Глава 1. 16 лет

— Рули правее! Красного, красного сдвигай!! — орал батя.

— Ай, близко! Близко пошли! — причитал Арсен, наш старпом. — Сейчас потянет!

— С красным всё норм, это синий опять! — отозвался я. — Держу!

— Выныриваем... Пять, четыре, три, два, один!...

Пол задрожал, нас бросило в сторону, затем потянуло назад — корабль недолгое время стремительно падал в сторону неизвестной космической каменюки. Попадали вещи со стеллажей, запрыгала посуда на столике по центру палубы, но затем всё стихло.

А после этого батя подошёл к центральному рубильнику на пульте и отключил все приборы.

* * *

Прошло часов пять.

Я сидел на косоногой табуретке и листал строчки личного дела в браслете.

Возраст: 16 лет.

Место рождения: пл. Челябинск, Экват-ый Аграрный Районный Союз, Микрорайон им.тов.Котельникова, 11567 квартал, общинное фермерское хозяйство Куцевичей-5

Должность по категориям МТП: Юнга 4 разряда

Категория флота: Центральный Контрабандный флот

Подразделение: Четвёртое направление, бригада гипотраулера "Молотов"

Членство в профсоюзе: кандидат в члены

Заработано трудочасов (всего за жизнь): 16066,4

Накоплено трудочасов: 116,35

Потребность во сне: Острая (18 часов бодрствования)

Потребность в еде: Средняя (5 часов)

Текущее поручение: ДГКС0972376-2710, Доставка холодильников

— Щ-щас они мимо протащатся, и нырнём, — уже в третий раз повторил батя, растирая замёрзшие руки.

— Близко? — спросил Арсен.

— Видел же, что у соседней луны на орбиту вышли. Сейчас уже тыщи три от нас.

— Близко. Так всё же — это шобла всякая мелкая, имперцы или Инспекция, слушай? Чего они нас уже вторую звезду пасут?

— Хоть кто может быть, — процедил батя. — И эти, и бессарабские, и, мать их, таймырские! Я уж молчу про всякие микронации вроде Астромига, они тут тоже ошиваются. И всякие стрёмные ордена Инспекции — тоже.

— Бессарабские-то как? — решил я блеснуть познаниями астрогеографии. — До них систем сорок, и через туманность нырять... мелкие суда не вынырнут! А с таймырцами же пакт...

— Не умничай, — предложил батя. — Давайте все ненадолго просто заткнемся и молча посидим.

"Завет Ильича" стоял, опёршись на стеллаж с барахлом и молчал — кулеры перестали охлаждать квантовый мозг андроида, что говорило о температуре ниже десяти по цельсию. Голографический экран браслета, на котором я прочёл про острую потребность в сне, погас, и одним источником света стало меньше. Тусклый свет буржуйки выхватывал лишь силуэты бати, меня, робота и Арсена, скучковавшихся на верхней палубе. Другие источники освещения — подсвеченный пульт на капитанском мостике в двадцати метрах, да тускло сверкающие гипототемы-коньки в круглых просмотровых окнах двух туннелизаторов по бокам. Космическим конькам сказали уснуть, те и погрузились в подпространство по самый нос, лишь на пару сантимов высунулись, держась за вольфрамовые привязи. Электростанция, которая питается от излучения коньков, заглушилась, основные батарейные блоки батя тоже отключил, по какой-то логике посчитав, что ищейки могут нас вычислить по электронаводкам.

Наш волчок, космозверюга для создания гравитации, задремал под нижней палубой, но нырять без спросу не думал и силу тяжести на корабле пока держал успешно. Если бы не он, хитрая система вентиляции не работала, и мы бы все задохнулись от печного дыма. Однако магнитные ботинки снимать пока было рано — мало ли что. Нам хотя бы достался смирный старикан. Бывало, что псина срывалась с привязи, отправляя жителей корабля болтаться в невесомости — наш был не такой.

— Жрать хочу, — заметил я. — Может, картофан поставить?

— Дрова кончаются. И щепок наколи сразу, — буркнул батя — Плохо горит.

— Откуда?

— Из грузового, блин! Откуда ещё. Там в заднем правом углу поддоны от холодосов остались, наколи.

Тихо матюгнувшись — так, чтобы не списались трудочасы за матершину, я пошлёпал вниз. Чтобы добраться до грузового отсека — самого крупного на корабле — потребовалось спуститься на один пролёт, пройти по узкому коридору, раскрыть гермодверь — вручную, поворотным винтом, потому что наша скудная автоматика не работала. Затем прошагать ещё два пролёта вниз вдоль стены грузового отсека, включив фонарик в браслете.

