Не важно, кому нравится больше Виндд или Рейнольдс, а может быть, оба этих автора ценны для некоторых одинаково. Важно, что читавшие «Пламя над бездной», взявшись за недавно переведенный у нас «Обреченный мир» сразу смогут узнать идеи Винджа. Те самые Зоны, перемещенные с масштабов галактики на маленький людской умирающий мирок. И своя Бездна в романе Рейнольдса есть, и остальные Зоны, только размноженные до нескольких десятков. В одних из них паровой век, в других — конный, в третьих — индустриальный, ну а в четвертых и далее — постчеловеческий. Разве что скорость света к этому всему не привязана, но вот перемещения теперь внутри этого лоскутного одеяла из рейнольдовских Зон значительно ограничены автором с помощью физиологического фактора. Кстати, в отличие от Вернора Винджа, Аластер предлагает некоторое объяснение появившихся в реальности его книги физических границ, правда не доводит это объяснение до конца.

До конца он в «Обреченном мире» много чего не довел, и молчание с недоговорками разбавил нелогичными поступками героев, странноватыми действиями и диалогами героев, иногда ну чрезмерно выглядящие клишированными, неразумными и рояльными. И не забыв про все эти минусы, фантастическое допущение, которое является заимствованным (не отрицаю, что как дань уважения — Зоны, во всяком, Зонами и остались), про то, что чудесный и радующий глаз город Богоскреб, Клинок, в качестве места событий используется в объемах меньше половины книги, в целом произведение мне понравилось. Все-таки идея основная не настолько еще заезжена, даже самим Винджем, да и Рейнольдс хоть как-то, но пытается ее разбавить своими нововведениями. Некоторые детали сюжета, в том числе не сразу поднимаемый вопрос о сути данного мира и его обыгрывание (пусть и не неожиданно для меня, уже знавшего ответ), мне понравились. И в целом книга мне доставила большее удовольствие после прочтение, чем «Дождь Забвения» (который, надо заметить, в поступках, поведении и репликах героев логичнее выглядит), ведь выглядит ее мир более интересным и завершенным. Даже сюжет, чтобы тут не говорили, оставляет вопросов в разы меньше, чем в том же «Дожде...». Концовка вполне убедительная, а почти все оставшееся «за кадром» можно додумать самому.

В плане реализации концепции Зон советую читать цикл Вернора Винджа, конечно, но как новое интересное произведение данного автора — вполне себе. И достойно прочтения больше, чем «Дождь Забвения».

И вновь неплохой рассказ Грега Игана о недалеком будущем, о его социальных, философских и моральных проблемах. Только в «The Walk» («Прогулка») больше внимания заострено именно на философской стороне в отличие от другого рассказа из того же сборника — «Аксиоматик». В остальным они очень похожи — и фантастический элемент один и тот же (технология перепаивания сознания и «Я»), и Вселенная, наверное, одна на двоих. Здесь автор в короткой зарисовке с несколькими диалогами описывает спор между киллером и его жертвой — провинившемся перед большим и влиятельным сильным мира сего — молодым хакером. Спор, затрагивающий вопрос самой реалистичной возможности жизни после смерти. И нет, не в виде электронной симуляции.

Сборник Бэнкса «Последнее слово техники» представляет собой собрание из практически всей немногочисленной малой прозы автора. Всего-то семь рассказов и одна повесть. Почти все из них короткие и по формату приближаются чуть ли не к стандартам микрорассказа. И, за исключением трех произведений из цикла о Культуре, остальные представленные работы наполнены иронией, иногда доходящей до сарказма, юмором, иногда черным и пошленьким, а чуть реже и сюром. Только вот за исключением последнего, остальных красок в рассказах не хватает. Из этого и основная проблема сборника вытекает — ироничные рассказы не совсем ироничны. Или юмористичные не совсем юмористические. Причина тому — чересчур малый объем и недостаточно развернутый сюжет. Слишком скоротечно выходит малая проза у Бэнкса, как-то совсем уж галопом по Европам. Даже у Уоттса, который по профессии своей не писатель изначально, а ученый, которого я иногда поругиваю за некоторую «нелитературность», по отношению к его авторскому сборнику только хвалю — и сюжеты, и герои выходят. Тут же с этим имеются пробелы, и в итоге произведения с большим потенциалом на высокий балл оказываются довольно средненькими рассказами. О них по отдельности чуть ниже.

Лучше всего, то бишь завершенными работами, к которым ни убавить, ни прибавить, выглядят повесть, давшая название всему сборнику, и рассказ «Нечетный придаток». «Последнее слово...», которое я прочитал раньше остальных этих произведений, считаю лучшим как среди них, так и одним из лучших среди книг о Культуре. Интересный эпизод из жизни Контакта, вопросы о сути человечности и человека, совершенстве и необходимости в этом совершенстве. Вообщем наиболее приближенное к земным реалиям во всех смыслах данной фразы эпизод цикла «Культура». «Нечетный придаток» — короткий юмористический рассказ, который написан не для разбора возможного печального Контакта разумной растительной и животной жизни, а для последних двух-трех строчек с достаточно черным юморком.

Далее хотелось бы упомянуть «Дорогу черепов», «Преемника» и «Генеральную уборку» — три рассказа, которым до совершенства не хватило буквально всего-ничего. В первом случае это объем, который в данном случае слишком мал для полного осознания всего груза иронии последней строчки. Еще одному интересному произведению из «Культуры» не хватило некоторых деталей, подробностей и большей ясности в финале. А вот последнему рассказу, «Генеральной уборке», я так и не смог понять, чего не хватило. Вроде бы ну все есть — откровенные насмешки над политикой и политиками, идеологиями и человеческой верой. Но все равно чувствуется, что могло быть лучше.

Менее остальных понравились оставшиеся рассказы — «Дар Культуры», «Единица хранения» и «Царап». Очередной эпизод жизни культурианца, оставившего Культуру, вновь типичные размышления о высокомерии в прогрессорстве Культуры. И все это в довольно пустом рассказе, который будь чуть подлинней, вышел бы на должном уровне. Атеистическая зарисовка с иронией просто не особо впечатлила, а постмодернистский «Царап» совсем не впечатлил и не понравился.

(ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: т.к. произведение связано с определенными политическими идеями, присутствие некоторого уровня политоты неизбежно. Заранее прошу прощение)

Благодаря обильному количеству неожиданно свалившегося свободного времени после не самой удачной вечеринки, отсутствием утром работы и статье лаборанта FixedGrin'а, решил потратить лишние часы на прочтение романа Дональда Уэстлейка «Anarchaos». Не могу сказать, что это было неправильным решением, но от романа я ожидал если и не чего-то большего, то уж точно чего-то иного.

Да, я поставил «Анархаосу» низкую оценку. Только «шесть баллов». По разным причинам, и одна из них — тускловатый сюжет книги. И самое интересное, что вроде бы и объем произведения невелик, и событий в нем хватает, чтобы устранить возможную воду и держать внимание читателя. Но нет — мое внимание устранилось где-то ближе к середине книжки. И детективная часть сюжета не особо хватала, тем более что главная загадка осталась нерешенной (хотя это было сделано как раз в целях сюжета и концовки).

Но основная причина такой не самой высокой оценки — отталкивающий образ анархического общества, да и сама позиция автора, Уэстлейка, по поводу возможности и последствий построения подобного общества (да, конечно, это авторское право — сомневаться в подобной возможности, но а мое право с этим поспорить и поставить оценку книге). Для начала, чтобы понять, о чем речь, поясню реалии будущего из «Анархаоса».

Уполномоченный Союз (возможно, грубо, но переведу так название тамошней организации) заправляет колонизаторской деятельностью в открываемых и заселяемых людьми мирами, открывая туда доступ свободной (хотя, наверное, точнее будет «свободной») галактической торговле и межзвездным корпорациям. Но и их полномочия не безграничны. Например, в политику внутреннюю, в устройство политической системы колониальных планет им вмешиваться трудно. Для возможного вмешательства существует лишь специальное ограничение, воспрещающее колонистам выбирать себе политическую систему/идеологию/структуру, возникшую и возникающую после Исхода Человечества. Так что именно поэтому воспрепятствовать выбору жителей планеты под светом красного гиганта под названием Ад в пользу анархо-синдикализма у Союза не вышло. Так и появился мир без правительства, законов и всяких стен из морали и социальных норм под именем Анархаос. Правда, по мнению Дональда, прожить свой век в светлом анархическом будущем сможет лишь первое поколение колонистов — энтузиасты, вышедшие из под гнета государственной машины, отдающие все на благо общему делу. Следующее же поколение должно утерять величественность принципов, описанных Бакуниным, Кропоткиным и сотоварищами, разленивиться и начать убивать друг друга. Вот и видим мы на страницах романа Уэстлейка не анархические свободу, равенство и братство вместе с высокими гуманистическими идеями, а инопланетный Дикий Запад с работорговлей, бандитами, бесчеловечными и жестокими местными, разорившимися синдикатами и профсоюзами, которые скупили межзвездные крупные капиталисты. Ну и еще вернувшуюся денежную систему, пусть и не из местной валюты, а общей колониальной. Вот и остался от сути Анархаоса один хаос, да и то под стопой галактического капитала и надколониального правительства.

Описанный получившийся вариант анархического общества хуже что почти идеального анархо-коммунизма Ле Гуин из «Обделенных», что пародии на анархизм, именуемой анархо-капитализмом, из романа Роберта Ибатуллина «Роза и червь» (имею в виду анархополис Зеленый Мост). И в уэстлейковский анархизм мне не позволяют поверить не только мои взгляды, но и отсутствие некоторой достоверности в описанном. Не могу я принять за достоверное то, что идеалисты, отправившиеся ради воплощения в жизни своих идей в мир крайне суровых природных условий (даже похлеще будет, чем в Анарресе из уже названной книги Ле Гуин «Обделенные»), кровью и потом его отстроившие на пустом месте не подумают о том, как правильно воспитать следующее поколение. Так, чтобы истинный, светлый и свободный анархизм не скатился к засилью инопланетной торговой сети, сплошной резне и повсеместному насилию, а продолжил жить и развиваться дальше.

Конечно же, это сопоставление взгляда автора с моим, его и моих убеждений, последние из которых могут оказаться и вправду не реализуемыми на практиками и более фантастичными, чем гиперпространство или жизнь после смерти. Но все равно мне продолжает казаться, что Анархаос описан чересчур мрачно, ведь на фоне анархаосян главный герой, которого можно интерпретировать как явного антигероя, кажется именно что героем без всяких отрицательных приставок. Тем более цель его прибывания на планете, те испытания, с которыми он столкнулся там к этому образу и соответствующему контрасту лишь добавляют (даже концовка не сильно его и очерняет).

Подытожу. Из-за собственного мнения на поднимаемые в книге проблемы, мне она не приглянулась. Скучновато и неинтересно, а проводя параллель с дополнительным названием к уже упомянутому роману Ле Гуин, характеризую его так: «однобокая антиутопия».

И вновь перед началом отзыва на произведение, переведенное энтузиастами-любителями для всех, выражаю благодарность группе «Bookish addicted» и лично переводчику Глебу Галкину и редактору Марии Кравченко. Перевод и проделанная работа в целом над передачей произведения нам, читателям, в подобающем виде вызывают лишь одни похвалы.

Что же до самого романа Майкла Салливана «Полая Земля». Неплохая средних масштабов текста книжка, которая читается быстро и с интересом, но обычной макулатурой на ночь ее не назовешь. Салливан действительно постарался, донес до нас интересное и довольно недурное произведение с разной проблематикой, живыми персонажами, но... Как же все избито.

Да, вновь хроноопера, но не в этом дело! Мне нравится читать о путешествиях во времени, но, перечитавшись уже этого вдоволь, хотелось бы увидеть что-то новенькое, оригинальное, с нетривиальными новаторскими фантастическими идеями. «Полая Земля» такой оригинальностью не наделена.

Перед нами вновь главный герой, у которого мало связи со своим временем да еще плюс и неизлечимая болячка. Вот и решается бедолага отправиться в один конец в будущее, где его смогут вылечить. Рассказов с подобными мотивами много, но дальше больше. Не зря ведь Салливан в предисловии упоминает легендарную классику жанра — «Машину времени» Уэллса. Короче говоря, упомянутое мельком произведение по сути переходит в работу автора. Да, не стоит удивляться во время прочтения, что общество будущего будет до боле напоминать элоев, дарвины — морлоков, отношения главного героя и Пакса — отношения между Путешественником и Уиной. Даже само путешествие через эпохи в чем-то схоже с подобным у Уэллса. Конечно же, это дань памяти классику, но проявление уважения к творению Герберта Уэллса поставило крест на всякую оригинальность в работе самого Майкла Салливана.

Так что если хотите прочитать что-то новое в столь избитом штампами и клише жанре фантастики, то «Полая Земля» не для вас. Если же вам хочется провести свое время за добротным произведением во всех планах, кроме идейной новизны — то вперед, за книгу.

«Чужак в стране чужой» пока самое лучшее произведение у Хайнлайна, которое я прочитал. Но, как и часто бывает, могло бы быть лучше.

Думаю, роман достаточно известен, чтобы как-либо пересказывать его сюжет. Поэтому обойдемся без этого. Просто скажу, что в целом — по сюжету, характерам персонажей, фантастическим деталям, поднимаемым проблемам — Роберт постарался. Очень постарался. Чего стоят те же его герои — Марсианин-Пророк Майкл Смит, или Джубал. Чего стоят прекрасные описания нечеловеческих по самой своей сути биологии, культуры, цивилизации и психологии марсиан. Чего стоят интересные рассуждения о религии, их цели или ненадобности, Боге...

Но у всего есть обратная сторона медали. Так сюжет «Чужака...», как тут уже упоминали, делится по впечатлениям на две части. Водоразделом этого разграничения служит начало всей сектанто-религиозной белиберды, которую можно оценивать по-разному. Это же построение сюжета не дает равномерно раскрываться всем героям книги — Джубалу, Смиту, Джилл, Бену... В каждом более-менее крупном сегменте романа, правда, каждый из них описывается подробно, но после перехода к другим главам прежние персонажи меркнут. И это не есть хорошо — Бену, Джилл, даже главному герою книги Роберта Хайнлайна, марсианскому человеку Смиту, — не дают до конца раскрыться и показать их кооперацию (тот же Майк Смит под конец романа как-то совсем выходит из виду). Джубалу в этом плане повезло гораздо больше — с момента его появления в структуре сюжета он не покидает страниц «Чужака». И это хорошо — очень колоритный персонаж, который мне почти сразу начал симпатизировать.

Теперь касательно философской и идейной составляющей романа. Как и всегда (ну, во всяком случае, не редко) у Хайнлайна освещается вопрос религиозный, с разных сторон и в разной манере. Не обходится без появления теократической американской диктатуры, через которую проходит и Америка из хайнлайновской «Истории будущего», добротного высмеивания ортодоксальной церкви, сектантства, религиозной антинаучной пропаганды; идеи пантеизма, все дела. В общем, в этом плане все отлично. Хороши и «теоретические» рассуждения главных героев на темы нужна/не нужна религия как таковая, существования Бога. И даже элемент со Смитом-Пророком, который хочет направить земную цивилизацию на верный путь развития (по его мнению) с помощью научного толка секты, для меня почти зашел, но зачем, зачем нужна была мистико-порнографическая (наверное, преувеличил слегка) составляющая? Она уже успела мне сильно попортить впечатления от «Не убоюсь я зла». И не то, чтобы это прямо явная пошлятина, и все же, все же... И еще это обрядное людоедство как в «Империях и государств Луны» Бержерака, которому, как и всем сексуальной тематике, находятся объяснения, элемент необходимости. Но дикий, абсолютно не нужный сюрр из финала книжки, как-либо оправдать я лично не смог.

Но, несмотря на некоторые, на мой скромный взгляд, изъяны, роман если и не шедевр всей НФ в целом, то в творчестве Хайнлайна занимает одно из лучших мест. Я не могу придать «Чужаку...» такой же символичности и значения, как «Дюне» Герберта, хотя бы из-за упомянутого излишнего сюрра и чрезмерного стеба, но для меня книга запомнится. Тем более, что поднимается еще и тема правильности человеческого бытия, природы и цивилизации через сравнение с марсианской, совершенно непохожей на нашу. Выполнено это великолепно, да и сам прием «дитя двух миров» замечателен, но, как и в случае с Уоттсом, мне не понравилось мнение и симпатия одной из сторон вопроса автора. Как и всегда, я за улучшения, конечно, но которые бы сохраняли суть человечества, его двоякость, странную и порой чудовищную, но неизбежную. Так что марсианское прогрессорство что в ограниченной форме от научкообразной секты Смита, что от самих марсиан в более радикальной форме для меня мыслится в негативном ключе, в отличие от Хайнлайна. Расы Земли и Марса различны, и, как в конце высказался сам Роберт, не идеальны, просто неидеальность эта различна для наших видов. Разные, непонятные друг для друга, обе культуры имеют право существовать без вторжения кардинальных насильных изменений от другой.

Так что от меня «Чужаку...» Роберта Хайнлайна — твердые восемь баллов. Чуток бы посерьезнее, со смещением некоторых авторских акцентов, с немножко другой концовкой — в таком виде для меня бы произведение автора стало чем-то сравнимым, а то и более величественным и прекрасным, чем упомянутая «Дюна».

Ожидал-ожидал «Эру титанов» Дж. Риддла — дождался. Прочел. И остался с довольно противоречивыми, двойственными — в общем, пограничными мыслями о ценности данного произведения (сразу скажу, что про сюжет книги далее упоминать что-то, рассказывать какие-то подробности не буду. Скажу лишь, что перекличка идейная и сюжетная есть у «Эры...» со многими книгами и фильмами- например, взять тот же рассказ Клиффорда Саймака «Утраченная вечность»).

Роман, разумеется, совсем не шедевр, не достопримечательность жанра. Он довольно, ДОВОЛЬНО средний — даже чуть ниже этого уровня. Не то, чтобы чтиво — чуть выше, но до даже бронзовой, не то что золотой, середины достает очень слабенько. И ничего «...титанов» не спасает — никаких новых идей, элементов сюжета и/или фантастических допущений тут нет. Лично у меня при прочтении в голове всплыло очень, очень много всяких фильмов, сериалов, книжек где даже микс всего, что представлено в этом романе, вполне себе встречается и существует. Может, в чем-то эти другие произведения используют все выше перечисленное даже лучше, чем Риддл. Пусть он и оформил все это на должном экшн-уровне, увлекательно и с интригами, которые исчезают уже на сотой странице, а далее все становится вполне предсказуемо, — не важно: тот материал, с которым автор работал, уже стал клишированным. Да и еще моментами Дж.А. подает все ну уж очень по-детски. Это случается, когда речь заходит о таких же избитых, как и элементы-идеи «Эры титанов», примерах-объяснения, например, такого частого НФ, как квантовые компьютеры и все, что с ними связано. Нет, ну честно, по-моему основы всего, что с этим связано (ну, хотя бы в области фантастики), знают большинство пользователей фантлаба, а Риддл с упорством учителя начальных классов все объясняет и объясняет...

Тем не менее с оценкой я не могу определиться — либо «шесть», либо «семь» баллов. Честно, несмотря на все эти минусы, косяки, клише и сюжетные ходы, переходящие грань откровенных шаблонов, книгу я не возненавидел. Никаких неудобств, плевков после и во время прочтения, желания бросить роман — «Эра титанов» увлекла меня. Да, ничего нового в книге нет; после половины прочитанных страниц, а то и немного раньше, все становится предельно ясно с дальнейшими событиями и финалом. И все же, если у вас есть свободное время, которое вы еще ничем не заняли, можете взять и прочитать самостоятельное произведение Риддла. Но и пройти мимо этой книги можно со спокойной душой — более достойные кандидаты для прочтения всегда найдутся. Так что, если любите такие быстрые и не совсем глупые экшн-книгофильмы с определенным количеством интригующих моментов — прочтите. Если же нет, то ничего страшного.

Итог: мешанина всякой всячины, но не низко уровня, которую прочесть можно. Наверное, примерно таким же миксом с каким-никаким сюжетом будет трилогия по Атлантиде, которую я оставлю на более «лучшие» (или лучшие) времена. Шесть баллов, в чем-то близких к семи.

"– Нет, – подытожил он со вздохом, – сейчас такое не годится. Требуется иной род безумия и насилия. Но какой именно? Что именно? Где его искать? – Он помолчал; затем, мотнув головой, сказал, наконец: – Не знаю. Не знаю.» («О дивный новый мир», О. Хаксли)

Эта фраза, произнесенная Гельмгольцем под конец романа Олдоса Хаксли, лучше всего описывает мир вне Резервации, тот самый Дивный и Новый, Великолепный и Устрашающий, и... пустой. Но об этом после, а пока просто не забываем про цитату.

Итак, «О дивный новый мир», только что прочитанный, является для меня второй в моем личном топе лучших антиутопий. На первом месте, разумеется, находится «451 градус по Фаренгейту», а уже после идет «1984» под руку с замятинским «Мы». И как последние два произведения, «451 градус...» и данный роман имеют много общего; даже кажется, что Брэдбери вдохновлялся не на пустом месте, что естественно никак не приуменьшает его собственную работу. Джордж Оруэлл ведь и свой великий небезызвестный труд не из идеального вакуума выдувал.

И две группы этих книг, на которые я их поделил, схожи не только каким-то общим происхождением и местами в моем мысленном топе «нравится-не нравится». Тут есть кое-что большее. Я назову этот критерий «прямотой». Из него выходит, что такой добротный антиутопический роман, как «1984» Оруэлла «прямой» — он сразу, от части на пару с «Мы», показывает нам ужаснейший мир страшнейшей тирании, гипертрофированный варварский большевизм с нечеловеческим социалистическо-советским лицом, с диктатурой, тотальной промывкой мозгов и чисткой от «ненужных» иль «неправильных» фактов учебников по истории, с пытками, репрессиями, голодом и обществом идиотов-доносчиков. Хотите в таком мире жить, на одной улице с резиденцией «Большого Брата»? Вряд ли у кого возникнет желание на подобное, даже если пригласить человека в замятинский мир сексуальных вольностей, где не без этого.

Но есть и вторая группа антиутопий, которая нравится мне гораздо больше. Ее я именую «непрямой». Она показывает нам мир будущего, его жителей, быт и реалии, но не сразу красит их в один сплошной черный и отталкивающий цвет. Нет, подобные антиутопии в силу своей красоты, благосостояния граждан и удовлетворения основных, особенно сексуальных потребностей могут даже понравится читателю, как видно из комментариев-рецензий к произведению Хаксли. Именно такие антиутопии, в которых бы хотелось жить, и по-настоящему выполняют свое предназначения — пугают и заставляют нас думать, а как избежать подобного и сделать наш мир чуточку лучше и дальше от такой реальности. Именно к такой категории и относятся «О дивный...» и «451...».

«О дивный новый мир» вообще можно охарактеризовать как тот самый «451 градус...» (очень много сюжетных пересечений и других схожестей у двух книг) с примесью «Мы» (Резервация, общество без индивидуальностей, сексуальная свобода) и элементами противоположных, двояких истин мира «1984». Ну, и пропагандистской промывкой мозгов с экономикой, под которую подстраивается(ют) человек(а) из того же романа Оруэлла. Так же много общего заметил с фильмом «THX 1138» Лукаса — человек для экономики и т.д.

Так что роман в чем-то новаторский, в чем-то преемственный, но по своему оригинальный и антиутопичный. А теперь к самой сути этой антиутопичности и произведения.

