Трудно, ох, как трудно пропускать такую повесть сквозь призму рационализма, выискивать те самые зёрна, что придали неповторимый вкус одной из лучших вещей в отечественной фантастике... Однако буду пробовать.

Смятение. Это первое осмысленное чувство, пришедшее после прочтения последней страницы. Да что там последней – смятение рождалось всякий раз, когда Петер Милле сталкивался с бронированным, бесформенным, безжалостным и слепым левиафаном государственной военной машины. Хотя, почему именно военной? Просто – государственной, поскольку на войне работа этой самой машины становится более размашистой, а значит, и опасной для составляющих её клеток. Пропагандистский фильм, снимаемый под патронажем жуткого Мархеля, овеществлённой аскариды, обитающей в недрах титанического организма и кормящейся в её булькающих кишках, фильм, подчинивший себе всё, даже самоё строительство моста, обещающего переломить ход войны, этот фильм превратил съёмочную бригаду в призрачные тени, мечущиеся меж миром живых и миром мёртвых. Страшное дело, когда пресловутое «становление/взросление героя» происходит в таком вот тартаре. Тут не на теле – на душе раны и рубцы остаются. И такие стигматы имеют обыкновение знаменовать переход человеческой личности в совсем иное качество – недаром ведь в конце эпопеи престарелый Милле окажется носителем некоего надмирового знания, знания, неподъёмно тяжкого для просто человека.

Страх. Ничего собственно фантастичного и невероятного в событиях «Моста Ватерлоо» нет и в помине. Такое в истории нашей страны бывало и, наверное, ещё будет. Жутко представить себя на месте любого из персонажей, жутко и гнетуще тяжело.

Извращённый восторг. Бесприукрасная панорама массового страдалища пополам с агонией государственного голема захватывает дух и поражает воображение. Сложно понять, каким образом Лазарчуку удались эти картины, сплетаемые в трансцедентного рода полиптих…

Надежда. На руинах прошлого тем охотнее произрастает Новая Жизнь, чем эти руины качественнее раскиданы. Правда, та самая жизнь, как выяснится в дальнейших вещах эпопеи, не вполне нам по плечу в плане даже простого понимания.

Чудо. Тяжеловатый язык, нарочито удлиненные словесные конструкции лишь дополняют общую картину, а вовсе не портят её. Батальные сцены, в конце-то концов, в пастельных тонах не пишутся!

Говорят, что наши полёты во сне в детстве происходят от того, что мы растём. Пусть так. А может, мы действительно умеем летать? Может, наше одинаковое взросление и типовое, как хрущовские пятиэтажки, образование убивает в нас способность и тягу к полёту? Может, мы просто забываем, что умели и могли?

Мне встречались упрёки, адресованные Крапивину от умных и рассудительных людей. Чего это ты, дескать, Владислав Петрович, так много своим героям-подросткам воли даёшь? Они же в реальной жизни, кроме жестокости к младшим и сквернословия с пивопитием ничего и знать-то не хотят! А ты, простая писательская душа, утверждаешь, будто они миры созидать могут! Чудно и нелепо!

Чудно? Это да. Но ведь детство и должно быть чудной порой. Любой из вас, даже самый последний циник, в состоянии вспомнить хотя бы пару эпизодов из своего детства, овеянных настоящим дружеским чувством. И у многих найдётся хоть одно воспоминание, когда что-то чудесное и неопознанное коснулось вас своим крылом. Вы напрягите — даже не память — а ту часть вашей души, что хранит самое сокровенное тепло. Почти наверняка это тепло окажется родом из детства...

История мальчика-инвалида, которого дружба с Серёжкой подняла на ноги, почти и не фантастическая. Крапивин частенько подкидывает скептикам возможность иной интерпретации своих произведений, другое, сугубо логическое объяснение. Так он делает и в повести «Самолёт по имени Серёжка». А коль скоро говорить о фантастике, то стоит сказать, что мания величие духа — лучшая из маний, которыми когда-либо были одержимы писатели.

И дай бог вам тоже услышать когда-нибудь «Гулкие барабаны Космоса«!

Пишу отзыв на самую сильную вещь из тех, что прочитаны мною у Крапивина на сей момент. Понимаю, что прочёл у автора далеко не всё, однако от сильных слов удержаться не в состоянии.

Пропитанное арифметической моралью прогрессорство функционеров Великого Кристалла вдребезги расшиблось о душевные порывы Шурки Полушкина, порывы, не подкреплённые никакими глубокими размышлениями этического плана. Все решения мальчишке подсказало его сердце, которого какое-то время и не было вовсе...

Детские образы Крапивина всегда настолько же чисты, насколько и правдоподобны. Это тем более удивительно в наши засаленные телевидением и делячеством дни. Во времена, когда слова «честь», «совесть» и «мораль» сродни неприличным звукам, когда от казённых зачерствелых фраз канала «Культура» сводит скулы, встретить столь достоверную чистоту человеческих отношений — всё равно, что отыскать статую работы Челлини на городской свалке.

А душераздирающий финал я вообще поставил бы в один ряд с концовкой романа «Мастер и Маргарита», с той разницей, что там концовка закрыта, а здесь — открыта. Открыта нашим душам.

