Скажите, что вы знаете о Швейцарии? А о василисках? А о василисках и Швейцарии? Короче говоря, вы, конечно, уже догадались что речь пойдёт о романе иностранного подданного Ярослава Кудлача, широко известного в узких кругах под зловещим прозвищем «Барон Ферцаузен»…
Ярослав Кудлач: «ПОСЛЕДНЯЯ ФРЕСКА»
(роман, 12,3 а. л.)
В целом, роман удался. Но требует большой, серьезной доработки -- именно потому, что это может сделать из симпатичного, но сырого материала крепкую книгу. Доработка в основном сведется к сокращению. Пожалуй, из 12,3 а. л. надо сделать 10-11, но об этом далее и в деталях.
Кудлач пишет в ЖЖ: «Что там ляпов и недочётов много — для меня не новость, вычитывал в спешке...»
Ко всем, дамы и господа: такая позиция – неуважение к людям, ведущим семинар, и к участникам, читающим ваш текст. Да, мол, знаю, что грязно, но я не успел, а вы теперь через эту грязь и колдобины прорывайтесь, как можете… У меня времени не было, я – человек занятой, деловой, а у вас досуга навалом, вы продеретесь.
Учтите на будущее.
Тема (материал и проблематика):
Группа влиятельных людей Базеля (15-й век) заключают договор со злом (василиском), преследуя цели личной выгоды, которые они понимают, как процветание города. Это приводит к нарушению мирового баланса добра и зла, продолжающегося вплоть до нашего времени. И по материалу (город Базель и его жители в 15-м веке и в наши дни), и по проблематике тема раскрыта хорошо. Местами (по материалу) даже избыточно.
Идея (главная мысль произведения):
-- Благими намерениями выстлана дорога в ад.
-- Не зная броду, не суйся в воду.
-- Люди гибнут за металл!
-- Лучшее враг хорошего.
В принципе, это разные формулировки и грани примерно одной и той же идеи. Идея в романе вполне проявлена.
Конфликт (базовый и персонифицированный уровни):
Выгода против гармонии? Локальное благо (на уровне отдельного города и отдельных личностей) -- против гармонии и равновесия Мироздания? Примерно, так, как на наш взгляд. Конфликт проявлен (как на уровне принципов, так и на уровне персонажей -- выразителей сил конфликта), развивается и выходит на кульминацию. Правда, местами конфликт тонет в авторском многословии -- но этот недостаток можно исправить путем «уплотнения» текста романа -- ужимания и сокращения ряда эпизодов и структуры фраз.
Фабула и сюжет (история в ее причинно-следственной и хронологической последовательности – и художественная композиция событий):
Фабула – история договора базельцев со злом (василиском). Начало фабулы в 15-м веке, конец в 21-м. Сюжет строится за счет разложения фабулы по двум временным пластам, заплетенным в романе «косичкой», а также добавления прологов-эпилогов и вставных легенд. Фабула слишком мала для того массивного сюжета, который на ее основе разворачивается. Событийный ряд скуп, каждое событие расписывается подробно и долго, с кучей «прилагательных». Сквозное действие из-за этого буксует, превращается в подробное описание каждого нового персонажа -- и так, минимум, до середины книги.
Последняя треть книги энергичней и действенней, но до нее еще надо добраться.
Т. е., сама по себе фабула вполне внятная, и вполне грамотно выстроена в более сложный сюжет. Но из-за малого количества событий и авторской многословности сюжет выглядит достаточно вялым, «оживляясь» лишь к последней трети романа.
Структура (архитектоника) сюжета (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка), как динамика развития конфликта:
Вся структура в наличии. Кульминация есть и работает (это серьезный плюс!). Конфликт развивается по мере развития действия и выходит в итоге на кульминацию. Но, как мы уже отмечали, динамика развития действия и конфликта недостаточна из-за небольшого количества событий, и тонет в авторской многословности.
Соотношение частей сюжета по объему и интенсивности развития действия:
-- Затянутая экспозиция.
-- Несколько провисает развитие действия, топчется на месте. Т. е., развитие действия есть (плюс), но движется оно медленно, показывая одно и то же с разных сторон, без изменений или новых точек зрения (минус). С последней трети романа динамика развития действия усиливается и становится более приемлемой.
-- Кульминация достаточно компактная и сильная. Тут претензий нет. Разве что чуть-чуть ужать ряд излишне длинных и вычурных фраз -- как и по всему роману.
-- Развязку также стоит несколько ужать по объему (как и весь роман в целом).
Язык и стиль:
Язык богатый, яркий, разнообразный, литературный. Другое дело, что многоречивость и переусложненность ряда конструкций (там, где это не слишком оправдано стилизацией) работает во вред.
Возможно, в связи с чередованием глав (прошлое-настоящее) есть смысл сделать чередование «языковое». Главы из прошлого в большей степени стилизовать под старину (что, в целом, уже сделано), главы современные – наоборот, по максимуму снять старомодность и проследить за избыточной многоречивостью (убрать ее по максимуму). Контраст может поднять темп повествования. Но при этом эпизоды «в прошлом» тоже надо будет несколько ужимать, по возможности, не теряя стилизации. Хорошо бы сделать рассуждения и отступления (которых в тексте немало!) более «концентрированными».
Свой индивидуальный стиль у автора есть. Стиль яркий, образный, цветистый и велеречивый, достаточно эмоциональный, с аллюзиями и скрытыми цитатами -- и несколько гипертрофированный почти во всем. Снизить бы эту цветистость и велеречивость процентов на 20-25, оставив яркость, образность, эмоциональность вместе с аллюзиями и цитатами -- было бы вообще замечательно!
Развития характеров практически нет. Все – маски из комедии дель арте. Характеры статичны, каждый – набор застывших черт. В какой-то степени это оправданно сюжетом (инкарнации). Т. е., по мере развития сюжета, персонажи раскрываются перед нами, зачастую являя читателю совершенно неожиданные грани и черты своих характеров -- но все эти грани и черты уже были в них заложены. Персонажи проявляют то, что в них уже было -- просто не имело возможности проявиться раньше -- а не меняются по ходу развития сюжета.
Персонификация речи персонажей:
Персонификация речи имеется. В основном, все персонажи говорят и думают по-разному, сообразно эпохе, характеру, воспитанию, образованию, социальному статусу и т. д. Правда, местами персонификация чуть утрирована, а местами -- чуть плывет. Возможно, стоило бы, соответственно, местами прописать ее чуть точнее и тоньше -- но тут уже на усмотрение автора. В принципе, даже в существующем виде персонификация речи вполне приличная, за счет нее персонажи вышли разные и узнаваемые.
Авторская индивидуальность:
Яркость, метафоричность, тяготение к притчам и историчности, многоречивость, юмор (местами избыточный). Неумение сокращать. Автор – актер, он все время находится на сцене и не видит всего спектакля целиком. Надо бы спуститься в зал и посмотреть издалека. Иначе цельность романа не видна.
Похоже, роман сдавался на семинар впопыхах. Вычитки не было, размышлений над уже сделанным – тоже.
Динамика внутреннего и внешнего действия. Темпоритм. «Сквозное действие», событийный ряд, интрига:
-- Событийный ряд меньше, беднее, чем требуется для такого объема текста. Позвоночник слабоват, прогибается. Не везде держит.
-- Многословность замедляет темп. «Ритм» -- динамика внешнего действия -- также достаточно вялый, ускоряясь лишь к концу. Вот с кульминацией все в порядке. Там и темп, и ритм (внутреннее и внешнее действие) выходят на пик -- как и должно быть в кульминации.
-- Сквозное действие – форма проявления конфликта – есть. Оно затянуто, но при этом непрерывно, и полностью практически нигде не пропадает. Затянутость, как мы уже отмечали, можно ликвидировать путем некоторого сокращения и ужимания текста.
-- Интрига – есть. Но, когда мы уже понимаем, отчего погибают люди, интрига на время пропадает – мы просто ждем: вот еще одного убили, вот еще… Сейчас всех убьют, и нам наконец расскажут, в чем, собственно, дело. Есть еще, конечно, вариант, что василиска удастся в очередной раз победить, и все вернется на круги своя «до следующего раза» -- но и такой вариант тоже легко просчитывается читателем, и в итоге вся интрига на некоторое время сводится к двум вопросам: «В кого вселился василиск?» и «Осилят Подписавшие василиска, или нет?». Однако в конце интрига делает неожиданный и интересный «финт»: и Магда, и василиск оказываются совсем не теми, кем казались на протяжении большей части романа. Это напрямую связано с кульминацией и конфликтом. Магда совершенно неожиданно, но при этом логично и оправданно переходит с одной стороны конфликта на другую. Хороший ход. Он заново оживляет и «вытаскивает» интригу, открывая в ней «второе дно». «Хорошо, и хорошо весьма.» (с)
Кстати, если автор последует рекомендациям и несколько сократит текст, это и интригу сделает более динамичной.
Треножник восприятия:
-- Эмоциональный план: Есть в достаточной мере. Героям сопереживаешь, сочувствуешь, невинно погибших искренне жаль, злодеи вызывают возмущение и гнев -- и т. д. Быть может, эмоциональный ряд чуть однообразен -- но, в целом, вполне достаточен.
-- Интеллектуальный план: Есть в большой мере (это и интрига со «вторым дном», и связь прошлого и настоящего, и много интересных фактов и легенд из истории города Базеля).
-- Эстетический план: Есть в достаточной мере. Цветистый и образный язык, стилизации, аллюзии, скрытые цитаты и т. д. Хотя имеется некоторый перебор по цветистости и витиеватости.
Функциональный треножник (функции воздействия):
-- Развлечение (отдых): Есть, но отягощено затянутостью повествования.
-- Обучение (новые знания): Есть, и достаточно много. В основном, из области истории и легенд, а также современных реалий города Базель. Все это наверняка будет ново и интересно для большинства читателей.
-- Воспитание (мораль и нравственность): Есть. Роман исподволь, без лишней назидательности, воспитывает в читателе чувство ответственности за свои поступки, а также человечность и сострадание. Это хорошо.
Особенности творческого метода:
Многословность, ироничность, стилизация, эмоциональность, наблюдательность, слабое чувство темпа, любовь к собственному тексту (неумение сокращать).
Пролог затянут. Видна стилизация, она неплоха, но – долго. Центр пролога – легенда о чуме и артефакте. Первую же и третью часть (описание Базеля) надо бы поприжать в объеме. Да и легенду, возможно, тоже. Пролог – почти половина авторского листа, то есть, с приличный рассказ.
Дальше видно – автор многословен. Да, и стилизация, и образно, и местами остроумно. Но – долго, много, избыточно. Не умеет сокращать, оставляя главное. Не чувствует темпа повествования, растекаясь по древу, наслаждаясь собственным выступлением.
И первая глава: рассказ монаха о василиске – затянута. Понимаем, стилизация. Но читатель прочел пролог, прочел первую главу, углубился во вторую… Экспозиция все тянется. Завязки – зерна главного конфликта – все не происходит. А миновал уже первый авторский лист, начался второй… Завязка – реально – конец третьей главы, епископ, василиск. Почти 2 а. л. из 12,3. Не избыточна ли такая экспозиция? Не теряется ли интерес читателя, для которого пока ничего особенного не происходит? Турэкскурс по Базелю, пара легенд, глава с библиотекой, бомж, епископ, купец – аж до ларца с василиском -- все это мы уже читали в других вариантах, в других источниках, текст описателен, действие утоплено глубоко…
Фактически, первая глава – легенда о василиске – это второй пролог. Она относится к истории с епископом, велевшим переписать легенду, но на начало книги читатель об этом ничего не знает. Поэтому глава «отваливается», воспринимаясь еще одной «затравкой». Гигантское вступление утомляет. Надо что-то делать.
Например, перебросить первую главу в середину романа, поставив ее после того, как епископ отдаст приказ монаху. Тогда история василиска будет примером: вот так переписали легенду в угоду начальству.
А первой главой сделать визит парочки в библиотеку (сократив вступление!), и начало книги (если еще и подрезать пролог) станет энергичней, увлекательней.
Поговорить с Кудлачем и всеми авторами о планировке эпизодов во время работы над книгой с точки зрения объема. Писатель должен чувствовать по ряду параметров романа (темпоритм, сквозное действие, комбинация фрагментов, композиция), какой должен быть по объему следующий фрагмент, а какой – за ним. Можно ошибиться на 10%, но не писать вообще, как получится. Из-за этого темп и плывет, не выдерживается.
У нас, Олдей, совершенно нормален такой разговор с утра по телефону: «Ты пиши эпизод с военкомом, килограммов на 7-8; можно до 9, если распишешься, а я потом сокращу до нормы. А я возьму эпизод с мамой – кил до пяти, там больше нельзя…»
Разочарованно, растерянно, рассеянно и прочие наречия такого типа – перебор. Правится легко, частичной заменой на: с растерянностью, с разочарованием…
Поговорить о любви к наречиям. Пример:
«Носильщики гордо несли портшез епископа. Их важные лица выражали самодовольство и презрение, хотя, на самом деле, слуги просто сосредоточенно пытались шагать в ногу, чтобы не трясти его преосвященство. Ремесленники, крестьяне и праздношатающиеся поспешно сдирали шапки, кланялись, прижимались к стенам домов. Четверо гвардейцев прокладывали путь, немилосердно колотя зазевавшихся древками алебард по головам и плечам. Ещё двое замыкали процессию, зорко следя, чтобы никто не осмелился приблизиться к портшезу сзади. Главы гильдий, мастера цехов и дворяне приветствовали процессию степенными поклонами. Фон Веннинген выглядывал из окна и, снисходительно улыбаясь, благословлял народ слабыми движениями пальцев. Лаяли собаки, прыгали вокруг кортежа любопытные мальчишки.»
В описаниях персонажей доминируют прилагательные. «Женский стиль». Яркий, с оборками-рюшечками, но без текстовых мускулов. Пример – описание Магды или парочки молодых людей, рвущихся к ней в библиотеку.
«– А вот послушайте, – Магда склонилась над письмом и начала читать вслух, водя пальцем по строчкам и время от времени поправляя падающую на глаза длинную прядь волос. – Я постараюсь передать текст современными оборотами речи, а то стиль очень уж архаичен, многие слова вообще вышли из употребления.»
(пример нудности, тяжести текста)
«Перед ним стоял невесть откуда взявшийся неопрятный, тощий бородач в пёстрой рванине и с лоскутным беретом на голове. Ноги украшали нечищенные ботинки на толстой подошве, завязанные шнурками разного цвета, на боку болталась треугольная сумка, украшенная треугольными же орнаментами.»
Как сохранить стилизацию под средневековые немецкие тексты – и все-таки почистить текст, сделав его энергичным? Ведь при такой манере изложения самый динамичный фрагмент тащится, как загнанный мерин… И текст неплохой, и стилизация интересная, но темпоритм она сажает вдребезги. Разобраться с наречиями, сократить лишние образы и сравнения, убрать слова-паразиты… Взять для примера какое-нибудь длинное описание и разобрать на предмет редактуры!
Например:
* * *
«Высокий сероглазый блондин с удивительно ровным, как говорится, древнеримским профилем. Возраст – двадцать пять лет. Выбрит до неестественности гладко. Лёгкая сутулость странным образом сочетается со спортивной, мускулистой фигурой, а забавная, слегка пританцовывающая походка лишь добавляет шарма ловкому молодому человеку. Широченная улыбка, вспыхивающая всякий раз, когда он видит что-то новое или интересное, наводит мысль о лёгкости движений не только телесных, но и душевных. Одет в коричневые брюки и чёрную куртку – сочетание, прямо скажем, безвкусное, однако, как ни удивительно, производящее хорошее впечатление. Но интереснее всего руки – стройные, с изумительно подвижными пальцами, способными гнуться едва ли не во всех направлениях. Это особенно хорошо заметно, когда парень затягивается сигаретой: пальцы настолько выгибаются в обратную сторону, что это даже слегка пугает. Кстати, курит он много, но как-то ненавязчиво, будто жвачку жуёт, при этом выдыхает дым через ноздри или пускает колечки необычным способом – углом рта. В этот момент на шее напрягается жилка, и щека слегка дёргается, искажая красивое волевое лицо. Возможно из-за постоянного курения приятный, ласковый баритон звучит слегка надтреснуто, хрипловато, как потёртая виниловая пластинка. Манеры просты, безыскусны, и в целом молодой человек производит очень хорошее впечатление.»
«Магда весело рассмеялась, и гулкое эхо запрыгало меж старинных домов. Как странно, подумала она, этого человека я знаю лишь несколько минут, а общаться с ним легко и просто, будто всю жизнь дружили. Она незаметно покосилась на ровный профиль Винса (да, теперь уже Винса!), подсвеченный снизу трепещущим огоньком бензиновой зажигалки. Прикурив, парень ловко выпустил дым сразу из двух уголков рта, сделавшись похожим на фарфорового китайского дракончика. Он и внешне весьма недурён, прилетела откуда-то игривая мысль, кожа гладкая, нос ровный, а губы какие... Вдруг перед глазами девушки помимо воли всплыла предупреждающая надпись: стоп! Сработал условный рефлекс, который она привила себе ещё со школы. Если появлялся кто-то, или случалось нечто, нарушающее привычный ход событий, Магдалена воображала огромный дорожный знак, перед которым обязательно следует затормозить и подумать. Как правило, размышления приводили к тому, что нежелательная личность исчезала с жизненного пути, либо обнаруживалась окольная тропка, позволяющая обойти помеху. Цветы налево, бабочки направо, и путать их не следует. Если хочешь чего-то добиться в жизни, приходится жертвовать мелкими радостями. Со временем красный дорожный знак стал возникать всё реже, видимо, девушка научилась распознавать трудные ситуации задолго до осложнений. Но сейчас белые буквы на красном фоне вспыхнули так ярко, что она даже прикрыла глаза. Удивительное дело: видение дорожного знака в этот раз не сопровождалось внутренним беспокойством. Магда рассердилась на не вовремя появившийся символ опасности.»
«Смазливый итальянец, представившийся как Бенито Маринелли, производит двойственное впечатление. С одной стороны, он полностью соответствует представлениям европейцев о пылком южанине, не пропускающем ни одно существо женского пола. Невысокий рост и чёрные, набриолиненные волосы в сочетании с накачанными бицепсами сразу наводят на мысль о том, как этот парень обожает себя, любимого, и что из-за одной лишь соблазнительной внешности все женщины должны вереницами лезть к нему в постель. Движения мягкие и хищные, взгляд пронзителен. Одним словом, типичный донжуан, невесть как затесавшийся в студенческую среду. Однако за нарочито скользкими манерами прячется быстрый ум, хорошо заметный при разговоре. Иногда он словно забывает о роли бабника и прожигателя жизни, резко меняя стиль поведения. Тогда мы видим совершенно иного человека, жёсткого и даже жестокого... ¬¬Невольно возникает мысль, что неаполитанец носит маску слащавого жиголо, должную прикрывать его подлинную личность...
Непрерывно улыбающаяся Юлия Вальтер очень хороша собой. Невысокая, ладная, с пышной фигурой, она привлекает внимание многих мужчин, что, несомненно, весьма ценит. Белокурые локоны искусно сплетены в сложную причёску, широко расставленные голубые глаза блестят, а пухлые щёчки придают ей сходство с маленькой девочкой, но лёгкие сеточки в уголках глаз неумолимо свидетельствуют, что даме уже далеко за тридцать. Впрочем, широкий опытный рот и округлые формы заставляют потенциальных ухажёров забыть о такой мелочи, как возраст. Одета со вкусом, дорого и умело ¬¬– платье со смелым вырезом, туфли на высоком каблуке и кокетливая шляпка. На любой другой женщине подобное одеяние смотрелось бы старомодно, но Юлия, словно появилась на свет прямо в вечернем туалете. Пожалуй, лишь резкий голос и наличие сверхэнергичного сына-школьника способны отпугнуть мужчину, клюнувшего на пышную грудь и зовущие губы фрау Вальтер.
Её сын Нико – типичный избалованный мальчишка, которому досталось слишком много материнской любви и очень мало тяжёлой отцовской руки. Для своих восьми лет он на редкость развит, начитан и «насмотрен», но нахален до безобразия. Заметно, что мать не может, или не хочет его в чём-либо ограничивать, руководствуясь современными европейскими принципами воспитания, гласящими: ребёнку позволено всё! Вечное самолюбование Юлии вкупе с безграничным материнским чувством превратили Нико в неуправляемый миномётный снаряд, готовый выплеснуть убийственную энергию на первого встречного. Он криклив, приставуч, нагл и хвастлив, но унаследованное от матери обаяние и несвойственная возрасту эрудиция поневоле очаровывают окружающих. Лицо мальчика носит вечно восторженное выражение, моментально сменяющееся капризным, стоит лишь слегка осадить не в меру нахального пацана. Тогда широко расставленные, как у матери, голубые глаза наливаются слезами, губы оттопыриваются, торчащие уши краснеют, и ужасное дитя готово закатить истерику, сопровождающуюся пинками и швырянием об пол бьющихся предметов. Любому другому мальчишке за такое поведение следовало бы надрать соответствующие части тела, и лишь присутствие аппетитной и весёлой мамаши спасает новоявленного «вождя краснокожих» от заслуженной трёпки.»
* * *
Рассказ Окса, как он плавал в Сугдею, надо как-то выделить из общего текста. Пустыми строками? Заголовком? А то шел обычный диалог и вдруг пошел рассказ в первом лице, длинный…
Нельзя каждому персонажу – щелк-щелк – забабахивать такое подробное, тяжелое, длинное и утомительное описание! Одна-две ярких детали лучше трех абзацев занудства! Это было – Густав Эмар, Луи Буссенар – но сейчас как-то не современно. Да и Эмар с Буссенаром это делали лучше, энергичнее.
Абзацы – большие, громоздкие. Имеет смысл местами их поразбивать на несколько более энергичных абзацев.
Местами главы есть смысл разбить на части пустыми строками.
Развитие действия тормозится. Мы уже все поняли: был договор с василиском (Смертью), договорщики возрождаются, договор длится. То есть, читатель к главе 7-8-й уже понял главный узелок, ему хочется или развития, или развязки, а автор все жует известную всем закавыку, рассматривая ее с разных сторон.
Текст, вроде бы, интересен, но сюжет развивается по-эстооонски медленно.
Короче, надо сокращать листов до 10-11 и вытаскивать сквозное действие на поверхность. В целом, роман неплох, заслуживает внимания – справиться с многословием, вытащить сквозное действие, и может получиться.
Где корень одной из проблем? Идет эпизод, где епископ заставляет монаха переписать легенду: договор рыцаря и василиска превращается в битву. Тут же в следующей главе – эпизод, где Магда рассказывает Винсу об этом варианте легенды, Винс развивает тему… Одна и та же информация, известная читателю (а она и до епископа в основном была понятна и известна!), пересказывается дважды, долго и подробно. Такие повторы тормозят ситуацию – действие-то не развивается, а топчется!
Пример:
«А тут ещё нагрянул из Неаполя то ли знакомый, то ли дальний родственник Йонаса – Бенито... Бенито... Как бишь его... Маринелли, вот! Вроде приехал учиться на экономиста, но на будущего менеджера никак не похож. Скорее, сильно смахивает на сутенёра. Черные, прилизанные волосы, приторные карие глаза, липкий взгляд... Поведение, как у наглого кота. Так и вьётся, так и норовит подлезть. Синьорина, позвольте... Синьорина, вас проводить? Что синьорина делает вечером? Синьорина сегодня прекрасна... И как подобных мачо в университет принимают? Впрочем, в экономике, быть может, он и соображает, но уж больно уголовные манеры у этого молодчика... Всё, решено: сегодня же пакую оставшиеся вещи и ухожу на новую квартиру. Пусть там из мебели всего матрац и два стула, зато никто не будет липнуть, как волос к... ум-м-м... свеженаписанной картине.»
-- Считай, весь длинный абзац – пересказ диалога М. и охранника насчет Бенито и пр.
* * *
Где корень тормоза действия? Читатель уже понял: группа базельцев заключила договор с василиском, дело затянулось на несколько инкарнаций, подписантов мочат, если василиск победит, грядет ужас. Все, поняли. И нам долго-долго пересказывают это дело по два-три раза: вот, подписываем-подписываем, вот, убили очередного, вот, расследуем, вот, сейчас еще кого-нибудь убьют, вот, мы продолжаем подписывать в прошлом… Не происходит событий, меняющих мотивацию персонажей. Не происходит событий, открывающих новое пространство для читателя. Здесь мог бы спасти высокий темп происходящего и мощное эмоциональное воздействие на читателя. Но, как на грех, стиль, выбранный автором, настолько ироничен, что снимает трагедийность ситуации, а темп повествования медлителен и обстоятелен.
С девятой-десятой главы темп слегка поднимается. Но этого маловато.
Когда мы в очередной раз (девятый!) читаем, что посох епископа увенчан улиточным завитком (в разных формулировках), наши руки тянутся к пистолетам.
Мир платит войнами за покой Базеля – это неплохо, это ход.
Это дает кульминацию, высший пик конфликта.
Подсократить эпилог.
«Когда я остался один, меня усыновил добрый друг нашей семьи – католический священник из Риена. Старик был вдов, одинок и состоятелен.»
-- Вдовый католический священник? Мы что-то недопонимаем в целибате?
«– Только что был тут, – удивился Лука, схватив с плиты кастрюльку. – Он же рядом со мной стоял!»
-- Саке слегка подогревают. А тут, похоже, кипятят.
Ага, точно:
«И Лука налил. Так налил, что сакэ потекло через край и слегка обварило Рюттингеру пальцы, после чего всех обслужить вызвался Винсент.
– На правах гостя, – несколько загадочно обосновал он своё поведение, но в грязь лицом не ударил. Через минуту горячее вино плескалось…»
-- Саке – не вино! (Далее по тексту саке еще несколько раз называется «вином». Проверить «автопоиском» и везде убрать-заменить.)
«Покидая торжище, капитан обернулся и небрежно обронил на ходу:
– Закрывайте рынок. Но чтоб не грабить! Убью!»
-- Странная угроза страже…
«Капитан остался таким же, каким был в юности – подтянутым, ловким, сильным. Лишь морщинка на переносице и две складки в уголках рта показывали, что капитан разменял четвёртый десяток.»
-- Он в двадцать лет стал капитаном?!
«– Я не дразнилась! – запротестовала девушка. – Ты так увлечённо показывал всякие приёмы, что мне тоже захотелось попробовать! А вместо урока фехтования получила сапогом по...»
«– Не волнуйтесь, господин Эберлер, – сказал он холодно и оттолкнул старика назад в кресло, где тот и замер, изумлённый проявлением железной силы в таком худом теле.»
-- С чего это он удивлен? Он не в курсе биографии Гуго?
«Сколько можно пешкодралить туда-сюда? Совсем ты обленилась, крыса библиотечная, тут же ответила Магда самой себе. Всего-то парочка остановок, а ты раскисла, будто надо бежать кросс в полной амуниции!»
-- Откуда у нее представление о кроссе в полной амуниции? Нехарактерный для персонажа образ.
«Предчувствие не обмануло старого многоопытного прислужника.»
-- А он старый? Тогда на кой он стряпухе в объятиях?!
«– К вашей милости пожаловал настоятель из церкви ордена доминиканцев, – пробормотал лакей. Отчего-то он старался не дышать в сторону хозяина и не решался смотреть ему в глаза. Впрочем, его преосвященство ничего не заметил.»
-- Первое: настоятель из церкви? Настоятель чего? Монастыря?
Второе: слуга же не пил пива! Отчего же он старается не дышать?!
«– «Почерк» убийцы профессиональный. Рюттингера ударили ножом в печень, точно и сильно.»
-- В печень удобно бить, если ты левша. С правой руки ножом бьют под ребро, в сердце. И слово «почерк» в кавычки брать не надо.
«Юлию она увидела сразу, поскольку в комнате была только одна кровать. Увидела, но не узнала. Ничто не напоминало прежнюю красивую, пышущую здоровьем молодую кокетку.»
-- Почему «молодую»? Везде подчеркивался ее возраст.
«Магда подцепила мизинцем кожаный ремешок и стянула с лица магические очки. (Выделить курсив пустыми строками! Здесь и ниже по тексту!)
– Смотри, смотри!
– Боже мой, женщине плохо!
– Мадам, вы меня слышите? Да очнитесь же!
