Я не физик, касательно научной составляющей доверюсь критическим отзывам и здесь, и на флибусте. Сам могу оценить, как оценил бы гуманитарий.

Сама по себе постапокалиптика становится настолько типичной и стандартизированной по форме, что при прочтении каждой фразы вспоминается то одно произведение, то другое. Больше всего в данном случае вспоминался завершающий рассказ сборника «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери — «Каникулы на Марсе»: та же семья, пытающаяся выжить среди пустоты, те же отсылки к истории человечества, которое дошло до такого, и прочие-прочие клишированные ходы. Рассказ совсем крохотный, погрузиться в зарисовку не успеваешь, ибо персонажи проработаны слабо, какая-либо эмпатия отсутствует, сюжет скачет понятно откуда и понятно куда. Даже повествование от лица ребенка не спасает. Опять же скажу, что научные обоснования не только, видимо, не выдерживают грамотной критики (не мне судить), но и невероятно скучны, как и весь рассказ в целом.

И что самое грустное, тема ведра воздуха не раскрыта, которая, собственно, и спровоцировала прочесть рассказ.

«В том-то и дело. Вот он и дал указание подсуетиться и подготовить прочувствованную книгу о том, как граф Толстой на фоне широких полотен народной жизни доходит до Оптиной Пустыни и мирится перед смертью с матерью-церковью. Такую, знаете, альтернативную историю, которую потом можно было бы постепенно положить на место настоящей в целях борьбы с ее искажением. Идея, конечно, знойная, особенно если ее грамотно воплотить.»

«t» — Философский боевик. Книга, в которой повествуется попеременно об опасных перестрелках и преследованиях графа Т. и о поиске смысла своего существования главным героем. Никогда еще у Пелевина так, что называется, не пахло жареным: роман полон погонь, боев, перестрелок; не стоит забывать, что граф Т. — знаток боевых искусств. Опорные пункты философской же стороны грамотно обозначены уже в самом начале: концепция многобожия от княгини Таракановой, а также история, рассказанная создателем-Ариэлем о его дедушке, считавшем всех, кто создает дополнительные сущности (писателей), демонами. Оба эти утверждения в дальнейшем найдут развитие и будут влиять на ход всего романа.

«t» — Постмодернистская ода. Есть такая довольно популярная в интернете картинка о конфликтах в различных направлениях в литературе. Согласно ей, к примеру, в классике преобладают конфликты «человек-природа», «человек-человек», в модернизме — «человек-общество», «человек-отсутствие бога», а в постмодернизме — «человек-реальность» и «человек-автор». Около года назад я прочел рассказ того же Пелевина «Бубен Нижнего мира», который меня тогда поразил. Только вдуматься.. рассказ, где его прочтение — самоцель и главная мораль. В тот момент такая литературная игра мне показалась находкой, а позже впечатление добавилось пьесой «Шлем Ужаса». И вот — возвращение блудного автора, протягивающего руку читателю, именуя его героем сюжета. Прекрасная литературная рекурсия. И дело не только в этом.. Идея с квестом графа Т., самого не понимающего что это за Оптина Пустынь и как ее найти, переложение стилей и персонажей классики в духе «Голубого сала» Владимира Сорокина — всё это создает должное ощущение продуманной литературной игры.

«t» — Роман-матрешка. В чем-то это произведение можно считать детективом: граф Т. пытается разобраться, кто по отношению к кому в этом мире является создателем. И на протяжении всего сюжета мы решаем две задачи — разбираемся, кто создатель, и ищем Оптину Пустынь. Если проследить самую большую из имеющихся цепочек, то ближе к концу романа она следующая:

В «t» очень много юмора. Начиная с «поберегись!» и «непротивления злу насилием», под которое подпадает столько хитростей, что каждый раз удивляешься и гадаешь: «А что же знаток боевых искусств граф Т. выкинет в следующий раз?» (Напомнило, как Эрик Картман из Южного парка каждый раз говорил, что он не жирный, просто у него кость широкая/он приятно округлый/его организм не дорос до его веса/у него прекрасная комплекция вратаря/у него просто другой путь...). И заканчивая массой смешных моментов об актуальном сегодня творческом коллективе Ариэля, о литературной карьере простолюдинки Аксиньи и о шутере с мертвяками (мертвыми душами), которых должен отстреливать сам Федор Михайлович Достоевский. А лично для меня самый смешной момент был, когда граф Т. начал подходить к прохожим и объяснять, мол, сегодня такой приятный день, понаслаждайтесь солнцем и теплом, ибо когда я от вас отойду, вы перестанете существовать, потому что я главный герой книги:)

Искренне надеялся, что преимущественно негативные отзывы на книгу вызваны чем-то субъективным, или хотя бы просто усталостью читателей от пера Виктора Олеговича. Но нет. Тягомотина продолжилась, как и пелевинский вампирский цикл «Рама II».

Мне нравится поздний Пелевин, возможно, не меньше, чем ранний. Его крепкая «Ананасная вода», великолепные «t», «Лампа Мафусаила» и «S.N.U.F.F.» наглядно демонстрируют, что при желании автору есть чем удивить фаната или просто читателя. С другой стороны, роман «Бэтман Аполло» одним махом объясняет всё, за что в позднего Пелевина упорно летят гнилые помидоры. Ибо если кому-то захочется раскритиковать творчество Пелевина, выделив все худшие стороны автора — ему достаточно просто беспристрастно пересказать основную мысль этой книги, не забывая так же объективно перечислить все её особенности. Грубо говоря, «Бэтман Аполло» — настоящая паршивая овца в прекрасном стаде книг одного из моих любимых авторов.

Рама Второй продолжает своё путешествие, если его можно так назвать, по ещё большему количеству локаций, ещё более беспредметных, бессмысленных и скучных, затевая ещё больше бесед с разного рода вампирами, халдеями и андэдами, чем в первой книге «Ампир В». Первый недостаток в том, что действительно все перемещения главного героя абсолютно бессмысленны и, конечно же, не вызывают сопереживания, так как они ничем сюжетно не обусловлены, они максимально внезапны и необходимы лишь для очередной беседы о «правильном понимании мира». Второй глубокий провал в том, что такого рода подача своего видения устройства мира невероятно скучна. Я хорошо отношусь к той части книг Виктора Олеговича, где он задвигает о солипсизме и буддизме, и меня всегда радовало, что до этого, в большинстве случаев, подача одного и того же разнопланова. Вспомнить хоть «Шлем Ужаса» — прекрасная подача своих идей в форме чата о внутреннем лабиринте ума, «S.N.U.F.F.» — подача солипсизма через сур и глаза видеохудожника, «Священная книга оборотня» — через хвост и культурное наследие мира в маленькой головке лисицы. Пелевину это удавалось много раз. Но не сейчас. Эксплуатация достаточно вымышленной, с одной стороны, и крайне безынтересной, с другой, фабулы не играет на руку донесению очередного трактата. Третий недостаток — вторичность социальных подколок, которые свойственны книгам Пелевина, здесь они повторяющиеся то из «t», то из «Generation П». Четвертый — глумление над «протестом» и над событиями на Болотной площади, как бы мы к ним не относились, вышли недоработанными, символическими, маркетинговыми ради большей продажи своего философского труда. И последний, пятый, недостаток... Представьте... Рома/Рама в течение почти двух книг объемом страниц по 300-400 слушает и слушает тех, кто его учит жизни, слушает и слушает. Сколько раз ему говорят учителя и собеседники: «Ты так ничего и не понял, Рама». Даже в мыслях Рамы частенько проскакивает после обильного загруза подобный абзац: «Я решил не спрашивать у него, что это такое, а он тем временем продолжал...» Понимаете, да? То есть автор сам как бы расслабляет своего слушателя, чтобы он особо и не заморачивался над ментальными выкладками. Не понял? Автор объяснит немного другими словами. Снова не понял? Автор объяснит метафорой. Блин, опять не понял? Автор объяснит шуткой или сведёт к шутке. И что самое смешное... Вот слушал все эти трактаты Рама в течение почти двух книг цикла. Что же происходит в самом конце? А я напомню: наконец-то Рама Второй стал настолько способным умничать, что сразу же научил жизни и своего водилу Григория, и затем мента полковника. Осознание этого меня просто выбило из колеи. Получается, автор прямым текстом говорит своему читателю: «Послушал урок в течение 700 страниц? Молодец. Теперь можешь ходить по улицам и умничать столь ценным и исключительным Знанием.»

Среди моря скучной тягомотины и вторичности могу выделить три кусочка, которые для меня имеют ценность в этой книге: 1) разговор с Дракулой (глава 11 «Dionysus the Oracular»); 2) разговор с Бэтманом Аполло (глава 15 «Omen»); 3) подколка в адрес Владимира Сорокина (приложение «Сркн»). Но эти фрагменты, естественно, не спасают.

Сокращение «S. N. U. F. F.» расшифровывалось так: «Special Newsreel/Universal Feature Film». Это можно было примерно перевести как «спецвыпуск новостей/универсальный художественный фильм».

Полагаю, мой личный квадрат любимых произведений Виктора Олеговича дочерчен до конца. «Омон Ра», «Числа», «t» и вот, наконец, последней вершиной становится «S.N.U.F.F.». Две соседних вершины очень забавны и пёстры по содержанию, две других — крайне депрессивны и после прочтения оставляют чувство опустошенности. Две соседних, но уже в другом измерении, вершины — хронологически первая половина творчества автора, две других — вторая. Образы тоже в голове как-то сформировались... «t» — это бесконечная рекурсия двух зеркал, героя и автора, где между ними слышатся дикие вопли души древнего писателя, закованного в кандалы, созданию которых он и посвятил всю свою прошлую жизнь. «Числа» — это клерк в солидном костюмчике, в галстуке с рисунком Пикачу, рассказывающий жутко пошлые и грязные офисные шутки с каменным лицом, а над его головой висит ореол цифр из троек и четверок. «Омон Ра» — это, в первую очередь, черное небо, в котором парят красные соколы с пустыми зрачками, и летящая в этом небе огромная ядерная бомба, после которой остаются только клочки, обрывки всех положительных и доблестных слов и лозунгов. И наконец, «S.N.U.F.F.» — это жужжащий кислотно-едкого зелено-розового цвета лазер, пронизывающий пространство медленно и с мучениями, оставляя лишь рваные раны технологических и биологических механизмов там, где раньше были любовь, нежность, мультиполярный мир и собственное «я».

«S.N.U.F.F.» — пелевинская «Война и мир». Повествование стартует накануне очередной войны между Оркландом и Бизантиумом, между представителями орков и людей, по классике начинающейся случайной стычкой, казусом с участием мирных граждан, в результате которого появляется повод сместить прежнее правительство орков. Глазами орка Грыма мы видим масштабное сражение, и благодаря бойцам людей (огромным статуям, ящерицам, бэтмену, черепашкам-ниндзя) мы понимаем, что в данном случае речь идет о битве культур. Это единственная сцена крупной битвы во всем творчестве Пелевина, и сделана она здорово.