Всегда с громадной осторожностью сажусь писать отзывы по произведениям любимого писателя. Как будто от моих строк что-то зависит... Впрочем, когда речь заходит о Лазарчуке, ничто не представляется малозначительным.

«Транквилиум» попал в мои руки после «Цесаревны Отрады», длинной, как фура с прицепом, и заунывной, как шотландская баллада на волынке. Начать вещь с латинизированным названием — вообще дело не мелкое, а тут ещё такая преамбула...

Однако история Глеба Марина взяла меня за читательское живое с самого начала. Что-то в этой истории почудилось по-хорошему диккенсовское, с пряным викторианским душком. Впрочем, темп и дух повествования быстро сменился — Лазарчук вообще обожает жонглировать темпом, делая это мастерски и непринуждённо. Далее в романе мощный шлейф конспирологического «нуара» будет тянуться неотступно за каждым сюжетным извивом, уязвляя терпение и будоража воображение. Частички мозаичной смальты, не обинуясь размерами романа, встанут на место — конечно, же, далеко не все — Андрей Геннадьевич изменит сам себе, ежели не оставит простора для воображения. И — никаких вам пафосных сценок, никакого обетования всех благ в финале: читайте и понимайте — пред вами Реальность. Маэстро и креатор турбореализма верен себе, и «Транквилиум» по праву занял место среди самых замечательных произведений отечественной фантастики.

Вы думаете, что Элли с Фредом плыли по подземной реке, а затем пугались Шестиногих одни? Нет, я находился с ними рядом, переживая то же, что и эти ребята. И так было всякий раз, когда я брал эту книгу в руки. Одно из лучших воспоминаний моего детства — вечера с зелёным томиком в руках... Что там скромничать: во многом благодаря этой книге я и начал читать запоем!

Просто удивительно, как из простенького киберпанковского (ну, или почти такого) сюжетика Лукьяненко соорудил столь интересное произведение. Появлением пресловутого Deus ex machina человечество грезит/бредит/кликушествует уже, наверное, пару тысячелетий в том или ином виде. Примета нашего времени — сетевой разум. С лёгкой руки Кэмерона призрак Skynet будоражит воображение более, чем какой-либо другой. Нам куда легче вообразить себе врага рода человеческого, воплотившегося в глобальные сети, нежели просто родившегося там виртуального младенца. Нет, я никоим образом не намекаю на второе пришествие Сами-знаете-кого, просто размышляю о следующем после человечества витке эволюции. Не помню сейчас, кто первым предположил, будто истинная цель существования хомо сапиенс заключается в порождении на свет и воспитании разума машинного. В принципе, мысль вовсе не так безумна, как обидна, впрочем, на обиженных воду возят. Лукьяненко не побоялся одним из первых на полном серьёзе заговорить о вполне гуманистичном и очевидно самопознающем искусственном разуме. На фоне декораций Диптауна и игровых локаций «Лабиринта смерти» набирают силу три ярких тенденции.

Первая. Это дайверы. Вполне себе бесталанные в плане программирования личности, чьё умение видеть нутро виртуальных сетей эйдетично, вне познания, выносит их за рамки всеобщей юзерской массы. Программные изъяны дайверы видят, как бреши в заборах, стенах и т.п. По сути они — продукт эволюционного симбиоза человека и компьютера.

Вторая. Император. Существо, произведённое на свет постоянно совершенствующимися и самообучающимися прогами и процессами внутри игровой схемы «Лабиринта смерти». Учась убивать назойливых геймеров в рамках своей программной задачи, Император рождается как субъект, задающий себе вопрос «Кто я?». Наличие такого вопроса — граничное условие для Разума, как гласит одна из теорий. И даже сверхагрессивные мотивы, изначально заложенные в этот искусственный интеллект, не приводят его к стремлению к тотальному уничтожению человеческих букашек, являющихся по сути лишь беспомощными водолазами в его родном «море». Авторский оптимизм вновь торжествует, несмотря на мрачную оболочку повествования.

Третья. Собственно, главный герой романа, его, так сказать, смысл жизни. Неудачник. И хотя Лукьяненко устами Леонида не определяется с происхождением Неудачника, выбирая меж двух основных вариантов, внутрисетевого и инопланетного, всё же думается, что сам автор-то склоняется к первому. Логика событий, знаете ли, велит. Неудачник ведёт себя, на первый взгляд, совсем странно, подставляясь вновь и вновь под пальбу игровых юнитов. Однако он прекрасно знает, что за площадкой «Лабиринта» создатели игры ведут пристальное наблюдение. А раз так, то остаётся предположить, что главной целью Неудачника был отлов именно дайвера. Отлов и тщательная проверка. Поскольку проверку Леонид прошёл, мы легко можем прийти к выводу, что в появлении пришельца не было бы смысла, не будь дайверов в природе. Такая взаимная увязка первого и третьего компонентов романа не оставляет нам другого выбора, кроме как счесть Неудачника продуктом Сети, а не визитёром из галактических глубин.

Забегая вперёд, подытожим первый роман трилогии посредством воспоминания событий из романа второго. Неудачник вовсе не ушёл восвояси, неважно — в глубокий ли космос, иные пласты мироздания или саморазвивающиеся глубины Диптауна. Не ушёл полностью, оставив в дайвере Леониде неизгладимый след, след не контакта — симбиоза.