– Ух ты, какой кадр! Просто так... Ах, я дурак!
– Уйди отсюда, псих...
– Вызывай спасателей, живо!
– Сейчас, сейчас...»
Как вариант (предложено Андреем Валентиновым): часть подробных описаний, исторических отсылок, легенд и т. д. убрать из основного текста и вынести в примечания (приложения) к роману, отдельным блоком (в конце, после основного текста). Если автору дороги эти материалы -- их можно будет таким образом сохранить, но при этом они не будут затягивать действие. А читатель уже будет волен сам решать: читать ему приложения, или нет.
«...никто не предполагал, что мелкий капрал Бонапарт дослужится до звания императора...»
-- Император -- не звание.
«Я, недостойный пастырь моего стада отец Иеронимус, смиренный служитель Господа, волею которого поставлен в должность священника при церкви ордена доминиканцев, спешу изложить на пергаменте поучительную и страшную историю, дабы запечатлеть её для потомков и сохранить в памяти людской события столь же зловещие, сколь и поучительные, ибо во всём случившемся видна длань Всевышнего, карающая грешников, но и спасающая достойных.»
-- Понятно, что стилизация, но уж очень длинно, и повтор "поучительную". Как пример. Это не единственная слишком затянутая и витиеватая фраза в тексте.
«...передайте фройляйн Ланц...»
-- Магду Ланц называют то «фрау», то «фройляйн» (и другие люди, и автор, и сама Магда). Надо бы определиться. Видимо, все-таки «фройляйн» (раз она незамужем).
«Но кажущаяся грубость черт совершенно исчезает, когда девушка улыбается или увлечённо рассказывает о чём-то важном.»
-- Совсем недавно у другого персонажа были грубоватые черты лица и обаятельная улыбка. Надо бы как-то разнообразить описания.
«Епископ базельский Йоханн фон Веннинген восседал в богатом пурпурном кресле и про себя проклинал плотников, оное кресло соорудивших.»
-- По идее, кресло для епископа должен делать не плотник, а столяр, да еще и не абы какой.
«При виде такой вольности, казалось бы, незнакомца должен на месте поразить епископский гнев, но его преосвященство лишь рассмеялся, нисколько не рассердившись.»
-- Неудачно построенная фраза.
«...колючие глаза епископа внимательно изучали знакомые лица, пытаясь обнаружить признаки удивления.»
-- О визите епископа знали заранее (об этом есть в тексте). Откуда взяться удивлению?
«Четвёртым переминался с ноги на ногу и бросал перед собой недобрые взгляды член городского суда, член винодельного цеха и гроссмейстер цеха домовладельцев Маттиас Эберлер – богатый меняла, регулярно черпающий из реки золота, которая благодаря чуземным купцам текла через епископат, направляясь в германские и французские земли.»
-- Слишком затянутая фраза. Как пример. Плюс опечатка в слове "чужеземным".
«Допускаю, что страх перед древним ужасом готов заставить вас отказаться от осуществления опасного замысла...»
-- Страх перед ужасом.
«Но интереснее всего руки – стройные, с изумительно подвижными пальцами...»
-- Стройные руки?
«Пока они идут, можно порыться в цифровой памяти фотоаппарата и выудить оттуда несколько снимков, сделанных второпях, из-за угла, пока наши фотомодели увлечены разговором.»
-- Прием начинает несколько надоедать. Вернее, не сам прием, а все эти повторяющиеся "второпях, из-за угла" и т. п. -- они уже смотрятся излишними. Один, два раза -- нормально. Ну, максимум, три. И хватит. Больше можно не повторяться. Или автор рассчитывает на читателя с провалами в памяти? Мы (Олди, а также Валентинов) и сами не раз пользовались схожими приемами, давая портреты героев (к примеру, в «Маге в Законе», «Нам здесь жить») -- но во всем надо знать меру. Прием можно использовать многократно (на то он и прием) -- но, во-первых, не стоит давать каждый раз однообразную повторяющуюся «подводку» к нему. Она надоедает. А во-вторых, сами «портреты» излишне затянуты и подробны. Вместо нескольких ярких, запоминающихся черт -- длинное подробное описание. Можно и так, но все равно надо бы сократить эти описания.
«Однако за нарочито скользкими манерами прячется быстрый ум, хорошо заметный при разговоре.»
-- Что-то при разговоре с дамой этот ум никак не проявился. Скорее, наоборот.
«По крайней мере, будет на что собственных сопляков пичкать.»
-- "Пичкать" тут -- не особо удачное слово (имеется в виду "кормить детей"). Да и вообще, крестьянин торгует на рынке продуктами питания. Значит, чем кормить детей, у него точно есть. Скорее уж «соплякам обновки купить», или что-нибудь в этом роде.
«– Ах... ты... – стражник от бешенства потерял дар речи, – щенок сопливый! Я тебе щас башку снесу! Тяжёлая алебарда взметнулась ввысь, а меч Гуго выпрыгнул из ножен, как чёртик из табакерки.»
-- Недостоверно. Из-за пары грубых слов хвататься за алебарду?! Кулаком -- еще ладно... И вообще, сомнительно, что стражник не знает в лицо капитана гвардии в сравнительно небольшом городе. И, кстати, сравнение «как чертик из табакерки» в данном случае неуместно. Колумб еще не открыл Америку, значит, ни табака, ни табакерок в Европе еще нет. Понятно, что это авторская речь, но если уж стилизация -- так стилизация!
«...пахло особым запахом...»
-- No comments.
«Лука немного притормозил...»
-- Ну вот, опять! Сколько лет уже убеждаем семинаристов, что у людей нет встроенных тормозов -- не верят!
«Страшная картина грядущего колдовства и без того представлялась фон Веннингену во всей жестокости о безобразии. Сосредоточившись, он начал вспоминать свои видения, посещавшие его в прошлом, и которые заставили его отправить в дальний путь купца Андреаса Окса.»
-- Обе фразы неудачно построены. Особенно вторая.
«Перед ним стоял, склонившись в поклоне, носатый слуга.
– Что тебе надо? – строго спросил фон Веннинген, маскируя испуг напускной суровостью.»
-- По тексту епископ обращается к слуге то на "ты", то на "вы". Надо привести к единообразию: "ты". Да и «склонившись в поклоне» -- не слишком удачный оборот.
«Пламя едва не погасло, но фон Веннинген, взяв кочергу, пошевелил костёр, и камин разгорелся снова.»
-- Слово "костер" не годится по отношению к огню в камине.
«Но если можно было спросить саму Магду, она бы затруднилась с ответом.»
-- Неудачная фраза.
«Один раз нарисовался Бернд, звал Магду на карнавал, но она решительно отказала, заявив, что пожалуется комиссару Райнерту, если Бернд ещё раз осмелится её потревожить.»
-- И какой повод для жалобы в полицию? Приглашение на карнавал?
«Она так обрадовалась звонку и предложению Винсента, что перестала думать о чём бы то ни было. Единственная мысль металась среди сладких раздумий о предстоящем празднике: как выглядеть?»
-- Вторая фраза противоречит первой. Сначала «перестала думать о чем бы то ни было» -- и тут же и мысль, и раздумья.
«Что скажете насчёт французского коньяка, мадмуазель?»
-- Коньяк -- он по определению французский. Все остальное -- бренди.
«К счастью, охранник в старинном шлеме был начеку и преградил дорогу щитом. Магда устояла, больно стукнувшись плечом о деревянный доспех, но выпустила руку своего спутника.»
-- Щит -- это не доспех.
«...базельский советник и неаполитанский мафиози.»
-- Мафиозо. Мафиози -- множественное число.
«До него осталось метров тридцать. А Подписавших осталось лишь трое.»
-- Осталось -- осталось. Повтор.
«Ошалевшие горожане, опомнившись, возвращались к будничным занятиям. Вихрь масок пронёсся над Рейном и канул в небытие, оставив после себя груды мусора и похмелье. Жизнь возвращалась.»
-- Возвращались -- возвращалась. Повтор.
«Жалкий, ничтожный... мент!»
-- Слишком уж по-русски и современно. Может, лучше "коп"? "Фараон"? Еще как-то? Впрочем, можно и оставить. Тут уже -- на усмотрение автора. В зависимости от того, какого именно эффекта он хотел добиться.
«Райнерт махнул удостоверением, и представительница медперсонала испарилась.»
-- Странное поведение медсестры. Она должна была позвать врача или хотя бы сама проводить посетителей в палату.
«Пятнадцать лет ожиданий, поисков и сомнений, полтора десятилетия надежд и мечтаний...»
-- До этого говорилось о 13-и годах.
«Голова купца покатилась под ноги Подписавшим, которые отпрянули.»
-- Ноги Подписавших отпрянули? Получается, так.
«...схватил одну из сестричек за волосы и вздёрнул на воздух.»
-- В воздух.
«Он нёс ещё что-то, взводя себя, но Магда его больше не слушала.»
-- "Взводя себя" -- не слишком удачный оборот.
«Они превратили меня в адское чудовище, вселили в тело бедного мальчика, навсегда сковав мою подлинную сущность!»
-- Если сейчас Винсент говорит от имени сына купца, а не от имени василиска, то что-то не так с этой фразой. А если это говорит василиск, тогда то, что он на самом деле не «адское чудовище», выясняется позднее. Пока что и Магда, и читатель уверены, что он чудовище и есть. Из-за этого смысл фразы не вполне понятен. Он становится ясен лишь позднее, но вряд ли читатель будет специально возвращаться к этому фрагменту, дабы переосмыслить для себя одну конкретную фразу. Просто сочтет это «косяком». Даже если «ложечки найдутся», «осадок все равно останется».
«Европа вновь каталась в судорогах и горела в адском пламени войны...»
-- Может быть, не "каталась", а "корчилась"?
«...девушка почувствовала, что вновь поднимается на воздух.»
-- В воздух. «Поднять на воздух» -- это значит «взорвать».
«Течёт, широко разливаясь, бурля водоворотами, кипя опасными перекатами и свирепо щерясь оскалами водопадов, река человеческого существования.»
«…собирается пробуровить»
-- ПробурАвить.
«– Вы что, не доверяете? – запыхтел он, краснея от обиды. – Я уже двадцать семь лет честно здесь служу!»
-- Коряво и длинно для прямой речи.
«А мы, всё-таки, подождём немного.»
-- Запятые не нужны.
«Епископ поднял седые брови и грозно сверкнул глазами на слугу, который съёжился и задрожал:
– Мне и без купцов хлопот довольно. Скажи, чтобы обращался в совет, в ратушу. Нечего тут делать представителям гильдий. Ступай!
Слуга моментально исчез, словно его и не было, а фон Веннинген развернул следующий свиток. Но не успел он прочитать и нескольких строк, как в дверь снова просунулся дрожащий от ужаса нос.»
-- Повтор.
«Судья велел мне остаться в городе до окончания дела, то бишь, пока у трактирщика зубы не заживут.»
«И утром, и вечером охватывает окрестности всепоглощающая сетка снега с дождём.»
«Никто, мол, её не дрессирует, ходит тут, помахивая бюстом перед носом у наших мужиков...»
«Правда, вели себя закадычные кореша...»
-- Слово из неуместного жаргона.
«На улице шёл неприятный мелкий снег, размазывающий и без того скудные ночные цвета в серую кашу. Выбежав за дверь, Лука огляделся и заметил, что куртка и светлые волосы Магдалены мелькнули на горке, там, где заканчивается стена церкви св. Леонарда. Сломя голову он помчался наверх и успел увидеть, как Магда свернула с главной улицы. Лука немного притормозил, не зная намерений девушки, но в то же время забеспокоился, не потеряет ли он её в холмистых лабиринтах Шпаленберга. Держась поближе к стенам, Рюттингер быстрым шагом отправился за Магдаленой. Поздние прохожие с удивлением смотрели на молодого человека, который двигался перебежками, от дома к дому. Несколько раз Магда резко меняла направление, сворачивая в боковые улицы, и Лука понял, что девушка почуяла слежку. Немного покрутившись по холму, они оказались на длинной улице Надельберг. Лука слегка приотстал, стараясь не терять из виду светлые волосы, мелькающие вдалеке. Увлёкшись преследованием, он ничего не замечал вокруг.»
-- Повторы, тавтология. Такого добра в тексте много. Плюс «встроенные тормоза» у Луки.
«– Ур-р-ра! Потому что я хороший, да? Где он? – мальчишка уставился на «дядю Рютти», хищно дыша через оскаленные зубы.»
«С этим наглым, но весёлым требованием словно рухнула некая стена, и вокруг молодого человека закипел компот знакомства.»
«Субботний рынок у ратуши подходил к концу.»
«– Не возьмёшь! – строго ответил Жан-Кристиан. – Формальные претензии к нему предъявить невозможно. Мы на снимках появляемся вперемешку с чёртовой кучей других лиц, домов и улиц.» (***!***)
«…симпатичный молодой парень с ближневосточными чертами лица.»
«Перед Магдой возник тот самый бармен с ближневосточным, или, скорее, средиземноморским…»
«– Бесполезно, мадам, – послышался голос комиссара, стоявшего у дверей. – Из ступорозного состояния её так просто не вывести.»
-- Комиссар сказал бы проще: из ступора.
«– Ладно, идём. Уж лучше сойтись с противником в честном бою, чем дрожать одной дома в ожидании конца. Какие слова мне нужно произнести?»
-- Слова, нехарактерные для Магды.
«– Не сплю, мой мальчик, – раздался чей-то добрый, журчащий голос. – Ты так расшумелся со своими подданными, что даже саблезубых тигров мог бы распугать...»
-- Образ не к месту.
РЕЗЮМЕ
(подведение итогов)
На наш взгляд, роман интересен и вполне имеет право на существование, но нуждается в существенной доработке. Не в коренной переделке, а именно в доработке. В первую очередь -- в сокращении. Чуть упростить и / или разбить на несколько фраз излишне затянутые и витиеватые предложения. Избыточные прилагательные и наречия -- частью убрать, частью заменить на соответствующие глаголы или существительные (разумеется, убирать следует не все наречия и прилагательные, а лишь избыточные). Ужать и подсократить ряд эпизодов -- особенно размышления, пейзажи, портреты, описания всего и вся, «лирические отступления» по любому поводу и без. Опять же: не убрать целиком -- они в тексте нужны! -- а сделать более концентрированными и ёмкими. Зачастую один точный образ с успехом заменяет целый абзац подробного описания. В общем, сделать текст «мускулистым», «рельефным», убрать «лишний жир», в котором периодически тонет действие и развитие конфликта. Уйдет лишнее многословие -- роман сразу станет читаться интереснее, возрастет динамика и острота. Но стилизацию (в «средневековых» главах) при этом надо сохранить -- она там к месту. А «современные» главы лучше дать нарочито другим стилем, более современным и жестким.
Возможно, перенести легенду о василиске из начала в соответствующее место в середине романа, как мы указывали выше.
Исправить ряд конкретных недочетов, корявых фраз, повторов, тавтологий, указанных выше -- и как следует пройтись пару раз по тексту, находя и исправляя аналогичные стилистические моменты и банальные опечатки.
Уверены, все это пойдет роману на пользу как в художественном плане, так и в плане коммерческой привлекательности для издателя. В результате из потенциально неплохого роман может стать добротным, увлекательным. После проведения соответствующей доработки мы бы рекомендовали предложить роман в издательство «Снежный Ком М» (видимо, в серию «Нереальная проза»). Впрочем, можно попробовать предложить «Последнюю фреску» и в другие издательства. Но нам отчего-то кажется, что в «Снежном Коме М» у романа больше всего шансов на издание. Желаем автору всяческой удачи в этом деле!
Разумеется, автор в полном праве не согласиться с частью, или даже со всеми нашими замечаниями и рекомендациями.
А мы продолжаем. Небезынтересный роман, любопытные герои ищут своё место в жизни — киллер и тридцатилетний девственник... Эх. тут-то всё и заверте...
Анжей Корнилов: «ДАО F2F»
(роман, 17,6 а. л.)
«Дао, которое может быть выражено словами, не есть истинное Дао.»
(«Дао Дэ Цзин»)
Многословный нудноватый комик – ужас публики.
По первым двум страницам романа возникает вопрос – автор никогда не играл в КВН? У нас уже были семинаристы-КВНщики. Если да, то стиль КВН чувствуется сразу. Если нет, тогда это роковая случайность.
Главная проблема: у автора есть образное мышление, наблюдательность взгляда, склонность к оригинальным метафорам… И все это тонет в диком, невероятном, удручающем многословии. Плюс желание любую фразу «произнести с юморком». Неумение чувствовать пружину, темпоритм повествования, неумение сокращать лишнее гробит все хорошее на корню.
Читая роман, видишь (даже не зная еще, чем дело кончится и что будет дальше) – потенциально хорошая повесть про Тиберия (Ворон не в счет) вязнет в зыбучих песках болтологии по любому поводу.
Тема (материал и проблематика):
Гибельная встреча девственника и киллера -- двух 30-летних одиноких неудачников, находящихся в поиске любви и самих себя -- с суккубом, случившаяся в современном южно-российском городке.
Тема раскрыта частично: по линии Тиберия -- удовлетворительно, по линии Ворона -- обрывочно, путано и недостоверно.
Идея (главная мысль произведения):
Вылавливается с трудом. Все зло (добро) от баб? Если любовь, то умрешь с улыбкой? Все зло от одиночества? Берегись мечтать -- мечты имеют свойство сбываться? Вся наша жизнь -- сон и иллюзия? Блаженны киллеры, вставшие на Путь, ибо их есть царствие небесное?
(Если принять последний вариант, то это уже второе произведение на нашем семинаре в этом году, где присутствует сходная идея.)
Смутность идеи влечет за собой расплывчатость повествования.
Конфликт (базовый и персонифицированный уровни):
Стремление к счастью и любви против страха изменить свою привычную жизнь. Этот конфликт в разных проявлениях проходит по обеим сюжетным линиям. Другое дело, что по линии Ворона конфликт заявлен, присутствует, но фактически не развивается и не имеет кульминации и развязки. По линии Тиберия конфликт имеет некоторое, пусть затянутое, развитие, кульминацию и развязку.
Фабула и сюжет (история в ее причинно-следственной и хронологической последовательности – и художественная композиция событий):
Роман имеет две сюжетные линии, каждая из которых сама по себе фабульна (последовательность событий, линейно выстроенная во времени и причинно-следственных связях). Есть попытка совместить обе линии в единый, более сложный сюжет. Увы, попытка неудачная. Формальная структура (перемежающиеся эпизоды обеих линий плюс дневник Черных Вод) выстроена «симметрично»: обе линии примерно равны по объему, эпизоды чередуются. Но в итоге единого сюжета не получилось. Каждая линия развивается сама по себе, каждая имеет свою внутреннюю структуру, и в итоге они не сливаются даже в финале, несмотря на робкие попытки формально свести их вместе. Ситуацию усугубляет то, что линия Тиберия – фактически повесть по структуре, а линия Ворона – так, набор рефлективных ситуаций. Общего финала (кульминации и развязки) у романа также нет. Поэтому роман фактически распадается на две части: повесть о Тиберии и вялое эссе про Ворона. Их можно без особого труда и без особых потерь отделить одну от другой.
Структура (архитектоника) сюжета (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка), как динамика развития конфликта:
Поскольку, как мы уже отметили выше, роман распадается на две слабо связанные сюжетные линии, общей структуры, единой для всего романа, у произведения нет. Нам придется рассматривать структуру сюжета (фактически -- фабулы) по каждой из линий отдельно. Наличие единого конфликта, который разными гранями проявляется в обеих сюжетных линиях, ситуацию не спасает. По каждой из линий конфликт развивается (или топчется на месте) отдельно и независимо.
Линия Ворона. Экспозиция: мы знакомимся с прибывшим для выполнения заказа киллером Вороном. Завязка: Ворон получает «пустую СМС-ку» от Ники, что означает: между ними все кончено. Развитие действия: Ворон всячески страдает, нюхает, курит, пьет, медитирует, пытается познакомиться с другой девушкой, пытается забыть Нику, но у него ничего не получается. Все это происходит очень долго и однообразно. В итоге развитие подменяется частым повторением одного и того же. Кульминация этого «движения», на наш взгляд, выражена слабо, и не заслуживает гордого звания кульминации. Это эпизод на пляже, когда Ворон принимает решение утопиться, а в итоге обретает понимание Пути. На самом деле решения Ворона тут нет: он фактически «бросает монету». Если Нефертари подойдет к нему -- он готов остаться с ней. Если нет -- утопится. Т. е., он делает выбор не сам, а полагается на внешние обстоятельства. И обретенное в итоге понимание Пути (просветление?) выглядит совершенно неубедительным и притянутым за уши. Развязка линии Ворона смазана и невнятна.
Линия Тиберия. Экспозиция: знакомство с Тиберием и фарсовая попытка героя в очередной раз «застрелиться» из водяного пистолета. Экспозиция затянута, но меньше, чем по линии Ворона. Завязка: Тиберий принимает решение изменить свою жизнь и до дня рождения лишиться, наконец, девственности, познакомившись и переспав с девушкой. Развитие действия: попытки Тиберия исполнить задуманное. Кульминация: Тиберий принимает предложение Олеси-искусительницы остаться с ней навсегда в едином мгновении длиной в жизнь. Развязка: счастливая жизнь-сон и смерть Тиберия. В целом, по этой линии все элементы сюжетной (фабульной) структуры в наличии, и достаточно ярко выражены.
А теперь главное по композиции (объяснить, что и весь роман, даже плохо стыкующийся по сюжетным линиям, имеет свою общую, генеральную композицию):
Завязка всего романа (не отдельных линий!!!) -- появление в тексте духа Черные Воды. Это происходит после общей экспозиции, которая занимает более 2,5 авторских листов текста (считай, отдельная повесть). До этого силы конфликта рефлексируют, но реально не действуют. Т. е., экспозиция (демонстрация сторон конфликта до закладки зерна конфликта) неимоверно велика. Она утомляет, вызывает желание бросить чтение. Тут необходимо или капитально сокращать экспозицию, или закладывать зерно конфликта раньше, чтобы читатель увидел интригу, увлекся. Иначе читатель – довольно равнодушный зритель, глядящий на однообразный пейзаж.
Кроме этого, после завязки не начинается сразу развитие действия, а еще долго тащится «хвост завязки», пока действие кое-как раскачается. В дальнейшем линия Ворона топчется на месте (киллер продолжает страдать в ассортименте), а линия Тиберия хоть и вяло, но развивается.
Соотношение частей сюжета по объему и интенсивности развития действия:
Опять-таки, придется разбирать сюжет (фабулу) отдельно по каждой из двух линий. Обе эти линии объединяет фактически только суккуб, и то косвенно. Кроме того, общая композиция романа недостроена и слабо намечена.
Линия Ворона. Экспозиция затянута. Завязка (пустая СМС-ка от Ники, что означает разрыв отношений) никак не связана с предыдущей экспозицией, но сама по себе имеет право на существование. Развитие действия -- очень сильно затянуто, сумбурно, в целом «никакое». Т. е., действие практически не развивается, топчется на месте до самой «кульминации». Кульминация по объему адекватная, но сама по себе не слишком выраженная и недостоверная. Развязка скомкана и невнятна.
Линия Тиберия. Экспозиция затянута, но с этим при доработке можно справиться. Завязка логичная и адекватная, появляется интерес: как Тиберий будет действовать дальше, и что у него получится. Развитие действия очень затянуто, но оно, по крайней мере, имеется -- в отличие от линии Ворона. Тиберий предпринимает вполне реальные действия, и сам по ходу меняется. Кульминация достаточно компактна и достоверна. Возможно, следовало бы усилить ее накал, колебания Тиберия, подспудное ощущение некоего подвоха. Развязка хороша, вызывает сопереживание (как в целом и вся линия Тиберия), но затянута. Хорошо бы ее ужать (как и всю линию).
Язык и стиль:
Язык яркий, образный, метафоричный. Местами – остроумный.
Стиль невероятно многословный, избыточный, назойливый, что сводит на нет все красоты языка.
Характеры персонажей (раскрытие и развитие):
Основных персонажей в романе два: Ворон и Тиберий. Также сюжетообразующим персонажем является Дух Реки, она же Нефертари, она же Олеся; и отчасти -- Ника, бо̀льшую часть повествования присутствующая «за кадром». Все остальные персонажи -- второстепенные или эпизодические, их характеры показаны несколькими штрихами. Большего от этих персонажей и не требуется. Хотя хотелось бы меньше масочности и больше реалистичности.
Характер Ворона раскрыт -- нервный, раздерганный, несчастный человек, пытающийся обрести любовь и самого себя. Кстати, такому персонажу категорически противопоказано заниматься заказными убийствами -- странно, что его до сих пор еще не арестовали или не убили. Развития характера у Ворона нет. Совсем. Потому и обретение Пути (просветление?) Ворона в конце романа выглядит притянутым за уши.
Характер Тиберия раскрыт: пугливый, неуверенный в себе, закомплексованный неудачник. С определенного момента, предпринимая реальные шаги к осуществлению своей мечты, Тиберий начинает меняться. В нем проявляется настойчивость, элементы самоуважения, которые борются со страхом и робостью -- с переменным успехом. В какие-то моменты в Тиберии «пробивает» решительность отчаяния -- и тогда он становится способным на поступки. Он пытается бороться с собой, со своими комплексами, его характер претерпевает изменения. Итоговое решение Тиберия логично вытекает из характера героя и его развития.
Характер Ники раскрывается, в основном, через восприятие Ворона -- и лишь в конце, когда Ника появляется в романе «живьем», ее характер раскрывается дополнительно, с несколько неожиданной стороны. Раскрытие характера Ники, в целом, есть, но развития -- нет.
Характер Духа Реки также раскрыт, но развития не имеет, что в данном случае оправдано: существо, которому не одна тысяча лет, вряд ли способно измениться за пару недель. Да и предпосылок к изменениям у Духа Реки нет.
Персонификация речи персонажей:
Все персонажи говорят и думают одинаково – срываясь на монологи в стиле автора. Конструкция предложений, склонность к многословию, образ наворачивается на образ, все усложнено и неестественно. Фактически персонажи -- функции, позволяющие автору вести бесконечный монолог.
Все то, что можно при беглом взгляде принять за персонификацию, при тщательном рассмотрении является «масочностью» -- не характер, но амплуа, не оригинальность речи, а гротеск «комедии дель арте». Персонификация речи на уровне амплуа: мямля-Тиберий, ироничный мачо Ворон, хитрый еврей Изергиль, «косящий под дурака», стерва-Ника, загадочная эстетка Нефертари и т. д. Маски, амплуа позволяют автору повернуть свою, авторскую речь очередной гранью, поиронизировать в чуть другой манере и показать читателю: «Смотри, я еще и так могу!»
Есть разница между персонификацией речи и характеров в театре Станиславского -- и персонификацией амплуа в «комедии дель арте», театре масок. В данном случае мы имеем второй вариант. Персонификация речи персонажей в данном романе статична, соответствуя выбранной для каждого маске. Она практически не меняется при смене ситуаций, собеседников, состояния героя и т. д.
Разве что дневник суккуба, стилизованный под «дневник блондинки» и доведенный до фарса, выбивается из общего ряда своей резкой характерностью.
Авторская индивидуальность:
Многоречивость, витиеватость. Ироничность, которая гибнет под тяжестью многословия. Болтливость, особенно в тех эпизодах, где это противопоказано. Яркость, гротеск, фарс. Как образ – макияж, яркие одежды из дорогой ткани, вызывающие украшения ручной работы, но все это принадлежит толстяку, чьи мышцы с трудом позволяют ему подняться из кресла. Словоизвержение в грандиозных масштабах – жир и складки кожи.
Динамика внутреннего и внешнего действия. Темпоритм. «Сквозное действие», событийный ряд, интрига:
Подробно рассказать автору, что такое действие, темпоритм, событийный ряд, изменение мотиваций персонажей. Даже не в смысле конкретного романа, а просто как основы действенного ряда!