Перед нами снова мир после некой войны, мировой и последней, в конце которой сторона-победитель решила, что пришел конец миру прошлого, наполненному насилием, непониманием, суевериями, голодом, идеологиями и прочими ужасами и бедами. И решили те победители, что пришло время миру будущего, где не будет этого зла, которое все время, всю человеческую историю преследовало Человека, и настал черед эре Благоденствия. Эре, где главными постулатами и золотыми правилами регулирования процессами всей планеты, всех человеческих сфер деятельности будут счастье и жизнь. И ничто отныне и навсегда, и никто, разумеется, не смогут забрать чью-то жизнь или поуменьшить чье-то счастье. В принципе, так оно и вышло, только на выходе Эра эта, вся Утопия цивилизации Форда вышла примерно такой...

Искусственное деторождение. Программирование разума, психики и сознания эмбриона, а после и ребенка. Разрушение института семьи и базовых моральных и этических принципов (без насилия, конечно. Какое там насилие в «О дивном новом мире«! Никакого, конечно. Только ведь и не нужно оно, ведь, как сказал сам классик: «Править надо умом, а не кнутом. Не кулаками действовать, а на мозги воздействовать. Чтоб заднице не больно, а привольно»). Кастовое общество с закрытой закостенелой системой власти. Легализация наркотиков, сокращающих жизнь. Жизнь, которая трансформированная для двух целей: постоянное потребление продукции постоянного производства и достижение состояния счастья. Счастье, которое низведено до удовлетворения основных человеческих нужд — трахаться да жрать (иногда, конечно, и в «ощущалку» можно сходить, чтобы почувствовать какие-нибудь «ненормальные» эмоции вроде удара камнем об лоб или ощутить запах осенней травы... О Форд, как романтично!).

Разумеется, на все это можно взглянуть и с другой стороны. Например, искусственное деторождение не так уж и плохо — женщины перестали быть живыми инкубаторами. Программирование сознания и генного кода позволяют избавиться от всех пороков человеческого рода — войны, насилия и прочих гадостей, а так же устранить генетические и другие заболевания (или просто уничтожить больную зиготу). Кастовое общество не такое уж и кастовое — это все делается лишь в силу удовлетворения потребностей экономики, которая удовлетворяет потребности цивилизации Форда, в свою очередь. Цель жизни ради существование экономики — ну, и что? А чем это отличается от нашей действительности, в которой еще есть куча всякой дряни в виде глупых природных-общественных целей в виде рождения и воспитания потомства, поддержания семьи. Какая глупость, от которой можно избавиться вместе со сковывающими душу патриотизмом и религией! А уж, простите, хороший секс и неплохая еда вместе с просмотром нового современного вида ТРИДЭ-кинотеатров так вообще подарок богов, извините, Форда, в обмен на несколько рабочих несложных часов... Истинно Утопия!

Но нет. Не для меня. Надеюсь, что и не для многих. И тут я попрошу вас вспомнить или посмотреть на верх этой небольшой рецензии-комментария, чтобы вспомнить фразу одного из героев этого романа. А так же припомним уже всплывшую здесь странную нестыковку — в начале «О дивного... мир» Директор говорит, что «разделение на касты необходимо, чтобы выполнялись нужные, но неприятные работы», а в финале уже Главноуправитель Мустафа противоречит ему, утверждая примерно следующее. Оказывается, что всеобщая урбанизация и автоматизация уже давно дошла до того, чтобы представители самых низших работящих каст трудились всего-то три, четыре от силы часа в день. Все же остальное время было для них абсолютно свободно, но вот же беда... Попробовали подобный режим суток ввести на отдаленном северном островке и закончилось это печально — кастовики стали тупо больше бухать легальное накротическое пойло, больше трахаться и быстрее в силу этого умирать. По этому и только из-за этого, следуя двум великим идеалам Эры Благоденствия — человеческие счастье и жизнь — Главноуправители оставили график рабочего дня в прежнем виде.

И это главная проблема дивного и нового мира — за ажурными, блестящими и, что уж таить, привлекательными обертками, скрывается абсолютная пустота. Стабильная и счастливая, но бесконечно пустая. И почему, спросит читатель? Зачем надо было запрещать и скрывать книги, поэзию да романы там всякие? Зачем нужно было заполнять все свободное время граждан, всю их сознательную жизнь с самого раннего возраста сплошными сексуальными утехами и наркотическим забвением? Почему вообще не избавиться от секса — еще одного первобытного пережитка? Зачем нужны эти лишние часы работы? К чему этот глупый и опошленный образ Бога, храмы «единения» со срезанными верхушками крестов? Почему им запрещено быть индивидуальностями?.. Индивидуальность... Проблема утопии цивилизации Форда в том, что она построена не для индивидуальностей, потому что последним нужно нечто больше, чем удовлетворение животных инстинктов. Как уже правильно тут сказали, это даже не свобода, нет — в мире Форда она действительно имеется. Но в мире Форда не возможно развиваться, влюбляться, чувствовать и жить ПО НАСТОЯЩЕМУ. Здесь не возможно быть настоящим Человеком — существом неидеальным, сложным, с кучей минусов и изъянов, но таким... человеческим. Эту «человечность» трудно описать, но можно сказать наверняка — подобного нет в Дивном и Новом Мире. Он не рассчитан на индивидуальности. Мир Форда следует нуждам человека потребления, которого сам и создает. Но в нем не будет настоящего искусства, любви... Даже науки не будет. Даже научной фантастики и этого отдельного романа уж тем более, потому что они заставят запрограммированного еще до момента рождения альфу или бету задуматься о своем бытие и его наполненности.

В мире Форда уже не о чем писать, как правильно сказал Гельмгольц. И этого не из-за того, что в нем нет насилия или безумия... Просто те дикари из Резервации, тоже без всякой науки и возвышенного искусства, но и без средств гигиены, которые остались нетронутыми для живого напоминания фордианцем о Старом и Ужасном мире, поразительно равны этим самым обитателям большей части земного шара; их жизни, даже в большей степени, наполнены дикостью, то есть удовлетворением двух инстинктов — регулярного питания и столь же регулярно совокупления.

Таким образом, «О дивный новый мир» одна из лучших антиутопий всей мировой литературы, которая безусловно заслуживает внимания и прочтения.

Так что бойтесь утопий, ведь они становятся реальными, когда мы хотим их пришествия.

Вот и прочитана трилогия «Освободитель» Рэя Олдриджа — серия по-настоящему научных боевиков с фоном космооперы, без псевдофилософствования и общим уровнем выше среднего. Тем не менее без минусов тоже не обошлось.

Первое, что сразу же порадовало и зацепило, стало миром, Вселенной «Освободителя» — галактика неопределенного будущего, явно отстоящего от наших времен на несколько тысячелетий, со множеством инопланетных рас, развитыми технологиями и сложной иерархией, где вместо космических империй есть пангалактические корпорации, а Земля-Прародина, ее история с культурой либо забыты нашими потомками или сильно видоизменены в их головах. Здесь менее цивилизованные планеты могут попасть под влияние Прогрессоров и Регрессоров в одном лице, но с коммерческими целями. И в мире тех развитых веков, когда бессмертие биологическое и виртуальное — реальность, а прохождение всей галактики за пару секунд — ничтожная операция, существует рабство и работорговля, при том же в самых ужасных из возможных форм. В те славные далекие тысячелетия рабов можно выращивать в промышленных количествах, любых форм и размеров — лишь бы угодили подобные на галактическом рынке. И еще более ужасным фактом является то, что в основном рабы являются генетическим материалом людей, то есть нами. И человек, и нечеловек в этом далеком будущем снова пленит своего людского брата...

И в этом интересном и с научной точки зрения правдоподобном мире происходит не менее добротная и интригующая завязка — начало «Контакта на...», появление наемника влиятельной корпорации Лига Искусств, Руиза Ава. Необычный человек с необычной судьбой, противоречивый изнутри и снаружи, сильный воин, безжалостный убийца и страстный любовник, которого отправляют на новую миссию, «вокруг которой разворачивается заговор галактического масштаба».

Казалось бы, вот они, два изначальных фактора, которые позволят создать динамичный масштабный сюжет, со множеством интриг, баталий, заговоров политиканов и экономических боссов галактики, а оно все на тебе, и скатилось в планетарную фантастику. Да, динамичную и интересную, но без того масштаба и эпичности, которую пообещал, по факту, автор, Олдридж, в первых главах «Контакта...». Так эта первая книга цикла вообще со второй половины скатилась в омут медлительности и подготовки читателя к роману под номером два...

Да, «Император...» и «Орфей...» порадовали гораздо более, но все равно ожидания от них были большими. И обещанное не только в начале первой части было не исполнено — многие другие «пафосные нотки», назовем их так, не нашли в итоге своего объяснения или же, даже если и были сказаны, оказались какими-то незначительными. Например, часто всплываемая особенность Руиза, некая нечеловечность в нем, так и не находит своего пояснения. О падении генчей в прошлом, сути их становления Достойными и истории Машины-Орфея также ничего не становится известно. А главная интрига трилогии, ответ на которую находится в третьем произведении, для меня вышел незначительным, никаким не вселенско-галактическим, да и неясным со стороны логики — ну, какая разница, кто будет с одной жалкой планетки поставлять больше или меньше рабов с «промывкой» мозгов.

Так что в итоге имеем: три романа-космооперы с более-менее стандартной линией побега от космических пиратов со взрыванием и уничтожением того или иного объекта или злодея, посещение разных континентов, на одних из которых и генчи есть, на других — страшные родреганцы-рабовладельцы, которые перестали быть людьми, а где-то найдутся даже остатки Предтечей... И все же, свои плюсы есть и у «Освободителя», в котором есть живые персонажи, в чем-то шаблонные и непонятные, но заправленные элементами от миров Шекли и Бэнкса. Читается легко и с интересом. Для разнообразия и отдыха от чего посерьезней — самое то.

Как говорится, без своей копейки в общем деле не обходится...

«12 стульев» — великолепная сатира и отличный юмористический роман Ильфа и Петрова, чьи шутки, да и общая тематика юмора над определенными ситуациями и типажами людей сохранились в должном виде до сих пор, все так же заставляя меня искренне смеяться и улыбаться в продолжение чтения. Тут, действительно, в отличие от такой же прекрасной, на мой взгляд, сатиры Булгакова «Собачье сердце», менее социальный подтекст и тема высмеивания; если в упомянутой повести автор выставляет в юмористическом контексте советский быт того периода, то здесь же смеются над такими человеческими антикачествами, как корысть, жажда наживы и обогащения, которыми обладает определенный класс людей, так и не подстроившийся в жизненный уклад Советов. И сделано все на уровне и там, и здесь.

Оба произведения можно разбирать на цитаты, восхищаться их юмором и отлично проработанными героями. А что еще важнее, и «Сердце...» и «12 стульев» читать стоит обязательно.

Прочитал тот самый полный перевод «Моби Дика» Мелвилла от И. Бернштейна где-то в начале этого года.

Может, действительно, уже вырос из того возраста, когда стоило читать. Может, какие-то важные литературные моменты, которые и повлияли на многих авторов что двадцатого, что нашего века, пробуждая сюжет долгой охоты за неуловимым белым китом Моби Диком капитаном Ахавом в разных формах, включая фантастические (имею в виду, конечно, последние два подобных «воскрешения» — от Чайны Мьевиля в «Рельсах» и Лава в «Вере»; последнее, надо сказать, мне крайне не понравилось излишним пафосом, который упоминали, имея в виду именно книгу Германа Мелвилла).

Одновременно с тем, что зацепила книга не особо, говорить, что роман не заслуживает тех лавр и почестей, что ему приписывают было бы глупо. Да, одно из первых жизнеописаний быта людей, каждый день посвящающих свою жизнь борьбе с Морем и со Стихией (хотя Хемингуэй с его повестью «Старик и море» меня вдохновила гораздо более); эпос о Человеке и его погони за собственной Главной Целью, о противостоянии Ахава и его идеей-фикс — белым кашалотом Моби Дик. Тут и юмор проглядывается (ну, что уж тут сказать, как и многим запомнились сцены с разделом одной гостиничной койки каннибалом-туземцем и рассказчиком), тут и все имеющиеся тогда данные, научные и не очень, о китах (ох, как они излишни и не вписываются в общий сюжет — затягивают прочтение и ухудшают послевкусие после него), и грамотно сложенный и выстроенный текст...

Но меня лично, повторюсь, впечатлило мало. Но и не особо разочаровало. Классика ведь знать надо, так что читать определенно стоит.

После множества отзывов и разговоров о преимуществе романа «Грань будущего» Х. Сакуразаки над одноименным фильмам «по мотивам», решил прочесть все-таки этот оригинал и увидеть наконец плюсы первоисточника.

Если брать в целом, то книга не так уж и сильно отличается от экранизации. Да, главный герой романа — японец, действия разворачиваются в Японии, но война с мимиками — есть, Стальная Сука/Стерва — присутствует, как и ее любовная линия с заменой киношного Тома Круза на книжного Кэйдзи Кирия. Тем не менее отличия есть, и в основном они те моменты, которые просто не могли вместиться в фильм либо из-за хронометража, либо из-за сценария, а скорее и то, и другое. Итак, преимущества эти в виде дополнений выражаются в следующем:

1. Подробнее о последствиях вторжения с мимиками. Хотя в фильме «Грань будущего» в каждом втором кадре появляется эта металлическая инопланетная гадина, нам ни одного раза не показали и даже не разъяснили, а че, простите, им нужно (несколько секунд с показанными разрушениями в Европе не считаются). В книге же все вполне досконально расписывается — и цели, и последствия их деятельности.

2. Происхождение мимиков. Пусть и связано с предыдущим пунктом, но данную тему можно и отдельно рассмотреть. Книжная версия освящает не просто то, как появились мимики, их природу и структуру, но даже место их происхождения и его значение. В фильме же об этом лишь слегка заикнулись, и то вышло странно — получается, по фильму, что это чуть ли не естественные образования, странствующие в астероидах (нет, тоже неплохо, но...).

3. Экзо-костюмы. Об этом уже писали: в книге роль экзо-костюмов в войне с мимиками показана на должном уровне и вполне логично.

4. Подробнее и логичнее по путешествиям во времени (петлям времени) и людям, оказавшихся в них втянутыми. Снова в книге добавлена логика и кое-что досказано.

5. Персоналий. Не могу сказать, что это явный плюс, ведь в фильме и в книге они разные, как ни крути, но что те, что другие мне в двух версиях «Грани будущего» понравились.

Но не может быть все идеально и в таком все связно рассказывающем романе, так что далее — минусы (по сравнению с фильмом и не только):

1. Финал. В основном он и подкачал-то. Вышло вроде бы и ясно, но вместе с тем скомкано. Абсолютно не порадовали последние абзацы и в особенности окончательная строка — «не верю». Сюда же добавлю, дабы не выделять это не очень-то и важное замечание в отдельный пункт, что деление книги на части под названиями имен основных героев не оправдывает себя в части «Фаррел/Феррел». В ней про этого персонажа толком ничего и не говорится.

2. «Не верится» мне и в последние действия Стальной Суки — Риты Вратарски. Как-то неожиданно это и не сходится с ее описаниями что в романе, что в фильме...

3. И еще одна деталь концовки — причина, по которой были вызваны уже упомянутые действия Риты. Она-то как раз и является не очень обоснованной логически в романе, притянутой за уши.

4. Малый, но, как по мне, недочет... Слишком быстро Рита и Кирия смогли подстроится друг под друга, буквально за один-два оборота круга времени. По-моему даже для опытных воинов, как они, этого времени недостаточно для создания эффективного тандема. Даже в фильме все иначе.

5. И последнее... Так по романному сюжету нам становится известно о существовании «мимикодельни» на островке не далеко от Японии, где плодятся эти вторженческие твари. Ничего так, что мощности это «...-дельни» могут создать еще одних мимиков с тахионными «наклонностями»?

Вот такой перечень плюсов и минусов, являющихся отличительными чертами фильма и книги «Грань будущего». По простому подсчету становится ясно, что явных преимуществ-то у романа и нет, и идут они с киноверсией примерно нос к носу. Для меня даже немножечко, самую малость, побеждает кинематография (как-никак, одна из лучших НФ-картин 2014 года), хотя для посмотревших его советую не отказываться от прочтения книги — оно добавит некоторые детали к цельному взгляду на вселенную «Грани будущего».

Как и прошлое произведение Жан де ля Ира, «Сверкающее колесо», «Иктанэр и Моэзетта» роман с добротной научно-фантастической идеей, смелый в этом плане, но по сюжетной и литературной составляющей больше напоминает дешевую (может, и загнул) пьесу, где есть ярко выраженный злодей, истинный негодяй, такой же герой, настоящий рыцарь с жабрами на белом дельфине, ну, и любовь с первого взгляда, раз и навсегда. Счастливый предсказуемый конец, равно как и весь сюжет, так же в придачу.

А жаль. Ведь «ИиМ» ля Ира действительно работа смелая, но, видимо, то, что такие произведения автора были и для него, и для издателя, и для читателей ни чем иным, как обычное развлекательное приключалово, большим его романы стать не могли. Опять же, печально это.

Уже давненько читывал я романы из цикла «Культура» Бэнкса, но в связи с тем, что ни единого отзыва о любом из произведений данного цикла до сих пор не оставил, а так же по причине последней довольно приятной новости о переиздании и новых переводах его, решил объединить пробудившиеся воспоминания в единое мнение как о саге в целом, так и о романе «Игрок» в частности.

Все произведения из цикла можно поделить на две группы, по месту действия и авторского замысла происходящих там событий. Так что первый кластер романов у нас — это взгляд на саму Культуру со стороны инопланетянина и/или культурианина на него, при том же взгляд этот подтверждается описываемыми там событиями («Экцессия», «Последнее слово...» и «Вспомни о Флебе», в принципе). Второй включает в себя те произведения, где сюжет почти всегда разворачивается вне Культуры, а основная цель происходящего показать некоторые важные события и процессы из вселенной цикла в целом («Материя», например). Данный роман, несмотря на наличие двух плацдармов-арен событий, безусловно, относится к первой группе, включая в себя элементы второй как фон, прекрасно показывая от лица культурианца Культуру.

Итак, Культура — это анархо-гедонистическая цивилизация (скорее сообщество, сразу несколько цивилизаций), расположенная во Млечном Пути и опережающая земной двадцатый, да и двадцать первый века по технологическому развитию на восемь тысячелетий. Культура — это мир после технологической сингулярности, где машины давно достигли стадии разумности и имеют права равные во всем биологическим обитателям «культурных» хабитатов и колец. По-этому переход разума из биологического тела в машинное, наоборот, изменение его формы во все, что угодно, сексуальные контакты с кем и чем и как угодно — дела обычные и чисто бытовые. Менять пол хоть пять раз на дню (ладно, загнул, там тоже есть свои ограничения) — такая же обыкновенность. Так что с правами и свободами, а так же с достаточностью, сравнимой с утопией или долгожданным Золотым веком, у граждан Культуры все хорошо. Занимайтесь чем УГОДНО, как УГОДНО, для чего УГОДНО. Культура — территория абсолютной свободы, которая никогда на Земле не сможет быть реализована, да еще и с утопично-коммунистическими условиями существования.

Даже писанных законов в Культуре не существует — лишь формальные правила по мелочи, вроде «убивать не стоит» (а если и так вышло, то переживать не стоит — от этого ваше существование никак не изменится). В ней нет никакой централизации, правительств и законодательств — дела средней важности решаются на сетевых форумах и голосованиях, но а все остальное в рамках космических масштабов находится в руках, то есть «в руках» огромных компьютерных ИИ/ИР и ОО — Особого Отдела.

Именно с деятельностью и целями ОО, их сопоставлению со всей остальной, «гражданской» Культурой, пробиваются множественные аналогии и сравнения как с событиями из реального мира, так и из миров литературных. Конечно, в голову сразу приходит «Мир Полудня» Стругацких, где есть не анархичная и гедонистическая, но вполне самодостаточная система с двумя КОМКОНАМи и Институтом Экспериментальной Истории (пусть между вселенными Бэнкса и Стругацких есть пропасть различий, но деятельность организаций, упомянутых выше, так же широко дискуссионная среди фэнов). Разумеется, не обходится без насильной демократизации от Штатов, хотя деятельность ОО сравнима с любой другой подобной ей структуре в нашей истории на вооружение у мощной идеологии.

Именно ОО и вызывает-то больше всего споров и чувства неоднозначности. Конечно, этого добивался сам автор — показать Культуру с разных сторон, рассказать и видеть ее от лиц противников и согласных и не показывать своего отношения к ней (выбор «за Культуру или против?» всегда остается за читателем, за что Бэнксу спасибо). По факту, это нечто гораздо большее чем любые разведовательные департаменты Земли. ОО занимается прогрессорской деятельностью, склоняя мирными способами или насильственными (обычно руками группировок «варваров» из «космической глубинки») менее развитые цивилизации на путь «окультуривания» и постепенного слияния с единой Культурой, унифицированным сообществом гуманоидных видов и машин. Но ОО есть не только мощный орган экспансии и усиления влияния Культуры, но и ее мозг, ее власть в океане анархии и развлечений, которое координирует развитие этого колосса. Более того, не только за «некультурными» следят ООшники; намеки на массовую слежку, ну, или за более узкую за самыми одаренными культурианцами, есть как в «Игроке», так и в «Материи». Есть средства, есть цели, так что почему бы и нет.

И подобный род занятий ОО мог бы не удовлетворять кого угодно в подобном свободном обществе, но свобода Культуры гораздо, гораздо более всего, что может быть известно человеку. Такая свобода действий жизни позволяет как можно дальше отдалить все общество этого космического не-государства от власти, давая такую же полноту свободы, только для других занятий, уже самому ОО.

Разумеется, в подобном порядке в море абсолютнейшего беспорядка окажутся недовольные, желающие большего, чем обычное прожигание жизни, полной достатке и удовольствий. Но и на это у ОО, основы Культуры, значит, и у самой Культуры, есть ответ — «бери и убирайся» либо в само ОО, либо куда глаза и гипернавигаторы глядят. Отличный способ пополнение рядов неординарными и талантливыми личностями и отсеивания недовольных или не желающих проявить свою неординарность и талантливость на пользу Культуре.

Главный герой «Игрока», Жерно Гурдже, личность, стоящая между той, не побоюсь этого словосочетания, биологической массой, которая является большинством в Культуре, и теми, кто чем-то одарен и/или недоволен и желает это как-то использовать и реализовывать. Он считает себя обычным гражданином и мало как выделяет, только поставить знак «равно» между ним и другими, обычными культурианами, они сами не способны. Гурдже — гениальный игрок, Игрок В Игры. В любые их разновидности, где есть азарт, риск и борьба с судьбой и за удачу. И везде он в них побеждает. Зато побед в обычной жизни у него мало — друзей немногочисленно что среди машин, что среди людей, а его любимая девушка все дальше от него отстраняется в порыве непонимания сути Жерно. А суть его проста — он человек. Человек, который был бы обычным в нашем обществе, на Земле, но сильно выделяющийся в любом обиталище Культуры. И особенный он не в своем таланте в играх, а в вещах, обыденных для нас: он хочет обычной жизни, одной любимой девушки, одного любимого дела, спокойной жизни. Как ни странно, но в цивилизации самых обширных возможностей для реализации и свобод у главного героя найти себя так и не получилось.

В основные события роман Гурдже впутывается далеко не по своей воле, но происходит это на общем фоне разрыва отношений с Йей и постепенного остывания к играм (уже почти во всех он одержал верх). Так или иначе, но в итоге он оказывается главной персоной в миссии ОО, направленной на «мягкое» свержение порядков в Империи Азад — космического государства за краем Млечного Пути, в одном из Магеллановых Облаков. Там ему предстоит сыграть в хорошо продуманную Бэнксом игру, соответствующую наименованию и типу этой империи.