Таким образом, вопреки нарочито душноватому антуражу Диптауна, в его недрах автором посеяны вместе с тремя плодами вертикальной эволюции семена светлого оптимизма и веры в неизменно радостное будущее Разума. Я сказал «Разума», а не «Человечества».

Совсем не удивительно, что чем замечательнее прочитанная книга, тем сложнее написать на неё добросовестный отзыв. Именно такой отзыв, в котором бы хотелось вместить все свои радужные впечатления. Может, сейчас получится?

Знакомство с писателем Валентиновым состоялось у меня четыре года назад, когда в мои руки попала и была немедля прочитана монументальная трилогия «Око силы», как потом оказалось, дебютная для автора. Увлекательное чтение обернулось, однако, странным нежеланием читать более ничего у Валентинова. В чём тут ело? Может, в некоей легковесности содержания трёхкнижия по сравнению с его объёмом? Как бы то ни было, но пора «мрачного нелюбопытства» к творчеству нового для меня автора продолжалась для меня долго, до того самого момента, когда мне в руки упала умопомрачительная «Омега», о которой я удосужился написать лишь десяток строк в отзывы, совершенно онемев от восторга. Тут и началось лихорадочное собирательство его книг, начиная с ноосферного цикла. Собирательство, пока по всем статьям бьющее чтение, поскольку времени попросту не хватает. Прочёл, однако, уже «Созвездие Пса», вещь милейшую и для меня весьма ностальгическую. Да, пусть я и не археолог, но атмосфера геологических практик, мало чем отличающаяся от археологии, для меня не чужда. И вот, наконец, — «Капитан Филибер».

По признанию самого Андрея Валентиновича, книга была задумана как полемика с расплодившимися сямо и овамо произведениями на тему приключений многочисленных и весьма успешных «попаданцев в прошлое». Через всего «Капитана» красной нитью проходит довольно откровенная метафора про Гамадрилу, ту, которая в прыжке на 180 градусов. Опытный читатель сразу узнает в Гамадриле обобщённый образ героев звягинцевского «Одиссея». Узнав, усмехнётся снисходительно, дескать, я-то уже давно иронизирую по этому поводу… где-то глубоко, в душе.

«Полемика» легла в ноосферную строку легко и непринуждённо, словно и была для неё предназначена (а может, и была?). Двуслойность повествования, вполне привычная для автора и замечательно у него получающаяся, характерна абсолютно разными темпами и тоном. Горькая ирония «исследовательской» линии сменяется недоумённой горечью линии исторической. Филибер вот-вот закричит: «Что я здесь делаю?!» Надо ли удивляться, что невыплеснувшийся крик души ГГ отольётся в финале тщательно выстраданной и сложной жертвой, в которой заведомо неудачное самоубийство – далеко не самое страшное для Кайгородова. Куда страшнее потеря всех друзей, потеря любимой женщины. Что в сравнении с теми потерями сохранённые в жилах соотечественников реки крови? И револьверный пафос красно-белого «саммита», умело сбитый с христовых высот почти трагикомичным «воскрешением» — здесь только лишнее доказательство филигранного мастерства Валентинова.

Просто замечательная вещь. Суметь так – дорогого стоит. Несомненно рекомендуется к прочтению тому, кто себя числит в думающих читателях.

Повесть, открывающая одну из самых величественных и недооценённых саг в истории отечественной фантастики, вовсе не так проста, как может показаться после первого прочтения. Та чудовищная сила, что играючи разметает не только описываемую Лазарчуком цивилизацию, но и самый здравый смысл в ней, та одушевлённая и оразумлённая надчеловеческая туча, что снесёт преграды между мирами, впервые являет себя здесь в огородных деяниях скромного китайца. А люди... люди начинают обороняться от этой силы чисто инстинктивно, ощущая в ней грозного конкурента в борьбе за место под солнцем одной лишь «пятой точкой». То ли ещё будет, уважаемый читатель!

Оказывается, по первой части «Скитальцев» был снят фильм. Оказывается, я его смотрел ещё до прочтения книги. Оказывается, можно из гениальной вещи сделать совершенно неузнаваемую экранизацию... Привет Стивену Кингу!

Но, долой ненужное нытьё!

«Главный полдень» — книга, забыть которую вам уже не удастся никогда! Да, все мы знаем, что на тему пришельцев-паразитов и Великий Хайнлайн написал очень даже сильно. Мы знаем, что подростковую фантастику отменно ваяет Крапивин. Вот только соединить эти две вещи сумел именно Мирер, за что ему огромнейшее «спасибо!».

А при пятом или шестом прочтении мне пришла в голову крамольнейшая идея: а что, если человечество — и так продукт подобного вторжения, осуществлённого в незапамятные времена другими паразитами? Что, если б мы так и помахивали хвостами с веток, ежели б не такие вот «мыслящие»?

А вы так не думаете?

«Приключения Смешинки» — гимн моего детства. Я до сих пор раз в три-четыре года перечитываю эту сказку. Истрепавшуюся обложку несколько раз менял на самодельную, чинил переплёт...