Мир книги настолько биполярен и полон аллюзий, что поражаешься умению и остроумию автора. Парящий над Сибирью офшар, где высокотехнологичная лучшая жизнь. Облезлые бетонные трехэтажки Оркланда, где пьяная родня распевает «Из этой жопы х..й уедешь» и «Е..л я родину такую». Отношения двух миров находятся в сложном симбиозе. Орки относятся со смесью заискивающей робости и лютой ненависти, о чем говорит автор. Люди же понимают необходимость существования более слабого соперника, чтобы посредством него оправдывать всяческие потребности своего общества.

Так свойственный Пелевину солипсизм в этом романе играет новыми, свежими красками аж дважды: видео-полеты и суры. 1) «Впрочем, где мы, пилоты-надомники, на самом деле? В своих тесных комнатах или в оркском небе? И где это небо — вокруг моей «Хеннелоры» или в моем мозгу, куда его транслируют электронные удлинители глаз и ушей?» 2) «Люди принимают решения на основе прецедентов и опыта. Человек — это просто инструмент приложения культуры к реальности. Сура, в сущности, тоже.» Важно отдельно сказать, что более применимых и уместных для всё того же солипсизма у Пелевина еще не было. И если с видео-полетами как-то более-менее всё ясно — факт вовлечения в виртуальную реальность многими авторами хорошенько и толково описан, еще начиная с рассказа Герберта Уэллса «Замечательный случай с глазами Дэвидсона» — то с сурой всё гораздо сложнее...

Сура описана таким образом, что под нее смело можно подставить человека, и его механизмы поведения. Автор говорит, что сура принимает решения на основе прецедентов и опыта, позже она принимает решения на основе сопряжения множества случившихся прецедентов и выбирает наиболее уместный, исходя из кучи-кучи социальных и прочих факторов. Теперь вопрос: Чем сура не человек? Великолепно подобранный пример парадокса китайской комнаты подтверждает эту мысль. Позже она закрепляется примерами о тесте Тьюринга и течении бихевиоризма. И с данных позиций, в итоге, в доме их находится двое — человек и его сура, где, в сущности, оба роботы.

Есть и другая позиция. До жути противоположная и столь же правдивая — в своем доме Дамилола находится один. Об этом не раз упоминают и он, и сама Кая. Формально и фактически, он купил себе максимально реалистичную версию секс-игрушки, куклы, которая общается, подмигивает, знает всё о его теле, знает как себя надо вести и... обладает помимо всего прочего параметром «сучество». Это настоящее открытие Пелевина: изобразить женскую особенность поведения в виде параметра на секс-кукле в фантастическом романе. Браво! Речи Каи соблазняют каждым сказанным предложением. И автор, и главный герой, и читатель — все понимают, что речь идет о машине, искусственном механизме. Все трое постоянно в голове держат эту оговорку. Но она не спасает, этой мысли недостаточно. В сущности, главный герой занимается сексом сам с собой, с удачно собранным зеркалом своих потребностей и желаний. Вот здесь и кроется ответ на «сучество». Для максимального удовольствия и, что важно, не угасающего интереса требуется постоянная эмоциональная подпитка. Есть масса утверждений, которые я слышал от разных источников (и в книге Михаила Веллера «Всё о жизни», и в методиках пикап-соблазнения), и все они сводятся к одному — максимальные интерес/влечение/ощущение жизни будут лишь в случае эмоциональной волны, причем постоянной. От положительных эмоций к отрицательным, от отрицательных к положительным — и так далее. Здесь и объясняется «сучество», классическое женское поведение «чтобы милый не скучал» и, собственно, вызовы на ревность самой суры Каи. Получается, Дамилола сам этого хотел, а вернее, хотел организм и сексуальное влечение. Поэтому столь уместен образ с «качелями наслаждения», на которых необходимо снять блокировку и сделать в конце концов солнышко... Во время этих рассуждений мне вспомнился всем известный эксперимент с подопытной мышкой, которой поставили в клетку кнопку, вырабатывавшую эндорфин путем воздействия электродов. В итоге мышка не хотела ни есть, ни спать, она тупо нажимала и нажимала на кнопку... Страшное чувство паранойи удовольствия... Но здесь есть контраргумент: Дамилола, впервые испытав наслаждение «качелей» осознал, что весь предыдущий опыт никчемен и тускл, и вот теперь он понял, для чего жил. Что же тогда? Нам блокировать своё желание получения максимального удовольствия? А ради чего? Ради биологических потребностей вида? А если не блокировать, то поддаться жажде этого удовольствия, опять же, как животное? Этот неразрешимый вопрос меня разрывает, если честно.

Дилемму максимального удовольствия невозможно разрешить однозначно так же, как и ответить на вопрос, на чьей стороне сам автор: на стороне внутренне мёртвых, неестественных, окруженных сплошной имитацией рабов удовольствия? или на стороне примитивных, грубых, завистливых и недовольных пожирающих себя орков? Ответа нет.

Обе дилеммы невозможно разрешить однозначно так же, как и ответить на вопрос, сколько человек в доме Дамилолы: один, только потому что кого-то формально назвали человеком, а кого-то сурой? ни одного, потому что и сура, и человек — лишь совокупность поведенческих механизмов, обусловленных оптимальными факторами? двое, потому что у обоих имеются признаки самосознания и абстрактного мышления? Ответа нет.

Гениальный роман.

Дело непростое.

Роман «Empire V» изначально мне казался некой квинтэссенцией того, что Пелевин хотел бы заложить в свою, громко скажу, главную вещь в творчестве. Соединение наиболее удачных и принятых читателем предыдущих вещей под одной обложкой: много солипсизма и прочей философии от «Чапаева и Пустоты», диагноз эпохи под соусом конспирологии от «Generation П», шикарная глава истории детства главного героя, весьма похожая на «Омон Ра». Всё это в результате дает полную выкладку того, о чем хотел бы сказать Виктор Олегович в 2006 году. Огромная масса великолепных подколок над эпохой, обществом и его стратами. Цитировать очень хочется, и много, но не буду, сложно выделить что-то отдельное замечательное. Плюс сам главный герой интригует своей обычностью и клеймом неудачника. Все эти факторы притягивают и заставляют поставить заслуженную десятку.

Так мне казалось до середины романа.

Вернее, это уместно вытекало из первой трети романа, но пропасть я ощутил, дойдя до середины. После прочтения условной трети книги философским концепциям и выкладкам нет конца. Они продолжаются снова и снова. Вводятся халдеи, вводится Дерево Жизни, вводится Иштар, принятие баблоса. За всеми этими беседами теряется, если вовсе не исчезает, само повествование и динамика. Герои становятся всё более плоскими, словно по ним проезжает асфальтоукладчик. Вокруг нескольких терминов — гламур, дискурс, баблос — закручиваются всё новые диалоги. Это приводит в уныние. Кстати, из кучи определений гламура и дискурса я процитирую наиболее существенные для меня трактовки, ибо в них хоть что-то можно вычленить: «Дискурс — это мерцающая игра бессодержательных смыслов, которые получаются из гламура при его долгом томлении на огне черной зависти. А гламур — это переливающаяся игра беспредметных образов, которые получаются из дискурса при его выпаривании на огне сексуального возбуждения.» В этом абзаце важно обратить внимание на то, что мне философские трактаты Пелевина обычно нравятся. Что в старом «Чапаеве», что в новых «Ананасной воде» и «Лампе Мафусаила». А отличие в том, что в этих книгах было много чего еще помимо философии: интересный сюжет, свежий взгляд, неожиданный подход к той же проблеме солипсизма, что и обычно. А вот в «Ампир В» — серость.

В итоге встает дилемма. Однозначно оценить весь роман непросто. Великолепные первые 150 страниц, затем непреодолимое болото философских выкладок без чего-то принципиально нового для автора, и динамичная концовка, которая вроде бы как должна стереть неприятное чувство срединной лекции, но я не повёлся, увы. В завершение всё же приведу одну цитату, уж больно она хороша:

"— И здесь, и везде, — сказал Иегова. — И всегда. Проследи за тем, что происходит во время человеческого общения. Зачем человек открывает рот?

Я пожал плечами.

— Главная мысль, которую человек пытается донести до других, заключается в том, что он имеет доступ к гораздо более престижному потреблению, чем про него могли подумать. Одновременно с этим он старается объяснить окружающим, что их тип потребления гораздо менее престижен, чем они имели наивность думать. Этому подчинены все социальные маневры.Больше того, только эти вопросы вызывают у людей стойкие эмоции.

— Вообще-то мне в жизни попадались и другие люди, — сказал я с легкой иронией.

Иегова кротко посмотрел на меня.

— Рама, — сказал он, — вот прямо сейчас ты пытаешься донести до меня мысль о том, что ты имеешь доступ к более престижному потреблению, чем я, а мой тип потребления, как сейчас говорят, сосет и причмокивает. Только речь идет о потреблении в сфере общения. Именно об этом движении человеческой души я и говорю. Ничего другого в людях ты не встретишь, как не ищи.»

Отзыв на этот рассказ я уже писал, но не могу не изложить открывшееся мне только что откровение. Слушал я лекцию Дмитрия Быкова о повести Стругацких «Пикник на обочине», когда речь дошла до золотого шара и мясорубки. Я моментально вспомнил рассказ Силверберга «Вот сокровище...» и спешу поделиться.

Что такое этот самый страж, и какое сокровище он охраняет? Удивлю вас, пожалуй, но этот страж — женщина. Девушка, женщина, возлюбленная, как угодно. Все, кто приходил к стражу ранее, правильно отвечали на все вопросы и всё равно подвергались смерти. Один из главных героев напротив — говорил несусветную чушь, но зато так уверенно, так легко и непринужденно, что страж принимал эти ответы, ведь ему по сути, оказывается, было всё равно, что говорит спрашиваемый. В беседах с девушками тот же коленкор: говоришь что угодно, главное сам веришь в то, что говоришь, — и всё хорошо. А с сокровищем всё ещё проще: сокровище — это житейское счастье, которое достижимо только в случае получения одобрения стража этого счастья:)

P.S. Естественно, это просто одна из версий толкования. Но мне она показалась жутко забавной и подходящей.

Очень милый святочный рассказ. Девочка со спичками стоит на перекрестке центральных улиц и дает прикурить всем, кому это необходимо.

Быков забросил сразу несколько идей в эту коротенькую историю. Во-первых, о том, что любой человек нуждается в сочувствии, желает быть выслушанным. Не зря ведь девочка стоит в центре любого города-миллионника. Во-вторых, вспоминается Михаил Веллер с его мыслью, что нельзя заполнять себя одной проблемой, ее можно решить, да и много других радостей есть в жизни помимо зудящей в голове проблемы. В-третьих, вспоминается рассказ Рэя Брэдбери «Марсианин». Там марсианин становился тем, кем его хотели видеть, и в рассказе Быкова девочка давала то, что человеку было необходимо. Но в обоих случаях находились те, кому от главного персонажа было нужно не то, для чего он создан. Приручить, поймать, захватить — всё это античеловеческое, но не чуждо людям, на то они и люди.

А задумка с разноцветными, и финальной черной, спичками доставляет особое удовольствие некой сказочной рождественской милоты. Забавный момент, когда каждый «прикуривающий» тянулся к черной спичке... Вот как знал он, что за ней скрывается... Ведь действительно, любому проще пропасть и послать всё к чёрту, нежели мучиться и разбираться с трудностями.