Империя Азад, конечно, представлена «во всей красе» — Иену удался образ жуткого тоталитарного, секситского, шовинистичексого и милитаристического государства, практикующего ксено-сексуальные погромы на перифирии и внутри своих пределов для утехи партийной элиты... Правда, там нет никакой партии, ну, да ладно. Просто мог бы Бэнкс и не так стараться с очернением азадианской диктатуры. Все-таки можно было придать меньше темных тонов, оставить Империю Азад темно-серой, дабы усилить главную «фишку» романа — дуализм, возможность читательского выбора акцентов.

Тем не менее, все события, похождения и путешествия Гурдже среди азидианцев описаны на ура, и скромная, если можно так выразиться, концовка, самое-то для истории об обычном человеке, маленьком и великом в своей сути. Обычная жизнь, наполненная и великим, и обыденным, обычная любовь, наполненная и расставаниями, и схождениями, и обычная смерть, без всяких искусственных раев Культуры и присоединения к Сублимированным.

Гурдже — это пример того, как сохранить человечность в цивилизации, потерявшей человеческое лицо. Даже в своем подчинении инструкциям ОО он проявил настоящую решительность, свое мнение. Так что Гурдже можно назвать не только настоящим человеком, но и настоящим мужчиной. Ну, вспоминается что-то мне этот отрывок:

Но пример Гурдже — единичный. Как я уже упомянул, остальным остается малое — либо присоединиться к ОО, либо уйти. Мало кому удается сохранить свое мнение и претворить свои идеи в жизнь.

Так почему же Культура и ОО идут на все это? Отчего глобальное отупление население, отнятие у него способности здраво мыслить и иметь адекватные цели, слежка за гражданами наводит на воспоминания от прочтения «451 градуса...» Брэдбери и «1984» Оруэлла? Зачем это Культуре?

Да потому, что Культура, как упоминал один современный деятель культуры (бывает) «империя, которая, если остановит свой рост, обязательно погибнет». Культура, управляемая в реальности ИРами с четкими программами, не может остановиться. Не может она и продолжить свое развитие к Сублимации — переходу к новой формации существования, что является итогом существования большинства таких же развитых сообществ, как Культура, ведь это приведет к тому, что она исчезнет в реальном мире и не сможет дальше расти. Нет, Культура — нечто уникальное и новое во вселенной, разработанной Бэнксом. Территория безграничной свободы с постоянным и бесконечным ростом, когда-то эта структура поглотит всю переходящую в Сублимацию галактику, а потом, чего глядишь, и всю Вселенную. Ну а что тогда будет? Нет, я не о ее гражданах, которые к тому времени потеряют все остатки человеческого, свойственного гуманоидным видам и не только. Я о том, а что будет с самой Культурой, которой уже некуда будет расти?

Не могу сказать, что Суэнвик в списке моих любимейших авторов, или какое-либо его произведение — там же, но почитываю его романы и рассказы.

Вот и прочитал после «Драконов Вавилона» с «Майкл Суэнвик: лучшее» данную книгу... И она меня порадовала.

Постутопическое будущее Земли с долей альтерантивно-исторического подтекста, описанное уже в рассказе, где бродячие аферисты-энтузиасты из далекой Америки побывали в Лондоне, во дворе крайне мозговитой в разных смыслах Королевы, а именно человеко-пес Довесок и Даргер попадают окольными путями в Россию, точнее, в один из ее осколков (тут просто была Война с Машинными Демонами, так что, миру и Родине пришлось трудновато) — Московии.

Ну, и дальше — все в том же духе, но ничего антироссийского, чего-либо высмеивающего нас нету. Наоборот, довольно много смешных моментов (по-настоящему комичных, особенно эпизод со знакомством Гурского и Даргера: «Я не знаю русского», «Так давай выпьем!», при том же, оказывается, выпьем лингвистическое пойло... Оригинально), добрых пародий, интриг, заговоров, оживших Лениных и распутиноподобных сексуальных гигантов-богопоисковиков-апокалипсистов, неожиданных поворотов сюжета, вообщем, все, что делает «Танцы с медведями» интересным и юмористическо-пародийным произведением, прочтением которого можно занять часок-другой.

И да, отдельное спасибо Майклу за строчки, которые были первыми в романе. А именно то, что наш народ достоин более лучшего настоящего и будущего, которое ему когда-либо выпадало.

Ну вот, теперь я и знаком с по-настоящему крупной работой автора, которая делает его Мастером жанра.

И на самом деле, идеи, использованные в (на данный момент) шести романах «Возвышения», уникальны. Концепция мира и устройства галактического сообщества с четкой иерархической системой и механизмом Возвышения, патроно-клиентскими отношениями и Галактическими Институтами Миграции, Войны и Возвышения — поразительны. И с такими идеями я не против продолжения саги...

...Только вот некоторая затянутость первых двух книг Второй Трилогии Возвышения напрягла, хотя Брин и может ее сглаживать, подогревая мелкими деталями интерес читателя. Но, разумеется, «Риф» и «Берег» послабее трех оригинальных романов, насыщенных и действиями, и идеями, и персоналием. Даже «Прыжок», которые не все оценивают высоко и считают пробным романчиком, для меня так же силен.

И опять же, Вторая Трилогия. Ее действия в первых двух частях происходят на одной планете в Четвертой Галактике, и по-началу не так затягивают, как события более ранних произведений. И не отвечают они на вопросы, поставленные в «Береге», а лишь дают нам новые. Но уже «Небесные просторы» отвечают на тайну трансцендетных, пусть и не до конца, хотя очень интересно и оригинально; судьбу Земли в разразившемся вокруг нее спора; тайну недостоверности Библиотеки и еще кое-что...

Вообщем, две трилогии «Возвышения» очень и очень порадовали меня и наверняка так же порадуют вас. Много вопросов, немало ответов, но очень много гениального фона из метацивилизации кислорододышащих Пяти Галактик, Прародителей, странного человечества и таинственного Прошлого, которое очень сильно меняет Будущее. Ожидаю продолжения.

Перед началом чтения дилогии, советую несколько освежить память о событиях, происходящих в двух первых частях «Песен». Не то, чтобы за прочтения двух последних книг автор такой возможности не предоставит уже в новом тексте... Сноски есть, даже слишком многочисленные и слишком часто повторяющиеся, но лучше будет для вам, если пробелы восполнятся именно до чтения.

Итак, касаемо самих «Песен Эндимиона»... Все же помнят ощущения от прочтения эпических романов «Гиперион» и «Падения Гипериона»? Так вот, здесь этого НЕ будет. Более того, курс, казалось бы, заданный в этих первых друг книгах тетралогии, не продолжится. Симмонс, кажется, решил пойти по новой дороге, как бы отстраняясь от уже написанного. Ох, а какого написанного! Думаю, все, читая последние абзацы «Падения», помнят те зерна продолжения, даваемые нам автором... Падения Гегемонии и Сети... Битва воина-полковника Кассада, узнавшего свое истинное предназначение, в будущем, с Шрайком/ами... Союз Бродяг и тамплиеров... Новая возможность для Церкви... Множественные будущие, которые намекают, что у Шрайка может быть различные происхождения... Два Бога, Машин и Человечества, их Война...

Нет-нет, не подумайте, что ничего из этого в двух роман о Рауле Эндимионе и Энее не будет. Нет, будет. Но акценты, которые были расставлены в двух произведениях о паломниках и их скитаниях, меняются. Меняются так, что не только у меня возникли мысли о том, что Дэн пошел по иной дороге, и не факт, что более лучшей.

Отзыв получается каким-то неразборчивым, смешанным, как уже видно, по-этому, думаю, пора бы разбить все по пунктам. И да, опять же, для тех, кто еще не читал — спойлеры ставить не буду, так что, аккуратней:

1. В «Эндимионе» и «Восходе Эндимиона» мы видим, действительно, совершенно отличающееся и стилистически, и по духу, да и сюжетно-акцентированно повествование от двух романов про Гиперион. Абсолютно. Плохо это или нет — вопрос другой, но, во всяком случае, повторюсь, это не совсем то, чего ожидали фанаты «Гиперионов».

2. Текст двух романов-продолжений переполнен не только философией и религиозно-тематическими вставками. Тут все ясно — так уж захотел Симмонс, претензий нет. Но вот частые повторы, СЛИШКОМ частые, событий гиперионских лет, да еще и раскинувшимися на полтекста двух романов описаний многочисленных миров да планет — нагнетают. Нет, описания-то неплохие, опять же, вихрь идей, но хотелось чего-то, что снова бы напустило дух легендарности «Гипериона» и его падения.

3. Как я уже заметил, автор довольно явственно сделал акценты в гиперионовских романах, а именно и в основном на противостоянии двух Богов — человеческого и машинного. Двух ВР, один из которых — сплетение человеческой любви и сострадания, другой — чистой и абсолютной логики. И последний просто не может существовать в одном будущем с нашим, людским. Из-за этого он постоянно и пытается, то Шрайка посылая, то крестоморфов, изменить прошлое, выбрать для себя идеальное будущее, где будет он и он один. Это говорилось в «Гиперионах». Эта великая битва доносилась до нас в концовке «Падения». И вот, когда мы доходим до «Эндимионов»... Все меняется. Энея, девочка, которая, казалось бы, должна как раз-таки поставить точку в этой войне, помочь восторжествовать тому будущему, где не будет жестокого машинного-ВР, или хотя бы он будет мирно сосуществовать с нашим, человеческим, представляет собой что-то совершенно иное — всякое отрицания какого-либо из этих богов; теперь она — Мессия Бездны. «Бездна не предназначена никому. В том числе и Богу», сказала она. Даже человеческому Богу любви, дочерью которого является и она сама. Зачем? Почему? Какое же тогда победило будущее? Какого же Энея отреклась от Бога? Нет, конечно, можно предположить, что Тройственный Бог людей все равно появится, что, скорее всего и будет, что Энея сделала эта специально... Может, это сделал и целенаправленно наш ВР. Так, или иначе, продолжения войны двух сверхсущностей будущего(их) не ждите.

4. В начале «Эндимиона», когда поэт Мартин объясняет Раулю его миссию, сам монолог напоминает пародию на супергеройский фильм. Так же комична ситуация с причастием от Энеи, хотя в самом тексте Эндимион и говорит, что это «смахивало на пародию христианского причастия».

5. Ответы, которые некоторые ждали на гиперионовские вопросы, в определенном смысле получены будут, но уж точно не в полной мере. Объяснение же сущности Шрайка, уже и так понятное, не очень вяжется с его новым поведением в двух последних книгах. Лучше, как мне кажется, ответа, данного Симмонсом («Шрайка использовали как коня/пешку разные игроки), примерно такой (т.к. в «Падении», казалось бы, хоть частично восторжествовало будущее с человеческим ВР, происхождение Шрайка могло измениться, как и его цели и характер). Но с автором спорить глупо, тем более с таким, как Дэн Симмонс.

6. И все же... Связаны ли как-то человеческий Тройственный Бог с причастием Энеи? Есть ли связь нашего Бога и Связующей Бездны? Каково взаимодействие в будущем человечества и его Бога? Все это не ясно и автор это просто забывает или не хочет рассказывать.

Вот так, более ими менее, выглядит мой взгляд на эндимионовские произведения Дэна. Не могу сказать, что они целиком неудачны — нет, нет и еще раз нет. Это то продолжение, которое выбрал автор, и оно стоит вполне на уровне... Но не на одном с гиперионовскии эпиком. Другие цели, другие акценты... Слишком много отличий с двумя первыми романами цикла. Тем не менее, хочу внести ясность — ничего антирелигиозного во всей тетралогии нет. Тем более в первой дилогии. Даже наоборот... Но тем, кто хочет приравнять первую дилогию к пропаганде христианства, тоже надо сказать «нет». Можно, конечно, предположить, что нечто «анти» есть в двух «Эндимионах», но это не играет никакой роли. Цикл, целиком и полностью, нейтрален и достоин прочтения для любых истинных ценителей НФ, не смотря на минусы второй дилогии.

Как-то так.

Первое знакомство с Мьевилем. Удачное? Скажем так, двояко.

Конечно же, хочется выделить великолепную проработку мира. Вселенная Чайны поражает воображение.. Интересный взгляд на гиперпространство, другие Вселенные (да, есть тут и такое); удивительная раса, которую, к сожалению, до конца автор так и не смог нам объяснить, но их язык... Да, это и вправду великолепно.

Но сюжет... Его можно описать всего-то в одну строчку. Действий как таковых тут практически нет, а те, что присутствуют, занимают со всей своей незначительностью полкниги. Полкниги, от которой можно было бы избавиться, сделав отличную повесть, а не роман.

Ну-с, да бог с этим моим замечанием. Я не разочаровался в «Посольском городе» (аля Послограде) — произведение покажет незнающим Мьевиля, кто он, и с чем его едят. И есть мне теперь его хочется всего. Почти каждую книжку-роман, хочется сказать.

Сборник оставил двойственное, хоть и тяготеющее более к положительному, впечатление.

Тед Чан, как можно увидеть из сборника, имеет и реализует отличные идеи, не пытаясь писать циклы или сериалы, то бишь, работает на читателя, а не на издателя, плодя бесконечные шаблоны. Нет, это действительно молодой и талантливый фантаст, фантаст научный, я бы даже сказал, твердо научный, не считая несколько рассказов связанных с библейскими сюжетами (один такой плюс два теологических). Здесь можно и узнать некоторые научные термины и теоремы, концепции, новые и устаревшие (устаревшие Чан приводит специально, замечу, а не потому, что когда он писал, они были еще живы), и, в конце-концов, просто провести время с легкой, но научной, книгой. Но, как я сказал, ощущения у меня двойственные.

Почему? Произведения находятся на уровне, ну уж точно выше среднего; они не сливаются с общим фоном космострелялок с ксенощупальцами и попаданцами, наоборот, очень контрастирует своей продуманностью, хорошо описанным пейзажам и картинами выдуманных миров, и, как я уже сказал, оригинальными идеями. Проблема в другом — как-то не цепляет. И в принципе понятно, почему — эмоциональность рассказов довольно низка. Хотя Чан неоднократно затрагивает человеческие взаимоотношения, особенно в последнем рассказе антологии, не получается им сочувствовать, да и вникать в их проблемы. Хотя это ни в коем случае не говорит, что, «вон, ограниченный автор, технарь-фантастик». Нет. Как раз-таки видно, что автор знает не только на отлично свою область, но и многие другие.

Теперь же вкратце о каждой повести и рассказе:

1. «Жизненный цикл ...». Зацепил слабо. Тема для меня не нова, хотя раскрыта она, насколько я могу понимать, абсолютно точно, по догматам информатики и программирования. Да и конец тоже не слишком меня удивил — такой финал был вполне ожидаем.

2. «Купец и волшебные врата». Вот эта повесть уже сильнее предыдущей, и, видимо, наравне с «72 буквами», лучше всего запомнится мне из всего сборника. Чувствуется даже некоторая атмосфера произведения, не говоря уже об его оригинальности — пока не читывал и не слышал о подобной идее, что арабам ил вообще какому-то народу Средневековья удалось обнаружить, точнее даже, создать и использовать червоточину с хроноинтеревалом (путешествия во времени, петля времени, зацикленность причинно-следственной связи). Только вот не знаю, сколько здесь научности... Пусть и арабы тогда, по науке и интеллектуальности, настоящие наследники Римской(их) Империи(ий), говорить о том, чтобы у них получилось не просто открыть кротовую нору, но и расширить ее и при этом стабилизировать... Да, еще самую малость расстроил финал — ожидал чего-то неожиданного, но и ос всем этим «Купец и ...» очень сильная повесть.

3. Ну, довольно обыкновенная история о препаратах по улучшению памяти и интеллекта и кое-чем еще. Не впечатлило.

4. «Деление на ноль», конечно же, рассказ-идея, но такая идея, о которой я и не слыхивал. Вполне понимаю описанное Тедом в примечаниях удивления от подобной формулы, увиденной им когда-то. Годно.

5. «История твоей жизни». Повесть о встрече с нечеловеческим разумом, наделенный нечеловеческой логикой, трудностям контакта, двойном языке, который(ые), при том же, могут(жет) предсказывать будущее. Оригинально, пусть и в чем-то тривиально. Годно.

6. «72 буквы» впечатлил так же сильно, как и «Купец и ...». К прочтению эти две повести обязательно — к ним можно добавить «Деление на ноль» и «Тебе нравится, что ты видишь?». Остальное может быть и обделено вниманием.

7. «Эволюция...» всего-навсего рассказ-статья. Даже и сказать нечего — так, публикация, и только.

8,9. «Вавилонскую башню» и «Ад — ...» можно объединить в одну группу, ибо здесь автор рассматривает две теологические проблемы, точнее проблему (повесть) и библейскую историю (рассказ). На самом деле, читабельно, но если бы встретил эти два произведения отдельно, обошел бы их своим вниманием. То бишь, прочитаны они лишь из-за вхождения в антологию.

10. Повесть о сложной проблеме — дискриминации человека по внешности, при том же именно по критериям «красивый/некрасивый» и о методе борьбы с ним. Как считаю я, и некоторые персонажи произведения, предложенный метод — лишь фикция, и поможет здесь не генетика и технологии, а лишь воспитание.

Примерно так все и обстоит, и, пусть ситуация именно такова, эмоциональности маловато, но у сборника должна быть хорошая оценка.

Изначально был в моем списке прочтения произведений Лукьяненко, увидел книжку в библиотеке и взял.

Примерно так выглядело появление «Спектра» у меня в руках.

Роман сразу мне показался очень интересным и быстро затянул. Необычное деление на части, целый вал инопланетных рас, включая «ключников» (только вот раса-воинов с неразумными самками — калька с нивенских кзинов из цикла «Обитаемого космоса»). И, далее, все возрастающая интрига — с каждым миром и смертью героини все новые и новые загадки, включая тех ключников, их цели, таинственную гибель многих гуманоидных рас в далеком прошлом Галактики, плюс политика земная и внеземная.

И после этого такой конец... Самое интересное, что запомнилась и ситуация и атмосфера, в которой я листал страницы последней главы — парк, осенняя погода, легкий прохладный ветерок... И разочарование с кажущейся недосказанностью. И вот, осень 14-ого прошла. Я продолжал думать, после возвращения книги на ее место в полках библиотеки, что виноват в непонимании я — слишком быстро пробежал эти самые страницы финала. Но нет, ибо смотрю на отзывы ниже...

Это, конечно, главный минус романа — с такими интригами, размахом по антуражу и сюжету все испортить недосказанностью и мелкостью концовки! Или же, так и должно было быть, и ответ уже появлялся в тексте? Возможно, не отрицаю, но мне, как и многим читавшим «Спектр», хотелось увидеть нечто иное в конце книги.

Все-таки поставлю восьмерку, хотя склонялся к более низкой оценке — сделал это лишь с надеждой на «Марс» и «Утопию». Все равно жду чего-то более нового и вздрагивающего ум.

Как уже выразился прошлый комментатор, Alessiuss, к сожалению, книга не несет нам ничего нового. Да, появляются две новые расы. Да, развитие сюжета происходит. Можно узнать немного более о мире после событий первой части пенталогии, отношениях с иными видами путешественников между Реальностями, проблеме суверенизации Иных Земель, Едином Разуме, кое-что об обитателях мира перед Дырой... Это, конечно, плюс. Даже некоторый реализм, особенно в проблеме государств и их решений, в этом есть, но сюжетные линии крайне спутаны, при том же заметно, что не из-за проблем перевода и задумках автора(ов), а по причине их плутаний. При том же главные герои очень быстро сменяют друг друга — не понятно, на ком именно собираются держать акцент. По идее, это должен был бы быть Джошуа (о великом Лобсанге, которому потребовалась на всякий случай совесть, говорить не будем — он везде остается основным персонажем), но в после начала книге, он появляется уже лишь в конце... Действительно, опять же, как правильно заметил первый отписавшийся, роман не несет новых глобальных событий, и, де-факто, сводится к нескольким не таким уж и большим по размаху происшествиям, которые являются лишь тенями грядущего — думаю, это-то и появится в последующих книгах (особенные надежды на «Долгую Утопию» — на «Долгий Марс» надежд маловато). О линии по преследовании истинных Путников упоминается лишь как об отложенной госпрограмме США — ее мне тоже хотелось бы увидеть дальше.

Да, «Долгая Война» — проходная, как и, думается мне, «Долгий Марс». Кстати, неясно название книги — упоминаемая война так и не состоялась, и не играет главной сюжетной роли, хотя сюжет этот довольно разрозненный, так что...По-этому, ожидаю новых частей, на которых и вся надежда о цикле.

П.С. Да, и вот еще — видимо, дальше нам предстоит ожидать отпочковавшихся антагонистов-Лобсангов.

Очень недурной роман, объединяющий в себе и космооперу, и хронооперу.

Сойер использовал вполне современные научные изыскания и открытия, создав, как сказал он сам, наиболее реалистический вариант культового сериала «Стартрек» (тут и кораблик, схожий с «Энтерпрайзом», и Содружество. и их миссии по всякой всячине). И трудно не согласиться. Сюжет меня затянул, правда, постоянные переживания главного героя насчет своего возраста и сексуальности, которые, хотя, в конце становятся более вписывающимися в роман, со всеми переживаниями. Здесь есть и хорошая темпоральная загадка-интрига, которую и я, уже многое читавший и смотревший всего с кольцами времени и изменениями реальности, не сразу все раскусил. Да и финал поражает — все не только раскладывается по полочкам с этими путешествиями во времени. Перед нами открывается еще никогда невиденный и неписанный их смысл!

Вообщем, для любителей добротной фантастики — самое то. И далее буду почитывать Роберта Сойера. Начало много обещающее.

Прочитал роман сразу же после трилогии «Люди как боги», «Хрононавигаторов» и нескольких повестей, при том же, прочитать ее сразу не смог — элементарно не хватило времени, из-за чего пошел, и даже непролистанную, нетронутую еще книгу отнес обратно в библиотеку. Осознание ошибки пришло лишь после прочтения, хотя и то не сразу.

«Диктатор» — это, наверное, лучший, на том же уровне, что и «Люди как боги», произведение Снегова. Роман, где автор изложил нам не очередной мир в перпендикулярном времени и путешествия из него на альтернативную (нашу Землю), нет, — фантастики тут совсем немного, буквально несколько элементов, штрихов, создающие мир произведения, который даже с техникой на основе сжатой (или сжиженной, уже не помню) воды, метеовойнами и единым языком мало чем отличается от нашего. Правда, этой Земле повезло больше — здесь появился Гамов, полковник Алексей Гамов.

Завязка романа вполне обыденна для нашего мира — власти двух сильных держав не поделили геополитические зоны влияния, из-за чего сначала между малыми, а потом и этими самыми державами и разразилась война. Уверен, что если бы у власти в одном из этих государств управляли наши марксисты-ленинисты, те тут же сказали, что это «очередная империалистическая война», и тут бы они были правы целиком и полностью — побранятся сверхдержавы, поиграются, разрушат несколько сотен городов и миллионы человеческих судеб, да и успокоятся — кто-то из них, правда, под конец, выплатит контрибуции аля репарации, но с этим у все. Да вот кое-что пошло не так — в игру вступает Гамов, сначала, как призывник, вместе со своими товарищами, будущими членами его правительства, на фронт, где проявляет себя не просто как хороший боец, но и гениальный тактик, который постепенно, по просьбе самого боевого генерала, замещает его. Более того, в целях пропаганды, чтобы дать забыть народу о трудностях войны и общими трудностями на фронте, государственные СМИ широко освещают победы Гамова, который в итоге становится настоящим всеобщим героем. Из-за этого его отряд собираются передислоцировать, предлагая Гамову звание генерала, от которого он отказывается — для всех он все равно бы остался Полковником Гамовым.

