К. Э. Смит. Чёрные бриллианты, главы ХVI-ХХ

Глава XVI

Сбоку была небольшая дверь, в которую вошёл Абдулла. Двое его спутников последовали за ним и оказались в небольшом гроте. В одном его конце располагалось углубление в форме большой чаши.

Из него непрерывно вырывалось голубое пламя, но не было заметно никакого топлива, которое могло бы поддерживать горение. Оно прыгало и кувыркалось по всей чаше, а затем устремилось вверх, приняв форму спирали.

— Подержи ногу возле отверстия, из которого исходит пламя, — сказал Абдулла Мустафе.

Мустафа так и сделал, и боль мгновенно покинула его лодыжку. Он поставил ногу на землю и обнаружил, что может ходить лучше, чем когда-либо прежде в своей жизни. Ощущение силы, казалось, пронизало всё его существо, и шок, вызванный азартом боя и возникшей в результате усталостью, спал с него, как фальшивая маска, которую сбрасывает её владелец, раскрывая свою истинную личность.

Затем Абдулла жестом предложил Ахмеду приблизиться к пламени. Ахмед так и сделал, и обе его раны мгновенно оказались исцелены, а сила молодости снова вернулась к нему.

Затем Абдулла поднёс свою раненую ногу к синему пламени, и она тоже была исцелена.

— Что ты думаете о таких вещах? — спросил он, обращаясь к Мустафе.

— Очевидно, ты владеешь странной силой, — сказал Мустафа в ответ. — Ты творишь чудеса, но я уверен, что они не выходят за рамки природного.

— Ты имеешь в виду, что этот странный жидкий огонь творит чудеса. Я их не совершал.

— И всё же ты, должно быть, являешься хозяином этой силы, — сказал Мустафа. — Если нет, то как ты мог заставить её исцелить нас?

— Я ничего не буду объяснять по этому поводу. Будьте благодарны, что она вас излечила, и больше ничего не говори, — с достоинством ответил Абдулла.

— Скажи, какова будет наша судьба, — сказал Мустафа Абдулле, когда они возвращались к гроту, в котором оставили Кассима и его братьев.

— Смерть, — ответил Абдулла, и Мустафа не удивился, как и Ахмед. Он знал, какая участь постигнет их, если они попадут в руки Абдуллы, с того самого момента, как он был ранен тремя шпионами.

— Закуйте нас в цепи, — с горечью сказал Мустафа, — но освободите от нашего обещания не пытаться бежать.

— Не буду, — был твёрдый ответ. — Если хотите, можете свободно перемещаться по всему этому зданию. Нет, разумеется, я не освобожу вас от обещания, которое вы мне дали. Но вы всё равно встретите смерть, не пройдёт и недели. Скажите своим товарищам, чтобы готовьтесь к той же участи.

— Какова будет природа нашей смерти?

— Вы будете сожжены в огненном озере.

— Огненном озере?

— Да.

— На этом острове должно быть месторождение природной нефти, — сказал Мустафа.

— Да, это так.

— Каким вы называете это озеро?

— Мы называем его Озером Благодатного Огня.

— Сколько ему лет?

— Значит, ты настаиваешь на том, чтобы услышать эту историю?

— Если она есть.

— Есть. Я расскажу её тебе и твоему кузену.

К этому времени они уже достигли прихожей, где их ждал Акмат и остальные.

Абдулла сел на твёрдый каменный пол и рассказал следующее:

— Пятьсот лет назад бог Огня, которому мы поклоняемся, прибыл на этот остров с сотней последователей со всех концов земли. Их первым храмом стал большой замок на холме, но бог не был удовлетворён этим и велел своим последователям копать из подвалов замка вглубь, вгрызаясь в камень острова. Так и было сделано, и в результате здесь появились лестница и грот, которые вы видели. Затем в маленькой комнате он поместил Огонь Жизни и передал его им на попечение, сказав, что он вылечит все их раны и придаст им новые силы. После этого он приказал своим последователям выдолбить в самом большом гроте котловину и в центре её воздвиг огромный каменный пьедестал, на котором установил своё собственное изображение в голубом пламени того же происхождения, что и у того, которое было помещено в маленьком гроте. Затем он приказал пробить туннели в камне на дне большой котловины, из которых потоками хлынула нефть и вскоре образовала в ней озеро. Он поджёг его, а затем оставил своих последователей, сказав им, что нефть вечна и её запас никогда не иссякнет. Он велел им оставаться там, наблюдать за огнём, жить в мире и молиться ему. Когда один из этих людей чувствовал приближение смерти, общество выбирало другого человека из большого мира, обращая его в их веру и присоединяя к нему, и через двести лет оно стало обществом круговой поруки. В настоящее время общество насчитывает всего сто человек, и я возглавляю его. Цель его существования вам ясна. Как я уже сказал, это общество круговой поруки. Когда одному из его членов угрожает опасность, всё, что ему нужно сделать, это попросить своих братьев защитить его. Если он жаждет мести, они помогают ему.

— Хорошее общество, — сказал Мустафа с сарказмом в голосе. — Осмелюсь сказать, что оно отлично справляется со своей работой.

— Так и есть, — сказал Абдулла. — Идёмте со мной, вы все, и посмотрите на озеро, которое должно положить конец вашим дням.

Все последовали за ним через несколько гротов и наконец вошли в большой, где находилось озеро. Ни один язык не в состоянии адекватно описать это. Пещера была шириной не менее полумили, а в её центре находилось огненное озеро.

Они стояли на самом берегу озера и могли в него заглянуть. Волны огня вздымались ввысь, закручиваясь в причудливые формы. От жары, удушливого дыма и осознания того, что ему предстоит оказаться в этом месте, Мустафе стало очень плохо. Он с трудом набрался храбрости, чтобы взглянуть на озеро.

Далеко в его центре возвышался огромный чёрный пьедестал, на котором стояла статуя бога Огня. Она состояла из голубого пламени, а в её руке был огромный скимитар из того же материала.

Странное озеро, ещё более странная статуя и окружающая странная сцена могли оказать лишь одно воздействие на людей, не привыкших к таким зрелищам. Осознание того, что их бросят в это место, так подействовало на Мустафу и его родственников именно таким образом. Все лишились чувств, кроме Бейбара, который стоял, выпрямившись и побледнев, не меняя выражения лица.

— Это худшее, что ты можешь сделать? — спросил он.

— Да, — сердито сказал Абдулла. — Разве это не достаточно плохо?

— Нет, — ответил Бейбар с сарказмом в тоне.

— Тогда чего ты ожидал?

— Это не твоё дело.

— Скажи мне, и я посмотрю, осуществимо ли это.

— Не скажу. Выясняй это сам.

— И как это сделать.

— Бесполезно просить меня рассказать об этом.

— Тогда оставим этот вопрос.

— Давай-давай. Мне это противно.

— Мне тоже. Судьба, которую тебе предстоит встретить, достаточно плоха, ты предатель!

— Ты смеешь называть меня предателем, пёс того, кого христиане называют Сатаной?

— Смею. Это единственное имя, которым тебя следует называть, единственное, которое ты заслужил и, следовательно, только его ты и достоин.

— Странно, я и не знал об этом.

— Тут и нечего знать, предатель.

— Я не предатель.

— А я говорю тебе, что это так. Почему ты, если не являешься предателем, не убил несчастных, которых я отдал в твои руки?

— Потому что я не мог быть таким жестоким. Это были люди, не виновные ни в каких преступлениях, поэтому у меня не хватило духу убить их. Я подружился с ними и тем самым заслужил твоё неудовольствие.

— Так и есть, предатель.

— Я бы назвал тебя предателем миллион раз, если бы захотел, предатель.

— Тогда прими это как награду, приятель Иблиса. — И Бейбар ударил Абдуллу кулаком по лицу.

Абдулла упал, и в тот же момент дюжина мужчин набросилась на капитана, повалив его на землю. Они связали его цепями и вынесли из комнаты. Также они нашли Мустафу и остальных и повели их с собой. Абдулла последовал за ними, выглядя очень угрюмым и злым, как он того и заслуживал.

Они поднялись на восемьдесят шесть ступенек и подошли к железной двери, запертой на засов и решётку. Её отперли, пленников ввели внутрь и бросили на пол. Они оказались в огромном гроте прямо над огненным озером. Пол был тёплым от огня внизу, поэтому узникам не было холодно.

— Это будет ваша тюрьма до самой смерти, — сказал Абдулла. — Сюда нет другого входа, кроме того, через который вас привели.

После этого он покинул это место, и вооружённые люди последовали за ним.

— Что ж, тогда нам придётся постараться извлечь из этого хоть какую-то пользу, — сказал Мустафа, когда их враг ушёл.

— То, что он нас запер, освобождает нас от данных ему обещаний, — сказал Бейбар.

Затем он рассказал им о том, что произошло после того как они потеряли сознание.

— Я ударил Абдуллу, отчасти потому, что был зол, а отчасти потому, что хотел заставить его освободить нас от этого глупого обещания, — сказал он в конце повествования.

— Никто не может винить тебя в этом, Бейбар, хотя я не думаю, что существует какой-либо способ спастись, — сказал Мустафа.

Тут в разговор вмешался Акмат.

— Я найду способ спастись, — сказал он, — если он существует.

— Тогда нам лучше осмотреть нашу тюрьму и посмотреть, правда ли то, что рассказал нам Абдулла.

— Хорошо.

Акмат и остальные отправились осматриваться на месте. Мустафа и Ахмед рассказали, что с ними произошло, когда Абдулла привёл их к Огню Жизни, и все сочли эту историю чудесной, кроме Акмата, у которого были свои мысли, но он не стал их высказывать.

В центре грота Эмир заметил дыру в полу и крикнул об этом своим друзьям. Они тут же подошли к нему и заглянули в неё. Оно была около трёх футов в диаметре, и в неё легко мог спуститься человек. Казалось, ход под некоторым уклоном уходит вниз, и конца ему не было видно.

— Если бы у нас была верёвка, я бы спустился, — сказал Мустафа.

— Мы можем сделать её из наших халатов, — предложил Бейбар.

План был признан удачным и был реализован. Из халатов получилась очень хорошая верёвка длиной около двадцати футов. Кинжал у Мустафы не отобрали, и он пригодился, чтобы разрезать одежды на полосы нужного размера. Затем их связали вместе, и самодельная верёвка была готова.

Она была достаточно прочной, чтобы выдержать вес человека. После того, как были согласованы сигналы к подъёму, Мустафа обвязал себя верёвкой вокруг пояса, сжал в руке кинжал, шагнул в яму и отдал приказ опускать.

Он медленно соскользнул вниз примерно на десять футов, а затем проход резко повернул. Он на мгновение закрыл глаза и понял, что висит над какой-то огромной ямой, раскачиваясь в воздухе.

Удушливые запахи достигли его ноздрей. Он открыл глаза и увидел, что висит над огромным огненным озером. В двух футах над его головой находилось устье небольшого прохода, по которому он спустился.

Жара и дым от горящей нефти заставили его подать сигнал о быстром подъёме. Когда его голова достигла устья прохода, он заметил, что там что-то висит. То был небольшой железный ящик, висевший на железном крюке, закреплённом в камне другим железным крюком.

Мустафа быстро отцепил его и, когда его втащили в грот, передал Акмату. Он не был заперт, и Акмат поднял крышку, не зная, что найдёт внутри. Остальные, включая Мустафу, освободившегося от верёвки, столпились вокруг него. Внутри шкатулки на подушке из мягкого хлопка лежали два чёрных бриллианта.

Если бы на них обрушился удар грома, они не могли бы быть более изумлены. Эмир был первым, кто пришёл в себя, а затем и смог заговорить.

— Абдулла, очевидно, решил, что это хорошее укрытие для его добычи, — заметил он.

— Но это оказалось не так, — ответил Мустафа и рассказал о том что смог увидеть. Остальные терпеливо слушали, и в конце Ахмед сказал:

— Теперь я понимаю смысл этой дыры. Абдулла будет использовать её для того, чтобы убить нас. Это достойно такой дьявольской изобретательности, как его. Он заставит своих людей бросить нас в неё, мы соскользнём вниз, с криком вылетим на воздух и упадём в озеро в ста ярдах ниже. Ах! Я вижу как можно ему помешать!

— И как же? — спросил Мустафа. — Возможно, он не собирается поступать с нами так.