Такие многогранные вещи попадаются в детской литературе не часто. Квест аиста и его наивной спутницы Смешинки (трудно не быть наивной, когда ты родилась только что из зёрнышка людского смеха, похищенного ведьмой и оброненного на берегу моря) постепенно перешёл в исполненный приключений и трудностей рассказ о том, как просто хороший человек становится ещё и умным. Любовь, дружба, предательство и ненависть — и всё это Настоящее, хотя и написано совершенно доступным для детей языком. А уж знание автором подводной жизни, умело очеловеченной и встроенной в тоталитарные реалии Кораллового города — это вообще нечто. Сейчас только становится понятно, как автор разглядел все пороки Большой Власти, неважно, какой политической формации, и возвысил над этой властью вечные ценности человеческих отношений.

Когда будете воспитывать своих детей — обязательно прочтите им «Смешинку«! Да и сами получите колоссальное удовольствие.

В бабушкином деревенском доме отключили электричество. На столе горит большая свеча. Мы с двоюродной сестрой открыв рты слушаем неспешный бабушкин голос. Она читает нам «Волшебник Изумрудного города». Время от времени я закрываю глаза и вижу бредущие по дороге из жёлтого кирпича фигурки... Детство моё давным-давно кануло в Лету, а Сказка осталась со мной навсегда. Подумайте только: навсегда!

Отложил в сторону проглоченную книгу и озадачился двумя вопросами: «Что это было?» и «Как он это сделал?». Чтобы ответить на первый, я решил проверить одну смутную догадку. Открыл один из сборников Крапивина и ... Точно! Вот если Владислав Петрович сейчас вдруг помолодел и начал писать для взрослых, то, вполне вероятно, у него получилось бы что-нибудь в духе романа Дмитрия Колодана. Совсем нехитрая мысль: чудеса разбросаны у твоих ног, только, чтобы их увидеть, надо посмотреть ... да вот, хотя бы сквозь этот осколок стекла!

Реальность, стремящаяся отторгнуть от себя Невозможное, идёт по пятам старика Оккама, который давным-давно раскусил её нехитрую трусливую уловку. Программа, заложенная в Мироздание его Творцом, пускает реку жизни по пути наименьшего сопротивления. Колодан же открывает нам глаза на возможность изменения такого порядка вещей. И инструмент для подобного изменения — наш мечтающий разум.

Что до языка книги, то он настолько хорош, что и придраться-то не к чему. А может, просто такой стиль мне ближе других?

«Дом скитальцев»...

На мой взгляд, во ВСЕЙ МИРОВОЙ ФАНТАСТИКЕ нет произведения, лучше и интереснее описывающего реалии инопланетной негуманоидной цивилизации! Продумать мир, кардинально отличный от нашего, соотнести его с психологией подростков без зияющих щелей и грубозапаянных зазоров — задача воистину титаническая! До прочтения не думал, что подобное вообще возможно...

Невероятная история жизни знаменитого отечественного биолога и генетика Лобашева, изложенная Кавериным вольно и вольготно, по праву вошла в золотой фонд русской литературы двадцатого века. Могучая, атмосферная, добротно и любовно выписанная эпопея пленяет воображение какого уже по счёту поколения читателей. Роковой век играл людьми, как пушинками, ломал и коверкал судьбы, выковывал характеры и менял лики государств. Жизнь Сани Григорьева — жизнь советского «селф-мейд-мена», человека сильного, цельного и одержимого Большой Идеей. Просто удивительно, как советская цензура не различила столь внеклассового произведения, пропитанного духом не соцреализма, а фронтира, не классовым сознанием, а здоровой маскулинностью. Не удивительно, что Катя, даже получив известие о гибели Сани, ждала его и верила... Такими людьми не разбрасываются. Таких людей любил описывать Иван Ефремов.

Замечательный портрет бурной эпохи! Рекомендуется к безусловному прочтению!

Книга, попавшая в мои руки лишь благодаря редкому стечению обстоятельств, зацепила меня нешуточно. Чем?

Попробую пояснить «на пальцах».

Первое. Не совсем свежая идея о проникновении в прошлое уроженца наших дней (телесно ли, духовно ль) дела не портит, поскольку такой именно модели досель никто не предлагал. И хотя книга вышла в серии «Фантастический боевик» это, тем не менее — настоящая гуманитарная фантастика. Причём гуманитаризм здесь не западного, общечеловеческого аморфного и адвокатского образца, а — настоящий, умный, близкий к ефремовским канонам. Внедрение управленческих схем в СССР началось, насколько мне известно, с рубежа 60-70-х годов, и занимались этим группы Никанорова и Кузнецова. Разработка информационных систем началась на российских просторах позже, нежели на Западе, но быстро их превзошла. Если верить Максиму Калашникову, то при помощи внедрения методик концептуального анализа конструировалась система «Буран-Энергия», а также строилась АЭС в Удомле. Результаты превзошли ожидания. Структуры-оборотни, могущие при необходимости и согласно требованиям момента превращаться из одной в совершенно другую, оказывались неизмеримо сильнее обычных. Вот такую вот методику нам и преподносит Красницкий в реалиях 12 века и в исполнении заключённого в теле подростка нашего современника зрелых лет. Лично мне такое читать куда интереснее, чем самый увлекательный детектив. Чёрт побери, да любой элемент из этой методики легко может применить НА ПРАКТИКЕ любой мало-мальски мыслящий индивидуум!

Второе. Слог. Он замечателен. Автор совершенно открыто пренебрегает якобы древнерусскими словечками, что до предела облегчает текст и уводит его прочь от пресловутой и столь модной кондовости.