Буржуйка — это батина любовь. Человечество к двадцать восьмому веку изобрело пару сотен способов обогрева помещений, но из всех них наш капитан выбрал именно такое. Как корабль получил — сразу попросил поставить.

Впрочем, хорошо, что на верхней палубе была хотя бы буржуйка. Мы прятались на тёмной стороне какой-то каменюки, выключив основное оборудование. На тот момент я около года ходил с батей на этой ржавой кастрюле, и из них три месяца — как член экипажа, но, признаться, и спустя десять лет мне было одинаково жутко выходить одному в грузовой в подобные моменты. Холодно, температура на всех палубах, кроме верхней, за несколько часов падает до нуля. Магнитные сапоги гулко звенят по чугуниевым ступенькам, эхо отзывается от противоположного борта и затерявшимся вдали стенкам. До носового отсека — тридцать метров, до кормы — сорок, и если посветить фонариком, то далеко не факт, что будет видно конца, особенно. если везёшь что-то пыльное. Наконец, я приземлился на пол, перепрыгнув через три последних ступеньки. От звона на миг проснулся волчок — недовольно заворчал, зашептал тихо на своём космическом наречии. Гравитация на миг стала сильнее на процентов пятнадцать, отчего я слегка ссутулился, но потом снова отпустило. Интересно, он хотя бы не проголодался ещё? Булочек с кормовым плутонием осталось всего две порции, а следующее место, где его можно было бы безбоязненно купить, предполагалось только через три-четыре погружения.

— Ты чего зверюгу будишь, э? — послышался батин окрик через браслет. — Засекут!

Логику, по которой батя выключал все электроприборы, но продолжал использовать радисосвязь через браслеты — мне была непостижимой. Хотя, возможно, она и была — мощность передачи сигнала была совсем небольшой. Дальше я стал пробираться к корме через большой строй холодильников "Кама-300", прочно обмотанных плёнкой и углеродными жгутами. Формально мы везли партию из двухсот холодильников имперского производства, хотя, на самом деле, это был далеко не основной груз. В поддоне каждого десятого было запрятано по паре сотен карат жадеита, пейнита, красного алмаза и других драгоценностей.

Интересно, это из-за них нас преследуют? Или из-за чего-то другого?

Деревянные поддоны были свалены позади холодильников за металлической сеткой в углу, под краном у грузового трапа, а топора, конечно, не оказалось — пришлось переться к носовому отсеку и рыться в инструментах.

Наконец — наколол, набрал дрова и щепки, поднялся наверх.

Получена премия: 1 трудочас

Браслет по дороге радостно пискнул — хоть колол я от силы минут пятнадцать. В условиях иностранной контрабандистской командировки даже у меня, помощника юнги с самой низкой выработкой, один час шел за три.

Когда вывалил груду около буржуйки и бросил на стеллаж подхваченный топорик, батя сперва привычно отругал:

— Зачем топорик-то принёс, там бы оставил! — и затем вдруг поменял тон на извиняющийся, спросил. — Слушай, Гарь, так у тебя, сегодня, получается... это, что, того?

— М? — хмуро отозвался я.

— День рождения, что ли? Поздравляю!

Глава 2. Экстренное погружение

Моё рождение произошло во времена очередной политической оттепели: разные реформы и снятие эмбарго со стороны соседней могущественной Империи, занимающей две трети Сектора. Они наконец-то смирились с нашим существованием. Челябинск — самая сильная из малых держав, и когда-то мы были главным заводом в распавшейся воинственной Конфедерации. Конечно, у нас всего одна планета-город с постоянной атмосферой и две с цикличной, но нашему флоту может позавидовать даже далёкая Новгородская Иерархия. А у той в подчинении на два порядка больше звёздных систем, чем у Челябинска. Так или иначе, Новый Председатель начитался каких-то древних философов и провозгласил эпоху Полудня — минимум военки и максимум социального строительства. Благо, с военкой всё было и так более чем хорошо.

У нас на Челябинске ещё один континент зачистили и поставили микрорайонов с угодьями. Наконец-то закончили с терраформированием холодного Златоуста — образом, прямо скажем, дикарским — накидали комет из окраинного облака, экпроприированных у кого-то аэрозольных принтонов-наноботов, чтобы добавить кислорода с азотом. Повзрывали водородок на полюсах и в итоге превратили полоску на экваторе в относительно-теплую, с парой мелких морей. Так сделали полвека назад с планетой Миасс, и так сплошь и рядом делают на Таймыре и сейчас на Дальнем Востоке, но в цивилизованной части Сектора прекратили, кажется, ещё до рождения прадедушки. Когда я учился в школе, в Златоуст уже расселили несколько купольников-деревень и стали закидывать партии беженцев из Бессарабии, периодически прибивающихся в наши края на десятимиллионных ковчегах-"консервах". В общем, население стало расти.