«Я подошел к двери и постучал. Молодой, немного клетчатый голос меланхолично ответил «войдите». Я осторожно вошел и огляделся. Комната больше напоминала медицинский кабинет, чем гостиную или бассейн, в углу сидел белый топчан, накрытый соленой клеенкой, у окна стоял стол в окружении спящих кактусов, на стене висел календарь на несуществующий год, рядом стыдливо ютился шкаф с книгами и почему-то детскими игрушками. За столом сидел человек в холодном пиджаке, в больших тусклых очках. Я навел на него взгляд и кликнул левым глазом, но информации не оказалось.»

Весьма качественный рассказ от лица сумасшедшего-программиста. Первый абзац настолько интригует своей самобытностью, что ощущаешь, как мозг начинает буквально оттягиваться, разложившись на диване и закатив глаза. Подобные неуместно характеризующие прилагательные заполняют всё повествование. Также много острот на многозначности слов.

Что же касается сюжета — он тоже оригинален. Читать подобное весело и занятно. Напомнило трипы главного героя «Generation П», только без переборов с заумностью.

Сборник «Ананасная вода для прекрасной дамы» 2010 года очень похож на сборник «Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана» 2008 года. И по формальным признакам (по 5 произведений, два из которых больше остальных и являются практически повестями), и по формам изложения (обычные рассказы + псевдодокументалистика). Но если сборник-2008 можно было охарактеризовать как перепев старых тем на современный лад, то сборник-2010 — нечто совершенно своеобразное и вполне органичное, цельное. Считаю, логичней было назвать книгу не «Ананасная вода для прекрасной дамы», а «Боги и механизмы», которое используется в оглавлении. Ибо в этом вся соль сборника.

Боги и механизмы — их взаимоотношения многогранны и раскрываются Пелевиным с разных ракурсов, с использованием различных художественных и сюжетных средств. Но, что интересно, они остаются ключевой идеей в каждом рассказе-повести всего сборника:

Операция «Burning Bush» — с помощью механизма главный герой становится гласом Господа для сильного мира сего — президента Сша. Прекрасно очерчены фазы и акценты взаимоотношений «Бога» и его избранника, начинаясь испугом от чуда и заканчиваясь искренней взаимной заботой. Здесь прекрасно видно, что и Бог в ответе за того, кого он приручил;)

Зенитные кодексы Аль-Эфесби — люди создают настолько живые военные механизмы, что те фактически обретают подобие сознания, искусственный разум, а люди в свою очередь становятся подобны богам, слепившим из металла и проводников нечто мыслящее. А вот насколько живой этот искусственный разум — предстоит узнать из повести. Возможно, «боги» даже чересчур перестарались.

Созерцатель тени — здесь продемонстрирован механизм соединения с чем-то мистическим, божественным, посредством собственной тени, знающей гораздо больше.

Тхаги — показан механизм работы секты мирового Зла. Каким должно быть настоящее Зло, и какую службу оно ожидает от своих верных подданных.

Отель хороших воплощений — описан механизм появления задатка жизни некоей абстрактной Маши с помощью божественного ангела, осведомляющего Машу, что и как ее ждет. То есть механизм рождения духовного до рождения физического.

Таким образом, красной нитью через весь сборник проходит сопряжение терминов «боги» и «механизмы», что весьма приятно, виден серьезный подход, что бы там кто не говорил о некоем ленивом Пелевине, который стал писать последние книги левой ногой, лишь бы их пустили в печать. Повторюсь, сборник «Ананасная вода...» гармоничней предыдущего аналогичного сборника. Как-то давненько я планировал прочесть лишь один из этих сборников и долго метался, какой же выбрать, ибо, округляя, отзывы были примерно равны в критике. Но теперь я точно убежден, что эта книга сильнее. И это не уменьшая преимуществ «П5», в котором замечательные «Зал поющих кариатид» и «Ассасин». Столь же чудесны в «Ананасной воде...» — «Операция Burning Bush» и «Зенитные кодексы Аль-Эфесби». А последние так вообще лично для меня просто выше всяких похвал, давненько у Пелевина с таким качеством не сталкивался.

А что же с названием сборника всё-таки? Я, конечно, остаюсь при своем мнении, но ход Пелевина тоже весьма интересен: назвать сборник так, что это будет упомянуто всего лишь один раз, в самом последнем рассказе, в третьем абзаце с конца. В какой-то мере остроумно, также в какой-то мере весьма звучное название для сборника, полагаю, обеспечило должный маркетинговый эффект.

Кому-то рассказ показался несколько «чернушным», но следует указать, что, во-первых, Пелевин вырисовывает пошлые моменты рассказа с минимальными контурами, проходит по ним по касательной, а во-вторых, мне нравится такой Пелевин. Злобный — но романтичный, пошлый — но правдивый.

Ангел создает свою очередную форму, на этот раз девушку Машу, и предлагает ей посмотреть момент ее создания в отеле, где бухают и пилят бабло два противных мужика, и к ним заходят колонной красивые стройный девушки. Неловкими мазками автор демонстрирует основные контуры, перемешивая их с диалогами ангела и ничего не понимающей Маши, но в итоге Маша отказывается являться на свет (на такой свет). Действительно, мир показан просто ужасным, каким он порой и является. Но обещания ангела о том, что Маша станет прекрасным воплощением — богатой красавицей, родившейся в Лос-Анджелесе, — не играют роли.

Отличный финал. Внезапно появившись из ниоткуда, оба уходят в никуда, чтобы снова встретиться уже в другом виде и в другое время. Романтично, насколько это возможно при такой-то фабуле.

Зло коварно тем, что служить ему верой и правдой, как это обычно принято, может оказаться не столь уж приятно.

Хороший разбор истоков и корней зла в начале рассказа, забавные метафоры с Родиной-матерью и Ладой Калиной. Ну, и концовка рассказа, конечно, ставит жирную точку, подводя итог всему рассказу.

Во многих рассказах Пелевин уходит в свой любимый буддизм, в переплетения философии, используя именно сложные слова, и, конечно же, рассуждения о том, что всё вокруг нереально, иллюзия, тень. В данном рассказе автор с помощью своего главного героя изучает таинственную природу тени. Всё бы ничего, если бы не масса «сложноты», через которую приходится буквально пробираться в тексте, ибо читать эти абзацы — удовольствие небольшое. С другой стороны, нельзя не отметить традиционно трепетное отношение Виктора Олеговича к природе какого-то явления, в этом случае — тени. Здесь и применение мифа Платона о пещере, и упоминание встречи Александра Македонского с Диогеном с его известной фразой «Не загораживай мне солнце», и самое главное — выращивание тени в домашних условиях. Эти несколько хороших моментов, да и еще парочка удачных, не перекрывают неинтересность основной массы текста. Читать лишь в составе сборника, иной роли рассказ вряд ли заслуживает.

Кажется, худший рассказ из цикла «Сказки» Кира Булычева.

Я в принципе не воспринимаю фантастический боевик как жанр, да и просто боевик. Если сейчас что-то отдаленное пытаться вспомнить... «Бегущий человек» Стивена Кинга это боевик? Если да — то боевик там вовсе не главный, а если нет — то и вопрос, собственно говоря, снят.

Перестрелки двух главных героев с этими самыми инопланетными лебедями читаются плохо, беготня и «скрывашки» в пещере — тоже. А, по большому счету, там ничего больше и нет. Единственное, что порадовало, так это описание реки, как бы намекающее на то, что она молочного цвета и берега вязкие, жидкие (кисельные). Но эти приятные плюсы — мелочь, без которой оригинальной сказки вообще бы не осталось.

Прорисовка сюжета в данном рассказе-сказке довольно ясна, вполне фабульна, если сравнивать с оригиналом. Здесь есть именно то, ради чего вообще, как мне думается, и писались вообще булычевские сказки: а) переложение историй на фантастический лад; б) предоставление рационального объяснения, почему и как такая фабула родилась, откуда у нее ноги растут, и чем она обусловлена. С обеими задачами конкретно это произведение справилось. А концовка весьма лаконична и хороша.

Эта сказка Булычева из тех случаев, когда концовка на всё открывает глаза. Вроде бы читаешь такой, читаешь. Приходит в голову мысль, что это уж больно сильно воспроизводит сам оригинал сказки... а потом Бац! Оказалось, дело совсем в ином. Здесь появляются и серьезные вопросы касательно свободы воли (что не свойственно для предыдущих сказок цикла), и четко проработанные переживания главной героини. В общем, рассказ выигрышный, да и остроумный, чего уж там. Поставить оценку больше не могу, мешает ощущение дословного передирания с оригинала, которое, конечно, улетучилось с последней страницей, но осадок остался.

Оригинальная сказка взята словно лишь для первичного толчка сюжета. В остальном это приколы в стиле Роберта Шекли, только ниже уровнем. Конечно, мне понравилось инопланетное толкование и принцессы, и горошины, но этого маловато.

Цикл Кира Булычева представлен шестью сказками, переложенными с оригинала в фантастическую плоскость. Цели для таких сказок я вижу следующие: собственно, придать истории фантастический элемент; с помощью этого фантастического элемента обосновать странность и своеобразность сказок-первоисточников; и добавить фирменный юмор автора. Какие-то рассказы этих целей не достигли, а какие-то справились. В целом, цикл довольно занятный, ибо интересно, как Булычев переложит новый конкретный сюжет в своё профессиональное русло.

По качеству, как это обычно и бывает, сборник неоднороден. Лучшие рассказы: «Репка», «Теремок», «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка». Имхо, провал сборника: «Гуси-лебеди». Ну, и нечто среднее, со своими плюсами и минусами: «Синяя борода» и «Принцесса на горошине».

Прочел свой первый рассказ из цикла «Великий Гусляр». Два дня ходил вокруг да около этого цикла и, наконец, решил удовлетворить любопытство.

Рассказ, в первую очередь, легкий. Очень быстрое изложение сюжета, именно теми словами, чтобы читатель всё понял сразу и однозначно. Довольно странно с моей стороны давать такую характеристику, но при прочтении возникло именно такое ощущение. Навскидку кажется, что Булычев — мастер лаконичности. Что же собственно по сюжету? Профессор Минц изобрел препарат, который лечит от всех болезней. Автор доносит правильную мысль по итогу первой трети рассказа: жизнь человека — это взлеты и падения, лихорадка и отчаяние, смех и влюбленность, то есть излечиться от всего — значит перестать жить вообще. Последующие две части рассказа повествуют о забавных, даже анекдотичных, ситуациях применения подобных лекарств. В первом случае Минц разделил компоненты препарата-от-всего по принципу первой буквы в названии болезни, а во втором случае профессор лечит склероз своего соседа довольно необычным способом с использованием зеркала.

Очень легкое и очень непринужденное чтение.

Атмосфера крохотной базы на астероиде классная, здорово передан основной лейтмотив оригинальной сказки, а вот мораль вышла даже добрее, чем в деревянном Теремке. Ведь если там он в итоге разваливается, что намекает маленьким детишкам, что во всём нужно знать меру и пр., то здесь приглашение на огонек последнего путника выручает всю компанию. Такое, своего рода, гостеприимство до конца.