Потому что прочтено почти три авторских листа начала – целых три листа, объем приличной повести! – а событий фактически нет. И у Тиберия, и у Ворона заявлено по одному событию: у обоих проблемы с женщинами. Все остальное – куча всего – строится только на этом единственном событии. И мотивации главных персонажей топчутся на месте, не меняясь никак. Костяк ограничен, мышц немножко, и на это наворачивается масса жира, рюшек, оборочек, макияжа…
Пример: действенный анализ линии Ворона в первой части (больше половины романа!). Событие – поступок, явление или факт, влияющий на развитие действия и меняющий мотивации (задачи) персонажей. Итак, какие события происходят с Вороном, меняя ему мотивации. Событие: Ворон получает заказ? – нет, оно произошло «за кадром», до начала романа. Старуха говорит Ворону, что надо подождать? Нет, Ворон и перед этим ждал, то есть, задача не менялась. Значит:
-- Ворона бросает Ника. С этого времени Ворон страдает.
-- Ворон знакомится с «Клеопатрой». Страдания Ворона меняют окраску.
-- Ворон приступает к акции уничтожения объекта (убивает бомжа).
Все! Три события на огромный массив текста. Вполне естественно, что тройка позвонков не выдерживает столько мяса и жира. Делается скучно.
Линия Тиберия тоже вялая, но более насыщена событиями. Поэтому она воспринимается как главная и едва ли не единственная, отягощенная рыхлой полу-линией Ворона. У этой линии даже просматривается зыбкий финал: кульминация и развязка.
Треножник восприятия:
-- Эмоциональный план: Есть, но редко. Большей частью тонет в словоизвержении.
-- Интеллектуальный план: Есть, но избыточно в смысле эзотерики и философии. Опять же – катастрофически тонет в словоизвержении.
-- Эстетический план: Есть, и снова -- тонет в словоизвержении, булькает и идет на дно.
Функциональный треножник (функции воздействия):
-- Развлечение (отдых): Практически нет. Рыхлость и многословность превращают чтение в тяжелую, утомительную пахоту.
-- Обучение (новые знания): Практически нет. Редкие элементы даосизма, как его понимает автор.
-- Воспитание (мораль и нравственность): Едва-едва, в линии Тиберия. Причем явная симпатия автора к Ворону сводит это дело на нет, и даже превращает в антивоспитание.
Особенности творческого метода:
Катастрофическое неумение сокращать. Отсутствие чутья на событийный, действенный ряд. Локальные задачи преобладают над стратегическими.
Роман, кончено, подписан в колонтитулах (там имя и фамилия автора есть) -- но надо все-таки подписывать роман и в самом тексте, на первой странице: имя и фамилия автора, ниже -- название, дальше -- сам текст. Колонтитулы -- это хорошо, но недостаточно. При некоторых настройках Word-а они не читаются, и текст становится «безымянным». Подписывать роман надо обязательно в самом тексте -- сколько раз уже об этом говорили!
Тиберий крестится. Значит, христианин. Образован. И при этом рассуждает, как после самоубийства попадет к ангелам, где будет ждать Страшного Суда. Он не в курсе, что ждет самоубийц?
И тут же, после «перекрестился» и рассуждений об ангелах – «По правде сказать, в потусторонние миры, в ад, рай или новые воплощения Тиба не верил.»
Почему начало одних абзацев отбито табуляцией, а других – нет?
Самоубийство из водяного пистолета – как шутку, понимаю. Как часть сюжета, действия, ситуации – не слишком. Тиберий не знал, что пистолет водяной? Знал, но регулярно из него стреляется? Это обесценивает все его мучения. Чего-то в эпизоде не хватает.
Неумение сокращать. Автор любит каждое свое слово.
Например:
«Настенные часы показывали без трех минут полночь, а это означало, что времени на форумы не остается, день подошел к концу, нужно выключать компьютер и ложиться спать.»
И так каждое предложение. На любую простейшую мысль – три-четыре дополнительных определения, уточнения, констатации. Убери две из четырех – ничего не изменится. Убери три из четырех – тоже ничего не изменится.
Все остроумие автора, все удачные образы и метафоры безнадежно тонут в невероятном массиве лишних слов. Действие тонет под этой грудой, задыхается.
Тяжелейшие абзацы. Как у Льва Толстого. Фраза громоздится на фразу, автор упивается своим словоизвержением:
«Ворону приснился загадочный сон.
Будто никакой он вовсе не ворон, а наоборот — зимородок, летящий над ночным лесом в сторону моря. Вместо привычных стальных перьев его крылья заканчиваются мягкими опахалами, часто и беспорядочно перемешивающими густой воздух, на голове топорщится хохолок, а на периферии глаз, на месте привычного массивного клюва виднеется тонкое острие, похожее на обагренный кровью наконечник копья. Крылья стремительно устают, но зимородок упорно мчится сквозь ночь, наматывая на веретено полета пейзаж за пейзажем, минуя заросшие лесом хребты с развалинами заброшенных замков, проскальзывая ущелья, по дну которых змеятся нити ручьев, пугая застигнутых у костров колдунов, умеющих предсказывать людям их прошлое, уворачиваясь от голодной нежити гор, караулящей в свете луны неосторожно упавшие метеориты, поднимаясь все выше и выше в бездонную шершавую высоту, чтобы дотронуться до купола неба, оставить на отполированной вечностью глади след острого клюва и, стряхнув с оперения звездную пыль, броситься вниз, навстречу огромной воде. Воздух вокруг его небольшого, но сильного тела сворачивается в тугие канаты, небесные медузы в ужасе прячутся в воздушные ямы, завистливый ветер хватает за перья, но вовремя сообразив, до чего он неуместен в этом чужом запутанном сне, уносится вниз, выстилая по поверхности моря длинные ровные волны. Блестящая спина огромной воды стремительно приближается, растягивается до всех невидимых, но предполагаемых горизонтов, и в ее темно-зеленой толще глаз зимородка различает контуры будущей жертвы. Маленькая рыбка — одна из множества крохотных странников океана — вдруг цепенеет, почувствовав на себе внимание смерти, мутнеет взглядом, вываливается из стаи и как торпеда со сломанным гироскопом описывает неровный бессмысленный круг. Жизнь маленького существа готовиться сдать полномочия смерти, но вдруг над ночным морем появляется гигантская тень. Что-то большое, готовое поспорить величиной с самим небом пожирает луну, закрывает непрозрачным саваном звезды, взмахивает огромными крыльями и опускается к черной воде. Зимородок, застигнутый нежданным вторжением в начале броска, уже не в силах поменять траекторию стремительного падения. Он рушится вниз, приближаясь к выбранной жертве, выбирая правильный угол, пронзая клювом последние метры пропитанного солью воздуха, и лишь в самый последний момент замечает появление ужаса. То ли обретший плоть римский бог Фатум, то ли вылетевший на ночную охоту двуглавый орел, то ли зловещий черный истребитель, песню о котором Ворон любил слушать еще до того, как стал зимородком, беззвучно несется над самой водой, выстраивая вокруг обжигающие стены абсолютного холода. Корка льда покрывает морские просторы, расползается в стороны, превращая вспененные барашки в хрустальные гроздья и расписывая побелевшую пустыню ломкими кружевами из капель и брызг. Застывает ночной ветер, застывает ночной воздух, застывает рыбка в застывшей толще воды. Зимородок, впервые в жизни осознавший беспредельность вечности и сиюминутность собственного существования, пытается увернуться от растущей под ним прозрачной стены, но, не сумев рассчитать силы, рушится сквозь холод, сквозь время, сквозь зеркало, сквозь себя и, вдребезги разбивая клюв о несокрушимую ледяную преграду, внезапно и очень отчетливо понимает, что чувствуют решившиеся на падение ангелы, с разгона целующие каменную грешность земли.»
Ворон чудовищно болтлив, как КВНщик:
«- Я не знаком с вашим боссом, — Ворон докурил и, не зная, куда деть окурок, флегматично затушил его о столешницу. — И мне на него в общем-то наплевать. К вам у меня тоже ничего личного, но я, знаете ли, дорожу крепким сном. Я в этом бизнесе много лет и, как видите, до сих пор жив и свободен. Догадываетесь почему? Я продумываю каждую мелочь, беру в расчет самые незначительные детали и стараюсь просчитать все варианты. У меня нет почерка, работая, я ни разу не повторился. Именно поэтому обиженные мною банды, бригады, партии, клики, кланы, ассоциации, стихийные толпы и, естественно, компетентные органы ищут десятки разных Воронов в разных точках страны. Никто из людей, работающих со мной, не видел меня лично. Никто из тех, кто видел меня лично, не догадывается о моей настоящей работе. У меня в Москве осталась девушка, которая уверенна, что я юрисконсульт, обеспечиваю работу отечественного бизнеса с иностранными контрагентами и поэтому много езжу по России и миру. Я до сих пор не легализовал и десятой части доходов, и вместо нового "Марселаго" катаюсь на пидорском "Мини" с британским флагом на крыше. Я отказываю себе очень во многом, зато имею спокойные сны по ночам, — на этих словах Ворон вспомнил о пророческих видениях зимородка, вздрогнул и резко закончил. — Короче, для меня слишком большой риск оставлять вас в живых.»
-- А главное, зачем он это рассказывает?!!
Плотность событий чрезвычайно низка в сравнении с объемом текста, навороченным на этот стержень.
Милый, симпатичный, эстетствующий, эзотерический красавец-киллер. С биографией, рефлексией, тонкой нервной организацией, с девушками, которые хотели выйти за него, родить ему сына, из которого киллер воспитает настоящего гуманиста… Короче, киллеру надо сопереживать и сочувствовать.
«Мама, я киллера люблю! Киллер будет убивать, а я трупы зарывать…»
Громко: как же осточертели милые обаятельные киллеры – наемные убийцы, отребье, дерьмо – которые кочуют из книги в книгу, из фильма в фильм, и должны по мнению их создателей вызывать у читателя симпатию. Только на нашем семинаре из этих киллеров, о которых писали семинаристы за пять лет, можно создать сводный батальон имени Плачущего Убийцы!
Штамп из штампов.
«Ворон мечтал о другом. Ему хотелось видеть рядом с собой совершенную спутницу — такую воздушную, небесно-цветочную, похожую на актрису Корикову и Белую Тару одновременно. Утопия, конечно, но разве можно жить без мечты?»
Хорош не тот комик, который смешит – хорош тот, над кем смеются. Аналогично – хочешь вызвать сопереживание, сформировать эмоции у читателя? Один яркий образ лучше двух дюжин разных образов, выстроенных поротно.
Весь роман тонет в философских размышлениях, самокопании и рефлексии героев. Философия и рефлексия -- это неплохо, это даже хорошо -- но всего должно быть в меру. Здесь же меры нет и близко. В итоге рефлексия и философия погребли под собой все: сюжет, действие, идею, героев, конфликт, сопереживание, достоверность...
«Протяжные звуки вплетались в первые капли, сглаживали ломаные линии молний, незамутненной тоской обрамляли грохот дождя. На лице Ворона появилась улыбка. Кто когда-нибудь состоял у Смерти в учениках…»
Рассмотреть искусственность образов. Ну и, конечно: «У Смерти в учениках…» Не в учениках, а в наемных работниках, типа дворника-таджика. Не стоит преувеличивать.
«Ты, должно быть, жаждешь услышать захватывающие истории знакомств, скабрезные сплетни о соблазнении юных дев и прочий мусор сознания, воздвигающего иллюзии о том, что в мире якобы существует твоя "половина", и если неустанно, не покладая ног, рук и члена, торить к ней пути, она непременно отыщется и предстанет перед тобой во всем своем первозданном великолепии.»
Поведение киллера, ясное дело, абсолютно непрофессионально. Особенно в предчувствии работы. Но это автору неважно – киллером Ворон стал только потому, что автору понадобился яркий персонаж в антиподы к Тиберию. Правдоподобность здесь не в чести. А жаль.
Эпизод «Тиберий-стрижка-подбор одежды» в чем-то симпатичный. Даже многословие как-то поугасло. Жаль, ненадолго. Следующий эпизод с Вороном – опять действия ноль, рефлексии и пейзажей – вагон. Ворона преследуют, Ворон зачем-то дает преследователю понять, что в курсе… Дальше в сцене с вахтером Ворон ведет себя вызывающе, провоцирует скандал. Хорош киллер!
К вопросу о Дао: «Дао Дэ Цзин» Лао-Цзы -- довольно короткий труд. Без лишних слов.
С момента завязки линия Тиберия слегка оживает. Возникает легкий интерес к происходящему. Жаль, что это случилось так поздно. Линия Ворона по-прежнему отдает картоном, эпизод за эпизодом. Поглядим, оживет ли она. Стоит отметить, что Тиберий ожил после завязки (после появления Черных Вод ему стало подозрительно фартить). Ворон же на завязку никак не отреагировал, Ворон продолжает жить в экспозиции. Поэтому Ворон выпадает из сюжетной структуры – и неизвестно, «впадет» ли он обратно.
А когда это молодой парень Ворон успел заработать столько денег, что хватит на безбедную жизнь в Лондоне? По его возрасту (и поведению) непонятно, с чего бы он так востребован.
Ворон по-прежнему живет в экспозиции. Страдает по Нике эпизод за эпизодом. Больше не происходит ничего, ни одного события. Возникает желание читать по диагонали.
Из линии Тиберия, сократив ее сильнейшим образом, пожалуй, можно было бы организовать сюжетообразующую линию. Из линии Ворона (на момент знакомства с «Клеопатрой») не получается выстроить ничего. Линии нет, событий нет, сквозного действия нет. Рефлексия-Ника-рефлексия-совершенномудрый муж. Все. Если выкинуть эту линию из повествования, оставив только Тиберия – текст можно читать без проблем, не зная ни о каком Вороне. А ведь прошло уже 5 а. л. – колоссальный объем текста. У Ворона произошло одно событие: его бросила Ника. Больше событий нет. От слова «совсем».
«- Больше всего ты похож на заезжего киллера… Но ты не киллер.
— Господи, откуда такие версии?! – Ворон похолодел.
— Ну хорошо, если похож на киллера, то почему все-таки не киллер?
— Потому что слишком похож. Скорее всего, ты – гэбэшник.
— Это еще почему?
— Вымышленное имя, московский говорок, крутая, но явно чужая машина, оружие, которое ты безбоязненно светишь на глазах у толпы, покровительственный разговор с охранником… Что ты ему показал? Корочки, да?
«Вот, значит, какой он – полный провал», — подумал Ворон. Во рту у него пересохло и, подозвав официанта, спалившийся охотник заказал бутыль виски.»
-- Ну да, он же крутой киллер… Интересно, как себе автор киллеров представляет?
Похоже, автор сам понимает ряд недостатков своего романа: недостоверность образа киллера, склонность к выражению мыслей длинными вычурными фразами и т. д. -- и даже иронизирует в тексте по этому поводу. Самоирония -- это хорошо, но почему бы просто не исправить эти недостатки, если автор сам их прекрасно видит? Как-то странно это...
Ну невероятно затянуто! Где-то в клубе, где сидят обе парочки – возникает непреодолимое желание прекратить чтение. Ни слова в простоте, диалоги искусственные, событий по-прежнему не происходит, конфликт топчется на месте... Ладно, читаем дальше.
В линии Тиберия хоть что-то вяло движется: визит покупателя, разговор о духах. Линия Ворона стоит, как приколоченная. Объем текста неуклонно растет. Ни слова в простоте, любой пейзаж, любая мысль разжевывается в слякоть, гибнет под грудой вычурных сравнений.
Ворон убивает бомжа, предварительно получив его отпечатки пальцев на сменной рукояти от заточки. Зачем?! Чтобы после убийства подкинуть заточку с этими пальчиками следователям, пустив их по ложному следу? Пытаемся анализировать:
-- Пальчики бомжа наверняка отсутствуют в базе ментов. Значит, бомжа не найдут, и все ухищрения – мимо кассы.
-- Хорошо, менты по пальчикам нашли труп бомжа. Вздувшийся, разложившийся, объеденный собаками. Любой эксперт определит время смерти плюс-минус сутки (а то и точнее). Сразу станет ясно, что бомж умер до того, как закололи объект, и что пальчики бомжа – блеф, уловка. Вот тут-то милиция и начнет искать настоящего убийцу с удвоенной силой.
Хорош же киллер Ворон с его хитростями…
«Когда кто-нибудь умирает, находящиеся рядом люди пробуждаются от пожизненной спячки и на мгновение понимают, что окружающая их пестрая жизнь – всего лишь затянувшаяся медитация Бога, в которой и жизнь, и смерть, и они сами — только движущиеся декорации, призванные создавать иллюзию существования мира… Но и Бог как-то чересчур подозрительно смахивает на химеру коллективного разума. Кто же тогда сидит в медитации? В чьих фантазиях захоронен весь этот мир с ослепительным солнцем, с безликой «Тойотой», насквозь пропахшей освежителем воздуха, с болтающим ди-джеем по радио, с нерушимой дорожной пробкой, растянувшейся на все шесть полос? Этот вопрос Ворон постоянно задавал себе в день исполнения заказа, и каждый раз чувствовал, что знает ответ. Ответ действительно был известен, просто не настало время его сформулировать. В ожидании этого грядущего чудесного времени, охотник пребывал в отрешенном и слегка заторможенном состоянии, рассматривая стоящие рядом автомобили, прохожих и рекламные баннеры, как заблудившийся лодочник разглядывает берега неизвестной реки. Пока человек не распознал свое дао, он воспринимает реки, как реки, а берега, как берега – такова суть человеческого существа. Когда искатель духовности открывает для себя проблески истины, реки перестают быть реками, на языке духовных людей это называется «проницать суть вещей». Оставаться в таком положении удел многих, не сумевших отбросить разум и сменивших одно заблуждение на другое. И только для тех, кто после долгой дороги достигает своей полноты, реки снова становятся реками, а берега – берегами. Смена «материального» взгляда «духовным» — явление внутреннее, субъективное, а вовсе не абсолютное; оно никак не затрагивает природы вещей. Это утверждение способно сломить многих искателей истины, но если с ним удастся смириться, возможно, кому-то и повезет…»
«…и одним точнейшим движением всадил заточку бульдогу точно в нагрудный карман, в пяти сантиметрах под которым пряталось сердце. Удар был сокрушительной силы, но пожилой джентльмен устоял. Одной рукой он схватился за Ворона, другой обхватил лезвие…»
-- Извините, но у заточки нет лезвия. Как у шила, например.
«…свинчивая рукоять заточки с шурупа, которым оканчивалось лезвие…»
-- Опять лезвие. И – шуруп?!
Это же надо – убийство, бегство Тиберия, Ворон ищет Тиберия – по идее, энергичные сцены, и такие нудные из-за длиннейших потоков банальностей-рефлексий. Это надо было постараться… Текст утрачивает сюжет, превращаясь в высокохудожественное эссе, полное высокомудрых рассуждений и сюрреалистических образов, а также трактатов о суккубах.
В целом, мы предпочтем Лао-Цзы и Линь-Цзы в оригинале.
Странно, что Дух Реки, с ее опытом и умением находить подходы к мужчинам, в конце романа (на пляже) не пошла навстречу Ворону, чтобы заполучить себе и его. Должна была почувствовать момент -- но почему-то не почувствовала. Почему? Из текста это неясно.
Познавший в конце романа истинный Путь (обретший просветление?) киллер Ворон выглядит совершенно недостоверно. Во-первых, эта истеричная раздерганная личность абсолютно непохожа на «совершенномудрого мужа», каким он старается стать или хотя бы казаться. Все его «духовные практики» весьма сомнительны, медитации, как показывает сам автор, не достигают цели, привести в порядок мысли и справиться с эмоциями Ворону не удается, а употребление рома, шалфея и кокаина так и вообще никак не может способствовать обретению Пути. Как и его основное занятие -- заказные убийства. Кроме того, автор нам сообщает, что Ворон постоянно меняет одну религию на другую -- вряд ли таким образом возможно познать Путь и обрести просветление. Да и сам момент обретения Пути Вороном в конце романа выглядит совершенно неубедительно. Кроме того, идея обретения истинного Пути киллером-неврастеником кажется лично нам весьма сомнительной, чтоб не сказать хуже.
«- Неужели опять не смогу? — прошептал Тиберий и предпринял еще одно отчаянное, но безуспешное усилие нажать на курок.»
-- На спуск, а не на курок. Из года в год повторяем, а толку -- ноль...
«- Goоd bye, — цокнув зубами о ствол, промычал девственник и нажал на курок.»
-- На спуск, а не на курок!
«Висевшее на стене зеркало, улучшив момент, запечатлело в своей неодушевленной памяти...»
-- Улучив.
«Для завершения образа пожилого итало-американского мафиози не хватало разве что "Кольта"...»
-- Мафиозо. "Мафиози" -- множественное число.
«Даже без пистолета я разберусь с тобой за пару минут.»
-- Дешевые понты. И это профессиональный киллер?!
«Добыча, не усугубляй ситуацию, — Ворон положил руку на пистолет. — Давай, сочиняй аргумент.»
-- Он уже раньше положил руку (кстати, лучше -- ладонь) на пистолет. И, судя по тексту, не убирал.
«Бывает, к примеру, и так, что само человечество испытывает стыд за то, что какой-нибудь неудачник — скажем, некто Тиберий Истомин — на каких-то там основаниях считает себя полноправным членом гордого племени.»
-- Переутяжеленная фраза. Как пример. Переизбыток вводных слов и вводных оборотов. В принципе, автор умеет строить длинные фразы. Но периодически они выходят неудачными.
«Ника была успешной, миловидной, неглупой девушкой, естественно, она была достойна союза с обеспеченным ярким мужчиной — так ей казалось.»
-- Перебор по прилагательным.
«Вытащив из походной сумки пакетик с белой магической пылью, Ворон выложил на столешнице две дорожки, неумело вдохнул через трубочку традиционной стодолларовой купюры и, мгновенно устыдившись этого первого в жизни грехопадения, выбрался на балкон.»
-- Если Ворон никогда раньше не нюхал кокаин, зачем он его с собой возит?
«Он основал монастырь (кстати, тот самый истоптанный кинематографом Шао-Линь) и учил в нем религии Чан, у нас больше известной по японскому названию Дзэн.»
-- В русской транскрипции принято написание "чань" (с мягким знаком). Да и монастырь он не основал – он скорее обосновался в уже стоявшей на тот момент обители.
«Берегись, друг, на него могут найтись покупатели, о которых ты даже не представляешь.»
-- Неудачный оборот в конце фразы.
«Но сначала я планирую это одеть.»
-- Надеть.
«Встречные люди – в основном грузчики и вышедшие на перекур продавцы – не обращали на Ворона никакого внимания, и на залитую бетоном площадку, где разгружались грузовики, парень выбрался без приключений.»
-- Перебор по словам с корнем "груз".
«Первым порывом охотника было разрядить пистолет плюгавому привратнику в лоб.»
-- И это порыв профессионального киллера?! Да он неврастеник, а не киллер!
«Вместо этого он ударом ноги снес перекинутый через пешеходную дорожку
шлагбаум и спокойно пошел дальше.»
-- Хлипкие у них шлагбаумы. Да и действие слишком "понтовое".
«...перед тем как начнешь совершать глупости, послушай поучительную историю. Дело в том, что жизнь свою я посвятил воздухоплаванию. Во время учебного вылета где-то около года назад в моем самолете самопроизвольно сработало катапультное кресло и вышвырнуло меня из кабины прямо через остекление фонаря. Я отделался шишкой на голове и испугом, о степени которого ты можешь только догадываться. Но проблема не в этом. Проблема в том, что после того, как я выписался из психиатрической клиники, родное Министерство Обороны вручило мне справку, согласно которой я теперь свят, светел и неподсуден – чистое облако в штанах, но сердить меня строжайше запрещено. Вот в чем проблема. И что характерно, старик, проблема эта, похоже, твоя.»
-- Ну ооочень длинный и излишне «литературный» монолог!
«Причем хочет ее эгоистически, капризно, чисто по-детски, и если сомневается в глубине этого чувства — жестоко и болезненно мстит!»
-- Кто кому мстит? Непонятно. Что-то не так с этой фразой.
«Даоский принцип «У-вэй» гласит: «Нужно иметь чистый разум, нужно уподобиться комку необработанной глины, нужно отложить мысли в сторону, стать глупым, словно несмышленый ребенок, и тогда твои действия будут правильными, как у познавшего истину мудреца».
-- Вообще-то у-вэй -- это принцип недеяния, и объясняется он несколько иначе.
«Ее глаза – оранжевые и желто-зеленые, остро расчерченные стрелами вертикальных зрачков – чем-то напоминали пустоглазый взгляд утонувшей блудницы...»
-- Глаза напоминали пустоглазый взгляд.
«Особенно впечатляли расписные потолки, дворцовые люстры, колонны, и, особенно, оббитые бархатом и увешанные настоящими картинами стены, переходящие в ободранную каменную кладку и кафельные полы в стиле «уличный трэш».»
-- Длинно, излишне подробно, и повтор "особенно".
«...диски вставлены в магнитофон...»
-- Диски вставляют не в магнитофон.
«Тиберий почувствовал, что вот-вот расплачется. Он не плакал давно, наверное со смерти отца...»
-- Он совсем недавно плакал в клубе.
«Я говорю, что понимание пустоты без понимания женщины невозможно. Приходит ли твой мозг в сокрушительный восторг от осмысления этой простой, в сущности, вещи? И рушится ли после этого с эмпиреев затейливого мироздания в невинность и эстетический примитивизм?»
-- В пьяном виде (а Ворон сильно пьян) такое связно произнести невозможно.
«Ворон нащупал в кармане пиджака маленький «Дерринджер», приставил к мобильнику и нажал на курок.»
-- И вот уже профессиональный киллер нажимает не на спуск, а на курок. Если Тиберию подобная ошибка еще как-то простительна, то уж Ворону -- никак.
«Низкое, заросшее густой серой шерстью, с парой кожистых крыльев и изогнутыми рогами на бульдожьем лице, оно напоминало гибрид между ископаемым ящером и готическим вариантом горгульи.»
-- Шерсть у ящера или горгульи? Рога на лице? Круто Ворона вставило!
«Отсюда открывался вид на дальнюю стену, в потемневших досках которой и прятался идеал.»
-- Прямо-таки в досках?
«Так и надо было бить Рубчика по лицу, — охотник решил поддержать тему. Авось повезет, и абориген примет его за кого-нибудь из своих.»
-- Как бомж может принять Ворона за кого-нибудь из своих?
«Праздные зеваки подумают, что у него хорошее настроение, и он подпевает магнитофону...»
-- В автомобилях давно уже не магнитофоны, а радио и / или CD или флэш-плееры.
«...работа на трассе в узких кругах киллеров и проституток всегда считалась одной из самых комфортных.»
-- Не знаем, как киллеры, а проститутки, судя по всему, что мы читали и слышали, работу на трассе комфортной не считают. Подозреваем, что киллеры -- тоже.
«...небольшие кирпичные домики с заплетенными виноградом навесами утопали в тени персиков и черешен, ветви которых склонялись под черными гроздями чуть не до самой земли.»
-- Не рано ли во второй половине мая для спелых черешен?
«...опорожнил желудок прямо на колесо стоящего рядом паркетника.»
-- А теперь вопрос: кто без заглядывания в Гугл скажет, что такое «паркетник»? Может, это мы одни такие отсталые, что видим оное слово впервые в жизни? (В Гугл мы посмотрели, и теперь примерно знаем, что это такое. Но неужели нельзя было написать просто «внедорожник» -- слово куда более известное и понятное? Тем более, что зачастую сами автолюбители не могут между собой договориться, что есть «паркетник», а что есть «внедорожник», и в чем между ними разница?) Возможно, автору хотелось тут показать не приспособленную к полевым условиям имитацию внедорожника -- но в итоге смысл намека поймут очень немногие. Даже с Гуглем.
«...голубые заборы и закатанные в асфальт направления узких, ведущих к морю дорог.»
-- Закатанные в асфальт направления? «Оригинально-с!» (с) поручик Ржевский.
«Его главный герой обладал чересчур тонким внутренним миром. Любовные переживания, вселенские вопросы, какие-то духовные поиски, эзотерика… Нет, киллеры – люди простые, для них рефлексия – прямая дорога в тюрьму.»
-- А вот это надо бы в эпиграф к роману!
«...подошел к стенной полке, на которой лежало две куклы.»
-- Лежали.
«Чуть дальше, прислонившись спиной к стене, сидела красно-коричневая фигурка шута.»
-- А раньше было написано, что куклы лежали.
«...охотник признал, что не видел в жизни ничего, сопоставимого такой красоте.»
-- Коряво.
«Когда ты не в силах подсчитать количество трупов, плавающих в формалине твоей памяти...»
