шестеренка под именем Даниель Уотрехауз, которую до того держали в далекой американской кладовке, вдруг приобретает экстраординарное значение. И смешанные чувства возникают, когда в тексте раскрывается образ старого уже человека, который вынужден, как почти за сорок лет до того, переживать опасности, но и пожинать удовольствия, которые дают ему новые должности.

Наука стала «indastria». Теперь создание новой Академии, убеждение очередного монарха в необходимости просвещения – уже не подвиг и одновременно счастливая улыбка судьбы. Это тяжелая, порой неблагодарная, но вполне посильная работа с понятными перспективами. Ученый теперь не одиночка, которому приходится искать единомышленников среди толпы желающих поглазеть на вскрытие собаки или заспиртованного двухголового младенца. Ощущение даже не дома, и не общего рабочего места, а сложившегося коллектива исследователей, труд которых превыше политических разногласий – одна из удач романа.

Однако же обещание грядущего процветания невозможно без обмана в настоящем – еще одна примета будущего, которое окажется наполнено кредитно-промышленными афёрами. Проект вычислителя, который «впарили» царю Петру невозможен без двигателя, а паровой двигатель еще слишком громоздок и капризен. Сто лет спустя Бэббидж попробует снова, через двести лет – получится у Тьюринга. Почти получилось у Даниеля Уотерхауза, и, кажется, что автор одергивает себя, усилием воли заставляет сюжет не уйти в «альтернативку».

Наконец, как алмаз в стальной короне нового века – сверкает тайна Соломонова золота, тайна воскрешения людей. Не по силам её раскрыть науке того уровня. Енох Роот, единственный бессмертный в этой истории, он константа, которая оттеняет все перемены десятилетий. Он замыкает цикл – от мимолетных интриг и полуслучайных дуэлей, к неспешным трансформациям государств и научных институтов, а от них к вечности, к неизменным свойствам бытия.

Единственный серьезный недостаток, который присущ роману, и который бросится в глаза читателям – несколько пренебрежительное отношение к реалиям российской истории. Пётр I ещё не стал императором, до победы в Северной войне несколько лет – а титулуют его именно так. В описаниях царской свиты слишком уж подчеркиваются «нравы восточной деспотии». Можно подумать, что Стивенсон слишком сросся со своими персонажами, и высокомерие джентльменов, для которых «дикари начинаются от Кале», перешло из реплик в авторский текст. Впрочем, если хорошо покопаться, то и в описаниях Алжира под османским владычеством, и в очерках Латинской Америки, данных в предыдущей книге цикла, можно найти свои недостатки.

Здесь «Систему мира» можно сравнить с «Закатом Европы» — великолепное знание истории своей части цивилизации позволяет автору полагаться на собственный вкус в составлении интриг и выдумывании персонажей. Там – вдохновение не подводит. Потому «Система мира» это завершение процесса рождения – классического капитализма, классической науки и становления человека, который должен жить в декорациях новой эпохи. Если интересно – читайте. Книга стоит дюжины иных монографий.

Город, запутавшийся в намёках

Прелесть импрессионизма в том, что зрительское воображение само дорисовывает картину, будто угадывает мелочи. Если этого нет, то цветные пятна просто пачкают холст.

Проблема, которую ставит перед читателем «Кетополис» — есть несколько уровней догадки.

Роман-мозаика добротен в мелочах, которые где гуще, а где совсем редко рассыпаны по тексту. Там действует множество живые персонажей. А каждый новый эпизод обещает, манит очередной загадкой. Но когда читаешь последнюю строчку романа, понимаешь, что объемистый том – как кувшин с вином. Он обещал открыть истину на своем дне, а вместо этого намекает на второе прочтение. Однако же вторая дегустация почему-то даёт куда худшие результаты. Старые разгадки больше не интересны, а новые отчего-то не обнаруживаются.

В чем же дело, отчего пряный привкус на языке не оборачивается легкостью мысли?

Присмотримся к городу поближе.

Разные читатели указывают на разные города-прототипы. Для меня это условный Порт-Артур образца 1904-го с некоторой примесью Сингапура из 1941-го (чтобы объяснить чересчур современные технические детали). Совсем скоро города не станет, вихрь перемен – порой страшных – сокрушит привычный образ жизни и заставит забыть вчерашние хитроумные планы. Но пока самые чуднЫе вещи могут твориться на причалах и в переулках. Здесь и смешение народов, и механическая кальмары, и почти волшебные сети, и подземники-морлоки. Аристократы, вставшие на путь исправления, соседствуют с непробиваемо честными таможенниками и отчаявшимися дуэлянтами. Но когда читаешь главу за главой – ждешь описания причин падения Кетополиса.

Это важно. Это невидимая пуповина, которой вымышленный мир текста связывается с нашей реальностью.

Простые ответы — гордыня, отсталость, жажда власти – не подходят. Они слишком универсальны, буквально к любой бочке затычка. Равно не подходит и бесконечная паутина намеков. Можно сотню раз навести тень на плетень, но не лучше ли показать калитку?

Есть ощущение узнавания выдумок, ведь, кажется, что-то похожее читалось в прошлом... Есть ощущение отгадывания целой пригоршни загадок – разъясняются судьбы персонажей. Есть ощущение эпохи, пусть и самые передовые технические разработки соседствуют со страннейшей архаикой.

Но что будет завтра?

«Большая бойня» — расплывчатая метафора и даже киты тут мало что проясняют. А Кетополис населяют слишком живые люди, чтобы сами для себя они отделывались метафорами о завтрашнем дне. В истории одного дня отражаются судьбы множества людей, является призрак эпохи – но часы, которые должны отбивать ход исторического времени, будто отключены.

Этот недостаток (?) романа застревает в сознании, как гарпун. Ждешь, что вот, наконец, все фантдопущения сложатся в единую картину некоей цивилизации, будет понимание – но приходит лишь очередной намёк.

Конечно, будь мозаика чуть беднее, чуть монохромнее, недостаток (пожалуй все-таки он) так бы не проявлялся. Но от толстенной книги, от без пяти минут эпопеи – ждешь чуть большей проясненности. Получается созерцание индийского храма — сотни скульптур не дают рассмотреть строгие очертания постройки.

Это ощущение можно изрядно притупить, если читать роман маленькими порциями. Тогда разгадки судеб персонажей будут вполне достаточной компенсацией за терпение. Сюжет оправдает свою запутанность. Роман хорош для длинного зимнего вечера или для дальней дороги, когда хочется убаюкать себя. Но ясный рассудок противится лабиринту, из которого нет выхода.

Возможно, второй том расскажет нам не просто историю одного дня, но историю эпохи.

Роман-антитеза, роман-перевертыш.

Многие помнят довольно уже старую вещицу Пола Андерсона «Великий крестовый поход». В некий средневековый городок явились инопланетяне, но там такие конретные ребята были, в этом городке, что всех пришельцев позахватывали и потом так развернулись, что межзвездное королевство себе выкроили (правда, не смогли найти обратную дорогу).

Здесь мы видим совершенно иную историю. Группа ученых/туристов/техников фактически терпит бедствие. И начинается мучительный процесс культурного поглощения, медленной ассимиляции представителей более высокой кульутры — представителями более низкой (тут могут быть споры, но в технологии уж точно Средневековье проигрывало). Процесс показан с точки зрения средневекового священника — но попробуйте «сдернуть маски». Представьте, что группа туристов и ученых грохнулась где-то в горах Боливии/Афганистана/«Оченьдалекостана». Связи нет. Со спутника не видят и т.п. У гемофиликов — небольшие запасы лекарств. Кто-то довольно быстро окочурился без инсулина. У других зубы, суставы, почки, глаза. И надо налаживать контакт с местными. И шаман, который в английском/русском/«не своем» языке мало понимает — он говорит, что хорошо бы принять пройти посвящение, тогда твоя душа после смерти сольется с духом леса...

В книге у крэнков было фактически полгода существования на экстренных запасах, а потом все — мучительная смерть, попытки каннибализма, чтобы восполнить недостаток критически важного фермента.

На этом фоне в группе пришельцев (при том, что они по происхождению насекомые и врожденная дисицплина у них казалось бы выше, чем у людей) проявляется и стокгольмский синдром (вторая присяга местному феодалу и служба уже не за страх, а за совесть), и принятие христианства с практически немедленным самоубийством (попытка «легко уйти»). Отчаяные поиски субъективного, личностного выхода — при том, что объективного и близко нет. «Все мы умрем», как повторяют крэнки.

По уровню психологической проработки — текст сопоставим с «Повелителем мух», разве что психология не детская, а инопланетная.

Автор прошелся по основным «узлам» еще твеновской «Янки при дворе короля Артура». Тут и штурм замка феодала-противника с помощью этих крэнков, использование ими пластида, попытки соорудить катушку из местной медной проволоки, философские дискусии, сооружение микроскопа. Разве что на бирже эти крэнки не играли. Но практически все их деяния — будто камень, брошеный в воду. Несколько кругов и ничего более. Чума скроет лишнее...