— Что ж, во всяком случае, от моего плана не будет вреда, — сказал Ахмед. — Вот что я предлагаю. На изготовление верёвки ушло всего три халата. Верёвка достаточно прочная, чтобы выдержать как минимум двух человек. У нас есть ещё три халата. Сделаем из них ещё одну верёвку. Тогда у нас будет достаточно верёвок, чтобы выдержать четырёх человек. Наши пояса и тюрбаны могут обеспечить нас ещё одной верёвкой, способной выдержать ещё двух человек. Каждая из них имеет двадцать футов в длину и может выдержать двоих. Всего нас шестеро. Таким образом, трёх верёвок будет достаточно, чтобы выдержать нас всех. Мустафа, ты говорил, что там был большой железный крюк, на котором висел этот ящик. Мы можем привязать эти верёвки к тому крюку, о котором ты говорил. Таким образом, они будут висеть над огромным озером горящей нефти, куда нам придётся отправиться навстречу своей смерти. Их нельзя будет различить с края озера, когда Абдулла захочет увидеть, как мы вылетаем из прохода и падаем вниз, в Озеро Благодатного Огня. Только один из нас может пройти через эту нору за один раз. Первый, кто это сделает, поймает одну из этих верёвок, когда будет вылетать наружу, и соскользнёт вниз до её конца, где мы сделаем петлю, в которую он может просунуть руки. Так он может висеть там достаточно долго. Следующий человек повиснет в другой петле над ним, и так до тех пор, пока каждый из нас не окажется на этих верёвках. Как только эти люди выполнят своё дело, они уйдут и, вероятно, оставят дверь открытой. Абдулла увидит, что мы висим там наверху, но не увидит верёвок. Он отправится за своими людьми и придёт посмотреть, в чём дело. Тем временем мы поднимемся по проходу и сбежим через открытую дверь. Мы сможем пробиться наружу и добраться до лодок. На них мы поплывём к материку и таким образом уйдём целыми и невредимыми и вернёмся с солдатами, чтобы навсегда разрушить это место. Эта затея сопряжена с большим риском, но в данных обстоятельствах она является единственно возможной.

— Это хороший план! — взволнованно воскликнул Мустафа, когда Акмат закончил. — Какое у тебя воображение! Я почти завидую тебе, Акмат.

— Да, я полагаю, это хороший план, но теперь мы должны подготовиться к его осуществлению.

К утру всё было готово, и три верёвки повисли на крюке над огромным Озером Благодатного Огня. Акмат сунул бриллианты в карман и сбросил шкатулку через проход в озеро, где она, несомненно, находится и по сей день.

В гроте горело множество факелов, которые очень хорошо освещали это место. Они держались в стальных кронштейнах на стенах недалеко от пола, по шесть с каждой стороны зала и по два на её концах.

Мустафа наблюдал за ними, и в его голове возник план.

— Почему бы не поджечь дверь этими факелами? — спросил он.

— Хорошая идея! — с энтузиазмом сказал Акмат. Он подошёл к одному из сосновых факелов и попытался вытащить его из гнезда, но не смог. Затем он попытался сломать его посередине. Эта попытка тоже оказалась неудачной. Дерево было слишком толстым и твёрдым для его сил.

— Дай мне свой кинжал, Мустафа, — сказал он.

Мустафа вручил ему оружие, и Акмат принялся рубить факел пополам. После пятнадцати минут напряжённой работы ему это удалось, и он триумфально поднёс своё огненное оружие к двери из красного дерева.

Очень скоро дверь загорелась и быстро сгорела. Древесина была старой, хрупкой и легко воспламенялась. Через пять минут остатки двери рухнули, и вся группа вышла.

Огромную дверь удерживали шесть крепких железных прутьев, и каждый взял по одному. Они были массивными и тяжёлыми, и их вес был вполне достаточен, чтобы проломить человеку череп.

— Тихо, — прошептал Мустафа, возглавлявший группу. Они осторожно спустились по каменным ступеням и прошли через множество других помещений. Наконец они достигли того места, где их освободил Абдулла.

Внутри шла попойка людей Абдуллы, который тоже был среди них.

Мустафа успел увидеть это до того как вошёл, отступил назад и шёпотом посовещался со своими кузенами и капитаном.

— Бросимся на них и будем пробиваться вперёд, — сказал Бейбар. — Это единственный выход.

Они согласились с этим и, подняв свои палицы, ворвались в комнату и атаковали группу возле лестницы. Эти люди увидели, что сейчас произойдёт, и обнажили мечи.

Мустафа знал, что лучше не бросаться на клинки, поэтому изменил направление и двинулся к похожему на пещеру отверстию в конце грота. Куда оно его приведёт, он понятия не имел, но предпочитал неопределённость верной смерти или пленению, которое закончится смертью.

Войдя в пещеру, он крикнул остальным, чтобы они следовали за ним, и двинулся дальше. Пробежав довольно большое расстояние в темноте, он остановился и стал ждать их. Он услышал приближающиеся шаги, но было похоже, что они принадлежат всего одному или двум людям, а не полудюжине.

Затем он услышал голоса на расстоянии не более десяти футов. Это были не его друзья, поэтому он пошёл дальше, понимая, что его преследуют.

Наконец он увидел впереди крошечную искорку света и вскоре оказался на берегу моря, не более чем в десяти ярдах от того места, где была спрятана лодка.

Он бросился к этому месту и вытащил самую лёгкую лодку из укрытия в бухту как раз в тот момент, когда из устья пещеры вышли трое мужчин.

Они не видели его, пока он не оказался в море. Тогда они подняли сильный крик и побежали к берегу. Они были полностью вооружены, с заткнутыми за пояса пистолетами.

Они стреляли в него, не попав в лодку, а затем прыгнули в море и поплыли за ним.

Однако он был на сто футов впереди них, и им не удалось его догнать. В полумиле от берега они повернули обратно, и он увидел, как они вошли в проход. Корабля Абдуллы Хусейна не было видно. Судя по положению солнца, прошёл уже час, и Мустафа понял, что голоден.

В двух милях от острова он увидел, как от берега отчалили три большие лодки, и устремились к нему. Было ясно, что его преследовали, поскольку лодки были полны людей.

Мустафа сделал всё возможное, чтобы обогнать их, но они быстро набирали скорость, и он увидел, что они могут легко помешать ему обойти остров в сторону материка, как он намеревался. Поэтому единственное, что он мог сделать, это выйти в море и довериться удаче, чтобы спастись от противников.

Внезапно далеко на горизонте он заметил корабль. Он приближался к нему, и он продолжил свой путь. Корабль всё приближался, и точно так же к нему самому приближались его преследователи. Они были всего в полумиле, когда команда странного корабля заметила его и подняла все паруса. Увидев это, преследователи развернулись и со всей возможной скоростью помчались к острову.

Через пять минут лодка Мустафы уже была рядом с кораблём, и матросы спустили ему верёвку. Он поймал её и его втащили на палубу. Затем лодку подняли и Мустафу отвели к капитану, которому он рассказал свою историю. Капитан направлялся в Багдад, поэтому он пообещал молодому турку бесплатно отвезти его домой.

Глава XVII

Ночь стояла в Багдаде, ночь 18 июля, когда молодой человек прошёл перед дверью дома другого человека по имени Бальбек Хан. Как вы помните, именно в этом доме Абдулла заманил в ловушку Мустафу и его двоюродных братьев в ту ночь, когда дом Ахмеда был сожжён слугами этого торжествующего злодея.

Упомянутый молодой человек прошёл мимо, и вы могли бы хорошо рассмотреть его, если бы находились там. Было около десяти часов, и свет полной луны мог бы явить его прохожим, если бы прохожие оказались на этой улице в такой нечестивый и неслыханный час, как десять вечера.

Он был высок и крепок, лицо его было красивым, но самой яркой его чертой были смелые чёрные глаза, пронзительные и яркие, казалось, смотревшие насквозь. Временами в них появлялся сердитый блеск, свидетельствующий о вспыльчивом характере их владельца, который, хоть и выглядел вполне контролирующим себя, но в случае провокации легко мог взорваться.

На вид этому молодому человеку было около двадцати двух-двадцати трёх лет, он носил чёрные усы свирепого вида, которые угрожающе закручивались и усиливали тот эффект блеска его глаз, если бы вы увидели его именно в это время.

На нём был длинный матросский плащ и потрёпанный тюрбан из выцветшего шёлка с прикреплённым к нему серебряным полумесяцем. Его турецкие панталоны были из выцветшего сукна и когда-то имели ярко-алый оттенок, но сейчас он больше напоминал тёмно-розовый или пурпурный, чем любой другой цвет.

На боку у него висели большие потёртые ножны, в которых лежал скимитар. Его ярко-красный пояс был единственным новым предметом одежды, которую он носил, если не считать жёлто-синей полосатой куртки и ботинок из жёлтой персидской кожи.

Этим человеком, как вы уже, наверное, уже догадались, был Мустафа Даг, наш старый знакомый, которого мы в последний раз встречали на борту корабля, направлявшегося в Багдад.

Детали его путешествия не имеют никакого значения, поэтому я расскажу о нём лишь вкратце.

После того как капитан пообещал ему бесплатный проезд до родного города, Мустафа сказал ему, что заплатит ему при первой же возможности. Затем капитан подарил ему скимитар с ножнами, старый тюрбан и все другие упомянутые предметы, кроме панталон и рубашки, которые были надеты под курткой и, поскольку он не выставлял их на всеобщее обозрение, не были упомянуты в моём кратком описании.

Путешествие прошло без происшествий, и капитан благополучно высадил своего неожиданного пассажира на берег. Перед высадкой Мустафа взял с него обещание никому не передавать его рассказ об острове, на котором у Почитателей Пламени был свой храм. Мустафа приводил различные веские причины, почему ему не следует об этом говорить и, в конце концов, капитан согласился с его доводами и дал обещание не делать этого.

Сойдя на берег вечером того же дня, Мустафа попрощался со своим новым другом, капитаном, и отправился в дом Бальбек Хана, полагая, что это лучшее место, куда он мог бы пойти в нынешней ситуации и при текущем положении дел.

Шёл нечестивый десятый час, и Мустафа стоял перед дверью дома этого человека, не решаясь постучать. В одно мгновение он прогнал свои робкие неописуемые страхи и, подойдя к двери, постучал в неё кулаком. Немедленного ответа не последовало, поэтому он вытащил скимитар и нанёс по двери несколько ударов тяжёлой рукоятью.

Реакция была неожиданной и мгновенной. Окно в двадцати футах над головой турка резко распахнулось, раздался громкий голос, и оттуда высунулась голова, чтобы посмотреть, в чём дело и ради чего, во имя всего святого, весь этот адский шум.

Мустафа едва успел вложить меч в ножны до того как человек в окне увидел его.

— Во имя аллаха милостивого и всех прочих, зачем ты ломишься в дверь мирного человека в такой нечестивый час?

— Затем, что нуждаюсь в приюте, — ответил Мустафа.

— Ты знаешь моего хозяина? — ответил человек в окне, несколько успокоенный ответом молотка.

— Да, я его старый друг, Мустафа Даг, — ответил Мустафа.

— Правда? Что ж, я позову хозяина, прежде чем вы успеете войти. Дверь не заперта, господин. Просто толкните её, входите и чувствуйте себя как дома. Если бы я знал, кто вы такой, я не был бы так груб. Тысяча извинений, господин.

С этими словами голова убралась внутрь. Мустафа открыл дверь и вошел в коридор, закрыв её за собой. В коридоре было темно, и ему с трудом удалось найти дверь в другом конце.

Затем он вошёл в комнату, где он и его родственники остановились в ту памятную ночь, о которой говорилось в начале главы.

Здесь никого не было, и ему пришлось искать стул. Наконец он нашёл один, сел и зажёг свечу. Он всегда носил в карманах восковые свечи с кремнем, сталью и порохом, чтобы добыть огонь в случае необходимости.

При свете этой свечи он уже мог нормально осмотреться. Состояние комнаты мало отличалось от того, в котором она находилась в последний раз, когда он был здесь.

Не прошло и десяти минут, как в коридоре послышались шаги, и вошёл Бальбек, полностью, хотя и наспех одетый, но ещё не совсем проснувшийся, в сопровождении слуги, несущего поднос, на котором Мустафа заметил большую бутылку вина, каравай хлеба и другие продукты.

— Как дела, мой добрый друг? — спросил Бальбек, улыбаясь, и жестом показал слуге поставить поднос на стол и выйти. — Прошло много времени с тех пор, как я видел тебя в последний раз.

— Я нахожусь в полном здравии и признаю, что с нашей последней встречи прошло много дней. Мне стоит спросить, как ваши дела.