Третье. Автор не политкорректен. И слава богу! От всей это обиняковой юридической трескотни и толерантности уже скулы сводит!

Четвёртое. Вот вроде не книга — ролевая игра, но как затягивает, будто сам жизнь проживаешь!

Пятое. Хочется ещё!

Иду читать дальше.

Маленькая сага о истекшем терпении — вот что такое рассказ «Завтрак в кафе Готэм». Возникшее было чувство чужеродности появления тощего метрдотеля к финалу сменилось полным ясности пониманием того, что у Кинга ничего не происходит просто так. «Актёр второго плана», превратившийся по ходу повествования в главный фактор страха, лишь проиллюстрировал всю глубину предельного отчаяния, охватившего ГГ после уходя его супруги, любимой и ненавидимой. Ох, как больно это бывает, рвать по живому-родному! И как легко можно стать таким вот метрдотом с тесаком в руке и бредом собачьим на устах...

Мощнейшая вещь!

Ничего подобного по степени и силе воздействия на читателя в отечественной фантастической литературе не появлялось со времён «Солдат Вавилона».

Помните, в «Матрице» Нео был предложен выбор меж двух пилюль? В «Омеге» таблеток три, да и выбирать ничего не надо, это – судьба Героя, его крест. И всё ж проблема выбора есть. Все dream watchers тешат себя свободой выбора «погрузиться – не погрузиться». Химическое воздействие на «область Бога» в мозгу возвращает человеческое сознание в собственное прошлое, позволяя пережить былое вновь и вновь. Индуист легко счёл бы это проклятием, ГГ такие мысли мучат лишь в «отходняке». Залить подобную горечь дрянным коньяком несложно, сложнее осознать, что человек – нечто большее, нежели хитросцеплённые меж собой атомы. Осознать, что есть обстоятельства, превращающие университетского препода с равной лёгкостью как в бытового пьяницу, так и в неистового инсургента, очищающего Крым от натовских оккупантов.

Нынче в большой космологической науке в почёте теории многовариантной Вселенной. Ну, а покуда теоретики ваяют математические модели таких вариаций, Валентинов с лёгкостью Творца их создаёт своим пером.

Глядя на мохнатые брови честолюбца Урфина, я всегда думал (а дело было в счастливом детстве), какой же несчастный это человек! Нет у него ни друзей, ни родственников. Даже врагов с завистниками не нажил. А тут такая оказия! Друзей приобретать не умеем — так легко заработаем ненавистников и пугливых недругов! Очень полезная в детстве книжка! Не знаю, как другие, но я о многом передумал, ставя себя на место Урфина.

Единственно, что неясно: отчего это Страшила ожил-вразумился безо всякого порошка, а солдаты — нет?

Не хотел писать отзыва до тех пор, покуда цикл не завершён. Однако вот передумал, знакомясь с отзывами других.

Всегда трудно переубеждать человека, чьи взгляды сложились на основе чего-то эмоционального, будь то восторг или разочарование. Вот очевидно, что многие фаны Лазарчука увидели в новом цикле некую деградацию, шаг назад. Кто виноват? Ну конечно, супруга-соавтор! Вот появилась она — и у Андрея нашего Геннадьевича всё пошло боком!

Что ж вы так, господа фаны? Или мнимый отход от позиций турбореализма вам глаза так запорошил? Чем плохи крапивинские нотки в «Космополитах»? Ну, не обращался писатель Лазарчук ранее к подростковой теме. Где же тут деградация? Это просто новая грань мастерства, да и только. Эстетика космических битников, «свободных» вас так уела? Извините, но ведь это очевидное проявление авторской иронии к собственной космической опере! Интриги очевидны и понятны по сравнению с «Солдатами Вавилона»? А вот это как сказать... Вы дождитесь окончания! Я вот, грешный, и не предполагал после первой книги, о чём там во второй речь зайдёт. Таким же макаром и с третьей книжкой получилось.

И потом, у вас не возникала шалая мысль, что замысел цикла родился у Лазарчука давным-давно, ещё когда он и думать ни думал про всякие там «Транквилиумы»? Может, Андронати тут и вовсе ни при чём? А?

Заклинаю вас, уважаемые фаны: возьмите себя в руки и прочитайте этот цикл душой, как вы это делали и раньше с вашими любимыми произведениями этого замечательного автора!

Совершенно чётко осознаю, что в оценке цикла «Отрок» практически полностью утратил даже подобие какой-либо критичности. Причина — очарование способом изложения материала. Читая любую книгу, мы неминуемо теряем толику внимания на тех эпизодах, что нам не близки или пугают нас. Полагаю, это явление касается всех. Бывает, что какие-то куски текста взгляд просто проскальзывает неосмысленно, «мимо сознания». С книгами этого цикла всё обстоит не так (во всяком случае — у меня). Жадно и очень вдумчиво читаю каждую строчку. Авторский текст вынянчен и выпестован любовно, тщательно и ответственно.

Постараюсь привести те плюсы в книге, что очевидны сознательно.

Во-первых, методики социального управления. Они выписаны со знанием дела и достоверны в антураже русского средневековья.