-- Вообще-то Ворон приводил в романе точную цифру. Понятно, что это образ, но образ получился излишне пафосным; к тому же он вступает в противоречие с написанным ранее, и при первом прочтении воспринимается как глюк автора, а не как образ.
РЕЗЮМЕ
(подведение итогов)
На наш взгляд, в существующем виде роман для публикации не годится -- ни с литературной, ни с коммерческой точки зрения. Текст чрезвычайно затянут и многословен, что мешает восприятию, делает чтение скучным и неинтересным. Если бы мы читали этот роман не для разбора на семинаре, а просто для удовольствия -- бросили бы, максимум, на трети текста, и больше никогда не открывали. В многословии безнадежно тонут как литературные достоинства романа (которые имеют место), так и потенциальная увлекательность, интерес для читателя (т. е., коммерческая привлекательность для издателя).
Можно ли путем доработки довести роман до публикабельного состояния? Тут мы в затруднении. На наш взгляд, линия Ворона провалена полностью, и мы не видим, как ее можно «вытянуть». Линия Тиберия более интересна и достоверна, вызывает больше сопереживания и лучше оформлена структурно. У этой линии есть все необходимые элементы сюжетной структуры: своя экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация и развязка. Да, эту линию тоже необходимо сильно сокращать, очищая от напластований избыточной рефлексии и бесконечной авторской иронии, которая очень скоро начинает надоедать. Ирония -- это неплохо, но ее, как и рефлексии с философией, должно быть в меру.
Если как следует поработать над линией Тиберия: сильно ужать рефлексию и точечно использовать авторскую иронию, заострить конфликт, усилить темп действия -- то из этой линии вполне может получиться отдельная законченная повесть. НЕБОЛЬШАЯ!!! В которой Ворон или вообще не будет присутствовать, или будет эпизодическим персонажем -- некий киллер, преследующий в конце Тиберия, как нежелательного свидетеля, похитившего деньги. Опять же, надо усилить и заострить кульминацию (метания Тиберия и итоговый выбор, который дался бы Тиберию труднее, чем в имеющемся романе); сократить и ужать развязку. Думаем, такая повесть могла бы оказаться интересной и вызывающей сопереживание.
Другое дело, захочет ли пойти на это автор? Понимаем, что в таком случае из книги исчезнет бо̀льшая часть философских «околодаосских» рассуждений, которые наверняка до̀роги автору -- не зря же они присутствуют в тексте в таком количестве. Понимаем, что это изменит как идейно-философскую концепцию, так и общий замысел произведения. Поэтому озвучиваем такой вариант, как теоретически возможный, но конечное слово тут, разумеется, остается за автором.
Быть может, существуют и другие способы доработки / переработки данного произведения. Но лично мы, увы, их не видим. Возможно, автору стоит просто учесть высказанные замечания и рекомендации на будущее и воспользоваться ими при работе над последующими произведениями, дабы «не наступить на те же грабли».
Разумеется, автор имеет полное право не согласиться с частью или даже со всеми высказанными замечаниями и рекомендациями.
Если кто-нибудь решил, что Генри Лайон Олди столь безжалостен лишь к авторам мужеску полу, то он глубоко заблуждается. Посмотрите, как мэтры не пожалели наших очаровательных саратовских девчат. Лишь рожки да ножки... Нам понра-авилось...
Итак
Анна Голубева, Валентина Пузакова: «ВОСЬМОЙ ДЕНЬ»
(повесть, 8,0 а. л.)
«Узкий специалист подобен флюсу: полнота его -- одностороння».
Козьма Прутков
Авторы точно уверены, что это повесть, повесть оконченная, имевшая именно такой замысел, а не часть какого-то романа, о котором мы еще ничего не знаем, и где все будет дописано и разъяснено?
Тема (материал и проблематика):
Материал – общество, выстроенное по принципу Назначения (профессия назначается человеку свыше) – в целом, тема раскрыта, хотя непонятна линия Калеба, где говорится о людях, ставших монахами вопреки Назначению.
Проблематика – внутренняя противоречивость, неустойчивость, порочность такого общества при внешней идиллии. Проблема свободы выбора в обществе, где каждый получает свое Назначение свыше. Функционирование и развитие такого общества.
Проблематика не раскрыта, скомкана, частично брошена на полдороги. В итоге, тема раскрыта лишь частично. На уровне общества -- в большей степени, но не полностью, на уровне личности (героя) -- недостаточно.
Идея (главная мысль произведения):
Вначале возникает идея: «Человек – сам творец своей судьбы!». Но, видя, как бестолково пытается изменить свою судьбу Джей, обнаруживая, что вся линия Калеба исчезает в безвестности, выясняя, что из Джея делают Мессию этого мира…
Короче, первая идея исчезает, а новой не формируется. Идея трудно определима. «Перо в бок -- и в дамки?» «Отчаяние придет сил?» «Мессией может стать скандалист и убийца?» «Убил ангела -- спас мир?» «Стоит ли стремиться к свободе?» Последнее -- пожалуй, ближе всего. Но это не идея, а вопрос.
Конфликт (базовый и персонифицированный уровни):
Базовый: свобода выбора против рока, судьбы, высшей силы. Свобода воли против Предназначения.
Персонифицированный: Джей и сектанты против всех (за редким частичным исключением).
Конфликт виден ясно, но развивается неравномерно. То висит на заднем плане, то вновь начинает развиваться. Разрешение конфликта -- невнятное.
Фабула и сюжет (история в ее причинно-следственной и хронологической последовательности – и художественная композиция событий):
Вначале кажется, что фабула стоит на трех ногах: Джей, Калеб, Ребекка, их причинно-следственные связи. И эта тройная «косичка» даст художественную структуру сюжета. Но Калеб быстро превращается в рефлексивную иллюстрацию, потом исчезает, Ребекка делается иллюстрацией к главному герою Джею, и сюжет прыгает к финалу на одной ноге, превращаясь на ходу в простую, еще и неоконченную на действенном уровне фабулу.
Повесть в большой степени фабульная, хотя видны попытки организовать фабулу в более сложный сюжет. Заявлено три линии действия, три сюжетообразующих героя: Джейдон, Ребекка и Калеб. Плюс ряд ретроспектив из прошлого родителей Джейдона. Однако линия Джейдона сильно перевешивает все остальные. Фактически, она является главной – и становится единственной. Линия Ребекки поначалу удачно ее оттеняет, но постепенно становится однообразной: Ребекка все время страдает, сочувствует Джейдону, пытается ему чем-то помочь, а под конец совершает один-единственный реальный поступок: посылает Джейдона к черту, когда он ее достал и отвесил ей пощечину. К концу повести линия Ребекки пропадает полностью. Линия Калеба намечена «пунктиром», эпизоды с Калебом становятся все более редкими, в них ничего не происходит, кроме туманных намеков -- в итоге эта линия тоже пропадает и вообще ничем не заканчивается.
На наш взгляд, попытка организации фабулы в сюжет не удалась.
Структура (архитектоника) сюжета (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка), как динамика развития конфликта:
Формально все структурные части сюжета в наличии. Конфликт худо-бедно развивается. Но в первой трети повести (сразу после завязки -- и до явления Джейдона в дом отца) -- имеет место сильное провисание по развитию конфликта. Конфликт заявлен, но на данном отрезке повествования он развития не получает. Развиваться он начинает лишь с разговора Джейдона с отцом, а этот эпизод отстоит от завязки достаточно далеко. И дальше развитие конфликта не слишком внятное. Джейдон мечется, предпринимает суматошные и бессистемные попытки избежать Назначения, но на конфликт это уже работает слабо. Т. е., развитие действия имеется, но затянутое, неравномерное и не всегда внятное. Вот кульминация -- в наличии. А следующая за ней развязка -- смазана и невнятна. К сожалению, она вызывает чувство неудовлетворения.
Соотношение частей сюжета по объему и интенсивности развития действия:
Экспозиция короткая и интересная. Тут претензий нет. Завязка имеется: Калеб сообщает Джейдону, что тому суждено стать монахом, а Джейдона это абсолютно не устраивает. Завязка тоже интригующая. Развитие действия -- рваное, сумбурное и сильно затянутое. Перебор по рефлексии Джейдона и Ребекки, а также по пейзажам и описаниям. Мы совсем не против психологизма, рефлексии, пейзажей и описаний. Но всего должно быть в меру. А тут мера явно превышена. В рефлексии героев и пейзажах тонет и без того вялое развитие сюжета и конфликта. Джейдон однообразно страдает и мечется, пытаясь решить проблему. Ребекка однообразно ему сочувствует, тоже страдает и пытается не обижаться на его хамство. Кульминация яркая, метафоричная. Зато развязка невнятная и, мягко говоря, странная. Убил Вестника -- и открылся мост в Царствие Небесное? Все принципы мира изменились. Джейдон – Мессия?! Странно и не вытекает из логики повествования. Ни с логической точки зрения (что, Вестник был один на всех? и раньше никто никогда не пытался его убить?), ни с морально-этической, ни с эмоциональной точек зрения. «Не верю!» (с) Станиславский.
Язык и стиль:
Язык чистый, образный, достаточно гладкий. Встречаются оригинальные образы, метафоры. При этом язык излишне «дистиллирован». Интересуемся у авторов: это сделано специально -- чтобы язык и стиль изложения соответствовали описываемому, «карамельному» и искусственному миру? Или «так получилось»?
Стиль есть, стиль характерный, чрезмерно «ровный», гладенький, многословный – по любому поводу дается пейзаж и рефлексия. Отметим, что стиль не слишком эмоциональный. На ум приходит слово «красивенько». Эта «красивенькая ровность», вкупе с провисанием по развитию конфликта, и делают чтение повести менее интересным, чем оно могло бы быть. Читать время от времени становится скучно -- несмотря на то, что формально придраться по стилю и языку особо не к чему.
Характеры персонажей (раскрытие и развитие):
Характеры практически всех персонажей заявлены и раскрыты. За исключением, быть может, Калеба: его характер заявлен, отчасти даже раскрыт -- характер неоднозначный -- но раскрыт, на наш взгляд, недостаточно. Это связано с тем, что линия Калеба намечена пунктиром, а потом вообще обрывается и ничем не заканчивается. Интересно раскрытие характера Ребекки: сначала, в восприятии Джейдона, она выглядит «глупой блондинкой», но позже оказывается, что это совсем не так.
Развитие характеров имеется, но в зачаточной форме. Ребекка, влюбленная в Джейдона (влюбленность отчасти настоящая, отчасти -- придуманная: видно, что Ребекка сама себя в этом успешно убедила), чуть-чуть меняется, но очень мало. Фактически все время она пытается угодить Джейдону, параллельно обижаясь на его хамство. Угождает, борется, пересиливает: одно и то же, развитие стоит на месте. «Ему плохо, у него проблемы, он не виноват, я должна ему помочь». Лишь в самом конце ответное возмущение накапливает критическую массу, Ребекка взрывается, посылает Джейдона куда подальше и уходит. Развитие есть, но если бы оно еще не было так затянуто...
У Джейдона также намечено развитие характера: преуспевающий, довольный жизнью «мальчик-мажор» буквально в начале текста превращается в раздраженного неврастеника, в отчаявшегося и озлобленного изгоя, а там и в убийцу. Характер Джейдона меняется сильно в худшую сторону, что делает параллель с Мессией очень сомнительной. Да, в Джейдоне (ближе к финалу) начинает пробивать и что-то человеческое, мало свойственное прежнему Джейдону-«мажору». Попытка спасти незнакомую девушку от рэкетиров, периодически пробуждающаяся совесть. Эта двойственность и неоднозначность делают Джейдона «объемным» и живым, хотя и не слишком приятным типом.
Имеется «перелом» и в поведении (характере) отца Джейдона -- этот перелом начинается во время вспышки гнева, когда он выгоняет гостей, и проявляется наиболее ярко во время прощания с сыном и Ребеккой.
Краешком, но показан «последний перелом» в душе матери Джейдона после встречи с сыном.
Калеб статичен, хотя и рефлексивен. Тем более, его линия пропадает и заканчивается ничем.
У остальных персонажей развития характеров нет -- но это и не нужно.
Персонификация речи персонажей: Персонификация в наличии, и выражена достаточно ярко. Тут все в порядке.
Авторская индивидуальность:
Дистиллированность, искусственность, тяга к нравственным проблемам. Впрочем, индивидуальность авторов проступает через текст как-то неуверенно.
Динамика внутреннего и внешнего действия. Темпоритм. «Сквозное действие», событийный ряд, интрига:
Внешнее действие, взяв в начале повести бодрый старт, почти сразу «подвисает» и долго тащится ни шатко ни валко. В целом, ничего особенного не происходит до выяснения, кем была мать Джейдона. Тут действие на некоторое время оживает, а затем, после посещения обители, становится дерганым. Оно мечется вместе с главным героем, то замирая на месте, то совершая ряд хаотических скачков. Вдобавок оно выглядит изрядно затянутым из-за перебора по рефлексии и пейзажам.
Скелет и мышечный корсет не держат столько жира.
Внутреннее действие развивается по двум линиям: осознание подоплеки происходящего и выяснение, что не все в этом мире так просто и ясно. Это диктует развитие / изменение характеров Джейдона и Ребекки и их взаимоотношений. По обеим линиям развитие имеется, но по линии Джейдона и Ребекки оно затянуто и топчется на месте. Раз за разом повторяется одно и то же: он мечется и психует, обижая Ребекку, она обижается и страдает, но всякий раз прощает Джейдона. Накал если и усиливается, но крайне медленно. А после разрыва героев и до конца повести эта линия вообще исчезает -- остаются лишь те изменения, которые происходят с Джейдоном.
Что до выяснения подоплеки происходящего как с Джейдоном лично, так и в обществе в целом -- здесь авторы сделали в начале повести большую и интересную заявку. Следить за этой линией было очень интересно -- но, увы, эта линия в итоге закончилась ничем, оставив подавляющее большинство вопросов без ответов.
Сквозное действие повести авторы, увы, не вытянули. Связный событийный ряд отсутствует. Фактически за всю повесть происходят всего два реальных события. Первое: Джейдон узнает, что ему назначено стать монахом, и это знание Калеба противоречит системе мироздания (и личным предпочтениям Джея). С этого момента Джей пытается избежать уготованной ему участи, то есть, его задача не меняется в принципе. Второе событие -- убийство Джейдоном Вестника, изменившее и его судьбу, и весь мир. Все промежуточные происшествия: выяснение истории матери Джейдона и разговор с ней; исключение из Уччасти; стычка с Авелем; разрыв с Ребеккой; посещение деревни отступников и т. д. -- полноценными событиями не являются, ибо не меняют мотивации основных персонажей. (Частичное исключение -- момент разрыва с Ребеккой; тут меняются мотивации Ребекки, но не Джейдона.) От момента встречи с Калебом и до убийства Вестника мотив у героя один и тот же: он пытается избежать своего предполагаемого Назначения. Способы меняются, но мотив и конечная цель остаются теми же. Не меняются всю повесть и мотивации Ребекки -- они меняются лишь в момент получения пощечины и разрыва с Джейдоном. А о мотивациях Калеба мы можем только догадываться.
Интрига провалена полностью. По интриге все самое интересное содержится в линии Калеба. Кто такие Обреченные на служение? Монахи, которые служат не по Назначению и исполняют некие тайные поручения, вербуя и готовя других, подобных себе? Получали они вообще Назначение, или нет? Это люди без Назначения -- или Назначение у них все-таки есть, но они каким-то образом его обошли / пошли против него? Какой обряд позволяет достичь подобного эффекта? Что за тайная церковная организация, представителями которой являются Калеб и его наставник? Каковы конечные цели всей ее тайной деятельности, явно идущей вразрез с официальными догматами и устоями? Подготовить общество к изменениям? Понемногу учить людей обретать знания и умения самостоятельно и самим определять свою судьбу? Помочь обществу «вырасти» и выйти из-под «божественной опеки»? Т. е., внутри официальной церкви существует тайная (кстати -- насколько тайная -- для иерархов самой церкви?) организация, исподволь пытающаяся изменить (с Божьего благословения?) устои миропорядка? Все эти вопросы очень интересны, но они остаются без ответов.
Когда мы уяснили, что в этом мире не все однозначно, что существует скрытая сила, действующая вразрез с официальными догматами -- нам стало интересно. Очень хотелось понять, что же в этом мире происходит на самом деле, получить ответы на перечисленные выше вопросы. И каково же было наше разочарование, когда все эти интригующие намеки закончились ничем! То есть, вообще -- НИЧЕМ! Все самое интересное для нас осталось «за кадром». Герой убил Вестника (Вестник что, один на весь мир?) -- и людям открылся радужный мост в небо. Все. Занавес. Тушите свет, сливайте воду. Как, почему? Да и мессия-убийца, не принявший муки и смерть за всех людей, а убивший другого -- это как-то скользко. С чего вдруг такой эффект от убийства Вестника отчаявшимся и озлобленным парнем? Никаких предпосылок к такому финалу в тексте повести мы не нашли, и потому финал, на наш взгляд, выглядит искусственным, нелогичным и непонятным, оставляя чувство неудовлетворенности.
Треножник восприятия:
-- Эмоциональный план: В наличии, хотя и истеричен, однообразен, и потому недоразвит. В основном, это страдания и метания Джейдона и Ребекки. Поначалу это вызывает сопереживание, но потом начинает утомлять своей однообразностью. Изредка сопереживание «вспыхивает» снова -- но потом опять гаснет.
-- Интеллектуальный план: Намечается вначале, с середины исчезает. Присутствует в основном в социальной области. Читателю предлагается сравнить преимущества и недостатки общества, где каждый получает Назначение свыше -- и общества, где каждый волен сам выбирать свою судьбу и профессию.
-- Эстетический план: Вначале есть, потом исчезает. Недоразвит. Имеется определенная эстетика языка и стиля: образы, метафоры. Однако излишняя «гладкость» выбранного стиля препятствует раскрытию эстетического плана повести в должной мере.
Функциональный треножник (функции воздействия):
-- Развлечение (отдых): Присутствует, но в недостаточной мере. Из-за провисания по развитию конфликта и переизбытка рефлексии интерес то возникает, то вновь пропадает. Из-за полного провала интриги по линии Калеба (отчасти -- по остальным линиям) повесть оставляет после себя чувство неудовлетворенности.
-- Обучение (новые знания): В некоторой степени присутствует в социальной области. Читателю предлагается сравнить недостатки и преимущества общества, где каждый получает Назначение свыше, и общества, где каждый волен выбирать свою судьбу сам -- и сделать выводы.
-- Воспитание (мораль и нравственность): Было бы, имей повесть более четкий финал. Попытка ввести в повесть ряд воспитательных моментов присутствует, но попытка, на наш взгляд, успехом не увенчалась. Есть ряд безусловно положительных воспитательных моментов, когда отдельные люди приходят на помощь другим, что называется, «по зову души», несмотря на отсутствие нужных умений. Но моментов этих немного, и они тонут в общем объеме повествования. А воспитательный момент кульминационного эпизода с убийством Вестника и следующей за ним развязки с радужным мостом в небеса -- мягко говоря, сомнителен.
Особенности творческого метода:
Большое внимание и излишняя любовь к деталям и мелочам -- и полное пренебрежение к идее, концепции и интриге произведения. Умение хорошо начинать и неумение достойно завершать.
До середины повести – все хорошо, интересно, увлекательно, проблемно. С середины начинает надоедать. Мальчик все мечется и мечется, а фактически топчется на месте. Ребекка – мебель, не меняется, лишь в конце разругалась с Джеем. Линия «Калеб и неграмматные монахи» превращается в блеклую иллюстрацию ни о чем. А потом просто исчезает со всеми хвостами! Что, зачем, куда – неизвестно!
Кульминация и развязка – развернутая метафора с кучей вопросов и непоняток. Мальчик, у которого характер окончательно испортился (а Джей в течение повести делается все противнее, как человек, все неприятнее, бестолковее, нервозней…), напоролся на ангела и зарезал его ножиком между бычков в томате. Ангел помер, Джею граммату не выписали – ан и весь мир изменился в принципе, теперь никому граммату не выпишут. Лобовая аналогия: Джей-Спаситель, Иисус Христос, сын Анны-Марии. А что он такого совершил? Чем Джей хорош? С каким искусом боролся? Начинаешь думать, что прежний мир, пожалуй, был лучше нового, со сплошными Джеями…
Ну и линия Калеба, которая сгинула без следа – просто обидно!
Повесть к концу комкается, бежит, теряет сюжетообразующие линии и части интриги – чтобы кончится ничем, плюс намек на Мессию.
Общее впечатление от повести: разочарование. Замах -- на тысячу евро, а в итоге -- пшик на три копейки. «Как авторы здорово закрутили!» -- восхитились мы поначалу. Какая интересная концепция, фантастическое допущение, интрига! И явно многое скрыто «за кадром» -- этот мир, похоже, совсем не прост, имеет второе, а то и третье дно! Вдобавок -- хороший язык, живые герои, тщательно прописанная психология с неожиданными вывертами (к примеру, Ребекка глазами Джейдона -- и истинная Ребекка, которая оказывается совсем не такой)... Мы с воодушевлением принялись читать дальше, но по мере чтения воодушевление слабело. Действие и конфликт начали провисать, после ударной заявки в начале ничего особенного происходило -- и лишь «пунктирные» эпизоды по линии Калеба продолжали интриговать, обещая со временем раскрыть некую тайну, которая перевернет этот мир с ног на голову. Ну, или наоборот. Эта линия, в целом, поддерживала интерес даже тогда, когда его старательно гасили переизбытком пейзажей и рефлексии главных героев.
И что же в итоге? Тайны остались тайнами. Истинное устройство местного мироздания, самые интересные закулисные мотивы и интриги, пружины, тайные цели и методы организации, в которую входил Калеб, чего и как эта организация хотела добиться, ее взаимоотношения с официальной церковью и с божественными силами -- обо всем этом можно только стоить догадки. Джейдон убивает Вестника -- и вот вам, пожалуйста, радужный мост в небеса для всех! Получите и распишитесь!
Как?! Почему?! Этого ли добивалась тайная монашеская организация? Или все пошло совсем не так? Отчего убийца Вестника вдруг стал Спасителем для всех? Мессией? А если не стал -- тогда мы вообще ничего не поняли... Впрочем, мы, кажется, и так мало что поняли.
Такая мощная заявка в начале повести -- яркая, оригинальная, неожиданная -- и такой несуразный финал, где все самое интересное (для нас, по крайней мере) осталось за кадром и никак не прояснено.
Очень жаль. Замах был впечатляющий. Но -- увы...
Или это только «заготовка»? И у авторов есть ответы на приведенные выше вопросы, но они не вошли в присланный на семинар текст?
Из мелочей: запятые стоят, как попало. Больше лишних, чем пропущенных. Некоторые -- не на своем месте. Проблема с написанием слов с частицей «бы» -- там, где нужно писать ее слитно, она дается раздельно. Иногда наоборот. Время от времени то же случается с частицей «же». Попадается неверное написание слов на «-тся» и «-ться». Имя «Абель» в эпилоге почему-то пишется то как «Абель», то как «Абели» -- через раз. Периодически теряется одна «м» в специфическом авторском слове «граммата» и его производных, а второе «а» меняется на «о». Но в целом текст достаточно чистый, ошибок и опечаток немного.
Интересно, совпадение (или близкое написание) ряда имен -- намеренное? А именно:
-- Абель -- Авель (Каин и Авель)? Если да, кто Каин? Джейдон?
-- Мария (монашеское имя матери Джейдона) -- мать Мессии?
-- Калеб (имя языческого полубога-полудемона у Клайва Баркера)?
В начале повести Джейдон думает, что хотел бы стать политиком. А потом несколько раз говорится, что он хотел бы стать юристом, и конкретно -- адвокатом. Это все-таки разные профессии. Хорошо бы определиться.
Все бы ничего, и язык хороший, да прямая речь персонажей местами неестественна. Авторы слышат интонации, но не знают, как их передать на письме.
Запятые, ох, запятые…
Если Джей пьет черный чай с лимоном, то какая уже разница, как заваривать чай, и впитал ли капризный лист посторонние запахи?
Пружина интриги слабовато закручена. Мы уже поняли кое-что про монахов и двух приятелей, а нам продолжают иллюстрировать окружающий мир, давать внутренние монологи… Действие не развивается, а топчется на месте. Речь не про экшн – про развитие конфликта.
Странное дело. Читаешь – и идея хороша, и персонажи живые, и интрига есть, и язык литературный. А блекло, эмоционально сглажено, нет пиков. Не трогает в достаточной степени. Надо будет поразмыслить – почему? Конфликт на персонифицированном уровне не слишком эмоционален – ну, хочет парень в политики, а его гонят в монахи. Не чувствуется, что небо рушится на землю, все устои и законы ломаются…
И все-таки конфликт не развивается. Джей едет к отцу, отец пьет и бунтует, Ребекка сдерживается и осматривается… А конфликт – выбор против неизбежности – буксует. Стоит на месте. И читателю делается скучно, несмотря на попытки заострить эмоции. Джей выглядит истериком и невротиком, его отец – невротиком, истериком и алкоголиком…
Может, дальше конфликт проклюнется? Ну понятно, что Джей едет к отцу за чем-то, что стронет конфликт с места, но это будет позже, а пока засыпаешь и ничего не ждешь…
По движению конфликта, по тематическому материалу, по фабуле и сюжету это повесть. Неплохая, но затянутая. Пейзажи, рефлексия -- все расписано, как на роман. А энергии интриги не хватает, чтобы тянуть этот массив. Текст вроде бы невелик, но надо бы подрезать «рюшечки», чтобы они не висели на ногах у конфликта неподъемной тяжестью.
Каждый шаг сопровождается описанием и рефлексией. Каждый второстепенный персонаж – характером и биографией. Мускулы и хребет повести не выдерживают такой нагрузки. Потому что в описаниях, в рефлексиях и характеристиках не прячется базовый конфликт.
Разобрать отрывок на предмет редактуры:
«За окном поезда монотонно проносились перепаханные поля, по краю некоторых из которых все еще громоздились затянутые в черный пластик рулоны сена. Опять собирался дождь. Ребекка поежилась от холода и тяжело вздохнула. Очень хотелось надеть дополнительную куртку и наконец-то поесть. А еще было крайне неуютно остаться в вагоне одной. Нет, формально она была не одинока. Несмотря на неурочный час, ее окружало достаточное количество разномастных пассажиров, путешествующих непонятно куда и неизвестно зачем. Тут были и офисного вида служащие, и влюбленная парочка, и мечтательный паренек, глядящий в окно, и суетливая мамочка с малышом.
Все едут куда-то, с какой-то целью, и только они с Джеем, как неприкаянные. Ребенок начал хныкать. И чего ему не едется спокойно?! А мама вообще-то хороша, могла бы и успокоить. Других же это плач может раздражать! А Джея все не было.
Как странно, вроде не так уж и давно они встречаются, а стоит ему выйти хотя бы на минутку, как уже чувствуешь себя дискомфортно. Джейдон умел создать вокруг себя какую-то потрясающую ауру уверенности и защищенности. Стенка, а не парень. Впрочем, дискомфортным было все в этой поездке. Перво-наперво, ее стихийность и, как следствие, ранний подъем. А как иначе?! Пока поставишь в известность старосту, тонко намекавшего на скорый концерт и необходимость ежедневных репетиций, отпросишься у курирующего мастера, заполнишь заявление на отгул у секретаря – полтора часа как с куста. И это, если набраться смелости и отчаянно игнорировать всех, некстати захотевших поговорить подруг. А потом – заказать билеты, в второпях собрать сумку – и на вокзал. Где уж тут позавтракать, накраситься, и то времени не было. Ребекка расстроено достала пудреницу и осмотрела себя. Мда, хороша же она предстанет перед будущим тестем! А хотелось-то быть умной и красивой, чтобы соответствовать Джею. Зеркальце поймало отражение субъекта маргинального вида, спавшего в другом конце вагона. Небрит, вонюч, помят, откуда такое чудо? Что у него за граммата, что он так себя ведет? Вольный художник? Уютно так спал, прям как на собственной кровати. Как он сюда попал? Видно же что билетом тут и не пахнет! Субъект беспокойно зашевелился. Девушка вздрогнула и быстро захлопнула пудреницу. Опять зарыдал ребенок. Господи, да где же Джей?!»