А по мне дак забавный рассказ. И мотивация выращивания такой репки показана, и причина собственно, почему репка такой выросла, и, самое главное, почему именно Мышка оказала столь важной в ответственный момент:)

А по поводу того, что, мол, дед ничего сам не сделал якобы для победы на конкурсе, и никакой заслуги в его выращенной репке нет... Товарищи, я вас умоляю, не занудствуйте, пожалуйста. Думаю, никто не будет спорить, что в оригинальных, классических сказках очень часто побеждает хитрость, а не честь и отвага. Добро всегда пыталось схитрить. Вспомнить хоть Кота в сапогах, схожие примеры назовете и сами.

Пожалуй, лучшая вещь Пелевина, выполненная в документальной форме.

> Проекция пещерного мышления на сложнейшие нейронные сети двадцать первого века оказалась пугающе эффективной.

Пересказать сюжет повести будет непросто, да и не нужно это. Стоит сказать главное — повесть о борьбе развитого технологически, ресурсо-перенасыщенного, болотно-информационного Дяди Сэма с примитивно-радикальным, непосредственным, монолитным и нетерпимым миром Ближнего Востока. Борьба эта начинается с создания новых американских летательных аппаратов Free D. O. M., обладающих искусственным интеллектом, дабы уменьшить число наземных войск на чужой территории, да и обеспечить автоматизм и четкость в уничтожении социально опасных элементов. Сюжет этого противостояния очень интересен, сатиричен и.. как бы это сказать.. удобен для того, чтобы автор мог делать вставочки рассуждений на важные для него моменты. При прочтении ключевого поворота всей повести мне вспомнился стиль Михаила Веллера и его Легенд Невского проспекта, где в конце историй нас ожидает смешной циничный неожиданный поворот. Также мне вспомнился и Дмитрий Быков с его утверждениями касательно дикости того факта, что радикальный ислам столь актуален в 21 веке. И в самом деле, если поразмыслить, это вещь дикая. Как и, кстати говоря, выход Саула Аль-Эфесби из проблемы с этими умными беспилотниками:

> Такова, если угодно, генетическая уязвимость нейронной сети, построенной по принципу человеческого мозга. Ведь мозг, как мы знаем, способен решать сложнейшие комплексные задачи, причем с удивительной скоростью, но нарушить его работу тоже несложно. Представьте себе идущего по улице Эйнштейна, который одновременно размышляет об общей теории поля, обдумывает устройство атомной бомбы и мысленно играет на старенькой скрипке. И вдруг перед ним непонятно откуда появляется дышащий перегаром казак в наброшенной на плечи медвежьей шкуре, складывает немытые пальцы в русское подобие фингера – так называемый – «кукис», – подносит его к лицу ученого и говорит: «На-кось, жидовская морда, выкуси!»

Помимо главного столкновения повести в ней есть еще много чего вкусного. Во-первых, гениально выстроенный, всё предусматривающий американский беспилотник с помощью наружных камер и встроенного «теле-шоу» объясняет каждому обывателю сложность морального выбора выпуска каждой пули, в духе «стрелять или не стрелять — вот в чем вопрос». Это вышло весело. Во-вторых, Пелевиным продолжается всестороннее изучение пары терминов боги-механизмы, и здесь эта тема играет новыми красками. Виктор Олегович приводит внушительное рассуждение о том, насколько возможно создать человеку искусственный интеллект и, собственно, стать Богом, и почему невозможно в итоге. И в-третьих, наше славное Отечество, естественно, не могло остаться в стороне и получило свою порцию комплиментов от Пелевина. Тут и куча детско-советских воспоминаний в духе «Омон Ра», и зеркало нынешних реалий.

Дальше цитаты, наиболее врезавшиеся в память:

> Представьте, что вы затюканный и измученный российский обыватель. Вы задаетесь вопросом, кто приводит в движение зубчатые колеса, на которые день за днем наматываются ваши кишки, и начинаете искать правду — до самого верха, до кабинета, где сидит самый главный кровосос. И вот вы входите в этот кабинет, но вместо кровососа видите нереально четкого пацана, который берет гитару и поет вам песню про «прогнило и остоебло» — такую, что у вас захватывает дыхание.

> Дипломатическое мастерство в том, чтобы внимательно отрефлексировать рождающийся в сердце сущностный ответ, а затем с улыбкой перевести его на безупречный геополитический язык.

> Если долго смотреть телевизор во время какого-нибудь финансового кризиса, начинаешь видеть, что мир подобен трансформатору, превращающему страдание одного в ослепительную улыбку другого — они синхронны.

> Тот, кто долго листал старые журналы, знает, что у любой эпохи есть собственное будущее, подобие «future in the past» английской грамматики: люди прошлого как бы продлевают себя в бесконечность по прямой, проводя через свое время касательную к вечности.

Предостережение от мракобесия, причем довольно занятное. «Кысь» Толстой я не читал, поэтому сравнить не могу, но на «Сахарный кремль» Сорокина тоже похоже, пусть там и не постапокалипсис. Экзамены по теории и практике для того, чтобы стать ведуном, заставляют учить люто-мракобесные правила, как то сколько и в каких случаях плевать через левое плечо, что и в какие фазы луны — к беде, и пр. Мир яркий, сюжет легкий, но мне чего-то явно не хватило. Скорее всего именно непринужденности и внятности смысла сюжета, ведь здесь он служит демонстрации мира. Ах да, смешными у автора вышли заклинание майя и основная молитва перед всяким действом.

При всей похожести на «Омон Ра», «Empire V», «Generation П» и «Зал поющих кариатид» одновременно, повесть не выглядит вторичной, скорее наоборот. Стройный сюжет и интересная фабула придают Операции «Burning Bush» свежесть и остроту. Кстати, если говорить о фабулах, то в этом весь Пелевин. Сколько уже раз я рассказывал товарищам сюжеты его книг, то про долгожительницу лису-проститутку, то про банкира, помешавшегося на числе 34 и молящегося ему, то про бедную девушку, согласившуюся работать живой статуей, которой впрыскивают перед сменой экстракт белка богомола... Согласитесь, что если вот так излагать — звучит бредово. Но зато как это написано! Просто глазки оближешь)

Семен Левитан, неудачник родом из Одессы, родственник того самого легендарного диктора 1940-х годов, с детства умело пародировал голос кумира, за что в середине своей никчемной жизни по старой памяти был взят в особый отдел ФСБ. Дело в том, что у Джорджа Буша в верхнем шестом зубе с левой стороны стоит имплант с радиопередатчиком. И что же теперь делать? Остается только вещать команды прямо в голову президенту США от имени самого Господа Бога голосом диктора Юрия Левитана.

Конечно, много страниц Пелевин посвящает описанию быта спецслужб, немало места занимают классические описания ощущений главного героя в состоянии некоего транса, но больше всего меня заинтересовала принципиально новая тема для творчества автора — взаимоотношения Бога и его избранника. Этот пласт великолепен. Ощущение, когда человек разговаривает с тобой как с всеведующим существом, с основой мироздания, ты ощущешь, какой же этот человек игрушечный в твоих руках. Сначала презрение и забава, смешанные с тревогой, а в итоге приходит жалость и своего рода любовь к своему Адаму. Ведь в тот момент, когда Семену говорят о том, что операция закрывается, он задает логичный вопрос: «А как же я его брошу?» Нередко говорят, что Пелевин автор бессердечный, до крайности циничный. И если про цинизм я могу согласиться, то про бессердечность вряд ли: я помню странную любовь лисицы А Хули и оборотня Александра, помню влюбленность Петьки к Анке.. и вот нашлось очередное подтверждение, не любви, но чувства привязанности и сильной эмоциональной связи.

Повесть на твердую 9-ку, особенно порадовали: глубинное изучение темы взаимодействия Бога и его избранника, куча точных фраз о российской действительности и описание ощущений в камере сенсорной депривации. Приведу некоторые цитаты, чтобы потом не потерять:

> Паспорт с двуличным российским орлом.

> Черта сажей не измажешь. Компромата на Сатану не бывает. Потому он и Сатана.

> Сначала мне казалось, что конечной точкой моего падения будет страшный сине-черный океан, над которым парит треугольная тень „хозяина арифмометров“. Но я летел слишком быстро, и даже этот невыразимо ужасный мир не смог удержать меня в себе. Я пробил его тоже — и тогда измерений осталось так мало, что я оказался заключен в простой линии. Я продолжал падать, но мое падение потеряло всякий смысл, потому что любая прямая — это и есть бесконечно падающая точка.

> Реальность — это пластилин с изюмом. Человек давит пальцами на возникающую перед ним пластилиновую картинку под названием «мир», чтобы выковырять для себя несколько вкусных крошек, а на этой картине рушатся башни, тонут корабли, гибнут империи и цивилизации. Но это как правило видят уже другие. И вот что я постиг в своей ванне — человека нельзя ни в чем обвинять. Ибо если мы начнем искать его с помощью самого яркого фонаря, мы поймем, что никакой отдельной личности нет, а есть просто элемент на множестве пластилиновых картинок, измятых пальцами других любителей изюма, которых перед этим так же мяли третьи, и так от начала времен — и в результате все вокруг стало именно тем, чем стало. И чем оно сделается потом, зависит от того как его будем мять мы с вами. А про свои планы на этот счет вы знаете намного лучше меня. Вот именно поэтому я такой пессимист.

Тема, выбранная в этом году одним из главных современных отечественных писателей, столь же эфемерна, сколько и злободневна. По углам ринга расположились чекисты и масоны, а за ними нашептывают сюрреалистические существа — бородачи и рептилоиды, соответственно. Покрытие ринга неоднородно: здесь попадается то заплатка быта 19 века, то лоскут сталинского режима, а в некоторых местах и вовсе поверхность заполнена пустотой, как бы странно это не звучало. Но основной каркас всё же составляет век 21-й. Ибо что бы не написал Пелевин, у меня не поднимется рука назвать очередной его труд фантастикой, будь то Снафф, Омон Ра или Лампа Мафусаила. Ведь цель всегда одна — отзеркалить сегодняшний мир. Вернемся к рингу... Над самим рингом висит огромный светящийся зеленым символ Доллара, в сиянии которого противоборствуют эти самые чекисты и масоны. Рефери и тревожная публика практически идентичны, читатель является каждым из них одновременно, с разницей лишь в том, что как часть публики он обезличен и равен человечеству.

Виктор Олегович уже давно просек фишку. Писать нужно роман, состоящий из нескольких частей, повестей, рассказов, связанных общим настроенческим подтекстом, но обязательно разных по форме и атмосфере. Примеры: «ДПП(НН)», «П5», «Ананасная вода для прекрасной дамы», «Любовь к трем цукербринам». Это позволяет прощупать разные пласты и направления творчества автора, да и, если быть честным, не утомиться скучающему привередливому читателю, не способному осилить большой однородный опус. В итоге имеем 4 части: 1) история нашего современника товарища Кримпая, хорошо разбирающегося в биржевых и инвестиционных вопросах, по совместительству гея и дендрофила; 2) фантастическую зарисовку конца 19 века, смешивающую тогдашний быт и нравы с фантастическим элементом вечности. плюс некая межвременная афера по противоборству рептилоидов и бородачей; 3) псевдодокументальная мистификация на тему лагерей и репрессий над масонами в послереволюционный период; 4) беседы генерала ФСБ с существами различного порядка, от советников типа Кримпая Можайского до вселенских сущностей Солнца, Месяца и Доллара.