Во-вторых, главный герой. Он — не супермен. Напротив, автор неоднократно подчёркивает его ошибки внутренними диалогами самого героя, и происходит это в те моменты, когда ГГ весьма доволен собой и методами своей работы.

В-третьих, рефлексии Михаила, отрока-депутата, совершенно живы и естественны для человека думающего и культурного.

В-четвёртых, персонажи узнаваемы и обладают метками идентификации — не броскими, но запоминающимися.

В-пятых, рассуждения на тему религии. Автор не оказывает предпочтения той ли иной вере, оставаясь на позициях здравого смысла и житейского рационализма.

Можно отыскивать положительные моменты и дальше, но закончить хочется самым главным выводом: читать «Отрока» чертовски интересно!

P.S. А раздражает только одно: словечко «дерьмократы», от которого автор, по-видимому, отказаться не в силах даже в описаниях 12 века...

Даже удивительно, что Михал Николаич Задорнов со своим вечным поиском истины только сейчас добрался до этой книги Алексеева! Нисколько не удивительно, что она (в смысле — книга) его так поразила. Попав на мировоззренческую почву рефлексирующего технического интеллигента, зерно посконного патриотизма немедля дало самые обильные плоды. Наш кремлёвский хьюмористический колумнист тут же разразился с экрана сонмом скетчеподобных лекций, чем весьма позабавил вашего покорного и несколько озадачил его же. Чем, спросите вы? Да тем некритическим подходом к книге, который продемонстрировал наш великий смехач. Этот подход простителен человеку, который носит свою шизофрению в себе, не марая ею окружающих, уж простите за грубость...

Да я сам, прочтя «Сокровища», пару месяцев ходил ПОД ВПЕЧАТЛЕНИЕМ. Что уж говорить о человеке, годами питающемся мыслями своих зрителей...

Вывод таков: книги этого цикла надлежит читать, хорошенько обдумывать, затем обдуманное долго и старательно переваривать, и лишь затем делиться впечатлениями с окружающими...

Для проекта «Жанры» последний роман получился из ряда вон.

Во-первых, темпоральная двуслойность повествования характерна для книг о приключениях магистра Николаса (тут, кстати, и Митридат-Самсон Фондорин обнаружился из «Внеклассного чтения», не погиб, оказывается, на полях Отечественной брани...).

Во-вторых, всегда лишь слегка присущая Акунину криптоисторичность достигла здесь прямо-таки валентиновского накала и лазарчуковской интриги.

В-третьих, наконец, детективная составляющая вышла неожиданно сильной, куда сильнее, нежели даже в основном «эрастовском» цикле.

Читать было интересно. Читать было непросто. Расставаться было жалко. И все эти заморочки с кодами тут вовсе не причём. Просто автор написал одну из лучших своих фантастических книг, содержащую и присущие нашему любимому жанру идеи, и нешуточную моральную подоплёку, и калорийную пищу для ума.

Опыт Василия Шукшина в фантастике ограничился, насколько мне известно, этой замечательной смешной сказкой из разряда «путешествие в страну литературных героев». Едкий «народный» язык, множество сатирических моментов и даже рискованные эротические эпизодики — всё это уморительно и вкусно.

Покуда журналисты ломали копья в споре, Акунин за Брусникина пишет или нет, я всё никак не мог решиться купить «Девятный спас». Во-первых, петровская эпоха мною зачитана уж до дыр; во-вторых, название как-то не привлекло. А потом был приглашён на ДР и в подарок, не думая долго, купил эту книгу. Затем (только никому не говорите!:dont:) я тихонечко её прочёл :blush:...

Да, это беспримесный Акунин! Стиль изложения — раз. Типажи героев — два. Бьющая в глаза символика и обилие аллюзий — три! Женский образ — четыре.

Мало? Не думаю.

А роман чудо как хорош! Просто замечательная добрая сказка...

Внимание!!!

Воцерковленным и фанатично верующим просьба не прикасаться!

В заключительном романе серии Акунин с трясины вступил на канат, балансируя на котором, он и прошагал до самой развязки. Тема Второго пришествия уже давно не даёт покоя нашему писателю (тут вам и Айтматов, и Стругацкие...). Рискуя привлечь на свою голову проклятия верующих и обвинения в богохульстве, Акунин нашёл в себе силы сообщить читателю созревшее в душе понимание личности Христа.

Мне лично такое понимание близко.

Наверное, будь я помоложе лет на двадцать, Мирер оказался бы моим любимым писателем. «Дом скитальцев», впервые прочитанный лет пятнадцать назад в авторском сборнике, хотя и покорил меня тогда уже, но не встал на вершину фантастической пирамиды, уже выстроенной такими мэтрами, как Хайнлайн или Желязны...

И тема вроде бы не нова, и изложение бесхитростно, но... как же всё-таки сладко ощутить себя мальчишкой, получившим доступ к страшной тайне, разгадавшим её, разрушившим замыслы пришельцев, а потом и заделавшимся диверсантом на одной из их планет (да помню я,помню, что мальчишки были разные!). Умение автора писать просто-но-интересно говорит априори о его гениальности; жаль только, что мало он написал за свою жизнь!

Плетение двух разновремённых ветвей — штука хитрая. Романисты с удовольствием используют сей приём, но далеко не всем удаётся при этом создать что-то дельное. В представляемой серии Акунину подобное удалось с блеском, чем он в очередной раз заслужил похвалу, как человек, делающий всё, за что ни возьмётся, на совесть.