Не совсем понятна система имен персонажей. Ребекка, Вавила, Лев, Пауль, Джей… Спросить у авторов, как они себе это выстраивали…
Что-то Джей с одной рюмки так сильно поплыл…
Рэкетиры, бандиты, воры – они тоже получают на это граммату?
Джей уже у безграмматцев – и все-таки вяло… Все действие: Джей мечется. Цели нет, конфликт на уровне: «Не хочу, не буду!». Так можно продолжать долго. Да, попытка восстать против рэкетиров дает нужный акцент. Но этого мало.
Финал + эпилог – большая-пребольшая метафора. Если вытащить логику на поверхность, воспринимается примерно так: кульминация – Джей убивает ангела-Вестника, и это приводит к тому, что законы мира принципиально меняются (к Абелю не идет ангел, мост-радуга над землей).
Допустим. Но почему индивидуальный протест Джея сказался на всей системе? Джей – спаситель? Мессия? Это не прописано – Джей просто мечется, стараясь избежать Назначения. Мы любим метафоры, но остается какой-то привкус неудовлетворенности. Поразмыслить – в чем дело?
«Смотрят и видят… нижнее белье пришедшей в излишне короткой юбке симпатичной прихожанки.»
«Похожа на Ребекку, пожалуй… разумеется, не на ту, какой я ее встретил последний раз.»
«Ребекка растерянно проследила, как ее кремовая куртка, упал на дорогу.»
«Когда мир рушиться, я все-таки, не улыбаюсь».
«Поставив пустой стакан на билет, Джейдон долго рассматривал сквозь выбитый на донышке символ веры цену своей поездки.»
«Однако, Джей постоянно сталкивался с тем, что вполне адекватные молодые люди его возраста просто из кожи вон лезли в поисках того, что испортило бы их юность.»
-- Корявая, переутяжеленная и затянутая фраза.
«- Ммм, ты думаешь, тебя обманули? Тот, кто сообщил эту информацию...»
-- Понятно, что обманул «тот, кто сообщил эту информацию» -- кто же еще? Вторая фраза просто лишняя. Да и канцеляритом попахивает.
«Тяжело снявшись с места, птица направилась к декоративному фонтану, где уже сидели пернатые товарки. И уже оттуда разразилась гневной тирадой. Ее поддержали, и вскоре хриплый грай уже мог соперничать с криками Абеля.»
-- Три «уже» на три фразы подряд -- многовато.
«То, как он сейчас абсолютно напрасно дуется так по-детски мило!»
-- Перебор по наречиям.
«Девушки непринужденно потягивали пестрые коктейли и смеялись о чем-то своем.»
«Официанты сновали между столиками, задавая ритм общей композиции. И ритм этот все нарастал.»
-- Нарастать может темп, а не ритм.
«За окном поезда монотонно проносились перепаханные поля, по краю некоторых из которых все еще громоздились затянутые в черный пластик рулоны сена.»
«Пожалуй, не стоит ждать Джея, пусть наговорятся вдоволь, а она качественно отдохнет.»
-- «Качественно» -- неудачное слово в данной фразе. Канцелярит.
«Хороший план, просто замечательный. Особенно ценным в нем было само наличие.»
-- Понятно, что хотелось сказать, но вышло как-то неуклюже.
А Джей, как ни в чем не бывало, бросился догонять какую-то монахиню. Послушница шла, и мир точно обтекал ее, не касаясь темной одежды женщины. Даже движения – скованные, будто ограниченные какой-то невидимой границей.
-- Послушница -- не монахиня. Она еще не приняла постриг. А «ограниченные границей» -- тавтология.
«...он развернулся к щуплому пареньку в какой-то слепящего цвета рубашке.»
-- Слово «какой-то» тут неуместно. Оно просто лишнее. Ведь рубашке уже дано определение: «слепящего цвета».
«Напряжение, секунду назад звеневшее в воздухе и притягивающее людей в свое поле, исчезло.»
-- Несогласование времен. «Звеневшее» -- прошедшее, «притягивающее» -- настоящее. Кроме того, два длинных деепричастия в одной фразе смотрятся не слишком удачно.
«Столы карельской березы...»
-- Это, вроде, не наш мир? Откуда там карельская береза и Карелия?
«...пришлось бы еще и нахваливать кулинарных родственников вокзальных чебуреков.»
-- На вокзале он купил беляши, а не чебуреки.
РЕЗЮМЕ
(подведение итогов)
На наш взгляд, в существующем виде повесть не годится для публикации -- ни с литературной, ни с коммерческой точки зрения. У повести есть ряд несомненных достоинств и немалый потенциал, но чтобы этот потенциал реализовать, над повестью нужно работать.
Из основополагающих моментов. Мы бы настоятельно советовали усилить, развить и вывести на соответствующий финал линию Калеба. Ведь в ней скрыта вся основная «закадровая» интрига -- истинное устройство этого мира, цели и методы тайной монашеской организации, чего они в итоге добивались -- и от Джейдона, и вообще -- и т. д. Эта линия и связанная с ней интрига крайне интересна. Она -- основополагающая в этой повести; только эта линия может в итоге раскрыть подоплеку происходящего. А потому мы считаем, что эту линию надо развить и довести до логического завершения, чтобы читатель (и, возможно, герой) получил в итоге ответы на животрепещущие вопросы, приведенные выше в этом разборе. Если не на все -- то хотя бы на большинство из них. Тогда повесть будет читаться с куда большим интересом, и не оставит после себя чувство неудовлетворенности и разочарования. Возможно, тогда и финал с убийством Вестника и мостом в небеса будет выглядеть более логично и естественно -- если читатель узнает истинную подоплеку происходящих в повести событий. Потому что в теперешнем виде финал выглядит неестественным и недостоверным -- и к тому же более чем сомнительным с морально-нравственной точки зрения. «Убей ангела небесного -- и спаси мир!» Так, что ли? Из текста входит, что -- так. «Благословенны убийцы, ибо их есть царствие небесное!» Возможно, раскрытие истинной подоплеки происходящего изменит это впечатление. Либо -- надо как-то менять финал, или хотя бы ряд акцентов в нем. Как именно -- это уже решать авторам, а не нам.
Также рекомендовали бы постараться путем доработки и развития сплести все три линии повествования (Джейдон -- Ребекка -- Калеб) в полноценный сюжет, уйдя от фабульности.
Хорошо бы авторам вычленить и сформулировать для себя основную идею произведения -- и постараться в итоге донести ее до читателя через текст. Потому что в настоящем виде идея произведения не ясна.
Более тщательно проработать развитие и обострение конфликта по всем сюжетным линиям, сделать это развитие более поступательным и мощным, ликвидировав провисания (особенно в первой трети повести, вскоре после завязки) и неоправданные «рывки». Это сразу придаст цельности тексту и повысит интерес при чтении.
Из менее глобальных доработок. Мы бы рекомендовали ужать часть рефлексии Джейдона и Ребекки (особенно там, где достаточно однообразно повторяются метания-страдания одного и страдания-обиды другой) и подсократить часть пейзажей и слишком подробных описаний. Что-то, возможно, вообще убрать, а оставшееся -- несколько ужать по объему. Это сразу повысит динамику текста, и повесть будет читаться с бо̀льшим интересом. Психология героев, их характеры и происходящие с ними изменения и так раскрыты в тексте более, чем достаточно, даже с избытком. Есть, что сокращать -- как и в случае пейзажей и описаний всего, что встречается героям по дороге.
Хорошо бы также поработать со стилем изложения, сделав его местами чуть более ярким и «нервным» -- в соответствии с происходящими событиями.
Также стоит вычистить из текста ряд мелких огрехов, указанных выше.
Повторимся: потенциал у повести есть, но, чтобы его реализовать, придется изрядно поработать. И о публикации речь может идти только после соответствующей переработки текста.
Разумеется, авторы в полном праве не согласиться с частью, иди даже со всеми нашими замечаниями.
Следующей жертвой мэтров стала социальная фантастика, в которой утопия и антиутопия находятся в суперпозиции состояний (надеюсь, я ясно выражаюсь). Беспощадность… Полная беспощадность…
Встречайте!
Сергей Голова: «ЗВЕРИНЕЦ»
(роман, 13,6 а. л.)
Главная проблема: первая треть романа (Лео – наркоман, шоумен, нюхает, пьет, трахает все, что движется; в городе будущего сплошные маньяки) – написана энергично, зримо, достоверно. Но дальше и до конца – Лео пьет молоко, мир катится к счастью, герои – в президенты, в городе будущего счастливо живут и делают ребенка местные Ромео и Джульетта… Чем лучше утопия, тем меньше достоверность, объемность персонажей, диалоги делаются картонными, описания любви – пафосными и натужными… Антиутопия – читается, утопия – нет, и написана хуже.
Ах, как это идет во вред идее!
Отсюда вопрос: зверинец – имеется в виду Город Счастья с его населением, или окружающая Утопия с ее населением?
Тема (материал и проблематика):
Зарождение, построение и развитие на Земле в 21-25 веках утопического общества, основанного на объединении государств в одну структуру и построении Городов Счастья, где склонные к агрессии люди корректируются, приближаясь к гуманизму. Борьба со старым общественным укладом и результаты этой борьбы -- как на общественном, так и на личностном уровне.
Материал: изменение нашего мира, дающее возможность претворить в жизнь Утопию. Раскрыт небрежно. Не верится ни в политику, воплощаемую разгильдяем Лео и наивным мальчиком Глебом, ни в реакцию держав типа США. Материал дан подробно, достоверность -- минимальна.
Проблематика: укрощение агрессивности, как помехи для светлого будущего. Опять не верится. Идея «электрода счастья» в мозгу плюс технические гаджеты – вторична и третична.
Тема раскрыта в общих чертах, неубедительно.
Идея (главная мысль произведения):
Если человека лишить агрессии, он будет счастлив, станет любить ближнего и трудиться на благо человечества. Блаженны добрые, ибо их есть царство небесное.
Агрессивность мешает людям достичь Светлого Будущего.
Откровенно говоря, идея очень спорна. Агрессивность – необходимый фактор и стимул, без нее человек неполноценен. Напади завтра на счастливую Утопию орда злобных пришельцев – защищать Землю будет некому. (Разве что вооружить всех маньяков и выпустить их из виртуальности в реал. Эти, возможно, и отобьются. Но тогда и «своим» мало не покажется!)
Другое дело, что автор устами Наставника сам же и сообщает в конце романа: человеческая агрессия неистребима, и для построения «прекрасного нового мира» необходим аппарат насилия для подавления этой агрессии, а также «фильтрации населения».
Конфликт (базовый и персонифицированный уровни):
Выделить конфликт сразу не получается. Агрессивность против желания творить добро? Так Лео с Глебом творят добро напористо, агрессивно, ничуть не заботясь ни последствиями, ни мнением человечества на сей счет. При этом им сыплются все плюшки с неба – фарт просто неимоверный. Все силы Вселенной на их стороне, плюс колесо Кармы. При такой поддержке где ж конфликт? – заранее понятно, что «мы наш, мы новый мир построим»!
При более тщательном рассмотрении выходит, что конфликт строится между старой и новой общественными системами, основанными, соответственно, на индивидуализме и агрессии -- и искоренении агрессии во имя приоритета общественного блага. Конфликт в романе представлен как на социальном, так и на личностном уровне, а также на уровне противостояния общества и личности. Он присутствует в большей части романа, в обеих его линиях – но оформлен искусственно, скорее декларативно, чем художественно. Именно поэтому не сразу вычленяется.
Фабула и сюжет (история в ее причинно-следственной и хронологической последовательности – и художественная композиция событий):
Фабула – построение Утопии за четыре века.
Сюжет – переплетение двух временных линий (движение из настоящего в будущее и чистое будущее). Каждая из линий чисто фабульна (линейная последовательность событий во времени и пространстве, не меняющиеся главные герои). Их переплетение дает композицию сюжета, более сложного, чем чистая фабула.
В целом, технически и структурно сюжет выстроен грамотно. Линия «настоящего» занимает больше места, чем линия «будущего», и в ней происходит больше событий -- но, в целом, это оправдано, и общей композиции романа не вредит.
Увы, при грамотной конструкции сюжета конфликт развивается вяло, скорее иллюстрируя социальные задачи, поставленные автором, чем наращивая накал интриги.
Структура (архитектоника) сюжета (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка), как динамика развития конфликта:
В романе экспозиция происходит по двум линиям, как бы дважды: основная экспозиция всего романа и линии «настоящее» (в линии Лео: «настоящее») и «вспомогательная» по линии «будущее». То же относится и к завязке: основная завязка по линии «настоящее» является и завязкой этой сюжетной линии, и завязкой всего романа. Это событие: Лео, окончательно вернувшись из монастыря, решает остаться в миру и мир изменить. «Вспомогательная» завязка по линии «будущее» -- стремления Фива и Эал вступают в противоречие с системой общества.
Дальше развитие действия и, соответственно, конфликта также идет по обеим линиям. Идет вяло, потому что в линии «Лео меняет мир» сопротивление идее Утопии показано вяло, все само падает в руки Лео и Глеба.
С кульминацией дело обстоит сложнее. По идее, общей кульминацией романа должен быть момент наиболее острого противостояния Коалиции и США, когда мир оказывается на пороге войны и тотального уничтожения. По идее, это пик конфликта, после которого Утопия дальше идет как по накатанной, к развязке. Формально так и есть, но эпизод, когда выясняется, что вот-вот начнется война, и Лео прилетает на переговоры в США, по напряженности действия и конфликта на кульминацию, увы, не тянет. Т. е., кульминация заявлена, но не реализована. Да и решение (условия мирного соглашения) выглядит совершенно неубедительным.
«Коллинз и Ричардсон договорились о том, что Новая Коалиция прекратит все попытки присоединить Америку. Также не будет вводиться запрет на перемещение людей и эмиграцию между Штатами и остальным миром. Более того, Новая Коалиция будет помогать США, если те обратятся к ней с подобной просьбой. В ответ Штаты должны произвести полное разоружение и предоставить контроль над военной промышленностью Новой Коалиции. Данное соглашение подписывалось на двести лет с возможной пролонгацией.»
Ага, сразу веришь в такую политику США…
По линии «будущее» есть своя локальная кульминация: когда Фив и Эал покидают привычную им цивилизацию, выходя за рамки мира, который им знаком. Этот момент больше похож на кульминацию, но все равно, по напряженности и выразительным средствам не дотягивает до этого гордого звания. Или это еще не кульминация? Но нельзя же вяло описанное счастье Эал и ее мужа считать высшим пиком конфликта?
Развязка по линии «настоящее» скомкана, формальна, и умещается в несколько абзацев после кульминации. Реальных последствий разрешения конфликта она не показывает. По большому счету, развязкой линии «настоящее» на самом деле является практически вся линия «будущее». В свою очередь, в линии «будущее» имеется своя локальная развязка, и она (для этой линии) свои функции выполняет (показывает последствия разрешения конфликта).
В итоге финала -- кульминации и развязки -- у романа в целом нет. Окончание романа вялое, анемичное.
Поговорить о конфликте и кульминации, как пике конфликта. Разобрать на примере романа.
Соотношение частей сюжета по объему и интенсивности развития действия:
Экспозиции (и основная, и вспомогательная по части «будущее») несоразмерно велики. Особенно -- основная (по линии Лео). Реальная завязка конфликта происходит, когда Лео, посоветовавшись с Глебом, решает заняться политикой, чтобы изменить мир к лучшему. А это происходит, когда роман уже перевалил за треть, и приближается к середине! Экспозиция огромна и безбожно затянута.
Основная завязка (по линии «настоящее») выглядит не слишком убедительной, но в целом годится -- и по сути, и по объему. Завязка по линии «будущее» -- встреча Фива и Эал, изменившая их жизнь -- нормально.
Дальнейшее развитие действия по обеим линиям страдает двумя совершенно противоположными «грехами» одновременно. А именно: конспективность и затянутость. Сами удивляемся, как у автора такое вышло: с одной стороны, события даются «конспектом», «галопом по Европам», «скачками» с бо̀льшими (в настоящем) или меньшими (в будущем) временны̀ми перерывами. (Да, знаем, это намеренный прием, способ организации повествования -- но, на наш взгляд, автор с выбранным способом организации текста не справился.)
Читать становится все скучнее. Лео с Глебом вершат судьбы мира -- и все у них, по большому счету, легко получается (мелкие помехи не в счет -- герои с ними справляются «одной левой»). Фив и Эал однообразно любят друг друга и переживают: дадут ли им завести ребенка, дадут ли покинуть цивилизацию? -- но ничего при этом не предпринимают. Действие выглядит сильно затянутым и скучным, несмотря на «конспективность». Почему? А потому что конфликт развивается очень вяло по обеим линиям! (Есть и другая причина, но о ней -- дальше.) Нельзя сказать, чтобы он совсем не развивался, но развитие движется со скоростью улитки, ползущей по склону Фудзи.
Общая кульминация (она же -- кульминация линии «настоящее»), как мы уже отмечали -- неубедительная, вялая, выписана вялыми изобразительными средствами, в ней недостает напряжения. На гордое звание кульминации она не тянет. Локальная кульминация по линии «будущее» дана чуть лучше, но не намного. Развязка по линии «настоящее» -- куцая, скомканная и не выполняет своих функций. Развязка по линии «будущее» дана лучше и, как локальная развязка линии, более или менее годится (хотя и затянута). Но на развязку всего романа она тоже не тянет. Если же считать развязкой романа всю линию «будущее» целиком -- в таком случае «развязка» оказывается равномерно разбросанной по всему тексту романа и непомерно затянутой.
Итого: действие вялое, затянуто почти везде, соотношения структурных частей по объему непропорциональны. Фактически картина такая: энергичная треть с шоуменом Лео и монастырем – и сонное, картонное построение Утопии в остальных двух третях.
Язык и стиль:
Язык в начале романа чистый, литературный, разнообразный применимо к разным линиям сюжета. Образы, метафоры… Да, некий налет наивности. Да, местами корявые, неудачные фразы. Но в целом – неплохо. Приятно работать с текстом, не отвлекаясь на языковые ляпы в ассортименте. Мелочи – не в счет, у всех бывает.
И все это – в начале романа! А потом…
Чем дальше, чем ближе к Утопии, тем язык становится грязнее, небрежнее, фразы делаются неудобоваримыми, из текста лезет канцелярит. Такое впечатление, что светлое будущее отрицательно влияет на художественные средства выразительности.
Язык становится однообразным, неживым. Наивность усиливается и местами превращается в открытую инфантильность (особенно в диалогах президентов и политиков). Авторский стиль к концу романа пропадает. Складывается впечатление, что автор устал или торопился закончить -- и в конце наплевал на работу над стилем изложения.
Характеры персонажей (раскрытие и развитие):
Характеры статичны – маски. Лео вообще не меняется – формально заявлены изменения (молоко вместо виски, политика вместо кокаина, служитель кармы вместо шоумена), но ведет себя Лео так же, как и раньше, говорит тем же языком, такой же разгильдяй, надеется на авось… Глеб не меняется. Фив и Эал не меняются, просто вокруг них меняются ситуации. Фактически у персонажей изменяются возможности и цели, им даются новые средства воздействия на окружающее, но сами персонажи, их характеры остаются прежними.
Ну, маньяки статичны по определению.
Персонажи не нужны автору, как живые люди. Вернее, перестают быть нужны после первой трети романа. Персонажи становятся выразителями идеи, ходячими манекенами – их двигают вдоль развития утопического замысла, вкладывают в их уста нужные мысли, не слишком заботясь о форме выражения.
Персонификация речи персонажей:
Поначалу персонификация адекватная, хотя ее стоило бы углубить. Но когда роман переваливает через середину, персонификация речи «плывет» катастрофически. Герои говорят и думают одинаково, диалоги становятся «картонными», неживыми. Манера речи все меньше соответствует характерам, опыту героев и ситуации вокруг.
Авторская индивидуальность:
Брезжит, но не слишком ярко проявлена. В основном, она проявляется в идеологической концепции романа. Да, надо отдать автору должное. Он решился на то, на что мало кто сейчас замахивается: написать роман-утопию. Другое дело, что попытка эта, как на наш взгляд, не вполне удалась.
Собственно, индивидуальность проявляется еще и в следующем: поток идей, социальных и личностных, захлестывает автора, увлекает на глубину – и топит. В этом увлечении автор не замечает, как возникает перебор по страстям в одном месте – и «картон», схематичность в другом; как герои становятся функциями, как политики ведут себя, словно мальчишки.
Динамика внутреннего и внешнего действия. Темпоритм. «Сквозное действие», событийный ряд, интрига:
«Сквозное действие» романа начинается неоправданно поздно (из-за ужасно затянутой экспозиции). Далее оно движется вяло, событий в романе немного, и в стройный событийный ряд (хоть по одной сюжетной линии, хоть по другой, хоть по роману в целом) они выстраиваются с трудом. Позвоночник мал, короток для такой махины. Мышцы не держат, гигант еле ковыляет.
Внешнее действие по линии «настоящее» развивается более-менее живо -- вечеринка, спор с критиком, отлет в монастырь, знакомство с Глебом, возвращение из монастыря, решение уйти в политику, пертурбации строительства «нового мира», покушения, угроза войны -- вроде бы, с внешним действием все в порядке. Но чем глобальнее становятся происходящие на планете события, тем сильнее, как ни странно, падает интерес к ним. Это происходит из-за все большей конспективности, «картонности» повествования; отчасти -- из-за того, что внутреннего действия во второй половине романа нет. Если поначалу тот же Лео колебался, мучался, принимал какие-то решения, то после его решения уйти в политику и строить «новый мир» внутреннее действие прекратилось. Магистральная линия поведения героев, их политика и пути преобразований общества определены. Герои и весь мир по этой линии следуют, как по рельсам. Откуда взяться внутреннему действию? Вот и получается, что при обилии внешнего действия (мировое переустройство, создание Коалиции, теракты, покушения, противостояние с США и т. д.), это действие не подкреплено внутренним.
Читать скучно.
По линии «будущее» вначале внешнее действие дается нам рядом ярких и кровавых эпизодов в «интеллеке», где потенциальные маньяки убивают, насилуют и глумятся над своими жертвами. Это брутально, но вызывает интерес и дает динамику. Позже, когда повествование концентрируется на Фиве и Эал, после их встречи внешнее действие замирает, изредка совершая слабые телодвижения. При этом действие внутреннее некоторое время продолжает хоть как-то развиваться, поддерживать читательский интерес: углубление отношений Фива и Эал, решение завести ребенка, решение уйти из цивилизации. Позже и оно прекращается. Герои уже все для себя решили, но не предпринимают никаких реальных шагов к осуществлению своих планов. Любят друг друга, общаются с сыном, мечтают когда-нибудь уйти, опасаются, что им это не удастся... Собственно, все. В них ничего не меняется.
В конце романа, после ухода Фива и Эал из «Города счастья», внешнего действия нет уже совсем. А внутреннее заключается лишь в раскрытии перед героями истинной системы устройства общества. Этого для большой заключительной части недостаточно.
Интрига поначалу закручивается недурственно: спор Лео с критиком, решение поехать в монастырь, возвращение, метания, решение заняться политикой... На фоне этого -- странные фрагменты с маньяками из будущего. Интересно, интригует, хочется узнать, что дальше, разобраться в происходящем, свести концы с концами. Но едва Лео с Глебом решают заняться политикой, и возникает концепция «Городов счастья», интрига стремительно гаснет. Намечена «магистральная линия», по которой движутся герои и весь мир. Все препятствия легко устраняются («Вселенная нам поможет!»), мир объединяется. Уже понятно, что героям все в итоге удастся. Само существование мира будущего и ряд его принципов не дают в этом усомниться.
То же можно сказать и об отдельной интриге по линии «будущее». Поначалу -- интерес, попытка понять, выстроить в голове стройную картинку. Маньяки, реал, виртуал, обязательные «коннекты» (секс), странное общество, нетипичные, по меркам будущего, парень и девушка, их встреча... А дальше интрига опять-таки быстро увядает. И уже понятно, что завести ребенка им дадут, и уйти из цивилизации они наверняка смогут -- иначе зачем было огород городить? Так что уход и наличие снаружи «прекрасного нового мира» вполне ожидаемы. Вялый интерес вызывает истинное устройство «прекрасного нового мира», которое героям объясняют в конце, но интерес этот чисто умозрительный, холодный. К тому же, бо̀льшая часть принципов устройства этого мира читателю уже известна -- раскрывается лишь ряд нюансов.
В целом, с интригой автор, увы, не справился.
Треножник восприятия:
-- Эмоциональный план: В начале -- в наличии. Чем дальше, тем он больше гаснет. К концу практически исчезает.
-- Интеллектуальный план: В наличии, как утопическое переустройство общества.
-- Эстетический план: Практически отсутствует.
Функциональный треножник (функции воздействия):
-- Развлечение (отдых): Есть только в первой трети романа; может, чуть больше. Затем становится скучно.
-- Обучение (новые знания): Все принципы построения Утопии, изложенные в книге, уже многократно показывались в других книгах. Для не слишком начитанного читателя – ну, кое-что есть. Для начитанного – увы.
-- Воспитание (мораль и нравственность): Есть, присутствует. Особенно по линии Фив-Эал. По линии Лео и Глеба идет антивоспитание – идите в монастырь, там лама вас переделает. Папа Карло вытешет из полена Буратино, без ваших особых усилий.
Элемент антивоспитания скрыт еще и в самих достоинствах-недостатках романа. Сцены с Лео, пьяницей, наркоманом и бабником, намного живее и увлекательней сцен с Лео-миссионером. Сцены насилия с маньяками и убийцами написаны лучше и энергичнее сцен любви и построения светлого будущего. На уровне подсознания это дает мощный посыл: кокаин, бабы и рок – это жизнь, а ваши ламы, Города счастья и жизнь без агрессии – тоска зеленая.
Особенности творческого метода:
Диктат социальных, воспитательных целей подчиняет себе все повествование, выхолащивая художественные средства незаметно для автора, поглощенного общей задачей. Глобальное вытесняет частное, общественное – индивидуальное; декларативное подавляет живое.
Плохой слух на прямую речь. Плохое чутье на любовь, хорошее чутье на насилие.
Совсем неплохой пролог. Только надо его подрезать: с 8 до прим. 5,5 килобайт. Там многовато повторов, лишних слов…
Возник персонаж Лео – вспомнилась реплика Науменко, главреда «АСТ»: «В фантастике 90% книг начинаются с того, что герой просыпается с похмелья…»
Фрагмент про Конрада Лоренца (Лео читает в самолете) – отбить с двух сторон пустыми строками. Поговорить со всеми авторами о способах выделения фрагментов и визуальной организации текста – курсив, звездочки, разбивка главы на номера, пустые строки…
Сексуальные эпизоды в будущем – хороший ход, интересные акценты. Правда, массовый читатель фантастики – инфантил, он такое принимает плохо. Это так, к сведению. Примитивность мышления никеров (включая садистку с наручниками и леской) в данном случае хорошо оттеняет физиологичность их секса, его утилитарность для общества – и контрастность, когда возникают чувства: от садизма до неординарного секса, уже близкого к любви. Хороши воспоминания Эал о ее первом коннекте, инструкции, оргазме.
Впрочем, вся эта сконцентрированность на сексе (включая «кобелистость» Лео) должна как-то выстрелить в сюжете. Если нет, то ружье останется висеть на стене, вызывая недоумение. Ждем, читаем дальше.
Забегая вперед – дочитали, не стреляет. Более того, описания секса садо-мазо и насилия куда более литературны и увлекательны, чем описания чистой и прекрасной любви (особенно в ковырнадцатый раз).
В «Зверинце» маньяки-убийцы, судя по роману, в ассортименте. Ладно, люди есть люди. В 25-м веке – пулевой АК-47. Что, ничего поновей не изобрели? Даже учитывая, что это вирт-программа.
Пунктуации (знакам препинания) нужен корректор. То запятая лишняя, то тире не к месту. Ну, тут уже не наша работа.
Жуткое построение прямой речи. Пример (диалог с Глебом в самолете):
«- Точно! Его смерть ничего не изменила. Даже наоборот… Не знаю, тебе интересно…» (Не знаю, интересно ли тебе…)
«- А жена, как к этому отнеслась, твоя мать?» (- А жена? Как к этому отнеслась твоя мать?)
Что-то Глеб сильно откровенен. Особенно насчет бандитского прошлого отца.