— У меня всё хорошо, — сказал Бальбек. — Что случилось с вами с той ночи, когда вы и некоторые ваши родственники пришли сюда? Меня не разбудили мои слуги, и я ничего не слышал об этом до следующего утра. В народе ходили неясные слухи, было проведено расследование, а слуги твоего дяди распространили странные истории. Похоже, все эти тайны связаны с парой чёрных бриллиантов и, судя по этим рассказам, в деле замешан известный гражданин и богатый купец Багдада, с которым я знаком, Абдулла Хуссейн. В последний раз его видели в ту ночь, когда вы пришли сюда, причём он был с вами и, судя по тому, что рассказали мои слуги, он не в лучших отношениях с вами. Якобы он был вашим пленником и его слуги подожгли ваш дом потому, что вы будто бы сказали, что его удерживают в нём как пленника. Ходит много других рассказов, и эта тайна для меня необъяснима. Возможно, вы сможете рассказать мне о ней, когда поедите. Но только обязательно сначала поешьте, а уж потом расскажите свою историю. Ваше загадочное исчезновение и исчезновение ваших родичей очень загадочны. Считается, что Абдулла Хусейн отправился на Дальний Восток в какую-то торговую экспедицию, а его слуги, похоже, ничего не знают, кроме того, что он сказал им, что они могут не увидеть его снова в течение многих месяцев. Затем он исчез, а вместе с ним исчезли и два его корабля. Эти корабли назывались «Змей» и «Орёл». Орёл был самым большим из двух и имел на борту больше всего орудий, хотя оба несли больше пушек, чем средний торговый корабль. Известно, что «Змей» направлялся в Китай, но никто не знает, почему пропал «Орёл. Предположительно они оба могли погибнуть во время сильного шторма в Персидском заливе.

— Я могу ответить на все эти вопросы, — сказал Мустафа, наливая себе вина. — Я был на борту «Змея» и могу сказать, что ни он, ни «Орёл» не погибли в шторме, о котором вы говорите. Когда я закончу с едой, я расскажу вам всё. Абдулла — один из самых чёрных злодеев, когда-либо живших на свете, он является верховным вождём или кем-то наподобие в том обществе, которое они называют Почитатели Пламени, и которое опустошает Восток своими дьявольскими деяниями. Просто подождите, пока я закончу с едой, и вы услышите всё, что я знаю. Мне повезло, что я сейчас жив и в безопасности. Если бы не беспечность Абдуллы, вы бы никогда больше обо мне не услышали.

— Почитатели Пламени! — в изумлении вскричал Бальбек.

— Да, Почитатели Пламени, — сказал Мустафа очень серьёзно и очень медленно. Затем он продолжил есть и, закончив, рассказал свою историю от начала до конца. Когда он закончил, была полночь.

Бальбек с изумлением выслушал рассказ, а когда Мустафа закончил, он сказал:

— Ну и что же ты намерен делать теперь?

— Отомстить за смерть моих кузенов, уничтожив Почитателей Пламени, — ответил Мустафа с блеском в глазах.

— И как же ты собираешься это сделать? — спросил Бальбек.

— Завтра я отправляюсь к багдадскому паше, изложу ему всё дело и спрошу, дозволено ли будет мне лично отомстить, став рукой закона.

— Хорошо! Это именно то, что вам следует сделать. Я уверен, что он согласится на ваше прошение.

— Тогда мне понадобятся корабли и люди для достижения моей цели. Мне хорошо известно местоположение острова, и я не смогу его пропустить. Я попрошу пашу дать мне два или три военных корабля и много людей. Я также хочу, чтобы всё это было конфиденциально, поскольку не хочу, чтобы все в Багдаде знали о моём возвращении. Поэтому вы должны утром дать мне другую одежду, чтобы замаскировать меня, ибо я слишком известен, чтобы избежать узнавания, и у меня слишком много друзей. Если бы о моём возвращении стало известно, пошло бы много разговоров, а вы знаете, что люди слишком любопытны, когда думают, что кто-то может объяснить им некую тайну.

— Я буду держать это в секрете столько, сколько ты пожелаешь, Мустафа, и прикажу своим слугам вести себя так же. Я уверен, что паша в полной мере даст тебе корабли и людей, которые тебе нужны для такого дела.

— Во всяком случае, буду надеяться, что он это сделает, Бальбек. Но если он не позволит мне самому вести боевые действия, я возьму свои собственные корабли и людей и опережу его.

— Да, возможно, он сам захочет решить этот вопрос. Если он это сделает, я бы посоветовал вам не мешать ему в этом. Вы можете подготовить свои корабли к путешествию раньше него. Он не будет торопиться.

— Возможно, вы правы, но я считаю своим долгом сообщить ему всё, что мне известно, и получить его разрешение действовать в этом деле.

— Вряд ли в этом есть необходимость, Мустафа, но вам лучше действовать по собственному усмотрению.

— Разумеется, я так и сделаю. Вам известно, в чьих руках сейчас находится моё имущество? Меня не было почти два месяца.

— До сих пор никто ничего по этому поводу не делал. Ваш дом был перестроен, насколько я знаю, по приказу жены Эмира Бека, которая была бы единственной наследницей, поскольку у вас нет родственников, кроме ваших двоюродных братьев, а они, как и вы, исчезли. Если бы никто из вас не вернулся или о вас не было бы сведений в течение трёх лет, она унаследовала бы и ваше имущество, и имущество Ахмеда Бека. В настоящее время она или её представители распоряжаются имуществом. Дом Ахмеда тоже был восстановлен. Утром я пришлю гонца в твой дом, чтобы они подготовились к твоему приезду.

— Все мои корабли вернулись из своих путешествий? До того, как я исчез, все из них, кроме двух, отправились в Китай.

— Вернулись три, доверху нагруженные шелками, и это принесло большую прибыль. Всё ваше состояние теперь составляет пятьдесят тысяч золотых. Завтра или в течение недели должны вернуться ещё пять кораблей. Весь ваш флот состоит из одиннадцати кораблей, поэтому остаётся ожидать возвращения только троих. Они ушли всего за три дня до того, как вы исчезли. Пройдёт по крайней мере месяц, прежде чем они вернутся. Вы, вероятно, получите прибыль в двадцать тысяч золотых за весь тысяча шестьсот пятидесятый год.

— Это немалое утешение, — сказал Мустафа. — Прибыль в прошлом году составила всего одиннадцать тысяч золотых, но торговля шла слабо, погода стояла плохая, а кораблей у меня было всего восемь. В позапрошлом году прибыль составила девять тысяч золотых, а кораблей у меня было только семь. В следующем году я намерен купить ещё пять кораблей, и тогда у меня будет, по крайней мере, при хорошей торговле и погоде, тридцать тысяч золотых. Если так будет продолжаться из года в год, я скоро стану одним из самых богатых купцов в Багдад.

— Ты счастливчик, Мустафа.

— Может быть, вы так считаете, но в настоящее время я мало беспокоюсь о судьбе. Мой ум слишком занят планами мести, чтобы уделять много времени мыслям о выгоде.

— Ну, я не так богат, как ты, Мустафа, но моя торговля увеличивается с каждым годом всё больше и больше, хотя у меня всего четыре корабля. На данный момент у меня есть двадцать тысяч золотых, и я надеюсь получить ещё пять тысяч в следующем году. Кроме моих кораблей и торговых заведений, я являюсь хозяином портняжного предприятия, то есть на меня работают несколько портных, получающих от меня жалованье, и из этого я зарабатываю пятьсот золотых в год. Я поставляю им ткани, они шьют одежду и продают её, я получаю прибыль и плачу им из неё.

— Что ж, вы весьма преуспели. Я помню время, когда мой отец был не богаче вас. Но торговля с каждым годом становится лучше, и купцы Багдада богатеют год от года. Вся страна тоже становится более процветающей, и я намерен запустить караван или два, чтобы торговать с арабами и персами. До сих пор я вёл всю свою торговлю с отдалёнными странами — Китаем и другими государствами в той части света, но в следующем году я последую примеру большинства купцов этого великого города и буду больше торговать дома. Риск не так велик, как и расходы, времени тратится меньше, а прибыль, как я слышал, ничем не хуже чем от морской торговли. Я также буду торговать с Аравией и Персией пользуясь кораблями, что гораздо быстрее караванной торговли, и я бы посоветовал вам сделать то же самое. Вы заработаете на этом почти столько же, сколько и я.

— Я давно собирался сделать это, Мустафа, но никак не мог решиться. Однако я сделаю это в следующем году, как только у меня появятся деньги. У меня есть несколько долгов, и поле их погашения у меня останется не больше половины моего состояния. Остальные деньги пойдут на снабжение моих кораблей и оплату офицеров и матросов, а когда я закончу, боюсь, у меня останется лишь несколько тысяч.

— Почему бы тебе не взять взаймы? Я одолжу тебе десять тысяч просто по дружбе и дам десять лет на возврат без процентов.

— Ты отличный товарищ, Мустафа. Именно так я и сделаю, если ты одолжишь мне денег. Когда ты сможешь это сделать?

— В любой момент, когда захочешь. Завтра днём будет подходящее время. Тогда я буду дома. Ты можешь прибыть туда в два часа?

— Конечно, я буду там ни минутой позже.

— Тогда решено. Пусть мне подадут пергамент и чернила, и я составлю письменное соглашение.

Принесли пергамент и другие необходимые предметы. Мустафа сел и написал следующее:

Я, Мустафа Даг, настоящим одалживаю моему другу Бальбек Хану сумму в 10 000 золотых. Эта сумма должна быть возвращена в течение десяти лет, и на неё не должно начисляться никаких процентов.

Подписано,

Мустафа Даг

Затем Бальбек написал ниже своим почерком:

Я, Бальбек Хан, настоящим соглашаюсь с вышеуказанным договором Мустафы Дага. Я обещаю вернуть десять тысяч золотых в течение оговорённых десяти лет.

Подписано,

Бальбек Хан

— Спрячь это, и проследи, чтобы с ним ничего не случилось, — сказал Мустафа, когда документ был закончен. — Когда вы вернёте деньги, вы добавите ниже того, что уже написано: «Я, Бальбек Хан, в установленный срок вернул десять тысяч золотых, одолженных мне Мустафой Дагом». Затем вы можете уничтожить запись, если пожелаете.

— Что ж, пора идти спать, — сказал Бальбек. Затем он положил документ в надёжное место и повёл гостя в комнату, где тот должен был переночевать.

Было далеко за полночь, когда Мустафа уснул и проснулся только в семь утра следующего дня. Он встал, оделся и спустился в столовую, где обнаружил ожидающего его Бальбека. Тот был холостяком и вёл довольно одинокую жизнь, завтракая в одиночестве, за исключением тех случаев, когда к нему приходили гости или у него останавливался кто-то из его друзей.

— Да, вы не из тех, кто рано встаёт, — нетерпеливо сказал Бальбек. — Я всегда стараюсь подниматься в шесть, независимо от того, во сколько я ложусь спать накануне вечером.

— Я всегда сплю, пока не проснусь, — спокойно ответил Мустафа. — Не понимаю, как вы можете проснуться в шесть утра, если легли спать в два часа предыдущей ночи, если только вас никто не разбудит.

— Так это же понятное дело, мой дорогой Мустафа. Это не что иное, как привычка, которая заставляет меня просыпаться в шесть.

— У меня никогда не было такой привычки, поэтому, как видите, я просыпаюсь в то время, когда достаточно высплюсь. О моем сне и бодрствовании я позволяю заботиться природе, а не собственным привычкам.

— Конечно, у всех разные методы. Было бы безумием ожидать иного положения дел. У каждой двери, как всем известно, две стороны, а у квадратного ящика их четыре. Если первая имеет две стороны, а второй четыре, то заменить друг друга они не смогут, пока дверь не сделается столь же толстой, сколь она высока, а ящик для того придется разобрать на части и сделать из них дверь. Пятна леопарда не отстираешь, чем бы ты ни пользовался, а из шерсти или хлопка нельзя сделать шёлк.

— Весьма достойный аргумент, мой дорогой Бальбек. Вы победили себя собственными рассуждениями. Знаете, у некоторых мечей есть два лезвия, и каждое лезвие одинаково остро.

— Ладно, хватит этих прекрасных разговоров. Наш завтрак остывает.

С этими словами они сели за стол и плотно позавтракали. Когда еда была закончена, Бальбек сказал:

— Я приготовил для тебя маскировку, и если ты пойдёшь со мной, то можешь примерить её прямо сейчас и посмотреть, подходит ли она тебе.

Он провёл его в другую комнату, где на стуле лежал парик, накладные усы и костюм, напоминающий тот, что носят аравийцы среднего достатка. Парик был угольно-чёрного цвета, из длинных и грубых волос, как и усы. Одежда состояла из белого тюрбана, длинного арабского плаща, сандалий и других предметов пустынной одежды.