В итоге поредевшая группа отправляется домой на неисправном корабле — фактически, между медленной смертью и быстрой, они выбирают быструю. При этом несколько крэнков остаются. Они умирают один за другим в чумной деревне и это самые тяжелые страницы книги — вокруг умирают люди, да и крэнки для читателей уже стали «своими».

Замысел антитезы — великолепно удался. Средневековые дискуссии мне совершенно ясны (правда, я философ :glasses: ).

А вот современная линия — распутывание загадки исчезнувшего городка — пришита белыми нитками. Рассуждения о причинах оставления Эйфельхайма и его последующего НЕ заселения — сомнительны. Полсотни лет, и все все забыли. Или семьдесят лет, для надежности. Современные герои — уж слишком картонны. Автор мог бы взяться за вторую крутую проблему — проблему современного реального доказательства визита инопланетян. Ведь идея с ВОЗМОЖНОСТЬЮ такого посещения широко распространена, но как не оказаться очередным «агентом Малдером» — вот в в чем задача. Увы, третьи лица в нынешей линии уж как-то слишком легко принимают на верую гипотезу с инопланетным вмешательством.

В современности впечатляют лишь последние страницы, когда экспедиция находит могилу инопланетянина...

Оценива на 9 именно из-за современной линии. Автор поддался схеме.

Редко так бывает, чтобы на 14-м тексте (или какой он там) цикла автор немного притормозил, подумал, и решил, что неплохо бы взяться за ум.

Не скажу, что получилось на 100%. Как и раньше, нагромождение тайн, из-за каждого второго куста выскакивает черт знает кто, и даже с королевой/актрисой главный герой в очередной раз спит (черт, даже поспать не успели, только секс), принимая оную в качестве перебещицы.

Но! Из старых закромов откопана генеральная линия развития сюжета. Есть, как и раньше, идея объединения всех королевств, идея единства земли и неба (т.е. брак с императрицей), борьбы с нечистью и с маленькиим подземными человечками, оснащенными ядрёной бомбой — то есть все заделы старых лет получают свое развитие.

Есть даже характеры персонажей, дьявольщина, тут есть характеры персонажей, а не просто описание орденов и гнилых исторических прецедентов.

Тут даже есть толика экзистенциальности, когда главный герой печенкой ощущает, что жизнь ему еще предстоит долгая, и все его земные друзья умрут раньше него, и как бы не оскотиниться на этой почве, не стать примитивным садистом, как прежний король Хелльстада.

Есть даже чрезвычайно необходимое ресурсное ограничение — наконец-то сказано, что запасы апейрона фактически невозможно пополнять, собственно, потому цивилизация ларов и не наступает на Земле «в полный рост».

Это не укол адреналина в сердце или разряд триста вольт. Скорее, вошебный пендель — зомби заковылял быстрее и стал чуть больше походить на человека. Оживет ли он? Не уверен.

П.С. Анахронические ляпы лично майора ВДВ — присутствуют: словосочетание «здешняя флэшка» (я помню, что в какой-то из частей Сварога на Землю забросило, на современную, а не в 1991-й год, из которого он попал, но ведь уже давно, еще СД в ходу были ;) ).

Это уже состоявшаяся дилогия, и автор пишет третий роман (выкладывает на СИ).

Чтобы избежать кривотолков и неясностей — вот цитата оттуда. Большая. Самое начало третьего романа.

Скажу честно — испытывал сильнейшие амбивалентные ощущения при чтении двух с хвостиком романов.

С одной стороны — это чрезвычайно толковая, грамотная, продуманая альтернативка. Попаданец не в Сталина и не в Троцкого, а в какого-то безвестного Осецкого, мелкого чиновника — тихо и острожно интригует. Пытается не допустить партийной грызни, которая потом даст осложнения в 1930-х, и отчасти у него это получается. Еще пытается не допустить коллективизации в её мрачных формах. В голове у «Осецкого» — будто пара ноутбуков, объем знаний о мелочах эпохи зашкаливает, он переплюнет любого эрудита и многих ясновидцев.

Но так просто не пойдешь кидаться новостями направо и налево. Не поймут ведь.

Автор явно задался целью показать внутренние пружины политики Союза 20-х годов — начиная от личных склок, от карьеры будущих партийных гигантов, и заканчивая вполне объективными экономическими сложностями, с которым никакой попаданец вот так справиться не сможет. Документально-культурный слой — автор поднял, как поднимают целину. Тут и парийный жаргон, и все сокращения, и стихи Маяковского со строчкой «хер цена дому Герцена». И портреты революционеров второго плана (ну кто их все сейчас вспомнит?). Снимаю шляпу.

И Осецкий в книге делает карьеру вполне легальными, не «чудотворными» методами.

Его и увольняют, и почти арестовывают, и парочка именно что глупых перестрелок есть — но в остальном все рутинно.

Надо пресечь откаты (да, откаты, они были всегда...) при импорте оборудования.

Надо решать проблему кадров. Начиная буквально с себя.

Надо умненько засветиться перед «звездами первой величины». И работать. Буквально каждое действия персонажа тщательно документировано автором, хоть сейчас делай распечатки и сдавай бумаги в архив. Только распечатывать надо на машинке, а листы обязательно в старом скоросшивателе подавать.

Но. Есть и обратная сторона медали. Казенная эпоха, казенная жизнь персонажа. Казенный стиль его мыслей. И стандартно-канцелярский стиль текста.

Время от времени автор пытается придать герою человеческие черты — тут и любовь, и опасения за свою жизнь, и стремление к прекрасному, и даже азарт. Но все это буквально тонет в потоке цифр, уточнений, пояснений, параграфов. Мы видим все докладные записки и весьма длинные выдержки из статей. Сообщения и газетные заметки. Все это на фоне конкретики экономических трудностей — с цифрами в руках.

Какое-то время эта противоречивость в восприятии ставила меня в тупик. «Заклепочность» текста в этом случае никак не может быть снижена — просто потому, что «такова эпоха, такова среда». Чиновник средней руки в развивающемся госаппарате, в период становления госплана и прочих организаций — не омжет без этих цифр в голове. Но это невозможно!!!!

Но вот сообразил — графики нужны. Схемы. Таблицы. Диаграммы.

Ведь перед нами фактически политико-экономический (и даже чуточку политэкономический) учебник о 1920-х годах. Его просто слегка прикрыли попаданческой фабулой. В комментариях на СИ идет вполне себе историческая и политическая дискуссия.

А какой учебник без хорошего иллюстративного материала?

Так что мне было бы интересно почитать книгу уже с картинками.

И это не требования «легкости» — я и так все осилил.

Но с картинками — оно лучше будет. Вроде как издания Ф. Броделя с иллюстрациями.

Азимов поставил добротный мысленный эксперимент, который тщательно перенес на страницы романа.

Основная идея романа: недопустимость контроля развития человечества со стороны ограниченной группы лиц, пусть даже и с благими намерениями — выражена предельно ясно и в «пространстве координат» романа все логично. Образы минимального необходимого воздействия и максимальной ожидаемой реакции — настоящиме находки (равно как и описание этичесикх проблем, связанных с вмешательством).

Однако, с тех пор прошел не один десяток лет: мир стал циничнее, и читатели стали несколько подкованнее в вопросах бюрократии.

Потому хочется высказать несколько возражений/дополнений:

- отсутствие в Вечности женщин — заведомая натяжка, с помощью которой автор обеспечивает мотивацию главного героя. Люди ведь всю жизнь вынуждены были бы проводить либо совершеннно без женского общества, либо довольствоваться мутными «свиданиями» — это привело бы к таким серьезным психологическим изменениям в «Вечности», что я смоневаюсь в том, что можно было бы дотянуть до Закрытых столетий;

- практически отсутствует изменение самой организации Вечность — а ведь бюрократические организации имеют свои законы развития;

- прогресс есть во всем, кроме компьютеров — сомнительно;

- «Вечность» не развивает технологии внутри себя;

Если бы ставить не одноплановый мысленный эксперимент, а выращивать ситуацию полнее, то мы бы прочли описание целой иерархии вечностей, каждая из которых использует систему более низкого уровня для получения кадров, технологий, сырья.

В этом смысле роман К. Лоумера «Берег динозавров» кажется мне куда как логичнее.

Но! Роман знаковый, одна из вех в развитии фантастики. Лучше его прочесть.

Прочитал.

Эх-завернуть-бы-длиннючую-фразу-в-псевдоклассическом-стиле-чтобы-никто-не-понял-но-все-преисполнились-уважением-и-благолепием :)))

Этот роман (роман? мат? вопросы стиля не поднимаю) обладает тем же недостатком, что продолжение Вита Ностра, которое недавно выдали на гора Дьяченки: герой под микроскопом, а мир не складывается.