Каждая часть романа связана с другими, но по форме и атмосфере, как я уже говорил, своеобразна. К примеру, 1 часть романа похожа на «Числа», 3 часть — на «Реконструктор» и «Оружие возмездия», 4 часть — на многие романы автора в той части, где он излагает свое видение принципов мироздания (практически любое произведение), задевая столь любимый автором контингент фсбшников («Священная книга оборотня», «Операция Burning Bush», снова «Числа», «Пространство Фридмана»). А вот 2 часть — это что-то новенькое, легкое, далёко-сказочное. И правда, сколько работ Пелевин посвятил советской эпохе, а предыдущему периоду условно уделил внимание только в «Смотрителе». Важно отметить то, что именно в этой книге нет провальных или слабых частей, каждая по-своему интересна, остроумна и выпукла, что делает роман украшенной новогодней ёлкой, где каждая игрушка пестрая и блестящая сама по себе, а при взгляде издалека — целая красавица-ёлка.

Можно долго размышлять, о чем же главным образом книга «Лампа Мафусаила»: о том, что всё в современном мире держится на вере в доллар, о вечной тяге народа к конспирологии, об информационных войнах, о русском пути.. Тем много. Лично мне запомнится и описание процесса прогнозирования скачков валют на биржах, и авторская версия событий на Новой Земле в середине 20 века, плюс генеалогия лагерного жаргона, и острые подколки либералов и патриотов одновременно, ну и, конечно же, обычный трудовой день генерала ФСБ. Каждый найдет что-то более заинтересовавшее и зацепившее для себя. Важно понимать, что Пелевин писал о той же конспирологии, к примеру, не всерьез, тогда точно не останется фырканий и плевков. Вспомнить хоть фразу самого Пелевина из романа «Любовь к трем цукербринам»: «Конспирология – чрезвычайно уютная норка для ума.»

Завершая отзыв, скажу, что роман однозначно понравился. Вышло нечто яркое, разноцветное, шутливо-пугающее, фантастично-кабинетное. То, как темы конспирологии, масонов, сталинских репрессий и доллара Виктор Олегович уложил в свою фантастическую и мистификационную парадигму, приносит удовольствие при прочтении. Напоследок заброшу несколько цитат, которые войдут для меня в фонд лучших авторских из этой книги:

> У России всегда великое прошлое и еще более великое будущее. А вот с настоящим сложнее.

> На нем был коричневый костюм настолько дурного покроя, что это походило на сознательно принятую позу покорности.

> Сегодня в мире ценится не просто понимание, а молчаливое понимание

> Каким замысловатым и прихотливым цветком распускается половой инстинкт при освобождении человека от необходимости производственного труда

> Свобода воли на самом деле просто синоним неосведомленности — и заключается в том, что никто пока не построил компьютера, способного рассчитывать уже заданные события и эффекты, которые произойдут в нашей психике. Единственный компьютер, действительно способный это сделать — это сама разворачивающаяся Вселенная, но она считает с такой скоростью, что предсказание события совпадает с ним самими...

Забавное описание путешествия главного героя по просторам типичного платного порносайта, господина Йцукена. А обезьянка Мао, к слову, довольно интересная отсылка. Кажется, ни один рассказ Пелевина без таких не обходится.

Зарисовка написана неплохо, но как-то уж сильно торопливо. И оставляет больше вопросов, чем ответов.

Рассказ о детях, которым на ночь в их большой спальне воспитательница читает сказки, а с утра они отправляются воевать. Драма, на единичном примере которой держится произведение, выглядит несколько вымученной.

С другой стороны, подход рассказа хорош тем, что отправляют на бой ребят, еще даже не понимающих, какой же это ужас. Он думают, что это просто игра, кто наберет больше очков и т.п. Гибкие юные умы, засоряемые войнами, революциями, легкими ответами на сложные вопросы. Да, в этом есть смысл, в таком наблюдении.

Убить человека — так ли это просто?

Не такие уж мы с вами и храбрецы на этот счет. Нам гораздо спокойнее: а) ограбить ближнего; б) отправить того же ближнего за решетку лет на десять. Но не убить. Потому что это кажется чем-то необратимым, непоправимым.

Вставать на чью-то стороны в этой истории не хочется. Вероломство дамы такое же неприятное, как и слабина грабителя. По сути-то они оба недалеко ушли друг от друга, оба попирают мораль, прикрываясь обстоятельствами. Что снова возвращает мысль к револьверу: когда вопрос стоит прямо — цивилизованный человек пасует, в ином же случае он готов обойти нормы.

Совершенство главной героини, дочери миллионера, оказавшейся в морском путешествии на обычном судне, описывается Лондоном так скрупулезно, что пора бы ждать подвоха, и он есть. В рассказе отлично передано напряжение. Градус надвигающейся трагедии, которую отрицаешь до самой последней страницы, не думаешь об этом, доходит до своей точки кипения. Построение рассказа сделано филигранно.

А вывод можно сделать только один: будь ты хоть из золота, хоть неописуемой красоты и множества талантов, божественной грации и несравненного очарования... если ты полон презрения к другим людям — то тебе грош цена.

Рассказ, на паре десятков страниц уместивший свою мифологию, законы мира и главный конфликт сюжета, вызвал положительную реакцию первого знакомства с автором.

Ворон, архетип «беспечного ездока», ворует, торгует и перемещается меж эпохами с украденной им леди Энни, пошлой и откровенной красавицей, отказавшейся от благ своего лорда-мужа в пользу беспокойных путешествий с главным героем. Сюжет выписан несколькими локальными эпизодами, скрепленными перемещением пары среди миров и времен.

Концовка рассказа превращает его просто в песню, мотив которой всегда один: даже боги не могут встать на пути у любви.

Судьба бездомного бродяги в произведении такого ироничного и легкого автора, как О. Генри, явно преподнесет что-то светлое и забавное, это чувствуется с первых страниц. Язык автора весел и снисходителен к Нью-Йорку в столь поздний осенний час. И вот, Сопи хочет попасть на так называемый Остров, в тюрьму, дабы переждать зиму со всеми удобствами кормежки и температурного режима камеры.

Что же такое наказание по своей сути? То, чего следует опасаться преступнику, чтобы он не совершал противоправных действий. И в этом кроется первая проблема. Некоторым наоборот хочется быть обеспеченными питанием и кровом за счет государства. Это противоречит задумке исправительной системы, но ничего лучше предложить пока не получается. Во всяком случае для тех лиц, кто не может оплатить штраф.

Другой слой — психологический, он поглубже. Показательным здесь является эпизод с чужим зонтом. Сопи настолько уверенно и прямо требует позвать фараона, что собственник зонта приходит к единственному логичному выводу в цивилизованном правовом обществе: что он сам перепутал зонт, и теперь он вынужден извиниться за такую неловкость. Преступник — по поведению всегда жертва.

Вспомнился анекдот про садиста и мазохиста. Мазохист в предвкушении ударов, порки, боли, унижения говорит садисту: «Ну же, давай, бей меня». А садист с хитрой ухмылкой ему отвечает: «А я не буду...» :)

Данный крохотный представитель классической литературы раньше как-то ускользал от меня, хотя я даже видел его в школьной программе по литературе у младшей сестры. И вот, наконец, познакомился.

«Один в плену».

По сути, прародитель всех «Один дома» и прочих-прочих представителей жанра, в которых шебутной, неугомонный ребенок доводит до ручки злодеев-взрослых. Хотя рассказ и юмористический, я не хохотал, как конь, не валялся под столом, меня повеселил лишь главным образом письменный ответ отца мальчика. И всё же мне нравится рассказ своим важным подтекстом по поводу детей.

Во-первых, как уже было сказано, им всё равно, кто их обеспечивает, им всегда более интересны те, с кем классно играть. И чем непутевей выглядит страдалец от проделок ребенка, тем последнему больше нравится.

Во-вторых, воспитание детей, будем честными, не такой уж и подарок для родителей. Это только со стороны кажется, что ухаживать за детьми — одно удовольствие. Они бывают несносными, капризными, вредными, даже когда правильность требуемой линии поведения очевидна. Поэтому такая реакция отца. Хотя, с другой стороны, становится ясно, почему мальчик не хотел возвращаться домой: здесь он был кому-то нужен (похитителям, по понятной причине), а дома ему делать нечего, там скучно.

Рассказ наивен с позиции построения сюжета настолько же, сколь он и серьезен с точки зрения идеи. Это гимн детской простоте и добродушности! И очередной призыв детей и родителей быть ближе друг к другу!

Лихорадка лихорадкой, а рассказ довольно страшный.

Отчаянная борьба тринадцатилетнего мальчика за своё тело, неверие родителей в опасность того, чего он опасается, прекрасные описания поглощения, захвата.. Здесь вспоминается и «Превращение» Кафки, и «Уснувший в Армагеддоне» самого дядюшки Рэя.

Мне самому в детстве, когда, помню, температура была под сорок, всякое казалось и чувствовалось, но оно не было реальностью, я его не боялся. Лишь после определенного «прихода» думал, мол, ничего себе фокус. А здесь автор предлагает окунуться в пучину фантазии горячечного бреда мальчика.

Всё-таки микробы — страшные существа. И мой вам совет такой: Не здоровайтесь за руку с мальчиками, которые только вчера страдали от лихорадки в постели, а сегодня на вид совершенно здоровы...

Только с этим автором создается ощущение, что ты не рассказ прочитал, а пялился двадцать минут на картину. Как же красив язык Рэя Брэдбери! Легкие мазки сюжета, каскад великолепнейших образов и прекрасный повод задуматься в конце над идеей рассказа — за это дядюшка Рэй и любим.

Весьма не случайно автор использует в качестве метафоры для второй женщины море, а лучше даже океан. С одной стороны, мужчина лежит рядом со своей женщиной и знает, что женщин по всему свету еще именно то самое море. С другой стороны, каждая женщина — океан сама по себе. Такая же загадочная, непредсказуемая, капризная, властная собственница, мечтающая поглотить собой сердце мужчины. Забавно, что мужчина в рассказе этих тонких материй не замечает, он непосредственный и материалистичный, это не означает, что он наивный, но чары женские всё равно глубже и незаметнее. В принципе метафору этого рассказа можно перенести и на явление измены: мужчина заглядывается по сторонам, на то самое море женщин, тоскуя, что так ни разу за отпуск и не искупался, жена его удерживает, а когда он всё же «зашел в воду», он умирает и для жены, и для любовницы.

Мне понравилось, как отозвался о рассказе первый лаборант asb: что сначала женщина пытается всеми силами заполучить мужчину, а потом не знает, что с ним делать. Посмеялся:)

83-й год. Чувствуется критика производственных совещаний и протоколов, которые, в сущности, звучат и выглядят крайне нелепо, что очень остроумно подмечает Веллер. Действительно, счастье отечественное доставлялось с задержками, да и то второго и третьего сорта, поэтому все охотились за импортным. А вот в чем это счастье — пусть читатель решит сам.

Ох, ну кому как. Не ожидал увидеть к этому рассказу два отзыва, где оба на десятку. Право странно. Ну да, есть парочка остроумных моментов по типу «Режиссер просит свет. Осветитель против. На штангах ламп не повышается напряжение. У режиссера повышается напряжение.» Но это же несерьезно. Объективно — пересказанный процесс киносъемки, приправленный шуточками и игрой фразами. Субъективно — совершенно неинтересный алгоритм и последовательность действий. Чтение данного рассказа как развлечение — так себе.