Когда Мустафа облачился в эти вещи, надев под них свою настоящую одежду, за исключением туфель, поскольку вместо них ему пришлось надеть сандалии, и красного тюрбана, который он сменил на белый. Бальбек сказал, что ему придётся покрасить лицо в более тёмный оттенок. Это было сделано с помощью своего рода пигмента, и он же был нанесёно на его руки и ноги.

Затем Бальбек дал ему длинный посох, подобный тем, что носили арабы, и арабский меч, мало чем отличавшийся от турецкого скимитара.

— Теперь с тобой всё в порядке, — сказал Бальбек, рассматривая грим Мустафы взглядом художника. — За то мне честь и хвала. С остальным вам придётся справиться самостоятельно. Я не буду больше давать вам советов. Вы сами знаете, как поступать при том, что вам предстоит сделать сегодня.

— Да, вы хорошо поработали, и я этого не забуду. Отправьте гонца ко мне домой, чтобы сообщить им, что я вернулся. Не забывайте, что вы должны прибыть туда сегодня днём. До свидания.

— До свидания, и удачи тебе, Мустафа, — сказал Бальбек, когда тот вышел из комнаты на улицу. Купец стоял в дверях, наблюдая за своим юным другом, пока тот не скрылся из виду, а затем повернулся и вошёл в дом, закрыв за собой дверь.

Глава XVIII

Мустафа знал дорогу к дворцу паши, поэтому добраться туда ему не составило труда. Никто не узнавал его, когда он шёл по улицам, хотя ему навстречу попадалось много людей, с которыми был знаком.

Некоторые приветствовали его турецким эквивалентом «доброго утра», но большинство игнорировали его, если видели, а если не видели, то, разумеется, не делали ни того, ни другого.

Наконец он добрался до дворца и, подойдя к служителю у дверей, сказал ему, что желает получить аудиенцию у паши. Мужчина ответил, что его господин очень занят и у него нет времени на аудиенцию. Затем он поинтересовался, с каким делом пришёл Мустафа. Тот ответил, что может дать паше информацию о местонахождении храма Почитателей Пламени и других вещах, связанных с ними.

Служителя это убедило, и он велел Мустафе войти. Мустафа вошёл и оказался в большом коридоре, в конце которого была дверь.

— Подожди здесь, пока я вернусь, — сказал служитель.

— Поторопись, — сказал Мустафа, когда тот исчез в дверном проёме. Через пять минут служитель вернулся и сказал Мустафе, что паша даст ему аудиенцию.

Мустафа последовал за ним через несколько комнат и наконец вошёл в ту, где сидел паша.

Эта комната была примерно двадцати футов в длину и пятнадцати в ширину, с низким потолком. В ней было три двери. Помещение заполняли столы с книгами, письменными принадлежностями и другими вещами. Паша сидел в большом мягком кресле красного дерева. Ему было лет пятьдесят, и волосы у него уже поседели. Длинная белоснежная борода доходила ему до талии.

Глаза старика были чёрными и яркими, но несколько маленькими и запавшими. Лицо у него было цвета старой бронзы, нос слегка горбатый и красный на конце, что свидетельствовало о склонности к спиртным напиткам.

Слатин Бааббек, так его звали, носил длинные красные брюки и туфли со следами длительного ношения. Однако его чёрно-белый плащ был новым, как и тюрбан, лежавший на столе.

Перед ним лежало несколько писем, которые он читал, а также обильный запас пергамента, перьев и чёрных чернил.

— Ну, чего ты хочешь? — спросил Слатин, глядя на молодого человека, так грубо вломившегося в его работу.

— Разве слуга не сказал тебе этого, о паша Багдада?

— Да. Но я так привык задавать этот вопрос, что не смог удержаться. Это всё дело привычки, рассеянности и невнимательности. Надеюсь, что у вас нет ничего подобного, молодой человек.

— У меня есть привычка не вставать, пока не проснусь, паша, — был серьёзный ответ Мустафы.

— Это шутка? Если да, то я совершенно не понимаю, о чём идёт речь.

— Нет, это не шутка. Вы спросили, есть ли у меня какие-нибудь привычки, а я лишь ответил на ваш вопрос, назвав одну из них, о паша.

— Что ж, изложи своё дело, и покончим с этим, — произнёс паша очень грубым и нетерпеливым тоном.

«Ну вот опять», — подумал Мустафа, а вслух сказал:

— Я пришёл к тебе, о паша, чтобы сообщить некоторые сведения об обществе «Почитатели Пламени».

— Твой голос кажется знакомым, но твоё лицо — нет. Кто ты такой?

— Мустафа Даг, молодой городской торговец, загадочно исчезнувший несколько месяцев назад. — Мустафа был так взволнован, что забыл привычное «О паша». Сам же паша был так поражён, что тоже забыл об этом; так что ничего дурного не произошло, хотя в любое другое время это могло бы быть расценено как грубое нарушение этикета и проявление неуважения.

— Это … ! Ты это всерьёз? — вот и всё, что смог сказать паша. Я опустил слово, идущее после «Это», поскольку его невозможно употреблять в приличном обществе.

— Да, о паша, я имею в виду именно то, что сказал.

— Что ж, сядь и расскажи мне об этом всё.

Мустафа принял приглашение, усевшись, скрестив ноги, на коврик перед пашой в истинно турецком стиле. Несколько семей в Багдаде переняли европейский обычай сидеть в креслах, но при этом все они сохраняли и традицию сидеть по-турецки, скрестив ноги.

— Ну, поторопись, — нетерпеливо сказал Слатин, когда его гость удобно уселся. — У меня не так много времени, потому что я очень занят.

— Простите, о Слатин Бааббек, — сказал Мустафа. — Если бы я знал, что вы так торопитесь, я бы подождал ещё день, прежде чем посягать на ваше царственное терпение.

«Не то чтобы я так уж торопился, — подумал Слатин про себя, — но сдается мне, в этом парне слишком много того, что я называю “медоточивой говорильней”». Вслух же он произнёс:

— Я принимаю твои извинения. Продолжай.

— Сначала, скажите, сколько времени вы отводите мне на рассказ, — сказал Мустафа. — Мне хотелось бы знать это, чтобы иметь возможность вместить факты и детали моей истории в тот промежуток времени, за который я должен их изложить.

— Я дам тебе час, — сказал Слатин. — «Не думал, что он настолько предусмотрителен и внимателен к другим», — добавил он про себя.

— Теперь, о паша, я вполне готов рассказать тебе свою историю, — сказал Мустафа. Он откашлялся, поудобнее устроился на ковре, скрестил руки на груди, поднял глаза, остановив взгляд на лице паши, смотревшего на него с выражением пристального внимания и интереса, не выдававшими, однако, внутреннего изумления хозяина, и затем начал свою повесть, приобретавшую по мере рассказывания все большую выразительность, пока его голос не стал подобен мелодичному звуку труб.

Выражение интереса на лице паши переросло в удивление, и он не заметил, как прошло время. Прошло вдвое больше времени, чем он отвёл Мустафе на рассказ о своих приключениях, и когда он закончил свой рассказ, то поднялся на ноги, бесцеремонно размял уставшие конечности и зевнул.

— Это была только одна часть того, что я хотел — прийти к вам, чтобы рассказать о том, что мне довелось пережить, о паша, — сказал он. — Другая часть состоит в том, чтобы попросить вас позволить мне стать рукой закона и наказать этого Абдуллу Хусейна и его дьявольских сообщников по моему разумению и моим собственным способом. Как вы уже знаете, у меня есть личная неприязнь к этому типу, и я также желаю заслужить славу, полученную в результате такого подвига. Я не знаю, будет ли достаточно моего собственного флота кораблей и всех моих команд, чтобы наказать злодея, поэтому я прошу вас дать мне несколько ваших собственных кораблей, чтобы помочь в осуществлении этого плана.

Паша подумал несколько минут, прежде чем ответить.

— Нет, я не дам тебе ни одного из своих кораблей, — сказал он затем. — Не думаю, что это будет вполне справедливо. Однако я позволю тебе, как ты говоришь, стать рукой закона. У меня нет наследника, который занял бы моё место паши, когда я умру, поэтому турецкому султану придётся тогда выбрать человека, который будет править. Если вам удастся истребить этих Почитателей Пламени, я приложу всё своё влияние, чтобы он выбрал тебя моим преемником. Естественно, если ты окажешь Турции такую большую услугу, как намереваешься это сделать, он будет очень доволен и, возможно, зайдёт в своей милости так далеко, что окажет тебе благосклонность. Как я и обещал, если ты добьёшься успеха, я намекну ему об этом, а в случае, если не преуспею, то пошлю ему письмо, в том случае, если он не опередит меня и сам возьмет дело в свои руки, назначив тебя моим преемником без того, чтобы я с ним поговорил. В этом случае мне следует тебя благословить, и я благословляю тебя, Мустафа. Это благословение останется с тобой, и даже если ты потерпишь неудачу в своих поисках и умрёшь, то всё равно сохранишь его, пусть оно и будет всего лишь благословением старика. Иди.

— Благодарю вас от всего сердца, о паша, — сказал Мустафа у двери. — Я должен на время попрощаться с вами, но пусть Аллах позволит, чтобы я вернулся живым и невредимым, мой господин.

— Прощай, Мустафа, — сказал паша, возвращаясь к своим оставленным делам. — Аллах исполнит твоё желание. Я могу лишь надеяться, что он это сделает, но его воля — это наша воля; мы должны принимать то, что он предписывает. Ещё раз я приказываю тебе отправляться в путь. Я желаю тебе успеха в твоих поисках и надеюсь, что ты станешь моим преемником и будешь мудро управлять людьми.

Мустафа вышел из комнаты и, повернувшись к двери, увидел, или ему показалось, как слеза из глаза Слатина упала на лист пергамента. Старые плечи паши над письменными принадлежностями, и в это мгновение наблюдатель слышал лишь скрип пера и биение собственного сердца.

В следующее мгновение он тихо закрыл дверь, чтобы не беспокоить Слатина, и на цыпочках прошёл через комнату.

Три минуты спустя он уже был на узкой грязной улице, до отказа заполненной людьми всех сословий, направлявшимися на рынок.

Рассказывая свою историю паше, Мустафа снял маскировку, чтобы тот увидел, что он не самозванец. Слатин видел его раньше и узнал теперь, заявив, что вполне удовлетворен. Затем Мустафа снова надел её, и теперь на улице, он был так же незаметен для друзей, как и раньше. Он также просил пашу никому не рассказывать о своём возвращении, и его просьба была удовлетворена. Слатин был человеком, который никогда не нарушал своего слова.

Через несколько минут Мустафа уже был в центре толпы, направляясь к своему старому дому, хотя ему очень, мешали люди, которые грубо толкали его. Он не осмеливался отвечать им, опасаясь спровоцировать драку и последующего за ней ареста, поэтому смиренно позволял им делать всё, что заблагорассудится.

Высокий араб, одетый как Мустафа, ударил его кулаком, до предела доведя его самообладание. Если бы он сделал это снова, были бы неприятности, но Мустафа обернулся и свирепо посмотрел на него. Аравиец поспешил удалиться и в следующий момент потерялся из виду в пёстрой толпе.

Затем Мустафа пошёл дальше и вскоре достиг небольшой улочки или переулка, который казался совершенно пустынным. Он вошёл в него и вышел на другую улицу, пройдя сотню ярдов.

Здесь было не так многолюдно, как до того, и молодому турку без труда удалось добраться до южной стены города у реки Тигр. Большие ворота были открыты, и через них прошёл караван, возвращавшийся из пустынь Аравии. Верблюды были нагружены огромными тюками, а сопровождавшие их смуглые бедуины выглядели измождёнными, с больными, стёртыми ногами.

За караваном ехали несколько нарядно одетых всадников на лошадях с богатой упряжью. Это были послы Персии, направлявшиеся к паше Багдада, несомненно, с каким-то важным посланием или миссией.

Мустафа проскользнул через ворота как раз вовремя, чтобы избежать встречи с другим караваном, и увидел сады у реки Тигр, среди которых находился его собственный дом. Прямо перед собой, на широкой белой дороге, он увидел сад, окружавший то место, где находился его дом до того как его сожгли, а на его месте — роскошное каменное здание высотой в два этажа.

Он дошёл до ворот и вошёл, подойдя к двери, в которую постучал. Стук в собственную дверь казался таким странным и новым опытом, что он бы воздержался от этого, если бы не маскировка. Если бы он смело вошёл туда в своём нынешнем виде, слуги приняли бы его за грабителя и либо задержали, либо выгнали. Именно по этим причинам он исполнил церемонию постукивания.