Человек в центре текста присутствует. Вполне себе личность. ощутимо с авторов писанная, да они не особенно и маскируются. На протяжении всего текста нам демонстриуют фактуру кожи субъекта, его зубы, радужную оболочку глаз. А мир только по углам — вроде как если лицо на портретной фотографии занимает 95% площали. Будка не влезает:)

Создается ощущение ИМХО, что хорошо проконсультированные гуманитарии решили забабахать текст по техническим вопросам. ИМХО — это больше чем на две трети пьеса. Вот «Опоздавшие к лету» такого впечатления не произвоят. Там сразу чувствуется аромат времени, углы и хрящи эпохи. А здесь? Некая контора, которая в условиях соврменной Украины занимается почти что метафизическими проблемами. У государства Украина есть средства на метафизические проблемы (не голодомор)? Фантастика.

Где должны проявлять такие эффекты в 10 раз сильней и раньше, чем на Украине? Правильно, там где есть сеть, где её много и где растет четвертое поколение пользователей (не деды-отцы-внуки, но со сдвижкой на 5-7 лет — новые люди).

Тут — тоже пытаются показать отцов и детей в сети. Но отцы и дети пришли в сеть приблизительно в одной время. Просто на разные форумы.

Итог: филиал на Украине либо занимается узкой проблематикой (не той, которая показана — в других местах таких товарищей еще и побольше, эту проблематику надо было придумать. но авторы взяли НАДЕЖНУЮ схему. Как в Аватаре), либо отстает и в процессе ислледований регулярно всплывают свежеукраденные/полученные по блату/переданные в порядке гуманитарной помощи — новые технологии. А таковых не заметил (отмычка — другой разговор:)

Подобные эффекты сети должны вызывать разнообразнейшие последствия — и не только антропоцентрическое доброе/злое, а именно разнообразные. Г.Л. Олди сами отлично показывали «нечеловечность», но тут что-то не развернулись.

Итог: как роман в просветительском смысле (узнать что-то новое) для меня этот текст оказался пустым. Но ведь Олдей частно не для информации читают, а для настроения:) Хм... Есть такой хороший фильм «Своя чужая жизнь» про современного питерского автора сценариев. Вот он сочиняет сценарий по последним месяцам и дням жизни «Н. Гумилева» (другой человек, настоящий Гумилев даже мелькает рядом, но это явное «альтер-эго»). Вот у него сына избивают чуть не до смерти. Вот жена из развода — истерика на истерике. Вот продюсер фильмов — перепрыжки сканала на канал. Вот девчонки, которые пытаются выбиться в актрисы, а он честно, без постели, пытается найти среди них таланты. Десятки персонажей второго плана — отменно исполненных. Вот множество мелочей, толково помещенных в кадр. Вот сама жизнь Гумилева — второй плат повествования. Вот даже маленький мультик по сценарию, который он придумал, помогая дочери своего коллеги делать курсовую. Вот бандиты, которых он нанимает (ему советуют), чтобы разобраться с избившими сына сволочами. Вот они убивают и устраивают все так, чтобы посадить его на крючок. И вот его арестовывают во время съемок, а процесс идет своим ходом.

Несомненно, работа на отлично, смотрел полночи. Это про фильм.

А «Золотарь» — удовлетворительно.

Книга отчетливо разламывается на два пласта.

Первый — практически социальная проза, зарисовка из жизни оскудевающих городов. Таких сейчас много. Они медленно тонут в провинциальности, отчаяно пытаясь выдумывать фестивали, заманивать денежных туристов, воскрешать старые таланты собственных земляков.

Автор очень хорошо показала, что восемьдесят лет назад в городе могли ставить новаторскую оперу, сорок лет назхад работали хорошие художники — а сейчас живут лишь воскрешатели старых баек, да устроители всяческих ресторанов и кофеен.

Культура скукоживается до просмотров полупустых архивов и умения элегантно повесить лапшу на уши туристу. И, да, до фестивалей.

Но на декорациях слишком много воруют, а обслуга в ресторациях чересчур откровенно презирает своих клиентов.

Автор выбрала Львов, но наверняка так же можно пройтись по Риге. Может быть через тридцать лет станет таким и Днепропетровск.

И точно такое же впечатление произвел на меня Крым в 2009-м.

Будто кто-то оживил книгу Ле Гуин «На последнем берегу» — сущность и жизнь вытекают из мира, оставляя лишь пыль и суету. И магии уже почти нет.

Второй — попытка работать с мистикой. Тут, увы, такого бронебойного эффекта не наблюдается. Основные творческие приемы — умолчание и метельшение.

Наверное в оскудевающих городах и должны быть вот такие тайны — мелкие, полусгнившие, малозначительные. Герою приходится проламываться сквозь собственный цинизм и остроумие, чтобы хоть как-то приблизиться к уровню местных легенд. Люди, будто колебательные контуры, каждую секунду меняются от «да» к «нет» и наоборот.

Можно увязывать конкретику поисков героя с реальной историей 1920-30-х, но делать это порой откровенно скучно. Слишком велик контраст между потенциальными возможностями, между эпическими тайнами бытия, о которых поют герои, на которые намекают рукописи — и современным прозябанием. Будто гусеница сто лет конспирировалась среди дождевых червей, но забыла как превращаться в бабочку.

Когде герой взламывает сеть умолчаний и местных секретов (в основном собственным молчанием и педантичным следованием легенде) — становится ясно, что тайна утонула, рассыпалась, сгнила, что уже не найти истины за десятком точек зрения и можно лишь выбрать ту, что тебе симпатичнее.

Или сжечь весь город до основания, а потом начать строить новый с чистого листа. Со своими тайнами.

Но герой не Перехват-Залихватский, он всего лишь маска, имперсонирующая остроумную и малось уставшую от жизни писательницу. Он разворачивается и едет к себе домой.

В остальном:

- хороший язык. Будь он чуть хуже, все повествование сбилось в бельевой ком, в манную кашу с комочками, усыпанную песком. А так читать легко;

- грамотно повышается градус накала, автор переводит действие из документального в мистическое;

- концовка кажется чуть сбитой, рассыпающейся, сюжет будто теряет путеводную нить.

- мне сложно назвать этот текст романом. Герой ведь не меняется. Попытка показать внутренний кризис — имхо — не у далась. Это очень хорошая повесть.

8/10.

Первую часть текста желательно прочесть всем тем начинающим авторам, которые думают, что на материале родного города можно написать отличную фэнтези.

Это не всегда так.

Роман — типичное выражение эскапизма в фантастике. При том исполненное добротно и вдумчиво.

Только самому зеленому автору или совсем уж наивному читателю может показаться, что добиться эффекта страны «никогда-никогда», можно простым переносом сюжета в Средневековье. Ну, и добавлением магии, понятно.

Ведь читатель — неторопливо листающий перед сном книгу — совершенно не жаждет разбираться в реальных проблемах героя, жившего тысячу лет назад. Разрушится волшебство отождествления себя — менеджера среднего звена — с вон тем парнем, у которого меч, подвиги и дама сердца. Поэтому хороший фэнтезийщик, если только он совсем уж не играет в реализм, превращает мир в уютную декорацию. Чтобы холод, стужа, вьюга — но самоощущения были как у современного горожанина. Батистовые трусы, которые упомянул Сапковский — элемент вот такого приближения.

Итак, мир, в котором действует герой.

С одной стороны есть харчевня-трактир. По дорогам ездят купцы. Имеются бродячие актерские труппы. Не видно электрического освещения. Огнестрельное оружие не упоминается. Пороховые бомбы и порох вообще? «Нет, не слыхал». В ходу мечи и арбалеты.

С другой стороны: купец привозит кофе. Мг. Только картофельные чипсы с собой не прихватил. Герой крадет «фосфорную спичку». Книги уверенно производят впечатление печатных. В университете упоминаются «соли лития», «натриевое масло», «чугунная болванка», преподаватели подробно объясняют про охлаждение тела на 2-3 градуса (и даже на 8-9 градусов) — студенты это легко понимают, то есть в ходу термометры. Больше того, высчитывается тепловой эффект экзо- и эндотермических реакций, есть даже единицы измерения. Университетская программа не отягощена избытком теологии. Математика на серьезном уровне. Перед нами университет, где уже прошла научная революция (причем давно), уровень естественных дисциплин соответствует 19-му веку. А производство, как минимум — уровень развитой мануфактуры.

Да, автор немного подстраховался — герой, среди прочего, проходит через систему подвалов, забитых совершенно проржавевшими механизмами, которым явно не одна сотня лет, и скорее вся тысяча. Как бы намекая на то, что не так все просто с техникой в этом мире. Упоминаются не совсем магниты (притягивают металлы, чешуйки «дракона» и т.п., но не всё подряд), а так же испарения некоего вещества, обладающие собственным поверхностным натяжением — неординарное свойство для газов и взвесей в нашей реальности.

Но это не снимает противоречий.