Передислокация оказывается неудачной для правительства — в результате умело спланированного переворота, в власти и приходят Гамов и его люди (сразу же хочется добавить, что сам Гамов не был зачинателем этой идеи и ее реализатором). Придя к управлению страны, довольно сильно напоминающей Советский Союз нашего мира (в «перпендикулярной Земле» заметны аналогии и на Англию/США — основных противников и разжигателей идущей войны, Германии, и даже на ислам), Гамов «принимает титул, полностью соответствующий действительности — Диктатор», и, создавая Министерства Милосердия и Террора, полностью изменяет ситуацию в государстве — бандитизм, нерациональность экономической системы, и то и другое встречавшееся еще до войны — все было изменено в положительную сторону, пусть иногда и крайне радикальными методами...

Далее следовало невоенное ведение войны, которое заключалось и в помощи противникам, их населения, от эпидемий, спасения местных жителей, нестандартный подход к войне, который закончился, как это ни странно, победой... После которой Гамов решает судить себя и свою команду.

Как же так, спросите вы? Казалось бы, успешная карьера, которая должна была бы продолжаться и далее — стать Диктатором целой Земли — согласитесь, не плохо, — но, в итоге, все закончилось именно так. Но для чего?

Объединив мир (нет, никаких федераций под его лидерством или вхождения всех остальных держав — в его государство не было), закончив войну, примирив соперников, Гамов заявляет, что он так же, как и лидеры других государств-участниц, являлся ответственным за эту войну, и он, Алексей Гамов, Диктатор, Полковник Гамов, расплатится перед судом в полной мере за совершенные им преступления. Так Гамов хочет раз и навсегда, после своих невоенных методов войны, изжить сами эти войны...

Можно, конечно, провести линии с христианским Ахтихристом, либо с гениальным полководцем, либо с какими-то фюрерскими амбициями, но:

«Диктатор» — действительно роман-утопия, роман-фантазия, роман-мечта на тему идеального лидера — вождя, правителя, который не только бы честно руководил своей Родиной, был ответственным за все происходящее в ней при его правлении, но и задумывался о всем остальном мире, обо всем Человечестве и его будущем. Такого лидера, Диктатора, не хватает и нам, на нашей Земле.

П.С. А может этот помощник Гамова, попавший в нашу Реальность, и есть тот самый Диктатор, который изменит и нас к лучшему?..

Все-таки, кажется, что устоявшийся перевод романа подходит ему меньше по смыслу (честно, «Особое предназначения» — самый что ни на есть лучший вариант).

Что же касаемо самого романа. Как уже неоднакратно замечалось, Саймак — не просто гранд-мастер своего жанра; он еще и удивительный комбинатор. Да, именно комбинатор, а еще лучше будет назвать его игроком, ведь строками своих произведений он играет с Читателем: водит его по своим мирам, дает ему как следует подумать над одним и другим, осознать и подумать над проблемой. При том же, что удивительно, во многих его романах бывают повторения определенных сюжетных комбинаций и фантастических элементов, но, как ни странно, это не заставляет того же Читателя помышлять о Саймаке как об обычном копирщике сюжетов; всего его истории занимательны, поучительны и актуальны (да, бывали, конечно, исключения, но... а у кого их нет?) даже в наши дни. Например, данный роман, «Живи высочайшей милостью», имеет общие черты с «Паломничеством...», «Магистралью...», «Что может быть проще...» и немного с «Кольцом...» и «Могильником», но, тем не менее это произведение было увлекательно читать, тем более, что, как всегда у Клиффорда, оригинальный конец поставил все точки над «i».

Мне эта первая часть дилогии понравилась.

Много новых культур и рас, при том же, не «шаблонных» — симбионты с коллективным разумом, рептилии с двумя уровнями сознания и странной эволюцией, и другие.

Интересно придумано и прошлое Человечества — ранее великая цивилизация центра Галактики, павшая из-за чрезмерного индивидуализма. Да, именно из-за него. Но, это уже вторая часть дилогии. О ней поговорим позже.

Хотя, кто-то сказал, что очень много в этих двух романов нравоучений, при том же детских. Возможно, это и так, но будущее Человечества и его прошлое, а так же новая наука — регрессорство, продуманы отлично.

И, опять-таки, как уже делал Лукьяненко, добавлено что-то из Стругацких — их идеальное общество «Мира Полудня», с высокими технологиями и уровнем жизни, кабинами нуль-перехода, прогрессорством. Но, тут автор показывает и обратную сторону этой идиллии...

Итог — отличный роман.

Мне рассказ понравился. Любый и самый удачный стиль Азимова «люди и роботы».

Рассказ заставляет задуматься, какое влияние машин будет в будущем Человечества (технологическая), его одинокое будущее во Вселенной, пока мы, соединившись с сверхкомпьютером-машиной, в самом конце мироздание не возродились...

Конечно, возник вопрос — это зацикленное событие? Были ли это уже, в нашем Большом Взрыве? Или же, это два разных БВ, один — естественный, другой — искусственный? Вопросов больше, чем ответов, но, Азимов показал нам, что когда-нибудь, мы будем богами... (ни в коем случае не богохульство).

«Привет, Америка!» Джеймса Балларда можно сравнить с «Почтальоном» Дэвида Брина (помимо того, общие мотивы и черты можно найти и с романами Рида Кинга, Паоло Бачигалупи, Роберта Ч. Уилсона и т. д.). Такое сходство бросается в глаза сразу, сравнивая хотя бы жанровую характеристику, аннотацию и описание романных событий. Но есть и разительное отличие, которое придает интеллектуальную силу и литературную грандиозность творению Балларда. И притом оставляет в тени вышедшею несколькими годами позже бриновскую книжку. Об этом чуть ниже, а пока, к последней веренице слов во вступлении.

Ведь именно из-за нее, по сути, я и решил написать о романе британского «нововолнового» писателя. Или, точнее, отзыв на отзывы с низкими оценками «Привет, Америке!». Ведь совокупный сумбур во мнениях, скорее с преобладанием отрицательного отношения к роману у русскоязычной публики, напоминает гораздо более негативную встречу американскими критиками и зрителями экранизации «Почтальона» (1997). И последний «радушный» прием в разы к месту, чем первый...

Но пойдем далее. Джеймс Баллард, как известно, один из основных авторов «новой волны», наравне с Майклом Муркоком и Баррингтоном Бейли. Их не только объединяет внедрение в традиционные фантастические сюжеты новых приемов и тем (хотя куда без этого, к примеру, без баллардианских экологических катастроф). Но этих же писателей собирает в одно литературное явление то, что можно обозвать «деконструкцией». Я уже писал об этом в отзывах на романы «Берег динозавров» и «Дом в ноябре» Кейта Лаумера и на «Дзен-пушку» того же Бейли. Подобный род деконструкторской политики в литературе, в ее фантастических жанрах — это предложение пересмотра старых оснований и решений, включая системы клише, наборы образов, способы повествования, инструменты воздействия на читателя и т. д. И как Муркок своим творчеством во многом воюет с классическим толкиеновским фэнтези (во всяком, такое впечатление у меня сложилось после прочтения его литературоведческой работы «Волшебство и дивный роман»), так и Баллард тоже производит необычную деконструкцию, выходящую даже за пределы «фантастического гетто».

Ведь «Привет, Америка!» — это не критика общества потребления, не стеб ради стеба, не пародия на приключенческие романы первой половины прошлого и второй половины позапрошлого столетия (хотя, вновь, куда без этого: «языковые игры» Джеймса Балларда захватывают и эти детальки для построения собственной хитро сложенной мозаики). Но прежде всего этот роман — деконструкция патриотизма. Т. е. деконструкция патриотического кино, литературы прославления былого и всяческих абстрактных лозунгов для мумификации в настоящем уходящей или вовсе ушедшей старины.

Все остальное — обилие юмора, гротескные поступки персонажей и сами их образы, американский пейзаж с руинами прошлого и трайболизмом пустынного настоящего — все это лишь («лишь») строительные леса, за которыми виден собор чистой критики, направленный в сторону огульного патриотического пафоса и слез о величии всех былых дней. Притом этот патриотический нарратив плетется без всякой оглядки на чаяния настоящих, живых людей в удручающей современности, посреди умирающего мира, в котором простые люди и фанатичные патриоты обитают. И погибают, порой быстро, а чаще медленнее. И большой вопрос, что из этого хуже.

Конечно, здесь есть место, как и заметил bvelvet, для пародирования и отсылок на «Симулякров» Филипа Дика, а также для продолжения дел в любимой вотчине Балларда — в субжанре эко-катастрофической беллетристики. Вообще юмористический, гротескный, отсылочный пласт в книге производит должное впечатление. Прямо как на старой восточной картинке со сказочным мотивом, в повествовательный каркас «Привет, Америка» вплетено множество изящных и интересных деталей. Среди них: забавная борьба за президентство в несуществующей стране; различные социальные и профессиональные группы (Разведенки или Бюрократы), ставшие американскими бедуинами; представление о затонувшей Статуе Свободы, о древнем фильме «Челюсти» и о еще более древней книге «Моби Дик» как о морской хтонический мифологии исчезнувших американцев; последний американский президент-буддист; Оруэлл-Орловский, а также другие чудесные и веселые образы из вязи слов и смыслов. Есть и просто отдельные красивые места, без пародии и трагикомедии, вроде сравнения пустыни и ее путников с разумом. И не только. Поэтому я и не согласен, например, с nworm, который принижает героев романа через сравнение с детализированными уродами с полотен Босха. При всей моей любви к Босху, скорее всю «новую волну» и Балларда в частности — в плане проработки мира и персонажей, а также способа работать с ними — скорее нужно сравнить с импрессионистами в живописи. Ведь и у «нововолновых» писателей множество мазков складываются в причудливые узоры среди гипнотического рисунка.

Не обходится если и не без минусов, то без некоторых странных неточностью и огульной смелостью штрихов. Например, идея о ядерном разоружении после ресурсного кризиса таких стран, как Советский Союз (ну или того, что после него осталось). Да ладно, кто бы от такого отказался в мире постоянных поисков угля и здоровых почв. Потом глобальный геоархитектурный проект по изменению течения Гольфстрима выглядит как-то странно для мира, который не только от недостатка энергетических мощностей страдает, но и от упомянутой несколько раз выше экологической катастрофы. Ясное дело, что для восстановления баланса потребуются и в нашей реальности точечные, а порой и планетарные целенаправленные воздействия человека на среду. Но уж точно не с таким радикальным планом терраформирования Старой Терры, который сопоставим только с чрезмерной утопичностью советских проектов по изменению направления течения сибирских рек. Ну и, напоследок, сюжетный ход, сопоставимый с «Янки из Коннектикута...», где один инженер может изменить весь мир своими руками, тоже выглядит ну слишком уж оптимистичным. Точнее, если в случае с героем Твена, у того были энциклопедические знания вместе с предпринимательской волей вкупе с сотнями рабочих рук для постройки вестерно-около-индустриальной копии старой Америки в раннесредневеково-артурианской сказочной Англии, то у Балларда один или три инженера способны собственными руками возродить почти постиндустриальный антураж в захваченном природой городе-казино. Верится в такое слабо, но все подобные ходы можно приравнять к возведению гротескных сводов для критического собора.

Подходя к концу, вернусь к тому смыслу и деконструкторскому мотиву, который я углядел в романе (иначе зачем такое многобуковье?). Вполне возможно, что такая интерпретация — лишь мое неверное видение не самого лучшего произведения Джеймса Балларда. Всего-навсего попытка разглядеть что-то большее за чем-то меньшим. Но именно критика патриотизма вообще и многочисленных (около-/пара-)художественных форм его выражения становятся неплохим каркасом и формой, в которой можно отлить в единое целое множественное покрывало из образов, поступков, мыслей и речей героев в этой книге. Благодаря этому все становится на свои места, а сам роман «Привет, Америка!» преображается в роман взросление через разочарование в идеологических клише главного его героев, Уэйна.

Ведь его юношеский максимализм и безмерная вера в картинки из отсыревших журналов в дни трудного детства сделала из него человека, способного использовать других как инструменты для достижения якобы общих для всех целей, а также заставляла его до конца следовать за сумасшедшим диктатором, чуть ли не уничтожившим мир. Ну или значительную часть этого мира. Эти старые образы, возможно, и вправду великой и свободной Америки, не позволяют выходцам из Старого Света (потомкам выходцев из Света Нового) вновь стать американцами. Ведь быть американцем — это не бомбить ядерными зарядами собственные города, равно как и чужие. И не возрождать индустрию фастфуда или попсового кино. И не заставлять себя слушать надоевший джаз из бог весть какой эпохи. Быть американцем — это быть свободным и от самой Америки. От ее старых воплощений. А быть свободным — это быть в пути, творить новое вокруг себя и нового себя же. Так что нет, Орловский не прав, конечно, говоря о свободе как об одной из старых и позабытых идей, погубивших мир. Нет, свобода — это идея, которая может мир возродить. Возможно, удивительные летательные аппараты Флеминга — это как раз то новое воплощение свободы, которое преобразит увядающую Землю из «Привет, Америка!». Но никак не реконструкторский запал Уэйна из начала романа.

*Весь предыдущий абзац, если что, написан в рамках происходящего в книге и как бы изнутри ее, в т. ч. и фразы по типу «быть американцем — быть свободным», ну и все про патриотизм — тоже; а то мало ли, может, кто-то подумает, что я не патриотичен? Но все-таки оглянитесь вокруг, и почувствуйте ту же тоску, что и персонажи романа — волнения патриотического характера о временах великой Америки. Но только попробуйте обратить эту тоску на то время, когда термин «патриотизм» звучал реже и не превратился в том, во что... Впрочем, это уже совершенно другая история, для иной деконструкции. Или реконструкции?..*

Для тех, кто верен разрозненным мнениям, Бертольт Брехт связывается с абстракцией обобщенного, кондового, соцреалистического писателя и драматурга. Как бы сейчас сказали, «совкового автора». А это совершенно не так.

В отзыве на пьесу «Жизнь Галилея» я не хотел бы останавливаться на биографических подробностях. Все же библиография лучше все остального развеивает мифологемы вокруг незаслуженно упрощаемых в ту или иную оценочную сторону писателей. Тем не менее как не сказать про то, например, что Бертольт в родной, но ставшей нацистской Германии был объявлен Гитлером «Врагом №1» (вместе с другим крупным немецким писателем, Фейхтвангером). Или о том, что и поныне Брехт остается крупнейшей фигурой драматургии и театра как такового, революционизировав театральную реальность в (пока что) последний раз. Но об эпическом театре, оборачивании политики в искусство и эстетизации самого политического, сложной кочевой жизни автора, телесных и иных лейтмотивах его творчества, всего приправленного иронией, черным юмором и перерастающей из личной в общую, социальную, трагедией, лучше узнать из других источников. Например, в статье Амусина «Брехт и река времени» или в ютуб-лекции Зои Бороздиновой «Эпический театр. Зачем актеры выходят из ролей?». Для начала, конечно.

Но вернемся к, точнее, начнем с «Жизни Галилея». В советском издании 1972 года редакторы и комментаторы заранее сообщают, что существуют две версии пьесы. Одна более подходит на роль апологетики науки, вторая менее. Хотя, про прочтении той самой первой версии, канонической, пьеса уже отдалена от строгой дихотомии хорошего и плохого, гимна-хвальбы и песни-поругания. Второй вариант, как можно догадаться уже по году издания и постановки изначального текста на сцене, связан с одним из чернейший для науки дней. Возвышения ядерных грибов над Хиросимой и Нагасаки. Ведь после фразы одного из создателей, научных соавторов этой нравственной и потенциально глобальной катастрофы («Надо же, уцелели! Атмосфера не возгорелась…»), писать хвальбы любому акту разума стало невозможно. И без того неоднозначная «Жизнь Галилея» стала еще более неоднозначной, со смещением в порицание разгульной истины Галилео. Или, словами самого Брехта:

«Атомная бомба и как технический, и как социальный феномен,— сказал Брехт о своем Галилее,— есть классический конечный продукт его научного подвига и его социальной несостоятельности».

Но это фон. Внешняя сторона дела. Что же с внутренней? Возвращаясь, вынужденно, к биографический колее, можно зачастую встретить мысль, что Брехт устарел. И его пьесы, и его политическая, социальная, нравственная позиции. Много чего. Но чтение брехтовских стихов, «Историй господина Койнера», «Ме-Ти», «Раненого Сократа», «Плаща еретика» и других произведений автора показывает, что это совершенно не так. И отбрасывая все идеологические повестки (как делал и сам Брехт, несмотря на его идеологизированное помещение во вполне определенный стан), можно увидеть до сих пор актуального прозаика, поэта и драматурга. Писателя, который кропотливо подходил к каждой своей работе, перед этим, зачастую коллективно, изучая десятки книг по проблеме, участвуя в постановках своих пьес, переделывая их после этого. В общем, творчество Брехта стоит того, чтобы с ним ознакомиться.

«Жизнь Галилея» вполне подходит для узкожанрового понимания фантлаба как ресурса, пусть и нынче размытого (лучше сказать, расширенного) по охвату видов литературы. В пьесе Бертольта явно есть элементы альтернативной истории. Что уж поделать, для создании эпической драмы жизни, науки и этики приходится перемещать местами события, добавлять не существовавших героев, приписывать непроизнесенные в прошлом речи. Но такая редактура исторического не мешает, а скорее проявляет скрытые линии самой Истории как вполне конкретного процесса изменений идей, людей и отношений между ними. К примеру, размышления Галилея о научной этике, перекличке революций в науке и в обществе, конечно, выдуманы. Как и анахронизмы о Козимо Медичи и Кристофере Клавиусе. Явно фантастическая по жанровым мотивам речь Андреа в самом конце пьесы, где он объясняет суеверным мальчикам о том, что ведем нет, но когда-нибудь человека можно будет поднять в воздух. Нужна лишь соответствующая машина. Ну и подобного много разбросано по тексту, что делает его далеко не только строго исторической (что и хорошо) пьесой.

После прочтения «Жизни Галилея» я, немного погодя, обнаружил родство этого произведения с другим. Уже из фантастической литературы. С романом «Фонтаны рая» Артура Кларка. И это, на мой взгляд, крайне интересно и раскрывает содержание обоих произведений лучше. Как бы на контрасте. Ведь, по сути, «Жизнь Галилея» — это литературный перевертыш «Фонтанов рая». Что верно и в обратную сторону.

В чем же есть, с одной стороны, пересечения, а, с другой стороны, взаимная противоположность двух книг? Начнем с основной завязки и лейтмотива. В «Фонтанах рая» главный герой, инженер Морган, пытается реализовать техническую революцию, которая позднее, как видно из эпилога, полностью изменит жизнь всего человечества. В «Жизни...» Галилей старается произвести революцию в науке и сфере общественного сознания. Т. е. оба текста о двух революциях. Одна, что называется, материальная, в средствах производства, а другая идеальная, в области идей. Конечно, для осуществления проекта Моргана необходима борьба идей, научного знания и религиозной веры, а для Галилея эта самая борьба начинается на подъеме технических сил Европы, как он сам замечает в начале пьесы. По сути, это две большие книги прошлого столетия о тернистых путях науки, ее общественного значения и отношениях с религией.

Есть и противостояние — в одном произведении между Католической церковью и учеными, в другом — между монахами-буддистами и инженерами. Только, опять же, в обратных соотношениях. В романе религиозная организация вытеснена на периферию, в пьесе она находится на вершине своей «карьеры». И суд присутствует, и дебаты, и полемики. Все они, естественно, заканчиваются противоположным образом. Структурное и нарративное сходство доходит даже до отдельных персонажей. Помимо параллели Галилей-Морган есть и иная линия аналогий. В «Фонтанах рая» присутствует мечущийся между двумя лагерями, инженерно-научным и религиозно-буддистским, ученый Чом Голдберг/Паракарма. Он начинает с религиозных позиций, но в конце-концов переходит в стан поддерживающих проект космического лифта. В «Жизни Галилея» тоже есть такой персонаж! Т. н. маленький монах. Почти все время он остается по ходу пьесы просто маленьким монахом, и лишь в конце мы узнаем его имя — Фульганцио. Он, как вы уже могли догадаться, также оставался персонажем-перебежчиком между верой и знанием, и, начиная с религиозности, переходит на сторону Галилея, но... но в итоге возвращается в лоно Церкви.

Я не говорю, что эти параллели — заимствования со стороны сэра Артура Кларка. Хотя нет ничего плохого в реализации максимы Элиота «Плохой поэт у своего собрата «заимствует», а хороший — «ворует»». Нет, это коэволюция, параллельность идей, но в разных плоскостях, в противонаправленных полюсах ценностей и мыслей. Даже в первой редакции «Жизни Галилея» Брехт в заключительной речи главного героя, раскаившегося и в своей мягкотелости, и в своеобразном сциентистским тщеславном эгоизме, показывает все угрозы доминирования «науки ради науки». Науки любой ценой. Бертольт, для которого и искусство не должно быть лишь ради искусства, проводит параллель между эстетикой и знанием. Пусть галилеевский эпилог немного противоречит одному из «коанов» Брехта (из рассказов про Койнера, что-то по типу «этика носителя знания продолжать нести знание»), но лейтмотив великого немецкого писателя остается тем же. Оторванный от общественных невзгод и бед мудрец, живущий лишь в гонках познания, в конце концов поможет, сознательно или нет — неважно, поможет кому-то воспользоваться этим знанием во зло. Это не говорит о том, что Бертольт Брехт — антисциентист. Совершенно наоборот. Но он через свои художественные тернии приближается к марксистскому пониманию науки, этики и эстетики. Истина, Красота и Нравственность — суть одно. Три стороны одного и того же. И «перекосы», поведение безумного ученого, фанатичного верующего или богемного художника, подобное трем животным в басни Крылова, приводят к безумию, фанатизму и богемству трех указанных персонажей.

Прекрасен и социологическо-гносеологический мотив пьесы. Это беллетризация, в хорошем смысле, двух тезисов Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» и «Идея становится материальной силой, когда она овладевает массами». Гелиоцентрические идеи Галилео опрокидывают не просто старую, архаичную, почти палеонтологической древности астрономию. Эти идеи рушат саму структуру доминирующей религиозности в общественном сознании. Гегемонию Церкви. В центре мира не просто Земля, как говорит сам Галилей, но престол Папы. Центрирование Земли в астрономии дает нравственные силы для теологии оправдать любую несправедливость и горесть на земной тверди. Ведь если наш шарик — лишь крупица в зенице господней, то есть ли в чем-то смысл?

Но, конечно же, как и во многих других произведениях, Брехт в «Жизни Галилея» — прекраснейший риторик. Великолепный автор афоризмов и того, что может и должно стать крылатыми выражениями, войти в плоть и кровь народной памяти. Народа, понимаемого как человечество. Поэтому, на этом я умолкну, и предоставлю слово самому Бертольту Брехту. Несколько цитат из множество прекрасных, ловких, сильных слов писателя — ниже.

«Вселенная внезапно утратила свой центр и сразу же обрела бесчисленное множество центров. Так что теперь любая точка может считаться центром, любая и никакая. Потому что мир, оказывается, очень просторен»

«Если истина слишком слаба, чтобы обороняться, она должна переходить в наступление»

«Как могут власть имущие оставлять на свободе владеющего истиной, хотя бы это была истина только о самых отдаленных созвездиях?»