Едва он это сделал, как дверь, о которой идёт речь, распахнулась прямо перед его носом, и перед ним предстал щеголеватый маленький негр-раб, кланяясь изо всех сил.

— Пожалуйста, входите, господин, — сказал он. — Я немедленно сообщу моей госпоже, что вы желаете её увидеть.

— Очень хорошо, но поторопись, — сказал Мустафа, входя в комнату и усаживаясь на небольшой диван возле двери. Едва он вошёл, как слуга выбежал из комнаты, и в следующий момент скрылся из виду.

Усевшись, Мустафа первым делом снял с себя тюрбан, накладную бороду и парик. Он положил их на диван, а затем сбросил длинный арабский плащ и большую часть других предметов арабской одежды, которые он носил, уложив их рядом с тюрбаном.

Затем он стёр краску с лица концом пояса и встал, снова став самим собой, когда в комнату вошла женщина в чадре.

— Ты Мустафа Даг? — воскликнула она в изумлении, совершенно ошеломлённая тем, что увидела.

— Да, я Мустафа Даг, законный владелец этого дома, — ответил он с достоинством.

— Тогда мне придётся передать бразды правления вам, — ответила жена Эмира Бека с истинно турецким спокойствием и покорностью.

— Похоже, что так, — ответил он. — Но, разумеется, я не буду настолько недобрым, чтобы лишить вас всех доходов. Дом и слуг Ахмед Бека, вашего свёкра, я отдаю вам, а всей его торговлей, кораблями и другими предметами будут управлять ваши представители.

— Благодарю вас, — просто ответила она. — Я почти не надеялась, что, если вы вернётесь, то будете так добры ко мне. Можете ли вы рассказать мне что-нибудь о моём муже? — добавила она с дрожью в голосе.

— Мне не хочется говорить вам правду, — ответил молодой турок, — но я полагаю, что для нас обоих будет лучше, если вы будете знать самое худшее. Он был жив, когда я видел его в последний раз, но сейчас, несомненно, уже мёртв. Будьте уверены, что если это так, он недолго будет оставаться отомщённым. Следует ли рассказать вам всю историю моих приключений?

— Да, если вы будете так добры. — На этот раз её голос чуть не сорвался, и хозяйка закрыла лицо руками.

Мустафа снова сел на диван и предложил ей сделать то же самое.

Затем он вновь рассказал свою историю о лишениях, невзгодах и несчастьях и до самого конца ему внимала самая отзывчивая и внимательная слушательница. Когда он закончил, был уже полдень, и она сообщила ему, что обед скоро будет готов.

Мустафа тотчас же вышел из комнаты, как был, без маскировки, и первым человеком, которого он встретил, оказался его старый слуга, с которым он был близко знаком. Этот парень был арабом и не являлся рабом, а входил в число тех немногих слуг в этом доме, которым платили жалованье. В большинстве же они были рабами из Нубии и Африки, за которых Мустафа заплатил большую цену.

Парень вскрикнул от изумления и уронил блюдо, которое нёс. Оно упало к ногам Мустафы, и ему пришлось сделать длинный шаг, чтобы переступить через него.

— И что ты хочешь этим сказать, вот так роняя вещи? — спросил Мустафа, несколько сердито указывая на разбитое блюдо и запечённую рыбу среди его осколков.

— Я… я не хотел этого, хозяин, — пробормотал слуга. — Я был так поражён, увидев вас, что ничего не мог с собой поделать.

Выражение изумления не покидало с его лица, и Мустафа решил простить его. В любом случае, проступок был незначительным и в качестве наказания требовал не более чем строгого выговора.

— Что ж, на сей раз ты можешь идти, — сказал Мустафа, в точности и строго исполняя свое намерение. — Но не делай так больше. Послушай, подожди минутку, — добавил он, когда слуга прошёл мимо него. — Никому не говори, что я вернулся. Я сделаю это сам.

— О, не бойтесь, что я расскажу об этом без вашего приказа, — пообещал слуга, подбирая осколки блюда и запечённую рыбу.

Мустафа прошёл дальше и вскоре добрался до кухни, где обед был почти готов, и сейчас делались последние штрихи.

Слуги обернулись, когда он вошёл, и уставились на него с открытыми ртами.

— Не разглашайте весть о том, что я вернулся, и не покидайте этот дом, — предупредил он и вошёл в столовую, отдав находившимся там слугам такие же приказания.

Затем он спокойно сел и стал ждать жену Эмира. Через несколько минут она вошла с вуалью на лице и села.

Обед был съеден в молчании, а после того как он был закончен, она приготовилась к отъезду и вскоре ушла в сопровождении нескольких слуг.

Тогда Мустафа созвал всех слуг и отдал им тот же приказ, который он ранее отдал на кухне и в столовой. Когда это было сделано, он отпустил их и сел на диван, ожидая прихода Бааббека.

В руке он держал ключи от хранилища, в котором хранились деньги. Они имели необычную форму и были полностью сделаны из серебра.

Ровно в два часа дня, как и обещал, Бааббек вошёл в комнату, отдуваясь от напряжения. Часть пути он пробежал. Его сопровождали трое слуг, которые несли большой ящик для денег.

— Пойдём, — сказал Мустафа и направился к хранилищам. Он отпер дверь одного и вошёл. Внутри на холодном железном полу были разбросаны кучи денег.

Мустафа взял ящик, отсчитал и положил в него десять тысяч золотых и затем велел трём слугам взять его. Потом все вышли, и Мустафа запер дверь. Бааббек быстро покинул дом в сопровождении своих людей с железным сундуком, сказав, что у него очень важные дела, иначе он мог бы задержаться подольше. Мустафа попрощался с ним, затем пошёл в свою комнату и сел, чтобы написать несколько писем. Эту комнату он выбрал для себя из-за книг, содержащихся в ней в большом количестве. Разумеется, у него была ещё одна комната, где он спал, но эту он хотел использовать в качестве библиотеки и кабинета для письма.

Он написал четыре или пять писем, запечатал их, отложил в сторону, а затем взял в руки сборник стихов персидского поэта. Некоторое время он читал, затем отбросил её и взял первую попавшуюся книгу.

Это был большой словарь немецкого языка в кожаном переплёте, напечатанный Гутенбергом. Как он попал к нему, Мустафа не знал, но читать его не смог, поэтому, посмотрев какое-то время на странные буквы, отложил его в сторону и взял арабскую философскую книгу.

Она заняла его внимание на полчаса, а затем он отбросил её и поднялся с кресла, чувствуя себя засидевшимся. Несколько раз он прошёлся по комнате, чтобы разогнать по жилам застоявшуюся кровь, а затем спустился вниз и принялся бродить по дому.

Когда он снова вошёл в библиотеку, было четыре часа и он чувствовал усталость и сонливость.

Мустафа опустился на диван и тотчас же заснул, но сны его были тревожные и ужасные. Чёрные бриллианты, Абдулла Хусейн, Почитатели Пламени, корабли и бурные моря смешались в них в дикой путанице.

Затем он внезапно проснулся и обнаружил, что в комнате горит лампа. Только что вошедший в неё человек с любопытством оглядывался по сторонам. Он стоял в дверном проеме, полускрытый тенью, и полусонный Мустафа сначала не узнал его. Он приподнялся на локте, протёр глаза, приходя в себя, и снова взглянул на незнакомца. Когда их взгляды встретились, Мустафа вскрикнул от изумления, и вскочил с дивана. Этим человеком был Бейбар Ятаган, морской капитан, с которым он так подружился.

Бейбар подошёл к нему с улыбкой на лице, и какое-то короткое мгновение они молча внимательно смотрели друг на друга. При этом Мустафа заметил, что Бейбар тяжело дышит, словно от бега.

Глава XIX

— Откуда ты взялся? — изумлённо спросил его Мустафа.

— Сейчас не время для расспросов, — сказал Бейбар, всё ещё тяжело дыша. — Я расскажу тебе потом. Быстро отведи меня в хранилище под твоим домом. Ты тоже иди со мной, нельзя терять время. Меня преследует Абдулла Хусейн. Поторопись, они уже у дверей. Я всё объясню позже.

— Где мой дядя, где мои кузены? — сказал Мустафа одним духом.

— Боюсь, к этому времени они уже мертвы, — ответил капитан. — Поторопись, Мустафа, иначе они схватят нас обоих. Абдулла не остановится ни перед чем, чтобы достичь своей цели. Слышишь, они ломают дверь. Их двадцать человек, и все они до зубов вооружены. Если хочешь спасти себя и меня, быстро идём в хранилище — это единственное безопасное место. Не бойся, что твоим слугам причинят вред. Абдулла преследует тебя и меня, а не их.

Естественно, первым побуждением Мустафы было собрать своих слуг и храбро начать обороняться. Но, поразмыслив, он решил принять совет Бейбара. В комнате внизу раздались звуки шагов, они были тяжёлыми, как у людей в полном вооружении людей, и равномерными, как топот солдат.

— Дом окружён? — спросил он.

— Да, — ответил Бейбар. — Со всех сторон стоят люди. Через окна не выбраться, а если мы попытаемся удержать дом, они его подожгут. Конечно, скоро прибудет помощь, но они могут прикончить нас раньше. Но если мы скроемся в подвалах, то окажемся в безопасности, по крайней мере, на какое-то время, а за это время подойдёт помощь.

Мустафа больше не колебался. Он согласился с доводами друга и, взяв ключи в руку, повёл его в подвалы под своим домом, тщательно избегая всех комнат, в которых находился кто-либо из врагов.

Едва он запер за собой люк в полу, как услышал шаги людей Абдуллы и хорошо знакомый голос произнёс:

— Они там, ломайте дверь.

Это был голос Абдуллы Хусейна.

— Сделай это, если сможешь, грабитель, — крикнул Мустафа через тяжёлую стальную дверь. — Если ты на это осмелишься, тебе придётся сломать семь крепких железных прутьев и прочный замок.

— А, это ты, белобрысая шавка. Через пять дней ты окажешься на дне Озера Благодатного Огня вместе со своими кузенами. Я дам тебе отсрочку на десять дней, если ты откроешь эту дверь. С тобой ли предатель Бейбар Ятаган?

— Со мной капитан морского судна, который когда-то работал у тебя и известный под именем, которое ты упомянул, — с достоинством ответил Мустафа. — Он был достаточно любезен, чтобы в довершение всех своих добрых дел, предупредить меня о твоём приходе.

— Я назвал предателя по имени Бейбар Ятаган, — ответил Абдулла. — Я ничего не говорил о капитане морского судна с таким именем.

— Тогда человек, который со мной, должно быть, какой-то другой Бейбар, — ответил Мустафа. — Я не знаю ни одного предателя с таким именем.

— Прекрати дурачиться, — несколько раздражённо сказал Абдулла. — Открой дверь, иначе мне придётся выбить её кулаком.

— Что толку от твоего приказа? Ты прекрасно знаешь, что эта дверь не откроется ни на одну твою угрозу, ни на твой приказ, ни от твоего хилого кулака. Крепкая сталь не поддастся голой руке.

Абдулла взревел от ярости.

— Ты пожалеешь о своих опрометчивых словах, когда окажешься в моих руках, — сказал он. — Я заставлю тебя проглотить их. Однако если ты любезно откроешь дверь и сдашься мне вместе со своим спутником, я прощу тебя и сделаю так, как изначально намеревался. Давай, поторопись. Я не могу тратить время зря, ибо мой корабль в гавани.

— Абдулла Хусейн, — последовал неторопливый и медленный ответ, — ты прекрасно знаешь, что я не подчинюсь твоим наглым требованиям. Предупреждаю, что тебе понадобится не менее часа, чтобы выломать дверь. Задолго до этого к нам придёт помощь, и вас схватят. Попробуй захватить меня, если сможешь. Это мой ответ на твои условия. Хорошо подумай, прежде чем решить, что делать дальше.

Мустафа хорошо знал, что десяти или пятнадцати мужчинам хватит и двадцати минут, чтобы выломать эту дверь, но он надеялся обманом заставить Абдуллу отказаться от задачи. Однако Абдулла знал, о чём идёт речь, и ответил так:

— Мустафа Даг, неужели ты думаешь, что сможешь одурачить меня такой ложью? Неужели ты хоть на мгновение мог подумать, что я не знаю о дверях столько же, сколько и ты, или даже больше?

— Я думаю, что ты чёрный злодей, — ответил Мустафа, не опускаясь до перебранки с врагом.