Где-то с конца первой трети повествования все начинает затягиваться. В первую очередь, за счет языка – много лишних слов и повторов одних и тех же мыслей-рефлексий-реакций. Во-вторых, тормозится сквозное действие: мир будущего – по-прежнему цепочка иллюстраций, не связанных между собой ничем, кроме мира. Мы начинаем зевать: хорошо, вот еще одна картинка на тему, которая нам в целом известна… Мир наш: Лео едет-едет, нюхает-пьет, острит-рефлексирует. В линии Лео хорошо бы ввести на заднем плане какой-то нерв, иначе все слишком прекрасно.
Кстати, где-то здесь же возникает рост грамматических и пунктуационных ошибок. Ощущение неряшливости и торопливости.
Автор слишком часто использует образ «исходящего из глаз света». После третьего повтора этот образ замыливается и перестает работать, а со временем начинает вызывать легкое раздражение: «Шо, опять?!» (с) Неужто нет других слов, образов и метафор?
«Локации» и «сюжеты», в интеллеке, куда попадают живущие в «Городах счастья» люди, выполнены в антураже «общества прошлого». Бары, рестораны, магазины, супермаркеты, дороги, автомобили, парки, гостиничные номера; в барах -- алкоголь, сигары / сигареты, различные блюда. Опять же, одежда, оружие, обстановка, различная бытовая техника, реклама, музыка... Короче: все это должно быть абсолютно непривычно, а многое -- непонятно в принципе для людей будущего, которые родились уже при «новом обществе», и, кроме «Городов счастья», ничего в жизни не видели. Они, по идее, даже не знают, что такое товарно-денежные отношения, что за еду и выпивку в баре надо платить, и т. д. Не знают названий и назначения большинства предметов вокруг, не знают, как «там» принято общаться между собой -- и т. д. Т. е., не знают практически ничего! Человек, попавший в подобную «виртуальную обстановку» (не важно, потенциальный маньяк, или нормальный), попросту ничего не поймет, растеряется, испугается и поскорее «выскочит наружу». Он не сможет нормально адаптироваться к совершенно непривычно и непонятной для него «виртуальной среде». А, судя по тексту романа, практически все люди будущего, даже 10-летние дети, с удовольствием проводят время в «интеллеке», прекрасно в нем ориентируются и действуют, и не испытывают никаких особых проблем.
Получается серьезная нестыковка. Если людей специально адаптировали к реальности «интеллека», то на это ушло бы очень много времени и сил, а самое главное -- непонятно, зачем? Если специальной тщательной адаптации не было (в романе, кстати, о такой адаптации нигде не упоминается) -- тогда никто не смог бы ориентироваться в виртуальной реальности. Людям пришлось бы изучать виртуальный мир практически «с нуля», в самой виртуальности, и на это ушли бы годы. А большинство бы попросту плюнуло, потеряло всякий интерес к «этому бреду» и больше не ходило бы в «интеллек».
Непонятно, зачем в «интеллеке» практикуется полная вседозволенность, да еще и в декорациях прошлой цивилизации. Это никак не способствует искоренению агрессии, наоборот, провоцирует ее. Т. е., средства прямо противоположны декларируемой задаче. А если считается, что надо давать выход агрессии в «интеллеке» -- почему бы не предлагать противоположные сценарии, где людям предлагаются роли не маньяков и террористов, а героев, спасителей и т. п.?
Непонятно, почему в обществе будущего столько потенциальных маньяков, реализующих свою агрессию в «интеллеке». Во всяком случае, автор нам демонстрирует, в основном, именно их. Понятно, что автор специально дает именно такую выборку для остроты и «оживляжа» -- но в итоге складывается впечатление, что сейчас и близко нет такого количества маньяков, как нам показывают в «светлом будущем»! Похоже, «методы перевоспитания», принятые в «Городах счастья», дают прямо противоположный эффект, и недалеко то время, когда бо̀льшая часть населения Земли будет состоять из (потенциальных) маньяков и убийц. Во всяком, от прочтения романа складывается именно такое впечатление.
Слово «наконец» не выделяется запятыми с двух сторон.
«- Узнаю Дели! – бывшие монахи вошли в аэропорт.»
-- Они монахи или послушники? Это существенная разница.
А что, за столько лет в монастыре Лео ни капельки не изменился? Судя по поведению в миру – не изменился. То есть, формально изменился: не пьет, не курит, бережет карму. Но поведение – то же, что и раньше. Надо бы к формальным изменениям добавить неформальные.
«- Ты мог бы… э-э-э… не выражаться в моем присутствии… ну-у… в смысле… не материться?»
-- Что-то незаметно, чтобы в предыдущей беседе Кенни хоть раз выматерился. Или слово «жопа» уже считается матом?
С момента возвращения Лео из монастыря начинает становится скучно. Колебания Лео, его желание стать политиком, предложение Ребекке; любовь Эал и ее никера, желание стать мамой – действие топчется на месте, персонажи говорят много банальностей. Финал первой части малоподвижен. То есть, событий минимум, оригинальности немного. Читаем дальше, глядишь, пойдет на взлет.
Кстати, где-то здесь и возникло первое ощущение, что текст надо сокращать. Потому что рефлексия вышла на первый план, а сквозное действие отступило на второй.
Кстати, Лео – певец, а не музыкант. Если угодно, поэт и композитор, автор песен, но не музыкант.
Эпизод с Туйпьей выпадает из реалий повествования. Мир будущего раньше описывался не так. Поезд вместо доставщика, описание семейной жизни жертв Туйпьи… Совсем не те реалии – наши, сегодняшние. Это что, какая-то особенная программа? Или все-таки ошибки в деталях?
Таки да, тянется резина. Лео и республиканская партия, Лео и Магадан… Очень большие, однообразные диалоги. Очень много рефлексии Лео. Все надо ужимать, добавлять нерв. Кстати, после возвращения Лео из монастыря нерв из его сюжетной линии пропал совсем. Интрига погасла. Да и линия Глеба – благодетеля Магадана – стоит на месте. Ни криминал Глебу не мешает, ни олигархи, ни московские проверяющие, ни губернатор-коррупционер… «Не верю!» (с) Станиславский
Ну а предложение политиков, чтобы Лео возглавил Республиканскую партию… Очень наивно. Такие решения не принимаются за короткий срок, на такой пост уже стоят в очереди пять-шесть влиятельнейших кандидатов.
Если все это значит, что Лео и Глебу помогают все силы Вселенной – то есть мистика за кадром – это надо прописать яснее, заявить, как факт. Иначе ситуация выглядит крайне недостоверно. С того момента, как эта парочка уходит в политику и начинает побеждать, строить, воплощать – ситуация все больше скатывается в неправдоподобие, недостоверность, искусственность.
Кстати, с этого же момента начинает портиться язык в линии будущего – предложения рассыпаются, знаки препинания гуляют…
Наблюдения селекционера: после очередного жизнеописания маньяка читателю становится скучно. Ну еще один с ножом, другая с пистолетом… То, что в начале было оригинально, превращается в банальность. Нельзя повторять страсти-пытки-садизм так часто -- у читателя притупляется восприятие. Ну, или надо сильно разнообразить ситуации.
Нет, таки скучно. И количество рефлексии персонажей растет в геометрической прогрессии. Действие фактически останавливается, подменяясь размышлениями и чувствами по любому поводу.
Поговорить о сквозном действии, как динамике развития основного конфликта. Потому что ближе к середине романа оно – сквозное действие – останавливается.
Увы, с середины текста роман «посыпался». Политическая и экономическая деятельность Лео и Глеба – недостоверна, картонна. Путь к президентству – не верю от начала до конца. Начались штампы – вживление в мозг «электродов счастья», коррекция поведения агрессивных людей, гетто для таких агрессоров, где их перевоспитывают (или они мочат друг дружку), виртуальный мир, где сбрасывается агрессия… Фантастика обсосала это начисто, и в куда лучшей литературной форме. Интересно, читал ли автор «Возвращение со звезд» Лема, «Полную переделку» Юрьева и так далее? Смотрел ли ряд фильмов на сходные темы?
Персонажи заговорили пафосным канцеляритом:
«- Мы можем организовать специальные места проживания для агрессивных людей. Запишем им в мозг установки поведения. А чтобы мотивировать их следовать этой программе в реальной жизни, создадим виртуальное пространство, в котором им будет все разрешено…
— Отличная идея, брат! – глаза Лео загорелись. – Не специальные места, а целые города им построим! Пусть себе живут и наслаждаются!
— Закрытые города. Назовем их, например, «Города Счастья»!»
Более того, общая задумка автора делается для читателя понятной, а впереди еще много-много текста, где уже известное будет пересказываться в подробностях…
Главная проблема: автор, в сущности, к середине романа все рассказал читателю – и дальше долго, обстоятельно иллюстрирует уже известную интригу. А интрига-то пропала! Читатель вяло наблюдает за иллюстрациями. Линия Фива и Эал топчется на месте: они все очень любят друг друга во всяких позах – и страдают временами. Лео и Глеб лезут к вершине власти, чтобы изменить мир. Мы заранее видим: долезут, изменят. Мы видим: как. Зачем читать дальше-то? – вот и хочется пробежать по диагонали…
Текст стремительно теряет все остатки художественности. Превращается в рупор идеи автора, где достоверность, характеры, интрига уже не играют никакой роли.
Объединение Канады с Индией в единую страну… Богатая, знаете ли, фантазия.
Начались «лекции профессора Петрова»: про агрессию, про конкуренцию…
Роман утратил последние остатки художественности. Попытки «оживляжа»: теракт пакистанцев, спецагенты, пострелялочки – они дела не спасают. Длинные географические, политические, экономические периоды крайне скучны, а главное, предсказуемы. Мы ведь уже знаем, чем дело кончится.
Первая половина романа написана вполне живо и интересно. Но с середины романа пошел все больший «картон» -- и в манере изложения, и в диалогах, и во взаимоотношениях героев, в описываемых ситуациях, и т. д. Автор ускоренными темпами двигает человечество к «светлому будущему» -- а достоверность происходящего и интерес при чтении столь же стремительно падают. Живой текст превращается в конспективную схему. А линия «будущего» становится вовсе скучной и однообразной -- в ней уже вообще ничего не происходит, герои плывут по течению, ничего не предпринимая -- и вокруг них ничего не меняется. Вся художественность, достоверность, язык, стиль, интрига, конфликт и т. д. в итоге оказываются принесенными в жертву Идее -- так же как герои романа приносят в жертву Идее все человечество.
Само общество будущего лично у нас вызывает отторжение. Нам бы в таком обществе жить категорически не хотелось. На начальном этапе его становления творился вообще полный беспредел. В тексте пишется, что людей за малейшее преступление с проявлением агрессии направляли в «Города счастья», что подразумевало, в числе прочего, стирание памяти. А это ничуть не лучше смертной казни! Ведь человека, считай, убивают, стирают личность. И что же -- за мелкое ограбление или драку -- наказание, эквивалентное смертной казни?! Да Гитлер со Сталиным обзавидовались бы, глядя на методы таких «благодетелей человечества»!
А будущее, когда ВСЕ люди проходят через «Города счастья»? Не преступники, а обычные, нормальные люди. Дети, в конце концов! Гигантский благоустроенный концлагерь планетарного масштаба. Чтобы иметь детей, надо получить разрешение и долго ждать своей очереди. Все -- строго по расписанию, «от звонка до звонка». Ни музыки, ни живописи, ни литературы, ни театра или кино, ни вообще какого-либо «культурного досуга», творчества, развития личности. Тупая работа на производстве, типовые жилища, стандартная еда из тюбиков, обязательные секс-коннеккты -- столько-то раз в неделю, стандартная одежда и т. д. И это -- не для преступников, а для людей, которые ничего плохого в своей жизни не сделали! «Интеллек» с садистскими развлечениями. Да, в «интеллеке» есть и «библиостанции» с интересной информацией, и возможность совершать виртуальные экскурсии и прогулки, и т. д. Но многим ли это интересно, многие ли этим пользуются, да и вообще знают об их существовании? Судя из текста -- очень немногие... И это -- «светлое будущее»?! Этого хотела от Лео и Глеба Вселенная, по словам ламы? Такую «мораль» и «духовность» вынесли герои из тибетского монастыря?!
Если лама толкнул Лео с Глебом к такой утопии, как описана – Будда такого ламу, пожалуй, избил бы посохом! И отправил на перерождение червяком. «Желтым земляным червяком!» (с)
Непонятно, как при таком образе жизни в «Городах счастья» находилось сколько-нибудь значительное количество людей, которые хотели бы «уйти из цивилизации», и оказывались этого достойны. Да при таком образе жизни у подавляющего большинства жителей «Городов счастья» даже мысли такой возникнуть не могло бы!
В итоге мы прекрасно понимаем США и бежавших в них людей из других стран, которые до конца боролись с таким «светлым будущим». Да, наш мир несовершенен и жесток -- но то, что показано в романе, на наш взгляд, многократно хуже. Отсутствие преступности, научно-технический прогресс, восстановленная экология и т. д. -- это, конечно, хорошо и замечательно. Но какую цену заплатило за все это человечество в итоге? Как на наш взгляд, цена эта слишком высока. Общество будущего выглядит совершенно бесчеловечным, несмотря на декларируемую духовность, высокие идеалы, гармонию и блага цивилизации.
Да, формально это, вроде бы, утопия. Но как-то очень хочется приписать к ней приставку «анти».
* * *
Вот это беседа четырех крупных политиков мирового масштаба:
«- А когда начнется подготовка поселенцев?
Все переглянулись.
— Первые поселенцы уже определены? – подхватил Шивпрасад.
— Пока нет… — признался Лео. – Мы были заняты политикой и упустили этот вопрос.
— Если честно, мы и не думали, что так быстро придем к власти, — добавил Глеб.
— Сколько времени занимает подготовка одного поселенца, вы можете сказать? – не унимался непалец.
— Наверное, даже профессор не знает точно… — рассудил музыкант.
— Понятно. Значит необходимо немедленно этим заняться, — решил премьер Индии.
— Как заняться? – не понял Лео.
— Очень просто – набрать нужное количество и начать их подготовку… — не растерялся Шивпрасад.
— Просто не получится, — ответил Лео и посмотрел на Глеба. – Например, я понятия не имею, как мы их заманим в проект… Глеб, у тебя есть мысли?
— Когда мне пришла в голову идея о «Городах Счастья», я представлял, что их будет сразу много, и можно будет переселять всех желающих. И совсем не думал, как начать с одного…
— Приехали! – вставил Ишвар.
— Сейчас все решим — мы же не зря собрались! – обнадежил Лео.
— Если я правильно понял идею – в городах должны оказаться только агрессивные люди, — начал рассуждать Шивпрасад.
— Какой же уровень будем считать недопустимым? И, вообще, как мы планируем измерять агрессию? – перебил непалец.
— Ее уже измерили и без нас… — вставил Глеб.
Все посмотрели на русского.
— Мы поселим в первый город заключенных! – предложил он.
— Отличная идея! – поддержал Шивпрасад.
— Я бы так не сказал… — нахмурился Ишвар. – Где гарантия, что среди них нет невиновных?
— Их никто не собирается казнить, брат! – вмешался Лео. – Наоборот! Мы даем им шанс. Будем за ними наблюдать. Все, кому не понравится в городе, и кто не будет проявлять агрессию, смогут легко вернуться обратно.
— Только знать они не должны! – добавил индиец. – Нужно сразу предупредить, а лучше подписать соглашение, – дорога в один конец. Иначе обмана не избежать.
— С этим гораздо проще, — заверил Глеб. – Профессор Рогалев говорил, память может быть очищена. В голове у поселенцев будут только необходимые знания. Ничего лишнего...
— Все равно, — не унимался Ишвар. – В наших странах совсем разные проступки называются «преступлением». В тюрьмах могут оказаться совсем неагрессивные люди.
— Не могу не согласиться, — поддержал Шивпрасад. – Даже в Индии такое возможно…
— Я не имел в виду абсолютно всех заключенных, — продолжил русский. – Достаточно начать с пожизненно осужденных и совершивших особо тяжкие преступления рецидивистов. К тому же в первый город нам нужно не больше ста тысяч человек…
— Ну, если так… — покачал головой непалец.
<…>
— Мы не можем ждать, пока наши братья придут к власти. Я считаю, надо предложить всем желающим присоединиться к нам. Только с условием передачи власти Объединенному Правительству, — предложил Глеб.
— Желающих отказаться от власти будет немного, — усмехнулся Ишвар.
— Мы их заставим! – Лео был настроен решительно.
— Каким образом? – непалец неодобрительно посмотрел на музыканта.
— Будем бороться с ними их же оружием – конкуренцией! – президент Канады и не думал сдаваться.
— Конечно, — кивнул Глеб, как о чем-то само собой разумеющемся. – Создадим экономические условия, чтобы вынудить чужие компании уйти с наших рынков.»
-- И это разговор четырех президентов?! Детский сад, штаны на лямках!
* * *
Разобрать следующий любовный эпизод:
«Их руки, казалось, что-то потеряли и не могли найти. Они постоянно двигались, получая удовольствие от прикосновения к любимыми изгибами. Их пальцы пытались нащупать этот огонь, дотронуться до него. И оттого, что им не удавалось, ненасытные, они продолжали исследовать тело любимого. Ласкали его, искали и не находили. А жар любви пытался пробиться наружу сквозь каждую клеточку, сквозь каждую пору. Он все разгорался и пронизывал Фива и Эал своей энергией. Казалось, от их тел, слившихся в одно целое, исходило неземное сияние.
Когда, наконец, огонь их тел разгорелся настолько, что охватил обоих единым пламенем, Фив и Эал стали судорожно отстегивать немыслимое количество застежек прогулочного защитного костюма. Почувствовав разгоряченной кожей свежесть окружающего воздуха, они еще крепче прижались друг к другу.
Фив приподнял Эал за упругие маленькие ягодицы. Поднес ее к дереву, опустил и повернул спиной к себе. Нагнувшись, она уперлась в шершавый теплый ствол руками. Фив сразу вскользнул в нее так глубоко, как только мог.
Пламя их страсти немного стихло, пока они освобождались от одежды. Теперь оно вспыхнуло с такой силой, что звуки, притаившиеся у них внутри, стали непроизвольно вырываться наружу. Его левая рука, пройдя по такой красивой узкой спине Эал, соскользнула к ее грудям. Они слегка вздрагивали от его мягких и быстрых движений. Обхватив одну из них, он почувствовал ее возбуждение, заполнившее ладонь и вынырнувшее твердым кончиком между пальцев.
Наслаждение Эал состояло из таких вот незаметных маленьких выпуклостей. Правая рука Фива обхватила любимую. Кончиком пальца он нащупал еще одну точку. «Удивительная кнопочка», как он ее называл. И действительно, эта крохотная часть тела Эал походила на кнопку включения. Она запускала процесс, приводящий коннект к завершению похожему на взрыв.
Огонь бушевал. Каждое движение Фива отражалось в нем новой вспышкой. Напрягая все мышцы, Фив еще и еще раз проходил знакомый путь. Эал, изо всех сил отталкиваясь от дерева, спешила ему навстречу. Казалось, они пытаются, каждый раз с силой встречаясь телами, слиться в одно, раствориться друг в друге, и им никак не удается.
Они снова и снова повторяли попытки, собрав последние силы, бросив всю энергию на достижение цели. Но зная, что это невозможно, их тела торопились раскалиться добела, чтобы, наконец, произошел долгожданный взрыв, как единственная возможность слиться воедино.
Их скорость становилась все выше, с каждой секундой приближая Фива и Эал к концу пути. И вот очередной удар невероятным образом, казалось, проник дальше, глубже, чем прежде, и достал, наконец, до взрывателя. Их тела содрогнулись от невероятной силы взрыва и забились в одновременных конвульсиях.
Взрыв их страсти окончательно отключил сознание Фива и Эал и погрузил их в первобытный хаос, наполненный их дикими, гортанными голосами. Это тела общались между собой, как в далекой древности, став на несколько мгновений единым целым, наслаждаясь этим, пугая птиц обезумевшими от счастья вскриками.
Пламя, сделав свое дело, потухло. И только взрывная волна никак не могла улечься в горящих красными углями телах. Наконец, Фив и Эал, обессиленные, вернулись каждый в свое тело и вновь ощутили окружающую их свежесть. На смену бушующему огню пришло ласкающее тепло нежности, словно родившейся из его страсти.»
Описания любви -- набор штампов и канцелярита:
«Фив замечает Эал издалека. Она быстро приближается, как всегда улыбаясь. Легкая походка приподнимает ее над поверхностью. Она словно летит. «Летит на крыльях любви», — вспоминает Фив цитату из словаря по теме «любовь». А эта ее улыбка. Эал – удивительная, когда улыбается. Ради ее улыбки Фив готов на все. Она словно наделяет его неимоверной энергией. Все время пока они встречаются, Фив старается сделать так, чтобы улыбка как можно чаще освещала красивые глаза Эал.
Фив улыбается в ответ. Он очень рад ее видеть. Конечно, ему немного не по себе – им предстоит сложный разговор. Несмотря на все усилия, за прошедший год Фив почти не продвинулся в поисках ответов. Он рассчитывал еще на два-три года. Вчерашнее инфосообщение застало его врасплох.
Вот она приближается, такая красивая, светящаяся счастьем. Разве Фив может ее разочаровать? Но что он ей скажет? Вчера Фив предложил встретиться скорее от отчаяния. Он просто хотел увидеть ее. Посмотреть в глаза. Прижать к себе и почувствовать ее легкое дыхание. Но ему нечем ее обнадежить.»
«- Я все знаю… Я знаю, ты не готов предложить решение, тебе не хватило времени, ты почти отчаялся, ты не знаешь, как мне сказать…
— Эал! Но откуда… — Фив даже остановился и крепче сжал ее руку.
— Я не знаю, откуда у меня... Просто, увидев тебя сегодня, я сразу все поняла… Я не могу объяснить как, но я чувствую... Словно ты – часть меня. Так не всегда было... За последний год мы так сблизились… Разве ты сам не ощущаешь ничего подобного?
— Да, я тоже заметил, что еще до того, как ты что-то скажешь, я догадываюсь, что ты хочешь сказать… Но я не придавал этому значения… Мне казалось, это — случайное совпадение. Так значит у тебя тоже так?!
— Я ведь тоже люблю тебя, милый! – Эал дотронулась до его щеки.»
* * *
Кстати, непонятно, почему во всем тексте в имени Эал 1-я заглавная буква «Э» выделена жирным курсивом? Ни в одном другом имени или слове, встречающемся в тексте, такого нет. Автор хотел так показать какую-то особую исключительность одной Эал? На что-то намекнуть? Если так -- не получилось. Кроме легкого недоумения, это выделение ничего не вызывает.
Или так автор проставил ударение на первой букве имени? Если так, то цели своей автор не достиг: такой вариант (ударение) лично нам пришел в голову последним, и далеко не сразу. Но, может быть, это мы одни такие недогадливые?
«Вряд ли консьерж пропустил бы кого-то, не предупредив Лео. Но звонка точно не было, он не мог его пропустить.»
-- Повтор.
«Немного погодя другой, а, может быть, этот же, черт их разберет, все бритые, узкоглазые и в одинаковых оранжевых балахонах, принес ужин.»
-- Так предложения не строятся.
«Не гоже государственному чиновнику с профессорами-параноиками якшаться, даже в благотворительных целях. Ты лучше в следующий раз деньги в детский дом пожертвуй – вот это очко в твою копилку будет…»
«Часть за частью Аак вырывал из тела внутренние части и отбрасывал в сторону.»
«Расколов череп, пальцы в беловатую желеобразную массу.»
-- Каких-то слов не хватает.
«Разрезал, как делал сотни раз – ничего. Перестала вздрагивать, но внутри – ничего.»
-- Повтор.
«Нащупав оставшийся в заднем кармане пакетик, он извинился в уборную и знакомым путем добрался до места.»
-- «Извинился в уборную» -- это как?
«Лео уже не ощущал той решимости, с которой он принял решение.»
«- Спасибо, все хорошо, товарищ майор.»
-- Здесь и далее: пленный (заключенный) не может обращаться к начальнику лагеря «товарищ». «Гражданин» или «господин» (что было бы естественно для иностранца).
«Лео казалось, он чувствует смердящий запах отходов.»
-- Просто «смрад».
«Разноцветные резные причудливыми узорами наличники дверей и окон.»
-- Коряво.
«И те, кто останется лежать, растекаясь по полу лужей крови, так никогда и не узнают про него.»
-- Коряво. Человек (пусть даже убитый и истекающий кровью) не может растечься лужей.
«Пока не нажать на курок, никто и не подумает, что все происходит на самом деле.»
-- Нажимают на спуск (спусковой крючок), а не на курок. На каждом семинаре об этом говорим, в разборах на сайте пишем -- никакого толку...
«Вокруг моментально образуется пустота. На нижнем этаже хаос из брошенных тел — застывшие в кровавых лужах, ползущие к укрытию...»
-- Кто бросил эти тела?
«С трудом открыл глаза — 4:30. Еще немного погодя и дверь. Там был Глеб.»
-- Как-то очень сумбурно и не по-русски.
«Метров через сто Биссал свернул налево в наметившуюся в расселине скалы
неприметную тропу.»
-- На тропу или к тропе.
«Деревня в горах! Что может быть лучше после десяти часов блужданий по
горам?!»
-- Повтор.
«...в результате стихийного бедствия погибли 77738 человек, почти 55917
пропали без вести.»
-- Слово «почти» не сочетается с точной цифрой.
«Остаток дня бывший монах посвятил практике и медитации.»
-- Какой практике?
«Тугой курок.»
-- Не курок, а спуск.
«Дуло вздрогнуло»
-- Не дуло, а ствол.
«Пуля очень быстро приближалась к старухе.»
-- До этого говорилось, что женщина -- еще не старая.
«Тем не менее, она не посмела остановить пришельца, который прожигал себе путь в мозгу, стремясь наружу.»
-- Наружу -- это куда? Пуля входит в голову, а из пистолета она уже вылетела.
«Сделав свое дело, кусочек свинца на последнем издыхании вылетел, пробив затылочную кость, стекло за головой, плюхнувшейся на грудь, в темный тоннель.»
-- Получается, что голова «плюхнулась на грудь, в темный тоннель».
«Эал не может сделать ни на одну ошибку больше допустимой нормы…»
-- Очень коряво.
«Наконец, Эал поняла: «все зависит исключительно от их решения». Зависит только от них с Фивом!»
-- С чего это она так решила?
«- Мы можем организовать специальные места проживания для агрессивных людей. Запишем им в мозг установки поведения. А чтобы мотивировать их следовать этой программе в реальной жизни, создадим виртуальное пространство, в котором им будет все разрешено…
— Отличная идея, брат! – глаза Лео загорелись. – Не специальные места, а целые города им построим! Пусть себе живут и наслаждаются! — Закрытые города. Назовем их, например, «Города Счастья»!»
-- Ну да: вот так взрослые люди, политики, решают вопросы нового мирового порядка... Детский лепет!
«Если Рогалев согласится, а отъезд не получится устроить – это будет удар, который ученый может и не выстоять.»
-- Не выдержать.
«Даже уничтожив докладные записки, информация о проекте будет заканчиваться на две тысячи третьем году.»
-- Коряво. Несогласование слов в предложении. «Проезжая мимо станции, с меня слетела шляпа.» (с)
«Меня связывают теплые воспоминания об Индии…»
-- Коряво.
«Лео рассказал о Глебе, о Рогалеве, о Марке, о планах по строительству «Городов Счастья».»
-- Вот так взял, и выболтал при первой же встрече всю самую секретную информацию!
«Бывшие послушники договорились — заявление об объединении двух стран они сделают в начале следующего года, во время официального визита премьер-министра Индии в Канаду. До конца года им предстояло подготовить к этому шагу своих сторонников в правительстве. Возможно, в следующем году к ним присоединится Непал, премьер-министр которого также прожил в монастыре несколько лет и очень хорошо знал Чатурведи.»
-- Да, это воистину Просветление! «От простой травы такого прихода не бывает!» (с)
«Раньше у Фива не было возможности на изучение такого огромного раздела.»
-- Коряво.
«Мне кажется, природа не забыла этот обычай, и подарила тебе сегодня эти цветы...
— Нет, ты не рассказывал… Но когда я их сегодня увидела, у меня возникло такое чувство, что природа вместе с нами радуется появлению нашего сына.»