Лично мне современный Фандорин и нравится больше, и куда ближе, нежели несколько картонный сыщик с нафабренными усами. Магистр — вполне обычный для нашей жизни человек, немного беспомощный в быту (аглицкое воспитаньице!), как и многие выходцы из интеллигентной среды, честный, порядочный и очень последовательный. Иногда он смешон, иногда им стоит гордиться, как героем, которого ты не зря на протяжении всей серии примерял на себя.

Эта серия — лучшая у Акунина. Надеюсь, что она далеко не завершена.

Едва ли не лучшая вещь у Кира Булычёва. Такой пронзительно-щемящей атмосферы, как в этом рассказе, не во всяком романе встретишь... Легко, очень легко представить себя на месте этой несчастной!

С этим рассказом я познакомился в одном из номеров журнала «Вокруг света», очевидно, где-то на рубеже 70-80-х годов. Ах, как сжимались мои кулаки от ярости на этих замерзелых расистов! И как я торжествовал, предвкушая обрушение на головы мерзавцев концентрата ливней и гроз! Прошла уйма лет, а впечатление свежо. И когда у меня шевелится в душе что-то шовинистическое, я припоминаю этот безжалостный и очень сильный рассказ.

Знаете, недостатков в повести я при чтении не заметил. Может, это потому, что ощутил себя подростком, захваченным лихим сюжетом и поглощённым им до дна!? А уж когда выяснилось, что мама — это и есть девочка Лина... ребята, неужто ни у кого из вас не ёкнуло сердце от такой коллизии? Не ёкнуло? Да не поверю!

Пока читал, сквозь сытую улыбку пробились два эпизода из прошлого. Первый — потасовка Тома Сойера с «чужим мальчиком», в начале которой персонажи тоже изощрялись в словесных баталия по принципу «кто кого обломает». Второй — моментик из замечательного советского мультика «Шпионские страсти», когда с наглой шпионской рожи следователь одну за другой срывал разнообразные маски...

Мастерство Лукьяненко-рассказчика достигло здесь наивысшего качества и класса. Браво!

Осознав, что игра в детектив принесла нежданные и щедрые плоды, Акунин решил не скромничать и замахнулся на вполне мейнстримовскую литературу, с нешуточными реальными коллизиями, нравственными терзаниями и ужасами жизни века сего и эпохи допетровской. Роман получился на загляденье и на светлую зависть. До сих пор мне непонятно, КАК можно было такое написать?! Потрясающе! Вообще — одна из лучших вещей в современной русской литературе. Жаль, нельзя поставить 12 баллов...

Написанный в лучших традициях Брэдбери, рассказ «Четвертак, приносящий удачу» ни к мистике, ни к ужасам отнести нельзя. Зато его его можно смело и непреклонно причислить к классическому жанру короткого жизнеутверждающего рассказа, мастерами которого были Великий Рэй и О'Генри. Отдадим же дань почтения мастерству Автора, который сумел всего на полутора десятках страниц провести нас через грусть и безысходность, слёзы и смех к придуманному ещё древними греками всепоглощающему Катарсису, великому очищению...

После чтения таких вещей просто хочется жить.

Браво, Мастер!

Замечательная вещь! Правда, насколько мне известно, дети её не слишком жалуют — сложновата для современного клипового мышления. А вот взрослого человека она запросто возвращает в подростковый мир, мир Вальтера Скотта, Фенимора Купера и Жюля Верна...

Потрясающе хорош образ Лжедмитрия! В который раз поражаюсь смелости акунинской трактовки исторических личностей. Это же надо — так объяснить европейскость, цивилизованность и человечность того, кого только ленивый помоями не поливал!

Браво!

Что тут сказать, если спустя четыре года после прочтения статьи ваш покорный слуга всё ещё пользуется предложенными автором словечками типа «редактырь», «терминатырь» и иже с ними?!

Респект Лукину!

Почитайте, не пожалеете: честное слово!

Акунин меру знает, поэтому, походив по краю общественного мнения, всё же слегка православного, он завершил серию единым духом: то ли прыгнул вниз, то ли вознёсся... Каждый решит для себя сам.

Монахиня в роли мисс Марпл... Акунин ступил на очень зыбкую почву, дав некий повод клерикалам для обвинений в кощунстве. И всё же, на мой взгляд, автор сумел не кануть в трясину, удержать равновесие, сделав первый роман серии и живым, и не скандальным.

По моему скромному мнению, этот рассказ — лучшая вещь в сборнике. Может, это и не самый дорогой камушек в чётке, но самый гладкий и приятный наощупь. Отдавая победу Холмсу, Акунин сделал изящный реверанс в адрес своего английского учителя, столь часто цитируемого им.

Г-н Чхартишвили никогда не скрывал вторичности своих фандоринских опусов, а тут он просто и доходчиво сказал об этом открыто, да ещё и бравируя сим.

Несомненно, лучший из романов Никитина! К сожалению, в последнее время автор скачет от мифо-анекдотического к ницшеанско-имперскому стилю и, что куда хуже, подобному же воплощению. Это, правда, не касается его идей...