— Допустим, что это так. Тебе станет от этого лучше?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что ты трус.

— Объясни свою странную загадку.

— Не думаю, что здесь нужно объяснение.

— Разумеется, нужно. Продолжай.

— У меня больше нет времени на препирательства с таким наглым юнцом, как ты. Выдвигайте таран, — добавил говоривший, обращаясь к своим людям.

Мустафа зажёг свечу и показал своему товарищу, в каком месте они находились. Это была длинная низкая комната, заполненная ящиками и мешками, некоторые из которых были наполнены монетами, другие — слитками золота и серебра, а остальные — ценными шелками, которые Мустафа не хотел продавать. На другом конце была ещё одна стальная дверь, похожая на первую. Всё хранилище было сделано из стали и было достаточно высоким, чтобы высокий человек мог стоять в нём прямо.

Мустафа поставил свечу в небольшое отверстие в боковой части ящика и обернулся, чтобы послушать, что происходит снаружи. Бейбар, не произнёсший ни слова с тех пор, как они вошли в хранилище, сделал то же самое. До их ушей донеслись любопытные звуки.

Эти звуки были совсем не похожи на звуки тарана. Они напоминали высыпание пыли или песка из ящика на пол и удары по нему чем-то мягким. Затем наступило короткое молчание, сопровождавшееся серией резких ударов, словно бочарной клёпкой били по песку.

Затем послышался звук, словно проткнули тюк с мягкой начинкой, и быстрый топот удаляющихся ног. Было очевидно, что их враги покинули комнату. Мустафа опасался ловушки и не собирался открывать люк, поэтому он отпер дверь на другом конце хранилища и прошёл в следующее, сопровождаемый Бейбаром, как раз в тот момент, когда ужасный взрыв разорвал воздух.

Люк, из-за которого доносились звуки, разлетелся на сотню кусков, полетевших во все стороны, и облако дыма заполнило комнату, так что ничего нельзя было разглядеть.

Мустафа отскочил назад, и Бейбар сделал то же самое. Едва он успел закрыть дверь и запереть её, шум взрыва стих и послышался топот множества ног.

Выбив дверь, осаждающие, очевидно, вернулись, рассчитывая без труда захватить осаждённых. Велика же была их ярость и ужас, когда они увидели перед собой ещё одну дверь, через которую, очевидно, сбежали их намеченные жертвы.

— Интересно, сколько здесь хранилищ, — раздался голос Абдуллы.

— Не меньше полдюжины, — ответил кто-то.

— Я не думал, что в этом доме их окажется больше двух или трёх, — сказал Абдулла. — В самом деле, я никак не предполагал этого до сего момента. Что ж, всё, что мы можем сделать, это взорвать и эту дверь.

Мустафа услышал всё, что было сказано, и открыл следующую дверь в другое хранилище. Бейбар пошёл с ним, закрыл дверь, запер её на ключ и задвинул засов. Таким образом они прошли пять хранилищ подряд. В пятом второй двери не было.

Мустафа несколько минут шарил по полу со свечой в руке, а затем, похоже, нашёл то, что хотел. Он прижал пальцы к определённому месту, и люк распахнулся. Свеча осветила лестницу, и они спустились по ней. У подножия Мустафа нажал рукоятку, и люк за ними быстро и бесшумно закрылся.

— Хорошо, и что дальше? — спросил Бейбар, несколько поражённый сложным комплексом хранилищ, через которые он прошёл.

— Дальше будет вот это, — ответил Мустафа, обведя рукой место, похожее на подвал, куда они вошли. — Через три минуты мы будем в безопасности, — сказал он.

Как раз в этот момент до их ушей донёсся далёкий приглушённый взрыв, и они поняли, что дверь второго хранилища разлетелась на куски.

Мустафа указал на верёвочную лестницу в конце подвала, которая, казалось, проходила сквозь потолок через небольшое отверстие, достаточно большое, чтобы вместить тело человека.

Он подошёл к ней со свечой в руке и начал подниматься, сопровождаемый Бейбаром. Они шли вверх по узкому проходу, пока капитану не стало казаться, что лестница никогда не кончится.

Внезапно, посмотрев вверх, он увидел, что Мустафа добрался до верха и вылезает на какой-то настил. Мгновение спустя он сам сделал то же самое и оказался рядом со своим товарищем в маленькой, похожей на склеп комнате.

Здесь располагался любопытный механизм, напоминающий лебёдку. Мустафа повернул рукоятку, и эта штука начала быстро вращаться, поднимая верёвочную лестницу, пока она вся не оказалась полностью намотана на вал.

— Эта верёвочная лестница и проход были сделаны по приказу моего отца, когда дом только построили, — сказал Мустафа, — с той самой целью, для чего мы её использовали. То есть, чтобы сбежать. Вы должны знать, что у него имелось довольно много врагов, поэтому такая предосторожность была необходима. Я помню, что он воспользовался ею только один раз, когда сюда ворвалась шайка разбойников.

— Но как же вся эта система была воссоздана, когда твой дом сгорел? — сказал Бейбар.

— Несколько слуг знали о его её существовании, — ответил Мустафа, — и когда дом перестраивали, они восстановили проход, верёвочную лестницу и механизмы и разместили их точно в том же месте.

Мустафа взял ключ, пересёк комнату и отпер маленькую дверцу, впустив в помещение поток света. Он задул свечу, положил её в карман и вышел в большую, хорошо обставленную комнату с несколькими открытыми окнами. Бейбар подошёл к одному из этих окон и, выглянув наружу, увидел раскинувшиеся внизу сады.

— Теперь мы в безопасности, — сказал Мустафа. — Я думаю, что нам лучше собрать слуг и поймать Абдуллу и его людей так же, как они пытались поймать нас.

Он пересёк комнату, вышел на лестницу и спустился в столовую. Несколько слуг скорчились под столом и при звуке голоса своего хозяина вышли и, упав к его ногам, умоляли его спасти их.

— Послушайте, — сказал Мустафа, — если вы будете следовать моим приказам, мы сможем заманить этих людей в ловушку. Не бойтесь. Помощь скоро будет здесь, а пока нам лучше заняться делом. Вас семеро. Идите и приведите восемь своих товарищей, а затем возвращайтесь в эту комнату. К тому времени мой план будет уже готов.

Слуги сделали, как он им повелел, и вскоре вернулись с восемью своими товарищами-рабами. Мустафа и Бейбар направились к люку в комнате рядом с первым хранилищем и прошли внутрь (люди Абдуллы оставили его открытым). Затем они остановились в комнате, где находился Абдулла с его наёмниками, когда между ним и Мустафой состоялся разговор о том, был ли Бейбар капитаном дальнего или предателем.

Дверь хранилища была разнесена взрывом и её куски валялись по всему полу. На другом конце хранилища дверь тоже была разбита. В этот момент раздался ещё один взрыв, возвестивший о том, что Абдулла взорвал дверь третьего хранилища.

— Мы должны идти по их следам, — сказал Мустафа, — и когда они войдут в последний подвал под хранилищем, завалить вход в него бочками и ящиками. Абдулла, несомненно, обнаружит секретный люк в полу, его люди просто не смогут не наступить на него, ведь их так много. Они все ринутся в подвал, а мы закроем над ними люк и навалим на него вещи.

— А не разнесут ли они его на куски своим порохом? — спросил Бейбар.

— Вряд ли, — ответил Мустафа. — Мы обманем их, заставив поверить, что нас много, настолько много, что такое действие поставит под угрозу их жизни. Даже если они нам не поверят, мы можем расстрелять их, когда они будут выходить, в качестве последнего средства.

— Я хотел бы получить удовольствие от убийства Абдуллы Хусейна, — горько сказал Бейбар. — Если у меня будет возможность, можешь поставить свой последний сребреник, что я так и сделаю. Я не верю, что такой негодяй заслуживает хоть какого-то милосердия.

— Я едва ли могу винить тебя, Бейбар, — сказал Мустафа. — Думаю, я бы сделал то же самое. Они собираются взорвать следующее хранилище. Слушай!

В этот момент до их слуха донёсся ещё один взрыв. Он прозвучал немного дальше предшествовавшего.

— Я не удивлюсь, если порох у них закончится к тому времени, как они доберутся до подвала, — сказал Мустафа. — У них не может быть его так много.

— Надеюсь, что так и будет, — произнёс Бейбар. — Это нам очень поможет.

— Ну, пошли, — ответил Мустафа, входя в следующее хранилище. Слуги, колеблющиеся и испуганные, следовали за ним, сбившись в кучу и готовые бежать в любой момент, когда опасность покажется на их пути.

— Я боюсь, что твои рабы покинут нас в решающий момент, — прошептал Бейбар на ухо своему другу. — Они сейчас чрезвычайно робки. Я бы не стал доверять нубийцу или африканцу, если речь идёт о личной храбрости. Дайте мне турка, индуса, перса или грека, и я буду чувствовать себя в гораздо большей безопасности.

— Думаю, я согласен с тобой, — сказал Мустафа, — и в следующий раз, когда мне придётся покупать рабов, я позабочусь о том, чтобы мне достались только те, которые известны своим бесстрашием и личной храбростью.

В этот момент они услышали ещё один взрыв.

— Они в хранилище над подвалом, — сказал Мустафа. — Через несколько минут мы поймаем их в ловушку.

Он бросился в следующее хранилище вместе с Бейбаром. Слуги последовали за ними, несколько ободрённые примером своего хозяина. И хорошо, что это было так, иначе оба друга не смогли бы добиться своей цели.

В тот самый момент, когда это произошло, воздух пронзил торжествующий крик, и они поняли, что люк обнаружен.

Мустафа и Бейбар побежали вперёд, со следовавшими за ними по пятам нубийцами и вошли в пятое хранилище как раз вовремя, чтобы увидеть, как последний из людей Абдуллы исчезает в люке, оставив его открытым.

Бейбар в одно мгновение схватился за крышку и захлопнул её перед лицом изумлённого человека, который обернулся на лестнице, чтобы посмотреть, в чём дело. Тогда Бейбар уселся на закрытый люк, а Мустафа и рабы побежали за бочками и ящиками, чтобы навалить их сверху.

Когда они вернулись, Бейбар поднялся со своего места, и Мустафа поставил на дверь тяжёлый ящик. Каждый из пятнадцати слуг сделал то же самое, и через несколько минут люк был полностью завален. Каждый ящик и бочка весили не менее ста фунтов, поэтому пойманным в ловушку людям пришлось бы поднять 1600 фунтов вместе с люком, прежде чем они смогли обрести свободу.

— Даже если у них есть порох, им будет сложно поднять его к выходу, — сказал Мустафа. — Думаю, что они даже не будут пытаться это сделать.

В этот момент двадцать или тридцать полностью вооружённых соседей вошли в хранилище.

— Мустафа Даг! — сказал первый в изумлении, глядя на его улыбающееся лицо.

Все остальные тоже не преминули выразить своё удивление, задавая бесчисленные вопросы, на которые Мустафа не счёл нужным отвечать в данных обстоятельствах. Поэтому он сказал:

— Замолчите все. Я вам всё расскажу потом. Сейчас у нас слишком много дел. Я должен попросить вас помочь мне схватить злодеев, которые проникли в мой дом и в настоящий момент заперты в подвале у нас под ногами.

Он отпустил слуг, так как места для них и остальных новоприбывших едва хватало.

— А теперь молчите, — сказал Мустафа своим соседям. Они так и сделали, и вокруг стало совсем тихо, если не считать их тяжёлого дыхания и шума, производимого двадцатью шестью людьми в подвале. Они ругались, буйствовали, и сквозь шум их воплей послышался пронзительный голос, как будто кто-то отвечал на вопрос.

— Хозяин, у нас больше нет пороха, — сказал он.

Тогда над общим столпотворением разнёсся голос Абдуллы:

— Почему нет пороха? — взревел он.

— Потому что мы всё потратили на то, чтобы разнести эти двери на куски, — ответил резкий голос, становясь ещё более пронзительным.

— Почему ты не сказал мне об этом раньше? — прорычал Абдулла громче прежнего.

— Потому что мы сами этого не знали, — был ответ.

— Вы обязаны знать о таких вещах, — сказал Абдулла тем же тоном, что и раньше.

— Я забыл, — ответил мужчина.

— В смысле, ты забыл? — спросил Абдулла. — Минуту назад ты сказал мне, что не знал, что наша запас пороха исчерпан. Теперь ты говоришь, что забыл, что он закончился. Ты закоренелый лжец. Если бы ты знал, что у нас больше нет пороха, ты, скорее всего, не забыл бы об этом. Я думаю, что ты знал, но не хотел мне говорить. Я также думаю, что ты в союзе с моими врагами.