-- Ранее слово «природа» во фрагментах, где действие происходит в будущем, не использовалось. Только «натура».
«- Не пора ли вам подумать об отставке, мистер Джонсон? – как можно холодно спросил президент.»
-- Коряво.
«Тот первый теракт, прогремевший три года назад, конечно, сильно напугал этих лохов – лидеров Новой Коалиции. Но на колени не поставил. Где-то они нашли мужества и не побросали постов, наложив в штаны. Мне же эта выходка шефа осложнила жизнь порядком. Меры безопасности, предпринятые во всех четырех странах Коалиции, можно назвать беспрецедентными.»
-- Рассуждения киллера -- тоже какие-то детские.
«Нет, конечно, я не питаю иллюзий – сбить бронированный боевой вертолет из винтовки можно только в кино. Тем не менее, я должен проявить хоть какую-то активность – мне позарез нужна премия.»
-- И за что он планирует получить премию, если он заранее уверен, что покушение провалится?
«Каждый месяц на рынке появляется столько невероятных технологий, что все уже привыкли удивляться и воспринимают их, как должное.»
-- Коряво. Противоречие во фразе.
«Как только я различаю немного выступающий фланец рулевого винта, нажимаю на курок.»
-- На спуск, а не на курок! А еще киллер-прфессионал!..
«Все эти годы Лео внимательно следил за статистикой эмиграции. Ее не снижался.»
-- Какие-то слова потеряны.
«Наставник улыбнулся им навстречу.»
«В свободное время Фив и Эал часто бывали на природе.»
-- И снова: раньше везде во фрагментах «из будущего» было только «натура», а не «природа». Аналогично, во фрагментах «из будущего» везде идет «инфа» -- но пару раз все-таки проскочило «информация». Автор местами нарушает свою же терминологию.
РЕЗЮМЕ
(подведение итогов)
На наш взгляд, в существующем виде роман для публикации не годится -- ни с литературной, ни с коммерческой точки зрения. Можно ли путем доработки довести роман до публикабельного состояния? Наверное, нет ничего невозможного, но потрудиться для этого автору придется изрядно.
Считаем, что автору следует переписать заново практически всю вторую половину романа (с момента возвращения Лео из монастыря), оставив лишь основную канву. Сделать более «живыми» и достоверными диалоги, авторские описания «от третьего лица». Усилить персонификацию речи персонажей, которая с середины романа начинает «плыть». Сделать текст более «взрослым», напрочь переписав ряд сцен: особенно те, где президенты четырех стран ведут дискуссии об обустройстве будущего мира на уровне восторженных подростков. И не только эти эпизоды. Усилить и обострить конфликт, а то уж слишком легко и просто возглавляемая героями Коалиция решает все проблемы. Дать развитие характеров главных героев (и по линии «настоящее», и по линии «будущее»). Усилить конфликт, в т. ч. и на личностном уровне. Пусть Лео мучат сомнения: правильно ли он поступает, верный ли путь выбрал, не приведет ли этот путь к тоталитарному бесчеловечному обществу. Пусть мучается, сомневается, советуется и спорит с тем же Глебом, ошибается, исправляет ошибки, «набивает шишки», а то все происходит слишком гладко и по внутреннему, и по внешнему действию. Пусть, в конце концов, одно из покушений удастся, и кого-нибудь из лидеров Коалиции (к примеру, президента Индии или Непала) все-таки убьют -- это сразу обострит ситуацию и на международном, и на личном уровне.
По линии «будущее» стоило бы подумать над тем, как убрать ряд чисто логических проколов (полная недостоверность «садистских развлечений в антураже прошлого», в котором люди будущего просто ничего бы не поняли. Хорошо бы дать этому хоть какое-то логически непротиворечивое обоснование.). Также стоило бы ужать и переделать однообразные описания отношений Фива и Эал, добавить динамики, остроты и конфликта с окружающим миром. Сделать героев более деятельными -- последнюю треть романа они ничего не предпринимают, ничего не решают, просто плывут по течению, и следить за этим скучно.
Также следует переработать, усилить эмоционально, по напряжению и качеству исполнения общую кульминацию романа. А заодно и локальную кульминацию по линии «будущее». Вывести конфликт на пик в этих кульминациях.
И, думаем, автору стоило бы определиться с собственным отношением к «прекрасному новому миру» будущего. К сожалению, сквозь текст романа авторское отношение практически не просматривается. Непонятно, полностью автор одобряет такое будущее, или одобряет лишь частично, и в какой степени? Или, напротив, такое будущее его ужасает? (Но вот этого в тексте не видно совсем.) Не нужно декларировать свое отношение в романе прямым текстом, но с помощью правильного подбора выразительных средств -- эпитетов, метафор, мыслей героев по этому поводу -- отношение можно (и нужно!) показать, не прибегая к прямой назидательности.
Лишь после такой капитальной доработки и переработки – фактически создания нового текста -- может реально встать вопрос о публикации романа.
Разумеется, автор имеет полное право не согласиться с частью наших замечаний и рекомендаций -- или даже со всеми.
Начинаем выкладку конспектов разборов романов группы Генри Лайона Олди с Пятого Литературного Семинара "Партенит".
Для разминки начнём с текста, которому "досталось" больше всего, а дальше пойдём по восходящей.
Больше всего досталось, как всегда, твёрдой, даже — наитвердейшей НФ. Нет в жизни счастья, как в мечте — зубов... Итак.
Серебрянников Павел: «САМОСОГЛАСОВАННОЕ РЕШЕНИЕ»
(роман, 16,2 а. л.)
Название «Самосогласованное решение» -- мама, не горюй! Длинно, абстрактно, нехудожественно, ничего не говорит о романе. Захочет ли читатель взять в руки книгу с таким названием? Не примет ли ее за пособие по менеджменту?! Собственно, название характеризует весь стиль романа, задает тон.
Общее впечатление от романа: «Олег несколько раз порывался прервать эту подзатянувшуюся победную реляцию, но стеснял¬ся.»
Поговорить о лекциях профессора Петрова, отвечающего на вопросы пионера Васечкина, как любимом приеме ранней советской фантастики.
Тема (материал и проблематика):
Плохо понятная война между людьми и инопланетянами-серафимами в научно-техническом мире далекого будущего.
Материал: будущее.
Проблематика: война.
По материалу (месту и времени действия, тактике и стратегии войны, научно-техническому окружению-антуражу и т. д.) тема раскрыта избыточно с таким запасом, что текст становится нечитабельным.
По проблематике (причины войны, «что происходит, кто виноват, и что делать») тема практически не раскрыта.
То есть, главный герой, он же конфликт, оно же содержание книги – научные и наукообразные выкладки, слегка завернутые в целлофан художественности.
Идея (главная мысль произведения):
Трудно определить. «Не шутите со временем, а то оно затянет петлю на вашей шее»? «Семь раз отмерь -- один отрежь»? «Миру -- да, войне -- нет!»? «Если ты подкован в науке и технике и предприимчив -- вывернешься из любой ситуации»? «Учите матчасть!»? Последняя сентенция, пожалуй, ближе всего к основной мысли произведения. Лично нам было скучно читать роман с такой идеей.
Конфликт (базовый и персонифицированный уровни):
Основной конфликт строится между взвешенными миролюбивыми устремлениями плюс стремление к диалогу -- и бескомпромиссной агрессией в комплекте с личной выгодой. «Война до победного конца под нашим (моим) командованием!» Конфликт заявлен, некоторое время он даже развивается, прорываясь сквозь необъятный технико-научно-фантастический трактат. Но, к сожалению, развивается он прерывисто, «тонким пунктиром», то и дело надолго исчезая под напластованиями научно-технических подробностей, выкладок и описаний. В конце (в кульминации, которая на самом деле является просто большой финальной битвой) конфликт выливается в простейшее прямое противостояние основных выразителей сил конфликта: главного героя Олега Злотникова и главного «злодея» Цоя.
Фабула и сюжет (история в ее причинно-следственной и хронологической последовательности – и художественная композиция событий):
Фабула романа не вполне внятна. Сложно определить, с чего началась цепь событий, инициировавших войну, и неясно, чем все закончилось (и закончилось ли вообще). По окончании чтения романа появляется сильное подозрение, что «продолжение следует», и во многих томах.
С другой стороны, имеется попытка организовать фабулу в достаточно сложный сюжет. Пролог-«завлекалочка», в котором дан эпизод, по времени относящийся ко второй трети романа; введение второй сюжетной линии (от лица двух подростков -- инопланетян-серафимов); временны̀е петли... Однако попытка организации фабулы в более или менее стройный сюжет автору, увы, не удалась. С одной стороны, этому способствовала невнятность самой фабулы, с другой -- куцая и оборванная «в никуда» линия подростков-серафимов, которая в итоге оказалась для сюжета «пятой ногой для собаки». Плюс интрига заканчивается фактически ничем, плюс отсутствие ответов на загадки и вопросы, возникающие при чтении романа.
Поначалу сюжетный зачин был неплох, но автор его, увы, не вытянул. И сложная, потенциально интересная сюжетная структура в итоге полностью развалилась. А жаль... Несмотря на дичайший перегруз наукой и техникой, сюжетно роман поначалу смотрелся неплохо...
Структура сюжета (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка), как динамика развития конфликта:
Композицией автор владеет не очень, строя громоздкие гипер-усложненные конструкции, которые рассыпаются карточным домиком.
Формально завязка, в которой впервые проявляется конфликт, вроде бы, предшествует экспозиции. Другое дело, что в этой формальной завязке конфликт дается не в виде его первого проявления, а в уже развитом виде, незадолго до кульминации. Следом идет кусок «мерцающего» развития действия, который обрывается с окончанием пролога. Далее следует длиннющая бесконфликтная экспозиция по двум линиям (серафимов и людей).
(Напомним, конфликт -- это не военное противостояние людей и серафимов, а конфликт двух принципов, двух идеологий, двух точек зрения: разобраться, что происходит и постараться решить дело миром -- или начинать военные действия и вести их до победного конца.)
И лишь затем следует истинная завязка конфликта, когда впервые реально встает главный вопрос: начинать военные действия -- или вступать в переговоры, пытаться выяснить, что происходит? Таким образом, реальная завязка происходит лишь в 3-ей главе «Кон-Тики» -- т. е., когда позади уже треть романа! После чего наконец начинается развитие действия. Конфликт то проявляется, то вновь надолго пропадает, но действие, с грехом пополам, развивается. На планете кошек-рлаши конфликт пропадает полностью, и развитие действия останавливается совсем.
Затем следует формальная кульминация (финальная битва Олега и Цоя) и развязка (эпилог), в которой по большому счету ничего не «развязывается». Т. е., формально все элементы структуры сюжета в романе вроде бы есть. Но они перемешаны странным, нежизнеспособным образом, и часть из них на деле не выполняет свои функции.
Соотношение частей сюжета по объему и интенсивности развития действия:
Формальная завязка дается буквально в первых строках пролога -- и далее, в последовавшей на заявление Олега реакции членов Совета. Т. е., начинается роман без экспозиции. Следом идет длинная научно-техническая экспозиция, где нам показывают место и время действия, во всех подробностях -- окружающий технический антураж, знакомят с главным героем и т. д. В то же время эта псевдо-экспозиция страшно похожа на фрагмент очень вялого развития действия, дико перегруженный НТ-подробностями.
Поменять местами завязку и экспозицию -- прием, в принципе, допустимый, если уметь им пользоваться. Более того, он даже отчасти идет на пользу роману: поначалу, несмотря на обилие лишних деталей, за действиями героя следишь с определенным интересом. Что случилось, на что он раскрыл глаза Совету, почему за ним гонятся, спасется ли герой, и если спасется -- то как именно, и что будет делать дальше?.. Однако весь интерес быстро пропадает, утонув в монументальном справочнике.
Следом все обрывается, и начинается уже настоящая экспозиция по двум линиям – серафимов и людей. Длинная-длинная, скучная-скучная, затянутая донельзя... Истинная завязка, как мы уже писали, происходит лишь в третьей главе, когда позади -- треть романа. Затем идет также дико затянутое развитие действия.
Вот кульминация и развязка по объему вполне приемлемы. Другое дело, что «кульминация» -- это всего лишь финальная битва героя со злодеем, где реальный конфликт романа выходит на пик лишь внешне, но не по своей сути. А развязка на самом деле мало что «развязывает». Последствия разрешения конфликта не показаны.
Итого: части сюжета перемешаны, экспозиция и развитие действия безбожно затянуты, кульминация и развязка не выполняют присущих им функций. К завязке особых претензий нет, но она находится не на своем месте. Интенсивность развития действия крайне низка по всему роману от начала до конца.
Язык и стиль:
Язык, в целом, грамотный, достаточно правильный, но с огромным перекосом в канцелярит. Т. е., язык русский, но не литературный. Скорее, «технический», с крайне переутяжеленными конструкциями фраз. Причем этот «технический» язык используется не только при описании различных устройств и принципов их действия, но даже при описании природы и пейзажей. Объекты описания меняются, а выразительные средства -- нет.
Постоянные раскавыченные цитаты из Высоцкого, Гребенщикова и матерных частушек дела не спасают.
Стиля нет. Если, конечно, не считать стилем многостраничные научно-технические выкладки и описания, которым место в справочнике или в отчете, а не в художественном романе.
Персонификация речи персонажей:
Практически отсутствует. В какой-то степени различается между собой речь инопланетян (отдельно серафимов, отдельно рлаши) и людей. Но это скорее видовые (расовые) отличия, и то не слишком ярко выраженные. Между собой речь людей или, скажем, речь серафимов практически не отличается. Есть слабая попытка дать речевые отличия у Олега и Кати, но попытка не удалась, как на наш взгляд. Зачастую при отсутствии ремарок трудно понять, кто из героев произнес какую реплику.
Характеры персонажей (раскрытие и развитие):
Характеры персонажей лишь слегка намечены. Раскрытия характеров нет, развития тоже нет. Главному герою по сюжету более 300 лет от роду, но из его поступков и мыслей этого не вытекает. Характер Олега статичен, а сам герой инфантилен для своего возраста. За столько лет он должен был набраться мудрости, но мудрости незаметно. Опыт -- есть, а мудрости -- нет. Правду говорят: «Одни с годами умнеют, другие -- становятся старше.» Не то чтобы герой совсем уж глуп и наивен, но на 300 лет его поведение не тянет.
Быть может, самую чуточку, очень схематично развивается лишь характер Цоя -- по мере того, как Цоя повышают по службе, и он получает все больше власти. Из честолюбивого, но внешне скромного исполнителя он превращается во властного военного, уверенного, что он лучше всех «знает, как надо», зубами держащегося за свой чин, карьеру и должность, и готового добиться победы любой ценой, причем обязательно под его командованием. Тут развитие, пусть однобокое, все же имеется. Остальные персонажи не меняются совсем.
Авторская индивидуальность:
О да! Сделать из художественного романа сплошной научно-технический справочник -- это еще ого-го, как постараться надо! Пока что на нашей памяти, кроме автора «Самосогласованного решения», в такой степени это еще не удавалось никому.
Динамика внутреннего и внешнего действия. Темпоритм. «Сквозное действие», событийный ряд, интрига:
В самом начале, в прологе, внешнее действие резво «стартует» -- конфликт с членами Совета, побег, погоня... Это намекает на мощные скрытые пружины действия внутреннего. У читателя возникает интерес: что происходит, из-за чего… Однако, не успев толком развиться, внешнее действие быстро тонет в огромном количестве футуристической науки и техники, ворохе подробностей. А внутреннее действие, на которое нам автор намекнул (скрытые причины, «внутренние пружины», мотивации), в итоге не проявляется. Далее на протяжении всего романа внешнее действие изредка всплывает на поверхность из бездонных пучин НТ-справочника, делает несколько старательных гребков, иногда даже держится с минуту на поверхности… Но в итоге оно всякий раз опять надолго тонет в пучине.
Некоторое относительное оживление внешнего действия ближе к концу романа положения, увы, не спасает. А в главе, где герои попадают на планету кошек-рлаши, какое-либо действие пропадает напрочь, вместе с конфликтом. И это -- перед самым финалом, кульминацией и развязкой, где напряжение и внутреннего, и внешнего действия должно усиливаться!
Внутреннего действия почти нет. Так, изредка -- вялые и спорадические всплески: споры о том, нужно ли вести переговоры, или воевать; противостояние-сотрудничество Олега и Цоя; отношения Олега и Кати; загадка таинственной войны...
Сквозное действие в романе отсутствует. Отчасти из-за сумбурности структуры романа, о чем мы уже говорили выше; отчасти -- из-за общей вялости действия, незавершенности интриги и малого количества событий.
Событийный ряд -- скудный и рваный. В некоторых главах происходит по одному событию, меняющему мотивации и задачи героев, в некоторых -- вообще ни одного. Глав, где бы происходило более одного события, в романе нет. Всего «на круг» в романе мы насчитали 8 событий. Даже если мы ошиблись и парочку не заметили… На 16 авторских листов текста -- это катастрофически мало!
Интригу автор «Самосогласованного решения», надо отдать ему должное, поначалу закрутил неплохо. Война, которую начал непонятно кто, непонятно почему и зачем. Серафимы уверены, что на них напали люди, люди не понимают, за что серафимы объявили им войну. Линия главного героя, который узнал какую-то тайну и вынужден бежать от сильных мира сего. Линия двух подростков-серафимов, чью жизнь круто изменила война. Загадки «петель времени» -- и многое другое. Пожалуй, интрига -- это главное, что поддерживало в нас хоть какой-то интерес при чтении романа, несмотря на жуткий переизбыток науки и техники.
И как же мы жестоко обломались!
Линия подростков-серафимов ушла «в никуда» и пропала. После большой 1-ой главы, полностью посвященной серафимам, они появляются в романе всего лишь раз, ненадолго (и то фактически один Петр) -- и исчезают насовсем. Причем непонятно, погибший при попытке спасения людьми пилот -- это Петр или нет? Похоже, что он, но полной уверенности в этом нет. И зачем было вводить этих, в общем-то, симпатичных, несмотря на нудность автора, ребят? Познакомили читателя с ними, потом мельком показали еще раз, один, похоже, погиб (но не факт), вторая пропала непонятно куда -- и больше о них ни слова! «Слюшай, абыдна, да?!» (с) анекдот.
А на главные загадки романа: кто, как и зачем начал войну -- автор вообще не дает ответа! Неясно также, погиб ли Цой, куда и зачем сбежал в финале Олег, удастся ли вообще прекратить эту дурацкую войну, и если да -- то как и когда? Да и с петлями времени имеется немало нестыковок...
Если это не роман, а фрагмент какой-то огромной саги, где предполагается и то, и это – так сразу надо было сказать! Незаконченные произведения на семинар не принимаются.
Короче, автор начал за здравие, а закончил за упокой. Интрига романа, закрученная поначалу, провалена и не вытянута по всем пунктам. Увы...
«Треножник» восприятия:
-- Интеллектуальный план: Присутствует в гипертрофированном виде. Он задавил собой все и вся.
-- Эстетический план: Отсутствует напрочь.
-- Эмоциональный план: Брезжит краешком, еле-еле.
Функциональный треножник (функции воздействия):
-- Развлечение: Отсутствует. Чтение научно-технического трактата развлечением не является.
-- Обучение: Присутствует. Если любознательный читатель продерется сквозь текст, он узнает много разной и, возможно, новой для себя информации в области физики, химии, биологии и т. д. Но с «продраться» могут возникнуть большие проблемы.
-- Воспитание: Отсутствует. Не считать же воспитанием робкие намеки на то, что мирные переговоры -- это правильно, а война -- это плохо, и надо сначала разобраться, а потом уж рубить с плеча? Тем более, что эта мысль надежно погребена под научными наслоениями. Надо быть очень терпеливым и дотошным читателем, чтобы ее выкопать. А столь терпеливый читатель наверняка и сам уже давно это уяснил, задолго до чтения «Самосогласованного решения».
Особенности творческого метода:
Неумение (или нежелание?) писать художественно. Странная уверенность в том, что настоящая научная фантастика -- это в большей степени научно-технический справочник, нежели художественное произведение.
-- Почему в файле не указано имя автора? Кто написал роман? Пушкин? Чарльз Стросс? Фрэнк Херберт? Подписывать роман в файле надо -- в самом начале, ПЕРЕД названием! Сначала -- имя и фамилия автора, потом -- название, потом -- текст. Каждый год об этом говорим, и на сайте пишем -- и все равно хотя бы один автор обязательно пришлет роман неподписанным! Ну как можно наступать на грабли при первом же шаге?! «Это же элементарно, Ватсон!» (с) Тем более, что на эти грабли было давно и неоднократно указано! Или новые семинаристы конспекты разборов с предыдущих семинаров вообще не читают? Или читают, но не в силах «примерить» разбор чужого текста на себя -- даже в такой малости? Тогда это совсем печально...
-- В тексте какой-то глюк. В части диалогов вместо тире стоят странные квадратики. Как это могло вообще получиться при работе в Word-е -- не понимаем. В читалке бОльшая часть тире вообще не видна.
-- В тексте практически везде неверно расставлены знаки препинания при отделении прямой речи от косвенной. Вместо запятой или точки + тире -- стоит одно тире.
Начинаем читать. Сходу – в прямой речи персонажа цитата из Гребенщикова, цитата из полковника Кольта… Это далекое будущее? Странновато…
Ну и так далее: Высоцкий из «Алисы...» в исполнение рукокрылых товарищей, «Цой был в очень хорошем настроении, голос его звучал громко, ясно и радостно, как в сводке софинформбюро, сообщавшей о выходе на рубеж границы СССР», «Господа, я собрал вас, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие», «мы с приятелем вдвоем работали на баззарде»…
Возникает ощущение научно обоснованного «капустника».
Нет ничего страшнее долгих, подробных, педантичных, обстоятельных, многословных… шуток.
В раннем индийском кино не знали слова «монтаж». Так и снимали подряд: абсолютно все. Рассказать автору, как это выглядело на экране! Роман пишется по тому же принципу:
«Говоря это, Олег отодвинул кресло, ногой откинул ковёр и, в точном соответствии с планом экстренной эвакуации, обнаружил прямо перед собой в полу люк, окаймлённый полосой зелёной люминесцентной краски. Рядом с люком обнаружилась маленькая крышка, окайм¬лённая красной полосой. Подцепить её носком ботинка оказалось довольно легко. Олег открыл ногой крышку, каблуком сломал пластиковую защитную скобу и носком ботинка на¬жал красную кнопку. Завыла сирена и люк провалился вниз. По лицам членов совета было ясно, что они ещё ничего не поняли. За люком обнаружился туннель, уходивший вниз с лёг¬ким изгибом, в соответствии с траекторией свободного падения с учётом силы Кориолиса. В стенке были скобы для карабкания, но Олег просто спрыгнул в люк.
Вращающийся бублик гостиничной секции создавал искусственное тяготение всего в одну четверть «же», так что падение на глубину пяти метров соответствовало бы прыжку со стола в земном поле тяже¬сти. Ну, что значит соответствовало — по потенциальной энергии и ско¬рости падения, конечно, примерно так и получалось, но время падения было существенно бòльшим. Когда Олег кос¬нулся ногами трапа шлюпки, над верхним краем туннеля уже со¬бралась небольшая толпа, и в чьей-то руке уже мелькнул пистолет. Олег погрозил своим пи¬столетом и лица из просвета туннеля исчезли. Олег нашёл ещё одну крышку, окаймлённую красной полосой, сломал — на этот раз, рукой — ещё одну предохранительную скобу, вы¬дернул предохранительную чеку и дёрнул за рычаг. Под крышкой загорелся жидкокристал¬лический дисплей с надпися¬ми на трёх языках — валгалльский, староанглийский и староки¬тайский. В отсеке тринадцать человек, а в шлюпке семь свободных мест. Вы уверены, что хотите отстыковаться? В дру¬гой ситуации это был бы вполне резонный вопрос, но сейчас Олег как раз и хотел оказаться от этих тринадцати человек как можно дальше.»
-- Что-то у автора главный герой вытаскивает идеи, изобретения и научно-технические решения, как фокусник голубей из шляпы, одно за другим! Вот никто до него не додумался охлаждать реакторы кораблей через гиперпространство посредством ансибля -- а герой р-раз -- и додумался! И создать «гибридный» корабль с двигателем Баззарда, аннигиляционным реактором, паровым котлом, гиперприводом и еще хрен знает чем тоже только он додумался. И насчет петель времени -- тоже он первый догадался. Цой, правда, говорит, что тоже догадывался -- но говорит это уже постфактум, когда герой всем все объяснил -- небось, врет, зараза! И так далее. А вокруг, между прочим, не дурачки деревенские собрались -- видные ученые, отличные специалисты в своих областях, опытные практики... А выходит, что кругом одни тугодумы, одного героя то и дело озаряет! Как-то это... неправдоподобно смотрится, мягко говоря. С какого-то момента начинаешь уже гнусно хихикать, когда герой левой задней ногой изобретает очередную гениальную хрень.
«И рентген в 16-м веке тоже мы изобрели!» (с) анекдот.
-- По событиям:
Пролог. 1 событие: главный герой сообщает на Совете Обороны, что война с серафимами -- одно сплошное недоразумение, но члены Совета реагируют неадекватно, и герою приходится бежать, спасая жизнь. Смена мотиваций героя: надо спасаться и искать возможность все же сообщить людям, что война -- это недоразумение.
Глава 1. 1 событие: серафимы узнают, что началась межпланетная война с людьми. Смена мотиваций: надо спасаться и организовывать отпор агрессорам.
Глава 2. 1 событие. К планете Валгалла приближается неизвестный корабль-зонд, возможно, серафимский. Смена мотиваций: надо как-то реагировать, т. к. это -- возможная угроза.
Глава 3. 1 событие. Люди выясняют, что с ними собрались воевать. Смена мотиваций: надо не вступать в контакт, а предпринимать военные контрдействия.
Глава 4. Событий нет. Воюем, пробуем разную стратегию, тактику и технические средства, параллельно еще остается надежда на мирные переговоры, на которых настаивает главный герой. Цели и мотивации не меняются.
Глава 5. Событий нет. Воюем, пробуем разную стратегию, тактику и технические средства, в конце главному герою удается отстоять свое мнение: не проводить ядерную бомбардировку и сохранить возможность переговоров. Цели и мотивации не меняются.
Глава 6. Событий нет. Продолжается война. Главный герой по-прежнему настаивает на переговорах. Цели и мотивации не меняются.
Глава 7. 1 событие. Олег Злотников экспериментально доказывает возможность путешествий во времени, и вместе с бывшей женой Катей влипает в невозможность вернуться. Смена мотиваций: надо изыскать способ вернуться, да и просто выжить.
Глава 8. Глава отсутствует (нет такого номера).
Глава 9. 1 событие. Олег и Катя нашли пригодную для жизни планету, до которой можно долететь. Смена мотиваций: вопрос выживания больше не стоит, теперь стоит вопрос обустройства на планете и последующего возвращения в цивилизованные миры -- с тем, чтобы донести до людей информацию о перемещениях во времени.
Глава 10-1. Событий нет. Робинзонада на планете кошек-рлаши. Местные дружелюбны, быт налаживается, героям остается только ждать, когда закончится «временной сдвиг», и они смогут вернуться на Валгаллу. Мотивации не меняются.
Глава 10-2. (Да-да, глав с номером 10 в романе зачем-то две штуки.) 1 событие. Цой, выяснив систему «петель времени», «прыгает» в такую петлю, чтобы нанести «удар из будущего». Олег «прыгает» за ним. Вскоре в настоящем происходит «битва богов». Олег жив, но в тяжелом состоянии, Цой пропал (похоже, погиб, но полной уверенности в этом нет). Смена мотиваций: информация до Совета доведена, но возникла новая проблема -- надо остановить удравшего в будущее Цоя, чтоб он не наломал дров. Время лекций закончилось, настало время действий. Олег и действует.
Эпилог. 1 событие. Олег удирает из больницы в неизвестном направлении (или в неизвестное время). Смена мотиваций явно произошла, но в чем она заключалась, остается только гадать: зачем и куда удрал Олег, что собирается делать?..
Итого, на весь 16-листовый роман обнаружено 8 событий -- в среднем, по 1 событию на 2 авторских листа текста.