«Нарицая новые звезды, открытые мною, величавым именем рода Медичи, я сознаю, что если прежде возвышение в звездный мир служило прославлению богов и героев, то в настоящем случае, наоборот, величавое имя Медичи обеспечит бессмертную память об этих звездах»

«Со звездами вашего высочества все в порядке. Господа только сомневаются в том, действительно ли они существуют»

«Истина — дитя времени, а не авторитета»

«Вся Италия насторожилась сейчас. Но ее тревожат не пути далеких звезд, а весть о том, что начали колебаться учения, которые считались незыблемыми, — ведь каждый знает, что их существует слишком уж много. Право же, господа, не будем защищать поколебленные учения!»

«Это очень похоже на мореплавателей, которые сто лет тому назад покинули наши берега, не зная, к каким новым берегам доплывут и доплывут ли вообще. Видимо, сегодня ту высокую любознательность, которая создала подлинную славу Древней Греции, можно обнаружить на корабельных верфях»

«Родину человечества они приравнивают к блуждающей звезде. Людей, животных, растения, целые страны они погружают на тачку, которую гоняют по кругу в пустых небесах. Для них больше нет ни Земли, ни неба. Нет Земли потому, что она только небесное тело, и нет неба потому, что оно состоит из многих земель. И, значит, нет уже различия между верхом и низом, между вечным и бренным. Что мы бренны, мы это знаем. Но они говорят нам теперь, что и небо тоже бренно. Сказано было и записано так: есть Солнце, есть Луна, есть звезды, а мы живем на Земле. А теперь, по-ихнему, и Земля — это звезда. Нет ничего, кроме звезд! Мы еще доживем до того, что они скажут: мет различия между человеком и животным, человек тоже только животное; нет ничего, кроме животных!»

«Берберини: А не кажется ли вам, друг мой Галилей, что вы, астрономы, просто хотите сделать свою науку более удобной? (Ведет Галилея опять на авансцену.) Вы мыслите кругами или эллипсами, мыслите в понятиях равномерных скоростей и простых движений, которые под силу вашим мозгам. А что, если бы господь повелел своим небесным телам двигаться так? (Описывает пальцем в воздухе сложную кривую с переменной скоростью.) Что было бы тогда со всеми вашими вычислениями?

Галилей: Ваше преосвященство, если бы господь так сконструировал мир (повторяет движение Барберини), то он сконструировал бы и наши мозги тоже так (повторяет то же движение), чтобы именно эти пути познавались как простейшие. Я верю в разум»

«Доверие иссякает, когда им слишком злоупотребляют»

«Я прочел здесь, что наши обновители, главой которых, как признано всеми, является ваш отец — великий человек, один из величайших, — считают современные понятия о значении нашей милой Земли несколько преувеличенными. Со времен Птолемея, великого мудреца древности, и до сегодняшнего дня считалось, что вся вселенная, весь кристаллический шар, в середине которого покоится Земля, имеет поперечник примерно в двадцать тысяч раз больше поперечника Земли. Это очень большая величина, но, оказывается, она слишком мала, совсем-совсем мала для обновителей. Если им поверить, то все это пространство невообразимо расширяется, и расстояние от Земли до Солнца, которое всегда казалось нам очень значительным, теперь окажется столь ничтожно малым в сравнении с тем расстоянием, которое отделяет нашу бедную Землю от неподвижных звезд, закрепленных на самой внешней кристаллической сфере, что его даже не стоит принимать в расчет при вычислениях. Ну кто после этого еще осмелится говорить, что наши обновители не живут на широкую ногу»

«Почему порядок в нашей стране — это порядок пустых закромов? Почему необходимость у нас — это необходимость работать до изнеможения? Среди цветущих виноградников, у нолей колосящейся пшеницы! Ваши крестьяне в Кампанье оплачивают войны, которые ведет наместник милосердного Христа в Испании и в Германии. Зачем он помещает Землю в центре мироздания? Да затем, чтобы престол святого Петра мог стоять в центре Земли! В этом-то и все дело! Вы правы, речь идет не о планетах, а о крестьянах Кампаньи. И не говорите мне о красоте явлений, позлащенных древностью. Знаете ли вы, как создается жемчуг в раковине Margaritifera? Эта устрица смертельно заболевает, когда в нее проникает какое-нибудь чужеродное тело, например песчинка. Она замыкает эту песчинку в шарик из слизи. Она сама едва не погибает при этом. К черту жемчуг, я предпочитаю здоровых устриц. Добродетели вовсе не сопряжены с нищетой, мой милый. Если бы ваши родные были состоятельны и счастливы, они могли бы развить в себе добродетели, возникающие в благосостоянии и от счастья. А теперь эти добродетели истощенных бедняков вырастают на истощенных нивах, и я отвергаю их. Сударь, мои новые водяные насосы могут творить больше чудес, чем вся ваша сверхчеловеческая болтовня»

«Тот, кто не знает истины, только глуп. Но кто ее знает и называет ложью, тот преступник»

«А в сомнении заключено счастье, хоть я и не знаю, почему это так»

«Главная причина нищеты наук — почти всегда — их мнимое богатство. Наша задача теперь не в том, чтобы открывать двери бесконечному знанию, а в том, чтобы положить предел бесконечным заблуждениям»

«Я говорю вам: «Оставь надежду всяк сюда входящий» — сюда, где исследуют»

«Для новых мыслей нужны люди, работающие руками. Кто еще захочет понять причины вещей? Те, кто видит хлеб только на столе, не желают знать о том, как его выпекают. Эта сволочь предпочитает благодарить бога, а не пекаря. Но те, кто делает хлеб, поймут, что ничто в мире не движется, если его не двигать. Твоя сестра, Фульганцио, которая работает у пресса, выжимающего оливки, не станет удивляться и, вероятно, даже посмеется, когда услышит, что Солнце — это не позлащенный герб, а рычаг и что Земля движется потому, что ее двигает Солнце»

«Несчастна та страна, которая нуждается в героях»

«И если ученые, запуганные своекорыстными властителями, будут довольствоваться тем, что накопляют знания ради самих знаний, то наука может стать калекой и ваши новые машины принесут только новые тяготы. Со временем вам, вероятно, удастся открыть все, что может быть открыто, но ваше продвижение в науке будет лишь удалением от человечества. И пропасть между вами и человечеством может оказаться настолько огромной, что в один прекрасный день ваш торжествующий клич о новом открытии будет встречен всеобщим воплем ужаса. Я был ученым, который имел беспримерные и неповторимые возможности, Ведь именно в мое время астрономия вышла на рыночные площади. При этих совершенно исключительных обстоятельствах стойкость одного человека могла бы вызвать большие потрясения. Если б я устоял, то ученые-естествоиспытатели могли бы выработать нечто вроде Гиппократовой присяги врачей — торжественную клятву применять свои знания только на благо человечества! А в тех условиях, какие создались теперь, можно рассчитывать — в наилучшем случае — на породу изобретательных карликов, которых будут нанимать, чтобы они служили любым целям. И к тому же я убедился, Сарти, что мне никогда не грозила настоящая опасность. В течение нескольких лет я был так же силен, как и власти. Но я отдал свои знания власть имущим, чтобы те их употребили, или не употребили, или злоупотребили ими — как им заблагорассудится — в их собственных интересах»

Под романом «Цветы для Элджернона» на одном только фантлабе 226 отзывов. Оценок же на порядок больше. А если еще посчитать всего этого добра под рассказом, да и на других ресурсах...

При такой популярности и многоголосии сказать что-то новое практически невозможно. Я и не буду пробовать вносить новизну. Скажу лишь несколько слов, возникших при особых обстоятельствах.

Как и в случае моих слов на «Мастера и Маргариту» или на лермонтовского «Демона», под трудом Дэниела Киза я хочу что-то высказать гораздо после непосредственно прочтения произведения. Я прочитал этот роман очень вовремя. В классе 10 или 11. А сейчас, так уж вышло, сам работаю в образовании. Не литературу преподаю, но все же, так вышло, что не так давно я стал участником неожиданно возникшего книжного клуба. И именно там мне пришло выставить на голосование для следующей кандидатуры на прочтение и обсуждение именно эту книгу. И не зря.

Во-первых, именно «Цветы...» расширили круг уже с год существующего клуба аж в два или даже чуть больше раза. Во-вторых, как и в любом коллективном обсуждении, в котором все заинтересованы не просто высказать свою линию и мнение, но и прийти вместе к чему-то новому для себя и других, мне пришло несколько важных мыслей о труде Киза. Пара идей, которые родились именно в ходе сократического диалога, которые как будто и раньше были в подкорке, но никак не могли выйти наружу. А дружеское обсуждение вынесло их наружу, словно по методике диалектической майевтики.

И какие же это мысли? Заметьте, часто, когда говорят о преобразованиях во внутренней и внешней жизни главного героя книги, Чарльза Гордона, операцию на мозге позиционируют именно как улучшающую именно интеллект. Т. е. воздействующей на работу нейронов для увеличения суммарного уровня IQ. И, в основном, когда о романе говорят и пишут, это и трактуют как трагедию героя и виню социальных институтов по типу науки. Дескать, интеллект Гордона ученые запустили в небеса на ракете, а вот эмоциональную незрелость героя не трогали и никак не боролись с ней. Чувственная развитость и эмоциональный рост не поспевали за скоростью убегания ума, приближенного к темпам Технологической Сингулярности. И вот тут я и согласен, и нет с этим, казалось бы, читательским консенсусом, который равен авторской задумке.

На мой взгляд, проблема сложнее. Действительно, двое ученых, Штраус и Немур, делают свой эксперимент за конкретным результатом — улучшением интеллекта умственно отсталого человека. И да, разумеется, делают это прежде всего ради наград, славы, премий, а лишь затем ради блага человечества. Особенно маргинализированной его части в виде людей с болезнями разума. И они, это правда, ничего не делали и не думали делать для обеспечения эмоциональной развитости Чарли. Именно эта беспечность привела к тем трагическим всплескам воспоминаний, которая с ним происходила не раз по ходу сюжета. Но эта, пользуясь философскими премудростями, видимость, а не сущность дела.

А сущность дела в том, что все эпизоды с резкими появлениями «старого Чарли» перед глазами «нового», вскрытие травматических воспоминаний, и т. д., и т. п., все они связаны с тем, что эмоциональное развитие началось тоже благодаря эксперименту. И все именно потому, что и эти ученые, и мы, читателями, ОТДЕЛЯЕМ УМ ОТ ЧУВСТВ. Многие знают даже всякие «психологические тесты» для пар или одиночек, которые должны раскрыть, кто вы: ЧЕЛОВЕК ЧУВСТВ или ЧЕЛОВЕК РАЗУМА. НО ЭТО ОШИБКА. Еще Спиноза открыл, что чувства — любовь, гнев, ненависть, радость и другие — все эти тоже ПРОДУКТЫ УМА. И это не исключает, а наоборот обосновывает то, что ЧУВСТВА МОГУТ БЫТЬ ГЛУПЫМИ, А МОГУТ БЫТЬ УМНЫМИ. Более того, САМ УМ ДОЛЖЕН БЫТЬ ЧУВСТВЕННЫМ, А ЧУВСТВА УМНЫМИ. Иначе мы становимся одномерными, фрагментарными, абстрактными и поломанными людьми. Не-личностями.

Уже с самого начала романа мы видим, что Чарли Гордон не просто не развит интеллектуально. Он не развит и чувственно. Агрессию и издевки других людей он принимает за доброту. А мы принимаем дуализм нашей западной, слишком западной культуры, разводя по разные углы чувства и интеллект, науку и искусство/нравственность, сами оказываясь не лучше, а то и хуже Гордона. У него ограничения физиологические, а у нас социальные, но активно нами принимаемые. Так вот, возникший в нашем книжном клубе разговор о том, что, мол, и не надо было вмешиваться в жизнь Чарли, ведь он был индивидуально счастлив, вошел в фазу споров. Ведь, если принять неразличимость ума от чувств, то он был НЕСЧАСТЕН. Не-умный и не-чувственен, а счастья — вершина чувствования. И особое умственное, или просто умное, состояние. Счастье не бывает ГЛУПЫМ. Поэтому эксперимент был необходим, поэтому Чарли все-таки пусть и очень немного, но был счастлив, и после нисхождения в обратное состояние он вспоминает те дни, через тьму регрессии и завесу болезни, как светлые времена. Но эксперимент стал кошмаром для Чарли не только из-за ошибки в формулах ученых, не только из-за регрессии, которая, возможно, могла и не случиться при лучшем изучении предмета. Эксперимент стал кошмаром для Чарли Гордона потому, что и ученые, и «друзья»-коллеги Гордона, практически все воспринимали его как ОБЪЕКТ. И, что ужасно, ученые еще и представляют собой убежденных сторонников дуализма чувств-эмоций и ума, из-за чего никто не проследил за тем, чтобы Чарли смог развивать не только свой интеллектуальный разум, но и РАЗУМ ЧУВСТВЕННЫЙ. Все те немногие эпизоды, в которых Чарли мог думать или поступать негативно для нас, читателей (представлять Алису на коленях и т. д.) все они связаны именно с тем, что никто не развивал его разум пропорционально. Разум, состоящий и из ума, и из чувств. Алиса, один из ярких положительных героев книги, также придерживается этой иллюзии, когда говорит, как раньше, до «поумнения», Чарли был с добрыми глазами. Не то, что сейчас. Глупая доброта не есть доброта искренняя. И, к сожалению, периодами сама Алиса ДЕГУМАНИЗИРУЕТ, ОБЪЕКТИВИРУЕТ Чарли. Например, в эпизоде, где говорит, что им нельзя быть вместе, т. к. он «должен все сделать для других таких, как он».

Алиса перестанет дегуманизировать (дегуманизировала она его, конечно, не со зла) Чарли в ту короткую неделю, когда он уже начал снова глупеть, но пока не потерял всего своего ума. Тогда его чувственные части разума догнали интеллектуальные, и главный герой книги наконец-то стал полноценной личностью. Кстати, по сути, единственной в этом романе. По-человечески же, по-настоящему, без какого-либо пафоса или, наоборот, издевок относились к нему только Фэй или незнающий, не опознавший его, отец. В дегуманизации иных, разумеется, содержится другой, не менее важный мотив этой книги. Книги, так вовремя появившейся в 60-ые годы, которые сильно мифологизированы как со знаком плюс, так и минус. Так или иначе это было время последних революционных всплесков двадцатого столетия, время больших книг, по типу что «Цветов...», что «Пролетая над гнездом кукушки», а также социальных движений вроде антипсихиатрии Лэнга и исследовательско-активистской деятельности Фуко в этом направлении. И это не считая иных, удачных или не очень, умных или глупых, перспективных или провальных организаций, людей, тенденций того времени. Эмансипационное воздействие книги, талантливость ее автора, влияние очевидны. И самое главное нам не потерять ее стержневого смысла. Дегуманизация начинается с нас самих. Мы начинаем дегуманизировать самих себя, признавая себя винтиками идиотской и опасной общественной (не вообще любого общества, а вполне конкретного, исторически детерминированного) машины. Которая в т. ч. велит нам разделять ум от чувств, работу для заработка от труда для удовольствия, больных от якобы здоровых. Но с такими ложными дуализмами все мы больны. И всем нам суждено так быть похороненными на заднем дворике. Но не найдется для нас же парня (или девушки по типу Чарли), способного каждый день приносить ромашки. Или какие-нибудь другие цветы.

П.С. В конце концов другой, третий, не менее важный мотив книги — любить можно только равного себе. Иначе всякая другая «любовь» вырождается в формы господства и/или пресмыкания...

Кейт Лаумер для меня прежде всего — великий деконструктор.

Постмодерн как эпоха это не просто новые, витиеватые жанровые формы и языковые игры с эклектичной вседозволенностью. Это, прежде всего, самые разные Концы, Финалы и Смерти. Смерть Бога, Человека, Идеологий, прочих т. н. «больших нарративов». В литературной среде это еще и логическое завершение, доведение до пределов целых жанров и способов письма. И да, я не считаю эти многочисленные концовки абсолютными точками. Это относительная пауза — объявление кризиса и необходимости нового духа для новейших времен. Это перерождение. И в этом русле странно, что тот же «Берег динозавров» остался не столь замеченным что в зарубежной, что в отечественной среде. Кейт Лаумер своим фундаментальным романом о путешествиях времени подытожил весь этот жанр. И прискорбно, что писатели после него этого не поняли и продолжают играть с трупом «закольцованного времени» и прочими штампами. Феноменальной постмодернистской игрой в самом высоком смысле этого слова Лаумер этим романом закрыл жанр хроноопер. И хронофантастика до сих пор ожидает своего нового открытия.

Также и с «Домом в ноябре». Этот небольшой роман, который читается всего за один вечер одним запоем, конечно, несколько слабее «Берега динозавров». На мой скромный взгляд. Но он также закрывает или же пытается закрыть целый спектр жанров о вторжении чужих, инопланетян и катастрофических версий Контактов. Да, за всеми ходами-перевертышами лично я ожидал увидеть некую фантасмагорию и психоделику в стиле Филипа Дика. Но получилось нечто иное и, возможно, даже лучшее. Главный герой просыпается в мир постапокалипсиса с ксено-вариантов «1984». И проделывая классическое путешествие по Кэмпебеллу он не просто сменяет разные точки зрения (напали ли на этот мир русские или китайские коммунисты, сатана или еще кто-то инаковый), а приходит к диалектической, качественно иной противоположности. Нападение — это благо. Нападающий — это спаситель. Он, словно грустный Левинас, скучает по в итоге ушедшему врагу, который оказывается чем-то наподобие сверхсущности Артура Кларка из его куда более известного романа. Полное переворачивание ощущение врага, понимание катастрофы инопланетного вторжения как единственного и под конец потерянного рая — это чистейшая победа искусного и филигранного постмодерна.

Лаумер — гений. Непризнанный фантаст эпохи постмодерна. Еще один жанр закрыт, а все писатели и кинематографисты все еще топчутся по его могиле и даже не пытается по иному осмыслить ксенофантастику вторжения. А жаль. Научная фантастика все еще ждет того деконструктора, который деконструирует свершившиеся жанровые закрытия. Жду и я.

Бертран Рассел в своей известной «Истории западной философии» видит философию как ничейную область между теологией и наукой, а в самом философском дискурсе выделяет два направление, две противопоставленные тенденции. Одна мистическая, орфическая, а другая рационалистическая, деление на которые начинается еще с античности. Хоть подобный взгляд и интересен, но он слишком упрощает такой феномен, как философию. Различных течений, оттенков и соперничающих направлений в ней гораздо больше, чем думает формалист, пусть и великий, Бертран Рассел. Гораздо важнее, на мой взгляд, деление философии на условно пессимистическую и жизнеутверждающую, меланхолическую и активистскую. А одним из главных имен первой философской линии, упаднической, как раз и является Артур Шопенгауэр.

Одна из спорных фигур классической немецкой философии, Шопенгауэр был сложной, одинокой, но безусловно талантливой личностью. И все эти перечисленные составляющие создали изящный, грустный и уникальный узор в европейской философской линии. Не школу, но направление, даже не ход мыслей, а чувствования, ощущения, который в Ницше выразится в известной фразе «Бог умер!», а в Толстом (для Льва Николаевича немецкий философствующий пессимист был необычайно важной личностью и культурным явлением) преобразится в радикальное безбожное христианство и революционную идеологию. Антинаталист, один из первых, если не первый, защитник прав животных, необычный пантеист, критик-интерпретатор христианства, первая весточка встречи Запада и Востока, разумеется, пессимистический, аргументированный по-философски, взгляд на жизнь, Вселенную и род людской. Жуткий и едкий, почти как дедушка Ленин, но по-жестче, критикан своих философствующих современников, особенно отца вершины диалектической мысли, Шопенгауэр занял свое почетное место среди первооткрывателей афористичного, то есть литературного и понятного обычному читателю стиля написания философских работ. Артур был одним из тех, кто чувствовал грядущие кризисы, выгорание Европы, открывающуюся тщетность и пустоту существовавших общих взглядов на мир, жизнь и смыслы. Оттого мало удивительна атмосфера его самой известной работы, «Мира как воли и представления», которая хоть и не стала началом некой школы или течения в общепринятом смысле, но заставила будущие поколения, в том числе и нас, внимательнее обращать свои научные и философские очи на окружающую повседневность.

Сразу скажу, что с полнейшим чистым листом в области философии вторгаться на территорию этого и любого другого философа нельзя. Не потому что Шопенгауэр, германский педант и ревностный сноб, не забывает напоминать нам в многочисленных примечаниях о том, как важно и нужно прочесть Канта, Платона, Упанишады, а также Локка, Юма, Лейбница (отмечу, как забавляют запутанные сноски друг на друга «Мира как...» и критики Канта, идущих в одном томе, которые столь спутаны советами дотошного Шопенгауэра, что не ясно, а что же логичнее прочесть из этих двух трудов сначала). Философия — это особая область знания, одну из основных элементов которых составляет ее генеалогия. История философии. Поэтому, как минимум, прочитайте томик-другой истории философии Фредерика Коплстона. Можно и Бертрана Рассела, но его изложение гораздо беднее в силу сжатости материала и иных причин (лучше читать оба взгляда на историю философии — и атеистический, и теологический, плюс другие, но по желанию). И потом приступать к базовым аутентичным источникам — диалогам Платона, работам Аристотеля, некоторым софистам, стоикам и далее. При знании основных вещей из антички, особенно Платона, можно приступать и к Шопенгауэру. Поверьте, платоновские диалоги помогут вам справиться с текстами этого великого пессимиста как никакие другие.

О чем и к чему, собственно, великий немецкий иррационалист? Поклонник Канта, Спинозы, стоической школы, Платона, индийцев (как замечает один из современных исследователей Шопенгауэра, у последнего имелся достаточно недостоверный, платонизированный перевод «Упанишад»), Артур составляет одну из последних глобальных и универсальных философских систем. Начиная с теории познания и физики, философ упрощенно доносит до нас почти не измененные взгляды Канта, говоря, что мир с его причинностью, временем и пространством есть всего лишь наш способ видения мира. То есть перед нами всегда не суть вещей, а явление их — искаженный образ, в котором суть вещи находится очень далеко от нас. Здесь же Шопенгауэр на пальцах объясняет отличие человека от животного и сущность абстрактного и рассудочного мышления (второе напрямую работает с восприятием и образами, позволяя вам творческим взглядом увидеть табуретку в куске дерева и сделать ее, а первый позволяет перевести эти образы в понятийный язык и научить еще кого-то делать табуретки). Устройство нашего сознания и тела просто не позволяет увидеть мир таким, какой он есть. Далее рассуждения мыслителя приводит нас от мира как представления к настоящему содержанию мира, вещи в себе, которая поначалу может показаться слишком отдающей солипсизмом. А именно вещь в себе — это мы сами, точнее желающее, хотящее и жаждущее, побуждающее начало в нас. То есть воля. И все в мире, живое и неживое, есть ее объективация, то есть различные проявления воли как стремления жить. И тут пригодится знание о платоновской философии, чтобы увидеть вселенную по Шопенгауэру как некую восходящую и усложняющуюся структуру к вершине в виде наиболее полного воплощения воли как стремления жить. Проще сравнить волю и материю, подчиненную ей, как цветок, растущий от света солнца. А коль все, кроме чистой воли, есть иллюзии, Майя, пелена, как множественность Платона, то все живые сгустки воли, животные и люди, равны и одинаково ценны между собой. Здесь уже начинается этика мыслителя, которая приводит нас к концепту воли как не просто стремления к жизни, но стремления к страданию. Ведь жизнь — это страдание, ибо жизнь состоит из бесконечного и утомительного утоления потребностей (страданий), которые никогда не будут удовлетворены до конца. И вообще всех нас ждет страшный и вечный конец. И тут уже включаются параллельные Будде идеи Шопенгауэра, которые включают и одну из первых атеистических интерпретаций христианства. Ибо спасение от суетности скоротечного бытия и власти требующей страдания воли философ видит в интуитивном или познавательном подходе сначала к этим мыслям, открытиям, а после к целенаправленной практике самоотречения от себя и жизни. Усмирения воли с последующим ее приручением и направлением против самой себя. Отрицания воли, которое приведет к полному аскетическому идеалу и свободе от телесности, а значит и воли. Ибо есть только материя, и по сути воля она и есть. Путь спасения, как и в «Чапаеве и Пустоте», таким образом, лежит в пути самобичевания, отказа от деторождения и переходе в Ничто. И постепенном вымирании человечества, желательно. Ну, а нам, людям простым, как добавляет в конце Шопенгаэур, остается как путь к спасению эстетический опыт временного освобождения от желающего начала воли при чтении великих произведений литературы. В том числе биографий тех, кто таки добился нирваны...