— Я отрицаю ваше ложное обвинение, — горячо возразил мужчина. — Когда я сказал, что забыл, я имел в виду, что забыл, что моё дело — знать, исчерпан ли наш запас пороха или нет.

— Этими своими словами, — сказал Абдулла, — ты ясно даёшь понять, что считаешь меня лжецом. Ребята, какова судьба человека, который в лицо называет своего господина лжецом?

— Смерть, — единодушно произнёс хор голосов.

— Значит, это будет смерть, — сказал Абдулла. — Ты умрёшь прежде, чем наши враги уморят нас голодом.

Послышался лязг стали, как будто вытащили меч. Мустафа сразу понял, что Абдулла собирается убить человека, который с ним спорил.

— Абдулла Хусейн, — крикнул он, — если ты убьёшь этого человека, я удвою пытки, которые ты испытаешь, когда тебя схватят.

— Я сам себе хозяин, — с достоинством ответил Абдулла.

— Сдавайтесь, — сказал Мустафа в ответ, выхватив скимитар и ударив им по полу.

— Не по твоему приказу, — яростно сказал Абдулла.

— Лучше бы ты сдался.

— Да неужто?

— Да.

— Почему?

— Потом узнаешь. Я прикажу своим людям проделать небольшое отверстие в полу, через которое ты и твои слуги передадите нам всё оружие. Затем я открою люк, и вы будете выходить по одному, давая связать себя по рукам и ногам. Ты должен выйти первым.

Между Абдуллой и его людьми произошёл короткий разговор на пониженных тонах, по окончании которого Абдулла сказал:

— Мы согласны на ваши условия. Вам не нужно будет проделывать дыру в полу, потому что мы станем передавать вам наше оружие по мере того, как будем выходить. Я обещаю вам, что мы не поступим иначе. Никакого предательства с нашей стороны не будет.

— Значит, ты даёшь мне слово?

— Да, честное слово. Пусть я умру в горящей нефти, если нарушу своё обещание.

— Что ж, очень хорошо.

С люка сняли ящики и бочки и подняли его. Появилась голова Абдуллы. Он передал свои пистолеты, кинжал, скимитар и мушкет ожидавшим, а затем ступил на пол хранилища и позволил крепко связать ему руки и ноги.

Ещё двадцать пять человек сделали то же самое, и через десять минут вся группа была задержана. Их вывели наружу соседи и Мустафа. У дверей Мустафа столкнулся со Слатином Бааббеком, пашой Багдада, и десятью солдатами, вооружёнными до зубов и в полных доспехах.

— Я вижу, они тебя в руках, — сказал он с довольным вздохом. — Я сообщил нескольким моим офицерам о твоём возвращении, и они пообещали не раскрывать тайну и историю твоих приключений. Один из этих офицеров случайно проходил мимо твоего дома по пути к реке и увидел Абдуллу Хусейна и ещё двадцать с лишним его людей направлявшихся к твоему дому. Офицеры немедленно пришли ко мне и рассказали, что происходит. Я привёл с собой солдат, и вот я здесь. Ты можешь передать пленных мне, и я прослежу, чтобы они были надёжно размещены в тюрьме на ночь. Утром приходи ко мне домой, где состоится суд, который будет вести кади. А сейчас я думаю, что тебе лучше поужинать.

Прежде чем Мустафа успел пробормотать слова благодарности, как паша, десять его человек и пленные ушли, и он повернулся к Бейбару и своим друзьям и сказал им:

— Оставайтесь со мной, и после ужина я расскажу вам обо всех своих приключениях.

Глава XX

— И я тоже расскажу вам свою историю, — добавил Бейбар.

— Я совершенно забыл об этом, — сказал Мустафа. — Во время волнений последнего получаса я забыл о вашем обещании, и полагаю, что с вами дело обстояло примерно так же.

— Да, это так, — ответил Бейбар.

— Что ж, идёмте ужинать. Мы сможем поговорить об этом потом.

Когда они дошли до столовой, ужин был готов. Несмотря на всю волнительность момента, повара не забывали о своих обязанностях.

После ужина все собрались в комнате Мустафы, и он рассказал им свою историю, начиная со своего исчезновения и до того момента, когда этим днём они вошли в хранилище, чтобы помочь ему поймать Абдуллу и его людей. Они видели, как эти люди вошли в дом Мустафы, и пятнадцать минут спустя услышали первый взрыв. После этого они сформировали вооружённый отряд и, когда всё было готово, вошли в дом Мустафы.

— Теперь ты можешь рассказать свою историю, — сказал Мустафа Бейбару.

Бейбар к этому времени уже успокоился и после некоторых необходимых пояснений повел рассказ с момента расставания с Мустафой и до того момента, как вошёл в его дом, чтобы предупредить. Рассказ его звучал следующим образом:

— Когда Почитатели Пламени захватили нас в камере, я увидел, как Мустафа направился к маленькому туннелю, приказав нам следовать за ним. Это было невозможно, поскольку захватчики надёжно нас связали. Я крикнул Мустафе, чтобы он убегал, и он помчался дальше. Некоторые из людей Абдуллы последовали за ним, но я не знаю, сколько их было. Полагаю, их было шесть или семь. Я не думал, что они поймают его, потому что он был хорошим бегуном, и я знал, что он сбежит, если только не вывихнет лодыжку или не поранится как-то иначе, не выдаст себя или туннель не закончится ловушкой. Я надеялся, что это приведёт его к берегу моря, где он сможет найти лодку и получит некоторый шанс быть подобранным проходящим судном, если его не поймают враги.

Да, похитители долго держали нас в этой пещере, видимо, ожидая возвращения тех, кто преследовал Мустафу. Примерно через час они появились, похожие на побитых собак.

— Вы его поймали? — спросил Абдулла.

— Нет, — ответил один из этих разгильдяев. — Он сбежал, и его подобрал проходящий мимо корабль.

— Почему вы позволили ему сбежать? — яростно спросил Абдулла.

— Мы ничего не могли с этим поделать, — ответил жалобным тоном другой.

— Почему вы ничего не могли с этим поделать? — злобным тоном спросил Абдулла.

Я сразу понял, что у нерадивых преследователей будут неприятности.

— Вы намеренно позволили пленнику сбежать, — сказал Абдулла с угрозой в голосе, — и отвергли мои обвинения, тем самым ясно дав понять, что считаете меня лжецом.

— Мы не это имели в виду! — хором ответили преследователи.

— Меня не волнует, имеете ли вы это в виду или нет, — сказал Абдулла. — Каждый из вас получит по сто ударов плетью и будет заключён в тюрьму на месяц, и каждый день этого месяца вам будут давать по пятьдесят ударов плетью. Уведите их прочь, — добавил он, обращаясь к некоторым из своих подручных.

Да, эти нерадивые преследователи плакали, рыдали, скулили и протестовали против такого обращения с ними, но всё было бесполезно. Абдулла был упрям, как мул, и полон решимости поступить именно так. Я почти пожалел бедняг.

— Теперь отведите этих людей обратно в тюрьму, — сказал Абдулла своим людям, имея в виду двоюродных братьев, их отца и меня.

— Мы могли бы сбежать, — крикнул я ему в ответ, когда похитители вывели нас из комнаты.

— Да, могли бы, но вы этого не сделали, — ответил он и повернулся к нам спиной, как будто нас не существовало.

Говорить что-либо ещё было бесполезно, поэтому я воздержался от продолжения. Нас отвели обратно в нашу тюрьму, где снова заперли и завалили вещами старую дверь, чтобы мы не могли сбежать. Затем они ушли и оставили нас там. Мы сидели в тишине, проклиная свою злую удачу и поклявшись отомстить Абдулле, если нам представится такая возможность.

Через десять минут в комнату вошёл человек с большими европейскими часами. Он, казалось, нисколько нас не боялся и повесил часы на стену так равнодушно, как будто нас там и не было.

— Теперь, — сказал он, — вы можете смотреть на часы и знать, сколько часов вам осталось жить. Завтра в четыре утра Бейбар Ятаган, морской капитан, должен умереть, соскользнув по жёлобу в этой комнате. Через него он отправится в озеро внизу.

— Это я, — сказал я.

— Что ж, едва ли я помогу тебе своей жалостью, — сказал мужчина.

— Когда мы умрём? — спросил Ахмед.

— Через два часа, — сказал мужчина с мрачной улыбкой на устах. — Однако сегодня вечером вас выведут из тюрьмы, потому что вы умрёте не с помощью желоба. Абдулла позаботится о вашей судьбе, не бойтесь.

— Нет, я не боюсь, что он нас забудет, — сказал Ахмед. — Но я боюсь, что он уготовил нам какую-то ужасную судьбу, о которой мы ничего не знаем. Я не трус, но должен признать, что эта неопределённость меня нисколько не успокаивает. Абдулла — человек находчивый, и вряд ли его подведёт собственная изобретательность.

— Я передам ему ваш комплимент, — усмехнулся этот человек. — Готов поспорить, что он будет доволен.

— Мне нечего поставить, — грустно сказал Ахмед.

— Так-то оно так, но разве у тебя нет твоей жизни?

— Да, но скоро она перестанет быть моей.

— Что ж, вы действительно находитесь в затруднительном положении. Если бы я думал, что смогу хоть чем-то помочь вам, я бы так и сделал. Но боюсь, что все мои усилия будут напрасны. Мне очень надоело общество этих людей, Почитателей Пламени, и я жалею, что некогда присоединялся к ним.

— Ваши чувства добры, — сказал я, — но было бы ещё приятнее, если бы вы осуществили всё сказанное. Однако это, как вы сами говорите, почти невозможно, пусть я и не считаю, что существует хоть что-то невозможное. Однако вы можете думать иначе. Давайте расстанемся, считая, что мы не сделали друг другу ничего плохого.

— Я полностью согласен с тобой в твоём утверждении, что нет ничего невозможного, — сказал этот человек, — но сейчас я не хочу рисковать.

И с этим прощальным замечанием он вышел из комнаты, оставив нас предаваться своим размышлениям. С тех пор я его больше не видел. Если все его слова были правдивы, то он был честным человеком, а коли так, то я могу со спокойной совестью дать ему своё благословение и быть уверенным, что оно даровано тому, кто его достоин.

Ну вот, мы провели ночь, наблюдая за тем, как стрелка часов тихо и незаметно двигалась вперёд. Тусклые факелы проливали неземной свет внутри этой комнаты, оставляли многие углы во тьме. Если не считать покачивания маятника, всё было тихо, как в могиле. Около полуночи вошли десять или двенадцать человек, забрав Акмата и его четырёх сыновей. Это был последний раз, когда я их видел и, вероятно, так будет и впредь.

Здесь Бейбар на мгновение прервал свой рассказ, чтобы вытереть слезу, скатившуюся по его щеке. Как только он закончил с этим, то снова продолжил:

— Они все попрощались со мной, а потом люди Абдуллы их увели. Акмат вышел последним, в дверях он посмотрел на меня и указал на жёлоб на полу.

Я всё понял и, коротко взглянув на часы, придумал план своего спасения. Приходивший ранее человек сказал мне, что я умру в семь утра следующего дня. Абдулла будет на берегу озера, вероятно, за пять минут до этого, чтобы увидеть, как я вылечу в воздух, а затем упаду в огненное озеро внизу.

Люди, которые должны были проследить за тем, чтобы я отправился в свой путь к смерти, вероятно, придут в мою комнату примерно за полчаса до семи. Как только они выполнят свой долг, то покинут комнату и, вероятно, оставят дверь открытой, или не станут запирать её.

Я подошёл к часам и, ухватив стрелку, повернул её назад на двадцать пять минут, а затем вернулся на своё место и терпеливо стал ждать гибели. Мой план, вероятно, понятен вам, но я объясню его яснее.

Если люди Абдуллы войдут в комнату за полчаса до назначенного времени казни, они увидят, что пришло её время, и поэтому приведут её в исполнение. Я тогда повис бы над ямой на верёвках, пока они не уйдут, а затем снова забрался бы наверх и сбежал, если дверь останется открыта. Меня беспокоила лишь возможность того, что по привычке они могут запереть её. Однако я не видел выхода из этого положения и решил пойти на риск.

Как я и предполагал, в то утро эти люди вошли в комнату задолго до назначенного времени. Они посмотрели на часы, и я тоже. На них было без трёх минут семь. Один из мужчин издал изумлённое восклицание. Повернувшись к своим товарищам, он заметил:

— Мы, должно быть, сильно промедлили.