Магия позволяет плевать на второе начало термодинамики, лишь бы соблюдался закон сохранения энергии. При этом мы не видим вечного двигателя второго рода, а только попытки соорудить вечные лампы. Но есть работающий магический холодильник (половинка от вечного двигателя :) ). Более того, магия может отчуждаться от волшебника — можно сделать магическую лампу, которая при должном сочетании элементов и нанесении рун будет светить в руках любого человека. Упоминаются жар-винты и симпатические часы.

Намекаю: если секрет философского камня принципиально отчуждаем от алхимика — то непременно найдется герцог, который попытается отделить простой и понятный рецепт от склочного и жадного старикашки. Дыбой и добрым словом в отчуждении секретов можно ведь добиться куда большего, чем просто добрым словом...

Но государство — жадная машина, которая готовая все поставить себе на службу — в книге присутствует разве что в упоминании влиятельных родственников некоторых студентов и паре намеков на шпионаж. Единое юридическое поле, армия, военные наборы, серьезные спецслужбы, серьезная же полиция, значимые инфраструктурные проекты, существенные таможни — где они? Их присутствие неочевидно. Преступники маскируют плантацию наркотиков, но и только.

Присутствуют некие религиозные структуры — достаточно влиятельные, чтобы произвести арест. Но страха перед ними нет и вообще, только прямые, явные мистические проявления еще удерживают горожан от секуляризации.

Есть разбойники и наемники. Имеются наркоманы.

Видно громадное неравенство в уровне образования и отчасти технологий. Можно было бы предположить, что дело происходит в сердцевине значимого государства — где спокойно могут ужиться серьезный университет, порт, заштатные городишки, рудники... Но система власти не просматривается вообще.

Даже когда разорен городок — на помощь ему не приходит какой-нибудь эскадрон конницы, его не наполняют следователи, не окуривают ладаном инквизиторы. Один местный шериф показывает волдыри на ладонях, дескать, глубоко мы зарыли упокоенного демона.

Где все??? — вопрошают в таких случаях.

Сохраняйся такая ситуация сколько-нибудь долго, возник бы жадный человек (а жадность не знает рас и национальностей), который бы переделал очередной жар-винт в огнемет или даже в полевой транклюкатор. Вышел бы на большую дорогу и стал брать пошлину в свою пользу.

Но нет — в мире витает некая благосность, заведомое спокойствие бытия, присущая тихим провинциям развитых государств. И даже наркомафия вынуждена пользоваться арбалетами, а разбойники работают весьма вежливо.

В этом мире зло — настоящее, страшное — целиком сосредоточено в мистических проявлениях, в демонизме и черной магии.

Кстати, о религии. Смесь христианства с манихейством. Христианские мотивы вот: «Нет, я не Менда, хоть моя мать и дала мне это имя. Ибо я — Тейлу, владыка всего сущего. Явился я, дабы освободить вас от демонов и зла в ваших собственных сердцах. Аз есмь Тейлу, сын себе самому», — ну а манихейство в том, что тейлу и его главный оппонент со стороны зла вынуждены были покинуть этот мир одновременно. Победы над дьяволом или посрамления оного рожденный бог не достиг.

Есть еще «цветные камушки» из современности: малодетные семьи, вполне состоявшаяся городская полиция (расхожая фраза полицейского «не в мою смену»), вольное поведение женщин (хотя далеко не всех), джазовые композиции в музыке, и, наконец. архиважное свойство героя, роднящее его со значительным процентом американцев (и нынешних горожан вообще) — он живет в кредит. Только войдя во взрослую жизнь, постоянно находится на грани нищеты, но постоянно берет займы, выплачивает проценты, причем объемы займов растут. Правда, одновременно герой не платит налогов.

На фоне будто бы сурового мира автор может манипулировать биографией героя, композицией текста и ограниченным набором интриг.

Что, собственно, ему и удается.

Первый день — то есть рассказ первого дня и сопутствующий обстоятельства — это детство и юность героя.

Тут тоже много сахарного сиропчика.

Детство золотое, когда в бродячей труппе все любят друг друга, царит гармония и радость жизни. Суеверия? Нет, не слышал. Болезни? Нет. Не видел. Побили палками? С чего вы взяли? Голод? А что это? Максимум — своеволие отдельных градоначальников, отчего приходится играть не в помещении, а на главной площади городка. Воспитание он получает джентльменское «Я и впрямь об этом не задумывался. Так, просто дурацкий стишок. Однако, мысленно повторив его про себя, я обнаружил вполне отчетливый сексуальный подтекст.» — так и написано. Разумеется, у ребенка есть мегаучитель, настоящий маг, который на какое-то время пристал к труппе.

Потом нечисть убивает семьи и всю труппу. Приходится бродяжничать.

И тут — внимание — проблема. Три года подросток скитается в большом городе, ворует, голодает, спит в тайнике под «тремя сходящимися крышами». Но не применяет магию — хотя уже мог совершенно спокойно перемещать предметы. Вот не пришло в голову будущему отличнику, герою, весьма предприимчивому человеку, магически переместить кусок хлеба себе в карман. И денежку заодно. Он так же не пристал ни к одной шайке, и не был убит ни одной шайкой...

Когда же пришло время выходить из бродяжьего состояния — он просто помылся и прукупил новой одежды. Вши и блохи обошли его стороной, равно как и кожные болезни, глисты и весь тот букет хронических заболеваний, который обычно имеется у бродяг.

В университете мы видим героя, который становится чем-то средним между Гарри Поттером и сэром Найджелом.

Подробней не имеет смысла рассказывать.

Главное достоинство этой книги — сопоставимо с крепостью и чистотой хорошего деревенского самогона. Или вина. Или любого другого алкогольного напитка, к которому пристрастился потребитель. Человек выпивает, чтобы получить привычный эффект воздействия на свою нервную систему. «Имя ветра» — хороший по языку сентиментально-фэнтезийный роман с претензией на героику. Если вы любите подобные вещи — вы не разочаруетесь.

Только вот нового автор ничего не придумал, потому 7/10.

Для начала — о форме.

Да, я понимаю — на издание в три тысячи экземпляров — не особенно тратятся.

Да, я понимаю — художник взял за основу оформление «Заводной», добавил портрет девушки, пририсовал украшение на носу — и сказал, что всё так сойдет.

Да, я понимаю — издатели ждут выхода второго романа, получится нормальная книжка в шестьсот страниц формата А4.

Но это не повод клепать на обложку фотошопную аппликацию!

Теперь — о содержании.

В сущности это повесть, которая не дотягивает до романа ни по размерам, ни по внутренней эволюции персонажей.

По сюжету — без спойлеров — это типичная романическая история молодого подмастерья, который стал рыцарем и теперь весьма симпатичен принцессе. Когда читал, постоянно ловил себя на мысли, что тут как-то многовато взято приключенческих штампов. Только вот автор совершенно правильно обрывает её... Мы так и не узнаем истинных чувств принцессы.

Потому как мир там описанный — это проигрыш человечества.

Повесть — гипертрофированная иллюстрация, что будет с нами, если мы не пройдем «фазовый барьер», который отделяет индустриальное общество от когнитивного.

Постепенно кончится нефть — или её месторождения станут слишком дороги в разработке.

Цветные металлы придется добывать не из земли — а больше перебирать старые механизмы. (натурой для той общины, где живет герой, автору послужило громадное кладбище кораблей на побережье Бангладеш — сейчас туда пригоняют старые суда, и местные жители разбирают их вручную. Все жутко токсично и там адский уровень смертности)

Поднимется уровень океана, но, что важнее, люди крайне плохо смогут перенести цивилизацию на новые места — на это просто не будет ресурсов.

Прогресс в части технологий сохранится (Япония у автора традиционно выступает оазисом технологий), и вертикальное человечество, в котором люди реально различаются по уровню интеллекта и физических возможностей — будет построено...

Вернется часть феодально-общинных ритуалов.

Вернется восточный базар — как основная форма торговли...

Вернется и полноценная торговля людьми.

И останется жуткое ощущение безнадеги: молодые люди что-то слышали о прошлом, они каждый день разбирают танкеры, как-то догадываются, что построившие их люди жили малость иначе, чем натуральные дикари на побережье, у которых нет электричества и нормального обучения грамоте.

Но проще вернуться в прошлое, чем попасть на один из тех клиперов, что проносятся на горизонте.

Герой стал «рыцарем». Вырвался из привычного круга общения, с проклятыми вопросами и скорой смертью — его единственный шанс оказался точкой, с опорой которую он перевернул свой личный мирок. Он раздал все долги — железом и кровью, лекарствами и беседами. Перед ним новая ступенька...

Но в счастливый исход второго романа — если в нем будет участвовать этот же герой — веришь куда меньше, чем даже начиная читать первый. Такое количество удачи не может выпасть человеку дважды, и слишком далеко «рыцарю» по образу мышления до «принцессы».

Или автор слишком многого недоговаривает...

Итого: вещь на семь баллов. В линейном сюжете нет крупных провалов, автор к описанию мира прибавляет внутренние дилеммы персонажей.

Роман вполне оправдывает свое название и время, которое тратишь на его прочтение.