-- Автор проделал огромную работу -- очень детально проработал свой вариант будущего. И по линии землян, и по линии серафимов. Техника, физика, химия, биология и прочие науки. Бытовые технические мелочи. Устройство и пилотирование космических кораблей. Этнография серафимов и кошек-рлаши и подробное описание биосферы их планет. И т. д., и т. д. И в итоге получился огромный научно-технический трактат с редкими вкраплениями сюжета. Да, мы верим, что есть читатели, которым такое нравится. Но мы к ним, к сожалению (или к счастью!), не относимся. Где художественность? Где, собственно, литература?! Образы, метафоры, характеры героев, их взаимоотношения, эмоции, психология, мотивации, язык, стиль, персонификация речи? Сюжет, наконец?! Конфликт?.. Всего этого в книге практически нет, а то, что изредка попадается, безнадежно утонуло в безбрежном море научно-технической информации. Сплошные лекции профессора Петрова в ответ на вопросы любознательного пионера Пети. Мы читали много научной фантастики -- но такого неимоверного перебора по научно-технической части не встречали ни у кого даже близко. От Жюля Верна и Уэллса -- до Стросса и Симмонса. Обычно мы рекомендуем включать в текст не более 25-30% знаний и «технических» деталей о мире -- из тех, что накопил автор в процессе подготовки книги. Здесь, наверное, и 5% хватило бы с лихвой. А автор, похоже, постарался всунуть в текст если не 100, то, минимум, 80 процентов наработанного.
-- Тем не менее, несмотря на столь тщательную и чрезмерную проработку научно-технической части, по ней у нас также имеется ряд замечаний и вопросов. Пока дело не дошло до «петель времени», все, вроде бы, было логично, и особых вопросов у нас не возникало. Но вот со временны̀ми парадоксами автор что-то то ли перемудрил, то ли не додумал, то ли не сумел или забыл изложить. То ли мы такие тупые, что не поняли. «Но это вряд ли!» (с) Сухов из х/ф «Белое солнце пустыни».
Поначалу автор устами героя утверждает, что перемещение во времени происходит при проходе корабля с гиперприводом через пространственный туннель серафимов. Но тогда как серафимы могли «атаковать из будущего», если у них нет гиперприводов? В т. ч. на их кораблях, прилетевших «из будущего», гиперприводы также замечены не были. Нестыковка, однако.
Позже герой уже утверждает, что и гиперпереходы сами по себе, и туннели серафимов сами по себе -- разные виды «машины времени» (даже без совмещения друг с другом). Но тут снова получается нестыковка. Гиперприводом люди пользуются уже не один век -- неужели за это время никто не заметил эффекта перемещения во времени?! Да и связь через ансибль с кораблями, совершившими гиперпрыжок, быстро налаживалась -- значит, они оставались в том же самом времени (иначе связи бы не было). Да и серафимы своими туннелями пользовались достаточно давно -- и тоже, похоже, никаких прыжков во времени не замечали (если бы они были -- за столько лет уж непременно заметили бы!). И эффекта «запретных миров», куда нельзя переместиться, ранее никогда не наблюдалось. Если же подобный эффект начал проявляться лишь сравнительно недавно -- то с чего бы это?! Раньше не было, а тут вдруг бац -- и появился!
Снова нестыковка выходит -- хоть так, хоть так.
Ну, и один из главных вопросов: кто же все-таки начал войну? И из-за чего, с какой целью? На протяжении всего романа этот вопрос -- едва ли не один из самых главных и интересных. Но именно на него автор так и не дает ответа. Во всяком случае, мы такого ответа в тексте романа не обнаружили. Если он там все же есть -- пусть автор нам его конкретно покажет.
Можно только строить предположения на сей счет. Скажем, война «зародилась сама собой», как парадокс одной из «петель времени» (на что намекает название романа «Самосогласованное решение»). К примеру, ее инициировал Цой, когда из прошлого удрал в будущее. В будущем война уже шла -- до них докатилась «волна изменений» из прошлого, вызванная действиями Цоя. В будущем Цой собрал (каким, кстати, образом?!) флот вторжения (те самые странные корабли, что описаны при нападении на колонию серафимов) -- и вернулся с ними в прошлое. Это и была та первая атака на серафимов, с которой война и началась. Дальше уже пошла «цепная реакция» с обеих сторон (серафимов и людей). Но это лишь наши предположения. В романе есть для них некие косвенные предпосылки, но и возражений тут тоже хватает. Зачем это нужно было Цою? Совсем крыша поехала от власти и азарта: «Мы победим любой ценой!»? Но тогда почему он действовал именно так -- если знал историю войны и понимал: то первое нападение победы все равно не принесет? Мог бы и что-то более эффективное придумать! И когда он успел это нападение организовать, если был по уши занят превращением себя в пост-человека и противостоянием с Олегом Злотниковым? И т. д. Так что, хотя такое предположение и кажется нам наиболее вероятным -- оно все равно выглядит достаточно зыбким. Возможно, у автора имеется ответ на этот вопрос? Если да -- хотелось бы его услышать. А заодно узнать, почему оный ответ не попал в текст романа?
В общем, вопрос, кто начал войну, каким образом и с какой целью, и удалось ли ее в итоге прекратить -- остается открытым. Вокруг этого вопроса строится вся интрига романа -- а ответа в тексте на сей вопрос автор так и не дал. С нашей точки зрения, это совершенно недопустимо, и полностью убивает весь роман в плане сюжета и интриги (во всем остальном он и так убит -- задохнулся под завалами колоссальных пластов научно-технической информации).
-- Пролог. На заседание Совета Обороны членов Совета пускают с оружием?! И главного героя, и других?! Нонсенс! Такое бывает только в плохих и совершенно неправдоподобных боевиках.
-- Это не роман, а технический справочник! Мы-то думали, что это пролог перегружен технической информацией, описаниями работы различных устройств и т. д. И надеялись, что дальше этого, возможно, станет поменьше. Наивные! Дальше пошел полный караул! Справочник съел роман, и не заметил. Герои и сюжет лишь изредка выныривают из безбрежного моря технических описаний, чтобы тут же утонуть в нем вновь.
-- Странно, что у автора в космических кораблях «окна», а не «иллюминаторы». «Окна» смотрятся в этом контексте чужеродно.
-- Глава 1. Длиннющее техническое описание подготовки моторам парой юных серафимов -- и дальнейшего полета на этих моторамах. Ни одного образа, дающего ощущение полета, высоты, свободы, простора, свиста ветра в ушах, окружающего пейзажа в восприятии серафима, охотничьего азарта, взаимоотношений двух подростков -- они же молодые парень и девушка, должны друг к другу какие-то чувства испытывать... НИ-ЧЕ-ГО! Одна длиннющая нудная цитата из справочника или инструкции по пользованию моторамой.
-- И следующий «шедевр» -- длиннющий диалог в радиоэфире об атаке чужих космических кораблей. Тут война началась, люди (да, знаем, не люди -- серафимы) гибнут -- а они долго, нудно и подробно обсуждают в эфире конструкции вражеских кораблей! Кроме того, что это все крайне затянуто -- кому из слушателей это нужно и интересно?! Тут спасаться надо, отпор организовывать и т. д. -- а они даже не ТТХ, а устройство, назначение и принципы действия вражеских кораблей целыми страницами обсуждают! То, что может быть интересно (и понятно) только узким специалистам. Бред же!
-- Глава 2. Снова длиннющие технические описания и объяснения. Главный герой читает огромную многостраничную лекцию о серафимах, пространно отвлекаясь на их происхождение, особенности фауны и атмосферы планеты серафимов, принципы работы их техники и т. д. Есть ряд довольно интересных научно-фантастических находок (особенности серафимской биологии, техники, системы космических путешествий и т. д.) -- но нельзя же писать практически ТОЛЬКО об этом! Длинно, пространно и нудно. Местами просто коряво.
-- При чтении романа много раз хотелось его бросить. Или хотя бы пролистнуть несколько страниц очередных научно-технических выкладок. Но тогда бы пришлось пролистывать 9/10 романа.
-- Фразы на английском -- несложные и понятные, но не все читатели знают английский. Хорошо бы давать сноски с переводом.
-- Глава 3. Науки с техникой по-прежнему огромный перебор, но кроме них начало появляться еще хоть что-то (или это мы стали понемногу привыкать?). Обнаружена даже 1 (одна) шутка юмора. Полет, гиперпрыжки, быт астронавтов, тренировки по боевым искусствам, сближение с инопланетным кораблем, попытки контакта, боевые действия. Стало чуть-чуть интереснее (а прочитано уже больше трети романа!). Но все по-прежнему описано сугубо технически, очень длинно, нудно и подробно.
-- Главы 4 и 5. Война. Повествование становится чуть динамичнее (особенно в 5-ой главе) -- но ненамного. Техника, стратегия, тактика, штабные заседания, непосредственно боевая операция. Стало чуть больше внешнего действия, но все описания -- по-прежнему «технические», как из отчета или рапорта, без меры приправленного научно-техническим трактатом. Образов, эмоций, психологизма, ярких «картинок» практически нет. Т. е., практически нет художественной литературы. Много канцелярита (как и ранее). Плюс повторы, тавтологии (как на уровне слов и конструкций, так, периодически -- и на уровне повторов уже ранее сообщавшейся информации).
-- Глава 6. Война продолжается. Еще чуть динамичнее.
-- Глава 7. Возвращение к ситуации из пролога (прямое продолжение). Появились какие-то отношения, чуть более нормальные (хотя все равно дико затянутые) диалоги, больше действия. Еще пара шуток юмора. С литературой все равно не густо, перегруз наукой и техникой огромен, но все-таки чуть меньше, чем раньше.
-- Глава 8 отсутствует. Сбой нумерации? Или это такая авторская «фишка»? Если «фишка» -- непонятно, в чем она заключается?
-- Глава 9. Наконец-то раскрывается одна из «фишек» -- «временны̀е петли». Причины войны, кто ее начал, как и зачем, пока все равно не ясны -- но уже хоть что-то. Главный герой Олег и его бывшая жена Катя влипают в серьезную проблему, но в итоге выпутываются. Науки-техники и описаний всего и вся по-прежнему огромный перебор -- но внешнее действие более или менее движется.
-- Глав под номером «10» аж две штуки подряд. Снова сбой нумерации? Или таки «фишка»? Если «фишка» -- снова неясно, в чем она? Еще больше запутать читателя, который и так уже давно «поплыл» от неимоверного переизбытка науки и техники?
-- Глава 10-1. «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо по прозвищу Злотников и его любимой Пятницы-Кати на планете кошек-рлаши». Конфликт пропал напрочь, пошла сплошная этнография аборигенов пополам с природным атласом планеты Аккио. И это, когда роман движется к финалу! Тут все накалять надо, а автор выдает читателю полную «расслабуху»: все зашибись, герои спаслись, аборигены дружелюбны, Олег с Катей снова сошлись-помирились, зайцев стреляем, рыбу ловим, дом строим, огород возделываем, летучих пиявок лазерами сбиваем, в ус не дуем...
-- Глава 10-2. Кульминация. Олег таки возвращается и рассказывает Совету о «петлях времени», но тут злобный Цой удирает в будущее, Олег следует за ним, и вскоре в настоящем происходит «битва богов» со взрывом планеты -- газового гиганта -- и превращением ее в черную дыру. Фактически, вся кульминация вылилась в большой «трах-бабах, пиу-пиу, пыщ-пыщ! -- БУМММ!!!»
Кстати, вопрос: а почему Олег с Цоем учинили свою «финальную разборку» в настоящем, а не в будущем, где они оба себя апгрейдили и копили силы? За каким чертом они вернулись? Подраться больше негде (некогда) было?
-- Эпилог. Вроде как развязка. Тем не менее, ответы как на глобальные вопросы (кто, как и с какой целью начал войну, и как ее теперь остановить?), так и на более локальные (уцелел ли Цой, куда (или в когда) сбежал Олег Злотников, и что теперь намерен делать?) даны не были. Сидим, и смотрим в недоумении на эдакий финал. «И что это было???»
«Ну, что значит соответствовало — по потенциальной энергии и скорости падения, конечно, примерно так и получалось, но время падения было существенно бòльшим. Когда Олег коснулся ногами трапа шлюпки, над верхним краем туннеля уже собралась небольшая толпа, и в чьей-то руке уже мелькнул пистолет. Олег погрозил своим пистолетом и лица из просвета туннеля исчезли. Олег нашёл ещё одну крышку, окаймлённую красной полосой, сломал — на этот раз, рукой — ещё одну предохранительную скобу, выдернул предохранительную чеку и дёрнул за рычаг. Под крышкой загорелся жидкокристаллический дисплей с надписями на трёх языках — валгалльский, староанглийский и старокитайский. В отсеке тринадцать человек, а в шлюпке семь свободных мест. Вы уверены, что...»
-- Пример неуместной многословности, а в динамичной сцене -- в особенности.
«Люк стыковочного аппарата капсулы должен был выдержать вход в атмосферу в перевёрнутом положении, а значит, должен был быть практически пуленепробиваемым.»
-- Затянутая фраза. Лишние слова. Повторы слов и словесных конструкций. Такого в тексте ОЧЕНЬ много: излишне подробные и затянутые технические описания.
«Мало у кого из офицеров оборонительного пояса повернётся рука уничтожить эту капсулу. Во всяком случае, если она не будет угрожать столкновением с маломаневренным орбитальным объектом с бòльшим количеством людей на борту... или если не будет письменного приказа на уничтожение. У адмирала Вана, наверное, могло бы хватить духу такой приказ написать... Но ведь его надо, как минимум, написать, а для этого ещё надо сообразить, что же там написать. А для этого надо придумать сколько-нибудь правдоподобную версию того, что же произошло в зале заседаний...»
-- Очень затянутые, излишне подробные размышления. Много лишних слов и повторов.
«Шлюпка имела гибридный тормозной блок на жидкой закиси азота и каком-то твёрдом углеводороде. Парафин? Полибутадиен? Какая, собственно, разница... Запаса дельта-вэ у неё лишь с небольшим запасом хватало...»
-- И правда, какая разница, что там за углеводород? Плюс повтор: "запаса с запасом".
«Как и обещала схема, клистроны всех радиопередатчиков размещались внутри герметичного корпуса капсулы. Снятие декоративных панелей давало полный доступ и к аналоговым модуляторам, и к клистронам, и к волноводам. Разработчики капсулы старались дать возможность осуществить как можно больше ремонтных операций изнутри, без разгерметизации кабины.»
-- Ну, и зачем нужен этот длинный технический кусок с клистирами... пардон, клистронами и модуляторами? И такого в тексте полно. Технический антураж -- это в НФ неплохо, но его должно быть в меру. А тут меры нет и близко.
«Все-таки сосуды уже не те, в глазах темнеет очень уж ощутимо. Из истребителей давно бы списали... Так ведь и списали же уже двести пятьдесят лет назад!»
-- Же, уже, уж... Жжжжуткий перебор! И таких «ужей» в тексте хватает.
«Пётр нащупал индика¬тор телефона и провёл пальцем по выступам на его поверхности. Это была Агата.»
«Катапультируемое кресло — терминальная скорость на высотах более тридцати каме достигает шестисот метров в секунду, на меньших высотах оценивается из прилагаемого графика, дозвуковые скорости получаются на высотах ниже семи километров, аэродинамических рулей нет, только стабилизаторы. Рекомендованная высота выпуска основного парашюта не более двух тысяч метров, на высотах от тысячи до пятисот метров рекомендуется покинуть кресло и садиться на парашюте скафандра, использовать при нераскрытии основного и запасного параглайдеров капсулы, пожаре на борту и других экстренных, кроме разгерметизации... ну уж куда экстреннее, чем у меня?»
-- Ну, и зачем это очередное длиннющее техническое описание? Это вообще художественный текст, или технический справочник?
«...я, получается, последний из тех, кто реально участвовал в поисках потерянных ковчегов! Ну да, поэтому меня, как опытного контактёра и единственного на тот момент живого участника контактов с нечеловеческим разумом и пригласили на переговоры с серафимами. И потому же меня же отправили навстречу этому неопознанному баззарду... и так я оказался в составе Совета Обороны, а теперь вот вспоминаю молодость и лечу с терминальной скоростью в стратосфере над заснеженными лесами чужой планеты.»
-- Предысторию главного героя, конечно, дать надо, но момент, когда он, спасаясь, спешно десантируется на планету, не самый удачный для этого. Смотрится диссонансом.
«Строп управления купол не имел, так что Олегу пришлось рулить, подтягивая руками сами стропы.»
-- Фраза понятная, но не с первого раза...
«Гораздо сильнее снега мешали лежащие на грунте под снегом коряги и низкорослые кустарники.»
-- Лишние слова. Вместо выделенного фрагмента фразы было бы лучше: "прятавшиеся под ним". Просто как пример. Такого в тексте очень много. То, что можно сказать пятью словами, говорится десятью. В данном случае было бы достаточно:
«Гораздо сильнее мешали прятавшиеся под снегом коряги и кусты.»
«В землянке нашёлся электрический обогреватель (интересно, не выгоднее ли было поставить калорифер или какое-то другое устройство, основанное на прямом сгорании топлива? Или хозяин домика решил, что электрика будет менее пожароопасна? Или просто не хотел дышать продуктами сгорания?).»
-- Ну, и к чему эти длинные отвлеченные рассуждения? Герою удирать надо, а он о всякой ерунде все время думает.
«В более сильном, чем земное, тяготении Валгаллы и в более плотной атмосфере деревья вынуждены были иметь более прочную, чем земная, древесину — и напор ветра сильнее, и нагрузки на ветви побольше.»
-- Опять очень много слов. Показать, как сократить / переделать без потерь. Например:
«Сила тяжести на Валгалле выше, чем на Земле. Атмосфера -- плотнее, бури -- яростней. Потому и здешние деревья заметно прочнее.»
«Наша общая дочь Таня мертва уже сто лет.»
-- Канцелярит. И понятно, что дочь -- «общая». Ведь уже сказано -- «наша».
«Олег отсоединил крылья и понёс их к гаражу. Когда он шёл, ему навстречу попался хлопотливый снегоуборщик. Фюзеляж, после того, как Олег достал оттуда генератор, оказался достаточно лёгким, так, что они с Катей смогли дотащить его вдвоём. Самой тяжёлой частью самолёта оказался генератор, но Олег легко довёз его до гаража на салазках. Катя собрала отломившиеся стабилизаторы и подобрала переднюю стойку шасси и обломки носовой части. Олег помог ей закрыть ворота, и они пошли к дому.»
-- Зачем так подробно описывать процесс уборки обломков самолета?
«...где я тебе возьму планетный разведчик? Денег на него я бы тебе одолжила, но ты же сам говоришь, они строятся по заказу, и они ведь сейчас, наверное, загружены военными заказами выше крыши, так что такой заказ без разрешения Совета Обороны они просто не имеют права взять.»
-- Очень многословно, плюс повторы.
«В том вертолёте, насколько я помню, народу было немного меньше, чем полностью укомплектованное отделение десанта Объединённых Сил Обороны, да и подготовка у них была, как мне помнится, не на высоте...»
-- Ну почему так длинно и нудно?! И так почти все время, по любому поводу и без!
«Потом он слегка расправил крылья – не для полёта, а, скорее, для управляемого падения – разжал пальцы ног и вывалился в дверь. Вылетев из квартиры, он расправил крылья полностью, сделал короткое, на пару взмахов крыльев, зависание, дождался, пока дверь закроется, и полетел к выходу из гнездового комплекса.»
-- Сплошное техническое описание. Ни одного образа. Плюс постоянные повторы. И так все время.
«Она попросила Петра подержать канистру и перевернулась — вместо того, чтобы, как все нормальные серафимы, держаться за насест хватательными пальцами ног и висеть вниз головой, она зацепилась хватательными пальцами летательных крыльев и повисла головой вверх. Пётр подал ей канистру так, что она смогла взять её обеими ногами. Она раскачалась, как маятник, выкинула левое крыло — разумеется, свернув перепонку, чтобы сопротивление воздуха меньше мешало — и схватилась его пальцами за перекладину ближайшей вешалки. Если бы она попыталась прыгать с вешалки на вешалку, как обезьяна или кошка прыгает с ветки на ветку, она рисковала бы вывихнуть себе пальцы. Но расстояние между вешалками было как раз таким, чтобы она могла одновременно схватиться крыльями за две соседних, поэтому она могла передвигаться брахиацией, всегда держась хотя бы одним из крыльев.»
-- Длиннющее переусложненное техническое описание, в котором трудно разобраться. А картинка не складывается, от слова "совсем".
«Какие же мыши над помойками? Помоечных мух едят крысы, а мыши питаются бабочками. Гусеницы бабочек едят кору и листья, а взрослые бабочки нектар цветов, поэтому никакого способа заразиться опасной для серафима заразой у мыши нет.»
-- Во-первых, канцелярит. А во-вторых, серафимам все это должно быть хорошо известно. Зачем тогда эта лекция? Для читателя? Тогда надо решать как-то по-другому.
«У объекта «Зеро» стыковочные аппараты были заняты лёгкими аппаратами...»
-- Повтор. И далеко не единственный. Просто один из примеров.
«Единственное, что тут все-таки были официальные бумажки, не было сомнений в том, что ничто из информации — особенно вызвавшая столько шума частота пинча — не придумано жадными до сенсации журналистами.»
-- Очень затянутая, переусложненная и невнятная фраза с несогласованием слов.
«У ихних, того, что мы называем млекопитающими, к которым относятся сами серафимы, у этих языков пальцы редуцированы... а есть позвоночные животные, у которых языки с пальцами.»
-- Ну ооочень коряво и не по-русски! А слова «ихний» («ихняя», «ихнее», «ихних» и т. д.) в русском языке вообще нет. Неверная форма, которая в тексте встречается многократно.
-- В тексте много раз встречается оборот «ругаться на него (на нее)». Оборот неграмотный. Можно «ругаться с (кем-то)» или «ругать (кого-то)» -- но не «ругаться на (кого-то)». А это еще и в авторском тексте -- а не в прямой речи героев...
«У них же даже однажды экипаж сгорел в кабине на старте.»
-- Сплошное жужжание!
«Неужели наш уровень понимания их технологии до сих пор остаётся на таком
уровне...»
«Берём, значит, ихнюю математическую модель ихнего двигателя...»
«И «механики» до сих пор, как мы поняли, считаются более уважаемым... э…
направлением деятельности.»
-- «Механики» -- это такие специалисты (в данном случае -- серафимы). Они -- живые разумные существа, а не «направление деятельности».
«Мы отклонились от темы — прервал Олега Йохансон — серафимские термоядерные реакторы, это интересно и эрл Олег, я вижу, может без подготовки беседовать на эту тему часами, но у нас вопрос, что делать с летящим к нашей системе кораблём.»
-- Ну наконец-то он это заметил, после часовой лекции не по делу! «И только на третий день Зоркий Сокол заметил, что в камере не хватает одной стены!» (с) анекдот.
«-- А можно уточнить — спросил один из не понявших, о чём речь, учёных — что
такое корабль Кадзиии?»
-- Классика! Любознательный пионер Петя задает вопрос профессору Петрову. В ответ профессор Петров радостно читает длинную лекцию. Этот прием устарел еще сорок лет назад!
-- Далее мы прекращаем цитировать неудобоваримые технические описания, больше смахивающие на цитаты из справочников, инструкций и технических отчетов. Ибо в противном случае пришлось бы цитировать 9/10 романа.
«...но и он кивнул головой.»
-- А чем еще можно кивнуть, кроме головы? Просто: «кивнул». В тексте повторяется неоднократно. Для кого, спрашивается, мы выкладываем на сайте разборы текстов с предыдущих семинаров? Каждый раз, в числе прочего, повторяем одно и то же -- и каждый год одна и та же картина: у людей и животных обнаруживаются встроенные тормоза, герои кивают головой (зачастую еще и «утвердительно» или «согласно» -- как будто можно кивать отрицательно или несогласно!), а стрелкѝ нажимают на курок вместо спуска (спускового крючка). Дамы и господа семинаристы (это уже не только к автору «Самосогласованного решения») -- вы эти разборы хотя бы просматриваете? Выводы для себя хоть какие-то делаете? Или вы даже не пытаетесь найти в своих текстах ошибки, аналогичные уже отмеченным -- и исправить их?
«...как в сводке софинформбюро, сообщавшей о выходе на рубеж границы СССР.»
-- «Совинформбюро» -- от слова «советский», а не «софт»! Да и герой хоть и стар, но не настолько суперстар -- чтобы у него «автоматом» всплывали такие ассоциации. Это все-таки весьма далекое будущее, как мы поняли.
«Наконец, когда новоиспечённый каперанг кивнул головой...»
-- Ну вот, опять... И так еще много раз по тексту.
Кстати, в этом фрагменте Цоя называют попеременно то капитаном первого, то второго ранга. Понятно, что на каперанга его уже представили, но еще не утвердили -- но, тем не менее, с обращением, а также упоминанием звания «от третьего лица» надо бы как-то определиться.
«Олег краем глаза увидел, что Черняев при этих словах чуть не подпрыгнул, но все-таки сумел поставить под контроль внешние проявления эмоций.»
-- Жуткий канцелярит. И такого в тексте полно.
«Тяготение у них слабее типичных земных колоний, поэтому ноги можно сделать довольно лёгкие.»
-- И как тогда подобная планета (имеется в виду одна из планет серафимов) способна удерживать сверхплотную атмосферу? Да и фраза довольно корявая...
«...неуправляемые пули с прямоточными твердотопливными двигателями.»
-- Это уже не пули, а неуправляемые ракеты. Небольшие НУРСы.
«...обычно, внутриплеменной межклановый тариф составлял одну сто сорок четвертую долю коровы за сообщение (рлаши использовали двенадцатиричное счисление), а стоимость межконтинентального сообщения длиной в сто слов, в зависимости от сезона, могла достигать четверти коровы.»
-- Тогда уж и расчетное число слов в сообщении у них должно быть кратным 12-и.
«Когда Олег улетал, он дал Кате инструкции особо не греться вопросами безопасности.»
-- Может, все-таки «особо не париться»? Или «не заморачиваться»?
«Неудивительно, что и ковчег «Беловодье», и разведчики «Потерянного Ковчега» с орбиты не сочли Аккио планетой, населённой разумными существами.»
-- А как же ровные шестиугольные ячейки из лесополос? Сами собой образовались?
«Олег остановился на гипсокартоне в качестве силовой основы...»
-- Гипсокартон, как силовая основа для пола в жилом доме?! «Оригинально-с!» (с) поручик Ржевский.
«Ямада высказал предположение, что стреловидные модули собирают из верхних слоёв атмосферы тяжёлые элементы и передают их на корабль-матку.»
-- Откуда в верхних слоях атмосферы тяжелые элементы -- да еще и в сколько-нибудь значительных количествах, пригодных для строительства модулей?
РЕЗЮМЕ
(подведение итогов)
На наш взгляд, в существующем виде роман абсолютно непригоден для публикации -- как с литературной, так и с коммерческой точки зрения.
Возможно ли тут что-то сделать, чтобы довести роман до публикабельного вида? Очень сильно в этом сомневаемся. На наш взгляд, для этого пришлось бы выбросить из романа больше половины текста -- т. е., абсолютное большинство излишних научно-технических описаний, объяснений и отступлений, оставив только самое концептуальное и необходимое, да и то сильно сократив. Это превратит роман в небольшую повесть. Все оставшееся придется переписать вдребезги и пополам, сделав текст литературным, а не «техническим». Перестроить композицию, убрать «провисания» по действию, убрать или, наоборот, развить и завершить оборванную сюжетную линию серафимов, сделав ее более или менее «равноправной» с линией главного героя. Вычистить канцеляризмы, добавить тексту образности и эмоциональности, персонифицировать речь героев. Убрать нестыковки по научно-фантастической части (как образуются «временны̀е петли» -- в романе тут накладка, см. выше). Завершить оборванную интригу, дав интересную и логичную развязку, из которой становилось бы ясно, кто, как и зачем развязал войну, и как эту войну теперь остановить. (Возможно, сбежавший главный герой как раз и отправился это делать?)
Сомневаемся, что автор захочет -- да и сможет -- все это проделать. Думаем, что в данном случае «овчинка не стоит выделки». Мы бы посоветовали автору не тратить время, силы и нервы на переработку этого романа, а учесть наши замечания и пожелания на будущее, если автор со временем возьмется за другое произведение.
Разумеется, автор в полном праве не согласиться с частью, или даже со всеми нашими замечаниями и рекомендациями.