Примерно такой мне предстала главная работа Артура Шопенгаура «Мир как воля и представления». Повторюсь, что хоть данная книга и требует наличия некоторого философского опыта, тем не менее он не такой огромный, как того требует Артур. Плюс достаточно простой и красочный язык автора, хоть порой и перерождающийся в многословные с частыми повторами мысли текстовый строй, тем не менее позволяет почти любому довольно легко погрузиться в эту книгу. Напоследок скажу, что вдохновитель Ницше и Толстого был очень печальной личностью со своей сложной психологической историей, которая не могла не отразиться на его философских взглядах. Последние и его система в целом, как и многие другие, не лишены противоречий и лично для меня не до конца убедительны. Жизнь, конечно, как таковая вряд ли имеет четкий смысл. Но это не значит, что мы не можем его создать и воплотить, наделить мрачную вселенную такого пессимизма жизнью и смыслом. Человек прирожден изменять к лучшему все, включая свое социальное бытие. Но об этом писали уже другие мыслители...

«Инсектоидный тоталитаризм,

или сказка про пчелку, которая смогла!»

В отзывах здесь и на иных ресурсах упоминают некую рекламную, агрессивную, кампанию, которая и привлекла их к книге Лалин Полл. И вызвала у ее потенциальных читателей самое страшное чувство из возможных для будущего потребителя культурного продукта — чувство завышенных ожиданий. Не знаю, как других, а я наткнулся на роман благодаря «Мемориальной премии Джона Кэмпбелла». Всех ее реальных и неудавшихся обладателей я как минимум подробно изучаю, а как максимум читаю. В принципе, полноценные победители этой зарубежной и, видимо, последней объективной литературной премии по фантастике на Западе, меня никогда еще не подводили. К примеру, роман «Первые пятнадцать жизней Гарри Огаста» Уэбб я причисляю к своим любимым книгам и лучшим достижениям в жанре хронооперы. С другой претенденткой того 2015 года, Лалин Полл, все обстоит несколько иначе...

«Пчелы» — анималистический вариант классической антиутопии с элементами христианских подтекстов и эксплуатацией типичной истории о «непохожем на всех, гонимом герое, который таки стал местным мессией-мошиахом». Как мне казалось изначально, до прочтение книги, автор постарается сделать как только возможно менее антропоморфический вариант нашей обыденности, конечно, не без критики человечеков и человековых проблем, но значительно отличный от мира вокруг. Как можно более пчелиную, не человеческую антиутопию. Именно это мне хотелось увидеть, а не, пусть и более зрелые варианты старых мультиков «Дисней» о муравьях и прочих букашках. Да, да, сама по себе книга, по сюжету, героям, напряженности атмосферы и интереса от сюжета, достаточно недурна. Это не плохая литература, и даже недетская, в хорошем смысле этой фразы. Но новаторского запала и экспериментаторства маловато. Серьезно, история Флоры-717, уродливой мутации породы-уборщиц, которая родилась в трудный для не одного ее улья год, и стала вовлеченной в необычные и кошмарные для стандартизированного быта пчелок события, слишком простая и штампованная по своей структуре зарисовка. «Не родись красивой и породистой», которую не уничтожают, а ставят на различные должности повыше, для удовлетворения снобистских опытов высших каст, пока она, оказываясь по несколько раз на грани гибели, не спасает всю колонию от неизбежного конца света. Не знаю, слишком это все предсказуемо.

Ну, и под конец, выскажу еще одну мысль. В этом легком, но не примитивном и интересном в целом чтении, я углядел и совсем исчерпавший себя жанр антиутопии по шаблонам оруэлловских тоталитарных псевдосоциалистических кошмаров. Вот, все человеческие варианты их реализации, в книжках, конечно, испробованы, даже в анималистических вариациях, например, тот же «Скотный двор» Оруэлла, а теперь добрались до последней ниши воплощения классики тоталитаризма — в инсектоидные миры. Дальше, по мне так, некуда уже эти отжившие свой век идеи перевозить от одной фантастической антиутопии до другой. Давайте уже концепты критики капитализма эксплуатировать, и в принципе индустриальной цивилизации. Или новейшего, информационного капитализма, его смешения с нарождающейся имитационной демократией и ресурсами зверских диктатур... Как минимум для дальнейшего использования остаются актуальные схемы Брэдбери и Хаксли. Об этом я подробнее упоминал в рецензии на польскую альтернативку-антиутопию в виде сериала от «Нетфликс».

Таким образом, перед нами порождения последних дней старой антиутопии — чуть более взрослая сказка о пчелках с человеческими, слишком человеческими ликами. Тем не менее любопытная, и которую я посоветую при отсутствии более перспективных кандидатов для прочтения.

«Американский Апокалипсис,

или феминистический психоанализ против капитализма»

Роман британской писательницы Анджелы Картер «Страсть новой Евы» — книга непростая и явно не для всех. Особенно если вы не очень любите «политоту» и «этих назойливых феминистов». Впрочем, сама нижеследующая рецензия пропитана леворадикальным воинствующим мировоззрением и историческими ссылками, а потому тоже не обещает быть легкой. Так что либо проходите мимо, либо оставайтесь для понимания того, под каким соусом предстают романные «политота» с «феминистами» и кому книжка Картер будет интересна.

Итак, если одной фразой про сюжет, то перед нами книжная версия «Кожи, в которой я живу», только с постапокалиптическими пейзажами, но без Антонио Бандераса. Притом ароматы и картины конца веков не являются столь уж фантастическим атрибутом «Страсти...», а реальной обстановкой в самой центровой из стран центрального капитализма второй половины минувшего столетия. То, что настрой на скорые (тогда) кровавые и темные перемены имел место быть, можно учуять и по атмосфере фантаста с более знакомым российскому читателю именем — Филипу К. Дику. По таким его романам, например, как «Время, назад» с рассказом-прототипом и «Вторжение с Ганимеда», где появляются персонажи, как бы намекающие на вполне себе настоящие леворадикальные вооруженные группировки афроамериканцев. Тех же «Черных пантер» и не только. И вообще в диковских романах ощущается стилистика конца 50-ых — начала 70-ых — «новые левые», психоделическая и сексуальная революции, противостояние с буржуазным государственным империализмом, чувственная теория тоталитарной Системы, которая, как двуглавый орел, имеет две головы — американскую и советскую... Но больше в романах Дика, конечно, не политики, а откровенной метафизической, извращенной, а оттого и крутой психоделики.

«Страсти новой Евы» же имеет психотропные нотки, но они в нем не главные. Больше у Анджелы Картер сюрреализма, транслирующего реальность в гипетрофированных, готических и антиутопических акцентах на страницы ее книги. Реальные черные маоисты, новые феминистки, сексуальные секты наподобие Чарльза Менсона (привет «Однажды в Голливуде») и христианские фундаменталисты с легальными гранатометами («Противостояние в Спэрроу-Крик») в художественном универсуме преображаются в успешных, но трагичных сепаратистов, в псевдорелигиозных медицинских маньяков с амазонскими замашками, в диковатую, омерзительную коммуну одноглазого шизофреника с культей и стихами на животном языке и новые крестовые походы детей. В общем, на образы с прототипами в действительности небольшой роман Картер крайне богат. Но порнографические зарисовки, сцены непристойностей, порой доходящие до некрофилии, изнасилования и прочая бесовщина — разве не оттолкнет такое нормального читателя даже от столь интересной литературной картины? На самом деле, думаю, не оттолкнет. Вспоминаю себя, только начавшего путь читающего субъекта. Я очень щепетильно и критически относился к излишне жестоким в сексуальном и не только планах сценам. Потом, видимо, обтесался и теперь могу сказать, что все указанные мной вещи на удивление читаются... легко, без отвращения и даже кажутся красивыми. Думаю, тут явно тот случай, когда переводчик смог на должном уровне передать красоту и органичность авторского стиля. В этом красота «Страсти новой Евы» — все гадости и чернуха смотрятся в книге без выпячивания, не сознаются как пошлый эпатаж или что-то вроде этого. Все кусочки в сюжетной мозаике складываются крайне аккуратно и со вкусом. Но кое-чего книге не хватает.

Как ни странно, радикализма! История о выносящем мозг превращении мужчины в женщину на фоне разрушающейся от черных и феминистических партизан-боевиков Америки не столь леворадикальна, как могла бы быть. Слишком тут силен психоаналитический элемент, а политико-аналитический, марксистский или какой угодно другой, явно проседает. В этом вообще беда «новых левых», в том числе и современных, западных. У нас их, в отличие от «забугорий», не имелось раньше (практически) и не имеется сейчас. Молодые экспериментаторы левой мысли послевоенной Европы и Америки пробовали разные формы организации, теории, романтических идеалов. Лучше всего и раньше остальных «новичков» вышло у заслуженно легендарного Че. И вообще у всех тех, кто помнил цитату Маркса «никогда оружие критики не заменит критики оружием», получилось больше. Поэтому вооруженные герильи, даже проигравшие, как «Фракция Красной Армии» («РАФ») и иные городские (и не только) марксистские и анархистские партизанские бригады значат для грядущей (надеюсь, что все еще грядущей) Мировой Революции и подлинной справедливости и блаженства на Земле гораздо больше, чем советские партийные бонзы (отказавшиеся от необходимой передачи власти сверху вниз и ставшие современными буржуазными политиками и/или просто олигархами) и все осколочные, ненасильственные, цветниковые «общественные движения» с измененными состояниями сознания, странными (квази)религиозными увлечениями. Но, самое главное, эти недореволюционеры, реформистские митинголюбы стали защитниками шкурных интересов всех, кого не лень, но только не угнетаемого класса, имя которого почти стерлось из учебников по социологии и политологии. Ну, а про то, что они стали частью Системы, которую так силились изничтожить, я лучше умолчу. Вот и феминистка Картер хоть и неплохо рисует тогдашние кризисные Штаты, но плохо показывает причину того расползания по швам первейшей экономики планеты. Не эдиповы комплексы, не фрейдистские бессознательные тому виной! Почему хотя бы не намекнуть о социальном расслоении, эксплуатации «третьего мира» и собственного населения... Теории, теории мало. Впрочем, у «новейших левых» ее тоже маловато. И это еще одна, архиважная, проблема левого движения сегодня. Ну, и его вездесущая антирадикальность тоже.

Таким образом, могу сказать, что роман «Страсть новой Евы» достаточно экзотичен, но все-таки в меру, а красивый, лаконичный и интересный язык сделает его прочтение быстрым и увлекательным. Как я упомянул, даже самое экстравагантное содержание книги благодаря мастерству автора не кажется пошлым и мерзким. Единственный минус для меня — слабая левизна и радикальность, отсутствие некоторой теоретической глубины в явной критике капитализма с вполне себе еще человеческим лицом, но на грани перехода в неолиберальную фазу. Кстати, коль дух романа о разгульных и экстремистских 60-ых и 70-ых, с Кубой, Красным Маем и РАФ, советую статью российского социолога, политолога и просто постмарксиста Александра Тарасова «1968 в свете нашего опыта». И вообще рекомендую людям с гуманитарным духом и все еще помышляющим о загадках советского «коммунизма» и всего такого ознакомиться с научным творчеством этого исследователя. Думаю, многое откроете для себя о марксизме и Стране Советов.

Религиозная фантастика — дело нелегкое. Точнее, вся фантастика и литература в целом — не самое легкое, что есть на свете, но в жанре, целиком ориентированном на свободный полет фантазии, труд мысленного полета особенно заметен. В частности, фантастика на тему выдуманных религий. Самое сложное здесь, разумеется, никого не оскорбить.) Хотя и без самоцензурирования возможных воинственно-атеистических порывов проблем хватает. Надо создать свежую, оригинальную, с некоторым числом отсылок, но не переходящих в очевидное и излишнее заимствование, религию. Та должна интересно смотреться, соответственно, быть адекватной если и не логике формального рационального мышления человека, то хотя бы законам того мира, где эта религиозная система находится.

Благо, со всеми этими пунктами Карапапас справился. Оскорблений нет, а вот интерес читать и постигать если и не Дзен, то написанную автором реальность — есть. Перед нами мир с некоторым суррогатом, заменителем христианства у нас. Даже очень своеобразный монотеизм и черты церковной организации, которые отразились в рассказе, как бы намекают на это. Но за схожей видимостью видится и различие. В Империи верят во Всеогонь, о котором говорят лишь отрывочные цитаты, которые вскоре воспринимаешь совсем иначе. Концепция такая чем-то напоминает Пневму стоиков и гераклитовский же Огонь Логоса, но, как я узнал от автора, исток вдохновения всему этому не следует искать в античной философии. Параллельность мышления! Но интереснее вторые, нелюдские создания, которых служители культа Империи пытаются наставить на путь Истинной Веры. И тут случается подлинная неожиданность, которая лишь иногда посещает немногочисленные шедевры религиозной фантастики. Строки, которые, думалось, относятся ко Всеогню, оказались не словами о Нем. Но словами о Них.

А кто эти они и чем обернется очередной сюжет религиозного, миссионерского Контакта? Читаем!

Шоу должно продолжаться...

Жизнь русского аятоллы, советского эмигранта и российского (эрефийского) репатрианта, революционера страсти с диковинной харизмой и певца тюрем медленно, но верно подходит к концу. Поэтому (несмотря на различные громкие речения в роликах и интервью о том, что все в литературе устарело и устаревает) Эдуард Вениаминович Лимонов-Савенко не оставляет попыток оставить себя в печатном слоге. Плюс, как известно, деньги нужны как на мирскую жизнь, так и на партийно-революционную. Да и скрашивает, наверное, художнику-пророку отсутствие теплого общения отдаленные, не совсем живые проповеди с читателем. Поэтому новый год принес новую книгу — сборник лекционных («лекционных») заметок по типу «Монголии» — «Лекции о будущем». Да вот только какими бы мрачными эти «пророчества» не были, в литературном смысле переплюнуть самого себя, прыгнуть выше головы Дед Лимон не смог. Псевдопублицистика постмодернистского формата оказалась лучше футурологических изысков на старые и любимые темы Лимонова.

«Лекции о будущем» собрали штампы и чувства не прекрасного, а страшного, кровавого и дикого далека отца-основателя нацболизма. Только вот «Монголия» действительно была малым, но красивым романом с необычным, но увлекательным постмодернистским повествованием. Книгой без сюжета, но в виде веера картин из разных десятилетий жизни никудышного революционера современности. Произведением, создающим иллюзию пребывания в утомленной прожитыми годами голове слишком мечтательного бунтовщика. А «лекции» никакого эффекта не воспроизводят, ничего особого за собой не скрывают. Очень слабенькая публицистика, дряхлая и с некрепким основанием прогностика, с нарывным цитированием никак не связанных друг с другом произведений, но с повторением прошлых лимоновских идей, а самое главное — имитацией чего-то нового. Старенькая, уже набившая оскомину на языке конфета в блеклой обертке.

А разве не так? «Фишка» Лимонова в виде склонности не доверять исторической науке по вопросам хронологии никогда не впечатляла. Здесь тем более (в «Монголии», хотя бы, это смотрелось как некоторая ирония в соответствующем контексте). Новый удар по «официозщине» тоже присутствует. После посещения телеканала «Культура» Лимонов не устает говорить об устарелости и, внимание, буржуазности Маркса! Мол, «читал в 15 лет и ни черта не понял«! Ну, батенька, как бы я к вам, Эдуарду Вениаминовичу, с пиететом не относился, как бы не признавал в вас характерную и диковинную харизму, как бы не возвеличивал ваш революционный, творческий, вечно младой дух, не могу забыть про страшнейшую теоретическую безграмотность и явное отсутствие ликбезов и образованщины по очень многим вопросам. А ведь дело не просто в недоверии к истории, в презрении к Марксу и частично к марксизму, в отрицании некоторых положений и биологии (здесь — нападки на Дарвина, который, по любимому мифу креационистов, раскаялся и отказался от своих слов! и здесь тоже), и физики, но в отсутствии собственной революционной теории. Как было замечено в «Другой России» самим Лимоновым и выделено мною в рецензии на эту книгу, лидеру революционной («революционной») партии пришло в голову создать хоть какую-то программу, хоть какой околонаучный (очень «около») базис только в Лефортово. От скуки и злобы. Поэтому грешно, многоуважаемый Эдуард Вениаминович, для будущего обитателя Вальгаллы так наговаривать на истового теоретика радикальных изменений. Спасибо хоть, в этот раз обошлось без перечисления через запятую красных и коричневых революционеров и повстанцев. Но экивоки и некоторая дань уважения в сторону одного фюрера имеются. Пусть и очень незаметные. В книге обильно скомпонованы, помимо этого, «сюжеты» «Другой России» и «Монголии» по вопросам описания грядущего нового дивного мира и лимоновской мечты о России. Наконец-то, товарищи, нам дана конкретика по вопросу, какие куски Средней Азии надобно захватить для создания анархо-примитивистского, номадического, милитаризированного рая (который здесь почти не описывается, но в «Другой России», отдаю должное писателю, все же манит, привлекает чем-то). Плюс показаны детальные мазки краха всеобщего благоденствия в фашиствующие анклавы мусульман и «римлян» в Европе и Америке ближайшего будущего и людоедские мотивы грядущего для Азии и Африки. Очень много упоминаний Мальтуса, который, по мнению Лимонова, в отличие от более младых анархистских идеологов, Маркса, Дарвина и т.д. (как понимаю, и их более осовремененных вариаций), не устарел. Конечно, стоит чаще нашим исследователям прошлого учитывать демографические, по мальтузианству, циклы (как это делает многоуважаемый и действительно подкованный в научных изысканиях питерский историк Сергей Александрович Нефедов, исследуя Русскую революцию), но включать их в более обширные концепты, а не использовать как вещи в себе. Понимаете, важно не просто количество людишек, а тот исторический, а точнее экономический фон их жизни. Вот тут как раз Нефедов и правильно замечает, что аграрно-технологическая отсталость Российской империи плюс помещичье землевладение к Революции и Гражданской войне привели, но коллективизация с введением новой техники обработки земли со всякими нововведениями в других сферах революцию остановили и ПРЕКРАТИЛИ старый мальтузианский цикл. Во всяком, вывела его советская власть на новую, более высокую петлю развития, по спирали. Как делали и ранее, и далее будут делать, без всякого вырезания человечества. Пресная вода, разумеется, тема болезненная, но станции по переработке морской воды в пресную никто не отменял. А вместе с тем о воде и Мальтусе сотни слов, а о Пластмассовой Проблеме — пара-тройка. Не сотен, не десятков, просто пара-тройка. А это посерьезнее будет, на мой скромный взгляд. Ну, а с идеями о колонизации Сибири соглашусь. Даже возможно с новой столицей тоже. А вот описания постапокалиптики скорого завтра вышли крайне ненаучными, бедными в литературном плане. Все-таки в «Монголии», да и «Другой России» Лимонов срывался и писал-таки именно прозу, а не скучную публицистику. Здесь же таких срывов не наблюдается, а ценность книги стремится к нулю...

Вот такие не веселые новости о довольно спорном, противоречивом, но все-таки в некоторых книгах и их аспектах крайне интересном авторе современной России. Во всяком я его книги вообще читаю, в отличие от большинства литературы («литературы») на полках книжных, всяких именитых современников, к которым брезгливо притрагиваться. Ну, и совсем в заключении, хочется вспомнить совет Александра Тарасова (который, кстати, тоже говорит об устаревании левых революционных идеологий, но и о необходимости их преодоления созданием новой революционной теории за счет инструментария отживших) из коротенькой, но очень содержательной статьи про НБП. Лимонов, коль считает себя бунтарем и революционером подлинным, должен был уже давно уйти в подполье, а не светиться своими творческими потугами в литературе. Все-таки в делах радикальных общественных преобразований надо делать выбор — либо ты писатель, либо революционер. И в последнем случае все только для Нее, Революции, а не для пусть и очень скрытой, но услады своего эго.

Думаю, многим жителям «фантастического гетто» известен парадокс корабля Тесея. Мысленный эксперимент, который ставит вопрос о (не)возможности идентичности и тождественности объектов. Страшнейшая по значимости и сложности философская «задачка», перекочевавшая в квантовые размышления и такие произведения, как великолепный рассказ Станислава Лема «Существуете ли вы, мистер Джонс?». Но Грег Иган проделывает немыслимое. «Твердонаучник» из Австралии ставит этот парадокс в степень 2, вопрошая, будет ли корабль, наделенный сознанием, самим собой, коль он сам решает, какой будет его бревенчатая копия? В том числе выбирая не только дрова с гвоздями для своего «продолжения», но и «кирпичики» сознания, самости.

«Зловещая долина», конечно, не только об этом, но все-таки коренной вопрос видится именно в «корабле Тесея». Главный герой с говорящим именем Адам (как не только первый «искусственный человек», один из первых скопированных, но и творимый по «образу и подобию» своим оригиналом) Моррис оказывается в достаточно непростой ситуации. Он является почти точной копией одноименного человека, знаменитого и богатого сценариста, который в силу своей ориентации не оставил наследников. Но всякие двоюродные и внучатые племянники, разумеется, хотят «отобрать и поделить» неплохое состояние «любимого дяди». Но юридические и судебные баталии родственников и «воскресшего» еще до смерти Адама лишь побочная линия сюжета. Основа повествования, как я уже заметил, это вопрос о тождественности и идентичности. Адам-копия, настоящий герой «Зловещий долины», пытается понять, насколько доподлинно он скопирован со своего оригинала, «Адама-старика». Ведь далеко не все воспоминания перекочевали в синтетические мозги якобы скопированного. И дело тут явно не в старческой деменции человеческого образчика. Разумеется, подспудным вопросом идет следующий: а даже если б все сто процентов памяти, структур мозга, реакции на раздражители и т.д., и т.д. стали основной Адама-копии, равен ли он оригиналу? Делают ли нас нами только наши воспоминания (переменчивые и ошибочные, если вспомнить один из рассказов Теда Чана), только структуры нашего мозга, только взаимодействия всех этих структур или же что-то еще? Либо все вместе взятое? Может, правы радикальные психологи и представители нейронаук, что «я» и «самости» вообще нет? Даже если так, вопрос об идентичности этим отрицанием остается неразрешенным. Лично мне представляется невозможность постановки знака равно между копией и оригиналом в подобной и любой другой ситуации. Человеческое сознание уникально, и самое точное копирование не удвоит ядра такой уникальности. Это не означает веру в бессмертную душу или даже некую нематериальную субстанцию. Совсем нет. Да и вообще, как бы там ни было, а Адам-копия-Моррис со мной бы в кое-чем согласится. Ведь (спойлер!) в конце «Зловещей долины» он решается жить своей жизнью, наново создаваемой им самим. А не бытием того печального и именитого старика, которого все-таки больше нет.

Таким образом, «Зловещая долина» продолжает долгую историю игановских рассказов о проблеме идентичности и «Я», возможности его копирования, сосуществования копии и оригинала и вопроса свободы в такой ситуации. Так что читаем обязательно и мыслим, мыслим прочитанное.