Но главное, что сделало начальство — это открыло "железный занавес". Разрешило товарищам нижних разрядов покидать границы державы без риска быть по возвращению арестованными и отправленными в штрафбаты. Только небольшие штрафы списывали — вроде таможенной пошлины. Всё равно, пока что иммигрантов было больше, чем эмигрантов. Это открыло таким работягам, как мы, Куцевичи, путь в дальний космос.

В нашем роду многие отличались долголетием, и я жил в окружении многочисленных родственников что с мамашиной, что с папашиной стороны. Родители мои были поздними детьми, самыми младшими в семьях. Мамаша трудилась старшим кадровиком в Третьем Дефлюцинатном Тральном Флоте, конторе, занимавшемся добычей и разведением космопланктона — основного корма для тягловых "лошадок". Как это часто бывает с людьми её профессии, о браке задумалась несколько позже сверстниц — в тридцать семь. Наверняка тут не обошлось и без бабушки. Директор по кадрам, личность настолько суровая, что её боялся, кажется, даже директорат пароходства, которому подчинялось три миллиона служащих.

Батя же, будучи моложе мамаши на семь лет, высшим образованием так и не обзавёлся, служил тогда простым водилой ближнеорбитального грузовика и работал у них во флоте на подряде, по снабжению. Разница профессий и разрядов обычно в таких случаях работает барьером, но всё закрутилось как-то очень быстро. Непонятно, чем он её пленил — наверное, природной наглостью и авантюризмом.

— Увезёшь меня отсюда? — как рассказывали, спросила она его. Куда — не уточнялось, я подозреваю, достаточно было и соседнего макрорайона, лишь бы выйти из-под опеки бабули и старших сестёр.

И он увёз — из офисного муравейника на экватор, в коммуну, в далёкий Экваториальный Районный Союз.

Там-то я я и родился — ровно шестнадцать лет тому назад.

* * *

Возраст: 16 лет

Голос бати прозвучал даже немного извиняющимся.

— Ну, да, забыл. Ну, ничо, сейчас прорвёмся, будет тебе и застолье, и подарок.

— Угу, все последние дни рождения так говоришь! — буркнул я. — Мамка-то хотя бы помнила...

— Вах, почему — когда прорвёмся! — воскликнул Арсен. — Сейчас прямо подарок парню будет!

Горец подорвался и побежал куда-то в каюту — у него она была полноценная, не то, что у меня — огороженный кусок общего зала.

— Погоди, ты же не думаешь?... — Воскликнул батя. — Э, ты чего? Я разве разрешил?

Вскоре включился фонарик Арсена, его свет выхватил что-то буро-серое, тряпичное, грязное и явно ни один год побывавшее в вакууме.

— Вот! Да ну, капитан, не злись! Мне надоело его таскать! Тем более — ваша семейная реликвия!

— Подтверждаю, — подал голос Завет "Ильича". — Этот подарок, возможно, максимально-идеальный в нынешней ситуации.

— Эх, малец, не хмурься. Ладно, теперь это твое. Помню, когда совсем сопляком вырос. Что, может, давай посмотрим, как ты народился, а? Раньше у нас в семье традиция была...

* * *

— Мужик хоть? Али девка? — мой старший дед, которому на тот момент стукнуло уже сто двенадцать, снимал процесс моего рождения с винтажной ручной камеры. Съемки сопровождались комментариями со старинными колхозными оборотами, которые с трудом понимали парни моего поколения .- Ага, не обманули — мужик! Надо ж, гляньте — прямо в день кончины дядьки Порфирия полез!

— Кто временный браслетик налеплять будет? — спросила акушерка-регистратор. — Мама или папа?

Возраст: 0 лет.

Должность по категориям МТП: Иждевенец (млад.)

Категория флота: Не определён

Подразделение: Не определено

Членство в профсоюзе: Отсутствует

Заработано трудочасов (всего): 0

Накоплено трудочасов: 0

Потребность во сне: Неизвестно (мало данных)

Потребность в еде: Сильная (никогда)

Текущее поручение: ПИЖС-0001, Научиться прямохождению и речи

Я полез, как выразился дедушка, а точнее — родился в 2694 году, девятого октября. Точно в этот же день по среднемосковскому календарю, только на восемьдесят восемь лет ранее с братом прадедушки случилось событие, повлиявшее на моё дальнейшее восприятие праздника. Если коротко, то это был несчастный случай, в результате которого Порфирий пропал в чреве неведомой подпространственной твари. Так или иначе, все мои дни рождения в детстве проходили в атмосфере скорбного молчания. Часто, правда, за трапезой пересматривали видео, на котором я, голенький и окровавленный, издаю свой первый в жизни крик, похожий на скрип ржавой калитки. Но, в общем, с тех пор отмечать свой день рождения я не особо люблю.