Автор попытался работать в технике «короткого монтажа», и у него получилось куда как лучше, чем в «Ангеле Спартака». Текст читабелен от слова «легко» и местами даже «приятно». Это не боевик, не триллер — пружина распрямляется слишком медленно. Но понимаешь, что такой темп правильный: еще нет ни интернета, ни мобильных телефонов, ни даже карманных радиоприемников.

«Выдергивание по нитке» из множества сюжетов, из сцен, описаний, характеров, развязок и завязок, из громадного стога исторических фактов — дало позитивный эффект. Получилось добротное оделяло в расцветках шотландских килтов :-))) — но при всей цветастости оно сохраняет серо-черную гамму.

Это нуар — мрачно-безнадежные декорации, где у героя давно уже нет яркой мечты, юного полета надежды, в запасе старые обиды, долги, а честь и фига в кармане как-то странно переходят одна в другую. У героя давно нет страны, нет на 100% своего дома, в друзьях у него предатели, которые вот его лично пока предать не готовы, но уже подумывали об этом. Он творит много добра — но он же и злодей, каких мало.

Его женщины — роковые красотки (пусть и очень разные, как внешностью, так и опасностью, исходящей от них)

Впереди старость, и ясное, как пуля в лицо, предчувствие, что до неё он не доживет. Он даже войну с советской властью во многом пережил — просто потому, что белоэмигрантское движение рассыпалось, растворилось, местами сгнило и мутировало. И ой как непросто провести грань между тем, где он помогает Союзу, и где борется с большевизмом. А местами нельзя — и собственная жизнь кажется герою не такой уж большой ценой за сомнения.

«Ноосферный» слой текста получился несколько хуже.

Подводка к тайне, интрига, натяжение струны — все хорошо. Но когда карты вскрываются, и оказывается, что перед нами «смоделированная вселенная» — возникает как-то уж очень много противоречий между технологичностью её создания, и полумистическими формами «ноосферных» технологий.

В матрице ведь не обязательно приплывать на вариации «Летучего голландца» — в матрице можно просто перезагрузиться.

Да, автор весьма заботливо сохранил эстетику нуара — что пошло роману на пользу — но когда действие неизбежно вырывается из неё, вылупляется — перед нами какой-то уж слишком нескладные кибернитический цыпленок.

Сильный момент — сопоставление оригинала и «потрепанной жизнью» копии главного героя. Они говорят и думают как плохой оригинал и улучшенная копия.

Увы, самым слабым моментом в тексте стала политика. Причем как глобальная (претензии к трусости французов на фоне украинских событий этой весны, да и затянувшиеся разборки не героя, но автора с советской властью), так и к отдельным людям (явный «наезд» на Льва Вершинина). Я не хочу вмешиваться в разборки между двумя писателями (тем более , они знакомы, пусть сами разбираются), однако! Когда Лазарчук вывел в «Марше экклезиастов» образ Поганца — в котором при желании читается образ Вершинина — насмешка там была ироничной. Здесь же — сатира — ядовитая и оскорбительная.

Итого: для автора текст явно не проходной, знаковый. Роман получился. Любителям нуара и/или фантастики почитать стоит. Но рекомендации мои «без фанатизма». Читайте, если будет свободное время.

Текст серьезный.

Философия, антропология, психология, социология — можно спокойно писать статьи по уровню использования каждой из дисциплин в данном романе. Мне как философу, во всяком случае, интересно. Литературно текст так же безупречен: образы, сюжет, орнамент из мифов и легенд.

Тут уже было много сказано хорошего о тексте — и с львиной долей положительных рецензий я согласен. Детальный мир, оригинальное фантдопущение, живые герои, сюжет. Я поставил «9», и ниже скажу, почему не «10».

Я совершенно не согласен с одной из основных идей автора: холод, скудность ресурсов и отсутствие у половины населения мужского темперамента якобы обеспечивают фактическое отсутствие войны как явления. Первая значительная война в поисанном мире лишь готовится разразиться, а вот действия банд и спецслужб — уже налицо.

Есть такая книга «Военное дело чукчей», где хорошо показано, что воевать можно и в тундре. Да и чукчи не единственные из приполярных или пустынных народов, которые показали себя чрезвычайно воинственными. Что касается отсутствия мужского темперамента и подчеркнутой уравновешенности населения — то жестокость евнухов (даже оскопленных в детстве) широко известный факт. Женщины в армии порой тоже играют значительную роль. Вообще, война происходит не от жестокости или неуравновешенности отдельных людей — война есть следствие невозможности решения этнических, классовых и т.п. противоречий в рамках существующего права. А поскольку любое право ограничено, то рано или поздно решение выносится на боле боя.

В книге автор весьма искусно вывела неофрейдистскую гипотезу. Интересно, но согласиться не могу :glasses:

- Сударь, посетите премьеру спектакля «Нюансеры» — рекомендую.

- Наверное нет, любезнейший, у меня сложатся немного другие планы.

- Отчего же, сударь? Вы считаете, что актеры в нашем губернском городе Х плохо играют?

- Напротив, любезнейший, они хороши.

- Вам не нравится здание театра? Что-то не так с обслуживанием?

- Опять-таки, замечательное здание, и вешалки отменные, и сиденья в зрительном зале мягкие, и даже занавес поднимается и опускается именно так, как надо.

- Хм... Вам чем-то не угодила сама пьеса, сударь?

- Сложный вопрос.

- Просветите же меня.

- Отчего же нет... /закуривает/ Антрепренёры театра в который раз поставили спектакль о театре. Я понимаю, что они же и режиссеры, но сейчас не о том... Так вот, получается как в пьесе драматурга Горина: когда актёр пересказывает принцу содержание любовной записки его высочества, чем изрядно того удивляет. Принц учинят настоящий допрос. Но лакея актер не подкупал, дама, которой адресовалось послание, о нём промолчала, и даже через плечо принцу актер не заглядывал. Как же узнал? Принц отправил такую же записку и в прошлом году, и три года, и пять лет тому назад. Рутина.

- Думаете, сударь, они повторяются?

- В сюжете? Нет. Но вот стилистика... Описание мелочей — и их возвеличивание. Умиление бытом, причем с ноткой иронии. Неторопливость и основательность в течении событий. Вежливый поклон всем, кого пьеса может обидеть — потому без резких суждений. И множество характеристик, которое даются в контрапунктах каждой сцены. Вздумай я на спектакле затыкать себе уши — на этих самых отступлениях — я бы ничего из сюжета не упустил. Причем если потребовать от этой пары замечательных антрепренёров новизны — что они вам скажут? Как писали в какой-то своей заметке: «Пусть вас девушки на улице новизной удивляют, а тут театр. Традиция».

- Но театр и должен быть традиционным. Есть законы гармонии. Завязка, кульминация, развязка, пролог с эпилогом.

- О, любезнейший, в этом они хороши.

- Тогда все, что вы сказали являет собой достоинства, но отнюдь не изъяны.

- Вот к изъянам мы и подбираемся, любезнейший... Видели ли вы в синемаграфе фильму о побеге каторжанки Каменевой? Как она, из кабины грузового авто, отстреливается от диких якутов, пытающихся на своих оленях запрыгнуть в эту фуру? «Дорога ярости», если мне память не изменяет.

- Да, припоминаю. С ней был еще какой-то полубезумный городовой.

- Именно. Когда она протягивает винтовку своей попутчице, и приказывает — «Перезаряди!» — в этом куда больше вовлеченности, чем в правильно поставленной ноге принца датского, или, если говорить о «Нюансерах», в описаниях шерсти и канители.

- Но это же синемаграф!

- Терпение. А помните ли вы фильму «Баталия» — о том как четверо грабителей банка планировали ограбление, потом перестреливались с полицией? И сняли уже несколько достойных фильмов, причем зрителям не мешает даже то, что фильма идет без звука, а реплики персонажей — это фразы на черных табличках.

- Помню.

- Теперь сравним в уме эти три величины. По моему мнению, «Нюансеры» в описании ограбления проигрывают настолько сильно, что антрепренеры вынуждены были как бы разделить действие, и подать остывший пирог на трех разных блюдах. Нарезка чечевичного пирога — отличная. Аромат — уже не тот.

- Вы бы хотели, сударь, чтобы на сцене, прямо на декорациях, висели кишки и полыхало пламя?

- Но разве так много кишок мы видим в «Дороге ярости»? Быстрота и яркость действия, присущая синематографу — лишь первая составляющая. Возьмём книгу. Скажем, печально известный «1812»-й. Там где наш современник, да еще с пулемётом «Максим», попадает на Отечественную войну. Сражается плечом к плечу с поручиком Ржевским. Косит французов чуть не тысячами, а в финале дедовской шашкой сносит голову Бонапарту.

- Это кошмар русской словесности, сударь. Когда же выяснилось, что автор сего опуса — гимназист, который решил пользоваться плодами известности своей книги... С позволения сказать, его прыщавая физиономия ни в какие ворота не лезет.