Затем они схватили меня и связали ноги и руки. Я не ожидал этого и подумал, что настал мой последний час. Однако верёвки завязали не очень туго, так что я понял, что, если мне повезёт, я ещё смогу спастись.

Пока меня вели к жёлобу, я старался ослабить путы на своих запястьях. Мне удалось с этим справиться, и я увидел, что во время спуска мне не составит труда освободиться от верёвок.

Точно в назначенный час меня опустили в жёлоб, толкнули руками, и я полетел вниз.

Первые десять футов я пролетел с ужасающей быстротой, а затем мне удалось сбросить эти адские верёвки с запястий и расставив руки, упереться в стенки желоба. Это позволило мне стабилизировать спуск, чтобы не двигаться слишком быстро, и когда через несколько мгновений я влетел наружу, то смог легко остановить спуск, ухватившись за самую крепкую из верёвок.

Я позволил себе соскользнуть к петле на её конце, закрепившись в которой я передохнул и огляделся вокруг немного спокойнее. Первым делом нужно было снять верёвки с моих лодыжек, что я вскоре и выполнил. Затем я ещё немного отдохнул, бросил последний взгляд на огненное озеро, после чего высвободился из петли и начал восхождение. На второй петле я немного отдохнул, а затем продолжил путь и наконец очутился в устье жёлоба. Я упёрся руками и ногами в его края и начал подниматься.

Смею вас заверить, что это была недетская работа, и когда я дотянулся до верхней кромки жёлоба, то почувствовал, что хочу остановиться. Однако, этого делать было нельзя, поэтому я двинулся дальше, хотя руки и ноги у меня болели от напряжения, и наконец выбрался наверх, совершенно обессиленный и запыхавшийся.

Минут пять я лежал на полу, не в силах подняться. Когда я отдышался, то поднялся на ноги и направился к двери, которая, к моей великой радости, осталась открытой.

Я бесшумно спустился по лестнице, не встретив никого на пути. Пройдя ряд комнат, я наконец очутился в прихожей. Там никого не было, поэтому я вошёл в туннель и пошёл дальше. Наконец я добрался до его конца и вышел недалеко от моря. Корабля Абдуллы Хусейна видно не было, поэтому я пришёл к выводу, что он либо ушёл в море, либо находился на другой стороне острова. Последнее предположение оказалось верным, как я позднее обнаружил к своему несчастью.

Вдалеке я заметил корабль и, бросившись в море, поплыл к нему. Команда заметила меня, когда я приблизился к ним на расстояние четверти мили, и вскоре с корабля была спущена шлюпка, которая подобрала меня.

Меня взяли на борт корабля, который, как оказалось, был турецким с турецкой командой и капитаном, направлявшимся в Багдад. Я рассказал свою историю капитану, и он настолько заинтересовался мною, что предложил мне бесплатный проезд домой. Я с готовностью принял это предложение, но пообещал ему, что он не останется без вознаграждения.

Когда я впервые рассказал ему эту историю, он отнёсся к ней несколько недоверчиво но я предложил доказать ему её правдивость, как только мы доберёмся до Багдада. Его это убедило, и он сказал, что не желает никаких дополнительных доказательств, помимо моих слов.

После того, как остров скрылся за нашей кормой, я решил, что нас не будут преследовать, но эта иллюзия вскоре рассеялась, когда вдали у западного горизонта показался корабль Абдуллы. Я без труда узнал его и сообщил капитану о своём открытии.

Все паруса были подняты, и мы летели с большой скоростью, но корабль всё равно приближался, пусть и почти незаметно. Через два дня мы были в Ормузском проливе, а противник находился не далее чем в трёх милях от нас. Когда мы через день мы достигли устья Тигра, он отставал всего на милю.

Четыре дня спустя, когда мы достигли Багдада, он был всего в ста ярдах позади нас, и едва я успел выйти на берег, как с его борта спустили лодку, полную вооружённых людей. Я быстрым шагом направился к дому Мустафы и прибыл сюда, опередив их всего на пять минут, как вы уже знаете. На этом, друзья мои, заканчивается моя насыщенная событиями история. Вы можете верить ей или не верить, но всё рассказанное мною — правда, и я даю вам в этом моё честное слово.

Бейбар откинулся на спинку дивана, на котором сидел, и глубоко выдохнул.

— Я уверен, что никто не сомневается в вашей правдивости, — сказал Мустафа.

— Что ж, тогда мы больше не будем об этом говорить. Я уверен, что это вполне устроит все заинтересованные стороны. По крайней мере, для меня.

— Я с вами полностью согласен. Кто заведёт разговор?

Никто, по-видимому, не мог придумать ничего достойного обсуждения, поэтому он сам затеял спор о преимуществах корабельной и караванной торговли, причём сам он превозносил первую. Бейбар отстаивал её, приводя причины, по которым корабли лучше караванов, но большинство остальных придерживалось противоположного мнения. Спор становился всё жарче и жарче и наконец закончился победой тех, кто говорил, что корабли лучше. К этому времени была уже почти полночь, поэтому соседи попрощались с Мустафой и пошли домой.

***

Проснувшись на следующее утро, Мустафа обнаружил, что его история стала достоянием всего города. Продавцы фруктов говорили о ней на базарах, и повсюду она была главной темой для разговоров.

Мустафа рано позавтракал и отправился в дом паши. Он прибыл туда через час после выхода и сразу же был допущен к Слатину Бааббеку.

Он обнаружил, что комната почти заполнена. Абдулла и его товарищи стояли в ряд с цепями на руках и ногах, причём у каждого к лодыжке был прикреплён на отдельной цепи тяжёлый железный шар. Позади пленников стояли десять солдат с ружьями в руках и скимитарами в расстёгнутых ножнах.

Перед ними на большом ковре, скрестив ноги, сидел почтенного вида кади, а рядом с ним — паша.

Ещё один человек сидел за столом позади этих двоих с пергаментом, чернилами и перьями под рукой, чтобы вести протокол судебного процесса.

Слатин жестом подозвал Мустафу и велел ему сесть. Он так и сделал, усевшись на другой ковёр неподалёку. Все взгляды были обращены на него, и он начал волноваться и, возможно, немного нервничать. От духоты в комнате ему стало плохо, и лицо его покраснело.

Кади прочистил горло и сказал:

— Надеюсь, что все присутствующие готовы к суду. Это всего лишь формальный вопрос, но нужно дать заключенным возможность высказаться в свою защиту, как они того пожелают, чтобы свершилось правосудие. Мустафа Даг, ты можешь встать и сообщить имя своего отца описать своё жизненное положение и рассказать свою личную историю до того момента, как ты оказался замешан в этом деле.

— Моего отца зовут Когия Даг, — сказал Мустафа, — и он был преуспевающим торговцем в этом городе. Он умер в возрасте семидесяти лет, когда мне было восемнадцать. В настоящее время мне двадцать три года, в следующем январе исполнится двадцать четыре. Когда отец умер, он оставил мне большое состояние и процветающее дело. У меня было довольно много кораблей, которые я отправлял в плавание в чужие страны для торговли с их жителями. Насколько мне известно, у моего отца было немного врагов, но самый страшный из них Абдулла Хусейн, главный злодей из числа тех пленников, которого вы видите перед собой. Какова была причина вражды между ними, я не знаю, но подозреваю, что это была какая-то старая любовная интрига.

При этом заявлении Абдулла гневно покраснел, нахмурился, и на его лице появилось выражение недовольства, угрожая остаться там надолго.

Мустафа продолжил следующим образом:

— Во всяком случае, он пытался разрушить торговлю моего отца с зарубежными странами, настраивая людей против него и используя различные другие уловки, но мне не подобает быть столь злонамеренным, чтобы называть их. Эти уловки не увенчались успехом, и я полагаю, что тогда Абдулла попытался выместить свой гнев на мне. Я думаю, что он пытался меня убить, но не знаю этого наверняка. Как бы там ни было, всё это происходило в строжайшем секрете. Я жил очень тихой, спокойной жизнью без происшествий до тех пор, пока не оказался втянут в это дело. Я усерден, старателен, занимаюсь некоторыми атлетическими практиками и не женат. У меня много друзей, с некоторыми из которых я очень близок, и мало врагов, о которых я знаю. Вот мой ответ, о кади.

— Секретарь, вы всё это записали? — сказал кади, обращаясь к человеку за столом, который усердно писал с тех пор, как Мустафа открыл рот. Он писал ещё несколько мгновений после того, как кади обратился к нему, а затем поднял голову и произнёс:

— Да.

— Пусть суд продолжится, — сказал кади. Затем он обратился к Абдулле почти с теми же словами, что и к Мустафе.

Абдулла рассказал свою историю, и писец за столом усердно строчил. Его история звучала так:

— Меня зовут Абдулла Хусейн, и сейчас мне пятьдесят лет. Я родился десятого августа тысяча шестисотого года в Константинополе. Мне не стыдно заявить, что мой отец был корсаром и зарабатывал на жизнь, грабя генуэзские корабли и другие европейские суда в Средиземном море. Он заработал много денег и воспитал меня в богатстве и роскоши. Его звали Константин Хусейн, он был турком из Дамаска, а мать — турчанкой из Константинополя. Моя мать умерла в день моего рождения. Мой отец умер, когда мне исполнился двадцать один год, и оставил меня единственным наследником своего огромного состояния. Я немедленно приехал в Багдад со всем своим богатством, где взял в жёны несколько знатных женщин. В настоящее время они живут в Антиохии у моего дальнего родственника. Они уехали из города месяц назад. Детей у меня нет. Я часто уезжаю из города по личным делам и иногда не возвращаюсь в течение многих месяцев. Я всегда жил тихой и мирной жизнью. Это, о кади, мой ответ.

Абдулла замолчал и наблюдал за писцом, пока тот не закончил. Затем он поднял голову, прекратив писать, и кади продолжил судебное разбирательство.

Он взял лежащий рядом с ним кусок пергамента и прочёл с него следующее:

Обвинение

кади

— Таково обвинение, — сказал кади. — Ты можешь защищать себя, как сумеешь. Писец, следи за тем, чтобы не допустить ошибок. Абдулла, ты должен говорить медленно и отчётливо, а всем остальным следует молчать.

Абдулла выпрямился и прочистил горло, чтобы заговорить. На его лице было выражение тревоги и беспокойства, казалось, что он в отчаянии. Его лицо побледнело, когда он начал говорить. Он сказал следующее:

— Я, Абдулла Хусейн, заявляю, что это обвинение ложно и я могу доказать свою невиновность. Я уверен, что все мои друзья, арестованные вместе со мной, также докажут это. У меня в кармане есть документы, которые доказывают, что я был настоящим сыном Когия Дага и что этот Мустафа — самозванец!

— Дайте мне посмотреть, — сказал кади, дрожа от изумления. Голова у него шла кругом, и он не подумал, что пленник закован в цепи. Все взгляды были в изумлении прикованы к Абдулле, и все, казалось, застыли на месте. Мустафа едва не потерял сознание и не знал, что делать.

— Снимите с него оковы, — сказал кади солдатам, едва ли понимая, что он говорит.

— Да, освободите его, и пусть он передаст нам бумагу, — сказал паша, не представляя, что может случиться.

Солдаты механически выполнили приказ, и длинные цепи упали к ногам Абдуллы, оставив его свободным.

Он быстро вытащил из кармана тяжёлый пакет, быстро развязал его и, подойдя к кади, бросил ему на колени. Кади медленно развернул его, и все взгляды были прикованы к нему; никто не видел ничего другого и не думал ни о чём другом, в том числе про Абдуллу. Они его вообще не замечали, а когда кади оторвал взгляд от свитка пергамента, чтобы поговорить с ним, его уже не было!

Во время волнения, которое последовало за передачей пакета кади, он вышел из комнаты и сбежал.

Мгновенно поднялся шум, и все, кроме Мустафы и кади, бросились в погоню. Солдаты и паша увели своих пленников, и через несколько мгновений в комнате воцарилась тишина.

— Подойди сюда, — сказал кади Мустафе. Мустафа машинально повиновался и, поднявшись на ноги, подошёл к старику, опустился на колени и посмотрел на пергамент, представленный ему на рассмотрение. Он заподозрил неладное еще прежде, чем увидел ряд заглавных букв, а затем рухнул навзничь и закрыл лицо руками, не зная, смеяться ему или плакать. Слова эти были следующими:

КАКИЕ ЖЕ ВЫ ДУРАКИ! МОЯ ПСИХИЧЕСКАЯ СИЛА ПРЕВОСХОДИТ ВСЕ ВАШИ РАССУЖДЕНИЯ!

Окончание следует