А вот другие праздники, государственные — те были очень по душе. Люди выходили на главные проспекты микрорайонов, длинными шествиями шли с красными флажкам и цветами к памятникам. Наш микрорайон на экваторе был не очень густонаселённым, но миллион человек на таких собраниях набирался. Всюду кормили едой — бесплатной, конечно, и в валютном плане, и в плане трудочасов. Сверху барражировали атмосферные истребители, шла наземная Красная Пехота, шагоходы противоинсектоидной обороны. Следом — ландшафтные комбайны, гравиплатформы, обильно украшенные символикой коммун, военных союзов, предприятий и национальных округов. Сурово, милитаристично, но по-своему красиво.

Помню, именно во время одного такого торжества я и увидел в первый раз жука. Случилось это в аккурат после того, как мне удалось накопить в браслете первые пятьсот трудочасов — в основном, от щедрых подарков многочисленных бабушек.

Возраст: 6 лет.

Должность по категориям МТП: Кандидат в младшие помощники техника-колхозника

Категория флота: Планетные войска

Подразделение: Экваториальный Аграрный Районный Союз, Микрорайон им.Котельникова, 11567 квартал, общинное фермерское хозяйство Куцевичей-5.

Членство в профсоюзе: Отсутствует

Заработано трудочасов (всего): 172,5

Накоплено трудочасов: 572,3

Потребность во сне: Низкая (4 часа бодрствования)

Потребность в еде: Низкая (2 часа)

Текущее поручение: ПУСМВ-004: Изучение алфавита и навыков творчества

— Батя, что это?

— Жучара...

Мне было лет пять, а его везли в большой сетчатой клетке на платформе, головогрудь и туловище его облепляли провода и какие-то хитрые светящиеся штуки. Подобная аппаратура были на шапочках коренастых темнокожих девушек, стоявших на платформе и машущих флажками.

— ...Процессию продолжает демонстрация достижений в области одомашивания жуков-дерунов Двадцать Третьего МуЭПКД — Муниципального Экспериментального Предприятия Ксеноинсектовой Доместикации Пальмового Микрорайона...

Позже я узнаю, что привычка называть любую непонятную костлявую форму жизни "жуками" или "инсектами" есть практически во всех державах Сектора, которым повезло колонизировать планеты с уже имеющейся атмосферой. Наши, челябинские жуки были четырёхногие, причём две задних лапы располагались несимметрично, на расстоянии друг от друга. Три пары глаз, большая выдвижная челюсть с зазубринами. Вроде бы — страшно, неестественно, но чем больше я смотрел на жука, тем больше он мне казался каким-то испуганным и тем менее — страшным.

— Ничего себе вымахал, скотина! — проворчал батя.

— Как это — вымахал?

— Они же сначала мелкие были, когда тут кислорода не было. Четыре века назад. Потом уровень кислорода подняли, они и увеличились до полутора метров. Побочка у терраформирования.

— Жалко его... — сказал я, и в этот же самый миг жучара со всей дури шарахнулся о стенку клетки, обращённой к нам с отцом. В его груди треснули хитиновые пластины, и я услышал запах — что-то кислое, похожее на лимон, в глазах защипало. По ряду приветствовавших демонстрацию прокатились крики и возгласы возмущения. Я ойкнул и спрятался за папашиной штаниной.

— Ты чего делаешь, дефлюцинат! — выругался папаша, но, правда, тут же осёкся. — Или он сам? А?

У него так часто случалось — если что-то вокруг случалось, то первым делом он рефлекторно ругал меня, а потом начинал разбираться в причинах происходящего. Иногда извинялся. После того случая он сделал достаточно странный вывод о том, что я умею ладить с животным миром. "Есть контакт", — загадочно сказал он. А раз есть контакт с фауной планетарной, то и подавно будет и контакт с космофауной. Сомнительное утверждение, но не без доли правды.

Я ещё не знал, как многое это значит для меня. Эпоха приручения космических сущностей — коньков, волчков и прочих полупрозрачных четырёхмерников — разделила всё человечество на "слышащих" и "глухих". Тех, кто способен мысленно общаться с космофауной, отдавать им приказы и самостоятельно пилотировать корабли в космосе и подпространстве. И тех, кто навсегда обречён быть пассажиром, а то и вовсе никогда не покинуть родную планету. В каких-то народах и державах первых было больше, в каких-то — меньше, у нас же — примерно поровну.