- Но читают его не только прыщавые гимназисты. По гонорарам он скоро Пешкова обойдет. Понимаете — это образ мечты. Земной раёк, куда мысленно может попасть обыватель.

- Полагаете, сударь, если нельзя писать о наших неудачах с Японией...

- Отчасти. Дело в том, что маленький человек, над которым так любит подшучивать известным вам Чехонте, вдруг видит себя — ощущает себя! — на лихом коне в горниле схватки. Причем обыватель это нашенский, а не условный европеец, которому адресуется лихость дАртаньяна в сочинениях Дюма-отца.

- Но спектакли и не могут быть такими...

- Я продолжаю. Сколько других «райков», вымышленных мечтаний обывателя, мы сейчас наблюдаем? «Баталия светил небесных» — про то, как взорвали Сириус. Судьба сироты Гончара — из волшебной школы. Тысячи их. А многие люди просто живут революцией, и верят в её наступление.

- Не будем про революцию, любезнейший.

- Согласен. Так вот мечтаний — множество. Они как бы выстроена по ранжиру — от обжигающе-величественных, до самых ничтожных. Где в этом ряду место «Нюансеров»?

- Образ-то сильный. Тоже мечта обывателей. Чтобы можно было передвинуть табуретку, переложить с места на место шкатулку — и от этого менялись бы судьбы людей.

- Но что они получают в результате? Некую приятственность для себя-любимых или для своих конфидентов? «Теплый мир»? Стоит им взять за что-то масштабное, все рассыпается. Актрису загубили, хорошо хоть врачу карьеру не поломали. Даже отомстить толком не смогли. «Три с половиною человека, которые в провинции беспорядков учинить не могут», — хотя я сейчас не точно цитирую. А что будет, если наделенные такою властью люди окажутся на мировой войне? Она ведь начнется. По их поступкам можно судить, что искренне привязываются они к очень немногим — и можно ведь взять этих немногих, и переехать куда-нибудь к антиподам. В Австралию. Это всё равно, что я бы всю жизнь грезил лишь о «катеньке» в моём портмоне. Сейчас её там нет, но для настоящей грёзы — это ничтожный калибр.

- Но мы с вами, сударь, вряд ли помчимся вперед на лихих рысаках, даже если война начнётся.

- Несомненно. Мы с вами обыватели. И когда европейская война разгорится, мы будем грезить о теплом доме с целой крышей и свежей ветчине на блюдце. И многие из тех, у кого сейчас нет такого маленького счастья, стремятся у нему всею душою. Однако же сейчас, в эту минуту — для вас это отнюдь не мечта. Это возможность. Проект. Вполне достижимый обычными путями — без волшебства. Не нужно взлетать, можно дойти пешком.

- Интересное суждение. Но ведь многие, сударь, желают видеть и привычные вещи. В этом коренится непреходящая слава натюрмортов.

- Не могу не согласиться. Если вам нравится атмосфера, вы на спектакль и пойдете. А мне её мало. В фантастике — вот тут на афише «Фантастический спектакль» значится — мне без мечты скучно. Когда соберусь на спектакль про жизнь губернского города Х, или про историю театра — про «Нюансеров» первым делом вспомню.

Много читал разборок в сети, посвященных этой вещице. Решил и оригинал прочесть.

Общее впечатление: он шел на Одессу, а вышел к Херсону — очень похоже на Дьяченок, «Ключ от королевства» плюс отзвуки «Магам можно все». Но ни самостоятельного мира, ни жизнеспособного общества. Суперволшебное «как я провел лето в своих скитаниях» + мегапозитивная концовка.

Что хорошего:

- легко читается;

- юмор в своей значительной части смешон, я три или четыре раза искренне расхохотался (феечка откровенно удалась);

- есть несколько хороших «фичей» — например, когда соправитель, убивший своего коллегу (и отца главного героя), не просто отпускает паренька на свободу, чтобы собственный сынок не дремал, но и заранее обучает несколько десятков сирот, чтобы они изображали из себя наследника в бегах. То есть главный герой оказывается едва ли не в толпе самозванцев, которые тоже хорошо знают генеалогию, умеют вести себя за столом и т.п. С одной стороны (для автора) это отличная предпосылка, чтобы главный герой не полагался только на происхождение, а еще и раскрывал свой характер, с другой (внутреннй логики произведения) — стресс-фактор ленивому наследнику обеспечен, при том что каждый выступающий претендент будет нести на себе клеймо самозванства.

Что плохого:

- уровни произведения не складываются в единую картину. Есть история юного наследника (более или менее сказочная, явно деский уровень), есть шуточки «типа для образованных» (например книги о зомби «Живой труп», «Мертвые души», «Живые и мертвые»; или же шуточки феечки: «Делайте любовь, а не войну»), и есть заманухи для подростков (корректные эротические предощущения главного героя, и его же первые любовные коллизии). Из-за этого расслоения очень сильно страдает целостность мира, сочиненного автором: чтобы прямо ввести в сказочный мир элементы нашего мира, нужен предлог. Герой ОТСЮДА или параллельный мир или еще как — но в тексте нет и намека на аккуратное использование интересных для нас шуток. Раз, и «гордо реет буревестник»;

- главный герой у нас крут. Он невиданно крут. Он такой маг, что и родителей воскресить может и практически все у него получается. Все, кто выступют против него, обречены на поражение. В этом смысле интрига умирает где-то посередине книги. И даже арест при въезде в столицу учителя магии — не вызывает опасений;

- в качестве онтологического обоснования магии взят самый прямолинейный вариант платонизма. На мой вкус это примитив, но тут могут быть разные мнения.

Вывод: До уровня текстов «Мальчик и тьма» или же «Холодные берега» это произведение не поднимается. И до уровня текстов «Варан», «Магам можно все» и «Медный король». Весело, легко. Отдельные очень редкие претензии на глубокомысленность дела не меняют. По формату это больше похоже на мультики о богатырях — но ведь книга не мультик?

Вторую часть (Непоседу) читать неохота.

Поизводственный роман.

Что хорошего:

- много, много доброты, особенно хорош в этом смысле финал — фактически, единственный злодей идет под суд и в психушку, а хорошие люди спокойно договариваются между собой;

- есть живые персонажи;

- хорошо показана разница между самособирающимя комплексом и продуктом конвейрной сборки, между -микро и -нано масштабами.

Что плохого (тут, как говорится, сорри, но скажу...):

- есть общий недостаток многих романов про технику. Авторы придумывают довольно остроумные решения, но по сюжету устраивают все так, что самоочевидные вещи всплывают в уме персонажей далеко не сразу, а через несколько лет. Так, например, Лазарчук в первой книге «За право летать» («Сироты небесные») вводит как фантдопущение некие хроносдвиги — они были следствием работы двигателей космических клраблей и от них портилась электроника. Из-за этого корабли галактической империи управлялись живыми пилотами. Испортилась электроника и у землян. Но прошло несколько лет, и вот земляне соорудили компьютеры не на полупроводниках, а немного на других физических принципах. Ну, вломили пришельцам. Сразу возникает вопрос — а чего пришельцы до такого не дотумкали??? Так вот в «Симбионтах» финальные рассуждения о сложностях наноконструирования и их преодалении — мягко говоря, не произвели на меня впечатления. Возможно, я слишком философ техники, но могу сказать точно — есть рационализация, и есть качественный скачок в технике. Автор пытается выдать одно за другое. Конечно, бывают случаю «блин, все ж ясно было» — как со свечой Яблочкова, но ведь нанотехнологиями занимались к тому времени в десятки тысяч людей в разных странах. Подобную недостаточность в изобретениях можно косвенно показать на примере из той же фантастики: когда читал Пелевина(«Священную книгу оборотня» например) — под конц твердое ощущение, что узнал много нового, расширид кругозор. Здесь такого впечатления нет.

- начальное допущение: по всему миру закрывают лаборатории по сборке наномеханике, строго-настрого запрещают самосоьирающиеся комплексы. Ага, щас, так я и поверил. Если наносборка не требует ни бешеных энергетических затрат, ни грормаднейшей инфраструктуры, то страны третьего мира взялись бы за это двумя руками. И Китай взялся бы. Просто для того, чтобы контролировать процессы, чтобы знать, с чем бороться, если у соседей попрет квашня из кадки. Потому бы и другие не отставали бы. В тексте намекают на «подпольный вариант», но явное не то. Опять-таки, многие могут указать на историю с экранопланом, но там не была развернутая ИНДУСТРИЯ, а здесь — именно поток изобретений в самых разных странах, тысячи специалистов, десятки организаций;

- главный злодей хочет сделать всех счастливыми, потому как без счастья плоховато страна развивается. И тут же выясняется, что вокруг все практически поголовно счастливы. Нодо было только поскрести души. И хэппи-энд. Тут либо явный перебор, либо умышлено оставленный диссонанс. Этот диссонанс — баг, а не фича.

Итог: добротный, политкорректный, оптимистический роман. Не удивлюсь, если ему достанется несколько призов.