С двухстраничными рассказами не всегда всё гладко. То ли чересчур несложная идея, и ее улавливаешь сразу, то ли некая глубина, для постижения которой необходимо нужное настроение или работа бессознательного.

В данном случае, вроде как, всё предельно ясно, суть видна из названия. Все мы играем роли, но никогда неизвестно, что у человека внутри. Кстати говоря, интересно попрактиковаться в такой вот игре, полезно. Получается как с детектором лжи: истиной становится то, во что веришь сам.

Тот случай, когда на протяжении всего рассказа соглашаешься с главным героем, одобряешь его действия, где-то улыбаешься из-за того, что, мол, это уже перебор. И потом в конце осознаешь, в какую ловушку тебя заманил автор. И ведь не поспоришь совершенно.

На жизненном пути каждый человек оставляет своего рода незавершенные следы: не вернул долг, забыл кому-то сказать «спасибо», не пригласил девушку встретиться, разбил другой девушке сердце, стерпел обиду в драке, и прочее. Как же романтично выглядит длительный квест главного героя, писателя, который решил отдать все свои долги. И у него это получилось. Но что же осталось после? Пустота. Он сам стал пустым. В этом есть смысл, и, возможно, когда спустя годы, оборачиваясь назад, каждый человек тяготится тем, чего он не сделал, когда он сделал что-то не так.. он теряет себя как личность. Прекрасная идея. Отличный сюжет.

Да уж. Сначала мы сдаем на хранение какому-нибудь хилому однокласснику ключи и деньги, пока играем в футбол, затем, когда вырастаем, сдаем свои тайны, черты характера, особенности, от которых всё равно не убежишь, и ими так охота хоть с кем-нибудь поделиться. Важно то, что другим твои «вклады» не подойдут никогда, как и твои остальным. Очень симпатичный рассказ-метафора.

Из той сильной категории рассказов Михаила Веллера, в которых автор через своих персонажей рассуждает о смысле, пути и ценностях жизни.

Мне 25. И я совру, если не скажу, что чуть ли не больше всего мне хотелось бы узнать, какой будет моя жизнь лет через 20. К чему я приду? Как обустрою жизнь вокруг себя? Да, понятное дело, что всё зависит от нас в каждый миг, но, во-первых, от случайностей и, во-вторых, от сути себя самого никуда не уйти.

46-летний профессор кафедры, устоявшийся, остановившийся в состоянии «сегодня» семьянин. И 22-летний отчаянный юнец, ненавидящий и презирающий рутину, полный грез и ожиданий от жизни, готовый кидаться во все крайности, дабы выбиться в свет и удовлетворить своё тщеславие. Их диалог вызывает напряжение и заставляет сердце биться. Кажется, что это очень важно. Словом, зеркалишь этот рассказ на себя.

Какие выводы можно сделать из рассказа? Что юный человек не слушает советов даже своей прожившей жизни копии, а желает набить собственные шишки? Что рутина — это счастье, спокойствие и гармония? Что один и тот же человек настолько динамичен и переменчив в своих жизненных установках, что через 20 лет это уже совершенно другой человек? Еще что-то? Сложно однозначно сказать. Как раз из тех рассказов, которые полезно перечитывать.

Трактат о Смерти.

Уже давно в некоторых произведениях Короля я заметил строгое доскональное изучение природы какого-то определенного понятия. Так, «Оно» является трактатом о Зле, «Лангольеры» — о Времени, «Рита Хейуорт и Побег из Шоушенка» — о Надежде, «Зеленая миля» — о Боли, «Худеющий» — о Справедливости. А «Кладбище домашних животных» представляет собой анализ природы Смерти, со всех ее кошмарных и невыносимых сторон.

"— Я не хочу, чтобы Черч стал таким же, как эти мертвые питомцы на кладбище! — выкрикнула она со слезами и яростью в голосе. — Я не хочу, чтобы Черч умирал! Это мой кот! Мой, а не Бога! Пусть Бог заведет своего кота! Пусть заведет себе сколько угодно котов и всех их убивает! А Черч мой!»

Уровень погружения Стивена Кинга в тематику страха смерти заслуживает безмерного уважения. Сперва тщательно и детально разбирается проблема первого понимания ребенком простого, казалось бы, факта, что все мы смертны, и всех когда-нибудь не станет. Затем автор погружает читателя в черную пропасть, простирающуюся при потере близкого человека.

Беседа главного героя с дочерью Элли натолкнула на несложную мысль. Мы лишь гости в этом мире. Та жизнь, за которую мы держимся и вокруг которой трепетно создаем благоприятные условия существования, может рухнуть в любой момент. Хотелось бы сказать «как карточный домик», но нет. Ведь после того, как всё случится, мы посмотрим на стол — и не увидим даже кучи сваленных карт. Только пустой стол... Любого человека пугает этот «пункт Б», за которым, предполагается, нет ничего. Именно поэтому мы задумываемся о смысле нашего присутствия здесь, его цели и итогах. Что останется после каждого из нас? С такими тяжелыми мыслями когда-то сталкивается любой человек. В противовес этому трагизму мы имеем позиции: а) стариков Крэндаллов б) самого Луиса. У первых отношение простое — они приняли неизбежность смерти, они к ней готовы. Их путь был долгим, и, кажется, они, перефразируя Рэя Брэдбери, посмотрели уже все спектакли к театре под названием «Жизнь». У Луиса Крида позиция также довольно простая, здесь лучше ограничиться цитатой: «Потому что, как врач, он знал, что смерть — самая естественная вещь на свете, не считая, может быть, рождения. Налоги, личные и общественные конфликты, успехи и банкротства — все это по большому счету не важно. В конечном итоге есть только часы, отмеряющие время, и надгробные камни, с которых с годами стираются имена, а потом и сами они крошатся в пыль. Даже морские черепахи и гигантские секвойи когда-нибудь умирают.» Забавно то, как дети относятся к смерти стариков. Элли перенесла смерть соседки Нормы спокойно, расстроившись только тогда, когда поняла, что не будет больше печенья, или что она там готовила. Когда умер мой дедушка, это было примерно в середине моего обучения в школе, услышав эту новость, я не был полон скорби, боли и пустоты. Я был озадачен тем, как мне к этому относиться, что мне нужно делать. Странно, но это так. И лишь спустя время, даже годы, я тоскую и скорблю по нему, потому что я его любил, он меня многому научил, и в своем зрелом возрасте мне не хватает сейчас его мудрости, а так хотелось бы поговорить, но человека нет, а за ним уйдут и другие.

Одно дело — смерть пожилого человека, которая представляется вполне естественной, смерть далекого знакомого или вообще незнакомца, погибшего в результате несчастного случая. И совсем другое дело — смерть своего ребенка. Говорят, это самое страшное, что может пережить человек. Не знаю, как часто людям попадаются подобные случаи через рассказы, но я один такой знаю. Как два моих знакомых, ровесника, на тот момент по 19-20 лет, поехали ночью пьяными на машине за город. Разбились, один насмерть мгновенно, другой — благодаря большой сумме и удаче остался жив, но по сути стал овощем. Даже не знаю, кому хуже, а кому лучше. Среди знакомых, хоть как-то связанных с этими ребятами в их последний день, ходили кучи историй, вплоть до точного пересказа диалогов с ними, и до самых незначительных деталей. Это мне как раз и напомнило событие, произошедшее в середине «Кладбища». Также ходило много разговоров о родителях того парня, который умер. Он был единственным ребенком в семье, и после случая его родители часто повторяли, что они не видят смысла, зачем дальше жить. Что может сравниться с этой тяжестью — представить сложно.

Единственный злодей, антагонист в романе — микмакское кладбище. Оно питается тем, что человек несовершенен. Люди не роботы, эмоции и переживания толкают их порой на самые отчаянные поступки. Мотивация Луиса Крида, кроме горя, построена на одном чувстве — вины. Сколько раз он мысленно возвращался на лужайку перед домом, пытаясь догнать сына. Сколько раз он винил себя, надеялся, что всё можно исправить, что этого больше не повторится, что так не должно было случиться, и прочее-прочее. Но случай, либо множество случайно совпавших условий, именуемое судьбой, не терпит ни сослагательного наклонения, ни пересмотра. И остается одно: принять случившееся как данность, либо винить себя и искать бесполезные альтернативные варианты с наилучшим исходом.

Символизм Кинга в «Кладбище домашних животных» на высоте. Создается ощущение, что дом Кридов — весь наш мир, полный одинаковых, несовершенных, испытывающих страх людей. А рядом с этим домом идет шоссе №15, именуемое Случай. Кто-то ходит совсем рядом с этим шоссе, кто-то даже не слышит усиливающегося грохота летящего грузовика. Но никому не следует нарушать порядок вещей, не стоит оглядываться назад — на кладбище. Лучше не стоит... Также интересна метафора в романе, идущая чуть ли не лейтмотивом, цитирую: «Сердце, оно каменистое, Луис… как земля на том старом микмакском кладбище. Тонкий слой почвы, а дальше — скала. Человек растит что может… и заботится о посевах.»

Объективно, тактико-технически, произведение изобилует достоинствами. Глубина идеи, проработка персонажей, создание напряжения, метафоры — всё на высоком уровне. Отрывок про котов как гангстеров животного мира просто чудесен. Это объективно сильный роман Кинга. Но мне показалось, что структурно он имеет особенности. Во-первых, повествование идет очень уж событийно, фрагментарно, от вехи к вехе. Нет плавности переходов что ли, сложно объяснить. С одной стороны, это плюс, так как мы наблюдаем за поэтапным, четким развитием сюжета, в котором легко можно отследить, что откуда берется и что куда пришло. С другой стороны, мне бросается в глаза некая торопливость, действительно сюжетность, которая, возможно, лишает воздуха и жизни само произведение. Но здесь кому как. А во-вторых, особенность имеется у финальной части «Кладбища». Обычно последние 100-150 страниц у Кинга занимает лютый экшен, рубилово, движуха, кровь, называйте как хотите. А здесь из последних ста страниц половину занимает квест Луиса по раскопкам, он весьма продолжительный. И когда обычно в конце книг Короля воочию чувствуешь каскад событий, здесь же... словно затаившись в кустах, с замершим дыханием, сидишь, боясь проронить слово, и напряженно ждешь конца. Кстати, одностраничный эпилог, ну просто шикарен, до мурашек.

Произведение поднимает кучу запретных тем, о которых боятся говорить. Боятся сглазить, боятся думать о таких вещах. Искренне благодарен Стивену Кингу, что разрешил провести с ним такой полезный диалог. Так легче. И так спокойней.

«Преступление и наказание» по-бахмановски.

Успешный адвокат Уильям Халлек ехал в машине со своей женой, в определенный момент отвлекся (обойдемся без интимных подробностей) и сбил насмерть старуху из приехавшего в город цыганского табора. Дело замяли, старый друг судья спустил всё на тормозах, главный коп города не провел должного расследования, и в итоге малыш Билли (а вес этого малыша составляет 250 фунтов = 113 килограмм) спокойно выходит из здания суда, как вдруг к нему подходит ужасного вида цыган, касается его щеки и шепчет лишь одно слово: «Худеющий». Уильям встает на весы — и начинается повествование...