Мне повезло с рождения попасть в первую категорию. Космос для меня оказался открыт.

* * *

Это было давно — и я в свои шестнадцать ощущал себя достаточно старым и опытным, особенно после первой успешно выполненной миссии. Съев картофан, приготовленный Арсеном, я благополучно уснул — не заходя в свою импровизированную каюту, на один из матрасов, кинутых на пол около буржуйки, на всякий случай цепанувшись ремнём торчащей из пола скобе.

Как оказалось — не зря. Проснулся я от резкого толчка, от которого меня подбросило вверх. Браслет пискнул, сверкнув строчками голограммы:

Возраст: 16 лет

Получен оклад: 24 трудочаса (коэффциент — 3)

Накоплено трудочасов: 140,35

Потребность во сне: Нулевая (0 часа бодрствования)

Сообщение: экстренное погружение

Сообщение: разрешён режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698-988ГЯ)

— Гага, беги в псарню, волчок разбушевался! — крикнул Арсен, бегая по залу от одного туннелизатора до другого.

— А? Что? Где?

— Арсен, дурья бошка, — послышался голос бати с мостика. — Хрен с ним, с волчком, пущай он к левому туннелизатору встанет! Волчок сам успокоится!

Только тут я понял, что на потолке горят лампочки Ильича и привычно гудит штатная вентиляция. Это могло означать только одно.

— Что, спалили нас?!

— Твою мать, да ты, что ли! Совсем!..

Я подорвался и побежал к просмотровому окну туннелизатора.

Глава 3. Режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698-988ГЯ)

— Кто хоть?

— Корпораты какие-то, два катера! Или сектанты! Такие только на частных верфях делают!

Я оглянулся — с моего ракурса их было не видно, но услужливый 'Ильич' вывел по центру палубы, совсем рядом с буржуйкой схему двух кораблей. Они были не больше тридцати метров в длину — второй класс размерности. Маленькие, юркие, треугольные, с мощными маневровыми и не менее чем с двумя волчками под брюхом у каждого. И, наверняка с какими-нибудь хитрыми штуками в арсенале. Такие упряжки мгновенно догонят нашу колымагу, если только не нырнуть.

В общем, я, чуть пошатываясь и запинаясь, упёрся в просмотровое окно и схватился за ручку транспортира. Не чертёжного, конечно, а специального — манипулятора, которым указывают вектор нырка ведущему коньку.

В учебниках написано, что гипототемы большинства пород выглядят снаружи как светящиеся силуэты маленьких морских коньков. В других учебниках, например, по языку Московского Сектора, эта фраза часто приводится как пример наиболее устаревшего и потому бессмысленного пояснения: на большинстве планет никто слыхом не слыхивал ни о каких морских коньках. А часто — и об обычных, сухопутных конях.

Гипототэмы уже начали выныривать из подпространства, высовывая свой исполинский хвост, распределились по разным краям камеры. Как часто с ними бывает, красный агрессивно махал искристыми плавниками и щелкал маленькими челюстями, синий, опустив хвост, нервно плавал взад-вперёд, а желтый ярко искрился, медленно кружась на месте, как проблесковый маячок. В центре туннелизатора остался лишь главный гипототэм, чей цвет бесконечно менялся, он неподвижно висел и покорно ожидал команды хозяина. Всё, как полагается.

Я подвёл транспортир к синему и начал подталкивать его к центральному, ведущему гипототему, который уже начинал закручиваться. В крупных, да и в малых судах империи, особенно курсирующих по самым популярным транспортным коридорам, уже вовсю вернулись к старинной, и в то же время удобным способам туннелирования — при помощи автоматики, промышленных роботов. Роботы человекообразные запрещены для использования — а такие нет. Те, что были побогаче — строили ЭВМ для управления туннелизаторами на реле или на лампах, чтобы не ломались в случае атаки. На 'Молотове' по этой же причине не было почти никаких сложных приборов, кроме браслетов. И в туннелизаторах — только манипуляторы, пружины, тяги и человеческая ладонь на рычагах.

— Выполняю слияние! Батя, когда робота-транспортира купим? — в очередной раз проревел я, пытаясь подманить синего, но тот всё время уворачивался.

— Вот когда электронные бомбы взад переизобретут, чтобы их не было — тогда и будем! Сейчас эти по нам пульнут, и не то — что транспортиру твоему, Ильичу придётся опять мозги перепрошивать! А он когда на кремень записывался последний раз?

— Три недели назад, — прогундосил робот.

— Ну вот!

— Главное, чтобы противотуннельные ракеты не пустили... — сумничал я.

— Синий опять чудит! — рявкнул Арсен. — Цвет меняет!