Новый цикл Андрея Лазарчука начат романом лихим и нетипичным для автора. Экшн прёт изо всех щелей, как вода из дырявой барокамеры. Фантазия автора вынесла его в открытый космос, где болтаются звездолёты, диктует свою волю всемогущая Империя, плетут хитромудрые интриги многочисленные группировки. Антураж настолько ярок, что не всяк читатель за ним разглядит прежнего Лазарчука: многослойного, аки луковица, и глубокого, аки жерло вулкана.

А за бравурным духом повествования притаилась вполне обычная для автора недоумённая грусть: «Что же мы делаем с собою, люди?»

У Лазарчука ВО ВСЕХ ЕГО ВЕЩАХ чёрным по белому намалёвано: «То, что я так ярко живописую — мерзее мерзкого, но ведь это — ЖИЗНЬ!

Когда люди играют в электронные стрелялки, они ведь не задаются моральной стороной, не жалеют нарисованных визави. Мы тоже, в каком-то смысле, все нарисованы.

Тема необходимости жертв на войне всегда была больной для тех, кто сам кого-то потерял. И любое заявление об объективной необходимости малой крови из веку в век звучит цинично.

Повествование о событиях, развернувшихся вокруг сокровищ Валькирии, достигли в третьем романе серии своего апогея. Появились новые герои, действия перекинулись на Балканы, которые названы здесь «землёй сияющей власти». Фигура бравого вояки Арчеладзе, упрямого, умного и принципиального службиста, ничуть не уступает по масштабу полюбившейся читателю личности Русинова. Наблюдать за их действиями — одно удовольствие. Жаль только, что в жизни подобные люди редко живут долго...

Пожалуй, этот роман — самый сильный в серии. Хотя бы по уровню саспенса.

Некая наукообразность повествования отвлекает внимание читателя от несообразностей сюжета. Пожалуй, одна из самых условных и сказочных вещей Акунина, несколько выламывающаяся даже из серии, но оттого не менее интересная. Качество условности — выше всяких похвал!

Если у меня едва хватило слов для передачи впечатлений от предыдущего романа серии, то здесь слова попросту закончились! Друзья, перед вами — КЛАССИКА! :pray: Вот что надо преподавать в школе. Параллельность сюжетов вкупе с их явной перекличкой — выше всяких похвал! Ошеломляющая вещь!

Перехитрить нечистую силу — главная задача авторов подобного жанра всех времён и народов. И всегда-то эта задача решалась по-разному. Но так элегантно, как сумел Лукьяненко, сделать это никому доселе не удавалось. И всего-то надо было воспользоваться возможностями, таившимися в поправках...

Да, юристом ГГ просто обязан стать в своей «второй жизни«!

Долго не хотел покупать и читать эту книгу. Боялся развеять мистический флёр вокруг замечательной серии. Когда же прочёл, понял: зря боялся! Автор ловким движением профессионального престидижитатора сдёрнул тот флёр и тут же заменил его ещё более туманным, мерцающим покрывалом. Замечательно!

Советую всем не решившимся просто купить и прочесть эту вещь!

Отлично без вариантов!

Смотрите: и элементы лихой космооперы налицо, и подростковая фантастика в нескольких главах по лучшим крапивинским канонам, и интриги (куда Лазарю без них?!) И — всё весьма неоднозначно трактуется, а значит, книгу можно перечитывать снова и снова.

Благодаря этой статье, опубликованной в журнале «Если 2004'5», я начал смотреть «Симпсонов» по телеку, а вскоре и купил пару дисков этого мультсериала. Великолепная статья, посвящённая автору сериала Гроунингу, запомнилась изо всего номера более, нежели даже лукьяненковское «Кредо».

А «Симпсоны» замечательно хороши и невероятно похожи на нас. Вопреки Задорнову я понял, что большинство американцев — такие же люди, как и русские...

Совершенно нереально предугадать, что же ожидает наших героев в дальнейшем. Нам даже не ясно, открытая ли концовка предстала пред нами в конце романа, либо Акунин завязал таким образом продолжение. Да и намерения Мигрантов, по моему, остаются совершенно неясными даже в плане доброжелательности/недоброжелательности. Верить Марианне только потому, что ей верят два втресканых супермена, это — увольте! Да и вообще, что есть Добро в той непонятной системе координат, где вращаются пресловутые Мигранты? Вопросов куча, ответы предстоит искать самим. По крайней мере до тех пор, покуда не вышло продолжение...

Герои крапивинских книг — всегда дети. Теперь таких детей, не мудрствуя лукаво, именуют сочным словечком «индиго». И ведь правда — эти мальчишки и девчонки с лёгкостью разрушают границы нашего плоского мирка, проникают в Безлюдные пространства, выводят солнечных кузнечиков из шариков для пинг-понга, совершают невозможные и непостижимые открытия.

Когда я читал «Дырчатую луну», у меня даже мыслей не было: только дух захватило и широко распахнулись глаза. Мне, почти сорокалетнему грубияну и цинику, не показалось странным или нелепым ни одно из чудес, описанных Крапивиным в этой повести. Какой же властью над строкой и словом надо обладать, каким же по-настоящему добрым человеком надо быть, дабы написать такое?!

Это надо обязательно деткам своим давать прочесть, да не в школьную казённую программу включать (для «прохождения»), а тихонечко подкладывать на видные места, как-нибудь так, невзначай...