Мне этот роман был близок сразу по нескольким объективным пунктам. Во-первых, я сам юрист. Мне было очень интересно, как старина Стивен опишет характер и стиль мышления юриста, и он не подвел. Нередко такой человек лукавый, хитроватый, основательно-дотошный в принципиальных моментах, и прекрасно понимающий, что в нашем мире нет ничего однозначного и точно определенного. Как говорится, закон — что дышло: куда повернёшь — туда и вышло. А во-вторых, я сам очень худой. Мышечный каркас имеется от лет тренировок, но в остальном — кощей; и щеки впалые, и ребра много лет уже как видны. И каждый раз, когда меня видит какой-нибудь старый знакомый, с которым нет ежедневного общения, такой обычно у меня спрашивает: «Ты что, еще больше похудел?» Ну, что сказать, благо хоть весы постоянно показывают один и тот же вес. Нет, они не сломаны:)

Каким-то особым шармом обладают произведения Стивена Кинга, в которых ужас не внезапный, когда он основан не на резких поворотах сюжета или полумистических видениях, а на постоянном гнетущем напряжении, томительном ожидании, не прекращающемся бесконечном страхе. Таковы романы «Мизери», «Игра Джеральда», «Сияние», «Секретное окно, секретный сад». В них постоянным фоном маячит ожидание п.. неминуемого конца. Что опасного послышится на этот раз в движениях Энни за дверью? На что Джека Торранса толкнут эмоции и внутренние тараканы сегодня? Что таится за шорохом на фоне кричащих козодоев на озере? И наконец, что же покажут весы на этот раз? Какую комбинацию цифр, способную именно в этом порядке зародить ужас в сердце человека?

В очередной раз убеждаюсь, что Стивен Кинг — мастер символизма. Такая метафора мне показалась довольно точной, когда я прочитал эпизод, где Билли обследуется у лечащего врача: «Халлек мрачно сунул карточки в карман, потом наклонился для ректо-анализа, содрогаясь от унизительной процедуры, которая хуже некуда. Жуткое ощущение чужеродного вторжения» — примерно такое же ощущение испытывают чистенькие и культурные горожане, когда в Фэйрвью появляются цыгане. Их гнали из всех городов, спустя несколько дней. Да цыгане и сами не любят задерживаться подолгу, им оседлость неприятна в той же степени. В итоге имеем противостояние двух стихий — цивилизации и дикарства. Признаюсь, я пытался понять, на какую сторону склоняет читателя автор, но окончательно справиться с этой задачей не смог. Вроде бы друзья, вернее казавшиеся таковыми Биллу, оказались эгоистами, которые не хотят связываться и знаться с человеком, попавшим в беду, вроде бы их отношения были искусственными, формальными. Вроде бы цыгане, напротив, стоят друг за друга, с пеной у рта защищают свой табор и своих родных. А с другой стороны, цыгане настроены чересчур категорично, бескомпромиссно. Ведь если сравнить их с воззрениями самого Уильяма, то он на их фоне выглядит святым. Он никому конкретно не хочет зла, не хочет крови. Он просто хочет, чтобы всё это закончилось. «Худеющий» во многом произведение и о кровной мести, отказ от которой, кстати, считается в юриспруденции отправной точкой в развитии права.

Ричард Джинелли — эдакая середина (золотая ли?) между цивилизацией и дикарством. Персонаж этот настолько яркий и энергичный, что для меня сравним с индейцем Рейнбердом из «Воспламеняющей». Такой же кровавый и безжалостный стратег, для которого важно само ощущение игры, азарта. Не будь такого рода «проклятья» у цивилизации, цыгане разделались бы со всем городом, если бы изъявили желание.

Очень интересно Кинг показал отношения Уильяма с его женой Хейди. Они понимают друг друга без слов. Она — приятная симпатичная женщина, отличная компаньонка успешного мужчины, чуткая. Он — успешный мужчина локального масштаба, городка Фэйрвью, где он, находясь в связке с такими же местными сливками общества, держится на возвышении относительно основной массы, местный царек, назовем так. Чем не пара? Никто не говорит, что они в какой-то мере плохие, вовсе нет. Важно то, что они достойны друг друга, и поэтому взаимопонимание между ними максимально. Поехали они в отпуск на курорт: и ей хорошо, и ему хорошо. Но (!) когда Билли сталкивается с бедой, да когда любой главный герой Ричарда Бахмана сталкивается с катастрофой лицом к лицу, он всегда остается один. Один, лишенный эмоций, уставший, движущийся на автомате, переживший такое, что никому не пожелаешь, и что уже никто тебя не поймет, в этом нежном цивилизованном обществе.

Есть и минус в этом романе — слишком затянута середина. Череда проклятий и долгая погоня в середине произведения немного остужают пыл и драйв романа. Но великолепная концовка и общий смак идеи, колоритность и реалистичность не дают мне поставить меньше десятки.

Мой сосед по комнате в общаге любил повторять: «Справедливость — удел богов.» Да, пожалуй, он прав.

Вторая история, рассказываемая в клубе «Вторник», обладает шармом мистического места и странной атмосферы непонятного страха.

В этом рассказе мне не удалось дойти до разгадки. Можно, конечно, искать оправдание в том, что меня смутил магический выход Дианы, но к делу это, на самом деле, не относится. Эта история натолкнула на важную для понимания произведений детективного жанра мысль: хороший преступник умеет пользоваться мгновенно сложившейся ситуацией.

Первая история, рассказываемая в клубе «Вторник» прекрасна тем, что сразу же создается атмосфера тихого, размеренного вечера в английском особняке у камина. Среди рассудительных и умных джентльменов и дам в уголке притаилась старенькая, но элегантно одетая Мисс Марпл, занимавшаяся в тот момент вязанием. Ее описание леди Агата сделала просто восхитительным.

Первое дело достаточно классическое по фабуле и я дошел до некоторых намеков, но, увы, не до всех. Есть лишь один косяк в первой истории — читателю не суждено дойти до всего-всего, потому что среди прочих нюансов немалую роль играет одно из имен собственных, упомянутое в истории.

Но всё же вечер начался. Клуб «Вторник» открывает свои двери!

Для того чтобы приготовить «Бегущего человека», вам понадобятся:

- формочки рассказа Роберта Шекли «Премия за риск»;

- 250г бахмановского напряжения, динамизма и жестокости;

- 100г оруэлловской структуры общества и чувства обреченности;

- 100г брэдбериеского тотального отупления и беззаботного потребления;

- добавить щепотку взрывов, стрельб и погонь.

Оставить смесь со Стивеном Кингом на 72 часа, разрешая ему прерываться на пищу и сон.

А если серьезно, перед нами напряженный, сильный и острый роман. Помню, два года назад, когда я только собирался знакомиться с творчеством автора, я открыл для интереса первую страницу «Бегущего человека». На первой странице Бен Ричардс сидел перед зомбоящиком, с гнетущей решимостью смотрел игры на выживание, а на заднем фоне кашляла и температурила его полуторагодовалая дочь. Даже сейчас эта картина ужасает, а тогда она просто раз и навсегда определила «тяжелость» книг Стивена Кинга. Ведь отталкивать автор может в двух случаях: 1) по незнанию — «это король ужасов, а ужастики низкопробны, я не люблю эти глупые ужастики со всякими монстрами и чудовищами, это неинтересно»; 2) и по знанию — «это для меня слишком тяжелый автор. мне плохо, когда я его читаю». Первых пруд пруди, но и вторые тоже встречаются, я таких видел. И отчасти их можно понять.

Хотелось бы остановиться на особенностях письма Ричарда Бахмана. Он односложен, стремителен. Предложения коротки, а развитие сюжета летит с превышением разрешенной скорости, что свидетельствует о социальном уклоне его книг. Мир Бахмана пропитан жестокостью мира, в таком мире побеждает лишь сила. Приятных персонажей минимум. Стрельба. Взрывы. Опасность. Смерть. Если у того же Стивена Кинга и встречаются положительные и приятные образы практически в каждой книге, у Ричарда Бахмана их не найдешь. Ричард Бахман — тот самый Джордж Старк из «Темной половины». Сходство очень заметно, что добавляет «Темной половине» очередные бонусы.

В каком мире живет Бен Ричардс? Это мир максимального социального неравенства. Мир умирающих бедных и беззаботных богатых. Мир, где из литературы в ходу только порножурналы, где дети бедняков заболевают раком от загрязненной атмосферы, где ругательствами выражают свои мысли, а выходить вечерами одному на улицу очень опасно. Мир отбросов. И в то же время мир богачей на дорогих автомобилях, где носовые фильтры защищают от бед экологии, где гламурные кисы выставляют напоказ свои прелести и где их красота стандартизирована и следует общему шаблону идеала. И ребром между двумя сторонами жизни проходит фри-ви — телевизионная сеть бесплатных развлечений для бедных и богатых. Бедные с затаенной ненавистью следят за тем, что им толдычит цветной экран, и, смотря игры на выживание, надеются тоже когда-нибудь решиться и разбогатеть. А богатые смотрят на всё это с нескрываемым пренебрежением к отбросам общества и получают удовольствие, когда «охотники» ловят очередную грязную букашку.

Сюжет сменяет кадры калейдоскопом, события перетекают очень быстро, чувство погони передается грамотно. Было много интересных эпизодов, таких как: побег через подвал и взрыв здания, просмотр передачи «Бегущий человек», где нагло возбуждалась ненависть людей к Ричардсу, путешествие с заложницей, блеф «тузом пик», и другие. Концовка для меня была ожидаема примерно после прочтения процентов 20-30 от книги, там же как раз об этом и намекается. Такой финал и был нужен этой книге. А вот несколько промежуточных сюжетных поворотов были для меня неожиданными, например, деловое предложение или судьба жены и дочери. Всё время при прочтении я боялся, что сюжет скатится в какую-нибудь сторону, перекосится, этим грешит, кстати, «О дивный новый мир». В одно время я опасался, что повествование скатится до беготни, в другой момент — углубится в заговорщичество. Но этого не произошло, во всех случаях события менялись, и начиналось что-то новое. Есть еще один сочный аспект сюжета, о котором нужно упомянуть... Ричардс бежит от охотников, но на протяжении книги они ему встречаются очень редко. Он может лишь гадать, на каком этапе (чекпоинте) они его засекли и до какого момента на него вышли. А значит он бежит по сути сам от себя: насколько он будет уверен или не уверен в надежности скрытия следов, настолько и понадобится бежать дальше. Словно он бежит от своей тени.

Главный герой — Бен Ричардс, представитель бедного класса, живущего за Каналом, согласившийся принять участие в играх на выживание, чтобы получить деньги на лечение своей маленькой дочери. Он груб, хамоват, целеустремлен, хладнокровен, за словом в карман не полезет. Меня каждый раз радовало, когда он проводил в голове какой-то ассоциативный ряд, глядя на собеседника, и потом задавал ему непонятный вопрос, к примеру: «Избивал гомиков, приятель?» И в ответ на недоумение оппонента лишь говорил: «Неважно». Ричардс не святой. Он ненавидит богатых и их жизнь, незаслуженно отличающуюся. Он не против почитать книги, но и не против из-за стресса напиться вдрызг, в последний раз. Герой вызывает сочувствие не всегда, но уважение — постоянно. Недаром один из персонажей говорит, что он не видел парня с такими крепкими нервами.