— У меня тоже! — отозвался я. — Не хочет!

— Поговори с ним! Успокой! Вай, красивый какой, хороший гипототемчик!

Зараза, давно синих менять надо, они самые старые. Но подумал об этом вскользь, прямо заявлять, тем более вслух, тем более перед самым погружением — опасно. они всё слышат. Напротив, напрягся, попытался дотянуться разумом до космической коняги, представил, что он ростом с меня, похожий на обычную, земную лошадь, а я глажу его по морде и даю кусочек сахара.

Это сработало — конёк послушно примагнитился к стрелке транспортира и попёр в сторону к центральному. Пылающий плазменный хвост стал больше, корабль на миг повело, но умный волчок быстро выровнял ситуацию. Хвост потихоньку высовывался, корабль вело в сторону. Центральный гипототем, он же коренник, не является отдельной сущностью — он образуется сам в тройных упряжках. По сути, он и разумом отдельным не обладает, просто слушает команды, как особый интерфейс для управления.

— Получилось! Тупит только. Что они? Близко?

— Девяносто километров, б..! — сругался батя. — Они уже ракеты пустили! Через минуту будет двадцать! Вы скоро там?!

— Скоро! — сказал Арсен.

— Минуты три ещё. Что там по координатам?

— Ильич, скинь на браслеты, — пробормотал Батя, возясь на пульте. — Сейчас я им устрою напоследок!

Что-то прямо над головой, за потолком треснуло, ухнуло и зашипело об обшивку. Я уже догадался, что это — какая-нибудь очередная хитрая противоторпеда, незаметно прикрученная в ближайшем порту.

Браслет пискнул.

Получены координаты, вывести?

Голограмма распахнулась перед лицом, наложившись на вид в просмотровое окно. Совместил перекрестие с центральным гипототемом, и вектор прочертился в сторону от моего плеча. Красный гипототем, несмотря на пылкий нрав, вполне покорно подплыл к кореннику и соединил хвосты.

— Жёлтый остался! Арсен, чё-кого?

— Да, давай! На счёт раз... два... три!

Жёлтый слился с центральным, тройка закрутилась в вихре турбулентности, пылающий хвост вылез по каналу туннелизатора, охватив сиянием подпространственного пузыря весь корабль. Тряхнуло, моргнул свет, пискнул перезагрузившийся браслет и засвистели где-то за углом кулеры 'Завета Ильича', чей квантовый мозг тоже перезагрузился.

Нырнули. Можно на время отойти от туннелизатора, пока лошадки набирают глубину.

Получена премия: 50,5 трудочасов (Экстренное погружение во время к-бандного поручения).

Накоплено трудочасов: 190,85

Режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698-988ГЯ) отключен.

Партия слушает нас всегда — через браслеты. Иногда хвалит и премирует, иногда — ругает и штрафует. Внутри каждого браслета — абсолютно автономный искусственный интеллект, который принимает решения и собирает о нас все данные, а потом по возвращению домой — передаёт Куратору. Была бы возможность отправлять их через подпространство непрерывно — партия наверняка сделала бы и это. Я быстро привык к браслету и понял, что лишним контроль никогда не бывает, к тому же, приятные бонусы вроде кошелька, системы социалистического соревнования, личного фотоальбома и радиосвязи никогда не могут быть лишними.

У каждого челябинца есть свой Куратор, примерно один на пару-тройку тысяч человек. Кто именно наш Куратор в профсоюзе контрабандистов — не знал тогда, наверное, даже батя. Хотя мы догадывались, что он — достаточно высокопоставленный безопасник, который следит за соблюдением всех законов и положений в таком непростом подразделении, как наше.

— Каков план? Где выныривать будем? — наконец, спросил я отца, который отбежал от пультов и спешно накидывал в рот оставшуюся в сквородке на печке и уже изрядно подостывшую картошку.

— Погоди выныривать, — пробурчал он с набитым ртом. — Нам до родных рубежей ещё два погружения, нейтралка. Догнать могут. Эти капиталистические товарищи не дураки, прекрасно знают, куда мы направились.

Как вы уже поняли, мы мчались из волжского кластера Империи Суздаль в родные просторы Челябинска. Края здесь были безлюдные, с красными и бурыми карликами. Все планеты были совершенно непригодны для обитания и отданы в аренду разным строительным и космофаумным корпорациям, а также разным безумным сектантам, вроде любителей объявлять себя 'микрогосударством', владея одной крохотной орбиталкой и одним катерком. Последние, кстати, очень часто бывали прямыми конкурентами нашего профсоюза и методов работы придерживались отнюдь не коммунистических. 'Большак' — основной коридор подпространственных погружений, ведущей от планеты-океана Кама — проходил правее, в трёх-четырёх звёздах от этих мест. Из постоянных поселений — пара купольников разных религиозных малых народов, отшельников и Ордена Правопорядка Инспекции Протокола, которые, впрочем, редко высовывались дальше зоны обитаемости звезд.