«Евангелие от Человека к Человеку,

или о Борхесианском Экзистенциализме»

Тематика апокрифического, гностического христианства, мистических и причудливых, а оттого и запретных веяний в религии привлекательна. Крайне очаровательна, от чего приманивает многие блуждающие умы. Назову себя, без всякой нотки самолюбия, а с целой пьесой уважения — Луиса Борхеса. Только вот необычный по форме, но крайне органичный по замыслу (и то, и то — в рамках борхеского творчества) рассказ «Фрагменты апокрифического Евангелия» (видимо, нарочито напоминающий «Евангелие от Фомы») не об этом. Ведь мне не привиделось в этом сочинении чего-либо религиозного. Или мистического, даже гностического и любого скрытого намека в схожем русле. В намеренно противоречивых, запутанных и непоследовательных изречениях («псевдо-логионах») аргентинский писатель, на мой скромный взгляд, высказывает нечто более приземленное и на самом деле более важное. А именно свое видение идеального человека. Если угодно, авторское мнение, скрепленное опытом и житейской мудростью, о качествах и чертах человека настоящего и человечного.

И какими же должны быть эти «человечные человеки» по Борхесу? Как ни странно, именно такими, как и суждения в этом диковинном рассказе — противоречивыми, полными противоположностей, запутанными и сложными. Но точно не одномерными, односторонними и простыми. Не такими, какими нас старается сделать цивилизация. Или «цивилизация», если прочесть и другую странную и любопытную работу Хорхе Луиса — «Сообщение Броуди». Борхес кричит, не только в своем Современном Откровении, но и в каждом отдельном произведении, что человек не должен быть плоским. В нем требуется страсть и умеренность, постоянная борьба, соперничество чувства и разума, рацио и инстинктов, разнородных эмоций, мыслей, желаний и грез. Человек настоящий — человек живой сложности. Не мертвецки холодной одномерности. И вместе с тем такой человек не погребенный под идейной однобокостью фанатик. Но что еще важнее, человечность наша неизменное следствие смертности. Ибо как говорит первый логион в Евангелии от Борхеса: «Несчастны нищие духом, ибо под землей будет то же, что и на земле». Именно смерть, наша бренность может, должна и порождает наши противоречивые глубину и величие. Приятно в этой мысли полувековой давности видеть сестру собственного умозаключения. Возможно, это не шибко скромно, но если разные пути ведут к одному ответу, то он есть истина.

На том оканчиваю свою затянувшуюся мысль. Не будьте одномерными, как по Фромму и Борхесу. Любите, учитесь, страдайте, радуйтесь и живите. Просто будьте настоящими и желательно человечными. А также не бойтесь бороться за Справедливость с большой буквы. Правда, последнее отсебятина, ибо никогда не соглашусь с логией под номером десять: «Блаженны те, кто не бьется за справедливость...». Яро отрицать часть, горячо принимая целое. По-моему, вполне по-настоящему, по-человечески.

...Более об авторе, чем о его творении...

Боюсь, что буду рассуждать витиевато и многословно. К сожалению, как всегда. Но, думаю, постараюсь подобного избежать. К счастью, как и всегда.

Зато писать собираюсь лишь с искренней любовью и должным пиететом к настоящему мастеру слова. К Хорхе Луису Борхесу, аргентинскому писателю мировой величины. И сразу хочу провести следующую параллель, возможно, странную и слишком диковинную, но все же. С нашим, тоже почившим, мастером слова. С Антоном Павловичем Чеховым. Казалось бы, что общего между этими двумя пусть и великими, но столь разнородными фигурами? Что единого, кроме умения мастерить шедевры малой формы? Возможно, совсем ничего, но разве так уж и отличны их две Родины? Те общественные, географические и исторические сущности, что формирует людей, которые и творят, собственно, их сущность? Сразу извинюсь по поводу тавтологии, но намекну, что клоню в сторону моего же отзыва на роман Йена Макдональда «Бразилья». А в нем я пришел к выводу, что не так и отличны латиноамериканская эклектика людских джунглей и наши промерзлые, обширные, забытые творцом скифские степи (*)? Коль так, то в бесконечном лабиринте вероятностей и потенций судьбы двух бездонно талантливых людей не шибко различны. Возможно даже, что их реальные и альтернативные биографии стоят рядом в фантасмагорической «Вавилонской библиотеке».

Обсуждаемый рассказ мог написать только человек, пораженный любовью к литературе в самые глубины сознания. Именно им и был Борхес. Его любовь была настолько настоящей, настолько всесильной и животворящей, что она породила новый феномен в литературе. Во всяком случае Хорхе Луис стал одним из отцов-основателей будущего (и, быть может, пока настоящего) постмодернизма — в хорошем смысле этого слова. Не той волны порнографов, которые осквернили Храм Книжного Искусства и Дворец Слога, стараются искоренить, осмеять и выкинуть на свалку истории «метанарративы», содержание и смыслы. Совсем нет. Я говорю о таких же, как и Борхес, безнадежно влюбленных в книги и культуру чтения, которые пишут новые книги об этом. Жанр литературы о литературе. Добрый, уважительный постмодернизм — называйте как хотите. Именно такой создал аргентинский автор, который сам себя называл прежде всего читателем. Наверное, спустя более чем пять тысячелетий письменности и еще более веков истории рассказывания историй, каждый потенциально великий автор должен в этом прислушаться к классику двадцатого века. Быть прежде читателем, подмастерьем и одновременно вдумчивым зрителем ушедших искусных мудрецов, а только затем самому приниматься за перо (или клавиатуру, но даже я, смерд и тень тени современников стараюсь прежде браться за бумагу). Ведь «Вавилонская библиотека» лишь с виду мечта любого читателя и обиталище всех возможных писателей. Попасть в нее, конечно, можно и с помощью бесспорной нетленки, и полнейшей белиберды. Но все это лишь мутации формы. Формы вездесущей и на самом деле мертвой — как у плохого, зомбифицированного, кадаврового постмодернизма. Представленный Борхесом буквенный и многостраничный сад расходящихся троп выстроен и написан не Цюй Пэном и каким-либо живым человеком. Это лишь симулякр жизни, мертвецкий фрактал квазилитературы. У настоящей литературы все равно есть автор, творец, начало бытия любого произведения — жизнь, живой разум. Даже если он довольно иллюзорен, не совсем реален и, по сути, лишь функция Языка, если верить Ролану Барту в «Смерти автора» (но любой, кто умер, хоть когда-то жил). У борхесовского библиотечного мироздания вряд ли имеется живой творец. Скорее бесчисленные тома этой вселенной настрогал и скопировал какой-то почти божественный, но не живой роботический гигант фон Неймана и Тьюринга. Ибо творчество не есть видение всех возможных троп и избрание из них необходимых. Истинное творческое создается без этого взгляда в квантовые возможности. Слепо, но чисто, с мыслью (верой) о новизне. Самим тобой, даже если ты создаешь нечто уже бывшее в мире. Но, как сказал другой современный классик, Эдуард Лимонов, самое главное, что ты сам к этому пришел.

Так что в итоге? Перед нами один из множества удивительных рассказов Луиса Борхеса, который, на мой взгляд, некоторые могут воспринять превратно. Не так, как должно. Человек, родившийся в удивительной и самой эклектичной, синкретичной, лоскутной красоты части света, любивший хорошую литературу, в основном живший именно в книжных мультивселенных, писавший эссе и статьи о примате содержания над формой, не мог воспевать библиотеку, схожую с Вавилонской. Искусственную и на самом деле пустую. Высчитанную холодным интеллектом, а не сотворенную душой. Есть большая разница между написанным в нашем времени «Вишневым садом» Чехова и созданной из вероятностного океана его копией на невозможных полках мира Борхеса. Но разница между двумя творящими душами, аргентинской и русской пород, гораздо меньше. Поэтому не так удивительно, что их взгляды на божественное не так разнятся. Гностицизм Хорхе Луиса, огромная пропасть между неверой и верой у Антона Павловича... Свободолюбие... Тяга к справедливости... Тяжелая участь двух далеких друг от друга отечеств, но столь сходных! И, конечно, чудные, живые и красивые рассказы, которым место на настоящих полках, а не в ужасающей и отталкивающей Вавилонской библиотеке...

Пора бы найти библиотеку не вавилонскую и постмодернистского кадавра, которая по-библейски обречена на распад и гибель. Нужно найти сияющий творческой новизной и живым духом книжную карманную вселенную. Но лишь с наступлением состояния постпостмодерна, которое предрек и Борхес в том числе. Настало время творить новые, собственные истории, а не воспроизводить комментирование старых.

П.С. Разумеется, последний мой конкурсный рассказ, как и в прошлый раз не самый удачный, был в чем-то вдохновлен именно Борхесом с его кафкианской книжной галактикой...

(*) — как сказал Антон Павлович в «Из Сибири», точнее процитировал, пусть даже и не о всей России, но: «Примерно, у нас ... нет правды. Ежели и была какая, то уж давно замерзла. Вот и должен человек эту правду искать.» Конечно, вырвал из контекста, но на то есть оригинал! Читаем не только зарубежных классиков, но и своих!

Уникальный, на удивление гармоничный и живой самобытный роман. Философский роман.

Все-таки жанр романа философского дает необычный творческий разгул. Бескрайнюю писательскую вольницу. Правда, делание подобного произведения отягощено и небывалой ответственностью. Ведь необходимо создать такой романический сюжет, в котором сочетались бы и понятные для самого широкого круга читателей философские рассуждения (то есть лишенные академической зауми с многочисленными категориальными симулякрами), и интересное для него же повествование с яркими героями. И подобное равновесие любви к мудрости и литературного созидания в «Дзэн и искусстве ухода за мотоциклом» у Роберта Пирсинга получилось на ура.

Поначалу кажется, что писатель слишком просто и топорно подходит к делу сплетения философского трактата и художественной работы. Ведь весь «Дзэн...» выстроен по схеме «абзац художественного повествования — абзац философских дум — абзац художественного повествования — абзац философских дум плюс воспоминания о Федре и т.д.». Но как филигранно такой, казалось бы, подход в лоб выстроен! Как органично, естественно и отнюдь не неуклюже такой текст читается и ощущается! Да, под конец лично мое читательское любопытство сузилось до философических отрывков. Но про житейские, мирские эпизоды я не забывал. А заостренность на мудролюбивых кусочках у меня связана лишь с моей обострившейся в последнее время тяге к философии, да и остальной всякой публицистике. И вовсе такое не означает, что у Пирсинга не удалось художественное в романе. Совсем наоборот!

О чем же, собственно, книга? И как реалистическая литература, и как философское измышление, она о жизни. В самом широком смысле слова. О семье, бытие, здравомыслии, нормальности, искусстве, науке, познании, смыслах. Обо всем и понемногу, но в целом о жизни и о бытие. Очень интересно происходит связка этих двух совокупных тем. Через очень удачное раскрытие тайны прошлого Пирсинга, то есть его литературного героя. Да-да, речь идет о стертой личности, Федре. Именно Федр связывает семейное роад-муви и философские заметки автора. Очень интересное и увлекательное описание этих мыслительных экспериментов и заметок. Идея Качества (Дзэн, Будды) крайне интересна. Красиво выглядят эти мыслительные перетекания от дихотомии классического (научного, механистичного) и романтического (искусство) мышления к понимаю Качества как Первопричины бытия и реальности как таковой. И не зря я еще в середине романа уловил нечто схожее между миром Идей и Благом Платона и концепцией Пирсинга. Потом он сам об этом говорит, правда, чертя различия между собой и древним греком. Да и сама история Федра (героя), биография Пирсинга. От юного ученого к восточному философу, учителю риторики и сумасшедшему, который покачнул фундамент рационального дуалистического мира. Интересны, интересны все эти мысли и попытки совместить искусство и науку, творчество и механику через заглавие романа. Идею о том, что во всем надо искать возможность к совершенству. Например, в заботе о своем мотоцикле, к которому надо подходить и с позиции механического, но и творческого мышления, которые суть стороны одной и той же медали. Но вместе с тем смущают такие «грешки», как «отсутствие Качества в СССР», «открытие шарообразности Земли лишь при Колумбе» и «греческая яркая культура была мимолетной вспышкой между темнотой первобытности и темнотой Средневековья». Тут хочется сказать «м-дааа» и посетовать на недостаточную эрудированность автора, но все знать невозможно. А к Качеству, Благу, Абсолюту и Дзэну стремится надо!

Читаем и любуемся американским «Так говорит Заратустра».

Есть люди, с которыми ты хочешь встретиться при жизни. Они — писатели, философы-ученые, актеры, режиссеры, прочие деятели мысли. Хочется увидеть их в живую, пожать руку, присесть за скромненький деревянный столик теплым вечером и поговорить... Да о чем угодно. С Людьми с большой буквы можно говорить о всем возможном, при этом всегда получая истинное непритворное удовольствие. К сожалению, эти люди так же стареют, как и мы, быстро переходя в иную группу — тех, с кем бы хотел встретиться при жизни, но их жизненный путь уже оборвался.

Именно к этой второй группе с недавнего времени стала относиться Урсула Ле Гуин — писательница и женщина, не побоюсь этого, мыслитель и феминистка, деятельностью и личностью которых можно и нужно гордиться. Именно эта американская создательница удивительных миров с нечеловеческими цивилизациями с вполне человеческими проблемами и вопросами морали и прочих ценностей масштабов вселенной, да и просто душевных, как сейчас их модно обзывать, «ламповых» историй, приложила свою руку к написанию одного из моих наилюбимейших романов — «Обделенных», которые безусловно повлияли на мое мировоззрение. Чему, к слову, я безмерно благодарен. Ее книга об удивительно реальной безвластной утопии стала для меня вершиной ее творчества, ее опус магнум, за который я и буду ее помнить и благодарить.

Но и сборник рассказов и повестей «Роза ветров» от Эксмо из серии «Вся Ле Гуин» доказывает, что Ле Гуин далеко не автор одного романа и даже двух известных циклов, а также шикарная фантастическая романистка. В ее портфолио можно найти чудеснейшую и многочисленную, разнообразную и диковинную малую прозу, от реализма мейнстримного характера до ее обычных, но от этого не менее великолепных фантастических рассказов.

Расширенное собрание сочинений Ле Гуин от Эксмо включает в себя в том числе и первые шажки начинающего автора в профессиональной стезе, в основном, что абсолютно нормально, не шибко развернутые и с мятым, каким-то куцым финалом. Порой некоторые новеллы кажутся какими-то пустыми, обделенными глубиной чувственных переживаний — но какая разница? Это же Урсула, пусть и ранняя, творящая опытным путем проб и ошибок будущие штрихи к своим шедеврам. Как большим, вроде «Обделенных», уже названных, и «Левой руки тьмы», так и объемом поменьше, по примеру «Слово для «леса» и «мира» одно». Поэтому простить любые огрехи тут, по мне так, можно.

Но наличие не самых удачных и бледненьких историй не говорит о том, что в «Розе ветров» нет достойных вещей! Постараюсь на свой скромный, непрофессиональный и любительский взгляд их выделить. Первой такой вещью стал рассказ «Поле зрение», где сразу выделяется красивое фантастическое допущение, которое общей тематикой и развитием сюжета роднит его с романом Хайнлайна «Чужак в стране чужой». Философская зарисовка в виде «Те, кто покидают Омелас» тоже заинтересовала, но не особо. Следующим выделившимся мазком пера Урсулы стал еще один рассказ с мощным по полету фантазии допущением под заглавием «Автор «Семян акации» и ...». Наверное, в плане оригинальности и фантастической проработки одно из лучших произведений сборника и вообще у автора. Неплох отдающий латиноамериканским магическим реализмом диптих «Две задержки на Северной линии», но более ярким оказался следующий рассказ — «КН». Ироничная фантастическая проза о пределах адекватности сегрегации и селекции, собственно, адекватности. И, наконец, приблизились к бриллианту этого сборника — «Дневникам Розы». Да, в чем-то повесть с классическим антиутопическим антуражем — антидемократическое, тоталитарное, с мощной идеологической пропагандой и, видимо, социалистической/коммунистической диктатурой (как не назови, а все равно... кхм), государство, где инакомыслящие подавляются не только с помощью расстрелов и гулагов, но и с вмешательством электрошоковой терапии. Но у Ле Гуин вышла красивая история о любви, выборе, свободе, красоте внутреннего мира, личности и мысли. Очень человеческая, трогательная, захватывающая и чертовски реалистичная. В чем-то рассказ контрастирует и полемизирует, разумеется, в рамках моей головы с недавно прочитанным у Грега Игана «Chaff», доказывая, что изменить себя и стать другим, начать мыслить по-другому можно и без всяких имплантов с вирусными биотехнологическими наркотиками. Обязательно к прочтению всем, в особенности поклонникам писательницы. Сильными и обаятельными оказались и истории, рассказанные в «Изменить взгляд» и «Сон Ньютона» — рассказах, схожих в некоторых элементах антуража, национальности главных героев, а также определенных посылах, пусть и финальные строки приводят к противоположным выводам и выходам из общих сюжетных завязок. Неплохи и «Тропки желания», «Лабиринты», «Сур», но следующим достойным выделения из общего ряда, на мой взгляд, является рассказ «Камень, изменивший мир» с вновь интересным и нечеловеческим в плане культуры и основ цивилизации миром. А последними значимыми для меня вещами стали «Стоя на своем», «Существа, о которых я часто вспоминаю» и, наконец, «Старшие» — мистико-фэнтзийный и мрачный рассказ о своеобразной жизни после смерти, будто списанной с какого-то древнего забытого мифа кельтов или других древних обитателей Европы. Метаморфозы, которым бы позавидовали Кафка и Брэдбери (последний — «Превращение», в принципе, как и первый).

И что можно сказать после этого беглого разбора творчества этой прекрасной женщины? Наверное, лишь покойся с миром. С миром, на самом деле, которому можно позавидовать — достойная жизнь, семья, дети, творчество, признание и память, как мне думается, на века. Преклоняюсь, почитаю и продолжу читать — благо, что библиография Ле Гуин не только замечательна, но и обширна.

Я иногда поражаюсь...

О, нет, я не стану вновь распинаться в критиканстве над царефилами, суперантисоветчиками, игнорированием исторических фактов и логики; обелять «красных», защищать Ленина и «есть такая партия!» (с), Красную Империю и, упаси Господь, если он есть, товарища Кобо. Надоело заниматься этим на преимущественно фантастическим ресурсе и изображать из себя Птицу-Говоруна. Хватит это терпеть, хех. Тем более уж странно порою мне самому ощущать себя в роли адвоката пусть и не Дьявола, но явно системы и идей, мне не близких. Не соприкасающихся с моей внутренней основой, которая именно за «Свободу, равенство и братство!», а не за централизованную и бюрократизированную диктатуру, пусть изначально все и не должно было быть совсем так...

Продолжая оборвавшуюся начальную вступительную фразу, я поражаюсь порой тому, насколько сильными в проницательности бывают классики. Особенно русские (российские). Особенно про Россию и ее извечные «что делать» и «вечные проблемы». Действительно, наша странная ментальность и русская душа. Хах, особый путь, особая судьба. Или же особенный культурный код, матрица, самостийная и исконно наша государственность, ее шаблон, который и выстраивает нашу историю, наше общество, наш дух и ум. Ведь как еще можно объяснить то, что Константин Дмитриевич Бальмонт как в воду глядел? Лиричный психоисторик! О чем я? Да просто поменяйте в бриллианте «Песней мстителя», в стихотворении «Наш царь», несколько слов-маркеров и сочетаний их на подобные же, но относящиеся уже не к увековеченному в лике мучеников Николаю Кровавому, а к первому президенту недавней еще РСФСР, за вычетом трех букв и n-количества населения, ресурсов и надежд. Первая Чеченская, расстрел Белого дома, «берите суверенитета, сколько сможете»... Да, эшафота не было, но в метафорическом смысле он-таки состоялся — гильотина истории, общественного, НАРОДНОГО мнения и бутылки была. Да и не к одному ему данный шаблон-стих можно подставить.

Надеюсь, наша, да и мировая последовательность повторяющихся образов когда-нибудь прервется. Надеюсь, когда-нибудь уже не понадобятся эшафоты, не будет Цусим и Мукденов, расстрелов и казней, а талантливым обличительствующим поэтам вроде Константина Дмитриевича будет другое занятие.

«Если Вселенная бесконечна действительно, значит есть куча копий нашей планеты...»

«Бразилья» Йена Макдональда — сплав детектива, романа-квеста и дивного квантово-метафизического киберпанка в крайне красивых и экзотических мультикультурных пейзажах Бразилии разных эпох. Столь разных, что они кажутся иными Вселенными, иными Реальностями, отделенными в квантовом мировом древе точками бифуркации. Или так оно и есть? А может быть, все еще сложнее.

«Где-то сейчас происходят те же события, копия меня пишет копию песни этой...»

В этом романе Макдональд смог создать три независимые сюжетные линии, якобы и одновременно с этим на самом деле располагающиеся в разных временных пластах истории Бразилии, одинаково интересные, колоритные и наполненные отсылками и сносками друг на друга таким образом, чтобы быть грамотно объеденными в самом финале данной книги. Получилась довольно сложная и закольцованная структура под обложкой квантовой многомировой интерпретации с мазками иллюзорности даже такого бытия. Но самое главное у автора получились живые, разные и столь не похожие друг на друга герои, но все-таки схожие в главном — они люди, которые просто хотят жить обычной счастливой жизнью в этом дико странном мире, который постепенно заполняется их загадочными двойниками, ножами, разрезающими саму ткань пространства-времени и организациями на подобие азимовской «Вечности» или бэнковского «Концерна», с маниакальным желанием сохранить статус-кво мироздания по своему усмотрению.

«Если вселенная бесконечна и в правду, то прямо следует из этого факта, что ты точно так же ждешь когда я вернусь обратно, где-то там в глуби далеких галактик...»

Но, наверное, главный герой книги не паренек Эдсон из недалекого киберпанкового будущего грез Большого Брата с пристрастием мнить себя Билли Миллиганом, не медиа-бизнесгерл из настоящего Марселиа Хоффман, которой, видимо, очень не хватает обычной любви, а не славы с успехом, и даже не иезуит-монах с темным прошлым Льюис Квинн вместе с французским ученым нового времени Фальконом, а само место действия всех событий романа — Бразилия. Когда-то колониальная мозаика европейских государств, потом существенная часть огромной империи, потом сама империя и наконец независимая республика, но все с теми же фавелами, синкретическими религиями на стыке христианства и язычества с Богоматерями-Чего-Угодно, смешением всех рас и национальностей в южноамериканской версии мультикультурного плавильного котла и, что самое главное, всенародной любовью к футболу. Как сказал (не совсем прямая цитата) один российский известный деятель искусства и не только, если Россия литературоцентричная страна, то Бразилия — футблоцентричная. Да и разве в этом лишь «центризме» вокруг чего-то одного и наплевательское отношение ко всему остальному наше сходство? Майкл Суэнвик говорит о сходстве Америки Штатовской и нашей Родины, а вот Макдональд, по-моему, показывает схожесть судеб нас и южноамериканских братьев. Ведь от Бразилии в одноименном произведении Йена зависит будущее не одной Реальности и Вселенной, а вот свой собственный путь найти и выстроить, как и всегда, гораздо сложнее...

«То есть не ты конечно, а твоя копия и не меня, а мою копию, конечно, если, конечно, все это не утопия и вселенная действительно бесконечная!»