О волнующих автора вещах главный герой говорит прямо. Приведу один отрывок, который меня очень тронул:

Я смотрю в темноту, я вижу огни.

Это где-то в степи полыхает пожар.

Я вижу огни, вижу пламя костров.

Это значит, что здесь скрывается зверь.

Я гнался за ним столько лет, столько зим.

Я нашел его здесь в этой степи.

Слышу вой под собой, вижу слезы в глазах.

Это значит, что зверь почувствовал страх.

«Зверь» Наутилус Помпилиус

Продолжение знакомства с творчеством Стивена Кинга в этом году началось несколько неудачно. Романы были интересными, стиль узнаваемым, причем отчетливо помню, что я скучал по автору, ждал, когда снова встречусь с ним. И вот, когда приступил этим летом, всё вроде бы было хорошо, но не слишком. Не было моментов, на которых у меня замирало сердце, когда я отводил взгляд от страницы и «офигевал», когда голоса главных героев кричали и боролись за жизнь внутри моей головы. Так вот. Этот роман именно такой.

«Воспламеняющая» гораздо динамичнее всего того, что я читал у Кинга ранее. Для сравнения вспоминаются лишь «Ярость» и «Мертвая зона», первое из которых само по себе произведение небольшое, а второе — очень быстро читается, но по самой динамике уступает. Сюжет полон различных локаций: дорога, аэропорт, ферма, штаб-квартира Конторы, конюшня, и это разнообразие позволяет, с одной стороны, всё больше заинтересовываться, вникать, так как картинка сменяется, а с другой стороны, всё больше роднит читателя с удивительной восьмилетней девочкой Чарли и ее отцом Энди Макги.

Спешка, погоня, динамика в романе непостоянна. Как по нотам, старина Стивен разбавляет ее фирменными флешбеками, тревожными и тяжелыми историями прошлого, в лучших традициях «Сияния» и «Мешка с костями». Воспоминания Энди о своей жене Вики, знакомстве с ней и дальнейших трудностях, уже связанных с взрослением Чарли, придают главным героям живость и эмоциональность. И особенно живой и яркой выглядит сама Чарли, настоящий диковинный цветок на страницах книги. Ее крики «Папуля!» и «Я никогда больше не буду зажигать огонь!» трогают сердце и отдаются в голове эхом. Вместе с Чарли всюду следует аура непонимания ее дара, страха перед ней, вплоть до выражений в духе «чудовище», даже от простых и добрых людей, встретивших что-то необъяснимое. И все ее слова о том, что она не виновата, не доходят до других. Эти другие не видят в ней человека, видят лишь опасность.

Главным антагонистом выступает целое ведомство, спецслужба, именуемая Конторой. Деятельности, методики и внутренней кухни Конторы действительно показано очень много, но это и позволяет понять мотивы каждого сотрудника. Все они разные, эти люди. Кто-то начальник, который не хочет уходить в отставку по совету руководителей и делает всё, чтобы выполнить задачу и отчитаться. Кто-то хочет стать известным, благодаря своим экспериментам и опытам, не думая о жизнях посторонних людей. Кто-то немножко не в себе, со странным фетишем, но всю жизнь сознательно это скрывал. А кто-то вообще волк-одиночка и ненавидит Контору, и его зовут Рейнберд.

Напару с Чарли он является самым колоритным персонажем романа. Киллер Конторы, индеец по национальности, одноглазый, тот, кого боится сам Кэп, и наконец, тот, кто полюбил и втёрся в доверие к девочке. Мне сейчас сложно вспомнить из всей библиографии Кинга более сложный контакт двух персонажей, вокруг которых так же летали бы тонкие незримые материи психологического напряжения и игры. Вспоминается только «Мизери», где такое же напряжение было между Полом Шелдоном и Энни Уилкс. Я бы не сказал, что Рейнберд помешался, совсем нет. Скорее он переборщил с собственным предназначением, когда хотел поставить точку по-своему. В любом случае, он вызывает огромное уважение, потому что ему удалось сделать то, что не смогли лучшие психологи Конторы всей гурьбой. Ответ на вопрос «Почему?» лишь один — колоссальный жизненный опыт и талант чувствовать людей.

И всё-таки, при всей драме, я бы сказал, что «Воспламеняющая» — «гражданский роман». Вспомнить хоть Ирва Мандерса, того фермера. Он ведь никому ничего не был должен, совершенно. Но он помог. И в его словах звучало, что он живет в свободной стране и никто не имеет права заходить на его участок без ордера. Все бы так отреагировали на появление Конторы? Сомневаюсь. Все бы помогли Чарли Макги, как помог он? Черта с два. И в самом конце романа автор доносит важную мысль о силе слова, предании огласке того, о чем нельзя молчать. Пока в Сми всё не списали на несчастный случай или террористический акт.

- Ты либо безумец, либо гений.

- Это две крайности одной и той же сущности.

(с) «Пираты Карибского моря»

В наш автоматизированный век, в век, когда военная промышленность, в первую очередь, получает новейшие разработки, в век будущих роботов, существующих программ и строгих методик вычисления, человеческая ошибка в силу ее человечности считается дурным тоном и непрофессионализмом. Когда-то на ошибках хотя бы учились, но и не это главное. Теперь человек должен наблюдать за вечным круговоротом одному лишь компьютеру известных манипуляций. (Подчеркнуто и выделено жирным шрифтом, что эти манипуляции содержат великий смысл, по сравнению с хилым человеческим разумом). Да вот только рамки у этих машин настолько же железобетонные, насколько и бесконечно их желание следовать этим рамкам. И рассчитаны они на такого же противника, оппонента. А человек — напротив, в силу своей непредсказуемости, доказанной веками истории, в прямом смысле создает жизнь и заставляет фантазировать: что же ждет нашу планету за следующим вращением вокруг своей оси.

Роман «Жребий Салема», какой бы он ни был данью уважения Брэму Стокеру, каким бы ранним трудом известного автора ни являлся, имеет ряд недостатков.

Плюсы касаются лишь первой части романа. Во-первых, гениальное пробуждение живого маленького городка, когда в каждый промежуток времени каждый житель вносит свою лепту в наступление утра. Эта органичность напомнила мне одну из лучших (имхо) работ автора «Нужные вещи», там слаженность города доведена до совершенства. Но стоит сразу же сказать, что следующие главы о городе такой стройности не следуют, а жаль. Второй плюс — довольно живое и атмосферное начало, приезд писателя в город, его шуры-муры с молодой девушкой и их диалоги. Да и в целом жизнь писателя на фоне сгущающихся над Салемс-Лотом туч выглядит колоритной и интересной.

С середины что сюжет становится прямолинейным и неинтересным, что персонажи превращаются в картонных, за исключением одного раза душевных метаний отца Каллахэна. Сюжет, в действительности, повторяет приключения героев «Дракулы» по спасению мира от зла, к гадалке можно и не ходить. Но ведь согласитесь, не за неизвестность дальнейшего развития сюжета мы любим книги. Все прекрасно знают, что Джона Коффи казнят, а Энди Дюфресн сбежит, но мы всё равно это читаем и наслаждаемся. В этом всём есть сок... Но здесь, грубо говоря, беготня с места на место, приостанавливающаяся только для того, чтобы убедить очередного скептика в реальности происходящего ужаса (подобные дискуссии взаправду занимают много страниц). Персонажи теряют свои краски за бесконечной суетой тревог и принятых решений. Даже самый яркий и подробно выписанный персонаж — писатель — что меня поразило, стал невероятно картонным и безликим после смерти возлюбленной девушки. Он не раскрылся далее, он умер как персонаж.

Многое по части хоррора в романе сделано на смаковании ожидания. Такое я люблю еще со времен «Сияния», но здесь этого слишком много. Удачно сделано лишь пару раз вначале, а позже по сюжету читатель ощущает острую нехватку в вампирах.

Ранее написанный Робертом Шекли рассказ «Рыболовный сезон» гораздо лучше описывает феномен таинственной пропажи людей и целых семей, причем на гораздо меньшем количестве страниц.

В общем, недостатков у столь раннего творения мастера достаточно. Но несмотря на них читать роман легко, приятно, хотя и ощущается некая сыроватость и недоработка. В суе показалось мне, что это просто я от Кинга уже устал... Ан нет — следующий для меня роман «Воспламеняющая» идет просто на «ура». Король не голый, нет, просто у него дырка на носке.

Сперва кажется удивительным, как четко старина Курт обозначил проблему, которой грешит наше современное отечественное образование: маза и связи. А потом понимаешь, что это не в новинку. Давно такое было и, так сказать, не скоро пройдёт.

Рассказ, с одной стороны, о проблемах справедливости и равноправия при поступлении в элитные учебные заведения. К примеру, насколько правильно брать глупого и не интересующегося кандидата из знатной семьи? С другой стороны, рассказ о завышенных ожиданиях родителей по отношению к своим детям. Они мало того что решают за детей, так еще и ставят свои высокие планки, не интересуясь, способен ли ребенок их осилить, хочет ли он этого. Благо, у Воннегута семья описана весьма благородная, такой уж он добряк. Но в реальной жизни, помнится мне из опыта, обычно всё куда более прозаично.

В рассказах Курта Воннегута не встретить фант допущения ради себя самого. Всегда это олицетворение фантазий людей, ставящее поведение человека под увеличительное стекло. Взять хоть «Эффект Барнхауза», хоть «Эйфью».

Отличная идея, и реализована на высший балл. Если подумать, вполне можно согласиться, что все склоки человечества от того, что мы не можем отодвинуть всё биологическое и физиологическое, что есть в нас. Кто сказал, что это неуклюжее тело делает нас людьми? В мире Воннегута тело — то же самое, что и машина или... обувь. Захотел — снял/надел, захотел — поменял. И последний виток эволюции, виток призрачного, бестелесного существования восхваляется его «пользователями» и отвергается традиционалистами.

Задумка очень интересная. И вот, буквально сейчас я почувствовал, что при рассмаотрении фантастических идей в рассказах отхожу уже от простых категорий «хорошо-плохо». Ибо на примере этого рассказа дать однозначный ответ трудно, да и не нужно. А пофантазировать — приятно.

Думаю, кто не любит поболтать о том, о сём, или поделиться с собеседником парой интересных фактов в духе «кстати говоря», тот откровенно лукавит. Рад, что встретил подобную книгу, в которой Бернард Вербер рассказывает о самых необычных событиях и самых тривиальных явлениях, но под углом анализа.

Конечно же, здесь есть, как пишут некоторые, доля «отсебятины». Но ведь никто и не обещал, что будет строгая фактура и всё. Автор беседует с читателем, рассуждает. Но всё-таки в основной массе излагает малоизвестные, либо ускользающие от нашего восприятия факты и явления, из-за чего читать книгу безумно интересно. Есть один, огромный недостаток у подобных вещей: многое из прочитанного забудется, останется лишь самое эмоционально отпечатавшееся в сознании. Ну, что поделать, есть повод позже перечитать:)