Но мне хотелось больше. Даже если это фантастика «ближнего прицела».

Не мне первому пришла в голову мысль, что Пелевин пишет одну большую книгу, единое повествование.

Если заменить практикующего буддиста на какого-нибудь воодушевленного марксиста — то получим пару дюжин историй, начиная от подобия «Трехгрошового романа» Брехта до аллюзии на «Красную звезду» Богданова — по результатам прочтения которых в памяти у потребителя должен всплыть текст «Капитала» Маркса. И чтобы все четыре тома «распаковались» одновременно — персонажи книг будут постоянно разъяснять читателю единственно верное учение.

Очередной фрагмент голограммы представлен в двух книгах. Путь в нирвану станет немного отчетливей.

Что хорошего можно о нём сказать?

Во-первых, здесь есть сюжет — причем с парой финтов. Может быть, и не таких оригинальных, но ведь не первое произведение Пелевина я читаю, далеко не первое. Минимум три линии развития событий — и целая куча «отрывков». Сочетание событий античности и современности — работает, однако для всех мало-мальски читавших историю кризиса Римской империи III-го века — будет слишком много предсказуемого :)))

Во-вторых, есть добротная работа над персонажами. Героиня — при том громадном количестве идеологических пассажей, которые приходиться воспринимать сквозь призму этой женщины — остаётся живой, делает выбор, даёт миру право на существование. Мышление нечеловеческих сущностей здесь выносится за скобки, есть разве что пара намёков, зато присутствует целая пачка эффектных зарисовок. А сделаны они с натуры или обработаны яркие персонажи социальных сетей — так ли это важно в мистическом тексте?

В-третьих, автор не изменил своим обществоведческим штудиям, и сколько-то ярких социальных наблюдений можно прочесть в репликах персонажей. Например: «Каждый американский Social justice warrior, выступающий за свободную раздачу долларов американцам, на самом деле просто microslaver, глобальный рабский микроплантатор, предлагающий переложить трудовое бремя на пеонов из остального мира, где имеют хождение доллары. А хождение они там имеют строго потому, что любая попытка заменить их чем-то другим кончается ударами ракет «hellfire» с дронов. Про это мог бы многое рассказать покойный полковник Каддафи. Поэтому для внешнего мира нет большой разницы между американскими SJW и пилотами штурмовиков и дронов. Карма у них общая, хотя пилоты в чем-то честнее. Но самое трогательное, что бывает – это колониальная интеллигенция, внедряющая заклинания и ритуалы левых американских активистов среди работающих за доллары туземцев – и называющая это борьбой за прогресс…»

В-четвертых — есть новая порция русско-английских каламбуров и шуточек, разной степени остроумия, равно как переделок известных фраз. «Я подняла глаза и в очередной раз прочла: THE BIG OTHER IS LISTENING!»

Чего нет, но хотелось бы?

Не пахнет, к сожалению, целостной социальной моделью, вроде оффшарного взаимодействия людей и орков.

Нет выдуманного направления искусства, или же иронично описанной отрасли креатива. Да, прилетает коучам с архатами-трансгендерами, но ведь в который раз?

Не видно препарированной социальной прослойки. Или детально разобранного обычная. Или — духа времени. Наброски есть, а картина не складывается.

Из-за этого стандартные фишечки кажутся слишком повторяющимися.

Были уже «вращающиеся дервиши смерти». Стали смертники с поясами шахидов, которые хотят взорвать уникальный артефакт.

Были уже и разговоры с мертвецами, и таинственная яхта в море, и близкие олигархам люди. И сожаления-негодования по поводу Союза были много раз — просто теперь они в кубинских декорациях. И даже серый гравий, на котором танцевал юный Элагабал — он ведь прибыл из японских «садов камней» при дорогих ресторанах, из «Бэтмана Аполло»...

Аналогично с идейными пассажами. Когда черт знает какой раз читаешь аллюзии на платоновскую пещеру, освещенную огоньком буддизма — это начинает надоедать.

Чем же «Непобедимое солнце» отличается от «марксисткой мозаики» литературы начала 20-го века?

Тогда все было максимально плотно привязано к обстоятельствам и к миру вокруг людей. Прибавочная стоимость, продолжительность рабочего дня, профсоюзы и кружки подпольщиков — именно они давали персонажам как бы право на свое мнение, на революцию.

У Пелевина строго наоборот. Все обстоятельства, которые он с дотошностью бытописателя каждый раз вытаскивает их интернетовских потоков суеты — равно как и очередные пересказы благородных истин — служат лишь одному. Созданию того странного, возможно, буддийского, настроения, которое должно быть у человека, отрешенного от мира, и одновременно живущего в нем.

Будто автор всеми силами стремится опровергнуть известную фразу: «Жить в обществе и быть свободным от общества — нельзя».

Вот русскокультурный буддист снова и снова уводит читателя во внутреннюю миграцию, Монголию, миграцию, Монголию — и это одно и то же...

Итого: для Пелевина — средний по уровню текст, который куда сильнее «5П», или «Т», но явно не дотягивает до романов «Ампир V» или «S.N.U.F.F.»

На любителя, 7-8.

«Как летучая мыщь-вампир может быть идеальной летучей мышью-вампиром», так и этот цикл практически эталонное попаданчество в некоторых своих достоинствах и, увы, почти во всех недостатках.

+ быстро, решительно, ударно, прорывно, удачливо, матёро, дерзко и продумано действует главный герой.

+ автор, который начал 8-й роман, явно готов тащить цикл до упора, а не бросать на полдороги. Автора отличает трудолюбие;

+ автор явно строит мир после вмешательства попаданцев — как можно более полно. От заклепки до линии фронта;

+ автор занимает политическую позицию, которую я во многом одобряю;

+ автор сшивает в очередной раз три самые болезненные точки отечественной истории — Революцию, ВОВ и современность.

Недостатки, которые суть продолжение достоинств:

- язык и образность — скажем так, кондовенькие;

- автор слишком пускает в текст собственные переживания, а политические предпочтения слишком часто превращают даже вполне историчные описания в пропагандистские пересказы;

- главный герой бессмертен по определению, а товарищ Сталин прозорлив и мудр;

- окружающие персонажи — это во многом тени пожеланий главного героя. Собственной волей наделены немногие из них (хотя и наделены);

- сюжет действий в 41-м стандартен (увы, да), и даже сравнительно оригинальные обстоятельства 2012-го не спасают. не спасает и ответвление 1914-го...

Итого: если вы любите эталонную попаданческую свекольную самогоноку — строго для вас. Можно покрошить сколько-то эсесовцев, повесить парочку полицаев, прищучить сколько-то «недобитых троцкистов» и начать готовиться к войне с Британией.

Да, я все понимаю.

Да, автор имеет право на свое мнение, стиль, форму подачи материала, свои отпечатки пальцев на страницах рукописи, свои вырванные кишки, которые читатель разглядит на страницах его романа и, конечно, напрочь сненсенную башню с хорошо прожаренными мозгами под толстым слоем гамбургских сухарей в подливке из бананового соуса, и чтобы ракетный удар, нанесенный по Лондону, изящно подогревал эротические фантазии на простынях в дешевом отеле, но лучше, согревал влюбленных внезапным пожаром, потому как они пристроились в переулке, а там крысы, слякоть и грязь на мостовой как спегма...

Вам понятно?

Так весь текст.

Автор гениально прячет идею. Он маскирует композицию. Прикапывает в уголке здравый смысл и дает много, много ниточек, которые цепляются за нос той самой ракеты.

Через текст приходится продираться. Ты будто идешь сквозь лабиринт, в попытках отыскать сокровище, но оказывается, что весь лабиринт построен вокруг кукиша из желтого металла, ценность которого невозможно определеить даже путем самой тщательной экспертизы. Стенки лабиринта сделаны первосортно — тут масса исторического материала, есть скрепляющий юмор, немного тошнотворных сцен, чтобы странники по лабиринту не приникали сердцем к его страницам, имеется «зеклепничество» высшей пробы и едкая насмешка. Но с течением времени понимаешь, что лабиринт превратился в колесо для белки (или хомячка, или небольшого бронтозаврика), в которым читатель оказывается подключен к динамо-машине, вырабатывающей...

Итого. Если вы исповедуете кредо «Цель ничто, движение — всё» — этот роман идеально для вас подходит. Но тексты, в которых при схожем уровне разработки темы есть внятный сюжет — выигрывают на две головы («Крипотономикон»). Потому оценка — 8

Есть довольно известная японская поговорка о Фудзияме, которую привел в своей книге Овчинников: «Кто не поднялся на Фудзияму, тот дурак, кто сделал это дважды — дважды дурак».

Это я к тому, что есть книги, которые хочется немедленно прочесть еще раз. Потому что второе дно, оно совсем рядом, а за ним третье. «Заводная» требует перерыва. Потому как «второе дно» не так уж явно просматривается (если оно вообще есть). Весь роман — будто на ладони.