Инспекция — это штука надгосударственная, по факту, все державы Сектора находятся под её крылом. Даже суздальский флот, флот самой крупнейшей державы сектора не может потягаться с инспекторским флотом. Но чем дальше от пяти Древних Планет, которые принадлежат орденам Инспекции — тем меньше её влияние и тем реже натыканы их постовые базы. А на Дальнем Востоке и во Внешней Монголии оно и вовсе ничтожно, растворяясь оставляя простор для действий только отъявленным романтикам и негодяям.

Челябинск расположен ровно на стыке границ, на полпути от Древних планет до Дальнего Востока.

Впереди была демилитаризованная зона, упирающаяся в бок двум спорным территориям, которые контролировались исключительно флотом Инспекции. Тянуть контрабанду через эти края одновременно казалось и самоубийством, и достаточно прагматичным ходом. Вероятность, что можно напороться на имперский гвардейский флота примерно равна вероятности, что тобой заинтересуется инспекторский орден Правопорядка. Первые редко суются в места, где много доблестных рыцарей Инспекции, а вторые — редко интересуются контрабандой камушков.

Частный флот корпоратов — игрок, с которым встречаешься не слишком часто. Батя говорил, что, как правило, это бывшие пиратские команды из северных рубежей, отсидевшие пару лет на каторгах и ушедшие в условно-легальный бизнес. Ожидать от них можно чего угодно, когда особенно непонятно, кто их 'крышует'.

Следующая звезда была двойная. Тусклый свет двух тонких усечённых конусов уже можно было различить в преломлениях прямо по курсу нашего пузыря.

— Может, вынырнем поближе к Озёрску-сем? — Предложил Арсен. — Он у второй звезды отсюда. К базе Инспекции? Там база большая, седьмой размерности, почти посёлок. Эти-то, которые там — точно не сунутся!

— Отставить седьмой, далеко слишком, — буркнул батя. — Конькам нужно отдохнуть. Старые, и запасных у нас нет, как знаешь. Проверь, кстати, курс — точно ли ровно летят.

— Хорошо, — Арсен выглядел расстроенным — видимо, Озёрск-7 больше интересовал его местными увеселительными учреждениями.. — Эй, Ильич, стальная башка, как ты?

— Показатели в норме, — отозвался робот. — Перезагрузка после погружения успешно завершена.

— Как там глубина? — спросил я.

— Скоро уже... скоро выйдем на курс.

— Сынку, сгоняешь за ведром? Они уже сейчас жрать захотят.

Делать нечего — снова попёрся вниз. Теперь путь лежал ещё ниже грузового отсека, по узкой герметичной лестнице в трюм — прошагал пять пролётов вниз, со скрипом — опять заклинило — открыл люк в переходный, шагнул в длинное узкое помещение с узким потолком.

Здесь было жарко — работал паровой котёл, шумели насосы и кислородные генераторы. Ещё очень отчётливо, до звона в ушах слышался шёпот востроскручи — космического волчка, который быстро нащупывал слуховой канал и начинал транслировать мешанину из образов и мыслей. Я беззвучно прошептал что-то вроде: 'Но-но, хороший пёсик, спи спокойно'.

Обойдя все эти механизмы и сплетение труб, я направился в конец отсека. В паре метров от двух спасательных капсул, служивших также аварийными шлюзами, взгромоздилась обширная пятиметровая конструкция, доставшаяся ещё от первого владельца корабля. На слегка проржавевшем боку, прикрывавшем сложные механизмы, виднелась поблёклая надпись 'РЫБАЛКА-2645'. Это был автоцех по производству топлива — вакуумно-магнитных контейнеров с космическим планктоном.

'Молотов' на то и назывался гипотраулером, что помимо грузовой функции в его задачи входила также добыча дефлюцината — слабо-светящегося космического планктона, которым питаются космические коньки. Для этих целей из дна корабля выдвигались длинные, в триста метров размахом сетки-крылья, снабжённые светодиодами и капиллярным водопроводом. Дефлюцинат очень любит воду, особенно в жидком состоянии, активно всплывает из глубин космоса и ловится электромагнитом. Затем фермы с сеткой сворачиваются обратно под брюхо, магнитные ячейки с дефлюцинатом перемещаются в пластиковые герметичные вёдра с парой магнитов внутри — своеобразные консервы, и складируются здесь же, в специальном отсеке под потолком. Батя как-то упоминал, что несколько раз запускал 'Рыбалку' и собирал дефлюцинат неподалёку от комет, но было это не менее пары лет назад, а сейчас это место использовалось просто как хранилище для покупного дефлюцината, которым нас снабжал на время миссий профсоюз.