В итоге Макдональд создал очередной шедевр наподобие «Новой Луны». Только это не романтическая ода первооткрывателям и строителям новых миров (хотя в финале романа...). Это история одного очень интересного места на Земле в разных временах, в разных версиях мира, в разных лицах, с нелегкой и запутанной судьбой. Это история, которая в чем-то схожа с «Дарвинией» Уилсона, Макдональда же «Ночью всех мертвецов», а в чем-то и с «Бесконечным убийцей» Грега Игана. Да и с целым рядом других фантастических и постмодернистских работ, ведь она ставит ставит уже довольно старый и классический, практически риторический вопрос, о том, что есть реальность, а что есть иллюзия, и если иллюзия так уж неотличима от реальности, то есть ли между ними в таком случае хоть толика разницы? И в таком случае что может быть целью существования маленького иллюзорно-реального разумного существа в одном из этих бесконечных мирков? Осознать все это или самому стать творцом? Возможно, с большой буквы, и, конечно, только возможно, еще одной неповторимой и эклектично прекрасной Бразилии.

(Цитаты: слова песни Noize MC «Вселенная бесконечна»)

...Чайна Мьевиль... Парень со странным именем из Британии. А если забыть про это, то кто он вообще такой? Фантаст, «новый странный», социалист-троцкист и просто интересный и оригинальный писатель.

Как и для многих, для меня он долгое время оставался именно романистом. Автором «Посольского города», «Рельсов», «Города и города», а также других произведений, которые я еще не успел прочесть из его творчества. Каждый его роман уникальный, оригинальный и атмосферный. Каждая книга так или иначе поднимает либо остросоциальные темы, либо общечеловеческие и вечные, либо все вместе и сразу. И везде чувствуется самостийный авторский стиль на рубеже и стыке нескольких жанров, между которому у писателя с довольно необычным именем получается гладко переходить. Но это большая проза. А не так давно в русскоязычном книжном пространстве появились и два сборника его малой и средней прозы — «В поисках Джейка» и «Три момента взрыва». О составе первого и хотелось бы рассказать.

Говоря о данном сборнике в целом, наверное, сразу стоит выделить две вещи. Первая — отсутствие тех глобальных тем, что бытовали в романах Мьевиля. В этих рассказах не найти проблемы человеческого равнодушия, завернутой в метафору двух не замечающих друг друга городов, как было в «Городе и городе» (на данный момент, лучшем для меня романе Чайны). Или вопроса взаимосвязи языка и реальности, знаковых систем и мироздания, их взаимном влиянии друг на друга («Послоград»). Максимум в рассказе «Самое время» в утрированном и ироничном варианте показывается победный шаг капитализма по европейской культуре. И показано это довольно неплохо. Второй момент, который хочется отметить, это общая концепция концовок. Почти во всех произведениях в сборнике «В поисках Джейка» автор выбирает открытые финалы и недосказанность. Но далеко не во всех случаях такая стратегия работает в лучшую сторону.

Более всего из всей книги приглянулись две вещи, написанные в псевдоэнциклопедическом (псевдодокументальном) стиле, который у Чайны Мьевиля получился очень здорово и реалистично. Это рассказы «Статья из медицинской энциклопедии» и «Отчет о неких событиях в Лондоне». Самые лучшие элементы всего сборника, с лучшей передачей чисто «мьевильской» мрачной и таинственной атмосферы и безумных фантастических допущений. Слова, катализирующие образования червеобразных существ в человеческом мозге, и целая экосистема из телепортирующихся улиц... Черт, вот он, настоящий Мьевиль!

Чуть-чуть ниже в моем образовавшемся личном топе идут рассказы в классическом повествовательном стиле — «Детали» и «Победа над голодом». Первый более мистический, второй чуть ли не реализм чистой воды (разве что концовка ставит вопрос над его жанровой характеристикой в данном случае). Безусловно, история в «Деталях», «новая странная» и приглянулась мне чуть более, чем «Победа над голодом», но в последнем случае поднимается остросоциальная проблема.

Далее идут несколько вещей, которым чуть-чуть не хватило до чего-то большего. Не дотянули, не вытянули. Где-то отрытый финал явно лишний. Это «Основание», «Разное небо», «Фамильяр», «Посредник», ну, и «Амальгама». Последняя, повесть, вышла какой-то слишком сумбурной, хоть и вполне «новой странной», но по мне так ей бы хватило и формата обычного рассказа. Остальным, в основном, как по мне, помешала не достаточно сильная концовка.

А в последнюю очередь выделяю «Игровую комнату», «Джек», «В поисках Джейка» и «По дороге на фронт». Первые три элементарно сырые, а «Джек» как-то и вовсе не выглядит раскрытым и полным. Видимо, читать его в отрыве от цикла нельзя. «По дороге на фронт» совсем не понравился. Как-то и вовсе ни о чем, и графический Мьевиль — это явно не то.

Вышел вполне себе средний сборник рассказов и повестей, со своими сильными и слабыми сторонами, из которого можно сделать довольно четкий вывод — Чайна Мьевиль в качестве автора крупной прозы явно лучше, нежели чем в малой и средней.

Рассказ Грега Игана «Йеюка» в чем-то напоминает его более раннюю работу — «Сестер по крови». Тоже мир недалекого будущего, прогресс в медицинских технологий, сюжет, крутящийся вокруг эпидемии некоторой болезни (ее название и вынесено в заглавие произведения) и не самой справедливой деятельности мед-корпораций. Плюс трудность отнесения данного произведения к общей книжной вселенной рассказов Игана, где есть устройства для перепайки мозгов и «Ндоли»-жемчужины (хотя, возможно, следуя материалам и данным Вики, посвященной творчеству Грега, это две разных вселенных; а возможно, по моим наблюдениям, что и одна, к которой еще и «Диаспору» можно отнести). Да и некогторые эмоциональные оттенки «...сестер» и «Йеюки» также схожи.

Но теперь о самом рассказе. Близкое будущее. Мир, возможно, очень близко подошедший к порогу Технологической Сингулярности. Мир, где рак, во всяком случае в наиболее цивилизованных и развитых частях планеты, уже побежден. Мир, где ускорение научно-технического прогресса дошло до такой степени, что теперь не только работа кассиров или грузчиков стала пережитком прошлого, но и хирургия с большей частью прикладной медицины почти целиком отошла под волну массовой автоматизации всего и вся. Главный герой, хирург-онколог, не сильно желает перейти в личные врачи-бездельники какого-нибудь айтишного богача, из-за чего решается уехать на пару месяцев в Уганду — одну из тех бедных и переселенных стран, куда блага прогресса дойдут еще не скоро, чтобы воспользоваться, возможно, своим последним шансом своими руками вырезать реальную опухоль. Исполняя свою мечту и более удовлетворяя свое эго, нежели служа клятве Гиппократа, герой знакомится с реальной ситуацией в этой стране и в итоге начинает понимать, что подобное развитие эпидемии вируса «Йеюка» не случайно. И есть реальный способ остановить болезнь. Сможет ли он пойти на настоящие жертвы, чтобы исполнить свой истинный профессиональный и человеческий долг?

Вновь бродя по полкам отечественной современной фантастики в поисках чего-либо достойного, наткнулся на что-то стоящее. Этим чем-то стала книга нового для меня писателя Олега Дивова «Выбраковка».

Вновь произведение российского автора о России. Ее проблемах, извечных, надо сказать, народе, который не может определиться не то что со своим будущим, но даже и с прошлым. О пути, по которому может снова пойти наша многострадальная страна, который как всегда начнется с трехкратного всенародного «ура!», аплодисментов, вездесущей радости, а закончится... Как всегда. И опять по новой.

Вновь антиутопия. При том же антиутопия с двояким отношением, пусть и с однозначным заявлением Дивова, который вполне однозначно «против». С двояким именно со стороны читающей публики, которая поняла и приняла книгу писателя очень своеобразно, найдя в ней пророчества о пришествии новой и справедливой утопии, Рая на Земле Русской, в очередной раз путая признаки и черты «рая» и «ада». Такое в недавнем времени я видел только в отзывах и комментариях к роману «О дивный новый мир» Хаксли, в чьем тоталитарном и античеловеческом обществе тоже некоторые индивиды смогли узреть утопию.

И пусть эта книга вновь российская (местами затянутая, со своими литературными изъянами), вновь о России, вновь антиутопия, коих я прочитал и обсудил уже множество, «Выбраковка» не показалась мне скучной, вторичной; не оттолкнула меня от прочтения. Ведь темы, поднимаемые в ней, животрепещущие и наиважнейшие для нас и для меня конкретно. Ведь темы эти о нас, о нашем будущем, прошлом. О том, как мы до сих пор не можем, иногда не хотим, понять, кто мы. Почему мы когда-то свергли ордынское иго, боролись и освобождали всю Европу от Наполеона и Гитлера, почему падали в огонь хаоса и революций столько раз и без особых результатов, и так часто пытались стать другими, лучше, но лишь возвращались к старым своим формам. Много вопросов, много ответов, иногда заводящих некоторых в слишком опасные дебри, прямиком к радикализму что религиозному, что правого национального толка. И все мы при поиске ответов забываем, что они никогда не могут быть простыми и легкими. Однозначными. Мы забываем, что Россия, такая разнообразная, большая, многонациональная/-конфессиональная/-язычная базируется не на простых ответах и решениях. Именно поэтому эта странная, но такая родная для нас страна до сих пор и существует. Наши предки приходили к сложным ответам, ища точки соприкосновения между самыми разными полюсами и сторонами мнений. И наши попытки выкрасить какие-то определенные фигуры и периоды собственной истории только белой или черной краской ни к чему хорошему не приведут, как и попытки перенести какие-либо из этих исторических формаций целиком и полностью на нашу современность. Поэтому «Выбраковка» пусть и привлекательная в чем-то и для многих, вполне возможная в недалеком будущем в том или ином виде, опасна для России. Ведь она предоставляет простое и тем очень страшное решение. Преступность, коррупция, национальные ОПГ, межнациональные конфликты, домашнее насилие, пьянство, наркозависимость, попрошайничество... Зачем повышать уровень жизни, проводить социальные реформы для решения и изничтожения сути, причин этих бед, когда можно просто признать их носителей ВРАГАМИ НАРОДА, НЕДОЧЕЛОВЕКАМИ, выбраковать их, лишить гражданских свобод, а потом либо расстрелять, либо отправить в лагеря? Разве плохой вариант? Для многих, к сожалению, очень приемлемый. Многие из нас могут видеть справедливость лишь с кулаком, лишь вне законности, которая таки, соглашусь, ее лишь отнимает. Мы до сих пор испытываем жажду омыть кровью собственную страну и руки, видя лишь в данном варианте ее и собственное очищение. Мы до сих пор испытываем чуть ли не сексуальное влечение к сильной, авторитарной или тоталитарной, несменяемой и вечной власти. Могучего лидера, вождя народов. А когда мы в этом разочаровываемся, подходящего варианта никогда не находится и становится лишь хуже. Вспомнить что Временное правительство, что демократов из 90-ых и нулевых. И так мы и живем, в круге, который начинается преклонением перед кровавым диктатором, подходит к разочарованию в нем и приходу к более свободному и мягкому режиму, который неизбежно рушится и приводит народ к очередному этапу разочарования и к новому вождю.

Когда мы выберемся из этой петли похлеще временной (темпоральной)? Возможно ли это в принципе, или это наша Судьба, Рок, Фатум? Вполне допускаю, что подобное брождение по одной и той же тропе, почти как в исторической концепции А.С. Ахиезера, и есть наша цивилизационная суть, потеряв которую мы по-настоящему и уже навсегда исчезнем и погибнем. Но я верю в другое. В то, что когда-нибудь, надеюсь, скоро, мы, имея в виду народ нашей страны, перестанем бросаться из одного тупика истории в другой. Перестанем доверять что корпоративным демократам, которые давно и сами забыли и забили на ценности демократии, что лидерам с вождистскими наклонностями. Что в итоге мы найдем свой истинный и счастливый путь, в котором не будет места национализму, антисемитизму, диктатуре, произволу, бедности, голоду и всякой прочей несправедливости. Но это уже совсем другая история...

Предпоследний оцениваемый мной рассказ Игана из «Аксиоматика» без определенной привязке к какой-либо из его условных литературных вселенных, но и без этого довольно интересный. Пусть и несколько коротковатый. Снова недалекое будущее. Мрачное будущее. Экологические и техногенные катастрофы, разрастание озоновых дыр, эпидемии в бедных странах третьего мира. Перенаселенная Австралия чересчур постиндустриального общества, где работы для обычных людей остается все меньше и меньше — автоматизация всех сфер трудового рынка, как-никак. Заурядная семейная пара, работающая в последних нишах умирающей сферы услуг. Ничем не примечательная, но лишь до того момента, пока им не посчастливилось выиграть баснословную сумму денег в государственной лотерее — несколько десятков миллионов долларов. После того, как они построили себе дом, помогли родителям и друзьям, чуть более половины суммы все равно осталось. И выбирая вариант ее использования, двум молодым, но очень богатым людям предлагают помощь в зачатии ребенка. Ребенка, который сможет стать практически сверхчеловеком с возможностью становления спасителем человечества от всех его бед. Насколько же правильны подобные манипуляции с генами? Отбирать свободу, пусть и иллюзорную, во благо всего рода людского? Да и захочет ли тот, кого нарекли будущим чуть ли не Мессией, выполнить свою роль? А если и так, каким образом он это сделает? Небольшое и интересное произведение Грега Игана, которое напоминает своим основным поворотом сюжета некоторые произведения из числа фантастики об ИИ, или такие книги, как «У меня нет рта, чтобы кричать» Эллисона и «Цветы для Элджернона» Киза (с некоторой натяжкой).

Один выдуманный писатель из вполне реального и популярного сериала настоящего времени сказал: «читатели запоминают лишь концовку книги». И с этим трудно не согласиться. Как бы автор не старался, каким бы интересным не было повествование книги, какими бы продуманными и живыми не вышли ее герои, как бы ты им не сопереживал, какими бы идеями и красками не было пропитано произведение — все пропало, если финал сорван, упущен, невнятен и безвозвратно испорчен. Так пали уже многие творцы и их творения (ну, по крайней мере, в моих глазах, да и не только в моих), вроде «Эволюции» Бакстера, «Звездной реки» Бира и многие другие работы что фантастического, что мейнстримного толка.

Не могу сказать, что эта книга Станислава Лема, «Рукопись, найденная в ванне», плоха на концовку. Не то чтобы, но именно это произведение пана мне понравилось не целиком — лишь пролог. Самое начало, первая часть романа. Первые страниц тридцать, за которыми идут еще две сотни с лишним — вторая часть, основа книги. Но именно те первые странички, пролог, введение, якобы написанное людьми будущего, мне приглянулось больше всего. И опять же не из-за того, что все остальное вышло плохим. Просто не столь качественным, как в начале, где вкратце, но очень ярко подается пародия на нашу (ну, скорее середины двадцатого века) реальность, наше устройство мира, которое мало чем изменилось в лучшую сторону со времени написание этой книги. И после столь впечатляющего вступления идет чуть менее впечатляющий основной сюжет, разительно отличающийся от заявленного. И от того самого начала, ведь далее идет абсурдистская пародия с элементами сюра и психоделики на спецслужбы, шпионаж и контршпионаж, шифрование и всю прочую скрытую часть работы государственной машины. И эта большая часть книги тоже подана хорошо, но не настолько, как пролог. На мой скромный взгляд.

Таким образом, на выходе имеем необычный, и вместе с тем вполне узнаваемый по почерку роман Станислава Лема, где великолепное начало несколько контрастирует со средненьким концом/основной книгой. Но по мне так пролог с запасом вытягивает всю книгу.

Отзывы и мнения о романе Тимура Вермеша «Он снова здесь», как можно заметить, разделились примерно на две равные части. Первый из этих кластеров оценивших, к которым отношусь и я, считают данное произведение как минимум неплохим и сильным социальным памфлетом с целым списком плюсов и прочих достоинств. Другие же прочитавшие данную работу современного немецкого писателя считают ее не очень понятной и внятной, по крайней мере для нашего и любого другого читателя, если родом он не из Германии. И в этом отзыве, который я уже как месяц пытался взяться написать, мне хочется постараться опровергнуть второе мнение об «Он снова здесь», ведь книга эта не только политическая и социальная сатира на сегодняшнюю ФРГ, а памфлет о всем нашем мирке под названием «Земля, 21 век».

Уже сама аннотация данного произведения Вермеша дает понять, что перед нами как минимум книга необычная. Оно и понятно, когда главным фантастическим допущением в этом в целом реалистическом произведении выступает неожиданная транспортировка некими неведанными силами фюрера Великой Германии, Адольфа Гитлера, из его уютного бункера 1945 года прямиком на спортивную площадку в центре Берлина нашего столетия. И в такой крайне неожиданной ситуации экс-фюрер де-факто и де-юре, который и является главным и единственным рассказчиком в «Он снова здесь», не теряется и ведет себя как истинный солдат с аналитическим складом ума. Он начинает по-тихонькому, шаг за шагом, узнавать о новом мире и новой Германии всю возможную информацию, попадая при этом во всевозможные анекдотичные и прочие ситуации, пропитанные отменным юмором с налетом иронии и сатиры. Последнее вместе с замечательными диалогами книги, также очень смешными и запоминающимися, и, конечно же, живым языком и повествованием, от которого не оторваться, делают эту книгу очень качественным и продуманным произведением. Но это лишь обертки основной, как мне показалось, идеи книги, которая вовсе не концентрируется в чудесном появлении Гитлера в нашем времени. Это, как и юмор с сатирой и отлично проработанными персонажами романа, лишь способ донести более глубокие смыслы до читателя.

И основная мысль данной работы Тимура Вермеша, то, что он хотел нам показать, это наш же мир. Не только Германия или даже Европа, а и Штаты, и Россия. Вся современная цивилизация, современное состояние человеческой культуры и различных сфер жизни общества. И да, понятное дело, что писатель хочет показать нам наши проблемы, возможные угрозы обществу и его слабые места. И, разумеется, понятное же дело, что на все это можно ответить: «напрасная паника; ничего, каждое старое поколение думает, что новое, приходящее ему на смену, хуже, слабее и т.д., чем прежнее: но мы-то явно живем лучше, дольше и счастливее, чем раньше, да и научно-технический прогресс идет все дальше и дальше». Это, конечно, так, но того факта, что цивилизованное человечество наших дней запуталось, исключать нельзя. При том же запуталось сильнее, чем раньше, ведь мы сегодня действительно не знаем, какие ценности — истинны. Или хотя бы правильны. Мы не можем понять собственную историю, то очерняя победителей, то восславляя проигравших, и продолжаем рыться в недалеком и далеком прошлом, стараясь разглядеть будущего. Будущего, которого там найти невозможно. Из-за этого незнания цели своего пути мы выбираем своим идеалом, вершиной мечтаний новенький айфон. И в мире с таким идеалом, с регулярно восстанавливаемыми во все более безумных формах и гибридных вариантах идеологиями прошлого, нам уже никто не может подсказать, что и в каких соотношениях должно быть важным для нас в жизни — семья, патриотизм, карьера, саморазвитие? «Мы вырастаем окруженные библиотеками, университетами, учителями, показывающими нам открытия и мудрость тысячелетий, — и нам это не интересно», как писал Хоган. Теперь мы живем в мире, где уже не только взрослые люди, но и дети не мечтают о звездах. А когда вырастут хотят стать даже не столь популярными в мире развитого постиндустриального капитализма юристами, экономистами или программистами, а видеоблогерами. И в этом мире лайков, просмотров и мемов искать спасения в искусстве становится все труднее и труднее. Мейнстрим, скажите вы? Я отвечу коммерция. Может, андеграунд, на который я стараюсь уповать? К сожалению, либо вырождение в продажную массовость, либо в безумие ради безумия, понять которое иногда не под силу даже самым элитарным элитам, ведь это далеко не то безумие, что было в диковском «Убике». И добавьте к этой картине мира орды новых и старых верований, среди которых с каждым годом все множатся воины-смертники с новыми способами массовых убийств во славу древних и лишь появляющихся божеств, среди которых, я не удивлюсь, скоро появится и Сингулярное Божество, — получите Полдень, 21 век. Запутавшийся мир со старыми и новыми проблемами, которые мы должны захотеть решить, иначе за нас этот Гордиев узел разрубит темное прошлое. Прошлое, которое не даст нам светлого и счастливого завтра.

Таким образом, «Он снова здесь» Тимура Вермеша обязательно советую прочесть уже из-за одних диалогов и ситуаций, с одной стороны интересных, с другой крайне сатиричных и смешных. Да и прочесть книжку о проблемах отнюдь не только немцев, а в целом сегодняшнего дня всегда будет полезно.

Новый прочитанный мною рассказ Грега Игана, «The Extra» («Статист»), на этот раз не входит в сборник «Аксиоматик», но своим основным фантастическим элементом — существованием клонов без коры головного мозга — напоминает другой рассказ автора, «Сближение». Опять же, так как и там, и там описана, видимо, одна и та же биотехнология, с идентичным наименованием и там, и там, действия рассказов происходят в одной вселенной. Разве что «Статист» скорее уж приквел для «Сближения», так как здесь еще не появилась техника перемещения сознания в электронный носитель. Произведение напоминает и «Голову профессора Доуэля» Беляева, и «Сброшенную кожу» Сойера, и по уровню технологии перенесения разума стоит где-то посередине между ними. В работе Грега Игана миллиардер средних лет с эпатажными выходками и отсутствием какой-либо нравственности и морали решается из-за некоторых событий первым в мире пройти операцию по пересадке некоторых элементов своего мозга (содержащих его личность) в голову своего более молодого Статиста. Безусловно, подобный поступок станет не просто очередной сенсацией на одну неделю, но и впишет его имя в историю. Только в каком же теле в итоге очнется миллиардер Дэниел Грей?

Давно обратил внимание на роман Мишеля Фейбера «Книга странных новых вещей», встретив его в одном списке рекомендуемой зарубежной фантастики вместе с «Пятнадцатью жизнями Гарри Огаста» Уэбб. Роман Кэтрин уже прочитан, теперь дошла очередь и до данной книги.

Начав поиски «Книги странных новых...» был довольно удивлен, что у нее есть перевод на русский, при том же издательский. Ну и само издание соответственно. Все-таки роман своеобразный и по сей день малоизвестный. Видимо, основную роль сыграла личность и остальное творчество данного писателя, известное поболее этого произведения. Но с этим самым творчеством я и не был знаком и вообще вряд ли бы узнал про книгу. Но спасибо списку рекомендаций (не фантлабовскому), ибо прочитанным оказался доволен.

Перед нами история миссионера с Земли, Питера, который волею Бога или благодаря своим собственным качествам, пройдя через сложный отбор возглавил христианскую миссию на Оазис — странную, но богатую жизнью и ресурсами планету за многие тысячи световых лет от Солнца. И миссия его состоит не в приближении колонистов к слову Божьему и лику Христа, а просвещению местной разумной формы жизни, такой же странной, как и их родной мир. Более того, своего личного пастора и наставника христианской веры возжелали сами оазианцы. С этого и начинается повествование о месяцах Питера, проведенных им на иной планете, и о жизни колонистов, которые провели там в разы больше, и о Земле, мирные и сытные дни которой приходят к концу, и о жене пастора, Би, оставшейся в умирающем голубом мире.

История эта, в меру наполненная и действиями с событиями, и размышлениями о самых разных вещах — любви, вере и неверии, Боге, религии, долге — мне приглянулась. Да, в романе Фейбера нет никаких новых фантастических идей (человек-миссионер для инопланетян — Шекли и Лем об этом уже писали), он не тянет на звание шедевра, в нем чувствуется незавершенность в определенных вопросах (кое-что действительно осталось без ответа — где-то явно желание автора, а где-то заметна недоделанность), но мне «Книга странных новых вещей» понравилась. Ее было приятно и интересно читать и кое над чем подумать — что еще требуется от хорошей книги?