Автор пытается вообразить мир, каким он будет через несколько десятилетий. Энергетическая катастрофа (нефть все, уголь почти все, уран тоже). США как мировой гегемон исчезает, и вот умеренное по своим возможностям государство Юго-Восточной Азии становится важнейшей костяшкой домино в мировой политике.

Автор решил показать причудливую смесь развивающих и деградирующих технологий. Генетическая инженерия на коне. Компьютерные технологии и робототехника — в загоне (есть отдельные вычислительные центры, но интернет йок).

Что хорошо:

- характеры персонажей. Начиная от «белого человека в колонии» и завершая юной помощницей дряхлеющего китайца — все живые, все понятные, все узнаваемые. отдельная удача — самоощущение синтетического человека, бунтующей сексуальной игрушки;

- фантастическое допущение по генетике — очень интересно и показательно;

- начало детективной и политической интриги, развертывание сюжета.

Что плохо:

- автор иногда пережимает с характеристиками персонажей. Да, тот же китаец несчастен и потерял семью. Но не надо повторять его переживания сто один раз. Это создает для персонажей легкий эффект «комиксовости»;

- идея с пружинами. Я дико извиняюсь, но это фигня. Даже если предположить, что такие пружины возможны — автор наплевал на элементарный энергетический баланс. Если у вас весь город на пружинах — что их заводит/сжимает? Одними мегадонтами не обойдешься. Я скорее поверю в «альтернативное топливо» из сахарного тростника, в бесконечные попытки наладить электрическую сеть и поднять мощность генераторов ГЭС (у вас же есть реки, хотя бы малые ГЭС напрашиваются). Автор слишком хотел стимпанка;

- развязка политической интриги с восстанием практически разгромленных «белых кителей» — это фантастика.

Финальный образ — в распадающемся мире, а затопленном городе, старик-генетик предрекает рождение нового человечества и, возможно, обеспечит его. Ради этого образа стоит прочесть книгу.

Тема: сейчас мы расскажем вам, как обычный советский паренек превратился в викинга. Сурового такого, конкретного, с топором.

Исполнение: топорное. Честно говоря, такие вещи и создают «сериям» дурную славу.

Что хорошо:

- некоторые батальные сцены;

- описание дома главного героя в самом начале произведения — есть атмосфера, есть загадка, есть человек.

- темп повествования — слишком долго скучать не приходится.

Что плохо:

- герой «картонный» — автор гонит его по миру, не особенно утруждая себя обоснованиями очередных переездов. Странник герой, и все тут. Шило у него в одном месте.

- мистическая девушка в Литве — в сюжете смотрится абсолютным костылем или же «богом из машины»;

- разговор героя с главным злодеем — это нечто из советской фантастики 70-80-х, причем не лучшего качества. Дескать, вот мы покажем вам акулу капитализма. А чего у неё хвост пришит? Не обращайте внимания — это акула капитализма.

- момент овладение фигуркой шелкопряда в Афганистане — нечто. Герой «избранный», которому по условию игры все в руки падает? Вроде нет. Герой прикладывает серьезные усилия, чтобы получить фигурку? Тоже нет. Он знает, что есть такая фигурка, за которой охотятся, потом у него предчувствие, и он сразу её получает. Это все равно, как я пойду в лотерейный киоск с твердым намерением выиграть миллион — и выиграю;

- врастание в норвежское общество игрушечных викингов — переполнено штампами из «фильмов про каратэ».

- инструкции от «доброго» покровителя, который выносит девушку из червоточины — совсем как в наполеоновской конституции с ограничениям власти: «пишите так, чтобы было коротко и неясно».

Итого: бодрый боевик, явно написанный в расчете на аудиторию из разнообразных реконструкторов. Но сюжетные несоответствия идут с таким перебором, что текст не воспринимается как сколько-нибудь цельный.

Первая и вторая часть книги прочтены с форума авторского сайта. В черновых вариантах, естественно, и автором еще будут правиться.

Но, имхо, стилистика текста и мелкие косяки тут не самое важное.

Куда более интересна история о том, как автор с головой ушел во внутренний мир своих произведений. И за ним все труднее уходить читателям.

Собственно, у автора есть почти все, о чем может мечтать типичный фантаст-альтернативщик последних лет:

- книги издаются;

- есть группа поддержки;

- есть площадка для дискуссий: на своем сайте хороший форум и там народ полне серьезно обсуждает проблемы и перспективы Киевской Руси времен Мстислава Великого;

- есть любимая тема — управленческие решения — и эта тема совпадает с линией романов.

Осталось только выдавать на гора все новые и новые отрывки из бесконечного приключения попаданца Михаила. А жизнь герою обещана длинная, карьера замечательная, и как много автор еще успеет поведать читателям...

Только вот становится все скучнее и скучнее.

«Любимый конёк» — это вообще животное коварное. Везет хозяина с удовольствием, но с пути сбивается и куда именно доставить может — сам черт не в курсе.

Автор решил не перескакивать во времени, не продолжать повествование с перерывом хотя бы в два-три года. Все те же герои и практически те же обстоятельства перешли в шестую книгу — перед нами становление командира. Но если в старом котле бурлит старая похлебка, а огонь всё жарче — вода выкипит. У автора начинается «эскалация режиссуры» — конфликты, которые должны были исчерпаться, поутихнуть, нисколько не прекращаются. Погорынье, утомленное и предыдущими междусобными стычками, внутренними раздорами, теперь в ударном темпе должно стать опорой герой в разборках более выского уровня. Автор прекрано понимает, что такие фокусы «в мгновенье ока» не получатся, оставляет зародыши будущих осложнений, но главный герой идет вперед, к вершинам, и все у него получается, и голобальное везение ему сопутствует. Это у деда главного героя местные дружины лесовиков из-под начала разбежались, а у внука — все отлично. Уже князей начал двигать, как фигурки на шахматной доске.

Возникает учтойчивое ощущение, что многократно побитыми шахматными фигурами автор играет сам с собой бесконечную партию. Играт сам с собой, но непременно выигрывает :)

По форме изложение, увы, тоже не все гладко. Текст устойчиво принял трехчленную форму: рассуждение, лирика, батальная сцена, рассуждение, лирика, батальная сцена. А бывает, что лирика, лирика, батальная сцена, рассуждение. Причем рассуждение — историко-управленческое, лирика — воздыхательная с вставками цитат из классических произведений, а батальные сцены — продуманые импровизации (именно так!) с понятным исходом или хаотические разборки, где главный герой аккуратно идет по лезвию бритвы (порезы умеренные).

Разумеется, многие читатели цикла «Отрок» могут с негодованием указать — вот, в четвертой книге не только воздыхания были, а в пятой боевые действия как тяжело проходили, да и здесь на одну продуманную победу вон какая тяжелая сеча пришлась... Да, я понимаю, вместо «калинка-малинка», поют «малинка-калинка». Но общей проблемы текста это не решает.

А проблема проста: селение Ратное и большая часть местности под названием Погорынье — главным героем приведены к единому знаменателю. Вутренние конфликты там исчерпались. Но устойчивой основой для игры по более высоким ставками — эта местность быть не может. Угольки еще не остыли. Мобилизационный резерв поистощился. Взятый же автором темп, которым он гонит главного героя по карьерной лестнице — требует под рукой боярыча все новых и новых ресурсов, новых дружин. Вот Михаил и лезет вперед, практически с неприкрытыми тылами, но при том неизменно побеждает. А побеждает потому, что автор пересказал очередную порцию нетленных управлеческих мудростей.

/Многие опять-таки заметят, что по историческим условиям там — как раз междоусобная война. Герою приходится идти вперед, чтобы не смяли. Но почему «приходится»? С очень большой вероятностью истомленный внутренними проблемами удел «закуклился» бы. От набега отбились — и хватит на том. Опытных воинов бы послали в княжескую дружину, в общую молотилку, а всем миром соваться — извините, сил нет./

Вывод прост. Либо автор даст роздых могучей поступи главного героя, позволит неторопливо реализоваться хотя бы части от тех рацпредложений, которые высказывались в первых книгах, либо Михаил вполне может через пять-шесть лет («х» книг) сменить Мстислава Великого на княжеском столе...

Добротная вещь. Обещает и манит фэнтези, а оказывается, что чистой воды научка. Однако эстетика текста во многом заменяет магические, фэнтезийные обертоны в сюжете.

Непременным условием для логичности этой вещи есть медленная колонизация планеты. Индустриальный тип экономики — заводы на месте высадки и сельхозпериферия. Причем уровень технологий, скажем так, отстающий, развитие медленное. Только вот в нынешних-то условиях, если подумать, на другие планеты будут автоматические линии сборки отправляться, роботизированные комплексы, и они планету освоят, всякую «нечисть» выведут — в два счета.

Потому произведение — красивое, интересное — оно для тех кто ищет в фантастике «чудесного» и «завлекательного», а не «видения будущего».

Впрочем, чудесное в фантастике хотят видеть почти все читатели. Так что долгая жизнь суждена этой повести.