Я открыл крышку, сунул руку в этот отсек, и, конечно же, только тогда сообразил, что в прошлый раз взял оттуда предпоследнее полное ведро, забыв об этом сказать бате. Учитывая, что мы ныряли в предыдущий раз тоже весьма поспешно, а я был изрядно уставший — забыть было не мудрено, странно, что внимательный Ильич об этом не оповестил.

Впрочем, подумалось мне, наверняка он пробубнил об этом бате, а тот привычно отмахнулся — мол, не говори глупостей, купим на следующей орбиталке. А до орбиталки мы не долетели. Выудил последнее светящееся ведёрко и зашагал обратно.

— Ильич, — шепнул я в браслет уже на лестнице. — Дефлюцинат кончился. Последнее несу. Есть где ещё?

— Рекомендую посмотреть в кормовом складском отсеке, на балконе, — сказал Ильич. — Шон Рустемович всегда держит там неприкосновенный запас.

Шон Рустемович — это батя. А с кормой у 'Молотова' была полная путаница — с обеих сторон он угловатый, словно заострённый молоток или топорик для колки дров, а летать на аварийных маневровых мог хоть в какую сторону. Поэтому мы привыкли называть кормой ту часть, которая была противоположная от капитанского мостика. Туда я и направился, пристегнув ведро к поясу — благо, половинная гравитация от этого особо не оттягивала штанцы. В верхней части кормы был один из десятка секретных и не очень отсеков, которые использовались под всевозможные склады. Когда-то здесь предполагалось хранить что-то вроде небольшой раскрывающейся палубы для второго челнока или атмосферного флаер.

Но сейчас треугольная площадка была просто завалена всяким барахлом — тележками, сейфами, парой старых шкафов, стройматериалами для ремонта кают, который никак не могли завершить. Поёжившись от холода — утеплено помещение было очень плохо, я действительно обнаружил четыре светящихся ведёрка в самом углу, под широким панорамным окном — собственно, именно поэтому отсек назывался балконом. За окном виднелись светящиеся облачка дефлюцината, тускло мелькающие на подпространственной глубине на фоне столбиков звёзд, которые медленно поворачивались по спирали. Понаблюдав пару секунд за красотой, я поднял ведёрко с пола, как вдруг моё внимание привлекла тонкая щель, идущая параллельно краю помещения и пропадающая под сундуком.

— Что за... — пробормотал я.

— Эй, где тебя черти носят? — послышался голос бати. — Коней кормить пора!

— Щ-щас, батя, щ-шас, — крикнул я.

Щель была очень подозрительной и не давала мне покоя. Очередное секретное помещение? Парой месяцев назад я уже обнаружил узкую дверь в ванной комнате, прикрытую пластиковой панелью, за которой обнаружился длиннющий коридор вдоль всех кают. Здесь такое вряд ли могло быть. Прикинув по плану, что находится подо мной, я заключил, что там'вестибюль', он же основной шлюз, он же основной спасательный челнок. Если быть точнее — его двигательный внешний отсек, который отстыковывается от основного корабля.

Скорее всего — это люк, которые позволяет производить осмотр узла сопряжения и двигателей челнока, заключил я и уже собрался идти, но мне вдруг показалось, что я слышу какие-то звуки. Присел на корточки, прислонился к шкафу, стоящему на полу. Я отчётливо услышал музыку — ритмичные тяжёлые басы, перемежавшиеся с высоким женским вокалом. Стало совсем интересно.

Напрягся, упёрся ногой в стену, оттолкнул шкаф на полметра и обнажил длинный и узкий металлический люк с потайной ручкой. Я нащупал и приподнял ручку — что-то липкое оказалось на ней, я поднёс палец к носу, понюхал и понял, что это запах картошки, которую совсем недавно готовили батя с Арсеном. Дёрнул ручку — поддалась с трудом, дёрнул ещё раз — и люк открылся.

Свет ударил в глаза. Внизу было длинное помещение с высоким потолком. Я разглядел большую двуспальную кровать с перинами, шкафчики, полки, душевую кабину. Но главное — в двух метрах подо мной я увидел обладательницу пышной рыжей шевелюры, которая мгновенно перестала петь старинную рок-балладу и задрала голову. На меня уставились два глаза — человеческий и кошачий, с вертикальным зрачком.

Музыка тоже стихла.

— О, привет, чувак. А ты кто?